В стародавние времена жил в городе Беренвен один парень, и звали его Праймус Уоллес. Обычный был парень, каких в Беренвене как грязи, а ведь всем хорошо известно, что дороги там немощёные, и как-то по осени, в день Святой Серин Милосердной, в грязевом омуте, что образовался прямо посреди главной улицы, потонула повозка с пивом, утянув за собой и лошадь с возницей. Возницу-то, правда, нашли через два дня после праздника. Он обнаружился в колее, на той же самой улице, мертвецки пьяный. Чуть протрезвившись и вновь обретя дар выговаривать ртом слова, возница и поведал возмущённым горожанам, не дождавшимся дармового, по случаю праздника, пива, эту полную ярких подробностей историю про грязевой омут, безвозвратно поглотивший повозку с лошадью и всем, что имелось, праздничным пойлом. Злые языки, конечно, утверждали, что ничего подобного не было, да и быть не могло, а возница просто украл пиво, да сам всё его и выпил. И неизвестно ещё, продолжали утверждать те же злые языки, куда он девал повозку с лошадью. Тут уж возница помрачнел лицом и не на шутку призадумался над содеянным, ведь повозка с лошадью, в отличие от пива, были его собственные. Что же до пропажи пива, то возница так истово отстаивал свою версию событий и призывал в свидетели всех известных ему богов и богинь, что, в конце концов, его оставили в покое.
Однако, вернёмся к Праймусу Уоллесу. Напомним, вдруг кто-то забыл, что он был вполне обычным парнем - любил курить табак, пить пиво и, обладая ввиду всего этого изрядной смелостью, не избегал общества красивых женщин. С этим самым обществом, впрочем, у него существовал незримый конфликт, ибо Праймус его хоть и не избегал, само общество, по непонятным причинам, Праймуса явно сторонилось.
Частенько можно было услышать как какой-нибудь лавочник называл Праймуса дураком и лентяем, отказываясь нанимать того в работники. Так ведь разве когда-нибудь можно было верить словам лавочника? Отец Праймуса, впрочем, бывал с лавочником полностью солидарен и Праймус подозревал, что тут мог иметь место некий гнусный сговор. До сих пор никто этого подтвердить не смог, равно как и опровергнуть, так что младший Уоллес вынужден был выслушивать от прародителя лишь бесконечные упрёки в разгильдяйстве, лености, пьянстве и прочих вещах, которые сам Праймус вовсе не считал пороками или чем-то таким уж плохим, и менять свой привычный образ жизни совсем не спешил.
Терпение старшего Уоллеса лопнуло совершенно внезапно и в самый неподходящий момент.
Одним прекрасным утром, когда Праймус обувал сапоги чтобы пойти в паб, отец сообщил ему, придав своему голосу особую строгость и вместе с тем даже торжественность, что изгоняет из дома нерадивого отпрыска, (так и сказал - "нерадивый отпрыск", из-за этого Праймус не сразу понял, что речь идёт о нём), и не потерпит его присутствия в своём жилище до тех пор пока он, Праймус, не получит достойную работу и не обзаведётся порядочной женой. Произнеся пламенную речь старик прослезился, вручил сыну кулёк с бутербродами, высыпал в карман куртки пригоршню монет, обнял, утёр слезу и вышиб пинком за порог. Оказавшись за порогом отчего дома, Праймус почесал затылок и решил всё-таки, невзирая на странное поведение отца, не менять утреннего распорядка дня и привычной дорогой направился в паб, по пути закусив бутербродами с ветчиной.
Паб "Северное сияние" был хорошо известен в Беренвене, а Праймус Уоллес был хорошо известен в пабе "Северное сияние". Каждое утро младший Уоллес занимал своё место у барной стойки и лицо хозяина паба озарялось радушной улыбкой от предвкушения предстоящей прибыли. Однако сегодня его ждала плохая новость. Праймус сообщил её ближе к полудню, после шестой кружки пива.
- Сегодня я не смогу расплатиться с вами, мистер Рот, - сообщил он хозяину паба доверительным тоном. - Этим утром отец изгнал меня из отчего дома, сказав что не пустит назад покуда я не найду порядочную работу и достойную стать моей женой девушку, а как вы можете видеть, мистер Рот, я не очень-то продвинулся в своих поисках.
После этих слов в пабе повисла гнетущая тишина. Никому не известно о чём в тот момент думал Праймус, вперившись мутным взором в пустую пивную кружку, но мы имеем возможность достоверно передать мысли хозяина паба в тот же самый период времени. Мистер Рот думал, что надо бы достать из-под барной стойки дубину с железным навершием и хорошенько обработать ею бока младшего Уоллеса. Быстро утвердившись в своём намерении, мистер Рот извлёк из-под стойки тяжёлую дубину и участливо сообщил Праймусу что поступить иначе он, к великому своему сожалению, не может. И в тот самый момент, когда мистер Рот уже был готов пустить в ход своё орудие по борьбе с неплательщиками, произошло событие изменившее привычный уклад жизни Праймуса Уоллеса самым коренным образом.
Будто из ниоткуда в помещении паба возник невысокий пожилой господин в зелёном пальто, белых перчатках и зелёной шляпе украшенной огромным белым пером неизвестной никому из присутствовавших птицы. Штанины зелёных брюк пожилого господина, также как и его блестящие белые ботинки, были безупречно чисты, несмотря на то, что в это время года на улицах Беренвена довольно-таки грязно и выходя по утру из дома сохранить свой первозданный облик до вечера представляется непосильной задачей. Красное лицо пожилого господина, обрамлённое аккуратно подстриженной седой бородой, свидетельствовало об отменном состоянии здоровья своего обладателя и внушало какое-то странное почтение.
- Прошу прощения, господа, что прерываю ваш разговор, - краснолицый носитель седой бороды обратился непосредственно к хозяину заведения.
Услышав эти слова, мистер Рот, сжимавший в руках увесистую дубину и угрожающе надвигавшийся на младшего Уоллеса, изумлённо вскинул брови, ибо он справедливо полагал, что время разговоров давно кончено. Ничуть не смутившись, незнакомец продолжил:
- Меня зовут Джедидайя Сандерс, и я имею честь быть знакомым с отцом этого несчастного юноши.
Праймус и мистер Рот растерянно переглянулись.
- Сегодняшним утром я навестил мистера Уоллеса и он, как другу, рассказал мне о той стене непонимания что выросла между ним и его сыном, этим несчастным юношей.
Праймус и мистер Рот снова переглянулись, и хозяин заведения даже подумал, уж не огреть ли ему дубиной этого краснолицего лепрекона? Словно прочитав эту шальную мысль в глазах мистера Рота, Праймус едва заметно кивнул.
- Я предложил свою помощь моему старинному другу, мистеру Уоллесу, и сейчас готов с радостью уплатить заведению долг этого печального юноши, - сообщил между тем лепрекон.
Едва заслышав об оплате долга, мистер Рот тут же передумал бить нежданного гостя дубиной и широко улыбнувшись вернулся за стойку, спрятав своё оружие до следующего подходящего случая. Свои слова Джедидайя Сандерс немедленно подтвердил действием. Небрежным жестом он уронил на стойку перед мистером Ротом несколько монет, после чего обратился к Праймусу.
- Юноша, - сказал он, - я пообещал вашему досточтимому батюшке, что возьму вас к себе на службу и обучу своему ремеслу. Я буду очень счастлив, если тем самым смогу поспособствовать восстановлению взаимопонимания между вами и вашим славным отцом.
Праймус осоловело смотрел на Джедидайю Сандерса и испытывал к нему самые противоречивые чувства. С одной стороны, мистер Сандерс оплатил его выпивку, что, несомненно, делало мистеру Сандерсу честь и представляло его как человека достойного. С другой стороны, этот, хоть и достойный, человек намеревался обременить Праймуса Уоллеса службой, да в придачу ещё и каким-то ремеслом. От этого нестерпимо хотелось врезать ему по морде. Однако Праймус так и не успел ничего сказать в ответ на заявления мистера Сандерса. С невероятным проворством и невероятной же, для человека его лет, быстротой Джедидайя Сандерс, ловко поддев Праймуса под руку, выволок печального юношу на свежий воздух.
Как оказалось, Джедидайя Сандерс являлся владельцем аптеки на улице Рюдвига и, более того, он самолично занимался приготовлением различных лечебных снадобий для своей аптеки. Снадобья разливались в разноцветные стеклянные бутылочки и стройными рядами выстраивались на полках огромного шкафа возвышавшегося у стены, позади стойки с кассовым аппаратом. С этим кассовым аппаратом и предстояло работать Праймусу Уоллесу, осуществляя продажу целебных мазей, отваров и микстур нуждающимся в лечении гражданам Беренвена.
Едва Джедидайя Сандерс сообщил это Праймусу, как последний сразу же ощутил мощнейшие рвотные позывы в недрах своего организма, и его таки обильно вырвало, как только он, каким-то чудом, успел добраться до уборной и захлопнул за собой дверь. Чуть отдышавшись, Праймус вспомнил недобрым словом мистера Рота и его живое пиво, которое, по мнению облегчившего желудок Праймуса, теперь надлежало держать подальше от глотки добропорядочных граждан, но тут его вывернуло наизнанку вторично и тогда он понял, что таким образом его организм реагирует на необходимость отныне заниматься трудовой деятельностью, и живое пиво мистера Рота было полностью оправдано.
Проявив заботу о своевременном появлении нового сотрудника на рабочем месте, Джедидайя Сандерс поселил Праймуса неподалёку - на втором этаже, над аптекой, где проживал и он сам. Мистер Сандерс отвёл Праймусу небольшую комнату с кроватью, книжным шкафом, шкафом для одежды, письменным столом, двумя стульями с высокими спинками, и окном, выходившим на улицу Рюдвига и занавешенным светло-зелёной шторой. С того момента как Праймус Уоллес узрел эту зелёную штору, он понял, что жизнь его затрещала по швам.
Каждый день на службе у Джедидайи Сандерса Праймус воспринимал как адские кары настигшие его наконец за тот образ жизни который он вёл до сих пор и который так не одобрял его отец. Каждое утро экономка мистера Сандерса по имени Марта, добропорядочная и богобоязненная старушка, будила его чуть свет и Праймус, не открывая глаз и ориентируясь в пространстве исключительно по скрипу суставов идущей впереди него Марты, тащился в столовую, где завтракал и выпивал чашку ароматного кофе в компании вечнозелёного и краснолицего мистера Сандерса. Каждое утро Праймуса тошнило, хотя он не принимал спиртного вот уже две недели, ибо мистер Сандерс строго-настрого запретил посещать пабы во избежание, как он выразился, членовредительства, половых хулиганств и ради сохранения крепости рук, крайне необходимой в профессии аптекаря, и ясности рассудка, совершенно необходимой любому молодому человеку вообще. Вместо распития любимого пива и половых хулиганств, о которых оставалось только мечтать, Праймус с утра до вечера стоял за прилавком, портил зрение, пытаясь прочитать рецепты, что приносили ему от врачей нуждающиеся в хорошем лечении граждане, бился с весами, отмеряя разноцветные порошки, гремел кассовым аппаратом и скрипел гусиным пером в книге учёта. Джедидайя Сандерс, возившийся весь день в своей лаборатории, распространявшей на весь дом неведомые, но порой очень резкие и крайне неприятные запахи, немедленно приходил на помощь, когда слышал грохот и звон обрушенных на пол весов, звуки гулких ударов, которыми Праймус одаривал надменный и неприступный кассовый аппарат или его же, Праймуса, истерический хохот, которым заканчивалась каждая вторая попытка печального юноши прочесть принесённый рецепт. Ежедневным мукам не было видно ни конца, ни края. После работы, вместо того чтобы спокойно переваривать ужин, мистер Сандерс заставлял Праймуса читать книги о загадочных и весьма неожиданных свойствах полевых и лесных трав, либо изучать страшно вонючие гербарии. И каждое утро всё начиналось сначала.
По прошествии месяца, когда Праймус почти смирился с ранними побудками и утренней тошнотой, и спокойно ожидал своей скорой кончины, мистер Сандерс сообщил ему невероятно приятную новость. Хозяин аптеки намеревался покинуть Беренвен на три дня, дабы навестить свою захворавшую кузину, проживавшую в соседнем Хагенвене.
- Я вижу, что упорным трудом и усердной учёбой ты достиг определённых успехов в нашей профессии, мой мальчик, - сказал мистер Сандерс, наградив Праймуса по-отечески тёплым взглядом и, воодушевляюще потрепав его за плечо, добавил, - поэтому я со спокойной душой уезжаю в Хагенвен, имея знание, что могу полностью на тебя положиться и доверить тебе ведение всех наших дел.
Праймус учтиво и с достоинством поклонился работодателю, при этом изобразив на лице высшую степень решимости и готовности как можно глубже погрузиться в пучину аптечных дел.
- Об одном тебя заклинаю, мой мальчик, - сказал Джедидайя Сандерс, задержавшись в дверях и опустив свой жёлтый чемодан на пол. - Ни в коем случае не входи в лабораторию. Приготовленных лекарств вполне хватит на время моего отсутствия, а в лаборатории хранится множество опасных для непосвящённого ума веществ, и зная, что ты можешь туда войти и подвергнуть себя такой опасности я буду сильно беспокоиться за твоё здоровье. Так дай же мне слово, что ни за что и ни под каким предлогом ты не войдёшь в лабораторию.
Праймус произнёс клятву и пообещал, что будет обходить опасную лабораторию как можно дальше. Про себя же он решил, что сегодня вечером напьётся в сопли, благо средства позволяли. Раз в неделю Джедидайя Сандерс исправно платил Праймусу жалованье, каждый раз сопровождая выплату комментарием в том духе, что эти деньги не следует тратить на сиюминутные удовольствия и всякие глупости, а надлежит отложить и сохранить, ибо если у Праймуса не будет денег, то ни одна порядочная дама замуж за него не пойдёт, а ведь это, напоминал мистер Сандерс, одно из двух условий для благополучного возвращения Праймуса в отчий дом и окончательного его примирения с батюшкой.
Забрав свои накопления из выдвижного ящика письменного стола и прибавив к ним средства ранее выделенные ему отцом и так удачно сбережённые при последнем посещении "Северного сияния", Праймус заметно повеселел и, не сказав ни слова хлопотавшей на кухне Марте, дабы не портить себе хорошего настроения беседой со старой каргой, покинул аптеку направившись в сторону паба.
К удивлению Праймуса, его почётное место (стул, на сиденье которого ножом было вырезано его имя) возле барной стойки было занято Перси "Волом" Джеймсом - хорошо известной в городе личностью. Перси что-то рассказывал сидевшему рядом с ним Оуэну "Перегару" Борсу. При этом "Вол" энергично махал руками норовя сбить полупустые пивные кружки, а то и снести саму стойку, на пол. Оуэн Борс в ответ лишь скалил зубы и сокрушённо качал головой. Праймус приблизился к ним.
- А вот и сам Уоллес пожаловал! - Перси "Вол" отметил появление Праймуса громким восклицанием, так что на мгновение все посетители "Северного сияния" вытянули шеи и развернули головы в сторону вновь прибывшего, но убедившись что повода для беспокойства нет, вернулись к своей еде и напиткам.
- Давненько тебя не видели! Где запропал? - приветствовал старого собутыльника Оуэн Борс.
- Ты сидишь на моём стуле, - уведомил Перси Джеймса младший Уоллес, обменявшись с друзьями рукопожатиями.
- Извини, - огромный Перси "Вол" с готовностью уступил стул и поискал взглядом, куда бы теперь присесть. Посетители, сидевшие у барной стойки, поёжились от нехорошего предчувствия.
Праймус занял своё законное место, а Перси "Вол" приподнял за шиворот ближайшего к нему клиента заведения, который к тому времени уже прилично клевал носом.
- Поди-ка освежись, - посоветовал ему Джеймс, и поднеся сонного клиента к выходу, при этом ботинки клиента не касались пола, сопроводил его пинком за дверь.
- Послушай, что рассказал мне сейчас Джеймс, - сказал Оуэн Борс когда Перси "Вол" вернулся к друзьям, а мистер Рот, так удачно совпало, принёс Праймусу пинту фирменного живого пива.
- Да-да, вот ты послушай и рассуди нас, - с готовностью подхватил Перси "Вол" Джеймс. - Это про старика Гудвина. Он вчера возил зерно на мельницу, а пока всё перемолол уже стемнело. Переночевал бы старый дурак на мельнице так ничего бы и не случилось, а он решил всё-таки вернуться в город. Ну, поехал по темноте, да не по старой дороге, а надумал срезать через Утеров мост. Только он въехал на середину моста как на него напрыгнули тролли, да и давай рвать когтями лошадь.
Тут Перси "Вол" прервал свой рассказ о старике Гудвине и троллях потому что мистер Рот принёс свежего пива. Отпив одним глотком половину кружки Перси продолжил:
- Так вот. Еле успел старик Гудвин заползти под телегу, пока тролли его не заметили. Грызут, значит, они его лошадь, только чавканье да хруст жуткий стоит, а старик Гудвин поседел ещё больше, и сидит под телегой ни жив, ни мёртв.
"Ни жив, ни мёртв" Перси "Вол" произнёс с особым нажимом и многозначительно посмотрел на Оуэна Борса. Тот отхлебнул пива и согласно кивнул.
- А я вот говорю этому дуралею, - сказал он, - что не может человек быть ни жив, ни мёртв. Человек, пусть даже старик Гудвин, может быть либо живым, либо мёртвым, но уж никак и никогда не может он пребывать в этих двух состояниях сразу и тем более не может не пребывать ни в одном из них!
- А я тебе говорю, что может! - возразил Перси "Вол", грохнув кулаком по барной стойке и только чудом не проломив её. Несколько посетителей поспешили расплатиться и быстро покинули паб.
- Да пойми ты, дурья башка, - стоял на своём "Перегар" Борс, - в сотый раз повторяю тебе: живой человек не может быть в то же самое время мёртвым, а мёртвый не может одновременно быть и живым! Человек или живёт, или нет, а если нет, то значит он умер, а вот так как ты говоришь - ни то, ни сё - так не бывает!
- Так ведь было же! - не сдавался Перси "Вол" Джеймс. - Старик Гудвин сам мне сказал: сижу, говорит, под телегой - НИ ЖИВ, НИ МЁРТВ!
- А что со стариком-то стало? Жив? - спросил вдруг Праймус.
Перси "Вол" очень медленно повернул голову и посмотрел на Праймуса пристальным взглядом.
- Да жив, конечно! - ответил "Перегар" Борс, и по лицу его расплылась торжествующая улыбка. - Сожрали тролли его лошадь и сиганули обратно под мост. Старик Гудвин вылез из-под телеги и прибежал бегом в город. Чуть не задохнулся, так быстро бежал.
- Ни жив, ни мёртв прибежал, - тщательно выговаривая каждое слово, угрожающим тоном произнёс Перси "Вол".
- Вот заклинило-то! - хлопнул себя по колену "Перегар" Борс. - Ну скажи, а какой он тогда был по-твоему, если ни живой и ни мёртвый?
Перси "Вол" задумался. Мистер Рот подал Праймусу очередную кружку пива.
- Вообще-то, - прервал Праймус недолгое молчание, - это как раз про нежить. Нежить ведь не живая и не мёртвая.
- Нет, - возразил "Перегар" Борс, очевидно считавший себя экспертом в данной области знания. - Нежить - это живые мертвецы.
- Ага! - возликовал Перси "Вол". - Так значит можно всё-таки жить и быть мёртвым!
- Фуф, - устало выдохнул "Перегар" Борс. - Я ж тебе не про то талдычу! Живые мертвецы это ведь совершенно другой вопрос, иное состояние, не имеющее никакого отношения к...
- Погоди-погоди, - перебил его Перси "Вол" Джеймс. - Так ты хочешь сказать, - обратился он к Праймусу, - что старик Гудвин - нежить?
Все трое замолчали потягивая пиво и обдумывая эту новую мысль.
Домой Праймус вернулся далеко за полночь. Он прошёл через аптеку, заглянул на кухню, где добыл холодную котлету и попутно опрокинул на пол сковороду и чайник, и собрался было пойти немного вздремнуть перед обещающим быть невероятно трудным рабочим днём, как вдруг затуманенный взгляд его остановился на приоткрытой двери загадочной лаборатории. Вспомнив про запрет мистера Сандерса наложенный на посещение этого места, Праймус тут же мысленно наплевал и на сам запрет и непосредственно на мистера Сандерса с его наставлениями и нравоучениями, и, доев предварительно котлету, пнул ногой треклятую дверь.
Ещё не выветрившийся из головы пивной хмель наделил Праймуса невероятной решимостью и осознанием абсолютной правильности всех совершаемых им деяний. Вытирая котлетный жир с рук об штанину, Праймус по-хозяйски окинул помещение гордым взором. В лаборатории, в два ряда, стояло шесть массивных столов ломящихся от неисчислимого количества колб, мензурок, змеевиков, реторт и перегонных кубов. Сразу за дверью, в углу, находился оцинкованный стол покрытый бурыми пятнами неизвестного происхождения, а в дальнем конце комнаты, напротив занавешенного тёмно-зелёной шторой окна, был установлен дубовый письменный стол, заваленный сверх меры книгами и рукописями так, что некоторым из них даже не нашлось на столе места и они валялись возле него как попало. Это, по всей видимости, были книги и рукописи, которые мистер Сандерс счёл не особо важными или не заслуживающими его пристального внимания. Зато в левом углу стола нашлось место лампе с огромным абажуром зелёного цвета. Сейчас лампа не горела, как не горел ни один светильник, люстра или хотя бы факел, но, вопреки всем этим фактам, помещение лаборатории чем-то освещалось. Убедившись ещё раз, что лампа выключена, единственное окно наглухо зашторено, а волшебные факелы на стенах отсутствуют, Праймус признал проваленными все попытки отыскать таинственный источник света в лаборатории Джедидайи Сандерса. Не обнаружив больше ничего интересного, и будучи этим чрезвычайно разочарован, Праймус уже было направился к выходу, как вдруг взгляд его наткнулся-таки на кое-что предвещавшее скорые приключения.
Это был котелок, с виду вполне обычный, стоявший на одном из лабораторных столов рядом с ретортами. Всю заурядность внешнего вида этого котелка серьёзно нарушало клокотавшее и бурлившее в нём варево. Протерев глаза, Праймус убедился, что огонь под котелком отсутствует, а для этого он даже не поленился заглянуть под стол, и стоит котелок на самой обыкновенной столешнице, испещрённой шрамами былых экспериментов и прожжённой во многих местах до черноты неизвестными реактивами. Тем не менее, варево, имевшее бледно-розовый оттенок, явно кипело, не выделяя, впрочем, при этом пар. Также Праймус отметил, что в местах приготовления пищи должна заметно повышаться температура воздуха, но здесь и сейчас этот феномен отсутствовал, в лаборатории было весьма прохладно. Какой-либо запах у варева тоже отсутствовал. Вместо чего-нибудь приятного и аппетитного по помещению благоухало нечто невидимое и аммиачное.
Не веря собственным ощущениям и проделанным наблюдениям, Праймус решил установить истину и разъяснить для себя всё окончательно, что называется раз и навсегда, единственным сейчас доступным способом, казавшимся к тому же и единственно верным, а именно - ткнуть пальцем в кипящую розовую жидкость. Он без колебаний выбрал для этого небезопасного предприятия мизинец левой руки.
Хмель ещё действовал, и Праймус решительно и отважно погрузил в котелок свой мизинец. Бурлившая в котелке жидкость оказалась неожиданно плотной, вязкой и холодной как снег. Праймус, поражённый одновременно до глубины души и до основания мозга таким вопиющим нарушением всех его знаний и представлений о кипящих жидкостях, извлёк палец из котелка, вытер его об штанину и вдруг почувствовал, что тот вроде бы немного прибавил в весе. Поднеся кулак с оттопыренным мизинцем к лицу, Праймус растерянно заморгал глазами и моментально протрезвел. Дело всё было в том, что мизинец оказался покрыт золотом, а ноготь на нём стал бриллиантовым и ослепительно сиял отражая таинственный свет.
Проснулся Праймус от того, что Марта больно тыкала его кочергой в бок.
- Вставай, троглодит, - ворчала она. - Ты по что посуду в кухне раскидал?
Праймус с трудом приоткрыл глаза. Голова его была будто налита свинцом, а тело ломило так словно по нему проехались телегой.
- Вот хозяин вернётся, я ему скажу, чтоб он хорошенько взгрел тебя палкой, - продолжала ворчать старая Марта.
- Миссис Пайпер, - прокряхтел в ответ Праймус, с трудом ворочая языком. - Меня вчера сбила лошадь.
- Чего? - Марта так удивилась, что даже перестала тыкать его кочергой.
- Да, лошадь, - подтвердил Праймус. - И, похоже, она наступила мне копытом на голову, так всё болит. - Сообщив это Праймус снова закрыл глаза.
Марта, с кочергой в руках, стояла возле кровати Праймуса и недоверчиво смотрела на распростёртое перед ней тело. В подтверждение своих слов Праймус жалобно застонал и скривил лицо в гримасе нестерпимой боли, что, в его состоянии, не составило большого труда.
- Иди завтракай, - смягчилась Марта, наблюдая неподдельные муки новоявленного пациента. - А я приведу доктора Стивенсона, пусть на тебя глянет, мало ли что.
С этим старая добрая Марта и ушла. Праймус же и мысли в голове не держал о завтраке (а в столовой его уже ждал чудесный омлет, хлеб с ветчиной и огромная чашка крепчайшего кофе). В таких случаях про спортсменов принято говорить, что у них открылось второе дыхание, так вот, что-то вроде того открылось и у Праймуса, едва за Мартой захлопнулась дверь в прихожей. Для сбитого лошадью, он неожиданно быстро выскочил из-под одеяла, проворно оделся, крадучись, но не теряя лишнего времени, словно опасаясь в любую секунду быть застигнутым врасплох, спустился по лестнице и, не заходя в аптеку, выскользнул во двор через чёрный ход, а дальше ноги сами понесли его в сторону паба.
Всем давно и хорошо должно быть известно, что лучшее лекарство по утру, когда просыпаешься и понимаешь, что вчера тебя, вероятнее всего, сбила лошадь, да ещё и прошлась копытами по голове, самое лучшее лекарство в таких случаях можно приобрести только у мистера Рота в "Северном сиянии". Оно там подаётся пинтами, холодным и пенистым.
Перешагивая через порог паба Праймус вдруг обнаружил, что вчерашний визит в лабораторию вовсе не был сном - его мизинец всё ещё был покрыт золотом и пуще прежнего сиял бриллиантовым ногтем. Не придумав ничего лучше и стараясь не особо зацикливаться на этом факте, Праймус наспех замотал палец носовым платком и поспешил к барной стойке, которую старательно протирал влажной тряпкой приветливый мистер Рот.
Прильнув к стойке как к прародительнице, Праймус с удовольствием стал поглощать немедленно поданное ему ароматное холодное пиво и всем телом ощущал как с каждым глотком в него вливается жизнь.
Ближе к вечеру паб начал заполняться разношёрстной публикой, охочей до выпивки и простеньких развлечений. Жизнь в Беренвене не сахар, поэтому пренебрегать посещением паба после рабочего дня никто не желал.
Среди прочих посетителей заметно выделялась красивая, длинноногая и остроухая эльфийка в синем платье и чёрных сапогах. Она сидела у барной стойки изящно закинув ногу на ногу, чем невероятно смущала всех присутствовавших и ещё не достигших нужной кондиции выпивох. Впрочем, замечания ей никто сделать не решался. Эльфийка задумчиво пила какое-то вино из стаканчика с местами облупившейся позолотой. Время от времени она поправляла непослушный локон длинных каштановых волос, то и дело сбивавшийся на глаза, и бросала равнодушный взгляд на кожаную наплечную сумку, лежавшую подле неё на барной стойке и, судя по размерам, вмещавшую в себя всю одежду, обувь и украшения приобретённые хозяйкой с момента её, хозяйки, появления на свет.
Они сидели по разным концам барной стойки, между ними никого не было и, как и должно было произойти, настал тот час, когда идеальные линии её стройных ног и весьма смелое декольте, открывавшее взору стороннего наблюдателя будоражащие воображение округлости упругой груди, побудили Праймуса к решительным наступательным действиям. Он совершил молниеносное перемещение вдоль барной стойки и в конечной точке своего маршрута проворно взгромоздился на пустующий рядом с эльфийской девой стул. При этом, мистическим образом вслед за Праймусом переместилась и кружка с недопитым им пивом. Как впоследствии утверждали многочисленные очевидцы из числа завсегдатаев паба, в момент совершения этого чуда младший Уоллес уже восседал на стуле рядом с эльфийкой, а кружка с пивом, не отрываясь от столешницы, сама собой проскользила по стойке и остановилась аккурат в руках Праймуса.
- Привет, - Праймус решил начать с беспроигрышной, проверенной временем фразы, но затем, неожиданно для себя самого, зачем-то начал импровизировать. - Не часто встретишь тут вашего брата.
Эльфийка повернула голову в его сторону, окинула холодным взглядом голубых глаз и голосом понижающим температуру в помещении произнесла:
- У меня нет брата, мальчик.
Решив что Праймус уничтожен, она отвернулась от него и стала задумчиво смотреть в свой стаканчик с облупившейся позолотой, в котором вина осталось ровно на один глоток. Проследив за её взглядом Праймус воспрял духом. Залпом допив пиво он подозвал мистера Рота.
- Ещё пива мне, мистер Рот, и стакан того же самого что она пьёт этой деве!
Мистер Рот быстро исполнил заказ. Однако, когда облупившийся стаканчик эльфийской девы вернулся к ней вновь наполненный золотистым вином, она не выразила и намёка на благодарность своему благодетелю и с ледяным спокойствием продолжила игнорировать присутствие по соседству с собой Праймуса Уоллеса. Праймус испытал сильное, почти непреодолимое, желание схватить наглую бестию за волосы и пару раз хорошенько приложить её лицом о барную стойку. Но, сделав над собой усилие, он всё же подавил праведный гнев и вместо рукоприкладства решил просто представиться.
- А меня, представь себе, нет, - ответила эльфийка, одарив Праймуса насмешливым взглядом.
"Да и пошла ты, тупая ушастая стерва! Думаешь, очень мне надо? Сиди тут и лакай своё пойло, чтоб тебе мистер Рот вместо вина уксуса плеснул!" - хотел было воскликнуть Праймус, а затем ещё и подкрепить эти слова сильнейшим прямым ударом в ухо своей оппонентке. Однако, он снова отказался от своих намерений и вместо того чтобы поддаться яростному порыву только устало махнул рукой в сторону оставшейся равнодушной к его потребностям голубоглазой эльфийской девы. Этого небрежного движения, в полной мере символизировавшего всю печаль и разочарование Праймуса, оказалось вполне достаточно для того чтобы треклятый носовой платок развязался и предательски соскользнул с золотого мизинца, благополучно спикировав затем на пол. Сверкнул бриллиантовый ноготь и помещение паба на мгновение озарилось таинственным светом. Праймус быстро спрятал руку в карман куртки и медленно сполз со стула. Он подобрал с пола платок и вновь намотал его на золотой мизинец, а когда вернулся обратно на стул то вдруг обнаружил, что эльфийка с интересом смотрит на него внезапно наполнившимися теплотой голубыми глазами.
- Гвенифер, - сказала она и дружелюбно улыбнулась.
- Чего? - недоверчиво спросил Праймус.
- Ты спрашивал, как меня зовут. Меня зовут Гвенифер. А что это у тебя с пальцем?
Праймус в ответ только отчаянно захлопал глазами, решительно не понимая причины такой резкой перемены произошедшей в поведении голубоглазой эльфийки.
- Нормально всё у меня с пальцем, - наконец произнёс он, немного резковатым тоном, и, чтобы не сидеть просто так, отхлебнул пива.
- Ну перестань, - ласково попросила она и придвинулась ближе к нему. - Я же видела. У тебя мизинец покрыт золотом, а бриллиант на ногте сверкнул так, что я чуть не ослепла.
Она оказалась так близко к Праймусу, что почти шептала ему в ухо. По крайней мере, ухо Праймуса отчётливо ощутило на себе её горячее дыхание, а нос Праймуса чётко уловил запах эльфийки - благоухание полевых цветов и, кажется, аромат земляники. В этот момент всё тело юноши будто поразило электрическим током, и он почувствовал, как от кончиков его ушей до самого низа спины и обратно пробежала целая толпа мурашек.
- Можно я посмотрю ещё раз? - спросила Гвенифер.
И тут к младшему Уоллесу вернулся дар речи вместе с природной сообразительностью, а последняя, надо сказать, в подобных ситуациях проявлялась не часто.
- Конечно можно, - он хитро улыбнулся и убрал руку с замотанным носовым платком мизинцем подальше от эльфийки. - Только не здесь. Вокруг слишком много посторонних глаз.
Гвенифер отстранилась от него, и если бы Праймус умел читать по глазам, то в глазах эльфийской девы он прочёл бы сейчас фразу примерно следующего содержания: "Ты это серьёзно, малыш? Думаешь я с луны свалилась и не знаю к чему ты клонишь?" Однако, даже не владея таким полезным навыком, Праймус понял, что он, как неопытный рыбак, слишком рано начал подсекать и теперь рыбка, скорее всего, уйдёт. Его хитрый план был раскрыт и вот-вот грозил накрыться большой и глубокой медной ёмкостью. Впрочем, он тут же успокоился, потому что Гвенифер обворожительно улыбнулась, а в её глазах теперь была не то что фраза, там сияла огромная неоновая вывеска, не заметить которую мог только слепой: "Ну говори же, смелее, я слушаю!"
- Я живу совсем недалеко отсюда, - Праймус её заметил и решительно бросился на штурм крепости, тем более что крепостная стена уже рухнула. - Пойдём ко мне, и там ты сможешь смотреть на мой палец сколько захочешь.
- Хорошо, - гарнизон сдался без боя, - только давай захватим с собой бутылку вина.
Света в окнах аптеки и верхнего этажа не было. Видимо Марта уже отошла ко сну. Стараясь не производить лишнего шума, Праймус и Гвенифер осторожно ступая, впотьмах шаря руками по стене, случайно хватаясь в темноте за резные перила и, иногда, друг за друга, поднялись на второй этаж.
Поплотнее прикрыв дверь комнаты, Праймус зажёг свет. Гвенифер опустила свою огромную сумку на пол возле кровати и подошла к книжному шкафу.
- Так ты аптекарь? - спросила она, пробежавшись взглядом по названиям на корешках книг.
- Что-то вроде того, - ответил Праймус, присев на кровать и обдумывая как бы теперь переместить сюда и Гвенифер. К счастью, долго думать не пришлось.
- А у тебя случайно нет какого-нибудь веселящего порошка? - спросила эльфийка, повернувшись к нему и застенчиво пряча руки за спиной.
- Ты что! - Праймус строго посмотрел на неё. - Это же вредно! Давай лучше выпьем.
- Я пошутила, глупый. - Гвенифер улыбнулась, подошла и села на кровать рядом с ним. - Дай посмотрю.
Она взяла его руку и положив её себе на ногу, так что ладонь тыльной стороной касалась бедра, сняла с пальца платок. Золотой мизинец тут же засиял ярче солнца и засверкал бриллиантовым ногтем. Гвенифер, как зачарованная, смотрела на золотой палец, а Праймус тем временем, как загипнотизированный, смотрел в её декольте.
- Какая красота, - восхищённо сказала эльфийка.
- Ага, - согласился Праймус, не в силах отвести взгляд.
- Как же ты сотворил такое чудо? Может быть, ты ещё и волшебник?
Вместо ответа Праймус поцеловал её в губы. Гвенифер не стала сопротивляться и ответила на поцелуй, но затем вдруг отстранилась и убрала его руку со своей груди.
- Давай неси стаканы, - сказала она, смущённо пряча взгляд, и достала из сумки бутылку вина, которую мистер Рот зачем-то завернул в газету.
Некоторое время Праймус не двигался с места, размышляя, как это будет выглядеть со стороны, если он сейчас согнётся пополам и направится к двери, делая вид что ничего не происходит. А то, что что-то с ним происходит, и что именно с ним происходит, он знал превосходно. Однако ему не хотелось шокировать этим зрелищем Гвенифер. По крайней мере, раньше времени. Так что он дождался момента когда эльфийка отошла к столу и зашуршала газетой, извлекая из неё бутылку сладкого красного вина, и, быстро прошмыгнув мимо, выскользнул из комнаты.
Когда он вернулся со стаканами, то обнаружил, что Гвенифер уже открыла бутылку. Видимо, среди прочего хлама, который эльфийка повсюду таскала с собой, имелся и штопор. Просверленная пробка лежала на столе, рядом со смятой газетой, а саму бутылку Гвенифер держала в руках. Праймус забрал у неё бутылку и разлил вино по стаканам.
- Ну-с, выпьем за знакомство, - предложил он, вручив один стакан Гвенифер.
- За знакомство, - согласилась эльфийка.
Они чокнулись стаканами и Праймус немедленно выпил. А выпив сразу же почувствовал себя как-то странно. Голова его слегка пошла кругом, мебель поплыла по комнате, а облик прекрасной эльфийки в один миг сделался размазанным и нечётким. Из-за этого Праймус совершенно не обратил внимания на то, что Гвенифер к вину даже не притронулась и поставила свой стакан на стол.
- Ого! - только и смог произнести Праймус, как ему самому показалось, каким-то не своим, глухим и далёким голосом. - Видать я хватил лишнего, детка.
Гвенифер подошла вплотную к нему. Правда сейчас он отчётливо видел только её губы и грудь, все остальные части тела эльфийки были размыты и слились в один пёстрый водоворот с предметами мебели и светло-зелёной шторой.
- Дай-ка я тебя поцелую, - промямлил Праймус, с трудом ворочая языком. Гвенифер звонко рассмеялась.
Он попытался схватить её за талию, но вместо этого лишь пропустил между пальцами воздух. "Что же это за вино купил я у мистера Рота?" - пронеслась в голове у Праймуса последняя более или менее здравая мысль.
- Ты так и не ответил мне, - Гвенифер взяла его левую руку и продемонстрировала замутнённому взору Праймуса его собственный золотой мизинец, который он видел уже сотню раз, - откуда у тебя это?
- Там в лаборатории есть котелок, - слова будто сами собой стали вырываться наружу и Праймус, осознавая, пусть и плохо, всё происходящее, тем не менее никак не мог заткнуться. - Я окунул в него палец и он стал золотым.
- Лаборатория? А где она? Проводишь меня туда? - вопросы влетали в уши Праймуса с разных сторон. Ему казалось, что помимо Гвенифер в комнате появилось ещё несколько эльфиек подозрительно похожих на неё.
- Нет, нельзя! - вдруг решительно рявкнул он.
- Тише, глупый, - Гвенифер приблизилась к нему и он почувствовал как её руки легли на его плечи. - Конечно можно. Смотри - ты отведёшь меня в лабораторию, а я тебя за это поцелую. Согласен?
- Пойдём, - согласился Праймус, после того как смог наконец-то поймать руками её талию.
Таинственный и негасимый источник света по-прежнему освещал лабораторию Джедидайи Сандерса призрачным голубоватым сиянием. Котелок с кипящим розовым варевом стоял на том же месте, где его в последний раз видел младший Уоллес. Указав на котелок находившейся одновременно справа и слева от него Гвенифер, Праймус, справедливо считая свою часть сделки выполненной, потребовал:
- Теперь целуй.
- Сейчас поцелую, - услышал он голос эльфийки, после чего его щеки коснулись её влажные губы. - Спасибо тебе, дурачок.
- Ну что ж, - Праймус довольно улыбнулся и начал расстёгивать штаны.
Гвенифер вновь звонко рассмеялась, и в тот же миг он ощутил резкую боль внизу живота, сложился пополам и медленно завалился на бок, а его сознание тут же заполнила беспросветная тьма.
Когда Праймус очнулся, то первым делом увидел перед собой потолок. Так он понял что лежит на полу лицом вверх. Приподняв тяжёлую голову он обнаружил ещё одну любопытную деталь - штаны на нём были спущены. Понемногу припоминая события минувшей ночи Праймус застонал и уронил голову обратно на пол. Сделал он это совершенно напрасно ибо в ту же секунду пришла боль. Голова ныла так будто накануне побывала между молотом и наковальней, но самым страшным оказалось то, что Праймус увидел повернув её набок, в сторону входной двери. Там на пороге, во весь свой невеликий рост, стоял вечнозелёный Джедидайя Сандерс с тесаком для рубки мяса в руке. Вид тесака несколько насторожил Праймуса и он немедленно захотел сказать что-нибудь оправдательное в свою защиту, но когда он попытался это сделать, то вместо слов из пересохшего рта вырвалось лишь невразумительное мычание.
Мистер Сандерс, не проронив ни слова, медленно подошёл к распростёртому на полу Праймусу, присел на корточки рядом, и взяв его за руку внимательно осмотрел золотой мизинец. Праймус не успел ничего сообразить, как мистер Сандерс быстрым движением прижал его левую руку к полу, коротко взмахнул тесаком, и одним сильным и резким ударом оттяпал золотой мизинец. Праймус заорал страшным голосом, и сложно было понять, чего в этом оре было больше: боли или страха. Мистер Сандерс, сохраняя ледяное спокойствие и не отпуская руки Праймуса с отрубленным пальцем, отбросил тяжёлый тесак в сторону и освободившейся рукой достал из кармана своего зелёного пиджака пузырёк с прозрачной жидкостью. Ловким движением большого пальца он сшиб с пузырька крышку и выплеснул его содержимое на окровавленную руку Праймуса. Тот заорал с новой силой и ещё страшнее, ибо рану обожгло, будто калёным железом, а от соприкосновения с бесцветной жидкостью обрубок мизинца зашипел и запенился. Кровотечение прекратилось, осталась только тупая пульсирующая боль.
Мистер Сандерс отшвырнул опустевший пузырёк вслед за тесаком, после чего схватил Праймуса за шиворот и вздёрнул на ноги, продемонстрировав необычайную силу и крепость.
- Ну, хулиган, рассказывай живо! - потребовал мистер Сандерс, потрясая младшего Уоллеса за воротник и тем самым помогая тому сохранять равновесие на ватных ногах. - Кто здесь был?
- Никого не было, мистер Сандерс! Я выпил вчера чуть-чуть пива после работы да видно перепутал двери и случайно зашёл в вашу лабораторию, а от усталости сморило меня прямо тут, на полу. Даже штаны снять сил не было, так наработался за день, - испуганно протараторил Праймус.
- А куда подевался котелок? - грозно спросил мистер Сандерс, сверля Праймуса взглядом.
Праймус покосился на стол, котелка с розовой дрянью там действительно не было. "Врать, так до победного!" - решил Праймус.
- Какой котелок? Не видал тут никакого котелка, - заявил он, пытаясь смотреть в глаза мистеру Сандерсу, что было занятием непростым так как у самого Праймуса глаза неприятно резало, а потому он вынужден был их ежесекундно щурить, и вдобавок ко всему они ещё и слезились.
Джедидайя Сандерс отпустил его и молча поднял с пола лежавший в кровавой лужице золотой мизинец. Он поднёс отрубленный палец к лицу Праймуса.
- Не видал, говоришь? Котелок стоял точно на том месте, куда ты только что посмотрел, дабы убедиться, что его там действительно нет.
Праймус понял, что врать до победного не получится и самое время сейчас искренне покаяться.
- Простите, мистер Сандерс, - застонал он. - Это всё Гвенифер! Опоила меня отравленным вином и украла котелок, мерзавка. Я сам бы и пить не стал, а она...
- Кто такая Гвенифер? - Прервал исповедь мистер Сандерс.
- Эльфийка. Я встретил её в "Северном сиянии", когда зашёл туда на минутку после работы.
Всё-таки Праймус не мог окончательно изменить себе.
Джедидайя Сандерс с минуту смотрел на него молча, словно что-то прикидывая в уме.
- Значит так, - сказал он, наконец. - Я дам тебе шанс исправиться.
Праймус с облегчением выдохнул.
- Найди эту Гвенифер и забери у неё котелок, - продолжал мистер Сандерс. - С тобой пойдёт мой подручный. Он, скажем так, в отличие от тебя не столь деликатен в общении с девушками, так что его помощь будет не лишней. И если ты не вернёшь котелок до захода солнца, мой подручный вырвет тебе сердце.
Праймус с напряжением вдохнул. Как оказалось, мистер Сандерс был очень суров, когда дело касалось возмездия за любые проступки.
- А теперь, - Джедидайя Сандерс посмотрел вниз, - одевай штаны и берись за дело.
К удивлению Праймуса, подручный мистера Сандерса уже поджидал его в прихожей. Он был одет во всё чёрное: чёрную мантию с капюшоном, чёрные сапоги и чёрные перчатки. Из-под капюшона выступало бледное и, как показалось Праймусу, какое-то землистое лицо. На лице помещались маленькие змеиные глаза, без намёка на ресницы и брови, крошечный, едва различимый нос и узкая чёрная щель рта без каких-либо признаков губ. Мистер Сандерс сообщил, что его подручного зовут Го Лем и, как бы между прочим, напомнил Праймусу, что мистер Го Лем знает что делать.
Пораскинув мозгами, всё-таки они у него были, Праймус решил начать поиски Гвенифер с того места где впервые встретил её и потому без лишних промедлений направился в паб "Северное сияние". Го Лем, подобно тени, беззвучно последовал за ним.
Праймус быстро обратил внимание на странную привычку мистера Го Лема - всё время идти позади него. Праймус пробовал сбавить шаг, резко ускорить его и даже пытался бежать, но, что бы он ни делал, а мрачный и немногословный Го Лем каждый раз непременно оставался точно за его спиной. Мысленно послав его к чёрту, от чего мистер Го Лем, как показалось, ухмыльнулся, Праймус смачно сплюнул на дорогу и продолжил свой путь, шевеля в кармане куртки тем что осталось от его золотого мизинца.
Кроме мистера Рота и пары постоянных клиентов в "Северном сиянии" больше никого не было. Постоянные клиенты сидели за столом в углу, прячась от дневного света. Лица у них были опухшие, а руки страшно тряслись, поэтому, для скорейшего улучшения своего состояния, они пили пиво.
Мистер Рот стоял за барной стойкой и занимался любимым у всех барменов делом - протирал мокрые стаканы переброшенным через плечо полотенцем.
Праймус уселся на свой именной стул, а Го Лем, как и ожидал Праймус, встал позади него.
- Приветствую, мистер Рот, - сказал Праймус.
- Как обычно? - поинтересовался мистер Рот, но не перестал протирать стаканы. Праймус кивнул.
- Хочу спросить у вас, мистер Рот, не помните ли вы эльфийскую деву, которая пила тут вино вчера вечером? - спросил он, пока мистер Рот наливал ему пиво.
- Конечно, помню, - ответил хозяин паба, - ихнего брата нечасто тут встретишь.
Праймус издал нервный смешок.
- Вот-вот, и я ей то же самое сказал. - Он забарабанил пальцами по столешнице, с удовлетворением отметив, что пульсирующая боль в левой руке прошла, а обрубок мизинца не кровит и вообще больше не доставляет ему совсем никаких неудобств.
Мистер Рот поставил перед Праймусом кружку пенного пива.
- Твой приятель что-нибудь будет пить? - осведомился он.
Праймус обернулся к Го Лему. Тот стоял неподвижно, как статуя, и не моргая, в упор смотрел на младшего Уоллеса. Быстро наигравшись в гляделки, Праймус вновь повернулся к Го Лему спиной и сообщил мистеру Роту, что его приятель никогда ничего не пьёт и не ест. Мистер Рот понимающе кивнул.
Хоть над Праймусом и нависла смертельная угроза в лице буквально дышащего в спину Го Лема, а ко всему ещё и голова немного побаливала после вчерашнего употребления отравленного вина, всё-таки он был очень рад холодному пиву в большой деревянной кружке с удобной ручкой. Однако, едва его рука начала движение навстречу к этой удобной ручке, как Го Лем вдруг оказался рядом и не позволил состояться радостной встрече, накрыв руку Праймуса своей ладонью облачённой в бархатную чёрную перчатку. Эффект от этого действия оказался равен тому, как если бы на руку Праймуса въехала гружёная камнем телега. Праймус с превеликим трудом сдержал крик и выпученными глазами недоумевающе (если это возможно при выпученных глазах) посмотрел на Го Лема.
- На это нет фремени, - прошипел тот.
- Изыди! На это всегда есть время! - гневно прохрипел Праймус, безуспешно пытаясь высвободить свою руку.
- Ты прошто шалок, - изрёк Го Лем, презрительно ухмыльнувшись, но руку всё-таки убрал. А затем убрался и сам, скрывшись за спиной Праймуса Уоллеса.
- Чуть все кости не раздавил, демон! - Праймус кряхтя потёр отдавленную конечность, а затем вдруг резко взялся за пивную кружку обеими руками и стал жадно и быстро пить.
Выпив больше половины содержимого он остановился, поставил кружку перед собой, и лицо его приобрело блаженное выражение. От удовольствия он даже причмокнул губами.
- Так вот, про ту эльфийку, - Праймус будто только что вспомнил зачем он сюда пришёл. - Не знаете откуда она, мистер Рот?
- Она, должно быть, из Лесного Народа. Они иногда выходят из леса и гуляют по городу, - сообщил мистер Рот хорошо известные любому жителю Беренвена сведения о повадках местных эльфов.
- Мне нужно срочно найти её, мистер Рот.
- Надо искать в лесу. - Мистер Рот высказал наилучшее предложение исходя из сообщённой им ранее информации. Он закончил протирать стаканы и принялся расставлять их по местам.
Праймус понял, что обречён на смерть от вырывания сердца и снова присосался к кружке.
- Да, - мистер Рот сочувственно посмотрел на него, будто сам ощутил терзавшие Праймуса опасения и страхи, - искать в лесу эльфа - всё равно что искать иголку в стоге сена.
- Особенно если этот эльф не хочет чтобы его нашли, - мрачно согласился Праймус, и в пару глотков допил пиво. - Плесните-ка мне ещё, мистер Рот.
Так шло время, кружка сменяла кружку, а солнце неумолимо клонилось к закату так же, как и голова Праймуса Уоллеса начала постепенно клониться к барной стойке. И вот, когда край неба уже окрасился багрянцем и на Беренвен стали спускаться сумерки, мистер Го Лем не выдержал.
- Хфатит! - Воскликнул он, отбирая у Праймуса кружку. - Пора фырыфать тебе шердце!
- Да будь ты человеком, демон! - Попытался урезонить его Праймус не выпуская кружку из рук, хоть натиск Го Лема и был очень силён. - Дай хоть эту допить!
К его удивлению Го Лем отступил и Праймус смог относительно спокойно допить свою последнюю в жизни кружку пива, а допив её он понял, что ему просто не терпится наконец-то покончить со всем этим балаганом. Надо заметить, что в такие моменты, после некоторого количества выпитого пива, всегда очень легко и просто принимаются самые судьбоносные решения, так что остаётся лишь искренне удивляться собственной слабохарактерности и трусости, частенько проявляющихся в кристально трезвом состоянии разума. Поэтому Праймус не мешкая расплатился с мистером Ротом за пиво, распрощался навеки с хозяином "Северного сияния", и пребывая в весёлом расположении духа бодро зашагал в сторону выхода. Пока Праймус отсчитывал монеты за выпивку, Го Лем чуть ли не пританцовывал от нетерпения, и теперь шёл за ним, и на ходу, усердно и со знанием дела, разминал правое запястье.
Выйдя из паба Праймус совершил ещё пару шагов и остановился точно в центре обширно разлившейся лужи, а остановившись, с упоением вдохнул свежий и прохладный воздух вечернего Беренвена. Пока Го Лем робко переминался с ноги на ногу у края лужи, никак не решаясь последовать за Праймусом, тому вдруг вспомнился светлый образ родного батюшки, роднее которого у Праймуса не было никого на всём белом свете. Поэтому, ещё раз набрав полную грудь бодрящего беренвенского воздуха, Праймус обратился к Го Лему с просьбой дозволить ему в последний раз в жизни повидаться с отцом, дабы испросить у единственного родителя прощения за все свои прегрешения и неоправданность надежд, поблагодарить за всё хорошее, да и откланяться уж раз и навсегда.
Го Лем, как иногда делают в таких случаях, молча воздел очи к небу. Однако, то ли от того что ничто человеческое оказалось ему не чуждо, то ли просто чтобы хоть как-то заставить Праймуса выйти из лужи, он дал своё согласие на последнюю встречу отца с сыном.
Пока расстояние до отчего дома сокращалось с каждым шагом, Праймус Уоллес всё больше утверждался в мысли, что жизнь свою он прожил не зря, а если и зря, то, по крайней мере, не скучно. По фирменному пиву мистера Рота он, конечно, будет скучать, но, что поделать, и у смерти должны быть отрицательные стороны. Ну а самое главное, что необходимо сделать любому человеку перед смертью, это хорошенько выпить и успеть попрощаться с родными.
С первым пунктом обязательной программы было покончено, а второй, не в последнюю очередь именно благодаря прилежному выполнению первого, не представлялся Праймусу чем-то чрезвычайно сложным.
Подойдя к дому, Праймус с умилением отметил, что всё там по-прежнему находится на своих местах и ровным счётом ничего не изменилось с тех самых пор, как батюшка вышиб его за порог с кульком бутербродов в руках и пригоршней медных монет в кармане. На месте были белые стены, покрытая синей черепицей крыша, в окнах горел свет, а дверной проём надёжно закрывала чёрная дубовая дверь. Даже телега без одного колеса стояла во дворе именно там, где ей и положено было стоять. Колесо от этой телеги Праймус как-то раз укатил на починку к местному кузнецу. В пути, надо сказать, его порядком измучила жажда и Праймус сделал остановку в "Северном сиянии", оставив колесо снаружи у входа, а когда, утолив жажду, решил он двинуться дальше к кузнице, то оказалось, что колесо каким-то мистическим образом исчезло. Ох и бранил же его тогда батюшка! Хотя Праймус искренне недоумевал: почему ругают его, а не дурацкое колесо? Ведь колесо пропало само по себе, помимо его воли или злого умысла.
Думая о том, что инцидент с тележным колесом можно будет сейчас же окончательно разъяснить, Праймус настойчиво постучал в дверь. Долго ждать не пришлось. Щёлкнул железный засов и дверь отворилась. Дверь отворилась медленно и с протяжным скрипом, будто специально для усиления драматического эффекта, и на пороге Праймус увидел великолепную, длинноногую и остроухую Гвенифер. В её ясных голубых глазах читалось удивление, манящие губы изогнулись в глуповатую улыбку, а одетое на ней полупрозрачное белое платье, помимо того что фокусировало на себе всё внимание, изящно подчёркивало и полностью выдавало все плавные изгибы и округлости девичьего тела.
- Ты? - Изумлённо спросила Гвенифер.
Праймус не смог, да и просто не успел что-либо внятно ответить. Отчасти это можно было объяснить тем, что он, возможно, и ожидал увидеть здесь кого-то кроме отца, но только не Гвенифер, а отчасти тем, что почти в то же мгновение, как эльфийка с вопросительной интонацией произнесла обращённое к Праймусу личное местоимение, в дверном проёме рядом с ней возник Уоллес старший, собственной персоной. На нём был тёмно-красный махровый халат и удобные домашние тапочки.
- Отец? - теперь Праймус мог в полной мере выразить своё изумление.
- Честно признаюсь, не ожидал тебя увидеть, сын.
Лицо старшего Уоллеса приобрело напряжённые очертания.
- Что это значит, отец? - Праймус вполне справедливо жаждал немедленных разъяснений по поводу сложившейся ситуации.
- Это значит, что тебя обвели вокруг пальца, дурачок, - сообщила Гвенифер, вклинившись в беседу отца с сыном. Она радостно улыбалась, осознавая свою немалую заслугу в деле обведения Праймуса вокруг пальца.
Услышав её слова Праймус лишь с грустью взглянул на обрубок своего мизинца. Когда же он поднял взгляд на отца, то с горечью обнаружил, что и лицо мистера Уоллеса озарено обидной для Праймуса улыбкой. Кажется, эта парочка уже готова была перейти к открытым издевательствам над несчастным юношей.
- Кстати, знакомься - это моя дочь, Гвенифер, - сказал, как бы между прочим, старший Уоллес.
Для младшего Уоллеса эта новость была как удар обухом по голове. Он стоял, будто контуженный, и померкнувшим взглядом изучал новоявленную сестрицу.
- Но как? - Только и смог выдавить Праймус, потрясённый новыми семейными обстоятельствами.
- Видишь ли, сын, - начал мистер Уоллес, хитро прищурив глаза и одной рукой приобняв Гвенифер. - Во времена своей молодости я очень любил путешествовать по лесам.
Тут старший Уоллес сделал многозначительную паузу и звучно чмокнул Гвенифер в щёчку. В ответ эльфийка весьма фальшиво изобразила что-то вроде смущения. Праймус же смотрел на них в этот момент и думал, что, по его разумению, отцы не должны так обнимать и прижимать к себе своих дочерей, и уж совершенно точно, в этом он был абсолютно уверен, они не должны так целовать их и, тем более, смотреть на них такими глазами.
- Видишь ли, сын, - продолжил мистер Уоллес, неподобающе тиская Гвенифер, - мы с матерью Гвен не часто виделись в последнее время. Менее года назад Гвен нашла меня и рассказала об ужасной трагедии произошедшей с моей лесной возлюбленной. Она, видишь ли, покинула лес, чтобы прогуляться по городу, и её насмерть сбила почтовая карета. Гвен не хотела оставаться в лесу, ей, видишь ли, всегда нравился город. - Тут мистер Уоллес снова поцеловал Гвенифер в щёку, а его рука, которой он приобнимал эльфийку, давно уже сползла куда-то гораздо ниже её спины. - Поэтому я предложил Гвен переехать ко мне. Разумеется, сперва мне надо было избавиться от тебя.
- Но почему? - спросил раздавленный такими словами Праймус, к тому же, начинавший что-то подозревать.
- Видишь ли, сын. Джедидайя Сандерс - мой старинный друг и соратник, - на этот раз мистер Уоллес начал очень издалека. - Я и мистер Сандерс в молодости вместе путешествовали по лесам. Мы были полны энтузиазма и верили, что сможем отыскать несметные эльфийские сокровища, о которых рассказывали сказки беренвенские старики. Мы, видишь ли, совершили множество смелых походов вглубь леса, забирались в самые дремучие чащи, куда сквозь кроны деревьев не проникает солнечный свет и где множество самых разных опасностей подстерегает отважного путника, но, увы, никаких сокровищ мы так и не нашли, а все эльфы, с которыми нам удавалось поговорить, лишь сочувственно смотрели на нас и энергично крутили пальцем у виска. И вот, как-то раз, во время очередной вылазки, когда мы уже совсем потеряли надежду, не видели более никакого смысла в наших походах и начали грубо ругаться, мы с мистером Сандерсом наткнулись в лесу на прекрасную эльфийскую деву, с глазами небесно-голубого цвета. Она, видишь ли, лежала на земле, придавленная упавшим деревом, и умирала от голода и жажды. Ангельски нежным голосом эльфийка стала молить нас о спасении и обещала щедро вознаградить каждого. Приходя в восторг от мысли о том, что она раскроет нам путь к несметным эльфийским сокровищам, мы с мистером Сандерсом подняли дерево, освободили её, накормили пирогами и напоили сидром. Но вскоре, видишь ли, мы с мистером Сандерсом были весьма разочарованы и огорчены, ибо эльфийская дева заявила, что знать не знает ни о каких сокровищах, но в благодарность за своё спасение подарит одному из нас эльфийский котелок, что был в её походной сумке, а другому дозволит провести с ней одну ночь полную любви. Я, видишь ли, успел опередить мистера Сандерса и выкрикнул что выбираю ночь в её постели. Так Джедидайя Сандерс стал обладателем котелка о свойствах которого ты, вероятно, уже осведомлён, а плодом той ночи любви стала моя прекрасная Гвенифер. - Тут мистер Уоллес поцеловал дочь в очередной раз, после чего выпустил её из объятий и скрывшись на пару секунд в доме появился вновь с ружьём в руках. Праймус догадался, что рассказ отца подходит к концу.
- Разумеется, о способности котелка превращать любые предметы в золото мы тогда ещё не знали, - сказал мистер Уоллес, после того как убедился, на всякий случай, что ружьё заряжено. - Об этом Сандерс проболтался мне как-то раз за совместным распитием сидра. Скорее всего, он просто хотел похвастаться, или хотя бы просто поделиться с другом своей тайной, ибо делиться ею с кем-то ещё было бы чистым идиотизмом с его стороны. Тут-то я, видишь ли, и почувствовал себя нагло обманутым и обворованным среди бела дня. Все последующие годы я таил злобу на Джедидайю Сандерса и мечтал выкрасть у него эльфийский котелок дабы восстановить справедливость. И вот меня нашла Гвенифер, узнала о моей печали и предложила этот план, частью которого стал и ты, мой неразумный сын. А уж когда Джедидайя Сандерс засобирался к кузине в Хагенвен, мы с Гвен поняли, что лучше шанса уже не будет.
Закончив рассказ, мистер Уоллес навёл ружьё на единственного сына.