Аннотация: Первое из неотправленных писем к любимому.
Привет.
Это первое из писем, которые мне хочется тебе написать. Не совсем первое, конечно, но первое - из этой кучки. Понятия не имею, сколько их будет. Просто пишу.
Тогда, наверное, надо быть банальным и начать с начала?
Начало. Начало было два года назад, а еще два месяца и четырнадцать дней. Второе января 2003 года.
Мне всегда интересно, почему ты говоришь другим, что мы знакомы три года. Всегда - сейчас. Ведь зимой так удобно считать дни и месяцы.... Мне приятно думать, что я настолько родной тебе человек, что короткий срок - два года - кажется невозможным, вся жизнь - это минимум... Но вся жизнь - это тоже невозможно. Поэтому ты говоришь больше, для себя скорее, чем для тех, кому ты это рассказываешь. В принципе, какая им разница - два или три.
А мне важно. Мне вообще важно все, что ты говоришь. Я воспринимаю мир через слова, стихи и музыку, ты же знаешь. Поэтому любое жесткое слово - режет. Безразличная или обиженная интонация - еще больше.
Но, скорее всего, ты просто не помнишь, сколько на самом деле времени прошло с нашей встречи.
Кроме того - год мы с тобой перезванивались раз в месяц. Это теперь так... Так обидно.
Знаешь, как я обычно рассказываю историю своего знакомства с Бингой? История классическая и часто повторяемая, поэтому слова почти одни и те же.
"В январе я поехала на "Книгу", это такая программа с кабинетками... Там я познакомилась с Эстель и практически влюбилась в нее (дальше следует традиционное пояснение, что влюбилась вроде как друг, которое передается жестами, взглядами и междометиями, оканчиваясь словами моего собеседника: ну да, понятно), поэтому попросила ее..." Дальше неважно.
На самом деле, я почти влюбился в тебя тогда. Я был восхищен тобой. Сейчас - вспоминается с такой улыбкой, чуть грустной, с затуманенными памятью глазами и радостью. Это уже воспоминание, а не реальность, эти времена нельзя пересматривать иначе. С тех пор столько всего случилось, не все - связанное с тобой, не все - со мной, но из "сегодня" это мягко ускользнуло.
Ты прекрасен, любимый мой. Ты красив просто непозволительно. Тебе, правда, больше шли длинные волосы, но это настолько мелкие нюансы... Помнишь, как-то раз я тебе с серьезным видом сказал, что ты один из двух известных мне людей, которых я считаю не менее красивыми, чем себя самого?
Глупо, признаю, с моей стороны - считать себя красивым.
Ты совершенен. У тебя самые красивые в мире брови - прямые, ровные. Когда я смотрю на них, мне кажется, что твоя человечность крайне сомнительна и приближается к эльфийскости с поразительной скоростью и целенаправленностью. Твои глаза все время разные - чуть грустнее, чуть веселее, умильнее, когда ты просишь меня о чем-то - да не только, слишком много всего, чтобы описать. Когда-то - может ты помнишь - я внимательно в них посмотрел и сказал, что они похожи на мои. Ты внимательно осмотрел мои, в свою очередь, и заявил, что ни фига. Кажется, мне тогда стало немножко грустно, кажется, мы тогда стояли с Подстриком и Лай на Крымской набережной и была весна. Кажется, это было страшно давно, а на самом деле - меньше года назад.
Хотя мне по сей день кажется, что золотистый ободок вокруг твоего зрачка похож на таковой же у меня.
Твоя кожа - такая светлая, такая нежная. Твои губы принимают тысячи прекрасных очертаний, они такие же новые каждый миллиметр собственного движения, как обожаемое мною небо. Они, как правило, обветренные и слегка белесые от этого. Это прекрасно. Яркость моих собственных всегда казалась мне слишком напыщенной и бесстыдной, я всегда хотел, чтобы они не отличались от кожи... Это красиво. Для меня - а для тебя нельзя придумать ничего лучшего, как мне кажется.
Я уже писал, как мне нравится то, как ты не умеешь петь, как это потрясающе и как замирает от этого что-то невнятное в районе солнечного сплетения, точнее, чуть ниже.
Я уже писал, что те же чувства вызывает у меня твое неумение прикуривать.
Наверное, потому, что эти мелочи так хорошо знаю только я. Это - та малая часть тебя, которая принадлежит только нам с тобой. Есть и другие кусочки, которые складываются в мозаику по имени... По многим именам. Пусть будет "Малфой". Я к нему так привык.
Знаешь, это лето получилось чудесным и счастливым. Конечно, ты работал, конечно, оно уже далеко, конечно, мне его сильно подпортило поступление... Но это было лето на двоих. Остальные, с кем мы иногда оказывались вместе на Арбате, не в счет. Возможно, это нынешнее мое восприятие, романтизированное, удаленное. Но это не мешает мне помнить, как в один из безумных ливней-ураганов мы с тобой вдвоем шли босиком по середине Арбата. Ты со своим фотоаппаратом и вечной ковровой сумкой, я с рюкзакам с красивой надписью "Гоу эниуэа, ду энисинг", со смехом, со взглядами этих, как их... Людей, что ли... Ни на минуту не эпатаж, просто счастье.
К чему я все это пишу? К тому, чтобы объяснить, что я давно люблю тебя. Более того, я влюблен в тебя почти так же давно. Я признанный склеротик и тормоз, до меня долго доходит, что с этим делать...
Я часто думаю, что ты любишь меня не так, вкладывая в это опостылевшее много раз словосочетание другой смысл. Не знаю, нормально ли, по твоему мнению, любить человека своего пола. То есть не в том дело - нормально или нет, дело в - можешь ли так ты. Понимаешь, ты занимаешь одну из верхних строчек во многих категориях моего сознания - член Семьи, друг, брат, любимый. А я - только что-то смутное на твоем горизонте, что-то проходящее, что-то безразличное. Это обидно.
Я сказал:
"Я люблю тебя".
А ты ответил:
"Я Вас тоже".
А потом ты сказал, что себя любишь больше, чем меня. Знаешь, я тоже.