В которой кот Темучин доказывает, что никакие сетки не помеха для мастера просачиваний (и исчезновений), а Оля, захваченная мысленными картинками, в которых перемешаны подвески, колокольчики, цветные стёклышки с их цветными прозрачными тенями, планирует экспедицию, извините, на свалку.
Сетки на окна Денис поставил на следующий день. Деликатно сперва позвонил, сообщив, во сколько появится. И Оля успела более-менее привести себя в порядок, что заключалось в попытках получше уложить свежепомытые волосы, разозлиться на своё отражение в зеркале, выдрать из морозилки подтаявшие, а после намертво вмёрзшие в поддон пельмени и положить их поближе. Голос пока не вернулся, и она уже стала переживать, как всегда после третьего дня болячек впадая в опасливую хандру и прикидывая, а вдруг насовсем, и как же дальше жить, без голоса...
Потому была рада, что он, появившись, какие-то пустяки после приветствия рассказал, прошёлся, разглядывая окна, и устроился в кухне, где она освободила большой стол, а её саму отправил в комнату.
- Ты там посиди, а то сквозняки, ну и у тебя может работа какая. С компьютером. Если что, я позову.
Усаживаясь в свое сонное гнездо и наворачивая вокруг талии одеялко, Оля улыбнулась. Ну да, он ведь не знает, что она тут почти работяга-таджик, живет за мелкий ремонт у подруги. Что он вообще знает о ней? И хорошо, что нет голоса, не надо думать, что рассказывать, а от чего воздержаться.
Но с другой стороны - подлый кот снова ушёл из комнаты, вдруг там мешает, а без голоса не позвать. С третьей - часто ли подлый кот отзывается на твои призывы, Краевская, усмехнулась снова и, вздыхая, вылезла из постели, суя ноги в сланцы. Придётся проверить.
Темучин оказался в кухне, как без него, а кто же будет интересоваться работой? Величаво, но при этом слегка суетливо перемещался по столу, суя бархатный нос к щёлкающим ножницам, цеплял лапой край сетки, укладывал большую башку на столешницу, задвигая её под расстеленный кусок и, вывёртываясь, смотрел через переплетения.
Оля стояла в дверях и раздумывала, забрать кота, или тихо уйти обратно. А Денис принялся что-то ему рассказывать и Темучин внимательно слушал - про то, как важно инструмент наточить, и как хорошо, что в доме не бетонные стены, наверное, кирпич, в нем удобно сверлить, если надо повесить что-то. Тут он спохватился, очевидно, вспомнив по ассоциации. Уложил ножницы на непослушный край сетки и, уйдя к рюкзаку, вытащил оттуда большой, слегка рваный пакет.
Олю догнал у двери в комнату. Зашёл следом и, разворачивая, устроил пакет на широком подоконнике. Стал вынимать оттуда горстями бамбуковые трубочки и прочие детальки, какие-то плетёные шнурки и в отдельном пакетике - тугие листочки наждачной шкурки.
- Вот. Я не знаю, ты ж не согласилась ещё, но я принёс. Посмотреть. У тебя тут место отличное, свет и подоконник. Эти вот, - он отгрёб в сторону трубочки, одну взял в руки, - нужно зашлифовать по обрезам, я покажу как. И диски с дырочками тоже. Потом оно всё лаком. Это уже на яхте, чтобы сохло быстрее и не нанюхаться. Ну как? Возьмёшься?
Оля подумала и кивнула. Непонятно, как к этому отнесётся Лорик, но ведь даже если Оля работает на неё по устному уговору, то какое-то свободное время должно быть. Лорик поймёт, что она тратит на постороннюю работу именно свободное время. А Денису надо помочь, он же ей помогает.
Через три часа все окна, которые открывались, были забраны прочной, но почти невидимой сеткой. Темучин методично обнюхал края и середины, дёргая усами и выказывая спокойное неудовольствие. Но скандалить не стал и бунта не устроил. Просто, слегка утомившись, улегся на кухонном подоконнике, подставляя заоконному свету роскошный кудрявый живот, вылизал растопыренные солнышком пальцы, подгрызая кончики когтей и, уложив голову на обихоженные лапы, стал следить за тем, как Оля пытается накормить гостя пельменями. То есть, вынув ледяной пакет, смотрит с вопросом, и качает головой в ответ на мягкий, но решительный отказ.
- Время. И так уже полдня гуляю. А то скоро явится Марта меня возвращать.
Он быстро обулся и Оля, покивав и в полумраке прихожей невидимо вежливо улыбаясь, закрыла входную дверь. Вернулась в кухню, предвкушая, что себе она пельменей таки сварит, сядет одна, поставив на стол кроме большой тарелки, нетбук с недосмотренным фильмом. И сожрёт тройную порцию, и никуда не будет торопиться...
В кухне выяснилось, что Темучин пропал. Оля сжала кулаки и ругаясь мысленно, отправилась в привычный уже обход всей квартиры, вертя головой и произнося хриплое, еле слышное, но очень грозное "сс...сс!"
Зная, что на всех окнах новые сетки, а двери закрыты, и она никак не могла выпустить кота, Оля не слишком волновалась. Обошла все комнаты, проверяя новые тайные Темучиновы места: корявую полку в рассохшемся шкафу, закуток на холодильнике за коробкой с мелочами, заглянула и под свою раскладушку, отодвигая табурет с нетбуком. Дальше, уже впадая в азарт, снова методично обошла все комнаты, заглядывая буквально в каждый уголок, сдвигая одежду на старой коридорной вешалке, громыхая облезлыми тазиками в ванной. И через пятнадцать минут уселась на раскладушку, поднимая брови и множа на лбу те самые мимические морщины. Задрав голову, осмотрела неровную дыру с отвалившейся штукатуркой, где просвечивали ромбики деревянных планок (попросить Дениса, пусть заделает, что ли...)
Сердясь, подняла с пола нетбук, протёрла пыль с крышки краем простыни, открыв, тыкнула в кнопку браузера. Проголодается, вылезет сам, решила немного мстительно, и не факт, что сразу получит жратву, пусть помучается. Чуть-чуть совсем. Но где же его новое самое тайное убежище, прям интересно.
Гугл выдал ей нужные ссылки и следующие часа полтора она, забыв о пельменях и временами забывая о коте, читала историю колокольчиков коши, рассматривая картинки и слушая нежные переливы тающих звонов. Иногда поднимала глаза в пустоту перед собой, которая для неё была полна новых картинок. Её картинок. В них покачивались лёгкие бамбуковые цилиндры, пели, мягко разбрызгивая звуки и нежные искорки отражённого света. А ещё можно сделать подвески. Как он говорил? - вилки всякие, нет, не вилки, конечно, а вот оправить витой проволокой кусочки цветного стекла, чтобы они бросали на белую стену цветные прозрачные тени... и пусть среди неровных осколков будут и другие, например, в форме рыб. Или бегущих котов. Янтарный лист, качающийся на тонком черешке... А е-щё... можно повесить все эти штуки не на одну основу, а разместить в нескольких местах, пусть свисают с потолка, красивые сами по себе. Но включишь нужный свет и внезапно все цветные тени совместятся на белой стене, создавая живую картину. Плывущие рыбы. Например...
Она кивнула увиденной картинке, одновременно посмеиваясь с неловкостью, эк тебя заносит, Краевская, в какие дальние края.
А чёрный кот Темучин сидел за окном, забранным частой, но тонкой, почти невидимой сеткой, на том самом отдыхательном подоконнике. И очень внимательно смотрел, как свет озаряет красивое женское лицо, задумчивое, свободное от напряжения, которое у Оли всегда вызывала необходимость общаться ещё с кем-то. Конечно, именно так и именно этого кот не думал, но прекрасно понимал, что происходит сейчас нечто гармоничное, правильное. Потому смотрел с вниманием, застыв. И пошевелился, когда гармония стала растекаться, исчезая в снова пришедшей озабоченности. Ну, как пошевелился... Встал, вдумчиво горбя спину и потом вытягивая вперёд лапы, потом прогнулся, напрягая теперь задние конечности. И, сев по-беличьи, царапнул снаружи новую сетку.
Тень от кота метнулась, трогая Олин взгляд. Лёгкий ветерок качнул фурин, висевший в аккурат над кошачьей головой. Посыпались среди лиственных теней солнечные блики-зайчики, казалось, это они спели коротенькую ветреную мелодию, чтобы привлечь внимание.
Оля повернулась и вскочила, спихивая нетбук на одеялко. Почти подбежала к окну, растерянно оглядывая прибитую сетку и закрытую балконную дверь.
- Тима? - Вернувшийся голос был звонким, вроде и не пропадал, и полным изумления, но Оля даже не заметила, что говорит вслух, громко, - чёрный ты негодяй! Ты как туда попал? Ты же в кухне был! Ну точно, был!
Она открыла дверь, вышла и схватила кота поперёк живота, прижимая к себе. Тот смирился, повисая.
Оля снова осмотрела сетку, потом вернулась в комнату, прошла в кухню, осмотрела кухонное окно. И отпустив кота, который тут же проследовал к пустым мисочкам, встал над ними, скручивая пышный хвост в знаке недоуменного ожидания, села на табуретку. Вздохнула.
- То есть, ты хочешь сказать, запирай сколько хочешь, а я всё равно окажусь там, где я хочу? Так? Гудини мохнатый! Ладно, я постараюсь с этим как-то смириться. Или найду таки твою тайную дырку. Но я везде смотрела! Или это волшебный портал у тебя?
Тут, наконец, услышала собственный голос и засмеялась. Она говорит. Вслух! Теперь можно позвонить Лорику, а ещё позвонить Денису, новому Денису.
Смех изменился, становясь слегка истеричным. Лорик поведала, Олин бывший попросил, чтоб она его звала Дэном. А рыжая Танюша точно так же называет нынешнего Дениса. Нет, это какая-то матрица. С исчезающими котами. Так, спокойно, Краевская. Маме ещё позвонить. И если придет супер-герой маленький Бэтмен, с ним поболтать, по-человечески, а не просто кивать и суетиться лицом, корча рожи.
Но вдруг поняла, что никому сейчас звонить неохота. Да и болтать, даже с собой или вот с Темучином, ей тоже нет нужды. Кажется, я начинаю понимать, почему монахи принимали обет молчания, думала Оля, ставя на газ кастрюльку с водой для пельменей, не так уж и важно постоянно болтать, а когда молчишь, то вдруг понимаешь, как мало тех вещей, о которых действительно нужно сказать. Это хорошо или плохо? Вот Лорик, например, вообще никогда не молчит. А новый Денис наверняка молчун, с кем ему там болтать, на яхте. Долгими зимними вечерами - была такая у Оли присказка.
Раздумывая, она покормила кота, временно переключившись мыслями на другое: и как теперь уходить по делам, а? Если этот мерзавец умеет просочиться из напрочь запечатанной квартиры... Брать кота с собой? На поводке? Сажать в рюкзак? Или сделать слинг на пузо? И будет она "той чокнутой теткой, которая таскает кота, как младенца". Ладно, пока что она никуда не собирается, и спать расхотелось, значит, нужно сесть у подоконника и там устроить себе рабочее место для шлифовки бамбука, раз обещала НД. Новый Денис, вот как она его будет звать мысленно, пока не найдётся ему собственное имя. Хотя мысленно зачем как-то звать, в голове он просто нарисован такой, какой есть.
На улице ярился совершенно ненормальный, блестящий, словно только что нарисовали и ещё не высохли краски, день, звонкий, полный городского шума, усиленного суетой по ремонту и уборке улиц после внезапного и долгого потопа, но Оле никуда идти не хотелось, тем более, можно распахнуть окна и сразу кажется, что она не в доме, а как раз на улице, но никому не мешает, и никто ей - словно она переселилась на старый платан, в его густые ветви, полные весёлых листьев. Наверное, поэтому Темучин постоянно норовит оказаться там, рядом со старым деревом, а не внутри.
Сидя у широкого подоконника и с удовольствием шоркая квадратиком наждачки по медовому бочку очередной трубки, Оля возмечтала: вот бы весь платан накрыть куполом из сетки и пусть кот гуляет по нему, сколько хочет. Но ведь он захочет и дальше. Интересно, где можно набрать цветных стёклышек? И как оплести их проволокой? Медная нужна, она хорошо гнётся и красиво выглядит. Оля вспомнила, как в детстве они крутили колечки из медной проволоки и носили, хвастаясь. Потом теряли без всякой жалости, почему-то этой проволоки было много и взрослым она не нужна была.
***
Так прошёл день и потом ещё два дня Оля с удовольствием занималась работой, а ещё выходила совсем рано утром, когда на улицах только дворники и сонные рядом с ними косматые собаки. Ей никто не звонил, и она, сохраняя исчезающее молчание, никому не звонила тоже, потому что - Лорик узнает, что голос появился, и заговорит её до полусмерти. А с Новым Денисом общаться ей не хотелось, пока не появится нормальный предлог - сделанная работа, потому что до этого - о чём говорить? Просто так? Как будто они совсем друзья или, наоборот, у них свидание? Тут Оля вспоминала навязанный ей поцелуй над кружками с травяным чаем и - не знала, как отнестись. Потому что сознания не потеряла, но и неприятно не было, а было как-то никак. На том самом биохимическом уровне.
Тебе тридцать семь скоро, упрекнула себя, уже привычно водя шкуркой по гладчайшему дереву, какая биохимия. Хотя понимала, тут сама себе врёт, это от возраста не зависит, наверное. Хотя кто знает, как влюбляются женщины среднего возраста. Может быть, без всякой биохимии, одной лишь головой. Итак, что скажет голова насчет вроде бы претендента?
Голова быстро припомнила Танюшу и ее откровения насчёт "кругосветки с Дэнчиком" (один ноль в пользу юной и свежей Танюши), потом явила Оле кошмарный мужской беспорядок в каютке и грязную банку из-под консервов на столике (очко в твою пользу, опытная хозяюшка), а дальше процитировала по памяти, насчёт "продал квартиру, теперь у меня только моя "Пенелопа" и Марта с котятами", во-от, а это уже с точки зрения всех вокруг - полный проигрыш Нового Дениса, по всем статьям. Или, наоборот, мой? - запуталась Оля... Ведь и она сейчас ровно в таком же положении. В любом случае, если именно рассуждать логически: разве может она себе позволить, в своём среднем возрасте, уже совершив невероятную глупость - уйдя от обеспеченного мужа и оставшись одним махом без жилья и работы - совершить ещё одну, повесив себе на шею нищего мужчину без определенных занятий и воцариться той самой хозяюшкой на крошечной яхте с микро-камбузом (камбузиком, вслух произнесла Оля и фыркнула), чтобы вдвоём влачить весёлую жизнь двух бродяжек. Или хотя бы попытаться начать жизнь новую, вдруг он планирует катать туристов, а это в приморском южном городе неплохой доход и нужно только подставить плечо, помочь, поддержать.
Ага, сердито подумала Оля, протирая лёгкий цилиндрик фланелевой тряпочкой, оторванной от многострадальной рабочей рубашки, одному я уже помогала и плечо подставляла, и почему я должна постоянно блюсти чьи-то интересы, а не свои собственные? Вот если бы совпадали...
Она попыталась представить себя женой, ладно, пусть партнёршей (рядом маячило ужасное слово "сожительница", но Оля его изгнала даже из мыслей) вечно занятого яхтой Дениса, который всё лето будет утюжить акваторию Южноморской бухты, а ей придётся готовить еду, бегать по магазинам и нести ответственность за внешний вид мужчины, его уют и накормленность. Возможно, ещё считать деньги и планировать хозяйство.
Ужаснулась и поспешно представила себе пальмы с лагунами, болтанку на переходах, стаю дельфинов за бортом, и снова - двух весёлых нищих в окружении кошек, морских узлов и пенистых волн.
И расстроилась. Потому что во всех вариантах она ощущала себя чужой. Да, нужной, но нужной она уже была, целых десять лет. И что, менять шило на мыло? Или надо привыкнуть, распробовать, эти вот чужие мечты, вдруг они разносятся и сядут по её душе, как обувь садится по ноге и становится вполне, очень и даже...
- Фу, - сказала она себе и увидев, что за окном стоит ночь, разбавленная жёлтым светом фонаря, накрыла работу куском старой простынки и ушла: чаю попить и укладываться спать.
Совсем ранним утром Оля проснулась, села в постели, уже почти без удивления увидев за окном силуэт кота, расцвеченный светом фонаря и тенями листьев. Хотела сходить в туалет и улечься снова, но когда вышла из туалета в коридор, Темучин материализовался рядом и повёл в кухню, взмуркивая и вертя хвостом. Хвост рассказывал, что кот не прочь покушать, и Оля, теряя остатки сна, накормила голодающего, заодно сварила себе кофе. Уселась, наслаждаясь тем, что может вставать и ложиться, когда ей захочется, и делать что-то своё, пусть оно вроде и работа за будущие невеликие деньги. И с лёгкой тревогой поняла, что Лорик молчит странно долго, уж не случилось ли чего.
Днём, постановила Оля, одеваясь, потому что после кофе ей захотелось выйти и встретить рассвет на набережной, сегодня днем обзвоню всех, то есть маму и Лорика, признаюсь подруге, что голос вернулся и расскажу новости, а также выслушаю ответные.
- Ты хочешь со мной? - спросила кота уже в прихожей, обдумывая, и вправду, не взять ли его, но набережная длинная, а поводок она не собралась подогнать по толстой темучиновой шее, значит, тащить на руках.
Но кот муркнул и, потёршись об джинсовую штанину, развернулся и величаво отправился в кухню.
- Газ не включай, - сказала Оля вслед, - и с балкона чтоб никуда, понял? А то буду привязывать к батарее. Или клетку куплю, будешь отбывать срок.
На набережной было отдохновенно пусто, хотя вдоль низкого парапета сидели, согнувшись над удочками, зевающие утренние рыбаки - частью пейзажа. Да по газонам среди редко натыканных ив и туек выгуливали пёсиков такие же зевающие собаковладельцы.
Оля медленно, просто восхитительно медленно прошлась до самого рыбного порта, где набережная заканчивалась бетонным забором, полюбовалась на спящие у причалов корабли и суставчатые краны. И пошла обратно, радуясь пришедшей мысли - насчет стёклышек. Там, где они когда-то жили, когда Оля была ещё дошкольницей, рядом с микрорайоном располагался комбинат стеклоизделий, теперь уже неработающий. Но тогда почти все жители микрорайона работали там, и памятью о романтическом производстве осталась нарядная штукатурка на стенах частных домов, в которую были щедро вкраплены осколки цветного стекла, да заборы, украшенные наивными мозаиками из ломаной кафельной плитки и даже битых фаянсовых тарелок. А ещё - на пустыре за комбинатом находилась роскошная свалка, туда вся детвора бегала добывать стеклянные шарики, мутные, обязательно с морщинистой складочкой на круглом боку и конечно же - осколки разноцветного стекла. Некоторые, особо ценившиеся в детстве, напоминали драгоценные самородки: кривые булыжники - отчаянно алые, сапфирово-синие, изумрудно-зелёные. Оля помнила и другие, таких же ярких цветов, но тонкие, словно кто-то разбил витражное окно и разбросал радугу прозрачных осколочков.
Острые края можно зашлифовать, как раз наждаком, размышляла она, останавливаясь у только открытого булочного киоска, благоухающего ночной выпечкой, а то, что они все разной формы и размера, как раз прекрасно: подбирать, какие подойдут. Это как гадание. Не знаешь, что получится, пока само не проявится. И нужно обязательно посмотреть в сети, как оплетают проволокой всякие безделушки.
Она так увлеклась рассматриванием уже готовых волшебных подвесок, развешивая их, тонко и нежно звенящие, на ветках обычного сада, который тут же сам становился волшебным, что в грудь Денису уткнулась со всего маху. И на ногу наступила тоже чувствительно, судя по тому, как он сверху зашипел сквозь зубы и сразу же рассмеялся, отодвигая ее от себя за локти.
- Эй, эй! А я только собрался поздороваться, не успел, ты налетела.
- Извини, - Оля с сердитым раздражением ощутила, как щеки заливает горячая волна (Краевская снова как помидор, орали пацаны в классе, когда стояла у доски, а она в ответ краснела ещё сильнее, уже от злости), - задумалась.
- Она говорит! - Денис воздел длинные руки, в одной - пакет с темными через полиэтилен рыбешками, - а я к Петьке ходил, он со мной поделился уловом. Бычки. Не хочешь пожарить на завтрак? Устроим пир. И Марта обрадуется, она в консервах рыбу не ест, а свежую уважает.
- Нет, - быстро сказала Оля, сердясь теперь уже на то, как он высказал приглашение. Предложил не угоститься, а пусть она значит, пожарит.
- Извини, - попыталась смягчить отказ, - у меня сегодня дело, важное. Вечером только если.
Денис цыкнул, опуская пакет:
- До вечера не знаю, долежит ли, некуда, холодильник маленький. Я тебе позвонить хотел, но думал спишь ещё.
- Я там сделала уже немножко, - Оля шла и он шел рядом, смешно сгибая мосластые колени, и шлёпая пластиковыми сланцами.
Помахал рукой, отметая ее отчёт:
- Не торопись. Я уверен, у тебя всё хорошо выходит. Как сделаешь штук пятнадцать, и три диска, приноси, я залакирую. Потом сядем, покажу, как собираю. Если тебе интересно. Там веревочка вощёная, чтоб не путалась.
- А коши? Тоже на такой верёвочке?
- Коши я не делаю на продажу. Дорого и невыгодно. Тебе хочешь, сделаю? Только...
Он замялся. Оля подняла лицо, краем сознания подумав, ох как же они со стороны выглядят, она ему еле до плеча достает.
- Ну... На боёк и стержни, там нужно серебро, и сталь хирургическая. А я сейчас. Нищий, короче.
- Я тоже небогатая, - засмеялась Оля, стараясь отвести неловкость, - работу бросила, из дома убежала.
- Так это не твоя квартира? - удивился Денис, - я думал, ты въехала только и вот...
- Нет. Я подруге помогаю, с ремонтом. Квартира её. А у меня жилья нет. Нет, я могу к родителям уехать, там дом, довольно большой, мама только рада будет. Это в посёлке. Но я не решила пока что. Слушай, не хочу про это сейчас. А насчёт серебра, я подумаю, хорошо? В конце-концов, не золото же. А много надо?
- На один немного, но их же четыре. Ты не парься, ладно? Придумаем что-нибудь.
Он замурлыкал что-то невнятное, и в таком полу-молчании они дошли до перекрёстка, где Оле нужно было идти налево, под старые платаны, а Денису сворачивать и через дорогу на морвокзал.
- Ну, - сказал неопределенно, и Оля быстро прервала зарождающуюся паузу:
- Ладно, пока-пока, пойду трудиться.
- Позвони вечером, - сказал вслед Денис, - вдруг соберёшься на рыбу. Если останется. Приглашаю!
Она кивнула и ушла, прибавляя шагу. Но уже поднимаясь по лестнице в подъезде, улыбнулась, ругая себя. Что ж ты такая бука, Краевская! Сама сидела, логически мыслила, митинговала, ах, не желаю вешать на шею. А от почти незнакомого мужика требуешь, чтобы он даже в интонациях был принцем на белом коне. Может, он вообще никаких планов не строил насчёт квартиры. Ну, спросил случайно, ну, помолчал потом, может, из деликатности просто. Взрослая женщина средних лет так просто не бросает прежнюю жизнь, вот и растерялся, не понимая, нужно ли продолжать разговор и как именно.
- Темучин, я вернулась, - позвала в прихожей, выкладывая на полочку пакет с мягчайшей буханкой хлеба, и кот, к её радости, тут же явился, потыкался носом в штанину, в руку, вспрыгнул на полку - обследовать покупку.
- Сегодня у меня экспедиция, важная. А ты останешься за хозяина, понял? Вечером уже побудем вместе.
***
(пока Оля гуляла по набережной) ...
...Темучин вкусно поел из волшебной мисочки, где являлась еда, в ответ на его мурк и правильное верчение кончиком хвоста. Проводил Олю до двери и послушал, как звучат за дверью её шаги, удаляясь вниз. И, пройдя в кухню, вспрыгнул на стол, обнюхал невкусное, в надежде, вдруг среди ненужных запахов затесался правильный, и он не только запах.
Но белое ненужное пахло белым ненужным, рассыпавшись рядом с не-волшебной мисочкой, откуда Оля это белое доставала и сыпала себе в высокую мисочку, нехорошо горячую. А от правильного остался только запах, который постепенно слабел, превращаясь в нужную память. Но это такая игра, знал кот, когда вкусное уже в животе, можно добавить, но можно и обойтись, тем более... Тем... более...
Он спрыгнул, встряхнул лапой, на которую налипли колючие крошечки неправильной Олиной еды. И прошел к окну, раскрытому и затянутому новой сеткой. Новое пахло чужим мужчиной, который был явлен темучинову миру недавно и ещё не примирился в нем по-настоящему. Может быть, Темучин был бы сильно недоволен, но запах человека все время мешался с запахом мамы Мурки, и потому кот разрешил ему быть и постепенно примиряться.
Через несколько мгновений кот уже восседал на отдохновенном подоконнике, жмурился на солнце, лезущее через шуршание и шелесты, и следил глазами за тем, как с прозрачной звучалки спрыгивают яркие искры, гоняясь друг за другом и за тенями шелестов. Тут, снаружи, мир был хорош. Полностью примирён. Только когда Оля сердилась, говоря вслух и внутри неправильные слова, мир становился немного тёмным, тоже терял правильность, но Темучин очень надеялся, что его Оля понимает; и пусть не сегодняшним светом, и может быть, не дальше темнотой, а через несколько светов и темнот - она тоже примирится. Станет частью хорошего Темучинового мира, который содержит в себе мир, окруженный каменными стенками и накрытый каменным небом (Оля называла его "потолок"), а ещё мир дерева с шелестами, и мир ветра, полного запахов, одинаково важных - будь то запах плетёного места для лежания и сидения, деревянного нового места для лежания и сидения, и запахов, идущих снизу, сверху и со всех сторон - за шелестами, за шумными машинами, за большими каменными жильями.
Он выслушал птичьи трели и лёг, уложив голову на передние лапы и следя зелёными глазами за суетой в листве. Дремал, время от времени проводя через мир голос Оли, который сначала что-то пообещал, потом замялся, потом окреп, что-то придумав нужное. Когда голос превратится в сделанное, знал кот, у них появится ещё один мир, совсем новый. Он знал голос сделанного, и после того, как Оля обращалась к нему так, новый мир являлся. Иногда это был не очень прекрасный мир, в нем пахло злыми вещами и звенели нехорошие вещи (блестели), а женщина в белом как будто ласково к нему обращалась, а после делала больно, но Темучин примирялся и с этим миром, потому что его Оля после всегда обнимала Темучина, как мама Мурка, и дышала с ним одинаково, и голос её полнился песней печали и любви. Но разницу в голосе сделанного он ощущал хорошо и потому сейчас не волновался, что новый мир окажется похожим на мир злого блеска и обманной чужой ласки. Сегодня в голосе его Оли не было заранее вины, которая была тогда. А была только любовь и небольшой страх - за него, и ещё - забота.
Она всё сделает правильно, решал кот, нежась и постепенно засыпая, но продолжая держать мир острыми кончиками ушей и их глубиной, потому что моя Оля - правильный мир для меня. А там, где ей не хватит когтей, зубов или шерсти, чтобы ее правильно вспушить, или она не сумеет сотворить голосом нужный и правильный звук, он, её кот, сделает это сам. Если будет явлена в том нужда. Потому что он тоже мир, и оба их мира переплетены, как переплетаются лапы спящих котят, или как эти смешные, ненастоящие, но не мёртвые кошки, бегущие по своему крошечному миру, полному бликов и звуков - они сделаны как бы отдельно, но глаза видят их вместе, если сидишь правильно. Глаза видят их вместе, как Темучин видит в каменном небе, из которого лилась вода на дерево пола и звенела собой в синей пластмассе (тазик, говорит Оля), не только ненастоящую дырку, которая никуда не ведет, а ещё видит маму Мурку. Надо только правильно сесть...