Аннотация: Рассказ вернулся с конкурса. Много не добыл, но и осмеян не был
Сознанка
Вы хотели спрятаться от чистки в сумасшедший дом? Напрасно, напрасно. Из соображений экономии сейчас там приемную комиссию одними пациентами комплектуют.
Доверительные слова следователя.
Кафельный, на первый взгляд пол - красивая узорная плитка желто-коричневой расцветки, уложенная в шахматном орнаменте. Маленькие квадратики цвета шоколада и большие, которые уже не совсем правильные, а с отрубленными углами, ромбы цвета пожухлых листьев. Эта каменная чешуя спокойна и надежна, как положено всем кафельным полам. И вдруг темные плитки поворачиваются вокруг своей оси, будто половина чешуек встает дыбом. Оказывается пол не выложен на основании, не на прочном фундаменте и даже не на песке, а держится на штырях, подобно шампурам пронизывающим эти плитки. Раз, и поворот. За ними поворачиваются светлые. Невидимый повар заботливо готовит шашлык.
Потом, с масляным щелканьем оружейных затворов, эта зыбкая кулинарная аналогия летит вверх тормашками. Оси внутри плиток сдвигаются, и становится понятно, что это никакие не шампуры и даже не прутья металла, но всего лишь маленькие полированные отрезки, крошечные втулки, которые могут целиком уместиться в квадратиках шоколадного цвета. Там, где они соединяли плитки, обнаруживается пустота, а в других местах уже соединения - и направление вращения меняется. Будто чешуя у древнего окаменевшего ящера сделала "равнение напра-во".
Но теперь квадраты не желают просто стоять, пусть и дыбом, они делают полный поворот, за ним ещё. Клацание металла - и вот снова они поворачиваются в прежнем направлении. Они вертятся всё быстрей, но не слишком. Вдруг откуда-то сверху падает шарик: пластиковый, зеленый. Звук от удара о плитку, что в этот момент, была горизонтальной, как первая нота в симфонии. Сверху и откуда-то сбоку, из-за занавесей, падают другие шарики - красные, оранжевые, голубые. Ни один из них не проваливается в пустоты, все они отскакивают снова и снова. Получается сюрреалистическое подобие жаровни: над идеально ровно, как шеренги солдат, поворачивающимися рядами плиток, подпрыгивают, вращаются, каждый на свой вкус и манер, разноцветные шарики. И вместе клацанье, громкие и тихие щелчки, звонкие удары и резкие скрежеты, создают мелодию. В ней нет чистых нот, не звучат струны и полированное дерево, но вполне хватает и ударов - как если бы невидимый виртуоз играл на сотне погремушек одновременно. Это какой-то популярный мотивчик, близкий родич "Чижика-пыжика", который становиться все сложней и сложней, обогащается классическими чертами, и вот это уже та нервная музыка из "Кармен", от которой хочется обернуться и посмотреть - не подкрадывается ли кто сзади.
И когда остается только одна секунда до кульминации, до верхней точки мелодии - плитки замирают. Шарики как один - проваливаются щели между плитками. Весь их танец мгновенно исчезает, будто с пивной кружки сдули пену, и шоколадные, желтые плитки с железным лязгом встают на свое место. Как раз вовремя чтобы принять на себя подошву туфельки Ангелины Денисовны.
Та секунду смотрит на паркет, украшающий собой холл здания, потом разверчивается и рассматривает свое бледное отражение в большой латунной таблице.
"ЗАГС" - Ангелина Денисовна должна читать совсем другие буквы, но название в голове всегда отпечатывается одно и то же. Во множестве табличек рядом имеются фамилии всех сотрудников, и даже её собственное, но сейчас это совершенно не интересно. Она рассматривает себя. Лицо подтянутое, приятное, косметика лежит идеально, прическа строго гармонична, но легкие мешки под глазами. Нет, пожалуй, часа два можно погулять по парку, она еще не созрела для работы.
Поворот, скрип стальных набоек каблучков по керамике плиток и она выходит наружу. Нерешительное движение за её спиной.
Ангелина Денисовна идет по пустым улицам, вдыхает аромат клумб, слышит курлыканье голубей. Ей спокойно. Каким то кусочком своей памяти он знает - дорогу надо переходить только на зеленый и лучше не биться головой об стены домов. Однако же все так ловко поворачивается, что ей и секунды не приходится ждать на тротуарах. Она вольно, как-то даже вольготно шествует в сторону парка. Из-за домов поднимается уже жаркое Солнце, и нет причин для грусти, разве только легкий смог.
Звонок разбивает её хрустальный мир. Пустота наполняется. Вокруг появляются люди, на дорогах гудят машины. Все куда-то торопятся, толкутся. Ангелина Денисовна раздраженно прижимает палец к мочке левого уха.
--
Мама, ты же обещала!? - обиженный голос дочери.
--
Нина, я тебе сколько раз говорила!
--
И обещала! Ведь правда!
--
Как я могу помнить, что я сказала? - искренне удивляется мать.
--
Значит, это ты тоже забудешь, - Нина в раздражении бросает трубку.
На улицах снова тишина, но настроение уже не то. Придется работать.
Ангелина Денисовна - разводящая. В том смысле, что должна поставить окончательную закарлючку под документом, означающим состояние развода. Ругань, раздел имущества, решение суда, повременное расчленение детей - всё это уже состоялось, и супруги приходят к ней за формальностью. Тут-то она и должна предложить им последний шанс к примирению, к всепрощению и возврату в старые объятья.
Надо сказать, что и на этой странной должности случаются удачи. Ангелина Денисовна специально ведет их список, он, правда, умещается на одной страничке в блокноте. Но ведь, главное, вести такую статистику, набирать примеры?
Лампочка над дверью загорелась и первая пара жаждущих обрести свободу проникла в кабинет. Умеренно потасканные супруги, выглядели как солдаты, побывавшие в десятке сражений и готовые пройти столько же.
"Не мешай им" - проступили красные письмена на правой стенке кабинете. Правда, середину фразы почти загораживал букет искусственных цветов, но Ангелина Денисовна решила прислушаться к голосу разума и быстренько подписала бумаги.
Вторая пара - совсем уже старички. Разводящая удивилась, взглянула на экран и узнала, что они поссорились из-за содержания завещаний. Каждый хотел оставить больше своему внуку. На преображение они не скопили.
--
Или сыграть в русскую рулетку? Это не больно. Представьте - ваши мозги на стенке и у супруга нет денежных проблем.
--
Расписывайтесь скорее, - добавила старушка.
Она еще минут пять пыталась разозлить их, а потом показать реальность смерти. Заставить испугаться за жизнь другого. Но видно, они уже слишком прочно желали друг другу оказаться в могиле. Пришлось подписать.
За весь день пришло еще несколько "диполей", но ни кто не захотел по-новому взглянуть на свою половину. Часа в три она решила, что пора завязывать.
Стояла самая жара. Дорожки в палисаднике на полпути к дому извивались серыми змеями. Прокаленный асфальт нагревал воздух, и ей казалось, что она идет по волнам тлеющей ржи. Её вдруг восхитило скрытое противоречие этого раскаленного мига: воздух был восхитительно прозрачен и одновременно дрожал, искажая перспективу и наполняя весь объем, все пространство вокруг неё непонятным содержимым.
С тополей падали выжженные солнцем листья и этот странноватый летний листопад вселял в её душу покой. Ангелине Денисовне вдруг очень захотелось, что сейчас, сию секунду время остановилось, замерло. Чтобы всё оставалось как было - и жар, идущий от земли, и выгоревшая голубизна неба, и пожухлая трава.
Пустота, которая обещала нирвану.
Всё так и стало. Листья затормозили падение, замерли потоки воздуха, и казалось жар обрел недостижимую для теплоты стабильность. Картинка не двигалась, она сама чуть шевелила пальцами, и каблучок все никак не мог упереться в бордюр. Секунду вторую, третью. И нирвана не пришла, поманила и обманула. В который раз вещи утратили неподвижность, исчезла гармония, и события в мире пошли своим чередом. Ничего, можно попробовать снова. Под настроение.
Дом встретил её прохладой.
Обе дочери, уже почти взрослые, последний класс, и лицом очень походящие на неё, только не с такими старыми глазами, дружно устроили скандал. Они хотели, требовали, домогались вечеринки. Уже приглашены друзья и знакомые, уже всё устроено и предусмотрено, даже деньги уже получены, нужно последнее финальное, окончательное разрешение. Гарантия не устроения истерики. Обещание не чтения лекций как в прошлый раз.
--
Неужели вы так обиделись? Что там было такого?
Они промолчали.
--
Ладно, не возражаю.
Дочки не успокоились. До самого вечера под тысячью предлогов они напоминали, советовали не забывать, намекали, подбадривали и успокаивали её. Ангелина Денисовна уже хотела на всё плюнуть и запереться у себя в комнате, но ведь нужно было выйти к гостям.
Хоть обстановка и была приближенной к боевой, но отвращение не накатило, она ничуточки не устала, и даже успела посмотреть телевизор, болтая со своим любимым диктором.
Позже стали собираться гости. Она не стала их разглядывать, просто поздоровалась, улыбнулась паре знакомых лиц и вышла на балкон. Там звуки вечеринки покинули её и прозрачность воздуха, полнота пространства снова взяли своё. Жара уже не было, солнце ушло за горизонт, но сумерки еще не залили всё своими чернилами. Стояли те фантастически приятные минуты, когда в мире нет теней, свет идет отовсюду, выделяя в мире каждую черточку, каждую песчинку.
Пора было внутрь, к гостям, тем более, там уже разошлись, и веселье стало перехлестывать через край.
Ангелина Денисовна встала в дверях зала, высматривая, кому сделать тонкое, едкое замечание, которое заставит их чуть притихнуть. Её внимание вдруг стали занимать два гостя, что пришли последними. Они сидели на стульях у стены и смотрели, как отплясывают парочки в центре. Крепкий сухой мужчина, чьи небольшие мускулы почему-то казались доспехами, а мрачноватое лицо напоминало загримированного актера, и подросток, мальчишка, уже вытянувшийся в длину, но еще тонкий и гибкий. Наверняка он и свел знакомство с Аленой, а может и с Инной.
Были эти гости очень похожи друг на друга - лицом и фигурой, но не мимикой, не глазами. Паренек азартно аплодировал и порывался вскочить, а старший смотрел на всё спокойно, будто устал от веселья.
Тут Ангелина Денисовна почувствовала, что не может повернуть голову, двинуть глазами, шевельнуть веками. Все тело, каждая мышца, сустав, сухожилие - вдруг онемели и зацементировались. Её стало страшно, паника ведром холодной воды окатила кожу. Но сердце отказалось биться быстрее, не зачастило, не упало. Вокруг ровным счетом ничего не происходило: всё так же веселилась компания и пах сладкий стол. Каблуки ударяли в потертый ковер, а над чайником вился парок.
Она пыталась шевельнуться, дернуться, хоть немного напрячься. Нервы, как разленившиеся слуги, относили её указания мышцам, однако исполнения не следовало.
И тут старший из этих двоих начал говорить в четверть голоса. Читать лекцию брату.
--
Хозяйка квартиры, что застыла в двери. Посмотри, но не пялься... Так вот, стоит она себе столбнячном, а вокруг народ веселится. И доченькам нет до неё никакого дела. Что скажешь?
--
Такие доченьки. И сама она странноватая.
--
Факт, девочки не подарочек. Только разговор - о ней. Это, Игорёк, вторая стадия злоупотребления. Сенсорная редактура в действии. Она не видит и не слышит ничего отвратительного. Всё плохое вычеркнуто из жизни, - наставительный тон явно вошел у него в привычку.
--
Так у неё "сознанка"?
--
Да. Она поставила имплант ещё зимой. Поначалу всё шло неплохо - исчезла физиономия начальника, ушёл кошачий запах в подъезде. Да, она умудрилась забыть мужа, с которым в разводе.
--
И? - старшему пришлось дернуть Игоря за рукав, чтобы тот больше смотрел в центр комнаты.
--
Только радости больше не стало. Вдруг обнаружились десятки вещей, которые доставали её в свободное от основных неприятностей время. Собственная зарплата, уборка дома. Линялая обивка кресел. Она до полной одури возненавидела новые морщинки. Да мало ли такой окрошки в жизни?
Ангелина Денисовна методично, упорно пыталась пошевелить правой рукой, дотянуться до выключателя - если она вырубит свет, то её неподвижность заметят. Вместо этого она только моргала - наверняка это медицинская программа обеспечивала сохранность глаз.
--
Потом милое хобби, вроде страсти к пышным блузкам, стало превращаться в проблему. Если только вычеркивать из мира гадости - скоро можно очутиться в белом молчаливом кокона и тихо сыграть в ящик. Она поставила себе еще и улучшение реальности.
--
Это уже разрешают?
--
Это перестали запрещать, - старший отхлебнул из стакана, подхваченного с ближнего подноса, - У неё хватило ума не изменять мир целиком. А то появились уже товарищи, которые натурально в облаках летают, с ангелами разговаривают. Досрочного пропуска в рай наша хозяйка не пожелала - ей работать надо. Это плюс. Но счастья очень хотелось - и она еще на память блокировку поставила.
--
Так как она мир видит? В розовом цвете или в клеточку? - младшему стало по-настоящему интересно.
--
В полосочку. Чуточку приглаженным и расправленным. Немного усовершенствованным. Гармоничным - вот правильное слово. Возьмем для примера физиономии её дочек, Не слишком ведь приятные, Ангелина Денисовна?
Младший было завертел головой от старшего к хозяйке дома, но сразу всё понял.
Глазные яблоки работницы ЗАГСа повернулись так, чтобы лица отплясывавших девчонок оказались точно на оптической оси.
И соразмерность милых, пусть и надоедливых мордашек, начала рассыпаться. Это было как в ночном кошмаре после плохого фильма ужасов, только вместо изорванных лиц и прорезающихся клыков - пришли воспоминания. Ямочки на щеках достались им от свекрови, брови сейчас хороши, но это следствие косметички. Фигуры без тренажера у них не держаться, расплываются - как тогда их на месяц в лагерь отправила, по приезду её аж перекосило. Да и умом, если вспомнить, они не блистали.
Вот теперь в ней просыпала злоба. Настоящая, черная, кипящая жирными вонючими пузырями. Её остро захотелось выцарапать глаза этим двум братьям. И у неё вышло повернуть голову - теперь она снова видит их.
Музыка стала спокойной. Дерганье прекратилось, начался вальс или что-то весьма на него похожее.
--
Она на нас не бросится? - спросил младший.
--
А ты боишься? - старший, не отрывая взгляда от пар в центре, полез в карман джинсов и вытащил блестящую пластинку телефона, - Вот распределение усилий.
--
Прикалываешься? - подначил младший, но в его голос было много осуждения.
--
Не без этого, Игорёк, - он отдал телефон брату, - Ты на ввод нажми - чтоб она курс лечения прошла. Главное, у неё-то никакой ломки не будет, все станет по-прежнему, только обрыднет до невозможности.
--
Не повесится?
Старший удивленно оглянулся, не ожидая такого странного проявления совести.
--
Фирма гарантирует. А тебе посмотреть полезно.
Игорь колебался.
--
И это всё у неё - от скотской жизни? Она же не в хлеву роется. Почему?
--
Скорей от лени. Она устала каждую минуту сама отвечать за себя. Представляешь - та один на один со светом, да еще семья. И тут такая безопасная вещь - работаешь и кайфуешь одновременно. Покруче глянцевых картинок на стенах и модных шмоток. Кончается всё плохо, у неё как раз неделю назад дело к этому и пошло - утратой личности. Человек ходит на работу, общается с родичами, а его, скажем так, душа, существует в отдельном мирке. Никакого, заметь, преображения или там усиления способностей. Это почти как сумасшествие, но гарантированно безопасное. Не она сама сходит с ума, нет! Такое еще долго не разрешат. Она позволяет убедить себя в собственной ненормальности. Чувствуешь разницу?
--
У неё галлюцинации?
--
И видения, и припадки. Там на пару мегабайтов только список возможностей тянется, да еще вариантов сколько! На все случаи жизни хватит. Причем всё строго по расписанию и в соответствии с обстановкой. Чтобы вокруг плохого не случилось - ты знаешь, это всё бред. Ты сумасшедший и этим всё сказано.
--
Но всё равно задним умом или там подсознанием она знала?
--
Он-то знала, но тут в другом соль. Ведь это способ сбежать от мира. Ты сам себе монах и монастырь, отшельник в себе. И вены колоть не надо. Здоровье только поправится.
Игорь придавил кнопку на экране.
--
Теперь готовься, - старший быстро отобрал телефон, спрятал в карман, обратным движением вынул платок и намотал на кулак, - Секунд десять осталось. Нет, девушка, я не порезался.
Младший встревожено посмотрел на лицо Ангелины Денисовны, начавшее превращаться в злобную маску.
--
Вася, делаем ноги?
--
Кнопочку ты нажимал? Тебе и отвечать, - улыбнулся старший, чуть разводя плечи.
Игорь видно не ожидал такого коварства, и задал стрекоча к входной двери. Но, распахнув её, замер: по уму дверь надо было закрыть, но оставлять в квартире брата ему не хотелось. Будь брат хоть трижды защищен.
Танец замер. Дочери и гости уже поняли - что-то неладно и вот-вот будет скандал, только не могли взять в толк причину этого дела.
--
Ах вы, сучьи дети!! Да я вас ...
Квартира была на двенадцатом этаже, и у Игоря промелькнула мыслишка, что ругань должна быть того же уровня. Но со счета он сбился.
Ангелина Денисовна, резко придя в себя, и чувствуя всю мерзость мира, кинулась на ближнего брата, спокойно сидевшего на стульчике и улыбавшегося. Слова у неё почти сразу, можно сказать, в полете, перешли в тоскливо-яростный, протяжный вой, а выставленные накладные ногти не предвещали ничего хорошего.
Только мщения фурии из этой атаки не получилось. Василий, пружинисто встав навстречу хозяйке, умудрился одним крепким, точным ударом отправить её в нокаут.
--
Без паники, - улыбнулся он остальным, - Можете веселиться. Вот документ на "протрезвления".
Из еще одного кармана, была извлечена бумага. Официальный бланк из диспансера. Гости в первую секунду ничего не поняли и на всякий случай попятились.
--
Так она снова нормальной станет? - разочарованно протянула дочка, что стояла в центре этой маленькой кучки народа.
--
Что делать? - развел руками и чуть поклонился Василий, - Кстати, ей на неделе надо в больницу зайти, шунты вынуть. Всего хорошего.
Дверь закрылась, и вечеринка в полном составе начала перетаскивать Ангелину Денисовну на диван, попутно стараясь окропить её холодной водой.
Уже поздно вечером, придя в себя, она сидела за столом. Умытая, с пластырем и примочкой на скуле. Резкий, неправильный круг электрического света от лампы падал на грязноватую скатерть. Солонка, опрокинутая и грязная, лежала так неудачно, что казалась еще уродливей. От печки несло сбежавшим супом, а старый кухонный комбайн, что сейчас заканчивал мыть посуду, скрипел на редкость отвратно.
Мысли, не сдерживаемые блоками, бродили как им вздумается и норовили залезть в те кусочки памяти, которые особенно не хотелось тревожить. На языке постоянно крутилась фраза "А если наподдать носком снизу, и пригладить отложной воротничок", но Ангелина Денисовна совершенно не могла понять, что это означает.
Ей не хотелось смотреть в зеркало.
И вдруг она, всему наперекор, попыталась вспомнить, воссоздать старое ощущение порядка, общей гармонии. Как пилот вспоминает смертельно опасный трюк, когда небо крутилось волчком, и чувствует легчайшую потерю равновесия, так и она ощутила, что всё не так плохо. Жаль, но эта иллюзия почти мгновенно закончилась, и старые часы на стене неправильно помахивали маятником.