Аннотация: Как я хотел бы видеть будущее книжного рынка. Не без иронии и гротеска, само собой.
Альтернатива
Гравимузин плавно приземлился возле книготеатра - определенно, шофер отрабатывает зарплату честно. Двери разъехались, по глазам сразу ударили вспышки фотоаппаратов. Я прикрылся ладонью, но вспышек так много, что зайчика все одно словил - что-то отразилось от пластика в салоне гравимузина, что-то попросту от стеклянного покрытия улицы. Проклятье, я уже в сотый раз за перелет помянул лихом этот безумный век. Как же хорошо было, когда дороги делали из асфальта! Но, нет, сейчас говорят, что так дешевле, долговечней, эстетичней. Тьфу, слово-то какое мерзкое.
- Господа, дамы! - вмешался сын. - Ну нельзя же так! Имейте уважение к возрасту! Дамы! Дамы! Дамы...
Артур напялил фирменную улыбку, вышел из гравимузина, тут же утонув в толпе журналистов. Как ему нравится это внимание, голубые глаза уже оценивающе рассматривают наиболее симпатичных репортерш, чтобы потом, после премьеры, дать интервью наедине. Я его не виню, возраст, как он правильно сказал, должен быть уважен, и не только мой. Пусть Атрурик пожинает плоды не собственной славы, а моей, какая разница? Даже со всеми этими современными турбо-виаграми, что поднимают... м-м... тонус даже таким старым пердунам как я, все равно мне противно ложиться в постель с молоденькими красивыми девушками, потому что им противно. Нет уж, тут дорогу молодым, тем, кому никакие виагры не нужны.
Наконец-то подбежала охрана, отогнала репортеров, сын предпочел быть отогнанным вместе с ними. Бритоголовые охранники помогли мне выйти. Да, чего-то не меняется даже спустя века. Как в двадцатом они надевали черные смокинги, так и сейчас; пусть ткань другая, синтетическая, но фасон тот же.
Я выполз из гравимузина с трудом, а вон ко мне спешит очередное молодой дарование. Челистоун, или Челостоун, короче - Дик. Америкашка.
- Господин Ветер, рад вас видеть! - Дик с трепетом и жаром пожал мне руку, как у него получилось так, сам не пойму. На широкоскулой морде льстивая улыбка, говорит без малейшего акцента, но где-то на дне зрачков я все равно вижу отголоски ненависти. Ага, кто бы мог подумать, что всего за двадцать лет весь мир откажется от своих языков и перейдет на русский? И вообще, что Россия воспрянет настолько, что теперь всерьез поговаривают сделать тут мировую столицу? И все это сделали не воины, не политики, не тупые аналитики. Всю работу по выгибанию страны из положения раком, проделал вот этот сукин сын, которому сейчас Дик жмет руку.
- Я тоже, Дик, - сказал я снисходительно. - Я тоже.
- Читал вашу последнюю книгу, господин Ветер, - залепетал он. - Просто потрясающе! Клянусь, читал даже без обработки!
- Ну, я же не просто так все это придумал, - я щелкнул себя по носу кончиком указательного пальца. - Кое-что еще может человек, а не компьютер.
- Без сомнения, господин Ветер! - сказал Дик жарко. - Без единого сомнения! Конечно же, человек все делает, а компьютер, что компьютер? Разве он может сравниться с вашим гением?
Он еще что-то говорил, но я уже не слушал. Мне эту пластинку ставили миллион раз. Я - лауреат всех премий мира, начиная от Нобелевской и кончая каким-нибудь Золотым Кадуцием, что мне с упорством тупых баранов вручают на каждом книжном "коне". У меня даже дворец есть, построенный специально, чтобы все это хранить. А уж Книгоакадемия сколько раз меня чествовала, а ведь Дик сейчас отдаст любую конечность, чтобы академики или хотя бы рядовые члены Союза Писателей обратили на него хоть капельку внимания. Еще бы, Книгоакадемия - самое богатое учреждение на планете. Две трети бюджета России идет от налогов, что платит эта махина, которую я поднял из пепла, вытащил из задницы, куда она попала в позапрошлом веке.
Я пошел вперед, Дик осекся на полуфразе и поспешил испариться. Не в моем возрасте соблюдать приличия, и не в моем положении. Охранники собрались вокруг свиньей, расчищая мне дорогу, провели к зеленой ковровой дорожке, что ведет в книготеатр. Раньше было принято, чтобы ходили по красной, но я это изменил. Вокруг дорожки, за зелеными ограждающими шнурами, толпа взревела, едва я встал на ковер. Позади меня администрация книготеатра притормозила знаменитость, чья сейчас была очередь пройтись по дороге славы. Я шел как можно быстрее, но возраст, проклятый возраст. Да, сейчас живут втрое дольше, чем в двадцатом веке, но я уже слишком, слишком изношен. Помню, как еще мальчиком смотрел по телевизору на кинопремьеры или кинофестивали. Красная ковровая дорога, по бокам тоже шнуры ограждения, только к кинотеатру идут актеры, режиссеры, сценаристы. Но, в основном, актеры и актрисы. Красивейшие люди на планете, пробившие путь к славе милыми мордашками, большими сиськами, накаченными телами. А вот там, снаружи этой дороги славы, за шнурами находилась толпа, будто специально подобранных уродов и уродин. Может, учредители делали это специально, чтобы все внимание только актерам, может, уродство инстинктивно тянулось к красоте, хрен знает, зато теперь все иначе. По моим зеленым коврам идут люди, которых раньше если и приглашали на премьеры, то лишь ради галочки. Сейчас по ковру идут писатели. Ага, все эти старички и старушки с отвисшей кожей или пивным животом. Попадаются и МТА, теперь с ними, а не с Джонни Деппом мечтает переспать каждая красотка снаружи шнуров. Мы, старперы, тоже можем получить любую, но у каждого из нас есть бабушка, на пластику которой ушли гонорары от пары книг, а это, считай, супермодель, только с мозгами. Да, теперь все поменялось, и лишь изредка внутри ограды пройдет юная красивая поэтесса, или парень, молодой член Союза Писателей. Основная же масса, мы - старики. Вновь воспрянувшие. А вот актеры сейчас вне дорожки. Нет, порой пригласят старую знаменитость, да и то, режиссера или сценариста, удел актеров теперь - дешевая самодеятельность да трактиры. Они вернулись туда, откуда пришли - на площади. И мы, писатели, вернулись к истокам, когда каждый император мечтал, чтобы к нему заглянул бродящий сказатель, когда придумывающего человека считали волшебником, а рожи корчить может каждый...
С трудом, с каким же трудом я поднялся по этой лестнице. Все, хватит! На следующей же премьере распоряжусь поставить мне эскалатор! Черт возьми, я же, в конце-то концов, почетный и пожизненный председатель Книгоакадемии! Ради меня могли бы и расстараться. Внутренний зал встретил меня прохладой, что почти оглушила мое раздражение. Сразу подбежала стайка девушек с подносами, предлагают выпить-закусить перед сеансом. Я только отмахиваюсь - дома поел. Оглядываю огромный зал. Раньше считалось шиком украсить кинотеатр колоннами "Оскаров", ну, мужиков этих, которые мечом прикрывают гениталии. Сегодня всюду статуи аристотелей, мыслителей, платонов, карлов и марксов. Все выдержано, тьфу - смотреть противно. Назовите меня ханжой и старообрядцем, но я все равно думаю, что аэрохоккей и игровые эмуляторы куда уместней в развлекательном месте, чем вот эти древнегреческие мужики, которым скульпторы даже срам не озаботились прикрыть! Какое мне удовольствие смотреть на мужские причиндалы? Нет уж, по мне так лучше они бы прикрыли их осаровским мечом. Раньше символом самого широчайше распространенного искусства был рыцарь, а сегодня голый мужик с умной, глубокомысленной рожей. Может, голым мыслить легче? Надо будет проверить.
Иду, брюзжу про себя, распаляюсь. Народу вокруг много, все скалятся, гиены поганые, на лице каждого написано: когда же ты сдохнешь, старая скотина? Когда тиражи отдашь, ведь уже все деньги, какие можно, заработал, дай теперь и нам дорогу. И никто мне не благодарен, что сделал писателей элитой, да такой, какой они никогда не были. Ого, какое-то доброжелательное лицо, и почти без подхалимажа, интересно.
- Здравствуйте, господин Ветер, - сказала женщина лет сорока. Брюнетка, одета по-старому, в хлопок. Сегодня так могут себе позволить одеваться только очень богатые. - Меня зовут Кристина Энжел, я - ведущая телеканала "Культура".
Ого! Канал "Культура" сегодня - один из пяти оставшихся в России каналов. Там работают мои самые заклятые враги, потому что именно я доказал, что театр, кино и телевидение - все в подметки не годится книгам. Хотя со времен моей молодости канал почти не изменился - все так же плачут об упадке искусства - но сегодня там пятьдесят процентов времени посвящено интервью с писателями.
- Коротенькое интервью, господин Ветер? - сказала она почти умоляюще.
- Милая моя, тут собралось несколько сотен писателей, в том числе и автор премьеры, поговорите с ними. Все, что я могу сказать, расскажет вон та статуя.
Я пошел к залу, она не обиделась. А может, и обиделась, плевать. Все знают о моем нраве, но все вынуждены мириться, потому что я - это я. И не зря в каждом книгозале, помимо статуй этих древних мыслителей, есть скульптура лишь одного писателя - меня. Кстати, она же - единственно одетая. Вот и она, стоит возле входа, а рядом молодой мужчина и мальчик, наверное, отец с сыном.
- Папа, а кто это? - спрашивает у отца необразованный молокосос.
- Сынок, чему вас только в школе учат? - вздыхает отец. Наверное, тоже из МТА. - Это же сам Павел Ветер!
- А кто это? - глаза мальчика округлились в притворном благоговении, но там же и блеск озорства.
- Сейчас, - бормочет отец.
Моя статуя в два человеческих роста, и в три моих. Тут я еще молод, красив, хотя таким красивым никогда не был. Стою, ноги широко расставлены, улыбаюсь снисходительно, правая рука подпирает бок, левая всему миру протягивает электронную читалку для книг... Ну, так предполагалось по задумке скульптора. Читалка настоящая, рабочая, только всего одна кнопка действует, запускающая образовательный ролик. Папаша едва достает до кнопки, тоже ростом не вышел, читалка загорается, экран оживает, ровный мужской голос начинает вещать:
- Павел Ветер - человек, изменивший мир, - на экране моя фотография, потом кадры с какой-то конференции, везде я улыбаюсь, жму поклонникам руки. - Бывший программист, Павел Алексеевич изобрел вещь, перевернувшую мир! Преобразователь книг!
Картинка сменилась, теперь на экране уже моя довольная физиономия. Как же, помню, было чему радоваться - в тот день мой банковский счет перевалил за миллиард.
- Знаете, я еще с молодости думал, что у писательства должен быть какой-то секрет, - вещал я с экрана. - Почему у одних получается писать шедевры, а у других нет, почему книги одних заставляют других плакать, смеяться, любить и ненавидеть, а другого начнешь читать, и вообще никаких эмоций? А когда я сам стал писателем, я попробовал все это проанализировать, может быть, у всего есть причина? Как оказалось - есть! Я заложил в компьютер тысячи книг, написал специальную аналитическую программу, и выяснил, что у книг величайших писателей совершенно особая расстановка слов и букв. Если соблюсти эту расстановку, человеческое воображение само переделает текст в самый лучший фильм! Это нечто вроде гипноза, когда читатель полностью погружается в книгу. Но программа так же выяснила, что ни один писатель за всю историю мира не сумел достигнуть правильной расстановки даже на один процент. Но, если они правильно ставили слова, буквы, предлоги хотя бы на половину процента, получался шедевр. Вот, как это действует...
Я продолжал говорить, и я же прошел в зал незамеченный папашей и тупым сынком. Гипноз книгами, ага, вот эта идея перевернула весь мир. Мне повезло, если честно, но, кого оно колышет? Всем великим изобретателям везет. Я обнаружил, что есть такой особый книжный код к нашему воображению. Его невозможно соблюсти самостоятельно, человеческий мозг просто не способен расставить слова, буквы и прочее в соответствии формуле, что запустит наше воображение на полную мощность. Если это получалось случайно, писался шедевр, если нет - книга не цепляла. Все оказалось очень просто. И тогда я написал программу, в общем-то не самую сложную. Она просто переделывала любой текст в соответствии с правилами. Как только я выпустил первую преобразованную книгу, она стала бестселлером невероятной величины. В России ее прочел каждый человек, а я стал миллионером. Еще десяток книг, и я уже мог больше не беспокоиться за свое будущее, потому открыл секрет миру. Поначалу всем показалось это просто интересным, но кое-кто понял, чего я открыл. Ящик Пандоры для кино, театра, телевидения. Рынок тут же захватили книги, процент читающего населения поднялся до ста! Дети начали читать, потому что, читая преобразованную книгу, ты погружаешься в вымышленный мир полностью. Мозг человека, его воображение запускалось до предела, люди не могли оторваться от страниц. За несколько лет в России и странах СНГ были уничтожены телевидение, кино и театр, но еще интереснее то, что моя программа работала только с русским языком, даже украинский не подходил к преобразованию. Естественно, весь мир захотел попробовать новое изобретение русских, все стали учить русский язык. Даже основ хватило, чтобы погрузиться в мир преобразованных книг, вскоре Голливуд разорился, а общественным языком планеты стал русский. Деньги в Россию потекли рекой, половина сибирских лесов была вырублена, пущена на бумажные книги, которые вдруг стали вновь востребованы, потому что, почуяв наживу, правительство России наняла лучших хакеров мира, а те истребили пиратство подчистую. Бумажные книги принесли прибыли больше, чем все залежи газа, нефти или золота, Россия из сырьевого придатка стала информационным лидером. Союз Писателей воспрял, появилась Книгоакадемия. За каких-то пятьдесят лет Россия стала ведущей мировой державой, потом, из-за пропажи языкового барьера, произошла полная глобализация, границы открыли, и мир изменился навеки.
Прохожу в освещенный зал, сразу иду к первому ряду. Это раньше считался самым лучшим ряд в центре, теперь - первый. Да, изменений, по сравнению с кинотеатром, полно. Во-первых, свет - его никто не собирается выключать на время сеанса. Нет больше отверстия для попкорна в подлокотнике, нет белого экрана на всю стену. Теперь только сцена и пара удобных кресел.
Ностальгия, ностальгия. Помню, водил младшего сына в кино. Тогда это было огромным событием, сегодня... М-да, последний кинотеатр закрыли лет двадцать назад, теперь кинозал можно увидеть только в музее, в качестве маленького макета. Я сел и этим словно подал сигнал - зал начал заполняться людьми. Они заходили, веселые, абсолютно трезвые, без попкорна и начос. Тоже новые порядки, кому приятно слушать чтение, когда рядом хрустят, да и опьяненный мозг все не воспримет. К тому же, даже принеси сюда еду, все равно есть не сможешь. Преобразованные книги погрузят в такой транс, ты будешь так переживать за героев, видеть придуманный автором мир, что просто не сможешь чавкать. Преобразованный текст творит чудеса, причем, цепляет любой текст, даже плохой и с ошибками. А уж если написал профессионал, который и до преобразования текста чего-то мог написать, придумать, вы будете плакать, смеяться, бояться, переживать без остановки. Сейчас есть даже порно книготеатры, где читают эротику, так вот все посетители после сеанса вынуждены менять нижнее белье, предусмотрены даже специальные кабинки для переодевания, где посетители надевают подгузники, впитывающие естественные соки.
Все расселись, вышел конферансье. Сейчас он - последнее, что осталось от театра. Он чего-то говорит, зал аплодирует, кто-то из почетных гостей встает, представленный конферансье, может быть даже меня назвали, но я не слушаю. Сижу себе и ностальгирую. Вспоминаю театральные постановки, игру актеров. Не спорю, наше воображение переплюнет их игру с легкостью, само представит декорации, лица, тела, но вживую было как-то... эстетичней, что ли. Опять это слово, ненавижу его! А кино! У воображения есть одни недостаток, он же одновременно и достоинство - каждый себе все представляет по-разному. Если в тексте правильно поставить словосочетание "красивая женщина", каждый увидит свою красивую, как и если напишешь "уродливый мужчина". В кино и театре все было иначе. Тут ты видел именно то, что тебе показывали, мог насладиться конкретной режиссерской работой, актерской игрой. А компьютерные игры! Ведь тоже вылетели в трубу, детям теперь куда интересней погружаться в транс чтения. Но главное, конечно, фильмы. Помню, смотрел их еще на видеокассетах, сейчас никто даже не знает, что такое было. Первые Голливудские фильмы, попавшие в Россию. "Крепкий орешек", "Командо", "Универсальный солдат", "Основной инстинкт", "День сурка", "Звездные войны", "Бэтмэн", в конце концов! Теперь эти старые записи тоже в музеях. А что было, когда в мир кино ворвалась компьютерная графика! Тогда все казалось возможным, и никто даже не думал, что книги вернут себе внимание. А уж тем более никто не думал, что они его поглотят, прикуют к себе цепями, что не разорвешь.
Зал взорвался аплодисментами, пришлось обратить внимание на сцену. Вышел мужчина среднего возраста и девушка - чтецы. Сегодня все театральные институты полностью переделали, теперь там учат исключительно чтецов. Как оказалось, книга лучше всего воспринимается, когда читает ее кто-то другой, причем, именно человек, а не бездушный компьютерный голос. Так и появились книготеатры. Что мужчина, что девушка волнуются, но не показывают. Еще бы, их чтение запишут и покажут завтра по всему миру!
Они представляются, усаживаются в кресла. Зал шуршит, все закатывают рукава, втыкают в вены капельницы. Предстоит просидеть в книгозале не меньше суток, надо же организму получать воду и питательный раствор. Чтецы тоже втыкают иглы, им придется хуже всех. Запнешься - зал выйдет из транса, а это плохо, непрофессионально. Запнувшегося чтеца никто больше не позовет на премьеру такого масштаба. Вслед за капельницами, все вставляют катетеры. Никто не стесняется, снимают трусы, морщатся, но втыкают трубку в мочеиспускательный канал. Ага, на первых сеансах в зал невозможно было зайти, все посетители обсыкались.
Я тоже закатал рукав, но пока временю. Гляжу на свои вены - толстые, все в следах от иголок. По залу ходят работники книготеатра, помогают посетителям найти вены, правильно ввести иглу, хотя в современном мире это умеет каждый.
Чтецы прокашливаются, смачивают горло водой, начинают. Не проходит и минуты, как глаза всех в зале стекленеют, они погружаются в вымышленный мир. А я нет. Рядом со мной на три сидения никого нет - это были условия, для моего приезда. Не люблю, когда рядом кто-то грезит. Меня уже не впервой не трогает повествование, наверное, слишком я стар, да и настроения нет. Может, выйти покурить?
Поднимаюсь, иду к служебному выходу. Работник книготеатра открывает мне с улыбкой, остальные не обращают внимания - все в трансе, а чтецы максимально сосредоточены, чтобы не сбиться. На парне, который открыл мне дверь, наушники, чтобы не поддаться истории. Это понятно. Через несколько часов придется ходить по залу, проверять мочесборники. Перед сеансом всем советуют поставить клизму, но обязательно какой-нибудь дурак забудет и обделается, придется выводить из зала, переодевать.
Выхожу в жаркий вечер, достаю сигарету. Служебный выход ведет в небольшой проулок, решаю размять ноги и пройтись. Вернуться и воткнуть в член трубку я всегда успею. Иду, впереди какая-то маленькая фигура сидит на мусорном баке, уткнувшись в экран читалки. Наверное, пацан хотел прошмыгнуть в зал. Я прохожу мимо него смело, все равно не заметит - преобразованные книги приковывают и через текст, и через слова, по большей части, разницы нет.
- Здрасьте, - вдруг говорит мальчик.
- Привет, - отвечаю удивленно. По идее, он на меня не должен был обратить внимания. От растерянности продолжаю разговор: - А чего читаешь?
- А я не читаю, - отвечает мальчик, только сейчас замечаю наушники у него в ушах.
- А читалка зачем?
- А это не читалка - гляделка.
Мальчик поворачивает экран ко мне, демонстрирует картинку.
- Да это же "Матрица"! - я едва сдержался, чтобы не прокричать это.
- Ага, классный фильм, - кивает он.
- А ты чего, не читаешь? - спрашиваю, удивляясь все больше.
- Не-а. Не люблю книги.
Вдруг в мыслях появляется книгозал, что всего в пятнадцати метрах отсюда. Все эти люди, погруженные в транс книг, с иглами в венах и катетерами.
- А ты знаешь, я тоже. Слушай, может, дашь старику один наушник, посмотрим вместе.