Аннотация: Текст участвовал в 18-й мини-прозе под названием "Предощущение". Я исправил парочку ляпов, и теперь выкладываю здесь. Да, на конкурсе он занял 18-е место.
Бескаравайный С.С.
Заложники поглупее
трактат о трансмутации
Частный интерес страсти неразрывно связан с обнаружением всеобщего, потому что всеобщее является результатом частных и определенных интересов...
Г. Гегель
Воздух мягко щекотал перепонки крыльев и поглаживал чешую. Хотелось размахнуться как следует и дёрнуть к Угловатой речке или к хутору старика Маута, хотелось в который раз попробовать пролететь сквозь водопад и не свалиться вниз под ударами воды, не притворяться потом рыбой. Можно было придумать еще сотню причин подольше пробыть в воздухе.
Но он уже не успевал.
Внизу, по единственной дороге, связывавшей замок с западным трактом, шел караван. Неполная дюжина лошадей под сёдлами и вьючные мулы. Он мог разглядеть заклепки в шлемах всадников, пересчитать подковные гвозди в лошадиных следах. Пара человек одеты очень богато, даже пышно. У солдат хорошее оружие.
Хоть дорогу и наполовину закрывали деревья, Ларнит прекрасно видел сущности путников.
Первый всадник, в позолоченной перевязи, был равнодушен, как бывают равнодушны лягушки в самые сильные морозы. Холодный, расчетливый. Дорогу знал, правил лошадью уверенно и совершенно не слушал настороженного бормотания спутника. Тот храбрился, очень надеялся на какое-то своё, непонятое оружие и каждую минуту проверял, все ли стражники едут за его спиной. Те были вполне обыкновенными вояками, которых можно увидеть в любом замке. Показное хамство, такая же показная угодливость и азарт, который так прочно сросся с храбростью, что люди уже не могли отличить одно от другого.
Ларнит, в высоте, раздраженно зашипел и неумело выдохнул куцый язык пламени. Надежда, что они задержатся в пути хотя бы на один день - развеялась.
Его вольные полеты кончаются сегодня. Он на секунду свернул хвост в какой-то невообразимый узел, но потом вытянулся как стрела и забил крыльями изо всех сил. Забраться повыше, чтобы одним взглядом охватить все свои владения. Лес сверху походил на толстый мох, из которого выпирали маленькие зубцы утёсов Симлоха, сверкал извив Анзы, а еще дальше сине-черной полосой виднелось море. Он редко летал к побережью - в рыбачьих деревушках вечно норовили поймать его сетями, чтобы потом сдать матери в упакованном виде. Хоть и боялись её гнева, осторожничали, но еще когда он был совсем маленьким, им это удалось. С тех пор дракон отвечал редкими и обидными утоплениями лодок в полете стрелы от берега. Ему куда больше нравилась пойма Кализы - там легко было застать молодого оленя и, подражая соколу, закогтить животину. А потом есть вкусное мясо, изредка подпаливая его собственным дыханием.
Он мог бы подняться еще выше и рассмотреть, что делается у соседей. Пусть хотя бы одним глазом. Но нет, хватит. Хотелось видеть только своё.
Молодой дракон наполовину сложил крылья и, разгоняясь с каждой секундой, стал падать в сторону родного замка. Он любил подражать соколам, но у самого донжона приходилось останавливаться, махая крыльями чуть ли не по совиному.
Площадка на вершине квадратной башни была вся покрыта оплавленным камнем, а зубцы выщерблены драконьими когтями. В углу стоял небольшой сундук с одеждой. Когда Ларнит был совсем маленьким, и мать только перестала управлять его превращениями, он никак не мог привыкнуть к необходимости одеваться. Тело какое-то время еще хранило в себе жар, и в любой холод он мог растапливать в ладонях снежки. Главное, было не пропустить момент, когда исчезали все следы драконьего огня, и он становился обыкновенным мальчишкой. Мать поставила специальную няньку, чтобы та постоянно сидела этажом ниже с набором рубах, штанов и башмаков. Когда-то он жутко стыдился её ласковых, похожих на куриное квохчание советов, как ловчее натянуть рубаху, а сейчас воспоминания только отблеском прошлого промелькнули в его разуме.
Теперь на старом месте был накрытый стол. Иногда после полетов до одури хотелось есть. Хорошо, что не сейчас.
Он прошел вниз, свернул вправо, равнодушно скользнул взглядом по склонившемуся старику Охрису, и постучался в дверь материнских покоев.
Она, как почти всегда в последние годы, сидела у камина и читала книгу. Он склонился и поцеловал ей руку.
- Приезжают сегодня. Вот-вот. Они уже наверняка перешли ближний мост.
- Хорошо, - она смотрела на страницу, но думала о чем-то своём. Вязь букв и орнаменты на полях давно уже служили ей не чтением, а поводом уйти в грёзы.
- Спустишься к ним?
- Нет, Ларни, не выйду. И ты лучше не встречай их у ворот, поговоришь уже в зале.
- Почему? - в его голосе слышится обида, - Всё пройдет достойно, я держу себя в руках, ты же знаешь.
Она неохотно закрыла книгу, и он поставил пухлый том на полку, к десятку остальных. Ларнит не понимал этой привычки - читать - и потому прощал Хомилусу редкое ворчание по поводу трат матери. Но с ней он никогда не спорил.
- Ты до сих пор не сообразил, кто привезет указ на твоё полнолетие? Подумай? Ты должен был видеть его в караване.
- Я смотрел свысока, - сын присел на маленькую скамеечку у кресла.
Она погладила его по макушке.
- Твой отец никогда не превращался, он этого не умеет, в нём слишком мала доля нашей крови.
Ларнит дернулся.
- Тот, спокойный?
- Как ты сказал? Спокойный? Нет, просто всё, что у него получается, это заморозить свои чувства, так что даже взрослым драконам непросто прочесть их. Ты, конечно, можешь снова залезть на башню, и смотреть на въезжающих, как любишь смотреть на слуг, чтобы разглядывать их страхи и радости, но не надо. Он не обидится, Марб обижаться вообще не умеет, но чуть позже ты получишь порцию ответных колкостей.
Он смотрел в огонь.
- Ну что, Ларни, не полезешь на донжон?
- Нет.
На главную башню замка он действительно не полез, но пошел в малый арсенал, устроенный в надвратной башне-барбакане. Там были бойницы, которые выходили и на дорогу, и во двор. Стал ждать.
Когда подошел караван, Ларнит как мог вглядывался в лицо того самого, первого человека. Ну, похож. Нос, скулы, глаза. Еще короткая светлая борода, которой еще не мог обзавестись Ларнит. Только вот в толпе, на ярмарке, он никогда бы не обратил внимания на подобное сходство. И, герб. То-то мать спросила про караван. Сверху было трудней всё разглядеть, да и разум в драконьем обличье становится какой-то другой, ему важнее страсти человека, а не его одежда.
Караван заметили, отца узнали, дворня засуетилась. Кто-то побежал на донжон и вот уже там поднимается флаг. Хомилус спешно натягивал свой лучший кафтан и кричал, чтобы принимались жарить кроликов и грели воду. Ларнит видел, что так рано приезда отца не ждали, часто бегут не по делу и вообще, крика больше, чем дела. Но когда Марб въехал в ворота, Хомилусу удалась навести хоть какой-то порядок. Дворня встретила хозяина поклоном.
Ларнит ощутил странную зависть и даже ревность к человеку, который был сейчас центром внимания. Он слишком привык, что на него откровенно пялят глаза, или стараются внимательней рассмотреть исподтишка, или просто приглядывают за мальчишкой, который может стать драконом. Раньше о нём почти забывали только однажды. Ему было восемь лет, и у него завелся приятель, почти друг, сын псаря. Атрон. Ларнит, превращаясь, был еще слишком мал, чтобы кого-то сажать себе на шею, да и не позволил бы он такого детям прислуги. Атрон был единственный, кому хватило смелости держаться за лапы дракона, чтобы тот поднимал его в воздух. Держался, понятно, не голыми руками, а заматывал их в тряпки. Потом они додумались до ременной петли, которую Ларнит подхватывал, а потом швырял Атрона в озеро и, превращаясь, падал туда же сам. Они спорили, кто из них нырнет глубже. Скоро прыжки стали любимой забавой детей из замка. Всё было потешно, пока ремень не лопнул. Атрон был еще над камнями, и Ларнит спикировал, поймал его у самой земли. Он схватил приятную руку и от рывка сжал лапу еще сильнее. Когти почти отрезали Атрону пальцы. Ларнит как мог аккуратно приземлил приятеля на камни, где другие мальчишки, ждавшие очередного прыжка, теперь, растерявшись, смотрели на покалеченную руку. Он обмотал Атрона случайной веревкой и чьими-то штанами, превратился обратно в дракона, и донес приятеля до замка. И в этом же дворе, где сейчас спешивались всадники, дворня окружила раненого. Ему все пытались помочь, а до хозяйского сынка никому не было дела. Ларнит стоял, молчал, а потом тихо сел у колодца и просидел так до вечера.
Теперь, по приказанию матери, беспалый Атрон был его слугой. Возможная дружба умерла, но Ларнит, бывая драконом, не видел в своем старом приятеле ненависти или обиды, от которой может родиться предательство. Тот просто знал, что ему не повезло и теперь придется оставшуюся жизнь прислуживать хозяину.
В надвратных комнатах больше нечего было делать - все прошли под крышу. Ларнит страшно обозлился на прислугу, как ему казалось, за то, что все прошло хорошо, и никто не шлёпнулся в свиной навоз. Еще вчера он бы двинул в зубы кого-нибудь из конюхов, но сегодня не годилось вот так вымещать злость - Ларнит это уже понимал. Он подумал, и спустился на задний двор. Там установили мишень для стрельбы, и в оружейной всегда можно было взять лук. Пальцы соскальзывали, рука дергалась, и Ларнит никак не мог попасть дюжиной стрел в нарисованное сердце. За очередным выдергиванием стрел из соломенного чучела его и застал Охрис.
- Вас ждут, - старик кланялся, будто колодезный журавль в деревнях.
Хомилус стоял у двери в пиршественный зал, и сам отворил её перед молодым бароном.
Отец развалился в кресле. В том самом, в котором сколько себя помнил, сидел Ларнит. Материнское место пустовало. Отец доедал кроличью лапу и недообглоданной костью показал ему место напротив своего попутчика.
Больше в зале никого не было.
- Как сегодня леталось? - Марб движением брови показал сыну на белый кувшин, в которых обыкновенно ставилось на стол разбавленное вино. - Видел тебя над караваном, сынок. Вымахал ты изрядно, изрядно. Наверняка и всадника на полном скаку завалить сможешь?
- Так я еще не пробовал, - Ларнит налил в оловянный кубок вина, но пить не стал. Да и есть тоже совершенно не хотелось, хотя злоба его почти прошла.
- Ну что ж, приступим? Не сидеть же нам здесь весь день с мрачными лицами? - ни к кому конкретно не обращаясь, произнес отец.
Тощий человек с длинной узкой бородой вытащил из рукава свиток.
- Указом Его Величества тебе, барону Ларниту Ойетору в связи со вступлением в возраст совершеннолетия запрещается искажать образ божий путем превращения, - у человека был тонкий, надтреснутый голос, будто он недавно кричал из всех сил, сорвался, и теперь старается не напрягаться, - Нарушение сего указа в любое время и по любой причине приравнивается к государственной измене и влечет за собой немедленное объявление вне закона с правом лишения жизни всяким жителем королевства. Дано в Архтуне...
Марб поднял руку, приказывая чиновнику замолчать.
- Вот и всё. Тебе пятнадцать и твоё возможное баловство признано слишком опасным. Равно как и у всех остальных драконидов, - он вытер руки куском хлеба, - На острова улететь не думал?
Ларнит промолчал.
- Наверняка хотел, но мать растолковала тебе, что там тебе не придется быть человеком, а лишь носить такое прозвище. И выдадут обратно тебя в лучшем случае через год. Моргайтайл держит старое обещание.
Марб подпер щеку ладонью, и уставился на сына, тоже пытаясь отыскать в нем схожие черты.
- Тебя часто заставляют перечитывать хроники?
- Нет, - сам не понимая зачем, солгал Ларнит.
- Тогда повтори, что помнишь.
- Драконы пришли в мир людей шестьсот сорок лет назад. Поселились на северных островах. Питались рыбой и жили уединенно. Потом узнали, что люди хранят золото, много. Начались набеги.
- Ты можешь рассказать мне, что чувствуешь, когда держишь в лапах золото? - перебил его отец.
Сын только пожал плечами.
- Это приятно, будто ложись на пуховую перину. И кажется, что золото поет тебе колыбельную. Я продолжу... - Ларнит пытался изобразить суровость и немногословность, но при этом очень не хотелось переиграть, - Королевство оборонялось, как могло. Около крупных городов получилось убить нескольких драконов, но посланный флот те пережгли и перетопили в море. Получилось равновесие. Сюда прилетали только самые жадные до золотых ощущений или просто молодые, которые хотели человеческого мяса.
- Что дальше?
- Марбер и Касаналка - любовь. Волшебники могут превращаться в драконов. Договор его величества Лотарвита четвертого и Моргайтайла о заложниках. Первые свадьбы. Потом выяснилось, что полукровки-дракониды превращаются без всякого обучения. Вот и всё.
- Как у тебя всё просто, - усмехнулся отец, - В столице каждый поганый певец с исцарапанной лютней готов часами рассказывать все подробности. А у тебя всё умещается на клочке пергамента с ладонь величиной. Одна надежда, что ты не врешь.
Марб замер на несколько секунд.
- Мой дед, твой прадед, очень хотел служить в армии. Это единственная надежда для таких, как ты, снова вернуться к драконьему облику.
- Когда? - только и спросил Ларнит.
Он давно знал об этой дороге, которая открыта ему в жизни, потому и не особенно горевал сегодня.
- Воинская служба человека, отягощенного звериным обликом, возможна только с полных семнадцати лет, - подал голос чиновник, - Этот указ Его Величество издал неделю назад. Кто хочет летать раньше, обязуется быть подседельным драконидом и возить гонцов.
Ларниту показалось, что его ударили оглоблей по голове. В глазах потемнело от обиды и ярости. Чтобы он стал "небесной лошадью"? Никогда! Еще целых два года, два года без неба и полёта!! А он надеялся уехать завтра в столицу.
Будто из-под подушки он услышал голос отца.
- Даже в хорошо обустроенных гарнизонах бывает слишком много проблем с отроками-драконидами на воинской службе. Сейчас их двое на всё королевство, ты третьим будешь, но они так плохо слушаются приказов, что как раз перед оглашением указа сгорел столичный арсенал. Там были бочки с каменным маслом и чудо, что огонь не перекинулся на рыбачьи кварталы, - пояснил отец огорошенному Ларниту.
- Но... Что я буду тут делать? - прошипел Ларнит. - Как я буду жить?
- Учиться всему на свете. Например, как правильно держать руки во время разговора - лет пять уже совершенно не принято отставлять большие пальцы, как это делаешь ты.
Марб отхлебнул вина.
- Твой первый учитель - Фортис. Законник, немного историк, совсем чуть-чуть поэт. Кстати, ты видишь его прямо перед собой.
Обладатель узкой бороды, не вставая, на секунду склонил голову.
- Потом я пришлю еще. И не лазь по пещерам, не ныряй в озера, не сиди по подвалам - в облике дракона. Доносу глазастого крестьянина вряд ли поверят, но превратившись хотя бы однажды, ты не остановишься, и всё плохо закончится. В замке теперь всегда будут чужие люди, - Марб вздохнул, - Перетерпишь два года, и снова взлетишь. Быстро научишься, да и отец рассказывал, что тело ничего не забывает.
- Тогда пусть моё обучение начнется прямо сейчас, - Ларнит с подозрением уставился на Фортиса, - Чем он надеялся убить дракона? Он боялся меня, боялся, что я сожру караван, но надеялся уцелеть.
Тот вытащил из сапога арбалетную стрелу. Блестящую, с тупым наконечником. Потом с вывертом сжал её, и наконечник раскрылся полудюжиной лезвий, как распускается цветок.
- Штучная вещь, "дольнский срезень" - пояснил отец сыну, - Пружина срабатывает от попадания в тело, и лезвия отравлены, причем состав безвреден для человека. Похожей стрелой в прошлом месяце убили Мукарнида. В Луклянии.
Королевство много лет вело войну со своим южным соседом. Захватили много земли, но удерживать её становилось всё сложней. Именно туда рассчитывал уже через несколько месяцев попасть Ларнит.
- Наш добрый Фортис дока по части пергаментов, но в бою никогда не был, - продолжил Марб, - Он надеялся натянуть арбалет, вложить стрелу и прицелиться, пока ты будешь разбираться с остальными.
Отец и сын одновременно улыбнулись.
- Отдай ему "занозу". Не видишь, что с моим сыном стоит говорить, а не стрелять в него из кустов?
Взвешивая на руке и разглядывая хитроумную военную поделку, Ларнит впервые подумал, что его отец, один из семи Столпов Трона и королевский советник, возможно, не забыл своего сына, и организовал такой указ. Любовь ли это, сказать трудно. Но память - наверняка. Злоба на отца вдруг исчезла.
Пусть даже в столице у него есть вторая семья.
прошло десять лет...
Дракониды поблизости от мест боёв всегда ночевали в шатрах. Как бы ни был укреплен замок, какой бы там не стоял многочисленный гарнизон - всегда между драконом и небом должен был быть только слой ткани.
Еще одно не слишком разумное правило, которому вынужден был подчиняться Ларнит. Кто-то из особенно острожных военачальников посчитал, что при осаде замка можно расстрелять драконида, когда тот еще в человеческом облике будет выбираться из бойницы. Объяснять таким, что проще всего будет подняться на чердак, а потом, превратившись, снести крышу, - было занятием абсолютно бесполезным. Потому Ларнит спал в тёплом, основательном шатре, который уже скорее походил на дом, с той только разницей, что у него была крыша из войлока.
Ему снился обыкновенный, уже привычный кошмар - он драконом падает в ледяную воду, там против своей воли становится человеком и, не в силах всплыть, медленно идет ко дну. Невозможность вздохнуть, и свет, медленно гаснущий вверху.
Просыпался он, хоть после самых тяжелых кошмаров, хоть после сладких снов, всегда одинаково - в полной неподвижности открывал глаза и пытался понять, где он. Рваться куда-то или кричать, рискуя во сне приобрести драконьи лапы и пасть, было редкой глупостью, и от подобного отучали еще в детстве.
Лампада у стены, сумрак в комнате. Сундуки, перевязи с оружием. Спящая девушка рядом. В памяти мелькнуло её имя - Муора, какая-то дальняя родственника владельца замка.
Снаружи уже доносилось пение птиц. До рассвета ему было уже не заснуть, и Ларнит, осторожно выбираясь из-под одеяла, прошел к выходу. Атрон спал на попоне перед входом. Да и весь замок, кроме часовых, наверняка дрых без задних ног.
Ларнит тоже зевал, но утренний холод замкового дворика не прогонял его обратно в палатку. Надо было встретить рассвет - это ведь его день рождения. Скоро исполнится шесть, как он воюет в этой земле.
Раньше рассвета его встретил часовой, который отвечал за внутренний дворик замка. Стражник поначалу насторожился, не готовится ли взлетать драконид? Тогда надо хвататься за рог, трубить тревогу - просто так Ойетор не взлетал. Но Ларнит отрицательно покачал головой и жестом указал часовому на скамейку. Отдохни мол.
Хотелось поразмыслить в одиночестве.
Странное дело - исполнились все его тогдашние желания, почти всё, что он только мог придумать. Может быть, кроме уж самых авантюрно-королевских фантазий - всё сбылось. Ларнит летал, сколько хотел и даже больше. Чуть не каждую неделю совершал подвиги - спасал своих, истреблял врагов. Награбил немало золота, и в драконьей ипостаси ему сладко спалось рядом с открытыми настежь сундуками. Он попробовал человечину и сжег несколько храмов. Любил - самозабвенно и неистово. Правда, недолго. Кларисса умерла родами, и теперь мать воспитывает близнецов-бастардов. В женщинах он не знал недостатка - очень многим дворянам хотелось породниться с Ойеторами, а девушки видели в нём героя и мечтали о собственных детях-драконидах.
А счастья нет. Наверное, потому, что он стал чуть больше понимать в жизни. Повидал мир. Чем он занимается? Сидит в провинциальном гарнизоне, то и дело рискует жизнью - только зачем? Они держат линию обороны вдоль долины Луторы, уничтожают все крупные отряды, которые пытаются пройти на север или осадить их. Зато мелочь, крестьяне с вилами и дрекольем, переплывают по ночам реку и нападают на обозы. Если бы только на обозы. Замок поджигали в прошлом месяце, и год назад тоже.
Вся эта земля вроде как числиться за парой герцогов, но те сидят в столице, и вместо того, чтобы присылать деньги на содержание - в добавок к казенным они были бы очень кстати - увели даже свои дружины. Драконид почувствовал, как в нём закипает злость, но остудил её. Не годилось начинать день с напрасного рычания - лорды ему всё равно не по зубам.
Ларнит дождался, пока солнце не вызолотит медные шпили на башнях и, под перекличку сменяемых караулов, ушел обратно в шатер. Атрон чистил его дублет и, услышав, что подавать завтрак надо будет через час, только кивнул.
- Ларни, ты где? - позвал изнутри сонный голос Муоры.
- Сейчас иду...
Завтрак - опять-таки в шатре, только на этот раз в другом, куда более просторном, с льняным пологом. Ларнит ел в обществе коменданта, начальствующего над конницей рыцаря, двух заезжих купцов и Муоры. В её присутствии, как всегда, много шутили, старики-купцы вспоминали истории из собственной молодости. Но, когда она ушла, и стали говорить о делах - требовались новые кольчуги и, как всегда, наконечники стрел - Ларнит решил, что их смех был слишком хорошим притворством. Либо привыкли кривить душой так, что сами этого не замечают, либо готовились, выспрашивали о замке все подробности.
Он решил, что обязательно посмотрит на их сущности, когда обернется драконом, нет ли в них шпионства или какой другой измены.
Об оружии и золоте договорились быстро, снова принялись травить байки и пересказывать сплетни. Комендант, между прочим, рассказал о поединке магов, который состоялся в прошлый вторник. Ниже по течению Луторы сошлись двое - старый Шорус и кто-то и молодых луклянских. Дрались долго, яростно. Дело дошло до молний. Кончилось всё, как и почти всегда, совершенно невразумительно: пыльная яма на месте того луга, где они начали поединок. Оба мага испарились и, даже если живы, не будут показываться несколько месяцев.
Купцы повздыхали о чудачествах людей, наделенных такими редкостными дарованиями.
- Пустое, - Ларнит крутил в руках оловянный кубок. - Они сами не знают, как повелевать теми силами, что откликаются на их призывы. Будь по иному, мы бы не узнали родной земли, а маги приказывали бы армиям.
- Но иногда судьба улыбается им, - осторожно ответил купец, в почти седой бороде которого еще виднелось несколько соломенных прядей. Он намекал на хроники, на рождение первых драконидов.
- Эта действительно улыбка, лукавая и непостоянная, - Ларнит отодвинул блюдо с холодной телятиной, - Порой мне видится, что маги как дети вельмож, которых пускают в лавку ювелира. Деньги при них есть, только несмышленыши хватают самое блестящее. И вместо золотых пекторалей или яхонтовых перстней берут жестяные короны и шутовские колпаки с начищенными медными бубенчиками. И только изредка удаётся им...
Тут запыхавшийся стражник принес коменданту раненого голубя, со свернутым и залитым воском обрывком пергамента на лапке.
- Добрые вести, барон. Тут написано, что позавчера Акмол Мендровит выехал из Усталого замка. Будет здесь еще до обеда.
- Согласен, что добрые, - Ларнит сделал вид, что ему это почти безразлично, хотя очень обрадовался, и в уме даже прикинул, что успеет поговорить с гостем. - Надо здесь всё подготовить, нам лучше не выглядеть перед ним совсем уж провинциалами.
Медные шутовские бубенчики и новые, еще блестевшие шпили на башнях вдруг сложились в уме драконида, как складываются части разломанного полена. Ощущение было не из приятных.
- Вы можете вылететь раньше, барон, и успеете вернуться...
Вместо ответа Ларнит угостил коменданта хорошей порцией "драконьего взгляда" - лицо его оставалось прежним, человеческим, но ум преображался. Жаль, что это было лишь иллюзией, и люди отводили глаза скорее по незнанию, чем по необходимости.
Они с комендантом давно и прочно договорились - время вылета определять метанием жребия вечером каждого дня. О результате знали только двое и никогда не передвигали срок, не приказывали друг другу. Если только не было явной военной необходимости.
А сейчас её точно не было.
Ларнит вполне доверял коменданту, как военному товарищу. Но во всем, что касалось дракона - он доверял единственному человеку на свете. Матери, которая жила в двух днях тяжелого, изо всех сил, полета.
- А с голубем-то что делать, господин комендант?
- Недоумок! Воды ему дай, зерна, да смотри, чтобы остальные не заклевали, - стражник дернулся, как марионетка, изображая поклон, и кинулся из шатра. - И если подохнет, в суп не тащить! Знаю я вас, сволочей!! - прокричал ему вдогонку комендант.
- Нешто мы этого не понимаем!? - тот на бегу умудрился изобразить еще один поклон.
- Я с ключами, - похлопал себя по поясу Ларнит. - Как придет обоз, пусть ко мне стучаться.
Комендант утвердительно буркнул себе под нос.
Драконид прошел в пятую башню, прозванную Пузатой. Стояла она у самого обрыва, который получился от оползня двадцатилетней давности. Падать не собиралась, но военной надобности теперь в ней почти не было. Её отдали под всяческие хозяйственные нужды. Её-то облюбовал себе Ларнит.
Ключ от замка на верхнюю площадку здесь был скорее формальностью, небесполезной для облегчения совести своих слуг, но совершенно беспомощной против чужих воров. В палатке, которая повторяла собой контуры старой кровли, стояли четыре сундука с золотом. Ларниту очень нужно было снова ощутить их содержимое.
Он прошел через караулку этажом ниже - стражники вскочили при его появлении - открыл дверь и поднялся наверх.
Единственное запястье или золотой браслет вызывали в драконьем уме только ощущение бодрости. Сундучок, полный монет, ужа вдохновлял. И только однажды, когда сжигал храм, Ларнит ощутил власть действительно большого веса золота - к храмовой утвари привалилось все то, что прихожане надеялись укрыть за каменными стенами. Восторг, вдохновение, чистая радость - охватили дракона и не отпускали ни на секунду. Дело было не в блеске, не в форме или тонкости работы, нет. Ларнит, который и на ноготь мизинца не был магом, вдруг почувствовал вокруг себя волшебство. Его бы, наверное, и убили рядом с тем храмом, если бы не пожар - золото плавилось в огне, теряло свою чистоту.
Правду говорила мать - металл давит на душу.
Но с тех пор завел Ларнит обычай - отдыхать в драконьем облике рядом с золотом, напитываться довольством. И в бою металл уже не имел над ним такой власти, не тянул к себе, как рыбак пойманную рыбу. Драконид знал, что с годами страсть будет только расти, для многих старшие его братьев это большая беда. А пока у Ларнита был только один способ унять жажду - обвиться змеиным кольцом вокруг распахнутых сундуков и поспать. Отдохнуть в блаженном довольстве.
Его разбудили удары в пол. Этажом ниже несколько человек поднимали скамейку и, как тараном, били ею в потолок. Ларнит мгновенно проснулся от дрожания досок, на которых лежал.
Он стукнул лапой в ответ, превратился.
Его старый учитель, еще по столице, сделал Ларнита настоящим бойцом. Когда он прибыл в Архтун, и ему только вернули право бывать драконом - выяснилось, что Ларнит почти все забыл, ему пришлось заново учиться летать. И еще молодой драконид знал о настоящей войне только из баек и летописей. Люди напридумывали сотни ловушек, чтобы уничтожить летучего огнедышащего ящера. И рыбаки с побережья, которым Ларнит попался в детстве, были обыкновенными деревенскими простофилями, кроме сетей ничего им в голову не пришло. А ведь спасти себя это только полдела. Надо уметь разбивать обозы, рассеивать конницу, драться в поле с пехотой, ощетинившейся лесом копий, и плюющейся стрелами. Чуять спрятавшихся беглецов, находить зарытые деньги. Просто командовать другими людьми.
Другой учитель мог бы бесконечно пенять новобранцу на незнание, мог бы держать его за дикаря из глухомани, который кроме как огнем на костёр дыхнуть, ничего и не умеет. Но старик Акмол был честным наставником, добрым и терпеливым. Хотя он разменял шестой десяток лет и дракон в нем был стар, Акмол сумел сделать ученика своим другом, и передать ему всё, что знал сам. Иногда Ларниту казалось, что по другому и быть не могло - двух оболтусов, которые сожгли арсенал, к тому времени отправили к Бурому морю, и молодой барон Ойетор был единственным учеником. Однако другого такого наставника Ларнит пока не встретил, и привязанность мудрого старика полагал истинным подарком судьбы.
Ларнит предвкушал, как они будут вспоминать прошлые дни. А еще он расскажет, как живется на переднем крае, как изменилась война за последние годы, и что нового он изобрел в искусстве умерщвления врагов. Наставник в ответ расскажет об учениках, вспомнит что-нибудь из собственной жизни. Возможно, поделится свежими шепотками из королевского дворца. В замке будет еще хотя бы один драконид. Ларнит, торопливо спускаясь по лестницам, надеялся на основательный разговор. Или хотя бы добрую беседу с наполовину открытым забралом.
И увидел рядом с разгружавшимся обозом лицо совсем другого человека. Герб тот же, лицо похоже. Серебряная, с изумрудами, цепь на плече, положенная коменданту столичного арсенала. Но не он. И нет витого красного шнура на вороте - знака драконидов.
- Там ошиблись, меня вечно принимают за старшего брата, - невесело усмехнулся гость, - Никак не могут привыкнуть, что я вернулся из заложников.
- Ундол Мендровит, да будет известно его имя все достославным господам, - кто-то из слуг, с поклоном, сообщил Ларниту эти сведения.
"Сколько же ему лет? И вообще, зачем он здесь?" - пронеслись в голове мысли.
- Комендант, вероятно, уже ждет нас. Здесь пограничье, но принимать гостей мы умеем, - когда Ларнит не знал, что говорить, он безотчетно доверял маске, той личине, которую носил в эту секунду.
Когда оба трубача закончили выводить свои мелодии, и в шатре с льняным пологом были сказаны все подобающие слова, Ларнит, наконец, смог вывести гостя на Взлётную башню.
Оплавленный камень, следы когтей, небольшая горка из легких стрел, которые оставались в чешуе дракона, и которые Ларнит приказал не убирать, чтобы помнить об осторожности. Стальной, в рост человека, щит, при том очень узкий и с двумя несоразмерно большим ручками - будто перевернули скамейку, оббили её железом и теперь великан рассчитывает ухватиться за её ножки. Атрон заранее вынес на верхнюю площадку пару табуретов и крошечный, на витой ножке, столик, на который взгромоздил кувшин вина.
Ларнит ожидал, что гость, загрустит от вида распахнутого неба над головой и драконида по соседству. Почти все, кто бывал здесь, чувствовали зов неба, и хотели взлететь на собственных крыльях. И это неисполнимое желание делало гостей Ойетора чуть более откровенными, чем обычно. Но ничего такого с Ундолом не произошло. Он разглядывал площадку скорее с усталым пренебрежением, чем с любопытством. Ларнит мог поклясться, даже если бы он посмотрел на гостя после превращения, то не нашел бы в его душе и тени зависти.
Они разлили по кубкам немного вина, и могли спокойно поговорить.
- Как здоровье Акмола, как вообще дела в столице?
- Он плох, собственно потому я послан вместо него. Я надеюсь, что он выберется, отобьётся от смерти, хотя она уже третий месяц стоит над его постелью, - гость поцеловал бирюзу на собственном персте, - Что до столичных дел, я вернулся так недавно, и смотрюсь еще так диковинно, что со мной пока не говорят про самые едкие шуточки и многообещающие замыслы. А мелкотравчатые сплетни, вроде измаранных кровью простыней в девичьих спальнях, я слышал, тебя мало интересуют.
Ларнит тоже приложился к бирюзе, желая наставнику выжить.
- Ты действительно выглядишь слишком молодо, Ундол. Будто на север и не ездил.
- Там, на островах, мне оказали любезность. Моргайтайл на несколько лет превратил меня в дракона. - Ундол не стал делать тайны из собственного прошлого, - Я не стал таким прославленным рыцарем, как ты, там не с кем было драться, однако повидал изрядно.
- Что там за жизнь? - мать почти ничего не рассказывала Ларниту о своём драконьем бытии, и он перечитывал только куцые записи других заложников.
- Как живётся? - Ундол выглядел озадаченным, будто его попросили вспомнить самое важно событие за последние двадцать лет, а он не может выбрать, о чём рассказывать. Но, видно, в столице он уже привык пересказывать дежурную историю, - Ты знаешь, какой они завели себе обычай? Ловить касаток. Эта морская тварь, младшая родня китов, очень умная и жестокая - оказалась любимым блюдом. Касатки сами охотятся в тех водах на треску, а за ними летят драконы. Ни у одного из них не хватит сил, чтобы вытащить её из воды или хотя бы убить с одного удара. Они идут на охоту полудюжиной, поднимаются как могут высоко, ищут, а как найдут, медленно спускаются. Первый удар, это всегда ранение. Он падает с высоты в четверть мили, быстро, чтобы его невозможно было заметить, и поражает ту касатку из стаи, которая выплыла вдохнуть воздуха. Если сверху нет ни одной - приходится нырять, неглубоко, на манер баклана, и тоже бить когтями. Потом быстро взлетает.
- Товарки хотят отомстить за неё?
- Не знаю насчет мести, а вот драконов они ненавидят. Но раненой твари надо дышать, и сколько бы она не старалась отплыть - другой дракон, который уже спустился ниже, но еще не так хорошо виден, бьет её второй раз. Ослабевшую, её вылавливают, и парой тащат на сушу - от зеркала воды оторвать тяжело, потому тянут за хвост, а туша скачет по волнам, как поплавок. Еще на охоту с собой берут длинный канат с петлей, чтобы набросить ей на хвост - это скорее для удобства, чтобы двое тянущих могли как следует размахнуться крыльями. - Ундол увлёкся и попытался руками изобразить, как низко надо водой летят драконы.
- Это скольжение по волнам должно быть самым опасным моментом, - оценил ситуацию опытный в воинских делах Ларнит. - Другие касатки могут выскочить из воды, ухватить зубами.
- Да, - Удол невесело усмехнулся. - Для этого и необходимы другие драконы. Они летят рядом, так близко, как позволяют крылья. Им надо опередить прыжок, ведь сквозь воду хорошо видно, ударить тварь в воздухе когтями. Хоть касатка и тяжелей дракона, но в воздухе ему не соперник. Даже против такого, каким был я, у неё не хватает сноровки.
- Редкая удача для человека, целых десять лет быть драконом - протянул Ларнит - Есть, кажется, только две записи о подобном.
- Удача, и немалая, только я нахлебался полётов.
- Вот даже как? - удивился Ларнит.
- Это у людей можно стать дворянином по указу короля, а у драконов любой новичок - последнее существо на свете. Меня уважали только когда я был очень нужен, почти незаменим, как на охотах. А счастливым мне удавалось быть только в одиночестве. Но на льдах, еще севернее островов, долго не просидишь - тюлени осторожничают и твой внутренний огонь слабеет. Стать же первым замерзшим драконом - вообще грустная перспектива. Этот позор мне хотелось оставить кому-то другому.
- Но ведь они слушаются Моргайтайла?
- Он для них не король, они еще не доросли до королевства. Морг больше походит на главаря большой шайки. Их ведь чуть больше тысячи, всех драконов, ну, и еще мелюзга, которая не дорастет до первой морской охоты. Все друг друга знают, у всех друг с другом счеты - дружба или вражда. Есть совсем дряхлые, с трескающейся чешуёй и слабыми крыльями - они боятся нырять, зато помнят о другом мире, и остальные кормят их в память о переходе. Старина Морг, конечно, протянет еще лет триста, хотя он тоже теперь не блещет под Солнцем. Он маг, и его будут бояться до смерти, он лучший вождь из всех прочих, и его уважают.
Ундол задумался.
- Правда, и сволочь он изрядная, не любят его за это. Меня он превратил больше для опыта, чтобы понять, как ему превращенные люди служить будут.
- Ого! И многих он может превратить? - с внешним безразличием осведомился Ларнит. От охотничьих баек они перешли к настоящим, большим делам.
- Понятия не имею. Я служил - как мог.
"Вот за это тебя в лёд и вбивали" - подумалось дракониду.
- За что он может сослать драконов? Как он вообще подбирает заложников для обмена?
- Вспоминаешь о матери? - улыбнись гость слишком знающей улыбкой, или просто скривись, получить бы ему удар в физиономию без замаха. Ундол же просто спросил, без задней мысли.
- Многие бы стали думать так же на моём месте, - отделался Ларнит общей фразой.
Ундол помолчал.
- У них большие разногласия - как жить дальше, причем серьезные. Ты знаешь, что Моргайтайл закупает много рабов?
- Что иногда корабли разбивает и пленников уносит, я слышал. Слухи про то, что золото моют, так вообще никогда не утихали. Но что значит много?
- На Полунке, там, где самые богатые прииски, постоянно живет пара тысяч. Еще маленькие поселения у жил на других островах. Самые важные из драконов себе обслугу завели, люди охотятся для хозяев. Касаток брать не очень получается, но китов-горбачей почти каждую неделю таскают. Еще драконам гнезда обустраивают, на утесах - теперь это не просто пещеры в которых пара ям с золотым песком, нет. Там что-то вроде гигантских амбаров или даже храмов, чтобы на самом верху стояли, но дракону было где от ветров спрятаться. Вместо дверей - большие щиты, из досок сколоченные, они их прямо лапами двигают. И золото теперь, представь, по всем островам в слитках хранится. Не песок, как раньше, не награбленные побрякушки, а всё в большие слитки перегоняют, чтобы одному человеку и не поднять было.
- Интересно...
- Дальше слушай, Моргайтайл большое дело задумал, хочет не просто людям платить, но и устроить одного дракона в человеческом облике над людьми управляющим, хочет, чтобы эта должность сменной была, и каждый взрослый дракон хотя бы год на ней пробыл. Для такого человека специальный дом построили, с явной задумкой, чтобы на дворец похоже было. Домик не шибко большой, из плавника и корабельных досок, но вышел складный. При том людей, даже стариков, он есть запретил. Всем запретил, без разбора, за ослушание Турлайл при последнем обмене заложником пошёл. И без толку всех пленных уже не пугает, измену и побеги не выискивает. Он ритуалы завёл, чтобы, стало быть, драконам кланялись, как идолам. Я так мыслю, что скоро они храмы строить начнут.
Ларнит поднялся, подошел к бойнице. Новости ошеломляли - он слишком привык воспринимать острова, как бесплодные утесы, на которых живут владеющие магией существа. Пусть могущественные, но лишенные души - иначе бы дракон в нём всегда побеждал человека. И вдруг - дворцы, храмы, поклонение. Чем это может кончиться?
- А не ты ли был первым человеческим управителем, поселившемся в этом дворце? - спросил он Унгола, не отрывая взгляда от горизонта.
- Нет, первым мне становиться не особо хотелось, зарезать могли. Я четвертым там утвердился, когда уже всё ясно стало, - гость потер уставшие, с красными прожилками, глаза, и посмотрел на спину Ларнита, - Что, осуждаешь меня, думаешь, в псари да в палачи подался? Ты попробуй там двадцать лет прожить, оставаясь человеком.
В ответе Унгола была какая-то двусмысленность, но Ларнит не стал с ней разбираться.
- Ты говоришь, они платят за работу? Вообще налаживают торговлю? Я не могу себе этого представить, - этот вопрос казался ему куда важнее.
- Драконы, которые и не были людьми, действительно плохо понимают всяческое "купи-продай". Кажется, я не так сказал об оплате... Моргайтайл приказал им соразмерно любить тех людей, которые на них работают, и давать им то, к чему лежит их сердце. Ни рыбий зуб, ни опалы, ни даже серебро - драконов совершенно не волнуют.
- Зато страсть к ним видна в человеческих сердцах.
- Хорошо видна, это правда, - подтвердил Унгол, - По этим страстям драконы больше всего между собой и ругаются. При мне упоминалось о расхождениях, которые приводили к поединкам еще полстолетия назад - полстолетия, если я угадал с астрономическими записями. Ты знаешь, там обычай, у заложников, записывать все кометы, падающие звезды, даже необычные восходы с закатами. Драконы по звездам время считают, с их глазами это проще простого...
- И как к человеческим страстям относилась мать, ты не знаешь, - вместо ответа проговорил Ларнит.
- Как бы не относилась - единственный способ узнать, почему именно её определили в заложники, это спросить у Моргайтайла. И сделать так, чтобы он ответил правду.
- Ладно, помечтали, и хватит, - Ларнит повернулся к Ундолу, - Кто и зачем тебя послал?
- Твой отец, достославный Марб, он приказал передать тебе вот это, - гость вытащил из кошелька на поясе маленьких портрет, - И слова приблизительно следующего содержания. Ты, конечно, свободен в выборе невесты и можешь жениться на любой пастушке, к которой принесут тебя крылья любви, но, если ты еще не успел вступить в не очень выгодный брак, то лучше тебе перебраться в столицу и обратить своё внимание на девушку с миниатюры, поскольку своё будущее лучше связать с ней, чем с голодной дочерью свинопаса.
- Ты выучил послание наизусть? - выгнул бровь Ларнит.
- Нет, у меня в багаже есть пергамент с подробными записями. Там использованы несколько более тонкие и едкие выражения, - ответил, совершенно не изменившись в лице, Унгол. Видно, общение с драконами и пребывание в их шкуре научили его некоей странной правдивости, когда слова не вызывают ни малейшей радости, но и сбрасывать за них вестника с башни - было бы неправильно.
- За ужином покажешь мне отцовское письмо, и в подробностях растолкуешь, что он хотел передать, и когда меня отзывают из армии. Сейчас - уходи.
- Гм? - гость удивился.
- Ты же не думаешь, что переживешь моё превращение, оставаясь на этой площадке? Мне пора в дозор.
Меньше чем через минуту Ундол уже спускался по узкой винтовой лестнице, а сверху доносилось радостное рычание. Ему пришло в голову, что этот молодой человек уже может совладать с собственной глупостью, но свою гордыню ему придется подчинять еще очень долго.
Ларнит, взлетая с башни, всегда старался подражать выпущенной стреле. Передние лапы держат щит, толчок задними лапами и хвостом, резкий, почти невидимый взмах крыльев - и он уже над замком, а потом, ни на секунду не останавливаясь, до боли в перепонках - вверх. Он ввинчивался в небо, так, чтобы стать на одной высоте с коршунами.
Наверху он мог ничего не опасаться, и при том отлично видел землю. Распластавшись на воздушных потоках, замерев в тишине, Ларнит раньше, бывало, воображал себя всевидящим оком, только уже много лет как бросил эти мечтания. Он мог разглядеть травинку на лугу, ощутить мышь в скирде, но пересчитать травинки и выловить всех мышей отчего-то не получалось.
Первым делом - рассмотреть тех купцов. Их караван уже вышел из замка, они сидят в одной из телег с товаром. Миг приближения, и он увидел их сущности как сгустки разноцветных чернил или как букеты полевых цветов. Хотя не тянули купцы чистотой своих душ на цветы, никак не тянули. Вредить специально они не вредили, и даже не шпионили слишком уж целенаправленно. Просто болтали много и знали, что к их болтовне прислушиваются. Ларнит решил, что не будет их убивать и голубь с требованием их ареста тоже не полетит. Если с такой тщательностью зачищать всех подозрительных, то скоро все торговцы переведутся.
В замке тоже было спокойно - явных поползновений к измене или собственному убийству драконид не ощутил. Конечно, умысливший зло мог спрятать под каменный свод, да и через тряпичный полог Ларнит уже не ощущал тонких колебаний сущности. Но в замке все за всеми приглядывали, мало кому хотелось остаться без дракона, если с юга придет очередной отряд. Так что если человек три раза кряду не бывал наверху, когда драконид висел в воздухе - к нему прямо приходили разбираться, не продался ли он.
Ларнит решил, что хватит искать вшей в собственном гнезде, и полетел через реку. Там был настоящий лес, не изрезанный дорогами и засеками. Южная половина долины Луторы была почти необитаемой. Только редкий крестьянин, совсем уже обезземеливший, и не имевший в собственной голове никаких лишних мыслей - осмеливался прийти сюда, занять дом в одной из пустующих деревень и взяться за плуг. Таких дракониды не трогали. Но рано или поздно те давали убежище кому-то из раненых воинов, или отходившие отряды луклянцев, не получившие даже куска хлеба жгли их дома. Или подрастали сыновья, начинавшие воображать себя великими воинами. И Ларниту приходилось искоренять еще одно хозяйство.
Вот как это.
Одинокий дом, вокруг которого виднелись следы от разобранных на дрова соседних жилищ, хлев, небольшая расчистка в молодом лесу. Ларнит понятия не имел, как зовут хозяина, но помнил, как за три года разрослась его плешь, как сноровисто тот умеет распиливать бревна, и что младшую из двух дочерей уже с осени мать отлучила от груди.
Сейчас в доме явно были чужие. Хозяин никогда не ставил телегу рядом с навозной ямой. Кто-то из детей обыкновенно играл во дворе или даже помогал отцу в поле. А сейчас тот в одиночестве ковырял что-то мотыгой на огороде. Драконид чувствовал запахи гноящейся раны, крови, точильного камня. Всё ясно - это те, кто позавчера лазили через угловую засеку и получили по рогам. Раненого не могли везти дальше, надо было нормально прижечь рану, может быть, зашить культю. Просто отдохнуть. Их наверняка человек пять-шесть, потому хозяин и промолчал.
Обыкновенно, если луклянцы уже успевали уйти, драконидшвырял сверху "камушек" весом с человека - прямо в огород. Получивший такую весточку крестьянин собирал пожитки в тот же день. Но здесь они явно задержались. Вон, почти все следы от лошадиных копыт замели, а парочку оставили, и подковы-то те с шипами, дорогие. Значит, кто-то из дворян в том домике лежит. Драконид принюхался раз, другой, и сузил круги над хутором. Точно - в хлеву стоит пара жеребцов, а у крестьянина была только старая ленивая кобыла. И пахнет хорошим, новым седлом и тонко выделанной кожи. И еще лекарскими травами - отваром подорожника - правда, совсем чуть-чуть. И еще очень тихо, дышат в полгруди, чихнуть боятся.
Еще одна привычная работа. Ларнит, уже прикидывал, откуда поджечь дом, чтобы удобнее было встречать выбегающих из огня людей, однако сдвинутая телега всё никак не давала ему покоя. Уж больно она неправильно стояла. Детских запахов нет - это понятно, стало быть на своей кобыле он детей от опасности и отправил. Или просто в лес услал, а кобылу забрали и кто-то уехал на ней ночью. Всё так. И всё не так - беглецы должны лучше прятаться.
И тут драконид различил среди лекарских запахов аромат бурого остролиста. Да не сухого или только сорванного, а запах самого настоящего отвара. Этот напиток делал людей похожими на деревянные чурбаки - почти без мыслей, без страхов, без нетерпения. Только руки помнили, как надо ударить, а голова была пустой. Еще этот отвар хорошо "гасил" запах - человек не потел. Отвар придумали охотники, чтобы не скучно было целую ночь сторожить кабанов или оленей.
Засада.
Ларнит тихо, очень зло зашипел. Подобные гадости его особенно раздражали. Он присмотрелся внимательнее - увидел несколько отлично укрытых засидок. Вокруг дома получалось неровное кольцо, откуда бы не подлетел драконид, он получил бы отравленную стрелу, и щит бы не помог. Телега просто мешала стрелкам.
Ларнит пролетел прямо над хутором, а потом напоказ развернулся, и дёрнул дальше на юг, будто на помощь своим.
Ему не хотелось вспугнуть охотников.
Только отлетев подальше, он снизился и, дав изрядного крюка, вернулся к замку. Верхняя площадка надвратной башни - там всегда стояли два бочонка с каменным маслом. Ларнит перехватил щит задними лапами, на лету взял бочонки, и дёрнул обратно к хутору. На дом он спикировал с большой высоты, одновременно превращая своё падение в горизонтальный полет - будто мчался на веревке по кругу, центр которого был в миле над хутором. Но прежде чем влететь в смертельный круг, он поджёг бочонки своим выдохом, швырнул их, а сам отвалил в сторону.
Один бочонок разбился о стену, другой проломил тростниковую крышу. Дом вспыхнул сразу. Там действительно были раненые. Здоровые пытались их вынести и, одновременно, сбить с них пламя, да и с себя, понятно. Получалось плохо.
Стрелки остались в засидках. То ли решили идти до конца, то ли выпили многовато отвара, и теперь просто не соображали, что делать.
Ларнит не стал разглядывать всего, отлетев, он подхватил с берега реки первые попавшиеся камни. Вернулся. Закрываясь щитом, кинул их в первую засидку. И точно, поленица дров разлетелась, будто от удара великанского кулака, и заодно открыла вид на изломанное тело охотника.
Хороший у него арбалет, как-то совершенно некстати подумалось Ларниту.
Второй камень, еще один человек. Да, это был отвар - охотник не умер мгновенно, но его сущность была почти недоступна взгляду драконида.
И тут засвистел один из воинов, тащивших раненого. Засвистел изо всех сил, яростно и при том отчаянно. Замахал руками.
Охотники начали выбираться из своих укрытий. Они пытались разбегаться.
Не выдержали, стало быть. Поняли, что поодиночке он их как тараканов передавит, и тот из охотников, кто не пил отвара, решил, что по одиночке больше шансов спастись. Или захотел просто отвлечь драконида - коней как раз выводили из хлева, те рвались дальше от пожара, а на мышиного цвета жеребца вдобавок пытались усадить одного из раненых.
Но Ларниту этого и надо было - чтобы сломался круг, чтобы в него не целилось одновременно полдюжины стрелков. Драконид торжествующе заревел сверху. Не потеряв, впрочем, хладнокровия. Засада могла быть ступенчатой. И те, кто уходил сейчас в сторону самого густого леса, могли привести его ко второй компании стрелков.
Потому первым делом Ларнит убил крестьянина, который схоронился под кустом на опушке, и думал, что уж про него-то в этой круговерти наверняка забыли. Нет, драконид помнил о подобных мелочах. И если уж хуторянин позволил сделать засаду, не убежал, и не умер на пороге своего дома с топором в руках, а помогал луклянцам, стало быть, он предал хозяев той земли, но которой жил.
Убегавших арбалетчиков и всадников Ларнит, не торопясь, добил, бросая в них булыжники и прикрываясь полётным щитом. Тот, хоть и выглядел тяжелым, на деле был лёгким, и в человеческом обличье Ларнит мог, поднатужившись, поднять его одной рукой.Потому, если и успевал выстрелить в драконида кто-то из обреченных, наконечник "дольнского срезня" раскрывался от удара о тонкий слой кованой стали, и без всякого вреда падал в лес.
Когти оказались полезны ему только с конём - Ларнит разделал тушу и сожрал самые вкусные части. Еще прихватил золотой перстень-печатку с руки дворянина. Герба он не узнал. А вот оперение болта из выделанной кожи, живо напомнило товар, которым торговали давешние купцы. С этим надо было разбираться позднее, а пока Ларнит сделал себе зарубку впамяти.
Для верности еще покружив над сгоревшим хутором, Ларнит сделал в уме зарубку - такие засады становились всё изощренней. Обыкновенно в долину регулярно приходили тройки, пятерки или целые дюжины воинов. Они несли с собой большие арбалеты, тяжелые луки, готовили браконьерские ловушки, рассчитанные на дракона, а самые дерзкие даже мечтали поймать его живьём. Таких Ларнит опасался мало - в тамошних лесах ему нечего было делать, и зверье сбивало, грызло их самострелы раньше, чем сгнивали тетивы.
Из замка на дым пожара уже наверняка шла разведка - солдаты соберут всё оружие, какое найдут.
В остальном - долина сегодня была спокойна. Ларнит видел следы, оставленные лазутчиками еще с утра, те наверняка, уже успели дойти до холмов. Птицы и звери застывали, видя его в небе, но испуг их был коротким, преходящим, а значит, не имелось поблизости людей. В ответный набег идти не скоро, и разведывать засечную черту, которую луклянцы возвели за холмами, ему не хотелось.
Время в одиночестве можно было с толком использовать для размышлений.
Полёт, которым Ларнит сейчас наслаждался, делал его врагом великого множества людей в самом королевстве. Зависть слишком сильна в человеческих сердцах и пробудить её можно небрежным словом или даже случайным жестом. В замке у матери слуги привыкли видеть в Ларните сопливого мальчишку, и даже кровь драконида была бессильна стереть из их памяти его слезы от разбитых коленей или неудачу с первым выпитым кувшином вина. Детский кафтанчик спас его от множества бед. Когда же отец Ларнита через полгода после своего визита прислал в замок письмо, и вызвал сына в Архтун - драконид будто прозрел. Не пришли за ним родитель для охраны и сопровождения три дюжины стражников - солоно пришлось бы Ларниту еще по дороге.
Случайные взгляды храмовых служителей, полные отвращения - будто он ходячая скверна. Другие взгляды: завистливые, подобострастные, деловые, любопытные, сожалеющие. Незнакомые ему женщины и девицы, которые, видя красный витой шнур на вороте и герб на груди, вдруг смотрели на него жаждущими глазами. Хорошо еще, что так оценивающе на него пялились не все девушки. И разговоров почти не было - полусотник Охлюсор знал своё дело. Каждый миг на случайных людей вокруг смотрело два заряженных арбалета, кистени не покидали ладоней стражников, а полусотник всматривался во всех встречных глазами голодного волка.
В столице Ларнит очень быстро понял, почему отец никогда не посещал замок. Превращаться умели только квартероны - обладатели четвертой части ихора дракона в своей крови. У отца была только восьмая. Марб не мог стать сыну учителем в делах боя, не мог принудить его к послушанию. Рядом со смертоносным драконидом он смотрелся безобидным лавочником, чуть ли не коробейником. Хорошо, что Акмол Мендровит, воинский наставник Ларнита, сумел привить пятнадцатилетнему мальчишке понятие о долге.
Зато отец безо всяких околичностей объяснил Ларниту, какое сокровище тот из себя представляет. Большое половины крови дракона - его дети наверняка смогут летать. Марб показал часть "племенных книг" - родословных драконидских семейств. Королевство жаждало воинов, а угроза кровосмешения заставляла разбавлять ихор человеческой кровью. В придачу, аристократия хотела вдеть драконидов в числе своих родственников, а давать баронство сыну любой трактирщицы - никаких поместий не напасешься. И еще сложности с рождением драконидов.
На многое Ларнит посмотрел другими глазами.
В Архтуне он пробыл меньше года - его бросили сюда, в обезлюженную долину. Даже если его первые любовные победы и оставили после себя вопящие и пачкающие пеленки последствия - Ларнит этого не узнал. Почти всех драконидов старались воспитывать отдельно друг от друга, в отдаленных поместьях. Отчасти, чтобы не ощущали себя уж слишком драконами в компании себе подобных, отчасти прятали от лишних глаз. В столице же кого только не попадалось. Ларнит на всю жизнь запомнил разговор с Бормикром, заложником-драконом, тоже обращенным в человека и живущим среди людей свои тридцать положенных лет. Тот, как прибыл и получил своё поместье, начал широко пожинать удовольствия. Когда же, после всех выкидышей и несчастий у него родилась дочь, он, увидев её первый, еще неловкий полет, перерезал ей горло. После чего перебрался в Архтун, для плотских утех пользовал исключительно мальчиков и часами рассуждал о бренности человеческой плоти и блаженстве полёта.
Ларнит боготворил мать, которая сумела, будучи заключенной в человеческом обличье, хоть как-то воспитать ребенка-драконида. Но когда он, превратившись, отнес ей внуков, на сердце скребли черные кошки - примет ли она их без зависти, без обиды на свою бескрылость? И вообще - любят ли драконы внуков? Отец еще раньше прислал письмо, в котором перечислил имена всех драконов, воспитавших племянников, двоюродных и троюродных братьев.
Ларнит не ошибся в своём выборе. Растить детей здесь, в порубежье, ему хотелось меньше всего - их убили бы или украли.
И вот, новое письмо от отца. На портрете он увидел вполне симпатичную девушку. Не волшебную фею, скорее правдиво изображенную горожанку. Это значило, что Марб выбрал один из двух вариантов - родовитость знати, или кровь драконов. Отец мог не опасаться повторения собственной судьбы - имей возможность становиться драконом, он бы пробился в командующие армией, в лорды-хранители. А так, вечный советник, он вынужден и в старости плести утомительные интриги, каждый день ставя на кон самое дорогое, что у него есть - собственную репутацию.
Значит столица. Надо возвращаться в Архтун. Хорошо.
И тут Ларнит ощутил, что здесь, в этой самой долине, он досыта напился крови. Как его сегодняшний гость больше не жаждал летать, так и драконид понял, что решение о перемене судьбы будто высвободило в нём накопившееся отвращение.
Ему надоело отгрызать людям головы.
Но одновременно Ларнит дал себе обещание - в следующий раз он сам изменит свою судьбу. Какие бы верные мысли не бродили в отцовской голове, он сам должен принять решение. И для избавления от правильных советов есть только одно настоящее средство - выдумывать себе будущее первым. Раньше, чем его успеют промыслить другие.
...и еще десять...
Дракон сидел на обтесанном валуне, как кошка на единственном сухом пятачке пола - поджав лапы, обвив себя хвостом и, вдобавок, укрывшись крыльями. Сверху на него ничего не капало - добротная черепичная крыша на дубовых стропилах могла выдержать любой шторм. А вот покалечить обстановку вокруг себя Ларниту совершенно не хотелось.
Большой зал был его рабочим кабинетом.
В передней части, огороженной будто невысоким забором из дубовых досок, стоял стол. На нем в обыкновенном беспорядке лежали свитки пергамента, записки на обрывках льняной ткани, важничала крутобокая оловянная чернильница и высились тяжелые серебряные подсвечники. Рядом стояло превосходное кресло, гвозди в котором блестели множеством медных шляпок. Имелась пара окованных железом сундуков с книгами, доносами и картами. Словом, всё что нужно добросовестному чиновнику для верного служения государю. Даже камин с кованой решеткой и поленицей дров, и непременный болван для одежды. Только вот потолка и большей части задней стенки у кабинета отродясь не водилось. Прямо за полированным вощеным деревом начинался грубый, исцарапанный камень драконьей лежки.
Ларнит полюбил именно в драконьем обличье обдумывать все вопросы государственной власти, которые ему полагалось решать по должности. Он вообще старался теперь поменьше бывать человеком. Это уже была не страсть к полёту или жажда силы. Просто с определенного момента он решил пореже наблюдать собственные руки. Может быть, когда понял, что молодость ушла и теперь время его беспощадный враг? Или когда ощутил, что в драконьей ипостаси он может думать ничуть не хуже, чем в человеческой, а страсти людские беспокоят его куда как меньше? Или когда решил дождаться смерти нынешнего министра двора, и решил, что глупо будет так расшвыриваться годами - на весь двор не напасёшься?
Ларнит и сам этого точно не знал. Но теперь от одного рассвета до другого половину времени, а то и больше, он оставался драконом. Спал у золота, работал, даже учил. Только вот с такими же чиновниками, как он сам, приходилось говорить, ученикам надо было рассказывать азы боя самыми простыми словами и еще в драконьей лапе совершенно не могло уместиться перо. Как бы не исхитрялся Ларнит, как бы тонко не работал когтями - нормальных букв на пергаменте не оставалось. Можно было бы брать выбеленное полотно у ткачих, и записывать на нём свои мысли большими кистями черной краски, да только не напасёшься полотна на подобные дела, и не понесешь канцлеру доклад, который придется раскатывать по полу.
Приходилось запоминать все, а потом, возвращая себе человеческий облик, садиться за рукописи. Так что перья и чернильница на столе были для рук, а не для лап. Еще держал там Ларнит очки в золотой оправе, и среди придворных ходила ехидная сплетня, что драконид иногда надевает их для важности. Но они-то предназначались для его драконьего естества - приятно было, разбирая пакостные доносы о фальшивых предательствах или ходатайства об отсрочке взяскания недоимок, иметь перед глазами хоть что-то, согревающее душу.
Мечтал ещё Ларнит, что сможет нанять какого-нибудь едва способного к обучению мага, за которого по причине природной тупости не взялся ни один волшебник, и приспособит его для диктовки - чтобы можно было передавать ему свои мысли, и оставаться драконом все время канцелярской работы, своей лапой только прикладывая печати к документам. Но это были почти пустые мечты - маги старались пристраивать подобных тупоумцев в собственных поместьях.
Потому каждое утро, от рассвета до завтрака, он просиживал здесь. Приходил человеком, раскладывал на столе бумаги, осторожно оборачивался драконом, поудобней устраивался на камне. Если время было зимнее, он протягивал лапу, хватал одно полено, зажигал в самом маленьком пламени, которое только давала его пасть, и клал в камин. Потом кончиком хвоста откалывал лучину от горящего дерева и затеплял свечи. И читал, изредка сдвигая пергаменты когтем передней лапы.
Королевству было тяжело. Война шла уже седьмой десяток лет, и ей не было видно конца. Ту часть Луклянии, в которой стояли королевские войска, пришлось едва ли не обезлюдить - большая часть полей давно заросла. Своих крестьян, чтобы заселить все полученные земли - не хватало, и мало кто из них хотел по доброй воле селиться в порубежных долинах. С юга все шли и шли мстители, охотники за удачей, всяческие драконоборцы и драконоловцы. Луклянцы теперь воевали только "по блошиному", начисто отказавшись от штурмов. Гарнизоны в порубежных замках пополнялись мало, и войскам давно бы уже пришлось отступить, если бы не драконы.
Грустно было узнавать все эти подробности из доносов. Обозы доезжали до порубежья уже полуобглоданные - так нещадно воровали по пути. В пустых деревнях селились шайки, которые, правда, регулярно выжигались драконидами или вешались карательными отрядами, но каждый пятый обоз не доходил до места по причине разбоя. Купцам проще было высаживаться на побережье и двигаться вдоль линии замков, хотя там их порой и обирали коменданты. Ларнит с превеликим удовольствием взялся бы в драконьем обличье допрашивать всех заподозренных в воровстве, но подобное строго запрещалось всеми законами. И надо было принюхиваться к доносам, пытаясь ощутить, кто из жаждущих справедливости просто подловил ближнего своего на воровстве, а кто клеветал по-черному. Еще, разумеется, надо было сопоставлять в голове сотни подробностей, пытаться представить картину каждого воровства или потенциальной измены. А то, бывало, доносы писали со слов якобы неграмотных рыцарей разные простодушные монахи - те верили лжи, и пот с их пальцев пах весьма правдоподобно.
Выводить на чистую воду всякий сомнительный люд у Ларнита получалось хорошо. Дракониду не нужны были их деньги, и взяток он не брал. Не всех лжецов и удавалось довести до плахи или хотя бы до тюрьмы, но больше, чем раньше. Во всяком случае, отец, выбивший для него эту должность - инспектора по делам подвоза - был доволен.
Когда же все бумаги были перебраны, и Ларнит, уже обернувшийся человеком, брался за перо - все его пометки и записи отличались замечательной краткостью. "Вор", "повесить доносчика", "слишком мало знает", "про сено можно поверить", "просто идиот", "важно, похоже на правду", "не понял, отдайте на разбор местным". И так изо дня в день уже который год подряд. Бдение над пергаментами всегда была слишком скучным, и будь в его жизни только оно, Ларнит с тоски затеял бы крупное воровство или даже измену.
В полдень он закрывал глаза на несколько секунд, будто стараясь забыть о всех мелкотравчатых, надоедливых мерзостях, которые вычитал в неровных строчках доносов, и звонил в колокольчик.