Центральный архив. (секретно) Полка 4571, папка 19637/а, свиток 82/зл47
Когда новый человек зашел в дверь - Андрей решил, что вместо делового костюма тому пошла бы оранжевая кашья буддистских монахов.
Во второсортное кафе, в его неумолчный гомон за десятком столиков, в шорохи, в собрание не слишком трезвых лиц и скрещение шальных взглядов - зашел чиновник. Он был еще молодой - квадратные очки носил явно для солидности, толстой трудовой мозоли отрастить не успел и, вообще, навскидку мог показаться обыкновенным посетителем. Ну, зашел человек пропустить рюмочку, может у него чувства расстроенные и душа отдыха просит. Но при внимательном рассмотрении - любой назвал бы его чуждым здесь явлением. Глаза не видели людей вокруг, лицо превратилось в стандартно-солидную маску, которую мог для мимикрии нацепить любой серийный убийца. Походка - будто он в одиночестве шел по пустому проспекту. Вокруг него вился дух представителя высших сфер, почтившего своим присутствием сей бренный уголок.
Новый человек подошел к стойке, сел на табуретку за два места от Андрея и механически показал пожилому бармену на бутылку. Тот, явно привычный к подобным визитам, взял новую с тем же содержимым, показал клиенту, как рвет акцизную марку, и осторожно налил прозрачной жидкости в одноразовый стаканчик. Чиновник выпил, закрыл глаза и на несколько секунд замер. Потом медленно, будто танковую башню, повернул голову к Андрею. Веки были опущены. Странник сообразил, что он слишком уж картинно пялится на человека, и побыстрей заинтересовался содержимым своего бокала. Чиновник чуть судорожным движением раздавил ладонью пластиковый стакан, положил на стойку купюру и вышел.
--
Что это было? - спросил Андрей у бармена-продавца, убиравшего деньги и мусор.
--
Воспоминание юности. Может, он здесь что хорошее отмечал, - тот вернулся к своему прерванному занятию, а именно, к протиранию и так прозрачных бокалов, - Раньше хоть из граненых стаканов употреблял, мог при случае сигаретой подымить, часа на полтора задержаться. Сейчас он совсем плохой стал, одной ногой в нирване.
Не одному Андрею приходили на ум буддистские мотивы.
--
И так каждый день?
--
Нет. Раз в неделю, иногда еще реже. Сейчас он помощник депутата. Если куда выберут - совсем заходить перестанет. Мужчина, меню на каждом столе! - это он говорил уже в зал.
Андрей решил, что информация оказалась правильной, но удивления на сегодня достаточно.
Странник приехал позавчера. Ему хотелось посмотреть город, не так давно примеривший столичный статус. Понюхать власть не в классической, имперской обертке, а вроде как свежую, и двадцати лет не прошло как отделившуюся.
Город встретил его свежеокрашенным вокзалом, сооружаемыми везде гранитными крылечками и большими новостройками, уступавшими, однако тому северному мегаполису, с окраин которого и возвращался странник. Поменялись лица людей - в них уже не было яростной злобы, готовой выплеснуться наружу по любому поводу, зато у многих появилась деятельная подлость. Это особенное желание не просто сделать гадость ближнему, а еще и заработать на своей пакости, по возможности не нарушая закон. Это означало, что с меньшей вероятностью на него наведут мелких бандитов, желающих добыть средств на очередную гулянку, а с большей - попытаются со скидкой продать средство от глупости.
И еще две маленькие черты - они сразу бросались в глаза, но в общей гамме были малозначимы, как позолота на погонах настоящего героя, - реклама и цены. Рекламные щиты были грандиозны, они захватывали целиком фасады зданий и даже на привокзальной площади старый чугунный кумир, указывавший рукой путь к счастью, теперь был заслонен громадным плакатом, соблазнявшим прохожих настоящим арабским кофе. Цены - что ж, странник относился к этому философски. У него имелся четкий перечень, в чем именно себе отказывать при попадании во все более дорогие места. Прожить можно везде, главное, чтобы не слишком долго.
Интернет подсказал ему, где дешевле съемные комнаты, а бабки у вокзала - подтвердили эти расценки.
Следующим утром он решил отправиться в центр, посмотреть, как живет властный улей.
Поначалу он ничего не понял.
Кучки людей с флагами шли в разные стороны и выкрикивали совершеннейшую ахинею. Одни хотели денег - ну кто их даст размалеванным папуасам? - другие жаждали мести, а у самих не было оружия, третьи искали милости, но у них были страшно надменные лица. Все они казались мелкими искусителями, случайными галлюцинациями - на фоне больших зданий и дорогих черных машин самых строгих пропорций. Эти пикетчики хотели поколебать невозмутимость обитателей улья, но Андрею простым глазом было видно - ничего у них не выйдет.
Тем удивительней было поведение властителей. Прямо на стенах парламента были прикручены большие экраны, вроде тех, которые ставят на стадионах. На них показывали внутренности политической жизни - и казалось, что будды там сходя с ума. Это было особенное, потустороннее сумасшествие. Они поднимались на трибуну, и как потомственный вор пытается изобразить раскаяние, как ржавый автомат по продаже газировки старается выдавить из себя немного жидкости - пытались вспыхнуть огнем праведного негодования. Какой-нибудь штатный юродивый, а то и заштатный актеришка, пьяница и халтурщик, могли бы бить себя в грудь, постоянно забывать текст, икать посреди фразы и вообще не уходить со сцены - здесь все было так и одновременно иначе. Они постоянно сверялись со своими бумажками, но каждый из них давно уже мог говорить безо всяких шпаргалок - вещали они одно и то же, и наизусть, должно быть, запомнили не только свои слова, но и доводы соперников. Депутаты запинались, не могли выговорить многих длинных слов, и все это скорее по умыслу, чем по косноязычию.
Просто им казалось, что несовершенство выводит их из прекрасного далека. Позволяет быть ближе к народу.
И все же Андрей, стоя между двумя пикетами, дававшими свое представление перед металлической загородкой, ощущал, что не понимает чего-то важного, очень существенного, что определяет весь здешний порядок. Он не видит того главного светила, вокруг которого вращаются остальные люди. Даже не так - он пока не понимает того закона, той силы тяжести, что притягивает их друг к другу.
Странник до полудня ходил среди политически озабоченных граждан, неровным кольцом, окружавших парламент и дом правительства. Что-то было разлито в воздухе, какой-то аромат, который не имел никакого отношения к каждому отдельному лозунгу, и одновременно слышался в каждой ораторской речевке.
Все что он понял - сюда надо заходить в хорошем костюме, а не сомнительной дорожной куртке. И, обязательно, по предварительному соглашению. Где же разжиться таким согласием, когда тут все специально построено, чтобы случайные люди не проникали вовнутрь?
Вечером он сидел в кафе.
--
Сегодня он не придет, - бармен, сверкнув лысиной, налил ему еще бокал портера.
--
А я его и не жду, - странник равнодушно смотрел на ряды бутылок за стойкой.
--
Кого-то ждешь, - настаивал работник торговли.
Андрей присмотрелся к нему внимательней, и страннику почудилось, что в своей короткой седой бороде бармен умудряется прятать усмешку. От этого веяло будущими неприятностями, и тревожно ныла печень, но разговор с человеком, понимающим в психологии помощников депутатов - казался перспективным.
--
Я не состою в партиях и не занимаюсь убийствами, - Андрей стал говорить тише, чтобы музыка и шум не давали понять его слова другим посетителям.
--
Принимаешь меня за осведомителя? - чуточку картинно удивился бармен.
Странник пожал плечами.
--
Так что же тебе здесь надо?
--
Понюхать воздух. Может, записаться к депутату на прием.
Работник торговли посмотрел в зал - нет ли срочной надобности в его услугах - и полез в какой-то дальний ящик под стойкой. Андрей напрягся - не придется ли делать ноги - но сообразил, что дубье или пистолет любой бармен держит под рукой.
--
Вот, - тот уже вынырнул с потрепанным бумажным рулоном, - Смотри, с кем дело иметь будешь.
Рулон оказался скатанными плакатами разных лет. Это была политическая реклама. "О своем выборе вы пожалеете только после голосования!" - устрашал верхний слоган. Таким был пиар партии "Юмшиза". "Обеспечу народ собственным салом" - рвал на груди рубаху заказчик другого плаката.
--
Э... Он владел свинофермой или мясокомбинатом? - поинтересовался Андрей.
--
Он хотел им владеть, - уточнил бармен.
Там было еще много призывов и обещаний. Агитировали за переход армии только на холодное оружие и за предоставления редким животным прав человека, граждан убеждали присоединиться к организации свободных контрабандистов и голосовать за нерушимый блок розовых и голубых.
Андрей смотрел долго.
--
Знаешь, я все-таки попробую.
--
Ну, успехов.
Странник решил не отклоняться от намеченного плана. Прямо записался на прием к главе комитета по средствам массовой информации. Там было все, конечно, забито на два года вперед, но работала страннейшая процедура - лотерея. Все записавшиеся тянули билет, и если на еженедельном розыгрыше выпадал их номер, проходили без очереди.
Глупо было бы надеяться на удачу, но Андрей, просеивая мелким ситом информацию по парламентским диковинкам, присмотрелся к этой лотерее. Оказалось, что имеется четкая зависимость между номером билета - и вероятностью выигрыша. То ли у депутата лототрон был не в порядке, то ли существовало жульничество. Когда странник абсолютно свободно вытянул билет, то понял - он просто первым вычислил эту закономерность.
Теперь надо было просто ждать. Нет, не только - еще попытаться понять эту отрешенность, знаковость улиц, примыкавших к политическим учреждениям.
Каждый день странник после полудня сидел у себя в съемной комнате и набрасывал заметки, а до обеда ходил по центральному пятачку. Пытался заглянуть в глаз людям, увидеть ауру этого места. Постепенно он стал ощущать границу - тот переход от обычного городского пространства, где имелись витрины, обычные прохожие и текла нормальная жизнь, к нервически-хаотичному состоянию. Андрею казалось, что если он не поймет, в чем тут дело - все кончится провалом.
И вот в пятницу, кода особой надежды не осталось, страннику почудилось, что небо здесь другого цвета. В лица митингующих проступили желтые оттенки, и дальние концы улиц стал обволакивать туман. Подошвы раскалились, а от стен начала медленно отваливаться штукатурка. Голова стала легкой, как перышко и казалось, что в мире не осталось ничего важного.
Андрей резко мотнул головой - только галлюцинаций не хватало.
Мир вернулся к норме, но все равно - окружающее было абсолютно не важно. Что-то другое рвалось в сознание и требовало думать только о нем, желать только его. Это было мистическое ощущение - с ним будто общался потусторонний мир.
Власти! Здесь кричал об этом каждый камень, это читалось в любом взгляде, это был тот общий знаменатель, к которому приводилось здесь абсолютно всё. Воздух тут был насыщен жаждой управлений и даже птицы на ветвях деревьев кричали в повелительном наклонении.
Странник от досады скрипнул зубами - каким дураком надо быть, чтобы не понять этого раньше. Психика сама дала ответ на его вопрос - подсознание услужливо, хоть и с задержкой, организовало видение. И когда разум приспособился к новым ощущениям, Андрей будто обрел второе зрение. В нем не было ничего от рентгена, просто смотря на каждого местного жителя - он чувствовал в нем градус этого неуемного желания отдавать указания.
Ситуация несколько прояснилась, но все равно в окружающем мире было много беспорядка. Зато Андрею удалось купить приличный, умеренно поношенный костюм в секонд-хэнде.
Настал и день "Ч" - номер его билета сложился из лотерейных шариков. Ему было на прием. Страннику выписали пропуск в здание парламента, проверили на входе и указали дорогу к депутатскому кабинету.
Высидев очередь и еще раз прокрутив в голове ситуацию, Андрей толкнул дверь.
Председатель комитета был энергичным толстяком лет пятидесяти, небольшого роста, с черными юркими глазами. У него так же имелись крепкие челюсти и вальяжные, не имеющие дел с тяжестями, пальцы. Седеющие волосы были заботливо оформлены в прическу, а одежда казалась настолько с иголочки, что у Андрея промелькнула неуместная мысль - успели ли вынуть из неё булавки?
Кстати, председатель был занят. Он созерцал очередную сцену на трибуне. Оратор вошел в раж и теперь почти дотягивал до статуса нормального человека.
--
... страшно подрывает рождаемость! Вы только подумайте - эти проклятые уклонисты не желают платить алиментов! Им наплевать! Потому я предлагаю ввести новый юридический термин - террорист-жизник, и разыскивать таковых силами государственной безопасности! И пусть тот, кто думает, что я вру или сгущаю - первым кинет в меня камень!!
--
Так ведь камни мы на входе сдаем, - с мягкой укоризной заметил ему спикер, - и прочие оружие.
--
Было бы неплохо, - прокомментировал Андрей, - Поставить рядом плевательницу, чтобы оратору можно было быстро выражать свое мнение.
Депутат только заметил посетителя.
--
Знаете, такие идеи уже были. Не эстетично. Начинается все цивилизованно, а потом придется ставить туалет. И где? Сразу под местом спикера, чтобы туда от трибуны быстро дойти можно было?
Они посмотрели друг на друга чуть более заинтересовано.
--
Вы просить, предлагать, содействовать?
--
Устраиваться на работу. Внештатным советником.
Глава комитета засмеялся, и прыгающий второй подбородок создавал иллюзию еще одного рта.
--
Меня интересует воплощение некоторых своих идей. Управленческого плана. Безвозмездно.
Странник уселся на стул сбоку от стола и начал излагать не идеи - специфические и узкопарламентские, над которыми думал все последнее время. Депутату новый посетитель показался человеком не совсем бесполезным. Они проговорили с полчаса - и в результате у Андрея на руках оказался пропуск, полученный под сомнительное обещание подумать. Как только странника занесли в компьютер (этажом ниже, в комнате службы охраны), он отправился бродить по зданию. Помощник депутата, который должен был его опекать, мог заняться Андреем часа через два и страннику нужно было максимально впитать в себя дух политического рвачества.
Страннику показалось, что он попал во внутренности одной из картин Босха с той только разницей, что грешники здесь были одеты, а полумеханические чудовища обрели свой законченный, машинный вид
Андрей настолько удивлялся, что после очередного поворота коридора мог столкнуться со встречным.
--
Где оформленные документы по "бузотерству"?!
--
Когда будут заключения по рынку птицы?! - хрипели друг на друга двое депутатов.
--
Мы подали запрос две недели назад!
--
Месяц!! - физиономии у них раскраснелись и набухли вены на лбах.
--
Что ты себе позволяешь!?
--
Да я тебе в морду заеду! - они уже начали закатывать рукава.
Редкие прохожие не обращали на эту пару ни малейшего внимания и только старались пройти по коридору у другой стенки. Странник решил, присутствует при особо изощренном сговоре, и решил не мешать народным избранникам в таком интимном деле.
Случайно забрел он в комнатку, совсем рядом с залом заседаний. Тут веяло больницей: пара коек у стен, препараты и упаковки одноразовых шприцев на столе. Шкафы с прозрачными дверцами и запах лекарств. Пара санитаров резалась в домино. Один из них был крепким мужиком с кубическими кулаками и мясистым затылком, классический типаж, а второй - моложавым и высохшим, чем-то похожим на непризнанного гения. На стене висел монитор и третий обладатель белого халата, судя по всему, студент, жадно смотрел заседание, что-то занося в тетрадь.
--
Чего надо? - оглянулся на странника один из санитаров.
--
Дык я ... - он указал на свеженький лейбл, - того, осматриваюсь.
--
А, тогда заходи. Сыграешь?
Через минуту он уже стучал костями.
--
Четрые-шесть. Так вы медпост?
--
Шесть-пусто. Вроде как. В дурку забираем, - первый санитар сосредоточенно жевал нижнюю губу.
--
Пусто-пусто. Паримся тут целыми днями, - второй мало отличался от первого.
Андрей признал в белых халатах, расстеленных на койках, обыкновенные смирительные рубашки.
--
Пусто-пять. И многих уже забрали?
--
Ни одного, - первый санитар как-то ожесточенно вбил кость в поверхность стола, - Скука тут смертная.
--
Только вот этот, сдудиозус все сидит, материал для диплома собирает. Три-шесть.
--
Так чего вас не сократили? - удивился Андрей.
--
Низя. Прикинь заголовок - "Из парламента ушли все психиатры". Кому это надо?
Здесь даже санитары знали толк в пиаре.
Но апофеозом всего стал зал заседаний - главное место сбора совета. Андрей прошел на гостевой балкон и узрел внизу самую страшную пародию на пчелиный рой, какую видел до сих пор. Нет, дисплей не мог передать всей той атмосферы взаимной подлости, презрения, жадности и лжи, что разлилась тут. Здесь должна была быть абсолютная нирвана, из которой депутаты вырываются лишь силой воли, а оказалась - полная противоположность. Скрываемая под маской усмешек, патриотических лозунгов и криков о народной выгоде.
Жажда власти не давала невозмутимости, не обеспечивала спокойствия, стойкости или ясности мыслей. Нет. Она просто иссушала все иные порывы души. Здесь концентрация этой страсти достигала максимума, за которым должно было прийти безумие, но не выплескивалась, не проявлялась, а всячески замазывалась. Ведь жажда обладания была абсолютной - любой здесь мечтал быть главным, управлять, отдавать приказы и выполнять роль судьи в последней инстанции. Потому желания каждого - противоречило мечтам всех остальных.
Это был громадный жертвенник, на котором люди скармливали одни части своих душ - другим. Но не больно-то много бывало в этих душах, и голод не утихал ни на секунду.
На том же балконе Андрея встретил помощник - молодой тонкокостный, похожий на голодающего бухгалтера, специалист по внешним связям. Он устроил страннику небольшую экскурсию. Сверхтайных закоулков в парламенте не имелось, потому взору Андрея открылись стандартно-сенсационные вещи, которые "обнародуют" каждые два-три года.
--
Вот система отпугивания митингующих. Если надо - подвертываем жалюзи и сосредотачиваем на толпе солнечные зайчики, можно и на одном человеке.
--
Это тяжело, да и не попрактикуешься - облачность мешает. Лучше нимб своим людям организовывать. Зато если толпу инфразвуком пугануть, у нас вон там динамики спрятаны, разбегаются вмиг. Средство надежное, - и помощник жестом старого солдата, погладил выщербленные бока установок.
Перешли и к деловым разговорам.
--
Я предлагаю новую модель депутатского поведения. Без всяких обязательств с вашей стороны - просто выслушайте и примите к сведению.
--
Так в чем же ваш интерес? - помощник слишком привык корыстно относиться к человеческим мотивам. И этим его легко можно было обмануть.
--
В авторстве. Если все пройдет, я надеюсь прославиться, - улыбнулся Андрей.
Первым предложением, что он скормил помощнику главы комитета, была идея организация "громких кнопок", которые должны быть под рукой у спикера - чего-то вроде сирен, только не таких заунывных. Эта мера дивно дополняла обычай отключения микрофонов, и должна было прекращать депутатские драки.
--
Лучше всего подойдет кваканье или утробный смех, - внушал он "бухгалтеру".
Тот чесал в затылке и сам предлагал идею - компьютерно передразнивать голоса скандалистов и тут же пускать их в громкой трансляции. За уточнением деталей они провели остаток рабочего дня.
Вечером Андрей посетил неизменный бар и под тихую музыку Вивальди опорожнил пару кружек.
--
Знаешь, там не так всё плохо как можно было подумать, - обратился он к бармену.
--
Тебе еще не рекомендовали пойти на курсы укрепления воли? "Ницшеанский инструктаж" называется, - тот механически протирал стойку.
--
?
--
Посетитель рассказывал. Тот, который помощник депутата, - он смешно наморщил лоб, вспоминая, - Рекламный слоган - "Вы сможете застрелиться больше, чем одним патроном". Так сказать, самурайская стойкость.
Странник принял это во внимание. Даже очень принял. Решил обдумать меры предосторожности. Ночью ему плохо спалось.
Вопреки опасениям следующие несколько дней прошли спокойно. Его, наверняка проверяли, но глубина этой проверки странника не особенно смущала. У каждого сколько-нибудь важного политика всегда вьются подобные энтузиасты и мечтатели. И политики этим охотно пользуются, приобретая халявных работников. Дескать, надоест, и сами отстанут. Странник числился четвертым подчиненных "бухгалтера" - еще три энтузиаста вкалывали в приемной. Разбирали почту, отправляли поздравительные и сочувствующие письма, составляли самые разнообразные списки. К деньгам или сколько-нибудь важной информации никого из них и близко не подпускали. Рабочее время на обычное и сверхурочное никак не делилось - могли предложить новое поручение и ближе к полуночи. Особенно выделялся в этой компании высокий, несколько цивилизовавшийся, хиппи. Он мечтал получить грант на публикацию монографии "О вампирах и их разведении в неволе".
В остальном это напоминало обыкновенную политкорректную контору, где для экономии средств принимают имбицильных работников.
Андрей отчасти был на побегушках у "бухгалтера", отчасти вкалывал вместе со всеми. Попутно старался завалить помощника депутата все новыми и новыми идеями. Странник понемногу стал намекать, что есть крупные и серьезные мысли, которые бы неплохо обсудить не за часовым разговором, и не с помощником главы комитета.
И донамекался.
Глава комитета вкушал у себя в кабинете послеобеденный отдых. Лицо его, только отошедшее от процесса потребления пищи, еще не успело обрести благодушного вида - и казалось, что скулы и челюстные мышцы принадлежат хищному зверю. Депутат, грея в ладонях полупустой коньячный бокал, указал подчиненному на ближнее кресло.
--
Молодой человек, так что же у тебя за мысли в голове бродят? Поведай свои проекты.
Странник решил, что это местное развлечение, эдакий "ужин с придурком", но лучшего момента ему может и не представиться. Чуть ссутулившись и опустив глаза, начал.
--
Вы хотели чего-то грандиозного? Не мелочи вроде плевательниц и законов об экстрасенсах? Есть такая задумка, Виктор Любимович. Тотальность, абсолютность лжи.
Тот смотрел на него вежливо-отстраненно.
--
У нас интересная система сложилась. Все знают, что власть - врет. Два любых человека на улице встретятся, и точно так скажут. В этом здании тоже говорят друг другу, что пользуются ээ... эвфемизмами, да еще, пожалуй, и почаще чем на улице. Но стоит встретиться двум мирам - упорно доказывается правдивость каждого слова.
--
Это старый обычай власти. Любой системы.
--
Верно, - Андрей не дал перехватить этому говоруну инициативу, - Но что будет, если его сменить? Просто и открыто заявить с трибуны - я говорю, и мои слова лживы, - он, по прежнему не смотря в глаза депутату, резко вскинул ладони, - Не вам, нет. Представьте это чисто гипотетически.
--
Человека заплюют на месте.
--
А если это будут все? Вообще все политики, или настолько большая их часть, что остаток не будет иметь значения? Раскрепостите мышление, - странник поднял голову, - Ведь это путь к таким новым возможностям, таким новым путям.
Депутат молча смотрел на него. Он ждал продолжения.
--
Вы избавитесь от ответственности за слова. Сейчас надо содержать журналистов, пиарщиков и еще целый штат прожорливых сволочей, которые должны заставлять людей забывать ваши последние высказывания. А почему все это? Политика драматична, она творит мифы - и вам нужны истинные значения слов. Что будет при переходе в театр абсурда? Если ложь станет всеобщей, и уже правду надо будет доказывать, то исчезнет само понятие ошибки политика. Он ведь и так лжет, - Андрей взывал к жажде власти собеседника, он открывал перед ним перспективы и тот должен был почувствовать их.
Но пока главе комитета что-то показалось смешным в последних словах и он заулыбался так радостно, будто вспомнил лучшую шутку прошлого года.
--
И как же ты видишь управление в таком государстве? Как министр будет отдавать приказы подчиненным? Откуда возьмется уважение?
--
А кто у нас уважает власть? - улыбнулся в ответ Андрей, - Ведь каждый подчиненный знает участок своей работы. И ему виднее - говорит начальство правду, или лжет. Все останется как сейчас, только ответственность за непонимание будет всегда нести он, мелкий винтик. Вы перекладываете на него ответственность за расшифровку ваших слов.
Виктор Любимович, все еще веселясь, отставил бокал, поднял свои телеса с кресла и начал фланировать по комнате.
--
Излагай дальше, что же ты?
--
И управление никуда не исчезнет - ведь строится не на правде, а на желании получать выгоду. Все и так уверены, что им лгут и как-то крутятся, зарабатывают. Так что с администрацией, с вертикалью власти ничего ровным счетом не сделается, тем более, что она у нас хилая до невозможности. Интересней другое: что будет с обществом, с миллионами тех лиц перед экранами, ежели ложь станет гласной, самотождественной? Каждый сам будет определять её границы - и много более точно, чем сейчас
--
Неужели? - он улыбнулся так искренне, будто к нему вернулся весь предобеденный аппетит.
--
Конечно, - Андрей постарался сделать такие глаза, какие бывают у человека, открывающего другу важнейшую тайну в своей жизни, - И это будет самая изящная и большая иллюзия. Что сейчас, что после перехода через центр координат - граждане будут уверены, что смотря выступления политиков, они разгадывают кроссворды. Но сейчас они ищут обман, вычисляют ложь - и потому всегда найдут её, а станут вычислять правду - и сколько бы они не ошибались, у них всегда сохранится позитивное мышление. Скажем, будет высказано обещание устроить межзвездную экспедицию. Не поверят даже в шанс долететь до Марса, но доискиваться до потраченных средств будут в последнюю очередь.
Глава комитета вскинул ладонь, давая понять, что сказано достаточно. Потом, задумавшись, приложил палец к губам и замер. Андрею казалось, что в душе этого человека сейчас соблазн головоломной интриги разъедает последние ограничения. И тут депутат резко повернулся к нему.
--
Может, у тебя и компромат есть? На меня, скажем?
Проклятая подозрительность!
--
Только стандартная информация, - развел руками Андрей, - При желании, может быть, я смогу покопаться в архивах...
Странник превратился один большой вопросительный знак, он являл собой непонимающего энтузиаста, простака, сунувшего нос в политику. А за этой маской сжалась пружина ожидания, и страх чуть не взял его за горло.
Но депутат уже отошел.
--
Что ж, неплохая идея. Почистить её от всякого мусора и той утопии, что у тебя, Андрей, в голове вертится - можно и подумать. Только чем ты будешь заниматься, если я начну её воплощать, а ничего не получится?
--
Не знаю. Наверное, я всегда смогу извиниться.
Депутат чуть удивился, однако, сейчас ему было не до посторонних рассуждений.
--
Да, да, покаяться ты всегда успеешь, - он, уже целиком в себе, указал Андрею на дверь.
Странник вышел, пытаясь удержать на лице ту же маску.
Идиот! Придурок! Недоумок!
Ну кто потянул его за язык с этими проклятыми извинениями!? Этот жирный боров произнес при нём слово - "раскаяние", теперь все рухнет!
Ведь поначалу был такой шикарный план: дать этому человеку в руки строго выверенное искушение. Он проглотил его, как обезьяна проглатывает отравленную конфету - но теперь яд опасен искусителю!
Глава комитета, разумеется, не решился бы принять новое мировоззрение, но он стал бы его пропагандировать. Не сразу, маскируясь, напуская туману. Но, в итоге, он под флагом нового мышления попытался бы заставить явно лгать всех. Не для того, чтобы лгать вместе с ними, нет - чтобы первым покаяться в собственной лжи.
Люди слишком быстро устанут от полной неизвестности, от необходимости отделять грандиозную ложь от полуправды, и первый, кто попытается дать гражданам путеводную звезду - получит преимущество. Его станут любить как единственного праведника в этом мире неправды.
Вернее, так думал бы глава комитета - вот только он не стал бы каяться в том, что знал о нем Андрей. Слишком много мелки гнусных подробностей хранилось на диске, скрытом внутри одного кузнечного молота.
Что получилось бы из этого? Андрей мечтал о появлении доли ответственности в политическом хаосе. Если бы политики стали менять жанры своих выступлений, переходить от заезженной пафосной пластинки к фарсу, а то и покаянию, затем рассуждению и снова к пафосу - неизбежно всплыл бы вопрос о натуральности их эмоций, правдивости игры. И тогда, тогда...
Но теперь странник уже не может стать безопасной теню депутата, его послушной правой рукой, а превратится в первого подозреваемого - пусть об этом еще не знает сам депутат, но чуть позже подсознание все расскажет народному избраннику.
Весь вопрос - когда?
Андрей, выходя из пузыря власти, продираясь через невидимую стенку, отделяющую городок политиков от остального мегаполиса, чувствовал, как за его спиной материализуется ствол. Пистолетный или винтовочный. А может и обыкновенный арматурный прут. У депутата нет возможности вот так сразу послать за ним любителей делать людям трепанации черепа, но влияния для организации подобного несчастья - хватит. Скажем, сутки понадобятся депутату на обдумывание всех вариантов, на принятие решения, и еще два или три дня - собственно на действие, на организацию меры предосторожности.
Надо бежать отсюда. Не прямо так, с легкой папкой в руках, а в своей обычной экипировке.
Странник перебрал в уме вещи, что лежали в съемной комнате и, заодно, те ниточки, что могли привести к его подлинной фамилии. Выходило порядочно - многое надо было бросать и следов тоже путать изрядно. Ноги сами собой зашагали быстрее.
Но перед отъездом - он зашел в бар.
Те же столики, тот же лысый, с умными глазами и короткой седой бородой, бармен. Андрей заказал у него газированную воду в одноразовом стаканчике. Тот, привычный не удивляться, поставил перед клиентом требуемое. Только странник не тянулся в воде. Гранит стойки холодил ему руки и давал успокоение.
--
Наверняка многие прошли этот путь. Знаешь, лучшим для меня выходом было бы устроить тут маленький дебош, - чувствовалось, как бармен насторожился, и руки его были готовы выхватить что-то из-под стойки, - Но и дебошей здесь, наверняка, было немало. Это не мой путь. Пусть этот тост останется не поднятым. Я отваливаю.
Они помолчали.
--
Андрей.
--
Петр.
Рукопожатие.
В съемной комнате, спешно упаковав вещички и, вытащив из-под половицы замотанный в тряпки кузнечный молот, странник решил не уведомлять о своем отъезде хозяйку квартиры. По-хорошему, надо было бы поругаться на прощанье - уж больно у неё тараканы крупные водились и вонь не выветривалась. Но ствол за спиной материализовался все отчетливее. Свет в комнате Андрей оставил и дверь за собой прикрыл тихо, чтобы не щелкнул замок.
Снаружи уже стемнело и накрапывал дождь. Странник половчее перехватил ручку рюкзака и, выскакивая из подъезда, чуть не попал под колеса машины - какой-то лихач решил спрямить путь через переулки. Андрей отскочил левее, к арке и прижался к стене. В эту секунду несколько щелчков, которые могли быть только выстрелами, слились в один. Прямо перед его носом пуля выбила искры из железобетона, а бок вдруг обожгло.
Он кинулся в сторону, в темноту, а сзади кто-то ругался и после секундного перерыва пули снова застучали по асфальту. Но странник был уже за углом, он растворился в линиях и углах дома.
Хоть за ним никто и не гнался - Андрей понял, что долго вот так просто не пройдет. Нужна больница. Но... Словом, ему в одну секунду вспомнились все те аргументы, которые наперечет знают любители уголовных романов. Отчаяние готово было захлестнуть разум, и только на упрямстве он сохранил способность здраво рассуждать. В каком-то палисаднике, на скамеечке детской площадки, Андрей наспех приложил к ране платок и судорожно попытался найти выход. Таковой обнаружился - ночлежка для бомжей. Там обязан дежурить фельдшер, его должны элементарно осмотреть.
Странник оскалился на луну - долгие путешествия приучают узнавать о городе самые странные вещи. Это место будет через три дома.
Дойти оказалось не так просто, однако же он не свалился и не хватался за столбы. Дверь в подвал, коридор, равнодушно-циничные глаза регистратора. Пятно на куртке не нуждалось в комментариях. Еще одна дверь, за которой воняло хлоркой и варельянкой. Его взял в оборот фельдшер, мосластый небритый мужик.
--
А ты не бомж. Студент? - он натягивал перчатки.
--
Вроде того. Под выстрелы угодил.
--
Повезло тебе, - фельдшер вытер кровь, посмотрел рану, - Навылет. В полость не зашло. В больничке тебя за пять минут подлатают.
--
Слушай, может договоримся? Мне бы здесь и без претензий.
Фельдшер схватил странника за руку, понюхал ладонь. Порохом она пахнуть и не могла.
--
Куда я тебя положу? - такие предложения были здесь явно привычны.
--
Я так уйду. Посижу немножко и уйду. Ведь смогу?
--
Двести. Свободно конвертируемых.
--
Хорошо. Я полста сверху добавлю, только притащи мне из санобработки куртку поприличней. И рубашку там.
Фельдшер молча кивнул и стал вытаскивать из ящиков шприцы, шовные нитки, пластырь, иглы и прочее хирургическое снаряжение. Потом оперся о стол кулаками.
--
Скальпель против денег.
Новокаин хорошо помогал от боли.
Уже под утро, ожидая первую электричку в западном направлении - ему ведь надо было запутать следы - Андрей вслушивался в криминальные новости. И первая из них была сенсацией - у подъезда своего дома убит глава комитета парламента. Именно по средствам массовой коммуникации. Очень профессиональный снайперский выстрел. Висок. Охрана даже не стала хвататься за пистолеты - всё и так было ясно. Киллера, как водится, готовились искать лучшие силы. Все связали смерть депутата с новой аферой, что он затеял с шестым каналом - там еще оставалось тридцать процентов государственных акций.
За всеми этими рассуждениями дикторы еле успели вспомнить хулиганскую стрельбу из автомата на улице Олеся Поттера. Оружие не нашли. Ранен прохожий.
Новая куртка была на два размера больше, и под ней удобно было держать руку - греть рану. Но от этой одежки придется скоро избавиться - если сыскная собака выведет на ночлежку, его приметы развесят по вокзалам к полудню.
И когда странник садился в прокуренный вагон, он успокоился, дикое напряжение последних часов отпустило его. Ныне покойный Виктор Любимович слишком поспешил - и дал задание какому-то уж совсем дешевому и трусливому идиоту. Надо же - в темноте, с соседней крыши, из автомат! Скорее, непосредственные указания давал помощник Виктора Любимовича, тот самый "бухгалтер", и здорово сэкономил на оплате. Но нашлась на депутата рыба покрупнее. Интрига умерла, не родившись. Он ничего не сделал тут. Приобрел толику опыта, потерял немного крови.
Сохранил жизнь.
А этим утром такое сбережение странник числил самым важным.