Меня делали тридцать лет. Первому папиному сыну уже пятьдесят.
Наконец-то получилось что-то путное. Но кто кроме крохотного круга это теперь узнает? Завтра умирать, а я еще не написал свой роман, не построил дворец. Ну, есть вероятность, конечно, что я завтра не умру. Столько жил и не умирал, почему обязательно завтра? Но об этом не хочется думать. Иначе ведь себя не заставишь сделать что-нибудь глобальнее пельменей.
Приперся Лёха. Так некстати! Как же тут совершишь или напишешь?
- Ты мертвое море знаешь? Так вот это мы с братом его убили!
- Ты совсем не вовремя, я тут шедевр спешу создать, а ты мне мешаешь, блин!
- Ну, наконец-то! А мы тут уже и спрашивать стесняемся, когда же ты решишься. Раз такое дело, я ухожу.
- Бывай, значит. Да, кстати, как там у тебя вчера, удалось потрахаться?
- Да нет, батарейка села в телефоне.
- Ясно... И когда же ты собираешься опять пытаться?
- Завтра на месяц в Ханты-Мансийск, так что уж и не знаю...
- Ну, тогда пока. Звони.
Я уже три недели лишние прожил. Такой шанс судьба дала, а я все впустую растратил. Работа у меня хорошая, не скучная, а то бы давно занялся созданием шедевра, что бы доказать всем, что чего-то стою.
Дома как всегда сумасшедший дом. Как они выдерживают каждый день столько общаться? Пока не начал в командировки ездить, тоже ведь жил с ними.
- Мама, я решила себе пейджер завести.
- Ты, Лена, что, проститутка, что ли?
- Да не трогай ты ее, она это для повышения своего социального статуса. Ни рожи, ни кожи, так хоть при тамагочи.
- Катька, сука, не влезай, когда взрослые беседуют!
Ну вот, пока писал, чуть весь текст не потерял. Брат вечно со своими друзьями- хакерами нахимичит в компе, он глючит, я пугаюсь. Тут ведь всю решимость можно потерять. А на буке набирать неудобно. Но ничего, через многое надо пройти, что бы создать произведение.
Уезжал в Прагу, забыл флешку с началом своего романа, так что неделю работа над ним стояла. Не начинать же заново. Зато приехал, прочитал все как чужое. Да! Похоже, у меня действительно может что-то получиться.
Прага весной особенно хороша. В мерцающем отраженными от хрустальных луж нежных лучиках солнца воздухе звенят, словно нанизанные на паутинку нежности серебряные бусинки, легкие девичьи голоса. И словно фагот у Рахманинова, вступает в эту дивную симфонию гудок потрепанного, но еще очень даже бравого седана с украинскими номерами, а вслед за этим:
- Куда прёшь, пизда!
Леха приходил. У него на зайцев нюх. Не знал ведь, что я приехал, на запах прибежал с другого края города. Пиво любит, подлец!
- Ну, как там Хабаровск?
- Ханты-Мансийск!
- Во-во, и он тоже.
- Не могу я больше, начну скоро онанизмом заниматься с такой жизнью.
- Без этого никак в твоей работе. Иначе вообще квалификацию потеряешь.
- Так ведь религия не позволяет.
- Как твой Гуру, я тебе разрешаю. Тут главное не увлекаться. Мума всё простит.
Беда с этими неудовлетворенными. Уже ночь на дворе, пора бы и спать, а я вот по клавишам жму, книгу пишу. Тяжело с непривычки печатать, особенно после восьми бутылок "Пилснера". Лёха ушел. Как он домой доберется? Бабу бы ему, совсем ведь пропадет парень. Лучше резиновую, с помпой на аккумуляторах.
Я как допишу книгу, тоже себе женщину найду. Хорошую, ласковую.
Всего-то два дня меня не было, а этот гад уже дел натворил. Иногда не верится, что мы с ним одной крови. Послал мой черновик в lib.ru. Он еще и отзыв написал, но потом удалил. Много слов грубых там было. Ну, хоть иногда что-то человеческое в нем шевелится.
Как после такого продолжать? Придется начинать новый шедевр. Но с дебютом уже ничего не получится, за такое Фолкнеровские не вручают.