Аннотация: Кто-то, не такой беспечный, мог подавать себя со льдом, а вот она - только с кровью...
Предметный разбор
Почему-то бытует мнение, что сердце "разбивается". Возможно, кто-то когда-то даже слышал его звон. Наверное, это было в те давние времена, когда сердца были из хрусталя, и любовь в них горела теплым светом лампады в ночи.
Сейчас все по-другому... Ее сердце напоминало кожаную луковицу, с которой, слой за слоем, сдирали лоскутки. Маленькие, окровавленные - кому нужны они были? Скальпы на поясе не в моде, а кошелек из такого не пошьешь. Корявые, лежали они в стеклянной вазе - свидетели увядшей любви, припадая пылью и выцветая от солнечного света.
Свет она любила. Всякий... Воздушный, пропитанный бликами разлившегося у ног моря. Сверкающий, спрятанный за гранями искусственных кристаллов. Мерцающий, интимно оплавленный причудливостью воска. Эта любовь была взаимна - свет выгодно обрисовывал ее на любом фоне.
Музыка, скрип антикварных стульев, завистливый шепот - все смолкало на один миг, стоило ей появиться с ридикюлем, томившимся в ожидании подачек симпатии и восхищения. Потом фон оживал, вплетая в свою канву ее золотоносный облик. Ридикюль заглатывал подношения. Вечера редко обрывались на минорной ноте одиночества.
И так изо дня в день...
За несколько лет у нее собралась большая коллекция. На трюмо стояли источающие дорогие миазмы флаконы; смешавшись с обычной серой пылью, белела рисовая пудра; таинственно улыбалась защелкой шкатулка, достоверно зная, что в ее молчании - золото, платина и помешанные на отблесках бриллианты - милые безделицы, за которые было отдано пару лоскутов, превратив целое в лохмотья.
Кто-то, не такой беспечный, мог подавать себя со льдом, а вот она - только с кровью.
С нее спрашивали - она платила.
Ее манили - она бросалась в омут и растворялась, однажды растворившись без остатка, так, что даже горький осадок не напоминал больше о ней.
Кто-то, не такой беспечный, мог подавать себя со льдом, а вот она - только с кровью...