Как оказалось, у меня осталось ещё немного времени. Поэтому для развлечения расскажу вам об ином.
Среди нас жил один человек, который снимал тяжкие путы неразгаданных преступлений, чёрных проклятий, необъяснимых невзгод и странных вспышек яростных чувств, уродующих людей. Эти происшествия, от которых отмахнулось общество, были его работой.
Умудрённого знатока звали Виталием Александровичем, но простые посетители и их окружение переиначили и упростили данные ему родителями имя и отчество. В людскую память он вошёл как Вит Саныч.
Вит Саныч абсолютно ничем не выделялся от своего народа - ни внешностью, ни ростом, ни манерами. Он жил одиноко в крохотной однокомнатной квартире на верхнем этаже пятиэтажного кирпичного дома, что было неудобно для пожилых и больных посетителей. В самой квартире вообще не на чем было остановиться взгляду, пока один благодарный хозяин мебельного магазина вместе со своими работниками не затащил туда роскошный, обшитый блестящей светлой кожей диван. На него Вит Саныч садил теперь посетителей. Свою узкую железную кровать он передвинул за шкаф. В центре комнаты стоял обшарпанный квадратный стол. А так - одни табуреты. Под книгами, под одеждой, под хозяином. На кухне сиротливо стояли газовая плита и старый маленький холодильник. А на подоконнике жались друг к другу стакан, чайник и глубокая тарелка с ложкой и вилкой. Кроме холодильника бытовой техники не было в принципе, как, в общем-то, и элементарного уюта. Вит Саныч демонстративно показывал, что он здесь лишь гость. Даже дверь на балкон никогда не открывал, хотя жил здесь достаточно долго. Когда все одевались строго, он носил удобный серый костюм и сливался с деловой толпой. Когда наступила общая усталость от цивилизации, он перешёл на короткую серую куртку и джинсы. Не менялся только синий цвет рубашки.
Но когда настали тёмные времена и появились в одежде элементы хаки цвета дерьма и недоброй памяти чёрные кожаные прикиды, он остался верен прежнему стилю и выглядел несколько старомодно.
И сам он за эти долгие годы практически не изменился. Забавно было видеть, как иногда его останавливали старик или старушка, вспоминали его давнюю помощь и как-то по-детски благодарили его. Вит Саныч улыбался и легко общался с ними. Но это случалось редко, потому что он всегда был увлечён своей работой.
Вот о ней и пойдёт речь.
Первое дело
Марина Геннадьевна, милая женщина тридцати с лишним лет, даже не стала заходить в квартиру Вит Саныча. В подъезде она коротко рассказала суть дела. Его зовёт её мама, безнадёжно больная женщина. Последней фразой она выбила аргумент детектива о рассмотрении дела только фигурантом и только в его квартире. Недолго думая, Вит Саныч согласился. В дороге Марина Геннадьевна была сама любезность, только периодически тяжело вздыхала. Вит Саныч мягко посочувствовал женщине.
- Да, это надо выдержать, - согласилась Марина Геннадьевна. - Мужу внимания не додаю, детям тоже. Сейчас разрываюсь на два дома. Ну ничего, это жизнь.
Когда они зашли в подъезд дома, Марина Геннадьевна призналась:
- Каждый раз мурашки по коже пробегают. Здесь же мой брат когда-то повесился. Но мама отсюда категорически не захотела съезжать. И пришлось согласиться. Жизнь есть жизнь, - и тяжело вздохнула.
Женщина быстро поднялась на третий этаж, торопливо открыла дверь в квартиру. Вит Саныч, входя за ней, запоздало откликнулся.
- Да, это ужас.
- Наступило время уколов, но дело простое, мы успеем, - тихо сказала Марина Геннадьевна, сопровождая Вит Саныча к клиентке.
В квартире зримо ощущалась грусть. В зале на столе были разложены пузырьки с лекарствами, таблетки, металлические ванночки со шприцами, разорванные картонные упаковки с ампулами.
Вит Саныч быстро огляделся и прошёл в спальню, где на узкой тахте на высоких подушках лежала сухонькая несчастная женщина. Марина Геннадьевна села в ноги к маме, а Вит Саныч - на табурет у тахты.
- Здравствуйте, - обратился он к хозяйке. - Меня зовут Вит Саныч. А вас?
- Надежда Александровна, - с готовностью ответила несчастная, вытирая выступившие слёзы.
- Мы почти тёзки, - улыбнулся ей Вит Саныч.
- Как? - удивилась Марина Геннадьевна. - Ах да - Александрович.
Но Вит Саныч всё внимание обратил к её матери.
- Я вас слушаю, - мягко сказал он.
- Мне о вас в больнице, в палате рассказала Светлана Петровна. Вы ей давным-давно помогли. Она так за вас переживала! Чтобы вы никогда не болели, всегда были здоровыми!
- Я её помню, - пробурчал под нос Вит Саныч и нелепо: - И Свете здоровья.
- Она умерла, - просто сказала Надежда Александровна.
- Как жизнь устроена, - развёл руками Вит Саныч, - за этой работой нет времени на простые человеческие чувства. Царство ей небесное. Хороший был человек.
- Я вам про него рассказывала в подъезде, - напомнила Марина Геннадьевна.
- Это, который... - замялся Вит Саныч.
- Повесился здесь, - хозяйка показала на крюк для люстры, - на бинтах.
Вит Саныч остро ощутил трагизм этой комнаты, тянущийся с того момента, и отчаяние умирающей матери.
- Если вы насчёт души, самоубийства, ада, рая - то это не ко мне, - виновато сказал гость. - Наверное, надо звать священника.
Хозяйка слишком активно для её состояния замотала головой.
- Нет, нет, Вит Саныч. Ему нужна помощь. Я чувствую это, но силы мои заканчиваются, - она вложила в эти слова всё своё убеждение.
- Да? - недоверчиво спросил Вит Саныч.
- Я в своём уме, не бойтесь, - всхлипнула больная. - Это не наркотики. Здесь какое-то проклятие. Когда Светлана Петровна мне доверилась и рассказала о вас, моё сердце чуть не разорвалось. Я всё поняла.
Вит Саныч покосился на крюк для люстры.
- Но мне нужно будет задавать любые вопросы, а вам - отвечать, не пытаясь сглаживать острые углы, - предупредил он.
- Мариночка, помоги мне, - попросила мать.
- Не волнуйся, - дочь погладила её по ноге.
Вит Саныч ненадолго задумался.
- Почему он решился на это? - спросил он, показав на крюк. - Как он себя вёл, с кем враждовал?
- Со всеми, - сразу ответила Марина Геннадьевна. - Ходил как одинокий волк, озлобленный. Такое впечатление, что его от всех тошнило.
- Никакой записки не оставил? - спросил Вит Саныч.
Надежда Александровна отрицательно покачала головой.
- А как долго у него было это состояние?
- С рождения, наверное, - решительно ответила дочь.
- Марина! - возмутилась мать. - Что ты говоришь?! Юра был замечательным мальчиком. И с Маринкой маленькой возился, он же старший. А муж мой, судовой механик, прямо в плавании умер от перитонита и оставил мне двух малышей. Так Юра успевал и мне помогать, и за Маринкой следить, и всякое разное выдумывать. Он очень увлекался.
- Да-да, - вспомнила дочь. - Мама права, он был другим. Просто наслоились эти годы, когда он вёл себя, как собака.
- Марина!
- Извини, мама. Да, он мне с подружками клеил из картона удивительные замки с разноцветными флажками на башнях и очень обижался, когда мы их ломали. Машинки замысловатые из спичек клеил. И их ломали. Но мы же были маленькие. А ещё начитается странных книг, наберётся заумных идей, от математики до философии, и пытается всё это рассказать приятелям или взрослым, а они смеются над ним. Юрка сразу опускал голову на грудь и начинал тяжело дышать.
- Да, подтрунивали над Юрой, - подтвердила мать, - но по-доброму.
- В каком возрасте он покончил с собой? - спросил Вит Саныч.
- В десятом классе, перед выпускными, - ответила Марина Геннадьевна.
Её мама согласно закивала головой.
- Вы понимаете, - замялся Вит Саныч, - если он сознательно выбрал зло, я ничем не помогу.
- О каком зле вы говорите? - на глазах Надежды Александровны опять выступили слёзы.
- Как же? - растерялся гость и кивнул на Марину Геннадьевну. - Мол, вёл себя как собака.
- Маринка! - хозяйка раздражённо махнула сухонькой рукой. - Она же маленькая была, глупенькая. А Юра никого даже пальцем не тронул.
- Мама, - вздохнула дочка, - словами можно так ранить...
- Ну, слова он не выбирал, это правда, - согласилась Надежда Александровна.
- Когда, в каком возрасте он стал меняться? - допытывался Вит Саныч. - Может, был какой-то стресс?
- По-моему, постепенно, - стала вытирать слёзы больная. - Но уже в старом доме всё стало невыносимо.
- Так вы переехали?
- Да.
- Из-за Юры?
- Конечно, - быстро ответила Марина Геннадьевна, взглянув на часы.
- Он со всеми рассорился, - тихо сказала хозяйка. - Я думала, здесь всё наладится. Не получилось.
- Вы в многоэтажке жили? - спросил Вит Саныч.
- Да, - грустно сказала хозяйка. - Большой двор, весь в ивах и берёзках. Просто рай.
- Что-то должно было случиться, - настаивал Вит Саныч. - Именно в том окружении, которое составляло его мир - двор, школа, шпана, какая-то девочка. Вспоминайте, с чего всё началось?
Надежда Александровна растерянно пожала плечами.
- А фотографии его остались? - стал раздражаться Вит Саныч.
- Сейчас принесу, - дочь резко поднялась и побежала в залу.
- Он не любил этого, - виновато прошептала хозяйка.
- Вот это говорит в вашу пользу, - ободряюще сказал гость.
Марина Геннадьевна принесла два больших фотоальбома - серый и коричневый. Открыв серый, она показала гостю детские фото семьи - свои и брата. Брат был обычным ребёнком. Но Вит Саныч долго вглядывался в каждый снимок мальчика, а особенно долго смотрел на последнюю в альбоме фотографию будущего самоубийцы.
- Глаза пытливые и волосы удивительно пышные, - отметил он. - Жаль, тогда цветные фото были редкостью. Сколько ему здесь?
- Пятый класс, двенадцать лет, - сказала хозяйка.
Гость взял второй, коричневый альбом и стал его перелистывать.
- А где же его фото? - спросил Вит Саныч, хотя глаза выдавали, что ответ ему известен.
Марина Геннадьевна наклонилась над ним, открыла альбом там, где были сфотографированы на улице она, ещё подросток, с молодой здоровой мамой и ткнула пальцем на фигуру между ними чуть вдалеке. Паренёк старался отвернуться, но за пышной копной волос был виден острый нос и недовольно сложенный кончик губ. Тело его было скрыто сестрой и матерью.
- Вот. Есть ещё на параде, но он там так голову опустил, что и носа не видно, - решительно сказала Марина Геннадьевна. - Невозможно было уговорить.
- Нос какой острый, - задумчиво сказал Вит Саныч. - Совсем не такой, как на детских фото.
- Понятно, - вздохнула мать. - Рос, развивался.
- Нет, - категорично ответил Вит Саныч. - Ну, а на документах - паспорт, комсомольский билет, военкомат?
- Не давал ни одной для альбома, - сказала Марина Геннадьевна. - Говорил "Не ваше собачье дело".
- А сами документы? - настаивал Вит Саныч.
- Паспорт он потерял почти сразу, или выкинул - мы не могли от него добиться, а комсомольский билет я вам с удовольствием покажу. Где он, мама? - спросила дочь.
- На верхней полке. За кульком с очками, - сказала хозяйка и закрыла глаза, а дочь опять скрылась в зале.
Вит Санычу показалось, что Надежде Александровне очень стыдно.
- Не переживайте, - мягко сказал он. - Всё будет хорошо.
Больная воспряла духом. Она открыла глаза и в них появилась надежда.
Марина Геннадьевна принесла маленький красный комсомольский билет.
- Полюбуйтесь. Его из-за этого из комсомола хотели исключить. Но всё жалели.
Фотографию юного Юры закрывал чернильный отпечаток большого пальца. Были видны только пышные непричёсанные волосы, левая часть бледного лба, тонкая бровь и левый глаз.
- Он смотрит вниз, - задумчиво отметил Вит Саныч.
- Я уверена - на паспорте то же самое было, хоть он его никому не показывал, - убеждала Марина Геннадьевна. - Я представляю, как с ним фотографы мучились.
- Вспоминайте, - вздохнул Вит Саныч и отложил альбомы с комсомольским билетом на тумбочку, - что произошло после его пятого класса. Именно после пятого.
- Ничего особенного, - вновь загрустила хозяйка.
Марина Геннадьевна устало присела в ногах матери, взглядом уловила паутину на люстре и вдруг лицо её вытянулось.
- Постой, мама! Мяч! Как раз летние каникулы.
- Мяч - это несерьёзно, - отмёл Вит Саныч.
- Да нет же, - настаивала дочь. - Там такой был скандал!
- Не слушайте Марину, - попросила больная Вит Саныча. - Эта некрасивая история касается меня и бывшей подруги. А Юра был только повод.
- Некрасивая? - загадочным тоном спросил Вит Саныч. - А причём здесь мяч?
- Боже мой! - от волнения у Марины Геннадьевны сбилось дыхание. - Юрка тогда и поменялся. Я ведь была маленькой, любила жаться к нему. Сяду рядом и голову к плечу прислоню, непроизвольно. А вот после мяча он меня стал резко плечом отталкивать.
- Рассказывайте, - попросил Вит Саныч, хотя в голосе его слышалось немалое сомнение.
- Мальчики собирались у нас во дворе, он ведь большой был, и гоняли мяч, - как-то тоскливо начала хозяйка. - И два раза окна на первом этаже поразбивали. Одни жильцы нормальные, но другие - просто звери были. И комендант - строгий, бывший полковник. Собрали всех жильцов и те решили все мячи у детей отобрать. Тогда как раз при местном клубе спортшколу открыли. Комендант там договорился, чтобы всех ребят с нашего дома приняли туда. Пусть, мол, там и разбивают окна. Такая предыстория.
Вит Саныч впал в уныние. Он стал понимать, что эта история ведёт в тупик. Но Марина Геннадьевна не могла успокоиться:
- Нет, нет, всё живее было. Юрка же выдумщик был. Придумал какой-то новый удар в своём футболе. На секции всё строго, детей очень много и ему не давали фантазии свои показывать. А он не мог успокоиться. Собирал деньги, что мама на завтраки давала, и летом купил настоящий футбольный мяч. Он не мог уснуть, рассказывал мне, как будет тренировать удар, как мяч будет криво лететь, как потом на каком-то матче всех удивит. А рано утром, только мама на работу ушла, выбрал момент, когда никого во дворе не было, выбежал и стал подальше от дома возиться с мячом. Мне стало любопытно, я собрала своих подружек, таких же малышек, и мы стали его упрашивать показать свой удар. Он хвастался, что у него уже всё получается и мяч по-своему криво летит и попадает между двух берёзок. А мы не отставали от него. Тогда он, видно, чтобы поразить нас, как-то странно вихляя, ударил ногой по мячу. И тот, действительно, зигзагом полетел - но не между берёз, а к дому. Там ивы закрывали первый подъезд, под ивами стояли скамейки. И мяч полетел туда. На скамейке сидела тогда ещё подруга мамы, Ворона, как мы её потом прозвали. Прямо ей в спину попал.
- Извини, - согласилась дочь. - Так вот. Беда в том, что за её спиной стояла коляска со спящим Антошкой, братиком моей подружки, Аллочки. Когда мы с девчонками приставали к Юрке, они с мамой Аллочки чуть ли не впервые тихо вынесли коляску, специально утром, чтобы без лишнего шума. А ивы закрыли - мы их не видели, а они нас - так как Юрка ушёл глубоко во двор. Никто же себе представить не мог, какой у него кривой удар. Маме Аллочки понадобилось срочно домой, она попросила Ворону побыть с Антошкой.
- Прекрати! - строго сказала хозяйка и обратилась к Вит Санычу. - Её звали так же, как и меня, полная тёзка - на том мы когда-то и сошлись.
- Хорошо, - продолжила дочь. - Так вот, Надежда Александровна схватила мяч, посмотрела на нас, я такого взгляда ещё не видела - как на врагов и почесала вместе с мячом в подъезд. Юрка кинулся за ней, мы - за ним, только Аллочка с Антошкой осталась. Как они кричали в подъезде! Юрка сначала убеждал - что он никого не видел, что им надо было отозваться, предупредить - он бы ушёл дальше. А она, Надежда Александровна - что мы вырастаем выродками, без стыда и совести. Никаких понятий у нас нет. И что разрежет на куски мяч. Юрка вцепился в него, а она, Надежда Александровна, как развернётся, у него пальцы разжались и он в стену плечом ударяется и чуть не падает. Показала, какая она сильная - Ворона. А потом скрылась за своей дверью и громко так щёлкнула замком. И Юрка тут просто взвыл, знаете, в бессильной ярости. Вот, пожалуй, после этого он так и не отошёл. А мяч она порезала, как и обещала.
- Надежда Александровна потом мне деньги приносила, - тихо сказала хозяйка. - Узнала в спорттоварах, сколько стоит мяч и принесла. Поговорить хотела. Я сказала, чтобы она отдала их Юре, это его сбережения. Она глаза спрятала, как-то быстро развернулась и ушла. Больше мы не разговаривали.
- Глаза спрятала? - резко выпрямился Вит Саныч. - Погодите - а почему Ворона?
- Она платок тёмный надвинет так, что носа не видно, и чешет, почти бежит, - объяснила дочь.
- Когда она платок стала носить?
- Не знаю, - ответила дочь.
- После мяча, - твёрдо сказала мать. - И уже не снимала.
- Я так понял, она всем должна была доказывать свою правоту, - предположил Вит Саныч. - Общественность была за неё?
- Конечно, нет. Она же оставила Антошку! - ответила Марина Геннадьевна. - Чтобы орать с мальчишкой в подъезде. Хорошо ещё, что Аллочка осталась. Да и мы с девчонками кричали за Юрку, не знали же, во что он превратится. А ей больше никто не доверял, для Юрки она осталась "эта сволочь".
- И пока он не рассорился со всеми, он подкинул малышне кличку "Ворона", - предположил Вит Саныч.
Женщины молчали.
- Не подумайте, что я занимаю её сторону, но расскажите - какой она была подругой? - спросил Вит Саныч хозяйку.
- Всё время предлагала помощь, - честно сказала Надежда Александровна. Её дочь недовольно заёрзала на тахте. - Всё время. Мы со смехом сошлись на том, что мы полные тёзки. И она всячески старалась показать, что она такая же, как я. Она ведь жаловалась, что всех родных давно потеряла. А муж у неё старше был и язвенник, очень привередливый. Заставлял по струночке ходить, еду по часам готовить, диета строгая. Придирался, обижал её - ты, говорит, уродина. Мол, тебя подобрал, а ты не ценишь, не ухаживаешь, как надо. Не знаю, как ему, но мне она хорошо помогала. Особенно, когда я одна с малышами осталась. Что-то купить, принести, по-женски помочь - здесь она справлялась, спасибо. Но к детям я боялась её допускать, уж очень она быстрая, резкая была.
- А дети у неё были? - спросил Вит Саныч.
- Ромка. Гад редкий, - ответила Марина Геннадьевна. - Сядет, развалится на скамейке и стравливает малых пацанов - "Дай ему в ухо", "А ты ему под дых". Нас, девочек, шмакодявками называл. Но, когда она мяч порезала, он уже в институте учился.
- Хорошо, - отозвался Вит Саныч. - Семья скоро оттуда выехала, но вы, Марина Геннадьевна, не должны же были так просто оставить подружек?
- Нет, конечно.
- Приходили туда, шушукались с ними обо всём?
- А как же.
- Сын, этот Ромка, никак потом мать не поддерживал?
- Нет, он в то же лето, мы ещё жили там, приехал после стройотряда. Всё время сидел на скамейке под ивами, хвастался своей формой, надписями и значками. День-два был и всё. Больше, пока я общалась с подружками, он не приезжал.
- Понятно, - вздохнул Вит Саныч. - Осталось несколько штрихов. Эта женщина ещё жива?
- Не-ет, - протянула Марина Геннадьевна. - Тихо где-то умерла лет десять назад.
- Получается: Юра - двадцать лет назад, она - десять?
- Умерли? - переспросила Марина Геннадьевна. - Где-то так. Она связалась с какими-то сектами. Накинет платок, зажмёт его кулаком и пробегает мелкими шажками мимо жильцов - умора. Муженёк её просто выл так, что во дворе было слышно. Видно, она вообще перестала его кормить по часам. А она всё бегала, как тень.
- Да, его быстро съела язва, - тихо подтвердила хозяйка.
- Больше я не буду вас мучить, - пообещал Вит Саныч и поднялся с табурета.
Надежда Александровна испуганно смотрела на него снизу вверх.
- Ваш сын не умер, - вынес вердикт Вит Саныч. - Он был очень внимательным ребёнком со своим взглядом на всё происходящее. И очень энергичным. Но эта энергия пряталась у него в мозгах. Поэтому и на детских фото он не позирует, а оценивает, изучает всё своим взглядом. Но эти качества никому не были нужны в том возрасте и в том обществе. Стабильное общество, пусть даже доброе, ставит очень жёсткие ограничения для некоторых типов людей. Несмотря на горечь непонимания, он искал выход для своей энергии. Это его и погубило. Потому что рядом жил человек с подобными проблемами. Это Надежда Александровна, ваша тёзка, не очень привлекательная женщина, обладающая огромной нерастраченной энергией. В девичестве, в тяжёлые времена, она осталась без поддержки. Её подобрал инвалид с отвратительным характером, постоянно унижающий её достоинство. Но её энергия не давала ей возможность смирения. Она родила сына и разочаровалась в нём. Недаром у неё вырвалось слово "выродки". В то время был популярен лозунг "Спешите делать добро". И она пыталась жить по этому принципу, вкладывая туда свою энергию. Но одни люди отворачивались из-за её неказистости, другие, по её мнению, предавали ради поддержки сына, а значит - не ставили ни в грош её добрые поступки. Это не только к вам относится, - обратился Вит Саныч к хозяйке. - Она разочаровалась во всех людях. Все заметили, что она оставила ребёнка в коляске, хотя она могла просто увидеть Аллочку вдалеке, но никто не заметил, что её спина, возможно, спасла ребёнка в коляске от тяжёлой психологической травмы. Представьте, закрученный мяч прилетел бы к спящему ребёнку в коляску.
- Жуть, - вздрогнула Марина Геннадьевна.
- И вот две ненужные в этом мире мощные энергии сцепились в том подъезде. Азарт столкновения сразу очаровал вашего сына. И ваша тёзка, Надежда Александровна, встряхнулась, испытала новые эмоции, когда вся её энергия пошла в дело. Они затем пытались ещё вяло как-то потоптаться в этом мире, что-то доказать. Но здесь они несоизмеримы по статусу. Поэтому и Юра, и Надежда Александровна полностью ушли в мир ненависти, сцепились там в безумно азартном, глупом поединке. А здесь бродили их пустые оболочки, главное желание которых состояло в том, чтобы их не трогали, оставили в покое. Поэтому и огрызался ваш сын, и пряталась от людей, прикрываясь сектами, ваша тёзка. Ей было легче находиться здесь пустой оболочкой, никто её не трогал. Вот она и протянула дольше. Муж выл, но она отключила свой слух и всё. У него, скорее всего, была тяжёлая язва, напрягаться он не мог и ничего ей не грозило. Но сына не проведёшь, каким бы он плохим не был. Он приехал, когда она уже ушла в мир ненависти. Пару дней ему хватило, чтобы убедиться, что его мать стала чужим, пустым существом. Даже меньше - ведь ему было так тяжело дома, что он всё время проводил во дворе на скамейке. Оболочке Юры было сложнее. Ведь он рос и к нему предъявлялись всё большие требования. И если в живом общении ещё как-то можно увернуться и обмануть, то фотографию не проведёшь. Ведь мертвецов на фото сразу видно. Это не мертвецы, но, скажем так, пустые существа, чьё внимание полностью поглощено глупой схваткой в мире ненависти. Поэтому, вынужденно фотографируясь, оболочка опускала вниз свои пустые глаза. Она боялась лишних тревожных расспросов. В канун выпускных экзаменов давление на оболочку Юры со стороны общества возросло, она больше не могла уделять всё внимание схватке. Энергии у этой оболочки не осталось. Не имея больше возможности вести двойную жизнь, Юра пожертвовал оболочкой.
Так что ваш сын жив, но эта жизнь не стоит и гроша. Сцепился он с той женщиной в мире ненависти и огненные силы вокруг всё подначивают несчастных, как некогда здесь Ромка малышей.
- Я знала, моё сердце не обманывало, - серьёзно сказала больная хозяйка.
Её дочь уставилась на часы и уже не отводила от них своего взгляда.
- Как спасти Юру? - спросила Надежда Александровна.
- Я туда не пойду, - отказался Вит Саныч. - Во-первых, я не узнаю его; во-вторых, это мир огненной злобной энергии. Просто обратно могу не вернуться, а у меня много дел.
- Причём здесь вы, - досадливо поморщилась хозяйка. - Как мне туда попасть?
- Вы же жили с ним, значит - видели, как он наблюдал за схваткой, - предположил Вит Саныч. - Например, забился в угол и прикрылся книгой, или садился сбоку у окна и притворялся, что следит за улицей.
- Здесь, - Надежда Александровна похлопала по тахте. - Ляжет вот так, - она сжала сухонькую правую руку в кулачок и положила его на лоб, левую же ладонь положила на впалую грудь. - Вытянет ноги, закроет глаза и лежит так часами.
- Ещё легче, не надо моделировать ситуацию. Просто повторите это. Представьте, вспоминая его раздражённые крики, мир, полный зла и ненависти, среди моря огня, ищите среди сражающихся пар своего сына и попробуйте отвлечь и вывести его из того ужаса.
- Мама, - позвала хозяйку Марина Геннадьевна, но та неожиданно резким голосом приказала:
- Уйдите немедленно! - приняла позу сына и закрыла глаза.
Вит Саныч и Марина Геннадьевна тихо вышли из спальни. В зале Марина Геннадьевна прикоснулась к локтю Вит Саныча, показала на стол с лекарствами и прошептала ему на ухо:
- По времени у неё давно уже должен быть приступ, пора колоть обезболивающее. Что-то удивительное.
Вит Саныч потоптался минут десять в зале и осторожно заглянул в спальню. Надежда Александровна лежала прямо на тахте, руки были крепко сцеплены на груди, из закрытых глаз непрерывным потоком бежали слёзы, а губы шептали "Юрочка" и что-то непонятное.
- Пока не трогайте её, - попросил Вит Саныч. - Она занята неким важным делом. Когда ей нужно будет, она сама вас позовёт, - и прошёл в коридор.
Марина Геннадьевна шла следом и восторженно шептала.
- Это же чудесно! Мама теперь не просто мучительно умирает. Она как бы занята делом, вроде спасает сына, даже боли отступили.
Вит Саныч быстро и сердито посмотрел на неё и стал молча обуваться.
Марина Геннадьевна перехватила его взгляд и остолбенела:
- Так, значит, это правда? Живой Юрка, мама, идущая в этот ад? Постойте, а куда же она его отведёт?
- Успокойтесь! - выпрямившись, строго сказал Вит Саныч. - Надеюсь, вы не болтливая сорока?
- Нет, - растерянно сказала Марина Геннадьевна.
- И я смогу спокойно дальше работать?
- Конечно.
- Всего хорошего, - уже мягче сказал Вит Саныч, вышел в подъезд и закрыл за собой дверь.
Марина Геннадьевна механически щёлкнула замком, вытерла рукавом кофточки холодный пот на лбу и нетвёрдой походкой пошла к матери. На полпути она остановилась, неумело перекрестилась и сказала про себя:
- Надо сходить в церковь.
Второе дело
Это было давно. Ранней осенью, утром, Вит Саныч принимал двух молодых посетителей - высокого, статного и симпатичного блондина в дорогом светлом костюме и небрежно расстёгнутой чёрной рубашке и красивую, миниатюрную на фоне спутника, брюнетку в одежде из модных бутиков. Хоть посетители по жизни явно были довольны собой, сейчас на их лицах отпечаталась тревога. И усталость, совсем не соответствующая их возрасту. Парень и девушка были одного круга, но не выглядели любовниками. Скорее, их временно объединила одна цель.
Вит Саныч закончил предварительный мысленный портрет посетителей, сидящих на кожаном диване и попросил изложить суть дела. Молодые люди были грамотными и воспитанными. Не перебивая, но дополняя друг друга, они подробно рассказали свою историю.
Пропала удивительная девушка. Сразу и без следа. Её друзья стали переживать. Но встретили полное безразличие со стороны общества. Блондин, Павел, даже пытался подать заявление в милицию. Не приняли, он ведь ей никто, даже фамилии не знает.
- А как её зовут? - спросил Вит Саныч.
- Майечка, Майя, - поспешила ответить брюнетка, Юля. - У одного нашего друга в милиции связи. Пытались так что-то узнать - бесполезно.
- К родственникам не подходили? - спросил детектив.
- Мы всегда встречались в центре, - ответила Юля.
- Золотая молодёжь? - улыбнулся Вит Саныч.
- Да, - гордо сказала Юля. - Но здесь нам помог Павел.
- Я долго гулял с ней наедине, - вздохнул блондин. - Она терпеть не могла любой транспорт. Заходили за окружную и прощались. Но со второго раза я всегда шёл за ней - так, чтобы она не видела.
- Понятно, - кивнул Вит Саныч.
- Майя снимала квартиру близко от центра, но в каком-то странном частном секторе, в доме за огромным забором.
- А почему вы думаете, что она снимала квартиру?
- Мы потом узнали, - отозвалась Юля.
- Там под навесом громоздкие тёмные ворота, - продолжил Павел, - и в них встроена калитка. Майя всегда ловко впархивала внутрь и запиралась.
- Почему вы так решили? - поднял брови Вит Саныч.
- Я пару раз решался пройти за ней, познакомиться с родителями и всё время было заперто. А я не настаивал, чтобы не испугать Майю.
- Тёмные ворота, навес скрывает от дождя и сбоку, наверное, откосы, - предположил Вит Саныч. - И вы вдалеке охраняете, чтобы ничего с ней не случилось.
Павел покраснел и согласно кивнул головой.
- Она легко исчезала внутри очень тёмных ворот. Значит, хозяева держали двери для квартирантки открытыми? - спросил Вит Саныч. - Нелогично, при таком-то заборе.
Павел растерянно пожал плечами, а Юля загадочно добавила:
- Вы сейчас узнаете, что за люди там живут.
- Хорошо, опустим пока это, - предложил детектив. - Расскажите, как вы познакомились.
- Мы с подружками - на выставке современного искусства, - задрав нос кверху, сказала Юля. - Там наши знакомые художники выставляли свои работы. Майя в своём белоснежном платье одиноко ходила среди картин. Скульптуры её не интересовали. Я сразу это увидела.
- Я её заметил в тот же день, - добавил Павел. - Мы недавно в компании обсуждали знакомство. По времени это раньше было. Идёт по набережной такой лучик света, невозможно не заметить. Если бы не друзья, я бы и там за ней пошёл.
- Она всё время была в этом платье?
- Нет, конечно. Всё время меняла фасоны и тона помягче, - ответила Юля. - Тогда же это был яркий взрыв света в одежде. Но модельер у неё просто поразительный. Честно говоря, из-за этого мы с ней и познакомились. Но Майечка увильнула от ответа, скрыла модельера.
Вит Саныч улыбнулся.
- Она легко разговаривала с нами, - продолжила Юля. - Мы начали с картин и здесь Майя удивила нас. Она видела все фокусы художников. У них есть такая игра - на выставке они называют картину какой-то бредятиной, а потом в своём кругу потешаются над реакцией знатоков лапотных. Например, Майя видит нагромождение многоэтажных домов за подписью "Мокрая улица", проводит пальчиком и говорит: "Бедный, как он тоскует по природе. Смотрите какое роскошное дерево, и здесь. А вот молоденький росточек." Мы присмотрелись, и правда - тенями, огоньками и чернотой окон, линиями улиц, струями дождя зашифрован лес. А ведь настоящее название картины - "Каменные джунгли". Или смотрит на картину за подписью "Подземка", где нарисована переполненная людьми известная станция метро с огнями въезжающего с одной стороны поезда и тьмой проёма с другой, и смеётся: "Забавный взгляд на чистилище. Ему скоро придётся удивиться". Картина же так и называлась на самом деле - "Чистилище".
- Вы так близки к художникам? - иронично спросил Вит Саныч.
- Они почти все наши друзья, - сказала Юля и чуть недовольно отметила: - Вы, кажется, недооцениваете нас?
- Нет, нет, что вы! - успокоил Вит Саныч. - Просто по ткани повествования я обязан был это сказать. Продолжайте, пожалуйста.
- Ну, всё в том же духе, - Юля, видно, не совсем поняла реплику детектива. - Но была и забавная реакция. Звездой салона был художник, картины которого покупают и на Западе. Сам он наглый, заносчивый, такой, знаете, небожитель. Мы специально подвели Майечку к его картинам. Она быстро обошла все и махнула рукой: "Везде, - говорит, - одна бутылка." Мы там чуть не упали на кафель. Этот же художник - алкаш конченный. Сразу стало понятно, что это нашего круга девочка. Мы долго с ней гуляли, угощали в кафе, барах. Ей надо было домой, но на следующий день мы пригласили её в нашу забегаловку в парке и повели на приём художников, посвящённый открытию выставки. Но там её сразу перехватил Павел, - она улыбнулась соседу. Тот, было, открыл рот, но Вит Саныч мягко прервал:
- Хорошо. А как она выглядела?
- Очень милая, - Юля попыталась руками показать её фигуру. - Такая высокая. Очень юная. Блондиночка.
- Какая блондиночка? - возмутился Павел. - У Майи были роскошные каштановые волосы.
- Всё-всё! - резко прервал их детектив.
Юля замерла, изумлённо глядя на Пашу.
- Я так понял, что после пропажи Майи вы обращением в милицию не успокоились, - предположил Вит Саныч.
- Конечно, - выходя из шокового состояния, ответила Юля. - Мы же верим Павлу. Он адекватный человек, - дополнила она с сомнением. - А Майечку жаль. Она яркая была. Сразу несколько художников заинтересовались ею, как натурой. Но Майя такая скромница...
- Вот ещё что, извините, - встрепенулся Вит Саныч. - Она при вас когда-то расплачивалась? В барах, ресторанах, бутиках, ещё где-то?
- Мы угощали её всегда с удовольствием, - отметила Юля. - И водили везде с радостью. Да у неё и сумочки не было - это я сейчас вспомнила. Странно.
- Ладно, - остановил её Вит Саныч. - Продолжите про её поиски.
- Мы с одной моей подругой - актрисочки в душе, - кокетливо сказала Юля. - Оделись попроще и стали нагло так стучаться в те ворота, нам Павел показал. Открыл нам такой, знаете, крепостной дедок с отвисшей челюстью и рядом баба-бочка с испуганными глазёнками. А двор большой, ухоженный, с целым рядом всяких сараев. Собаки нет. "Нам, - говорю им наглым тоном, - Майе надо долг отдать. Позовите её." Баба руками всплеснула и побежала в дом. А дед как заорёт беззубым ртом: "Верка!" Выбежала из сарая их дочь - обычная марамойка. Руки грязные о фартук вытирает, глаза прячет. А дед демонстративно ей кричит: "Ещё раз спрашиваю - это ты сюда треклятую Майку водила?" Та согнулась, помотала головой и побежала опять в сарай свою картошку перебирать. Спектакль, одним словом. Дед стал нас выпроваживать, бормоча: "Наврала вам всё проклятая Майка". И здесь открывается дверь в дом и раздаётся такой звериный рык: "Стой, дед!" Идёт к нам оттуда в тельняшке и спортивных штанах орангутанг. То есть точно, с такой же бритой головой. Только ростом под два метра. Там вся семья на выбраковку, но этот - особый экземпляр. Страшный, идёт к нам широкими шагами в домашних тапках, а баба, довольная, за ним семенит. У нас сразу душа в пятки ушла. Я сказала бы точнее, но стесняюсь. Это чудовище, всё в наколках, подошло, дышит перегаром и таким змеиным тоном говорит: "Вы, девочки, ищите приключений? Ну, так я вам их устрою. Если менты ещё раз сюда прилезут, я вас найду, возьму за ноги, переверну и разорву так..." - а дальше пошлость. И эта скотина не выпустила нас, пока мы ни дали клятвенные заверения обо всём на свете, ни выдали ему все наши данные: фамилии, имена, отчества, адреса - липовые, конечно. Еле вырвались. Но долг перед Майечкой всё же не отпускал. И мы, крадучись, чтобы этот бандит не заметил, пошли по соседям. Но и те про неё ничего не знали.
- А что они говорили? - спросил Вит Саныч.
- Что вся улица от этой семейки устала. Этот зверь - рецидивист. Последний раз шесть лет сидел. Вся улица отдыхала. А семейка обозлённая - их из-за сына-бандита хотели выжить отсюда любыми способами - замкнулась в себе. Только их дочь, марамойка, бегает по магазинам и платежи платит, больше её никуда не пускают. Но всё равно было терпимо, только иногда дед свой какой-то станок запускал и свет везде дёргался. Смешно, но на это каждый сосед жаловался. А когда рецидивист вернулся, всю семью построил, как в зоне, и сделал их своими рабами. Только и знает - кричит, а они бегают, как угорелые. Слава богу, соседи говорят, стала милиция приходить, какую-то девушку искать, он и затих. А то, говорят, бандитские сходки бы уже организовал. Каждый раз одно и то же.
- Когда рецидивист вернулся? - спросил Вит Саныч.
- Вот, вы сами догадались! - прямо подпрыгнул на месте Павел. - Этот гад вернулся, по словам соседей, как раз перед пропажей Майи. Наша версия такова: Ни его отец, ни мать, ни сестра нигде не работали. Видно, жили за счёт какого-то воровского общака. Когда рецидивист сидел, они втайне оно всех пустили квартирантку, чтобы подзаработать. Её могли и не видеть, я провожал её поздно - на её улице никого не было. Она скрывалась ото всех. Наверное, такое было условие хозяев. Вернулся этот гад, захватил её для сексуальных утех и держит в плену где-то в подполе или сарае. Милиция же туда не лезла.
- Что она уже мёртвая, вам в голову не приходило? - спросил Вит Саныч.
Павел побледнел. Юля схватила его за руку и прошептала:
- Ты ведь мужчина. Держи себя в руках. Мы все с тобой и отомстим этим тварям.
- Прошу прощения, - виновато сказал Вит Саныч. - Я проверил вашу реакцию, это необходимо. Скажите, Юля, Майя производила впечатление детдомовской девушки?
- Нет, нет и ещё раз нет. Это была изысканная дама, хотя и очень простая в общении.
- Почему же никто из родственников не объявился? - спросил Вит Саныч. - Только вы и колотитесь.
- Я же сказал - она скрывалась ото всех, - предположил Павел. - Жизнь сейчас жестокая, всё может быть.
- И гуляла в центре в обществе золотой молодёжи, ходила на модные выставки в вызывающих нарядах? - с сомнением сказал Вит Саныч. - Не складывается. Соседи её категорически не помнят? - спросил он Юлю.
- Категорически.
- В то же время любопытные соседки вынюхали, как рецидивист по приезду строил всю семью. И они не видели, как нарядная Майя выходила из дома. А она ведь приходила в центр города засветло.
- Засветло, - подтвердила девушка. - И напротив дома - продовольственный киоск. Но продавщица тоже плечами пожимала. Странно.
- Но именно в тот дом она возвращалась! - отчаялся Паша.
- А дворы в домах закрытые? - спросил Вит Саныч.
- Конечно. Заборы в человеческий рост, - подтвердила Юля.
- Как и везде в крупных городах, - грустно продолжил детектив.
Вит Саныч вздохнул, встал с табурета и отошёл к окну. Солнце уже светило высоко. Он взглянул в окно и нехотя повернулся к посетителям. Вит Саныч подвёл итог, но в голосе его чувствовалось сомнение:
- Дело давно раскрыто. Оно простое, вы бы и сами могли догадаться, если бы не были столь приземлены.
- Как? - спросил Павел. - Вы - последняя инстанция. Только ведь в крайнем отчаянии просят вашей помощи. Я хотел ворваться в тот дом, искать её, живую или мёртвую...
- Мы его отговорили, - быстро сказала Юля. - Ворота всё время заперты и тот орангутанг здоровенный. Они хитрые, схватили бы его и представили виноватым. Так наша кампания потеряла бы и Майечку, и Павла. Добрые люди посоветовали вас.
- Так вы категорически не догадываетесь, кто такая Майя? - грустно спросил Вит Саныч.
Посетители внимательно смотрели на него.
- Я не знаю, - замялся детектив. - Это затрагивает судьбу другого человека.
