Чем жарче палило солнце, тем холодней казалась морская вода. Еще нет двенадцати, прикинула Рита, стоя по колено в воде, да сколько они там шли - не торопясь, конечно, и останавливались, и успели слегка поваляться на песочке, - все равно совсем еще утро. Но нырять, падая в воду с разбега или даже зайти без остановки уже не получалось. Перегретая кожа покрылась зябкими мурашками, а каждая мелкая, почти незаметная волна, вместе с медленными шагами поднимающая уровень воды все ближе к трусикам купальника, казалась непереносимым испытанием. Рядом пожималась и в такт волнам взвизгивала Алька, держа на весу угловатые руки, чтоб не опускать их в мокрое. И наконец, с неразборчивым воплем о том, что, ой больше не может так вот, плюхнулась животом, вздымая вокруг себя фонтаны брызг, в которых почти пропали ее растопыренные ладони и сразу потемневшая голова.
Рита, тоже устав мучиться, мгновенно нырнула следом. Копируя движения старшего брата, сразу ушла под воду с головой (Алька башку всегда задирала, крепко сжимая челюсти, хотя оставить волосы сухими у нее все равно не получалось), выдохнув, услышала в шуме воды утробный бульк пузырей, и попыталась проплыть под водой как можно дольше. У Сереги, к ее зависти, это получалось прекрасно, нырнув, он появлялся через десяток метров, а сама она, трепыхаясь, могла удержаться под водой несколько неровных гребков, потом море неумолимо выталкивало ее на поверхность. Потому Рита и любила плавать в ластах, с ними ноги становились сильными, каждый гребок двигал тело далеко, и плыть под водой хорошо получалось.
Сейчас ласты валялись на берегу, так что она, не пытаясь удержаться внизу, толкнулась рукой от песка, приятно рифленого в волнистые полосы, какие бывают и на берегу, только там их делает ветер, и выскочила, вся в брызгах, с мокрыми волосами, облепившими щеки и плечи. Дальше уже все было прекрасно, и казалось странным, что такая теплая, отличная вода только что была ледяной и неприятной.
Неподалеку солидно плыла Алька, задрав мокрую голову и держа подбородок над водой. А Рита продышалась и нырнула снова. Плавала она не слишком быстро и это ее раздражало, ступни в воде сразу казались крошечными, ни на что не годящими, зато нырять могла сколько угодно и на воде держалась в любой позе - хоть лежа на спине с раскинутыми руками, хоть становясь столбиком и пошевеливая ногами внизу.
- Не плывем далеко, - через стиснутые зубы предупредила Алька, - чета я ссу.
И Рита сразу испугалась тоже. Это был ежегодный первый страх, июньский, или же майский, если открыть купальный сезон получалось раньше. Глубина казалась загадочной, страшноватой, вдруг приходила уверенность, сейчас оттуда метнется что-то, плавно и угрожающе, схватит за пятку, дергая вниз. Потом страх уходил и не возвращался до следующего лета. В каком-то журнале Рита вычитала, это, оказывается, нормально, это осталось от предков, которые боялись чудовищ, живущих в темных глубинах, и успокоилась. Страх был описан, назван и приходил не только к ней, значит, не так оно и страшно, нужно только перетерпеть. Так же, как приходилось в начале каждого лета ждать, когда перестанут ныть уши - после пары первых ныряний на глубину. Потом барабанные перепонки привыкали и можно было нырять на спор - схватить со дна горсть песка, или же - еще глубже - спускаться по цепи, держащей буек, перебирая руками звенья, скользкие от водорослей и бугристые от ржавчины.
- Нырнем? - предложила, становясь в воде вертикально.
- Пф, - Алька нечаянно опустила голову, снова задрала, отфыркиваясь, - та ну, тут трава, небось. И камни.
Рита засмеялась, просто так, от счастья, и, плавно выдохнув, нырнула, складывая себя пополам. Без воздуха сердце заколотилось, но, если набрать его полные легкие, будешь болтаться, как поплавок, знала она.
Внизу было черно, мелькали по черноте блики от солнца, а больше никаких подробностей без маски увидеть не получалось, и Рита не стала пытаться достать дно, вывернулась и выскочила на поверхность, отфыркиваясь. Подплыла к Альке, которая сосредоточенно лежала лицом вверх, вернее, медленно тонула, раскинув, как морская звезда, торчащие из воды ладони, ступни и голову.
- Вот, - мрачно сказала, - опять. А ну, поддержи мне там жопу. И чего она тонет все время?
Рита подвела руку и легко приподняла подружку. Та замерла на секунду.
- Убирай! - и еще через пару секунд снова торжественно начала погружаться.
- Ты голову поднимаешь. И ноги. Поэтому середина прогибается.
- А что мне, водой дышать, что ли? Ладно, поплыли обратно.
Они развернулись и, рядышком, как солидные тетеньки-пляжницы, поплыли обратно, по-лягушачьи разводя руки и ноги.
- По-собачьи, - вспомнила Рита, - когда не умеют плавать, то по-собачьи плавают.
- Это как? - заинтересовалась Алька.
Рита показала, сделав пару движений и немедленно начиная тонуть. Алька с серьезным лицом попробовала повторить и отфыркавшись, завопила:
- Так нечестно! Я не умею плавать, как плавают эти, которые не умеют! Что за дела?
- Я тоже не умею, - утешила ее Рита, снова переходя на вольное подобие брасса, - какие-то мы с тобой полные неумелки. Не дрейфь, Петушина, найдем того, кто по правде не умеет и пусть нас научит. Чтоб мы тоже не умели. Ты как? Плывешь еще?
Алька встала вертикально, лицом изображая озабоченность. Снова поплыла.
- Еще не дно. Нас не сносит, а?
- Нет, - утешила ее Рита, - видишь, они напротив.
На фоне травы и деревцев ярким пятном краснели плавки Славика на искаженном квадрате покрывала. Саша слонялся вокруг, что-то разглядывая и поддавая ногой.
- О, - обрадовалась Алька, в очередной раз проверив, достает ли нога до дна, - еще два разика и можно пешком. Дойтить.
- Ласты бросишь мне?
- Ты только недолго! - через пару минут кричала Алька, швыряя с берега ласты в сторону Риты, - а то мы тут сжаримся.
Славик встал, подходя к полосе прибоя. Они, и правда, подумала Рита, наощупь надевая ласту и стараясь не перевернуться без опоры в толще воды, и правда - почти одного роста.
- К барже не плыви! - крикнул он, одновременно протягивая Альке полотенце, - там железяки!
- Хорошо! - отозвалась Рита, повернулась и, с наслаждением работая ногами, рванула от берега, иногда ныряя, чтоб проплыть несколько метров в сердцевине зеленой и одновременно прозрачной воды.
Баржа осталась там же, где берег, песок и сизая трава-осока, - чернели выступающие над серебром воды части - какие-то штыри, изогнутые остатки борта. Чуть правее впереди медленно приближались ставники - длинные неровные шесты, держащие подводные сети. Вода туго укладывалась под ласты, подталкивая вперед, как будто Рит шагала, толкаясь подошвами от воды, как от поверхности земли, но не стоя, а лежа.
Вдруг, когда в очередной раз опустила в воду мокрое лицо, под ней мелькнули быстрые длинные блики, прошли сомкнутой небольшой стаей. А в колено мягко ткнулось зыбкое, проскальзывающее.
- Ох, - сказала себе Рита, одновременно напуганная и развеселившаяся. Тормознула стремительный ход и развернулась, стараясь держаться подальше от большого, размером с хороший арбуз, купола медузы-корнерота, украшенного сиреневой каймой, ясно видимой в толще воды. Сделав небольшой круг, подплыла к медузе со стороны купола, протянула ладонь и уперлась той в маковку, отталкивая подальше. Медуза распластала кружевные щупальца, задвигала краями зонтика, переливая по ним сиреневую кайму.
- Иди давай... отсюда, - шептала Рита, двигая слегка упрямое тело, которому неудобно, конечно, плыть щупальцами вперед.
Плавным движением она развернула медузу, стараясь держать руку подальше от щупалец и каймы, и та медленно пошла в глубину, теряясь в зеленом полумраке. А Рита поплыла обратно, уже торопясь: чтоб Алька не стала возмущаться, что она бросила всех и снова резвится, "тоже мне дельфин" ...
Неподалеку от баржи встала, тут вода была уже по грудь. Медленно прыгая на одной ноге, стащила ласту, потом другую, и держа в руке, пошла к берегу, разглядывая поросшие зеленой травой рыжие железки с торчащими острыми краями. Не утерпела, ступила ближе и, осторожно держась за одну железяку рукой, в которой болтались взятые за ремешки ласты, нагнулась, ощупывая поверхность металла. Острые полукруги ракушек, такие знакомые наощупь, грозили порезать кожу, но Рита об этом знала, потому, еле касаясь, выбрала ту, что сидела отдельно, ухватила покрепче и, раскачав, оторвала. Через воду слышался небольшой звук, подобный треску рвущейся ткани - рвались крепкие нити биссуса, которыми ракушка прикрепилась к железу.
Выйдя на мокрый песок, кинула оторванную ракушку в подставленные Алькой ладони.
- Я ж говорю - мелочь, - сказала та, вертя блестящую, черную, как вороненый металл, удлиненную раковину со скользкой бородкой морской травы, - куда ее теперь?
- Отпусти снова, - посоветовал Славик, - или Сашке отдай, он съест.
- Сырую, прям? - Алька фыркнула с недоверием.
Но Славик кивнул, улыбаясь и отбирая у нее добычу Риты.
- Сашок? Ты как, проголодался?
Сидящий на покрывале Саша поймал мидию, теперь уже брошенную ему. Повертев, размахнулся и швырнул в воду.
- Мелкая. Там наемся, на дальней барже.
- Врешь! - уличила Алька, тыкая в его сторону длинным пальцем, - не будешь ты сырые! Или спорим, давай!
- Спорим, - согласился Саша, кладя ногу на ногу и вытаскивая пробку из бутылки с компотом. Хлебнул и протянул Рите, которая уселась рядом, прижимая полотенце к мокрым волосам. Та благодарно приняла бутылку, в которой компота уже почти на донышке, хлебнула тоже.
- На что? - воинственно спросила Алька, усаживаясь с другой стороны от Саши.
Тот ухмыльнулся в ответ, пристально глядя светлыми глазами. Алька почему-то смешалась, хмурясь, отобрала у него бутылку с остатками компота и попила тоже. Славик от предложенной бутылки отказался.
- Допивай. Меньше тащить. У нас еще вода есть, две фляжки. И огурцы. Если сжевать огурец, то пить вообще не хочется. И не потеешь, идти легче. Ну что, двигаем дальше?
Но тут же сел сам, потом со вздохом улегся поперек, так что Рита подобрала ноги, не тыкаться же пальцами ему в ребра.
Редкая тень деревца лоха расписала их лица и плечи. Вставать и идти по жаре было совсем лениво, и они все вместе еще полежали молча: трое навзничь головами к траве, один у них в ногах поперек. Молчанием обманули цикаду, она скрипнула раз, другой и завелась, яростно скрежеща. Умолкла, когда Саша зевнул, а Славик, подняв загорелые руки, опустил, упираясь в покрывало, и встал, тут же нагнулся, собирая вещи.
- Пора. Через деревню пройдем, а там уже совсем близко.
- Травища, - вдруг сказал Саша, вешая на плечо свой брезентовый мешок, и быстро исподлобья глянув на Альку, рассмеялся. Но еще до того, как она успела возмутиться или потребовать объяснений, пошел вперед и, ускоряя шаги, замаячил далеко впереди, на фоне режущих глаз белизной развалин рыбацкой деревни.
***
Вдруг, как-то незаметно, исчезли все звуки. Остался только легкий шелест ветерка и шаги босых ног по горячему песку. Рита шла медленно, по бывшей, наверное, улочке, меж разрушенных домов, от которых остались неровные стены с проемами окон. Молчала, и ее спутники молчали тоже, за что она была им мысленно благодарна. Саша ступил в сторону и исчез за руинами, сверкающими остатками побелки на песочно-бежевой каменной кладке. Внутри бывших домов рос бурьян, покачивая верхушками в окнах, или же стоял вообще неподвижно, будто совсем неживой, будто его нарисовали тонкой кистью, тщательно выведя сперва темную, чуть сероватую гущу, а над ней - все более тонкие стебли, увенчанные несколькими листочками.
В странной, яркой дневной тишине крикнула птица. Прошелестела крыльями, хлопая и мелькнув серым летящим пятном. И снова - тихо-тихо.
Рита замедлила шаг, позволяя спутникам уйти вперед, они свернули и скрылись, забирая с собой тихие звуки шагов. И вокруг не осталось ничего, кроме жары, солнца с черными от стен тенями, и диких трав, живущих там, где когда-то жили люди. И - самой Риты.
Она встала на маленьком пятачке, замерла, стараясь дышать неслышно. Уши чутко ловили близкие звуки, отсекая их от дальних - плеска воды, еле слышных далеких голосов. И сама тишина помогала ей слушать, стоя вокруг плотной завесой. Вот я, медленно думала Рита, вот - жара. И все. Нет ничего и никого вокруг. Только маленькие бабочки неслышно порхают над верхушками трав.
Почему-то это было так восхитительно, что сердце пропустило удар и сжалось. Жара крепко держала на ее горячих плечах свои солнечные лапы. Заполняла все - как невидимый сироп, но не влажный, душный, а звонко-высушенный и абсолютно неподвижный.
Я могу тут остаться, думала Рита, делая маленький шаг к стене, такой чистой от времени, ветра и солнца, словно ее специально создали именно так - обрушенной, с зеленой плетью какого-то растения, чьи листья напоминали треугольные мордочки ящерок, а мелкие сиреневые цветочки пахли сладко и чарующе. Войду туда, в как бы комнату, которая ничем не отделена от воздуха и жары, и видно снаружи - никакого там хлама, лишь маленькие песчаные дюны и растущая через песок трава... И останусь там. Жить летним привидением. Но тогда, наверное, нужно превратиться во что-то, в тот же стебель травы, украшенный цветиками. Или в просушенную солнцем и просоленную ветрами старую скамью, что притулилась к стене. Буду тут. Вечно.
За руинами домишка послышался голос Альки. Рита улыбнулась смущенно, обернулась, медленно выплывая из внезапного колдовства. Но, делая уже обычные человеческие шаги, вдруг поняла - оно уже с ней и никуда не уйдет. Можно ли про такое сказать? И - кому?
Присоединяясь к спутникам, поняла, если и можно, то ей нет в том нужды. Этот подарок летнего легкого зноя и еле заметного ветра, заблудившегося в старых разрушенных домишках - он только для нее самой.
- У меня тут мурашки, - вполголоса сказала Алька, для наглядности поводя худыми плечиками, - как будто тут привидения, да?
Теперь тут я, подумала Рита, но ничего не сказала, улыбнулась, кивая словам.
- Таскают сети, - согласился Славик, отходя за угол низенького дома, - стелят между домов, чтоб сохли. Идите сюда, что покажу.
Девочки обогнули каменный угол. Славик сидел на корточках рядом с железными кольями, на которых болтались ржавые остатки проволочной сетки. А у бывшего входа в домик сверкали на фоне белой известки оранжевые цветики календулы, трогательная память о бывшей цветочной грядке.
Поднимая лицо, Славик кивнул, что-то выкапывая из рыхлого песка.
- Аля? Попробуй!
- Та ну, - возмутилась Алька, - там вдруг еще сколопендра. Или медведка.
Но присела рядом и тоже погрузила пальцы в раскопанный Славиком песок.
- Ой! - в перепачканной руке оказались мелкие, как грецкие орехи, но сияющие чистенькой розовой кожурой картофелины.
Алька быстро обобрала с них нитки корешков, встала на коленки, с азартом копая песок дальше.
- Тут огороды были, - рассказал Славик, - маленькие, у домов, ну палисадники, в-общем. Вон, смотри, укроп растет. А картошка - листья уже солнцем пожгло, не поливает же никто. Но все равно, видите, урожай.
- Урожайчик, - засмеялась Рита, тоже становясь рядом на коленки.
Это было забавно и по-сказочному трогательно - выбирать из песка без лопаты, просто руками, тайный сам себе урожай, вот же - люди давно ушли, дома развалились, а картошечка вырастает, цветет, завязывает клубни.
- И мыть не надо, - Славик деловито вытаскивал картофелины, оббирал корешки, отряхнув, складывал в сумку, - еще немножко наберем и потом в костер ее. Так... а соль? Сашок? Ты соль взял?
- Ха, - Алька встала, ссыпала добычу к нему в сумку, выпрямилась с победительным видом, - а мы вот взяли! Ритк?
- Э-э... нет, - покаялась Рита, - ты ж вроде брала?
- Я тебе сказала же!
- Разве? Я думала ты возьмешь...
- М-м? - из-за кривенькой вишенки, окруженной чахлыми подростками-отростками, явился Саша, подтягивая свои плавки с полосатым поясом, - звал меня?
- Соль! - Славик указал на Сашу испачканным в песке пальцем, - соль!
Саша свесил голову, осматривая впалый живот и выступающие ребра.
- Взял? - уточнил Славик.
Тот замотал головой, улыбнулся и снова исчез за вишенным кустарником.
- Ну, что вы хохочете? - Славик не выдержал и захохотал тоже, - не, ну, кино и немцы! Я Сашке точно сказал, чтоб он взял коробок.
- Спи... спичечный, - прорыдала Алька, - у нас тоже ж.
- Ну и ладно, - Славик взвесил на руке сумку, потяжелевшую от собранной картошки, - что делать с ней? Тащить или высыпать? Без соли не будете же?
- Нет, ты неси-неси, - расстроилась Алька, - там посмотрим.
"Посмотреть" получилось уже далеко за деревней, где на песчаной полянке расположился со своим скарбом одинокий рыбак. Сидел на драном коврике, заедая здоровущий алый помидор ярко-зеленым огурчиком. И соль лежала рядом - на развернутой газетке, в обязательном спичечном коробке.
Пока Алька тыкала локтем Риту, а та, округляя глаза, пихала ее в ответ, пытаясь выражением лица доказать, что просить у нее не получится, пусть Алька сама, она в этом деле мастак, все снова разрулил Славик. Пошел к рыбаку, приветственно вздымая загорелую руку, присел рядом на корточки, толкуя о чем-то, спрашивал, выслушивая ответы из-под обвислых полей старой панамы, потрогал с уважением уже вытащенный на песок кукан с нанизанной на него рыбой. И, повинуясь вялому жесту коричневой руки в клетчатом закатанном рукаве, забрал коробок, кивая и улыбаясь.
Подойдя, сообщил, суя добычу в сумку:
- Ему уже не надо, с ночи ловил, уходит. А нормально так, у него там кефали штук десять и две камбалки с тарелку размером.
- С такую? - Саша раскинул длинные руки, покрытые белыми волосками, и засмеялся.
- С тарелку, - поправил Славик, - а ты тазик какой-то показываешь. Так, вы чего снова хихикаете?
- Ну... смешно же, - оправдалась Алька, полыхая щеками, и повторила басом, - та-зик...
Рита прикусила губу и заторопилась, чтоб ребята не увидели ее лица. Какое оказывается популярное слово "тазик", никуда от него.