Б.К. : другие произведения.

Сарма. Глава первая. Калининград

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта книга - повесть об удивительном путешествии нашего современника, оказавшегося в 2057 году. Россия будущего оказывается зерновой сверхдержавой, противостоя-щей всему миру. Телевидение рассказывает о государственном долге США, а газеты печатают рекомендации по приготовлению блюд из картофельных очисток. В этом будущем герою повести предстоит железнодорожное путешествие по России в Москву. К несчастью, по меркам 2057 года гость из прошлого выглядит крайне подозрительно, и могущественные спецслужбы, оберегающие Россию от внутренних врагов, уже следуют по его пятам. Удастся ли путешественнику избежать ареста федеральной опричной службой, и ускользнуть от государственной тайной полиции? Сможет ли он добраться до Кремля, и добиться аудиенции у августейшего президента России, не проигравшего ни одни выборы в своей жизни?..
  

Одно я скажу правдиво: я буду писать лживо...я буду писать о том, чего не видел, не испытал и ни от кого не слышал, к тому же о том, чего не только на деле нет, но и быть не может. Вследствие этого не следует верить ни одному из следующих приключений.

Лукиан из Самосаты, 'Правдивая история'

  
  
Калининград
  
  

'Рассказ мой начинается, как начинаются вообще все лучшие русские сказания; был я, признаться, выпивши...'

А.П. Чехов. 'Ночь на кладбище'

  
  Небо было розовым, вода - бурой, воздух - холодным, а время - предрассветным. Я, вечный студент и вечный странник двадцати семи лет от роду, сидел на бетонных ступенях, спускавшихся к реке, и вокруг меня был Калининград. В метре передо мною флегматично и невозмутимо текла Преголя, а за моей спиною уходило в небо здание бывшей Кёнигсбергской биржи.
  
  Прошлым вечером я даже не мог представить, что через десять часов окажусь на берегах реки в глубоком разочаровании. Я отправился в гости к знакомой переводчице с намерениями амурного толка. Зная её характер, и трезво оценивая себя, проще было бы сразу идти домой. Вначале мы весело проводили время, распивая коньяк, шутя и беседуя. Увы, в четвёртом часу утра прекрасное лингвистическое создание с чёрными волосами сказало мне, что отправляется спать, и если я хочу, то могу постелить себе в гостиной на диване. Глубоко разочаровавшись в собственных способностях дамского угодника, но всё ещё сохранив чувство собственного достоинства, я взял с собой бутылку с остатками коньяка, и направился к реке любоваться красками предрассветной зари.
  
  Над крышами домов справа вот-вот готовилось взойти солнце, приветствуя своим появлением последний день октября. От воды ощутимо тянуло прохладой, и я плотнее запахнул куртку-ветровку. На дне бутылки коньяка 'Старый Кёнигсберг' оставался последний глоток.
  
  - Кёнигсберг старый, - сказал я сам себе избитую фразу, внимательно оглядывая бутылку, - но приключения всегда новые.
  
  Про себя я отметил, что большой кукиш, показанный мне переводчицей - это далеко не то новое приключение, на которое я рассчитывал. Впрочем, любое событие заканчивается, и сейчас определённо приходила пора поставить точку, красивым жестом допив последний глоток из чаши. На душе было пусто и печально.
  
  Облака на горизонте окрасились в пронзительно-фиолетовый цвет. Восходящее солнце в считанные мгновения залило весь мир вокруг меня тёплым янтарно-медовым светом, наполняя его от воды до неба. Пусть его не было видно, пусть оно скрывалось вдалеке за облаками и домами, но где-то оно было, и всё вокруг - деревья, ещё сохранившие последнюю листву, дома с оранжевыми стёклами, мерно текущая Преголя, Кафедральный собор по ту сторону реки и биржа позади меня, - словом, всё было заполнено мягкой теплотой осеннего рассвета. Всё, кроме меня самого. Я с грустью замер, поставив на бетон лестницы совершенно не нужную в этом мгновении бутылку. Удивительная тонкость этой минуты напомнила мне снежинку, исчезающую даже от дыхания.
  
  - Остановись, мгновенье, ты прекрасно, - попросил я, ощущая в себе неизбывную печаль априорной невозможности соприкоснуться с чудом рассвета. Мне хотелось навсегда остаться в этой прекрасной минуте, как крошечный жучок в янтаре. Я знал, что это невозможно, и это осознание только усиливало контраст между чудом рассвета и моей грустью.
  
  Мягкое, тёплое свечение, залившее на одну минуту город под облаками, угасло, словно его и не было. Вдалеке, над крышами домов появилась тонкая огненно-рыжая полоска восходящего светила. Несколько секунд я и солнце смотрели друг на друга, словно здороваясь в этот удивительный осенний день.
  
  - На рассвете ты не слепишь, - сказал я солнцу. Оно не ответило мне.
  
  Наверное, это было и к лучшему. Вздохнув, я вернул в руки бутылку коньяка, желая поставить точку в сегодняшней ночи и возвратиться домой, без щита, но и не на щите. Мне было очень грустно от ощущения того, что жизнь, подобно этому рассвету, проходит мимо меня.
  
  - Доброе утро, - внезапно сказал кто-то позади меня. Я оглянулся.
  
  На верху лестницы, в нескольких метрах от меня стоял очень высокий мужчина с аристократическим лицом, одетый с головы до ног в одежду исключительно чёрных цветов. Незнакомец выглядел не просто элегантно, но подчёркнуто элегантно. Его безупречное чёрное однобортное пальто и чёрные брюки из какой-то очень дорогой ткани дополнялись такого же цвета идеально вычищенными полуботинками, всем своим видом словно бросающими вызов окружающей октябрьской сырости и прошедшим ливням. Волосы, единственная светлая деталь в его облике, были подстрижены столь аккуратно, будто незнакомец только что вышел из лучшей в городе парикмахерской. В окружающей нас обстановке неизвестный выглядел настолько идеально, что казался человеком не от мира сего. Определить его возраст было затруднительно; я бы предположил, что незнакомцу было от тридцати пяти до сорока пяти лет.
  
  - Доброе утро, - несколько настороженно ответил я. Почему-то моя память немедленно извлекла из своих архивов воспоминание о том, как давным-давно на втором курсе своего первого университета я и трое моих однокурсников пили красное вино в уютном палисаднике, из которого потом нас откровенно хамским образом выгнал жилец с первого этажа.
  
  - О нет, я не буду протестовать по поводу распития спиртных напитков в общественном месте, - прекрасно поставленным голосом сказал незнакомец, спускаясь по лестнице. В руках он сжимал чёрный кожаный саквояж. Безукоризненное произношение человека в чёрном почему-то показалось мне таким же пугающим, как и его идеальный костюм. - Нет абсолютно ничего плохого в том, что человек, встретивший столь неприятный отказ со стороны дамы, будет испытывать некую потребность в коньяке.
  
  - По мне это так видно? - спросил я, опираясь на ступеньку, чтобы встать.
  
  - Прошу вас, сидите, - обстоятельно склонив голову, сказал Чёрный человек, садясь на одну ступеньку рядом со мной.
  
  - Вам не жаль ваши брюки? - спросил я неожиданно для себя.
  
  - Нисколько. Меня больше занимает вопрос, не жаль ли вам себя в такой ситуации? - ответил он вопросом на вопрос.
  
  - Жаль, - сказал я. - Очень жаль. Однако, должен сказать, что меня определённо пугает ваша осведомлённость...
  
  Даже в той удивительной ситуации, в которой я находился, я не мог себе позволить ударить в грязь лицом перед этим таинственным господином без страха и упрёка. Я не мог мгновенно протрезветь или хотя бы вычистить свои ботинки (для этого мне пришлось бы опустить их в Преголю и поболтать ногами), но моё красноречие оставалось при мне даже в такой ситуации. От мысли предложить незнакомцу коньяк я, подумав, отказался. Тот жалкий глоток, что плескался на дне бутылки, в данной ситуации мог выглядеть неуместно и даже оскорбительно.
  
  - Пусть это пугает вас меньше всего, - сказал человек в чёрном. - Я не читаю мысли людей без приглашения. Ваши же были, фигурально выражаясь, просто на виду...
  
  Я внимательно посмотрел на моего собеседника. Наверное, я зря выпил столько коньяка. Скорее всего, белая горячка приходит к интеллигентам именно в виде столь безупречно одетого и прекрасно воспитанного джентльмена, который словно только что вышел из палаты лордов британского парламента.
  
   - ...однако я замечу, - тут же продолжил он, - что delirium tremens* проявляется спустя два-три дня после прекращения обильного и длительно употребления горячительных напитков, а не сразу же после бутылки коньяка, да ещё разделённой на двоих. Помимо этого, галлюцинации при этом драматическом состоянии носят совершенно иной характер.
  
  * Белая горячка (лат)
  
  - Я тоже об этом подумал, - сказал я, - но в таком случае, у меня не остаётся никаких предположений о том, кто же вы. В скобках я замечу, что перед коньяком была распита ещё и бутылка шампанского, а это могло оказать определённое влияние...
  
  Человек в чёрном хмыкнул, немного приподняв левую бровь, но ничего не сказал.
  
  - Если бы волны реки принесли ко мне бутылку коньяка, и вы появились из неё, - продолжил я, - то тогда я безусловно бы считал вас джинном. Впрочем, возможно, вы дьявол?
  
  - Упаси боже, - негромко сказал Чёрный человек, улыбаясь одной половинкой лица.
  
  - Вы очень неожиданно появились на рассвете, подобно деннице, - пояснил я, - причём в тот момент, когда я был готов просить мгновение остановиться. В этом было что-то поистине мефистофельское. Позвольте же тогда узнать, кто же вы?
  
  - О, - сказал человек в чёрном. - Здесь есть небольшое затруднение, которое может оказаться труднопреодолимым. К моему глубокому сожалению, я не могу подобрать должной метафоры для того, чтобы пояснить, кто же я, поскольку нормальное человеческое сознание попросту не располагает таким образным рядом. Как следствие, сказанное мною будет весьма затруднительно осмыслить без каких-либо пагубных последствий для этого самого сознания. Возможно, будь вы современным писателем-постмодернистом, употребляющим холинолитики, мне бы удалось в общих категориях пояснить, кто я, но даже в таком случае нет никаких гарантий...поэтому давайте просто перейдём к делу.
  
  - Я весь внимание, - сказал я.
  
  Человек в чёрном внимательно посмотрел на меня.
  
  - Я хочу предложить вам одно путешествие, - сказал он, чуть помедлив. - Если даже быть точнее, то целых два путешествия. Я не исключаю того, что это напугает вас, но... В общем, я хочу предложить вам отправиться в Москву будущего.
  
  - Что, простите? - переспросил я.
  
  - В Москву будущего, - любезно повторил человек в чёрном. - Если говорить детальнее, то я планирую переместить вас (разумеется, с вашего согласия) в будущее на сорок лет и четыре часа, в 31 октября 2057 года. К сожалению, путешествовать в Москву вам придётся самостоятельно. Перенести вас прямо в столицу я не могу: за пределами нашего с вами края мои полномочия несколько ограничены, поскольку я - лицо сугубо неофициальное.
  
  Почему-то мне показалось, что всё, что сейчас происходит вокруг меня, не является настоящим; всего этого просто не могло быть, потому что так не бывает. Нет, этого действительно не может быть, но оно упрямо происходит. Как и положено чудесам, они случаются. Меньше чем в метре от меня сидел совершенно настоящий Чёрный человек, и предлагал мне невозможное.
  
  Внезапно я почувствовал себя актёром спектакля, который надевает корону из папье-маше или берёт в руки деревянный меч, превращаясь тем самым в великого короля или храброго рыцаря в чёрных доспехах без герба. Это было незнакомое, но весьма приятное ощущение.
  
  - Наверное, вы мне просто кажетесь, - произнёс я, немного помолчав.
  
  - Отнюдь, - веско возразил человек в чёрном. Испытанное мною полминуты назад ощущение действия крепло и звало в путь, распирая меня изнутри. Я ещё раз присмотрелся к моему собеседнику. Он определённо был реален.
  
  - Я понимаю, что я не пойму кто вы, - сказал я, - но, полагаю, вы можете сказать, зачем это всё вам... Проще говоря, что от меня потребуете взамен?
  
  Человек в чёрном поднял палец левой руки, приостанавливая меня этим жестом.
  
  - Как раз сейчас совершенно неважно, для чего это мне. Считайте, что это явление того же порядка, как ваше желание предложить мне последний оставшийся в бутылке глоток коньяка. Джентльмен всегда поможет другому джентльмену. Гораздо важнее, для чего это вам. Я могу вас заверить, что впечатления от поездки смогут подвигнуть вас на что-то грандиозное. Как минимум, они отвлекут вас от грустных мыслей о несовершенстве этого мира. Вы, так сказать, ощутите непосредственное биение жизни, от которой вы, как ни прискорбно это констатировать, несколько оторваны. Считайте эту поездку ещё одним университетом в вашей жизни. Кстати, про университет. Полагаю, что вы сегодня решили не идти на пары?
  
  Я коротко кивнул, не вдаваясь в подробности. В прошлом месяце я пересдал на осенней комиссии экзамен по социологии и теперь мог позволить себе немного расслабиться до декабря.
  
  - Вот и прекрасно. Значит, вы сегодня не заняты, и вполне можете отправиться в это путешествие. Насколько я знаю, одно время вы учились на историческом факультете?
  
  - Было и такое. Я учился там целых полтора года, пока меня не выгнали из-за несданной физкультуры.
  
  - Любому историку, - сказал человек в чёрном, чуть склонив голову, - если, конечно, он настоящий историк, будет небесполезно заглянуть в будущее и посмотреть оттуда на своё настоящее. Впрочем, это утверждение будет верно для любого человека. Я полагаю, вы согласны?
  
  - С вашим утверждением, или с предложением путешествия?
  
  - С предложением путешествия, конечно же. К слову, я могу остановить для вас мгновение, выполняя ваше желание, загаданное на рассвете, но предупреждаю, что это не принесёт вам того, чего вы желаете. Участь маленького жучка в янтаре достаточно печальна. Просто помните, что движение - это жизнь.
  
  Я внезапно ощутил, что у меня нет другого выхода, кроме как принять вызов судьбы. В самом деле, конечно, я мог сейчас встать, допить коньяк и, вежливо попрощавшись, пойти домой, однако я отчётливо почувствовал, что это будет таким же некрасивым и неписаным нарушением правил, как два хода подряд в шахматах. Так было нельзя. Если сейчас я отвечу отказом, твёрдо понял я, то до конца своих дней буду проклинать это решение.
  
  Жанр определял судьбу. Гамлет не мог пойти и убить Клавдия, выслушав тень своего отца. Король Лир не мог просто так взять и разделить своё наследие между дочерьми. Я не мог отказаться от предложения человека в чёрном.
  
  - Хорошо, - сказал я после паузы. - Я согласен.
  
  - Прекрасно. Я не сомневался и на минуту.
  
  Человек в чёрном открыл саквояж, расстегнув большую серебряную пряжку, на которой был изображён крупный герб с рельефным лосиным рогом.
  
  - Для путешествия вам понадобятся деньги и документы, - заботливо предупредил он, извлекая из саквояжа красный загранпаспорт, из которого торчала вложенная синяя банкнота. - Думаю, с учётом цен, двадцати евро вам хватит. Держите.
  
  Чуть дрогнувшей рукой я взял загранпаспорт и деньги.
  
  - Лучше положите его сразу в карман или в сумку, - сказал человек в чёрном, застёгивая пряжку саквояжа. - Ничего не бойтесь в дороге. В наших краях я помогу вам, а в большой России у вас появятся другие покровители, хотя, конечно же, не столь могущественные, как я.
  
  Это напутствие насторожило меня; я внимательно посмотрел на моего собеседника, стараясь разгадать его, но тщетно. Лицо незнакомца было непроницаемо в своей доброжелательности.
  
  - И, прошу, никогда не забывайте вашу родину. Так сказать, die Heimat unfergessen*, - мой собеседник слегка склонил голову. - Вам это что-нибудь говорит?
  
  * Родина не забыта (нем).
  
  - Безусловно. Как-никак, я говорю на немецком уже двадцать лет. Должно же это хоть раз пригодиться мне в жизни?
  
  - Вот и замечательно. Не забывайте. Это вам пригодится в путешествии. Возможно, вы зря не поступили в позапрошлом году на иняз, как того хотели. Однако я отвлёкся. Я приду за вами на третий раз, - многозначительно сказал человек в чёрном, поднимаясь со ступеньки лестницы. - Счастливого пути.
  
  - Одну минуту, - сказал я, убирая паспорт и деньги во внутренний карман куртки, и тоже вставая на ноги. - А как вы меня перенесёте в будущее?
  
  - А я не буду вас переносить, - сказал человек в чёрном, широко улыбаясь мефистофельской улыбкой. - Вы уже в нём.
  
  Не до конца понимая его слова, я замер на несколько секунд, после чего повернулся направо.
  
  Красок акварельного рассвета не было. Давно поднявшееся над домами солнце скрылось в плотном слое белых облаков. Город шумел дневными звуками автомобильных моторов и голосов людей. Медленно и сонно текла Преголя, и возвышался на острове Кафедральный собор.
  
  - А скажите... - повернувшись, я попытался обратиться к человеку в чёрном, и замер. Его не было. Я стоял на лестнице у воды в полном одиночестве.
  
  Река плеснула волной у моих ног. Пролетающая чайка пронзительно крикнула, не то приветствуя меня, не то требуя кусочек хлеба.
  
  Я вытащил из внутреннего кармана телефон и обмер. 31 октября 2057 года, 11:58, две минуты до полудня. Четверг. Сеть не найдена.
  
  Доброе утро, а точнее, добрый день.
  
  Щипать себя было бы слишком простым жестом, поэтому я закрыл глаза, и, выждав пять бесконечных секунд, открыл их снова. Ничего не изменилось, за исключением того, что с меня слетели все остатки коньячного наваждения. Вместе с ним пропало безумное чувство авантюризма, заставившее меня сказать 'да' Чёрному человеку.
  
  - Так, - сказал я сам себе и задумался.
  
  Лестница, стена биржи, река, собор и эстакадный мост выглядели точно так же, как и в утро янтарного рассвета. Наверное, человек в чёрном мне просто привиделся под влиянием алкоголя. В принципе, подобные случаи были описаны в медицинской литературе. Возможно, что коварная переводчица прошлой ночью перевела мне дату и время на телефоне. Этого тоже можно было ожидать. Ну, а сеть просто не нашлась по техническим причинам.
  
  Деревянными не то от волнения, не то от холода пальцами я убрал телефон в карман куртки, по пути наткнувшись на загранпаспорт. Я вытащил его и тупо уставился на красную книжечку. Я отчётливо помнил, что вчера не брал с собой ни загранпаспорта, ни торчащей из него синей банкноты. В принципе, можно было допустить, что я позаимствовал и то и другое у переводчицы, но вряд ли я мог об этом забыть. С другой стороны, ретроградная амнезия представлялась мне лучшим вариантом, чем таинственные люди в чёрном, порождённые не то собственным подсознанием, не то силами ада.
  
  Я ещё договаривал про себя эту мысль, когда мой мозг уже начал осознавать, что с загранпаспортом что-то не то. Прямо под золотистым гербом в виде двуглавого медведя, помещённого между двумя изгибающимися снопами пшеницы, шла надпись:
  
  Российская Федерация
  
  Паспорт международного образца
  
  Russian Federation
  
  Я медленно сел обратно на ступеньку и открыл паспорт. На первой же странице было написано:
  
  Российская Федерация
  
  Москвы
  
  Санкт-Петербурга
  
  Исламского Государства Северного Кавказа
  
  И всей остальной России
  
  Очень осторожно, словно опасаясь тайн, который этот паспорт мог скрывать, я перевернул страницу.
  
  Это был мой паспорт. Рядом с моей фотографией (я вспомнил, что это точная копия снимка в моём обычном загранпаспорте) были написаны мои же имя и фамилия. Изменились только даты рождения и выдачи паспорта: они были аккуратно сдвинуты на сорок лет вперёд.
  
  Отчего-то у меня ужасно начали дрожать руки. Доставая синюю банкноту, я открыл паспорт на последней странице. Всю последнюю страницу заполнял штамп:
  
  ПАСПОРТ МЕЖДУНАРОДНОГО ОБРАЗЦА
  ВЫДАН ПО ЛИЧНОМУ РАСПОРЯЖЕНИЮ
  АВГУСТЕЙШЕГО ПРЕЗИДЕНТА
  РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
  
  Какое-то время я просто переводил взгляд со штампа на банкноту. По счастью, в ней не было ничего нового. Я провёл подушечкой большого пальца по изображению готической арки, ощущая неровности краски. Из всех видов купюр, что имеют хождение в Европе, больше всего мне нравилась двадцатиевровая. Её благородный синий цвет и очертания стрельчатых готических окон настраивали душу на возвышенный лад, показывая, что эстетика бывает важнее номинала. Перед тем, как убрать паспорт в карман, я ещё раз посмотрел на его обложку. Ничего не изменилось. Два снопа пшеницы обрамляли двуглавого медведя.
  
  Нет, это точно не мистификация, сказал я себе. Одно из двух, или мне это снится, или я в будущем. В обоих случаях, надо что-то делать.
  
  Вздохнув, я осторожно начал подниматься по лестнице наверх. Там не оказалось ничего сверхъестественного: никто не летал на звездолётах и не стрелял из бластеров. Я оказался на набережной, выложенной такими же бетонными плитами, как и сорок лет назад. Чуть поодаль возвышались два девятиэтажных панельных дома, издавна стоящих здесь и знакомых мне ещё с раннего детства. Сейчас они были выкрашены в приятный пастельно-зелёный цвет. На обочине дороги стояли десять припаркованных 'жигулей' в ряд. Я изумлённо вгляделся в них. Столько российских машин одновременно я видел только по телевизору.
  
  В Калининграде почти нет отечественных автомобилей. Дешёвым и сердитым заменителем 'Лады' выступает находящийся в прекрасном состоянии 'фольксваген гольф', поистине народная автомашина среднестатистического калининградца. Если автолюбитель располагает свободными средствами, то он может позволить себе строгий, подобный дипломату бизнесмена, 'ауди' или роскошный, как номер люкс, 'мерседес'. Если же, напротив, нужда подбирается к кошельку, но ещё не настолько серьёзно, чтобы пересесть на автобус, то выбор водителя падает на хорошо подержанный 'опель', даже если эта машина уже может послужить иллюстрацией к главе учебника химии, посвящённой коррозии металлов. Я затруднился бы сказать, что должно двигать калининградским водителем, чтобы он приобрёл себе российский автомобиль. Наверное, точно так же жители Владивостока взглянули бы на человека, хвастающегося леворульной отечественной машиной:
  
  - О несчастный! Неужели ты не мог купить нормальное авто?
  
  Как бы то ни было, сейчас передо мной шеренгой стояли десять 'жигулей', среди которых я увидел сразу две 'девятки', белую и вишнёвую. Судя по окраске, их возраст не превышал десятка лет. Остальные три модели я узнал только по логотипу. На каждой из машин красовался небольшой флажок с российским флагом. Неужели здесь проходит съезд всех десятерых калининградских 'жигулистов'?
  
  Оторвавшись от рассматривания автомобилей, я повернулся. Невдалеке, облокотившись на парапет набережной, стоял совершенно флегматичный рыболов неопределённого пожилого возраста. Своей невозмутимостью он напоминал индийского йога. Наверное, если бы возле него расступилась земля, то рыболов лишь переставил бы ведро с уловом в сторону. Я рискнул обратиться к нему.
  
  - Добрый день, - поприветствовал я рыболова, который скользнул по мне взглядом и вновь вернулся к поплавку, слегка качающемуся в реке. - Я понимаю, что это прозвучит очень странно, но какой сейчас год?
  
  Седые брови рыболова слегка приподнялись. На этот раз его взгляд остановился на мне. Я почувствовал себя свежевыловленным сомом.
  
  - Знаете, молодой человек, - вежливо сказал рыболов, - лучше не пейте водку. Это яд, который делают из опилок.
  
  Я устыдился. В конце концов, мне думалось, что я уже выгляжу приемлемо, несмотря на бессонную ночь, возлияния, утреннее бдение у реки и путешествия во времени.
  
  - Нет, это не водка, - сказал я. - Я не пьян, я просто немного запутался. Так всё-таки, какой сейчас год?
  
  - Пятьдесят седьмой, - ответил рыболов и отвернулся к поплавку, всё так же едва покачивающемуся на воде.
  
  По всей видимости, моя первая беседа с человеком будущего подошла к концу; он совершенно не отличался от моих современников. На всякий случай, я ещё раз бросил взгляд на десять 'Жигулей'. Они всё так же стояли шеренгой, словно на авторынке.
  
  Итак, я точно в будущем.
  
  Я огляделся ещё раз. Наверное, надо выйти чуть поближе к центру, к Ленинскому проспекту. Может быть, там удастся увидеть что-то новое и интересное. Пока я не мог сказать, что за прошедшие сорок лет город изменился до неузнаваемости. Наверное, подумал я, хорошо бы соблюдать инкогнито, чтобы никто не догадался о моём прибытии из прошлого. Кроме того, человек в чёрном рекомендовал мне ехать в Москву, а для этого следовало купить билет и узнать, как вообще сейчас путешествуют люди. Вполне возможно, что научно-технический прогресс позволил людям освоить телепортацию. В крайнем случае, подумал я, глядя на 'Жигули', будем надеяться, что московский метрополитен уже прорыли до Калининграда, оснастив при этом сверхзвуковыми магнитопоездами.
  
  Пройдя через сквер с разросшейся за эти годы ивою, я оказался у цели. Ленинский проспект, центральная трасса Калининграда, изменилась лишь косметически. Пятиэтажные блочные дома характерной хрущёвской архитектуры окрасили в различные цвета зелёных и синих оттенков. Это явно произошло не вчера: изрядно запылённая краска местами отслоилась, обнажая старые швы бетонных стыков.
  
  Автомобильное движение по сравнению с моими временами явно стало спокойнее. По проспекту мимо меня неторопливо проехало несколько машин характерно отечественного вида. Один из автомобилей напоминал хорошо модернизированную 'Волгу', словно только что выехавшую из фильма про секретаря обкома.
  
  Внезапно мой взгляд ухватился за очертания машины, казавшиеся чужеродными в этом скудном транспортном ручейке. По проспекту ехал 'мерседес', старый, в следах краски поверх шпаклёвки, но ещё вполне работоспособный. Негромко бурча мотором, он притормозил, чтобы свернуть мимо меня в переулок, и я с удивлением понял, что на его капоте вместо трёхлучевой звезды в круге демонстративно торчит эмблема автомобильного завода с берегов Волги.
  
  Рядом прошла пара, держащаяся за руки. Молодой человек и девушка мельком оглянули меня. Поняв, что я стою на углу дороги и удивлённо смотрю на машины, я решил неторопливым шагом пойти дальше.
  
  К счастью, я не слишком выделялся своей одеждой. Наряды в пятьдесят седьмом году были достаточно консервативные, так что я в джинсах и куртке-ветровке вполне вписывался в моду будущего. Я шёл по бугристому асфальту тротуара и смотрел налево и направо.
  
  В одном из домов располагалась закусочная 'Скатерь-самобранка' с вывеской в псевдорусском стиле. За окнами виднелись картинки с большой русской печкой, из устья которой выскакивали приветливо улыбающиеся булочки. Я подумал, что сейчас на них очень уместно смотрелась бы надпись 'Съешь меня'.
  
  После закусочной следовал магазин бытовой техники. Из его окон на меня смотрела выпуклыми кинескопами шеренга одинаковых ящикообразных телевизоров с двурогими антеннами. Я вспомнил, как в детстве играл на таких телевизорах в денди. Ходили слухи, что эта приставка ужасно сажает кинескопы. Да, это электронно-лучевой телевизор, подумал я, и в голове вспыхнули какие-то сумрачно-далёкие фразы 'развёртка строк', 'развёртка кадров', а также факт того, что напряжение на кинескопе - двадцать пять тысяч вольт и лезть внутрь надо крайне осторожно. Не таким я себе представлял 2057 год.
  
  Куда я вообще попал? Почему прошло сорок лет, но ничего не изменилось, за исключением покрашенных домов и достижений отечественного автопрома? Да и люди, что проходят рядом - почему они совершенно не отличаются от тех, что шли здесь полвека назад, разве что одеты немного скромнее?
  
  На ум мне пришло слово 'ретрофутуризм'. Может быть, это не будущее, а параллельная реальность? Алиса попала в Зазеркалье, а я, похоже, оказался в мире школьного сочинения 'Каким я вижу Калининград через сто лет', написанного школьником в далёком 1957 году.
  
  Я поднял взгляд. Там, где когда-то висела табличка 'Ленинский проспект', ныне находился указатель 'Проспект Великой России'. Нет, это явно не СССР.
  
  Что же это, спросил я сам себя? Что за мир, в который я попал? Почему он одновременно и похож на реальность, из которой я прибыл, и при этом совершенно не похож? Что здесь другое?
  
  Может быть, другая одежда? Неяркие цвета, приглушённые оттенки, всё какое-то неброское и незаметное. Нет, этого недостаточно. Вытершаяся штукатурка домов, которые ремонтировали, похоже, лет пятнадцать назад? Близко, но не то. Асфальт главной улицы города в заплатах? Помилуйте, они всегда тут были. Может быть, что-то неуловимое в людях?
  
  Я обошёл остановку, на которой стояло десятка два человек. Одна женщина посмотрела на меня, и тут же отвернулась. Четверо мужчин в одинаковых дутых куртках из тёмно-серой болоньи равнодушно скользнули по мне взглядом. Кроме них, никто не обратил внимания на меня, словно я был человеком-невидимкой. Невесёлые лица людей были похожи на солнце, пробивающееся сквозь тучи. Я посмотрел наверх. Облака занимали половину небосвода, сливаясь в едва прозрачное полотно. Солнце казалось огромной белой монетой, и я мог смотреть на него, не щурясь.
  
  Красный свет светофора остановил меня перед пешеходным переходом. На противоположной стороне дороги, где когда-то был сквер с зелёной травой и такими же зелёными скамейками, высилось немного странное здание. Архитектор пожелал совместить псевдорусский стиль ГУМа и стеклянный хай-тек небоскрёба. Получившаяся десятиэтажная башня смотрелась достаточно необычно. Большие светящиеся буквы над входом гласили:
  
  'Торговый центр 'Россия'
  
  Я подумал, что хорошо бы добраться до своего дома. В принципе, если идти прямо, и не сворачивать, то до него можно было добраться минут за сорок. Может быть, я увижу там себя в старости?
  
  Красный свет сменился зелёным, и я перешёл дорогу вместе с другими пешеходами. Мне показалось, что раз или два на меня бросили любопытствующий взгляд, но не более. Меня это вполне устраивало. Город жил своей жизнью, не замечая пришельца из прошлого.
  
  Я остановился перед зданием торгового центра, чтобы рассмотреть его получше. Какое-то оно было странное, не от города сего и не от времени сего, словно выстроенное в незапамятные времена сказочными великанами без архитектурного вкуса, а сейчас, лишённое ухода, - затёртое и пыльное. Отчего-то мне вспомнилось давнишнее путешествие в Москву и поход на ВДНХ в павильон 'Космос'. Я видел старые фотографии огромного выставочного зала со спутниками и ракетами, а оказался в ангаре, где торговали саженцами и семенами. Здание торгового центра создавало такое же ощущение обманутых ожиданий.
  
  Вслед за воспоминанием о Москве на ум снова пришли слова человека в чёрном. Зачем-то он советовал мне ехать именно туда. Любопытно, где сейчас можно купить билеты на самолёт? Хотя нет, я отчётливо помнил, что он предлагал мне поехать поездом. Почему?
  
  Размышляя так, я увидел на здании торгового центра большую зелёную вывеску с яркими буквами:
  
  'Единый государственный банк России'
  
  Это очень хорошо, подумал я, поправляя на боку сумку. Хватит ли мне двадцати евро на путешествие в Москву? В мои времена это составило бы половину железнодорожного билета и четверть самолётного. Остаётся надеяться, что человек в чёрном, прежде чем отправить меня в мир будущего, узнал цены транспортных компаний. И кстати, почему именно евро? Неужели в России уже нет рублей? Следовало узнать обстановку, а государственный банк для этого подходил как нельзя лучше.
  
  Ступая по вытертому зелёному кафелю, я поднялся к дверям и оказался в большом кассовом зале. Половина окошек не работала, поэтому внутри образовалась длинная очередь, перегородившая зал по-диагонали.
  
  Судя по плакатам, висевшим на стенах, банк предоставлял самые разнообразные услуги гражданам. Глядя на надписи, я обратил внимание, что рубль всё ещё в ходу. Посетитель банка мог открыть разные виды вкладов, получая до четырех или, при каких-то строгих условиях, даже до пяти процентов в год. Если же у него, напротив, не было денег, то банк мог любезно предоставить двадцатипроцентный займ. Здесь можно было оплатить коммунальные услуги, штрафы, совершить переводы, и расстаться со своими деньгами ещё дюжиной разных способов, однако я не мог найти ничего, что было бы связано с обменом валюты. Возле одного из окошек висело грозное предупреждение о том, что в случае агрессивного поведения или нецензурных ругательств по отношению к сотрудникам банка, будет немедленно вызвана полиция. Я подумал, что далеко ходить за полицией не придётся: человек в характерной серой форме (она не очень сильно изменилась за сорок лет) и фуражке с красным околышем сидел в углу на стуле и скучал.
  
  Окинув скептическим взглядом очередь ещё раз, я обнаружил стоящую рядом сотрудницу банка.
  
  - Чем я могу помочь? - спросила она, когда я подошёл к ней.
  
  - Здравствуйте, - поприветствовал я её, и сразу же взял быка за рога. - Скажите пожалуйста, можно ли у вас поменять валюту?
  
  Мои слова произвели больший эффект, чем если бы я крикнул во весь голос 'Это ограбление!' и выстрелом из обреза свалил бы встающего со стула полицейского. В первое мгновение консультантка смотрела на меня огромными бездонными глазами того же цвета, что и её каштановые локоны, словно я предложил ей нечто безумно непристойное. Во второй миг я, предчувствуя что-то очень плохое, оглянулся, и понял, что мои слова волшебным образом услышали все присутствующие. Очередь странно отшатнулась, будто я вытащил из сумки осколочную гранату. Операционистки испуганными глазами смотрели на меня из своих окошек. Похоже, я сказал что-то явно не то.
  
  - Знаете, пожалуй, я в другой раз зайду, - сказал я консультантке, разворачиваясь к выходу. Полицейский, стоящий поодаль, шёл наперерез, и я, набирая скорость, уже начал прикидывать, смогу ли его задержать и прорваться к выходу, если прямо сейчас швырну в него стулом. По моим расчетам выходило, что нет, и меня это не сильно обрадовало.
  
  - Остановитесь, молодой человек, - сказал полицейский, загородив двустворчатую дверь. Он опередил меня буквально на пару метров. Его властный тон мне откровенно не понравился.
  
  - У меня сейчас нет времени, - мрачно ответил я, сожалея, что человек в чёрном не снабдил меня пресловутым обрезом или чем-нибудь сравнимым. - Мне срочно нужно идти, у меня самолёт в Москву.
  
  При этих словах полицейский удивлённо замер. Его рука, уже протягивающаяся ко мне, остановилась в воздухе. К сожалению, отодвинуть полицейского от двери я всё ещё не мог. Ситуация была патовой.
  
  - Что случилось? - спросил я.
  
  - Вы задержаны, - ответил полицейский, кладя руку на свой пояс.
  
  - Почему?
  
  Полицейский не успел ничего сказать.
  
  - Подождите!.. - раздался чей-то запыхавшийся крик. Я оглянулся.
  
  Большая бронированная дверь, извещавшая своими надписями, что за ней скрывается служебное помещение, и куда строго воспрещён вход, была открыта. В ней, отдуваясь и тяжело дыша, стоял мужчина средних лет с раскрасневшимся лицом. Судя по всему, ему пришлось пробежаться на короткую дистанцию. Деловой костюм - не самая удобная одежда для забега, да и, судя по очертаниям брюшка, владелец костюма нечасто занимался физкультурой.
  
  - Куда же вы? - сказал бегун, отпустил ручку двери и быстро направился ко мне. - Пойдёмте в кабинет.
  
  Ловким жестом он ухватил меня под локоть, словно хотел под шумок вытащить бумажник, и буквально потащил вперёд с такой силой, что я даже запнулся о ботинок полицейского. Перед дверью мужчина остановился, и, не отпуская меня, обратился ко всем присутствующим.
  
  - Уважаемые посетители Госбанка! - громко сказал он. - Всё под контролем. Вы только что приняли участие в служебных учениях нашего филиала. Благодарю вас за участие! Прошу всех подписать в кассе бумагу о неразглашении.
  
  Я ничего не понял из этих слов, но меня уже буквально впихнули в коридор за бронированной дверью.
  
  - Скорее, - заговорщицким шёпотом сообщил мне бегун, всё так же торопливо ведя меня за локоть. Мы свернули за угол и поднялись по лестнице на второй этаж.
  
  - Скажите, - не выдержал я, когда отворившаяся дверь впустила нас в какую-то приёмную, где на нас с нескрываемым любопытством смотрела секретарша, - в чём, собственно, дело?
  
  Мой проводник вертикально поднял ладонь, всем своим видом показывая, что этому вопросу ещё не наступил срок.
  
  - Меня ни для кого нет, - сообщил он секретарше, одновременно открывая мне дверь кабинета. Краем глаза я заметил на дверной табличке гравированные строки 'Сергей Петрович Н., директор калининградского филиала Государственного...', но дочитать их не успел: моё внимание приковал к себе компьютер секретарши. Я даже не знал, что меня больше удивило: то, что у него был ящикообразный электронно-лучевой монитор, на чёрном экране которого ярко зеленели буквы, или то что рядом с горизонтальным системным блоком лежала пара удивительно знакомых по моему детству трёхдюймовых дискет?
  
  Может быть, я попал не просто в будущее, а в альтернативное будущее? В мир, где двести лет назад Наполеон высадил десант в Англии и поэтому всё пошло немного не так? Или же в1991 году кремлёвское восстание всё-таки привело страну к процветанию и трёхдюймовым дискетам?
  
  Дверь кабинета закрылась за мной. Уже отдышавшийся от забега за мною директор щёлкнул замком и широким жестом указал мне на кресло, обитое слегка потёртым кожезаменителем.
  
  - Прошу, - сказал он, поправляя на себе сбившийся галстук, - устраивайтесь и мы поговорим.
  
  - О чём? - спросил я. Кресло слегка спружинило подо мною.
  
  Банкир помедлил с ответом. Обойдя стол, заполненный бумагами, он опустился в своё кресло с высокой спинкой, взял со стола очки в тонкой золотой оправе и надел их, предварительно протерев. Сейчас он выглядел намного серьёзнее, чем минуту назад. Должно быть, мой визит в банк являлся чем-то из ряда вон выходящим, раз сам директор бросился ловить меня, оставив здесь как очки, так и чувство собственной степенности.
  
  Только теперь я заметил на стене большой государственный герб. Он в точности повторял рисунок на моём паспорте, только был более крупным, что позволяло лучше различить детали. На красном щите располагался золотой двуглавый медведь. В каждой из своих лап мишка сжимал по снопу золотой пшеницы. Колосья, увитые лентами, изгибались, почти замыкаясь в круг над медвежьими головами. Я перевёл взгляд вправо, на добротный портрет с латунной табличкой 'Господин президент Российской Федерации'. Его лицо показалось мне ужасно знакомым, словно я знал этого человека очень давно, ещё с тех времён, когда ходил в школу, и все телевизоры имели выпуклые экраны кинескопов. Мне показалось, что я обознался, но уточнять это я не решился.
  
  - Зачем вы пришли ко мне в банк? - спросил банкир таким тоном, которым было бы уместнее произнести 'Вы уволены!'. Я оторвался от портрета.
  
  - Во-первых, - начал я, стараясь придать своему голосу более твёрдые интонации, и, кажется, мне это удалось, - я пришёл не к вам. Во-вторых, почему все так набросились на меня, словно я объявил о том, что ваш банк заминирован?
  
  Взгляд в золотой оправе прошёл по мне сверху донизу и слева направо, словно крестя меня. Потребуй я у банкира миллион рублей и его дочь в жёны, он смотрел бы на меня менее пристально. Бдительно оглядев меня, директор взял телефонную трубку, за которой потянулся длинный чёрный витой провод, и нажал какую-то из кнопок на корпусе аппарата.
  
  - Ты собрал подписи о неразглашении? Хорошо, продолжай дальше. Предупреди посетителей, что учения тайные. Кассиршам благодарность за оперативное реагирование. Да, ему тоже. Если что-то... Нет, пока не требуется.
  
  Его рука с золотым перстнем нажала ещё одну кнопку.
  
  - Заменить все записи с камер. Поставьте обычную картинку. Если что, объясните скачком напряжения или ошибкой. Да. Да, или так.
  
  Телефонная трубка легла на аппарат. Внимательный, почти рентгеновский взгляд банкира вернулся на меня.
  
  - Я спрашиваю ещё раз, для чего вы пришли в банк, и прошу на этот раз мне ответить.
  
  Тон директора не предполагал возражений. Я почувствовал, что мне это уже начинает надоедать.
  
  - Мне нужно обменять валюту, - ответил я, вкладывая в голос некий вызов.
  
  Банкир снял с себя очки и закрыл глаза.
  
  - Когда мне сообщили о вас, я подумал, что вы провокатор из госфинансконтроля или федеральной опричной службы, но сейчас я вижу, что вы не из них, - сказал банкир и открыл глаза. - Вы не провокатор, а, извините, дурак, раз пришли посреди бела дня и объявили это на весь банк. Так не поступают. Я могу затереть записи с камер и поручиться, что мои люди будут молчать, но что если кто-то из посетителей выйдет из банка и позвонит куда надо, сообщив, что сюда пришёл человек с валютой?
  
  Я даже не знал, что ответить на этот вопрос, поэтому просто пожал плечами.
  
  - Мы сделаем так, - голос банкира слегка смягчился, а сам он наклонился ко мне. - В случае, если...
  
  Он замялся.
  
  - Если у нас будут спрашивать уполномоченные лица, то вы нашли валюту в дедушкином портмоне из кладовки. Взяв монеты, вы, как законопослушный гражданин, немедленно отправились в банк, чтобы сдать валюту в установленный законом двенадцатичасовой срок. Да-да, ведь вы имеете право сдавать деньги не только в полицию внутренних дел, но и в банк. Разумеется, в течение часа мы должны уведомить об этом органы, но электронное письмо затерялось из-за аварии электропроводки. Вам всё понятно?
  
  Портмоне, банк и проводка. Мне это показалось каким-то бредом, но на всякий случай я кивнул.
  
  - Что же, теперь, когда мы определились с тем, что происходит, можно перейти ближе делу. Сколько у вас денег?
  
  - Двадцать евро.
  
  Банкир с силой опустил ладони на стол.
  
  - Мне кажется, - сказал он строго, - что сейчас не совсем подходящее время для шуток. Ситуация не располагает к этому.
  
  - Я шучу только с полуночи до восьми утра, - его слова задели меня. Неужели ему было мало? Расстегнув молнию ветровки, я извлёк из кармана синюю купюру и показал ему.
  
  Банкир на мгновение замер, словно кролик перед удавом. Я увидел, как расширяются его зрачки. Спустя секунду он со словами 'позвольте' жестом фокусника вытащил у меня купюру из рук. Я даже не успел моргнуть, а мой собеседник уже достал из ящика стола часовую лупу и внимательнейшим образом изучал мои деньги. Будь это на сцене, я бы поразился той ловкости, с которой мои деньги перекочевали в руки банка, но в жизни это оказалось далеко не смешно.
  
  - Что это за грабёж... - начал я, но банкир уже ничего не слышал. Всё его внимание было приковано к банкноте. Щёлкнул тумблер настольной лампы. Голова финансиста склонилась так, что мне пришлось бы разговаривать с залысиной на его макушке, и я замолчал. Банкир рассматривал банкноту через лупу, изучал на просвет, поворачиваясь то к лампе, то к окну. Он даже слегка похрустел бумагой и понюхал её, словно стремясь узнать, пахнут ли деньги, и если да, то чем? Казалось, сейчас директор надкусит банкноту, но он прервался и снова внимательно посмотрел на меня, не выпуская её из рук.
  
  - Теперь я точно вижу, что вы не провокатор. В таком случае, вы бы пришли с пятью центами.
  
  - Я рад, что мы это выяснили, - ответил я не слишком любезно. События предыдущих десяти минут не располагали к приятному общению.
  
  - Итак, вы пришли ко мне с, - тут взгляд банкира опустился на удерживаемую им банкноту, - двадцатью евро. Как я понимаю, вы хотите обменять их на рубли?
  
  Я кивнул.
  
  - Конечно, - заметил он как бы в скобках, - вы пришли ко мне не самым лучшим путём, подняв при этом большой переполох. Но, впрочем...
  
  Его взгляд поднялся на меня.
  
  - Сколько вы хотите за них? - поинтересовался банкир.
  
  - А сколько вы дадите?
  
  - Я могу дать вам за них двести тысяч рублей. Эта сумма удовлетворит вас?
  
  Двести тысяч? За двадцать евро? Вот это курс нынче!
  
  Впрочем, тут же сказал себе я, не радуйся заранее. Я помнил времена, когда на четыре рубля можно было проехать в автобусе, и когда на семь тысяч - приобрести лишь бутылку газировки 'Колокольчик'. Как ценен был рубль сейчас? Банкир истолковал моё молчание по-своему.
  
  - Конечно, вы можете обратиться к теневым кругам. Они даже могут пообещать вам большую сумму, но! - он предостерегающе поднял указательный палец, по-прежнему удерживая банкноту. - Скорее всего, вас обманут и ограбят. Кроме того, даже если вам повезёт со сделкой, вас очень быстро арестуют. Валюта - это не тот товар, которым можно свободно распоряжаться. Крайним же в глазах закона будете вы, и на случай, если вы не знаете, то соответствующая статья, - погладил он двадцатку, - предусматривает до пяти лет. Незаконный оборот валюты в крупном размере. Напротив, я, - здесь банкир возвысил голос, - имею возможность обеспечить относительную законность нашей сделки. Вы нашли в дедушкином портмоне крупную сумму валюты, и, как законопослушный гражданин, сдали её в банк. Я выплачиваю вам компенсацию по официальному равновесному курсу, двадцать рублей. По рублю за евро. И затем выдаю вам двести тысяч наличными в качестве оплаты за консультационные услуги. Юридически, вы остаётесь абсолютно чисты.
  
  - Это прекрасная схема, - польстил я своему собеседнику, - и, в целом, я согласен. Но мне хотелось бы знать одну вещь. Дело в том, что мне нужно попасть в Москву. Сколько стоит билет на самолёт?
  
  Банкир замер. Удерживая на столе двадцатку левой рукой, он снял очки, положил их на стопу служебных бумаг, потёр угол глаза и лишь затем надел их обратно.
  
  - Я не знаю, кто вы, - начал он осторожным тоном. - Я вижу, что вы не провокатор, но самолёты в Москву не летают уже больше четверти века лет. Если бы вы были министром, то для вас бы, возможно, ещё организовали рейс с разрешения авиационного контроля, но, при всём моём к вам уважении, вы явно не министр.
  
  Шпионы попадаются на мелочах, а путешественники во времени - на незнании реалий.
  
  - Как же тогда мне попасть в Москву?
  
  - Поезд, - как будто с облегчением ответил банкир. - Поезд Калининград-Москва. Но с этим обратитесь на вокзал. Скажите мне лучше одну вещь. Я не хочу знать, откуда у вас эти деньги. Я не хочу знать, кто вы, так как у каждого из нас есть свои секреты. Но, прошу, объясните мне, почему вы не знаете очевидных вещей? Придя в банк, вы открыто говорите, что хотите обменять валюту. Вы приносите бешеную сумму. Вы хотите лететь на самолёте. Со стороны это выглядит уже не просто подозрительно, это начинает пугать!
  
  Какую бы легенду мне изобрести? Я подумал, что правда может показаться очень странной. В самом деле, если я скажу, что утром ко мне пришёл человек в чёрном и перенёс меня на сорок лет вперёд, вручив при этом двадцать евро, то мне никто не поверит.
  
  - Знаете, - дипломатично начал я, - я серьёзно занимаюсь историей. Начало двадцать первого века, и всё такое...
  
  Надеюсь, я нахожусь в нашей реальности, а не в параллельной, где в начале двадцать первого века Россия построила трансатлантический туннель до Мексики. Что же, будем лить воду в ответ. Как истинный вечный студент я умел просто блестяще говорить о вещах, в которых абсолютно не разбирался. Именно так я и пересдал этой осенью экзамен по социологии, используя только свою эрудицию и красноречие, прекрасно восполняющие знания сдаваемого предмета.
  
  - Помимо изучения этой эпохи через учебники и исторические свидетельства, - уверенным тоном говорил я, - я практикую погружение в быт. Это называется историческая реконструкция. И должен сказать, бывает очень трудно выйти из образа. Очень сильно затягивает. Поэтому со стороны это может показаться несколько странным...
  
  Банкир внимательно выслушал меня, кивая головой:
  
  - Я сделаю вид, что поверю вам. Когда я в прошлом году сделал своего сына руководителем кредитного отдела, мотивировав это только тем, что он обладает высокой квалификацией и профессионализмом, то мои коллеги сделали вид, что поверили. Так что сейчас я сделаю то же самое. Вы - исторический реконструктор, очень хорошо.
  
  Я подтверждающе кивнул. Я так и не узнал, как ценны сейчас двести тысяч рублей, но, судя по обстоятельствам, этой суммы должно было хватить на поездку.
  
  - Вот и замечательно, - сказал банкир, поднимая трубку телефона и нажимая кнопку. - Ксения, принеси двести тысяч разными банкнотами, и договор консультирования, как обычно. Да.
  
  Положив трубку, он снова внимательно посмотрел на меня.
  
  - Кстати, про реконструкцию. Ваши джинсы - тоже реконструкторские? Судя по всему, они заграничные?
  
  Я кивнул.
  
  - Видите ли, я интересуюсь подобными вещами. Сейчас очень трудно достать достойную одежду. Даже в Москве, честно признаться, очень ломят цену. Обратите внимание на мой пиджак. Это пиджак, шитый итальянскими нитками. Пуговицы болгарские. Ботинки польские. Новые подмётки взамен изношенных поставил талантливый сапожник из Чкаловска. Скажите, а какой у вас размер брюк?
  
  Пальцем руки я нашёл изнутри на поясе джинс ярлычок.
  
  - Тридцать три.
  
  - Жаль, для меня они малы. А ботинки?
  
  - Сорок третий, но они мне нужны.
  
  - Тоже малы, - несколько разочарованно произнёс банкир. - Давайте мы договоримся: если вы вдруг найдёте в бабушкином шифоньере какие-то вещи зарубежного пошива, подходящие мне по размеру, я их с большим удовольствием приобрету по сходной цене. Кстати, если вы, - здесь мой собеседник потёр пальцы руки друг о друга, словно намекая на что-то, - вдруг обнаружите, что в кармане дедушкиного пиджака лежит ещё одна банкнота, немедленно несите мне. Вот моя визитка, возьмите.
  
  Я убрал визитку в карман.
  
  - Вы запомнили? - заботливо спросил директор. - Мне и только мне. Никакой полиции и никакого финконтроля. Они вас обдерут как липку и подставят под статью, повысив себе раскрываемость, получив при этом премию и повышение в звании. И уж тем более, никакой федеральной опричной службы или тайной полиции: вам будет грозить измена родине.
  
  В дверь кабинета кто-то постучал.
  
  - Сейчас! - крикнул директор, вставая из-за стола. Я использовал паузу, чтобы повнимательнее вглядеться в портрет президента. Если даже это и был мой современник, то сорок лет оставили на нём не такой уж и значительный след.
  
  Похоже, это будущее всё же параллельное.
  
  Дверь снова закрылась, и банкир вернулся в своё кресло.
  
  - Итак, вот двадцать рублей равновесного курса, - сказал банкир, кладя на стол две монеты, - а вот двести тысяч, - банкир похлопал по одной из папок. - Вы оказали госбанку консультативные услуги и получаете гонорар по акту. Единственное, что нам нужно заполнить несколько бумаг.
  
  У меня возникло странное подозрение. Мне не хотелось подписывать документы сомнительной законности.
  
  - А можно ли как-то без этого? - поинтересовался я. - Договорное устное соглашение и всё такое?
  
  Банкир отрицательно покачал головой.
  
  - Вы хотите сесть? - осведомился он, извлекая из другой папки бумаги и берясь за ручку с золотым пером. - Не рекомендую. Кстати, у вас документы с собой?
  
  Мысленно ругая бюрократизм, я достал из кармана загранпаспорт и открыл его, не выпуская из рук. Банкир замер. Кончик золотого пера повис в воздухе.
  
  - Ваша историческая реконструкция, - отложил он ручку в сторону, - заходит слишком далеко.
  
  - В чём дело? Он не подходит?
  
  Директор наконец-то выпустил из рук мою двадцатку, поместив её рядом с собой. Пододвинув лупу, он протянул руку за моим паспортом.
  
  - Дайте посмотреть, - его голос стал недовольным. - У всего есть свои границы.
  
  - Это уж точно. Для чего он вам? Мою фамилию и так видно.
  
  Лицо банкира приняло такое усталое выражение, словно я только что попытался предложить ему очень выгодный кредит под двадцать пять годовых процентов.
  
  - Когда-то и у меня был загранпаспорт, - наконец, сказал он холодно. - Вот только его срок годности вышел тридцать лет назад, а новых потом уже не выдавали.
  
  - А мне выдали, - сказал я, умолчав о том, что это произошло прямо сегодня. - Он вполне удостоверяет мою личность. Вы же меня не за границу выпускаете, а хотите заполнить бланк.
  
  - Дайте пожалуйста, посмотреть, - очень устало сказал он. Я пожал плечами и неохотно протянул ему загранпаспорт.
  
  Очень бережно, удерживая его через салфетку и испытывая большие неудобства, банкир осмотрел мой паспорт через лупу, после чего перелистал страницы. Дойдя до вклеенной шенгенской визы, рядом с которой чернели несколько польских штампов, он остановился. Закрыв паспорт и, на всякий случай, протерев от отпечатков пальцев обложку, банкир положил его на стол и ногтём придвинул ко мне.
  
  - В третий раз я говорю, что не знаю, кто вы и откуда, - ещё раз резюмировал он, - и я не хочу этого знать. У вас настоящие бумаги. Будь они поддельными, я бы это понял, это дело житейское. Но они настоящие. Я уже говорил, что вы не провокатор. Видимо, я ошибся, вы провокатор. Вы тоже ошиблись, только кабинетом. Это уровень федерального министра, а не директора банка...
  
  Я осторожно заглянул в паспорт. Не появились ли там какие-то антихристовы письмена?
  
  - В общем, вы предъявили мне обычный паспорт. Этого, - указал директор банка на красную книжечку в моих руках, - я не видел. И, прошу вас, уберите его. Вы пришли сдать деньги по акту. Вот акт. Вот рубли.
  
  Размашистым почерком он вписал мою фамилию и имя в бумагу и протянул её мне для ознакомления. Я бегло просмотрел текст. Да, вроде, всё нормально. 'Именуемый в дальнейшем 'сдающий', 'сдача валюты в установленный федеральным законом срок', 'с уведомлением', 'за исключением', 'установленный курс', 'в размере двадцати рублей'.
  
  В руках у директора уже мелькали банкноты.
  
  - Двести тысяч, - протянул он мне отечественные деньги. - И договор.
  
  Я скользнул взглядом по бумаге. 'Стороны заключили соглашение', 'оказание услуг консультационного характера', 'шестьсот тысяч рублей ноль копеек'.
  
  - Минуту, - насторожился я. - Здесь указана другая сумма.
  
  Банкир немного помялся.
  
  - Дело в том, что хоть наше мероприятие и выглядит законно, но мне потребуется некоторая сумма, чтобы уладить некоторые формальности. Поделиться с начальством. Отдать наверх некоторый процент. Замять сегодняшний инцидент, как минимум. Это внутренние банковские дела, пусть они вас не волнуют. Опять же, мои услуги тоже нуждаются в определённом вознаграждении за риск...
  
  - Да, но тут втрое больше, - сказал я. Мне по-прежнему не нравилась алчность банковских дел мастеров.
  
  Банкир потёр переносицу указательным пальцем.
  
  - Поймите же, - сказал он, - это в наших общих интересах. Вы же не хотите, чтобы нас прикрыла полиция внутренних дел или финконтроль? Им всем нужна доля. Я иду на огромный риск. Заметьте, при этом никто ещё не знает о том, что это плата за валюту. Все подумают, что это обычное обналичивание денег при переводе в чёрные фонды. В противном случае, сюда бы все сбежались, как пчёлы на мёд, и ваше дело вышло бы на федеральный уровень.
  
  Мрачно вздохнув, я взял протянутую мне ручку и в знак протеста оставил на обоих документах подпись Остапа Бендера, после чего, не считая, положил объёмную пачку банкнот в сумку. Тем временем банкир о чём-то настороженно думал.
  
  - Вы хотите ехать в Москву с этим паспортом? - осведомился он с какой-то ноткой в голосе.
  
  - Думаете, не стоит?
  
  - Определённо не стоит. Вы привлечёте к себе, а значит, и к нашей сделке слишком большое внимание. Конечно, раз вам выдали паспорт с разрешения президента, то вряд ли вас рискнут тронуть, но...
  
  - Других документов у меня нет, - честно признался я. Банкир чуть помялся.
  
  - Давайте тогда мы сделаем так, - сказал он с видимым облегчением. - У меня есть знакомый чиновник в железной дороге...
  
  Банкир достал из ящика стола, словно из машины времени, кирпичеобразный сотовый телефон. Я неоднократно видел такие телефоны у преуспевающих бизнесменов во времена своего детства. Чаще всего эти бизнесмены находились в телевизоре.
  
   Выдвинув вверх антенну, директор банка набрал номер. Кнопки пощёлкивали под его пальцем.
  
  - Слава, здравствуй, - сказал банкир в трубку. - Это я тебя беспокою. Как у тебя? Да, у меня тоже всё хорошо. У меня к тебе есть дело: нужно отправить ценную посылку в Москву наложенным платежом. Только бандероль? Какая жалость. Ну, хотя бы так. Когда ближайшая отправка почты? О, а когда следующая? Тогда лучше сегодня. Да, хорошо. За мной будет. Ага. Спасибо. До свидания.
  
  Громко пикнув кнопкой телефона, банкир обратился ко мне:
  
  - Я оформил вам билет в Москву. Считайте, что это подарок в надежде на дальнейшее сотрудничество. Вы поедете на уже оплаченном служебном месте, только, прошу, не бравируйте своим паспортом. Это будет слишком опасно. Поезд отходит через час, но следующий будет только в понедельник. Купейных мест нет вообще, поэтому придётся ехать плацкартом. Это, конечно, неудобно, но ничего не поделаешь.
  
  - Это не страшно, - сказал я. - Спасибо, что организовали поездку. Какие у вас интересные метафоры для поезда. Посылка, бандероль...
  
  Банкир грустно вздохнул и показал мне тыльную сторону кирпичеобразного телефона, обычно прикрываемую ладонью. Там была наклеена небольшая, размером со спичечный коробок, пластинка с надписью:
  
  
ВАШ РАЗГОВОР ПРОСЛУШИВАЕТСЯ
  
ДЛЯ ВАШЕЙ ЖЕ СОБСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
  
СПАСИБО ЗА ПОНИМАНИЕ
  
  - Самое обидное даже не то, что они прослушивают, а то, что они ещё берут за это деньги, - пожаловался банкир, убирая телефон. - Так и пишут в счёте. Пятьсот рублей -плата за связь, пятьсот рублей - обеспечение контроля и безопасности плюс услуги прослушивающего персонала. Поэтому и приходится говорить намёками. Впрочем, у вас скоро поезд. Надо спешить. Вы не будете против, если вас отвезут в инкассаторской машине? Вы взяли визитку? Помните, если у вас будет валюта или вещи - сразу же звоните. Когда вы вернётесь из Москвы, сразу же заходите ко мне, нам нужно будет обсудить ряд важных деловых вопросов. Только прошу, возьмите свой обычный паспорт.
  
  Покинув гостеприимный кабинет, мы спустились по лестнице и свернули в другую сторону. За очередной дверью оказался спуск в подземный гараж, где нас уже ждал бежевый инкассаторский фургон с широкой зелёной полосой на корпусе. Пахло бензином. Водитель, немногословный мужчина лет сорока сидевший за рулём, был одет в униформу сдержанных цветов.
  
  - На вокзал, и поскорее, - сказал ему директор и развернулся ко мне. - Приятно иметь с вами дело. Только, пожалуйста, будьте осторожны со своей исторической реконструкцией.
  
  Пожав его руку и попрощавшись, я сел на переднее сиденье. Водитель со второго раза завёл машину, и мы отправились в путь.
  
  К счастью, до вокзала нам предстояло проехать совсем немного. Дороги, по сравнению с моими временами, были практически пустыми. Я смотрел налево и направо, глядя на свой город через призму прошедших сорока лет. В сравнении с инцидентом в банке, когда меня едва не арестовали, но потом выдали пухлую пачку денег, здесь не было почти ничего удивительного. По обе стороны Ленинского проспекта (я всё ещё не мог привыкнуть к его новому названию) ровными рядами шли знакомые мне с детства хрущёвки. Их новая раскраска уже казалась привычной.
  
  Мы обогнали едва движущийся автобус, битком заполненный пассажирами. Я внезапно обратил внимание, что трамвайных рельс на проспекте уже не было. Видимо, калининградскому трамваю в будущем пришёл конец. Куда-то пропали и все деревья, что росли на тротуарах. Впрочем, судя по банку, это было ещё не самое плохое, что произошло за эти годы.
  
  На перекрёстке с улицей Багратиона (я подумал, что она тоже может быть переименованной, но узнать это никак не удалось) мы остановились перед светофором. Справа, там, где раньше стоял пятиэтажный угловой дом, теперь возвышалась девятиэтажная 'свечка'. Во всю её высоту был нарисован мурал с медведем, держащим в лапах щит и меч. Краски были яркие и сочные; над головой медведя шёл броско написанный лозунг:
  
  ЗАЩИТИМ ОТ ВРАГА ЗАПАДНЫЙ ФОРПОСТ РОССИИ!!!
  
  Что же произошло за это время? Может быть, случилась война?
  
  По пешеходному переходу прямо перед нами прошла строем группа детей. Почему-то они все были одеты в камуфляжную форму с нарукавными нашивками шестнадцатой школы. Одна из девочек грустно посмотрела на меня из-под берета, словно хотела мне что-то сказать. Наши взгляды соприкоснулись на одну секунду. Затем она отвернулась, вступая на тротуар. Я посмотрел ей вслед.
  
  Отчего-то детский взгляд заставил меня остро почувствовать разницу в годах и поколениях, что проходила между мной и неизвестной школьницей. Я с какой-то ощутимой горечью ощутил, что оказался в мире, с которым меня ничего не связывает, кроме фантомных воспоминаний о городе, от которого остались только дома и улицы.
  
  Мы выехали на площадь перед вокзалом; я даже не сразу узнал его. Здание вокзала было выкрашено в цвета государственного флага. Верхняя часть, которой достался белый цвет, терялась на фоне облаков. Фургон остановился. Справа, там, где в мои времена с дружелюбно протянутой рукой стоял бронзовый Калинин, возвышалась белая церковь.
  
  К нам уже подходил высокий мужчина лет тридцати пяти с броскими гусарскими усами. Его форму украшали какие-то позолоченные эмблемы железнодорожного образца. В руках он держал планшетку с бумагами
  
  - Здравствуйте! - поприветствовал он меня. - Вы от Сергея Петровича? Я от Вячеслава Павловича.
  
  Я кивнул, подтверждая обмен этими странными рекомендациями. Это напомнило мне какой-то ритуал из жизни старосветских помещиков уездного города К.
  
  - Прошу, поезд уже скоро отправляется. Вот ваш билет. К сожалению, из нижних мест свободным было только тринадцатое. Если хотите, мы можем выдать другое, но или боковое, или верхнее, или же передвинуть кого-то из обычных пассажиров.
  
  - Ничего страшного, - сказал я. - Я не суеверен...
  
  - Хорошо. Вы без багажа?
  
  А ведь и в самом деле, я отправляюсь в путешествие на поезде с пустыми руками, не имея ни сменной одежды, ни запасов еды, ни даже зубной щётки - словом, всего того, что делает суточную поездку значительно комфортабельнее. Я пожал плечами.
  
  - Очень срочный и неожиданный отъезд. Я даже не ожидал этой поездки, но меня очень ждут в Москве, - немного туманно ответил я, разглядывая билет. Это был плотный картонный прямоугольник, богато украшенный вензелями и узорами. По верху билета шла тиснёная надпись 'Железные дороги России'. Чуть ниже и чуть мельче значилось 'Великие дороги великой страны'.
  
  - Мы можем выдать вам дорожный набор, - предложил мне железнодорожник, протягивая мне планшет с бумагой. - Пожалуйста, распишитесь вот здесь.
  
  - Да, это будет очень хорошо, - согласился я, беря в руки шариковую ручку. Прочитать полностью 'Акт о предоставлении служебного билета' мне так и не удалось. Я поставил максимально неразборчивую закорючку в самом низу листа и отдал планшет обратно.
  
  Мы подошли к входу. С близкого расстояния стало видно, насколько обтрёпанно выглядит краска на здании вокзала. На каждой из пяти дверей висело по табличке:
  
  Зона транспортной безопасности
  
  Возможно применение оружия
  
  Железнодорожник прошёл внутрь, совершенно не обращая внимания на эти грозные надписи, и я, хоть и более напряжённо, последовал за ним.
  
  Парадный зал встречал нас рамами металлоискателей, у которых стояли полицейские со строгими лицами. Из трёх рам работала только одна. Перед ней выстроилась небольшая очередь. У каждого из входящих тщательно проверяли документы, занося данные в стоявший тут же компьютер весьма архаичного вида. Экран монитора слегка мерцал зелёными буквами в полумраке вокзала. Чьи-то чемоданы досматривали на одном из столов.
  
  - Нам сюда, - указал мне путь железнодорожник, и мы обогнули металлоискательный кордон сбоку. Один из полицейских равнодушно скользнул по нам взглядом, и тут же вернулся к своим обязанностям. Пожалуй, это можно было только приветствовать. Я ещё не забыл реакции банкира на мой загранпаспорт, а других документов у меня с собой не имелось.
  
  Вокзал изнутри изменился не так уж и сильно. Стены огромного зала были покрыты бежевой штукатуркой. Под потолком неподвижно висела огромная позолоченная люстра с уже знакомым гигантским двухголовым медведем в окружении пшеничных снопов. Над выходом к перронам располагалась грандиозная мраморная мозаика, изображавшая президента. Я снова задался вопросом: мог ли я его видеть раньше?
  
  - Слушайте, а сколько вообще стоит билет до Москвы? - внезапно спросил я.
  
  - Служебные билеты не продаются. Их выделяют в рамках федерального финансирования. Ну, или как договоритесь.
  
  - Нет, а если обычный плацкарт?
  
  - Точно не помню, - сказал мой провожатый. - Это лучше спросить в кассах. Сам билет, если не ошибаюсь, три тысячи, но полный пакет документов со всеми пошлинами - не меньше пяти.
  
  Мы пересекли зал и вошли в туннель, ведущий к поездам. Вокруг нас спешили люди с багажом. Где-то вдалеке звонко и неразборчиво что-то сообщал громкоговоритель. Обогнав плотного мужчину, несущего чемодан размером с себя, мы поднялись по лестнице и оказались на перроне. Над нашими головами тремя нефами раскинулся дебаркадер.
  
  На перроне пахло шпалами, пропитанными креозотом и угольным дымом. Вокруг спешили люди: посадка шла полным ходом. К проводницам, проверяющим документы пассажиров, тянулись очереди. Кто-то обнимался на прощание перед дальней дорогой. Провожающие и уезжающие торжественно пожимали руки.
  
  - У вас вагон номер четыре, - сообщил мне железнодорожник. - Нумерация с головы состава, так что нам сюда.
  
  Поезд, в котором мне предстояло отправиться в путешествие, был раскрашен в цвета российского флага. Наверное, издалека в движении он выглядел подобно разноцветной зубной пасте, с огромной скоростью выдавливаемой из тюбика. Меня немного смутило то, что все окна вагонов снабжены солидными ставнями из прочных железных листов. На какой-то миг воображение нарисовало мне сцену из вестерна, где бравый шериф стреляет из бронированного вагона по скачущим вокруг бандитам. Неужели в нашем поезде повезут золото?
  
  - Какие солидные ставни, - словно невзначай сказал я. Неужели моя версия о том, что была война, всё же верна? Жаль, что нет возможности выйти в интернет или хотя бы взять школьный учебник истории, чтобы получше узнать события прошедших сорока лет.
  
  - Да, а как же. Иначе нельзя, - ответил железнодорожник, к моему сожалению, не вдаваясь в подробности. - Документы у вас в порядке? Всё оформлено?
  
  - Да, - подтвердил я, прежде чем задумался о том, что документов-то у меня толком и нет. Ладно, решил я, в пути разберёмся. Шенгенская виза у меня есть, значит, через Литву меня должны пропустить... В конце концов, человек в чёрном сказал, что мне этого будет достаточно.
  
  - Хорошо, - сказал железнодорожник. - Четвёртый вагон, вам сюда.
  
  Мы были у самой середины состава. Здесь практически все пассажиры уже были внутри. У окон махали руками провожающие. Кто-то из уезжающих, написав слова прощания на листе бумаги, показывал его в окне. Проводница стояла у входа в вагон.
  
  - Служебный билет, - сказал ей железнодорожник. Я протянул проводнице билет, и она, бегло проглядев, вернула мне его.
  
  - Документы, паспорт в порядке? - спросила она, отмечая что-то в списке пассажиров.
  
  - Да, - ответил за меня железнодорожник. - Выдайте дорожный набор, и, если что, оказывайте содействие.
  
  - Хорошо, - сказала проводница, отмечая что-то на листе бумаги. - Пожалуйста, проходите. Ваше место - тринадцатое.
  
  - Спасибо за всё, - поблагодарил я железнодорожника.
  
  - Да, не за что, - ответил он, кивая и отступая на шаг назад. - Счастливого пути!
  
  Окинув на прощание взглядом вокзал, я шагнул в вагон, оставляя родную землю позади. Я только сейчас ощутил, что у меня так и не получилось добраться до своего дома, чтобы посмотреть на него. Что же стало с ним за эти сорок лет?
  
  Посмотрю, когда вернусь из Москвы, подумал я, идя по вагону. Потом-значит никогда, тут же возразил я сам себе. Надо было смотреть сейчас, но момент оказался упущен. Может быть, даже навсегда?
  
  Вагон, хоть и не новый, был вполне чистым и аккуратным, с линолеумом, раскрашенным под паркет, с белыми панелями переборок и вишнёвым дерматином спальных полок; словом, это был классический плацкарт, совершенно не изменившийся за сорок лет. Сейчас здесь было очень тесно. Так происходит всегда, когда в плацкарт заходят пассажиры и размещаются на своих местах. Я направился к своему месту, огибая людей, ставящих вниз чемоданы, поднимающих наверх сумки, снимающих куртки и распаковывающих вещи.
  
  К счастью, идти нужно было не очень далеко, и, опять же к счастью, в моём купе было не очень людно. На пятнадцатом месте, что было напротив моей полки, сидела невысокая, стройная дама с миниатюрным, изящным лицом и собранными в хвост русыми, уже заметно седеющими волосами. На ней был надет чёрный кардиган с ярко-красными узорами, придававший ей несколько испанский колорит.
  
  На боковом месте располагался ещё один пассажир, рыжеволосый мужчина лет пятидесяти в мятых брюках и фланелевой клетчатой рубашке. У мужчины было строгое лицо интеллектуала, украшенное узкой полоской рыжих усов, и презрительный взгляд сноба, вынужденного ехать плацкартом вместе с плебсом.
  
  - До отправления остаётся пять минут, - произнесли громкоговорители под потолком вагона. - Просим провожающих покинуть поезд.
  
  Я сел на своё место, поставив сумку рядом с собой и повесив на крючок ветровку. Похоже, я попал в достаточно неплохое плацкартное купе, если, конечно, ночью никто не будет храпеть.
  
  По вагону шли провожающие, направляясь к выходу. Кто-то махал рукой с перрона. Пронзительно засвистел тепловоз. Я ещё раз огляделся и задумался. Куда же я попал? Что это за странное будущее, в котором я нахожусь уже больше часа? Конечно, было бы наивным ожидать, что увижу космодром 'Понарт', на который только что прибыл звездолёт с юпитерианцами-участниками шахматного турнира, но определённо хотелось бы больше оптимизма. Если не телепортирующих автобусов или флаеров, то хотя бы автоматов по бесплатной раздаче мороженого... А вместо этого...
  
  А вместо этого будущее могло оказаться в виде выжженной радиоактивной пустыни, тут же возразил я себе. Я же, как минимум, еду по служебному билету, который даёт какие-то неясные привилегии, и в сумке у меня немало денег. Дайте-ка сосчитать, почти шестьдесят пять железнодорожных билетов Калининград-Москва. Я мог бы выкупить целый плацкартный вагон!
  
  За окном медленно, очень медленно поплыл назад вокзал. Поезд набирал ход мягко и почти невесомо.
  
  Прощающиеся люди на перроне махали руками. Кто-то послал вдаль воздушный поцелуй. Поезд вынырнул из полумрака дебаркадера наружу. Погода оставалась непонятной. Белый диск солнца виднелся в облаках, и было неясно - то ли через пятнадцать минут хлынет ливень, то ли тучи разбегутся, открыв Калининград солнечным лучам.
  
  Я смотрел и смотрел в окно, словно стремясь на прощание увидеть как можно больше моего родного города. Состав уже ощутимо набирал ход, и всё странное, необычное и неузнаваемое словно оставалось позади. Уже не нужно было куда-то идти и что-то делать. Я находился в поезде, который уносил меня вперёд. Теперь можно было не волноваться. Моё будущее, невзирая на неясность, предопределено на сутки пути. Будущее? Будущее!
  
  Я в будущем! - ворвалась ко мне в мозг мысль, и только сейчас я до конца осознал эту невероятную истину, распробовав её, точно гурман - марочное вино. Я в две тысячи пятьдесят седьмом году! Еду! Поездом! В Москву! Вокруг меня - люди из будущего! Рождённые в двадцать пятом и уже успевшие стать старше меня! Странный и непонятный мне мир, и я, посередине всего этого, вижу то, до чего, может быть, и не доживу в своей обычной жизни, как и не доживут многие из твоих друзей. Мне выпал шанс, который, наверное, выпадает одному человеку из миллиардов, если выпадает кому-то вообще! Я могу увидеть будущее, не через хрустальный шар, не через карты таро эры Водолея, не через зеркало, стоящее в окружении свечей, но сам, своими глазами! И всё, абсолютно всё вокруг меня - это будущее!
  
  Я слегка покачался влево-вправо, ощущая, как пружинит подо мной набивка полки. Будущее определённо было мягким.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"