- Лепота! - высказалась Алька, щурясь на сверкание солнечных бликов по зеленоватой воде, которая вдали становилась совершенно синей и переходила в дымчатый горизонт.
И Рита с ней согласилась, снимая сарафан и уталкивая его в висящую на плече сумку. Подумала насчет рубашки, но решила - потом. Жара уже пришла, но еще не стала тяжелой, каменной, просто грела мягко, сдуваемая легким ветром, который шевелил и перебирал длинные волосы.
- Ну? - Алька зашла в воду по колено, наклоняя голову, рассмотрела желтую от песочка прозрачную толщу, - пошли? И медуз нету, прям щасте.
- Они в августе, - Рита удобнее повесила сумку на чуть припекающее плечо и двинулась следом за Алькой, шлепая по мокрому песку, как раз на границе с набегающими прозрачными волночками.
Они уже вышли за территорию, торопясь поскорее миновать зонтики, под которыми валялись ранние пляжники, наверное, и их разбудили мухи, решила, развеселясь, Рита. По правую руку за полосой светлого песка торчала густая трава сизо-голубого оттенка, раскачивая на ветерке тугие колосья на высоких стеблях. По левую раскинуто было море, Черное, и линию горизонта нарушали только парочка темных точек - идущие далеко суда. Через время, знала Рита, увеличившись и становясь похожими на самих себя, корабли пройдут через судоходный канал, который находится там, куда они направляются - за хвостиком косы, посредине пролива. И минуя косу, пойдут дальше, сначала по проливу мимо города, потом выйдут в Азовское море. Или их встретит маленький лоцманский катер, чтоб сопроводить в один из городских портов. В рыбный порт, который в народе именовался Ковш, или в другой, подальше - торговый.
Коса плавно, незаметно для глаз, поворачивала, и вскоре, оглядываясь, они уже не видели пансионатского пляжа - только песчаный поворот, сомкнутый с травяным поворотом, а еще - ну совершенно никого, к великому удовольствию Риты. Рыбаки предпочитали азовскую сторону Острова, там, где находился пирс, где от самого берега под водой - живописные камни, поросшие кучерявой травой: ярко-зеленой, словно в аквариуме; багровой, как странные оранжерейные растения; темной, как мокрая в дождливый день осока. Под камнями жили бычки и мелкие крабы. А тут, со стороны Черного моря песок под водой длился и длился светлым желтым полотном, и лишь изредка виднелись на нем белые небольшие ракушки и коричневато-серые рапаны - как каменные кулачки. Рита рассматривала их, плавая с маской, и знала, рыба тут тоже есть, но не бычки, а быстрые стайки кефалек и барабули.
Сегодня маску и ласты она не взяла, решив путешествовать налегке. Южные девочки, они знали - жара прибавляет весу даже легким вещам, и старались носить в руках как можно меньше.
За поворотом ветер сделался совсем сильным, и Рита засмеялась, громко, но не слыша себя - ветер срывал с губ и уносил все звуки. Алька все же оглянулась, сделав вопросительное лицо, и она ткнула пальцем в сумку.
- Что? - крикнула Алька, продолжая топать по песку, не глядя под ноги.
- Сгорим! - заорала Рита, маша рукой в сторону травы.
- Та! - ожидаемо отмахнулась Алька, которая каждый июнь надеялась, что уж на этот раз все обойдется.
Но Рита вышла на сухой песок и снова крикнув в целеустремленную спину, зашагала, увязая ногами, поближе к реденькой тени, которую еще давала высокая трава. Кинула там сумку и присела, вытаскивая скомканный сарафан.
- Совсем же не жарко, - убедительным голосом сказала над ней Алька, но Рита покачала головой, поднялась, расправляя тонкую от древности клетчатую рубашку.
- Это ветер. А солнце же все равно жарит. Хочешь снова сгореть, как в том году?
И они снова вернулись к воде, потому что идти по сухому песку было совсем невозможно - ноги увязали в рыхлом, которое к тому же неумолимо нагревалось. Скоро, знали девочки, песок раскалится так сильно, что и ступить на него босыми ногами будет нельзя.
Тут, у воды, на них снова накинулся ветер. Рита теперь шла впереди, а перед ней, за концом косы, за проливом, содержащим в себе судоходный канал, который постоянно углубляла землечерпалка, в легкой дымке виднелись очертания городских холмов. Рассказывали, что раньше, когда канала не было, и в некоторые годы уровень воды сильно понижался, то оттуда, с Телецентра, можно было пешком дойти до косы, и воды в самом глубоком месте - по пояс. Рита наказала себе спросить у папы, точно ли такое было, или просто городские сказки. И когда же это - без канала, если только в совсем древние времена...
Зеленоватые, уже в рыжих расплывчатых пятнах высушенной солнцем травы, дальние холмы побережья не приближались, но пятки твердо отсчитывали шаги, и пансионат с домиками, магазином и пляжным народом, оставался все дальше.
- Время пройдет, и ты забудешь все, что было!
Рита подпрыгнула и обернулась на вопль, готовая спасать подругу.
- А, - сказала, увидев Алькино запрокинутое к солнцу лицо и раскрытый рот, из которого ветер тут же уносил в море половину трогательных слов любимой подружкиной песни.
- С тобой у нас! - подхватила Рита, топая в такт и радуясь, что орать можно в полный голос, все равно вокруг никого, - с тобой у нас!!!
- Нет я не жду тебя, но знай, что я любила, - зачастили вместе, продолжая мерно, но уже не в такт ударять пятками в мокрый песок.
- В последний раз! В последний раз! - Алька поймала концы шарфа скрутила у подбородка, изображая старушку в платочке.
Слова они знали не все, а знакомые рвались, улетая, потому песня оказалась короткой, и они без передышки завели следующую, в которой вообще помнили только припев и тот из трех слов:
- Где-то за городом! Очень недорого! - орала Алька.
И вместе надсаживались, перекрикивая шум ветра:
- Папа купил автомобиль!
- Папа!!! Купиллл! Автомобиллль! Да!!!
Рита совсем было собралась исполнить любимую свою песню, с любимой, заезженной напрочь пластинки Тухманова, про французскую сторону и вагантов (из-за этой пластинки она изрядно потрепала тома энциклопедии, вытаскивая их один за другим, чтоб узнать новые слова и поразиться литературным именам), но знала, тут Алька ее не поддержит и замолчала временно, пытаясь выбрать то, что радует обеих, и чтоб не заунывное, а повеселее.
Но тут же забыла о песнях: впереди на песке просматривалось что-то, сильно искаженное маревом. Что-то черное, небольшим пятнышком у самой воды, что-то белое в середине песчаного пляжа.
Купается, подумала Рита, сердясь на то, что сладостное одиночество, из-за которого она ощущала себя королевой безлюдных земель, нарушено. Купается кто-то...
Она щурилась, замедляя шаги и оглядывая сверкающую воду. Если купается, там должна быть черная круглая башка. Или две.
- Пошли скорее, - вполголоса выкрикнула ей в ухо Алька, натыкаясь и подталкивая в локоть, - щас вылезут.
Рита знала, что та подумала. Вылезут и пристанут еще. А вокруг совершенно никого. Но и в воде никого же нет! В траву они (он), что ли уползли?
- Может, обойдем? - она кивнула в сторону ровных, как под гребенку, травяных зарослей.
Алька поморщилась. Теперь они шагали медленно, чтоб, если решат, успеть с независимым видом уйти от воды, пересечь песок и углубиться в пампасы. Ага, как две дурочки, подумала Рита, без тропинки, а там колючее все, пауки и жарища без ветра.
Но тут их сомнения разрешились сами собой. Несколько медленных шагов чуть развернули картинку, потому что коса извивалась, рисуя плавные, незаметные при ходьбе повороты, и стало видно, что на границе травы, в ее редкой тени растянут крошечный тентик - только головы сунуть. И с песка рядом с ним поднялся, направляясь к воде, наперерез медленно идущим девочкам, мужчина. Загорелый до темного золота, с выгоревшими до светлого золота волосами и чуть более темной бородкой, в каких-то, на секунду показалось Рите, светлых, нет, непонятных плавках...
Да нет же на нем плавок! Нет? Совсем нет?
- Вот блин, - она еле расслышала слова Альки, которая черепашьими шажками маршировала рядом, делая вид, что идет, но почти оставаясь на месте.
Мужчина встал у самой воды, слегка изгибаясь, перенося тяжесть тела на одну ногу. Повернулся к траве, махнув рукой. И пошел в глубину, потягиваясь и расправляя плечи.
А с покрывала под тентиком вставала высокая женская фигура. И вот тут уж не перепутать - полностью голая, позолоченная солнцем - от смеющегося лица, от большой груди, что качалась при каждом плавном шаге, до крутых бедер и изящно очерченных икр.
- Мамадарагая, - вполголоса пожаловалась Алька.
Золотая дева, развевая по ветру совершенно белые длинные волосы, так же наперерез прошла к воде и, ускоряясь, ворвалась в прозрачную прохладу, нырнула, показав полированные солнцем и морем ягодицы.
Теперь наоборот, нужно прибавить скорости, пока они там резвятся и не вылезают обратно. Девочки в полном молчании, с лицами официальными, маршевой походкой прошли мимо брошенных на прибое ласт и раскрытого пакета, на котором лежали красные плавки и вилась по песку лямочка синего купальника. И, стараясь шагать как можно быстрее, удалились на безопасное расстояние, с которого уже ничего не разглядеть, оглянувшись, кроме цветных пятен в зыбком мареве раскаленного воздуха.
За очередным легким поворотом все исчезло - как будто и не было, думала потрясенная Рита, опасаясь еще раз оглянуться - а ну они там выбрались на берег, стоят во всей своей голизне, смотрят вслед. И засмеются такому интересу. Алька оглянулась первая. Скидывая с плеча сумку, бросила на песок, выпутывая из шарфа локти.
- Надо скупнуться. А то я уже, как лошадь мокрая. Нет, ты видела, а? Охренеть совсем.
Скуластое лицо с острым подбородком выражало негодование, смешанное с интересом. Худые плечи поднимались, руки делали какие-то жесты, всякий раз не до конца, будто Алька, возмущаясь, еще не решила, как отнестись к увиденному.
Рита, поправляя цветные плавочки, молчала, пытаясь разобраться во впечатлениях. Конечно, они знали, что взрослые, бывает, купаются голыми, даже мама пару раз, смеясь и оглядываясь на приоткрытые двери кухни, пускалась в воспоминания, сидя с подругой за чаем "а помнишь, Веруся, как мы тогда с девочками...", но тут в кухню входила Рита и мама умолкала, весело делая тете Вере - медленной полной женщине - большие глаза.
Но самой Рите это казалось совершенно ненужным и неинтересным занятием. Сколько там того купальника, полагала она, чтоб еще его снимать и торчать на песке, боясь, вдруг кто увидит. А еще было в этом что-то такое детски унизительное, что-то младенческое, потому что семейные пляжники вечно стаскивали трусы с детишек и запускали их копаться в песке - с голыми жопками и висящими крошечными писюнами. А те носились с воплями рядом с чужими покрывалами, обсыпая лежащих мокрым песком. Ну и девочки тоже...
Заходя в воду и отпихивая ногой ярко-зеленый, похожий на комок пуха, клубок водорослей, Рита представила себе - себя, такую вот голую посреди пляжа, и вдруг пацаны, из класса. И содрогнулась от ужаса.
Но одновременно в картине, которую они случайно увидели, было что-то. Такое, непонятно уверенное и правильное, что ли. Хотя, как могут быть правильными голые задницы и женские сиськи белым днем, на глазах у других... И этот еще. Без своих красных плавок.
- Скажешь, нет? - с вызовом спросила Алька, выдергивая Риту из размышлений.
Та пожала плечами. Вода доходила до пояса и выше живот покрылся мурашками, а растопыренные над водой локти вообще замерзли. Рита сделала еще один шажок, линия воды поднялась выше, очень резко ощущаемая, словно к телу приставили бумажный лист и его тонкий край ползет вверх.
- Они такие. Красивые, - сказала Рита и, зашипев сквозь зубы, нырнула, сразу с головой, избавляясь от зябких мурашек. А заодно от необходимости спорить с Алькой, объясняя внезапные даже для себя слова.
Купание вышло задумчивое, без визга и криков, девочки экономили силы, а еще, похоже, обеим нужно было подумать про увиденное. Во всяком случае Рита никак не могла выгнать из головы две последовательные картинки. Встающая над колосьями высокая мужская фигура с ровным загаром без всяких белых пятен. И женская, плавно идущая наперерез, не близко, но все можно разглядеть. Тяжелая грудь, откинутая, словно под тяжестью белых волос, голова с четким профилем, сильные ноги.
Ныряя, она снова попыталась как-то собрать впечатления, чтобы их подытожить, сделать какой-то для себя вывод. Но он никак не делался, и несколько сердясь, Рита поняла - придется оставить увиденное просто картинками в памяти. Неохота закатывать глаза, ахать, причитая о том, какие они... бессовестные, что ли? Так вроде и нет, ушли далеко, не на пляже перед домиками валяются. И сказать Альке, что наоборот, все нормально и даже здорово, и пусть они себе, она тоже не могла, потому что не знала сама, нормально ли, ну и Алька примется возмущаться, тогда надо будет спорить...
Долго лежать девочки не стали. Плавно опустились на расстеленное покрывало, чтоб выжать мокрые купальники, сначала легли животами, прижимаясь к древней ткани лифчиками, а через минуту, как по команде, вместе перевернулись, ерзая по вылинявшим узорам плавками.
Еще через минуту встали, встряхнули покрывало от песка и запихнули в сумку - если валяться дальше, кожа совсем высохнет, идти будет жарко.
Вокруг ничего не менялось. Сверкало солнечными бликами море по левую руку, тянулась широкая полоса песка справа. Только вдалеке, над голубовато-сизой поверхностью травяной гущи вилась стайка крикливых чаек и темнела, иногда поблескивая, крыша тракторной кабины. Ветер доносил тарахтение мотора - наверное, там свалка, решила Рита, и хорошо, что нам туда вовсе не надо.
Идти было недалеко, но они шагали, не торопясь, еще два раза останавливались выкупаться, на этот раз даже не расстилая свой драгоценный ковер, а побросав вещи рядом с водой. И мокрые, шли дальше, уже без всяких сомнений укрывая плечи от солнца. Как хорошо, думала Рита, что в мае несколько раз поехали на дурацкий маленький пляжик в городе. Там, конечно, вместо песка утоптанная трава и совсем мало места, а еще - торчат кругом детские горки и качели. Но они ездили даже и не купаться, а - прогнать с кожи зимнюю некрасивую бледность, чтоб можно было спокойно носить юбки, не мелькая белыми из-под них ногами. Теперь вот кожа к солнцу слегка попривыкла, а то пришлось бы накрывать на только спины и плечи, сгорели бы и ноги от самого пояса. А может, еще и сгорят - Рита пощупала кожу у резинки плавок.
Ветер стих так же внезапно, как начался - это, конечно, коса сделала поворот, оставила его хулиганить в другом месте, а тут он превратился в легкие дуновения, и сразу стали слышны всякие звуки. Шелестела трава, кричали чайки, издалека пришел и умолк звук корабельной сирены. И вода поплескивала, мерно накатывая крошечные, совершенно прозрачные волны.
Алька бросила на песок надоевшую сумку, присела, окуная в прозрачное яркий конец шарфа. Рита встала над ней, всматриваясь.
Вода принесла и шевелила в себе мягкие белесые диски - каждый с крестообразным рисунком из четырех маленьких окружностей в центре немного выпуклой шляпки. Несколько маленьких медузок, почти без щупалец, одни только полупрозрачные шляпки, послушно колыхающиеся над песком.
- Я думала, не будет их, - протянула Алька, трогая пальцем шляпку и сразу окуная его в воду - выполоскать.
- Да мало совсем. А помнишь, как было много? Прям каша у берега.
- Да-а-а! Я еще тогда думала, они пекучие. А ты полезла в них ногами чавкать. Чтоб мне доказать.
- Ну не пекучие же?
Алька сморщила тонкий нос.
- Сопливые зато. Пусть бы в этот раз не так.
- Ну, - Рита поднялась, ногой отгоняя медузку, которую почти выбросило на песок, - они все же лучше, чем если приплывут корнероты.
- А эти как называются?
- Аурелии.
- Красиво. Прям, имя такое. Жалко, что медуза.
Алька подбоченилась и заорала тем голосом, каким из окон зовут заигравшихся детишек:
- Ау-урэ-элия-а-а! А ну домо-ой! Ау-у-рэлья! Рэлька!
- Во-во, - поддержала ее Рита, - лучше подумай, как потом ребенку жить. Меня вот назвали по-дурацки, теперь все время, как та клумба. Маргарита Розова! Еще бы Розой назвали.
- Мне легче, да? - обиделась Алька, прекращая театральные поиски мифической Аурелии, - мои имя выкопали давнюшнее, вообще никто так детей не называет! А-лев-ти-на! Да еще пацаны фамилию переврут постоянно, гады.
Рита сочувственно покивала. Алькино имя ей нравилось, но от него действительно попахивало нафталином, это у бабушки на фотках, где она молодая, подруги с такими именами. Алевтина, Ноябрина, и даже Муза была у нее в подружках! А еще имя Алевтина, очень, по мнению пацанов, смешно (ржачно, по их выражению) сочеталось с фамилией, и они орали, меняя ударение, чтоб звучало как детская дразнилка - Алевтина ПетушИна... Алька, конечно, страдала. Что не мешало девочкам в диалогах поддевать друг друга теми же самыми дразнилками.
- О чем мать думала только, - продолжала сердиться Алька, идя впереди и перекашивая плечи под тяжестью сумки.
- Ну, может в честь подруги какой?
- Та. Я про фамилию же. Нафига ей фамилия такая? Тоже, нашла себе мужа - Петушин!
- А какая была у нее?
- А? А-а-а... Ну так, Борячко она была. Ой.
Они вместе расхохотались, представляя вместо Альки Петушиной Алевтину Борячко. Почему-то это казалось ужасно смешным. Алька, растопыривая локти, вытирала пальцами глаза, охала и снова смеялась.
- И потом, она же не за фамилию выходила. Любила ж, наверное, - рассуждала Рита, немного успокоившись. И осененная, воздела указательный палец, - о! Я что подумала-то! Ты тоже ведь поменяешь. Фамилию.
- Слууушай. Точно! И значит, я уже буду никакая не Петушина?
- Угу.
- Офигеть...
Дальше Алька шла молча, видимо, размышляя о перспективах. Рита следовала за ней, поглядывая вправо - там, над макушками трав изредка виднелись головы. Это значит, коса стала такой узкой, что видны рыбаки, которые торчат на азовском ее берегу! Вот вместо головы проплыла над травой уже голова с шеей и плечами. И к удовольствию Риты, головы кончились.
А дальше - они пришли. Встали, чтобы осмотреться. То, что уже маячило впереди, но издалека скрывалось дрожащим маревом, меняющим очертания берега и воды, теперь показало себя целиком.
Не было картинки, которую Рита запомнила с предыдущей прогулки пару лет назад. Тогда песчаные берега Острова сужались, сужая растущую посередине полосу травы, потом она сходила на нет, и песок сливался в довольно ровную площадку-охвостье, и за его треугольным концом сливалась вода двух морей - более светлая, арбузно-зеленая слева и темная, с синевой - справа. А под водами узкой лентой продолжался песок, добавляя в морские цвета свой - желтоватый.
Сейчас песчаный хвост косы был заметно скруглен в сторону Черного моря. Будто Остров - огромная ящерица, подумала Рита, представляя себе ее - лежащую посреди моря. И она время от времени шевелит хвостом, укладывая его поудобнее.
В пологом скруглении образовался небольшой затончик - зеркало неподвижной воды с блестящей, непроницаемой отсюда поверхностью. А вокруг этого внезапного штилевого пространства вовсю резвился летний ветер и мельтешила двойная морская рябь. С Азова шли одна за другой синие волны, длинные, как добросовестно вскопанные грядки, за изгибом песчаного хвоста тыкались в зеленую воду Черного моря, поднимая на месте встречи длинный кружевной бурунчик - белый, как брошенная меж двух вод нарядная лента.
- Там, - кровожадно сказала Алька, тыкая пальцем в дюну, окружающую тихое озерцо посреди бурунчиков и пенок, - там, где ванна эта!