В которой Оля удивляется происшедшей с подругой перемене, а после, прихватив с собой маленького Бэтмена, отправляется на свалку, полную нужных ей сокровищ, где путешественники обретают не только сокровища, но и знакомятся с их хранителем, получая приглашение посетить сказочную пещеру, в нашей реальности - пацанскую халабуду на огороде...
- Ларис? Привет!
Оля улыбнулась, прижимая к уху мобильный, заранее предвкушая, как подруга изумится заново приобретенному голосу, очень громко изумится... Или совсем наоборот - не заметив, начнет вываливать новости и только потом...
- А, - коротко ответила Лорик и замолчала.
Оля подняла брови, ожидая продолжения. Вспомнила Танюшино повелительное "не морщьтесь" и постаралась опустить и лоб разгладить. Смотрела в окно, где за лёгким туманом сетки на фоне непрестанного шевелениия листьев прятался и показывал себя прозрачный фурин.
- Это я, - продолжила с некоторой растерянностью, - видишь, ой, слышишь, у меня голос. Опять.
- Слышу, да.
Тут Оля нахмурилась уже не вспоминая про всякие мимические.
- Что случилось? Дома что-то? Ларис...
Та засмеялась, как-то чересчур рано. И наконец, заговорила легко, быстро, как обычно. Почти так.
- Ой, Краевская, это ж супер. А то ты молчишь, я подумала чо тебя дергать, ну и если бы что, ты б смску. Я тут совсем замоталась, а ещё с Вадзей тут, ну в общем родительские всякие дела. Прикинь, он, Вадзя мой, в клуб записался, этих, как они. Прыгают по всяким стенкам. Я думала, таких только в ментовку забирают, а оказалось, клуб есть. Я ему говорю, ты блин поломаешь себе всё и зубы выбьешь, а он упёрся...
Оля хотела подругу прервать, но та говорила о сыне, и неделикатно было не выслушать, потому стояла, переминаясь босыми ногами по тёплому полу, угукала, кивала, трогала пальцем сетку, снова кивала, пока, наконец, Лорик не выдохлась, замолчала и вдруг закруглилась со словами:
- Олька, фу, совсем нет времени трепаться, мне за товаром сейчас, ну ладно, созвонимся завтра, ага? Или послезавтра. Чмок-чмок.
Как там твой Мишка, хотела спросить Оля, и после этого, подведя, спросить дальше - а что там с Денисом, не раздумала интриговать. Но трубка уже молчала.
Оля немножко подумала, слегка сердясь, потом уже нет - понимая, что у бизнес-леди Ларисы Петровны Серовой существует множество забот, о которых сама Оля имеет очень слабое представление, так что, пусть она там занимается своими делами, и сын ещё... а Оле нужно подумать над своими. Пора готовить экспедицию на свалку сокровищ.
Перебирая висящие на протянутой вдоль стены верёвке маечки и бельишко, Оля думала о том, что родной Южноморск совсем невелик, но в нём есть места, в которые она не заглядывала с самого детства. Как этот микрорайон на отшибе, где она со старшим братом и родителями прожила несколько лет в одной из казенных одинаковых пятиэтажек, ходила в школу, которая гордо торчала через пару улиц среди большого района, битком набитого частными домиками, редко какой в два этажа, а сама школа - белая, здание углом, четырехэтажная. Стадион за ней, а перед входом просторная площадка для школьных торжественных линеек.
Может быть, виновата как раз школа, в которой Оля так и не прижилась. И хотя к выпускному классу уже дружила со многими и влюблялась в одноклассников пару раз (тут, меняя любимую белую тишотку с синим извитым драконом на немаркую серую, Оля поёжилась, вспоминая романтических героев юности), но все равно её положение было подчёркнуто отдельным, потому что буквально все родители одноклассников работали на том самом стеклозаводе, а их дети ходили в один детсад и знали друг друга именно с пелёнок. Оля пришла в школу в пятый класс и её пелёнки были совсем отдельными, да ещё родители принадлежали, как она сама потом определила для себя, к классу рабочей интеллигенции: мама закончила институт сельского хозяйства, а отец в то время как раз ходил в заграничные рейсы на судах с холодильными установками - рефмастер Краевский.
В общем, когда переехали оттуда, то получилось - насовсем. Сразу после того, как Оля школу закончила, она уехала в институт, потом вернулась, потом работала и вышла замуж, а мама с отцом наконец, исполнили общую мечту, поменяли квартиру на дом и живут теперь в огромном посёлке, который одной стороной выходит в бескрайние поля, а другой спускается к такому же бескрайнему морю. С тех самых пор Оля ни разу не побывала в местах своего детства. Да и не считала их такими. Вот "старую квартиру" - так называли родители две комнатки в пригородном доме барачного типа, где жили совсем давно - в ожидании квартиры с удобствами, она любила и ездила туда часто, даже не заходя во дворы, просто шла к морю, гуляла по обрывам или степными тропками. Её детство осталось там.
Интересно, думала она, облачаясь в длинные шорты, но потом тоже их отвергла, заменив на старые джинсы, напоминая себе, там стёкла, кругом стёкла, Краевская, интересно, а есть ли там ещё эта свалка, или давно всё застроили новыми домами. Или завалили вовсе другим мусором...
Наконец, собравшись и кинув в рюкзак кучу пакетов и ещё одну тряпочную сумку, она стала обуваться, радуясь, что кроме всякой летней обувки и парадных кроссовок взяла с собой и старенькие цветные полукеды. Если подошва порежется, будет не жалко.
- Темучин, - сказала, выпрямляясь. И задумалась.
Поездка может занять несколько часов. Запертый кот может по своей новой привычке просочиться на балкон. И вдруг соскучится, попрётся на яхту. Это бы и ладно, но беспокойно все равно. Было бы здорово взять его с собой.
- Мр, - насторожился кот, оторвавшись от обнюхивания олиных кедов.
- Нет, Тимочка, - с сожалением отказалась она от мысли, - там стёкла. А переноску брать - ты сильно тяжелый. Лучше я вечером подгоню поводок и мы с тобой будем гулять по набережной, вместе. Ладно?
Она подхватила кота на руки, снова, в тысячный раз радуясь и удивляясь тому, какой он красивый, с невероятными драгоценными глазами, как тонко прорисован мягкий кошачий профиль с правильным выступом бархатного носа и крутым лбом, и какой нежный и одновременно богатый носит на себе мех. Поразительные животные, и зачем они нам подарены в таком невероятном количестве? Не иначе, чтобы хватало на всех...
- Постарайся не исчезать, ладно?
Бережно спустила кота на низкую полку под вешалкой. И вышла, заперла дверь. Постояла на площадке, решаясь, подошла к пухлой дерматиновой двери, поблёскивающей рядами медных гвоздиков, и нажала на кнопку звонка. За дверями сразу послышался топоток, следом тяжёлые шаги и густое ворчание с покрикиванием.
Дверь распахнулась. Под уверенной бабушкиной рукой топтался маленький бэтмен, на сей раз без мундира, в какой-то умилительно детской пижамке, синей, с ананасом во всю грудь. Шумно сопел, сглатывая и пытаясь поднырнуть под ограждающие локти, чтобы выскочить за пределы квартиры.
- Павлик! - прогрохотала бабушка (Мария... Марья, в панике вспоминала Оля), - застудисси же снова. Ну что за дитё!
- Здравствуйте, Марья... Федоровна, - с облегчением вовремя вспомнила Оля.
- Пила, - покорилась Оля, - и выздоровела. Вам спасибо, за порошки и таблетки.
Павлик, наконец, выдрался из кольца бабушкиных рук и топтался теперь между ними, задирая потное от возбуждения лицо с пухлыми щеками и переводя взгляд на того, кто в данный момент говорил.
- Ну и хорошо. А то я собралась уж. Но слышу двери хлопають, люд ходит. Дядя этот твой.
- Я попросить хотела. У вас же ключ есть? У меня там кот. А мне нужно уйти, может быть до вечера, - она коротко рассмеялась, - небольшая, так сказать, экспедиция...
- Я с тобой, - внезапно вклинился Павлик, дергая свисающую лямку рюкзака.
Оля улыбнулась вниз и продолжила:
- Он как-то вылезает на балкон. Я не могу понять. Волнуюсь, в общем. Может быть, вы проверите через часа три, и если нет его, я номер оставлю. Позвоните мне? Звонок бесплатный.
- Ба! Я пойду с тётей. В экспедицию!
- Павлик, помолчь! Если надо, зайду. А звонить, так ты мне сама, а то я запутаюсь, набирать-то.
- Оля!!! - внезапно воззвал снизу Павлик и засопел ещё пуще, ёрзая под носом согнутым пальцем, - я тоже хочу. В икс... экспедицию! О-ля!
- Тётя Оля, - грозно поправила бабушка, - нельзя. У тёти свои дела. Ты чего невежливый такой стал?
И она обратилась к Оле поверх страдающего лица внука:
- Он жеж болел, щитай две недели почти, соскучился. Павлик! Иди к деду, иди, там мультики щас!
Оля представила деда в майке и с газетой, полумрак, письменный стол с напрочь надоевшими мальчику игрушками и книжками.
- Ну... Вообще-то, если ему уже можно, на улицу.
- Ба!!! - умоляюще заорал Павлик, в то время как бабушка пыталась отцепить его пальцы от дверной ручки.
- Мне на Стекольный надо съездить, - про свалку Оля благоразумно умолчала, - туда маршрутки ходят нормально. По району там пройтись, ну... найти один дом и передать, - выдумала на ходу.
Марья Федоровна перестала отцеплять от двери Павликову руку и задумалась.
- К ужину мы вернёмся.
- Ба! - выдохнул Павлик.
- А что дед скажет? - прибегла бабушка к последнему аргументу. Вместе с внуком они одновременно повернули лица к мерцающему полумраку комнату, откуда доносился невнятный теле-бубнёж.
- Ежли к шести часам вернётесь...
- Обязательно, - заверила Оля, - только пусть Павлик штаны длинные, не шортики. И на ноги покрепче что. А то там, ну, частный сектор, крапива по углам.
- А то я не знаю, скляного этого, - проворчала бабушка, утаскивая внука в недра квартиры, пока Оля, переминаясь, ждала у приоткрытой двери.
Через час двое участников экспедиции выгружались из почти пустой маршрутки на конечной, где, к удивлению Оли, все было так же, как, о Господи, двадцать уже лет назад. Тот же фонтан перед заводским управлением и те же в его чаше огромные стеклянные самородки, уложенные на якобы живописную кучу каменных обломков. Те же печальные пузатые старые туи, натыканные в некотором подобии сквера, отделяющего небольшую площадь от жилого микрорайона. Разве что пятиэтажки стали более потрепанными и украсились разнокалиберными пристройками балконов на первых этажах. Да вместо желтых автобусов-икарусов "с гармошкой" к остановке подлетали белые микроавтобусы-мерседесы.
Даже небольшой рыночек за туями не изменился, располагая параллельно три ряда железных прилавков под навесами, и там скучали, болтая, тетки и дядьки продавцы, скрытые пирамидами помидоров и горами картошки.
Павлик топтался рядом, вертя нестриженой вихрастой башкой и дёргая плечами, с которых сползали лямки квадратного рюкзачка, разрисованного яркими картинками с летающим бэтменом. В дороге Оле удалось уговорить спутника, что полдень августа - не лучшее время, чтобы ехать в экспедицию, напялив на голову чёрный шлем с ушами, тем более плащ всё равно остался дома. Теперь шапочка лежала в рюкзаке, куда бабушка запихала ещё и увесистый, вкусно пахнущий сверток.
- Извини, что я не тётя, - внезапно спохватился бэтмен, - потому что ты девочка же. Так баб Маша говорит.
- Ты не тётя? - удивилась Оля, сворачивая на узкую тропку за туями, которая вела в обход управления, - а я думала, ты тётя.
- Не-ет, - Павлик засмеялся, шумно посопел и, выдернув из кармана платок, вполне культурно высморкался, утёр под носом, потом щёки, скомкал и снова запихал в карман, - а когда привал у нас? Чего так быстро ушли, там красиво. Где стёклы большие.
- У нас тайное задание. Только слушай. Там место такое. Опасное.
- О-о, - выдохнул Павлик и тут же принялся стаскивать с плеч рюкзачок.
- Нет-нет. Не надо шапку. Опасное, потому что там набросано всякое. Там много стекляшек под ногами, понял? Меня слушайся, и никуда без меня не уходи. Ясно?
- А передать?
- Что передать?
- Не знаю, - Павлик засопел и углубился в размышления. В гуще туевой хвои трещали и дрались воробьи, позади стихал шум остановки, а тропка, ныряя среди уже неухоженных кустов дерезы, вела и вела, удаляясь от задней стороны здания туда, где раскинулся знакомый Оле пустырь, по-прежнему сверкающий на солнце спрятанными в купах бурьяна искрами.
- А! - Вспомнила Оля своё маленькое враньё, - ну, нам сначала надо набрать. Найти кое-что. И набрать.
- Сокровища? - догадался Павлик, поспешая чуть позади и постоянно натыкаясь то на Олин локоть, то на её пятку.
- Точно.
Она внезапно на минуту перенеслась в Павлика, представила себе, он дома, болел, скучая, и вдруг такое - уехал, сокровища, и фонтан, и тропа с птицами. Но, кроме мальчишеского восторга и упоения ощутила рядом со всем этим серьёзную печаль и поспешно вернулась в себя. Практически сбежала. Он скучает по маме, думала Оля, слушая сопение и топот, ещё бы, конечно скучает. И где, интересно, его отец? Мальчики говорят про отцов. Наверное. В книжках - так. Ну расскажет сам, если захочет. А пока - хорошо, что она взяла парня, но нужно следить, а то вдруг порежется, грозная баб Маша тогда бестолковую новую соседку уничтожит. Одним взглядом.
Тропка уже петляла между высокого бурьяна, выскакивала на открытые места, где кучами, через которые прорастала трава, валялись битые молочные бутылки, которых уже сколько лет не бывает в магазинах, осколки майонезных баночек, отливали молочной голубизной кучи кафельной, под мрамор, плитки.
- О-о, - временами говорил Павлик, хватал Олю за руку, чтобы она смотрела. Но жался к её боку, стараясь с тропинки не сходить.
- Нам дальше, - говорила Оля, заранее радуясь тому, что там, где вдруг осталось цветное, Павлик восхитится ещё больше, и волновалась, а вдруг уже нету...
Но оно там было. Почти невидимое, потому что годами зарастало травой и кустами дерезы, а ещё тут растекалось болотце, про которое Оля совсем забыла, и высыхая, вода оставляла после себя некрасивый песок и серый налет глины. Но - было.
Павлик усаживался на корточки, сопел, подставляя пакет, куда Оля складывала осколки рубинового, сапфирового, изумрудного, янтарного стекла, выдергивая их очень осторожно, двумя пальцами и ругая себя за то, что не взяла из квартиры рабочих перчаток. Потом ахал и бормотал что-то, запихивая в кармашки своего рюкзака те самые стеклянные шарики размером с лесной орешек, с той самой морщинистой складочкой на круглом бочке.
- Мы с братом ходили сюда, за шариками как раз, - рассказывала Оля, сидя на корточках и раскачивая большой кусок обычного стекла, чтобы добраться до нужных стёклышек, - сперва ходили там, где один попадётся, два, среди битого, и порезали себе все подошвы кедов. А потом пошли дальше, а там их просто горы. Можно лопатой грести. Набрали целую большую сумку, еле допёрли её домой. Они потом долго валялись дома, у него в ящике стола. А в аквариуме сделали дно, где вместо песка эти шарики. Было красиво.
- Пойдём, - попросил Павлик, - пойдём туда, где много совсем. Я тоже хочу, лопатой чтоб.
- Посмотрим, - пообещала Оля, выпрямляясь, - у тебя и так уже полные карманы, плечи сломишь.
- Не сломю. А ты мне дашь красных стёклушков? А жёлтых?
- Павлик. - Оля повернула к себе мальчика и присела, держа его за плечи, - слушай внимательно. Сейчас - не дам. Ни одного. У них очень острые края, злые. Но я беру домой, специально, чтобы их обработать. И тогда, конечно же, я отдам тебе много и всяких. Понял? А если ты потихоньку напихаешь в карманы острых стёкол, бабушка будет очень ругаться. И никаких нам больше экспедиций. Никогда.
- А мы ещё пойдем? - серые глаза загорелись, на крутом лбу выступила испарина, рот приоткрылся.
Оля покорно кивнула, немного сердясь, что вот, связывает себя обещаниями.
- Пойдём. Только потом и в другое место.
- В какое?
- Ну... Есть разные места.
- И мы во все их пойдём? - восхитился Павлик, роняя шарики из сжатого кулака и приседая, чтобы собрать свои сокровища.
- Да.
Оля отряхнула руки и огляделась, прикидывая, куда бы сесть передохнуть.
Потом они прекрасно сидели под огромным кустом дерезы, спрятавшись от солнца в тени гнутых ветвей, усыпанных узкими, с белёсым налетом, листиками и крошечными сиреневыми цветочками. Молча ели вкуснейшие толстые бутерброды с уложенными на слой масла ломтями розовой ветчины и запивали компотом, чокаясь зыбкими пластиковыми стаканчиками. Оля мысленно восхитилась грозной баб Машей, которая успела соорудить им припасы и даже сунула в пакет пачку влажных салфеток и одну матерчатую - явно, чтобы расстелить на травке.
Павлик вздыхал, вздымая грудь под клетчатой рубашкой, жевал, перебирая вытащенные из кармана шарики, щурясь, смотрел через один на яркое солнце.
Потом пришла косматая жёлтая собака, очень большая, полаяла сердито, скаля сахарные клыки под чёрными губами, и Павлик совсем было собрался напялить свой волшебный шлем, который предусмотрительно держал на коленках, но Оля бросила собачище кусочек ветчины и хлебную корку, та мгновенно подобрела и села поодаль, облизываясь и провожая взглядом каждый кусок, исчезающий в человеческих ртах.
Потом, разыскивая собаку, явился внезапный подросток лет четырнадцати, угрожающе хулиганского вида, с кулаками, сунутыми в карманы обтрепанных шортов, свистнул и пока пес, виляя баранкой хвоста, жался к его коленям, продолжая облизываться, подошел ближе, рассматривая пришельцев.
- А, - сказал, увидев лежащий на траве пакет с неровными вздутыми боками, - чо, за стеклом пришли? Каста, а ну тихо!
Каста перестал (перестала?) взвизгивать, выпрашивая, и села приосанясь.
- Да, - ответила Оля осторожно, гадая, не принесёт ли встреча каких неприятностей.
- В штукатурку? Чо без тачки, надо было с тачкой, в руках переть будете? Или у вас машина там?
Он присел на корточки, вытащил пачку сигарет и зажёг одну, затянулся, выпуская дым в сторону собеседников.
- На мальчика не дыми, - попросила Оля, внутренне напрягаясь - издалека послышались ещё голоса и смех, кто-то, похоже, приближался, - нет у нас машины. Нам немного нужно.
Парень слегка отвернулся, выпуская дым в сторону.
- В аквариум штоль? Тут бывает лазят мужики, выбирают.
Оля открыла пакет и вытащила кусок синего стекла размером в половину детской ладони.
- Нет. Смотри. Я хочу края зашлифовать и оплести потом проволокой, и петелька. Если ещё из проволоки сделать хвост и плавник, получится рыба. Видишь? А если повесить и сделать так, чтобы через неё светил луч. От лампы допустим. То на стене будет прозрачная синяя рыба.
- Да ладно, - не поверил парень, держа в пальцах дымящуюся сигарету и разглядывая острыми, такими же синими, как стекло глазами Олину находку, - что, тень прозрачная, да? Ха-ха.
- Прозрачная, - с мрачным вызовом вклинился Павлик, комкая в потных ладошках спасительный ушастый шлем, - я сам видел. В очках.
- В стерео штоль? - парень ещё повернулся, теперь уже разглядывая защитника.
Оля засмеялась.
- Мы жгли свечку, и посмотрели на тень от солнечных очков. Она прозрачная. Вот я... вот мы и придумали. Я тут жила, раньше. В школу ходила.
- В двенадцатую? - удивился парень, отбрасывая окурок и вставая, -ничосе. Я тоже там. В девятый пойду. Хотел свалить, в бурсу, а мать чуть не в обморок, ну ладно, год поучусь ещё. Я в морское училище хочу. А глыбы не надо вам?
- Глыбы? - переспросила Оля.
- Надо, - перебил её Павлик, вскакивая и подходя поближе к новому знакомцу. Глядя снизу вверх примерно так же, как смотрела на хозяина жёлтая Каста.
- Не надо, - поспешила Оля, - куда нам глыбы. Но посмотреть если, то интересно.
- Щас! - гаркнул парень на дальние голоса и пояснил перепуганной Оле, - достали уже, ищут. Каста, пошли!
Глыбы валялись за пригорком, почти со всех сторон надёжно укрытые бетонными ломаными плитами и только с одного боку, где в яму шёл спуск из сыпучей глиняной крошки, поросший неизменным бурьяном, внизу, в тени бетона виднелись полузасыпанные землёй большие кусищи цветного стекла. Размерами, прикинула Оля, от арбуза до, ох, с ума сойти, до средних размеров подушки.
- Тут приезжал дядька, нарыл себе зелёных, у него на заборе теперь торчат, в пансионате. Люди пальцами тыкают, говорят, ого ниху..., нифига себе. Красные тоже есть, поменьше. На фонтане такие же.
- Красота, - с чувством сказала поражённая Оля, - прям жалко, что валяются, но они же такие со всех сторон острые. И правда, только на забор если. Спасибо, что показал.
- Незачто, - парень ухмыльнулся, сунул руки в карманы, покачался на подошвах разбитых сланцев, - брательник твой вон, всё б забрал. А силы не хватит. А ты куда рыб своих будешь? Продавать?
Оля пожала плечами. Покачала головой.
- Вряд ли. Вот, Павлику подарю, повесим в комнате. Себе сделаю. С котами.
- Кот не рыба, - веско сказал парень, - ты такого не найдёшь. А стеклорезом небось нифига не умеешь.
- Не умею, но могу и научиться. Кстати, меня зовут Оля, а это мой сосед Павлик.
- А, - принял к сведению собеседник, о чем-то раздумывая.
- И? - удивилась Оля, - тебя-то как?
- А-а-а, - очнулся тот от раздумий, - Сергей. Иванович. Пошли, я ещё покажу.
Оля хотела сказать, что уж хватит, и набрали много, и спасибо, а ещё нужно же срочно позвонить баб Маше насчет Темучина, но посмотрела на Павлика и кивнула.
Сергей провел их через кусты, через вереницу маленьких отдельных пустырей, заваленных уже неинтересной после цветных стёкол, шариков и роскошных глыб битой кафельной плиткой, к ряду больших огородов, за которыми маячили задние стены частных домов какой-то окраинной улочки. Открыл скрипучую проволочную калитку, строгим голосом отправил желтую Касту к будке. И указал тощей рукой в угол огорода, где растопырилась во все стороны углами низкой толевой крыши, концами неструганых дощатых стенок неприглядная хибара. В другом углу симметрично располагался сортир, такой же дощатый и расхристанный, но узкий и высокий, как пенал.
- Прошу. Наш с Иркой кабинет. Ирка уехала уже, учиться, так что я теперь сам.
Оля взяла Павлика за подрагивающую от нетерпения руку. И пошла следом за хозяином, нагнулась, чтобы не удариться лбом.
В хибаре лежали на полу и самодельном столике перекрестья солнечных лучей, высвечивали на полках у стены обычное мальчишеское - какие-то фигурки, книжки, постеры с железным человеком и трансформерами. Сергей указал на низкую тахту, застеленную цветастым гобеленовым покрывалом и Павлик немедленно с восторгом на неё повалился. Оля присела рядом, осматриваясь. А сам хозяин опустился на корточки, с усилием выдвигая из-под столика пластмассовый чёрный ящик, в каких на рынке переносят овощи.
- Сокровища, - прошептал за Олиной спиной Павлик и мгновенно очутился рядом, тоже присел на корточки, трогая пальцем всякие драгоценности: обломки кораллов, большие раковины, раковины поменьше - круглые и пятнистые, как голова леопарда, раковины плоские, отливающие перламутром.
- Хочу, - выдохнул Павлик, - спасибо! Сергей. Иванович.
Сергей Иванович хмыкнул, потом захохотал. И потянувшись, так что застиранная футболка поползла с тощей поясницы к лопаткам, вытащил из дальнего края ящика коробку. Сел на пятки, открывая пенальную крышку.
В дрожащем искрещенном полумраке, полном танцующих пылинок, дрогнул свет, как-то по-новому. И теперь уже ахнула Оля, тоже незаметно для себя стремительно переместившись к мальчикам и ящику.
Оля бережно приняла обеими руками тяжелый стеклянный пласт, подставила его солнечному лучу. Прозрачное стекло тут же заиграло мягкими радугами, показывая все-все краски, одну за другой, словно внутри стекла протекала медленная мягкая река с цветными водами. Или это прибой, и волна идет - красная, а за ней оранжевая, и следом...
- Каждый, охотник, желает, знать, - повторяла Оля неслышным шепотом, заставляя радугу повиноваться, и цвета текли с той же скоростью, с какой она читала детскую присказку, - где, сидят, фазаны...
И - снова. Красный, оранжевый, желтый... зеленый, голубой, синий. Фиолетовый...
- Бабушка работала там, в экспериментальном цехе. Вот они стали делать такое стекло, сперва совсем не получалось. А потом сделали. А потом все развалилось и завод не работал. И цех тоже. А оно ж ещё не пошло в производство. Так что, всё, капец, остались одни образцы.
- И что, нигде не делают уже? - Оля покачивала пластину, поднимала, глядя через перекрещенные радуги на перекрестья солнечных лучей.
- Не-а. Оно ж обычное стекло, никакое там не космическое. Чисто для красоты. А делать дорого. В общем, там были ящики, их увозили, они упали с погрузчика и расхерачились. Ну чо, народ плюнул, кому нужны осколки. Бабушка собрала, чо смогла унести. На, это тебе.
Оля, наконец, сумела оторвать взгляд от нежной игры красок на прозрачной плоскости. Сергей вытащил из коробки ещё одну пластину и ещё - длинный осколок со сверкающим изломом, похожий на лезвие игрушечного меча.
- И эти вот два. Остальное мелкое. Ну и себе я пару больших припас.
- Серёжа. Ты что. Не надо!
Сергей закрыл коробку, устроил на место и, прихватив из ящика пару круглых ракушек, встал, поправляя подол тишотки.
- Та. Прикинь, они лежат уже сколько там? С девяностого если года? Тридцать почти лет, да? Пацан, на тебе ещё ракушки. Это батя в рейсы ходил, привозил вот. Каури называются.
- Каури, - шёпотом повторил Павлик. И добавил, снова рассмешив собеседников, - спасибо, Сергей Иванович!
Сергей проводил их за калитку и показал, как по узкому переулку выйти на остановку поближе, где будет ехать та же маршрутка.
- Будешь когда шлифовать, - наставлял Олю, передавая ей тяжёлую матерчатую сумку с бугристыми боками, - водичкой поливай. Тогда пыли не будет и края получатся круглые. Пацан, смотри, не порежься стеклом, понял?
- Не порежусь, Сергей Иванович. У меня шарики, - Павлик продемонстрировал полный кулак, уронил парочку на землю, присел, пыхтя и собирая.
- Ты бы себе бусы. Нет, медальон лучше, - Сергей осмотрел Олин подбородок и шею, она поёжилась под его внимательным взглядом, - на цепке, чтоб тут висел. Ты красивая.
- Я? - Оля так изумилась, что забыла рассердиться на палец, который тронул её шею под самым горлом и сразу исчез, - ну даёшь, Сергей Иванович.
- На актрису похожая. Забыл, как кино называется. Жалко, а то бы вспомнил, сказал. И кота посмотреть интересно.
Оля помолчала, маясь неловкостью. Неужели он сейчас начнет просить телефон? Совсем пацан, не бреется ещё. Но женским полом в таком как раз возрасте интересуются мальчики очень сильно.
Пауза затянулась, парень, ещё не достигший возраста, когда остро ощущается неловкость таких пауз, спокойно ждал, когда Оля что-то сообразит. И она сообразила...
- А ты знаешь место такое на морвокзале, куда местные купаться ходят? За забором там, где старые причалы и...
- А. Дырка, что ль? Ещё б. Там "Пенелопа" стоит.
- Ты знаешь "Пенелопу"?
- Дэна яхту? Да кто ж не знает-то. Я все яхты знаю в городе, и все марины. Я ж моряком буду, забыла? А ты чего, ты туда купаться ходишь?
- Я живу недалеко. Ну... в общем, если что получится, там и увидимся. Через пару недель.
Сергей кивнул, снова суя руки в карманы.
- Ты Дэну скажи, я у него спрошу. Или нет, знаешь что? Ты мне там напиши, на заборе снутри. Как пролезаешь, повернись, увидишь, там вся жесть фломастерами расписанная. Хер... фигню конечно пишут, но если сбоку там напишешь, ну... например, "сокровище!" и когда прийти, я и приду.
О коты и боги, думала Оля, покачиваясь на мягком сиденье маршрутки и придерживая голову спящего Павлика у своего плеча: тайные записки, "сокровища!", радуга в стекле, суровый абориген-восьмиклассник, хранитель этих самых сокровищ... В своём ли ты уме, Краевская? В какую жизнь ты решила отправиться вместо того, чтобы культурно подмазывать побелкой углы стенок и отмывать плинтуса после ремонта? Вместо чтобы искать себе нормальную работу, собственное жильё и, наконец, нормального нового мужчину, с которым, значит, плечо к плечу, ноздря в ноздрю (на этом месте Павлик шумно шмыгнул и сглотнул, не просыпаясь, а Оля с юмором поморщилась) и до самого гроба, перед которым друг другу тыкать в лицо стаканом воды, тем самым стаканом...