Аннотация: Магия сушит душу. Маленькая вообще иссушает.
Бескаравайный С.С.Џ
Пряный багрянец власти.
Тихо и мирно дожив до своих двадцати шести лет, Павел Петрович Коцубенко прославился чрезвычайной осмотрительностью и недоверием ко всякого рода авантюрам. Это весьма способствовало ему на жизненном пути. Избегнув службы в армии, относительно прилежно отучившись в институте и удачно женившись, он не менее удачно выбрал место своей работы. В результате Павел Петрович не смотря на свою молодость производил впечатление честного и зажиточного человека, что по нашим сложным временам было большим достижением.
Секрет этого успеха крылся в сочетании ума, боязливости и почти полного безволия Павла. С раннего детства он твердо усвоил: если все сделать правильно - неприятности обойдут тебя стороной. По этой причине он не злоупотреблял спиртным, на вкладывал юношеские сбережения в трасты и пирамиды и даже почти не ездил в трамвае "зайцем".
Он так бы состарился и умер добропорядочным средним гражданином, если бы на двадцать седьмом году жизни его не переехал грузовик. Отделавшись переломами ног и нескольких ребер он на две недели угодил в больницу. И это тоже не изменило бы течения его жизни, но в больнице как раз в это время практиковал экстрасенс. Неизвестно, как этот человек самой заурядной наружности уговорил больничное начальство, и что он ему посулил. Однако, в течении целого месяца в окружении десятка учеников, с которых брал приличные деньги, Марь, как он сам себя звал, обходил плохо помытые палаты и разводил кощуны над согласившимися пациентами.
Благоразумный Павел Петрович, естественно, отказался от его услуг и присоединился к дружному хору скептиков. В течении первой недели своего вынужденного бездействия он не уставал каждое утро вставлять ехидный комментарий в объяснения Маря. Потом начались странности. Павел начал испытывать странные ощущения при наблюдении знахарских упражнений экстрасенса, которые он сравнил со сгибанием медной проволоки кончиками пальцев. Внимательное наблюдение за движениями рук Маря давало некоторое успокоение нервов. Вскоре это перешло в чувство приподнятости духа и небольшое улучшение самочувствия. Коцубенко ни с кем не поделился этими изменениями в своем мироощущении и по выработанной привычке говорить одно и думать другое, продолжал выдавать скептические комментарии.
Смутное ощущение удовольствия, спустя короткое время, дополнилось ощущением неудовольствия, когда Марь показывал ученикам процесс самоочищения ауры. Почувствовав себя слегка забрызганным сероватой, пепельной грязью, Павел понял, что полным отрицанием своих ощущений он оказывает самому себе медвежью услугу. Вытребовав тем же вечером ворох брошюр и журналов паранормального содержания, скопившийся в палате после посещений Маря, он начал их штудировать. Кармические и реинкарнационные бредни, содержащиеся в этой литературе, не произвели на Павла ни малейшего впечатления, и были им громогласно осмеяны; не менее издевательские реплики он отпустил и по поводу чакр, аур и выходов в астрал. Но уже поздно вечером он попытался воспроизвести некоторые из энергетических упражнений, описанных в брошюрах.
У него ощутимо нагрелись руки, он смог сам вызвать ощущения, возникавшие при сеансах Маря. На следующий день он созерцал сеанс другими глазами. Нет, Павел не взял назад ни одного своего слова и уж тем более не попросился в ученики к экстрасенсу. Внешне его поведение не изменилось. Но теперь он учился. Как воздействовать на тело человека, как собирать для этого силы и уходить от всплесков отрицательных ощущений. Для него движение рук экстрасенса сопровождались легким давлением на лобные пазухи, попытки мысленно повторить то же ассоциировались с облаками, вихрями и полосами разнообразнейших оттенков. Вскоре Павел смог начать самолечение и в результате вышел из больницы на несколько дней раньше, чем обещали ему врачи.
Идеологическая база экстрасенсорики по-прежнему вызывала у него недоверие. Действительно, не было такой несуразности, глупости и просто идиотизма, пример которого нельзя было бы найти в листовках, брошюрах, книгах и фолиантах, выпускаемых людьми, претендующими на сверхъестественные способности. Другое дело, что Павел Петрович получил неоспоримые доказательства существования в этой куче навоза жемчужных зерен. Осторожный намек супруге на обретенные способности, вызвал крупный семейный скандал - Ольга Ивановна отличалась не меньшей рассудительностью, здравостью ума и осторожностью. Ее страх за благополучие семейного очага требовал полного запрета на оккультную тему, полчаса то истеричного плача, то рассерженного шепота показались ей достаточной гарантией дальнейшего благоразумного поведения мужа.
В результате Павел, располагавший двумя неделями отпуска на окончательное выздоровление, значительную часть времени потратил на посещение различных курсов, кружков, сборищ и семинаров по экстрасенсорике. Он нигде не записывался, не платил денег, хоть это удавалось с трудом, и вообще старался казаться мало заинтересованным зрителем. Изыскания привели к неутешительному результату: обучение было невозможно, как не может атеист учиться креститься у священника. Подавляющее большинство новоявленных гуру, народных целителей и экстрасенсов занимались банальным заработыванием денег при полном отсутствии каких-либо способностей. Те немногие, что произвели впечатление на Павла Петровича, требовали или безукоризненного подчинения или слишком больших взносов. Но все они забивали головы ученикам невообразимой дурью. Павел умел подчиняться почти любому распорядку и образу жизни, но статус законопослушного гражданина был ему дороже.
Результатом этого явилось дальнейшее самообучение Павла. В положенное время он вышел на работу, не вел никаких записей и все держал в уме, он даже не заикался о своих поисках жене и дочери. Все упражнения по установлению энергетических балансов, лечению органов и снятию боли он выполнял на себе. Ему пришлось почти отказаться от движений рук - это производило на окружающих неправильное впечатление. Только прикладывание рук к собственным болячкам не портило его репутации. Спустя несколько месяцев появились первые значительные результаты. Зубная, суставная, мышечная боль снимались им за несколько минут, он научился быстро успокаиваться, начали уходит проблемы с близорукостью.
Одновременно Коцубенко сформировал для себя главный принцип самоучения: непрерывная борьба с собственными иллюзиями. Отличить откровенного жулика от жуликоватого, но все же экстрасенса, он мог только с помощью чего-то неточного, что крайне смущало его добропорядочную натуру. С величайшей радостью он воспринял бы известие об изобретении прибора или теста, достоверно выявлявшего сверхчувства, это позволило бы выйти из топкой области индивидуальных ощущений. Увы, этого не происходило, а обращаться в лаборатории, занимавшиеся этим, ему не позволяла осторожность. В результате Павел вывел простую схему определения достоверности новых знаний: верить только себе, новые возможности определять после экспериментальной проверки, и как можно чаще их применять.
Его личный космос стал расширяться. Заходя в любое помещение, он за несколько секунд мог определить его энергетическую картину, выбрать наиболее удобное, незаметное место. Но главное - люди. Теперь они престали быть для него полной загадкой. Они уже не были черными ящиками, для правильного общения с которыми необходимо было помнить десятки условностей. Он не мог читать их мыслей, но эмоции их стали просты и понятны. В разговоре Павел стал чувствовать, каким тоном надо говорить с собеседником, когда делать многозначительные паузы. Думать надо было только над содержанием. Постепенно он распрощался даже с семейными скандалами, научившись предсказывать эмоции жены.
Жить бы и жить в этом новом, цветном и ярком мире, хлебать ушатами бюргерское счастье с пикантной подливкой, но вновь не сложилось. Рабочее место Коцубенко, равно как и рабочие места еще нескольких сотен человек на родном предприятии, стали слишком явно проявлять свою убыточность. Сокращение штатов, нужное и ненужное, накрыло дотоле спокойные отделы и синекуры. Павел Петрович кинулся в бой: за неделю он побывал у всех своих прямых, косвенных, возможных и невозможных начальников. Он дьявольски убедительно доказывал свою полезность, в каждом начальственном кабинете он заглядывал в сердце его хозяину. Но каждый раз его имя не исчезало из списков увольняемых. С каждым новым визитом Павел Петрович все яснее и яснее видел презрение в сердцах этих людей, презрение к нему как к просителю, как к маленькому человеку. Развеять это чувство с помощью аргументов или ментальных усилий он не мог. Еще через две недели он покинул стены завода.
Жизнь без денег сера и уныла. Для самого Павла это не было очевидной истиной, но семья считала наоборот. Чтение эмоций супруги помогало избегать спонтанных скандалов, но если жена к скандалам готовилась, накручивала себя, - спастись от слез и вечерних истерик было невозможно. Не то чтобы Коцубенко обладал какой-нибудь экзотической или редкой профессией, спроса на которую совсем не было. Технические специалисты белее или менее общего профиля, каким был Павел, нужны всем. В городе, население которого только-только перевалило за миллион человек, всегда найдется предприятие или фирма, готовая принять на работу подобных. Но вот беда - предложения эти слишком часто бывают недобросовестны. В глазах почти всех фирмачей и начальников отделов кадров видел Павел то самое презрение, неуловимую отстраненность, которую он стал считать самым верным признаком обмана. Эта примета неизменно оправдывалась: разговоры с сотрудниками фирм, уволенными ранее, наведение справок о задержках зарплаты, об увольнениях по капризу начальства - все подтверждало предчувствия. Иногда ему честно и прямо смотрели в глаза, и предлагали ничтожные суммы зарплаты. Здесь не помогали никакие способности, разве что способность загипнотизировать чиновника до состояния безоговорочного подчинения, а Павел для этого был слишком слаб.
На бесконечные поиски работы наложилась болезнь тещи, явно ведущая ее в могилу. В другое время Павел перетерпел бы эти несколько недель с чувством тихой радости и скорбным выражением лица, но сейчас он заполучил в свои руки пациентку, на которой можно было ставить опыты. Близких родственников у супругов было на так много, медперсонал больницы, где она лежала, мало получал и еще меньше работал, Павел сидел без работы, поэтому дежурил он у больной сутки через двое. Болезни тещи были обильны и запущены, лежала она в основном без сознания, поэтому экспериментировать можно было безо всякой опаски.
Представлялась она ему обильным сгустком темных пятен, каждое из которых указывало на непорядки в организме. Пятна эти были переплетены и запутаны самым головоломным образом. Коцубенко и не пытался сам разобраться в этих сплетениях. Разжившись подробным анатомическим атласом и старыми ее больничными выписками, он стал сравнивать свои ощущения с документами. За четыре суточных вахты он разобрался в картине настолько, что смог уточнить диагноз. На пятые сутки он начал ее лечить. Камни в почках, подагра, отек конечностей постепенно отступали. Но неграмотные врачи оказались проворней его. Легкая ошибка в дозировке препаратов привела тещу в реанимацию.
Через четыре дня наступила агония. Врачи признали полное свое бессилие как по причине отсутствия лекарств, так и по причине характера болезни. Родню допустили к одру. Между тихими, почти непрерывными истериками жены, Павел попытался сосредоточиться на теле родственницы и поддержать в нем хоть основные функции. К его удивлению, это удавалось относительно неплохо. Смерть наступила через минуту после того, как он вышел из комнаты. Павлу достались ощущение легкого толчка в грудь и очень большая усталость.
Лишь через пять дней он смог полностью разобраться в своих ошибках. Его способности, его экстрасенсорика были построены на затратном принципе. Что бы хоть что-то изменить в человеке, он должен был изменить это в себе. При таком образе действий карьера врача или целителя была для него закрыта: переделывать себя под каждого больного означало самому долго и тяжело болеть. Коцубенко не стремился в великомученики. Настоящие врачебные подвиги, на которых можно было заработать деньги, тоже были ему не по силам: он никак не мог воздействовать на человека без личного присутствия, да и личное его присутствие еще не гарантировало успешного излечения.
Но в действительности для начала карьеры экстрасенса ему не хватало самого главного - той смелости, той уверенности, опираясь на которых можно было сказать: я могу!
Жизнь шла своим чередом. В конце концов, Павлу удалось найти место где его не кинули, хоть и платили меньше, чем раньше. Семья уже не могла считаться представительницей среднего класса, - бедность заглядывала в лицо. Если бы Коцубенко не приспособился экономить на своих лекарствах, было бы еще хуже.
Павел утешался рассматриванием характеров, эмоциональных палитр своих коллег и начальства. В той однообразной и скучной работе, которой он занимался, это было единственным развлечением.
Так продолжалось еще год, пока новое пристанище Павла Петровича не дало трещину. Полугосударственная фирма то ли сама запуталась в своих комбинациях, то ли ее захотели затоптать конкуренты, но с определенного времени в ней начали, как пеленки у младенца, меняться директора. Перебои со снабжением и финансированием сменялись периодами лихорадочной активности, охрана меняла форму и виды вооружения. Очевидно, разбирательство приняло затяжной характер, поэтому каждая из сторон вспомнила о человеческом факторе. Начались созывы собраний, расширенные сходки и митинги, на которых людей пытались перетянуть то на одну, то на другую сторону.
Коцубенко, верный своему благоразумию и ведомый маниакальной осторожностью, уклонялся от этих мероприятий просто виртуозно. Самый пристрастный наблюдатель не мог приписать его симпатии ни одной стороне, но наступил момент, когда лояльность двум господам уже нельзя было соблюдать.
Ясным, безветренным днем весь персонал предприятия, почти что под конвоем, собрали на центральном дворе. Без малого тысяча человек поместилась там с трудом и сбилась в плотную толпу. Первоначально к людям собирался обратиться адвокат, поставленный одной из сторон, но конкуренты не дремали, и на грузовике-трибуне оказался и их представитель.
--
Работники предприятия, безответственные руководители поставили его на грань банкротства! Только руководство Григория Ильича Скобелева...
--
Люди, этому демагогу не верьте, на его пиджак смотрите: каких денег стоит!
--
Уберите этого провокатора!!
На грузовике состоялась, коротка потасовка, в которой приняла участие охрана обоих сторон. Минуты через три все успокоилось, толпа не успела разбежаться и речь начал толкать "простонародный" оратор.
--
Ему и верьте! Он профилакторий открыл! Те, что сейчас набежали, скоро разбегутся! Отвадим! А сейчас саботируйте...
Крикуну, в конце концов, удалось раскачать толпу. Через полчаса сбор уже больше напоминал митинг-накачку новобранцев перед отправкой на фронт. Павел Петрович очень старался не выделяться из толпы и из-за этого чуть не пропустил интереснейший момент: оратор постепенно разогревался сам. Это не было энергетическим вампиризмом или энергетической подпиткой, какие принято изображать в соответствующей литературе. Человек просто знал, что он сейчас управляет толпой, он чувствовал это, как пахарь чувствует плуг под руками. И от этого его энергетика быстро менялась. Его наполнял пряный багрянец власти.
Коцубенко точно током ударило: он увидел первопричину начальственного презрения. Презрение к маленьким людям рождалось из привычки к власти, ее каждодневном и почти бесконтрольном использовании. Красный багрянец перегнивал и превращался в тот непроницаемый подсознательный кокон, который могли пробить только крупные взятки или не менее осязаемые угрозы.
Когда Павел Петрович через несколько дней увидел того самого оратора, уже в своем кабинете с дорогой офисной мебелью, он лишний раз убедился: через несколько месяцев это будет еще один неимоверно спесивый и вороватый начальник.
Но само ощущение управления людьми понравилось Коцубенко, как ничто в жизни. Пряный багрянец власти требовал, манил, обещал. Жажда эта становилась непереносимой, и Павел Петрович осознал неприятный факт: если так пойдет дальше - ему придется менять образ жизни.
Ломка характера продолжалась несколько месяцев, Павел оттягивал принятие решения, как мог: разрабатывал планы, разговаривал с людьми. Наконец он понял: либо надо все забыть, либо действовать немедленно.
В тот день он написал заявление "по собственному желанию", дома устроил грандиозный скандал жене, потребовал от нее безотказного подчинения. Еще не кончилась неделя, как он составил бизнес-план, заложил квартиру, продал из нее половину мебели. Компания таких же как он, нерешительных и добропорядочных, дважды пьянствовала у Павла на дому. Результатом этих манипуляций стало появление фирмы "Проводка для вашего дома". Паевой взнос Павла составил больше половины всего начального капитала.
Коцубенко стал заниматься тем, чем занимался всю жизнь, но уже для себя. Способности дали ему колоссальное преимущество: глаза собеседника стали детекторами лжи, достаточно было назвать в понятном контексте сумму будущей взятки, чтобы понять без всякого дополнительно знака - надо давать больше или меньше.
Бухгалтер, нанятый ввиду крайней необходимости, был выбран по тем же чертам характера, что раньше были свойственны Павлу Петровичу. Когда через месяц он совершил первую, осторожную попытку хищения, был немедленно разоблачен, - его выдал страх в глазах - публично осмеян и напуган до полусмерти.
Разговоры с чиновниками дались Павлу трудней всего. Надо было не только давить свой собственный страх и раболепие, но и ломать начальственные коконы презрения. Это можно было сделать только одним способом - дать понять человеку по ту сторону стола, что, перед ним хищник, гораздо более ловкий и безжалостный, чем хозяин кабинета.
Второразрядные чиновники, от которых мало что зависело, и которые привыкли довольствоваться незначительными подношениями, убеждались им достаточно просто. Достаточно было убедительно сыграть твердого человека: посмотреть понимающе презрительным взглядом на заветный ящик в столе, снисходительно усмехнуться над единственным дорогим и стильным предметом их туалета, в ментальном плане как следует надавить на их эмоции, при передачи подношения невзначай упомянуть о знакомстве с их начальством. Дело решалось без малейших затруднений и дополнительных подношений. Главное было - не перемудрить.
Но люди, привыкшие распоряжаться сотнями тысяч долларов и человеческими судьбами, были нечувствительны к подобным приемам, и их применение могло вызвать обратный эффект. Перед ними надо было играть просто порядочного человека, не захребетника и не труса - конечное решение от Коцубенко здесь никак не зависело.
Уже через полгода, фирма встала на ноги, по истечении полутора лет Павел Петрович смог отдать кредит. О нем пошла слава как о самом пунктуальном и требовательном бизнесмене в городе. Он никогда не требовал от людей невозможного, Павел лучше других понимал, где надо не перегибать палку, но власть он чувствовал при каждом удобном случае. Оперативки, отдельные разговоры с подчиненными, даже с временно зависящими от него партнерами - все это стало поводом хлебнуть живительной влаги повелевания.
Распоряжение, жажда отдавать приказы стали его единственной страстью. Все было подчинено этому: Павел стал идеально разбираться в технологических вопросах, это было необходимо для отдачи приказаний, финансы стали для него открытой книгой, - это лучше всего помогало свысока смотреть на людей. Семья стала еще одной аудиторией, перед которой можно было высказаться, которой можно было отдать приказ. Жена и дочь были морально сломлены, появившийся сын рос в атмосфере преклонения перед отцом.
Однако оставленная спокойная жизнь забрала с собой в пучину прошлого и развитие экстрасенсорных способностей. Коцубенко стали не нужны чистки собственной энергетики или попытки вылечить свою зубную боль. Странных пассов не поняли бы сотрудники, а на лучшего зубного он уже себе заработал. Оценка эмоций собеседников и тонкий подход к партнерам были доведены до автоматизма, и Павел не желал лучшего.
За несколько следующих лет Коцубенко не сделал выдающейся карьеры. Фирма была для него инструментом для утоления страсти, и когда аппетиты были удовлетворены, осторожность отвоевала себе некую толику утраченных в душе Павла позиций. Поэтому он старался не рисковать, не вступал в конфликты с "инстанциями", относительно исправно платил налоги. Так он и жил в дальнейшем -променяв власть над судьбами людей, на владение трудовыми книжками своих работников.