Масса слуг, поспешность, но из имения выехали только на утро третьего дня, отправились посуху - Батбаал боялась, что младенцы, Ганнибал и Фелис, не перенесут качку. Да и затягивать отъезд было некуда, прибыть бы в Карфаген хоть за несколько дней до начала основных торжеств.
Федим, довольный тем, что едет вместе со всем семейством Барка, с радостью выполнял все поручения Ахирама: с несколькими рабами-охранниками скакал в авангарде, взглядом окидывал горизонт и округу, чтобы никто из недоброжелателей не застал их караван врасплох, помогал разыскать и подготовить место для привала в оазисах, набирал в бурдюки воду, по первой просьбе приносил ее в повозки женщинам. Когда не был нигде задействован, скакал рядом с женскими повозками, разговаривал с женщинами или девушками. Ему нравилось с ними общаться, он нисколько не чувствовал себя ниже их, с девушками вел себя, как с подружками, на равных; смело отвечал на поддразнивания Нааме, которая проявляла таким образом свое недовольство тем, что сына слуги взяли с собой в Карфаген, и тем, что он так вольно себя с ними, хозяевами, ведет; и тем, что Ашерат - слепой только не увидит - совсем неравнодушна к юноше.
Впрочем, сама Ашерат внешне никак не выказывала своего чувства к Федиму; смеялась, когда он крутился возле них на лошади (но смеялись при этом все, кто сидел с ней рядом), бросала иногда на него восторженные взгляды, но старалась делать это украдкой, чтобы никто ничего не заметил (хотя от старших трудно было что-либо скрыть, особенно, если это касалось женских хитростей - они все эти уловки давно прошли, их трудно было по женской части чем-либо удивить).
Нааме эта шитая белыми нитками скрытность младшей сестры просто бесила. Она и сама не отказалась бы от мужского внимания, пусть даже и в таком невинном проявлении, поэтому особенно рьяно нападала на Федима, гнала его от их повозок, высказывала Ашерат недовольство тем, что сын смотрящего за рабами пытается ухаживать за дочерью хозяина, причем, открыто, навязчиво, без всякого смущения.
Батбаал пришлось даже как-то раз осадить Нааме: уж слишком разошлась она в своем недовольстве.
- Успокойся, пожалуйста, - сказала она. - Федим тоже член нашей семьи, перестань его унижать и подначивать, будь благоразумной.
Она видела, что в присутствии Федима Ашерат забывала свои печали, и беспокойные сны за время поездки ни разу ее не потревожили, можно было и ей спокойно готовиться к предстоящему торжеству.
Нааме обиделась, но задирать Федима не перестала, только делала это потом не так открыто и когда никого не было рядом.
Гамилькар заранее приказал подготовить все к приезду семьи и предстоящим праздникам. Батбаал оставалось только навести лоск и распорядиться насчет пиршественного стола.
Гамилькар был уже полностью готов к походу. Если бы не предстоящие торжества, он бы давно отплыл с подготовленным флотом к берегам Сицилии. Но он дал суффетам и Совету слово, что уйдет только после апофеоза праздника - воскрешения Адониса. Нельзя расстраивать богов - только благословленное богами дело сулило успех.
В оставшиеся до праздника дни имение Гамилькара в Мегарах превратилось в настоящий муравейник, в котором все двигалось, суетилось, кипело. Батбаал пришлось сходу с помощью Абимилька войти в курс дела, без промедления взять бразды правления в свои руки.
Многое, конечно же, было заготовлено заранее: сотканы обновлявшиеся каждый год покрывала на пиршественные столы, в Лептис-Миноре у лучших портных заказаны новые одежды, в большом количестве закуплены ароматные смолы - весь праздник у алтарей Астарты и Адониса будут куриться аравийский ладан и душистая сирийская мирра.
Из имения в Бизацене были доставлены огромные корзины алых анемонов - цветов Адониса. Часть из них пойдет на плетение гирлянд для украшения портиков и колонн, часть - для ритуального посыпания торжественного шествия Астарты к своему возлюбленному. К поминовению бога завянут привезенные в горшках проросшие растения - "сады Адониса".
Все праздники в Карфагене (а их было немало) проводились с необычайным размахом и воодушевлением, однако красочнее и пышнее праздника похорон и последующего воскрешения Адониса, который проходил несколько дней, не было. Его не могли затмить ни Новый год, ни торжества в честь полнолуния, новолуния или сбора винограда, ни праздник обрезания деревьев на исходе зимы.
Никакого иного праздника не ждали с нетерпением весь год. Ждали все жители многолюдного города, потому что египтяне, которые проживали здесь, видели в Астарте свою Исиду, греки - Афродиту (а частично и Геру, супругу Зевса), финикийский Адонис для египтян олицетворял Осириса, для греков он давно стал своим, родным греческим богом.
Целые группы жителей объединялись в сообщества божественной Астарты, чтобы в течение года готовиться к знаменательному событию (впрочем, подобных сообществ в Карфагене были десятки - луноподобной Тиннит, могучего Мелькарта, грозной Анат, великого Баал-Хаммона, справедливого Мелека и др.). Члены сообщества под руководством жрецов и жриц Астарты и Адониса, в храмах которых проводились основные действа, активно включались в подготовку предстоящего мероприятия: ткали гобелены, шили одежды, плели цветочные гирлянды, помогали оформлять пиршественные столы.
На празднование воскрешения Адониса в Карфаген съезжались со всей округи, так что в такие дни в городе было не протолкнуться.
В прежние годы Гамилькар сам всегда сопровождал свою семью на праздник, но в этот год он, как вновь назначенный полководец, обязан был находиться в храме Адониса с элитой, поэтому было решено, что Мактаб, Ашерат и Наамемилкат, чтобы лично почтить благую богиню и ее воскресшего возлюбленного, смогут поприсутствовать на основной церемонии под пристальным наблюдением Ахирама.
Парфенида в который раз возмутилась: Мактаб снова исхитрилась пренебречь своей основной обязанностью - нянчить хозяйского сына. Мало того, оставить хозяйке вдобавок и своего ребенка! Как ей все время это удается - одним богам известно. Но хозяин, - неуж ослеп?
Батбаал пришлось пристыдить старую няню: ничего страшного с детьми не случится, она ведь тоже остается, как остается и Йааэль, и сама Парфенида. Неужели они втроем не справятся с двумя младенцами? А девушки пусть побудут на празднике, поглядят на церемонию, на людей, - не вечно же сидеть в четырех стенах!
Впрочем, Мактаб поклялась именем самой Тиннит, что они долго на празднике находиться не будут, ведь пока Астарту вынесут из храма, пока пронесут вдоль подножья Бирсы, затем через всю огромную центральную городскую площадь, пока доберутся к храму Адониса в районе Верхнего города, - пройдет уйма времени, чуть ли не полдня.
Само собой разумеется, что Мактаб как кормилица двух младенцев так долго отсутствовать не может. Им хотя бы успеть к началу основного торжества - воссоединению влюбленных после долгой разлуки. К тому же их будет сопровождать Ахирам с верными людьми, поэтому девушки надеются, что вернутся домой скоро.
Ахирам заверил Гамилькара и Батбаал, что присмотрит за девушками, беспокоиться не о чем. Но это все было еще впереди. А накануне Мактаб упросила хозяйку отпустить ее на некоторое время в родной квартал в восточной окраине города - квартал ремесленников, где она проживала раньше и где была похоронена ее мать, чтобы повидаться с отцом.
С собой Мактаб позвала и Ашерат, и Наамемилкат:
- Поедемте, развеемся. Я покажу вам столько интересного!
Нааме скривила губы: что интересного может показать ей дочь мелкого торговца? Отказалась.
Абимильк впряг девушкам в повозку крепкого мула. Управлять повозкой вызвался Федим - за несколько дней пребывания в карфагенском имении они виделись с Ашерат всего пару раз, и то мельком. В Мегаре некуда было сбежать, негде было уединиться, чтобы остаться незамеченным. Юные влюбленные уже откровенно скучали о днях, проведенных в Бизацене. А тут выдался случай снова побыть вместе, пусть и в присутствии Мактаб.
Однако, несмотря на долгую разлуку, Мактаб пробыла у отца совсем недолго, в двух словах рассказала о своей теперешней жизни, о муже и сыне, пообещала вскоре показать деду внука, ведь они, скорее всего, еще с месяц пробудут в Карфагене: буквально через месяц, в праздник Астарты, Ашерат отметит свое совершеннолетие, поэтому уезжать обратно в сельское имение нет ни времени, ни смысла.
При упоминании особого праздника, когда совершеннолетние девушки вступали во взрослую жизнь и одним из традиционных ритуалов праздника являлось посвящение богине своей девственной крови, Ашерат покраснела и потупила взор.
Мактаб так просто говорила об этом, словно предстоящее событие было самым обычным, будничным, малозначащим. Хорошо еще, что ее не слышали оставшиеся на улице Федим и Ахирам, не то вопросов (у Федима) было бы немерено.
Отец, как заметила Мактаб, за последний год сильно постарел, седина вплелась уже и в бороду, глаза потускнели, утратили привычный блеск, но сам он был еще достаточно крепок и как прежде и слышать не хотел о том, чтобы перебраться из квартала ремесленников куда-нибудь в Нижний город или поближе к порту.
Во-первых, на окраине квартала была похоронена мать Мактаб, которой он всю жизнь оставался верен, а во-вторых, и в-третьих...
Была масса остальных причин, по которым он свою скромную лачугу у подножья холма в Верхнем городе не хотел покидать ни в какую. Привык, говорит, к звонкому стуку молота кузнеца и монотонным песням соседа-гончара, которые тот напевал, когда вытягивал на круге из куска влажной глины изящную амфору. А может, он просто не желал покидать место, откуда хорошо просматривался храм Эшмуна на вершине Бирсы, а если смотреть в сторону моря, то и верхушка храма Адониса. И само море успокаивало его всегда, когда он поднимался на крышу дома и часами неотрывно смотрел вдаль.
Переубеждать отца Мактаб не стала и в этот раз. Жив, здоров - уже хорошо. И задерживаться не задержалась - перед торжествами хотела навестить и старых подруг, заглянуть в общество поклонниц Астарты, где в свое время была чуть ли не первой, пока не вышла замуж и не уехала в Бизацену.
Расписное шелковое покрывало, сотканное Мактаб, в свое время - несколько лет тому назад - было накинуто на голову богини, когда она направлялась к своему возлюбленному. Теперь это покрывало хранится в храме Астарты с посвятительной табличкой самой Мактаб.
Если бы кто знал, что творилось в ее душе, когда она переступала порог храма или прикасалась к покрывалу богини, сделанному собственными руками!..
Пока пробирались по узким улочкам к храму Астарты, где обосновалось сообщество, Мактаб рассказывала Ашерат, каким чудесным было время, которое она проводила в кругу своих подруг: они ткали богине холсты, плели в ее честь цветочные гирлянды, готовили для паломников и прихожан посильное угощение.
Но это еще что! Самой сокровенной и, увы, неосуществимой мечтой Мактаб было самой стать олицетворением другой великой богини: покровительницы Карфагена - Тиннит.
К сожалению, таковой могла быть исключительно девушка из аристократической семьи. Недостижимая для уроженки квартала ремесленников мечта. Где справедливость?
Все девушки Карфагена завидовали той, которая по жребию в текущий год олицетворяла богиню.
В отличие от Астарты, чью пышно наряженную деревянную статую несли из родного храма богини в храм Адониса и обратно, Тиннит как олицетворение самого Кардтхадашта воплощала живая девушка; ее, плоть из плоти настоящую, окутанную богатыми одеждами, обносили вокруг огромной городской площади на носилках несколько собственных жрецов богини. И в дальнейшем избранницу ждала вечная слава и уважение всех карфагенян.
Мысленно Мактаб часто переносилась в те времена, когда ее совсем юной признали лучшей из сообщества поклонниц Тиннит (да, когда еще была жива ее мать, истовая поклонница Тиннит, Мактаб состояла в обществе поклонниц именно этой богини). Неописуемое событие! Все соседи, узнав о ее победе, сразу же поспешили поздравить счастливицу и ее родителей, - в успехе девушки из семьи простого торговца они видели доказательство того, что не все в мире достается богачам. И хотя олицетворением богини в тот год стала все же дочь одного из членов карфагенского Совета (выборная комиссия наверняка получила взятку), всю праздничную неделю жители квартала несли в дом семьи Мактаб венки цветов, угощения и подношения, словно все-таки Мактаб выиграла конкурс, а не какая-то "мегарская штучка". (Тогда, собственно, обиженная на несправедливое, по ее мнению, решение комиссии, Мактаб и перешла в общество поклонниц Астарты.)
- А вот у тебя такая возможность есть, - с полной серьезностью не раз говорила Мактаб. - Ты происходишь из знатной семьи, а твои предки были в окружении самой царицы Элиссы.
Ашерат нечего было ответить кормилице ее младшего брата, она даже думать об этом не хотела, но работами мастериц из сообщества поклонниц Астарты заинтересовалась - совсем не будничными показались ей полотна, изготовленные их трудолюбивыми руками: золототканые, с вкраплениями в рисунке жемчуга и драгоценных камней: нефрита, опала, берилла, кварца, диковинного янтаря, который карфагенские купцы привозили из далеких холодных северных стран.
Она смотрела на праздничные одежды великой богини как завороженная.
Мактаб, заметила непраздное любопытство Ашерат, приобняла подругу за плечи и сказала:
- Когда тебя выберут ликом Тиннит, мы соткем тебе одежды еще богаче и красивее.
На обратном пути из храма Тиннит Мактаб непременно захотелось "хоть одним глазком" посмотреть на римского полководца.
Ахирам не приветствовал такое желание: молодым девушкам не должно смотреть на подобные мерзости. Он вообще был против решения Совета публично унизить полководца, пусть даже и вражеского. Тот, прежде всего, солдат; солдат должен умирать в бою, а не гнить на кресте, не быть пищей воронам.
Распять солдата на кресте, он считал, могут только люди, ничего не знающие про войну, никогда не бывшие на поле брани, не воины вообще.
К сожалению, в Совете, который одобрил подобную казнь Регула, почти сплошь и рядом сидели именно такие: торгаши, жрецы, крупные землевладельцы - что они могут знать о чести солдата? Отсюда и многочисленные расправы над собственными военачальниками, которые по той или иной причине уступили противнику, дали слабину, а то и просто ошиблись в выборе тактики. Что говорить о вражеских солдатах, если своих никогда не ценили?
Но Мактаб подольстилась к Ахираму, уговорила его пройти все-таки через центральную площадь, где на все торжества Марка Атилия Регула приковали к столбу.
В конце торжеств его должны будут во имя будущих побед принести воскресшему богу в жертву.
- Это займет не так много времени. Мы даже останавливаться возле него не будем. Ну пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - затараторила Мактаб, насупив свои тонкие изогнутые брови.
Ахирам не смог отказать молодой девушке.
- Ладно. Но только мимоходом.
- Конечно мимоходом, - рванула вперед всех Мактаб. - Как же иначе?
Они свернули на центральную площадь и, несмотря на обилие народа, сразу же увидели над головами высокий деревянный столб, к которому привязали главного римского пленника.
Двинулись к нему. Тянула всех неугомонная Мактаб.
Ашерат было уже все равно. Хотелось поскорее вернуться домой. Они и так проблуждали почти полдня. Новые встречи, разные впечатления - усталость давала о себе знать. Да и на что там было смотреть - на умирающего человека? Мало ей тревожных снов? Ашерат не хотела этого видеть. Она надеялась, что у позорного столба они долго не задержатся, Мактаб удовлетворит свое любопытство, и они быстро пройдут мимо. Но Мактаб вдруг вскрикнула:
- Великий Мелькарт, что они с ним сделали! - заставив тем самым посмотреть в сторону привязанного к столбу римлянина и Ашерат.
Ничего более ужасного в Совете придумать не могли. На Регула, казалось, вылилась вся ненависть обезумевших от последних событий граждан Картхадашта, весь страх за свое будущее. Мало того, что он страдал на солнцепеке, его страшно секли смоченными в воде кожаными бичами, бросали в него камни и плевали. Вдобавок вырезали веки, чтобы он в течение всех дней праздника видел, как карфагенский народ почитает своих великих богов, как благодарит их за покровительство, как ежегодно дарует им самое дорогое, что у них есть, чтобы и в следующем году боги заботились о своих подопечных, даровали им мир, урожай и победу над неприятелем. Оставили римлянину глаза нараспашку, чтобы он видел, как карфагеняне ненавидят своих врагов.
Только кого должна была ненавидеть Ашерат?
Она взглянула в вылупленные зенки римлянина и вскрикнула от ужаса.
Ахирам в который раз мысленно выругал себя, что пошел на поводу у глупой девчонки, ведь он прекрасно знал, до чего впечатлительна младшая дочь хозяев.
Не меньше его испугался за Ашерат и Федим.
- Все, уходим, уходим! - рявкнул Ахирам, не принимая больше никаких возражений. - Народу сейчас прибавится, будем потом продираться сквозь толпу, как сквозь дремучий лес.
В этот раз Мактаб перечить не стала: что хотела - все увидела, где хотела - везде побывала.
Вечером покормив Фелиса и Ганнибала, Мактаб засыпала со счастливой улыбкой на устах.
Ашерат, напротив, не могла уснуть долго - перед ее мысленным взором упорно стояли выпученные глаза пленного римского полководца.