|
|
||
An Habitation Enforced. В ред. сб. Actions and Reactions (1909). |
Обязывающее местоположение.
Редьярд Киплинг.
An Habitation Enforced. В ред. сб. Actions and Reactions (1909).
Пер. Crusoe.
Мой друг, если тяжбы терзают тебя,
Мой друг, если кривды терзают тебя
Сокройся, укройся; внимай: для тебя
Есть место, где отдых исцелит тебя.
То благость Господня, она для тебя
В деревне живи - и вернёшься в себя.
Томас Тассер.
Ударило нежданно, в самые дни, когда он изготавливался крушить картель Хольца и Ганзберга. Нью-Йоркские врачи называли это переутомлением; а он лежал в зашторенной комнате, скрестив лодыжки, прижав язык к нёбу, ожидая, когда следующий инсульт воткнётся раскалённым шилом и душа отлетит, сорвавшись с земного якоря. А затем предъявили приговор: если соблюдать предосторожности, можно года через два вернуться к делам, но сейчас необходим отдых за границей с полным отказом от всяких трудов. Он покорился. Это была капитуляция; и картель, только что трепетавший под его ножом, оказал ему полные воинские почести. Сам преисполненный сочувствия Ганзберг взошёл на борт парохода и декорировал апартаменты Чапина роскошными букетами.
- Терновый венец - заметил Чапин. - Фитц прав. Я мёртв; зачем он не прикрепил ленты с надписью "Усопшему"?
- Блажишь! - ответила жена, отмеряя микстуру. - Ты вернёшься скорее, чем думаешь.
Он посмотрел на себя в зеркало, недоумевая, как слабо изменился за три последних месяца в аду. С палубы шёл раздражительный шум, и он прилёг, слабо водя языком по нёбу.
Через час он заговорил снова.
- Софи, получилось нехорошо: я желал ограждать тебя, а на деле отстранил. И - думаю - мы сейчас самые одинокие люди во Вселенной.
- Но разве мы не вместе? - ответила Софи, и поцеловала его.
Они блуждали по Европе несколько месяцев - вдвоём; иногда случалось встретить цыганствующих скитальцев из родных мест. От Нордкапа до Голубого Грота на Капри путь их вилял волею случая - ближайший рейс парохода, мнение нечаянного попутчика. Доктора велели Софи остерегать мужа от интереса к любым делам, даже к делам других, но предписание казалось неисполнимым: час оживлённой беседы с железнодорожным магнатом из Наухейма закончился знакомым онемением в основании шеи. С Чапином сделалась истерика.
- Мне уже за тридцать - всхлипывал он - я ничего не успел!
- Представь, что у нас медовый месяц - отвечала Софи. - Знаешь, ты ни разу за шесть лет не сказал мне, на что собираешься потратить жизнь.
- Жизнь? Потратить? Жизнь окончена.
Софи бросила взгляд на Неаполитанский залив.
- Дела идут без меня, а я теперь рантье, как тот архитектор из Сент-Морица.
- Тебе бы лучше не волноваться, но, если считаешь такую жизнь пустой, вспомни, что есть вещи и похуже - а сколько у нас денег?
- Четыре - пять миллионов.[1] Но причём тут деньги. Зачем ты о деньгах. Здесь принцип. Как ты сможешь меня уважать? Ты всегда видела меня в деле, и я ничего не стою, пока не вернусь к работе. Наши традиции, наше воспитание не позволяют жить просто так. У нас своё кредо.
- Теперь-то я догадалась, почему вышла замуж: потому что распознала в тебе некоторый идеал - ответила Софи, и они направились в очередной, сорок третий по счёту, отель.
В Англии они не слышали чужого уличного говора - как на Континенте, как в космополитических городах отечества. Все люди Англии говорили на одном языке - схожем, на первый слух, с языком Америки, но, при ближайшем знакомстве, - на языке непонятном.
- Первый раз в Англии? - спросила седовласая дама. Они встречали её в Вене, Байройте, Флоренции и были рады увидеть теперь, в "Кларидже"; знакомка отличалась практической сметкой и всегда знала, какой аптекарь работает с рецептами аккуратнее прочих. - Предположу, что вы, как и я, решили наведаться в общий дом наших предков?
- Мы уже неделю здесь, миссис Шонтс - ответила Софи - но видим одних только алчных германских официантов[2].
- Это не местные люди. Но - если пожелаете - я могла бы направить вас в лучшее место - предложила миссис Шонтс.
Чапин насторожился: он остро желал уйти от оживлённых улиц, где энергичные люди одной с ним породы делали запретный для него самого бизнес.
- Желаем и повинуемся, миссис Шонтс - ответствовала Софи, уловив настроение мужа по энтузиазму, с каким он принялся прихлёбывать отвратный английский чай.
Миссис Шонтс улыбнулась и принялась руководить. Она получила полномочия; она затеяла обширную переписку; разослала по всей стране телеграммы; снабдила супругов рекомендательным письмом в некоторое место в глуши; проводила до вокзала под названием "Чаринг-Кросс"; и отправила к месту назначения с бочкообразного по внутреннему очертанию перрона. Далее им предстояло проследовать в Рокетс - ферму какого-то Клока на юге страны, где - как уверила их миссис Шонтс - как раз и обнаружится истинная Англия подлинных народных песен и неподдельного фольклора.
Они прибыли в Рокетс через несколько часов - четыре мили от станции по дороге и, судя по тряске в кромешной темноте, восемь миль по дальнейшему бездорожью. Их встретили тени деревьев, коров, очертания амбаров; а мистер и миссис Клоки пугливо поприветствовали гостей на пороге каменной, вросшей в землю кухни. Супругам постелили в мансарде с бугристым белёным потолком; шёл дождь; в кирпичном очаге, в железной корзине, горели дрова, и они заснули под мыший писк и треск огня.
Проснулись они среди ясного дня, в шуме птичьего щебета, в гуще запахов: лаванда, жаримый бекон и нечто незнакомое, но явно природного происхождения.
- Это - сказала Софи, опасно перегибаясь за узкое окно в попытке заглянуть за угол - это - как это сказал извозчик - кэбмен - дежурному по станции о моём чемодане - "почти совершенство?"
- Нет, "клёвая штучка"[3]. Я словно попал на край света, никогда не забирался в такую глушь. Не поискать ли нам телеграфа?
- А зачем? - Софи расхаживала по мансарде, размахивая щёткой для волос, и с восхищением рассматривала картинки из иллюстрированных еженедельников, наклеенные на двери и буфете.
Но чужеземная душа не смогла успокоиться, пока факт наличия почты не был доподлинно установлен. Оставив Софи, погрузившую лицо в лавандовые заросли за низким окном, он спросил о телеграфе у дочери Клоков, готовившей завтрак.
- Через перелаз ограды Барнова поля, - объясняла Мэри, - и увидите напротив колокольню Пардонов. Там рядом. Не заплутаете, если не собьётесь с тропы. Моя сестра на почте телеграфистом. Но это три мили, сэр. Вы лучше попросите мальчишку, он вам сюда принесёт, из Пардонов.
- Кто-нибудь просто обязан заработать на доверчивости этой деревенщины - пробормотал Чапин.
Софи разглядывала фахверковый дом в кольце фруктовых деревьев и огороженный двор; на дёрне виднелись одни лишь вчерашние следы привёзшей их повозки и ещё какие-то две колеи шли вокруг стога.
- Что тебе в этом? - сказала она - Сюда приходят лишь телеграммы из Авалона.
Она подманила к себе борзую с обворожительными манерами, честными глазами, без видимого занятия и временами откликавшуюся на имя "Рэмблер". После завтрака, Рэмблер повел их на задворки, по косогору, к перелазу в простор до самого горизонта и: "Сейчас мы увидим чудеса" - пропела Софи, с восторгом и нестеснительно танцуя в траве.
Они шли по склону, сквозь бреши в живых изгородях, по череде полей, сплошь поросших ежевикой. Никаких ворот не было; там и тут торчали межевые столбы, расшатанные скотом, подрытые кроликами. Узкая тропка петляла среди зарослей; перед бегущей собакой замелькали множество беленьких хвостиков, взмыл и пронзительно вскрикнул ястреб.
- Ни дорог, вообще ничего!- восклицала Софи, цепляя короткой юбкой колючки. - А я-то думала, что вся Англия - сад. А вот и твоя колокольня, Джордж, за низиной. Как забавно!
Они пошли лощиной по совсем заброшенной земле; нашли призрачный клок некогда посеянной и заглохшей люцерны: здесь твёрдая, непаханая делянка заросла чертополохом метровой высоты; там раздольно буйствовал кервель, прикидывающийся культурной петрушкой. Полосы скошенной травы на плохо стравленных покосах путали ноги, земля искрилась от росы. На самом дне низины ручеёк размыл мостик и бурлил между обломков. Но на склоне за ручьём стояли большие деревья - старые, высокие, великолепные, подобно невыцветшим гобеленам на стенах оставленного дома.
- Каких-то сто миль от Лондона - произнёс Джордж - Как будто бы и эти места поражены нервным истощением.
Тропинка пошла по краю низины, прорезала чащу рододендронов, пересекла дорогу, некогда проезжую, и пресеклась в тени двух гигантских каменных дубов.
- Дом! - выдохнула Софи - В колониальном стиле!
За голубоватой зеленью деревьев-близнецов поднимался тёмно-синий кирпичный дом, огромный, георгианский, с окном в форме раковины над дверью между колоннами. Собака бросила одураченных спутников и скрылась. Какая-то живность шевелилась в ветвях, носились четыре спугнутые сороки и более никаких признаков жизни, никаких звуков, но сам массивный дом дружелюбно поглядывал на пришельцев высокими окнами.
- Он рад нам, я точно знаю, - Софи присела в реверансе. - Джордж, я поняла: мы в начале времён. Мы родом из этого времени. - И она повторила реверанс.
Июньское солнце сияло в полную силу. Дом походил на бабушку-леди, мудрую и умудрённую опытом трёх поколений, умиротворённую в дремлющем покое, за наблюдением за шустрыми и энергичными внучатами.
- Я хочу его осмотреть! - Софи встала на цыпочки и, заслонив глаза от солнца рукой, посмотрела в окно. - Ой, эта комната наполовину заставлена кипами - кажется шерсти. И я вижу краешек камина. Джордж, войдём! Есть тут кто-нибудь?
Она отступила за спину мужа. Входная дверь медленно открылась, выпустив собаку с белым от молока носом и Хранителя Древностей, в голубом ниспадающем одеянии, забавно сборчатом на плечах и груди.
- Сообразно, - сказал Джордж вполголоса - Старик Седое Время собственной персоной. Так вот где он живёт, Софи.
- Здравствуйте - пискнула Софи - Нельзя ли осмотреть дом? Извините, к вам забежала наша собака.
- Нет, это Рэмблер - сказал старик - Он здешний, я его кормлю. Вы ведь в Рокетс остановились? Заходите. Ну, бродяга!
Собака метнулась от старика, и он заковылял за ней на улицу. Они вошли в холл - почти такой же большой и светлый как в их собственном доме - и оказались у подножья парадной лестницы под большим овальным окном. Лестница, когда-то кремово-белая, широкая, с редким ограждением, полого шла вверх. По сторонам, за изящными заплесневелыми дверями, обнаруживались захламлённые комнаты; из-за нагромождений тюков с шерстью выглядывали камины цвета морской волны, украшенные барельефами нимф, Купидонов и свитков.
- Где они заказали такое? - восхищалась Софи. - Ну что же я говорю, мы же здесь, здесь! Это всё оригиналы, старинные вещи! Работа Адамса? Я и мечтать не могла увидеть такое, вот как эта каминная решётка, резьба, сталь! Как ты думаешь, нам везде можно ходить?
- Старик ловит собаку - сказал Джордж, выглянув наружу. - Так что считаем, что можно.
Они осмотрели первый этаж, наслаждаясь как дети, играющие в разбойников.
- Типичная Британия - заключила она. - Изумительно, но никто ничего не объяснит. Сам понимай, как хочешь. Пойдём наверх.
Лестница не скрипнула. С широкой верхней площадки они вошли в длинную комнату, отделанную зелёными панелями; три огромных окна освещали её, а за окнами был сад - старый и заброшенный, разбитый на террасах, переходящий в лесистый склон.
- Гостиная - Софи прошлась по комнате. - Этот камин - Орфей и Эвридика - лучший из всех. Посмотри, зал и без мебели не выглядит пустым! Как это, Джордж?
- Такие пропорции. Я заметил.
- Однажды я видела софу работы Хеппелвайта - Софи прижала руку к пылающей щеке и заключила: - Две таких, по одной с каждой стороны - и не нужно больше ничего. Пожалуй, ещё одно хорошее зеркало над камином.
- Ты лучше смотри в окно! Чистый Констебль! - восклицал муж.
- Нет, это Морланд - пародия Морланда. Но всё же, какие диваны подойдут, Джордж? Может быть ампир лучше Хеппелвайта? Грубое золото в контрасте с нежной зеленью? Какая жалость, что теперь не делают клавикорды.
- Ну, достать-то можно. Посмотри на дубовую рощу за соснами.
- Сидеть, никуда не спешить, играть токатты на клавикордах- Софи мурлыкала и, покачивая в такт головой, подыскивала наилучшее место для зеркала.
Потом они обнаружили спальни с гардеробными и куафёрными комнатушками для припудривания париков; ступеньки водили их вверх и вниз по многообразию комнат - круглых, квадратных, восьмиугольных, с украшенными потолками и гравированными дверными замками.
- Поговорим о прислуге. Ой! - Софи выскочила в пронизанную лучами света полутьму чердака, где вперемешку валялась упавшая черепица и куски дранки, а стены были исчерканы именами, восклицаниями и записями о рекордных перелётах. - Тут голубятня!
- Сюда можно въехать на телеге. Прямо через крышу - заметил Джордж.
- И я о том же - прокричал старик от подножья лестницы. - Совсем сыро моим голубям.
- Почему же всё так запущено? - спросила Софи.
- С домами как с зубами. Долго не лечишь, а потом уже поздно. Было время, хотели продать, но никто не купил. Далеко тут слишком от людных мест. А было время, и жить в нём хотели, да перемёрли.
- Здесь? - Софи пододвинулась под полосу света, падающего через дыру в крыше.
- Не - никто тут не помер, разве что со стога падали и всё такое. В Лондоне скончались. - Он снял с голубого халата клок шерсти. - Не было в них основательности - ни в Элфиках, ни в Мунах. Мелкие они были, хлипкие. Перемёрли семнадцать лет тому, а я тут двадцать пять, как наняли.
- А кому вся эта шерсть принадлежит? - спросил Джордж.
- В имущество входит. Я вам комнаты прислуги покажу, если пожелаете. Вы из Америки, да? У меня сын там, единственный мой. - Гости пошли за стариком вниз, по главной лестнице. На повороте он остановился и очертил рукой стены.
- Просторно, если гроб вниз нести. Семь футов, по три человека с каждой стороны, стен не подпортят. Если умираешь в своей кровати, тебя нужно лишь вывалить в гроб, как молочный бидон опростать. Видите, как хорошо устроено?
Он водил их туда и сюда, по лабиринту кухонь, сыроварен, кладовых и буфетных, следовавших чередой вдоль крытых переходов меж домом и фермой - а ферма была видимо старее дома; а дальше, от фермы, до мёртвых полей, своим ранжиром расходились амбары, коровники, свинарники, стойла и конюшни.
- Так или иначе - сказала измученная Софи, присев на край старинного колодца - так или иначе, все эти чудесные старые строения в сохранности, хоть и сеном забиты.
Джордж разглядывал длинные каменные стены; облицовку из серебристых дубовых досок; контрфорсы, частью каменные, частью кирпичные; внешние лестницы; каменные арки; изгибы поросшей травой кровли; круглую валлийскую черепицу и огромный мощёный двор, где бродили пара коров и Рэмблер с виноватым видом.
Он уже третий час не думал о своей судьбе и телеграфе.
- Но почему - сказала Софи по пути назад через пустыри вымерших полей - Почему предполагается, что мы сведущи в здешних делах? Почему никто ничего не объяснит?
- Ты о Элфиках и Мунах?
- Да - и о дальнейшей судьбе этих мест, о душеприказчиках. Кто они? Интересно, под краской в зелёной комнате дубовые стены? Как тебе это - получше, чем экскурсия в Помпеи?
Джордж в который раз обернулся к дому. - С ним идёт восемь сотен акров - старик мне сказал. Пять ферм. Рокетс - одна из них[4].
- Наша любезная миссис Клок! Но как называется старый дом?
Джордж засмеялся. - Это в перечне тех вещей, о которых мы должны заведомо знать. Он ни разу не обмолвился об этом.
Клоки оказались разговорчивее. Тем же вечером и всю следующую неделю они рассказывали - поначалу конспективно, как временным жильцам - о Доме: "Обитель Пардона", было его имя, и о пяти фермах к нему относящихся. Но Софи постоянно задавала вопросы, а Джордж выказывал живейший интерес, так что пришлые гости постепенно обретали доверие, и хозяева поведали им в деталях дела и судьбы Эпиков и Мунов, пройдясь и по боковым линиям родства: Хэйлингсам и Торрелам. Рассказ развернулся в роман с продолжением; Клок рапсодствовал в амбаре, его супруга - за трапезой, а завершения глав звучали вечерами у обширного кухонного очага, после очередного, на полдня, осмотра Дома, где старый Иггулден в голубой блузе радостно встречал их, болтал с ними, подсмеивался над ними. Пружины, двигавшие людскими судьбами, оказывались за пределами их понимания; местные Парки были богами неведомыми; миссис Клок входила в подробности дел и происшествий, поражавших их, как ни одна писаная книга. И Чапины восхищённо слушали, вознося хвалы миссис Шонтс.
- Но почему? Почему-почему-почему это сделалось и вышло так и сяк и эдак? - сидя у камелька, допытывалась Софи, и миссис Клок, отвечала, гладя её по коленке: - Потому что здесь - так.
- Я сдаюсь - объявил Джордж в один из вечеров, когда они ушли в свою комнату. - Люди в этой стране ничто; значение имеет место, где они живут. По её рассказам выходит, что Обитель Пардона - некий Молох.
- Он бедняга! - Они привычно прогуливались вокруг фермы перед чаем. - Ведь все они, несомненно, любили его. Подумай, на какие жертвы они шли во имя Дома. Джэйн Элфик вышла за младшего Торрела, чтобы удержать Дом за семьёй. Восьмиугольная комната с лепниной на потолке, за большой спальней - её. Что он рассказывал за кормёжкой свиней?
- О кузинах Торрела и дяде, умершем на Яве. Они жили в Горелом Доме - за Обителью Пардона, где ручей запружен.
- Нет, Горелый Дом под Рощей Пардона, не доходя до Гэйл Энсти - поправила Софи.
- Да, но старина Клок говорил
Софи рывком открыла дверь и крикнула вниз, в кухню, где Клоки тушили очаг: - Миссис Клок, Горелый Дом ведь под Рощей Пардона, я права?
- Да, моя дорогая, разумеется - рассеянно ответил приглушённый голос. Затем раздался резкий кашель. - Прошу прощения, мадам. О чём это вы?
- Неважно. Я уже получила ответ - засмеялась Софи, а потом, сидя на краю кровати, выслушала от Джорджа реконструкцию опущенной главы.
- Сегодня пришли, завтра уйдут - предостерегающе заметил мистер Клок. - Верно, они заплатили за месяц, но у нас нет гарантий, кроме письма миссис Шонтс.
- Нас до сих пор не подвёл никто из квартирантов по её рекомендациям. Я ответила машинально, вырвалось, не успела сообразить. Она душевная девушка. Да и уедут они скоро. Ты и сам много о чём наговорил им, Альфред.
- Да, но все Элфики мертвы. И никто мне не указ в домашних разговорах. Но что бы я хотел понять: почему они остановились здесь и почему задерживаются так надолго?
Когда подошёл срок платежа за второй месяц, Джордж и Софи задали себе тот же вопрос и стыдливо обошли его. Они сошлись на том, что здесь прекрасный климат - мягкий, без диких скачков от тепла к холоду, как у них на родине - а умеренность погоды им полезна, равно как и полезен Джорджу абсолютный покой по вечерам. Последний избавился от всяких внешних впечатлений, чреватых страстными воспоминаниями о коммерции - даже от вида железной дороги - а телеграф в деревне у Обители Пардона, где продавались почтовые открытки с картинками и игрушки, отстоял от них на три пеших версты полями и лесами.
Он оказался на межпланетной дистанции от бывших коллег и известий от них; а Софи, чья жизнь до сих пор проходила в обществе безмужних дам и надменных жён при деловых людях ничуть не желала отбросить доставшийся ей божий дар. Неторопливые трапезы в предвкушении блаженства свободных часов; прогулки под покровом спокойного неба, когда лишь аппетит напоминает о течении времени; свежая трава под ногами, скрадывающая расстояния; и маленькие открытия - всегда совместные - в блужданиях меж фермами: Гриффоны, Рокетс, Горелый дом, Гэйл Энсти и - сам Дом, где всегда ожидал их Иггулден в голубом халате-рясе; осмотры и исследования проходили снова и снова; а долгие часы дождливых дней они коротали, примостившись на широком подоконнике окна спальни над яблонями и разговаривали так, как никогда прежде во времена отстранения - душа её была довольна, тело блаженствовало.
- Ты осознаёшь - спросила она однажды поутру - что мы совершенно одни последние тридцать четыре дня?
- Точно посчитала?
- Тебе нравится?
- Я не думал об этом. Да, нравится. Шесть месяцев назад я был изъеден болезнью. Помнишь Каир? А здесь у меня были всего два-три приступа. Я поправляюсь или это старческое угасание?
- Климат, всё климат - Софи, сидя на перелазе за амбаром Клоков, выходящем на Обитель Пардона, болтала ногами в новых английских башмаках.
- Кто-то должен этим владеть - сказал Джордж - хотя бы для того, чтобы содержать в порядке. - Он пристально обводил взглядом пространство пустых полей. - Разве нет?
- Потраться на поле для гольфа за Гэйл Энсти, наподобие Морристауновского. Осмелюсь предположить, что ты сможешь его арендовать.
- Я не настолько англичанин - нет, не Морристаунский гольф. Клок говорит мне, что все здешние фермы можно сделать платежеспособными.
- А я как Анастасия из "Сокровища Франшарда"[5]. Живу себе и мурлычу беззаботно.
- Вовсе и нет. - Он улыбнулся. - Ладно, я только за почтой и назад.
- Ты обещал не заниматься делами.
- Это о приятном дельце, оно меня развлечёт. Честно. Никаких забот.
- Помощник не нужен?
- Нет, старушка. "Старушка" - это по-британски вышло?
- Слишком по-британски. Убирайся. - И она поцеловала его средь бела дня. - Я к Пардонам. Не была там почти неделю.
- Ты наконец решила, как обставить комнату Джейн Элфик? - Он рассмеялся. Это прозвучало так, как если бы они давно и вместе владели некоторым иллюзорным замком мечты в Испании.
- Чёрная мебель в китайском стиле и жёлтая парча - немедленно ответствовала Софи, сбегая с холма. Она рассеяла стайку коров у пролома в ограде взмахами ясеневой тросточки - неделю назад её вырезал специально для неё старый Иггулден - и, напевая, прошла по дубовой роще к ферме за Обителью Пардона. Старик не показался, и она постучалась в открытую дверь, предвкушая утро в приятной компании. Голубоглазая овчарка, её новый друг и закадычный враг Рэмблера выползла на порог и, встав на задние лапы, умолила её войти.
Иггулден сидел в своём кресле у огня, держа меж колен вилы, уронив голову на грудь. Сердце Софи осеклось на один удар; она узнала, что старый человек умер. Она не заговорила и не заплакала; только поняла, что стоит за дверью и собака облизывает ей руки. Потом Софи почувствовала на лице мокрый собачий язык и услышала свой голос: Не вой! Скотти, не плачь, пожалуйста, а то я убегу!
Она сидела на земле, пока тени от стогов ползли к полуденному времени, потом, обняв шею пса, сидела на крыльце, ожидая, что кто-нибудь к ней придёт. Софи смотрела вверх; трубы полосовали тенями скаты крыш Обители Пардона, и только одна из них курилась дымком последнего огня, разожжённого Иггулденом, и дымок постепенно таял, пока не исчез совсем. Помимо её воли, в голове закопошился неуместный интерес к неожиданному изгибу, который Муны, Элфики и Торрелы придали повороту широкой лестницы парковой аллеи. Потом вспомнились слова старика о земной юдоли: словно молочный бидон опростать и она зарыла лицо в тёплую собачью шерсть. Наконец, по брусчатке закликали копыта лошади, зашуршала старая серая солома, покрывавшая двор, и Софи оказалась лицом к лицу с викарием - она встречала его в церкви, где он проповедовал странное учение (Софи принадлежала к унитариям) ненатуральным голосом.
- Он умер - сказала она без предисловия.
- Старый Иггулден? Я ехал поговорить с ним. - Викарий обнажил голову и вошёл. - Ох! - Услышала Софи - Сердце отказало. Как долго вы здесь?
- С четверти одиннадцатого - для убедительности она посмотрела на часы и обнаружила, что рука не дрожит.
- Я побуду с ним, пока не придёт доктор. Не могли бы вы сказать ему и - нет, скажите миссис Бетс, дом с глициниями около кузницы. Вы, понимаю, сильно потрясены.
Софи кивнула и опрометью кинулась прочь, в деревню. По пути тело отказалось слушаться и она, привалившись к изгороди, оглянулась на Обитель. И Дом - без слов и бесстрастно - повелел ей исполнить поручение.
Миссис Бетс, маленькая, черноглазая, оказалась так же нечувствительна к происходящему, как и Дом.
- Так-так, так-так, конечно. Дорогая моя! Да, Иггулден, он моего отца ровесник. Мюриэл, дай мне маленькую синюю сумку. Так-так, мадам. Они падают, как хрупкие веточки в безветрие. Ни о чём не беспокойтесь. Мюриэл, мой велосипед за птичником. Я к доктору Далласу, мадам.
Она зажужжала прочь на своём колесе, словно коричневая пчела, а Софи побрела домой по новой земле и под новым небом, стараясь держать спину, и упала возле Джорджа и его писем, захлёбываясь слезами и смехом.
- Здесь это обычное дело. Они, понимаешь ли, падают как сухие веточки в безветрие. Так-так, мадам. Нет, это не страшно, только - о, Джордж, - блестящая палка цапки между стариковых худых коленок! Но Скотти не завыла, и я выдержала. Викарий оказался чутким человеком. Он сказал, что это - это для меня потрясение, а миссис Бетс отправила домой, и я чуть не свалилась ей под ноги. Но я не опозорилась. Я - я не смогла оставить его - я не могла!
- С вами всё в порядке, да? - причитала миссис Клок, узнавшая новость по древнему деревенскому телеграфу с недостижимой для новейшего Маркони оперативностью.
- Я в порядке - отбивалась Софи.
- Прилягте до чая - миссис Клок потрепала Софи по плечу. - ОНИ будут вам очень признательны, хотя и не ладили с ним последние двадцать лет.
"Они" появились с ранними сумерками - чернобородый человек в молескине и маленькая, трясущаяся пожилая женщина, чирикающая воробышком.
- Я его сын - представился мужчина, встав у кустов лаванды. - Мы поссорились двадцать лет назад и с тех пор не разговаривали, но это всё равно; я - его сын; спасибо вам, что присмотрели за ним.
- Хорошо, что я там оказалась - ответила Софи, и вдруг поняла, что говорит искренне.
- Мы пару раз слышали о том, что с тех пор как вы здесь, он много о вас говорит. Мы вам сердечно признательны - добавил мужчина.
- Вы - его сын, вы жили в Америке? - спросила Софи.
- Да, мадам. На дядиной ферме, в Коннектикуте. Он там дорожный мастер - так называется.
- А где в Коннектикуте? - спросил Джордж из-за плеча жены.
- Виринг Холлер. Я там шесть лет прожил, у дяди на ферме.
- Как тесен мир! - воскликнула Софи. - Моя мама из Виринг Холлер. Там, должно быть, и сегодня живёт наша родня - Лашмары. Не слыхали о таких?
- Помнится, где-то я слышал такое имя - ответил мужчина; лицо его было не выразительнее обуха.
Неясная в сумерках женская фигура в сером, вышагивающая как пехотинец с длинной жердью в положении "на плечо", ломилась сквозь сад, требуя пищи. При звуках неадаптированного британского английского, Джордж позорно бежал в гостиную, а миссис Клок, сияя от радости, пошла навстречу гостье. Софи не сумела сбежать.
- Мы только что узнали - обратилась к ней пришедшая. - Весь день охотились на выдру[6]. Превосходный спорт, скажу я вам!
- И как вы - ээээ - с полем? - Софи знала из книг, что спрашивать надо примерно так.
- Да, яловая сука, семнадцать фунтов. Восхитительное развлечение, если умеете. Бедный старый Иггулден...
- О - это! - сообразила Софи.
- Если бы в Пардонах жила хоть какая прислуга, такого никогда бы не случилось. За стариком бы присмотрели. Но чего ждать от шайки лондонских крючкотворов?
Миссис Клок что-то прошептала.
- Нет, я промокла до колен. Если останусь, подхвачу простуду. Чашку чая, миссис Клок, и сэндвич. Съем по дороге. - Она вытерла обветренное лицо жёлто-зелёным шёлковым платком.
- Да, госпожа! - Миссис Клок убежала и мигом обернулась.
- У наших земель общая граница с Пардонами, около мили, на юге - объясняла гостья, размахивая полной чашкой, - но всякому прилично не мешаться в чужие дела. Тем не менее, если бы я знала, то, разумеется, послала бы Дору. Вы видели её днём, миссис Клок? Нет? Похоже, эта девица умудрилась вывихнуть лодыжку. Спасибо - Миссис Клок подала гигантский ломоть хлеба с ветчиной. - Скажу прямо: в Пардонах случился позор. Оставили человека умирать, словно собаку. Люди должны везде понимать свой долг. А вы исполнили свой, без просьб и обязательств. Спокойной ночи. Если придёт Дора, скажите, что я уехала.
Она удалилась широкими шагами, шумно жуя ломоть, а задыхающаяся Софи нетвёрдыми шагами пошла в убежище Джорджа трясти его, трясущегося от смеха.
- Чего это ты гримасничал из-за шторы? Почему не вышел и не исполнил свой долг?
- Потому что чуть не лопнул. Ты видела грязь на её щеке?
- Мельком. Не отважилась разглядывать. Кто она?
- Бог - местное божество. Во всяком случае, это очередное здешнее явление, постигаемое, как ожидают от нас, интуитивно.
Миссис Клок, шокированная его вольнодумством, разъяснила, что гостья - сама леди Конант, супруга Уолтера Конанта, баронета; а тот - видный сосед-землевладелец и если не сам Бог, то несомненный вершитель промыслов Его. И Джорджу пришлось выслушать часовую лекцию о знаменитой фамилии.
- Смех - заметила Софи, когда они уединились в спальне - примета дикарства[7]. Зачем ты не сдержался? Всё это для неё существенно.
- Всё это существенно и для меня. Всё это и меня беспокоит - ответ переменил тон беседы. - А так, как всё это существенно, пора начинать. Ты согласна?
- О чём ты? - немедленно спросила она, поняв, впрочем, интонацию.
- О том, что мне лучше. И что я хочу размяться.
- Чем?
- Этим! - Джордж обвёл рукою комнату. - Пока я не гожусь для работы, мне нужно с чем-то поиграть.
-А! - она сидела на кровати, наклонившись вперёд, крепко сцепив руки. - Возможно, это пойдёт тебе на пользу.
- И лучше здесь, чем где бы то ни было - медленно продолжил Джордж. - Ведь это всегда можно будет продать.
Софи мрачно кивнула, но глаза её заискрились.
- Меня беспокоит лишь одно - утреннее происшествие. Ты ведь сильно переживаешь, верно? И если тебе будет от этого легче, не лучше ли снести старую ферму за домом? Или ты решишь по-другому?
- Снести? - воскликнула Софи - И это говоришь ты, деловой человек? Скажи мне, где мы будем жить, когда большой дом будут приводить в порядок? Ведь они фактически под одной крышей. Нет. То, что случилось этим утром, стало самым сильным - да просто поставило всё на место. Дом не может без людей. Леди Конант совершенно права.
- Я больше размышляю о рощах и дорогах. За полгода я смогу удвоить стоимость этого владения.
- И что они хотят за него? - Софи тряхнула головой, распущенные волосы легли на горящие от возбуждения щёки.
- Семьдесят пять тысяч долларов. Но получат шестьдесят восемь[8].
- После свадьбы мы заплатили в два раза больше за нашу старую яхту. И провели на ней не очень-то счастливые дни. Ты тогда
- Да, в те дни я понял, что слишком американец, чтобы довольствоваться положением богатенького сынка. Ты ведь не винишь меня за это?
- Конечно же, нет. Но наш медовый месяц сильно смахивал на конторские будни. Насколько ты продвинулся в этой сделке, Джордж?
- Завтра с утра готов перечислить задаток, и мы устроим всё дело в две-три недели - скажи лишь слово[9].
- Обитель Пардона - Обитель Пардона! - Софи говорила восторженным речитативом, с отчаянной радостью в распахнутых тёмно-серых глазах. - И все фермы? Гэйл Энсти, Горелый Дом, Рокетс, Грифоны, Домашняя Ферма? Ты точно берёшь их все?
- Не сомневайся - усмехнулся её муж.
- И Рощи? Высокую, Нижнюю, Саттонс, Даттонову Рубенов ручей и Максеев ручей? И оба Дубовых леска? Ты точно получишь всё?
- До последней щепки. Помилуй, ты знаешь все детали не хуже меня самого. - Он засмеялся. - Они говорят, что в одних Дубовых лесках на пять тысяч - то есть, на тысячу фунтов - бруса - так они называют древесину.
- Прежде всего, нужно позаботиться о печке миссис Клок и о кухонной крыше. Всё должно быть аккуратно побелено. - Софи перебила его, указав на потолок. - Всё здесь - кричащий позор. Леди Конант совершенно права. Джордж, в какой момент ты влюбился в Дом? В первый день, в зелёной комнате? Как я?
- Помилуй, я не влюблённый. Я просто должен делать хоть что-то, пока не готов к настоящей работе.
- Или когда мы стояли под дубами и дверь открылась? Да, прилично ли мне будет прийти на похороны старого Иггулдена? - она словно устыдилась среди наивысшего счастья.
- Возможно, здешние сочтут это неподобающим? - спросил он.
- Но я полюбила его.
- Но ты не была его хозяйкой в день смерти.
- Меня это не остановит. Если только - она вздохнула - весь этот их шум о присмотре за стариком не был напоказ, на публику. О, Джордж - она припала к его руке - мы словно пара несмышлёнышей в непостижимом мире и непременно наделаем много небывалых глупостей. Но мы начинаем лучшую пору нашей жизни.
- Завтра мы едем в Лондон, и посмотрим, сумеем ли поторопить английских законников. Я хочу взяться за работу.
И они поехали. И претерпели многие хлопоты, а затем вернулись - субботним вечером, через поля, едва касаясь ногами земли, держа в объятиях две коробки в два на два с половиной дюйма с документами и картами: законные владельцы Обители Пардона и пяти разорённых окрестных ферм.
- Желаю вам счастья, мадам, и искренне верю, что так оно и будет - потрясённо выговорила миссис Клок, когда вечером, у кухонного очага, супруги открылись ей во всём.
- Помилуйте! Это ведь не женитьба - воскликнула в некотором ужасе Софи, потому что дело было не блаженное, а начало того, что американцы называют словом "работа".
- Вот если бы навести здесь достойный порядок - миссис Клок бросила взгляд на печку.
- Пошлите за нужными людьми, и завтра же она будет исправлена - шепнула Софи.
- Мы, разумеется, приметили - медленно заговорил мистер Клок - что со времени приезда вы и ваша леди успели привязаться к здешним местам, но - но я и не предполагал, насколько хорошо вы успели всё обдумать, и - пинок супруги прервал его речь.
- Вы верно нас поняли - ответил Джордж. - Даже сейчас мы едва верим в то, на что решились.
- Возможно - сказал Клок, потирая колено - нет, я просто хочу осведомиться, - вы хотите устроить здесь парк?
- Как это? - спросил Джордж.
- Устроить красивый парк, наподобие Фиалковых полей мистера Сангреса - он ткнул пальцем в западном направлении. - Там стояли четыре фермы, а Мистер Сангрес купил землю и устроил вместо них красивый парк. Со стадами лесных оленей.
- Тогда это не будет Обителью Пардона - сказала Софи. - Не так ли?
- Не знаю, слышали ли вы, что в Пардонах всегда занимались одними зерном и шерстью. Вот только некоторые джентльмены говорят, что с парком меньше хлопот, чем с арендаторами. - Он нервно усмехнулся. - Но джентри, разумеется, прочно держаться за то, то привыкли делать.
- Понимаю - сказала Софи. - На чём делает деньги мистер Сангрес?
- Никогда не знал в точности. На перце и специях; кажется, и на перчатках. Нет. Перчатки - это сэр Реджинальд Лисс из Марли Энд. Мистер Сангрес - специи. Он бразильский джентльмен - очень загорелый.
- В одном будьте уверены. У вас не будет никаких неприятностей - сказала миссис Клок, когда супруги встали, чтобы отправиться ко сну.
Мистер и миссис Клоки узнали новость о покупке в восемь вечера, в субботу. И никто не покидал фермы до следующего утра, когда Джордж и Софи направились на воскресную службу. Тем не менее, когда они вошли в церковь, чтобы по обыкновению проскользнуть на свои обычные места, рядом с купелью, и наблюдать, как растрёпанные, хвосты красных колокольных верёвок дёргаются и приплясывают в такт звонам, их взяли в прочное окружение, усиленное Клоками на обоих флангах (до этого Клоки не сопровождали их в церковь) и доставили в пыльные объятия некоторого черноризного служителя, кто указал им на отгороженные передние места левого придела, под самой кафедрой.
- Пардоново место - здесь - неодобрительно выдохнул он; супруги вошли; служка затворил дверцу.[10]
Отсюда были видны лишь мальчики-певчие у алтаря, но ощущение того, как прихожане буравят их спины немилосердными взглядами, язвило до самых корней волос.
"И беззаконник, если обращается от беззакония своего". Сильный, чужестранный голос священника вибрировал между подбалочниками крыши; они искали знакомые места в чужой англиканской службе и сердца их тонули в незнаемом дотоле вязком одиночестве. И молитва "Патер Ностер", "Отче наш сущий", окончательно запечатала дверь одинокой их отстранённости. Софи поймала себя на том, что рисует в воображении скорое, неизбежное и подробнейшее судаченье об их приобретении в десятках заморских газет, забыв, что Джорджу уже много месяцев не дозволено даже и вскользь смотреть на новостные листки с их жирными, кричащими заголовками. Их окружала пустота, просто тишина даже без намёка на враждебность! Им передали ход; другие игроки положили карты на стол и ждали. Она чувствовала ожидание, сгустившееся в воздухе; и, обратившись взглядом к тому, что было перед ней, увидела вдруг рельеф летящей птички[11] над вырезанным по мрамору утешением: "Подожди немного - Ждать недолго".
По ходу молебствия, Джордж, в борьбе с непослушной подушечкой, задвинул кусок коврика под скамью. Софи откинула свой конец ковра и сморгнула - веки засаднило от воскурений. И открыв снова глаза, поняла, что видит перед собой девичье имя матери, красиво вырезанное на голубом камне пола в оградке места Пардонов: Элен Лашмар, скончалась в 1796 в возрасте 27 лет.
Она подтолкнула Джорджа и указала на надпись. Сокрытый в коленопреклонённом положении Джордж стал исследовать пол в поисках новых сведений, но более на плите не значилось ничего.
- Ты что-нибудь слышала о ней? - шепнул Джордж.
- Не знала, что кто-то из нас явился из этих мест.
- Однофамилица?
- Возможно. Но это радует меня. - Она улыбнулась, утёрла слёзы и, держа мужа за руку, слушала слова: "Всех, кто тяжёл ребёнком" - вместо привычного "Счастливое разрешение бремени"; а воробушки, нашедшие путь через сетки за остеклением, чирикали над выцветшей позолотой и алебастром фамильного древа Конантов.
Баронетское место располагалось по правую сторону прохода. После службы, прихожане из правого придела пошли к выходу: без спешки, но так, чтобы прочно перекрыть путь смуглой персоне при большой семье - и тем оставалось нервически переминаться в тылах.
- Наверное, это специи - отметила Софи, наблюдая, с глубоким удовлетворением, за тем, как плотно заблокированные Сангресы уступают дорогу Конантам. - Подождём, пока все разойдутся, Джордж.
Но снаружи их встретили множество поселян: они собрались у кладбищенской ограды, пристально рассматривая Софи и Джорджа.
- Хочу посмотреть, не захоронены ли здесь другие Лашмары - сказала Софи.
- Не сейчас. Сегодня мы выставлены напоказ. Пойдём скорее домой - ответил муж.
Группы фермерских семей, с Клоками, стоявшими в некотором отдалении, расступились и дали им проход. Мужчины здоровались краткими кивками; дамы судорожно исполняли намёки на реверанс. Один только сын Иггулдена, поддерживавший под локоть матушку, поднял шляпу, когда Софи поравнялась с ними.
- Ваши люди - громкий голос леди Конант прозвучал прямо в ухо Софи.
- Должно быть - Софи покраснела от смущения, ибо сами "люди" стояли в паре ярдов от них, но это был не вопрос и ответа не требовалось.
- Вот у того ребёнка по виду свинка. Вы обязаны указать его матушке, что ей нельзя ходить с ним в церковь.
- Не могу оставить её без присмотра, моя леди - сказала женщина. Она за минуту спалит весь дом, она обожает играть со спичками. Так ведь, Моди, золотко?
- Доктор Даллас осмотрел её?
- Ещё нет, моя леди.
- Должен осмотреть. Вы, конечно, не можете отлучиться. Так. Моя дура-служанка собирается к нему со своими зубами завтра к двенадцати. Она и заберёт девочку - где? В Гэйл Энсти, вы поняли? в одиннадцать.
- Да. Большое спасибо, госпожа.
- Мне бы не стоило делать этого - сказала леди Конант извиняющимся тоном, - но в Пардонах так долго не было хозяина, и вы, верю, простите меня за это вмешательство. Могу ли пригласить вас на ланч? Обычно к нам приходит и викарий. Мы не запрягаем по воскресеньям[12] - она бросила взгляд на экипаж бразильца с серебряными гербами. - Отсюда не дальше мили по полям.
-Вы - вы очень любезны, сказала Софи, презирая себя за дрожащий голос.
- Моя дорогая - властная речь сменилась вдруг успокаивающим воркованием - вы что же, думаете, что я не знаю, как это: уехать из другого графства - то есть, страны, я хотела сказать[13] - от своего народа? Когда я приехала из Мидленда - сама я из Шропшира, если не знаете - то плакала дни и ночи напролёт. Но одиночество не облегчает в страданиях. А вот и Дора. Она накануне подвернула ногу.
- И ковыляю, как циркуль землемера - весело ответствовала рослая девица. - Выходите с нами на охоту, миссис Чапин. С вашего разрешения, мы могли бы на наступающей неделе потревожить и ваши воды[14].
Сэр Уолтер успел перехватить Джорджа, викарий занял позицию сбоку от Софи, и супругам не удалось избежать ни бодрой прогулки по полям, ни роскошного ланча, где сменяющие друг друга негромкие беседы вились вокруг одного центра - деревни. Софи услышала, как викарий и сэр Уолтер запросто называют её мужа "Чапин"![15] (Она вспомнила множество знакомиц из предыдущей жизни, привычно обращавшихся к собственным мужьям не иначе, как с прибавкой "мистер"). После ланча леди Конант в подробностях разъяснила ей особенности родовспоможения в коттеджах и на фермах, удалённых от медицинской помощи, и о том, какие обязанности это накладывает на хозяйку Пардонов.
Путь до неухоженной границы их собственных земель шёл через три стриженые лужайки и калитку в буковой изгороди. Было около пяти вечера.
- Дай мне руку, пожалуйста - попросила Софи, когда они осторожно пробирались между буковых пней и безудержно разросшегося падуба. - Помнишь ту старую деву в "Привидении и гитаре", кто выслушала ругань комиссара и перестала считать себя девицей?[16] Теперь я её родня. Эта леди Конант
- Ты узнала что-нибудь о Лашмарах? - прервал её Джордж.
- Я не стала спрашивать. Прежде напишу тётушке Сидни. Впрочем, леди Конант упомянула за ланчем о некоторых землях, купленных ими у некоторых Лашмаров несколько лет назад. Из дальнейшего, я поняла, что речь идёт о начале прошлого века.
- И что ты ответила?
- "В самом деле? Как интересно!". Что-то в этом роде. Я не собираюсь выставляться перед ними. Вполне наслышана о потугах мистера Сангреса в этом направлении. А что ты? Я не видела тебя за цветами. Тонкий лёд, дорогой?
Джордж утёр пот с загоревшего в вольной жизни лица.
- Нет, раз плюнуть. Я, понимаешь ли, купил Обитель Пардона, чтобы лишить укрытия охотничью дичь сэра Уолтера.
Фазаний петух прошуршал по палой листве и со взрывом стартовал прямо из-под их ног. Софи подпрыгнула.
- А вот и одна из этих птичек - спокойно отметил Джордж.
- Да уж, твои нервы окрепли, ничего не скажешь - сказала Софи - А ты объяснил им, что купил себе временную игрушку?
- Настолько моя нервная система ещё не окрепла. Я допустил только одну явную оплошность - так мне показалось. Я сказал, что не понимаю, отчего сдача здешних земель в аренду под фермерство далеко не так прибыльна, как в любых иных краях.
- И что они ответили?
- Они усмехнулись. И я просто обязан однажды понять, что означали их улыбки. Они скупы на смех. Ты видишь этот путь в Гэйл Энсти?
Они смотрели с гребня лесистого склона на пологую лощину. Люди, парами и тройками, в лучшем воскресном платье медленно двигались по тропам, ведущим от ферме к ферме.
- Никогда не видела такого многолюдства на нашей земле - сказала Софи. - Почему они здесь?
- Они демонстративно велят нам соблюдать их право свободного прохода[17].
- По коровьим тропам через поля? - резко спросила Софи.
- Да. И чтобы закрыть всего одну такую тропу мы уплатим две тысячи фунтов юридических расходов.
- Но нам ведь это не нравится.
- И если мы поступим так, против нас пойдёт войной вся община.
- Но это наша земля. Мы вольны делать здесь то, что нам нравится.
- Это не наша земля. Мы всего лишь заплатили за неё. И теперь мы принадлежим ей, а она принадлежит людям - "нашим людям", как здесь принято говорить. Видишь ли, я, как и ты, был на этом ланче с англичанами.[18]
Двое, в упоении владельческой гордостью, не спеша переходили от одного испятнанного папоротником поля к другому; они бродили кругами, замышляя изменения и улучшения на каждом повороте; они останавливались, чтобы поспорить; расходились, когда расходились во мнениях; шли обок, когда полагали одинаково. Гуляющие с чадами и домочадцами крестьяне освобождали им путь, улыбаясь украдкой.
- Нам придётся поспорить ещё не раз - заключил Джордж.
- Между собой. Дело ведь касается только нас двоих?
- Нас и арендаторов. Им нужно синдицированное управление, им нужны частные мелкие ссуды.
- Но ты ведь умеешь войти в положение всякого человека - упорствовала Софи.
- Даже обязан - но оставлю это на твою долю. Это бизнес, Софи, но он обещает стать занятным делом.
- Боже - вырвалось у неё, и пока они возвращались домой, она отчаянно удерживалась от рыданий, повторяя про себя: "Оно стоит того! О да, оно стоит того!"
Восстановительные работы и переезд в Обитель обернулись многообразием дел, требовавших постоянного внимания, но всё шло по английским обыкновениям, без трений. От них требовались лишь время и терпение. Остальное исполнили благодетельные советчики из Лондона, и некоторые местные джинны, мужского и женского рода, призываемые мистером и миссис Клоками из втуне яствующей прослойки фермерского люда. В центре этого коловращения, в некотором оцепенении ужаса стояли Джордж и Софи, и каждая из сторон выказывала искренний интерес к их делу.
- Ничего не имею против лондонцев - заявил Клок, самоназначившийся администратор внешних работ, инженер-эксперт, шеф иммиграционного бюро, супервайзер лесов и рощ; - однако ваши собственные люди запросят за работу по справедливости и сделают больше, чем положено за справедливую плату.
- Почему так? Разъясните - попросил Джордж.
- Через пять лет, или около того, вы, возможно, обратитесь к делам вашего первого года и, зная то, что будете знать тогда, скажете: "Так, в то время, когда я был неопытен, Билли Бертап - или, положим, даже старина Клок - надул меня". Никому не понравится такой укор, высказанный в глаза.
- Кажется, понимаю - сказал Джордж - Но заглядывать вперёд на пять лет? Это долгий срок.
- Дуб, поваленный Билли Бертапом в Рубеновой роще, пойдёт на отделку её гостиной не раньше, чем через семь лет - протянул Клок.
- Да, это моя затея - призналась Софи (месяцем раньше, Били Бертап из Гриффонов, лесоруб от бога из семьи лесоруба, обратившийся в фермера-арендатора по причине неудачной женитьбы, сложил к её ногам свой топор). - Прости, что ввергла тебя в пущую бесконечность.
- И прежде такого же срока мы не узнаем, что сделано не так при прокладке вашей новой каретной дороги - добавил Клок. Он, как и всегда, побеспокоился о том, чтобы правота осталась за Софи, добавив унцию-другую на её чашу весов. Уроки последних четырёх месяцев научили Джорджа искусству ловли собеседника на слове. Каретная дорога, предмет его живейшей заинтересованности, должна была взвиться кольцами к вершине холма - и они отправились на осмотр дороги и привозного американского скрепера, помрачившего и без того не слишком благостную душу "Скима"[19] Винша, возчика.
Но теперь делом управлял молодой Иггулден и две могучие лошади под его рукой - Буллер и Робертс[20] - умели двигать горами.
- Вот так поднимаете, а этак опрокидываете - наставлял он свою бригаду. - Дядя мой работал дорожным мастером в Коннектикуте.
- А там такие же дороги? - осведомился Ским, устроившийся под лавром.
- Такие же, как наши просёлки, даже и хуже. Они называют их "грунтовки". Дороги как раз для тебя, Ским.
- Это почему? - неосторожно спросил Ским. Последовал ответ:
- Полезно, когда по субботам по пьяни валишься с телеги. Сильно не расшибёшься.
- Кто старое помянет! - огрызнулся Ским.
В тишине, наступившей за взрывом смеха, вступил слабый стариковский голос Вайбарна из Гэйл Энсти.
- Ладно, грунтовки там или не грунтовки, Чапин видит и понимает толк в хорошей работе. Он не строит того, что порушится завтра - не то, что этот ниггер Сангрес.
- А она из тех, кто знают, чего хотят - сказал Пинки, брат Скима Винша, Наполеон между возчиками: среди его заслуг числилась перевозка рояля через поля под осенним дождём.
- Как же иначе - ответил Иггулден. - Тпру, Буллер! Она же Лашмар. Среди них никогда не было двусмысленных.
- А, ты всё же доискался до этого? Неужто пришло письмо от дяди? - У Скима оставались сомнения в том, что в столь удалённых местах, как Америка, существует почта.
Бригада глянула на него с издёвкой. Ским слыл между них человеком недалёким. Иггулден оторвался от своей работы.
- Она и вправду Лашмар. Я сел писать дядюшке - сразу же - через месяц после того, как она сказала, что семья её переехала из Виринг Холлера.
- Где вообще нету дорог? - прервал его Ским. Но никто не засмеялся.
- Дядя мой, он женат на американке, вторым браком, и она взялась за дело, как - ну, как коронер. Наша леди - Лашмар; она из бывшего за ними до продажи Конантам старого владения Лашмаров. Она не из тех Лашмаров, которые из Тут Хилла; и не Крайфордского племени. Её род вышел отсюда - не из мела, не из леса - с наших полей[21]. Они отправились в Америку - всё это я знаю от дядюшкиной хозяйки, она всё это написала на бумаге - ровно в тысяча восемьсотом году. Мой дядя говорит, что все они по породе люди неспешные.
- И они с того времени стали местными джентри? - спросил Слим.
- Нет - в Америке, сколько не живи, джентри не станешь. Это по их закону запрещено. Там дозволено быть либо бедным, либо богатым. Все эти сто лет они там стряпчие, или кто-то в этом роде, но она всё равно Лашмар.
- Бог мой, что значат каких-то сто лет? - сказал Вайбарн, проживший семьдесят восемь из этих ста.
И ещё они написали - то есть, дядюшкина жена написала - их можно ещё узнать по приметам. Все они рыжие - и у них разбросанная походка. Он-то косолапит, как цыган, но вы присмотритесь и увидите, что она ходит сбивчиво - как жеребёнок.
- Берись за вожжи.
Чуткое ухо Пинка уловило звуки голосов - Чапины пробирались сквозь лавры; бригада усердно принялась за работу и, не отрываясь от дела, не отрывали глаз от ног Софи.
Софи, не в пример Иггулдену, потерпела неудачу в расследованиях: тётушка Сидни из Меридена (помимо прочего, Дочь Американской революции со значком и удостоверяющим сертификатом) ответила на запрос Софи двухстраничной лекцией о патриотизме; брошюрой "Общества по улучшению деревенской жизни" - сама тётушка была президентом этого общества - и требованием погасить просроченные платежи по подписке на вспомоществование "Кружку чтения девушек-работниц". Софи сожгла всё это в камине с Орфеем и Эвридикой и сочла за лучшее не задавать дальнейших вопросов.
- Хотел бы я знать - сказал Джордж, когда пришла весна и пришло время подумать о работе в садах - кто-нибудь и когда-нибудь заплатит мне за всю эту работу? Я уже вложил в неё не менее четверти миллиона долларов.
- Надеюсь, не в ущерб твоим личным нуждам? - спросила жена.
- Нисколько. Этой зимой я не беспокоился о себе лично. - Он посмотрел вниз на свои коричневые английские краги и ухмыльнулся. - Не в пример прежним дням. У меня будет возможность поразмыслить об этом - когда до нашего отплытия останется несколько месяцев.
- Нет; О, нет! - вскричала Софи.
- Но однажды мне придётся вернуться. Ты ведь не хочешь, чтобы я оставил бизнес навсегда - или ты хочешь именно этого? - Он нервно засмеялся.
Софи вздохнула и взяла из шкафа свою ясеневую тросточку - ту самую, что вырезал для неё старый Иггулден.
- А сама-то ты не слишком много работаешь? У тебя усталый вид - осведомился Джордж.
- Это ты меня утомил. Я в Рокетс, к миссис Клок, поговорю о Мэри. - (Речь шла о сестре телеграфистки[22], кандидатуре на место домашней белошвейки в Пардонах). - Ты тоже выходишь?
- В Горелый Дом: нужно распорядиться о новом колодце. Кстати, в Гэйл-Энсти ангина
- Это мои дела. Не мешайся. У детей Вайбарнов всегда ангина. Они прикидываются ради юккубовых леденцов от кашля.
- Дорогая, держись подальше от Гэйл Энсти, пока я не удостоверюсь. Клок должен был доложить мне.
- Это люди никогда ни о чём не докладывают. Ты что, до сих пор не понял? Однако повинуюсь, мой лорд. До встречи!
Она пошла пешком: внутри правильного треугольника главных дорог, обрамлявших поместье (шум от проезжавших повозок был едва слышим даже по ночам) колёсный транспорт использовался лишь для сельскохозяйственных необходимостей. Для прочего служили пешеходные тропы. Поначалу они задумывали некоторые улучшения, но вскоре отступили перед силой неписаных обычаев своего королевства, и теперь передвигались по лесам, кустам и рощам пешком, с той же непривязной свободою, как дикие кролики. Обыкновенно Софи ходила с непокрытой головой, под защитой природного шлема каштановых волос, но в последнее время её стали донимать сильные зубные боли, о чём она и рассказала миссис Клок - а та задала ей несколько вопросов. Софи не поняла, как это случилось - но дверь кухни оказалась притворена, миссис Клок обнимала её за талию, а голова Софи покоилась на её обширной груди.
- Дорогая! Моя дорогая! - чуть ли ни всхлипывала старшая. - И что же, вы и вправду ничего не подозревали? Как же - как - вас что, никогда ничему не учили? Разумеется, это оно и есть. Единственное, чего мы ждём - все мы. Я и говорила, и повторяла нашей леди - здесь она оборвала себя. - А теперь будет так, как и должно быть.
- Но-но-но - хныкала Софи.
- И вижу, вы так хлопотливо вьёте своё гнездо - пианино, книжки - нисколько не задумываясь о детской!
- Уже не так, думаю! - Софи резко выпрямилась и начала смеяться.
- Времени достаточно. - Клок задумчиво барабанила пальцами по обширному бедру. - Должно быть, странные люди живут там, откуда вы приехали. Вы пошлёте за своей матушкой? Она умерла? Ох, дорогая, моя дорогая! Не огорчайтесь. Она узнает там, где она есть, и порадуется. Это божье дело. А нам остаётся только дождаться, поскольку вы непременно исполняете свой долг. Такое у вас правило. А что вы скажете о моей Мэри? - Тут лицо миссис Клок ужесточилось, и она прижалась подбородком ко лбу Софи. - И, если теперь хоть кто-то из ваших девиц решит покапризничать, я но они не будут, дорогая. Уверена - и они исполнят свои обязанности. Будьте спокойны, ничто вас не потревожит.
Когда Софи возвращалась через поля, она видела уже небо новое и землю новую, как то уже случилось прежде, однажды, в день смерти старого Иггулдена. На какое-то мгновение она подумала о широком повороте лестничных маршей - таком широком, что угол сносимого гроба не процарапает свежую покраску стен цвета слоновой кости, но тёмную мысль смёл вихрь трепета и смущения. Она бродила туда и сюда перед одними из их новых ворот, глядя на земли Чапиных с разных положений.
- Да - смиренно, вполголоса сказала она - мы обязаны постараться так, чтобы он не чувствовал себя третьим лишним - а затем завернула за угол, откуда открывался вид на Обитель Пардона: немощная, вялая, с кружащейся головой.
И вдруг дом, купленный из прихоти, увиделся так, каким она никогда его не знала его: приёмистый, приземистый, объемлющий мир крыльями широкого фасада, обустроенный многими поколениями - и положение её было обыкновенным для многих поколений. Она нашла в нём опору, когда всё было в упадке; а теперь, после нескольких месяцев совместной жизни, Дом успокаивал её и обещал, что всё будет хорошо. Она не стала призывать никого, но быстро вбежала в холл и стала целовать каждый дверной косяк, нашёптывая: "Будь добр ко мне. Ты всё знаешь. Ты непременно исполняешь свой долг"[23].
Когда Джордж узнал новость, он кинулся было распоряжаться о немедленном отплытии к родным берегам; но Софи резко отказала ему.
- Мне не нужна медицинская наука - сказала она. - Мне нужна любовь, а я потеряю её в тамошней суете. К тому же - добавила она, глядя в окно - это будет дезертирством.
Джорджу пришлось искать успокоения в устройстве телефонной связи Обители Пардона с телеграфной системой Великобритании - и Вайбарн с сотоварищи принялись устанавливать столбы по линии в три четверти мили. Между ними работал чужак из соседнего графства. Однажды, когда они дошли до некоторого участка, он сказал: "Прямо по разметке - старый вяз. Валим его?"
- Безобычным из Тут Хилла не знать ни удачи, ни милости, спаси их Господь! - Старый Вайбарн выкрикнул местную пословицу так, что докатилось до третьего столба вниз по линии. - Мы не наложим топора на гробовое дерево[24], пока не узнаем о том, что наше дело разрешилось. Обходи вокруг, обходи!
Тем же днём прошло некоторое изменение в правилах прохода по короткой тропе через верхнее пастбище, но подоплёка этой перемены осталась загадкой для Софи и Джорджа. Они так и не смогли объяснить, отчего Ским Винш, регулярно возвращавшийся в свой дом у Даттоновой Рощи в каждую субботу, в 22:45, в фазе подпития, способствующей музыкальному самовыражению - так же регулярно, как и его отец ещё до рождения Скима - перестал голосить у подножия садовой лестницы, и Софи, в наступившей тишине, более не боится того, что Ским свернёт себе шею. На тропу безоговорочно распространялось древнее право свободного прохода; в субботу, в 22:45, Ским вспомнил о своём непременном долге блюстителя местных свобод - но тут миссис Клок провела с ним краткую беседу. Равным образом, она поговорила со своей дочерью Мэри, домашней белошвейкой в Пардонах, и с новой близкой подругой Мэри - горничной, выписанной из Лондона: она учила Мэри украшать шляпки цветами, сетовала на идиотизм деревенской жизни, и росту в ней было пять футов и семь дюймов[25].
И шума не стало - ни в какое время суток - а когда Софи выходила на прогулку, то никого не встречала на своём пути, если только не высказывала определённого желания с кем-то встретиться. А те, с кем она встречалась, на голубом глазу заявляли о том, что всё хорошо и у них самих; и у их детей; и с цыплятами; и с крышами; и с колодцами; и вообще - сыновья их служат в полиции или на железной дороге[26].
Ты не находишь, что здесь стало скучно, дорогая? - спросил Джордж. В последние месяцы он послушно и изо всех сил тщился не выказывать волнений.
- Я слишком занята обустройством моего дома, чтобы и думать о таком - ответила она. - А что, тебе скучно?
- Нет-нет. Я лишь о тебе беспокоюсь.
Софи, устроившаяся на софе в зелёной гостиной (в конечном счёте, был выбран ампир, а не изделие Хеппелвайта) повернулась к мужу, отложив список столового и постельного белья.
- Всё переменилось, правда? - прошептала она.
- О господи, конечно. Но я всё время думаю о том, что если бы мы поехали в Балтимор[27]
- Пожертвовав летом, проведённым по-настоящему вместе - в первый раз в нашей жизни. Благодарю, но нет, мой господин.
- Но мы здесь в полном одиночестве.
- Разве это не нарочно? Не оттого, что я, по всякой возможности, держусь такой жизни, как наилучшего лечебного средства? Не беспокойся. Мне это нравится до самой сердцевинки моих хрупких костей. Ты и помыслить не можешь, что значит для женщины её дом. Последний год мы только воображали, что живём в нём - на деле, мы даже и не начали жить. Тебе удобно в твоём кабинете, Джордж?
- Я лучше побуду здесь, с тобой. - Он сел на пол возле тахты и взял её руку.
- Семь - сказала она в ответ на бой французских часов. - Примерно в эти дни два года тому назад ты только что отошёл от бизнеса.
Он передёрнулся от напоминания, потом засмеялся.
- Бизнес! Здесь я работаю по десять часов в сутки!
- Где ты обедал? У Конантов?
- В Даттоновой роще; сидя на бревне с ногами в болоте. Но мы всё же нашли место выхода старого источника и собираемся в следующем году бросить оттуда трубу в Гейл Энсти.
- Приду посмотреть завтра. Пожалуйста, милый, открой дверь. Хочу смотреть вниз, на входную лестницу. Ты видишь, до чего хорош под солнцем её поворот за верхней площадкой? - Прикрыв глаза, она смотрела, как бежевая и светло-зелёная анфилада лестничных маршей падает в подвижное золото.
- Это выход из спальни Джейн Элфик - продолжила она - и первый шаг в мир, который, должно быть, ожидает его. Не удивлюсь, если те люди строили Дом с подобными мыслями. Джордж, а если он будет девочкой - для тебя это имеет значение?
Он ответил, как отвечал уже много раз, что в его мыслях жена, а не ребёнок.
- Тогда ты единственная здесь персона с такими мыслями. - Она рассмеялась. - Не прикидывайся, дорогой. Все ждут одного. Я знаю. Это мой долг. Я не смогу смотреть в глаза нашим людям, если не справлюсь.
- Какое им до этого дело, чорт бы их драл!
- Увидишь, как будет. К счастью, мальчики в традициях этого дома - по словам миссис Клок - так что для меня всё предначертано. Ты надеешься хоть когда-нибудь понять этих людей? Я - нет.
- И мы купили его для забавы - для забавы! - прорычал он. А теперь мы прикованы к этому дому один бог знает насколько.
- Почему? Разве ты не думал о его продаже? - Он промолчал. - Ты помнишь вторую миссис Чапин? - требовательно спросила она.
Предполагалось, что эта толстая, бесстыжая, маленькая чернобровая женщина - вдова на брачном рынке - коварнейшим образом женит на себе Джорджа после смерти Софи, польстившись на его состояние и пустит ко дну за год. Софи изобрела этот образ года через два после свадьбы и полагала, что до неё никто из всех замужних женщин не додумывались до создания такого фантома.
- Ты ведь не хочешь снова призвать её? - тревожно осведомился муж.
- Я лишь хочу сказать, что возненавижу любого, кто купит дом в десять раз хуже, чем привычно ненавижу вторую миссис Чапин. Подумай, сколько от себя мы вложили в него - мы оба.
- По меньшей мере, пару миллионов долларов. Знаю, я мог бы их сделать - грубовато ответил он.
- Чудовища! - продолжала Софи - Они непременно устроят в воротах краснокирпичную сторожку и выровняют лужайку под клумбы. Ты должен включить в завещание такие инструкции, чтобы он никогда не смог сделать этого - включишь, Джордж?
Он засмеялся и снова взял её руку, но больше ничего не говорил, пока не пришло время переодеваться. Тогда он пробормотал: "Каким чудом умеет приворожить эта чужая страна, где не можешь вести бизнес?"
Обитель Пардона не осеклась в традиции. Роды прошли в свой срок, и на свет появился не тот, третий при двоих, кому Софи обещала не отказывать в любезностях, но божок; по общему и громкому мнению, он превзошёл красотой Купидона, а мудростью - Конфуция; он умножил приятства мира; стал новой душой компании и толмачом Судьбы. Последнее Джордж уяснил несколько дней спустя, когда встретил леди Конант, вышагивавшую по Даттоновой роще.
- Дружище! - возгласила она и от всего сердца хлопнула Джорджа по спине - Я и сказать не могу, до чего мы все рады. Ну, с ней должно быть всё в порядке. (В Пардонах никогда не было затруднений при рождении наследника). А теперь бог мой, где же, где же? - Она размашисто охлопала чресла, обтянутые кожаной юбкой, и извлекла маленькую серебряную ложечку. - Я послала вашей супруге записку с разъяснением, но мой грум - осёл! - забыл прихватить саму ложечку. Теперь я встретила вас и мне не надо давать крюка. Передайте ей самый сердечный привет. - И она зашагала дальше, в окружении лейб-гвардейского эскорта мрачных эрдельтерьеров[28].
Ложечка оказалась старой, обгрызенной, помеченной инициалами "Г.Л" и гербом - летящей птичкой с мотто: "Подожди немного - Ждать недолго".
- Вот и вторая часть головоломки - прошептала Софи, когда он, вечером, доставил ей подарок. - Прочти её записку. Англичане умеют писать красиво.
"От всего сердца поздравляю вас с малышом. Он явился на свет в родном краю и, верю, ему придётся здесь по душе. Хотя вы и помалкиваете, мы, разумеется, не станем делать вида, что он - маленький чужак, так что примите от меня старую крестильную ложечку Лашмаров. Она у нас с тех пор, как Грегори Лашмар - брат вашей прабабки
Джордж обомлело смотрел на жену.
- Продолжай - кивнула она, не поднимаясь с подушек.
брат вашей прабабки, продал свои имения семье Уолтеров. Кажется, тогда к нам перешло и ещё какое-то домашнее имущество, но почти ничего не сохранилось: только эта ложечка и ещё старая колыбель: я нашла её в садовом сарае и теперь привожу в порядок, чтобы передать вам. Надеюсь, что маленький Джордж - Лашмар, он ведь будет и Лашмар, правда? - доживёт до тех дней, когда его внуки будут чесать зубки этой ложечкой.
C любовью, Алиса Конант.
PS: Но какие же вы хитрецы!
- Так, ну это
- Не бранись при ребёнке - предупредила Софи.
- Но как, как ей удалось всё это вызнать? Разве ты когда-нибудь упоминала о Лашмарах?
- Ты знаешь, только один раз - молодому Иггулдену в Рокетс - когда умер старый Иггулден.
- Брат твоей прабабушки! Она проследила всю родословную ветку - куда лучше, чем смогла твоя тётка Сидни. А что она имеет в виду под "хитрецами"?
Глаза Софи блеснули. - Я разгадала и это. Мы, наконец-то, поквитались с этими англичанами. Неужели ты не понимаешь, что нам удалось произвести на неё впечатление? Она вообразила, что мы помалкиваем о происхождении моей мамы от Лашмаров, потому что это одна из тех вещей, о которых не говорят вслух; и англичане - как мы резонно ожидаем от них - должны узнать об этом сами. - Она покрутила ложечку обескровленной рукой и счастливо вздохнула. - "Подожди немного - Ждать недолго". Неплохой гербовый девиз, Джордж. В нём много смысла.
- Но я до сих пор не вполне понимаю
- Не удивлюсь, если в их соображении наш приезд сюда - часть секретного плана по обустройству жизни рядом с предками. Они это понимают. И ты подумай - как они приняли нас! Все как один!
- А сами по себе мы недостойные люди - сердито проворчал Джордж.
- Попробуй рассудить беспристрастно, мой лорд. У этого незадачливого Сангреса вдвое больше денег. Ты сможешь представить, как мэм Конант дружески хлопает его по спине? Невозможно! Он для неё нелепость, его попросту не существует!
И что же дальше? - Он посмотрел на божка, фыркающего в колыбельке у огня.
- Когда приду в себя, сразу же узнаю у миссис Клок, какие знаки благоволения (так звучит лучше, чем "вознаграждение") обязан распределить каждый Лашмар при рождении каждого нового Лашмарчика. Пока мне удаётся исполнять свой долг, но от меня ожидают куда большего.
Вошедшая миссис Клок благоговейно склонилась над колыбелькой. Они показали ей ложечку; лицо её просияло. - О, леди Конант решила передать её, всему своё время мадам, верно? Он, разумеется, должен быть Джорджем, но ожидая его, мы надеялись - все ваши люди надеются - что он станет и Лашмаром, тем и делу венец. Прелестная ложечка, уникальная, как я понимаю. "Подожди немного - Ждать недолго". Слышала, это подходит к Лашмарам. Очень не торопятся с прибавлением к семейству, такие они. Вдруг и мастер Джордж задумается о детской лишь к тридцати? Очень возможно.
- Бедняжечка! - горячо высказалась Софи. - Но как вы узнали, что я из рода Лашмаров?
Миссис Клок призадумалась. - В точности не смогу ответить, мадам, но скорее всего, началось с некоторых слов, оброненных вами при молодом Иггулдене, когда вы жили у нас в Рокетс, и это дало кому-то намёк. Должно быть, тогда кто-то что-то заподозрил. А раз уж это вышло наружу, одни разговоры потянули за собой другие, и весьма учтивые американские люди из Виринг Холлера поведали много нового, как я слышала, мадам.
- Святые угодники! - пробормотал Джордж себе под нос - И это простой крестьянин!
- Да. - продолжала миссис Клок. - А мистер Клок как раз, этим днём, задался вопросом - ваша подушка сползла, дорогая, вам не стоит лежать так - минутку - просто так сказал, без задней мысли - не подумываете ли вы теперь об обратном выкупе Лашмаровых ферм, сэр. Они выдаются из владений сэра Уолтера. По большей части вклиниваются в наши земли. Клок, разумеется, с удовольствием покажет вам их в любое время.
- Но ведь сэр Уолтер не собирался их продавать, не так ли?
- Мы сможем узнать это у его бейлифа, сэр, а теперь - она заговорила голосом, исполненным презрения - полагаю, учёная медсестра только что встала от своего обеда, поэтому, боюсь, что должна просить вас, сэр Я тут, мастер Джордж - Ой-ой - подожди минутку, мой сладкий!
Несколько месяцев спустя, трое спускались к ручью в роще Гейл Энсти, с целью обозрения работ по восстановлению пешеходного мостика, снесённого весенним паводком. Джордж Лашмар Чапин желал запихнуть в рот все до одного колокольчики, произрастающие в мире божием, а Софи восхваляла его прыткость голосом воркующей голубицы, так что начало работ несколько отсрочилось.
- Вот и это место - сказал отец, сориентировавшись, наконец, в море незабудок - Но ради всего святого? Где жерди, Клок? Я велел тебе привезти их прямо сюда и держать наготове.
- Мы доставим их сюда, если вы распорядитесь - ответил Клок, выставив подбородок: хорошо известное обоим выражение его лица.
- Но я распорядился. И скажи на милость: зачем ты пригнал сюда эти огромные дровни? Мы не строим железнодорожный мост. Почему в Америке для этого хватило бы пяти брусьев два на четыре?
- Здесь я сказать ничего не могу - сказал Клок. - И не скажу ни слова против жердей - если вам нужна временная работа, сэр. Я и не думаю противоречить вам в этом, сэр; вы не припомните случая, чтобы я приневоливал вас или уводил вас в сторону от твёрдо принятого решения -
Год назад Джордж бы уже приплясывал от неудовольствия. Теперь он лишь соскребал ножом грязь с поношенных ноговиц и ожидал продолжения.
- Я лишь желаю сказать о том, что вы, разумеется, можете нагородить жердей и сделать временную работу; а ко времени свадьбы молодого хозяина, всё придётся переделывать заново. Сегодня я доставил сюда шесть штук дубового бруса, шесть на восемь: вряд ли вам приходилось видеть такой славный материал. Вы используете их и навсегда забудете об этом деле. Иначе - не скажу, что это неправильно, я просто говорю то, что думаю, - иначе, ко дню его свадьбы придётся ещё раз делать эту работу. Вы можете не принимать во внимание мои слова, но вы не можете не принять этого в расчёт.
- Нет - сказал Джордж после некоторой паузы. - Теперь я и сам это понял. Делаем из дуба; мы не можем не принять этого в расчёт.
По курсу 1905 года: от 800 000 до 1 000 000 фунтов стерлингов. По приблизительному подсчёту, ~ 85 000 000 долларов в масштабах 2020 года. Здесь и далее комментарии переводчика. Часть комментариев - там, где я счёл их уместными и по сущности верными - взята с сайта Киплинговского общества (http://www.kiplingsociety.co.uk/).
Сегодняшний аналог: африканские и азиатские. Странная примета того времени: Германия около пика предвоенного могущества, однако немцы едут работать обслугой в Британию.
Анекдотический пассаж, без возможности передачи при переводе. Судя по всему, один участник перегрузки багажа Софи из поезда на повозку сказал что-то вроде: "This will have to go on the top", то есть "А это - на крышу, on the top", а другой (судя по всему, кокни) сообщил "A little bit of all right!" - что-то типа "О, клёво!"), очевидно имея в виду не багаж, но внешние стати Софи. Американцы, в некотором смятении ума (британский английский, ночь, странное путешествие в непонятное место) приняли первую и вторую фразы за оценку топовых качеств чемодана Софи. Возможно, впрочем, что Чапин осознал смысл второй фразы, но решил не уточнять.
324 гектара. Если обходить поместье по периметру, это займёт 2 часа по приличной дороге. Владение, столь бескрайнее в красочном и густом рассказе Киплинга на деле - очень небольшой, немноголюдный и небогатый уголок Англии. Это "камерный" рассказ, о маленьком клочке Сассекса. "Господь нам эту землю дал, чтоб всю её любить, но каждому лишь малый край дано в душе вместить" - Р.Киплинг.
Р.Л.Стивенсон, "The Treasure of Franchard". Мадам Анастасия Депре.
Комментаторы указывают на то, что охота на выдр практиковалась (помимо спортивного интереса) из-за того, что выдра разоряет рыбники - также, выдру подозревали в том, что она таскает домашнюю птицу.
Как Киплинг ни старается подчеркнуть "американство" Джорджа и Софи, временами они начинают изъясняться, как самые чистопородные образованные англичане. Выше: "замок в Испании", как мечта - это Чосер; здесь - лорд Честерфилд, "Научения к сыну": "Нет ничего грубее и непристойнее смеха вслух".
Комментаторы Kipling Society анализируют эту сумму, исходя из других произведений Киплинга и из исторического материала, и находят её более чем скромной.
Это говорит о том, что Джордж уже некоторое время вёл переговоры с Лондоном. Вспомним утреннее письмо.
Софи - унитарий, то есть последователь ветви протестантизма, отрицающей св. Троицу и полагающей Иисуса человеком - боговдохновенным пророком. Вокруг англикане; однако унитарианство - традиционное и уважаемое в Англии религиозное течение, особенно популярное в среде образованных людей. По некоторым данным, унитарианином был сэр Исаак Ньютон.
Мерлетка; в геральдике летящая ласточка без лапок (символ того, что удел владельца - небо: полёт духа, учение, упорный труд и т.д., подробности можно найти в любом обзоре геральдических фигур); примечательно, что на гербе Сассекса - шесть мерлеток.
Здесь возможно недопонимание: леди Конант - не пуританка, церковь англиканская. Тем самым, она не приезжает на карете в церковь не из-за религиозных норм, но, видимо, из желания дать отдых своим слугам в воскресенье, да и из-за практической нецелесообразности запрягать ради пары километров прогулки. А пешком она ходит с удовольствием, что явствует из текста. Надо понимать, что этот рассказ - идиллия, пастораль, с - во многом - идеализированными персонажами; и леди Конант - образчик "душевной барыни". Затем, в одном этом эпизоде исчерпывающе изображены душевные устремления бразильца Сангреса - что, вероятно, пройдёт незамеченным для русского читателя без комментария. Бразилец, с некоторой значительной вероятностью - католик. Отношение к католикам в Англии в описанное время скверное, до уровня отторжения. Равным образом, римокатолическая церковь видит в англиканской грех и ересь. Почему Сангрес не устроит домашнюю часовню (как обыкновенно делали в английской провинции богатые католики)? Зачем он принимает на себя прямой грех, когда ходит в антагонистическое ему сообщество англиканской паствы на воскресную службу? Из одного стремления "вписаться" в это сообщество: такова сила его желания.
Теперь у земель есть хозяин, так что можно испросить разрешения и вторгнуться в доселе запретные места для охоты, а пока земли без хозяина - спросить разрешения не у кого и дичь скрывается за межой. См. также Р.Киплинг, "Жена моего сына".
Они признали его социально равным. Когда он станет своим, его станут называть Джордж.
"Полицейский комиссар ("Привидение и гитара" Стивенсона - прим. перев.) французского городка, разбуженный музыкой бродячих музыкантов, высунулся из окна и честил их с таким пылом, что старая дева, нечаянно услышавшая его ругань, сочла себя обесчещенной. Леди Конант рассказала Софи о деревенских родовспоможении и акушерстве в таких подробностях, что американка - не успевшая узнать материнства - ощутила себя роженицей". Р.Киплинг, письмо Луи Фабуле, французскому переводчику An Habitation Enforced 14 ноября 1910 года. Отмечу, что это уже вторая отсылка к Стивенсону в этом рассказе (первая - "Сокровище Франчарда"). Добавлю от себя: в киплинговской "Наулаке" индианка говорит героине, что раз та не была матерью, её суждения и сама её жизнь не имеют смысла и ценности.
"Право проезда/проезда конного & велосипедного/прохода" (три типа дорог/путей/коровьих троп) в Англии, Шотландии и Уэльсе - это "a little bit of all right" британского бытия. Дело в том, что едва ли ни вся земля на Британских островах - частная, и право передвижения лиц, не относящихся к землевладельцам по землям чужой собственности - необходимое условие транспортной связности страны. Отсюда и возникло это право свободного прохода, однако его практическая реализация... Переводчик много лет колесит по Британии на велосипеде и вполне вкусил прелесть многообразия сельских способов практической имплементации этого необходимо полезного права: от "проезжай, только прикрой калитку" до "только с 15:10 до 17:45 в сопровождении (звонить по телефону) мрачного селянина", ибо там злой бык/особо ценная яблоня/собака Баскервилей и т.п. Или так: проезд только если не поднят красный флаг (военный полигон у Солсбери, путь к Стоунхенджу). Или если нет дождя. Или (не видел, но уверен, что и такое бывает) по свистку рака с горы. Короче говоря, это плотное сгущение местных традиций при следовании закону. Бедные американцы в младенческой невинности своей!
В этом месте рассказа неожиданно обнаруживается, что природный американец Джордж Чапин понимает обстановку куда вернее своей эмоционально чуткой супруги. Интересно сопоставить выраженную Джорджем (на деле - Киплингом) иерархию землевладения с максимой русского крестьянина, неоднократно высказанной в годы Освобождения: "Мы - барские, а земля - божья".
Названы по именам командующих на театре Бурской войны: генерал сэр Редверс Буллер и фельдмаршал лорд Фредерик Робертс.
Т.е. не из Саут-Даунса, не из Норт-Даунса, не из Вельда (лежит между этими грядами), а из какого-то весьма локального клочка Сассекса. Молодой Иггулден прослеживает корень Софи буквально до географической точки.
На уровне 1900-1910 гг., материнская смертность в Британии составляла 40 случаев на 1000 родов. (British maternal mortality in the 19th and early 20th centuries, J R Soc Med. 2006 Nov; 99(11): 559-563 doi: 10.1258/jrsm.99.11.559). Младенческая смертность в Сассексе в 1901 году составляла 132 случая на 1000 (Кембриджский ресурс https://www.populationspast.org). Разумеется, Софи не могла знать этих данных, однако вполне усвоила соображение о родах, как опасном испытании - тем более, о родах в деревенской глуши. Тем более, после экскурса от леди Конант; тем более (видимо) из практического уже опыта хозяйки поместья.
Из вяза делают гробы; преждевременно срубить вяз - к несчастью, можно навлечь негаданную смерть.
Примерно 1 м 70 см. По нашим временам - обыкновенный рост для девушки; возможно, в начале прошлого века в Англии эти цифры означали рослость девицы? Не знаю.
Завидное для крестьянских детей трудоустройство. Названы пожизненные (если не допускать откровенных проступков) должности с государственной пенсией по выслуге лет, и это редкость по тем временам (до 1909 года) даже для госслужащих.
Комментаторы Киплинга связывают желание Джорджа ехать именно в Балтимор с тем, что в Балтиморе расположена (и по сей день) знаменитая клиника Джона Хопкинса.
Сегодня мы считаем эрдельтерьера прекрасным сторожем и защитником, но исходно эта порода терьеров как раз и была выведена для охоты на водяных крыс. У Киплинга не бывает незначащих деталей.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"