В тот злополучный день Кóракс впервые выпорхнул из своего гнезда.
Он точно не помнил: вытолкнул ли его отец, большой красивый ворон, который мог раскинутыми крыльями заслонить солнце, или он выпал сам, - в памяти запечатлелось лишь свободное парение, чистое-пречистое небо вокруг, синеватые отблески гладко вылизанных ветром высоких скал и буйная морская стихия у подножья.
Да, теперь он стал настоящей птицей: такой, как отец, как все взрослые птицы.
Как это замечательно, как великолепно взлетать под облака, падать вниз, снова подниматься в потоке набегающего воздуха и, раскинув крылья, плавно спускаться обратно!
Теперь ему не надо беспокоить родителей: он сам в состоянии раздобыть себе пищу, ведь он умеет летать, хотя еще и не так уверено, как отец и старшие братья.
А сколько сил на них, молодых, еще желторотых, потратил старый ворон Кáрнус, дядя Коракса, чтобы передать им весь свой богатый опыт.
Соберет их, бывало, вместе и давай рассказывать, что да как: как крылья ровно держать, как воздушный поток ловить, как необходимый корм добывать. Всем хитростям вороньим обучил, все уловки передал. Теперь они и сами не прочь обучить какого-нибудь едва оперившегося птенца.
Коракс в упоении описал в воздухе небольшой круг, опустился на один из плоских выступов Высокой скалы, где ютилась их стая, и стал пристально осматривать окрестности.
Если с одной стороны скалы омывало море, то с другой к ним примыкал густой непроходимый лес, за которым, на взгорье, в излучине Илóны, виднелся старинный королевский замок Аквилóн.
Порою утром, окутанный густым сизым туманом, он напоминал Кораксу лежащих на спине задумчивых ворон, глаза которых были неизменно устремлены в небо. Казалось, он так и звал Коракса к себе, манил неудержимо...
Коракс как-то заикнулся о своем желании хоть одним глазком взглянуть на этот примечательный замок. Что тут случилось! Обычно строгий как учитель, дядюшка Карнус возмутился дальше некуда. Оказывается, он крайне не любил Аквилон и его обитателей.
- От них ничего доброго не жди! - наставлял он всякий раз, когда только об этом заходила речь. - Для ворона разумнее сидеть в своем гнезде и меньше попадаться на глаза человеку!
- Отчего так? - спрашивал его маленький Коракс.
- Люди - не птицы, им нас никогда не понять. Их берет досада, что они не рождены летать, поэтому они злятся, пытаются ловить нас, а поймав, или сажают в клетки, или делают различные чучела, набивая выпотрошенные тела соломой. Сколько раз я попадался в их ловушки, и только благодаря чуду вырывался из них. Остерегайся человека: он хитрое и коварное существо!
Маленьким Кораксом такое описание человека воспринималась с трудом. Было много неясного и непонятного в его поведении. Возникали другие вопросы, на которые дядюшка Карнус не мог дать ответа, и это возбуждало любопытство Коракса еще сильнее.
- А какой он из себя человек? - спрашивал дальше пытливый птенец.
- Почти как мы, - отвечал ему снова неопределенно дядюшка Карнус, - только вместо крыльев у них руки, а вместо перьев - одежда.
- И такой же, как у нас, длинный клюв?
- Нет, клюва у них нет совсем, так же, как и крыльев, зато есть две ноги, которые так быстро бегают, что успевают добраться до тебя раньше, чем ты выпутаешься из их проклятых силков. Оставь лучше свое любопытство при себе и занимайся, чем следует.
Но Кóракса не так-то легко успокоить.
- И всё же интересно было бы взглянуть на них.
- Еще насмотришься. Люди часто бродят по лесу, плавают по морю, взбираются на деревья и скалы, разоряют птичьи гнезда. Особенно эти несносные мальчишки.
- Мальчишки? - переспросил Коракс.
- Так люди называют своих сыновей.
- Они такие же маленькие, как и мы?
- Нет, мальчишки достаточно высоки и ловки, чтобы забраться на скалу или огромный дуб, чтобы получить удовольствие.
- Удовольствие?
- Да, так люди называют свои пакостные дела. Не раз я видел на их лицах это выражение, когда они отлавливали какого-нибудь зверя или стреляли птицу.
- А что они делали с ними?
- Снимали шкуры, ощипывали и съедали.
- Съедали?
- Да. Люди едят зверей и птиц.
- И воронов?
- Воронов нет, но это еще не значит, что их не нужно остерегаться.
- Как бы я хотел посмотреть на город и людей, - говорил тогда в задумчивости Коракс.
- И не думай, - предостерегал его видавший виды дядя. - Если хочешь жить!
"Не думай!" Легко сказать! Как же не думать, если перед тобой изо дня в день на горизонте маячат зубчатые башни и остроконечные шпили, а вечерами на слуху увлекательные рассказы про людей и их маленьких подобий - мальчишек?!
И замыслил тогда Коракс втайне от всех, что, как только сможет покинуть скалы, как только окрепнут его крылья, в тот же день несмотря ни на что он полетит в долину и хоть краем глаза, с расстояния, с высоты, глянет на любопытный Аквилон и его жителей, которые, по словам Карнуса, так разительно отличались как от птиц, так и от зверей.
Но вот, кажется, и осуществились его давние ожидания: он летает и ощущает свои крылья, чувствует в них силу. Значит, он стал достаточно большим и сам теперь волен решать, куда и зачем ему лететь. Тем более его цель так близка, совсем рядом.
Коракс еще раз взглянул на родное гнездо. За ним как будто никто и не наблюдает. И хотя ему строго-настрого было запрещено лететь дальше Высокой скалы, он может спокойно, никому не сказав, отлучиться. Глянет - и назад, никто и не заметит его отсутствия.
В крайнем случае можно сказать, что кружил над бескрайним лесом или, утомившись, опустился отдохнуть на высокий столетний дуб, что исполином возвышается в самой его чаще.
Любопытство неумолимо разъедало Коракса. Не долго думая, он решительно сорвался вниз, благодатный поток воздуха тут же мягко подхватил его, поддержал, дал почувствовать силу крыльев, а потом плавно увлек дальше, в сторону Дремучего Леса.
Вскоре под Кораксом раскинулся густой бархатистый зеленый ковер, в самом сердце которого высоко над кронами торчала верхушка исполинского Древнего дуба.