ДЕНДРОИДЫ

1. ДУИТ

Сейчас зима, а мне всегда больше по душе была весна или лето.
 Поэтому мой рассказ начнется весной... или летом.
 Скажем, в ночь с тридцать первого мая на первое июня.

Этой ночью шел дождь, который за считанные минуты смыл неизвестно 
куда пыль, жару и выходные. Лето начиналось в понедельник.
На втором этаже стандартно-многоэтажного дома в стандартном районе 
до безысходности стандартного города, скомкав в одну большую кучу подушку, 
одеяло и наволочку спал молодой человек. Время от времени он, тяжело 
выдыхая, наполнял комнату запахом перегара. Снилось ему, будто бы он, 
подполковник Николай Шевчук поднимает солдат в бой и сам бежит первым. 
Вокруг трассерами и гранатами, в воздухе и на земле со всех сторон летит 
смерть. Но он все бежит вперед, потом, у завала, падает на землю, а над ним - 
осветительные ракеты и ночь, наполненная выстрелами, криками и стонами.    
Утро было тяжелым. Как всегда после дождя за окном ярко светило 
солнце. Коля с трудом открыл глаза, присел на край кровати, две минуты 
смотрел на часы, висевшие на стене, потом громко выругался и встал. Еле 
передвигая ноги он поплелся на кухню, где выпил полтора стакана не по сезону 
ржавой водопроводной воды. Душ окончательно вырвал его из состояния сна, 
хотя и не принес ожидаемого облегчения.
На работу Коля добирался на трамвае, но задумавшись о чем-то, проехал 
лишнюю остановку, поэтому на работу он явился с получасовым опозданием, 
которое, впрочем, сошло ему с рук. Отсидев за столом положенное время он 
отправился домой, а потом созвонившись со своим старым школьным 
приятелем, пошел в пивную. Там он встретил еще несколько знакомых, с 
которыми и провел вечер. Пил Коля много, сначала пиво в пивной, потом - 
водку возле магазина, а потом - снова пиво, где придется. Когда последняя 
бутылка пива, описав в воздухе дугу, приземлилась на асфальт и разлетелась на 
множество осколков, тут же заблестевших зеленью в свете фонаря, Коля 
обнаружил, что стоит он совершенно один на автобусной остановке. Над его 
головой было бесконечное ночное небо, а в нем - звезды, которые как-то по 
особенному, не то по-весеннему, не то по-летнему, смотрели на него со своей 
фантастической, недостижимой высоты. Коля поплотнее закутался в 
джинсовую курточку, с которой летом он не расставался никогда, даже в самые 
теплые ночи, судорожно сделал несколько глотательных движений, часто-часто 
задышал и опять сглотнул. Потом он прислонился к столбу и стал смотреть на 
небо, время от времени, сплевывая куда-то в сторону.
Минут через десять - пятнадцать возле столба остановилась машина, 
очень старая иномарка. ЧайФ, терзавший колонки, на время стал звучать тише.
- Куда?
Коля медленно повернул голову. Сощурился, подумал и произнес:
- Мне... к Оксане. это, тут, рядом... Вольтера двенадцать.
- Пять, - произнес голос из машины.
- Нет, двенадцать. Квартира...
- Пять рублей дашь?!
Коля засунул обе руки в карманы, покопался там и ответил:
- Угу.
Тут же открылась дверь и музыка зазвучала громче. Коля попытался накинуть 
ремень, но водитель сказал:
- Оставь. 
И протянул пакет со словами: - На всякий случай.
Пакет пригодился почти сразу и Коле тут же стало немного лучше. До 
Вольтера они доехали за десять минут, на перекрестке он расплатился, дав два 
рубля сверху. Форд лихо развернулся и исчез под припев: "Пусть все будет так, 
как ты захочешь..."                               
Коля осмотрелся, за полтора года здесь почти ничего не изменилось, 
срубили два куста возле песочницы, да поставили хлебный киоск. Тяжелая 
железная дверь до боли знакомого подъезда была, к удивлению Коли, заперта. 
Правда, рядом с ней на стене появился звонок. После третьего звонка 
послышались шаги и в центре двери, на уровне глаз, вдруг засветилось окошко.
- Вам кого? - спросил с той стороны скрипучий старушечий голос.
- Я... Мне к Оксане надо.
- Какой Оксане? Уже ночь на дворе, приходи утром.
- Нет! Мне сейчас нужно. Пустите! - Колян дернул двери на себя. Потом еще 
раз и еще.
- Хулиган пьяный, я сейчас милицию вызову... уходи!
- У вас нет права меня не пускать, я хочу к Оксане!
Коля отшагнул назад, запрокинул голову и вдохнул.
- ААА-К-СААА-НААА!
Было слышно как этот крик взбирается вверх по этажам, эхом отзывается там, 
за домом и, возвращаясь назад, смешивается с матами старушки-консьержки, 
которыми та щедро награждала Колю и его родителей.
Коля увидел, как зажегся свет в квартире на седьмом этаже, потом на балконе 
появилась женская фигура в халате.
- Оксана! Я...
- Николай, не кричи, люди же спят.
Коля прищурился и обнаружил, что на балконе стоит мама Оксаны, Надежда 
Антоновна. 
- Я... добрый вечер, Надежда Антоновна... Скажите, а Оксана дома?..
- Нет ее, Николай... Она на море уехала. У нее отпуск. Позвони через две 
недели. А сейчас иди домой.
- Хорошо. Спокойной ночи. Извините, Надежда Антоновна...
  А с кем она поехала?
- Коля, иди домой...
- Ну, пожалуйста, скажите.. с кем?
- Коля...
Сил стоять и смотреть вверх у Коли уже не было. Устремив взгляд на асфальт 
под ногами он громче спросил:
- Ну, с кем...
- С другом, Коля, иди спать. А я попрошу ее тебе перезвонить.
- Спасибо. Извините пожалуйста...
- Да, спокойной ночи, - едва слышно ответили с балкона.

До ближайшего круглосуточного магазина Коля шел двадцать минут. В 
магазине у молоденькой, симпатичной девочки с баджиком "КАТЯ" он купил 
бутылку старки и обреченно побрел домой. Через три минуты он вернулся и на 
оставшуюся мелочь купил две бутылки "Ром-колы".
Коля шел домой напрямик, не разбирая дороги. Делал глоток старки, тут же 
запивал ее "Ром-колой" из правого кармана, а чуть позже - из левого. Как ни 
странно, но алкоголь не действовал. Коля ждал, что вот-вот его ноги перестанут 
слушаться и он упадет куда-нибудь в кусты, заснет, а проснувшись утром 
забудет о том, что было ночью. Придет в себя к обеду и поедет на работу где все 
будет спасительно скучно и однообразно. Но закончилась старка, коктейли 
закончились еще раньше, а Коля твердо стоял на ногах у родной школы, от 
которой до дома было от силы десять минут ходу.
По пожарной лестнице он взобрался на крышу школы. Глядя в ночное 
небо он долго и бессмысленно ругал бога, угрожал покончить с собой, а потом 
спустился вниз, повыл на луну с бродячими собаками, и через пятнадцать минут 
уснул в одежде, положив под голову свернутое одеяло.
Второй день лета начался так же, как и первый. Яркий свет бил в глаза. 
Звонил телефон, но Коля не успел ответить, душ принес облегчение, но не 
прогнал сон и он решил остаться дома. Проснулся он на закате, вяло перекусил, 
включил телевизор и под звуки бесконечных новостей погрузился в мысли. 
Потом, порывшись в пенале, извлек оттуда бутылку коньяка и сел пить. Когда 
движения тела и предметов, окружавших его, приобрели характерную гибкость 
и мягкость, Коля поднялся, подошел к столу, открыл ящик, достал из стопки 
тетрадей одну с надписью "Beverly Hills 90210" и раскрыл ее где-то на середине. 
Небесно голубыми чернилами строчки лежали на аккуратных и едва заметных 
клетках.
" 22.8.199Х    18:13      
Домой! Сладкое слово "домой"!
Привет! Опять идет дождь, опять сижу, опять на вокзале, опять Симферополь... 
и, черт побери, опять проверяли документы.
Настроение хорошее, более того, я СЧАСТЛИВ!
во-первых, потому, что завтра я буду дома...
во-вторых, потому, что через две недели вернется Оксана...
ну, и в третьих, потому, что у себя в карманах нашел 1,5 гривны на яблочный 
сок. "

2. ПЕРВЫЙ СНЕГ НОВОГО ГОДА ЖИЗНИ

С бодуна я становлюсь умным и злым. Если меня кто-либо начинает 
упрекать в глупости, я нападаю на этого человека с кулаками и оскорблениями. 
Иногда в таких состояниях мой интеллект и агрессивность настолько велики, 
что я могу кинуться на телевизор где показывают христианскую программу. 
Верить во всемогущую личность Бога, как мне кажется - проявление трусости 
или глупости. А напоминать мне похмельным и одиноким утром, что меня 
любит господь, показывая бородатого дистрофика на кресте, согласитесь, 
просто хамство. Хочется попробовать укрыться с головой и просить маму не 
прогонять тебя в школу. Не хочется даже думать, что подрос до такой степени, 
что ходишь на работу. Если бы она хотя бы приносила мне деньги, не говоря 
уже об удовольствии. Приходится посещать ее ежедневно, чтобы вызвать у 
родителей уверенность в солидности сына. Для меня это трудно. Каждый день, 
кроме выходных, я чувствую, что у меня нет сил пережить ближайшие 
несколько часов. Все направлено острием в мою сторону. Глядя на 
проезжающих с тобой в общественном транспорте и проходящих мимо тебя на 
общественных улицах людей лишний раз можно удостовериться в этом. Чего 
ради, вот эта неприятная старуха, накрасившись как вокзальная проститутка, 
показывает другой, точно такой же, фотографии себя на фоне мерзкой 
гидромассажной ванны? Или отвратительный молодой человек с полу собачьим 
полу лягушачьим лицом, усаживаясь напротив тебя, начинает теребить 
уродливый брелок с кучей ключей? Нет. Их, что бы ни буровил утренний 
пастор, проблемы невозможно принять близко к сердцу. Они далеки от меня, 
смешны и ненавистны. Мирится с существованием этих клоунов можно при 
поддержке единомышленников. Для этого придуманы цинизм и друзья. 
Излишнее дружелюбие должно сопровождаться хорошей памятью - трудно 
запомнить вкусы и пристрастия более чем трех человек. Да и три настоящих и 
верных друга это очень редкий и скорее более литературный чем жизненный 
случай. У меня плохая память и поэтому дружу только с одним человеком, тоже 
разделяющим такую философию дружбы. Это длится с детского сада. Мы 
дендроиды - наша бездейственность достойна растений. Мы также и циники -  
не оказывая на мир ощутимого эффекта стараемся его презирать и всячески 
осмеивать. Не имея денег и девушек трудно быть оптимистом. И только сон 
дает повод интересоваться окружающим. И никогда рассвет не наступает 
вовремя. А все его куда-нибудь торопят. Вовремя для пессимиста наступает 
только осень. И даже мой друг когда говорит, что не любит ее, все же лукавит и 
затаенно ждет прихода этой красно-оранжевой лисицы пахнущей тленом и 
затяжным дождем. Летящая у наших лиц паутина, ожидание снега и горячих 
батарей, последние почти летние дни, спад тяги на мороженное и повышение 
интереса к одиноким прогулкам по желтым коврам прошлого. 
Под быстро устающим солнцем раннего вечера, на исходе бабьего лета 
молодой человек заурядной внешности лет 20-25 задумчиво шел, слегка 
сутулясь, по глохнущей тропинке от военкомата в сторону леса. Было уже по-
зимнему тихо и даже не шумевший листьями ветер дул безо всякого 
устойчивого направления и, как-то, не заинтересовано. Парню не удавалось 
подкурить сигарету на ходу, что он уже несколько раз с детской наигранностью 
попытался сделать. 
Нет это был не я. Это как раз и был мой друг Денис Кораблев, человек, как он 
сам пророчески говорил, не из выживающих. Курение не редко становится 
причиной смерти, хотя, порою, такую связь невозможно заметить. Довольно 
часто как смерть так и курение можно рассматривать в качестве повода для 
знакомства. Денис остановился чтобы удержать огонь на спичке и замер. В трех 
шагах от тропинки, повернувшись к Денису спиной плакала девушка. Денис 
собирался незаметно уйти, но  догоревшая спичка обожгла пальцы. Денис 
ойкнул. Девушка обернулась. Чуть ниже среднего роста, мальчиковая стрижка 
черных волос, курносый нос и слегка раскосые глаза. Некоторое время они 
смотрели друг на друга с испугом и даже со злобой. Первым решился Денис. 
Его вопрос был глуп, но подходил к случаю.
- Девушка, почему вы плачете? Вас кто-то обидел?
Девушка посмотрела на него с недоумением, но вполне заинтересованно. Денис 
смущенно отвел взгляд. 
- Нет. Это от счастья. А почему вы спрашиваете? Со скуки?
Она шмыгнула носом и провела ладонью словно поправляя волосы. Денис, 
проследив за движением, уставился на ее сережки. Девушка увлекалась 
пирсингом. 
Я не присутствовал при разговоре и не знаю как они смотрели в этот момент 
друг на друга и что напоминала окружающая обстановка. Могу передать только 
диалог. 
- Нет, от одиночества. Не думал, что счастливые до плача девушки могут 
наехать на участливого молодого человека. Да еще и в детском саду.
- Вы слишком много говорите, участливый молодой человек. А откуда вы 
знаете, что здесь был детский сад?
- Если не многословно, то меня сюда в детстве водили.  А вместо 
участливого молодого человека можно говорить Денис.
- Ладно, Денис. Дайте Наташе сигарету. Предпочтительней какую-нибудь 
облегченную, но не ментоловую.
Из дальнейшей беседы выяснилось, что Наташа тоже когда-то в то же время 
ходила в этот же детский сад и они даже вспомнили имя воспитательницы. Они 
не смогли вспомнить кого-то из общих по саду знакомых и даже друг друга, что 
в принципе типично. Попробуйте сами вспомнить кого-то противополого и 
танцующего на утреннике снежинку или зайчика. Вряд ли вам это удастся. 
Я хорошо знаю Дениса. Однажды, не желая действовать себе на нервы, 
он вышел из трамвая на совершенно ненужной и незнакомой остановке, лишь 
потому что зашла  понравившаяся ему девушка. Ехать с ней и не 
познакомиться, было бы для него типично и мучительно. Вот он и вышел. Тогда 
же он рассказал мне об одном своем наблюдении. По телевизору, где-то один 
раз в две недели, говорят, что упал очередной Боинг. Это около 20 штук в год. 
Красивые и лощеные самолеты с кожаными сиденьями высокого класса, 
достойные Джеймса Бонда. А мы даже не видели ничего похожего. Жизнь 
пролетающая и дорого разбивающаяся где-то далеко и для других, для нас 
выбрала свою бедную и унифицированную сторону. 
Я бы не поверил в способность Дениса провести такой диалог. Но мне 
рассказала об этом сама Наташа. Ее парня не забирали в армию насильно. 
Представитель буржуазной богемы, он одинаково был увлечен как борьбой на 
руках, так и борьбой идей. Высоко ценя свободную любовь стремился к 
комфортабельной власти. В армию пошел, как он сам говорил: "Для опыта. 
Схватиться за автомат и стрелять куда придется, а потом, придя с войны,  
видеть во сне ностальгические кошмары. Классно?". Этот вполне еще молодой 
человек, после полугода службы, частично осуществил свою мечту об опыте, 
расстреляв ночью спящих в казарме солдат. Бежав из части, он, уже через 
несколько часов, был задержан милицией. Его "сдали" дети, за игрой "в войну" 
нашедшие спящего в недостроенном роддоме солдата. Наверно ему не 
терпелось увидеть первый ностальгический кошмар. По пути в следственный 
изолятор он предпринял попытку к бегству и был убит. 
Наташа, наверно, боялась его, постоянно и любыми средствами 
доказывающего, что он "самцее всех самцов". Но когда, он, впервые в жизни 
обритый наголо, скрылся за дверями военкомата, Наташа, внезапно для себя, 
испытала какое-то оргазмическое чувство облегчения и расплакалась.  Денис 
как прямая противоположность просто очень вовремя подошел. Они бы были 
замечательной парой на какое-то довольно долгое время. Но Денис сократил это 
время почти до нуля, познакомив нас.     
Моя первая встреча с Наташей прошла при довольно темных 
обстоятельствах. Однажды, поздно вечером позвонил Денис и попросил вместе 
с ним кого-то встретить и куда-то там провести. Мне было абсолютно нечего 
делать, хотелось приключений и я согласился. Мы вышли к дороге и простояли 
там около часа, пока на такси не приехала Наташа. Все время ожидания Денис 
постоянно пытался, но толком не мог объяснить кого мы ждем - моей смерти 
или его бабушку. Так что я был очень удивлен, увидев слегка пьяную девушку, 
спокойно относящуюся к ночной трате денег. При этом умную, красивую и с 
початой бутылкой черносмородинового ликера. 
Мы должны были провести ее на другой конец нашего вытянутого как 
Чили района. По дороге мы пили ликер и она рассуждала о своих возможностях. 
Она создает модельное агентство, и подрабатывает тренером по фитнесу. Я 
придал лицу выражение тоски и презрения и попытался молча поймать взгляд 
Дениса. Денис же с нескрываемым обожанием смотрел только на нее и, скорее 
всего, даже не смог бы сейчас играть в подобные гримасы. Я уже хотел 
обидеться на него, но тут произошло чудо. Я почувствовал магнитно-
мистическую притягательность этой девушки. Это была какая-то сладкая 
прострация, гипноз. 
Пошли словно растворенные розовым сиропом и пахнущие мокрой 
сиренью дни. Денис чувствовал скорее всего то же самое. Он был более 
заторможен чем обычно и закуривать сигарету с фильтра стало для него не 
исключением, а скорее правилом. Наташа не имела свободного времени, и 
встречались мы с ней не надолго, хотя и ежедневно. Но эти встречи меняли нас 
с Денисом. Денис записался на качок, а я ушел с работы, чего давно хотел. Мы 
оба начали активно хотеть большего и это нам нравилось. 
Все было замечательно, но долго продолжаться не могло. Настал момент 
срыва. Наташа сказала, что и я и Денис, милые как друзья люди, но не более.  
Влюбиться ей, наверное, не дано, а жить вблизи богатого и любящего человека, 
не обладающего желанием ни с того ни с сего пойти в армию, ей бы хотелось. 
Мы не имеем денег, и она вообще просто так не доверяет жизни и людям. 
Произойди это немного раньше, еще при моем посещении работы, я бы 
вернулся в прежнее дендроидное состояние. Теперь я в чем-то был иным. 
Мы с Денисом были честны по отношению друг к другу. Заработай один 
из нас деньги и заполучив Наташу он бы автоматически предал бы друга. К 
тому же, хотя и обидевшись на Наташу мы все равно хотели ей добра. 
Мы пришли к ней в гости и спросили сколько же ей нужно для счастья. Она 
назвала сумму. Мы как опытные лицемеры, сказали что сможем достать такие 
деньги. Она предложила попробовать. Дальше мы пили чай и рассматривали ее 
альбом с фотографиями. Узнали родной детский сад, вспомнили как кого звали. 
Но, что странно, не нашли на этих снимках ни меня ни Дениса. 
Придя домой, и пересмотрев свой детсадовский альбом, я не нашел там 
Наташи. Через десять минут позвонил Денис и сказал что у него та же 
проблема. Мы оба были напуганы. 
Денис вообще сказал что собирается ехать в столицу. Во-первых у него 
большие шансы пройти там собеседование и, как программисту, уехать 
зарабатывать для Наташи деньги за границу. Во-вторых держаться подальше от 
этого непонятного факта несовпадающих фотографий. Второе я уже не 
воспринял. Я понял как достать деньги и рассказал способ Денису. Он 
согласился.
От нашего, довольно крупного и богатого города до столицы нашей 
родины (можно научиться писать это слово с маленькой буквы) ходит всего 
лишь один блатной поезд. Т.е. с одноместными купе и богатыми пассажирами. 
Едет он одну ночь, что удобно для всех.
Вы себе, скорее всего, даже не представляете как можно достать автомат 
Калашникова, а тем более два. Мы это себе представили. 
В школе, на уроках военной подготовки, нас учили, что такой автомат 
является гениальным конструкторским решением. Деталей в нем совсем 
немного, и в случае чего их можно быстро заменить. Нам показывали автомат, 
даже два, и заставляли выполнять нормативы по его сборке и разборке. Что бы 
дети ни поубивали кого,  в автоматах был испорчен боек. Иных изъянов не 
было. 
В той же школе, на уроках труда, мы осваивали фрезерный и токарный 
станки. Это было занимательно и полезно. Ночью школу никто не охраняет, а 
сигнализация проведена только в кабинет директора. 
Оказывается можно среди ночи бить в центре города в барабан, не 
привлекая внимания. Это можно делать в здании нашей школы. Толстые, 
сталинской постройки, стены знаете ли. Шум работающего станка с улицы 
абсолютно не слышен, а окна можно закрыть толстыми портьерами из актового 
зала. Два лома и напряженный физический труд помогут вам открыть дверь в 
кабинет военрука безо всякого ключа. Только надо успеть все сделать от 
полуночи до трех утра. Мы успели. 
Как видите, все довольно просто. Чтобы не провоцировать 
сочувствующих, да простите меня, не буду описывать где добыть патроны. Это 
не сложнее вышеописанных действий при той же наглости и 
сообразительности.  
Большие трудности были с посадкой в поезд. Нам едва хватило денег на 
два билета в первом и последнем вагонах. 
Когда поезд выехал за город, а за окнами была лишь тьма и скорость, я 
вышел из своего купе. Престижные люди возят с собой мало вещей, и нашу 
страну еще не задел бум кредитных карточек. К тому же они чувствуют  себя 
уверенно в достойных их местах не запирая дверей. Я зашел к соседу и он не 
рад был меня видеть. Умирать нужно со счастливой улыбкой, а не со злой, 
кислой и перекошенной рожей. Все-таки последняя эмоция. Я шел дальше и 
дальше, стреляя им в животы и головы и собирая бумажники. Колеса шумели 
больше чем я и мои подопечные. Возле середины поезда мы с Денисом 
встретились. Он убил и машиниста, поэтому поезд был неуправляем. Это было 
его ошибкой, но застрелил я его не за это.
Я посчитал, что так счастья будет немного больше. Если бы просто 
отдали деньги Наташе, то счастлива была только она, а мы с Денисом только 
наполовину. А так будут счастливы я, Наташа и отчасти он (я снес ему весь 
мозг длинной очередью, и он скорее всего ничего не почувствовал). Последнее 
что было у него в голове, так это та самая половина счастья. Он боялся.
Ведь он же еще и не знал, что Наташа была на год нас старше и поэтому 
в детском саду ходила в старшую группу. Я прочел год на шапке 
сфотографированного деда Мороза и все понял. 
Я принес Наташе деньги первого января и она разрешила мне остаться. 
Приятно дарить и получать новогодние подарки. И пошел первый снег нового 
года жизни.
P.S. Теперь мы открыли модельный бизнес. Наташа учит девочек желающих 
стать Клаудией Шиффер ходить по подиуму, а я собираю с них плату и обещаю 
перезвонить как только нам позвонят из Парижа. 

3. ФОРМА (МИМИКРИЯ)

Часть первая

Ночью ходить по городу очень опасно. Дурные компании, пьяные 
пролетарии, мелкие нувориши, окончательно оборзевшие от свалившегося на 
них богатства, и просто маньяки - вот в чем заключена опасность. И эта, 
исходящая от города опасность манит так же, как горы манят скалолазов, 
коралловые рифы - водолазов, а потери живой силы и в первом, и в двух 
последних случаях списываются на некие таинственные силы природы. Именно 
так у молодого человека по имени Андрей и возник психоз. Андрей работал в 
НИИ на одном конце города, а жил - на другом, денег на такси у него не было, а 
городской транспорт, большей частью, прекращал перевозку пассажиров как 
раз в тот момент, когда Андрей выходил из здания родного НИИ, проклиная 
распределение, декана и ректора. Поэтому ему довольно часто приходилось 
поздно возвращаться через растворившиеся в ночи переулки, которые в это 
время суток жили своей жизнью.     
Часто выныривая из сумрака ночи, к нему подходили темные личности, 
как мужского, так и женского полов, несколько раз он отчетливо слышал 
выстрелы, постоянно по пути домой он видел драки, а иногда ему даже 
приходилось спасаться бегством, после чего он еще долго не мог уснуть, 
ворочался в постели, чем озадачивал и пугал своих родителей, которые жили в 
соседней комнате. То, что он заболел, Андрей понял, когда зимой в середине 
рабочего дня какая-то таинственная сила заставила его убежать с работы, даже 
не задумавшись об отчете и неприятностях от начальства, которыми грозил этот 
побег. Андрей ехал в метро, радуясь тому, что наверняка успеет до ночи 
оказаться дома, но на станции его внешний вид: лоб, покрытый испариной, 
шарф, завязанный кое-как, и спортивная курточка поверх медицинского халата 
привлекли внимание стражей порядка в лице двух сержантов милиции. 
Последовал обычный процесс установления личности, потом Андрея, 
извинившись, отпустили на все четыре стороны.
По дороге домой Андрей вспомнил этих милиционеров. Они казались 
довольными жизнью, во всяком случае, Андрей не заметил на их лицах даже 
следа психоза, возникающего на почве незащищенности. На следующий день он 
купил себе пистолет. Однако, вместо чувства уверенности покупка вселила в 
него страх быть пойманным за незаконное ношение огнестрельного оружия. 
Андрей продолжал мучиться и его состояние ухудшилось настолько, что он 
стал отвечать невпопад даже на самые легкие вопросы, кроме того, он начал 
избегать открытого пространства и людей. На работу он ходить перестал. 
Скорее всего, через неделю-другую он угодил бы в сумасшедший дом, где его, 
после обработки различного рода химией, стали бы показывать студентам-
медикам и какой-нибудь психиатр написал бы статью, а некоторое время 
спустя, возможно и диссертацию.
Но вышло вот что. Андрей субботним утром отравился на рынок купить 
картошки. Там, в ряду, где торговали с машин разной ерундой, его внимание 
привлек стенд, на котором была представлена вся одежда представителей 
силовых ведомств страны, начиная с омоновских вязаных черных шапочек с 
прорезями для глаз и заканчивая парадной генеральской формой. Нервно 
выкурив полторы сигареты Андрей собрался с мыслями и купил полный 
комплект милицейской формы, а на следующий день, заплатив еще 10 долларов 
он приобрел настоящую милицейскую дубинку. В тот момент Андрей еще 
толком не понимал, зачем он это сделал, но дома, облачившись в униформу и 
став перед зеркалом, он обнаружил, что все его страхи куда-то пропали. Той же 
ночью он вышел на прогулку. Январский снег как-то ненатурально хрустел под 
тяжелыми армейскими ботинками, при ходьбе приятно похлопывала по бедру 
дубинка, запах кожи бил в нос. Андрей обошел кругом свой квартал и поймал 
себя на мысли, что страха в нем больше нет, есть даже уверенность в себе и 
своих силах. 
На следующий день Андрей проснулся ни свет, ни заря. Тем не менее, он 
хорошо выспался, плотно позавтракал, чем несказанно порадовал своих 
родителей, давно заподозривших, что с сыном что-то неладно и больше всего на 
свете боявшихся, что он стал наркоманом. Перед работой он даже сходил на 
утренний сеанс в кинотеатр, где бросал чрезвычайно смелые, а порой и 
вызывающие взгляды на девушек. Явившись в НИИ он объяснил начальству 
причину своего отсутствия тоном, не терпящим никаких возражений, после чего 
приступил к работе. Дело пошло и к концу рабочего дня Андрей закончил то, 
над чем трудился почти три месяца. Из здания института он вышел ровно в 
полночь. Шел он уверенно и бодро, путь его пролегал через парк, затем он мог 
проехать четыре остановки на предпоследнем троллейбусе, а дальше, до самого 
дома дорога петляла по подворотням трущоб с их кошмарными обитателями. 
Именно на последнем участке пути чувство безопасности и спокойствия, не 
оставлявшее Андрея ни на минуту со вчерашнего вечера, вдруг начало покидать 
его.  Он снова оказался почти на грани, но, проходя мимо пивной недалеко от 
дома, он увидел, как к компании молодых и пьяных людей подошли два 
милиционера. Слово за слово и возник конфликт, который тут же перерос в 
драку. Милиционеры, подобные античным героям, смело вклинились в толпу, 
потом, нанося удары налево и направо, рассеяли ее и начали методично 
избивать. Андрей видел, как невысокого роста милиционер, ударил крепкого на 
вид парня ногой в живот, а когда тот упал, стал бить ногами по голове. Андрею 
тут же вспомнился запах кожи и хруст снега под ботинками и он, не дожидаясь 
развязки драки, побрел прочь.                 
Дома он первым делом побежал к форме, висевшей в шкафу. Она 
успокаивала, Андрей потрогал пистолет, дослал патрон в патронник, 
прицелился в люстру и сказал:
- Пах!
Потом с минуту подержал в руках дубинку и снова почувствовал себя хозяином 
положения. Оделся он быстро и, не теряя ни секунды, выбежал на улицу. Возле 
пивной было тихо, кровь уже впиталась в снег, а рядом виднелись следы шин. 
Ни милиционеров, ни хулиганов не было. 

Часть вторая

В НИИ Андрей пришел в положенное время. Его друг Коля, работавший 
в соседнем отделе, пожал ему руку, спросил, как дела, начал было рассказывать 
про свои, но Андрей вежливо намекнул, что ему надо работать и, положив под 
стол какой-то сверток, принялся сосредоточенно рассматривать статью из 
PhysRev. Когда миниатюрный китайский радиоприемник, стоявший возле 
электрочайника, сифилитичным голосом немолодой женщины возвестил о 
конце старого и начале нового дня, Андрей сложил в сумку свои вещи, достал 
сверток и направился в уборную. Из уборной через пять минут он вышел 
сержантом милиции. Старенькая вахтерша ничуть не удивилась тому, что 
последним человеком, вышедшим из здания, был милиционер, а если и 
удивилась, то ловко не подала виду.      
В троллейбусе у Андрея не захотели принимать мелочь, его прокатили 
бесплатно. Подворотни содрогнулись, когда Андрей, расправив плечи, 
украшенные лычками, сделал свой первый шаг. Он специально не торопился и 
поэтому дома оказался чуть позже, чем обычно. Полторы недели прошли на 
редкость спокойно, пьяные при виде Андрея прекращали горланить песни и 
вообще старались вести себе потише, студенты возле общежития уже 
демонстративно не дымили косяками и даже бешеные собаки обходили его 
десятой дорогой. 
В субботу вечером он вышел погулять. На углу, где он обычно 
поворачивал назад, Андрей остановился. Его внимание было привлечено 
звуками, доносившимися с детской площадки между несколькими хрущевками. 
Там, возле песочницы два мужика, по виду пьяные, избивали паренька в серой 
курточке. Один держал его сзади за руки, а второй, тяжело дыша, бил его то по 
печени, то в живот, то по печени. Андрей выхватил дубинку и помчался к ним, 
на ходу как-то неумело размахнулся и, не попав в голову, с глухим звуком 
опустил дубинку на плечо тому мужику, который держал отключившегося 
парня. Мужик громко выдохнул, присел, повернул голову, получил удар в лоб и 
упал. Его товарищ, коротко выругавшись, убежал.
Паренек встал на четвереньки, попытался подняться, свалился, снова 
попробовал встать и опять упал. Потом, резко дернувшись, он стал на колени и 
его начало тошнить. В лунном свете Андрей заметил, что серая курточка 
паренька на самом деле была точно такой же униформой, как и у него, только на 
погонах не было знаков отличия, скорее всего перед ним был простой 
милиционер.
- Ты как? - спросил Андрей.
Парень неопределенно кивнул, вытирая лицо носовым платком. 
- Спасибо, а ты из двадцать восьмого отделения?..
Теперь кивнул Андрей. Он протянул милиционеру его шапку, подал руку, 
помог подняться с земли. В двух словах объяснил ему, что торопится, сказал 
привет, развернулся и пошел домой. Удаляясь он слышал за спиной голос 
паренька, звуки ударов и стоны остававшегося на площадке нападавшего 
мужика.  Начался снегопад.
В своем дневнике Андрей обвел этот день ярко-красным маркером. До 
самой весны в его жизни ничего не изменилось. К полудню он уходил на 
работу, а в полночь, уподобившись Золушке, только наоборот, менял свои 
джинсы и плащ на брюки с лампасами и форменный китель. Дни шли за днями 
и Андрей окончательно излечился от терзавших его душу страхов. Иногда, 
среди ночи он мог выйти на балкон покурить, не одевая форму. При этом он 
смело вглядывался в когда-то так пугавшую его иррациональную пустоту.
Весна похожа на молодую девушку, по волнорезу разбегающуюся перед 
прыжком в воду. Сначала несколько неуверенных шагов, потом стремительный 
разбег, прыжок, полторы секунды полета и... фейерверк брызг над кругами по 
воде. После этого девушка выплывает, взбирается на волнорез и снова 
перешагивает с ноги на ногу, готовясь к очередному прыжку. Так проходят 
годы. 
В один из тех дней, когда девушка-весна была в свободном падении, Андрей 
получил задание отвезти несколько компьютеров на фирму для модернизации. 
Для этой цели ему выделили старую Волгу вместе со старым шофером, который 
беспрестанно курил и матерился. Андрей хотел было пройтись после того, как 
избавится от шофера, Волги и компьютеров, но спускаясь по лестнице он вдруг 
резко остановился и удивленно посмотрел вниз. Перед ним в робе отдела 
доставки стоял тот самый щуплый паренек, которому он зимой помог в драке с 
пьяными мужиками. Паренек тоже узнал его, он открыл рот, захлопал глазами, 
повернулся, чтобы уйти, потом повернулся еще раз и, заикаясь произнес:
- Я м-м-могу все об-объяснить. Поним-м-маете, тогда, зимой... Ну, ну...это 
вроде шутки было. Т-т-товарищ сержант. Я не пытался... не пытался... Я...
Андрей сделал шаг навстречу. Паренек-самозванец стал заикаться еще чаще и 
теперь в его речи вообще было невозможно что-либо разобрать. Андрей 
осторожно взял его за руку, еще чуть-чуть и парень бы расплакался. 
- Пойдем вниз. Не бойся.
Они вышли из здания, Андрей достал пачку Ватры, закурил и предложил парню 
сигарету. Тот дрожащими пальцами взял ее и попытался подкурить фильтр. 
- Я же сказал, не бойся. Я не собираюсь идти с тобой в милицию, там и без 
тебя дел полно.
Этот аргумент подействовал и истерика почти прекратилась.
-     Теперь рассказывай... 
Милиционера-самозванца звали Филиппом. Был он младше Андрея на 
два года. Такой же тихий и незаметный, только по образованию математик. 
Учились они в одном университете, но Андрей его никогда не видел, впрочем, 
то же самое относилось и к Филиппу. Год он работал в фирме, а проблемы 
начались у него тогда, когда он впервые познакомился с девушкой. Точнее, его 
познакомили, но на первом же свидании Филиппа избили в кафе. И он и его 
девушка жили в самом пролетарском районе, где цехов, фабрик и непрерывно 
чадящих труб едва ли не больше, чем жилых домов. Снег же у них падает не 
белый, а немного серый и с запахом гари. Потом девушка переехала в другой 
район, туда, где жил Андрей, но неприятности для Филиппа только начинались. 
Во время прогулок он боялся не столько за себя, сколько за Свету и хотя из 
нескольких потасовок он и вышел победителем, страх этот не просто усилился, 
но со временем перерос в болезнь. Масла в огонь подлил бизнес родителей 
Светы. Он пошел в гору и теперь Филиппу приходилось воевать не только с 
уличной шпаной, но и с молодыми людьми из окружения Светы. Как люди 
благополучные они все по-своему были устроены и защищены от нападок этого 
мира. 
Филипп же продолжал болеть, и болезнь высасывала из него все силы. 
До шага за грань оставалось совсем чуть-чуть. Когда он лежал дома на диване 
уже третьи сутки, бессмысленно уставившись в телевизор,  его внимание 
привлекла коротенькая передача. Если бы реклама длилась на полминуты 
дольше, то Филипп, потратив последние силы, непременно покончил бы с 
собой, однако случилось иначе. Передача была о животных и посвящалась 
мимикрии, столь забавному и удивительному явлению, помогающему выживать 
целым видам в самых суровых и агрессивных условиях обитания. Это и 
определило дальнейшую жизнь Филиппа. Из защищенных видов он остановил 
свой выбор на милиционерах, которые только одним своим экстерьером могут 
отбить у нападающего всякое желание иметь с ними дело. Денег у Филиппа 
хватило лишь на форму, что и сыграло с ним впоследствии злую шутку. 
Однажды вечером двое пьяных увидели мелкого безоружного 
милиционера в глухом месте и решили в его лице избить всю милицию, но им 
помешал Андрей.
Рассказ Филиппа очень впечатлил Андрея, он вспомнил, как сам едва не 
лишился рассудка и только вовремя приобретенная форма произвела на него 
должное терапевтическое воздействие. А с Филиппом у них было на удивление 
много общего. Это выяснилось в пивной, куда Андрей тут же потащил 
Филиппа. Совпадали не только их знания, полученные в университете, но 
совпадал так же и круг интересов, далеких от профессиональных. Более того, 
пробелы в знаниях у обоих тоже совпадали, причем, с точностью до дат, цитат и 
фамилий.
Андрей, немного поколебавшись, рассказал Филиппу свою историю, 
потом они выпили. В их жизни это было впервые, вот так сидеть с человеком за 
столом и просто пить; ни у того, ни у другого не было настоящих друзей, и 
расставшись с студенчеством они так ни разу и не сидели в каком-нибудь 
кабаке шумной компанией. 
Когда начало смеркаться Филипп сказал, что теперь самое время надеть 
форму. Форма всегда была у него в рюкзаке, за которым они зашли на фирму, а 
потом направились к Андрею, где оба переоделись и снова вышли на улицу.

Часть третья.

Дело шло к августу. Андрей почти все вечера проводил с Филиппом и 
они вдвоем ходили по району, изображая из себя милиционеров. Правда, у 
Филиппа это получалось несколько лучше. Ему удавалось полностью вжиться в 
роль и тогда он становился настоящим милиционером. Больше всего ему 
нравилось задерживать пьяных и проверять документы у иногородних, 
задержанные же, чувствуя правоту Филиппа, вовсе не сопротивлялись и 
позволяли ему проводить обыски со всей тщательностью. Андрею, напротив, не 
очень нравились все эти процедуры, ибо ношение формы было для него 
самодостаточным и не требовало дополнительных действий.
Тем не менее и тот, и другой запаслись на книжном рынке 
соответствующей литературой, начиная от древних "Наставлений по 
стрелковому делу" и заканчивая недавно изданной серией "Приемы 
рукопашного боя в спецподразделениях". Так же они пересмотрели почти все 
фильмы о милиции с тем, чтобы сходство было как можно полнее. Мимикрия 
требовала именно этого.
От настоящих стражей порядка их отличало всего две мелочи: у них не 
было нагрудных знаков и раций. Стремление человека к совершенству 
остановить невозможно и вскоре Андрей приобрел у нумизмата настоящий 
милицейский жетон с номером, который тут же за бутылку Столичной перебили 
в мастерской при НИИ. У Филиппа денег на знак не было, поэтому он просто 
сделал его из консервных жестянок, а потом раскрасил из аэрографа. С рациями 
было еще проще. Кожаный чехол на поясе полностью скрывает от наблюдателя 
внешний вид радиостанции, выступает только антенна, и на первых порах 
ребята использовали китайский walkie-talkie, а потом, по настоянию Филиппа на 
авторынке прикупили пару старых, но исправно работающих Кенвудов.
Теперь Филиппа было уже не остановить и Андрею казалось, что то 
полное сходство, которого они так долго добивались, пробудило в нем инстинкт 
хищника. В середине августа Филипп потащил Андрея в метро, там они 
пристроились возле эскалатора и стали проверять сумки у всех подозрительных 
лиц. Филиппа раздражало, если человек начинал нервничать, но еще больше его 
раздражало, когда человек относился ко всему происходящему с безразличием и 
подчеркнуто вежливо отвечал на все вопросы. В эти минуты Филипп понимал, 
что существует некий био-социальный вид, на который форма и даже оружие не 
производят необходимого эффекта и которому совершенно наплевать на 
мимикрию. Правда, таких людей было немного.
Когда в школах начались занятия, Филипп подарил Андрею жезл для 
патрулирования на дорогах. Он собрал его из детского конструктора, вставив 
внутрь лампочки и выключатель. Теперь они могли останавливать на только 
прохожих, но и автомобили. Андрей отнесся к этой затее без энтузиазма, но не 
стал расстраивать Филиппа. Вообще тем летом Андрей почувствовал, что форма 
ему больше не нужна. Он сам познакомился с девушкой, когда проходил 
очередной медосмотр, находил время почти каждый день видеться с ней, а 
главное, он понял, что сможет защитить ее. К тому же, как-то раз он осознал, 
что бояться ему нечего, а ночного города тем более. 
Безо всякого желания Андрей отправился с Филиппом на прогулку, они 
вышли к трассе. Пока Филипп запугивал пьяную парочку, Андрей прослушивал 
милицейскую волну. Было сообщение о нападении двух молодых людей на 
ювелирный магазин на Чкалова, предполагали, что скрылись они на бежевой 
шестерке. В этом не было бы ничего необычного, если б на обочине в сотне 
метров не припарковалась бежевая шестерка. Филипп не особенно хотел идти к 
ней, но Андрей уговорил его. В машине сидели два здоровых мордоворота и 
заплаканная девушка. Филипп отдал честь, представился и попросил всех выйти 
из машины. Дальше все получилось само собой: Филиппа ударили, на Андрея 
пассажир направил автомат, Андрей выстрелил четыре раза, девушка 
взвизгнула, Андрей выстрелил еще раз, пассажир вывалился головой из окна, 
водитель упал на Филиппа, а девушка испустила еще один визг и потеряла 
сознание.
Потом приехала милиция, капитан долго смотрел то на трупы, то на Андрея, 
то на Филиппа. После чего посадил их в свою машину и повез в отделение. 
Филипп еще не успел прийти в себя после происшедшего, иначе у него 
случилась бы истерика, а Андрей сидел в машине и старался ни о чем не думать. 
Капитан как-то вежливо попросил следовать за ним. Они миновали дежурного, 
завернули за угол и оказались в небольшой комнате, где за столом сидел майор.
- Ну шо,.. новенькие?.. Ля, хорошо, хоть кого надо положили, а то.. ля... 
Садитесь. 
Капитан вышел, Филипп сел, а Андрей стал возле него. Майор вынул из стола 
толстую тетрадь, раскрыл ее и сказал:
- Так, в каком районе ля...
Филипп молчал и Андрей отвечал за двоих. Майор спросил о работе. Потом:
- Ночью ходите... ля, дежурите,.. да?
Андрей молчал, а когда захотел ответить, майор перебил:
- А по утрам свободны?..
Узнав, что Андрей до полудня сидит дома, а Филипп работает посуточно, майор 
что-то записал в тетрадь, а потом сказал:
- Тогда я вас на дежурство вместе буду ставить, график на этот месяц там, на 
стене висит...

*    *    *    *    *    *

Однажды во время утреннего дежурства возле универмага кто-то из толпы 
тронул Андрея за руку. Он обернулся и увидел перед собой Колю, того самого, 
который работал с ним в институте. Вид у Коли был несколько необычный, на 
нем был белый лабораторный халат, в руках он держал фельдшерский саквояж, 
а на шее, опустив голову в карман халата, змеей висел стетоскоп. Они хотели 
поздороваться, но из Рафика, стоявшего на обочине закричали:
- Колян!.. ля... давай быстрее,.. у нас вызов!..

Через два дня Андрей подарил свой пистолет Филиппу, выбросил форму и 
ушел из милиции. Через неделю он переехал к девушке.

4. СМОТРИТЕЛЬ СОЛНЦА
Посвящается Крапивину и Гонгадзе.

Олег Коньшин работал в небольшой частной фирме. В ней работало 
всего три человека  - два директора (коммерческий и какой-то еще) и сам Олег. 
Директора были очень похожими лощенными, высокими и худощавыми 
парнями лет 25 - 30. Чем толком занимается фирма Олег не знал. Он регулярно 
получал плоховатую зарплату и выполнял мелкие поручения, как, например, 
съездить в другой конец города и отвезти какие-то бумаги или купить кофе. 
Директора были наверно друзьями, а к Олегу относились с уважением, но 
несколько пренебрежительно и равнодушно. Олег не понимал своего 
предназначения в фирме, на искренние разговоры не рассчитывал и побаивался 
разобраться сам. Уж очень стильно вели себя директора: у каждого из них было 
по мобильному телефону, длинному приятному на ощупь плащу и дорогому 
автомобилю. Однажды субботним утром Олег получил сразу два письма. 
Друзей у него не было, а с родителями он и так жил вместе. Первое было из 
Прибалтики,  в котором говорилось, что у Олега умер родственник, оставив ему 
в наследство недвижимое имущество, а конкретно маяк. Во втором было 
именное приглашение на  заседание-молебен церкви Мосрентологов. Олег не 
мог вспомнить ни одного родственника в Прибалтике и не знал, кто такие 
Мосрентологи. 
Все выходные дни Олег ходил удивленный. 
В понедельник, придя на работу, он застал своих начальников в 
страшном возбуждении. Они были небриты, постоянно матерились, много и 
нервно курили, не переставая пили кофе, делали массу телефонных звонков и 
даже не замечали присутствия Олега. Через некоторое время приехал некий 
такой же взволнованный и престижный молодой человек. Директора сразу же 
успокоились и заперлись вместе с ним у себя в кабинете, приказав Олегу всем, 
кроме некого Заебахера, приходящим в контору указывать на дверь. На 
протяжении дня ни кто, включая Заебахера, в контору не приходил и не звонил. 
Поздно вечером, когда Олег уже собирался уходить домой, директора, 
приоткрыв дверь кабинета, попросили его быстро сбегать за коньяком. Когда 
Олег через пять минут прибежал с бутылкой директора ходили по офису, а их 
гостя вообще не было видно.  Поставив бутылку в шкаф они сказали что Олег 
может быть свободен, ему даже дается оплачиваемый отпуск до следующего 
понедельника. Олег поблагодарил и получив зарплату с премиальными 
собирался идти, как они окликнули его и попросили по пути зайти по некому 
адресу и бросить там в почтовый ящик пакет.  Пакет был тяжел, и как казалось 
Олегу, нес в себе пистолет или бомбу. Стараясь не оставлять отпечатков Олег 
бросил его в указанный почтовый ящик. 
В тот же день вечером ему позвонил незнакомый мужчина, представился 
клерком церкви Мосрентологов, и с какими-то психоделическими 
манипуляциями голосом, спросил Олега придет ли он на заседание-молебен. 
Олег был трусоватым и застенчивым, поэтому начал сопеть в трубку и бубнить 
что он очень занят и ничего не знает о своих возможностях. Тогда голос, 
довольно обиженно и злобно, сказал что в таком случае он передает трубку 
самому Джозефу Джонатану Наху - ареопатигу восточного кунилингуса. Олег 
не возражал. После пятнадцатисекундной тишины из трубки заговорил уже 
другой, не менее инопланетный голос.  С сильным западным акцентом этот Дж. 
Дж. Нах сказал, что они рады видеть в своих рядах Олега Коньшина. Что в это 
трудное время, когда человек склоняет голову перед непреодолимым страхом 
потери, лучшие люди должны объединиться и своими семьями и опытом дать 
пример всем правительствам мира. Что членство в церкви почетно и многие 
стремятся попасть туда. И так далее. Олег ответил что он может быть придет. 
Опять последовала пятнадцатисекундная пауза и клерк сказал что теперь он и 
все очень довольны. После чего долго и подробно рассказывал, как до них 
добраться. 
Через два дня, как и было условленно, Олег поехал к этим 
Мосрентологам. С трудом отыскав в центре старый модерновый дом, с 
пристроенными к нему сараями хрущевских времен, Олег, показав 
пригласительный билет автоматчику в маске, вошел в большой полутемный 
холл. Высокий потолок был расписан пароходами, бескрайними колосящимися 
полями и распятиями. Откуда-то, из полутемных углов, выглядывали гипсовые 
хари героев социалистического реализма и античности. Посредине зала стояла 
опущенная на пол люстра размерами с бульдозер. Вокруг нее прохаживались 
самые разные люди. Целые семьи с детьми, молодежь, довольно веселая, но 
соблюдающая правила приличия, напыщенные старики  и старухи. Все 
постоянно здоровались, пожимали руки, дружески кивали и сдержанно 
обнимались. Знакомых Олег не заметил. На звук гонга все не спеша начали 
подыматься по широкой лестнице куда-то на второй этаж, где оказался длинный 
и узкий зал с высоким потолком и резными дубовыми панелями на стенах. Все 
начали рассаживаться соблюдая при этом непонятную для Олега систему мест. 
Оглядевшись вокруг и выбрав в собеседницы высокую старуху с поджатыми 
губами, Коньшин спросил, где ему, как впервые пришедшему, можно сесть. 
Старуха, удивленно его оглядев, громким голосом и менторским тоном сказала, 
что Олег должен сам выбрать себе место и добиться его. Присутствующие уже 
почти все расселись и обернувшись на голос старухи теперь рассматривали 
Коньшина. Олег начал пробираться к паре свободных кресел, недалеко от 
выхода, но присутствующие недовольно зашумели. Тогда Коньшин хотел пойти 
и сесть позади всех, но это им совсем не понравилось. Шум недовольства 
усиливался. В итоге Олег сел на самый первый ряд, чтобы доносящийся сзади 
шум и различные косые взгляды на свой счет не видеть и не воспринимать. Тут 
открылись широкие двухстворчатые двери и в зал вошла колона девушек в 
красных, похожих на гусарские, формах. Они играли на трубах и барабанах и 
пели. Одновременно с этим, со сцены начали читать какие-то речи. Олег 
почувствовал что кресло под ним плавно раскачивается, но решил что это не 
реальное событие, а какой-то гипноз. В глазах у него потемнело. 
Придя в себя, Коньшин обнаружил что лежит на мягком кожаном диване 
и над ним стоит человек в старинном костюме и пенсне. Человек сказал что 
переходит сразу к делу. Он знает что Олег получил наследство в Прибалтике, 
что церковь очень радует. Теперь они хотели бы чтобы Коньшин съездил туда и 
осмотрел свое имущество. Олег рассматривая комнату, выдавил из себя что он 
не слишком хорошо понимает происходящее. Человек  радостно сказал что это 
не должно его пугать и вручил Коньшину деньги и билет. Коньшин уже более 
внятно произнес что это не входит в его планы. Человек начал настаивать что 
это в общих и очень важных интересах. Олег с уверенностью в голосе возразил 
что он видит своего собеседника первый раз и не слишком ему доверяет. 
Человек  с неким пиететом громогласно продекламировал, что его фамилия 
Заебахер и это известно в определенных кругах, хотя Коньшин  скорее всего не 
в курсе. Олег спросил не имеет ли Заебахер какого либо отношения к его 
работе. Заебахер ответил что это не важно, но имеет. Помолчав, Коньшин 
сказал что должен посоветоваться с родителями. Заебахер успокоил его тем что 
все уже обговорено. Коньшин согласился поехать. 
В самолете Коньшина сильно тошнило. При этом он думал о том, что 
могло бы послужить такой странной причиной этой поездки. Когда он уже 
сходил по трапу ему в голову пришла мысль что таким образом его хотят 
сделать козлом отпущения в сильной и странной игре. Олег уже собирался 
вернуться назад, но передумал. Он считал себя не слишком умным и не 
слишком сильным человеком. Следовательно не стоит расследовать этот 
заговор, а тем более, с ним бороться. До маяка нужно было еще ехать на 
автобусе. Всю дорогу Коньшин дрожал и разглядывал попутчиков, желая 
определить, не следят ли за ним. Но ехали только местные крестьяне, которые 
всю дорогу галдели на национальном языке.  В салоне воняло специями или 
портянками. Олег не понимал предназначения первого запаха и страшился 
второго. 
Приморский городок, куда он приехал, очень ему понравился. Между 
аккуратными домиками ходили красивые куры опрятных пород, а по мощеным 
улочкам проезжали  небольшие новенькие иномарки. Людей было немного. 
Проходящие мимо мужчины улыбаясь издавали квакающие приветствия, 
женщины смотрели любовно и завлекательно. 
В городской ратуше Коньшину сказали, что он стал полновластным хозяином 
единственного в мире самодвижущегося маяка. Сооружение было построено 
немцами в период второй мировой войны и питалось от сложной системы 
источников газа  с окрестных болот. Это препятствовало возникновению 
лесных пожаров и освещало путь морякам. Передвижным маяк был в силу 
конструкторского гения и собственной мощности. Месторождений газа было 
несколько, но все они были слишком бедны, а тянуть трубопровод к общему 
коммутатору не позволил некто авторитетный по фамилии Зиверс, по одним 
ему понятным причинам. Поэтому откачав газ из одного источника, маяк, своим 
ходом, двигался к другому, потом к третьему и так далее. В это время запасы 
газа в первом источнике пополнялись. Все было доведено до автоматизма. Маяк 
находился в частной собственности по решению сейма и просьбе некой 
авторитетной религиозной организации. Мэр дал Олегу подписать какие-то 
бумаги и пожав руку предложил отправляться к строению. 
В проводники Олег получил очень грустного пожилого человека, 
смотрящего в пустоту перед собой и вздыхающего как спящая корова. Они сели 
на мотоцикл и поехали, как показалось Коньшину просто в лес не разбирая 
дороги. После сорокаминутной тряски Олег был уверен что они ездят кругами и 
спросил проводника долго ли еще это будет продолжаться. Проводник, 
вздохнув особенно горестно, ответил что и сам толком не знает, так как маяк 
редко стоит на месте, и почти постоянно движется, причем быстро, бесшумно и 
непонятно куда именно. Коньшин предложил ехать по колее маяка. Проводник 
отказался в категорической форме, мотивируя это тем что маяк может их 
переехать насмерть. В подтверждение своих слов он остановил мотоцикл и 
спокойно указал на разрезанного надвое зайца. Олег пришел в возбуждение и 
резко спросил проводника о причине такого спокойствия. Тот ответил что 
сильно любит лес, но в силу работы в мэрии имеет мало времени для прогулок. 
Поэтому, заметив что в депрессии время идет медленно, он нарочно вгоняет 
себя в такое спокойно угнетенное состояние всякий раз когда бывает на 
природе. Тут он резко ударил по газам, мотоцикл взбрыкнув перескочил какой-
то пень и перевернулся. Олег мельком успел заметить странный, быстро  
удаляющийся силуэт высотой с фабричную трубу. Он спросил флегматично 
лежащего в неудобной позе проводника не маяк ли это. Тот, не меняя позы, 
пожал плечами и сказал что это может быть как маяк так и оборотень. Коньшин 
попросил уточнить. Проводник сомнамбулическим движением встал и, 
подошедши к колее, указал кровавый след на земле. След был плотный и 
широкий, но периодически раздваивался, а потом опять сходился в один. 
Проводник сказал, что это скорее всего оборотень, который нес добычу иногда 
раздваиваясь ради шутки. Олег сказал что это может быть чья-нибудь вполне 
человеческая шутка. Двое могут бежать один за другим, периодически 
разбегаясь в разные стороны, а потом опять сбегаясь на одну тропу. Проводник 
попросил помочь ему перевернуть мотоцикл. 
Поздно вечером они выехали к какому-то сараю на берегу моря. Рядом с 
ним сушились сети и стояли перевернутые лодки. Проводник начал сигналить и 
из сарая вышел человек в военной форме. Он посветил им в лицо фонарем, а 
потом поздоровался. Проводник спросил не видал ли он маяк. Человек ответил, 
что его работа, как пограничника, смотреть в сторону моря. Потом молча 
постоял и ушел обратно в сарай. Проводник сказал что ему уже надо домой, так 
как рабочий день давно закончился. Олегу предложил переночевать в сарае, под 
охранной армии, а сам уехал. Коньшин какое-то время постоял рассматривая 
темные волны. Ему было холодно и он пошел к сараю. На стук в дверь никто не 
ответил и Олег, медленно открыв дверь, вошел самовольно. Сарай был разделен 
рыбачьей сетью на две части. В одной части здоровенный пятнистый боров ел 
рыбу сваленную кучей. В другой половине стояли металлические ящики с 
множеством цветных огоньков. На один из них неподвижно смотрел 
пограничник. Олег спросил можно ли здесь обождать маяк. Пограничник сказал 
что можно если поможет забить свинью. Олег сказал что никогда свиней не 
резал. Пограничник сказал, что тоже не резал, но сегодня у него траур. Коньшин 
принес свои соболезнования, но повторил что резать свинью не будет. 
Пограничник оторвался от своего занятия и несколько тупо посмотрев на 
Коньшина, сказал что свинью будет не резать, а убивать ультразвуковой 
сиреной, такая у него есть чтобы отгонять нарушителей границы. Олег решил 
что это не пограничник, а сумасшедший, и решил больше с ним не спорить. 
Какое то время они помолчали. Пограничник постепенно оживился и, начав 
копаться в одном из ящиков, сказал что у него большое горе. Недавно 
неизвестные, скорее всего, убили его брата. Т.е. он пропал без вести, но 
неизвестные, отличаясь глубоким цинизмом, бросили в почтовый ящик семьи 
брата его искусственные золотые челюсти в конверте. Они опять помолчали. 
Пограничник хлопнул себя по коленям и сказал что пора. Они вышли из сарая. 
Пограничник вывел  свинью и, попросив Олега ее подержать, скрылся за домом. 
Кабан порывался зайти обратно в сарай и беспрестанно визжал. Вскоре 
появился пограничник. В одной руке он нес ведро из которого свешивался 
рыбий хвост, а в другой - треногу от фотоаппарата или теодолита. Поставив 
ведро перед свиньей он какое-то время задумчиво глядел то на нее, 
пожиравшую содержимое, то на треногу. Потом он вручил эту треногу 
Коньшину, попросив его отойти шагов на двадцать и ждать дальнейших 
инструкций.  Олег отошел считая шаги и как раз на двадцатом услышал 
нечеловеческий крик пограничника приказывающий стоять. Мимо него 
пронеслась неконтролируемая свинья. И тут Олег увидел маяк. Он перемещался 
действительно бесшумно и  быстро словно призрак или персонаж немого кино. 
Немного обогнав свинью маяк остановился. Двери его открылись и в проеме 
показался Заебахер. Олег пошел к нему, но его сбил с ног пограничник 
гнавшийся за свиньей. Заебахер засмеялся. Пограничник матерясь вскочил и 
побежал теперь уже от свиньи. Заебахер перестал смеяться и крикнул 
Коньшину что бы тот поторапливался. Олег, хромая, подбежал к маяку и едва 
вскочил в двери как тот снова поехал. Заебахер радостно и суетливо кинулся его 
обнимать, но Коньшин испуганно устранился от объятий. Заебахер рассмеялся и 
предложил пройти на балкон. По узкой винтовой лестнице они поднимались 
довольно долго. Всю дорогу Заебахер говорил что он страшно рад и вот-вот 
наступит момент радости и для Олега. Наверху оказалась богато обставленная 
комната со стеклянным потолком имевшим форму полусферы. В центре 
комнаты пылал огромный камин, который и служил источником света на маяке. 
Заебахер предложил Коньшину сесть и внимательно послушать, а сам начал 
рассказ. Когда-то давно Заебахер был молодым одиноким человеком со 
странной работой и беспросветным будущим. Этот период в его жизни тянулся 
достаточно долго, Заебахер постоянно переживал и в итоге дошел до 
интересного момента. Он решил потягаться со случаем, посылающим ему одни 
только неприятности. Он начал убеждать себя самого в том, что дает миру три 
дня после которых мир должен: а) измениться под Заебахеровские желания, б) 
исчезнуть полностью, 3) что-то еще. По его мнению вероятность первых двух 
вариантов была выше последнего. 2 к 1. Два дня прошли в страшном душевном 
перенапряжении. Ему не хотелось в туалет, смотреть он мог только в зеркало. 
Перед полуночью третьего дня наступило просветление. К Заебахеру явился 
некий Бог и униженно попросил не уничтожать его. Бог признался, что все 
объективное создано по прямому указу Заебахера, просто тот не помнит об 
этом, и во время последней их беседы велел валить куда подальше и не 
напоминать о своем присутствии. Заебахер спросил Бога, неужели тот у него на 
побегушках. Бог сказал что да. Что ему нужна только Заебахеровская любовь и 
больше ничего. С тех пор Заебахер ведет странную жизнь в том и числе и 
церковную. Т.е. он создал некое религиозное учение об этом Боге, которого 
назвал персонализированным. Коньшин удивленно спросил, зачем ему он 
нужен. Заебахер ответил, что Олег сам создал такое удивительное явление 
природы как самодвижущийся маяк - оборотень. Что до этого самым 
неповторимыми подобными творениями были цельно золотая челюсть и 
рыбоядная свинья. Это Заебахер счел унизительным и погубил их создателей. 
Коньшин спросил что же ему делать дальше. Заебахер пожал плечами и 
предложил сотворить совершенно новое солнце.

5. РАССКАЗ Љ 9

Был ноябрь. Причем именно тот, когда становится относительно тепло, 
днем и ночью везде клубится туман, а в южных областях даже расцветают 
яблони. Потом, ровно через неделю, сразу же резко холодает, выпадает снег и 
наступает зима. 
В тот день, когда до зимы оставалось совсем чуть-чуть, на остановке 
стоял молодой человек. Он стоял и ждал появления автобуса. Был понедельник, 
начиналась новая неделя и начиналась она, надо признаться, гнусно. Во-первых, 
ночью кто-то пошалил с электричеством, из-за чего у молодого человека, 
которого, к слову, звали Вовой, не зазвонил будильник. По этой причине Вова 
хорошо выспался, но опоздал на работу на три часа. Уже. Если автобус не 
появится в ближайшее время, то его опоздание могло бы плавно перерости в 
прогул, который в его конторе, со слов директора, карался сурово, вплоть до 
увольнения. Контора его вообще была местом удивительным. Начать хотя бы с 
расположения. Место под офис, кабинет директора, приемную и две 
непонятные комнаты, у которых постоянно дежурил охранник и никого, кроме 
директора и его зама, не пускал, было арендовано у городской психиатрической 
больницы, проще говоря, у сумасшедшего дома. Склад фирмы, занимавшейся 
неизвестно чем, находился где-то под городом. А сама фирма была 
собственностью немецкого торгового дома, который принадлежал 
американской корпорации, которую, в свою очередь, в 1996 году приобрела 
известная китайская компания HON-GILDON INDUSTRIES and ELECTRONICS 
corp. Два года спустя директор вовиной конторы вернулся из Китая с 
контрольным пакетом акций HGIE corp., замкнув тем самым круг, а через 
неделю принял на работу Вову. Вова был типичным офисным работником, 
совмещавшим в себе функции автоответчика, переводчика, курьера и секретаря, 
но на это он не жаловался, ибо получал более, чем достаточно. Злобу, 
накопившуюся в нем во время трудового дня,  Вова предпочитал выпускать на 
тренировках в некой загадочной восточной спортивной секции. На занятиях, 
которые каждый раз проходили на новом месте, он был единственным 
европеоидом, остальные же представляли дальневосточную диаспору. 
Интересным является так же и тот факт, что главным учителем, незримо 
присутствовавшим на всех тренировках, был погибший при таинственных 
обстоятельствах в 1996 году, основатель школы Унь Хуй Чуй. Его портрет 
каждый раз висел на стене или на дереве, если занятия проходили на открытом 
воздухе, так, что все ученики оказывались под пристальным взором добрых и 
умных глаз. По слухам, Унь Хуй Чуя зарубил какой-то человек в красном 
кимоно, но зарубил он его честно и по всем правилам. 
Однако, вернемся к тому самому дню, когда Володя стоял один на 
остановке и размышлял о наиболее правдоподобных причинах своего 
опоздания. К гнусностям начинавшегося дня добавилось и то, что Вова так и не 
успел поесть и теперь, бесцельно прохаживаясь взад-вперед в ожидании 
автобуса, мучался приступами голода, от которых кружилась голова, а живот 
издавал неприятные звуки. Кроме того, вчера его известили, что тренировка 
сегодня будет проходить в здании недостроенного роддома, где-то на востоке 
города. Как туда добираться Вова не знал, а опоздание могло задержать его на 
неопределенный срок на работе, что грозило срывом тренировки. Этого он не 
хотел. Еще больше он не хотел идти в больницу к однокласснице, Оксане. Но из 
двух зол он выбрал меньшее и, дождавшись автобуса, поехал не в сумасшедший 
дом, а в районную поликлинику. Оксана работала урологом. Через полчаса он 
вышел из больницы со справкой, в которой неразборчивым почерком было 
написано что-то по латыни, а ниже, еще более неразборчивым, по-русски. Из 
автомата он позвонил на работу, шеф молча выслушал его, посочувствовал, 
пожелал скорейшего выздоровления и разрешил посидеть дома до четверга.
Вова, обрадовавшись такому повороту дел, побежал к ближайшему кафе 
в надежде утолить чувство голода. Кафе оказалось довольно средним, причем 
налицо были все признаки того, что это состояние не окончательное и, если 
Вовочке будет угодно заглянуть сюда через месяц-другой, он застанет это 
заведение уже в состоянии забегаловки, а еще позже процесс превращения 
завершится переходом в разряд дешевого кабака-притона. Ну, а пока Вова 
рискнул съесть пельменей и на всякий случай, для дезинфекции, выпил стакан 
водки. Раздолбанная магнитолка у бара вдруг ожила и забубнила мужским 
голосом о споре, в котором один был убежден в том, что жизнь это - поезд, а 
другой был убежден в том же, хотя вначале и говорил об обратном. Все это так 
чудесно рифмовалось, что получилась песня, даже со смыслом. 
Вова попытался понять этот смысл. С первого раза у него ничего не 
получилось и он, выпив еще пятьдесят водки, пошел на остановку. Возвращаясь 
домой он снова подумал о песне. Как ни крути, а получалось, что, хоть мир и 
создан великим и всемогущим Богом, жизнью Вовы управляет кто-то совсем 
другой.
Действительно, его жизнь была неприятна и однообразна, как осенний 
лес с пожухлыми листьями, который проплывал в окне автобуса. Вову давно не 
устраивало его существование, но сейчас он особенно серьезно задумался над 
вопросом, кто же им управляет и зачем он это так плохо делает. От обилия 
мыслей и идей Вова приуныл и даже начал чувствовать, как пульсирует кровь в 
висках. Дома он лег на диван и стал смотреть на потолок, ожидая озарения. 
Озарения не было, вместо этого позвонил знакомый китаец Ван и приятным 
голосом сообщил, что тренировка отменяется в силу особых, ниспосланных 
небом причин, а о возобновлении занятий Вову известят позже.
Наступил вечер, большую часть которого Вова провел со своей 
девушкой Таней, а потом, когда Таня пошла домой готовиться к зачету по 
Гражданской Обороне, он выпил кружку темного пива и побрел в 
университетское общежитие. Там, на втором этаже проживал друг его детства 
Борис. Борис слыл человеком умным и даже мистическим, известно было, что 
еще в школьные годы он проводил какие-то темные ритуалы на пустыре перед 
кладбищем, а после, разочаровавшись в обеих магиях, стал изучать 
древнеиндейские обряды и, по слухам, немало в этом преуспел. Если кто и мог 
помочь Вове, то этим человеком, вне всякого сомнения, был Борис. К нему 
можно было идти хотя бы затем, что если не находилось достойного решения 
проблемы, то обязательно находилась кактусовая настойка, после которой 
проблема или переставала существовать или решалась сама собой.
Борис очень внимательно выслушал рассказ Вовы, спросил, какие на 
вкус были пельмени, как назывался магнитофон и в котором часу все это 
происходило. Вова начал с конца, была половина второго, магнитофон 
назывался Маяк, а пельмени были так себе. Борис закрыл глаза и полминуты не 
подавал никаких признаков жизни. Потом он поднялся и сказал, что к такого 
рода испытаниям необходимо готовиться серьезно. Они распили бутылочку 
кактусовой настойки, Вова закусил чем-то сухим и отдававшим плесенью, 
потом у Бориса выросла еще одна голова, но он отрезал ее одним ловким 
движением руки, сжимавшей каменный нож. Голова покатилась по полу, 
подпрыгнула и оказалась на столе перед Вовой.  Он присмотрелся, в широко 
открытых глазах можно было увидеть звездное небо. Потом Борис предупредил, 
что сейчас начнется самое главное. Вова нырнул в глаза отрезанной головы и в 
темноте увидел того человека, который с самого начала заправлял его жизнью. 
Ни одно событие не происходило без прямого или косвенного участия этого 
человека. А человеком этим был Алексей Михайлович Сицин, прямой 
начальник Вовы и директор конторы. Более того, начальник, объявившийся в 
галлюцинациях Вовы, вдруг сообщил, что завтра начинается очередной отчет 
перед немецким руководством и он хотел бы видеть Вову на рабочем месте в 
любом состоянии.
Очнулся Вова в коридоре общежития. Он лежал на полу и душил 
маленького косого первокурсника, тот уже посинел и совсем не сопротивлялся. 
К Вове подошел Борис и попросил оставить Крыса в покое. Вова убрал руки, а 
Крыс лежал, смотрел на своего спасителя и бессмысленно улыбался. 
- Это - Крыс, он вырос в общежитии. В целом, безобиден, как и большинство 
дендроидов-мутантов. В этом году его заочно приняли на первый курс 
соцфака, но на занятия он еще не ходил. Людей боится, дома учится.
Крыс поднялся и принялся лизать Борису руку.
- Ласку любит. А ты, Володя, что-нибудь увидел?..
- Да, там мужик был... на моего босса похож. Но только в кимоно почему-то 
одет.
- Это странно, а он говорил хоть что-нибудь?
- Ага, попросил прийти завтра на работу. Там бумаг много. Надо отчет 
написать. А вообще, что это было?
- Ну, если попроще, то... даже не знаю. Это я сам придумал. Выход на 
уровень передачи приказов. Вот представь, что где-то в мире сейчас идет 
передача специально для тебя. Ты ее не видишь, не слышишь и вообще о 
ней не знаешь, но она есть и она, точнее, тот, кто ее послал, управляет тобой. 
А мои кактусы это вроде телевизора... или приемника. Ну, хоть 
познакомишься с тем, кто для тебя хозяин...
- Так это... как его... зомбирование?
- Нет, не зомбирование, это другое... понимаешь....
Тут Борис резко оттолкнул Володю в сторону, выхватил из-за спины 
сковородку и изо всех сил ударил Крыса, прыгнувшего но Вову, по голове. У 
Крыса из ушей потекла кровь и он, завывая, пошел к умывальнику.
- Ты ему не понравился. 
- Да я его вообще впервые вижу...
- Странно, он обычно на людей не бросается, может ты ему что-то плохое 
сделал или обозвал как-то?
- Да нет, вроде. 
- Ладно, хрен с ним. Так вот, зомбирование не такая глубокая вещь, да и 
ограничений много. А это, ну,.. эти приказы, они большей частью 
подсознательны. Более того, ты тоже наверняка кем-то управляешь. И твоим 
боссом тоже кто-то манипулирует.
- А если босса убить?..
- Не знаю, вот у меня, например, вообще хозяина нет. Я как ни старался в этой 
пустоте хоть кого-нибудь разглядеть, все без толку. Возможно, его у меня и 
не было, или он умер... а может, еще не родился. Всякое бывает. А если 
убьешь...ха, без работы останешься!
Вова вышел из общежития. Кругом был один туман.
Вторник начался в семь утра, Вова плохо спал, всю ночь ему снился  
начальник, который управлял его жизнью. Во всем был виноват только этот 
человек. Начиная с самого рождения Вовы, когда его перепутали в роддоме с 
какой-то девочкой и заканчивая недавним проигрышем Динамо, а он проспорил 
тогда соседу Саше ящик пива, все было делом рук Сицина. Да и вообще мало ли 
чего неприятного приключалось с ним! 
Утром Вова понял, что готов совершить первый в своей жизни поступок, 
он готов отомстить за все. Главное, что было кому отомстить. Вова пошел на 
работу, прихватив с собой самурайский меч, который достался ему в наследство 
от дедушки, успевшего в свое время повоевать с японцами аж два раза.
Сумасшедший дом  в это время суток выглядел мирно, несколько 
подозрительно счастливых людей подметали опавшие за ночь листья, из 
пищеблока доносился запах комбижира, а сама больница была до того опрятна 
и ухожена, что напоминала скорее нечто среднее между государственным 
учреждением с непроизносимой аббревиатурой вместо названия и элитным 
домом отдыха. Дверь в контору оказалась открытой. Охранника у таинственных 
дверей не было, но Вова даже не обратил на это внимания, он прошел дальше и 
оказался у кабинета Алексея Михайловича.
Он обнажил меч и держа его перед собой на вытянутой руке, открыл 
дверь. От увиденного зрелища у Вовы перехватило дыхание, в огромном 
кабинете на полу истекая кровью лежало человек двадцать пять, в основном это 
были китайцы, среди них он заметил и Вана, точнее две его половинки. Ван был 
разрублен пополам одним ударом. Видно было, что это сделал мастер. У окна 
тяжело дыша лежал охранник, правой руки у него не было. А за столом сидел 
Алексей Михайлович Си Цын. Сначала Вове показалось, что его шеф жив, 
однако, присмотревшись он заметил, что красное кимоно в некоторых местах 
потемнело от крови, а сам Си Цын бледен и хотя глаза его были открыты, жизни 
в них больше не было. Также удивление Вовы вызвал портрет Унь Хуй Чуя, 
который сменил еще недавно висевшую на стене ливерпульскую четверку. На 
столе у Алексея Михайловича лежали бумаги, удостоверявшие покупку у Унь 
Хуй Чуя Си Цыном контрольного пакета акций компании HON-GILDON 
INDUSTRIES and ELECTRONICS corp. за символическую сумму в один юань. 
Рядом лежал еще один документ. В нем сообщалось, что за один рубль вся 
собственность Си Цына переходит к Владимиру Ивановичу Полипову. Ниже 
стояли подписи нотариуса и уже мертвого шефа. Не хватало только подписи 
Вовы.
За окном повалил белый и пушистый снег, охранник замер в углу и сразу 
стало как-то тихо и спокойно. 
Через две недели Борис уезжал на стажировку в Мексику. По этому поводу 
он зашел к Вове в гости. Пока Таня вертелась на кухне и готовила ужин, Боря 
заявил, что теперь он узнал способ показать человеку того, кем он 
подсознательно управляет, и для которого он является основной движущей 
силой. С этой целю он разрисовал лоб Вовы красной и черной красками, потом 
дал хлебнуть сладковатой кактусовой настойки и протянул пластинку чего-то 
сухого и отдающего плесенью и гнилью, но не так сильно, как в прошлый раз. 
Галлюцинаций не было, вместо этого Борис произнес:
- Смотри в себя.
Володя зажмурился и стал смотреть. Вначале было темно, потом появились 
разноцветные круги, а когда они разом взорвались, блеснув на мгновение так 
ярко, что Вова вздрогнул, все залил белый свет. Постепенно, как при 
фотопечати, из ниоткуда появился кафельный пол, огромная бадья с мусором, у 
которой сиротливо суетился мышонок и батарея пустых бутылок. Последним 
проявился Крыс, сидевший на корточках над треснувшим общаговским 
толчком, с томиком Кьеркегора в руках.   

6. ВЫ БУДЕТЕ НЕ ЛЮБИТЬ МЕНЯ ВЕЧНО?

Сходство с реально живущими людьми и событиями
 вымышлено умышленно. Автор не несет никакой
 ответственности за психологические и 
физиологические травмы своих героев.

Я проснулся в полной тишине довольно поздним утром понедельника. 
Наряду со всяким сухо теплым спокойствием летнего утра было и несколько 
своеобразных, как несильное похмелье, причин для  удивления - родители не 
разбудили своим присутствием на работу, не разу еще не провыла своим 
подводным голосом соседская собака и туалеты подъезда не перекликались 
между собою синтезаторным гулом. Дальше все немного ухудшилось: не было 
света и любой воды - я даже подумал - не началась ли еще одна пролетарская 
революция? Я захотел было узнать время по телефону, но там даже не трещал 
блокиратор.  Совершенно случайно я посмотрел в окно и увидел своего друга - 
великого человека моего детства. Сразу же заработал холодильник и я смог 
написать за компьютером рассказ о его вымышленной судьбе.
После себя погибшие цивилизации оставляют, как правило, кучи мусора. 
Археологи будущих поколений облагораживают эти останки и называют их 
масштабными произведениями зодческого искусства. То, во что создатели даже 
не вкладывали никакого художественного смысла (первобытная дубина для 
убийства дикой свиньи или средневековый ночной горшок из древнего 
дворянского рода) воспринимается потомками как бесконечно высокий взлет 
творческого порыва и начинается охраняться государством. 
Судьба отдельно взятого человека похожа на историю небольшой 
цивилизации. Некоторые врачи даже исследуют человеческие отходы и по этим 
анализам судят о душевном равновесии рассматриваемого индивидуума. В 
государственных учреждениях любого профиля подобная процедура 
проводится принудительно. В негосударственных, впрочем, тоже.
Когда к Захару Прошакову на работе лично подошел его довольно 
большой босс и, положив руку на затерянное под толстыми свитерами плечо, 
предложил тет-а-тет переговорить в курилке, последний, резво вскочив, 
побежал впереди начальника. На лестничном пролете, быстро распугав 
угнетенно рассеянным взглядом курильщиков рангом поменьше, довольно 
большой босс протянув Захару дамскую коричневатую сигарету с ароматом 
яблочного шампуня, завел далеко идущий и поэтому бессвязный разговор о 
своей молодости. Захар, стараясь не раскашляться непривычно вкусным дымом, 
слезящимися глазами старой собаки рассматривал перхоть на воротничке 
начальника и судорожно кивал неприлично волосатой головой в моменты  
утвердительных фраз. Босс вспомнил о своем послевоенном детстве в 
заводском доме, что недалеко от вокзала, об ученичестве у токаря, о службе в 
морской пехоте, о двадцатилетней работе в органах милиции, о вынужденной 
пенсии и переходе в сходные структуры вольных хлебов. По словам босса 
выходило, что иметь четырех дочерей, достойно лишь человека из сельской 
местности, но никак не потомственного горожанина со связями в среде 
налоговых структур и прочих охотничьих хозяйств. Предложив вспомнить 
последний юбилей и напомнив о своем полувековом возрасте босс подвел 
Захара к мысли, что всегда хотел видеть в нем сына и ему это похоже удалось. 
Тут голос босса стал приобретать хрипловато похмельные ноты и Захар 
почувствовал, что произошло нечто непоправимое - его выгоняют или 
повышают. Меж мраморных ступеней пыльно повисли молчание и 
неподвижность. Босс, сделав твердое поступательное движение кадыком и 
открыв антикварный портсигар с платиновым готическим вензелем извлек 
оттуда толстую самокрутку. Уверенно и бесстрашно свистнула японская вечная 
зажигалка, и невидимый глазом, но не теряющий от этого своей рождающей 
силы, лазерный лучик опалил несколько латинских буковок на головке косяка. 
Теплый, домашний и нечеловечески небесный дым самой лучшей анаши в мире 
микроскопическим, но заметным облачком скользнул по верхней губе босса и 
исчез в трепещущих богато оволошенных ноздрях.  Свой взгляд босс, 
благоразумно закатив глаза, скрыл и плавным аккордно гитарным движением 
передал косяк в холодную от нервного перенапряжения руку Захара. После 
первой тяги Захар почувствовал тяжелый, рвущийся к весеннему солнцу мая, 
кашель, переходящий в облегчающий душу смех со слезами. Эхо этого чувства 
дробно передалось боссу и тот закряхтел по-стариковски краснея и радуясь. 
Где-то после третьей и между несколькими последними затягами (время целого 
обеденного перерыва сколлапсировало в тридцатисекундную эйфорию), Захар 
понял, что совершенно признателен этому человеку и абсолютно его, и вообще 
ничего, не боится, что ему и сказал. Босс, весь прямо лучась счастьем, протянул 
ему четыре сто долларовые банкноты и бумажку с растекшейся печатью. 
Доллары были обыкновенные, а на бумажке, оказавшейся справкой, Захар тут 
же прочел, что через девять месяцев З. Прошаков умрет от веретеноидита 
(колонии червей в различных костях скелета), который у него на одной из 
последних стадий. Смех ушел. Хотелось есть и было отчего-то страшно.
Дома Захар, без остановки ел борщ, и пытался понять где он мог 
получить такое наказание. 
Он всегда вел воздержанейший до максимума половой образ жизни, 
никогда близко не подходил даже к разговорам о внутривенном введении 
наркотиков и не имел никаких дел с переливанием крови. Он никогда в жизни 
не напивался даже до малейших симптомов невменяемости, курил только табак 
и только с двумя друзьями, а что касается ненормативной лексики - то 
употреблял ее краснея и сдавлено понижая голос. Его семья была воплощением 
культуры и здорового, но безденежного пост советского быта - отец инженер-
авиатор, мать - педагог английского языка. Старший из его родных братьев смог 
уехать на оплачиваемую по достоинству работу в Москву, младший играл в 
футбол, ходил в детские походы и учился в авторском лицее как бесплатный 
отличник. С одной из стен его комнаты мрачно свешивался портрет картежника 
Достоевского, на другой висела географическая карта мира и анатомический 
атлас, кастрированного родительской цензурой, мужчины.  На письменном 
столе, времен ранней оттепели, как могильная плита лежала широкая и тяжелая 
потомственная дедушкина готовальня с вытесненным царским орлом, а рядом 
стояли кассеты группы "ДДТ" и половинка шахматной доски, для решения 
этюдов из журнала "Наука и Жизнь" за 70-е годы. В шкафу, строгой фалангой 
ни когда не покрывались пылью упитанные природоописаниями томики 
Тургенева и худосочные, но высокого роста солженициновские ужасы 
сталинизма.  Меж ними в разнобой прятались чеховские сатиры, разные 
математические калейдоскопы и прочие волшебники изумрудного города и 
юности вождей. Вся остальная квартира представляла где-то такое же зрелище.
Захар проглотил последнюю, от целой кастрюли, ложку, запихнул в 
совершенно сухой рот кусок черного ржаного хлеба и начал было по инерции 
пить чай как переполненный желудок сжало и необычайно сильная струя 
теплой рвоты обдала стол, перевернув даже стакан. 
Мать успокаивала его, считая, что сын получил нагоняй на работе 
отравившись в придачу некачественной буфетной булочкой. Дав ему две 
таблетки седалгина и попросив отца сильно не напирать на занятия зарядкой эта 
добрая и довольно больная на всю голову женщина попробовала порасспросить 
сына о каких-нибудь знакомых девочках, но тот уже спал. 
Утром воскресенья Захар проснулся с чувством пережитого ночного 
кошмара не вспомнив со сна о вчерашнем. Когда он вяло дыша носом скоблил 
безопасной трехлезвийной бритвой слабо рыжеватую щетину, в ванну зашла 
мать и сказала, что сегодня вся их семья идет в гости к ее подруге детства - тете 
Элеоноре Евгеньевне. Захар промычал не возражение, обрабатывая сложный 
участок на угловатой скуле. Мать повернулась к выходу и, уже перешагнув 
через порог, спросила как он себя чувствует.  Судорога бессознательного ужаса 
свела кисть в камень и бритва провела от виска к переносице, ломая линию 
брови, ровную, словно след фигуриста алую полосу глубокого пореза. Кровь 
закрыла глаз, болью свело лицо в улыбку и Захар вспомнил вчерашний день и 
главную его новость. 
Долго сидели в неотложке, ждали когда наложат швы и чуть не опоздали 
на именины. 
Муж Элеоноры Евгеньевны, худой как швабра дядя Егор, перед 
послеобеденным сном успел сказать что "шрамы украшают" и зашелестел 
снулыми губами. Мама с Элеонорой Евгеньевной пошли в шкаф соседней 
комнаты смотреть вязанную новомодным корейским крючком шапочку, оставив 
Захара наедине  с раздумьями о его будущем и кошмаром прошлого его брата - 
девушкой Ирой. 
Девушка Ира была единственным ребенком этой дружественной 
Прошаковым семье. Сперва она планировалась женой старшему брату Захара, 
теперь в духе библейских традиций, перешла по наследству к среднему.  
Девушка поворачивала руки запястьями вверх, наклоняла голову к плечу, 
смеялась по любому поводу и вообще очень нравилась взрослым. Она любила 
сидеть рядом, накладывать много салата в тарелку кому попало, расспрашивать 
не выслушивая и отличалась приступами неформализма (уходила от родителей 
жить в общагу) и наивности (краснела во время разговора о мужских носках).  
Сейчас Ира именно этим и была занята - рассказывала о своих исканиях в 
области вещевого рынка. Захар кивал, мямлил, в уме переводя при этом 9 
месяцев в дни, часы, минуты. Речь зашла о не лучших штанах лучшей подруги. 
Дверь приоткрылась, там мелькнули потные от любопытства и благочестия 
лица матерей. Ира уловив это спиной радостно зазвенев смехом упомянула всуе 
именины Мандельштама и похвалила остроумие Захара. Двери закрылись. Ира 
подняла глаза вверх, сделав головой легкомысленно качающее движение. Захар 
пришел к астрономически большой цифре и нервозно дернул ногой.  На столе 
что-то зазвенело от тряски, а Ира посмотрев на Захара предложила покушать 
еще. На тарелку, рядом с похожей на отбросы горкой оливье щекотно скользнув 
по лицу упала большая и тягучая как сгущенное молоко капля крови. Захар 
сдирал со лба марлевую повязку громко обкладывая Иру неумелым матом 
интеллигента. Ира смотрела за спину Захара на стоящих в дверях женщин и 
почему-то похабно улыбалась.
Кругами ездил на метро, закрыв залитую кровью половину лица 
купленным в переходе батоном. В половине первого ночи милиционеры 
выкинули его в снег на другом конце города.  Ночь же прошла в разных районах 
города по пути домой. 
Недалеко от своего дома Захара догнал его бывший одноклассник Толя 
Кривцов, когда-то недурной специалист по урокам физкультуры и математики, 
а теперь посредственный маргинал и начинающий алкоголик, торгующий пивом 
на вокзале. Кривцов класса со второго совершенно в открытую считал Захара 
личным врагом по непонятной причине. Теперь Толя был весел, громко гоготал 
над кровью Захара и протягивал ему в лицо пиво дорогой марки. Они с полчаса 
стояли возле круглосуточного продуктового ларька и разговаривали словно два 
дембеля. Толя, как оказалось, все свои обиды Захару простил еще при 
окончании школы и теперь даже рад его видеть и хлопать кулаком по спине. 
Захар захотел угостить Кривцова пивом, но тот радостно сказал, что такое как 
здесь пьют одни только пидары вроде Прошакова.  Захар переспросил. Толя, 
сразу почерствев, повторил громко и внятно. Захар промолчал и отвел глаза. 
Кривцов громко и уверенно спросил Захара  не пидар ли он если молчит. 
Прошаков ударил Толика пивной бутылкой словно ножом, кружок горлышка 
прорвал в щеку и выкрошил зубы. Кривцов упал на колени, из носа его 
уверенным ручейком лилась кровь. Захар начал пятиться назад, видя что Толик 
несколько ненатурально мыча встает на ноги. Прошаков побежал в мерзкое 
серое утро родного спального района не разбирая дороги, за ним выдыхая 
красные большие пузыри и шатаясь от мата гнался Кривцов. Пробежав через 
незнакомый дворик с гигантской цементной лисицей, Захар заскочил в 
ближайший подъезд и схватившись за проволочную ручку уперся для 
прочности ногами в почтовые ящики без номеров, но с надписями "Коходзе - 
быдло" и "У Поповых живет шлюха". В дверь сразу же ударили снаружи. 
Прошаков перечел надписи на ящиках. После секундной паузы последовала 
серия ударов просто бычьей силы в течении которых Захар напрягся настолько 
что оторвав ручку повалился спиной на пол. Удары не прекращались - Толик не 
успевал задуматься о том что дверь открывается на себя. Захар тихо встав начал 
на цыпочках отходить от двери как удары прекратились. Поняв что дверь сейчас 
откроется Прошаков уже не соблюдая конспирации кинулся к лифту. Двери 
лифта и подъезда открылись одновременно. Кривцов как только можно 
декларируя свое желание убить кинулся на Захара. Захар выставил вперед руки 
с проволокой, защищаясь и понимая что он покойник, но Толик проскочив под 
ними схватил Захара за горло. Прошаков отлетел спиной на кнопки. Двери 
начали закрываться и Захар взбрыкнув ногами вытолкнул Кривцова из кабины. 
Перед тем, как лифт поехал Прошаков понял, что у Толика на шее осталась 
проволочная петля, а дверную ручку он все еще удерживает в руках. Он не 
нажал на кнопку остановки лифта, и не выпускал ручку так долго как только 
мог. Проволока недолго и очень сильно повибрировала,  напряглась так что 
Захар думал что лишится пальцев, но так же сразу опала. 
Лифт завез Прошакова под самый купол - на самый верх. Прошаков что-
то даже напевая вытянул мокрую проволоку со странными теплыми 
лохмотьями мяса. Спустившись на лифте до второго этажа Захар послушал 
воздух. После тихо спустился вниз и стараясь не издавать нервного смеха 
перешагнул сперва через тело, а потом через лежащую чуть подальше, на 
ступеньках, голову. 
Дома никто не спал. Все сперва кричали, потом плакали. Когда Захар 
рассказал о веретеноидите все наоборот сперва заплакали, а потом начали 
кричать. Почему-то считалось, что современная медицина может вылечить что 
угодно, даже пришить отрубленную голову. 
Через несколько дней, на протяжении которых родители нажимали на 
кнопки знакомых врачебных светил, а младший брат то готовился вступить в 
права наследия, то покупал на сбереженные деньги заварные пирожные для 
брата, состоялся консилиум. А еще через несколько дней стали известны 
совершенно точные факты. За исключением резанной раны лица Захар никакой 
болезнью не страдает. Про веретеноидит врачи ошиблись - в теле Захара не 
было обнаружено даже следов глистов. 
Милиция не предъявляла к Прошакову никаких претензий - убийца 
Толика уже был задержан и начал давать показания. 
Девушка Ирина была переназначена в жены младшему брату.
За сто долларов Захар съездил в дом отдыха на Эльбрусе где он приобрел 
отличный внешний вид и желание удалиться в горный грузинский монастырь, 
где прожил до очень глубокой старости. Перед смертью завещал упокоить свой 
прах в лифте, что и было сделано на его оставшиеся 300 долларов. Последнее 
что он сказал было: "Все меня всегда любили, а я думал что будете ненавидеть 
вечно".

От автора.

Не хочу врать, будто бы фантазировал об этом с детства, в те не до 
конца ушедшие, светло-желтые как ромашка годы я больше гонялся за мячом, 
чем раздумывал о мировом господстве, но факт, что такое мечталось мне 
уже не первый год - подтвердить могу. Мечта, словно человек, имеет судьбу, 
даты жизни и смерти и нечто напоминающее телефонный номер, по 
которому можно связываться с абонентом и кормить его своей тоской или 
питаться его советами. Мечты, как правило, бывают с размерами не намного 
превосходящими внутренность вокзала двухмиллионного города и, хотя я в 
этом не слишком уверен, обуревают каждую носимую на плечах голову. Мечта 
вполне способна как растворяться в жизни без следа, так и губить 
цивилизации. Тут все зависит от довольно близкого родственника мечты - от 
случая.

1+ ДУИТЭГЭЙН

Дальше он не стал читать, просто несколько раз пролистал дневник он 
начала до конца и назад. К вечеру над городом стянулись тучи и стало ясно, что 
скоро пойдет дождь. На улице было душно, небо играло всевозможными 
оттенками мрачных цветов, от мрачно-красного до мрачно-свинцового. Коля 
вышел из дома с дневником и пачкой старых газет, взглянул на небо, чему-то 
улыбнулся и пошел в сторону леса, который начинался возле поворота на 
окружную за огромным пустырем. В лесу в это время было уже темно, лес 
готовился к дождю и, казалось, ждал его.
На поляне, недалеко от памятника Красным Летчикам, погибшим в этом 
лесу во время последней мировой войны, Коля терпеливо разводил костер. 
Дождь уже начался, но старые газеты сделали свое дело и через пару минут 
ритуальный костер загорел красивым ровным пламенем. Держа в одной руке 
бутылку, а в другой - тетрадь Коля стоял у огня. Потом он поднял глаза к небу, 
оно ответило каплями, и тогда, тяжело вздохнув Коля сделал большой глоток и 
бережно, обжигая пальцы, опустил дневник в середину костра. Прошлое 
сгорело за пять минут. Потом костер погас и Коля втоптал намокшую золу в 
землю со словами:
- Ashes to ashes and dust to dust.
Ночью Коля спал хорошо. На работу не опоздал, почти перестал пить и к 
концу недели вдруг неожиданно поверил в свои силы. Потом прошло лето и 
пролетела осень, которой в тех широтах почти и не бывает. Началась зима. 
Коля сидел дома перед выключенным телевизором и вертел в руках 
спичечный коробок. Иногда он доставал спичку, зажигал ее, на миг освещая 
полутемную комнату, и тут же тушил. Дело не заладилось. Сил хватило только 
до середины ноября, потом все началось снова. Правда, теперь он не пил, как 
раньше, и очень успешно имитировал не только работу, но и отношения, как 
дружеские, так и любовные. Однако, суть осталась прежней. 
Зимняя ночь, неласково обдав Колю холодом, все же приняла его в свои 
объятия и вскоре он, почти растворившись в сумерках и снегопаде, брел куда-то 
к центру города. Оксана еще в сентябре вместе с семьей переехала в Штаты. 
Смысла идти к ее дому не было. По этой причине Коля просто прошелся по 
площади с вечным Лениным, потом выпил немного водки и на троллейбусе 
поехал домой. Долго не мог заснуть и скоро, сбросив подушку на пол, вскочил 
на ноги. Всю ночь он просидел за столом. Непрерывно писал что-то в тетради и 
вставал только лишь за тем, чтобы согреть чайник. 
Солнце, поднявшееся над городом в начале восьмого, застало Колю, 
сидящим за столом, и старательно выводящим в середине тетради: 
" 22.8.199Х    18:13
 Домой! Сладкое слово "домой"!
Привет! Опять идет дождь, опять сижу, опять..."