Первую остановку решили сделать как раз у полузатопленной баржи, которая торчала черными пеньками и изгибами в яростном сверкании воды невдалеке от берега. Рассматривая ее, Алька фыркнула несколько свысока:
- Там, что ли, мидии? Мы там с Риткой каждый год лазим, мелочь одна. Зато железки торчат, можно шкуру порвать совсем.
- Нет, - Славик шел чуть впереди, отвечая, оглядывался, улыбаясь своей безмятежной улыбкой.
Рита постоянно отвлекалась от разговора, следя, как плавно ступают крепкие коричневые ноги в темно-золотистом выгоревшем пуху, и мерно движутся бедра, обтянутые красными плавками.
- Это дальше, за деревней. В деревне были? Там вместо домов давно уже одни развалины. А раньше рыбаки жили.
Он снова оглянулся, улыбаясь уже Рите.
- Жили... - она вдруг представила себе зимнее море, холодные серые волны с белыми пенами гребней, - весь год жили? И зимой?
- Ну, да. Выходили рыбу ловить, на маленьких промысловых. Но тут же песок сплошной, как шторм, дома, наверное, смывает почти. Так что, всех забрали, теперь там пусто. А я еще помню, когда маленький был, мы с братом и мамой ходили туда, за молоком. Коровы у них были и козы.
Рите было странно слышать, как взрослый парень не стесняется говорить о матери - мама. Потому что всегда и все - предки, ну или скажет "та, мать то, мать это", а про отца - в лучшем случае - батя. Словно в ответ на ее мысли Алька спросила, прибавляя шагу и оказываясь совсем рядом с Ритой:
- А батя у тебя тоже рыбак? Или загранщик?
- Мама с отцом в разводе, - легко сказала Славик, - давно уже. Я его два раза всего и видел, и то, когда маленький совсем. Это вот Толян помнит его хорошо, мой брат, он меня на пять лет старше. И да, Толька - загранщик, сейчас во второй рейс ушел, на рыбаке.
- А-ля, - Рита толкнула подругу локтем, та повернулась, округляя глаза, - а что такого-то?
- Что? - переспросил Славик и Рите захотелось срочно зарыться в горячий песок, - мне восемнадцать, я в институт поступал, в наш, но не вышло, поеду вот в Кениг, попробую там. В августе уеду.
Уедет, стукнуло в голове Риты, вот же, уедет. А она уже намечтала кучу всего. Хотя, чего тут мечтать, он и смотрит на них обеих совсем одинаково. Зато молчун Саша, кажется, вообще не смотрит, бредет сбоку сам по себе, даже вроде не слушает, о чем говорят.
- А вы?
- Что? - теперь уже переспросила Рита, выплывая из растерянных и немного сердитых мыслей.
- В школе учитесь, да? Какой класс?
- Нам шестнадцать, - в голосе Альки прозвучал вызов, губы сжались в упрямой гримаске.
Рите снова захотелось прошипеть по складам имя подруги. Ну зачем врет, им шестнадцать будет даже не в этом году, а аж в марте следующего, причем у обеих дни рождения почти подряд.
- Вам хорошо, - Славик засмеялся, - еще пару лет гуляй, ни о чем не думай. Это мы уже бегаем, и родители пилят, волнуются, конечно. Санек у нас, кстати, будущий судоводитель, учится в техникуме.
Саша прижал руку к голой груди и шутливо поклонился, загребая ногами рыхлый песок.
А Славик замедлил шаги, оказываясь рядом с Алькой.
- Печет? И колется? Там дальше сети, на песке.
- Ну и что? - буркнула Алька, страдальчески морщась и переходя с песка на полосу выброшенной волнами морской травы, - фу, а тут блохи. Скачут.
- Увидишь, - Славик снова улыбнулся.
А может быть, у него просто лицо такое, думала Рита, напряженно выбирая, куда ставить ноги - песок был горячий, а еще - полон торчащих сухих стеблей и осколков ракушек. - У него рот такой, даже когда просто молчит, выглядит, будто слегка улыбается. Уголки губ смотрят вверх.
Для Риты это было болезненным вопросом. У нее и глаза и губы - все было нарисовано природой с опущенными вниз уголками, и мама регулярно вопрошала с некоторым раздражением "ты чего снова надулась?", на что Рита отвечала с не меньшим раздражением "ничего и не надулась" и после этого уже, разумеется, обижалась. А когда улыбалась, то внутри было ощущение, что все лицо раскалывается, изменяя черты, да, наверное, так и было, потому что про это вечно говорили отцовы друзья, о, расцвела твоя несмеяна, Пашка. Она бы улыбалась поэтому всегда, но, к ее огорчению, последний молочный зуб, который клык, выпал ужасно поздно, в двенадцать лет, и новый расти не торопился. Поэтому, если улыбка широкая, то всем было видно, что на месте клыка - дырка. Старший брат Серега дразнил Риту щербатой и беззубой, и они страшно дрались, почти насмерть, пока наконец, он не вырос и стал немного умнее. Да и уехал. Но улыбаться Рита все равно опасалась. И тайком всегда рассматривала чужие рты и линию губ.
У Славика с губами все было в полном порядке. Не сильно яркие, пухлые, но не детские, и да - когда молчит серьезно, уголки чуть приподняты. Счастливый, позавидовала Рита и вздохнула, искоса посматривая на Сашу, который шел у самой границы травы и временами щелкал пальцами по высоким колосьям. У Саши рот был не слишком. Губы тонкие, и вместо улыбки какая-то на них постоянная ухмылочка, еле заметная. И вообще лицо совсем не такое симпатичное, как у Славика, какое-то немножко сплюснутое и одновременно чуть вытянутое вперед, как будто он зверек и принюхивается.
- Биологом будет, -услышала она обрывок фразы и вздрогнула, чувствуя, как стало горячо щекам.
- Ты чо мечтаешь? - окликнула ее Алька, - Славка вон спрашивает, а ты - ноль. Я говорю, мадам Маргарита у нас отличница и природу любит, пойдет учиться на биолога. Не то что я, троечница махровая. Мне прямая дорога в бурсу. Эх, как стану крановщицей. Или эмалировщицей, каструли буду делать.
- А высоты не боишься? - поддразнил Славик, - краны вон высокие какие.
- Тогда точно - каструли, - вздохнула Алька, намеренно коверкая слово по их с Ритой общей привычке, чтоб посмешнее звучало, - и вообще, лето на дворе, а ты все "учиться-учиться, как завещал великий Ленин".
- Виноват, - Славик сдернул дурацкую шляпу, помахал ею перед собой, изображая мушкетера, - исправлюсь. Что смеешься? Похож, да?
Следующие несколько минут они хохотали, вспоминая куски французской комедии про четырех мушкетеров. Отсмеявшись, Алька вспомнила про горячий песок, снова стеная через каждые пару шагов, и Рита ее вполне понимала, ногам стало как-то совсем неудобно. Но тут начались обещанные Славиком сети.
Это было очень летним, совсем неожиданным маленьким чудом, хотя сами сети оказались большими. Длинными. Лежали на песке, длились сетчатой полосой насколько хватало глаз, сплетенные из цветного, мягких оттенков, хамсароса - вишневого, зеленоватого, желтого. И были уютно теплыми, ласково покалывали подошвы мелкими узелками плетения. Рита медленно шла, с наслаждением вдавливая в ячеистую поверхность обожженные песком ступни. Иногда под ногой щекотались сухие комочки травы, иногда в ячейках торчала высохшая клешня маленького краба, или тельце серебристой рыбки, уже вяленое, кажется, можно поднять и съесть.
- О! - Славик нагнулся, присел на корточки, вытаскивая что-то, невидимое им за полями смешной шляпы. Поднимаясь, показал руку.
- О-о-о, - хором выдохнули девочки.
На ладони лежал сушеный морской конек с изящно изогнутой шейкой и вытянутой капризной мордочкой. Темный, с маленьким блеском по рифленым бочкам и загнутому хвостику.
Тут случилась секунда заминки - Славик качнул ладонь, словно раздумывая, кому из девочек отдать находку. Рита удачно отвела взгляд и, шагнув вбок, тоже наклонилась:
- Еще один!
Выпрямилась, показывая. А первый конечек уже перекочевал из руки Славика в сложенную лодочкой ладонь Альки. Та поднесла руку к носу, смешно скашивая глаза.
- Не завоняется?
- Нет. Сухой совсем.
- Я его на нитку, - Алька вертела подарок, трогала пальцем хвостик и узкую мордочку, - совсем какой-то ненастоящий. Игрушечный.
- А ты? - Славик повернулся к Рите, и та не успела расстроиться, так тепло смотрел. И улыбался, - на шею повесишь?
- Дома, на книжную полку. Там лампа внизу, ну, в общем...
Она поняла, что снова сказанула про книги, а помнила, как правило, никто о книгах болтать не любит, и смешалась, не закончив фразу.
- Купаться? - подал голос Саша.
Он подошел к самой воде, поболтал ступней в гуще принесенный волнами водорослей.
- Фу, - немедленно сказала Алька, - там травища, и блохи еще эти. Если купаться, надо на ту сторону. Да?
Риту трава не пугала, но морские блохи, которые бодро скакали по мокрому песку, ей тоже не нравились. А переходить на другую сторону было далековато. Нужно искать тропинку в зарослях осоки, потом пробираться по ней через жару, потом выходить на просторный песок черноморской стороны косы, где прекрасно, конечно, но там можно застрять надолго, а потом придется снова возвращаться на эту сторону, потому что старая баржа совсем близко, а пока будут идти через травы, жара их снова одолеет. Что купались, что нет, так получится. Но - жарко...
- Травища, - с непонятной насмешкой протянул Саша и засмеялся, откидывая на плечо полу рубашки, повязанной на голову.
Алька уставилась на него с сердитым удивлением. Но Славик тут же встрял в беседу, снова все объясняя и разруливая:
- До баржи недалеко совсем, лучше потерпим, да? Там нормально, в море песок, можно макнуться. А если на Черное переходить...
И дальше высказал те же аргументы, что пришли в голову Рите. Повернулся и пошел впереди, снова плавно ступая крепкими босыми ногами. Девочки двинулись следом, Саша зашуршал сбоку, сламывая колосья и бросая их в гущу травяных зарослей.
Ветер тихо посвистывал, оглаживая горячие скулы и плечи, сети мягко принимали босые ступни, из травы мерно колотили свои металлические звучки кузнечики, и яростно скрипела цикада, спрятанная в серебристой листве одинокого деревца лоха, которое убежало от рощицы таких же и стояло на границе травы и песка, источая кроме этого резкого звука волны нежнейшего цветочного аромата.
Когда проходили мимо, цикада умолкла. Крошечные цветки с острыми лепестками желтели среди матово-серебряных узких листочков, и Рита с наслаждением вдыхала нежный запах, ни на что не похожий. Это пахнет лето, думала, слушая, как осторожная цикада за спиной скрипнула, и завелась снова. Увидеть бы ее. Но видела только на картинках в энциклопедии "Жизнь животных", да и то после того, как брат Серега сказал, про цикад. До того яростный скрип воспринимался ею как нечто само собой разумеющееся, летнее, как давление солнечного зноя на голые плечи или немолчный шум прибоя. На картинке цикада была похожа на страшное инопланетное существо, и Рита поежилась, вычитывая о размерах, не муравей какой, большая, как здоровенный шмель, глазастая. Но раскрашенная в защитные серебристо-серые оттенки. Нет, думала она, удаляясь от обиталища летней инопланетянки, не нужно сейчас ее видеть, Алька начнет кричать свои "фу", Саша ухмыльнется, как будто Рита дурочка из дурочек. Интересно, а вот Славику - ему было бы интересно?
Она прислушалась. Алька спорила с ним о том, какие абрикосы вкуснее.
- Колировка - то класс, конечно. И косточки сладкие. Но зато варенье если варить, то с жерделки самое вкусное. Потому что запах. И компот на зиму.
- С косточками не получится из жерделки варенье, они горькие У меня бабушка варит, в каждую банку с абрикосами кладет косточки. Ну, я их сперва колочу, молотком. Она потом в каждую ягоду снова кладет. Получается, ну просто супер. Мы гостям дарим, по баночке, так на следующее лето все кричат, Валентина Максимовна, снова хотим такого варенья!
- Прям, целые абрикосины в варенье? - уточнила Алька деловитым хозяйкиным тоном, - и не разваливаются? Его ж долго надо варить.
Бедная бабушка, подумала Рита, представляя себе старушку, которая в каждую ягоду заново вкладывает белые ядрышки, и всё потом уезжает подарками. У них дома так тщательно не готовили. Мама вечно записывала в свою общую тетрадочку рецептики, которыми делились на работе, и там всякие были варенья-пятиминутки, это когда всю кучу ягод в тазу засыпать сахаром, а когда сок пустят, то проварить, потом оставить, снова проварить, и так три раза по пять минут. Получалась вкусная ягодная каша с сумасшедшим ароматом, где запах абрикосов или вишни смешивался с запахом жженого леденца.
- Так она настоящее делает, - продолжал делиться хозяйственными секретами Славик, - варит сироп, потом уже в него ягоды, и они остаются целенькие все.
- Бедная твоя бабушка, - вслух сказала Алька то, о чем Рита подумала, - сидит ковыряется, а вы потом, хоп, и сожрали. С косточками.
- Я помогаю, - засмеялся Славик, - и Сашка тоже, вон лазил по абрикосу и вишню мы с ним вместе собирали. А компоты знаешь, какие она делает из вишни?
- Замолчи! - Алька облизнулась, протягивая руки к его сумке, - где там наш компот, кстати?
- Не-а! - Славик быстро отскочил, блестя зубами на коричневом лице, - сперва дойдем, расстелимся. Потом уже пить и даже немножко есть.
- Ты чего командуешь? - возмутилась Алька, - я б догнала, но жарко. Ритка, чего молчишь, скажи ему!
Они препирались, Рита шла немного в сторонке, как всегда с легкой грустью завидуя тому, как Алька умеет со всеми болтать и не мучается дурными мыслями, а вдруг это не так сказанула, или не про то спросила. Может быть, Саша тоже такой? Молчит, не потому что ему скучно и не нравится компания, а потому что не может так беззаботно тарахтеть, как Рита и Славик, которым, кажется, друг с другом совсем легко и прекрасно...
Она искоса посмотрела на бредущего вдоль травы Сашу, а он в это же время глянул на нее, и Рита сделала вид, что рассматривает светлые верхушки палаток, вылезающие над зарослями травы там, где невысокие деревца лоха сгрудились в редкую живописную рощицу. Оттуда слышались голоса и звон посуды. Наверное, туристы какие, думала Рита, наверное, варят на костре гуляш. Или уху. Здорово, наверное, жить в палатках, уходить купаться, когда захочешь, и спать потом буквально среди травы, слыша, как прыгают кузнечики и поют ночные сверчки. Хотя, сразу проблема с туалетом и вообще, попробуй в палатке нормально переодеться и разместить вещи. В палатке Рита ночевала много раз, в их семье было в обычае выбираться куда-то с ночевкой, на папином мотоцикле с коляской, и ночевать в палатке ей ужасно нравилось. Но одно дело переночевать ночь, понимала она, и совсем же другое - жить несколько дней. Так она не пробовала ни разу, но, вообще-то, хотела бы попробовать.
- Пришли! - объявил Славик и бросил сумку на песок у края трав, - выкупаемся, посидим с полчаса, потом дальше. Нам еще много идти.
- И все равно, - заявила Алька, бросая свою сумку и встряхивая поданное Славиком покрывало, - бери за концы, ага, все равно из жерделки варенье в тыщу раз вкуснее, оно та-ак пахнет! Рит, скажи ему!
Рита кивнула, укладывая свою сумку так, чтоб ветерок не задирал покрывало. Саша принес пару плоских камней, поросших сбоку высохшей щеткой морской травки и тоже уложил на края.
- А там кто, в палатках? - спросила она, все еще видя перед глазами вылинявшее полотно брезентовых домиков, - там их много, палаток.
- А, - Саша стащил с головы рубашку и кинул на покрывало, подтянул трикотажные плавки с поперечным полосатым поясом, - ласты можно твои? Или маленькие, наверное? Это лагерь фантастов, у меня дружбан с ними контачит. Со всего Союза летом едут сюда.
- Бери. Там ремешки подгоняются, и они большие размером, это моего брата ласты.
- Класс, - одобрил Саша, усаживаясь и перетягивая самодельный ремешок из черной резины на открытой пятке ласты, - щас сплаваю. Стас, ты идешь или как?
- Фантасты... - Рита замолчала, обдумывая. Одно слово сказал, и так, слегка пренебрежительно, но мир вокруг качнулся и стал... каким же он стал? Наверное, стал больше. Да, так показалось ей. Не просто туристы, где семьи, детишки бегают, и тетки у костра ведут такие же беседы про варенье (в тазиках, всплыло слово, и она подавила смех), мужья утром уходят с самоловами на прибрежные камни - половить бычков. А люди, которые собрались, потому что читают одни и те же книги. Большую часть которых сама Рита перечитала еще несколько лет назад. Мамина подруга работала в библиотеке, не в большой обычной, а в маленькой библиотеке профкома, и там, в тесном закуте коридора, отгороженном фанерной стенкой, был у нее стол, два стула, суровая деревянная стремянка, крашеная половой коричневой краской. И стены, сплошь забранные стеллажами, забитыми книгами. На нижней ступеньке этой самой стремянки Рита провела практически все детство, и на стуле рядом со столом Марины Михайловны сидела тоже, пока та записывала в ее личную карточку набранные книги. Сначала всякие волшебные сказки, а после настало время двадцати пяти томов фантастики, собрания сочинений Уэллса и Беляева, а еще целой горы отдельных книжек, некоторые совсем истрепанные и без обложек, другие сверкали новенькой позолотой на корешках. В последний год Рита, перечитав после книг все подшивки журналов, в которых тоже печатались фантастические рассказы и повести - "Уральский следопыт", "Техника - молодежи", "Химия и жизнь" - уже перечитывала все прочитанное по третьему, а то и по четвертому разу, и останавливаться не собиралась, жалея о том, что жесточайший всеобщий дефицит касается и книжек тоже.
Наверное, думала Рита, по вечерам там офигительно интересно: сидеть у костра, слушать, и может быть, сказать что-то самой, хотя, как раз это было совсем из области мечтаний, куда ей, понимала она, все слова застрянут в горле, язык распухнет и ничегошеньки не сумеет сказать, из того, что так складно проговаривается мысленно.
- Эй! - Саша возвращался от воды, бросив ласты на мокром песке, тащил в руках что-то блестящее, зыбкое, держа так, будто оно горячее и обжигает руки.
Подбежав, плюхнул к босым ногам девочек большую полупрозрачную луковицу медузы, и та задрожала плотным студенистым куполом, отороченным синей фестончатой каймой, распластав щупальца, похожие на мятые ледяные сосульки.
Рита поморщилась. Они, конечно, ужасно жгутся, эти большие медузы-корнероты, но ей всегда было неприятно, если кто-то занимался вивисекцией, разделывая прутиками и ракушками живую полупрозрачную массу. Но присмотревшись, увидела на помутневшем куполе заветренные линии глубоких шрамов, старые, полные мелкого песка. И ей сразу стало легче.
- На песке валялась, - пояснил Саша, попрыгал, клоня светлую голову к плечу, чтоб выбить из уха воду, и убежал обратно.
- Так, - быстро зашептала Алька, распрямляя свои бесконечные ноги, - давай, пока они там, я щас мухой в кусты, проверю, че в трусах, и потом ты сбегаешь. И купаться. А то спечемся нафиг.
- А у меня там ничего, - повинилась Рита, - беги, я посторожу.
- Ты не подложилась? - Алька уже стояла, заслоняя солнце и нервно поправляя сарафанчик на талии, - вот жеж смелая просто зоя космодемьянская какая. А вдруг бы потекла. Ладно, я быстро.
Пока она трещала кустами и ругалась шепотом, сдавленно окликая Риту и наказывая ей немедленно предупредить, если "эти чучелы вдруг", та сняла сарафан, свернула его, уложив рядом с сумками. И стараясь не слишком менять позу, осмотрела трусы в яркий крупный цветок. Все хорошо, прям просто прекрасно все, и как же здорово, что купальник такой цветной, а переживала, хотела белоснежный.
- Уф, - для разнообразия изменила любимое слово Алька, бухаясь рядом на спину и вытягивая ноги, - все класс. Как придут, пойдем с тобой макнемся.
- Тут нет никого, - Рита проверила, крепко ли завязан бантик из лямочек на спине, - можем и сейчас пойти.
- Та ну их, начнут топить еще.
- Нет, - согласилась Рита, - не пойдем, ну их. Ты мне скажи, пока не вернулись, тебе как?
- Что как? - Алька вытянула руку, нашарила ближайший стебелек и, сломив, прикусила его зубами.
- Ой. Будто ты не поняла! Они тебе как?
- Ну... - когда Алька говорила, светлый живот в легком загаре чуть-чуть поднимался и опускался, - не зна-аю... Саша этот, вроде ничего так.
- А Славик? - Рита следила, чтоб голос оставался спокойным, совсем безразличным, - он тебе глазки строит, между прочим.
- Та. Что мне тот Славик! Чтоб в пуп дышал, да? - Алька, не открывая глаз, откинула руку и швырнула обкусанный стебелек.
- Причем тут пуп вообще? - возмутилась Рита, - я тебя спрашиваю, он тебе нравится или нет? Как человек, например!
- Ну и что мне с того человека? - по животу стало видно, что Алька почему-то сильно рассердилась, - я ж сказала, нельзя мне с мелкими возиться. А он мелкий.
- Почему нельзя? Тебе запрещают, что ли? Придут, пальцем помашут, ай-яй-яй, товарищ Алевтина, незя!
- При чем тут? Я сама не хочу. Как с ним в кино там, или в город? Будут все пальцами тыкать, да?
Она резко села и так же резко продрала пальцами густые стриженые пряди, обнажая высокий, почти незагорелый лоб.
- И вообще, если тебе он нравится, чего мне сватаешь? Бери. Ты, Ритка, какая-то ненормальная, точно. Другая б радовалась тихо, а ты пристала, как репей к жопи, на тебе, подруга, носи на здоровье.
Рита обиделась и замолчала. Парни плескались, чернея мокрыми головами на серебре дневной воды, орали что-то, мелькали темными ластами, заныривая.
- Извини, - отрывисто сказала Алька, - ну, чего молчишь? Зануда ты, Ритка. Я сказала ж, из-ви-ни!
- Нема за що, - буркнула Рита и добавила, - заверни только.
- Чего?
- Ну, ты мне суешь, "бери". А завернуть? Как на базари, прям.
- Ах заверну-уть... И бантик еще, может?
- И бантик!
Алька встала, шоркнула ногой, сбивая покрывало, прижала руку к маленькой груди и сложилась почти вдвое, завешивая лицо медовыми прядями:
- Простити, тетя Роза Маргариткина, вот, берити, вам бантик где? По ножкам или по шейке?
- По животику, - мрачно огрызнулась Рита, захохотала, но тут же скорчила рожу, прикладывая палец к губам, а другим тыча подруге за спину.
Но Алька уже вдохновенно крутила перед собой пальцами, завязывая невидимый бантик поверх невидимого животика, потом с поклоном протянула невидимое Рите и подпрыгнула, когда сзади голос Славика произнес:
- А что тут у вас за цирк? Мы тоже хотим посмеяться.
У Альки сделались совершенно круглые глаза. Пробормотав что-то, она обежала мокрого Славика и кинулась к воде. Тот проводил ее взглядом и уставился на Риту с вопросом. Но та, вскочив, тоже обогнула его и устремилась следом за подругой, кусая губы, чтоб не расхохотаться снова.