- Часто бывает, что карикатура правдивей действительности?
- Редко. Но действительность часто лживей карикатуры.
1-е сентября.
Новое финансовое учреждение открывали с помпой.
На первом этаже здания старой постройки, недавно выкупленного и основательно подремонтированного, прямо в будущем вестибюле, поставили столы, постелили белейшие скатерти, уставили будущее поле битвы винами, рыбами и грибами. Серебряная посуда соперничала с зеркалами в блеске, а стоимость деликатесов угрожала прибыльности первого месяца работы. Шумное, веселое мероприятие, которое именуют презентацией, обещало всем именно то, чего они хотели. Молодым, только начавшим отъедать бока банкирам, надо было как следует расслабиться, бойким журналистам - услышать побольше осмысленных фраз, красивым девушкам с холодными глазами и липкими пальцами - покрепче вцепиться в перспективных сожителей. Официанты рассчитывали на чаевые, повара на известную долю в продуктах, а случайно приглашенные вкладчики - ни одна презентация от таких обойтись не может - на обильную халяву.
Но ведь так и полагается отмечать рождение нового банка?
Особой гордостью хозяев пиршества был сейф. Во всем городе это первейший и надежнейший предмет для хранения в нем денег. Для вящей строгости и крепкой обороны даже не стали делать подземную автомобильную стоянку. Строители выбрали под фундаментом изрядную полость, хитро установили опоры, а потом в будущее финансовое чрево по специально пробитой щели были опущены броневые плиты.
Не серийные падчерицы прокатных станов, сталь которых рыжела при одном упоминании о влаге, не тонкие платины элитной легированной продукции, что норовили прогнуться от трех кирпичей, наваленных сверху. Нет. Отличные, первосортные броневые плиты с недостроенного крейсера легли в основу хранилища. Их синеватый отлив завораживал, толщина впечатляла, и создавалось такое стойкое, неотвязное ощущение неприступности, что директор приказал не облицовывать плиткой ребро одной из плит - холодная, с ладонь шириной полоса на сантиметр выдавалась из бежевого финского кафеля.
Плиты, кстати, достались по дешевке: некий адмирал, чьи недавно выросшие на погонах звезды еще не приглушили пустоты в кошельке, решил крепко нажиться на долгострое тоталитарных времен - много раз переименованном, ударном, ракетоносном и просто красивом корабле. Его вполне легально продали на металлолом одной забугорной фирме. Вот только месяца через два после заключения сделки выяснилось, что в договоре неправильно указан размер кусочков, на которые надо было резать броню. Не квадратик в три-сорок, а квадрат четыре-двадцать. И брать его теперь соглашали за вдвое меньшую цену. Ведь кому нужен металлолом неправильных размеров? Одного не рассчитал адмирал - доли, что наверх засылать надо было. Там обиделись, звезды на морских погонах пожухли и плиты оказались на свободном рынке.
Где их и присмотрел директор. Анатолий Сергеевич Бочкаренко - сейчас в вестибюле, в центре стола он готовился произнести тост. Высокий, тяжеловесный, но не грузный. Хитроватый прищур мог сделать честь злодею из второразрядных фильмов. Впрочем, человек он обходительный и остроумный - его каламбур вызвал искренний смех у собравшихся.
По правую руку от него - глава службы безопасности. Устин Никитович Зоркальцев - тоже личность приметная. Не бандит, ни бывший спецназовец, в прошлом даже не следователь. Редкий плод обычного, если можно сказать стандартного, правильно-учебного подхода к кадрам. Этот вежливый, приятно наружности, со спокойными серыми глазами, человек окончил соответствующие курсы - и теперь повышен до начальника охраны. Сейчас его очередь говорить здравицу новорожденному банку и он с аккуратностью калькулятора выбирает самый политкорректный анекдот.
Вообще-то по правую руку от директора должна сидеть главный бухгалтер, Полина Георгиевна Ворс - и стажем, и возрастом, и даже представительностью облика она много перевешивает Устина Никитовича. Ее дорогая косметика, чистое лицо и безупречный вкус позволяют даже на пятом десятке лет выглядеть обаятельно. Лишь брезгливые глаза, цвета засаленных бланков строгой отчетности, выдают опыт и хватку. Вот только времена сейчас тревожные - предательские и смутные. Оттого и назначил нестарый, пышущий здоровьем банкир на должность начальника службы безопасности человека без связей - чтобы все настоящие связи остались в одних руках. Но и оттого же приходиться ему слушаться советов охранника, оказывать ему почет. Этим верным средством он ссорит Устина Никитовича и Полину Георгиевну.
Вокруг них еще много людей - начальники отделов, старшие менеджеры, делопроизводители. Все они вовремя смеются, соблюдая этикет шутят, не забывают выпивать и закусывать. Их модные платья и хорошие костюмы кажутся декорацией, дорогими кулисами на выступлении главного лица сегодняшнего вечера - денег. О них говорят все тосты, их славят, им желают приумножения и покоя. Им бы все пожелали и счастья, вот только никто из этих многоопытных людей не знает в чем оно - счастье самих купюр.
Чуть позже, когда все уже разгорячаться, когда самые умеренные перестанут пить, а самые голодные поглощать икру, когда единство толпы готово будет вот-вот разбиться на кучки по интересам - директор пожелает устроить экскурсию. Ходить далеко не надо - два лестничных марша и три двери. Медленно раскроется бронированная пасть, торжественно зажгутся лампы, и люди увидят множество маленьких дверок, сплошной чередой идущих по стенам.
--
Вот, что принесет нам успех! Хранилище. - Анатолий Сергеевич, решительно укажет фужером на эти дверки, развернется к гостям и продолжит, - Еще сегодня сюда может зайти каждый. Заглянуть в любую ячейку, открыть любую дверцу. Но завтра - все. Только тот, кому положено по расписанию и клиент. Это место, которым наслаждаемся мы все, где храним дорогие нам вещи, оно исчезнет с глаз. Есть в этом что-то... - в его голосе появиться отголосок мечты.
Но экскурсия будет единственным необычным действом на презентации. В остальном она пройдет очень традиционно: за шуточными речами последуют подарки, от них вернуться к речам серьезным, окончательно разобьются на группки и каждый останется при своем интересе.
Так мероприятие и закончится.
4-е сентября.
Как определить, кто главный в учреждении, где даже самый ничтожный клерк своим вредительством может доставить очень крупные неприятности? Кажется, что все здесь зависят друг от друга и не сыщется в мире коллектива прочней. Но нет - пытливая человеческая жажда субординации отыскала простой и ясный критерий. Главнее не тот, кто может больше спустить, сжечь, или затопить денег, а тот, у кого может получиться перевести их на свой счет или вынести через проходную.
Потому операторы, что работали в банковской половине хранилища (от клиентской ее отделяла перегородка из тех же стальных плит), важными особами не считались - для этого их слишком тщательно обыскивали. И один из них, Ираклий, смог добраться до начальника охраны только через полчаса после обнаружения проблемы.
--
Устин Никитович, - его зрачки были чуть расширены, а руки тряслись, как бывает от сильного испуга, - Вот.
--
Это что?
--
Чек. Нашел. Там, где суммы по "Укру" лежали, - два охранника, стоявшие по его бокам, казались безразличными мамонтами.
В эту секунду Устин Никитович еще не понял, но предчувствие не обещало ничего хорошего.
--
Лежали? - рефлекторно переспросил он, и вперил в Ираклия такой взгляд, что зрачки оператора мгновенно сузились.
--
Сейчас их нет.
Начальник охраны посмотрел на своих непосредственных подчиненных. Те синхронно кивнули коротко стриженными головами - действительно, ничего нет. Устин Николаевич стал действовать по инструкции - сиречь не выпускать оператора, доложить начальству и самому попасть на место происшествия.
Слова запуганного оператора и спокойных охранников подтвердились. В такой надежной, чистой, сухой и хорошо вентилируемой ячейке теперь вообще ничего не наблюдалось.
Анатолий Сергеевич и Полина Георгиевна возникли за его спиной, как воплощение грядущих неприятностей.
--
Плохо начинаешь, Устинчик. Мог бы и позанятнее что-то выдумать, - ее презрительная язвительность могла бы проедать стены.
--
Господин Зоркальцев, извольте объясниться, - директор был настроен спокойнее.
Начальник охраны отрапортовал.
--
Выноса средств не зафиксировано. Сейчас просматривают пленки. Начат параллельный переучет.
--
А чей чек? - главбух все-таки была профессионалкой.
--
Это не наш - "Аркады". Человек, его выписавший, не числиться среди наших клиентов либо работников.
--
Он настоящий? - полюбопытствовал директор.
Начальник охраны только пожал плечами.
--
Вот что, голубчик, - Анатолий Сергеевич взял Устина Никитовича под локоток, отвел на пару шагов в сторону и доверительным шепотком, будто бы их здесь мог кто-то подслушать, начал давать инструкции, - Пока суд да тело, проверь эту бумажку на вшивость, но не позднее чем через полчаса, обналичь её.
--
Понимаю, - конфиденциальный тон выходил у начальника охраны много хуже.
--
Только по умному, Устин. Чтобы гадостей не было.
--
Естественно, Анатолий Сергеевич.
Директор вдруг вернул своей внешности всю официальность своего статуса.
--
И заодно - разберись с этой неприятностью. Побыстрее!
Когда Зоркальцев уже вышел из хранилища, директор улыбнулся главному бухгалтеру.
--
Не знаю, что натворит этот умелец, Полина Георгиевна, но не лучше ли будет прямо сейчас попробовать заткнуть дыру в балансе?
Та кивнула и они оба пошли к двери.
Совершенно неожиданно и на первый взгляд чудесно, чек приняли в ближайшем отделении "Аркады" обналичили без всяких разговоров и даже руки у посланного Зоркальцевым помощника не успели вспотеть от страха.
6-е сентября.
Совсем скрыть происшедшее не удалось. Какие-то слухи, пока не грязные или оскорбительные, а вполне доброжелательные, смахивавшие на рождественские байки, поползли.
Хуже было другое - полное отсутствие внятных результатов расследования.
Ираклий под детектором лжи признавался в настойчивых желаниях изменить супруге и даже в построении планов по ограблению банка, но денег он не брал. Не мог и слишком боялся.
Камеры, исправно фиксировавшие всех входивших и выходивших, а заодно вносимые и выносимые вещи, тоже выноса объемистых пакетов не зафиксировали. Можно было бы подумать, что работники сговорились и по частям уволокли наличность - но такой заговор был совершенно невозможен, да и проверка на выходе осуществлялась тщательнейшая.
И, самое главное, кто положил деньги на счет в "Аркаде"? При ближайшем рассмотрении, человека этого в юридическом пространстве государства не существовало - ни прописки, ни паспорта, ни биографии. Просто фамилия, за которой числилась некоторая сумма.
Устин Никитович имел длинный и неприятный разговор с Анатолием Сергеевичем, по результатам которого обязался не допустить повторения инцидентов, принять меры и вообще, круглосуточно проявлять бдительность. Ведь пока вся схема неприятности не легла к нему на стол - имеются все предпосылки к ее повторению.
Это самое повторение не заставило себя долго ждать.
На дежурной утренней ревизии на банковской половине хранилища в семнадцатой ячейке обнаружились акции. Купюр не обнаружилось.
Начальник охраны смотрел на глянцевые, очень красивые куски дорогой бумаги, как обычно смотрят на проделки слишком наглого, но искусного фокусника - ум не верит ни одному его слову, однако глаза подсказывают нечто противоположное. Человек стоит в нерешительности, опасаясь сорвать представление и приобрести репутацию надутого индюка - ему остается только злиться. Но этого не могло быть, потому как не могло быть никогда! Сколько в одном месте отнимется, столько в другом и прибавиться.
Впрочем, мысли начальника охраны недолго прибывали в ступоре. Что советует в этом случае инструкция? Если сигнализация молчит второй раз подряд, а охрана ничего не видела - значит она во всем и виновата. Сговор.
Начальник охраны беззвучно выругался и, выбегая из хранилища, изо всех сил ударил ребром ладони по гладкому синеватому срезу стальной плиты.
--
Гнать в три шеи обе смены, - докладывал он пять минут спустя директору.
--
А кто набирал этих вроде как проворовавшихся личностей? Кто подписывал из заявления? - как бы между прочим осведомился Анатолий Сергеевич.
--
Я.
--
Так, может быть, и ты с ними в шайке? - резонно заключил глава учреждения.
--
Этого не может быть, - таким же рассудительным тоном ответил Устин Никитович, - Мое материальное положение изменилось за последнюю неделю лишь на величину заработной платы.
В кабинете наступила полная тишина, даже кондиционер выключился, и только белые жалюзи на окнах чуть подрагивали. Директор смотрел на начальника охраны, и чем больше он вглядывался в исполнительное лицо подчиненного, тем меньше оно ему нравилось. Этот человек был слишком умен для бравого солдата Швейка и слишком глуп для подосланного бандитами либо конкурентами агента.
--
Так пусть Полина Георгиевна проверит ваше состояние.
--
Не насчитает ли мне госпожа Ворс лишней дачи на Багамах?
--
А вы ей докажите, что лишней дачи на Багамах у вас нет. Все только самое необходимое. Вы её убедите. Охранники-то вам ничего не смогли доказать, а вас, думаю, оправдаться получится, - тоном уставшего проповедника сказал банкир.
По счастью, на курсах учат не только тому, что есть в программах, но и сообщают массу полезных, хоть и не допускаемых к печати, сведений. Есть среди них и рекомендация воровать не больше, чем десятая доля приносимой тобой пользы, помноженная на степень твоего влияния. Хорошая рекомендация. Просто отличная. Вот только соблюдают ее редко. В основном такие, как Зоркальцев. Потому как Полина Георгиевна не пыталась отыскать его пользу и выгоду в текущих неприятностях, ничего найти не смогла.
Впрочем, проверка тянулась не один день, а финансовые вопросы были куда актуальнее. И не сразу взялась главный бухгалтер за счета начальника охраны.
--
Акции настоящие, - пересказывала Полина Георгиевна результаты своей экстренной деятельности, - Номера совпадают. Владелец - Бейбулат Ахметович Мухаметдинов.
--
И его тоже нет в списках граждан? Он не живет у нас в городе и вообще, ничем и никак не занимается? - директор в раздражении рванул ящик стола и вытащил коробку сигар.
--
Еще неизвестно, у меня нет доступа к таким сведениям, - она движением головы отказалась от предложенной сигары.
--
А знаете, Полине Георгиевна, сколько стоят эти машиностроительные фантики? Вот то-то и оно, что сегодня утром за них давали ровно столько, сколько имелось в ячейке денег.
--
Я не очень понимаю.
--
Я - тем более. Но если такая тенденция наметилась - надо быть готовым, - он щипчиками отнял кончик сигары и не слишком ловко, все-таки он редко открывал тот ящик, раскурил ее, - Лучше, если у вас будет несколько планов по событию всего и вся. Вдруг нам завтра тугрики подбросят или.
--
У меня всегда есть такие планы, - перебила его Полина Георгиевна и, честно говоря, зря она это сделала.
Анатолий Сергеевич давно хотел завести маленький отдел маркетинга, специально на всякий деликатный оперативный случай. И в этот миг он окончательно решил это сделать. Только чуть позже, после скандала. Сегодня он отследил все операции сам - курс акций колебался и несколько минут директору казалось, что лучше придержать их у себя, но по фьючерсам за них давали на три процента меньше, и он решил не рисковать.
Начальник охраны, тем временем, тоже занимался исполнением своих обязанностей. Собрал в комнате сверху от хранилища всех имевших к нему отношение служащих. Постарался вообразить, что на лице у него - стальная маска, а глазах - рентгеновские аппараты. Поглубже вздохнул. И прочел краткую, но очень экспрессивную лекцию, о вреде воровства и пользе взаимного наблюдения. Только с открытыми глазами мы поймаем злоумышленников, - цедил он сквозь зубы, слегка скрежеща при этом зубами и убеждая служащих. Пара особо доверенных охранников стояла позади него и чрезвычайно усиливала впечатление.
Служащие, в общем, были согласны.
После общего митинга-накачки Зоркальцев удостоил каждого отдельным собеседованием.
Но расследование невозможно вести лишь агитационно-устрашающими мероприятиями. Нужны еще розыскные. Гражданин Мухаметдинов должен был где-то появляться, оставить свою подпись, да, в конце концов, покупка акций требовала предъявления паспорта. Однако же и тут ровным счетом ничего не вышло. Уже поздно вечером говоря с брокером, оформлявшим сделку, он понял, что кто-то очень надежно страхуется. Переговоры по телефону, указания по интернету, документы по факсу (это уже за взятку). Словом, человек, отдавший брокеру лишь одно приказание, мог назваться и Ричардом Генриховичем Плантагенетовым - Львиного Сердца в нем бы не заподозрили.
7-е сентября.
Утро началось как нельзя гаже.
Переучет средств, проведенный почти не спавшим Зоркальцевы, снова обнаружил ночные перемены. Почти семьсот вечнозеленых бумажек за подписью секретаря американского казначейства, достоинством в сотню тамошних денежных единиц, превратились в облигации отечественного государственного займа.
--
Ну, трасмутация, - произнес Устин Никитович таким тоном, будто это была на редкость грязная матерщина.
Теперь ему светило немедленное увольнение. Увольнять тех людей, которых вечером сам поставил на пост, было просто глупо. Выходило, что он сам оставил воров рядом с деньгами.
Потому начальник охраны даже не стал заходить в кабинет директора, еще, кстати, не доехавшего на работу, а по телефону доложил о ситуации. Пока начальство решало его судьбу - для вынесения таких решений свое рабочее место надо все-таки занять - Зоркальцев решил сделать хоть что-то. И этим что-то стал приказ установить камеры внутри самого хранилища.
В случаях труднообъяснимого воровства наличности так принято поступать в торговых центрах или в кассах, но банковское хранилище - это же почти капище, едва ли не алтарь финасов. На клиентской половине особенно постыдно - что еще подумают держатели ячеек, - а в собственно банковском денежном нутре тоже не слишком удобно. Ведь мало ли какие манипуляции надо производить с ценными бумагами? Если все на видео писать, можно ведь и на себя улику оставить. Нехорошо это.
Однако сейчас особенного выбора не было и Зоркальцев лично проследил как, перенося стремянку с места на место, его подчиненные обклеивают хранилище маленькими черными пуговками и тянут от них тонкие, больше похожие на белесые волосы, проводки. Изображение на дисплеях было отменным.
Ближе к полудню статус Устина Никитовича определился.
В кабинете директора, где лучи Солнца пробивались сквозь белые жалюзи и падали на серую угловатую пластиковую мебель, его ждали трое. Директор был выглядел равнодушным, а главбух смотрелась плотоядно-устрашающе. Третьим был человек лет на пять его старше - и было очень хорошо заметно, что хоть он подходит к возрасту Христа, но добродетелей или смирения в нем не наблюдается. Скорее хитрость и наглость.
--
Господин Зоркальцев, знакомьтесь - это Ефим Трофимович Буркалов. Считайте его комиссаром. Он будет вас контролировать.
Ефим Трофимович посмотрел на начальника охраны как смотрит бензопила на очередное бревно, а Устин Никитович ответил комиссару взглядом напильника, подносимого к садовым ножницам.
--
Вижу, вы сработаетесь, - резюмировал директор, - А теперь о проблеме. Проверкой облигаций займетесь вы, Устин Никитович. Результаты доложите мне. Помимо этого подготовите к выводу в другое хранилище части наших активов.
--
Куда именно? - не то, чтобы начальник охраны был чрезмерно любопытен. Он скорее подначивал: какой банк-конкурент получит выгодный заказ на хранение?
--
Этим займется Ефим Трофимович.
--
Стало быть, меня увольняют? - безразличным тоном продолжил Зоркальцев.
Директор не ответил, но было ясно, что выставлять сотрудника за ворота он пока не намерен.
Остаток дня прошел для начальника охраны в жуткой нервотрепке. Единственным хорошим известием стало то, что комиссар пришел один - других товарищей не наблюдалось и, стало быть, массовой чистки не предвиделось. Вот только и одинокий комиссар сравним с единичным переломом позвоночника - мерзко и не пошевелишься. Ефим Трофимович всюду сопровождал начальника охраны, задавал глупые вопросы и норовил дать еще более идиотские советы, совершенно впрочем не рассчитывая на их исполнение, а лишь желая запутать коллегу.
Проверка облигаций выглядела представлением в театре марионеток - так много лишних слов и движений, необходимых для создания хорошего впечатления, пришлось сказать начальнику охраны.
Выемку ценностей комиссар произвел максимально придирчиво, будто выбирал из груды гнилых огурцов единственный свежий.
Чтобы покончить со всем этим неудобством, Зоркальцев завалился спать в пятом часу - для обеспечения своей ночной бдительности.
Облигации удало реализовать за час до того.
8-е сентября.
Симон Петрович, будучи человеком от природы необычайно доверчивым, мягким и склонным ко всякого рода облапошиванию, чрезвычайно не любил мошенников и одновременно боялся за собственные сбережения. По этой причине скопленный за четыре последних года капиталец он держал в маленьких золотых слитках, а слитки поместил в самое надежное городское хранилище.
Открыв ячейку для пополнения своей сокровищницы, он был как громом поражен - в ящике никаких желтых пластинок не наблюдалось, а лежала, серовато поблескивая в свете ламп, груда серебра.
Симон Петрович в начале издал долгий протяжный звук, отдаленно смахивавший на мычание голодного быка, потом икнул и стал криком звать караул. Могло показаться, что крики его на мгновенье заставили содрогнуться броневую обшивку сейфа.
Зоркальцев испытал вполне объяснимое злорадство при виде растерянности Буркалова. Стандартный алгоритм подсиживания конкурентов советовал предоставить их своим проблемам, но начальник охраны слишком глубоко увяз в проблеме и решил не упускать не малейшей детали.
Видео было безмятежно спокойным - ни одна лампа дневного света, из тех что круглые сутки освещали денежную утробу, даже не задрожала. Ни одна пылинка, ни один винтик, ни одна тень не изменили своего положения.
--
Между прочим, - интимным шепотом напомнил Ефиму Трофимовичу Устин Никитович, - систему безопасности перепроверял ты.
Тем временем в кабинете директора успокаивали обманутого клиента. Тот стенал, почти что бился в истерике и обещал рассказывать всем и каждому о степени надежности этого банковского хранилища и честности его владельцев. Успокоить его не удавалось.
Бочкаренко, в итоге, это надоело. Он схватил Симона Петровича за грудки и рявкнул.
--
Молчать, слушать и запоминать! Мы - честные люди. Твои деньги к тебе вернуться. На экран тебе лучше не лезть!
--
Ведь сколько людей захотят вас ограбить, если раскроется истинная сумма вашего состояния, - нейтральным голосом дополнила директорскую мысль главный бухгалтер.
Вся ненависть Симона Петровича к мошенником разом сникла и временно улетучилась.
--
А когда вернуться? Деньги-то? - судорожно заикнулся вкладчик.
--
Прежде чем ты выйдешь из этого кабинета.
Симон Петрович повеселел и следующие два часа терпеливо продавливал кресло. Потом получил денежный эквивалент своих золотых брусочков и в радостном настроении испарился.
Излишне говорить, что серебро было самым натуральным и его вес точно, по сегодняшнему курсу, соответствовал стоимости золота. По результатам сделки разошлись без убытка.
Военный совет, собравшийся в том же кабинете ближе к полудню, решал как быть дальше.
--
Я тут подумал, - начал Устин Николаевич, игнорируя ехидно вздернутую бровь главбуха, - Если нельзя анализировать содержание процесса, надо анализировать форму. На что меняют содержимое?
--
Это мера для слабаков, - перебил его комиссар, - Я их достану!
--
И как же? - поинтересовался директор.
--
Я, конечно, может быть и не прав, но единственное что нам осталось - это проверить стены. Только через них унести могли. Эхолокация брони - это раз. Засада в хранилище - это два. Капканы в пустых ячейках - это три, - у Буркалова в блокнотике имелся целый список решительных действий.
--
Это точно поможет? - подначил его Зоркальцев.
--
Спокойно, - басовито вмешался Бочкарев, - Еще есть мнения?
--
Так и не установлено, кто за этим стоит, - Полина Георгиевна оставалась практичной женщиной даже в сложных ситуациях, - Я не хочу тыкать пальцем, но кто-то же должен докопаться до источников обмена.
Начальник охраны и комиссар переглянулись и стали отвечать, перебивая друг друга.
--
Источник утечки в банке не установлен...
--
И его, похоже, среди нас и нет...
--
Наибольшая вероятность - болтают сами клиенты и идет вычисление наших операций...
--
Внешние манипуляции - с отличной конспирацией.
Они на секунду замолчали.
--
Словом, ничего вы не знаете, - констатировал директор.
--
Надо официальные структуры привлекать, все уже и так наружу вылезло, - Устин Никитович, на правах самого скомпрометированного человека высказал самую крамольную мысль.
Помолчали.
--
Не сегодня, - обронил Анатолий Сергеевич, - Заявления этот скупердяй не написал. Надо еще раз попробовать.
Эхолокация стен, равно как простукивание, прощупывание и замеры электропроводности разных плит, ровным счетом ничего не дали.
Тщательно, сомневаясь в каждом человеке и в каждом проводе, готовились Зоркальцев и Буркалов к этой ночи. Чтобы не было подвоха, тянули жребий - кому оставаться в хранилище, а кому ходить снаружи. Сидеть в сейфе выпало комиссару.
9-е сентября.
Запись с электронной точностью показывала все перипетии скандала.
Во втором часу ночи, когда решительно всем надоело пялиться на ящички и время от времени протирать ладонями физиономии, решили сыграть в "очко". Для бодрости.
Уселись в кружок прямо на полу, перетасовали припасенную самым опытным охранником колоду, и принялись за дело. Ефим Трофимович, чтобы при случае не прозевать налетчиков, приказал говорить только шепотом и каждые десять секунд кому-нибудь внезапно оглядываться.
Полчаса пришли относительно пристойно.
Но потом Генке Ужегову, ходившему среди коллег под правдивой кличкой Дуболом, вдруг стало везти. Четыре партии пролетели в один миг и он собрал у себя все денежные знаки. Такой оборот дела показался обидным его товарищам.
--
Мухлевать научился? - поинтересовался у него самый настырный из них.
--
А иди ты, - довольным голосом ответил Дуболом, загребая деньги и неловко пытаясь спрятать их в кошелек.
--
Нет, это ты иди! - взвился самый маленький из охранников. Ему было особенно досадно - денег оставалось мало и он на них рассчитывал. Повинуясь инстинкту частного собственника и неожиданно для самого себя, коротышка попытался выхватить смятые купюры.
И не успел комиссар раскрыть рот, как эти двое игроков покатились по полу. Драчунов разняли.
Утром на банковской половине хранилища, в валютном отделе, пачка английских фунтов при проверке оказалась стопкой монгольских тугриков. Сумма соответствовала обменному курсу.
--
И кто виноват? - безо всякой задней мысли, а просто желая получить ответ, поинтересовался у комиссара Устин Никитович.
В записи, кроме подробностей скандала и сочных зевков, порадовавших бы любого дантиста, обнаружились помехи. На ускоренном просмотре казалось, что стальные плиты хранилища дышат - сдвигаются и раздвигаются на десяток сантиметров.
--
В чем дело? - поинтересовались у оператора системы.
--
Так экономим, - недоуменно протянул тот, - Пленок мало, вот по второму, третьему разу на тех же и записываем. Был уверен, то вы знаете.
Зоркальцев и Буркалов, стоявшие по разные стороны операторского пульта, синхронным жестом взяли специалиста за шею и как следует приложили носом к клавиатуре.
--
Мне это не нравиться, - протянул комиссар, - Все эти бракоделы ведь были тобой наняты.
--
Ты сам смотрел карточки - брал с биржи труда. Между прочим, выбирал тщательно, - ответил начальник охраны.
--
Пойдем пересмотрим. Нужны новые.
--
Пойдем.
Позади них оператор утирал платком разбитое до крови лицо.
Сразу совершить кадровую революцию не получилось - пришлось полчаса поспать. Во второй половине дня сидели, проверяли биографии, давали запросы на новых людей. В целом, неплохо провели время.
У банка дела обстояли не так блестяще. Слух о странностях если не укоренился окончательно, то уж во всяком случае, уже не прекращался. Несколько влиятельных лиц, носивших мундиры синеватых оттенков и погоны без просветов, намекнули директору, что неплохо бы разъяснить ситуацию. Впрочем, они еще слишком недавно получили отличные подарки и славно погуляли на презентации. Нет, соглашения не удержали бы их от внеочередной ревизии, но если так брать за глотку одного банкира - что подумают остальные служители золотого тельца? Чего доброго скинуться на хороший компромат - могут выйти неприятности. Правоохранители ограничились изъятием своих вкладов.
С клиентами оказалось сложнее - Симон Петрович от болтовни не удержался и пошла земля слухами полниться. Массы заволновались и другого способа, как пускать в хранилище побольше народа, дирекция не знала. Не будешь же давать каждому паникёру взятку, так и разориться можно.
11-е сентября.
Вечерний переучет обнаружил вместо современных денежных знаков - серебренные рубли царской чеканки. Надежда, за последние полтора суток укоренившаяся в сердцах банковского начальства, пошла прахом.
В кабинете с белыми жалюзи на этот раз было тихо. Все очень устали.
--
Мы можем получить с этого хоть какую-то прибыль, - спросил директор у главного бухгалтера.
--
Да. Но очень маленькую - нумизматы жмутся, - Полина Георгиевна сняла очки и разминала пальцами переносицу, - Не стоит и возиться, время потратим. Лучше провести все по эквиваленту.
--
Хорошо.
--
У меня мысль, - вздохнул Зоркальцев, - Если это не прекратиться, то раскроется в ближайшие дни. Надо подготовиться. Я начал вчера, когда было свободное время.
--
Думаешь, один ты такой умный? - Анатолий Сергеевич вяло шевельнулся в кресле, - Но сказано вовремя. Курс в общении с прессой назначаю следующий:...
12-е сентября.
Как в воду смотрели.
Переучет на банковской половине дал полный порядок. Но вот клиентская часть хранилища с момента прихода первого посетителя начала приносить сюрпризы: бразильские крузейро, швейцарские франки, малайские риггиты, австралийские доллары, китайские юани. Всевозможные денежные знаки, экзотические ценные бумаги, слитки металлов.
Индийские рупии оказались почему-то в мелких монетах, а мексиканские песо были скручены в трубочки и перевязаны красными ленточками вырезанными из пионерских галстуков.
Заявления в "органы" посыпались как из рога изобилия, а к половине двенадцатого у парадного входа выстроилась очередь волнующихся. У пожарного выхода директор давал пресс-конференцию. Анатолий Сергеевич казался олицетворением безмятежности - его хитрый прищур излучал добродушие, объемистая фигура изображала стабильность, а мягкий доверительный голос доказывал открытость мыслей. Десяток журналистов, стоявших на пару ступенек ниже, отчаянно хотели просунуться к самому его лицу, но охранники не пускали.
--
Если вы найдете хоть одного ограбленного, хоть одного, чье состояние уменьшилось хоть на одну копейку, хоть одного ставшего нищим - можете подать на меня в суд за клевету.
--
Но ведь это были их вещи! - вытянулся из кучки какой-то голосистый ревнитель частной собственности.
--
Ни одна уникальная, частная, интимная вещь своего владельца не покинула. Ни одна фарфоровая игрушка. Изменяются лишь безличные денежные знаки. Если кто-то так любил именно свою денежную купюру - я советую принять ему лекарство от жадности.
Как жаль, что клиенты не слышали этих слов - они бы перестали судорожно выгребать свое имущество из ячеек, а отвлеклись бы на короткую расправу. Хотя в этом деле - покарании виновных - их шансы были минимальны. Клиенты и свои то сбережения порой не могли выбить. Поди докажи персоналу, что в ячейке у тебя лежали именно доллары - проросшую за ночь финансовую экзотику банк менял лишь на отечественные денежные единицы и только в эквиваленте того, что имелось в ящичке. Всем недовольным кассиры с каменными физиономиями и разбойничьим огоньком в глазах выговаривали одну и ту же стереотипную фразу:
--
Встретимся в суде.
Многие таких угроз пугались и поскорей выбрасывали из головы нехорошие сейфы. Другие собирали подписи под заявлениями и обращениями.
По настоящему тяжело были лишь главному бухгалтеру и начальнику охраны. С ними общались представитель финансовой полиции и прокуратуры соответственно. Эти дотошные люди интересовались одним и тем же - как банк собирается платить налог с финансовых операций и как же это он дошел до жизни такой.
В ответ им рассказывалась одна и та же повесть, суть которой сводилась к двум пунктам: "какие такие финансовые операции, ничего не знаем, вы что, гражданин, законов не читали" и "поймаете какого валютчика за руку - только спасибо скажем".
Но так просто от защитников правопорядка было не отбояриться и разговор, плавно переходивший в допрос, а потом обратно в доверительную беседу, растянулся до вечера.
Да, но чем же занимался Буркалов? Он следил, чтобы чего при случае не утащили и методично собирал компромат. На всех. Видевшие его в те часы, потом вспоминали, что он смахивал на грифа, разгуливавшего на поле жестокой битвы. Довольный окружающим несчастьем падальщик будто бы опасается съесть слишком много и потом не взлететь.
В принципе, это означало крах банка. Пресса разнесла повсюду совершенно дикую околесину, получившие свое клиенты готовы были утверждать, что чуть ли не жаб находили в своих ячейках, а коллеги-финансисты, не знакомые с подноготной этого дела, превратили господина Бочкаренко в посмешище. В дополнение ко всему, персонал, вконец измученный бесконечными проверками и запуганный постоянными и беспричинными увольнениями, уже не мог считаться лояльным.
Однако, нельзя же сдаваться. Вдруг удача повернется к тебе лицом именно в тот миг, когда ты в отчаянии закроешь глаза?
Уже к вечеру значительная часть ячеек была занята. Кто же были эти новые кладчики? Во-первых, разномыслящие теософы, мистики, контактеры и прочая, малость подъехавшая от общения со сверхъестественным, публика. Они бы с удовольствием разбили внутри хранилища палатки, выставили аппаратуру и стали бы шаманить, но банк пока до этого не опускался. Во-вторых - нумизматы. Кому из них не хочется получить на халяву немножечко южно-африканских рэндов? А вдруг всплывет один из рублей Константина? От мистиков они получили совершенно верные сведения, что возможно появление никогда и не отчеканенных монет, либо вообще инопланетных. В-третьих - милиционеры. Тут было все просто - они ставили засады на нехороших людей, проводивших незаконные валютные обмены. Для этого им необходимы три вещи: немножко денег, видеокамера и само место преступления. В-четвертых - журналисты, которым требовалось хоть какое-то подтверждение тем фантастическим слухам, что сами они с легкостью объявляли правдой. Было и в-пятых, и в-шестых. Словом хранилище, доставившее столько головной боли своим хозяевам, могло чувствовать себя в полном порядке.
К несчастью, клиенты не только забирали содержимое ячеек, но и вклады, а несколько наиболее опасливых фирм поспешили перевести в другие банки свои счета.
И так этот хлопотный, отягощенный неприятными разговорами день, закончился.
15-сентября.
Они еще держались.
Коллегам Бочкарева это казалось противоестественным, но банк не объявил о своем банкротстве.
Самому Анатолию Сергеевичу, отчасти уже смирившемуся с возможным крахом, казалось особенно обидно не проработать на таком видном посту и одного месяца. И дело тут было не в репутации, а просто в принципе. Он ждал первого октября и поддерживал себя редкими истерическими приступами надежды.
Внешняя обстановка чуть разрядилась: на радость мистикам и нумизматам, превращения продолжались. Все превращалось во все - не осталось ни одной ячейки, куда можно было бы вечером положить одну денежную единицу, а утром найти ту же самую. Принесенные рубли становились батами, выложенные как приманка иены - гривнами.
Журналисты ничего не увидели. Следователи никого не поймали. В ярости самый фанатичный местный следователь Глазуров объединился с самый настойчивым журналистом - кстати, однофамильцем. Они ночь напролет сидели перед открытой ячейкой и пялились на три пачки белорусских "зайчиков". Объектив видеокамеры пялился вместе с ними. Утром они по прежнему видели "зайчиков". Но внутри пачек оказались иранские риалы.
Естественно, Бочкарев, как и подчиненные, стремился даже из неприятности выйти с прибылью. Особо большой эта прибыль стать не обещала - клиенты не успели принести много денег и проверки шли непрерывной чередой - однако в представителей среднего класса они превращаться не собирались.
Другое дело, на тонущем корабле шло бесконечное выяснение причин его крушения и, заодно, поиск козла отпущения. Имелась, правда, надежда сохраниться в качестве юридического лица - эдакого аттракциона для богатых, где толстосумы смогут испытывать судьбу. Крошечная, впрочем, надежда.
Стандартное совещание проходило в два часа (успевали обменять свежие поступления и переговорить со всевозможными следователями) в кабинете с белыми жалюзи, изрядно помятыми за эти дни разными нервными пальцами. Начиналось оно с текущей гипотезы.
--
Это злобный финансовый дух, - выдал Буркалов самую популярную за последние двадцать часов версию, и глаза у него блуждали по комнате, как прицел винтовки после седьмой рюмки, - Тут поискали, статистику обобщили. Выяснилось - ликвидность падает. Дух ее поедает. Ежели у какого пенсионера в стеклянной банке облигации бы нашлись - он бы их до похорон с рук не сбыл.
--
Оно понятно, что убывает, - Бочкарев взглядом человека, равнодушного к мирской суете, окинул коллег, - Но чем это лучше позавчерашней версии с финансовым сопротивлением - что жрет напряжение в финансах, как в обычной электросети.
--
Подлость! Он подсовывает каждому то, чего меньше всего ожидают. Коллекционер там есть несчастный - все желает эскудо получить, а ему все лотерейные билеты попадаются. Ну те, что с маленьким выигрышем. А где подлость, там и личность.
--
А я не согласен, - немного похудевший Зоркальцев вытащил из папки мелко исписанные листы. Что человеческая рука за этим есть - верно, но в мистику до сих пор не верю.
--
Мистике все рано, веришь ты в нее или нет, - съехидничала госпожа Ворс.
Устин Никитович отмахнулся.
--
За этим афера чуется. При чем не обычная, маленькая, а через всеобщее надувательство. Чтобы мы потом все кричали "Такого не может быть! Такого не может быть!" - он сопроводил аргумент впечатляющей гримасой, - Я тут не только отчеты читал, но графики чертил - ликвидности воруют все больше и больше. На чем они остановятся?
--
Остынь, бдительный ты наш, - вмешался директор.
Начальник охраны напирал.
--
Мы имеем дело с феноменом. Надо заставить его отдать максимум, - как заезженная пластинка, как голос милицейского мегафона, как скрип несмазанной петли процедил сквозь зубы Ефим Трофимович, - Выпущена инструкция для операторов - что делать. Чего еще желать?
--
Но кривая-то через ноль переходит, - не унимался начальник охраны.
--
И где ты такого начитался? - удивилась Полина Георгиевна.
--
Учебник по науковедению, делегация подарила.
Директор встретился взглядом с главным бухгалтером, они кивнули друг другу, после чего Бочкарев скользнул глазами по Буркалову и остановил долгий чистый взгляд на Зоркальцеве.
--
Ты уволен.
Устин Никитович не понял.
--
Я назначаю тебя крайним. - Директор не боялся микрофонов, наверняка имевшихся в кабинете. И действительно, что он сказал криминального? - Собирай вещи и выметайся.
Бывший начальник охраны встал. Инструкции, как пожелтевшие листья, сейчас опадали с его разума. В один момент ему показалось вполне нормальным вытащить пистолет и убить всех присутствующих. В эту секунду он перестал походить на прилежного ученика. Но Устин Никитович справился с бешенством, повернулся и вышел.
Заседание продолжилось в том же сонном духе.
В банке к вечеру ничего не изменилось.
Зоркальцев, окончательно выйдя из шокового состояния, понял, что доля правоты в его словах есть. И решил застраховаться.
Следующие пять дней он ни на минуту не будет выпадать из хорошо задокументированного человеческого общества. Часами сидеть в разнообразных приемных, ругаться с продавщицами и кассирами, стоять перед уличными камерами, встречаться со всеми друзьями и знакомыми. Одним словом, светиться, не забывая все места своего посещения аккуратно помечать в блокнотике.
И лишь одна необходимость будет омрачать это времяпрепровождение. Необходимость настороженно сохранять жизнь. Свою. Ведь если действительно случиться неприятность, то человеку, больше других копавшему в направлении отыскания этой гадости, лучше исчезнуть. Оттого появится у Зоркальцева бронежилет, оттого же и ночевать он будет каждый раз в другом месте.
20 сентября.
Утром дверь в хранилище долго не могла открыться. Персонал обеспокоился - камеры показывали темноту, хоть лампы внутри и должны были гореть.
В коридоре перед дверью объявились следователи и экстренно вызванный директор.
Группа из академии наук, уже который день следившая за внутренностями хранилища только разводила руками - микрофоны доносили из внутренностей сейфа тягучий скрип, будто все броневые плиты скребли друг о дружку и пытались вздохнуть полной грудью.
Уже хотели нести автоген, но тут двое охранников как следует налегли на ручки кремальеры и дверь начала открываться.
Все попятились. Хранилище оказалось заполненным до предела и теперь масса купюр вывалилась, выплеснулась в коридор.
Все купюры были одной расцветки - красно-серо-бирюзовой. Все были номиналом пять тысяч. И все они были купонами - теми самыми раздувшимися от инфляции, отпечатанными на плохонькой бумаге, маленькими, куцыми купонами, что уже третий год вышли из обращения.
Директор подобрал одну бумажку, зачем-то понюхал ее, обернулся к людям и отчаянно, страшно, раздирая барабанные перепонки, закричал.