Сквозь стену мертвой тишины стало доноситься противное эхо... Звук напоминал сломанный механизм, который явно нуждался в осмотре мастера. Но что-то давало понять, что природа его звучания ‒ электронная.
Да, это снова он - будильник. Хоть приятное и безмятежное состояние сна еще не покинуло, но чувство сильной боли уже успело посетить голову. Боль была не то, чтобы физическая, это больше походило на "боль сознания". Сознание того, что наступил новый день, только усугубило боль, но, к сожалению, день наступил.
Проведя довольно длинный "диалог", мозг все же уговорил глаза открыться. Приоткрывшись, они не обнаружили ничего нового в окружении. Это была все та же обшарпанная квартирка, стены комнаты были покрыты довольно бледной и серой краской. Потрескавшись, она больше походила на чешую очень больной и старой рептилии. Эта квартира не видела ремонта с момента сдачи в эксплуатацию, приблизительно лет 40-50.
Хочешь или нет, но вставать нужно - пронеслось в голове. Донеся свое тело в ванную, умывание холодной водой привело немного в чувство. До выхода на работу оставалось чуть более часа, и пора было приступать к утреннему "ритуалу". Пробежка сегодня не заходила: мало того, что была моросящая мерзкая погода, так еще и закрадывались мысли о ее необходимости.
После пробежки ждал завтрак, удовольствия он доставил не меньше пробежки: подсохшие вчерашние макароны и "мясной" полуфабрикат. Много лет он задавался вопросом, что скрыто под названием "Утренний мясной завтрак", это было подобие стейка или, может, это котлеты либо еще что-то более изощренное? Но так и не смог ответить на свой вопрос, одно он знал точно - мяса там не было. Далее - поход в душ, с мимолетно всплывающей надеждой на наличие горячей воды. Как только кран проплевался ржавчиной и потекла струйка, он слегка улыбнулся и подумал: "Очередное бодрое утро".
Он уже точно и не помнил, когда последний раз была горячая вода, может, 5, нет, скорей месяцев 6-7 назад. Как что-то там прорвало, так ее и не стало, но до сих пор на доске объявлений их двора красовалось:
"Уважаемые жители микрорайона "Трудовик"!
Приносим свои извинения за причиненные неудобства.
Мы делаем все, что в наших силах, чтобы восстановить подачу воды.
В кратчайшие сроки все будет исправлено.
С уважением администрация кооператива".
Далее в ход пошел тупой заржавевший станок. Кое-как сбрив черную щетину, время дало знать - пора выходить. Путь на работу занимал около часа.
Накинув одежду, он вышел, дождь продолжал моросить, но небо затянуло еще сильней, от чего пейзаж улицы становился только "краше" ...
Это был огромный спальный район, натыканный десятиэтажками. Все были идентичны друг другу, дистанция между домами едва позволяла проехать грузовику. Его дом был предметом зависти многих, так как имел небольшую клумбу и детскую площадку, все это венчалось несколькими деревьями с широкими кронами. Детская площадка, правда, со временем перекочевала на металлолом, но когда-то она была. Миновав несколько кварталов, он увидел очередь на остановку общественного транспорта. К его огромному удивлению, она была мала, как никогда. Проскользнула очень приятная мысль: "Сегодня есть большой шанс ехать на работу сидя".
Эта мысль смогла скрасить все утро.
На горизонте показался силуэт, да это был его автобус. Этот транспорт был старше его, по лучшей мере, вдвое. Он всегда удивлялся, как эта груда металла продолжает ехать, ведь звук движения вызывал жуткий страх и в то же время интерес: он сломается сейчас или позже?.. Спустя немного времени радость заполнила теплом все тело, да, сегодня он едет сидя. Но не просто сидя, а сидя возле окна.
Автобус начал движение и понеслись пейзажи. Открывался вид на очень красивые и мощные, плотно насаженные, деревья, правда, видно было лишь их кроны, столбы деревьев спрятались за высоким забором с колючей проволокой. Он был зеленого цвета и в отличии от краски в его квартире обновлялся явно минимум раз в год. За счет своего оттенка забор "идеально" вписывался в пейзаж...
И тут пошли рекламные щиты. На первом красовались наручные часы известного бренда, почему известного? Потому что их стоимость, с учетом скидки в 30%, равнялась зарплате рабочего за 10 лет его жизни (без каких-либо трат). Он подумал, что покупка таких часов стоила бы ему жизни, судя с его расходов на питание и оплату коммунальных услуг. Да, один небольшой аксессуар ценою в жизнь. Но больше всего ему нравился слоган, который должен был подтолкнуть человека на покупку: "Позволено носить только настоящему мужчине".
Автобус гнал на все парах, водитель был точно профи - так гнать и не дать этой технике развалиться на части может только знающий дело человек.
Продолжали мелькать щиты, одни предлагали бытовую технику, другие - импортные деликатесы, на некоторых были изображены ювелирные изделия, брендовая одежда. В общем дефицита не наблюдалось, было все, что душе угодно.
Автобус начал сбавлять ход, впереди был пункт контроля. Остановившись у обочины, возле остальных автобусов, мы ждали своей очереди на проверку документов. Спустя минут пятнадцать вошел сотрудник контроля. У него был явный избыток веса, и движение между сиденьями было для него огромной проблемой. Все держали перед собой идентификационные карты. С очень деловым видом он смотрел в карточку, а после - в глаза. Казалось, что у него есть способность заглядывать внутрь человека.
Завершив успешный контроль, пыхтя, автобус снова набирал скорость. Миновав пост, было несколько съездов, на них тоже были контрольные пункты, но они были уже намного серьезней. Контролеров было в разы больше и вооружение серьезней, тут уже присутствовали массивные металлические заграждения, а за ними - огромная парковая зона... в прошлом. Теперь это был частный загородный клуб "настоящих мужчин". Он слышал от знакомых, которые там работали, про описания отстроенных здесь особняков, но, не видя такого прежде, он не мог нарисовать картину в своем воображении.
Еще один съезд вел в центр города, там расположился парламент и бизнес-центр города - мозг и сердце страны. По некоторым воспоминаниям из детства он помнил огромный и прекрасный парк возле здания правительства, но бизнес-центр был относительно новый и он его не видел. Бизнес-центр страны расположился на месте бывшего микрорайона, это был огромный комплекс стеклянных высоток. Со слов "знакомых", там были тысячи офисов, столько же компаний, первые этажи были усеяны ресторанами и магазинами.
Но основной жемчужиной центра был огромный искусственный остров. Это было место аттракционов, парков мороженного и веселья. Был он там буквально один раз, но впечатления остались на всю жизнь. Сейчас, снова же со слов других, это место стало одним из самых крупных рядов ресторанов, бутиков и автосалонов, здесь не то, что не было дефицита чего-либо, это место было ареной премьер новинок.
Даже простой рабочий мог туда ежедневно заходить, если там работал, или в воскресенье, само собой, не забыв свою карту и в обязательном порядке быть чистым и опрятным. Он подумал, что сейчас, будь то даже воскресенье - ему дороги туда не было. Вряд ли кто-то хотел бы смотреть на его робу.
Было уже недалеко, показались общежития, на противоположной стороне - частный сектор, где выдавали участки мелким начальникам, стадион "Юность" - достояние работников промзоны. Жаль, но нынче стадион стал крупнейшим пунктом приема вторсырья из металла. Да, здесь прошло детство...
Автобус зашипел, его подергало, и вот она - неизменная в годах конечная остановка, казалось, что время не имеет над ней власти. Он не спеша вышел, глянул на часы и понял, что все складывается как никогда лучше, времени было с запасом.
Перед ним открылся вид проходной в промзону. Это был приблизительно 3-метровый забор из красного кирпича, с врезанной в него аркой. Ее высота и ширина были огромные, через нее мог проехать любой грузовик, даже боком, или два сразу. Украшением же арки служили огромные объемные буквы, время их потрепало, цвет был уже не такой ярко-красный, как в детстве, некоторые буквы накренились, они гласили:
"ТЫ - ОПОРА СТРАНЫ! НЕ ЛЕНИСЬ!".
А вот и она, минута радости и счастья перед работой. Он двинулся в сторону ветхого и облезлого ларька. Ларек был времен остановки, но время его не пощадило. Ассортимент был "огромен": кофе с молоком, черный кофе, табак и дежурная газета на отрыв для покупателей табака. Если не изменяла память, продавщица тут работала еще тогда, когда его мать трудилась в промзоне, ее галантность зашкаливала. Было сразу видно, что это - профи, свой сарказм и хамоватость она оттачивала годами, а более кислое лицо нужно было еще поискать.
Получив свой напиток, порцию табака и кусок газеты, он направился в "свое" место, это было совсем недалеко. Буквально несколько секунд движений - и самокрутка была готова, спички, огонь, затяжка... Это была основная радость утра. Хоть кофе и был отборными помоями, но это время в тишине, в этом месте, наполняло его спокойствием и давало сознание контроля своего времени. А контроль времени, в свою очередь, дарил иллюзию свободы.
Миг мыслей и иллюзий пролетел, кофе допит, пора на работу. Было еще немного времени, что позволяло дойти до проходной неспешным шагом. И снова режет глаз рекламный щит 10-летней давности... Он точно не помнил, сколько лет или десятков лет этот щит здесь был, но его картинка была неизменна: на фоне стояла большая группа политиков, а внизу был незамысловатый текст: "Людям от Людей".
***
Страна имела большие просторы. Можно сказать, что ресурсов было даже с избытком, но это не отводило взор от соседских "сокровищ". Практически постоянно находясь втянутой в военные конфликты, зачастую с ее инициативы, она притягивала в свои закрома все больше чужих "сокровищ". Конечно, прямо об этом никто не говорил, зачастую это все делалось в качестве помощи другим людям. Им помогали достичь невиданных до сего свобод, вырваться из лап гнета и зажить полноценной, счастливой и полной жизнью, которую они заслужили.
Никто не рассматривал перспективы, все желали урвать кусок здесь и сейчас. Потому вся экспортная политика строилась на сбыте сырья. Когда-то имелись фабрики конечного продукта, но мелкими и уверенными шагами они все закрывались, специалисты узкого профиля оставались без работы. Но безработицей не пахло, крепкие руки были всегда тут в цене, правда, не большой. Потому, пока сила была в руках, смерть от голода была не страшна.
Сказать, что в страну ехали иммигранты в поисках лучшей жизни, нет. Были места и хуже, но данную страну зачастую и так рассматривали под меткой "хуже".
Более смекалистые и имеющие хоть какой-то финансовый запас давным-давно пересекли границы и покинули страну, еще в тот момент, как крысы в трюме стали паковать чемоданы. Нынче покинуть страну было довольно непросто, рабочие руки удерживали как могли, но не улучшением условий, а созданием препятствий. Пройти все круги бюрократических барьеров было нелегко, к тому же, нужно было промазать каждый круг хорошенько деньгами, на это шли месяцы. Но суть в том, что, даже имея все документы, наполнив все карманы мелких чиновников, была очень большая вероятность получить отказ на выезд, без каких-либо объяснений.
Как же обойти стороной доступность услуг и товаров страны:
- хочешь авто - держи;
- любые элементы роскоши - на;
- должность - не вопрос;
- продукты импорта - есть;
- совершил преступление - с кем не бывает.
Был только один небольшой нюанс для вышеизложенного, это наличие денег.
Коснемся чуть свободы слова. Она была в полной мере, говори что угодно и кому угодно, но желательно в своей квартире и шепотом. Свобода слова была номинальной, можно было говорить до тех пор, пока у тебя не появлялся круг слушателей. А когда появлялась аудитория, которая воспринимала все сказанное, зачастую автор слов становился неумелым водителем. Если он не имел авто, находились скрытые годами заболевания и человек сгорал моментально.
Слежка была везде, но не особо тщательная: чего боятся запуганного стада? Методы контроля были поверхностные, но их хватало, чтобы наполнять лагеря свежей рабочей силой.
Если взять страну в целом, то все это не было снегом на голову, все внедрялось постепенно, в меру дозволенности... Сразу и собака тапки не приносит.
Поскольку страна была полна свобод, эти свободы подразумевали выборы кандидатов в парламент. Такой балаган лицемерия стоило бы еще поискать, война за электорат шла любыми доступными методами, даже за гранью морали. Какое-то время были варианты кандидатов, но некоторые партии объединялись в связи с общими интересами, некоторые поглощали других. Но все-таки был выбор, хоть скудный, хоть лица те же, но был. Иногда казалось, что вот он, кандидат от народа. Но это была показуха, а если и нет, то ложка меда в бочке фекалий ситуацию не меняла.
Со временем появилась монопартия. Кто-то вошел в нее на выгодных для себя условиях, кто не сильно хотел прогибаться, тоже вошел - в мир иной. Хоть до этого и не было особого смысла в выборах, так при создании монопартии смысл вообще покинул это место. Выборы стали формальностью, но люди ждали этого дня - их все же ожидала небольшая радость. Во-первых, это выходной, а во-вторых, сдав свой бюллетень, каждый проголосовавший получал небольшой презент - буханку хлеба и банку рыбной консервы.
Шло время, и распыляться на выборы стало лень, эта иллюзия выбора била в копеечку, хоть и мелкую, но все же. Они подумали, перед кем им распыляться? Кто все эти люди, что они должны держать перед ними отчет? Был принят закон, единогласно, который гласил: "Член парламента - пожизненная должность, избирать нового члена парламента может только коллегия из действующих членов парламента".
Так они и стали сами себя избирать, уже никто не знал их количество, но они держали людей в курсе, в газетах печатали, когда и кого избрали, какую он займет должность, что решение было единогласным. С годами и этого не стало. Был принят еще один закон: "Результаты парламентских голосований - государственная тайна. Любое разглашение и попытки достать информацию об их результатах, должны караться высшей мерой наказания".
Единственное, что напоминало про прошлую "свободу" выбора, это рекламные щиты с фразой "Людям от Людей".
Оливия
Это была девушка среднего роста, с русыми волосами. Если смотреть на нее со стороны, можно было бы подумать, что она страдает от гиперактивности, она излучала сплошную энергию молодости. В ее глазах горел огонек, который говорил: "Я все могу, нет ничего невозможного!".
Родом Оливия была из небольшого поселка, который славился своими достижениями в аграрной сфере, потому тяжелый физический труд ей был знаком с раннего детства. Но, даже зная, что она провела все детство и юность в тяжелом труду на бескрайних полях своего поселка, ее фигура не дала бы и намека, что это так. Перед вами стояла молодая, полная сил, одаренная красотой девушка, но в тот же момент казалось, что прикосновение либо сильный ветер смогли бы ей навредить.
Оливия только успела окончить школу и ей выпал довольно редкий шанс - обучение в профессиональном училище, да еще и в самой столице. Это было швейное училище, организованное при столичной фабрике. В конце успешного изучения профессии выпускнику доставался диплом, в дополнение к которому шло место у швейной машинки на фабрике.
В своих мечтах она не видела себя швеей, но родители сняли с нее розовые очки еще в детстве. Сама мысль того, что она сменила мелкий аграрный поселок, в который хлеб завозили раз в неделю, на столицу "ВЕЛИКОЙ СТРАНЫ", уже доставляло ей удовольствие.
Получив комнату в общежитии, спустя пару дней началась учеба. Учеба шла по накатанной: каждый новый день походил на прошедший. Со стороны это больше напоминало практику, а не учебу. Потому как все обучение проходило в цехах фабрики с выполнением "небольших" норм. По выходным все ученицы "добровольно" соглашались на хозяйственные работы на территории фабрики. Но радость не покидала их лица, ведь теперь они были в городе возможностей... в столице.
Вечером можно было выбраться в центр с промзоны. Хотя на тот момент им всем промзона и так казалась мегаполисом. Но впервые попав в центр столицы, восторгу не было границ. Величественные здания, фонтаны, скверы, вечером весь центр зажигал огни - и картина зачаровывала еще больше. Уже было тяжело передать словами эмоции и красоту. А прогулявшись по центру, позволить себе мороженное - это был просто предел мечтаний. Стипендии как раз впритык и хватало побаловать себя мороженным, но суть сейчас была не в этом.
Само нахождение здесь и сейчас, с этим вкуснейшим мороженным, под пролетающую музыку с ресторанов, под светом этих фонарей, в этом величественном месте заставляло забыть про любой негатив и заботы. Это были действительно счастливые дни, и радость была искренняя. Все ждали возможности снова и снова окунуться в эти эмоции. Так как в течение следующих недель учебы местность стала приедаться, от общежития до работы было меньше километра и надпись, венчающая арку промзоны "ТЫ - ОПОРА СТРАНЫ, НЕ ЛЕНИСЬ!", уже начинала заставлять подергиваться глаз.
В один из прекрасных вечеров воскресенья, прогуливаясь по аллее центра, она увидела его... Это был высокий и очень крепко сложенный молодой человек. Его спортивная фигура казалась долгим и кропотливым трудом группы профессиональных дровосеков. Осанка, шаг - от него так и веяло мужественностью. Прическа была коротка и аккуратна, ее "стиль" тоже не обошелся без топора, черные, как уголь, волосы.
Рукава его рубашки были закатаны и оголяли взору его мощные руки. Казалось, что они были из стали, и по ним с легкостью можно изучить анатомию предплечий. Он приближался довольно быстро прямо к Оливии... Все нутро замерло, ее словно облило свинцом, и она не могла сдвинуться с места. Она боялась или стыдилась встретиться с ним взглядом. Сейчас она больше походила на маленькую овечку, которая поняла всю безысходность ситуации при виде голодного волка. Но спустя пару секунд почувствовала лишь сильный поток воздуха, который чуть не сбил ее с ног. Он прошел мимо, но его шлейф с запахом древесины и табака просто опьянил ее.
Желания в ее сознании начали войну, с одной стороны она хотела обернуться и вновь его увидеть, с другой она боялась. Но желание увидеть взяло верх, выдержав пару секунд, она обернулась. Он был намного ближе к ней, чем тогда, когда она его заметила. Теперь она видела всю картину вблизи, он показался ей еще более могучим и красивым.
Теперь ее не покидал этот запах, ее голова стала домом новых мыслей, она вроде была здесь, а вроде и нет. Оливия стала постоянным гостем этого места, в надежде вновь его встретить, в ее голове крутились все возможные события их знакомства. Остановившись на нескольких вариантах, которые, по ее мнению, были максимально романтичны, она ждала его появления. Прокручивая будущие диалоги, сделала выводы, насколько у них много общего, в ее голове они настолько подходили друг другу... Но его не было.
Мелкими шагами, но с огромной уверенностью, монотонность рабочей жизни стала ее утомлять. Учеба была позади, трудовые будни съедали ее жизнь, время текло сквозь пальцы, и было лишь одно подтверждение тому, что время идет - это даты на накладных. День следовал за днем, и все это складывалось в ничем неприметные месяца. Она уже бросила надежду снова его встретить, поездки в центр стали большой редкостью и уже не приносили радости. Теперь они начинали вызывать какую-то злобу, ненависть к окружению. Любая прогулка в центре больше напоминала картину, когда перед голодной собакой едят сочный стейк.
Там было много чего, но ее доходы ничего не позволяли. Вся эта обстановка окатила ее ведром воды, при этом погасив огонек в глазах. Со временем мороженное сменилось сигаретами, а мысли "я все смогу" - мыслями о цели ее жизни и реальности. Она понимала, что работает для того, чтобы работать. Если труд в полях не оставил своих следов на ее внешности, то фабрика была неумолима, она пожирала ее, как очень голодный паразит... Ее красота и молодость высасывались производственной машиной.
Сигареты были довольно дороги, позволить себе их можно было изредка, но, благо, в ларьке возле проходной в продаже был табак. Хоть она и занималась рукоделием, но даже спустя месяца курения она так и не смогла постичь науку скручивания самокруток. Она прикладывала довольно много усилий, но, увы, они вызывали лишь смех. Потому на все перекуры она ходила с подругой. Не то, чтобы она с ней дружила лишь потому, что та умела крутить сигареты, но этого плюса у нее было не отнять.
Во время учебы Оливия всегда прибегала в цех в последние секунды перед гудком, у нее было много дел по утрам, а красота сама по себе не наведется. Она пробовала вставать еще раньше, но это не приносило успеха и ей приходилось снова лететь на фабрику. Сейчас она стала намного меньше придавать значение своему виду, но на пунктуальность это не повлияло.
Одним вечером сон все никак не мог ее посетить, хоть она была полностью истощена физически рабочим днем и уже попробовала все позиции на своем матрасе. Она понимала, что утром ее ждет снова рабочий день, но сон не воспринимал ее уговоры и не хотел к ней приходить. Оливия просто лежала и смотрела в потолок, ее тело уже начало болеть от горизонтального положения, и тут он - звук будильника, она даже обрадовалась, что, наконец, получила разрешение встать.
Времени до начала рабочего дня было более чем достаточно, и она решила отправиться к ларьку, так как стены комнаты стали за время бессонной ночи просто противны. Сегодня она не летела на фабрику как обычно, она шла прогулочным шагом и подмечала много деталей, которые раньше не замечала. Сказать, что детали были стоящие внимания - нет, какие пейзажи могут открываться между серыми общежитиями...
Прогулявшись между зданий, на горизонте уже был виден ларек. Людей еще особо не было. Подойдя к ларьку, она получила стакан кофе, табак и кусок газеты. Не забыла ее зарядить позитивом и продавщица, но какая-то усталость внутри даже не дала воспринять и обидеться на ее хамство. Она отошла совсем недалеко и присела на часть бетонного столба, который врастал в землю еще со времен ее учебы. Оливия уже предвкушала свое ближайшее времяпровождения, но вот злость уже ее переполняет. Эта сигарета никак не хочет приобретать форму, если бы сейчас продавщица снова ей нахамила, исход был бы неясен.
Спустя мгновение она услышала приятный голос:
- Вам помочь?
Она поняла... Это был он, но боялась поднять глаза. Не дожидаясь его ответа, он помог ей скрутить идеальную сигарету. Поднеся ей огонь, они встретились взглядами. Да, это был именно он, подумала она про себя. Он закурил следом, и минута робкого молчания нарушилась. Спустя мгновение уже лился разговор, со стороны можно было подумать, что эти люди знают друг друга вечность. Они понимали друг друга с полуслова, казалось, что они - не двое людей, а одно целое.
Теперь огонек снова вернулся в ее глаза, но не то, чтобы огонек, можно сказать, что ее всю просто охватило огнем. Еще никогда она не испытывала таких чувств в жизни, все ощущения внутри были в новинку, жизнь раскрасилась во всевозможные цвета и оттенки. Отношения развивались очень стремительно, они словно получили бесконечный билет на аттракцион любви. Оливия не могла понять, как вообще такое с ней могло произойти, и за что жизнь преподнесла ей такой подарок. Часы, которые они проводили не вместе, казались годами, и эта разлука была невыносима. Но как только они снова оказывались вместе, все становилось идеально. Им в голову приходила только одна мысль, как они жили до этого друг без друга, и та жизнь, до момента встречи, казалась им просто мучительной. Сейчас же их не пугало ничего, пока они были вместе, не могло произойти ничего страшного.
В один из вечеров на Френке не было лица. Оливия не могла понять причину. Но, приложив довольно большие усилия и манипуляции, она смогла с него кое-что вытянуть. Он рассказал ей, что, придя на работу, ему вручили повестку в вербовочный пункт, которая гласила: "Явиться незамедлительно. Ты нужен своей стране!".
Когда он посетил пункт, ему доходчиво и в деталях объяснили, насколько он нужен, и что теперь его профессия на неопределенный срок - нести свободу бедным и несчастным людям в другой части планеты. И что это почетная ноша. В свое время и отец Френка нес "свободы" в несколько стран. Правда такую свободу абы куда не носили, у бедных и несчастных людей было явно что-то необходимое.
У Френка с Оливией оставалось пару дней, сейчас они даже не представляли, как переживут разлуку, ведь несколько часов друг без друга были уже каторгой. Пару дней пронеслись, как пара часов, и вот они уже прощаются на вокзале. Она не отпускала его с объятий и очень хотела обладать даром останавливать время, чтобы момент их близости не заканчивался. Оливия шла вместе с вагоном, когда он тронулся, пытаясь сдержать слезы, но ничего не выходило: они просто катились по щекам. Поезд набирал ход и ей уже пришлось бежать, но вскоре она уже не успевала... Она упала на колени прямо на перроне и не могла остановиться рыдать, провожая его поезд взглядом.
Это было худшее время жизни, дни были бесконечны, радость и спокойствие напрочь ее покинули. Ожидание, хуже нет ничего.
Когда почтальон появлялся в поле зрения, ее начинало подергивать, внутри все замирало, он мог надеть улыбку и радость на твое лицо, но в тот же момент мог заставить тебя рыдать. Оливия заметила, что ни ее одну вид почтальона приводит в замешательство, много женщин и девушек в ее общежитии вели себя так же. Те, кто получил свои конверты, не спешили их открывать, так как боялись содержимого. После визита почтальона спустя несколько часов дом заливал чей-то вой и плач - чей-то муж уже не вернется домой.
Фантазия могла быть как помощником, так и врагом, но как-то о хорошем мысли не шли... Вдруг Оливия поняла - он точно жив, если бы было наоборот, ей бы уже прислали письмо. И так понемногу себя успокаивая, все больше окунаясь в работу, она ждала. Как ни странно, но работа оказалась отличным лекарством, она брала переработки и, по крайней мере, хоть немного, но забывалась...
Оливию вызвали в кабинет бухгалтерии. Выдали ей двойной оклад и квитанцию... на получения тела. А спустя несколько месяцев она родила мальчика.
Том
Она неслась, как паровоз, в котором отказали тормоза, а машинисты продолжали подкидывать уголь. Ничто не способно было ее остановить, любая встречная преграда разлетелась бы в щепки, ведь она слышала крики своего любимого первенца. В поле ее зрения попала группа подростков, которые стояли кругом, что-то пиная, звук доносился именно оттуда. Ее руки налились свинцом, невиданная сила была в них, подростки двенадцати лет разлетались по сторонам, нарушая все законы физики.
Она бросилась к малышу на земле, приподняла и прижала его к себе, отгородив своей спиной от всего мира, успокаивая его плач поглаживаниями по голове и приговаривая: "Тихо, мой малыш, мама рядом, тебя никто больше не обидит".
Через его плечо в нескольких метрах она увидела разделанную на части кошку...
Этот мальчик был Томом. Он родился в семье домохозяйки и мелкого начальника местного отделения полиции. Здоровьем природа его не наделила, но Том был отнюдь не дурак. Учеба в школе шла практически на отлично, чего нельзя было сказать про отношения со сверстниками. Том не разделял интересов детей, его мнения немного отличались, да и командные игры не привлекали. Он больше любил походы в библиотеку и анатомические энциклопедии. Также не оставляли его равнодушными книги по психологии, ему было интересно как и чем один человек может повлиять на другого. По выходным он был частым гостем зоологического музея "Эльдорадо" с его кучей экспонатов и тишиной. Мать с отцом поддерживали его увлеченность "медициной" и надеялись, что в один прекрасный момент их сын станет доктором.
Семья Тома по финансовому положению была чуть выше минимума, но с виду было так не сказать. Они всегда старались одеваться побогаче, а их подача себя давала понять, что их доход явно переваливает за уровень чиновников среднего звена.
Каждое воскресенье они всем семейством ходили на службу в местный храм. Не то, чтобы они были верующие люди, но где отыскать лучшее место для выгула своих обновок, еще раз напомнив соседям про свой социальный статус. Тому очень нравились эти походы, не речи, которые там звучали, их он пропускал мимо ушей. Его впечатляло другое: величественная архитектура, которая своими размерами намекала на ничтожность человека, огромные статуи святых, на фоне которых взрослый мужчина стоял как бы у ног. Но самым сильным притяжением этого места были проповедники. Их одеяния радовали глаз Тома, все было настолько богато, что их пестрые, расшитые золотом и драгоценными камнями, одеяния излучали богатство.
Но еще больше его манили их манеры, вальяжная походка с задранным подбородком, да так, чтобы не пересечься взглядом со "смертными". Перед ними все расступались, кланялись, кричали слова благодарности и несли деньги. В его глазах они были, словно боги, которые пришли на землю, но все никак не могут упиться своей властью.
Мечтой Тома было пополнить их ряды, но, к счастью или сожалению, финансовое положение отца не позволяло выстроить себе такую карьеру. Семейный быт был плачевный, практически ежедневно отец был пьян и, как по ежедневному расписанию, избивал мать Тома. Это было настолько часто, что можно было бы решить, что это его хобби. Но были те редкие случаи, когда он не бил мать, и это были вечера занимательных историй про то, как он выбил очередное признание. Можно было бы подумать, что так избивать людей - нужна огромная сила и умение ее применять, но нет, достаточно было щепотки власти, которой обладал его отец.
С виду это был мужчина лет сорока, рост чуть ниже среднего, явно выраженная сутулость, круглый выпирающий живот, хотя в общем он не страдал от избытка веса. Непропорционально короткие ноги по соотношению к торсу и малюсенькие тоненькие рученки. Казалось, что они принадлежат подростку лет десяти, такими казались хрупкими, что даже было не понятно, как он ими держит дубинку. Еще больше вопросов возникало по поводу того, откуда в этих руках сила ею махать. Лицо было довольно округлым с очень мелкими, широко посаженными глазами.
При том, что матери Тома доставалось ежедневно, его самого отец ни разу не ударил. Была ли причина в том, что они были, как две капли воды, неясно. Но в этом семействе от страдания матери удовольствие получал не только отец... Когда он начинал ее избивать, Том садился и очень внимательно слушал. Происходящее даже не заставляло его сердце биться чаще, он наслаждался этими звуками, словно музыкой.
Школьное время было окончено, и перед Томом встал выбор будущего образования. Том решил поступать на факультет психологии.
Во время учебы он стал чаще посещать работу отца, пользуясь предлогом необходимости узнать людей получше, что, с его слов, требовалось для дальнейшей учебы. Отец был не против, даже если бы предлогов не было, его радовало, что сын интересовался его работой, к тому же им нравилось проводить время вместе.
У допроса была одна цель - выбить признание, независимо от того, виновен задержанный или нет. Планы по раскрытию преступлений нужно было выполнять, пусть их никто и не совершал, но план выполнять надо. Люди в стране боялись даже про что-то думать, не то, чтобы совершать преступления. Преступность была высокой, но на бумаге. Усердный сотрудник, который перевыполнил план и обезопасил страну лучше других, мог рассчитывать на премию к зарплате. Отец Тома был из их числа, его фото можно было бы разместить в рамку с подписью "Работник года". Пока правосудие было в его руках, страна могла спать спокойно...
Тому очень нравилось присутствовать лично на допросах и наблюдать за происходящим. Отец иногда даже позволял ему быть "напарником", его задачей было задавать вопросы. Раскрыть преступления для его отца не составляло особого труда, он щелкал дела, как семечки. Но не везло тем, кто попадал на допрос, когда ему сделали выговор или задерживали премию. Тут уже простым, даже моментальным признанием было не отделаться... Зачастую такой допрос оканчивался смертью для подозреваемого. Если все же подозреваемый умер, большой бюрократии не было: заполнить один короткий бланк, поставить свою же печать, прикрепить к делу и в конце месяца все сдать в архив.
Был очередной визит Тома к отцу, это был стандартный и неприметный серый будний день. На повестке дня было три дела - двое воров и насильник. Сначала приступили к ворам, поскольку это подразумевало много писанины, они сразу стали соучастниками. Том сидел с умным видом и делал какие-то записи в свой блокнот. Тут ввели насильника, отец Тома даже на него не посмотрел, стал очень быстро, как себе под нос, зачитывать обвинение, но тут он услышал фразу:
- Я не виновен!
У Тома с отцом отвисли челюсти. Они на минуту потеряли дар речи, а через мгновение встретились взглядом, и Том кивнул головой в сторону двери. Оставив подозреваемого, они вышли в коридор. Только захлопнув дверь камеры, сразу же залились смехом, обнялись и хлопали друг друга по спине. Сердце Тома билось сильней, его ноги чуть дрожали от выброса адреналина, он предложил отцу выпить кофе и обсудить будущие действия.
Том предложил пари: тот, кто угадает время, через которое тот расколется, пьет пиво за счет проигравшего. Улыбка расплылась по лицу отца, они пожали руки. Том сделал ставку, что потребуется не менее двух часов, отец, в свою очередь, сделал ставку на время менее часа.
Это была семейная идиллия, на диване гостиной велась активная и явно веселая беседа отца с сыном. Они перебивали друг друга, дополняя рассказ со смехом жестами и гримасами... Этим вечером поставилась еще одна печать в бланк, Том же пил не за свой счет.
Роберт и Бренда
Роберт уже был одет, он сидел в кресле, наблюдая за мегаполисом через окна своего пентхауса. Не спеша, он смаковал хороший виски и ждал Бренду, которая должна была с минуты на минуту спуститься. Она крикнула:
- Пять минут, и я готова! - это значило, что через этот промежуток времени весь мир сможет узреть ее красоту.
Роберт обдумывал сообщение своих соседей по загородному дому. С раннего утра они сказали ему, что от его дома всю ночь исходили очень громкие звуки музыки и крики, да такие, что почти весь поселок не мог спать.
Они спустились на парковку, там их уже ожидало авто. Вокруг была куча неприметных и невзрачных людей в костюмах, которые стояли возле любой лазейки на парковку. Начав движение, к его авто примкнуло еще несколько автомобилей, они выехали на пустой проспект. О перекрытом движении позаботились заранее, и, выстроившись в колонну, направились за город. Пункт контроля уже был в ожидании, и потому дорога была очищена и готова к проезду, все сотрудники в ожидании стояли по стойке смирно.
Показался его дом. Когда машина остановилась перед парадным входом, Роберт вышел и направился к бассейну. Бренда же бегала по дому и причитала по поводу разбитых ваз, ковров в рвоте и других сюрпризах, которые оставили пьяные подростки.
Роберт не прогадал: его сын лежал на шезлонге возле бассейна, на нем был один носок, трусы и измазанная рубашка, сам же он находился в глубоком сне. Намотав рубашку сына на правую руку и приподняв его, Роберт пробудил его ударом в печень. Звуки, которые раздались, походили больше на визг испуганной свиньи. Второй удар последовал в челюсть, уложив сына спать обратно. Охрана поволокла его приводить в чувство.
Решив еще несколько вопросов в бизнес-центре столицы, Роберт с Брендой ужинали в одном из своих любимых ресторанов. Но тут подбежал охранник и что-то прошептал ему на ухо. Роберт кивнул, через минуту показался его сын, он уже был чист, причесан и одет, правда, с небольшой припухлостью в районе челюсти. Сначала он обратился к отцу:
- Я больше так не буду, ну чуть перебрали, с кем не бывает?
- Па, па, прошу, мам, скажи ему! - наблюдая молчание, он принялся дальше играть свою постановку. Он уже стоял на коленях возле отца, через минуту - возле матери. Он снова обещал остепениться, говорил, что очень ценит все, что родители для него делают, что приступит к учебе в ближайшие дни. Но просил одного - не лишать его денег.
Роберт припоминал, что ту же самую речь он уже неоднократно слышал: когда его сын избил до полусмерти свою подружку, когда он по пьяни сбил человека, остальные аварии и разбитые авто... Но он так сильно любил своего сына, что все его воспитание сегодня с утра возле бассейна окончилось двумя ударами.
Роберт был выходцем из семьи руководителей среднего звена, потому его детство было безбедным. Он успел повидать мир, ему очень хотели дать хорошее образование и пропихнуть повыше. Но Роберту это казалось довольно длинным путем к его богатству и процветанию. Характер его можно было описать, как очень устремленного, бесстрашного и решительного человека. Потому свою жизнь он решил строить сам и притом незамедлительно. Он бросил школу и стал промышлять мелкими аферами, а сколотив небольшое состояние, двинулся дальше, к более высоким доходам.
Далее было еще много совершенных преступлений им лично, но постепенно он уходил за занавес. Его влияние росло, в городе никто и ничего не мог делать без его ведома. Капитал был уже внушительным, теперь его вниманию пришелся по вкусу легальный бизнес, но не сильно он хотел строить его с нуля, намного легче было выкупить за копейки готовый... Все, кто имел намерение еще походить по этой земле, без вопросов все продавали. Теперь он уже в рядах крупнейших бизнесменов страны, он в их числе. Еще некоторое время спустя он оказывается монополистом практически любого производства и ресурсов страны... Но этого все равно мало. Ему хотелось власти! Властью он обладал и так: вся страна была его, но ему нужна была видимая власть, признание народа. И вот он самый уважаемый член парламента, по факту - и его владелец, как, собственно, и страны.
Роберт не застрял в своей "эволюции", он постоянно развивался и занимался самосовершенствованием. С годами его речь стала изящна, манеры - практически дворянина, он стал проявлять интерес к искусству, хотя не находил его интересным. В общем, узрев его сейчас, даже намека не возникало, что это был преступник.
Бренда появилась в его жизни еще в молодости, когда он начинал свой путь. И не было крепче отношений, чем эти. Такое доверие и взаимное уважение было огромной редкостью. Они действительно любили друг друга. Бренда по своей природе была очень наивна. Основной ее целью в жизни было скупить все новинки. Это была как эстафета в ее кругу общения. Также она очень любила заниматься благотворительностью, зачастую даже не понимала, что или кто находится под названием цели ее спасения.
Несколько раз она посещала очень нищие страны. Но это было крайне редко, ведь комфортом там не пахло, а так над собой издеваться было слишком. У нее даже был отдельный фотоальбом, в котором лежали фотографии с ее поездок, пышных ужинов по сбору средств и почти все вырезки из газет, где упоминалась ее доброта. Одним словом, она всегда была на волне событий.
Генри
Генри ходил вдоль ночного магазина. Нет, он не был в поисках спонсора, в кармане его куртки уже была бутылка паршивого виски. Он был в поисках напарника, не любил пить в одиночестве. Правда, данное место не блистало людьми, способными поддержать диалог, но где в такое время суток еще искать компанию?
Собутыльник был необходим, он хоть немного, но мог отвлечь Генри от потока мыслей, которые наполняли его голову в одиночестве. Рассказы про житейские будни как бы переключали его внимание. Очень хорошо на него действовали моменты поднятия норм на фабриках, то, как зарплата не поспевает за инфляцией. Это все лучшим образом помогало ему погрузиться в мысли другого человека и даже вызывало сочувствие, с учетом, если собеседник был мало-мальски неплохим рассказчиком. Иногда исход "застолья" заканчивался дракой, что тоже не могло оставить его равнодушным. Навыки Генри позволяли ему выйти победителем практически из любой драки... Но ему нужно было не это.
К огромному его огорчению, сегодня не нашлось кандидатов, предстояло "застолье" в одиночестве. Он отправился на свое место, где когда-то испытывал радость и счастье. Это был стадион "Юность". Расположившись поудобней на трибуне стадиона и открутив бутылку, ему в нос ударил запах дешевого виски. Чуть сморщившись, он сделал глоток, достал портсигар. Закурив и полностью наполнив легкие дымом, не спеша выдыхая, в его памяти начал всплывать стадион - такой, каким он был в его юности...
Почти вся его юность прошла в этих стенах, он был многократным чемпионом города и страны среди юниоров. В этих стенах он впервые добился признания и самореализовался, как личность, это был его второй дом. Было очень тяжело смотреть на то, во что превратили его "дом". Сейчас это был крупнейший прием металлолома города, за зданием никто не ухаживал, его поедало время. Возле стадиона вечно вились бездомные, часть из них ждали открытия, чтобы сдать свои находки, другая часть ждала первую, чтобы, не прилагая особого труда, отобрать их заработанные деньги. Не редко поутру здесь находили тела некоторых из первой части контингента.
Генри родился в семье потомственных военных, его отец достиг особенных высот в этой сфере и являлся действующим генералом. И как только Генри стал совершеннолетним, вопроса про его будущую карьеру не возникало. Хотя он и тешил себя надеждами профессионального спорта, отец доходчиво объяснил все привилегии военного дела и недостатки спортивной карьеры. Он дал понять, что бокс - очень хорошее занятие и обязательно будет плюсом в его военной карьере.
И вот Генри уже успешно поступил в военное училище офицерского состава. Как ни странно, но весь устой ему пришелся по нраву, военное дело оказалось ему по душе и где-то внутри он уже был благодарен отцу за этот пинок.
Спортивная программа была довольно слаба, по его меркам, потому он в свое свободное время дополнительно занимался саморазвитием. Да и его хобби не дали ему забыть: теперь он представлял институт на всех соревнованиях по боксу, став абсолютным чемпионом вооруженных сил. В обучении было тяжелей: те предметы, которым он видел явное применение в "бою", заходили на отлично, но абстрактные предметы, особенно духовные и связанные с политикой, не воспринимались не под каким соусом.
Спустя три года учебы, войдя в холл училища, казалось, что это место - "культ Генри"... Все стены были увешаны его грамотами, стояли десятки кубков - лучший стрелок, спортсмен, рекордсмен, лучший молодой командир. Не было соревнований, где его умения оказалось бы не на первом месте. Он даже установил новый рекорд прохождения полосы препятствий, к этим цифрам никто так и не смог подобраться.
Гордости отца не было предела, ему чуть ли не каждый день поступали звонки знакомых с предложениями, чтобы он помог Генри сделать "правильный" выбор в дальнейшем месте службы. Хоть отец и был "инициативой" Генри на протяжении всей жизни, но видя его успех, он решил дать ему право распоряжаться своей карьерой и делать выбор места службы. К слову, для Генри были открыты любые двери вооруженных сил.
Штабная работа совсем его не привлекала, он хотел показать свое мастерство, все, что он постиг за время учебы, потому выбор пал на боевую часть... И не прогадал. Постоянные учения, стрельбы, жизнь в полевых условиях доставляли ему сплошное удовольствие. Если большинство только ныло про отсутствие условий, - он видел моменты для закаливания характера. Те, что кричали, что не увидели ничего нового, Генри видел в этом только оттачивание уже приобретенных навыков. В общем, он видел только плюсы. Начальство, смотря на него, не могло нарадоваться тому, что он служит именно у них. Отец Генри выслушивал довольно частые похвалы его сына и предположения, что он далеко пойдет... Генри был идеальный солдат.
Когда Генри узнал, что его страна должна принести "свободу" соседям, радости его не было предела. Ни один ребенок не чувствовал таких эмоций, заполучив самый заветный подарок. В его мыслях он уже шел победным маршем по центральной улице освобожденной страны, весь увешанный орденами. После он представлял возвращение домой и встречу с отцом, как тот сжал бы его руку и одобрительным тоном произнес бы, какой его сын герой. Отец Генри участвовал в нескольких конфликтах, потому он думал, что эта война их сблизит и у них будет "своя" тема для разговора.
Но в штабе было принято совсем другое решение: Генри был направлен в лагерь подготовки новобранцев. Это просто разбило его мечты, он не мог понять, почему его - профессионала своего дела не пускают в первых рядах.
Прибыв в лагерь, он выслушал от своего начальства новые задачи. В них входило за очень короткий срок из юношей, которые до этого не держали оружие в руках, сделать настоящих курьеров "свобод". Срок на одну группу составлял четыре недели... Генри шел и думал о том, что просто невозможно обучить солдата за такой промежуток времени, что он не успеет втолкнуть самый необходимый минимум в их головы, даже с учетом того, что они будут внимать каждое его слово. Но приказ есть, а Генри не привык их обсуждать. Он осмотрел всю тренировочную базу и стал планировать программу подготовки и сколько часов он имеет. Тут он подумал: а ведь им и спать нужно...
После долгих раздумий Генри покинула тревога, ведь в штабе знают, что делают, это их работа, четыре недели - значит четыре. Может, это он плохой учитель, раз в его голову лезут мысли о невозможности этого? Он ждал свою первую группу с огромным энтузиазмом.
Уже прошла неделя, как он должен был получить свою группу. Спустя несколько дней посыльный принес указания из штаба с временем прибытия группы новобранцев. Всю ночь он не спал, знакомился с их делами, чтобы хоть немного, но узнать их.
Вид группы его немного разочаровал, в его глазах это должны были быть спортивные парни, с горящим патриотизмом к стране... Но первое, что пришло на его ум - это отвести их в столовую. Они ели, словно никогда не видели еды. Оценив самого достойного, по его мнению, он назначил старшего и выдал ему распорядок дня с расписанием занятий, сна в этом расписании было предусмотрено четыре часа.
Подготовка стартовала, его парням казалось, что они были на фестивале пыток и боли, пот, как и слезы, текли ручьем... И везде они слышали его рев и крики, он стал самым ненавистным человеком в их жизни, на прием пищи три минуты - и снова боль, грязь и стоны.
Соседние группы так не страдали, и в мечтах этих парней был перевод в другую группу, но увы. Когда они раздирали животы об землю на полосе препятствий - те сидели в курилке и травили байки. Когда они уходили на очередной марш - те отправлялись в город на прогулку. Они настолько им завидовали, что были готовы их придушить голыми руками.
Спустя неделю Генри стал замечать, что не настолько все и плохо, и что необходимый минимум он точно заложит в их головы. Прошло еще несколько дней и его вызвали в штаб. Там ему сообщили, что эта группа уже нужна в зоне проведения операции, потому их обучение окончено и на днях его ждут новые новобранцы.
Генри был в шоке, он понимал, что сейчас они беспомощны, как щенки, они еще ни к чему не пригодны... Но приказы не обсуждают.
За время проведения этой операции Генри подготовил не одну группу, правда, время подготовки не превышало две недели, они постоянно нужны были на передовой. Конфликт окончен, "свобода" прибыла по назначению.
Он был разочарован, за все это время он писал два рапорта на перевод в боевое подразделение и два раза получал отказ. Он вернулся к прежнему месту службы и кинулся в обучение еще с большим рвением, подумав, что его навыки были не достаточно хороши, потому его и не отправили в зону боевых действий.
Спустя некоторое время его страна взяла на себя ответственность - "стабилизировать" еще одну страну... Генри держал кулаки, он не хотел снова учить новобранцев.
В этот раз его надежды оправдались, он был направлен в самую гущу событий командиром передового отряда. Для него было честью вступить в бой одним из первых. Прибыв на место дислокации, перед ним предстал его отряд из ста человек... Он сразу вспомнил лагерь подготовки, это были совсем юноши, заморенные голодом, в их глазах был только страх. Бегло пообщавшись с каждым, он понял, что они вообще ничего не умеют, а ведь им предстояло идти впереди всей армии. В его понимании передовая группа должна была состоять из лучших. Но, к огромному сожалению, он не располагал временем для их обучения... Утром их ждал первый бой.
Свист пуль и взрывов не утихал. Они закрепились на одной из улиц окраины города. Генри всего трусило, он еле различал звуки, сидя в углу одной из комнат полуразрушенного дома, он не понимал, как реальность войны может настолько отличаться от его воображения и героических фильмов, которые он смотрел в детстве. Всего в один день ему открылись глаза, и он понял, что нет на войне героев. Он пытался посчитать своих людей: большая часть из них была с тяжелыми ранениями, они кричали, плакали, просились домой, кто-то в предсмертные минуты звал мать, кто-то уже в бреду говорил со своей возлюбленной.
День прошел, они закрепили позиции, теперь он видел все, что осталось от его отряда... Их было меньше тридцати, с учетом раненных в лазарете. Его вызвали в полевой штаб и сказали ждать на завтра пополнение отряда, покорение новых позиций было не за горами.
До этого Генри даже не пробовал спиртное и не курил, но происходящее все настолько резко изменило, что перед ним стояла бутылка какого-то пойла и пачка сигарет. Достав список потерянного личного состава, он принялся писать письма их родителям. Его утешал один момент: что ему не придется вручать их лично и смотреть им в глаза, он бы не смог объяснить, почему именно они должны были потерять свое чадо из-за наплевательского отношения к их подготовке.
За время боевых действий Генри получал еще не раз пополнение личного состава. С ними он прошел эту страну вдоль и поперек, но в его группе не осталось ни одного лица из первого состава. Его эмоции притупились, он уже не писал письма родным, не то, чтобы он не сожалел о их утрате, просто потерь было такое количество, что он не справлялся. Он уже не читал личные дела и не пытался сближаться и заводить знакомства с подчиненными, так как переживать потерю незнакомого человека намного легче.
Генри ехал домой, на нем была гражданская одежда, форма стала вызывать отвращение, в недрах его сумки лежали ордена - напоминание об ужасах, которые он видел. Желания их надеть на форму и ехать к отцу не было... Он не понимал, чем же он может гордиться. В его голове мелькали мысли про "не обсуждение" приказов, он не знал, как это может послужить оправданием его поступков, когда по приказу свыше уничтожался весь поселок, вместе с населением. Генри было противно видеть свое отражение.
И вот он перешагнул родительский порог, они сели ужинать. Когда он пересекся взглядом с отцом, в их глазах было что-то общее, теперь они были на одной волне, но разговоров не последовало.
Увидев всю порочность системы, Генри решил перевестись в штаб войск. В его мыслях было одно - повлиять на систему для избежания будущих потерь, для создания более профессиональных и подготовленных солдат. Раньше он знал, что там думают, а теперь он думал о том, каким именно местом. Попав в штаб, его удивленному шоку не было края... Да, тут думали, но о том, как отстроить себе дом в загородном клубе, о приобретении нового авто, о возможной карьере в парламенте, но никак не о солдатах. Что чем больше было смертей, тем больше армия нуждалась в новых солдатах, а новобранцы нуждались в бюджетных деньгах на обучение, и это касалось абсолютно всех сфер армии.
Время шло, Генри барахтался, как мог, он составлял планы, графики, оббивал пороги всех вышестоящих начальников с предложениями, даже просил помощи отца в продвижении его идей, но все было напрасно. Это место оказалось сплошным гнойником на теле трупа, живыми организмами тут и не пахло... Теперь спала пелена с его глаз, вся продажность и ненасытность вывернулась во всей своей красе сплошного ужаса. Он понял, что он бессилен...
Генри покинул армию по состоянию здоровья, его контузии и ранения здесь пришлись кстати. И единственным его ежедневным заданием стали поиски "напарника", вместе с которым он топил свои воспоминания в дешевом виски.
Тревис
Тревис родился и рос в обычной семье фабричных рабочих, он был далеко не одним ребенком в семье. В любой новой компании он чувствовал себя, как рыба в воде, ему очень легко было заводить новые знакомства, при этом он обладал талантом располагать людей к себе. Стать душой компании было вообще не проблемой, оратор он был отличный. Но он всегда хотел быть самой яркой душой компании и для того, чтобы подогревать интерес к своей персоне, подключал фантазию. Неимоверные истории, которые произошли с ним или его знакомыми, били из него фонтаном. Правда, его жизненный путь и опыт был еще не настолько велик, чтобы это повидать, а тем более принять участие в этих событиях.
Все слушали его с большим вниманием, распахнув рот от удивления, думая о том, как только могло произойти такое. Его фантазии были искусны, правда, иногда он сильно далеко заходил в своих вымыслах. Шли годы, историй становились сотни, но сам того не замечая, он стал уже путаться в своем вранье, и это не осталось незамеченным со стороны слушателей. И не заставив себя ждать, его настигло огромное разочарование, его старания никто не оценил, прозвав его выдумщиком. Но Тревис не мог свой труд бросить просто так, он придумывал что-то новое. Что-то было правдой, но уже никто не воспринимал его всерьез, в конце своих историй он слышал лишь сарказм от слушателя.
Он искал новые рычаги на их мнения, и вот ему пришла довольно неплохая идея. В школе он искал тех, кто сделал что-то, о чем не хотел бы рассказывать родителям, и впервые Тревис, воспользовавшись этим, осознал, какой огромной силой обладает шантаж. Те, кого он шантажировал, приходили в его компанию и "дакали" над каждым его словом, кивая и подтверждая каждую, сказанную им, историю. Они говорили, что именно так все и было, и они лично были этому свидетелями. Мастерство и инструменты Тревиса росли, вранье, сказанное ребенком, сразу мигало перед взрослым, но учителя Тревиса так и не смогли за все время распознать его ложь.
В компании обстояло все иначе, уж сильно хорошо его знали, со временем даже "свидетели" не помогали, снова все всплывало... Тревис решил, что если не может расположить их к себе с помощью речи, то по крайней мере заставит их себя бояться, тогда никто не будет подшучивать над его рассказами.
Тревис вступил в секцию бокса, благо, тренер был очень хорошим другом отца, иначе они не потянули бы стоимость занятий. Он даже прикладывал усилия для этого спорта, но это была не его стихия, не создан он был для чего-то действительно мужского. Правда, показывать свое превосходство над более слабыми действительно стало намного легче. Раздав немного в своей компании, наконец все внимательно его слушали и никто даже и не думал смеяться. Он был доволен собой: все-таки его труды и усилия достигли своей цели.
Еще один недостаток Тревиса был в том, что ему казалось всегда, что другие получают больше всего, в отличии от него. Как оказалось, даже семейство за гранью бедности позволяло своим детям больше. А какие дорогие игрушки дарят всем... Ему же родители "кидают" дешевки. Тут-то он и пристрастился к мелким кражам чужого имущества.
Линда
В длинном сером коридоре стоял полный мрак, но его центр еле освещался маломощной настольной лампой. На старом, скрипящем стуле сидела молодая девушка, не спеша листая журнал. Ее внешность ничем не выделялась: пройди она мимо вас, отдельного внимания не вызвала бы.
Сквозь этот мрак пробивались стоны и просьбы о помощи. Она ждала, а вдруг пройдет, но нет, стон не утихал, тогда она медленно встала со своего стула, отложив журнал, и шорхающими шагами побрела на звук. Открыв дверь в комнату, она увидела человека, который извивался от боли.
- Что?! - спросила она раздражительным тоном, при этом надев отвратительную гримасу.
Этот мужчина просил еще обезболивающего, но она знала, что свою бесплатную порцию он сегодня уже получил. Про платную не было и речи: его не было бы в социальной больнице, если бы имел деньги. Но все же перед ней стоял выбор - слушать его стоны до конца смены или дать ему еще. Она решила, что это мычание сведет ее с ума до утра и, не спеша, направилась за обезболивающим. Расписавшись за него подписью "подруги", направилась к больному. Сделав укол, она уже спешила к своему журналу, но тут в спину донеслись слова благодарности...
- Когда ж вы уже передохнете! - рявкнула она и захлопнула дверь.
У одной пары сегодня была огромная радость, на свет появилась дочь, она была прекрасна. Девочка росла в любви и заботе, финансы родителей позволяли ей воплощать в жизнь почти все ее прихоти. Но она была и не особо требовательна. Внимание и любовь - вот и все, что ей было необходимо. Она была добра и всегда взаимна, можно было подумать, что такое пристальное внимание и избыток любви может испортить... Возможно, но ее это не касалось. Она была эталоном идеального ребенка и личности.
Жизнь была чудесной, родители уделяли ей очень много времени. Был очередной выходной, и они собрались проехаться в парк. Все счастливое семейство уселось в авто, но не успели они пристегнуться, как раздался выстрел, второй, а после они посыпались, как очередь... Машина стояла на месте, только дикий крик доносился из нее. Девочка осталась жива, ее не задело - ни царапины, но сегодня она лишилась родителей. Как оказалось, ее родители очень часто выступали против несправедливости, взывали к общественности, их интересовала правда и свобода... Их выбор определил их исход.
И вот это прекрасное и невинное создание попадает в детский дом. То, как она привыкла к теплу и любви, стало для нее высоким трамплином, с которого она плашмя упала на асфальт. Ей было тяжело в этом месте, к тому же дети не обходили ее стороной, а с радостью напоминали, кто она и из какой семьи... Изменщица.
Кто-то бы сломался от таких обстоятельств, но не она, характер ее оказался на удивление стальной. Она приспособилась к обстановке и поняла одну самую главную вещь этого места, что никто, кроме ее самой, о ней и не позаботиться, что здесь выживает умнейший и сильнейший.
Шли годы, от того милого ребенка не осталось и следа. Окончив учебу в детском доме, она получила направление на курсы медсестер. Теперь Линда работала медсестрой в социальной больнице.
Джон
Смотря на другие семьи, он не понимал, почему его мать так строга с ним. Хоть он чувствовал любовь своей матери и понимал, что она старается дать ему все в меру возможностей, но все-таки не понимал ее чрезмерной строгости. С самого детства она вела с ним диалог, как со взрослым мужчиной. Если и случалось такое, что он оступился и что-то натворил, его не ждала порка... Его ждал длительный и нравоучительный монолог матери о том, что хорошо, а что плохо. Иногда ее речи были настолько длинны, что он уже подумывал о том, что лучше она б ему дала ремня и на этом бы все закончилось... Но нет, монолог шел до тех пор, пока она не начинала замечать в его глазах понимания своих действий. Ее нравоучительная речь ни разу не обошлась без фраз: "Твой отец так бы не поступил" или "Твой отец не одобрял такое".
Соответственно и похвалы венчались фразами: "Твой отец гордился бы тобой" и "Так бы поступил и твой отец".
Джон знал своего отца лишь с рассказов матери. С ее слов, это был идеал, эталон мужчины. Также он знал, что его отец был героем, который пожертвовал собой ради свобод и прав людей.
Довольно часто он заставал мать сидящей у окна с небольшой черной коробкой, и он явно слышал, как она вела с ней диалог. Она что-то ей рассказывала и смеялась, через минуту рыдала и шепотом причитала: "Почему ты? Почему?".
В один из дней, пока матери не было дома, Джон достал эту коробочку. Нес к кровати он ее очень бережно, со стороны казалось, что он несет взрывчатку. Он присел и очень аккуратно ее открыл, внутри было несколько вещей... Там лежало два потрепанных конверта, один из которых был запечатан, также что-то завернутое в носовой платок и кожаный брючной ремень. Развязав платок, он увидел медаль, она была поразительно легкой на вес и явно из не очень качественного сплава. Ее цвет должен был придать ей величественности, но придавал лишь дешевизну. На одной из сторон была надпись: "Герою, пролившему кровь за свободу!".
Рассмотрев внимательно медаль со всех сторон, он попытался ее завернуть в таком же порядке, как она лежала до этого. После он размотал ремень, примеряя, ремень обхватил его в несколько оборотов, он был смотан в такой же исходный вид. Запечатанный конверт он не осмелился распечатать, так как понял, что это будет не только разговор с матерью... Он видел, что именно эта коробка дороже всего для нее, и мысли о том, что он что-то испортит, приводили его в дикий страх возможных последствий.
Потому он заглянул в открытый конверт. Там была фотокарточка, на ней он увидел свою мать и крепкого рослого мужчину... Сначала он не узнал мать, на фото она была не такая, как в жизни, там она была веселая, счастливая, в жизни он ее такой не видел. Также он догадывался, что этот рослый мужчина - его отец. Зная размеры своей матери, он смог представить, насколько был внушительным его папа...
После очень тщательного изучения содержимого коробки Джон вернул все в исходное место, он до сих пор гадал, что бы с ним произошло, если бы его застала мать возле коробки.
Джон не был "вундеркиндом", но учеба ему давалась легко, без дополнительных усилий, правда, и интереса особого к себе не вызывала. С друзьями тоже не было проблем, хоть он был довольно самодостаточным. Но вот откуда в нем было такое "строгое" чувство справедливости, не знал никто. В его присутствии не могло бы произойти случая, что кто-то собрался обижать слабого, Джон сразу приходил на помощь, независимо от количества противников. Резкое нарушение его представлений "что правильно, а что нет" просто затмевало его инстинкт самосохранения и он был готов отстаивать правду до конца.
Также не отнять было и его честности и пунктуальности... Все-таки его мать преуспевала в воспитании достойного члена общества.
Джон с радостью участвовал во всех командных затеях в школе и за ее пределами, но окажись он отшельником на необитаемом острове, это не доставило бы ему огромного дискомфорта. Он любил иногда проводить время в библиотеке, зачитываясь книгами про геройские подвиги и приключения, ему всегда нравились концовки книг, когда добро побеждает зло.
Когда Джон стал чуть постарше, мать записала его в секцию бокса, которая располагалась на территории стадиона "Юность". Спорт был бесплатный и доступный, после вступительного взноса и ежемесячных поборов на ремонты в размере трети зарплаты матери. Но она понимала, что это невысокая плата за закаливание его характера, тем более это должно было облегчить ей воспитание.
Джона ждала первая тренировка, он надеялся, что мать сможет его отвести и поприсутствовать до конца, в новых местах он чувствовал себя смущенным. Но получил уверенный отказ.
Идти было недалеко, всего пара кварталов, и вот он уже перед входом. На секунду он подумал: "Может, не стоит?", но вспомнив, как мать ему говорила, насколько это важно, переступил порог. Внутри он увидел десятки парней, каждый из которых был занят какими-то упражнениями. Он почувствовал незнакомый ему до этого запах пота, который впитывался в стены зала годами.
К Джону подошел мужчина... Прежде он не видел таких больших людей, этот походил на огромную гориллу. Испуг лишил его дара речи.
Тренер спросил:
- Малой, ищешь кого?! - Джон молчал...
Тренер подождал пару секунд и, не дождавшись ответа, потряс его за плечо, сказав:
- Э-э, малой, тебе кого?!
Джон чуть пришел в себя и, собравшись с силами, ответил:
- Здравствуйте, мне мама сказала прийти сюда, она в обед вам заносила взнос.
- А, ну лады, малой, переодевайся - и к остальным!
Во время тренировок на Джона, как и на большинство, тренер вообще не обращал внимания, это больше походило на кружек "самодеятельности", хотя некоторым внимания было с избытком. К ним он подходил частенько, не забывая перед этим надеть улыбку, и все его фразы начинались со слов "чемпион", "дружище"... Даже тогда Джон видел, что эти "чемпионы" ни к чему непригодны, ну разве что носить воду и полотенца, сути он еще не понимал.
В очередную тренировку Джон очень усердно работал на мешке. На днях он видел, что делали парни постарше, и пытался повторить все точь-в-точь. Пот заливал его глаза, но его ничего не останавливало. Тут он услышал голос за спиной, он остановился и обернулся, да, обращались точно к нему. Лицо парня показалось ему очень знакомым, но он не знал, где именно его видел. Парень с улыбкой сказал Джону:
- Я вижу, как ты усердно работаешь, дам тебе несколько советов, мне это помогло.
Сегодня Джон зачерпнул много нового, тем более этот добрый парень провел с ним почти всю тренировку, но его беспокоила одна мысль: где он мог его видеть... И, кажется, стал что-то припоминать.
- Да! Точно! - улыбка расплылась по лицу, и Джон рванул на улицу.
Он рыскал глазами по доске почета перед стадионом... Вот он, чемпион страны среди юниоров... Генри.
Сегодня Джон не шел домой, а парил, ведь его тренировал сам чемпион. Шло время, бокс стал затягивать Джона полностью, все его мысли, он уже себя не видел без него. Он стал дополнительно тренироваться вне зала, оттачивал усердней свои навыки на тренировках. Он даже не мог представить себе, что могло бы стать причиной прогула тренировки. В нем горело желание достичь высот, стать чемпионом, он знал, как обрадуется его мать и что скажет на этот счет, но тренер так же не обращал на него внимания и не пускал на ринг... Сегодня Джон решил это исправить.
Придя в зал, он сразу нашел тренера и в утвердительной манере попросил поставить его с кем-то в спарринг. Тренер, как бы видя его впервые, оценил его взглядом и сказал:
- Малой, тебе еще рано, иди там... мешок поизбивай, - и ухмыльнулся.
Но Джон уже весь горел и чувствовал свою силу, он желал себя испытать, а отказ шел в разрез его планов, которые он составил по дороге сюда, потому он сказал:
- Или вы меня пускаете сейчас в ринг, или денег моей матери вы больше не увидите!
Тренер был в таком шоке от услышанного, что его рот приоткрылся от удивления и выпала спичка, которую он жевал. На счет денег он особо не переживал: крохи от матери Джона и еще десятка таких не шли в сравнение оплаты и подарков от родителей его избранных "чемпионов", но сейчас задели его самолюбие, да еще кто, мелкий щегол! Он решил сначала проучить этого юнца на глазах у всех, чтоб заодно и другим такие манеры были неповадны. Ну а после - погнать его метлой с этого места, навсегда захлопнув дверь за его спиной:
- А, так значит ты у нас готов, да?! Слова тренера мы не воспринимаем, да?! Ну ок, малой, бинтуйся, - и двинулся в свой кабинет.
Сердце Джона вырывалось из грудной клетки, ноги подкашивались, а руки тряслись от волнения. Он понимал, это его шанс доказать тренеру, что он на что-то способен. Он так хотел свой шанс - вот он!
Забинтовавшись, он начал шнуровать перчатки. Левую зашнуровал, но с правой не выходило самостоятельно. Он оглянулся вокруг, но видел по выражениям лиц, что желающих нет. Может, желающие и были, но они боялись помочь, так как могли вылететь следом за Джоном. Но вдруг вопрос решился сам по себе. К Джону подбежал парень и стал шнуровать правую руку, при этом Джон впервые в жизни встретился с таким потоком слов. Джон за всю жизнь не слышал столько комплиментов, сколько ему отвесил этот парень за минуту, с учетом того, что он уловил лишь треть текста... На минуту он уже пожалел, что ему помогают, так он познакомился с Тревисом.
Джон вышел на ринг и ждал. В таком же ожидании избиения хамовитого парня находился весь зал, стояла гробовая тишина. Тренер выглянул из кабинета и сказал:
- Ноа, покажи этой мелкой выскочке, что такое бокс! - и закрылся обратно.
Ноа был старше Джона на лет пять-семь, не только по возрасту, но и по стажу тренировок. Он уже успел выиграть пару городских соревнований, так что место на доске почета его уже ждало.
Джону уже почти дошили бровь, ему казалось, что из-за набитого тампонами носа он ничего не видит. Но сейчас он исследовал языком свой рот, там не хватало нескольких зубов. По окончанию доктор его отпустил, Джона немного водило, но он направился домой. Выйдя в коридор, увидел мать, ее лицо не выдавало никаких эмоций, они направились домой... Несколько минут тишины нарушил ее монолог:
- Завтра же ты отправишься в зал и будешь просить прощения! Ты представляешь, скольких усилий мне стоило уговорить тренера взять тебя туда?! Твой отец не поступил бы так...
- Да, мам, - ответил Джон. Он хотел ей объяснить как с ним поступил тренер, и что он не виноват в этой ситуации, что другим уделяют больше внимания, что его вообще тренер не замечает, и он не понимает, за что тот берет деньги, но понял, насколько это неуместно, и что все это походит больше на оправдания...
На следующий день Джон пришел в зал. Постучавшись в кабинет тренера и дождавшись разрешения войти, он начал приносить извинения. Тренер внимательно выслушал признание неправоты и сказал:
- Лады, малой! Только запомни раз и навсегда: в моем зале даю команды только я и выслушивать рекомендации сопляков не собираюсь, понял? На будущее: еще раз выкинешь что-то подобное - и вместо Ноа на ринг выйду я, понял?!
Джон кивнул и направился к выходу, но тренер добавил:
- Э, малой, стой! В конце занятий влажная уборка зала на тебе, да?
Джон снова кивнул и спросил:
- Можно идти?
Тренер махнул рукой. Но не успел он закрыть дверь, как услышал:
- И это, полотешки будешь еще простирывать, ну а раз ты такая хозяюшка, то и пару моих вещей захватишь. Ну и, само собой, оплата чуть подрастет.