Плохо, что открывая своё сердце любимому человеку, трудно пользоваться запасным.
Кардиолог
Строчки все никак не желали открывать свой смысл. Он смотрел в них, перечитывал буквы, перебирал значения слов. И не понимал. "Выход в надсистему". "Нетривиальность". Пустые слова. Сейчас он не мог переделать заумные строчки учебника в доходчивые предложения, которые можно выдать студентам на лекции. Заняться чем-то другим?
Андрей закрыл папку, что была перед ним. Покосился на стопки рефератов сбоку. Нет, надо просто отдохнуть. Он вышел в коридор, где по случаю середины первой лекции никого не было, и стал прохаживаться между рядами окон и рядами святящихся рекламных щитов и расклеенных плакатов. Приоткрыть фрамугу, вдохнуть свежего воздуха? Мысли не те. Снова заняться архивом? Эти тайны не протухнут больше, чем уже протухли. Он думает не о том. Проблему надо просто решать. Ему надо увидеть Ксению. Сегодня. Нельзя ждать и откладывать, иначе он перегорит, станет прятать от себя собственные чувства. А от этого шаг до неприязни. Или ненависти.
Да. Сегодня. Можно даже не торопиться, он успевает. Только назавтра надо договориться - обменять ленты у Притопко. Андрей посмотрел на часы, кивнул сам себе и пошел обратно на кафедру.
К вечеру странник был на перроне вокзала, но уже в другом городе. Теперь он не любил его, в память о своём риске и поражении. Но и все сплетение улиц и переулков ему было без надобности. А вот тот перекресток, на котором уместились сразу три музыкальные школы, филармония и черт знает сколько маленьких концертных залов - он интересен. Там следует её искать. Андрей для успокоения нервов похлопал ладонью по боковому карману куртки и стал сквозь толпу пробираться к маршруткам.
На улице имени композитора, мелодии которого странник узнавал, но никак не мог запомнить, - готовился какой-то праздник. По случаю первые теплых деньков все местные кафе вынесли на тротуары столики, а все музыкальные учреждения - сочли необходимым выставить туда же оркестрики. Размести они музыкантов чуть ближе, и получилась бы какофония, а так шум вечерней улицы скрадывал соседские мелодии. Потому раскрытые над столами большие зонты сменялись парковками, встиснутыми между каштанов, а им на смену приходили группы людей, стоящие рядом с пюпитрами. Трубы, скрипки, барабаны, саксофоны, гобои. Графины, скатерти, стаканы. Счета. Бампера, покрышки и запах бензина. Снова скрипки. Официанты и музыканты были чуть пьяны от весны, а закатное солнце отражалось в каждой грани фужеров, мелькало бликами на каждом лакированном инструменте, а металл труб вообще казался красным.
Андрей был здесь, наверное, единственным недовольным. Все повторялось как в первый раз, когда он здесь появился. Звуки сплетались в единую паутину, в мозаику, которая охватывала каждого, передавала настроение, заставляла отрешиться на секунду от всех своих проблем и вспомнить лучшие мгновения жизни. Но ведь это была импровизация, попурри из прославленных мелодий и свежих шлягеров. Невозможно было предугадать, куда она повернет, и как измениться настроение окружающих.
Умом Андрей понимал, что здесь все спокойно, мирно и благопристойно. Люди хотят расслабиться и отдохнуть. Но что-то в его голове, что было умнее и осторожнее рассудка - отказывалось подчиняться мелодии. Странник замечал выражения десятков лиц одновременно: этот толстяк боится переесть, та девушка недовольна ухажером, трубач устал, у официанта вороватый взгляд, дети говорят о чем-то жутко интересном. Редко на какой лекции такое бывало с Андреем, а тут - каждый раз. Если только не бывало сильного дождя или мороза.
Это напрягало.
Вот пятиэтажное строение, на вид бархатистое от кирпичных украшений. Музыкальный театр не первой руки. Если честно, это была обычная музыкальная школа, которой в лучшие времена подфартило обзавестись собственной площадкой для выступлений. Хорошим, большим залом. Правдами и неправдами прихватили почти все здание. Сейчас, правда, первый этаж пришлось отдать под магазины - для музыкального инструмента, разумеется. А из очередного выпуска несколько человек оседали в труппе.
Все те тонны сочинений, что накопились в архиве школы, и были теми залежами идей, которые последние месяцы разрабатывала Ксения.
Андрей зашел через боковой вход.
Сегодня здесь молчало фойе, и в открытое окошечко кассы было видно, как билетерша читает книгу. Репетиционный день. В пустых коридорах бродили редкие тени. И был замок на двери архива. Андрею это совершенно не понравилось, и в голове начали копошиться мысли совершенно черного свойства. Надо было искать, у кого спрашивать.
Прямо в зал, на зрительские места, он ломиться не стал. Сегодня как раз там сидит режиссер, преподаватель или кто заправляет всем этим балаганом. Странник прошел за кулисы, где еще не бывал, но помнил тот коридор, куда уходили товарищи во фраках и при смычках.
Пыль. Старые декорации, примитивные и давно выцветшие. Еще тросы, блоки и рычаги, которые отовсюду торчат и мешают каждому шагу. Немного расчищенная дорожка. Андрей углядел человека, одетого в потертую зеленую рубашку и вельветовую коричневую жилетку. Тот стоял у самого занавеса, прислушивался к музыке и рассеяно колупал лист картона, который держал прямо перед собой. Он казался идеальным объектом для разговора.
--
Простите...
--
Чем могу служить? - он поднял глаза на подошедшего Андрея.
--
Мне бы узнать по поводу архива. Туда можно получить допуск?
--
О, вы тоже интересуетесь архивом? Это прекрасно. Ему уже более сорока лет и скоро получит статус памятника культуры, - советчик отставил картонку в сторону, - Если вы желаете сделать репортаж...
--
Написать статью было бы в моих силах, - Андрей решил, что в театре если кто и запомнил его в лицо, так не знает статуса.
--
О, тогда слушайте...
Говорливый товарищ только начал рассказ, а странник только подталкивал его к основному вопросу, сиречь к посетительнице архива, как занавес отдернулся, и со сцены явилась типичная классная дама, очень рассерженная и в роговых очках.
--
Голиков! Оглох! Тенор, называется!!
Той ойкнул и бросился к оркестру.
--
А ты кто такой! - она повернулась к Андрею.
--
У кого можно узнать насчет архива?! - странник честно и наивно посмотрел ей в глаза.
--
Третий этаж! - она зачем-то ткнула пальцем вбок, - И освободите помещение! Немедленно!
Андрей упорхнул.
На третьем этаже, в уже полутемном коридоре, было хорошо видно, что свет есть только в одной комнате. Шелест бумаги и знакомый чих - чуть слышный, задавленный.
--
Привет! - он улыбнулся так же широко, как распахнул дверь.
--
У-у, дурак, - она, смеясь, погрозила ему пальцем, - Кто репетицию чуть не сорвал? Тут же окошко, я все видела.
Но Андрею было сейчас не до маленьких окошечек в зрительный зал. Он прикрыл дверь, и обнял Ксению. Жарко, как хотел.
--
Ты, ты с ума сошел. Здесь работа...
--
Тс.. - Андрей чуть отпустил её и достал из кармана тот футляр, потерять который боялся последние несколько часов, - Хватит сидеть по углам. Моё сердце и всё прочее - к твоим услугам.
Ксения улыбнулась так счастливо, как умела только она. Как не могла сейчас улыбнуться никакая другая девушка.
--
Кольца. Фата. Машина с ленточками, - она мечтательно прикрыла глаза, - И чтоб, чтоб...
Она хотела сказать еще многое, но у неё не получилось одновременно говорить и целоваться.