Ужасная история человека с медными пальцами.

Дороти Сейерс.
"The abominable history of the man with cooper fingers".

Пер. Crusoe.

Эгоист-клаб - наиприятнейшее место в Лондоне. Вы забегаете туда чтобы поделиться находкой: новым, отличным дантистом или рассказать о давешнем странном сне. Здесь нет тихих комнат и желающим написать несколько писем стоит запастись темпераментом Джейн Остин; здесь не стоит казаться занятым или встречать обращение сочлена по клубу с отсутствующим видом - всё это против правил. Здесь возбраняется говорить о гольфе и рыбной ловле - однако и если ходатайство достопочтенного Фредди Арбутнота рассмотрят на следующем заседании клубного комитета (и, судя по всему, одобрят) - список запретов пополнят радиопередачи, ибо - как заявил лорд Питер Уимси на обсуждении вопроса в курительной - обо всём этом можно свободно посудачить во всяческих иных местах. Но во всём остальном можно без церемоний. Ограничений на приём, по сути, нет, если только кандидат не склонен повелевать, и не молчалив. Но соискателю членства в клубе придётся пройти через некоторые испытания: мы можем судить об их характере по неудаче, постигшей нескольких высокопоставленных претендентов - приёмная комиссия открыла в них пристрастие к крепчайшим трихинопольским сигарам вкупе с портвейном No63. В то же время, старина Роджер Бант, миллионер с прошлым характерного кокни-куплетиста - он выиграл приз в 20 000 фунтов на конкурсе "Санди Шрик" и выгодно вложился в поставки продовольствия ресторанам центральных графств - стяжал самое широкое одобрение и был единогласно выбран после чистосердечного признания об истинной и сокровенной любви к пиву и трубке. Ибо - так сказал лорд Питер - "Никто не попеняет на неотёсанность, но все отвернутся от бездушия".

В тот вечер Мастерман (кубистический поэт) привёл с собой человека по имени Варден. Гость начинал как профессиональный атлет, но повредил сердце, вынужденно прервал недолгую и блистательную карьеру спортсмена и предложил своё красивое лицо и действительно прекрасное тело кинематографу. Варден приехал из Лос-Анджелеса в Лондон способствовать рекламе своего нового, полнометражного фильма "Марафон" и, к вящему облегчению клуба, оказался весьма приятным, безо всякого зазнайства собеседником: как правило, от Мастермановых гостей можно было ожидать чего угодно.

В коричневой комнате было немноголюдно - всего восемь человек, включая Вардена. Клуб насчитывал с полдюжины малых курительных, но эта была самая уютная и приятная - приглушённый свет, голубые портьеры, деревянные панели на стенах. Разговор затеялся совершенно случайно: Армстронг помянул забавное дневное происшествие на Темпл Стейшн; Бейс подхватил тему и рассказал о более чем странной истории, случившейся лично с ним в густом ночном тумане на Юстон Роад.

Мастерман отметил, что лондонские уединённые парки кишат любопытными для литератора объектами и, чтобы не быть голословным, поведал о случайной встрече с плачущей дамой и дохлой обезьянкой. Джадсон откликнулся историей о мёртвой женщине на тротуаре: в боку торчит нож, рядом стоит неподвижный полисмен и на вопрос - не могу ли я чем-то помочь? - отвечает: "На вашем месте, сэр, я бы прошёл мимо. Она получила по заслугам". Воспоминание об этом инциденте никак не оставляло Джадсона. Петтифер поделился необычным случаем из собственной медицинской практики: однажды, совершенно незнакомый посетитель привёл его в Блумзбери, к женщине, страдающей от отравления стрихнином. Они остались в доме на всю ночь. Незнакомец оказался весьма сообразительным помощником, но, когда жизнь пациентки была спасена, вышел из дома и не вернулся. Самое удивительное открылось после того, как Пеннифер спросил о нём: женщина, в крайнем удивлении, отрицала всякое знакомство со своим спасителем и всё это время принимала его за медицинского ассистента.

- Я вспоминаю - сказал Варден - странный случай в Нью-Йорке. До сих пор не понимаю, что это было: встреча с сумасшедшим, розыгрыш или я чудом спасся от смерти.

Пролог прозвучал привлекательно, и гостя попросили продолжать.

- Да, началось это давно - приступил к рассказу актёр - должно быть лет семь назад - Америка ещё не вступила в войну. Тогда мне было двадцать пять, и я уже два с небольшим года работал в кинематографическом деле. И был такой Эрик П. Лодер, отлично известный в тогдашнем Нью-Йорке: он мог бы стать изумительным скульптором, но деньги его испортили - так говорили мне знающие люди. Лодер устраивал множество показов, на его персональные выставки ходила интеллигентная публика - думаю, он понаделал изрядное число бронзовых штуковин. Вы слышали о нём, Мастерман?

- Никогда не видел его работ - ответил стихотворец - но вспоминаю некоторые фотографии в "Искусстве завтрашнего дня". Изобретательно, но, до некоторой степени, заплесневело. Он чересчур увлекался золотом и слоновой костью, я правильно помню? Дороговато, если только для показа.

- Очень похоже на него.

- Вспомнил! Он сделал лощёную и очень уродливую группу в реалистическом вкусе под названием "Луцина", нагло утверждал, что она из чистого золота и держал у себя в передней.

- Да, это она! Попросту гадкая штука, вы говорите моими словами, но я не разглядел в ней никакого художественного смысла. Должно быть, вы называете это реализмом. Мне нравятся картины или статуи, от которых тепло на душе, а иначе к чему они? Но всё же, в Лодере было нечто манящее.

- Что же вас свело?

- Расскажу - он увидел меня в картине "Аполлон приходит в Нью-Йорк", возможно, вы вспомните, старая маленькая лента. Моя первая главная роль. О том, как ожила статуя - старая история, вы её знаете, - и как Аполлон оказался в современном городе. Продюсер старина Рюбенсон. Так вот, из статуи получился человек, который проворачивает все дела с законченным артистизмом. Во всей ленте нет ни атома непристойности, сделано с отличным вкусом от начала до конца, разве что в первой части герою нечем прикрыться кроме какого-то шарфа с классической статуи - вы понимаете, о чём я.

- Аполлон Бельведерский?

- Полагаю, так. И Лодер написал мне: я, дескать, скульптор, интересуюсь вами, хорошая модель и тому подобное. Нельзя ли нам встретиться в Нью-Йорке, если выпадет свободное время? Я навёл справки и решил, что может выйти неплохая реклама. Срок старого контракта истёк; я оказался на некоторое время не занят, отправился на восточное побережье и связался со скульптором. Лодер был очень любезен и предложил погостить у него несколько недель, пока не осмотрюсь.

- Он жил в пяти милях от города, в великолепном старом доме. Огромное жилище ломилось от картин, антиков и всего такого. Думаю, Лодеру было от тридцати пяти до сорока, лысый и смуглый человек, энергичный, очень подвижный, превосходный рассказчик: везде бывал, всё повидал, ничего не одобрял и мог часами рассказывать анекдоты обо всех знаменитостях - от папы римского до старого Финеаса Е. Грота из Чикаго. Но мне очень не нравились его похабные истории. Нет, господа, я не ханжа и не чураюсь всяческих разговоров после ужина, но Лодер рассказывал всё это и всматривался в тебя, будто о чём-то таком догадывался или подозревал. Я знаю, как это делают женщины, и видел, как мужчины смущают подобным же образом дам, но одному лишь Лодеру удавалось покоробить меня. Во всём остальном он оказался милейшим парнем, лучшим из моих знакомых с прекрасным домом и первоклассным столом.

- Лодер предпочитал всё самое лучшее. Лучшей из всех была и его любовница, Мария Морано. Я не могу поставить рядом с ней никого, и, если бы Мария работала для экрана, вам удалось бы увидеть совершенный эталон женской красоты. Она была из породы крупных, медлительных женщин, грациозная, очень спокойная, безмятежная и улыбчивая. Мы не растим таких в Штатах. Мария приехала с Юга - работала танцовщицей в кабаре, как говорил Лодер. Хозяин дома очень гордился своей женщиной; казалось, что Мария всецело принадлежит ему. Он похвалялся ею - выставлял в студии, безо всего, в одном лишь фиговом листочке около одной из статуй - Лодер постоянно лепил с Марии фигуры - и принимался сравнивать копию и оригинал, дюйм за дюймом. Скульптору, в буквальном смысле слова, не нравились лишь полдюйма её совершенного тела - второй палец левой ступни Марии был короче соседнего, большого пальца. Ваятель корректировал этот изъян на всех статуях. Мария выслушивала речи о своей фигуре с доброй улыбкой - вы понимаете, что это ей льстило. Но думаю, что бедная девочка подчас тяготилась ролью экспоната. Несколько раз она перехватывала меня наедине и рассказывала о великом желании открыть собственный ресторанчик, с эстрадным шоу и кухней: множество поваров в белых фартуках вокруг блестящих электрических жаровен. "А потом я выйду замуж - говорила она - и нарожаю деток: четырёх сыновей и дочку". Мария выбрала детям имена, я выслушивал их снова и снова и находил всё это умилительным. Однажды Лодер застал нас за разговором: он вошёл в комнату с какой-то странной ухмылкой - думаю, подслушивал. Я не предполагал, что он придаст этому большое значение, но ошибся: должно быть Лодер вовсе не понимал женщин. Он и вообразить не мог, что девушка способна уйти от привычной с ним жизни, Лодер - в какой-то степени - относил Марию к своей собственности и уж никак не потерпел бы соперника. Она зацепила Лодера со всей его болтовнёй и уродливыми статуями и знала об этом.

- Мы прожили вместе месяц, за замечательным времяпровождением. Два раза с Лодером случался творческий припадок, и он на несколько дней запирался в студии, не желал никого видеть и всецело отдавался делу. Он думал закончить работу чем-то вроде шоу: собрать вечеринку для друзей и поклонников и показать им серебряное - думаю, так - произведение искусства: какую-то нимфу или богиню; Мария запиралась позировать вместе с ним. Но в остальное время Лодер гулял повсюду и никак никого не ограничивал.

- Я очень огорчился, когда всё это закончилось, но началась война; я решил записаться в армию, упаковал вещи и уехал. Больное сердце не позволяло мне служить в окопах, но я рассчитывал не мытьём так катаньем заполучить какую-нибудь военную работу.

- Я не предполагал, что Лодер так неохотно расстанется со мной. Он очень сожалел и повторял снова и снова, что мы вскоре встретимся. Но я нашёл работу в госпитале, уехал в Европу и не увиделся с Лодером до 1920 года.

- После войны он писал мне и приглашал в гости, но в 1919 году я был занят в двух больших картинах и не мог отлучиться. В 1920 году я вновь оказался в Нью-Йорке - продвигал ленту "Вспышка страсти" - и получил записку от Лодера: погостить и поработать натурщиком. Что-ж, он собрался делать мне рекламу за свой счёт. Я успел подписать контракт с Мистофилмс Лимитед: картина "Джейк из дебрей Мертвеца", фильм с карликами, понимаете ли, съёмки среди австралийских бушменов, но принял приглашение Лодера, отослал в Мистофилмс телеграмму, что буду в Сиднее на третью неделю апреля, собрался и поехал к старому приятелю.

- Лодер сердечно встретил меня. Я заметил, что со времени нашего расставания он заметно постарел и сделался ядовит. Он - как бы это объяснить - стал кусаться, причём больно и употреблял свои цинизмы с заранее и тщательно обдуманным намерением уязвить собеседника. Сначала я отнёс его нигилизм к особенностям артистической натуры, но вскоре убедился в собственной неправоте. Лодер был действительно несчастлив. Я понял это со всей отчётливостью, как только узнал причину. Мы ехали к нему домой, и я спросил о Марии.

- Она меня бросила - ответил он.
- Поразительно! Никогда бы не подумал, что она такое выкинет. Что случилось? Она ушла за мечтой и открыла собственный ресторан?
- О! Мария говорила вам про ресторан, не так ли? Вы редкий человек - женщины с вами откровенны. Но нет. Она одурачила саму себя и просто ушла.

- Я не знал, что ответить. Лодер был предельно уязвлён в своих чувствах и своём самомнении. Я пробормотал какие-то банальности и прибавил что это, должно быть и помимо всего прочего большая потеря для его работы. Лодер согласился.

- Я поинтересовался, когда это случилось, и успел ли он закончить статую нимфы.

- О. да! - сказал Лодер - Она закончена, я сделал и другую - очень своеобразную, совершенно в моём вкусе.

- Итак, мы добрались до дома, поужинали и Лодер рассказал, что через несколько дней после моего отъезда ненадолго отлучился в Европу. Нимфа стояла тут же, в столовой, в специальной стенной нише. Действительно прекрасная статуя, изумительное подобие Марии; вещь, совершенно отличная от большинства безвкусных Лодеровых изделий. Скульптор усадил меня напротив фигуры, и я не отрывал от неё глаз всё время застолья. Судя по всему, Лодер очень гордился своей работой; он переспрашивал меня о ней снова и снова. Казалось, что он болезненно повторяет одно и то же.

- Мы перешли в курительную. Лодер изменил обстановку; в глаза сразу же бросилось новое, большое, высотой в пару футов канапе у камина - некоторое подобие римской кушетки с подушками и высокой спинкой, дубовое, с серебряной инкрустацией. Лодер приделал к изголовью большую фигуру из серебра, своего рода опору - если вы следите за моим рассказом - для спины желающего присесть: образ совершенно нагой женщины, в натуральную величину, руки вытянуты вдоль дивана, лицо обращено вперёд. Хозяин обложил странную часть канапе несколькими большими подушками, и на женскую фигуру стало возможно опереться, но должен заметить, что сидеть на этом было всё же и неудобно, и неприлично. Диван мог бы стать превосходным реквизитом спектакля о порочной жизни, но Лодер проводил на нём тихий домашний досуг у камелька: вызывающее зрелище. Казалось, хозяин весьма доволен своей кушеткой.

- Видите - сказал он - оригинальная вещь.

- Я пригляделся и узнал в женской фигуре Марию, хотя черты её лица были, если так можно выразиться, лишь обозначены. Должно быть, скульптор счёл, что предмет мебели не требует большего старания.

- Я смотрел на удивительное канапе и думал, что Лодер повредился рассудком. За две недели жизни в его доме ощущение дискомфорта лишь усилилось. С каждым днём Лодер становился всё противнее. Время от времени он звал меня в студию - я позировал, Лодер сидел напротив и рассказывал самые похабные истории в своей обычной, грязной манере: пытливо вперяясь в меня глазами. Поверьте, он хорошо меня лепил, но легче было бы жить среди бушменов.

- А вот теперь о странном.

Слушатели заинтересованно приподнялись в креслах.

- Это случилось вечером, накануне моего отъезда в Нью-Йорк - начал Варден. - Я сидел...

Кто-то вошёл в коричневую комнату. Бейс встретил его предупреждающим жестом. Гость тихо опустился в большое кресло, и, с перевеликими осторожностями, чтобы не смутить рассказчика смешал себе виски.

- Я сидел в курительной - продолжил Варден - и ждал Лодера. Дом был пуст. Хозяин отпустил всю прислугу на какое-то зрелище или на лекцию или что-то вроде того, отобрал работы для намеченной европейской выставки и отъехал на встречу со своим агентом. Я, ненароком, успел задремать и очнулся уже в сумеречном полумраке. Возле меня стоял незнакомый молодой человек.

- Незнакомец не был похож на взломщика и ещё меньше - на привидение. Он, можно сказать, выглядел весьма заурядно - одет в серый английский костюм, через руку переброшено коричневое пальто, в другой руке трость и мягкая шляпа. Гладкая причёска, бесцветные волосы, глуповатое лицо с длинным носом, монокль. Я знал, что входная дверь заперта и уставился на гостя, не понимая, что сказать. Но тут заговорил незнакомец: хриплым, запинающимся, чудным голосом:

- Мистер Варден?
- Вы меня знаете, у вас преимущество - ответил я.
- Извините за вторжение, я понимаю, что это против всех правил, но, знаете ли, вам лучше со всей поспешностью уйти из этого места.
- Что такое, чорт возьми?
- Не сочтите за наглость, но вы должны знать: Лодер никогда не простит; боюсь, что он готовится превратить вас в вешалку для шляп, торшер или что-то вроде этого.

- Господи! - Скажу вам честно, у меня помутилось в голове. Тихий, спокойный голос, превосходные манеры и такие слова! Я вспомнил о чрезвычайной силе сумасшедших, потянулся было к звонку, но с ужасом вспомнил, что мы одни в доме.

Тогда я принял храбрый вид и спросил:

- Как вы сюда вошли?

- Увы, при помощи отмычки - ответил незнакомец. В его устах это прозвучало совершенно обыденно, как будто бы он извинялся, что не прихватил с собою визитную карточку. - Я не был уверен, что успею до возвращения Лодера, но точно знаю: вам надо немедленно покинуть дом.

- Послушайте - сказал я - Кто вы и что такое несёте? Почему вы говорите, что Лодер не простит меня? За что?
- За - ответил незнакомец, - Марию Морано; и вам придётся простить мне вторжение в ваши личные дела.
- Господи, да она-то здесь каким боком? - закричал я. - Зачем вы её приплели? Она ушла, когда я был на войне. Как это меня касается?

- О! - ответил странный молодой человек, - Простите меня. Возможно, я чересчур положился на мнение Лодера. Очень глупо с моей стороны, но я и предположить не мог, что он ошибается. Лодер вообразил, что в прошлый приезд вы стали любовником Марии.

- Любовником Марии? Нелепость! Она ушла за своим мужчиной, кто бы он ни был. Лодер прекрасно знает, что не со мной!
- Мария не вышла из этого дома - сказал молодой человек. - И я вовсе не исключаю, что если вы не выйдете отсюда сейчас, то задержитесь здесь навсегда.

Я разъярился.

- Господи помилуй, о чём это вы?

Незнакомец отвернулся и сбросил голубые подушки с подножия серебряного канапе.

- Вы когда-нибудь всматривались в эти пальцы?
- Да нет - ответил я, изумляясь всё более. - Зачем?
- Случалось ли Лодеру лепить Марию с коротким пальцем левой ступни?

Что-ж, я посмотрел на фигуру и понял, что он прав - второй палец на левой ноге был короче соседних.

- Да, это так - согласился я - но почему бы и нет?
- Действительно. Почему бы и нет - сказал незнакомец. - Неужели вам не удивительно: из всех фигур работы Лодера лишь у этой одной палец на ноге такой же, как и у живой Марии?

Он поднял трость.

- Смотрите!

Я не ожидал в нём такой силы. Головка трости с тяжёлым стуком опустилась на серебряную статую. Удар пробил в серебре рваную дыру у локтевого сгиба. Незнакомец выкрутил и оторвал руку от статуи. Конечность оказалась полой и, клянусь вам, внутри была длинная и сухая человеческая кость!

Варден замолчал и от души глотнул виски.

- И что дальше? - голоса слушателей пресеклись в волнении.

- Да, - продолжил Варден, - не постыжусь сообщить, что вылетел из дома как кролик при звуке шагов охотника. Снаружи стоял автомобиль, водитель распахнул мне дверцу. Я рухнул на сиденье, но сообразил, что это, должно быть ловушка; выскочил из машины и добежал до остановки трамвая. На следующий день я обнаружил на станции свой багаж, готовый к отправке в Ванкувер.

- Когда я пришёл в себя, то вообразил удивление Лодера, но скорее выпил бы яду, чем возвратился в его дьявольский дом. На следующее утро, я уехал в Ванкувер и никогда более не встречался ни со скульптором, ни с незнакомцем. У меня нет и тени соображения кто этот замечательный человек и что с ним сталось, но слышал, что Лодер мёртв - какой-то несчастный случай.

Наступила пауза.

- Изумительная история, мистер Варден - сказал Армстронг, любитель всяческого рукоделия, первейшая и несомненная мишень антибеспроводного движения Арбутнота. - Но вы предполагаете, что в серебре скрывался целый скелет? Вы думаете, что Лодер положил его в литейную форму? Это чертовски сложно и опасно - малейшая случайность выдала бы его подмастерьям. И статуя должна значительно превосходить человеческие пропорции, чтобы полностью скрыть скелет.

- Наш гость запутал вас без умысла, Армстронг - ответил спокойный и сильный голос из тени за креслом Вардена. - Фигура не была отлита из чистого серебра: серебряное гальваническое покрытие на медной подложке и медь нанесёна на человеческое тело. На деле, леди плакировали серебром. Думаю, хотя и не уверен, что после окончания процесса он растворил и вывел мягкие ткани из статуи: пепсин или что-то в этом роде.

- Привет, Уимси - сказал Армстронг - но вы же только что вошли? И откуда такая уверенность?

 Звук голоса Уимси безмерно взволновал Вардена. Он вскочил на ноги и направил свет лампы прямо в лицо лорду Питеру.

- Добрый вечер, мистер Варден. Счастлив видеть вас снова и прошу извинить за бесцеремонное поведение во время нашей прошлой встречи.

Варден безмолвно пожал протянутую руку.

- Значит ли это, что вы и есть тот самый мистический персонаж, Великий Неизвестный этой истории? - спросил Бейс. И нагло добавил - мы, впрочем, могли бы и сами узнать Уимси в живейшем описании Вардена.

- Отлично; раз уж вы появились - сказал Смит-Хартингтон, человек из "Морнинг Джел" - то непременно доведёте рассказ до конца.
- Это была шутка? - спросил Джадсон.

Лорд Питер не успел ответить.

- Конечно нет! - заявил Петтифер - зачем бы? Уимси повидал предостаточно чудных вещей и не имеет нужды изобретать их.
- Истинно так - сказал Бейс. - Носится со своими дедукциями и прочими фокусами и всегда суёт свой нос, куда не следует.
- Превосходно, Бейс - ответил его светлость - вот только где бы сейчас был мистер Варден, не поговори я с ним тем вечером?
- И вправду, где? Именно это мы и хотим узнать - потребовал Смит-Хартингтон. - Не увиливайте, Уимси, вперёд. Мы хотим услышать эту историю.
- И полную историю - добавил Петтифер.
- И ничего кроме истории - сказал Армстронг, проворно убирая из-под самого носа лорда Питера бутыль с виски и сигары. - Поспеши, старик. Ни затяжки и ни глоточка пока птичка не споёт.

Лорд Питер горестно пожаловался на людское жестокосердие, переменил тон и сказал.

- Это не тот случай, о котором мне хотелось бы распространяться. Я могу оказаться в неприятном положении - вероятно, непредумышленное убийство, но возможно, что и убийство.

- Чорт! - воскликнул Бейс.

- Всё в порядке - ответил Армостронг - никакой огласки. Мы не хотим потерять в вас члена клуба. Смит-Хартингтон воздержится от своей обычной разговорчивости, вот и всё.

Кружок поклялся в благоразумии, лорд Питер откинулся в кресле и начал рассказ.

- Любопытный случай с Эриком П. Лодером - пример странного действия некоторых высших сил: тех, что вопреки слабой человеческой воле вершат дела людские. Назовём это Провидением, назовём это Роком -...
- Отложим высшие силы на потом - сказал Бейс.- Эту часть можно опустить.

Лорд Питер застонал и начал заново.

- Я начал интересоваться Лодером после случайного замечания человека из службы иммиграции в Нью-Йорке - меня привело туда глупое дело миссис Билт. Служащий сказал: "Помилуйте, но что Эрик Лодер собирается выставить в Австралии? Я всегда думал, что для него более уместна Европа".

-Австралия? - переспросил я - Вы удивили меня, дружище. Он говорил мне днями, что на три недели отправляется в Италию.
- Никакой Италии. Он был у нас сегодня, спрашивал, как добраться до Сиднея, и какие формальности необходимы.
- О - сказал я - должно быть, Лодер поедет тихоокеанским маршрутом и заглянет в Сидней по пути.

Но мне стало удивительно, почему Лодер не рассказал об этом вчера. Он определённо говорил о плаванье в Европу и о том, что посетит сначала Париж, а потом Рим.

Ненасытная любознательность погнала меня к Лодеру и я заехал к нему через пару дней.

Скульптор казался очень приветлив, он предвкушал путешествие. Я поинтересовался маршрутом и получил вполне определённый ответ: прямиком в Париж.

Что-ж, в Париж так в Париж, не моё это дело. Мы заговорили о разных вещах. Хозяин рассказал мне, что пригласил в гости Вардена и тот пробудет у него до отъезда. Лодер надеялся, что гость послужит моделью для его работы. Он пояснил, что никогда не встречал столь же совершенного тела. "Один раз я собрался поработать с ним - сказал он - но не успел; началась война, и Варден уехал записываться в армию".

Лодер беседовал со мной лёжа на своём отвратительном канапе. Случайно я уловил его взгляд: глаза скульптора горели ужасным огнём, я чуть ли не перепугался. Он поглаживал шею серебряной фигуры и скалил зубы.

- Надеюсь, вы оставите опыты с листовым серебром - сказал я.
- Ну, - ответил Лодер - я думаю сделать ей пару. Что-то вроде "Спящего атлета".
- Лучше отлейте статую. Зачем вы используете такое толстое покрытие? Оно убивает мелкие детали.

Лодер огорчился. Он не терпел никакой критики своих работ.

- Это эксперимент. В следующий раз я сделаю истинный шедевр. Увидите.

Мы принялись дискутировать, но тут вошёл дворецкий: на дворе ужасная ночь. Готовить ли мне постель? Мы совершенно не заметили перемены погоды, хотя она начала портиться уже во время моего пути из Нью-Йорка. Теперь дождь стоял стеной. Осталось добавить, что я приехал в маленьком, открытом спортивном автомобиле, не захватил с собой пальто, и перспектива проехать пять миль под ливнем ничуть не казалась заманчивой. Лодер убеждал меня остаться, и я согласился.

Я немного устал и сразу же пошёл в кровать. Лодер решил немного поработать перед сном и отправился в студию. Я видел, как он уходит по коридору.

Вы не разрешаете говорить о Провидении, и мне остаётся поведать о случившемся со мной происшествии лишь как о примечательном факте - в два часа ночи я проснулся и понял, что лежу в луже воды. Слуга спешил согреть постель, положил в неё бутыль с горячей водой, проклятая штука зашевелилась и откупорилась. Десять минут я пролежал в сырости и в горести, пока не нашёл в себе сил изучить состояние кровати. Всё оказалось безнадёжно и мокро - простыня, одеяло и матрас. Я посмотрел на кресло, и тут меня осенило. В студии Лодера стоит замечательный диван: огромный, с большой меховой шкурой и кучей подушек. Почему бы не провести на нём остаток ночи? При мне всегда электрический фонарик; я зажёг его и двинулся в путь.

В студии никого не было; должно быть, Лоддер закончил работу и поспешил в спальню. Диван стоял на месте, за ширмой, в полном порядке. Я разместился на нём, обернулся меховой шкурой и закрыл глаза.

Ко мне пришёл первый, сладкий сон, когда я услышал шаги - не у двери, а у противоположной стены комнаты. Я не предполагал, что в студию можно войти с той стороны и удивился. От шкафа, в котором Лодер хранил инструмент и всякие вещи, потянулся луч света, затем распахнулся проход и в комнату вошёл Лодер с электрическим фонарём. Он аккуратно закрыл за собой дверцу шкафа, тихо прошёл по студии, остановился у мольберта и снял с него покрывало. Я смотрел на него через трещину в ширме. Несколько минут он пристально вглядывался в мольберт, а затем испустил ужасный, булькающий смех. Подобный звук никогда не ласкал моих ушей. Если у меня и было намерение заявить о себе, то теперь я совершенно оставил эту мысль. Лодер набросил на мольберт покрывало и вышел из студии через обычную дверь.

Я подождал, убедился, что хозяин ушёл, поднялся - осторожно, как никогда - и прокрался к мольберту посмотреть на рассмешившее Лодера изображение. Им оказался набросок статуи "Спящий атлет". Я смотрел на рисунок и мною овладевала уверенность в самом страшном. Казалось, что жуткое чувство поднимается из желудка к самым корням волос.

Моя семья говорит, что я чересчур любопытен. Скажу лишь, что направился к шкафу, и никакая сила не смогла бы меня остановить. Стояла глухая ночь; я немного нервничал и ожидал, что на меня немедленно выпрыгнет что-то совершенно гадкое, но наложил героическую длань на ручку комода.

К моему удивлению, дверца не была заперта. За ней оказался ряд совершенно безобидных и мирных полочек, и ни одна из них не смогла бы вместить Лодера.

Вы, несомненно, поймёте охвативший меня азарт; я принялся искать потайную защёлку: она должна была там быть и без особого труда обнаружилась. Задняя стенка шкафа бесшумно ушла внутрь, и я оказался на верхней площадке узкой винтовой лестницы.

У меня хватило соображения промедлить, убедиться, что дверь можно открыть изнутри и прихватить с собою найденный на полке увесистый пестик - некоторое оружие на всякий случай. Затем я прикрыл дверь и пошёл вниз по прочной старой лестнице за трепещущим лучом фонаря.

Внизу оказалась другая дверь, но я быстро открыл секрет запора и открыл её - рывком, в неимоверном возбуждении, с пестиком наизготовку.

Но меня никто не встретил. Луч фонарика отразился в чём-то жидком, затем я нашёл электрический выключатель.

Я увидел большую квадратную комнату, оборудованную под мастерскую. На правой стене оказался большой распределительный щит, под ним стояла скамья. В центре потолка, над большим стеклянным чаном - семь футов в длину и около трёх в ширину - висел мощный светильник. В чане колыхалась тёмно-коричневая жидкость, и я распознал в ней обычный для гальваники раствор цианида и сульфата меди.

Снаружи, на крюках висели держатели электродов - пока пустые, но я обнаружил в комнате приоткрытый упаковочный ящик с медными полосами для анода, и их было достаточно, чтобы покрыть слоем металла в четверть дюйма предмет размером с взрослого человека. Нашёлся и другой, маленький ящичек, заколоченный гвоздями: судя по весу и надписям с серебром для завершения процесса. Чего-то не хватало, я поискал и вскоре нашёл: солидный запас готового к делу графита и большой сосуд с лаком.

Конечно, во всём этом не было никаких свидетельств жульничества. Ничто не мешало Лодеру делать слепки и покрывать их серебром, было бы желание. Но затем я обнаружил нечто не совсем законное.

На скамье лежал овальный кусок меди размером в полтора дюйма - думаю, ночная работа Лодера. Это была электрокопия консульской печати США: они ставят её на фотографию в паспорте, чтобы предупредить замену вашего фото на снимок мистера Джигса, который желает покинуть страну и отдохнуть от надоедливых приставания Скотланд-Ярда.

Я присел на лодеров табурет и воссоздал его прелестный маленький план во всех деталях. Предстояло проверить три вещи. Прежде всего: собирается ли Варден в скором времени в Австралию? Если это не так, я могу выкинуть прочь все свои умствования. Второе: что у Вардена за волосы? Тёмные, как у Лодера? Если Варден - вы понимаете - достаточно похож на Лодера и может сойти за него по описанию в паспорте, то это сильно поможет делу. Я видел его только раз, в роли Аполлона, тогда он играл в светлом парике, но знал, что если останусь неподалёку, то встречусь с Варденом, когда он приедет к Лодеру в гости. И, третье: я должен был узнать, имеет ли Лодер какую-нибудь причину гневаться на Вардена.

Я понял, что не могу более оставаться в потайной комнате без угрозы для собственного здоровья. Лодер мог вернуться в любой момент. Чан, полный сульфата меди с цианистым калием предоставлял ему удобное средство укоротить чрезмерное любопытство гостя. Я не обнаруживал в себе великого желания оказаться среди предметов лодеровой меблировки. Мне никогда не нравились вещи в обличье других вещей - коробки с печеньем в виде томиков Диккенса и тому подобные трюки; я не слишком озабочен собственными похоронами, но предпочёл бы выдержать их в рамках хорошего вкуса. Я стёр отпечатки пальцев со всех возможных мест, вернулся в студию и прибрал диван. Лодер не должен был узнать, что я был здесь.

Оставалась одна любопытная вещь. Я прокрался через холл в курительную. Серебряное канапе засверкало в луче фонарика. Оно никогда не нравилось мне, но теперь было гаже во сто крат. Я был наслышан о втором пальце Марии Морано и, справившись с отвращением, тщательно изучил ноги фигуры.

Остаток ночи пришлось провести в кресле.

Я запоздал вмешаться в маленькую игру Лодера: дело миссис Билт, текущие расследования, то одно, то другое, но успел узнать, что Варден гостил у Лодера за несколько месяцев до исчезновения прекрасной Марии Морано; боюсь, я оказался туповат, мистер Варден. Я подумал, что между вами действительно что-то было.

- Не извиняйтесь - сказал со смешком Варден. - Актёры кинематографа пользуются дурной славой.

- Почему бы это? - возразил Уимси с выражением комического ужаса. - Простите. Так или иначе, но мы с Лодером подумали одинаково. Я получил первое, точное подтверждение своим мыслям. Гальванический процесс - в особенности нанесение толстого слоя металла - нельзя завершить в одну ночь, но Варден должен появиться в Нью-Йорке накануне выезда в Австралию. Лодеру необходимо свидетельство отъезда живого и невредимого Вардена в Сидней. Итак, лже-Вардену предстоит отбыть в Австралию с бумагами Вардена, с паспортом Вардена, с надлежащим оттиском консульской печати на новой фотографии и исчезнуть в Сиднее; вместо него появляется Эрик Лодер, скульптор, путешествующий со своим, законным паспортом. Но в этом случае люди из Мистофилмс Лимитед не должны прийти на причал к заявленному Варденом рейсу, но получить каблограмму о том, что артист запаздывает с приездом. Я поручил эту часть плана своему слуге, Бантеру, человеку исключительных способностей. Специальный человек ходил за ваятелем по пятам три недели и, в конце концов, ровно за день до отъезда нашего гостя Лодер отправил именно такую каблограмму из одного почтового отделения на Бродвее; по счастью (и снова Провидение!) на почте пользовались очень твёрдыми карандашами.

- Бог мой! - воскликнул Варден - Я вспоминаю, как по приезду мне говорили что-то о каблограмме, но я и не подумал о Лодере. Я решил, что это какая-то глупость ребят из Вестерн Электрик.

- Именно так. Я выяснил всё это и направился к Лодеру с отмычкой в одном кармане и автоматическим пистолетом в другом. Со мной поехал славный Бантер и, если бы я не вернулся к назначенному часу, он вызвал бы по телефону полицию. Видите, мы всё предусмотрели. Это Бантер ждал вас в автомобиле, мистер Варден, но вы оказались подозрительным человеком - и я ничуть вас не осуждаю - так что мы смогли доставить к поезду один лишь ваш багаж.

- По пути мы встретили машину со слугами Лодера и поняли, что действуем верно, и что мне предстоит до некоторой степени простая работа.

- Вы уже знаете о моём разговоре с Варденом. Не думаю, что могу добавить к его рассказу. Я убедился, что он ушёл из ловушки в целости и сохранности и направился в студию. Там не было никого; я отпер секретную дверь и, как ожидал, увидел полосу света в дальнем конце прохода, под дверью мастерской.

- Так Лодер всё это время оставался в доме?

- Разумеется. Я вынул из кармана маленький пистолет и очень тихо открыл дверь. Лодер стоял между чаном и распределительным щитом; он был очень занят - настолько, что не заметил меня. Его руки были черны от графита, большая куча этого порошка лежала на расстеленной по полу подстилке. Лодер прилаживал к чану длинный, закрученный в спираль медный провод, соединённый с трансформатором. Большой упаковочный ящик был открыт и все электроды заполнены.

- Лодер - окликнул я.

- Он повернулся ко мне. В его лице не осталось ничего от человека.
- Уимси! - вскрикнул он - какого чёрта вы тут?
- Пришёл - ответил я - рассказать вам, что знаю, как яблоки попадают в пирог.

И показал пистолет.

- Лодер закричал, метнулся к щиту и выключил свет - теперь я не видел цели. Должно быть, он прыгнул в мою сторону: в кромешной темноте прозвучали треск, всплеск и дикий визг - за пять лет войны я никогда не слышал такого и надеюсь никогда более не услышать.

Я пробрался к щиту и испробовал все переключатели пока, наконец, не включил прожектор над чаном. Ослепительный белый свет залил мастерскую.

Он лежал в гальванической ванне и всё ещё слабо подёргивался. Цианид, вы понимаете, быстрое и безболезненное средство. Я уже знал, что он мёртв - отравлен, утоплен, мёртв. Лодер запутался в проводе и увлёк спиральную медную жилу за собою в чан. Без всякой мысли я притронулся к проводнику, получил изрядную встряску и понял, что пока искал на щите освещение, включил ненароком и ток. Я снова заглянул в ванну. Лодер плавал в растворе, сжимая в руках провод. Медная спираль обвилась вокруг пальцев, и электричество методично покрывало перепачканные в графите руки скульптора медной плёнкой.

И только тогда до меня дошло, что Лодер и впрямь мёртв; я понял, чем рисковал, когда решительно шёл вперёд с поднятым пистолетом.

Я поискал в комнате, нашёл немного припоя и паяльник, поднялся по лестнице и позвал Бантера: он появился в одно мгновение. Мы перешли в курительную и со всем возможным старанием припаяли к женской фигуре отломанную руку; затем привели в порядок мастерскую: стёрли отпечатки пальцев и уничтожили все следы постороннего присутствия. Мы не тронули освещение и распределительный щит, покинули дом и вернулись в Нью-Йорк самым окольным путём. Я захватил с собой одно лишь факсимиле консульской печати и выбросил его в реку.

Дворецкий нашёл Лодера утром. Мы прочитали в газетах, что скульптор упал в чан во время какого-то эксперимента с гальваникой. Пресса смаковала ужасную подробность: руки мертвеца оказались покрыты толстой медной коростой. Медь нельзя было очистить без жестоких повреждений и Лодера похоронили как есть.

Это всё. Армстронг, могу я получить свой виски-соду?
- Но что случилось с канапе? - спросил Смит-Хартингтон.

- Я купил его на распродаже вещей Лодера - ответил Уимси - и обратился к доброму старому католическому священнику, моему знакомому. Я взял с него обещание молчать и рассказал всю историю. Он очень благоразумный, сердечный и много повидавший человек; однажды, лунной ночью, мы с Бантером привезли канапе на машине к его маленькой церкви в нескольких милях от города и похоронили по-христиански в укромном уголке погоста. Думаю, что мы поступили наилучшим образом.