Б.К. : другие произведения.

Сарма. Глава седьмая. Москва

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть об удивительном путешествии по России в 2057 году.
  
Москва
  

Здесь в роли эпиграфа должна была находиться

цитата из 'Второй арии Ивана'

(панк-рок опера 'Кащей Бессмертный')

в исполнении группы 'Сектор газа'.

Автор не решился разместить здесь эту цитату

по причине её полнейшей нецензурности, однако,

с означенной песней несложно ознакомиться в интернете.

  
  
  
  И вот я оказался в Москве. Это прекрасно, но что же теперь следует делать дальше, спросил я себя? В гостиницу с моими документами мне нельзя. Может быть, отправиться по адресам моих московских друзей, если они ещё там живут? Или пойти к ДК Горбунова, чтобы попробовать встретить там Светлану? Или же зачем-то отправиться на Старую площадь, как требовал того Алексей? Я понадеялся, что во время битвы в поезде канцелярист не сильно пострадал.
  
  Путешествие завершилось тем, что я пришёл к финишу, абсолютно не имея при этом никакой цели. Человек в чёрном рекомендовал мне эту поездку для того, чтобы ощутить биение жизни. Безусловно, мне удалось прочувствовать это биение самым непосредственным образом, но что же делать теперь?
  
  В здании вокзала перед рамами металлоискателей выстроилась длинная очередь выходящих. Здесь, как и в Калининграде, был паспортный контроль. Несколько сотрудников не то полиции на транспорте, не то ещё какой-то службы, проверяли у людей документы. Я уже привычным движением показал издали корочку и спокойно прошёл вне очереди. Один из служащих любезно открыл для меня створки турникета, открывая мне дорогу; я кивнул ему в знак благодарности. Толкнув сопротивляющуюся дверь, я вышел наружу.
  
  Бывшая площадь Белорусского, а ныне, как это следовало из огромной надписи на здании, Минского вокзала встретила меня городским шумом, запахами автомобильных выхлопов и невероятным количеством спешащих людей. К метро выстроилась огромная очередь. У входа стояли два стенда:
  
  

ВХОД В МЕТРО ТОЛЬКО ПО ПАСПОРТУ ГРАЖДАНИНА МОСКВЫ

  и
  

ПРЕДЪЯВИ ВЕЩИ К ДОСМОТРУ

  
  Поразмыслив, я решил прогуляться пешком. Всё же, у меня не было паспорта москвича, и я не хотел проходить ещё один кордон, на котором могли бы присмотреться к моим бумагам. У меня не было желания рисковать, подвергаясь второй проверке документов за десять минут. К тому же, я хотел посмотреть на Москву надземную. Ноги сами развернули меня направо и понесли вперёд.
  
  Я шёл по Тверской улице к Кремлю. Я смотрел на Москву, а Москва смотрела на меня, коренного провинциала. Москва смотрела на меня десятками окон, чистых и пыльных, открытых и затворенных, больших, в человеческий рост, и маленьких, словно слуховые окошки чердаков. Москва смотрела на меня горящими фарами автомобилей и сложенными из десятков светодиодов фасетчатыми глазами светофоров. Москва смотрела на меня глазами сотен пешеходов, что спешили куда-то по делам в этот осенний день. Москва смотрела на меня мельком, пробегая и тут же скатываясь взглядом с меня, как ртуть сбегает с вощёной бумаги. Я шёл по Тверской улице к Кремлю.
  
  Как всё это странно, сказал я себе. Я прибыл сюда из прошлого и за сутки вжился в этот странный и во многом непонятный мне мир. Очень многое удивило меня, многое показалось странным, но при всей своей необычности - собранным в одну систему, словно мозаика из тысячи кусочков. Самым удивительным было то, что во всём этом можно было существовать. Люди жили, и даже как-то радовались своему бытию. Отчего-то мне вспомнилась картина 'Всюду жизнь'. После моего суточного путешествия четырьмя поездами, это было прекрасной аллегорией России будущего.
  
  В России жить можно, резюмировал я, и тут же развернул свою мысль: а в Москве ещё и нужно. Столичность незримо ощущалась во всём. В людях: в быстрой и уверенной походке москвичей, в выражении их лиц, в какой-то целеустремлённости, что была присуща каждому из прохожих и свидетельствовала о том, что в глубине каждого из них скрывается какая-то московская мечта, что незримо и гарантированно отличает жителя метрополии от провинциала. В зданиях: в огромных, облицованных по-осеннему холодным мрамором высотках, с дверьми подъездов высотой в два этажа, с окнами в фигурном обрамлении, с мемориальными досками, свидетельствующих о том, какие славные события происходили здесь и какие вершители истории когда-то смотрели на Москву из этих окон. Даже в автомобилях: ухоженных, многочисленных, солидных, многих - с заменёнными эмблемами производителей, но в прекрасном состоянии. Это была столица, сконцентрировавшая в себе всю страну, собравшая в себе всё, что было в пределах досягаемости, и превратившаяся в ведро лучших сливок на цистерне обезжиренного молока.
  
  Половину полос Тверской улицы ремонтировали. За сетчатым забором было видно, как трудолюбивые рабочие укладывают тяжёлые мраморные плиты, мостя ими проезжую часть. Из-за этого ремонта вся оставшаяся часть Тверской стояла в чудовищной пробке, которой не было видно ни конца, ни края. Бесконечная колонна неподвижных машин уходила в обе стороны, сколько хватало взгляда.
  
  Тротуар улицы уже был переложен. Белоснежный мрамор, по которому я ступал, казался кинутым в пропасть осенней слякоти.
  
  Откуда-то повеяло восхитительным ароматом свежей выпечки. Повинуясь даже не интуиции, а желанию подкрепиться, я свернул в булочную, где на прилавках лежали кренделя, слойки, плюшки, сдобы, пироги, пирожки, и прочие произведения пекарного искусства. Назвать всё это великолепие хлебобулочными изделиями означало бы опошлить истину. Я так и не рискнул этого сделать.
  
  - Дайте, пожалуйста, тот курник, - обратился я к молодой симпатичной девушке с убранной набок чёлкой и небольшой мушкой на носу. Мне даже в голову не пришло спросить, сделан ли курник из пшеницы, и не соевая ли внутри курица? Это показалось мне таким же неуместным, как поинтересоваться возрастом и весом девушки с чёлкой. - И ещё чай.
  
  - Пажаалуйста! - ответила девушка, непривычно акцентируя букву 'а', и с широкой улыбкой выдала мой заказ. Я разместился за небольшим столиком возле окна и с аппетитом съел свой обед. Как я и ожидал, это был прекрасный курник без малейшего намёка на какие-то недобросовестные добавки. Москва встретила меня гостеприимно.
  
  В углу на специально оборудованном столике под флагом России находился телевизор. У чёрно-белого ведущего отсутствовала не только мимика, но и пластика движений; он напоминал робота с абсолютно неподвижным корпусом и странно поднятыми плечами. То ли невидимый баллон раздувал его изнутри, то ли костюм, напоминавший по фасону деревянный бушлат, был мал ведущему сразу на пять размеров. На заднем фоне в студии светилась надпись 'Пятая колонна и происки Запада, как первоисточник всех проблем России'. Звук был выключен, и понять, о чём говорит механически двигающий челюстью робот, похожий на суррогатного Кашпировского, было совершенно невозможно. Над телевизором висело объявление:
  
  Дорогие посетители нашей булочной!
   К сожалению, мы вынуждены соблюдать федеральный закон
  О телетрансляциях в общественных местах,
  Но в нём не сказано, что у телевизора должен быть исправен динамик.
  Желаем вам приятного отдыха! Наслаждайтесь тишиной!
  
  Это объявление выглядело весьма фрондерски, что определённо обрадовало меня. Воздух свободы всегда опьяняет, предостерёг я себя от падения в пучину эйфории. Почему-то мне вспомнился универмаг в посёлке образцового патриотизма и штурм электрички в Можайске. Как знать, может быть, эта милая девочка, что широко улыбнулась мне, одна из тех утренних пассажиров, что ехала со мной в давке и тесноте рабочего поезда? Ты сейчас ешь курник, а она вернётся домой и будет ужинать соевым салатом с фасолью? Не забывай, что твои приключения с загранпаспортом, красной корочкой и кучей денег позволяют увидеть Россию в привилегированных условиях.
  
  Ощущая в себе приятное утяжеление после сытного обеда, я вышел наружу, в мир броуновского людского движения. Я подошёл к Бульварному кольцу и остановился на переходе, пока светофор горел красным светом. Кольцо стояло в такой же бесконечной пробке, как и Тверская, так что при желании, я мог бы спокойно перейти улицу, пролезая между машинами, стоящими на переходе. Ожидая зелёного света, я подумал, не выехал ли за мной сын прокурора? Меня утешало только то, что по такой пробке будет нелегко проехать даже сыну прокурора. Благородное происхождение и удостоверение в красной корочке не отменяет законов физики.
  
  Рядом с переходом возвышался огромный пёстрый щит с социальной рекламой. Сторона, обращённая к Минскому вокзалу, сообщала:
  
  

ТВОИ НАЛОГИ - БОГАТСТВО РОДИНЫ

  
  Сторона, направленная к Кремлю, гласила:
  
  

НЕ СПРАШИВАЙ, ЧТО РОДИНА МОЖЕТ СДЕЛАТЬ ДЛЯ ТЕБЯ

  

СПРАШИВАЙ, ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ ДЛЯ РОДИНЫ

  
  Я услышал кряканье автомобильного спецсигнала, и оглянулся. По мраморному пешеходному тротуару Тверской улицы ехали пять джипов, каждый из которых был покрыт сусальным золотом. Это выглядело очень впечатляюще.
  
  - Дорогу патриарху Симону, - произнёс искусственным голосом громкоговоритель,. - Расходимся, расходимся, поживее!
  
  Я, как и остальные пешеходы, шагнул к стене здания. Наверное, так же воды Красного моря расступились перед ветхозаветным Моисеем. Слева от меня, почти упираясь в меня локтём, стояла рыжеволосая девушка в зелёном пуховике. Я чуть отодвинулся в сторону, пропуская её в более безопасное место, где в стене здания была небольшая ниша. Девушка благодарно кивнула мне, и я почувствовал себя рыцарем, защищающим прекрасную даму от дракона.
  
  Золотой кортеж проехал в полуметре от меня; я увидел своё отражение в пронесшихся передо мной дочерна тонированных окнах. У отражения были большие удивлённые глаза. Всё же, не каждый день в полуметре от тебя проезжает патриарх.
  
  Машина, едущая в середине кортежа, напомнила мне самоходный иконостас. Очевидно, в ней ехал сам глава церкви. Радиатор был скрыт золотой резьбой с иконами благовещения и четырёх евангелистов. На крыше машины размещался богатейше позолоченный православный крест. Искусная иконопись превратила капот джипа в деисусный ряд, в центре которого размещалась прекрасно написанная икона крестителя Руси; по обе стороны от него находились изображения Христа и Богоматери.
  
  Несмотря на высокое благочестие позолоченной автоколонны, стоящие рядом со мною прохожие отнеслись к джипу с прохладцей. Я заметил несколько неодобрительных взглядов, а один парень в кожаной куртке показал из-под полы вслед уезжающим автомобилям оскорбительный жест. На светофоре загорелся зелёный свет.
  
  Как удивительно контрастна Россия, поднял я бровь, протискиваясь между машинами, стоящими на переходе. Увидеть и понять страну и Москву оказывалось таким же нереальным делом, как обнять слона одним движением.
  
  Впрочем, увиденная мною жизнь столицы вселила в мое сердце какую-то надежду. Можайск сопьётся от безработицы, а Ржев превратится в город образцового патриотизма; Курилы продадут Японии, а Забайкалье достанется в вечную аренду Китаю; начнёт умирать с голоду вологодская деревня и вспыхнут бунты на Урале, но, несмотря на всё это, столица уцелеет и будет жить дальше, сохранив в себе сердце страны. Она останется нетронутой, словно крепость посреди сожжённого врагами города, она превратится в ковчег, способный выдержать натиск стихии, разметавшей всю страну, и, не мог не подумать я, в своём величии Москва однажды станет надгробным памятником России.
  
  Я прошёл мимо богато украшенного здания, немного напомнившего мне Арсенал в Старом городе Гданьска. Очевидно, это была мэрия. Прямо у входа стояла роскошная резная карета чёрного полированного дерева, запряжённая шестёркой оленей. Стоящие на запятках лакеи в идеально пошитых бархатных ливреях брусничного цвета даже не посмотрели на меня. Не желая показывать свою провинциальность, я прошёл, не оглядываясь, словно каждый день только и делал, что ходил мимо карет, запряжённых оленями. Один из четвероногих посмотрел на меня внимательным грустным взглядом, словно хотел что-то сказать.
  
  Дорога шла под горку. Впереди, в кристально чистом акварельном небе, словно два маяка, виднелись башни Кремля. Неужели вот она, цель моего пути? Для чего я вообще здесь?
  
  Неторопливым шагом, наслаждаясь расстоянием, словно гурман - обедом, я вышел к Манежной площади и замер от удивления, в который уже раз за два этих дня.
  
  Кремль почти не изменился за прошедшие годы. Даже огромные спирали из колючей проволоки поверх стен практически не бросались в глаза. Куда как более заметным и удивительным был шестиметровый сухой ров, идущий вокруг Кремля, и заполненный проволочными заграждениями почти доверху. На углу, возле круглой башни, чьё название я так и не мог вспомнить, стояла вышка. На ней, за маскировочной сеткой виднелись фигуры часовых и что-то непонятное, напоминавшее станковый пулемёт.
  
  Ступая по брусчатке мимо знака нулевого километра, я вышел на Красную площадь. Сухой ров уходил дальше, к Москве-реке. На месте мавзолея возвышалась огромная беломраморная трибуна.
  
  Я стоял посередине Красной площади, греясь в лучах рыжего осеннего солнца. В десятке метров от меня, перед рвом, располагался невысокий, примерно до колена, забор из колючей проволоки. Судя по небольшому искрению и лёгкому запаху озона (я с чувством ностальгии вспомнил, что в детстве точно так же пахло от телевизора), по нему шёл ток. Небольшие таблички извещали, что проход категорически запрещён, а к нарушителю будет немедленно применено оружие. Похоже, надо было идти на Старую площадь.
  
  - Стойте! Подождите! - раздался чей-то крик, оборвавший мои размышления. Я прикрыл глаза ладонью, чтобы увидеть кричащего.
  
  От Спасской башни ко мне бежал худой, одетый в строгий тёмно-синий пиджак мужчина совершенно цивильного вида. Его галстук знаменем развевался на бегу. Я замер, колеблясь, как поступить. За эти два дня слишком многие люди строили на меня свои планы, и не всегда мне это нравилось. Тем не менее, в отличие от военнослужащих, ходящих патрулём по ту сторону рва, бегун выглядел весьма безобидно.
  
  - Стойте! Куда же вы! - наконец, подбежал незнакомец ко мне. Он был высок, почти ростом с меня, и в меру худ; на вид ему было уже за сорок. Ежик русых волос, так же как и усы, топорщился во все стороны. - Не убегайте!
  
  Я и не думал убегать, но таинственный незнакомец крепко взял меня под локоть и поволок меня к Спасской башне.
  
  - Пойдёмте скорее! Мы вас ждём с самого утра! - сообщил он мне крайне взволнованным голосом. - Почему вы сразу не пошли в Кремль?
  
  - А вы, вообще, собственно, кто? - поинтересовался я, делая попытку высвободить локоть. Мне это не удалось. Незнакомец держал меня крепко.
  
  - Да, конечно, позвольте представиться: я член президента.
  
  - Кто???
  
  Я немного обомлел. Конечно, я знал, что президент России хочет меня увидеть, но я рассчитывал, что он встретит меня целиком, а не фрагментами. Моё удивление не осталось незамеченным.
  
  - Нет, что вы, что вы! - воскликнул член президента. - Не в том смысле! Я кто-то вроде глашатая или порученца. Вот, взгляните.
  
  Перед моими глазами раскрылось и тут же закрылось удостоверение, свидетельствующее о том, что предъявитель сего, господин Д., является Чрезвычайным и Уполномоченным Членом Президента по общению с народом. Больше я разобрать не успел.
  
  - Почему вы не пошли сразу к нам? - снова спросил у меня чрезвычайный член, таща меня в Кремль. - Здесь же может быть опасно!
  
  - На Красной площади? Разве здесь не охраняют?
  
  - Это-то и плохо. По эту сторону рва вас могла взять опричная служба! Или бандиты. Здесь Кремль, кругом преступность. Месяц назад на Ильинке с машины одного из министров сняли колёса, а когда пришёл сам министр, с него сняли часы.
  
  - Кстати, у вас отличные часы, - подметил я. На руке чрезвычайного члена золотился неплохой хронометр. Мой собеседник расцвёл.
  
  - О, это подарок моей жены на юбилей свадьбы, - польщено сказал он. - Это очень хорошие часы. Таких нет даже у патриарха.
  
  - Здорово, здорово, - сказал я, промолчав о том, что в мои времена такие часы не стал бы носить даже провинциальный губернатор. Как ужасно обнищала Россия за эти годы!
  
  Мы приблизились к блокпосту у Спасской башни, где в карауле стояли пятеро солдат. Чрезвычайный член вцепился в мой локоть мёртвой хваткой и буквально протащил меня мимо них, по пути так гаркнув часовым 'Он со мной!', что в стражах что-то хрустнуло. Мы торопливо обогнули шлагбаум.
  
  По ту сторону Спасской башни нас встретили три танка, расположенные прямо напротив ворот. Это были настоящие стальные танки; их почтённый возраст не могла скрыть даже свежая краска. Метрах в двухстах впереди за мешками с песком размещалась миномётная батарея.
  
  - Какие здесь солидные укрепления, - сказал я, оглядываясь. В лучах осеннего солнца тихим теплом золотились купола церквей. Кремль определённо видоизменился.
  
  - Конечно же! Как же иначе! Это же Кремль! Отступать некуда - за нами только Москва-река. К сожалению, у нас нет возможности сбежать на подлодке в Антарктиду, поэтому мы принимаем все необходимые меры предосторожности. Как-никак здесь живёт и работает президент. Лет тридцать пять назад многие выходили на площадь протестовать, и это ужасно мешало работать. Сначала мы разгоняли митингующих, но потом господин президент придумал гениальное решение: если в Москве не будет площадей, то людям будет некуда выходить с протестами!
  
  - Да?
  
  - Нет, ну конечно, мы не все площади убрали. Только центр Москвы. Красную и Манежную перекопали рвом, Пушкинскую застроили новыми жилыми домами, а на Болотной разместили несколько дотов и пулемётную вышку...
  
  Мы обогнули миномётную батарею. Солдаты с любопытством посмотрели на нас, но остановить не решились.
  
  - Нам не сюда? - поинтересовался я, указывая на Сенатский дворец. Насколько я знал, в мои времена кабинет президента располагался именно там. Член президента отрицательно качнул головой, всё так же ведя меня вперёд.
  
  - Вы правильно делали, что добирались до Москвы инкогнито, - похвалил он меня, уходя от ответа. - Если бы вы вели себя, как обычный человек, то вас бы очень быстро взяли. Понимаете, наши спецслужбы умеют арестовывать только законопослушных людей. Вы же действовали как настоящий преступник: переодевания, смена электричек, поддельные документы... Я восхищён вами.
  
  - Разве у меня подделка?
  
  - Ах, да, конечно же нет, у вас настоящие. В общем, вы обыграли наши спецслужбы. Так им и надо. Нельзя доверять силовикам.
  
  - Кстати, давно хотел спросить, - поинтересовался я, - почему меня вообще захотели арестовать, если я так нужен?
  
  Член президента задумался на пару секунд.
  
  - Господин президент, - сказал он, - великий государственный лидер. Он настолько могуч, что иногда его создания оказываются даже сильнее него...
  
  - М? Сильнее? Что вы имеете в виду?
  
  - Да дураки, - коротко бросил член президента, уходя от ответа. - Они только сажать и умеют. Таких бы в Агропром. Да вы сами это видели в Вязьме...
  
  - Кстати, а чем там всё закончилось?
  
  - Я не знаю, потому что это засекретили с самого утра. Кто-то распылил в воздухе сонный газ, поэтому всех отправило в отключку. Так им и надо, а то никакой управы на них нет. Месяц назад мне дали новую секретаршу, которая делает две опечатки в слове 'указ'. Я потребовал её сменить, а мне говорят: 'Нельзя. Это наш осведомитель'...
  
  . Обогнув колокольню, мы перешли Соборную площадь и поднялись по лестнице Грановитой палаты, миновав ещё один охранный пост. Член президента ударил по двери кодовым стуком. Ворота отворились.
  
  На моё удивление, за ними никого не было. Мы миновали высокую залу, расписанную фресками. Под потолком шла богатая позолоченная лепнина. Мягкая красная ковровая дорожка заглушала наши шаги. Дорогой дубовый паркет матово сиял в свете роскошных золотых люстр.
  
  - Президент примет вас в своём малом кабинете, - пояснил член президента, открывая дверь. За ней располагался длинный и пустой коридор. Я представлял себе Кремль значительно более многолюдным. - Нам нужно спешить.
  
  Мы миновали ещё один огромный и абсолютно безлюдный зал подавляющей мраморной роскоши. По сравнению с ним впечатливший меня вчерашний правительственный эшелон сине-золотого атласа казался скромной теплушкой. Я восхитился изысканностью архитектуры.
  
  - Я очень рад, что вы смогли беспрепятственно добраться до Кремля, - ещё раз повторил член президента, - и что вас встретил именно я. Если вам вдруг что-то потребуется, то смело обращайтесь ко мне. Буду всегда рад видеть вас. Приходите ко мне в гости, я вас познакомлю со своей дочерью. Удивительно красивая девушка, но в наше время так трудно подобрать ей достойного жениха...
  
  Продолжая говорить, мой провожатый открыл ключом боковую дверь, и мы свернули в новый коридор, завершившийся лестницей, ведущей наверх. Отчего-то я почувствовал себя Тесеем, совершающим визит к Минотавру. Это казалось утомительным. Я был целый день на ногах, и этому не было видно ни конца, ни края.
  
  Двери на вершине лестницы были закрыты.
  
  - Это мы! - радостно сказал в домофон член президента. На той стороне послышалось какое-то жужжание. Тяжёлые двери открылись, и мы одновременно перешагнули через порог. Чрезвычайный член снова сжал мой локоть, словно боялся, что я сейчас ударю его по голове и сбегу.
  
  - Господин президент Российской Федерации! - торжественно провозгласил он. - Я привёл его!
  
  Мы оказались в просторном, отделанном ореховым деревом кабинете. Я бегло огляделся. Здесь находились монолитные шкафы, книги, полки с папками бумаг, карта России на стене, два огромных сейфа, окна с видом на Москву-реку, завешенные плотным тюлем, стол с документами, стол с компьютером, и ещё один стол, за которым сидел сам господин президент в белоснежной рубашке и красном галстуке. Одну из стен украшал большой металлический двуглавый орёл высотой в полтора человеческих роста. Я уже успел отвыкнуть от старого герба.
  
  Президент России уже было раскрыл рот, чтобы произнести не то приветственную речь, не то слова благодарности, как резко и неприятно зазвонил один из телефонов на его столе. Президент поморщился и схватил трубку.
  
  - Да, добрый день, рад вас слышать, - заговорил он необычно почтительным тоном. - Конечно, конечно же, следствие по поводу сбитого самолёта ведётся...да, полным ходом...
  
  Не переставая разговаривать, президент сделал нам жест ладонью. Его член по общению с народом аккуратно потянул меня назад. Только сейчас я разглядел, что мы зашли в кабинет из потайной двери, замаскированной под один из шкафов.
  
  - Непременно, непременно... - продолжал говорить президент, ослабляя левой рукой свой галстук. - Всех накажем. Я полностью с вами согласен. Не извольте беспокоиться... Поверьте, я приношу вам свои самые искренние извинения. Всё будет в лучшем виде... Да. И деньги я тоже выделю... Сколько вам угодно. Я всегда рад помочь вам всем, чем возможно. Конечно же, как скажете. Нет, мы справимся с расследованием своими силами. Я очень вас прошу. Пожалуйста, не нужно присылать в Москву батальон смерти 'Абрек', мы всё прекрасно поняли в прошлый раз. Давайте лучше я выделю вам ещё денег, хорошо? Если хотите, мы заплатим золотом. Исполнить ваше желание - для меня огромная честь. Ваше слово для меня - закон! Если вы будете столь любезны, я вам перезвоню, мне сейчас не очень удобно говорить. Конечно же...
  
  Мы снова оказались в коридоре, а я - ещё и в недоумении.
  
  - Важный звонок, - пояснил мне чрезвычайный член, не вдаваясь в подробности. От нечего делать я оглянулся, и мой локоть снова сжала было ослабшая хватка. - Это из ИГСК, поэтому проигнорировать нельзя - они могут обидеться... Кстати, куртку можно повесить сюда.
  
  Я повесил куртку на небольшую вешалку сбоку. Это было очень непросто, так как чрезвычайный член явно не хотел выпускать меня из рук.
  
   - Войдите! - глухо донеслось из-за двери, и мы снова вошли в кабинет президента. Он сидел за столом и вытирал вспотевший лоб салфеткой. Его рубашка была расстёгнута, а красный галстук болтался на одном из крыльев металлического орла. Вид у президента был грустный.
  
  - Der Teufel soll den Kerl buserieren, - уныло произнёс президент, - чёрт бы их подрал. Я трачу на них больше денег, чем на всю остальную Россию, вместе взятую, а они даже не пытаются делать вид, что соблюдают мои законы. Впрочем...
  
  Президент выкинул смятую салфетку в урну, одёрнул рубашку и преобразился в одну секунду. Перед нами был лидер сверхдержавы, в каждом движении которого ощущалась уверенность в завтрашнем дне.
  
  - Господин президент! - снова обратился к нему его же собственный член. Происходящее показалось мне несколько каламбурным. - Я привёл к вам нашего высокоуважаемого гостя! Позвольте представить вам...
  
   Президент остановил его одним взглядом и вышел из-за стола к нам. Я с удивлением обнаружил, что он обут в ботинки на солидном четырёхсантиметровом каблуке. Благодаря этому президент практически доставал мне до бровей.
  
  - Я рад приветствовать вас, - обратился он ко мне, протягивая руку. Президентское рукопожатие показалось мне мягким, как плотный матрас, на котором бывает очень жёстко спать. - Надеюсь, что незначительные инциденты в вашем пути сюда не доставили вам каких-то неудобств. Мои люди порой так спешат выполнить мои приказы, что порой уподобляются телеге, опередившей лошадь. Это происходит у них исключительно от любви к родине.
  
  - Ничего страшного, - солгал я из вежливости. На какую-то долю секунды я даже растерялся. Вы же не станете ругать пожарного, за то, что он натоптал у вас в квартире? Вот так и я не решился высказать президенту всё то, с чего хотел начать. Пять минут назад я бы охотно поприветствовал президента теми же словами, с которыми немецкий рыцарь Гёц фон Берлихинген однажды обратился к своему королю, но, к сожалению, момент был утрачен.
  
  - Вот и славно. Мой дорогой член, вы можете отпустить нашего гостя, - отеческим тоном произнёс президент. Хватка на моём локте чуть ослабла.
  
  - Господин президент, - как бы невзначай поинтересовался чрезвычайный член, - скажите, а обещанная премия за доставку...
  
  - Будет, конечно будет, - вздохнул президент, разворачиваясь и садясь за стол. -Пока никаких заявлений для прессы. Вот что, возьми эти бумаги, - он взял со столешницы опечатанную сургучом папку, - и отвези в Госстрой. Нужно подписать.
  
  Мой локоть освободился. Я внезапно подумал, что мой проводник выглядит вполне представительно для своих коммуникационных задач: мысль о том, что член президента выше самого президента, была исключительно раблезианской. Взяв папку, мой провожатый попрощался, и вышел в дверь, замаскированную под шкаф. С жужжанием створки закрылись.
  
  - Садитесь, - любезно пригласил меня президент. Я расположился в большом и очень удобном кресле напротив него.
  
  Какое-то время мы сидели в тишине. Президент внимательно смотрел на меня, не произнося ни слова. Это было не очень приятно.
  
  - Кажется, вы хотели меня видеть? - поинтересовался я, не выдержав молчания. Президент сложил руки в замок.
  
  - Вам не кажется, - произнёс он слегка недовольным тоном. - Это действительно так. Я объясню вам суть проблемы. Вас, как и ваших отпечатков, нет в общероссийском государственном реестре физических лиц. Вы не пересекали границу страны, по крайней мере, не пересекали легально. У вас на руках настоящий российский загранпаспорт международного образца с настоящей визой. Их не выдавали уже тридцать лет. Тем не менее, запрос показал, что шесть лет назад один из паспортов был изготовлен и вручен. Вам. Там почему-то даже есть запись о моём личном разрешении. Дайте мне договорить, - остановил он меня. - Вы приходите в банк и меняете валюту так, словно делаете это каждый день. Вы знаете, как минимум, два иностранных языка. С ног до головы вы одеты в зарубежную одежду. Экспертиза показала, что вашей куртке не больше года.
  
  - Это запрещено? - поинтересовался я, пока президент брал паузу, чтобы отдышаться. Все перечисленные обвинения я уже слышал в поезде и это начало мне несколько надоедать. В меня воткнулся недовольный взгляд.
  
  - Во-первых, да. Во-вторых, если бы вы могли носить новую зарубежную куртку, свитер, рубашку, джинсы, носки и ботинки, то я знал бы вас лично. У меня прекрасная память на лица.
  
  - Ну, так давайте познакомимся. Очень приятно, меня зовут...
  
  - А мне не очень приятно! - президент недовольно посмотрел на меня. - Дайте ваш паспорт.
  
  - Зачем?
  
  - Для проведения экспертизы и установления подлинности.
  
  'Чтоб тебе провалиться', подумал я, протягивая президенту паспорт. Пять минут назад, когда я попал к нему в кабинет, я попал под волшебство его самоуверенности и несколько смутился. Сейчас же я понимал, что больше этого не произойдёт, и перед президентами я не оробею никогда.
  
  Президент взял паспорт, очень внимательно рассмотрел вкладку с шенгенской визой, подозрительно взглянул на меня и открыл страницу с разрешением на выезд.
  
  - Выездная виза. Как вы её получили? Почему здесь стоит моя личная подпись и моя личная печать?
  
  - А, так это была ваша подпись?.. - удивился я. Президент косо посмотрел на меня и, ничего не говоря, перелистнул несколько страниц до того места, где синели штампы.
  
  - Выездной штамп пункта погранконтроля Мамоново, 14 сентября пятьдесят четвёртого года. Почему в архивах пограничников обнаруживается бумага, где написано, что вы действительно пересекали границу в Мамоново в пятьдесят четвёртом? Как вы могли получить этот штамп, если пункт погранконтроля упразднён в тридцать втором?
  
  Я пожал плечами.
  
  - Въездной штамп, Сморгонь, республика Беларусь, пятьдесят пятый год. Кто вам поставил этот штамп, если уже четверть века каждому, кто произнесёт словосочетание 'республика Беларусь' дают пять лет за сепаратизм?
  
  Похоже, с датами получилось несколько неудачно. Господин президент продолжал перечислять штампы, напоминая чернокнижника, призывающего демонов ада:
  
  - Нестеров! Сморгонь! Сморгонь! Нестеров! Советск! Мамоново-два!..
  
  Он торопливо перелистал паспорт к началу, где располагались чёрные штампы зарубежных стран:
  
  - Гжехотки! Гроново! Панемюне! Кибартай! Нида! Безледы! Голдап! Как вы могли пересекать полностью закрытую границу через несуществующие КПП? Что это за дьявольщина!?!? Вы кто, чёрт?
  
  - О, я много путешествовал, - честно ответил я, не вдаваясь в подробности. - В любой 'Засеке' есть проходы, на любом КПП есть добрые люди.
  
  Чуть успокоившись, президент убрал мой паспорт в верхний ящик своего стола и задвинул его с глухим стуком.
  
  - Прежде чем мы продолжим, я обязан спросить у вас одну вещь. Пожалуйста, не смейтесь. Когда решаешь вопросы государственной важности, то поневоле приходится предусмотреть все варианты. Это входит в мои должностные обязанности. Так вот, скажите: вы - прогрессор из будущего?
  
  От удивления у меня даже не возникло и мысли о смехе. В других же условиях я бы не удержался и сказал президенту: 'Землянин! Я прибыл к тебе с миром!'.
  
  В этот же раз я просто ответил:
  
  - Нет.
  
  Я не стал упоминать о том, что я человек из прошлого. Если мне суждено попасть в одно из заведений, расположенных на улице Матросская тишина, то уж пусть это будет не спецклиника для путешественников во времени.
  
  - Это хорошо, - президент с видимым облегчением откинулся назад. Морщины на его лбу чуть разгладились. - Тогда пожалуйста ответьте, кто же вы?
  
  Я не совсем понял моего уважаемого собеседника.
  
  - Что вы хотите? Мои имя и фамилию вы знаете. Если же вы ожидаете, что я объясню всё то, о чём вы говорили, то у меня это не получится. Я даже не знаю, что такое 'реестр физических лиц'...
  
  Ладонь президента резким движением опустилась на одну из лежащих на столе папок.
  
  - Мне не нужно объяснять, - в его голосе почувствовалась тонкая, но хорошо ощутимая нить неудовольства. - Не нужно ничего объяснять. Объясняют там, - рука президента указала в сторону одного из углов кабинета, - в Останкинской телебашне. Там я держу опытных и очень, очень хорошо оплачиваемых специалистов, которые докажут вам всё, что угодно. Что мэр Владимира - выдающийся градоначальник-технократ, и что мэр Владимира - отпетый коррупционер-казнокрад. Что Минская Государственная республика - это главный международный союзник России, и что МГР - фашистское государство, деградировавшее под европейской пропагандой. Что я - величайший из всех правителей России, и что... Впрочем, я отвлёкся. Просто ответьте, кто вы?
  
  Я вздохнул, размышляя, как лучше ответить на этот вопрос. Не желая отказывать лидеру страны или же прибегать к обману, в то же время я не хотел открывать все карты. Поэтому я ответил президенту уклончиво.
  
  - Я тот, кому говорят 'нет' женщины и кому говорят 'да' банкиры, - неторопливо говорил я, обдумывая каждое слово. - Я тот, кто меняет в банке рубли на деньги и деньги на рубли. Я тот, для которого производится колбаса из сои и водка из опилок. Я тот, кто ест печёный картофель, и тот, кого кормят историями о величии страны. Я тот, кто ездит в столыпинском вагоне плацкарта, и я тот, кого приходят арестовывать утром. Я тот, кого бережёт наша полиция, и тот, кого учат патриотизму дружинники. Я тот, кто оскорбляет чувства верующих и тот, кто разжигает рознь. Я обычный гражданин России. Моё имя - Легион!
  
  - Да-да, а живёте вы в землянке под холмом, - саркастически прокомментировал президент, сорвав всю драматичность сцены. Я удивился его начитанности. Мне захотелось сострить, что федеральная программа 'Доступное жильё каждому россиянину' ещё не дошла до меня, но я сдержался. Шутить с президентами гораздо опасней, чем с драконами. Последние обладают определённым величием, благородством, совестью и чувством юмора, чего не скажешь о первых.
  
  Я ужас, мчащийся в Москву на колёсах плацкарта, сказал я про себя, давая выход внутреннему недовольству: в своих мыслях я ещё был вполне свободен. Я - анекдот, который рассказывают о тебе на кухне, мысленно сообщал я президенту, вспоминая, как он отнял у меня мой же паспорт. Я - баллончик с краской, которой пишут на стене 'Президента в отставку'. Я - фломастер, которым изрисовывают твой портрет в электричке. Я - орден Ботинка, которым тебя награждают на выборах. Я - зажигательная бутылка, которую бросают в стройные ряды гвардии, защищающей твой кабинет. Я - решётка твоей камеры, через которую ты будешь смотреть на звёзды ночного неба. Я, я...
  
  - Я не обрадован вашим ответом, - резко сказал президент, обрывая ход моих мыслей, - но в сложившейся ситуации... Будем считать, что меня удовлетворили ваши слова. Следующий вопрос. Как вы получили паспорт международного образца?
  
  - Для этого я написал заявление в соответствующие органы, и целый день ждал в очереди, - честно ответил я. Этот ответ тоже не сильно обрадовал президента. Он поморщился.
  
  - А как вы получили шенгенскую визу?
  
  - Я пришёл в консульство и отдал им паспорт, - снова ответил я чистую правду. Брови президента снова сдвинулись.
  
  - Вы напоминаете мне моего премьер-министра. Он тоже даёт абсолютно точные и абсолютно бесполезные ответы. Полагаю, бессмысленно спрашивать, как вы пересекали границу. Впрочем, думаю, этого достаточно. Перейдём к делу. Хотите кофе?
  
  - С удовольствием выпью, - честно признался я. - Только, пожалуйста, не цикориевый и не импортозаместительный.
  
  Президент посмотрел на меня с каким-то недоумением, а затем произнёс фразу, которую я запомнил навсегда:
  
  - Президент России не пьёт импортозаместительный кофе.
  
  Я смутился и перевёл взгляд в окно. Оно незначительно искажало цвета, как это бывает при зеркальной тонировке стёкол. Мой собеседник нажал одну из кнопок на столешнице и произнёс в зелёную настольную лампу:
  
  - Кофе, пожалуйста. Две чашки.
  
  Я решил устроиться с комфортом.
  
  - Скажите, а у вас не найдётся к кофе немного амаретто? - спросил я.
  
  - Принесите амаретто, - добавил президент, обращаясь к лампе.
  
  - Спасибо. Какой у вас необычный кабинет, - прокомментировал я. Президент кивнул.
  
  - Это мой рабочий кабинет. Там, во дворце, я только подписываю бумаги, провожу совещания, принимаю чиновников и осуществляю прочую имитацию бурной деятельности, ну а здесь я занимаюсь делом.
  
  Негромко прозвучал зуммер. Президент нажал ещё одну из кнопок. Один из боковых шкафов пришёл в движение, открывая небольшую дверь. Секретарша с абсолютно незапоминающейся модельной внешностью внесла поднос с кофейником, двумя чашками тончайшего фарфора, бутылкой ликёра и сахарницей, и тут же, развернувшись, ушла. Шкаф вернулся на своё место.
  
  Я налил себе кофе и размешал сахар. Ложка была серебряной и тяжёлой, с двуглавым орлом на рукоятке. Фарфор чашки был украшен восхитительно нарисованным пасторальным сюжетом в стиле XVIII века.
  
  - Спасибо за кофе, - поблагодарил я гостеприимного хозяина, добавляя в чашку немного амаретто из приятной на ощупь квадратной бутылки. - Какой у вас элегантный сервиз.
  
  - В Государственном Эрмитаже другого фарфора не держат, - польщенно сказал президент, наливая себе кофе. - Это один из императорских сервизов.
  
  - Наверное, эпохи дворцовых переворотов? - предположил я, ещё раз приглядываясь к пасторальному сюжету. Что бы на это сказал Романов?
  
  - Нет, нет, что вы, - торопливо заверил меня президент. - Разумеется, нет!
  
  - А, - сказал я. - Мне показалось, что роспись похожа...
  
  Я не договорил. Было видно, что эта тема крайне неприятна лидеру страны.
  
  - За нашу и вашу безопасность, - сказал президент.
  
  Это был тост. Мы негромко чокнулись чашками. Кофе с амаретто был поистине превосходен.
  
   Поставив благородный фарфор обратно на блюдце, президент снова нажал одну из кнопок и спросил у лампы:
  
  - Министр иностранных дел ещё не приехал?
  
  - Он уже в пути, - женским голосом ответили настольные малахитовые часы. - Будет не раньше, чем через полчаса.
  
  - Как приедет, пусть немедленно отправляется ко мне, - президент держался столь солидно, словно разговаривал не с зелёным абажуром, а с парламентом. - Так, на чём мы остановились?
  
  Этот вопрос предназначался уже мне.
  
  - Вы хотели перейти к делу, - вежливо ответил я.
  
  - Да, точно. Буду краток. Вы нужны своей стране.
  
  - Я весь внимание, - произнёс я.
  
  Президент поднялся из кресла и подошёл к большой карте России, что висела на стене.
  
  - Подойдите поближе. Общеизвестно, что наша с вами страна, - торжественно начал он, - вот уже свыше сорока лет находится в незримом кольце блокады. Вокруг нас замкнулся фронт невидимой войны. Страны запада желают сокрушить нас, воспользоваться малейшей из наших ошибок, чтобы проникнуть к нам, расколоть Россию, превратить её в политическую марионетку, разрушить нашу стабильность и поставить страну на колени. Но мы не сдаёмся. Россия не сдаётся. Вся Россия - фронт, и каждый в ней - солдат. Мы не имеем права отступать, как не имели права отступать воины Невского и Суворова, Кутузова и Алексеева...
  
  Я молчал, не перебивая президента, а он всё говорил и говорил, про санкции и русский мир, про духовные скрепы и геополитику, про сферы влияния и пятые колонны, про цветные революции и многополярный мир, про зерновые сверхдержавы и симметричные ответы на агрессию западных стран. Я слушал его и думал только об одном: неужели, сдавая на комиссии экзамен по социологии, я выглядел со стороны так же уныло и ходульно? Пожалуй, мне следовало бы поблагодарить преподавателя, всё-таки поставившего мне тогда оценку из уважения к тому уверенному виду, с которым я нёс подобную чушь.
  
  - ...На всякой войне, - президент доверительно понизил голос, - и в любых битвах есть солдаты и командиры. Есть разведчики и тыловики. А ещё существуют парламентёры. Мой друг! Пробил тот час, когда только вы можете взять на себя эту благороднейшую из обязанностей. Родина нуждается в вас, в своём сыне, который единственный может отправиться в логово врага, презрев ожидающие его на этом пути опасности.
  
  - Вы хотите, чтобы я поехал за границу послом?
  
  - Именно так, - подтвердил президент, возвращаясь к своему обычному тону. - Вы будете должны провести ряд переговоров. Видите ли, - он вернулся обратно за стол, и я сел в своё кресло, - враждебные нам страны запада категорически отказываются обсуждать некоторые вопросы по телетайпу...
  
  Какие-то тонкие нотки в голосе президента сообщили мне о том, что государственный лидер несколько лукавит.
  
  - ... поэтому, - продолжал он, - нам нужны вы. Вы отправитесь в Германию, Швейцарию и США. Мы с министром составим подробный план переговоров сегодня вечером. Пока же расскажу о вашей миссии вкратце.
  
  Президент ловким движением положил на стол лист бумаги и взмахом ручки нарисовал единицу.
  
  - Для начала, вы должны провести переговоры с представителями фармацевтических компаний. Наверное, вы уже слышали, что мы вынуждены закупать некоторые лекарства за рубежом.
  
  - Бессмертные? - вспомнил я слова Харона. Президент поморщился, тщетно пытаясь устыдить меня взглядом.
  
  - Это абсолютно неправильный и некорректный термин. Я попрошу не использовать его. Этот термин придумали купленные западом оппозиционеры, чтобы дестабилизировать ситуацию, поэтому я был вынужден их арестовать. Употребляйте слова 'Лица, имеющие право на особый уровень медицинской помощи'. Все люди, что входят в этот список, являются государственными мужами высшего класса. Их опыт и знания нужны России. Нет ничего ценнее, чем стаж, накопленный руководителем. Королева Виктория правила Великобританией шестьдесят четыре года, и за это время её страна превратилась в сверхдержаву, над которой никогда не заходило солнце. Я руковожу Россией пока ещё меньше, чем королева Виктория, но нет предела совершенству. Особый уровень медицинской помощи даёт возможность мне и другим членам этого списка реализовать весь свой богатейший опыт на благо страны. Если же на мой пост сядет человек без опыта, то буквально через месяц Россия будет разрушена странами запада до основания. Погибнет всё то, что я создавал годами. В стране будет жить ещё хуже, чем сейчас, так что я остаюсь на этом посту только из-за любви к родине. И принимаю лекарства - тоже. Надеюсь, что лет сто у меня ещё есть.
  
  Я сидел, стараясь делать непроницаемое лицо.
  
  - Вернёмся к переговорам. Западные фармацевтические компании убеждают нас, что нужные нам препараты, выпускаются только в виде, гм, свечей. Я им не верю. На мой взгляд, это провокационное оскорбление государственного уровня. Восемь раз в день самые выдающиеся люди России вынуждены запихивать себе в ж...ж...жесточайшее положение, в котором мы находимся, просто чудовищно! Я не хочу про это говорить, нет! Вы должны разобраться и убедить фармацевтов продавать нужные нам лекарства в форме таблеток. Ну, или хотя бы внутримышечных уколов. Хотя бы только для меня. Остальные обойдутся.
  
  Президент написал на листе бумаги двойку.
  
  - Дальше. Когда-то давно я и мои друзья хранили небольшие финансовые резервы в зарубежных банках. К сожалению, из-за визовой блокады мы тридцать лет не можем узнать состояние наших вкладов. Вам нужно будет сделать ряд запросов и узнать, как там дела с процентами и всем прочим. Я уверен, там, с учётом тридцатилетних процентов, накопились впечатляющие суммы. Как же хорошо, что зарубежные банки так качественно работают!
  
  Я кивнул.
  
  - И наконец, ваше главное задание. Вам предстоит сделать исключительно важный шаг, направленный на повышение международного престижа нашей страны. Как я уже говорил, вы поедете в Берлин. Я уполномочу вас урегулировать некоторые финансово-территориальные вопросы. Невзирая на враждебное отношение стран Запада, нам предстоит сделать первый шаг и протянуть руку дружбы. Узнайте, заинтересована ли Германия в возвращении ей северной части бывшей Восточной Пруссии.
  
  - То есть, Калининградской области?
  
  - Вы совершенно правы. И если Германия в этом заинтересована, то следует узнать на какие взаимные шаги она готова пойти. Вопрос даже не в деньгах. Я хочу, чтобы ООН сняла выездные и финансовые санкции с высшего руководства России. Германия, как постоянный член Совбеза ООН, заменившая там Россию, вполне может пролоббировать наши интересы.
  
  Мне отчётливо вспомнилось пророчество Харона. Кажется, пришла пора вступить на тонкий лёд.
  
  - Я правильно понимаю, что вы хотите обменять Калининград на визы для правительства?
  
  Президент недовольно вздохнул.
  
  - Я повторю ещё раз, что весь мир ведёт необъявленную войну с Россией, и мы живём в осаждённой крепости. Каждый гражданин нашей страны - воин, а воин должен с мужеством идти на любые жертвы ради своей родины. Если бы вы знали, на какое самопожертвование я иду восемь раз в день, то вы бы без сомнения... Ситуация намного сложнее, чем может показаться вам. Нам нужно снять блокаду и получить визы. Чтобы их получить, нужно предложить что-то взамен. У вас есть другие варианты?
  
  Я напряжённо думал. Неужели меня позвали в Кремль только ради этого? Наверное, решил я, в деле есть какие-то скрытые обстоятельства, которые, по всей видимости, мне не спешат сообщать.
  
  - Или вы хотите, чтобы мы снова жили, как в тридцатые годы? - спросил президент, неправильно истолковав моё молчание. - Когда денег в России хватало только на лекарства для меня и моих друзей, а вся остальная страна жила в нищете? Я и мои друзья не против, а вы?
  
  - Нет, - честно ответил я.
  
  - А может быть, вы просто либерал?
  
  - Обоснуйте, - потребовал я. - С каких это пор желание нормальной человеческой жизни...
  
  - Это не нуждается в обосновании! Я же вижу, что вы - представитель пятой колонны, который хочет вычистить сапоги американскому солдату! - президент резко облизал пересохшие от гнева губы и налил себе кофе. - Должно быть, это о вас Достоевский написал 'Всё наше хают и бранят, а сало русское едят!'. Вы национал-предатель и русофоб!
  
  А вот это уже было обидно.
  
  - Товарищ, - сказал я, стараясь придать голосу вес. - Я родился в Советском Союзе, и я до сих пор предан своей социалистической родине, в отличие от вас. Поэтому я вынужден отдать приказ о вашем аресте. Сейчас за вами придут латышские стрелки и увезут в ЧК для допроса. Расстрел назначен на завтра, форма одежды свободная.
  
  Президент едва не захлебнулся кофе. Он отчаянно кашлял как минимум полминуты, а я колебался: постучать ли мне по его спине, или лучше не надо? Рассудив, что за нанесение побоев президенту мне могут дать пожизненное, я воздержался. Пусть лучше задохнётся президент. Я подумал, что Россия от этого совершенно не станет хуже, а, возможно, даже и что-то выиграет, и предоставил решение этого вопроса судьбе.
  
  - В детстве... - прохрипел президент, и снова закашлялся, - в детстве таким шутникам, как вы, я плевал в спину жёваной бумагой. Из трубочки.
  
  В этот раз судьба была неблагосклонна к России.
  
  - Ну, ну, конечно, я преувеличиваю, - извинился я. - Я просто родился в Советском Союзе. Да и положим, какая же я пятая колонна? Я учился исключительно в отечественных университетах, у меня нет недвижимости и банковских вкладов за рубежом, как нет и второго гражданства...
  
  Президент немного покраснел. Скорее всего, это было следствием долгого кашля. Шумно выдохнув воздух, он продолжил:
  
  - Вы выглядите идеологически сомнительно для такой миссии, поэтому я склоняюсь к мысли о том, что за границу нужно отправить вашего двойника. Мои спецслужбы уже изготовили латексную маску, в точности повторяющую вашу внешность...
  
  Он прервался для того, чтобы извлечь из ящика стола жуткого вида маску, сделанную из грубой резины.
  
  - Номер не пройдёт, - предупредил я. - На въезде в Евросоюз у вашего двойника сверят отпечатки пальцев с теми, которые взяли у меня при выдаче визы. Они не совпадут, и ваш двойник поедет обратно. К тому же, ваша маска совершенно не похожа на меня. Конечно, я толком не спал уже две ночи, но мне ещё далеко до такого состояния...
  
  Президент смял маску в руке и ударил кулаком по столу:
  
  - Евросоюз - отвратительное полицейское государство!
  
  Я перехватил инициативу в разговоре, чтобы президенту в голову не пришла ещё какая-нибудь идея. Мне жизненно важно было поехать за границу.
  
  - Но я вовсе не отказываюсь от дипломатической поездки, - заявил я. Президент с ощутимым облегчением выдохнул и чуть осел в кресле. - Вы неправильно меня поняли. Произошло недоразумение. Мне только хочется уточнить одну вещь. Если Калининградская область будет передана Германии, то жители останутся там?
  
  Президент махнул рукой. После моего согласия ему явно стало легче.
  
  - О жителях не волнуйтесь. Я не бросаю своих граждан. Население будет эвакуировано в Псковскую и Новгородскую области. Там как раз уже почти никого не осталось.
  
  - Господин президент, у меня есть предложение, - сказал я. - Я поеду за границу и выполню то, о чём вы меня просите. Но пусть жители Калининградской области останутся там, где они сейчас живут.
  
  Мне откровенно не нравилась Россия образца 2057 года. К моему огромному сожалению, исправить её положение не представлялось возможным. Но, не имея возможности обустроить большую родину целиком, я, похоже, ещё мог спасти от неё свою малую родину, подобно тому, как моряк спускает шлюпку с тонущего корабля, чтобы усадить в неё женщин и детей.
  
  Президент чуть наклонил голову в одну, затем в другую сторону, словно перекатывая по ней мысль. Затем он резким движением вскинул глаза:
  
  - Это исключено, - заявил он наконец. Его голос взвился к потолку. - Нет, это категорически недопустимо! Вы в Кремле, а не в фантастике! Заботьтесь о себе, а не о людях, которых вы в глаза не видели и не увидите. Какое вам дело до них? Просите себе всё, что угодно, но не пытайтесь решать судьбы других.
  
  - А почему нет?
  
  - А почему да? Объясните мне, почему я вот так, за здорово живёшь, должен потерять почти миллион человек? Получится слишком опасный инцидент! И, кстати, далеко не факт, что они захотят покинуть Россию!
  
  - Тогда разрешите остаться тем, кто это захочет, - сказал я, пока президент переводил дыхание.
  
  - Вы - сепаратист! - гневно сказал президент, ударив кулаком по столу. Его слова прозвучали так, словно это было что-то плохое.
  
  - Нет, это вы в большой России совсем сорвались с ручки, - сердито возразил я, стараясь, хоть мы и перешли на аргументы ad hominem, всё же не повышать тона. - Кстати, это ведь не я хочу обменять область на визы!
  
  Президент глубоко вздохнул, потирая ушибленную руку.
  
  - О людях речь не идёт. Это исключено. Если я разрешу что-то подобное, то к вам в Калининград переедет четверть России, - сказал он, не пытаясь скрыть своё недовольство. - Кто будет работать на пшеничных полях, если я начну отпускать население налево и направо? Это будет слишком жирно. Я уже не говорю о том, что к вам гарантированно переберётся вся элита России, и я останусь здесь в одиночестве. Это будет хуже, чем в тридцать втором, когда сразу семь министров и пять генералов с семьями решили угнать самолёт. Их даже не остановил указ о конфискации имущества беглецов. Я вывез всех с Курил и из Забайкалья, и поступлю так же здесь. Так что я официально отвечаю вам отказом. Это не обсуждается. И поэтому...
  
  Президент поднял трубку телефона и набрал номер.
  
  - Привет, - сказал он голосом, ещё не остывшим после нашей дискуссии. - Да, вот, сейчас обсуждаем. Да, с тебя тоже снимут санкции, не волнуйся. Мне сейчас не до этого! Хорошо, где у тебя, говоришь, сбережения? Сюисс насьональ? Багама бэнкс? Ты не говорил, что у тебя и там есть! Неважно. Помнишь, я спрашивал? Переселение миллиона человек на Северо-Запад. Так, по деньгам понятно, я выделю. Сорок процентов вернёшь мне на счёт. Старый фонд и бараки? Ну, я думаю... Заброшенные дома как вариант вполне подойдут, их там полно. Области стоят пустые. Просто покрась дома, и хватит с них. Вагоны для перевозки людей тебе выделят. К тебе сейчас едет мой конец...эээ, мой гонец. Прими его как можно скорее и подпиши все документы! Всё, до свидания.
  
  Положив трубку, президент обратился ко мне:
  
  - Все жители Калининградской области в ближайшие сроки будут обеспечены на новом месте жильём первого класса, высокооплачиваемой работой и общественной инфраструктурой. Видите мою заботу? Неужели вы думаете, что в Европе кто-то будет заботиться о людях, как забочусь я?
  
  Я не ответил.
  
  - Строительство будет курировать надёжный человек, мой друг. Между прочим, он тоже входит в список лиц, имеющих право на особый уровень медпомощи. Мой друг очень сильно пострадал от западных санкций. Помимо запрета на въезд, он потерял доступ ко всем своим деньгам, что хранил в зарубежных банках втайне от меня. Но не подумайте плохого. Все мои друзья - выдающиеся люди. Они - успешные руководители высочайшего ранга, не знающие себе равных. Помимо этого, они прекрасные бизнесмены! Я даже не беру с них налоги, чтобы они не разорились. Это атланты, на которых держится Россия. Если бы не проклятые зарубежные санкции!.. Но благодаря вашему мужеству у нас есть надежда. Вся страна смотрит на вас. Прошу, выполните мою просьбу, и вы тоже станете моим другом. Взгляните на это.
  
  Президент достал из ящика стола простое серебряное кольцо и протянул мне. Это было абсолютно обычное круглое кольцо. По его ободу шла тонкая гравировка.
  
  - К вящей славе родины? - прочитал я буквы-паутинки.
  
  - Вы совершенно правы. Это особое кольцо, отличительный знак. Такие кольца имеют право носить только мои друзья. Если вы выполните для меня три моих просьбы, оно станет вашим.
  
  Я посмотрел на президента с невысказанным вопросом.
  
  - Это кольцо, - президент подчеркнул последнее слово, - поднимает своего носителя над всем, что есть в России. Он становится выше законов и правил. Он получает возможности, о которых миллиарды людей во всём мире не могут даже мечтать, потому что это вне их представлений. Кольцо позволяет владельцу действовать от моего имени, а это бесценно. Человек с кольцом становится непогрешимым. Все его действия считаются сделанными для блага родины. Вы получите право на особый уровень медицинской помощи, что откроет вам бессмертие. Однако, - тут он предостерегающе поднял палец, - кольценосец должен быть безоговорочно предан мне. Верните, пожалуйста, кольцо.
  
  Я протянул президенту маленькое ювелирное изделие, удерживая его кончиками пальцев. Он медленно взял его, точно опасался, что я раскалил его своей ладонью докрасна. Благодаря этому я успел заметить, что на среднем пальце президента надето похожее серебряное кольцо, отличавшееся только гравировкой.
  
  'Родина - это я', гласила надпись на кольце президента. Какая тонкая игра слов.
  
  Не скажу, чтобы образ Родины-отца был для меня чем-то удивительным, но я ожидал чего-то более возвышенного и монументального, чем родина, сидящая в полутора метрах от меня и пьющая кофе. Как и предсказывал вчера Харон, мне посулили золотые горы. Я хорошо помнил его слова и, после всего, не питал иллюзий по поводу будущего. Переиграть президента я не мог при всём своём желании, но я ещё обладал возможностью выйти из этого процесса. Предстояло действовать тонко и аккуратно: президент мог обидеться на то, что я отказываюсь играть с ним.
  
   - Родина предлагает вам больше, чем кто бы то ни было, - сказал президент, убирая кольцо. - Вы согласны поехать?
  
  Похоже, выбора у меня не было. Не имея возможности помочь ни России, ни Калининграду, я ещё мог спасти отсюда себя самого, подобно тому, как лётчик катапультируется из горящего самолёта, сваливающегося в штопор.
  
  - Да, - коротко согласился я.
  
  - Превосходно, - президент потёр руки, хрустнув суставами пальцев. - Для начала, я подпишу приказ о назначении вас чрезвычайным и полномочным послом России во всех странах земного шара. Помимо этого, вам присваивается чин действительного государственного советника первого класса. Вы говорили, что у вас нет денег и недвижимости за рубежом?
  
  - Нет, к сожалению, нет.
  
  - Это очень хорошо. У многих ваших предшественников в прошлом возникало сильное желание остаться за рубежом. Я хочу полностью обеспечить вас здесь, чтобы вам было куда возвращаться. Вам выдадут трехуровневую квартиру с затемнёнными окнами и видом на Москву-реку. Служебные машины, налоговые льготы, уголовная неприкосновенность... - президент махнул рукой, показывая, что ему даже не хочется говорить о таких мелочах. - Ещё вам нужно будет жениться.
  
  - Зачем?
  
  - Ну как же. Я ведь не могу приковать вас к себе наручниками на время поездки. Значит, нужны другие способы предупредить ваш побег. Вы же не бросите свою жену одну в этой стране? Мы её тут же посадим!
  
  - Гм, - скептически сказал я.
  
  - Завтра мы проведём смотрины в парадном зале, - продолжал президент заботливым тоном. - Там будет весь женский незамужний состав моей Канцелярии. Выбирайте по собственному вкусу. Бракосочетание днём. Я полагаю, что мой член будет сватать вам свою дочь. Не рекомендую...
  
  Он поморщился, словно вспоминая какой-то конфуз.
  
  - Девушка, безусловно, симпатичная, - продолжил он, - но несколько легкомысленная. Она может перепутать супружеский долг с государственным займом. Как-то она однажды выразилась так на заседании банковского совета, и потом нам всем было очень неудобно... Ах, да, ещё одна несущественная формальность. Так как вы занимаете важный пост, на вас необходимо иметь компромат.
  
  - Что, простите?
  
  - Ну как же. Компромат. Вы можете быть беспартийным, так уж и быть, но у меня должен быть на вас компромат. Это очень важно для функционирования всей вертикали власти. Я бы с огромным удовольствием сделал для вас исключение, но тогда другие начнут жаловаться.
  
  Мне показалось, что президент снова немного лукавит, но я воздержался от комментариев.
  
  - Выбирайте, какого рода компромат вы хотите завести на себя? Взятки? Связи с организованной преступностью? Женщины? Нам надо спешить. Взятку мы можем перевести вам хоть через час, только потом надо будет вернуть её обратно. Если вы решите выбрать женщин, то съёмки в гостинице сегодня вечером. Вот если оргпреступность, то здесь сложнее. Понимаете ли, бумажная волокита... Мы не успеем собрать организованную преступную группу раньше завтрашнего утра, а нам хорошо бы закончить с этим уже сегодня.
  
  - А можно выбрать политические анекдоты?
  
  Президент слегка наклонил голову.
  
  - Вы меня удивляете, - произнёс он со скрытым уважением. - Это очень серьёзный выбор. Мало кто бы решился на подобное. Так сказать, взять быка за рога. И вы действительно знаете такие анекдоты?
  
  - Конечно, - подтвердил я. Президент пододвинул ко мне зелёную лампу.
  
  - Тогда говорите, пожалуйста, сюда, только погромче. Иногда микрофон барахлит. Прошу, начинайте.
  
  - Новый герб России: какашка на стуле, - произнёс я в лампу, чувствуя себя дураком. - Кто будет вонять, тот будет сидеть.
  
  Президенту понравился мой откровенно вульгарный анекдот. Выключив запись, он хохотал не меньше полуминуты.
  
   - Это восхитительно! - наконец, смог вымолвить он. - Пожалуй, я расскажу этот анекдот на ближайшем совещании по государственной безопасности. Разумеется, со ссылкой на вас. Только, пожалуйста, не говорите это моему премьер-министру. С него станется ещё раз поменять герб. Удивительно наивный человек. Ему в голову порой приходят такие странные идеи, что просто диву даёшься. Я до сих пор не понимаю, с чего он решил сделать гербом России двуглавого медведя. Раз надо, значит надо, но всё же, это было очень странно. Так, а теперь продолжим...
  
  - Россия, Германия и США поднимают со дна моря 'Титаник', - начал я следующий анекдот. - Американцы заинтересованы в содержимом корабельных сейфов. Немцы хотят узнать технические ноу-хау корабля. Ну, а нам нужен оркестр, который играл весёлые песни, пока корабль тонул.
  
  Президент опять остановил запись.
  
  - Нам точно нужен оркестр, а не ноу-хау? - переспросил он.
  
  - Нет. Нам нужен именно оркестр.
  
  Президент обстоятельно кивнул.
  
  - Неплохой анекдот. Пожалуй, он даже слишком хорош для компромата. Если он прозвучит на суде, то потом придётся судить всех, кто был в зале. Продолжим. Думаю, ещё одного анекдота хватит.
  
  - Чем отличается сантехник из ЖЭКа от президента? Сантехник не приходит, а президент не уходит.
  
  Президент нахмурился, сжав губы. Передвинув лампу на прежнее место, он сухо обронил:
  
  - Какой хороший анекдот. Полагаю, на этом можно закончить.
  
  - Я знаю ещё много анекдотов, - не сдавался я. - Про...
  
  - Достаточно, - таким же сухим тоном прервал меня президент. - Последний вопрос. Вы, случаем, не контрабасист?
  
  - Что, простите?
  
  - Не обращайте внимания. Я просто так спросил.
  
  Я не собирался останавливаться. Похоже, сейчас, когда все дела были улажены, у меня оставался шанс сделать то, о чём я мечтал с прошлого вечера. Извечной мечтой каждого мыслящего человека в России является желание добраться на приём к доброму царю и рассказать ему про злых бояр. Эта мечта насчитывает не меньше лет, чем сама Россия; она прекрасна, как цветок василька и бесплодна, как арктическая тундра, она оптимистична, как кудрявая весенняя берёзка, и трагична, как вся история моей страны.
  
  - Господин президент! - начал я. - Пожалуйста, выслушайте меня! В стране полный...
  
  Я вкратце обрисовал свои впечатления от всего увиденного, услышанного, прочитанного и обдуманного за неполные два дня, проведённые в удивительном государстве будущего, стараясь при этом не называть конкретных имён. Всё это время президент смотрел на меня с плохо скрываемым недоумением.
  
  - Вы закончили? - поинтересовался он, и мне показалось, что я слышу некоторое участие в его голосе. - Понятно, что вы совершенно недавно пришли во власть, и вам ещё во многом предстоит разобраться. Я весьма заинтересован в вас, и только поэтому я предлагаю вам выбор...
  
  'Сибирь или Сахалин?' - подумалось мне.
  
  -...мне ответить вам честно, или как обычно?
  
  - А можно и так, и так? Чтобы я мог сравнить.
  
  Президент ответил не сразу. На какую-то долю секунды мне показалось, что своим вопросом я пробудил в нём что-то, доселе спящее и, по всей видимости, ещё не до конца атрофированное. Президент открыл рот, и наваждение исчезло.
  
  - Вы - первый честный человек, который вошёл в этот кабинет за всё время его существования. Я разбираюсь в людях, иначе бы не сидел здесь, поэтому я могу заявить это со всей уверенностью. Что же, налейте себе ещё кофе, и выслушайте меня, не перебивая. Конечно, Россия не идеальна, но, к примеру, вы видели размер госдолга США? Вы знаете про социальную политику Украины? Вы слышали про положение русскоговорящих в Латвии? И вообще, я хоть сейчас могу назвать не меньше десяти стран, в которых жить ещё хуже. Почему все сравнивают Россию с Америкой, но никто не хочет сравнивать с Афганистаном? Благодаря моим заслугам мы пока ещё живём лучше Афганистана! Вы говорили, что где-то в провинции делают хлеб из гороха, но если мы будем выпускать хлеб без гороха, то люди просто не смогут его купить: у них не хватит денег. Вы говорили, что зарплата маленькая и работать негде, но граждане как-то живут. От голода пока ещё никто не умирает. Даже на Урале. И вообще, не будь призыва жителей всей остальной России в трудовую армию, то им просто было бы нечем заняться в своих регионах! Пусть провинциалы вообще радуются, что они ещё хоть где-то и для чего-то нужны!
  
  Президент перевёл дыхание и выпил глоток кофе, после чего продолжил:
  
  - Вы упоминали, что люди недовольны выборами, но почему они тогда на них не ходят? Мы ведь ещё проводим выборы и даже боремся за повышение явки. Люди сами не ходят на избирательные участки, а потом ещё недовольны. Я мог бы назначить себя пожизненным президентом, но не сделал этого. Я честно выиграл все свои президентские выборы, и буду выигрывать их впредь.
  
  - Честно? - всё-таки не удержался я. - Мне кажется, что система 'Ниппель' несколько...
  
  - Не перебивайте меня, - прервался президент на секунду. - Без деятельности контролирующих и надзирающих служб Россия неизбежно бы скатилась в бездну анархии. Ну, а что касается деятельности правоохранительных органов и вспомогательных патриотических бригад, то, конечно, временами происходят некоторые эксцессы. Это является прямым следствием того, что органы - заострённый срез нашего общества. Люди, о которых вы говорили - часть нашей страны, а не какие-то надсмотрщики из инкубатора. Я не могу взять и создать импортозаместительного Робокопа без страха и упрёка. Я не могу запретить людям, которые любят Родину, объединяться в патриотические клубы и следить за порядком. Только благодаря им существует Россия, благодаря им сапоги натовских солдат ещё не идут по Красной площади. Ну, и напоследок я выскажусь о территориальном вопросе Дальнего Востока. Регионы, о которых вы говорили, раньше приносили нам одни проблемы и убытки. Сейчас же они приносят нам прибыль в валюте. Если вы не можете содержать огромный дом, то разумно переехать в жильё поменьше.
  
  - Простите, но так можно продать всю Россию, оставив только Москву. И ещё Черноземье, чтобы было где выращивать хлеб.
  
  - Я не намерен вступать в дискуссии, - очень холодно заметил президент. - Вы задали мне вопрос, я ответил по существу. Ах, да, что касается упомянутого вами замминистра... Он сам не хочет лечиться. Я лично предлагал ему пойти на врачебный консилиум и операцию, но он наотрез отказался: взял медицинское направление, скрутил его в трубочку и вставил мне в письменный прибор!
  
  В нашем разговоре возникла неловкая пауза.
  
  - Эээ, я имел в виду, вот сюда, - президент поясняюще коснулся пальцем стоящего на столе канцелярского набора, разгоняя возникшую двусмысленность. - Так что пусть не жалуется.
  
  Я пожал плечами.
  
  - Это было то, что вы называли 'честным ответом'? - на всякий случай, поинтересовался я. Совершенно неожиданно президент улыбнулся.
  
  - Давно я так не беседовал, - сказал он. - Может, действительно, надо будет как-нибудь загримироваться и прогуляться по Москве, пообщаться с простыми людьми. Сотню лет так не делал. Нет, это было то, что я называю 'обычным ответом'. Ну, а если вы хотите честного ответа...
  
  Он налил себе ещё кофе и выпил.
  
  - Я даже немного отвык. Посидите год в Кремле, сами поймёте. Так вот, я президент России, а не бюро социальной защиты. Я занимаюсь политикой. Вы знаете, что такое 'политика'?
  
  - По одному из определений, - вспомнил я курс политологии, - это наука о власти.
  
  - Совершенно верно. Власть. Здесь где-то сказано об экономике и населении?
  
  - По идее...
  
  - Не по идее, - оборвал меня президент. - Какая вам разница, что происходит во всей остальной России, если вы сидите в Кремле? Всё что вокруг - не считается.
  
  Президент отхлебнул кофе и продолжил:
  
  - Родина - это я, а я, благодаря достижениям зарубежной медицины, смогу прожить ещё очень много лет. Я окружаю себя наиболее бездарными политиками, чтобы хотя бы на их фоне казаться великим государственным деятелем. Я предпринял ряд локальных укреплений и совершенно не боюсь народного бунта. Революции делаются исключительно в столицах, а москвичей и петербуржцев я держу в лучших условиях, чем всех остальных. Кроме того, это позволяет расколоть страну. Провинциалы ненавидят москвичей за то, что те жируют, а москвичи ненавидят провинциалов за то, что они норовят перебраться в прекрасную Москву.
  
  - Разделяете и властвуете?
  
  - Совершенно верно. Намного дешевле кормить два города, чем всю страну. Ну, а если где-то кто-то будет недоволен, как на Урале в тридцатых, то моя верная Госгвардия выедет на место и усмирит бунтарей. Об этом даже никто не узнает, потому что я давным-давно отменил интернет. В общем, народа я не боюсь. Я заменил армию призывом в поля, потому что не хочу, чтобы мой народ умел стрелять. Это им совершенно не нужно. Я не боюсь и своих силовиков. Вы помните вагон-ресторан?
  
  - Ещё как.
  
  - Я делаю так, чтобы они конкурировали друг с другом, не слишком усиливаясь в процессе. Пока получается очень хорошо. Пусть грызутся друг с другом. Говоря откровенно, небольшую опасность для меня представляют мои друзья, кольценосцы.
  
  - Но почему?
  
  - Потому, что они мои друзья. А друзья иногда бывают недовольны. Иногда они хотят слишком многого, и мне приходится аккуратно останавливать их. Хоть они в этом и не признаются, они считают меня первым среди равных. К счастью, пока ситуация стабильна. Народ безмолвствует, силовики подчиняются, а друзья накормлены.
  
  Президент глотнул ещё кофе и продолжил:
  
  - Кстати, намного дешевле кормить одних только друзей, чем весь народ. А если у народа нет денег на водку, пусть пьют настойку боярышника. Мне ничего не угрожает. Разве что однажды силовики прекратят свою грызню, что мои друзья отвернутся от меня...
  
  Президент на секунду прервался.
  
  - Но так никогда не произойдёт. Я хорошо зачистил поле власти. В стране есть только один политик: это я. Никто, кроме меня, - возвысил голос президент. - Все умрут, а я останусь.
  
  - Мне кажется, что вы недооцениваете народ...- начал я, но президент перебил меня:
  
  - Пф! И вы ещё называли себя историческим консультантом! Назовите мне хоть одного российского лидера за последнюю тысячу лет, сброшенного народом. Керенский не легитимен и поэтому не считается.
  
  - Ну, разве что Лжедмитрий...хотя нет. Кажется, там был заговор Шуйского...
  
  - Вот именно. Заговор. Пётр Третий - заговор. Павел Первый - заговор при влиянии пятой колонны англичан, - перечислял президент, загибая пальцы. - Опасны только те, кто близко. Декабристы никогда не страшны. Их вешают. Вы помните, кто отправил в феврале семнадцатого года трёхсотлетнюю династию Романовых в отставку? Кто заставил отречься императора Николая Второго?
  
  Президент был явно подкован в теории дворцовых переворотов. Я поморщился, вспоминая дела полуторасталетней давности.
  
  - Помню, хоть меня там и не было. Председатель государственной думы Родзянко, пять командующих фронтами и один адмирал.
  
  - Вот, вы сами всё понимаете, мне даже не надо объяснять. А помните, кто арестовал Николая Романова, уже не Второго, уже отправленного в отставку?
  
  Без подготовки, без помощи интернета или энциклопедий ответить было нелегко.
  
  - Начальник генерального штаба генерал Алексеев, - с огромным трудом вспомнил я.
  
  - У вас ещё есть вопросы? - с внутренним торжеством спросил президент.
  
  - Только один. Вы помните, что февральская революция началась в очередях за хлебом?
  
  Президент не ответил мне. Молчал и я, думая, что сказал слишком много.
  
  - Ты победил, калининградец, - наконец, крайне холодно произнёс президент, и снова замолчал. Мне стало неловко.
  
  - Я думаю, что вопросы продовольственного снабжения граждан России не входят в рамки нашей беседы, - президент вернулся на 'вы', словно подводя какую-то черту в разговоре. - Не раскачивайте мою стабильность своими вопросами. А на будущее я вам скажу, что есть границы, которые нельзя пересекать даже моим друзьям. Когда бывший директор железных дорог разворовал всё, что только можно, я простил ему это, потому что он делал это исключительно от любви к отчизне. Кроме того, он делился со мной. Когда он начал воровать зерно, я сделал ему предупреждение. Когда же он открыто построил у себя на даче зернохранилище, то я снял его с поста и отправил в Сибирь мостить дороги. 'Томскдорстрой', председатель совета директоров. Пусть перевоспитывается на этой мелкой должности. Пожалуйста, не уподобляйтесь ему. Ведь вы мой друг?
  
  В беседе возникла пауза. Я не хотел чего-либо говорить, чтобы не ухудшить ситуацию. Очевидно, своим невинным историческим вопросом я задел президента России за живое. Впрочем, президент тоже почувствовал, что несколько перегнул палку:
  
  - А по существу вашего вопроса я скажу следующее: в стране всегда можно ввести военное положение. Это помогает.
  
  Мне очень захотелось спросить, как он собирается ввести военное положение, если в армии остались только надувные танки при генералах, но я сдержался. Во-первых, это было бы бестактно. Во-вторых, судя по входу в Кремль и по дорогам близ Вязьмы, танки в России ещё имелись. Наверняка у такого опытного политика всё продумано, и под Москвой припасена пара боеспособных танковых дивизий. Кормить две дивизии явно дешевле, чем все вооружённые силы.
  
  - Господин президент, - сообщили нам часы, - к вам министр иностранных дел.
  
  Президент одним движением утратил всю свою холодность. Я даже поразился столь молниеносной метаморфозе. Сейчас он снова был уверенным в себе лидером страны, ведущим Россию к процветанию.
  
  - Просите, - сказал он лампе и перевёл взгляд на меня. - Я думаю, что мы с вами обсудили основные положения и пришли к консенсусу. Не будем выносить сор из избы. Кстати, вы говорили, будто бы маска выглядит ненатурально. Давайте проверим, заметит ли министр разницу?
  
  Ловким движением он натянул маску, словно противогаз. Будучи надетой на голову, она выглядела ещё более жутко. Президент стал похожим на Фантомаса, грубо раскрашенного гуашью.
  
  Мы замерли в ожидании.
  
  Что за абсурд окружает меня? Кто этот странный маленький человек, что сейчас сидит напротив меня в таком виде, словно хочет сыграть роль тролля в спектакле 'Герр Маннелиг'? Неужели вот это существо и есть всесильный августейший господин президент России, которого я теперь имею законное право называть просто господином президентом?
  
  Я внезапно понял, что совершенно не боюсь президента. Конечно, он всё ещё мог натравить на меня свои всемогущие спецслужбы и дать мне четвертак за расшатывание духовных скреп путём глумления над нравственными ценностями (впрочем, куда как более страшным наказанием была бы пожизненная ссылка в какой-нибудь провинциальный город со средней зарплатой в восемь тысяч рублей), но я его совершенно не боялся. Президент был смешон и жалок. Идя по коридорам Кремля, я думал, что меня встретит харизматичный суперзлодей, гений комбинаций, стратег многоходовых ловушек и мастер хитрых замыслов. Вместо этого передо мной оказался не гений, и не стратег, а всего лишь какой-то временщик, исполняющий обязанности президента. Истина оказалась столь обескураживающе неприятной в своей простоте, что я ощутил обиду. Занавес опустился, и меч в руке театрального короля оказался картонным. Гамлет и Клавдий ушли в буфет пить коньяк, обсуждая бюст актрисы, получившей роль Офелии. Альпинист, взобравшийся на неприступную вершину, обнаружил там лишь ледяной ветер и неприятную перспективу обратного спуска. Джинна в лампе не оказалось, да и попросту не могло там быть.
  
  Единственной радостной вещью в эту минуту было только то, что я всё-таки придумал название для своей книги о России будущего. Я твёрдо решил назвать свою рукопись 'Бесконечный президент'. Это было именно то название, которое я искал.
  
  Зажужжал небольшой шкаф, отодвигаясь в сторону. Дверь, что располагалась за ним, была удивительно низкой. Она открылась, впуская уже знакомого мне министра иностранных дел. На нём были новые очки, под которыми виднелся плохо припудренный синяк. Приугасший запах одеколона оживил в моей памяти воспоминания об утреннем сражении в Вязьме.
  
  Министр, преодолев дверь, разогнулся и, увидев президента в новом обличье, громко заорал от ужаса. Хватаясь за сердце, он отшатнулся в сторону, столь громко скрипнув ботинками, что это было похоже на изданный от испуга неприличный звук.
  
  - Спокойно, спокойно, это я, - заботливо сказал президент, торопливо срывая с себя маску. - Не волнуйся.
  
  Министр, держась за стену и перебирая руками, дополз до двуглавого орла, поскрипывая ботинками. Приложив голову к металлическому крылу, он крепко выругался на чистом русском языке. Очевидно, утренняя схватка в вагоне оказала сильное воздействие на лексический запас министра.
  
  - Я всю ночь мотаюсь между Витебском и Вязьмой! - сказал министр, облегчив свою душу. - Меня бьют опричники и травят сонным газом отморозки! У меня до сих пор трещит голова! Меня откачивают налоксоном из запасов для сына местного мэра, потому что в больнице там есть только аспирин и зелёнка. Я встаю из-под капельницы, мчусь к тебе в кабинет, а ты встречаешь меня в виде ибсеновского тролля, как будто тебе больше нечем заняться!..
  
  Здесь в министре снова вскипели эмоции, и он снова выругался, тяжко оскорбив президента России.
  
  - Кто я? - недоумённо переспросил сидящий напротив меня президент. - Вот что, выпей кофе, чтобы голова не болела, и прекрати дерзить. Ты не в зале заседаний ООН.
  
  Президент и министр общались друг с другом в той доверительной манере, которая бывает только у людей, прошедших вместе огонь, воду и многолетнюю государственную службу.
  
  - Кстати, если уж мы заговорили про ООН! - воскликнул министр. - Вместо того, чтобы играть в костюмированный бал, ты мог бы, как минимум, продумать содержание дипломатического ультиматума...
  
  - Я уже всё продумал, - сообщил президент. - Если они не согласятся на наши условия, то я снесу Калининград и всю область бульдозерами. Если это не поможет, то я разбомблю какой-нибудь из ненужных городов России. Например, Петрозаводск, Углич или Кострому. Нет, лучше Выборг, чтобы надавить на Финляндию! Населению я скажу, что нас разбомбили американцы, а список ненужных городов России я составлю к завтрашнему...
  
  - Подождите, - торопливо вклинился я. - Вы не говорили, что я повезу ультиматум!
  
  - Не беспокойтесь, - твёрдо сказал президент. - В соответствии с Венской конвенцией и нормами международного права посол является неприкосновенным лицом. Вам ничего за это не будет. На чём я остановился? Ах, да. Думаю, это заставит Запад пойти нам навстречу. Кстати, можно попробовать заодно предложить Сахалин японцам, чтобы не ездить два раза. Я думаю, что они заинтересуются нашим предложением.
  
   'Кремль себе разбомби', подумал я, но оставил своё мнение при себе. Вряд ли президент обрадовался участию в акции 'Enbomb your Kremlin'. Из этого будущего нужно было бежать, как из чумного барака. Похоже, мне действительно оставалось только одно: согласившись со всеми безумными требованиями президента, выехать за границу, после чего помахать провожающим меня людям рукой и отправиться восвояси.
  
  Министр иностранных дел ещё раз поелозил головой под крылом двуглавого орла, скосив взгляд на президента. Что-то было умилительное в чиновнике, прильнувшем головой к гербу; он немного напоминал кота, трущегося о брюки любимого хозяина.
  
  - А если они не заинтересуются? - поинтересовался министр, не отрываясь от герба. - Презя, я с тебя балдею. У тебя планы один удивительнее другого. 'Давай захватим целую страну, вот увидишь, нам ничего не будет', 'давай напечатаем миллиард евро, у нас хорошие полиграфисты, никто даже не заметит разницы', 'давай вывезем за рубеж всё зерно, год народ как-нибудь продержится', 'давай продадим Курилы, а на вырученные деньги построим сувенирную демократию', 'давай сдадим Забайкалье в аренду Китаю, а то у нас бюджет не сходится'... Ты в сорок девятом сжёг дотла Печенгу, и что, это помогло? Выдали тебе финский шенген, или отказали по причине непитерской прописки?
  
  - В тот раз мы только предупредили их по телетайпу и послали депешу через границу в поезде. Этого явно недостаточно. Сейчас же мы отправляем уполномоченного посла с официальным ультиматумом. К тому же, одно дело - Печенга и Финляндия, и совсем другое - Калининград и Германия. Я повышаю ставки. Наступает время идти ва-банк. У тебя есть предложения получше? А? Я что-то не слышу. Критиковать все горазды, а вот что-то предложить...
  
  - Просто признайся, что тебе тупо нравится взрывать дома, - негромко проворчал министр. Президент не услышал этой реплики. На столе негромко зажужжал один из телефонов.
  
  - Я слушаю, - сказал президент в телефонную трубку. - Да, именно так. Ну, я не возражаю. Если хотите провести молебны за успех зарубежной поездки, то проводите. Да, по всей России. Возжигание пудовых свечей, крестные ходы, хорошо. А я-то тут при чём? Пятьдесят миллиардов???? Нет, обойдитесь имеющимся бюджетом. Что значит 'не обойдётесь'? Ну, не благословишь поездку, и что тогда?
  
  Министр иностранных дел наконец-то оторвался от герба и опустился в кресло рядом со мною. Президент прикрыл трубку ладонью и посмотрел на министра:
  
  - Тут один человек просит у меня позолотить ему купол. Ответь ему, пожалуйста, как можно вежливее. Я боюсь, что не выдержу и нахамлю.
  
  - Господин патриарх, говорит министр иностранных дел, - солидным голосом произнёс министр, приложив трубку к уху. - Господин президент уполномочил меня сообщить вам благую весть от Матфея. Глава двадцать первая, притча о жадном патриархе. Вошёл Иисус в храм божий, подошёл к торгующим, нашёл главного и сказал ему: ден пас та гамитис*. Я рад, что вы меня поняли. Да, желаю всего наилучшего. До свидания.
  
  * Грубое греческое ругательство. Примерно: 'вали отсюда'.
  
  Трубка легла обратно.
  
  - Спасибо, - поблагодарил его президент. - Ты меня просто выручил. Он до сих пор дуется на меня, что я взял демонтированные малахитовые колонны из Исаакиевского собора себе на дачу. Я ему отдал лазуритовые, а он до сих пор недоволен. Мол, 'хочу именно малахит'...
  
  Телефон зажужжал снова.
  
  - Слушаю! - недовольно произнёс в снова поднятую трубку президент. - Ты меня сейчас отвлекаешь. Да, ты всё правильно понял. С этого момента в эфире ни единого плохого слова о Европе и США. Да, именно так. Про что тогда вообще передавать? Это, вообще-то, я должен спрашивать у тебя. Пусти цикл передач про нашу с ними дружбу. Да хоть про 'Союз-Аполлон'. Нет, про полярные конвои нежелательно. Это матчасть! Это знать надо!
  
  В трубке кто-то торопливо и неразборчиво возражал.
  
  - Ну и что? - голос президента был резким. - Ах значит, говоришь, бандеровец вчера избил ведущего в прямом эфире? Ну а какая мне разница? Сто миллиардов на перестройку телебашни, потому что под ней геологическое смещение? Я думаю, что ты неудачно пошутил. Ах, так? Ну и уходи. От дурака слышу.
  
  Президент положил трубку на рычаг и с гневным сопением посмотрел на нас.
  
  - Вот, вы видите, - обратился он к нам. - Вся страна на ручном управлении, пока не позвонишь и не вставишь пистон, никто не будет работать. И никакой субординации.
  
  Он щёлкнул каким-то тумблером на телефоне, видимо, выключая его, и гневно продолжил.
  
  - Я президент России! Я хочу решать судьбы мира и определять будущее планеты, а что мне приходится делать вместо этого? Выслушивать телефонные звонки 'у меня тут сыначка подрастает, можно ли его куда-нибудь пристроить губернатором', 'в Измайлово обижают магометанские народы', 'в Ростове хулиганят', 'на броненосце течёт гальюн, выделите ещё денег', 'у нас унесло ветром в Эстонию тридцать танков', 'наша ракета взлетела на целый километр, прежде чем взорвалась'...
  
  Утратив от нахлынувшего гнева дар речи, президент зарычал, после чего схватил со стола почётную грамоту московского водоканала (на ней был изображён двуглавый медведь с ассенизационными черпаками в лапах) и разодрал её в конфетти. Только после этого он смог продолжить свою филиппику:
  
  - И с этим ко мне лезут в то время, когда я обдумываю проект разделения сфер геополитического влияния на территории постсоветского пространства! Когда я подготавливаю схему урегулирования арабо-израильского конфликта! Я выше всего этого! Я не хочу и не буду заниматься такой дребеденью! Я хочу выступать на трибуне ООН, рассказывая о величии России и об её особом пути, и чтобы мне аплодировали слушатели! И чтобы я рассказывал и рассказывал, а они всё аплодировали и аплодировали!
  
  - ООН у тебя будет, - заверил его министр, - а что до министра телевещания, то я просто посоветую снять его с поста и снять с него кольцо. Без лекарств он очень быстро станет дисциплинированным.
  
  - Я тут внезапно подумал, - устало начал президент, облокотившись на стол и обхватив пальцами лоб, - что мне следует поснимать кольца с вас всех. Вы только и умеете, что требовать денег и вечную жизнь. Я согласен покупать лекарства для друзей. В конце концов, друзья это святое. Я согласен выделять деньги на лекарства для жён друзей, всё-таки, семья - это тоже святое. Когда у меня начали просить лекарства для детей, я нахмурился, но согласился. Но теперь у меня начинают требовать лекарства для внуков, и я понимаю, что мой узкий элитарный клуб для избранных друзей превращается в проходной двор! Посбрасываю вас ко всем чертям в регионы и наберу себе новых друзей, которые будут меня слушаться. Они-то будут знать, кому они обязаны и кто здесь главный!
  
  - Хорошая мысль, - сказал министр. - Тогда начни с твоих служивых людей, потому что они уже переходят всякие границы. Синяк у меня под глазом вопиет о той вседозволенности...
  
  - Я знаю, - холодно ответил президент. - Но твоё недовольство дестабилизирует страну. Если бы не мои служивые люди, то напротив меня сейчас сидели бы не вы, а солдаты НАТО.
  
  - При чём тут НАТО? - возмутился министр. - Они просто везде! Мне выдали нового водителя, который не умеет переключать передачи и заводится с третьей попытки. Он чуть не слетел в кювет, обгоняя кортеж министра обороны на красный свет. Я потребовал его заменить, мне ответили: 'Это наш информатор. Пусть остаётся'. Что это такое?
  
  Президент заглянул в кофейную чашку. Она была пуста, и президент с грустью поставил её обратно.
  
  - Мой милый наивный министр иностранных дел, - начал он с каким-то теплом в голосе, словно говорил с первоклассником. - Я могу отправить в отставку генерала, это несложно. Я могу отправить в отставку министра, это тоже не так сложно. В теории я даже могу распустить целую службу, я ведь уже так делал. Но я не могу отправить в отставку общественный институт силовых структур, во-первых, служащий моей опорой, а во-вторых, специализирующийся на арестах. Он немедленно возродится из пепла, точно феникс. Какая тебе разница, арестует тебя федеральная опричная служба или возникшее вместо них управление по защите конституционного строя? Если уж на то пошло, то я подозреваю, что у кого-нибудь из них есть не только дело на меня, но и мой двойник, который в случае необходимости просто наденет мою маску, сядет в это кресло и никто даже не заметит разницы. Я же, тем временем, буду сидеть в спецкарцере либо у опричников на Александровском валу, либо в гостапо на улице Ивана Калиты, и я даже не знаю, что из этого хуже...
  
  - Ну хорошо, силовиков я ещё пойму! - министр иностранных дел всплеснул руками. - Но вчера ночью, когда мой лучший переводчик начал повторять вслух английскую грамматику, его кто-то услышал. Неизвестные хулиганы выломали дверь, сказали, что он своими поступками оскорбляет русскоговорящих людей, избили его, сожгли на полу все учебники английского языка (чудо, что квартира не загорелась), а уходя, наклеили на стену подъезда объявление, что здесь живёт предатель родины. Этот маразм из провинции уже дошёл до Москвы! Это уже ни в какие ворота не лезет! И только не надо втирать мне очки про то, что если бы к моему переводчику не пришли дружинники, то вместо них в дверь постучались бы солдаты НАТО!
  
  - Я никому не втираю, - чуть склонив голову, сказал президент. - Однозначно, это провокации пятой колонны. Задумайся, кому выгоден этот поступок? Явно тем, кто хочет дестабилизировать обстановку и бросить тень на людей, любящих свою родину, на патриотов России, которые готовы отдать свою жизнь за суверенитет страны. Я не удивлюсь, если следствие установит, что твой переводчик сам заплатил нападавшим, чтобы организовать эту провокацию и оказать на тебя давление. Кстати, про деньги. Ты составил смету?
  
  Министр иностранных дел недовольно фыркнул и достал из своего портфеля пачку бумаг:
  
  - Предварительные подсчёты таковы: разработка проекта и сметы - миллиард рублей. Уплата выездных пошлин - пять миллиардов. Обязательное страхование жизни и здоровья - десять миллиардов. На поездку нашего посла до границы с Евросоюзом - сто миллиардов с учётом асфальтирования дорог и противоклещевой обработки местности. На поездку по Евросоюзу - двести миллиардов, без учёта миллиарда суточных. На интеграцию со всемирной визовой системой - сорок миллиардов...
  
  От перечисляемых сумм у президента началось дыхание Чейна-Стокса.
  
  - ... на восстановление аппарата министерства иностранных дел - триста миллиардов...
  
  Налившийся кровью президент впился пальцами в крышку стола и, глядя министру в глаза, медленно и отчётливо прошипел через плотно сжатые зубы:
  
  - Ты можешь хотя бы сейчас не воровать, сука?
  
  Министр иностранных дел встретил это заявление с хладнокровием истинного дипломата и договорил:
  
  - ...и помимо всего вышеперечисленного, я хочу получить обратно здание на Смоленском бульваре. По историческим причинам оно должно принадлежать мне, а не Агропрому. Ты же сам всё время говоришь, что Россия должна быть готовой потратить последний рубль на свой суверенитет и независимость, а моё министерство уже двадцать лет как лишено полноценного финансирования...
  
  Не находя слов, президент вытащил из чашки серебряную ложечку и согнул её дрожащими руками прямо перед носом министра иностранных дел.
  
  - Слушай сюда, - медленно прошипел гадюкой президент, кладя согнутую ложечку на стол. - Двадцать миллиардов тебе на всё. Делиться со мной не надо, но если ты своруешь хотя бы рубль, я прикажу, чтобы тайная полиция переоделась украинскими партизанами и публично расстреляла тебя на Лобном месте вместе со всем твоим аппаратом иностранных дел!
  
  - Kurwa! Я не могу работать в таких условиях! - гневно возопил министр. - Можно подумать, что ты платишь из своего кармана!
  
  В гневе президент схватил двумя руками чашку и попытался откусить её край. Это ему не удалось. Негромко хрустнула зубная эмаль.
  
  - В России - все деньги мои! - гневно сказал президент, ставя чашку обратно. - К тому же, их мало, - добавил он, ощупывая резцы нижней челюсти.
  
  - Что значит мало? Тебе же совсем недавно на юбилей напечатали десять вагонов денег. Только не говори мне, что ты их уже потратил!
  
  - Во-первых, - президент ткнул мокрым от слюны указательным пальцем в направлении министра, - десять вагонов рублей, а не денег. Во-вторых, это мой личный резерв, не путай эти деньги с государственными. Эти вагоны стоят у меня в резиденции до лучших времён на запасном пути, а в-третьих, это не твоё дело...
  
  - А почему поездка такая дорогая? - поинтересовался я. - Если что, я могу немного сэкономить.
  
  В самом деле, я был готов несколько воздержаться в расходах, лишь бы поскорее покинуть Россию будущего.
  
  - Это не поездка дорогая, это рубль дешёвый, - коротко бросил министр иностранных дел. Президент ударил ладонью по столу, снова выпуская наружу свой неугасимый гнев:
  
  - Бери пример с нашего друга! Он безвозмездно едет в Европу! Он не просил себе премий и откатов! Он любезно согласился принять трёхуровневую квартиру в правительственном доме, а не потребовал её! Он дал на себя такой компромат, что я даже побоюсь его пересказывать. Ваши дела со взятками, сомнительными сделками и фотомоделями - просто тьфу! Кстати, я просто уверен, что на переговорах он будет держать себя на высоте и, в отличие от тебя, не высморкается в скатерть на званом обеде в Букингемском дворце.
  
  Министр попытался воздеть руки к небу. Получилось только ладони к потолку.
  
  - Почему вы все так меня этим упрекаете, словно я тогда высморкался в платье королеве Великобритании? Ты же сам говоришь, что мы должны уметь прощать своих друзей. Значит, когда сгорела Магнитогорская АЭС - это не страшно, когда затопило целую ветку метро в Петербурге - это не проблема, когда рухнул мост в Крым - это не беда, а когда я предпринял гигиенические меры перед дипломатической беседой с премьер-министром Англии - это катастрофа?
  
  Президент закрыл лицо ладонью.
  
  - Я не буду это комментировать, - произнёс он из-под своей руки. - Но скажу, что с честными людьми приятно работать. Даже не потому, что их легче облапошить, а потому, что они не облапошат тебя. И вообще, я подумаю о том, чтобы отправить тебя писать мемуары в Красную Поляну.
  
  Он облокотился на стол и посмотрел на меня.
  
  - Башни Кремля отбрасывают длинные тени. Наверное, наш разговор вам не очень интересен. Сейчас мы с господином министром иностранных дел проработаем все детали вашей поездки. Завтра утром будет совещание, а пока я предлагаю вам комфортабельно разместиться на новом месте.
  
  - Гостиница? - поинтересовался я.
  
  Президент повернулся и нажал на столе крупную красную кнопку с надписью 'Визирь'.
  
  - Конечно же нет. 'Метрополь' под колпаком у ФОС, 'Националь' - под тайной полицией, а за 'Москвой' смотрит полиция внутренних дел.
  
  - Неужели ваши же спецслужбы не подчиняются вам? - полюбопытствовал я. Президент чуть замялся.
  
  - Видите ли, - начал он издалека, - глядя на свои силовые структуры, я ощущаю себя укротителем в цирке. Дрессированные медведи подчиняются тебе и послушно прыгают с тумбы на тумбу, но они могут тебя съесть, а ты их - нет. Так что лучше не злить их без нужды лишний раз. Мы поместим вас здесь. Я живу в Кремле и вам советую.
  
   - Кстати, про 'живу'. Я не хочу строить себе новое здание, - упрямо произнёс министр, возвращаясь к предыдущему разговору, - потому что твои друзья опять всё разворуют, и оно развалится при открытии, как это уже было в сорок седьмом. Я хочу старый небоскрёб, построенный тогда, когда строители отвечали головой за свою работу.
  
  - А может, ты хочешь сам отвечать головой за иностранные дела? - поинтересовался президент. Министр возмущённо фыркнул.
  
  В дверь стоящего рядом несгораемого шкафа кто-то постучал изнутри. Президент России подъехал к нему на стуле и открыл тяжёлую железную створку.
  
  Из несгораемого шкафа проворно вылез самый необычный человечек, которого я увидел за этот день. Он был невысок и худ; на вид его возраст чуть превышал пятьдесят лет. Тёмные волосы были слегка взъерошены. С удивлением я обнаружил, что ботинки человечка оснащены восьмисантиметровой тракторной платформой, практически уравнивающей его ростом с президентом. Полвека назад с такой обувью он был бы весьма модным парнем на рэйв-дискотеке. Впрочем, я всё ещё превосходил ростом всех присутствующих, возвышаясь над ними, подобно перископу подводной лодки. Это было приятно.
  
  - Познакомьтесь, это мой самый надёжный друг, - представил нас президент. - По совместительству он работает у меня премьер-министром, но ценю я его вовсе не поэтому. Он полностью предан мне, а это самый главный критерий полезности человека в России. Когда я уезжаю отдыхать, то я оставляю его здесь за главного, и я совершенно не боюсь, что он как-то попробует узурпировать власть. Двух правителей страны сняли с постов, когда они были в Крыму, а третьему не бывать. Премьер - мой незаменимый спутник. Когда следует - он будет аплодировать, а когда нужно - молчать. Я верно говорю?
  
  Премьер вздохнул. В его глазах светилась затаённая грусть.
  
  - Здравствуйте, - негромко сказал он, пожимая мою руку.
  
  - Как жаль, что вы один такой, - продолжил президент, обращаясь к премьеру. - Если бы все мои друзья были так же лишены амбиций, как вы, то мир стал бы намного лучше.
  
  Премьер снова ничего не ответил. В углу его глаза что-то едва блеснуло. Похоже, заметил это не один я.
  
  - Ну, ну, не расстраивайся, - подбодрил его президент. - Я же в хорошем смысле этого слова. Хочешь, дам тебе медаль 'за заслуги перед родиной'?
  
  Президент поднялся из своего кресла и открыл стоящий неподалёку шкафчик. На нижней полке лежал ворох медалей.
  
  - Вот, держи, - президент достал одну из них и вручил премьеру. - Официально награждаю тебя, и всё такое прочее. Ты теперь восьмидесятисемикратный кавалер медали 'за заслуги', а это рекорд в России.
  
  - Девяностооднократный, - ещё более грустно сказал премьер-министр.
  
  - О, вот видишь, уже девяностооднократный! - похлопал его по плечу президент. Это замечательно. Я распоряжусь, чтобы тебе выдали премию, а пока перейдём к делу. Размести нашего гостя по высшему классу. А, пока не забыл, скажи, в каких банках у тебя деньги? Я составляю список для проверки.
  
  - 'Лозанна кредит', 'Сюисс финанс' и 'Банк дю Женёв'.
  
  - Ты ничего не говорил мне про 'Банк дю Женёв'!
  
  Премьер-министр стыдливо опустил взгляд:
  
  - Там очень небольшие сбережения. Это такой пустяк, что я не решался говорить вам о них, чтобы не отвлекать ваше внимание.
  
  - Об этом мы ещё поговорим, но потом, - президент повернулся ко мне. - Я очень рад нашей беседе и верю, что мы с вами сможем сделать Россию великой. Жду вас завтра здесь в десять утра. Нет, в девять!
  
  Похоже, наша беседа подошла к концу. Я поднялся с нагретого кресла и попрощался с моими собеседниками.
  
  - Прошу, - премьер-министр пригласил меня в несгораемый шкаф. Вместо денег и секретных документов там была небольшая винтовая лестница, ведущая вниз. Уходя, за своей спиной я услышал реплику министра иностранных дел:
  
  - Яранайка*! Давай подумаем, с чего лучше начать ультиматум в ООН...
  
  * Приступим (яп.)
  
  За нами захлопнулась железная дверь.
  
  - Как необычно, - прокомментировал я. - Я ещё никогда не залезал в несгораемый шкаф.
  
  - Это не шкаф, это потайной ход для доверенных лиц, - сказал премьер, спускающийся впереди меня. Идти здесь с моим ростом было нелегко; я едва не задевал макушкой свод. Отчего-то мне вспомнилось, как я поднимался по бесконечно длинной винтовой лестнице на колокольню Гданьского собора. Тогда я шёл и шёл вверх, а узкая лестница всё не кончалась и не кончалась.
  
  Эта винтовая лестница была гораздо короче, и вела она вниз, где был коридор с золотыми стенными панелями. Под потолком сияли небольшие люстры богемского хрусталя.
  
   - Подземные коммуникации Кремля, - пояснил мне мой проводник. - Очень удобно в дождь. Приезжаешь прямо сюда на метро и идёшь к себе в кабинет.
  
  - Весьма впечатляет. Скажите, а это вы придумали новый герб? - поинтересовался я как бы между прочим.
  
  - Ну, он уже вовсе не новый, - ответил премьер. Высокая платформа его ботинок придавала своему носителю несколько необычную осанку и походку. - Да, это моё изобретение. Вам понравилось?
  
  - Хм. Самобытно. Подчёркивает традиционные основы России. Медведь и зерно как альфа и омега нашей страны, - дипломатично похвалил я, не желая огорчать премьера своим истинным мнением. Тот немного поморщился.
  
  - Правда? По-моему, это какая-то ерунда. От меня требовали срочно предоставить какой-нибудь крупный национальный проект. Двуглавый медведь - единственное, что пришло мне на ум. Набросал наскоро эскиз и отдал художнику, а потом всё само собой закрутилось. Удивительно, что все его так хвалят. Даже сам президент был доволен. Кстати, я хотел бы с вами посоветоваться. Как я понял, вам предстоит исключительно важное и ответственное дело, но если вы позволите, то я ненадолго отвлеку вас.
  
  - Да-да?
  
  Премьер остановился и повернулся ко мне.
  
  - Меня никто не уважает! - воскликнул он с искренним горем. - Меня делают каким-то мальчиком для битья и посмешищем всероссийского масштаба! Всё плохое в стране валят на меня. Взбунтовался Урал, а виноват я. Растут цены, а виноват снова я. Хлеба нет, а ругают меня. Я поднял пенсию всем на пять рублей, а москвичам на десять, но мною снова недовольны! Я что, крайний? Мои подчинённые открыто смеются надо мной. Министр здравоохранения после рукопожатия со мной протирает свои руки сулемой, министр экономики заявил мне, чтобы я не лез в экономику, потому что я не умею считать, а министр культуры сочинил про меня оскорбительную частушку. На прошлой неделе кто-то перед совещанием подложил мне кнопку на стул; я подозреваю, что это был министр образования. И это ещё не предел! Министр импортозамещения недавно угостил меня бутербродом с импортозаместительным сыром, после чего я три дня страдал жесточайшим расстройством желудка, а министр здравоохранения заявил, что поставил в церкви свечку за моё здоровье...
  
  Премьер поморщился от воспоминаний и продолжил:
  
  - ...год назад один крупный чиновник из канцелярии президента под псевдонимом 'Принц Дуболом' написал гадкий пасквиль про меня. Он назывался 'Точка кипения'. Якобы, президент уезжает отдыхать в Тавриду, а я пытаюсь за неделю устроить путч и захватить власть. Для этого первым делом я переименовываю Сергиев Посад в Гроб Господень, а потом пытаюсь создать личную гвардию хунвейбинов, но реформа с треском проваливается, потому что никто в России не может правильно выговорить это слово...
  
  Премьер-министр не то вздохнул, не то всхлипнул, и снова начал говорить:
  
  - Про президента этот бездарь не рискнул бы так писать, а про меня - пожалуйста! А пишет он ещё хуже, чем руководит внутренней политикой. Отвратительный язык (якобы постмодернистский), плоские персонажи, я там просто сам на себя не похож... Так вот, к чему это я? Мне срочно нужно придумать какой-то громкий федеральный проект, чтобы выглядеть солидным государственным деятелем, чтобы усилить мой аппаратный вес! Я хочу быть, как президент! Чуть что происходит хорошее в России, так президент тут как тут. Залили бетон - президент. Доказали теорему Пифагора - президент. Вывезли нечистоты - снова президент... А что же тогда делать мне?
  
  Мне стало по-своему жаль премьера. В конце концов, из всех людей, облечённых властью, что я встретил за эти два дня, премьер-министр России казался практически безвредным созданием, подобно побегу ванили, выросшему посреди поляны терниев и колючек. Конечно, он был в высшей степени kacknaiv* (при всём богатстве своего лексического запаса я не мог подобрать подходящего определения в русском языке), но можно ли это было назвать преступлением? Я решил, что нет.
  
  * Предельно наивен (груб. нем.)
  
  - Ну, что бы такое придумать? - сказал я. - Отмените драконовские законы, разгоните ваших опричников и дружинников, посадите воров во власти, сделайте новые рабочие места, улучшите медицину, образование, постройте недорогое жильё для людей, снизьте налоги...
  
  - Нет, нет, я так не сумею, - разочарованно протянул премьер-министр. - Это слишком сложно, да и президент меня не поймёт. Потребуется потратить очень много денег и сил, а результат будет через годы или даже десятки лет. Мне нужно что-то быстрое, громкое, патриотичное, с чем бы я справился. Нужна какая-нибудь инновационная модернизация! Или лучше модернизационная инновация!
  
  Я задумался. Слова 'модернизация' и 'инновация' казались невыразимо чуждыми в удивительной России будущего, звуча словно 'Великая хартия вольностей' или 'Золотая булла' в мрачную эпоху Ивана Четвёртого.
  
  - Инновация, говорите? Наверное, сейчас был бы более востребован какой-нибудь закон, запрещающий женщинам красить волосы, но давайте что-нибудь придумаем.
  
  - Такой закон уже есть, - поправил меня премьер. - Красить волосы можно только с разрешения службы по надзору за семейными ценностями.
  
  Я почесал затылок, вспоминая рыжий цвет Катиных волос.
  
  - А косметику тоже с их разрешения продают? - спросил я из любопытства.
  
  - Нет, что вы, у нас же не тоталитарное государство. Просто с восемнадцати лет.
  
  - Как строго, - отметил я. - Не забалуешь. Так вот, я придумал. Есть у вас такая служба, федеральное управление безопасности. Как я понял, расположено на Лубянке и на Якиманке. У них какая-то неблагозвучная аббревиатура. Знаете, что? Переименуйте их в ЛУБ, Лубянское управление безопасности. Быстро, громко, патриотично.
  
  Премьер-министр восхищённо вздохнул.
  
  - Это просто невероятно! То, что нужно! А можете придумать что-нибудь ещё?
  
  - Так сходу трудно придумать, хотя, подождите, у меня есть одна мысль. Разгоном людей при необходимости занимается Госгвардия, верно? У них есть лозунг, но нет девиза. Я предлагаю 'бьющее сердце родины'. Думаю, им понравится.
  
  - Восхитительно! Это выше всяких похвал! В этом девизе слышится биение духовных скреп!
  
  Мой поток идей для государственных реформ не иссякал, хотя меня определённо смутила двусмысленность слова 'биение'.
  
  - Давайте повысим уровень. Я хочу предложить вам ещё одну идею, - начал я. Премьер внимал мне, как отличник учителю. - Книга - лучший подарок. Возьмите талантливого автора, попросите, чтобы он написал труд 'Военное положение, как панацея от всех бед', опубликуйте под своим именем и подарите президенту. Ну, конечно, дорогая мелованная бумага, золотой обрез, тиснение, герб... Не мне вам объяснять. Это однозначно усилит вашу позицию в Кремле.
  
  Премьер встретил этот совет с настороженностью.
  
  - Конечно, это блестящая идея, - сомневающимся тоном произнёс он, - но меня беспокоит то, что такая книга покажется президенту намёком с моей стороны. Он может воспринять её, как моё посягательство на его пост.
  
  - Тогда какие проблемы? Издайте эту книгу под именем президента. Успеете ко дню его рождения?
  
  - Ах! - восхитился премьер-министр. - Это будет блистательный проект!
  
  - Ещё в комплекте с книгой должны быть тёмные очки, - продолжал я. - Все успешные политики, которые вводили у себя в странах военное положение, обязательно носили тёмные очки. Это своеобразный отличительный знак.
  
  Премьер задумался, а я продолжил:
  
  - Я дал вам три совета. Лучшее - враг хорошего, но пусть будет и четвёртый. Когда будет юбилей продажи Курил...
  
  - Подписания мирного договора, - поправил меня премьер.
  
  - Когда будет юбилей подписания мирного договора с Японией, в следующем году? Вот что, по такому случаю торжественно вручите президенту меч для харакири.
  
  Премьер-министр запнулся о невидимое препятствие, но я подхватил его (он оказался легче, чем выглядел) и продолжил:
  
  - По этому случаю можно организовать всероссийский добровольный сбор средств. Грандиозная акция, сплачивающая страну. Кремлёвский дворец, прямая телетрансляция, парадный белый зал, президент в белом кимоно, за ним стоят наготове службисты (тоже в белом), вы вносите меч на подушечке... Я более чем уверен, что каждый россиянин охотно пожертвует тысячу рублей, чтобы президенту вручили меч для харакири.
  
  - Добровольный сбор средств - это прекрасно, - каким-то задумчивым тоном произнёс в пустоту премьер-министр, - а меч... Мне нравится ваша идея. Выкуем на Уралмаше... Оберну лезвие бумагой... Вот что. Я хочу сделать предложение. Вы, как никто другой, понимаете нужды и задачи государственного управления. Понятно, что вы сейчас нужны родине за границей, но я всегда буду рад пригласить вас в свой кабинет министров. Я создам для вас министерство инноваций. Условия стандартные, десять процентов вам, десять президенту, пять мне.
  
  - Вы имеете в виду финансирование?
  
  - А что же ещё? - удивился премьер-министр. - Ну, а если получится идея с мечом, то, возможно, вы могли бы занять моё место. Впрочем, вернусь к финансированию...
  
  Он остановил меня и приложил палец к своим губам. Пристально смотря на меня, премьер закрыл рукой небольшое отверстие в одной из стенных панелей.
  
  - Говорите тише, - произнёс он шёпотом. - У меня есть ещё один небольшой счёт со сбережениями, 'Цюрих шпаркассе'. Я дам вам его номер. Только, прошу, не говорите об этом президенту.
  
  - Заначка? - понимающе ответил я таким же тихим голосом. Премьер кивнул.
  
  - Он сам наделал уйму секретных счетов по всему миру, а мне не разрешает, - обиженно прозвучал премьерский шёпот. - Чёртов скопидом. Вы ведь знаете, из-за чего закрыли границы? Двадцать восьмой год. Президент уже тогда был невыездным. Он захотел вывезти часть своих денег за рубеж. Для этого он послал за рубеж своего доверенного музыканта якобы на гастроли. Чехол от контрабаса набили стодолларовыми бумажками. Конечно, это чрезвычайно маленькая сумма, но зато в наличных. Иногда это бывает очень ценно. В общем, музыкант выехал за границу и попросту сбежал с деньгами. Президент рассвирепел так, что в тот же вечер запретил выезд за границу любому гражданину России. Он давно хотел это сделать, просто не было удобного повода. Кстати, с тех пор он ненавидит контрабасовую музыку и контрабасистов в частности. Когда мы ходим на 'Лебединое озеро' в Большой театр, то из оркестра удаляют всю контрабасовую группу...
  
  - Можно смотреть 'Лебединое озеро' по телевизору, - посоветовал я. - Это очень впечатляет...
  
  - Я бы не сказал. Ничто не заменит живого выступления. Жаль, что вам нельзя выходить из Кремля, иначе я бы с огромным удовольствием пригласил вас сегодня в ДК Горбунова на рок-фестиваль. Разумеется, строго анонимно: парик, тёмные очки, отдельный балкон... Уверяю, вас никто не узнает. Однако, пойдёмте, а то нас заподозрят.
  
  - Кстати, - вспомнил я. У меня оставалось ещё одно дело, которое я хотел завершить, перед тем как уехать с чистой совестью. - Я вчера был в поезде, где один неплохой человек поссорился с высокопоставленным директором из Роспрома, и тот пригрозил последствиями. Ситуация не стоит выеденного яйца, но если что, могли бы вы успокоить ситуацию?
  
  - Думаю, это возможно. А как их зовут?
  
  Я с трудом припомнил имена вчерашних собеседников; мне казалось, что всё это произошло в вагоне-ресторане правительственного поезда год назад. Премьер-министр замедлил шаг, и мы снова остановились.
  
  - Николай - человек очень упорный, - задумчиво протянул он. - Бульдожья хватка, потому у него всё получается. Впрочем, поэтому же его и не вносят в лекарственную квоту. Остальные кольценосцы его ужасно не любят за характер. Я бы даже сказал, что мы побаиваемся пускать такого человека в свой узкий круг. Право на вечную жизнь - столь ответственная вещь, что её нельзя раздавать направо и налево.
  
  - Но всё-таки, можно ли что-то сделать?
  
  Премьер нахмурился.
  
  - Я-то, в принципе, могу защитить Анатолия. Он безумно талантлив. Я читаю его статьи о международном положении в мире и ностальгирую по тем временам, когда мог ездить без границ... Вот, не далее, как позавчера, я сидел на совещании по вопросам продовольственной безопасности и наслаждался его материалом про губительность западного общества потребления и про новый смартфон 'Macintosh L'. Эта статья была написана столь сочно и выразительно, что я твёрдо решил: к новому году я выпишу себе премию и куплю себе 'эльку'...
  
  Премьер-министр с предвкушением вздохнул и продолжил:
  
  - Но у Николая хорошие связи в опричной службе. Там могут сшить дело об измене родине буквально из воздуха. Анатолий - журналист-международник, изучает страны запада. Вот вам и материал. Тут можно спокойно накопать лет на пятнадцать. Если такое дело ляжет на стол, то я буду бессилен: премьер-министр не может защищать человека, изменившего родине и ставшего пятой колонной.
  
  - Значит, ничего нельзя сделать?
  
  Премьер о чём-то подумал, на секунду подняв глаза в потолок.
  
  - Я надеюсь, что до такого всё же не дойдёт. Если его просто выгонят с работы с волчьим билетом, то я возьму его библиотекарем в мою резиденцию, что возле Привалок. Это чуть севернее Гродно, оттуда открывается превосходный вид на пограничный Неман. Моя вилла стоит так, что оттуда не видно колючую проволоку 'Засеки', и кажется, будто ничего не отделяет тебя от свободы. Я люблю выходить на мраморную террасу вечером и смотреть на то, как солнце заходит в другой стране. Тогда я вспоминаю те времена, когда всё было совсем по-другому, и горькие мысли терзают мне душу: неужели это кому-то мешало?
  
  Он тяжело вздохнул и шмыгнул носом. Я пожал плечами.
  
  - Пойдёмте, - сказал премьер, отворачиваясь от меня и украдкой протирая глаза.
  
  Всё же, такой вариант для моего вчерашнего собеседника был лучше, чем ничего. Теперь меня больше ничего не держало здесь, и я мог с чистой совестью отправляться в путь. За границу, положим, меня выпустят, но на что и где я буду жить там? На мою поездку выделят миллиарды, но узнав Россию будущего поближе, я вполне мог предполагать, что мне на руки достанутся несколько билетов на рейсовые автобусы, три евро суточных и спальный мешок для ночлега. Нужно было заранее продумать детали.
  
  - И ещё одна просьба, - словно извиняясь, произнёс премьер, отрывая меня от раздумий. - Раз уж мы заговорили о резиденциях, то моя дача... видите ли, у меня в Италии есть дача на острове Капри с видом на море. Я очень боюсь, что за прошедшие тридцать лет её могли ограбить бездомные. По телевизору всё время передают, что в Италии очень много хулиганствующих бродяг. Когда я там отдыхал, о таком даже нельзя было подумать. Могли бы вы на денёк заехать туда и посмотреть, всё ли там в порядке? Вы сразу узнаете мою дачу. Такое красивое трёхэтажное здание, палладианский портик, перед ним фонтан. На воротах ограды полозоченный старый герб с орлом. Наверное, весь парк зарос, а виноградник пожрала медведка...
  
  - Думаю, что медведка - это не самое страшное, что может случиться в жизни, - философски заметил я, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. Кажется, в моём будущем забрезжила надежда. Сама судьба предоставляла мне кров и ночлег.
  
  - Вы правы, - согласился премьер-министр громким шёпотом. - Код отключения сигнализации семь, ноль пять, ноль восемь. Ключ под ковриком у входа. Там два коврика, хорасан и тебриз, так вот, ключ под хорасаном. Если хотите, можете даже переночевать там. Гостевая комната - третий этаж, как подниметесь по парадной лестнице, сверните направо. И если нетрудно, посмотрите ещё, всё ли в порядке в северной гостиной. Там на стене висит гобелен с изображением крестьян у очага. За ним скрыта маленькая дверца. Она ведёт в каморку, доверху набитую банкнотами в сто евро. Я опасаюсь, что за это время деньги могли отсыреть или привлечь грабителя. По телевизору только и говорят, что о нищете в Италии...
  
  - Конечно же я посмотрю, - заверил я премьера, надеясь, что у меня на лице не расползается улыбка. В это мгновение я был готов провозгласить панегирик исполнительной власти России, что сейчас шагала рядом со мною. Похоже, я приобретал не только крышу над головой, но и некоторое финансовое благосостояние. Теперь оставалось только как можно скорее и аккуратнее выехать за границу. - Для меня это не составит никакого труда. Если хотите, я даже могу перенести деньги в более сухое и безопасное место.
  
  - Спасибо. Если нетрудно, перепрячьте их в гардеробную на третьем этаже, слева от лестницы, четвёртая дверь. Вы меня просто выручили. Даже не знаю, как вас благодарить. Кстати, хотите медаль? - премьер вытащил из кармана брюк медаль 'За заслуги перед родиной', которой его наградил президент. - У меня их уже девать некуда.
  
  Я не был гордый.
  
  - Давайте.
  
  Медаль перекочевала ко мне в карман.
  
  За одной из дверей, которую премьер снова открыл ключом, скрывалась лестница, ведущая наверх.
  
  - Мы сейчас в Сенатском дворце, - объявил мне премьер, открывая ещё одну дверь. - Тут у нас оборудована небольшая гостиница для высокопоставленных гостей. Располагайтесь с максимальным удобством, но, прошу, не покидайте номер. Помните, что завтра в девять у нас совещание. Наверное, через сутки вы уже будете ехать поездом к границе, а послезавтра окажетесь в Евросоюзе. Как печально, что я не на вашем месте.
  
  - Ну, когда-нибудь... - неопределённо ответил я.
  
  - Я верю в лучшее. Пусть ваша миссия увенчается успехом.
  
  Мы шли по высокому коридору, стены которого украшала узорчатая золотая лепнина. Я выглянул в одно из больших окон. Солнце уже практически садилось. Президент был прав: башни Кремля отбрасывали длинные тени.
  
  За одной из дверей, которую открыл премьер-министр, располагался просторный холл с панелями резного дерева на стенах и прекрасной мебелью, обитой золотой тканью. Тонированные окна были задёрнуты полупрозрачными занавесями. На диване у левой стены сидела молодая стройная светловолосая девушка лет двадцати, которая тут же поднялась при нашем появлении. Она была одета в изящную белую блузку и обтягивающую синюю юбку.
  
  - Познакомьтесь, это Ирина, - представил даму премьер-министр. - На время вашего пребывания здесь она будет вашим администратором. Если вам что-то потребуется, просто скажите ей. А теперь я должен идти, меня ждут важные государственные дела. Госгвардия сама себе девиз не напишет, а мне ещё нужно вечером успеть на рок-фестиваль...
  
  Мы пожали друг другу руки, и премьер ушёл. Я удивлённо оглядел холл. Как я вообще здесь оказался? Меньше, чем за два дня, от вчерашнего рассвета и до сегодняшнего заката я вознёсся на вершины государственной власти, упав и поднявшись на своём пути. От этих размышлений меня отвлёк высокий и приятный голос Ирины.
  
  - Здесь гостиная, а здесь располагаются спальня и ванная комната, - указала она на двери в противоположных концах комнаты. - Если вы хотите поужинать, то сообщите мне, и вам принесут любое блюдо, которое вы закажете. Бар располагается в этом шкафчике. Коньяк, виски, шампанское, граппа, джин... Амаретто остался в кабинете президента, но, если хотите, мы вам его принесём.
  
  Мне внезапно очень захотелось спать. За всё моё путешествие мне так толком и не удавалось выспаться. Похоже, все запасы внутренней энергии и резервы моральных сил, на которых я добрался до Москвы, полностью подошли к концу. Теперь, после этих двух предельно насыщенных дней, я больше всего хотел упасть без сил.
  
  - Пожалуй, я лягу спать, - сообщил я, направляясь в спальню. По пути я вспомнил, что оставил свою, а точнее, дембельскую куртку на вешалке перед кабинетом президента, но решил, что она там не пропадёт. - Я ужасно устал в дороге.
  
  В прекрасно обставленной спальне меня ждала роскошная четырёхспальная кровать полированного орехового дерева. Я устало сел на её край и посмотрел на вошедшую за мной Ирину. Только сейчас я обратил внимание, что две верхние пуговицы её блузки кокетливо расстёгнуты, а из-под края недлинной мини-юбки виднеются ажурные кружевные верхушки чулок явно французского производства. На ткани чуть выделялись тонкие контуры нижнего белья, и я каким-то подсознательным ощущением понял, что департамент семейных ценностей явно не одобрил бы подобный фасон. Однако, по всей видимости, в Кремле эта служба была бессильна.
  
  - Мне остаться? - поинтересовалась Ирина. Я покачал головой. В конце концов, мне уже было столько лет, что я без малейших стеснений мог в выборе между женщиной и кроватью предпочесть кровать.
  
  - Нет, спасибо. Я действительно очень устал.
  
  - Если я вдруг понадоблюсь, то я буду рядом.
  
  - Хорошо.
  
  Я сбросил с себя ботинки, не имея сил даже донести их до ближайшего шкафа, и они беззвучно упали на ковёр. Подойдя к двери, Ирина обернулась и сказала:
  
  - Если вы предпочитаете альтернативные варианты, то я могу пригласить администратора-мужчину на ваш вкус.
  
  Никто не может так оскорбить тебя, так как это может сделать твоя страна. Я упал ниц на кровать, проваливаясь в сны, как в спасение.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"