Когда мы были молодыми и гуляли детей в колясках, то редкими вечерами встречали на тихой академической улице Фаворского неизменно спешащего по делам своим сотрудника Института солнечной физики и земного магнетизма, как представили его мне однажды тогда ещё СО АН СССР-овцы, "дядю Борю". Знакомство наше было конечно эпизодическим и, к сожалению, скоротечным. Песни иркутского барда для маленькой компании академовских друзей отличались безыскусностью и неторопливой вольницей. Например, "Сквознячок" его совершенно спонтанно зародился в самый канун перестройки как незатейливое предложение впустить свежую струю в застой партийной подёнщины. Мы с мужем умудрились тогда записать эти песни на магнитную ленту, однако, прознав об этом Борис Величанский категорически запретил нам не только прослушивать его песни "под пережевывание пищи", но и конфисковал саму кассету.
- Я сам буду видеть своих слушателей - примерно так я бы расценила этот его жест, но могу и ошибиться. Первый год партийной работы в университетско-академической среде часто ставил такие задачки-миниатюры и мы сами решали вопросы "оппозиционирования". Конечно, времена были не сталинские, но и трусунов не убавлялось - у каждого был свой опыт "общения" с вертикалью власти. Атеистам предлагалось позаботиться о себе самим. Через пару-тройку лет мой очередной день рожденье совпал с днём похорон "дяди Бори". Родственники мужа, хмурые от панихидных речей, пришли за мой праздничный стол в дом, где раньше любили собираться все и поздравляли как могли эту вот молодую жизнь. Свой партбилет на стол я не положила и тогда, да и теперь понятия не имею что писано на корочках КПРФ. Но вот песня-легенда, положенная на мерные аккорды гитары всё же сохранилась в моём личном архиве и даже сегодня, в 2012-м уже, в год гибели бывшего мужа (в браке то побыли до смешного...) в тёмных сентябрьских водах священного Байкала, так живо затронула меня . "Omnium malorum stultitia est mater" - латиница, мёртвый язык медицины: "Глупость - мать всех бед".
Так вот, Песня. Читайте:
Ах, как бережно крутит планета влагу ласковых синих морей
Не расплещет их в бездне полёта по орбите пустынной своей.
Здесь не веет космической стынью. Это наше земное жильё.
Но особой целительной синью переполнено сердце моё.
Не шуми, не волнуйся спросонок. Стало ль тесно тебе в берегах?
Пусть поспит большеглазый нерпёнок, что пригрелся на тёплых камнях.
Как ТЫ волен, широк и беспечен, ТЫ такой с изначальных времён.
Горько знать: ТЫ отныне не вечен, над тобою топор занесён.
Мор ползёт, ядовитою жутью растекаясь с окраинных вод,
И тяжёлой губительной мутью ОН в глубинные струи войдёт.
Содрогнёшься от боли и гнева, всё отдашь для неравной борьбы,
ТЫ вздымаешь к самому небу водяные тугие столбы...
Нас гнетут лихолетья давно,
Но во времени самом глухом
Неспроста посягнуть на святыню
Самым тяжким считалось грехом.
Что-то горькою веют полынью ветры наших больших перемен.
Ведь святыня на то и святыня, что другой не даётся взамен.
Ту войну мы забудем едва ли.
Мы солдаты своих берегов.
Ведь они и тебя защищали
В гиблом крошеве давних боёв.
Я скорблю не боясь укоризны, справедливо положенной нам -
Развивается чувство Отчизны из любви к нашим отчим местам.
Как в тебя мне смотреть доведётся? Что-то страшное чудится мне -
Отпечаток души остаётся в потаённой твоей глубине,
И глядят напряжённо оттуда ТЕ, чьи взгляды ТЫ призван хранить.
Между теми, что были и будут протянул ты незримую нить.
Вот иссякнут живые движенья, хрупкой жизни исчезнут следы
И ничьё не мелькнёт отраженье в мёртвом зеркале мёртвой воды.
Пусть никто ТВОИХ тайн не откроет
Тех, что в сумрачной толще живут.
А в мерцании знак не уловят те,
Что следом за нами придут.
Не продлимся МЫ в них, словно воры оберём, обезлюдим, лишим.
Не найдут они в прошлом опоры, наше время отринут - ведь им
"Мир" наследовать - пуст и огромен, разоренье, безверие, тлень.
Ничего не оставим им кроме жаркой Веры в сегодняшний день.
Чем мы жили они позабудут - им по жизни бесцельно кружить.
Они петь наши песни не будут, а своих не сумеют сложить.
И познаются с вечной бедою, и на помощь ТЫ к ним не придёшь,
И в лицо им студёной водою, ТЫ живою водой не плеснёшь.
Есть в высоких твореньях ранимость: Мать-природа на них не щедра,
А для нас только в них постижимость изначальной идеи добра.
1987 год.
Кажется у него не выдержало сердце. Очень может быть.