Тамара нагнулась, вынула из-под кровати бутылку коньяка, плеснула в бокал, замерла, прислушиваясь: не очень приятно, если войдет муж, или еще хуже - сын. Налила еще немного. Сделав глоток, поморщилась от горького привкуса во рту. Опять легла. Тоска, тоска... Она глубоко вздохнула, повернув голову, уставилась на окна, где сквозь плотные шторы пытался пробиться дневной свет. В висках пульсировала глухая боль после бессонной ночи. Последнее время она часто просыпалась ночами и бродила по комнатам, сопровождаемая верным псом Дорой - тихо, крадучись, будто и не была хозяйкой этого громадного дома. Проходя мимо спальни мужа, она сдерживала дыхание, прислушиваясь, затем медленно, словно больная, делающая первые шаги после продолжительной болезни, продолжала свой путь.
Муж... Ей было девятнадцать, когда, страстно влюбившись в красивого и обаятельного Станислава Собрина, настояла на свадьбе, хотя отец был против её брака с бедным студентом из провинции. Он с недоверием относился к этому голубоглазому с мужественным профилем красавцу. Но Тамара настолько была ослеплена любовью, что никакие доводы не могли погасить огонь, что бушевал в её сердце, и отец уступил.
Станислав был любящим мужем, нежным и внимательным... Она училась в Суриковском институте на скульптора, и муж построил на заднем дворе небольшую мастерскую, где Тамара создавала картины из полимерной глины по картинам художников, которую ей привозили из Германии. Эти картины потом с успехом продавались в семейном магазинчике на Арбате. Но... Со временем Тамара стала замечать, что отношение мужа к ней меняется и, к сожалению, не в лучшую сторону. Он уже не был таким предупредительным и ласковым. С тоской в сердце, она стала замечать, что муж скучает в её обществе. Потом пошла череда частых отлучек. Настал день, когда она почувствовала запах чужих духов, исходящий от рубашки мужа, это был запах женщины.
Тамаре понадобилось три года, чтобы окончательно понять: Станислав никогда не любил ее, а женился на деньгах и на карьере. Судьба зло посмеялась над ней, обвела вокруг пальца. Её, выросшую в семье высокопоставленного чиновника, не знавшую ни в чем отказа. Заносчивая, блистательная Тамара Демидова стала заложницей жажды получить как можно больше от жизни. И эта жажда неизбежно привела её в ловушку: она стала женой эгоистичного и расчетливого мужчины, и теперь день за днем всю оставшуюся жизнь она будет расплачиваться за то короткое затмение разума, что привело её к алтарю.
Поначалу она безумно ревновала, устраивала совершенно безобразные, как теперь понимала, сцены с битьем посуды, изгнанием его из спальни. Но это не давало никакого результата. Муж затихал на какой-то период времени, но не из-за чувства вины, просто Станислав боялся её отца, боялся, что тот, благодаря своим связям вышвырнет его с тепленького насиженного места в министерстве.
Все изменилось, когда отец Тамары умер. Муж перестал с ней церемониться, мгновенно отведя полагающееся ей место, а именно: номинальная жена. Она не стала унижаться, вымаливая любовь, слишком для этого была самолюбива, а молчаливо отошла в сторону, наблюдая, как одна за другой меняются 'привязанности' мужа.
Затем наступило время перемен. Из обычного работника министерства её муж превратился в преуспевающего бизнесмена. Тамара ждала, что Станислав потребует развода, но она ошибалась, муж не собирался разрывать отношения. Слишком силен был клан, стоящий за её спиной; сильны связи, благодаря которым он добился процветания.
Елена Крайнова...Эта женщина выделялась в бесконечном шлейфе алчных нимфоманок, кружащих вокруг её красавца мужа, словно стая гиен. Тамара сразу почувствовала власть, которую эта миниатюрная брюнетка возымела над её мужем. Грудной смех, быстрый взгляд синих глаз, припухлые, чуть тронутые помадой губы, походка... Мягкая, кошачья походка женщины, уверенной в своей красоте. И к тому же, Тамара с сожалением признавала - эта женщина была неглупа. Безукоризненно ведя все дела, Елена стала просто незаменима для Станислава. Тамара со стеснением в сердце наблюдала, как муж оживляется при виде своей секретарши. Как начинают блестеть глаза, как незаметно он подтягивает живот, стараясь выглядеть стройнее и моложе.
Замкнувшись, потихоньку от всех Тамара стала пить, все больше и больше погружаясь в омут одиночества. Не спасали ни работа, ни подруги, ни занятия любимым делом. Однажды, сидя в полутёмной мастерской, глядя на огонь свечи, она словно услышала голос отца. В больнице, уже подключенный к аппарату искусственного дыхания, задыхаясь, он прошептал, глядя на нее воспаленными глазами, в которых застыл немой упрек: 'Прости...Теперь ты одна...'. И эти последние слова отца как раскаленные угли постоянно тлели в её сознании.
Стук в дверь вывел её из оцепенения. Дверь резко распахнулась - на пороге стоял сын. Увидев взгляд Михаила, Тамара пожалела, что не спрятала бутылку под кровать.
- Голова разболелась, я только глоток, - оправдываясь, произнесла она.
- Крайнову убили, - Михаил сделал паузу, ожидая реакции матери, затем продолжил: "Отцу сообщили только что... Кто мог ожидать, что так все это обернется...'.
- Убили, - тихо проговорила, словно прислушиваясь к звучанию этого страшного слова, Тамара. Глянув на сына, вздрогнула от взгляда, каким смотрел на нёё сын. В этом взгляде была печальная отрешенность, словно Михаил прислушивался к боли внутри себя.
- Отец сегодня не ночевал дома, - произнесла, чтобы прервать гнетущую паузу.
- Неужели ты думаешь, что он способен кого-то убить? Этот слизняк даже мясо предпочитает исключительно в виде котлет, - скривился Михаил. - Думаю, теперь ты рада.
- Вот как ты думаешь обо мне.
Пожав плечами, Михаил какое-то время стоял, словно в раздумье, потом развернулся и вышел, хлопнув дверью. Тамара вздрогнула от резкого звука. Что-то произошло с ней в тот момент, когда сын сообщил о смерти Елены. Она не могла осознать свои ощущения. Нет, не радость, тут она не солгала. Но состояние, близкое к той самой радости - да. Оно лежало очень глубоко и, как вода просачивается сквозь невидимые трещины, так и это состояние понемногу наполняло ее странным спокойствием. Она вдруг подумала, что смерть Елены это начало конца. Конца той жизни, в которой она до сих пор медленно агонизировала. И, скорее всего, именно осознание этого и прорастало в ней той самой неосознанной радостью.
- Ваша жена!
Тамара прошла мимо секретаря мужа, не удостоив взглядом. Она с трудом выносила этого человека, в тайне подозревая что, несмотря на его угодливую улыбку, в глубине души он её презирает. Собрин при виде жены лишь комфортнее устроился в кресле.
- Что-то случилось, дорогая?
- Вот именно, случилось. Объясни, черт возьми, что происходит? И где ты вчера шлялся? Я заходила к тебе в спальню около полуночи.
Тамара пристально рассматривала мужа. Она отметила болезненную желтизну, покрывающую его скулы, и глаза... Муж отвёл взгляд, словно боялся, что она вдруг прочтет то, что он старательно скрывает.
- Тебе не волнует, что женщина, с которой ты спал, которая была твоей любовницей, мертва?
- А что я по-твоему должен делать? Я сожалею.
- Елену убили! - почти выкрикнула Тамара. - А ты говоришь таким тоном, будто сожалеешь, что кофе остыл!
- Я повторяю. Я очень, очень сожалею!
- Ты равнодушная, мерзкая скотина! - Тамара покачала головой. - Думаешь, я не знаю, что у тебя происходит на фабрике?
- Заткнись, - прошипел Собрин. Подскочив с кресла, он схватил руку жены, с силой сжал. - Заткнись!
- Вот и умница. Мы же вместе? Не так ли? Какая муха тебя укусила? Не угодила массажистка или ноготь сломала? - усаживая Тамару в кресло, сморщился. - Опять?
- Я... Немного... Голова разболелась. - Тамара бросила сигарету, открыв сумочку, достала флакон духов. Намочив кончики пальцев, провела по вискам, запястьям.
- Хорошо, дорогая... Езжай домой, а лучше к Марату.
- Что ты хочешь сказать?
- Ничего такого, чтобы ты не знала.
Тамара глянула на мужа сумрачным взглядом.
- Какая же я была идиотка, что полюбила, вышла за тебя замуж. Ты разрушил всю мою жизнь.
Лицо Собрина исказила гримаса злобного удивления.
- Я разрушил? Да что ты, живя в своём микромирке, знаешь о жизни? Такие вальяжные, упакованные связями, обкомовскими пайками, заграничными поездками. Ты даже не догадываешься, как живут люди за китайской стеной, что так тщательно соорудил ваш клан вокруг себя. Да одни твои бриллианты стоят столько, сколько не заработала моя мать, вкалывая в школе всю свою жизнь... Да! Я хотел откусить от вашего пирога, влиться в ваш клан, стать таким же богатым, с таким же уверенным пренебрежением смотреть сверху вниз на копошащихся внизу людишек, как смотрите вы...
- Ты все врешь. Врешь, чтобы унизить меня окончательно. Сравнять с твоими проститутками.
- Проститутки честнее тебя, честнее всех твоих тупорылых подружек, обвешанных дорогими тряпками и бриллиантами. Вы - паразиты, моллюски, присосавшиеся к достоянию, которое по праву никогда не принадлежало вам.
- Хочешь сказать, что ты не присосался?
- Да, и я присосался, и я играю по вашим правилам. Но я хотя бы не строю из себя жертву, - Станислав запнулся, потом глухо добавил: 'Вы с отцом все сделали, чтобы я возненавидел вас. А теперь, когда я стал таким же, как вы, ты меня упрекаешь'.
- Может быть не во всём, но ты прав. С тобой я стала слабой, никчемной женщиной, которая действительно боится выглянуть из своей раковины. Да, признаю. Я слишком самонадеянна, заносчива но,...- запнувшись, она с усилием продолжила:
- Я любила тебя, любила страстно, как не смогла полюбить больше никого. А ты просто воспользовался мной, чтобы проникнуть в тот мир, о котором мечтал. Так кто из нас более отвратителен? Кто больше аморален? Ты или я? Мы все, рано или поздно, расплачиваемся за свои ошибки. Я не жду от тебя никакой милости и не могу запретить презирать меня. Мог хотя бы просто уважать, но... Ты упрекаешь меня, что я сделала из тебя подлеца. Сомневаюсь, что хороший человек станет подлецом. Ты был им изначально... А вот ты своим отношением сделал из меня шлюху. Да, я сплю с мужчиной, который годится мне в сыновья. Сейчас я поеду к своему жиголо, а ты сиди и думай, если конечно еще не разучился, как выберешься из всего этого дерьма. Я не хочу допустить и тени мысли, что ужасная гибель Елены каким-то образом связана с тобой и твоими делами.
Тамара отвернулась и пошла к выходу. Собрин неохотно последовал за ней. Они спустились на лифте в подземный гараж. Сев в мягкое кожаное кресло 'пежо', Тамара включила зажигание.
- Аккуратнее на поворотах. Ты же знаешь, я волнуюсь, когда ты в таком состоянии за рулем.
- Не смеши, - глухо ответила Тамара, стараясь, чтобы муж не заметил, как дрожит её голос. Выжав педаль газа, она медленно выехала с парковки.
'Стерва... Не сболтнула бы чего в истерике', - со злобным недовольством думал Собрин, поднимаясь к себе в кабинет. Достав сигару, он в раздумье помял ее пальцами. Вошел секретарь Геннадий и замер в выжидающей позе, не отрывая глаз от хозяина. Собрин поднял голову, недовольно поморщился.
- Что?
- Пришли люди из отдела по расследованию убийств.
Собрин отшвырнул смятую сигару.
- Позвони моему адвокату, пусть этот законник тащит сюда свою задницу. И убери, - он кивнул на табачное крошево.
Геннадий быстро смахнул мусор метелочкой в савок, протер тряпкой стол.
- Принести кофе?
- Нет, - отрезал Собрин, хмуро наблюдая за секретарем. - Сколько их?
- Двое.
- Хватит мелькать перед глазами. Пусть заходят.
Г Л А В А 2
- Можно?
Владимир Ким поднял голову. В дверях стоял Борис Старков, его старый друг и наставник. Несмотря на то, что старому боксеру было уже за пятьдесят, он отличался крепким сложением, широкой грудью и бычьей, как у всех боксеров, шеей.
- Давай, давай, проходи... Жду твоего рассказа, как это ты очутился в том доме.
Старков, потрогав стул, осторожно сел и, помассировав шею, хмуро посмотрел на Владимира.
- Заработал полный нокаут. Можешь верить, можешь - нет. Звонит мне один тип, вежливый такой гад. Говорит: "Ваша дочь просила заехать за ней'. Адрес продиктовал. Думаю, что это сама Ксюшка не позвонила, а какому-то хорьку поручила? Звоню Ксюше - телефон вне доступа. Думаю, ладно, видимо девчонка у подруги. Знаешь, ведь она никого не слушает, сладу с ней нет. Вся эта история перестала нравиться, когда я подъехал к дому. Вошел. Нигде ни звука. Что думаю за черт, посмеялись, что ли, надо мной? Темно, хоть глаз выколи. Смотрю, свет пробивается из-под двери. Захожу в комнату, а там... Девушка на полу. Знаешь, Володька, никогда не видел, чтобы человека так пытали. Бедняжка... Вся в крови. На груди следы ожогов. Сволочи. - Старый боксер потер широкой ладонью лицо. - Совсем еще девчонка, не старше моей Ксюши. Вызвал милицию, жаль, что не ты приехал, а твой занудный дружок Славин. После того, как этот въедливый барсук все записал, отпустили меня.
- Это хорошо, что Славин приехал. Он ничего не пропустит, - Ким задумчиво побарабанил пальцами по столу. - Как думаешь, почему именно тебе позвонили?
Боб пожал плечами. Тихо шелестели лопасти вентилятора, гоняя по комнате волны горячего воздуха.
- Славина не видел в коридоре?
- Нет, - Боб тяжело вздохнул. - Что-то ты совсем забыл старика, не заходишь на тренировки, смотри, салом зарастешь, аппетит-то у тебя, как у молодого волка. У меня как раз талантливый паренек появился, Яшка Стрельцов. Удар у мальчугана, что молот. Приходи, он из тебя фарш сделает.
- Поглядим, кто из нас будет изображать "грушу", - усмехнулся Владимир. - Нет. - Он с сожалением почесал макушку. - Дел невпроворот. Еще не развязались с 'глухарём', а тут новое убийство. Палыч запросто может не отпустить в отпуск. - Он помолчал, внутренне чувствуя, что его друг что-то не договаривает, спросил: "Ничего больше не хочешь сказать"?
- Нет... Еще что вспомню, обязательно скажу. - По старой привычке Боб потёр лоб, будто что-то стирая, поднялся, неловко зацепившись за ножку, тихо ругнулся.
Владимир теперь уже твердо был уверен, что старик о чем-то не договаривает, но "дожимать" не стал. Боб был крепкий орешек, если что-то втемяшилось в голову, никакими вопросами его не расколешь. "Что-то еще есть, но он почему-то молчит", - думал Ким, провожая Старкова.
У него было какое-то нехорошее предчувствие. Женщину в том доме пытали. За что? Было бы понятно, если бы присутствовали следы сексуального насилия, но нет. Деньги, украшения не тронули, а ведь на шее у нее висел кулон с камешком стоимостью не менее тысячи баксов. Владимир поморщился: сплошные шарады. В этом деле слишком много вопросов, и вряд ли за короткий срок они со Славиным распутают этот гордиев узел. А до отпуска, о котором он мечтал весь год, осталось всего две недели.
Владимир Ким не родился с "серебряной ложкой во рту". Мать воспитывала его одна. От отца, погибшего в Афганистане, у него остался портсигар с черненой вязью рисунка, который изображал двуглавого орел и надпись "Боже, храни царя". Этот портсигар был семейной реликвией, участвовавшей вместе с его прадедом в русско-японской войне. После гибели отца, мать дала портсигар сыну, и с тех пор Владимир никогда с ним не расставался. Он был забияка и драчун. Мать самоотверженно отбивала сына от разъяренных соседей после его очередной выходки. Работая в библиотеке, она умела устраивать маленькие праздники на свою мизерную зарплату. Даже в самые трудные дни, в холодильнике всегда стояла кастрюля с супом и куском мяса. Владимир боготворил мать и слушался только её. Но улица все глубже и глубже засасывала его, и если бы не Боб, который твердой рукой боксера выдернул парня из бандитского окружения, еще не известно, что бы с ним стало.
Славин уже ждал его у дверей квартиры Елены Крайновой. Хотя Боб и недолюбливал его напарника, Ким был им доволен: Славин был занудным, умным и въедливым следователем, что вполне устраивало Владимира. Отворив дверь, они вошли в квартиру. Славин, оглянувшись, с удивлением произнес:
- Поклонница минимализма.
- Чего?.. - протянул Владимир, покосившись на друга.
В гостиной кроме дивана, обитого зеленой кожей, двух кресел, телевизора, журнального столика из инкрустированного золотистого орешника и рабочего стола, - ничего не было. Ни маленьких подушечек, ни мягких, пушистых игрушек, ни безделушек, что так любят молодые женщины. В спальне - кровать 'king size', над ней гобелен, рядом торшер с винтажным абажуром. В углу спальни - беговая дорожка. Владимир сел за стол.
- Ну-ка глянем, что там у нее в компьютере. Ты походи, посмотри что и как, а я тут покопаюсь, - он оглянулся на Славина. Тот, надев перчатки, листал блокнот.
Через полчаса выключив компьютер, Владимир откинулся на спинку кресла и задумался. Ничего не было такого, чтобы помогло продвинуться хотя бы на шаг. Он в раздражении барабанил пальцами по столу, затем, поднявшись, направился в ванную комнату. Здесь, как и в комнатах, был безукоризненный и холодный порядок. Открыв зеркальный шкафчик: коробочки, пузырьки, баночки, дорогие духи, ароматические соли. Все это, судя по фирме изготовителя, стоило немалых денег.
- Подбираешь крем для депиляции? - поинтересовался появившийся в проеме двери, Славин.
- Может, тебя что-то интересует? Как насчет крема от целлюлита?
Славин хмыкнул, - нашел что-нибудь в компьютере?
- Нет. Отдам ребятам из технического отдела, они уж точно достанут из этого саркофага то, что осталось.
- Странный у Крайновой вкус, - произнес Славин задумчиво.
- И что же странного? Ничего особенного я не заметил, только пусто как-то, нет души. Разве так живет молодая женщина?
- А ты обратил внимание на гобелен над кроватью? Это рисунки народа Майя.
- Ну и что? Рисунки как рисунки. Что там может быть интересного?
- Ничего особенного, там изображено ритуальное убийство, только и всего. Не хотелось бы проводить параллели...
- А ты и не проводи, - Владимир окинул взглядом квартиру и, направившись к компьютеру, пробурчал:
- Неохота "жесткий" вынимать, почему это не ноутбук? - он критически посмотрел на процессор и, вздохнув, подхватил его подмышки. - Черт! отпуск на носу, а тут возись с очередным "глухарем". Павлов все долбит как дятел, требует результаты по делу вьетнамки.
- А что он торопит, хочет премию? Никакой зацепки. Эти нелегалы сотнями пробираются в страну в надежде найти работу. Вполне возможно, женщина попала в притон и, попользовавшись, её просто выбросили.
Дело было трехмесячной давности. В пролеске мальчишки наткнулись на тело женщины, судя по внешности - вьетнамки. На трупе не было ничего, хоть как-то помогло в установлении личности убитой: ни документов, ни сумочки... Единственная зацепка: дешевое колечко на безымянном пальце с гравировкой на иностранном языке. Даже при беглом осмотре было ясно, что женщину пытали - на груди были ожоги.
- Стоп! - Владимир внезапно остановился. - Меня все время не оставляло чувство, что я пропустил что-то важное... Рисунок! Юрка! Этот выжженный рисунок на груди обеих женщин. Не хочешь проявить чудеса дедукции?
- Элементарно, как заполнить квадрат судоку. Но... Сначала мистер Собрин. Посмотрим, оправдает ли себя фактор неожиданности, нагрянем к нему и посмотрим, как у него с дыханием.
Ким и Славин вошли в кабинет Собрина. Владимир огляделся. Здесь пахло богатством и самодовольством. Сам вид хозяина кабинета, начиная с золотого "Роллекса", идеальной прически и шелкового итальянского костюма, говорил о том, что бизнесмен уделяет своей внешности повышенное внимание. Глядя на холеное красивое лицо Собрина, Ким подумал, что эта барракуда с учтивой улыбкой на тонких губах чувствует себя недосягаемым в этом шикарном террариуме.
Собрин кивнул на кресла, - прошу садиться. - Он неторопливо обрезал золотой "гильотинкой" сигару. - Чем обязан?
- Вчера был обнаружен труп вашей секретарши Елены Крайновой. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, - произнёс Владимир, игнорируя приглашение.
- Это допрос? Насколько я помню, 51 статью еще никто не отменял, так что... Отвечать я буду только в присутствии своего адвоката.
"Ну, как же ты, без своего бультерьера", - Владимир внутренне усмехнулся, заметив, как нервно дернулись губы Собрина.
- Всего-то пара вопросов. Вы не подозреваемый, просто в качестве информации.
- Сожалею, но без адвоката я не намерен отвечать. Всего хорошего, господа. - Собрин встал, показывая, что разговор окончен.
- Ваш секретарь даст нам документы Крайновой без письменного указания? - дотошный Славин вопросительно смотрел на Собрина.
- Надеюсь, у вас есть на это постановление прокурора? -
-Понимаете, - неторопливо, словно больному, произнес Славин, - когда происходит убийство, а была убита ваша секретарь, то автоматически заводится уголовное дело по факту убийства. Поэтому, прежде чем нанести вам визит мы, естественно взяли этот документ с собой. Вам показать?
Собрин нажал кнопку селектора:
-Геннадий! Выдай все документы, касающееся Елены Крайновой, господам!
Невысокий темноволосый мужчина с залысинами на висках, с лицом, похожим на камбалу, поставил на стол коробку и выжидающе уставился на них невыразительным взглядом блеклых глаз.
- Что-нибудь еще, господа?
- Пока достаточно. - Подхватив коробку, следователи направились к лифту.
- От богатства рождается пресыщение, от пресыщения спесь, - произнес Славин.
Владимир, недовольный встречей с Собриным, съязвил, бросив взгляд на невозмутимое лицо друга:
- Что-то тебя на философию потянуло.
- Видел, как у этого бизнесмена тряслись пальцы, когда он обрезал сигару?
- Лучше бы он себе что-нибудь обрезал, - буркнул Ким. - Во всяком случае, я бы получил хоть какое-то удовлетворение от этого визита.
Друзья рассмеялись.
Г Л А В А 3
Тамара сидела в кресле и пила коньяк. Ей было тревожно. Ссора с мужем не выходила из головы. Её не волновало, что муж узнал о её связи с молодым художником: они были уже давно свободны от моральных обязательств по отношению друг к другу. Эта связь с молодым мужчиной была для Тамары без любви, без страсти, подстегиваемая только страхом одиночества и безысходности. Намного моложе Марат поначалу заинтриговал её своей диковатостью, непредсказуемостью. Его сумрачные картины поражали: - жуткая смесь из Босха и Дали: разорванная на несимметричные части человеческая плоть, алая краска, разлитая по полотну, оторванные головы. Было что-то отталкивающее в его картинах, но Тамара заглушала в себе неприятные мысли.
Какими-то неуловимыми чертами он напоминал ей мужчину, которого она встретила в поезде, возвращаясь из Баден - Бадена, и с которым она испытала несколько восхитительных минут сексуального восторга и страсти. Перед глазами всплыло лицо: несколько грубоватое, с резко очерченным подбородком. Крупный нос, карие, почти черные глаза под широкими бровями. Мужчина улыбнулся ей, когда она вошла в купе, и то, как он прошелся медленным взглядом по ее фигуре, как посмотрел потом в глаза, вызвали протест и недоумение. И в то же время, она почувствовала, как волна жара обдала грудь, как что-то сжалось внутри и ушло, оставив легкое покалывание в пальцах рук и ног. Это длилось всего лишь мгновение, но теперь она смотрела на мужчину 'кожей'. Она вдруг явственно ощутила исходящий от него запах тела. И этот аромат мужского тела был возбуждающим. Он вызывал дрожь где-то глубоко внутри.
Почему-то больше всего она боялась, что он увидит в её глазах немой призыв. 'Стоит только ему понять, что я возбуждена, он подумает, что я шлюха, которая не прочь переспать с первым же мужчиной, оказавшись с ним в подходящей обстановке'.
Она сидела, сцепив, слегка дрожащие руки на коленях и смотрела в окно, за которым проносились, сменяя друг друга: дома, мосты, невысокие, словно игрушечные березки, выстроившиеся ровными рядами вдоль железнодорожного полотна. Они о чем-то говорили, но для нее не было смысла в этой болтовне. Одна мысль пульсировала в голове: 'Хочу его! Хочу, чтобы он прижал меня к себе и...'. Дальше фантазии обрывались, обедненные прозой и унижением семейной постели.
Они пошли в ресторан. Время незаметно мчалось вслед за легкой болтовней, запиваемой дорогим коньяком. Он назвался Сергеем Анатольевичем, возвращался из Берлина, где был в командировке. Чем занимается? О! Сразу так и не расскажешь... Мужчина щелкал зажигалкой, закуривая сигарету, пристально смотрел ей в глаза, чуть улыбался, отчего душная волна, поднимаясь откуда-то из глубины, обдавала жаром ее скулы, и она опускала глаза.
Глубоко за полночь, разгоряченные алкоголем, они вошли в купе. Она только посмотрела на него вопрошающим, полным желания взглядом, как он обнял её за талию и довольно решительно, что не оставляло никаких сомнений в его намерениях, привлек к себе. 'Пусть думает, что я шлюха, пусть думает, что угодно. Пропади все пропадом!' Думала Тамара, прижимаясь к крепкому телу. Яркие огни от проносящихся встречных поездов на краткий миг освещали его глаза, которые мерцали в темноте, словно втягивая её в себя.
Тамара закрыла глаза и отдалась поцелую, чувствуя, как его рука довольно сильно сжала ягодицы. Яростное желание захлестнуло её, наливаясь тяжестью внизу живота. Неожиданно он отстранился и осторожно опустил её на диван. Она легла, уже готовая к тому, что он навалится на нее и возьмет быстро и грубо, как всегда делал муж. Но мужчина присел на корточки, снял с её ног туфли. Движения, какими он ласкал щиколотки, заставили её задрожать. Тамара закрыла глаза и отдалась ласке.
Слегка касаясь губами колен, он целовал ноги, поднимаясь все выше и выше. Она никогда не думала, что такие ласки могут возбуждать... Сердце готово было выскочить из груди, она задыхалась. И когда он приник к её рту, жадно захватывая губами её губы и вталкивая язык в рот, водя по небу, она почти потеряла сознание от охватившего её желания. Но он опять отстранился, неторопливо снял рубаху. Она увидела безобразный шрам, который словно обруч, опоясывал шею. Проведя дрожащими пальцами по шраму, вопросительно посмотрела на мужчину, но он покачал головой, сжав ее руку, отвел от себя. Затем, расстегнув её блузку, медленно провел пальцами по шее до ямочки между грудями, взял за сосок и, чуть оттянув, сдавил. Тамара вскрикнула от боли, на мгновение ей стало страшно. Она пыталась разглядеть в темноте глаза мужчины, но он, приникнув к её губам, стал целовать, раздвигая зубы языком. Подчинившись его воле, она закинула руки ему за шею и, прильнув всем телом, ощущая жар возбуждения, сомкнула ноги на его бедрах. Он оказался умелым и страстным любовником. Впервые за годы брака, она испытала оргазм. Это ощущение было таким необычным, таким сильным. Её тело билось в судорогах, причиняя почти физическую боль. А потом пришло успокоение и легкость, разлившаяся от бёдер по всему телу. Закрыв глаза, Тамара вдруг увидела себя со стороны: белое тело, распластанное под мужчиной, ее ноги, сжимающие бедра, подрагивающие ягодицы мужчины, когда он с силой входит в нее... Эта картина возбуждала, притягивала, и в то же время... Чувство какого-то разочарования и пустоты постепенно просачивалось в душу, словно ледяная вода... Больше она не испытала оргазм, несмотря на то, что мужчина входил в неё еще несколько раз.
Утром, словно не было бессонной ночи, свежий и подтянутый, мужчина вышел на перрон и неторопливой походкой направился в сторону вокзала. Тамара, глядя ему в спину, думала, что для этого мужчины, она стала очередной женщиной, с которой он неплохо провел время. И теперь он возвращается в свой мир, где есть жена, дети, и где для неё нет места.
Всю следующую неделю, она жила воспоминаниями о встрече в поезде. Но постепенно и это воспоминание стерлось, оставив легкое удовлетворение и разочарование одновременно.
Тамара вздохнула, провела рукой по лицу, словно стирая воспоминания. Разглядывая спальню Марата, она удивилась - в прошлый визит всё выглядело немного иначе. 'А гнездышко мальчик неплохо обставил, даже можно сказать со вкусом. Интересно, откуда у этого "мазилы" появились деньги, чтобы купить 'плазму' в полстены? Музыкальный центр, иранский ковер во весь пол: уж она разбиралась в коврах. Этот был ручной работы и стоил бешеных денег. Неужели, продавая эти уродливые картины, можно зарабатывать большие деньги'?
Тамара поднялась с кресла, подошла к картине, которой раньше не было: раньше на её месте висел гобелен. 'Гадость... Неужели нельзя повесить что-нибудь из импрессионистов или французских реалистов?' Ей нравился Камиль Коро. У нее в спальне висели две прекрасные копии картин этого знаменитого француза. Особенно она любила 'Купание Дианы'. Пастельная прозрачность, серебристое сияние мазка великого мастера завораживали её. Она испытывала почти физическое наслаждение, глядя на эти картины. Вот это настоящее искусство, а не эти, спроецированные на холст галлюцинации шизофреника.
Тамара потрогала раму, 'куда интереснее всей этой мазни, во всяком случае, чувствуется рука мастера. Надо спросить, кто её сделал'. Проведя пальцами по ажурной резьбе рамы, вдруг почувствовала небольшое еле заметное движение. Тамара замерла. Только сейчас она заметила, что хромированные планки, к которым крепилась картина, не были просто украшением, они выполняли роль настенных рельсов. Это открытие слегка шокировало её.
- Тебе тут не скучно?
Внезапно раздавшийся за спиной голос заставил Тамару вздрогнуть.
- Ну что ты, - она с улыбкой обернулась.
То, как тихо Марат подошёл, почти подкрался, испугало Тамару. Она впервые почувствовала неясное ощущение опасности, исходящее от этого мужчины.
- Я любовалась картиной. Сколько в ней экспрессии... Какая экзальтация!
- Не пойму, когда ты врешь, а когда говоришь то, что думаешь на самом деле, - усмехнулся Марат, нервически потирая холеные руки.
Короткие, черные как смоль волосы, чуть топорщились на висках, когда он смеялся. Капризно изогнутые губы, тёмно-карие глаза. Загорелый, гибкий как пантера, и такой же опасный. Тамара засмотрелась. У нее возникло чувство, что она встречала его раньше... Гораздо раньше. Этот взгляд, усмешка... От него исходил аромат сильного и властного самца.
'Не удивлюсь, если он обманывает меня с другими женщинами, - вдруг подумала она. - И, все-таки... Кого он мне напоминает'?
- Я не лгу, противный поросёнок, и ты знаешь это. - Тамара закинула руки мужчине на плечи, прижалась всем телом. - Так хочу тебя, прямо здесь.
Марат быстрым движением руки задрал ей юбку, его пальцы сдвинули нить стрингов, погрузившись в горячую влажность влагалища.
- Чувствую, что хочешь, - быстро зашептал он, но... Милая Мара, меня ждут, сама понимаешь, надо все аккуратно сделать. - Марат отнял руку, облизал пальцы. - Черт! Вкусно пахнешь. - Я быстро... Подождешь?
- Не знаю... Нет, - Тамара одёрнула юбку. - Я сегодня в растрепанных чувствах. Хотела к парикмахеру заехать, надо привести волосы в порядок. А, может, приеду к тебе в галерею.
- Это было бы прекрасно, - Марат властно привлек её к себе и поцеловал ямочку между ключицами.
Уже сидя в машине, наблюдая, как рабочие грузят картины, Тамара никак не могла успокоиться. Она была крайне заинтригована. 'Раньше на стене висел гобелен, я и подумать не могла, что за ним что-то скрывается. Очень странно', - думала она. Подождав, когда все уехали, Тамара решительно вышла из машины и направилась к подъезду. Войдя в квартиру, Тамара сразу направилась в спальню. Подойдя к картине, нажала на раму, картина плавно сдвинулась с места, она увидела дверь.
'Ты подумай! - ахнула она в душе. - У этого поросёночка есть тайная комната'! Она несколько секунд разглядывала сейфовый замок. Внезапно ей стало не по себе, по спине пробежал холодок, как от взгляда змеи. Тамара вернула картину на место, развернувшись, стремительно вышла из спальни.
Подъехав к галерее, Тамара увидела сына. Михаил, засунув руки в карманы, хмуро слушал, что ему говорил Марат. Вдруг Михаил резко оборвал Марата и, не обращая внимания на то, что тот говорил ему вслед, направился к машине. Тамара посигналила, привлекая внимание сына, но Михаил только махнул ей рукой и, сев в машину, уехал. Расстроилась она, что сын не захотел с ней говорить? Тамара вдруг осознала, что ей нечего сказать сыну. Да и что она скажет? Об очередной ссоре с мужем?
- Хорошо, что ты приехала, - голос Марата вывел её из задумчивости. - Пойдем, я покажу тебе, как развесили картины. Мне очень важно твое мнение.
"Мое мнение,- усмехнулась про себя Тамара. - Мое мнение тебе явно бы не понравилось, поросёночек".
Она с отвращением в душе рассматривала эту, так называемую, живопись.
- Ну что ж, картины выигрывают от освещения. Они очень удачно расположены. Думаю, завтра будет оглушительный успех. Я уже побеспокоилась о рекламе, будет как минимум три представителя из модных журналов. Обещала прийти Симонян из "Нью Арт".
- Симонян? - Марат чуть не подскочил на месте. - Эта сухопарая старая дева, которая дымит сигарами и распространяет сплетни со скоростью торнадо?
- Успокойся. Не такая уж она и язвительная и старая! - Тамару задело слово 'старая'. Симонян была моложе её на год. - Зато её присутствие осветит пресса. Пусть она немного посплетничает, её боятся в богемных кругах. Если ты с ней будешь ласковым - она обожает, когда за ней ухаживают молодые красивые мужчины - считай, что твоя выставка удалась. Я же со своей стороны постараюсь, чтобы она снисходительно отнеслась к тебе, как начинающему художнику.
- Мне не нужно снисхождения, - оборвал её Марат. Его губы дёрнулись. На скулах выступили красные пятна.
- Когда ты злишься, ты становишься похожим на моего мужа. - Тамара пристально посмотрела ему в глаза. "Что-то часто у него стали проявляться приступы злобы", - подумала она с неожиданной неприязнью.
- Прости, нервы. Сама понимаешь - вернисаж, совсем замотался. - Марат уже улыбался.
Тамара смотрела в его темные, с расширенными зрачками глаза. "Хамелеон... Смотрит на меня мертвыми глазами, на губах приклеенная улыбка. Маска: сними, и что там, за ней?"
- Тамара, очнись!
- Извини, задумалась.
- Опять поссорилась с мужем?
- Разве тебе Михаил не сказал? Убили секретаршу мужа.
- Нет... Не сказал... Правда, как-то, когда мы с ним выпивали, он сказал, не так чтобы конкретно, но я понял, что эта женщина,.. - Марат замялся.
- Можешь не проявлять деликатность. Елена была любовницей мужа. Дело теперь приобретает очень скверную окраску. Я уже ни в чём не уверена. Не дай Бог, она еще окажется беременной! Тогда мужу придется выложить кругленькую сумму адвокату.
- Не думаю, что смерть секретарши должны связать с именем твоего мужа. Ведь нет прямых улик?
- Прости! Я просто подумал, что... Черт! мне нет дела до всего этого! - Марат сцепил пальцы, нервно массируя их. - Мара! Всё это конечно интересно, но мне надо работать.
'И что это за манера ломать себе пальцы. Холерик! - подумала с раздражением Тамара. - Всё, что он может ей сказать, так это "дорогая, мне надо работать". - Да, любовь моя, не буду тебя задерживать! - она протянула руку. Марат поцеловал кончики пальцев.
- Тебя проводить к машине?
- Не трать время. Я большая девочка, не заблужусь.
В её душе Тамары кипели злость и раздражение. 'Да если бы не она, весь этот фарс под громким названием "живопись" валялся бы грудой невостребованного хлама. Но, надо признаться, любовник он отличный... Что ж, каждый платит своей монетой... Я пользуюсь его молодостью, он моими связями. И все же... Что это у него там за дверью?'
Всю дорогу к дому, она прокручивала в голове события дня. Неясное чувство тревоги и опасности, подтачивало то ощущение равновесия, что появилось у нее сегодня утром. Оно висело как дамоклов меч, готовый в любую секунду обрушиться и поразить. Только кого?
Г Л А В А 4
Борис Старков сидел рядом со своим другом в комнате позади бара клуба "Дикий Ринг". Роман не был таким здоровым и грузным, как его друг, хотя в росте не уступал. В нем, как в кипящем котле соединились кровь отца сибиряка и матери испанки. Она была одна из трех тысяч испанских детей, что приютил Советский Союз, когда в Испании началась Гражданская война. Ехелия Венсенс попала в детский дом, где и встретилась со своим будущим мужем. Со временем, поменяв экзотическое испанское имя Ехелия на Елену, фамилию она оставила, в тайной надежде когда-нибудь приехать на родину вместе с сыном. От матери Роман унаследовал фамилию Венсенс, смуглый цвет кожи, черные вьющиеся волосы и взрывной характер. От отца - синие глаза, выносливость и крепкое здоровье.
Мальчишки выросли на улице, сражаясь за свое место "под солнцем". Боб Старков уже тогда отличался от взрослых парней тем, что мог одним ударом свалить любого, даже старше себя. Он спас смуглого худенького мальчика, когда на него навалилась орава подростков с соседней улицы. Его поразили длинные черные кудри парня, как он потом узнал - прихоть матери испанки. Он решительно взял паренька за руку и отвел в парикмахерскую. Скандал был страшный, как рассказывал потом Ромка Борису, но он был благодарен другу за то, что тот избавил его от издевательств соседских мальчишек.
Пути их разошлись, когда Боба заметил боксер Иван Полуярцев. В кругу боксеров его звали не иначе, как 'неваляшка' за то, что никто не мог уложить в нокаут. Уйдя на тренерскую работу, 'Неваляшка' вырастил не одно поколение замечательных бойцов. Роман после нелепой смерти отца в автомобильной аварии, связался с бандой, которой верховодил Сева - беспринципный, опасный подонок и наркоман. И если бы не Афганистан, неизвестно, как бы Ромка закончил свою жизнь.
Из Афганистана Роман вернулся другим человеком. На войне он возмужал. Жесткий, волевой, сильный, и временами грубый - таким его увидел Борис по возвращении. Не раз к нему подкатывали старые дружки по банде, но после нескольких 'внушительных' разъяснений его оставили в покое.
В эпоху перестройки Роман к радости своей матери вдруг решил взяться за ум: закончил автомобильно-дорожный институт. В арендованном складе сделал ремонт, отдав половину под автомастерскую, в другой части устроил боксерский клуб, где каждое воскресенье проводились любительские бои. Ежедневно его ребята пригоняли машину к окраине городского парка, где бомжи выстраивались в длинную очередь за горячим супом и неизменной гречневой кашей с тушенкой.
Боб знал о том, что в клубе Романа принимают ставки на бои, но, не осуждал друга; в конце концов, каждый живет по своим законам. Жизнь делится на составляющие, которые никто не в состоянии контролировать, и составляющие, которые можно и нужно контролировать.
Мельком глянув на друга, Роман достал из холодильника бутылки пива.
- Собираетесь? - Борис кивнул на фотографию, где Роман стоял, улыбаясь, среди таких же как он молодых ребят из разведывательно-десантной роты.
- Да. Вот уже двадцать два года. Только нет уже с нами Николая. В прошлом году его не стало... Сердце. - Роман протянул бутылку пива, аккуратно обрезав кончик сигары, сел напротив Бориса в кресло и закурил.
- Каким ветром занесло в мой кубрик?
- Разговор есть.
- Дома все в порядке? Как жена, Ксюша?
- Все нормально.
- А в клубе? Зайду как-нибудь, посмотрю, какие у тебя там таланты.
Борис кивнул, - заходи, есть интересные ребята, но я к тебе за помощью.
- Выкладывай.
- Понимаешь, встрял я тут ненароком в нехорошую историю. Так сказать по приглашению. Ехал за дочерью, а оказался на месте преступления.
- Деньги нужны на адвоката?
- Нет! - досадливо взмахнул рукой Старков. - Прохожу как свидетель, но дело не в этом. Узнаешь? - Боб взял салфетку, быстро нарисовал рисунок. - Вот это было выжжено на груди у той женщины. Сам понимаешь, такие совпадения очень редки. И еще одна деталь: она умерла не от пули. Ей сломали шею.
В комнате повисла напряженная тишина.
- Думаешь... Он?
Роман не любил вспоминать о войне в Афганистане. Операции по выкуриванию из пещер и дувалов 'духов', как называли моджахедов, следовали одна за другой. Бои шли жестокие и кровопролитные. После того, как у радиста вышла из строя 'ромашка' - радиостанция для связи с вертолетами Ми-8, или как их любовно называли ребята, 'пчелками', они были вынуждены вслепую пробиваться в свое подразделение, рискуя нарваться под перекрестный огонь духов или засаду.
Несколько дней без горячей еды, под палящим солнцем, вымотавшиеся, грязные, голодные, ожесточенные до крайности. А тут еще напоролись на дувал. Пока очухались, их рота потеряла двух человек. А когда ворвались, то обнаружили несколько женщин и двух подростков с тремя старыми пулеметами 'дектярёв'. Мужчин в кишлаке не оказалось, выгнали из дувалов только женщин. Те испуганно жались, прижимая к себе детей. Командир разведроты, немного знавший язык, спрашивал о воде, но женщины отводили глаза и отрицательно качали головами.
Роман и ребята страшно устали; засохшая одежда грязной коростой налипла на тело. Они с нарастающим раздражением наблюдали за командиром, как вдруг, один из десантников Титов подошел к женщине и молча, со всего размаха ударил прикладом автомата ей по голове. Та упала, уронив ребенка, который в испуге жался к её груди. Из раны на голове брызнула кровь. Женщины запричитали и сбились еще плотнее, пряча детей за спину.
Роман стоял рядом, когда это произошло. Он подошел и молча встал между женщинами и Титовым. Тот с ненавистью плюнул себе под ноги и, отвернувшись, отошел в сторону. Кличка у Титова была - Шрам. Его прозвали за шрам, который опоясывал основание шеи и был похож на багрового набухшего червяка, когда тот злился. Этот Титов был крайне самолюбив, лез в драку по малейшему поводу. Ребята недолюбливали его за садистское наслаждение, с которым тот расправлялся с пленными 'духами'. Ходили слухи, что Шрам и еще пара подонков хотели изнасиловать двух молоденьких афганок, но те спаслись - вымазали себе между ног ишачим пометом.
Разведрота заночевала в кишлаке. Роману не спалось, он все ворочался, вспоминая бой, погибших ребят... Как вдруг до его слуха донесся глухой стон. Прислушавшись, решил, что показалось, но тут стон повторился. Он выбрался из дувала. В кишлаке стояла гнетущая тишина, даже собаки не лаяли: одних перестреляли, другие - сбежали... Над головой висел неправдоподобно огромный диск луны, заливающий кровавым светом окрестные горы, камни, в хаотическом беспорядке нагроможденные вокруг кишлака, дувалы. Было слышно, как в глубоких черных тенях копошились скорпионы. Роман уже хотел было вернуться, как снова раздался стон из расположенного невдалеке дувала. Он подошел, заглянул. Титов, связав молоденькую афганку, словно барана, издевался над совершенно беспомощной жертвой, прикладывая к её телу тлеющий конец сигареты.
Девушка, извиваясь голым телом, стонала от боли. Роман в два прыжка подскочил к Титову и со всего размаха ударил ему в переносицу. Тот, захлёбываясь кровью, ударился спиной о стену дувала, но тут же подскочил и, грязно выругавшись, полез на Романа с кулаками. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но тут на шум прибежали ребята. Роману стало не по себе от ненависти, с какой Шрам на него смотрел: губы подергивались, шрам набух, казалось, он шевелится. Роман не разобрал, что тот бормотал, но это явно не было признанием в любви.
Бедную девушку развязали, подняв с земли, закутали в плащ-палатку. Роман успел заметить, что на спине и груди был выжжены странные рисунки. После этого случая ребята стали избегать Титова.
Уже после войны, случайно проходя мимо книжного магазина, Роман увидел на витрине книгу, на обложке которой были нарисованы знаки, что выжигал Шрам на теле девушки. Заинтересовавшись, зашел в магазин. Это была книга о кельтах; знак или руны, что выжигал Шрам, означал "эйваз" - конец жизни, переход в небытие. Это был знак смерти.
- Да, Ромка, - Боб посмотрел тяжелым взглядом на друга. - Именно этот рисунок и был на груди той женщины в заброшенном доме. Помнишь, ты говорил, что этот Шрам убивал пленных, ломая им шею. Так была убита и эта несчастная женщина. - Боб кашлянул, вспомнив неестественно вывернутую шею убитой.
Роман встал и, пройдя к окну, стал смотреть на воробьев, купающихся в пыли.
- Мне трудно говорить о той войне. Мы были молоды, самонадеянны, казалось, чуть протяни руку, возьмешь судьбу за горло, и весь мир будет у тебя в кармане... Все идеалы разрушились за те годы, что я провел в Афганистане. Я не был готов к тому, что придется воевать с женщинами и детьми. То, что там происходило... На нас смотрели, как на оккупантов, хотя нам преподносили идею об освобождении народа от власти Амина. Нас предали генералы, мы уходили как захватчики, и это никогда не забудется.
Он невесело рассмеялся.
- Помню, бежим... "Духи" в нас стреляют, а Володька - радист, здоровенный такой парень сибиряк, только кряхтит, когда в него пули попадают. Семь пуль тогда из него вынули! Здоров, черт... Недавно от него письмо получил. Звал к себе на рыбалку.
Роман подошел к стене с фотографиями, горько усмехнулся.
- У меня самого чуть не поехала крыша. Сколько "черных тюльпанов" я проводил с гробами друзей. Груз "300" считался за счастье... Многие ребята после войны так и не смогли адаптироваться к мирной жизни, не нашли свое место. Кто подался в охрану, кто примкнул к бандитам...
Повернувшись к Борису, он твердо произнес:
- Если Шрам в городе, я найду его, в какую бы нору эта змея не заползла. Видимо, этот ублюдок продолжает заниматься своим хобби. - Сев напротив, пристально посмотрел на друга. - Не нравится мне все это.
- Да... Дело - дрянь. Может быть, и не стоило тебя втягивать?
- Меня другое волнует; ты не задумывался, почему Шрам, а я уверен, что это был именно он, позвонил тебе? Думаю, этот гад решил послать весточку, не даёт покоя старая обида. Злопамятный как слон, мстительный. Я потом вспомнил, что он шипел тогда в дувале - 'ты заплатишь'. Знает, что мы с тобой, как братья. А у тебя семья... Что ж, будем считать, Шрам совершил ошибку, позвонив тебе. Он вступил на мою территорию. И поэтому я должен до него добраться прежде, чем он решит свести счёты.
Когда Борис ушел, Роман позвал Николая, своего верного помощника и друга еще с тех времен, когда они были в банде Севы. Невысокий, щуплый, с бледным невыразительным лицом и сонным взглядом глубоко утопленных серых глаз, Николай производил впечатление вялого и апатичного человека. Ничто не указывало на то, что он был жилист, силен и цепок, словно бульдог. У него было много талантов, и один из них - талант ищейки. Роман часто прибегал к его услугам, когда дело требовало особой щепетильности и важности.
- Садись, и очень внимательно слушай, что я тебе скажу. Надо найти одного человека. Моего возраста, невысокий, карие глаза и, главное, - шрам у основания шеи, похожий на толстого червяка. Хочу сразу сказать, этот тип очень хитрый и опасный, как гиена. Отличный стрелок, так что не думай изображать Клинта Иствуда. Не успеешь и крякнуть, как пуля вылетит с другой стороны затылка. Действуй внимательно и осторожно. Начни с Клеопатры. Уверен, любит пользоваться услугами проституток. Пусть она у девушек поспрашивает, но еще раз предупреждаю. Этот ублюдок очень опасен.
Николай молча кивнул. За годы работы с Романом, он привык не задавать лишних вопросов.
***
Владимир Ким рассматривал рисунок руны на фотографиях Крайновой и вьетнамки. Его старый друг Боб всё-таки рассказал, о чём умолчал при первом разговоре. 'Неужели Боб прав, и это дело рук Титова - Шрама'? На груди Крайновой и молодой вьетнамки был выжжен один и тот же знак. Отложив фотографии, Владимир заглянул в отчет патологоанатома.
"Сильные повреждения внутренних органов, приведших к внутреннему кровотечению... Лопнувшая селезенка... Следов сексуального насилия нет... Смерть наступила в результате резкого смещения позвонков шеи, о чем говорит симптом очков, так называемые - глазницы, образующиеся при переломе костей основания черепа..."
- Колдуешь? - вошедший в кабинет Славин сел напротив Кима и повернул к себе снимки. - Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Рисунки на груди у женщин совпадают.
- Если судить по рассказу Боба, Титов был еще тот садист, и не мог упустить случай поиздеваться над жертвой. Эти знаки на груди - его фирменный знак. Этакий поклонник рун кельтов. Вот и возникает главный вопрос, каким образом эти два убийства связаны? Или знак на груди - совпадение, которое только уведёт следствие в сторону?
Крайнову били, пытали, потом сломали шею. Видимо, хотели выяснить у нее что-то, представляющее для преступников опасность. Что же она такое узнала, что её так мучили... Теперь - вьетнамка. В отчете патологоанатома написано, что женщина питалась, истощена, но чистоплотна, значит жила не на улице. Работала швеёй, на что указывают характерные ранения на пальцах левой и правой рук от иглы. И где же искать эту швейную мастерскую? И вообще... Что может быть общего между иммигранткой и нашей секретаршей? Иммигрантов прячут от властей. Зачастую они, как рабы, работают в подвальных помещениях, и на улице им не разрешают появляться, отбирая документы.
Но Крайнова! Это же совершенно иной мир! Шикарные 'тряпки', украшения, дорогая машина...Нет ничего, чтобы их объединяло и, однако, на груди у обеих женщин выжжен один и тот же рисунок. Надо найти то общее, что поставило бы их на одну ступень. - Владимир задумчиво потер подбородок. - Так... Что там с биографией нашего любителя татуировок?
Пододвинув к себе бумаги, углубился в чтение. Ничего особенного не было в биографии Титова. Из обеспеченной семьи адвоката, получил прекрасное образование, задержание за хранение наркотиков. Решение суда - два месяца общественных работ, и всё. Видимо, постарались родственники, оберегали мальчика. Служба в Афганистане, затем работа в юридической фирме отца. Пять лет назад погиб в автокатастрофе.
- Мальчику почти перерезали горло, и нигде это не зафиксировано. Но знаешь, что самое интересное, - Ким посмотрел на Славина. - Он уже пять лет, как мертв. Автомобильная авария, сгорел живьем.
- Живучий покойник, - усмехнулся Славин. - А Боб может ошибиться?
- Не хотелось бы случайность обосновать как совпадение. Нужны доказательства. А факты таковы, что Титов мертв. У нас на руках рисунок руны, который видел Роман на теле девочки-афганки и запомнил. Вполне возможно, что Шрам совершил оплошность. Слишком яркий след он оставил за собой. Такое клеймо все равно, что отпечаток пальца. Вопрос - зачем Титов это сделал? Замучило одиночество? Боб сказал, что Титов угрожал его другу и это предупредительный выстрел?
Друзья помолчали, потом Владимир произнес:
- Надо более тщательно прощупать Собрина, больно этот бизнесмен скользкий: увернулся от разговора, а ведь убили не кого-нибудь, а его секретаршу, и по всем признакам она была его любовницей. Я заметил, он нервничал, очень хотелось бы узнать, где он был и что делал с восьми до десяти вечера, когда была убита Крайнова. И еще... Надо съездить в город, где жил Титов. Что-то мне подсказывает, не все так гладко, как тут написано в этих бумажках. Этакий херувимчик, только белых крыльев не хватает. Думаю, эта змея оставила немало следов на своем пути, а под конец еще и старую кожу сбросила. Этот Шрам еще та гнида, в Афгане когда служил... Зверствовал... Мне Боб много чего рассказал. Если он предположил, что это мог сделать Титов, значит, мы должны зацепиться за эту ниточку. Так что, двигай в этот городишко и выясни, что и как.