Невероятная история о лорде Питере Уимси и сбежавшей супруге.

Дороти Сейерс
The incredible elopement of lord Peter Wimsey. По изданию The Complete Lord Peter Wimsey Stories by Dorothy L. Sayers.

Пер. Crusoe

- Видите дом, сеньор? - указал хозяин крохотного поместья. - Там живут американский врач с одержимой женой, спаси нас всех святые угодники.

Он осенил себя крестом; следом перекрестились его жена и дочь.

-Одержимая, вы сказали? - Ленгли заинтересовался. Он был профессор этнологии, нередко бродил по Пиренеям, но впервые забрался в такую глушь - крохотную деревушку, цепко укоренившуюся в камне на зубчатом уступе гранитных гор. Ленгли как раз собирал материал для книги о баскском фольклоре. Возможно, если подлеститься к старику с умом, он расскажет всю историю?

- А на какой манер одержимая?

- Кто знает - пожал плечами деревенский лендлорд. - Полюбопытствуешь в пятницу - похоронят в субботу. Прикажете подавать обед, ваша честь?

Ленгли понял намёк. Дальнейшие расспросы стали бы бесполезны. Возможно позднее, когда они лучше познакомятся...

Ели за общим столом. На обед подали отлично знакомое Ленгли тушёное мясо - жирное и перчёное - и незатейливое красное домашнее вино. Хозяева и гость свободно разговаривали на баскском - самом странном языке в мире: похожих наречий нет на всей земле, и некоторые настаивают, что так говорили наши праотцы в Эдеме. Разговор шёл о скверной зиме, о юном Эстебане Араманди - теперь он ковыляет на костылях, упавшая скала изувечила этого крепкого, красивого молодца; о трёх ценных козлах, задранных медведем; о ливнях вслед за засушливым летом, что смывают теперь со склонов плодородный грунт. Лил дождь, неприятно завывал ветер. Но Ленгли было хорошо - он любил эту загадочную и непостижимую страну во все её сезоны. Он наслаждался непритязательным уютом деревенской гостиницы, воображая обшитый дубом холл своего кембриджского колледжа, и счастливо улыбался, поблёскивая стёклами профессорского пенсне. Несмотря на учёное звание и внушительный набор аббревиатур после имени на визитной карточке, Ленгли был нестарый ещё человек. Университетские коллеги поражались, отчего этот молодой педант, аккуратный и чопорный, проводит каникулы, поедая чеснок и трясясь на мулах по кромкам горных ущелий. По его виду, удивлялись они, никогда такого не подумаешь.

В дверь постучали.

- Марта пришла - сказала супруга хозяина.

Она откинула задвижку, и в дом ворвался поток ветра с дождём, сбив огонь со свечей. Ночная буря внесла в комнату маленькую, пожилую женщину; мокрую, избитую бурей; с налипшей на лицо путаницей седых волос, выбившихся из-под платка.

- Заходи, Марта, присядь, отдохни. Сегодня скверная ночь. Посылка у нас? - да, Доминик принёс её утром из города. Тебе надо выпить вина или молока прежде обратной дороги.

Старушка поблагодарила хозяйку и села на лавку, стараясь отдышаться.

- Как у вас дома? Доктор в порядке?
- Он-то в порядке.
- А она?

Дочь хозяина задала этот вопрос шёпотом; лендлорд покачал головой и бросил в её сторону суровый взгляд.

- Как всегда в это время года. До Дня поминовения усопших ещё месяц. Иисус-Мария, какая беда для джентльмена, но он терпит, терпит.
- Он хороший человек - сказал Доминик - и умелый врач, но такое зло доктора исцелить не могут. Сама-то не боишься, Марта?
- Чего мне бояться? Нечистый меня не тронет. Я не красотка, нет у меня ни ума, ни сил - к чему я диаволу? Потом, Святая Вещь хранит меня.

Морщинистая рука старушки нырнула за пазуху.

- Вы пришли вот из того дома? - спросил Ленгли.

Марта глянула с подозрением.

- Сеньор не из нашей страны?

- Этот господин наш гость, Марта - поспешно вступил хозяин. - Он учёный английский джентльмен, знает страну; слышишь - он говорит по-нашему. Джентльмен знаменитый путешественник - как американский доктор, твой хозяин.

- Как зовут вашего хозяина? - спросил Ленгли. Он подумал, что доктор-американец, похоронивший себя в глухом углу Европы, должен быть необычной персоной. Возможно, он тоже этнолог? Если так, могут найтись и общие знакомые.

- Звать его Везерал. - Старушка произнесла имя несколько раз, пока Ленгли не уверился в нём.
- Везерал? Не Стэндиш ли Везерал?

Все необычайно оживились. Хозяин догадался, как помочь делу.

- Эта посылка для него. Наверное, и имя указано.

Посылка оказалась маленьким, аккуратно упакованным ящичком. На нём стояли знаки лондонской фармацевтической компании и имя адресата: "Стэндиш Везерал, эсквайр, доктор медицины".

- Бог мой! - воскликнул Ленгли - невероятно! Какая-то сказка. Я знаю этого человека, и жену его тоже...

Он запнулся. Вся компания разом перекрестились.

- Объясните мне - Ленгли заговорил с напором, отбросив всякую осторожность - вы сказали, что жена доктора одержима бесом - больна - как это? Это та дама, которую я знаю? Опишите её. Она высокая, красавица, с золотыми кудрями и голубыми глазами, словно Мадонна - это так?

Наступила тишина. Гостья потрясла головой и как-то беззвучно задвигала губами, но дочь прошептала:

- Да - это правда. Однажды мы видели её такой, и джентльмен сказал...
- Помолчи - оборвал хозяин.
- Сэр - подала голос Марта - все мы в руце божией.

Она встала и повязала платок.

- Погодите - остановил её Ленгли. Он вынул блокнот и написал пару строк. - Вы можете передать записку хозяину, доктору? Я написал, что остановился здесь, - я, его друг - и прошу разрешения зайти с визитом. Вот и всё, что написано.
- Вы собираетесь идти в тот дом, ваша милость? - с испугом прошептал хозяин.
- Если он не захочет принять меня, то, может быть, сам придёт сюда. - Ленгли добавил пару слов и вынул из кармана несколько монет. - Вы отнесёте доктору записку?
- Конечно, конечно. Но вы будете осторожны? Может быть - хотя сеньор и иностранец - вы истинной веры?
- Я христианин - ответил Ленгли.

Кажется, ответ удовлетворил Марту. Она взяла деньги, записку, спрятала вместе с посылкой во внутренний глубокий карман и с неожиданной для сгорбленной, немощной старушки резвостью кинулась к двери.

Ленгли пустился в воспоминания. Ничто не поразило бы его сильнее. Стэндиш Везерал в этом захолустье! Три года назад он покончил с этой историей и постарался напрочь забыть всё - и всех! Великолепный хирург, во цвете лет, в зените мастерства, и Алиса Везерал, изумительное воплощение золотой женственности удалились в этот жалкий край! Его сердце затрепыхалось при мысли о возможном свидании. Три года назад Ленгли решил, что для него будет лучше изгнать из головы и сам образ фарфоровой красавицы. Глупое решение, но теперь не мог даже и вообразить Алису здесь - не в декорациях большого белого дома на Риверсайд-драйв, с его павлинами, плавательным бассейном и золотой башней в саду на крыше. Везерал был богач, сын старого Хирама, автомобильного магната. Что он делает здесь?

Ленгли припоминал. Старый Хирам Везерал умер и оставил все деньги Стэндишу, других детей у Хирама не было. В семье был переполох, когда этот единственный сын взял в жёны девушку без рода и племени. Он привёз Алису "откуда-то с запада". В те годы ходила история, как он нашёл эту совсем одинокую сиротку и спас от чего-то или от чего-то излечил и оплачивал потом образование девушки, хотя сам был всего только студентом. Через несколько времени, когда Стэндишу было уже за сорок, а Алисе исполнилось семнадцать, он привёл её в дом и взял в жёны.

И теперь он оставил дом, пренебрёг деньгами, променял жизнь блестящего специалиста, практикующего в Нью-Йорке, на жизнь в стране Басков - в глуши, где всё ещё верят в чёрную магию; где люди едва могут связать и несколько слов на отвратительном французском и испанском; в захолустье, дикарском даже по сравнению с примитивной цивилизацией окрестных Пиренеев. Ленгли уже раскаивался в записке к Везералу. Она может обидеть его.

Хозяин с женой ушли в хлев. Дочь осталась сидеть у огня, за штопкой одежды. Она не смотрела на Ленгли, но он чувствовал, что девушка не прочь поговорить.

- Скажи мне, милая - мягко начал он - что за несчастье случилось с этими людьми, моими друзьями?

- О! - Девушка быстро обернулась и склонилась к Ленгли, прикрыв руками швейную работу на коленях. - Сэр, послушайте. Не ходите туда. В это время никто не может оставаться в их доме, кроме дурачка Томазо и старой Марты, а она...

- Кто она?
- Она святая - или почти святая - быстро проговорила хозяйская дочь.
- Дитя - снова начал Ленгли - а эта леди, моя знакомая...

- Только не говорите отцу, что я вам это рассказала. Хороший доктор привёз её к нам в деревню три года назад, в конце июня, и дама была такая, как вы сказали. Она была красавица. Она смеялась и говорила что-то на своём языке - потому что не знала ни испанского, ни баскского. Но в Ночь Поминовения...

Девушка перекрестилась.

- В ночь Всех святых - мягко поправил Ленгли.

Ну да, только я не знаю, что случилось. Но она оказалась во власти тьмы. И стала меняться. Сначала от них доносились ужасные крики, я не знаю, как вам о них рассказать. А потом, мало-помалу, дама стала тем, что живёт там сейчас. Никто не видел её, только Марта - но она молчит. А люди говорят, что теперь оно совсем не женщина.

- Сумасшествие? - предположил Ленгли.
- Это не сумасшествие. Это колдовство. Послушайте. Через два года, на Пасху - это отец возвращается?
- Нет, нет.

- На рассвете, по ущелью поднялся ветер, и весь день нёс к нам святой звон церковных колоколов. Потом, уже ночью, в дверь постучали. Отец открыл, и это была она - как Пресвятая Дева, очень бледная, словно с церковной иконы, в голубой накидке поверх головы. Она говорила с нами, но мы не понимали. Она рыдала, заламывала руки, показывала на тропу вниз, по ущелью; отец пошёл запрягать мула, а я подумала, что это как бегство от злого царя Ирода. Но потом пришёл американский доктор. Он бежал так, что совсем запыхался. А дама завизжала на него.

Ленгли содрогнулся от ярости. Если этот человек жесток с женой, надо действовать немедленно. Девушка торопилась досказать до конца.

- Он сказал - Иисус-Мария! - он сказал, что жена его одержима бесами. На Пасху нечистый бессилен и теперь она пытается бежать от его власти. Но как только истечёт Святое время, порча вернётся; поэтому опасно отпускать одержимую на волю. Родители поняли, что прикасались к сатанинской вещи, испугались, принесли святой воды и окропили мула, но в бедную тварь успел войти бес злобы и мул лягнул папашу так, что тот месяц хромал. Американец забрал жену и больше её никто не видел. Даже старая Марта видит её не часто. Но каждый год сила тьмы прибывает и убывает - как Луна в небе: тяжелее всего под Хэллоуин, а исчезает на Пасху. Не ходите туда, сеньор, если боитесь за свою душу. Тихо! Они возвращаются.

Ленгли хотел узнать подробностей, но вошедший хозяин первым делом подозрительно глянул на дочь. Этнолог взял свечу и отправился спать. Всю ночь ему снились волки - долговязые, тощие и чёрные, в гоньбе на запах крови.

На следующий день принесли ответ на записку.

Дорогой Ленгли, да - это в самом деле я; разумеется, я отлично вас помню. Буду только рад встретиться. Визит хорошего знакомого скрасит наше теперешнее изгнание. Боюсь, вы найдёте в Алисе кое-какие перемены, но я объясню вам наше несчастье при встрече. Из-за несколько суеверного отношения к таким больным в здешних краях мы живём скромно, но, если вы придёте около половины восьмого, нам удастся устроить нечто вроде обеда. Марта проводит вас.
Искренне, Стэндиш Везерал.

Доктор жил на полпути к вершине горы. Маленький, старый дом примостился на чём-то вроде скальной полки в каменной стене. Где-то рядом по склону падал невидимый, но шумный поток. Ленгли проследовал за Мартой в тёмную, квадратную комнату с большим очагом по одной стене. У самого огня, стояло глубокое кресло с широкими спинкой и подлокотниками, повёрнутое от входа. Марта пробормотала что-то вроде извинения и уковыляла прочь; Ленгли остался один, в полутьме. Пламя в очаге вздымалось и спадало, бросая в залу отблеск за отблеском. Постепенно глаза гостя привыкли к полутьме; в центре комнаты обнаружился накрытый к обеду стол, по стенам висели картины. Одна из них показалась знакомой. Ленгли подошёл ближе и распознал портрет Алисы Везерал - последний раз он видел его в Нью-Йорке. Картину писал Саржент в свой лучший период, и теперь прекрасный образ, исполненный естественности и жизни, сверкал в сторону гостя прелестной улыбкой.

В очаге развалилось и полыхнуло полено. Шум и свет как будто бы растревожили нечто в комнате, и Ленгли услышал - вправду или в воображении - движение со стороны придвинутого к огню кресла. Он сделал шаг вперёд и замер. Ничего не было видно, но начался шум: утробное, животное бормотание, крайне неприятное на слух. Ленгли не сомневался, что это ни кошка, ни собака. Звук был хлюпающий, сосущий, отвратительный. Затем прозвучала последовательность тихих, бормочущих жалобных изъявлений и в комнате стихло.

Ленгли попятился к двери. Он уверился, что в комнате есть нечто; что он не хочет встречаться с этим и поддался абсурдному желанию тотчас убежать. Но тут вошла Марта с большой, старомодной лампой, а за ней - сердечно улыбающийся Везерал.

Знакомый американский акцент развеял морок, сгустившийся около Ленгли. Он пожал дружески протянутую руку.

- Удивительно встретить вас здесь - сказал он.
- Мир тесен - ответил Везерал - это более чем банальное утверждение, но я сердечно рад нашей встрече.

Он сделал ударение на последних словах.

Старушка поставила лампу на стол, и спросила - не пора ли нести обед? Везерал ответил согласием, употребив понятную Марте смесь испанского с баскским.

- Вы стали говорить по-местному? - удивился Ленгли.
- Так, нахватался. Иначе они не понимают. Но, кажется, баскский язык ваша специальность?
- О да.
- Боюсь, вам успели наговорить обо мне всякого. Но об этом после. Я ухитрился привести этот дом в сносное для жизни состояние, хотя современных удобств здесь немного. Но нам хватает.

Ленгли использовал подвернувшуюся возможность и с несколько вопросительной интонацией промямлил что-то о миссис Везерал.

- Алиса? Да, я запамятовал - вы же не виделись с тех пор... - тут Везерал глянул на собеседника с жёсткой полуусмешкой - Я должен предупредить вас. Кажется, вы были кем-то вроде воздыхателя моей жены - в те, прежние дни?
- Как и все вокруг - парировал Ленгли.
- Несомненно. Обыкновенное дело, правда? А, вот и обед. Оставь на столе, Марта. Мы позвоним, когда закончим.

Старая женщина уставила кушанья между красивой сервировки - хрусталь и серебро - и вышла. Тогда Везерал подошёл к очагу, отступил в сторону и, не сводя странного взгляда с Ленгли, обратился к креслу:

- Алиса! Поднимайся дорогая и поздоровайся со старым своим поклонником. Вылезай. Вам будет приятно встретиться. Вставай.

В подушках кресла что-то заворочалось и захныкало. Везерал подступил ближе, с какой-то церемонной учтивостью поднял существо на ноги и вывел к Ленгли, под свет лампы.

Оно было одето в богатое, атласное платье золотого цвета с кружевами, и платье висело складчатой грудой ткани на тощем, сутулом теле. Бледное и отёкшее лицо, мёртвые глаза, мокрый открытый рот и тонкие струйки слюны от уголков трясущихся губ. Бахрома сухих, рыжих волос прилипла к огромной плеши, как будто бы мумия высунула лысый скальп из ящика со старым сеном.

- Иди, милая - проворковал Везерал. - Скажи: "Здравствуйте, как поживаете" мистеру Ленгли.

Существо заморгало и выдало очередь нечеловеческих звуков. Везерал взял его за предплечье и медленно распрямил вперёд безжизненную конечность.

- Так, она узнала вас. Думаю, что узнала. Пожми ему руку, дорогая.

Ленгли, мучаясь тошнотой, пожал вялую, липкую, противную на ощупь кисть, не встретив никакой ответной реакции. Он разжал пальцы; рука существа ненадолго задержалась в горизонтальном положении, а потом упала вниз.

- Боюсь, вы огорчены - сказал Везерал, не сводя глаз с Ленгли. - Я выработал привычку к этому и, конечно, реагирую не так, как человек со стороны. Вы, разумеется, нам не посторонний - но в переносном смысле, да? Это называется ранним старческим слабоумием - по моему диагнозу. Шокирующее зрелище, когда видишь такое впервые. К слову, вы можете не обиноваться. Она ничего не понимает.

- Как это случилось?

- Не могу сказать определённо. Как-то постепенно. Конечно, я консультировался у лучших специалистов, но ни один не помог. Тогда мы приехали сюда. Я не смог бы вынести жизни дома, где все нас знают. И я отверг мысли об изоляторе. Алиса моя жена - больная или здоровая, в горе или радости и так далее, вы понимаете. Теперь сядем обедать, а то всё остынет.

Везерал повёл жену к столу. Казалось, пустые глаза Алисы несколько оживились при виде пищи.

- Садись, дорогая, и кушай свою вкусненькую еду. (Видите, это она понимает). Вы извините её манеры, правда? Они нехороши, но вы привыкнете.

Он повязал существу салфетку и поставил перед ним еду в глубокой миске. Несчастная, судя по всему, была голодна: она кинулась пожирать еду, обливаясь слюнями; она хватала из миски пальцами, вымазав в подливе лицо и руки.

Везерал предложил гостю кресло напротив чавкающей жены. Ленгли не мог оторвать глаз от омерзительного зрелища.

Еда - рагу из дичи - была великолепна, но гость потерял всякий аппетит. Всё это казалось каким-то верхом цинизма и в отношении несчастной женщины, и его самого. Ленгли сидел как раз напротив картины Саржента и беспомощно глядел то на копию, то на оригинал.

- Да - сказал Везерал, проследив за его глазами - есть различия, не так ли? Сам он ел с удовольствием, неприкрыто наслаждаясь обедом. - Природа сыграла с нами шутку.

- Она всегда такая?

- Нет; сегодня один из скверных дней. Временами она бывает... почти человеком. Разумеется, здешние жители ничего не понимают. Они нашли собственное объяснение этому простейшему медицинскому факту.

- Есть ли надежда?
- Боюсь, нет - лечение не даст прочного результата. Вы ничего не едите?
- Я - да, Везерал. По правде, я потрясён.
- Естественно. Выпейте бургундского. Я было хотел отказать вам в визите, но, винюсь - не смог устоять: слишком велико было искушение поговорить с образованным человеком.
- Должно быть, это стало страшным ударом для вас.
- Я смирился. Ах, неряха, неряха! - Идиотка вывалила полмиски на стол. Везерал ловко справился с неприятностью и продолжил:
- Мне легче терпеть всё это здесь, где нет приличий, где ничему не удивляются. Все мои родные умерли, и я могу без помех следовать своим желаниям.
- В самом деле. Но имущество в Штатах?
- О, я езжу туда время от времени, для присмотра. Кстати, я собираюсь домой в следующем месяце. Буду рад, если вы захватите меня с собой. Разумеется, никто в целом свете не знает, где мы обосновались. По общему мнению, мы живём где-то в Европе.
- Вы консультировались у американских врачей?
- Нет. Мы жили в Париже, когда проявились первые симптомы. Кстати, это случилось вскоре после вашего визита.

Везерал, полыхнув на секунду какой-то эмоцией непонятного для Ленгли смысла, бросил в сторону гостя злобный взгляд.

- Лучший парижский врач подтвердил мой диагноз. И мы уехали сюда.

Он позвонил. Марта убрала рагу и поставила на стол сладкий пудинг.

- Марта моя правая рука - объяснил Везерал. - Не знаю, как бы мы обходились без неё. Когда я в отъезде, она смотрит за Алисой как родная мать. Жена не требует особого ухода, кроме еды, тепла и чистоты - последнее, впрочем, нелёгкое дело.

В его голосе прозвучала нотка, покоробившая Ленгли. Везерал заметил реакцию гостя и сказал:

- Не хочу скрывать от вас, что нервы мои отчасти расшатаны. Но тут ничего не поделаешь. Расскажите лучше о себе. Чем вы занимались в последнее время?

Ленгли ответил со всей возможной живостью; но разговор об отвлечённых вещах прервался, когда несчастная, бывшая когда-то Алисой, начала бормотать, жалобно хныкать и сползать под стул.

- Замёрзла - объяснил Везерал. Пойдём к огню, дорогая.

Он быстро перетащил идиотку к очагу, и она опять утонула в подушках кресла, корчась, жалуясь и вытягивая к пламени руки. Везерал достал бренди и коробку сигар.

- Как видите, я ухитряюсь держать связь с миром - сказал он. - Это мне прислали из Лондона. Я получаю свежие статьи, журналы по медицине и пишу книгу - вы знаете, я неспособен к растительному существованию. Здесь можно экспериментировать, есть прекрасное место для лаборатории и никаких законов против вивисекции. Отличная страна для медицинской работы. Вы здесь надолго?

- Не думаю.

- Жаль. Если бы вы надумали задержаться, я предложил бы пожить у меня, пока сам я буду в отъезде. Здесь комфортнее чем в деревенской гостинице, и я ничуть бы не волновался, оставив жену с вами, даже с учётом особых, сами понимаете, обстоятельств.

Он особо подчеркнул последние слова и засмеялся. Но Ленгли совершенно не понял, о чём зашёл разговор.

- Простите, Везерал, но...

- Полагаю, в прежние дни такая перспектива порадовала бы вас куда как сильнее, чем меня. Было время, Ленгли, когда вы подпрыгнули бы при мысли об уединённой жизни вдвоём с моей женой.

Ленгли и в самом деле подпрыгнул.

- Какого чёрта, на что вы намекаете, Везерал?
- Нет, что вы, никакого намёка. Я лишь припомнил день, когда вы и она ушли с пикника и куда-то пропали. Помните? Думаю, помните.
- Чудовищно - вскрикнул Ленгли. - Как вы смеете говорить такое при ней, несчастной этой душе?
- Да, несчастной душе. Теперь она просто вещь: на тебя гадко смотреть, правда, котёнок?

Он резко повернулся к жене. Внезапное движение Везерала отчего-то испугало Алису, и она дёрнулась прочь от мужа.

- Вы мерзавец! - кричал Ленгли. - Она боится вас! Что вы с ней сделали? Как она стала такой? Я всё узнаю!

- Знайте меру - отрезал Везерал. - Прощаю вам естественное возбуждение от её нынешнего вида, но не позволю вам встать между мной и моей женой. Что за верная привязанность у вас, Ленгли! Уверен, вы и сейчас желаете её - как и тогда, глупо полагая, что я слеп и глух. Скажите правду - вы и теперь строите планы на Алису? Хотите целовать её, ласкать её, лечь в кровать с моей красавицей?

Ленгли обезумел, огненная ярость застлала ему глаза. Он неумело бросил кулак в смеющееся лицо. Везерал перехватил руку, но Ленгли смог вырваться. Его охватила паника. Он заметался, круша мебель, и вырвался на двор под добродушный смех Везерала.

***

Поезд на Париж был переполнен. Ленгли вскочил в вагон перед самым отправлением, и сумел найти место только в коридоре. Присев на чемодан, он попытался собрать мысли воедино - сосредоточиться по пути отчаянного бегства было никак невозможно. Даже теперь, он не мог понять - зачем, от чего он спасается? Ленгли охватил голову руками, стараясь успокоиться.

- Прошу прощения - голос был вежливый.

Ленгли поднял глаза. Щеголеватый человек в сером костюме разглядывал его сверху вниз сквозь монокль.

- Крайне неловко тревожить вас - распространялся в извинениях щёголь - но я хотел бы как-то протиснуться в свою вожделенную конурку. Какая давка! Сегодня я с небывалой прежде страстью невзлюбил ближнего своего. Но вид у вас нездоровый, и это совсем неудобное место.

Ленгли ответил, что не смог найти свободного сиденья. Щеголеватый человек всмотрелся в измождённое и небритое лицо собеседника и предложил:

- Что ж, послушайте, почему бы вам не прилечь в моём купе? Вы не думаете пообедать? Нет?! Это ошибка. Давайте пробьёмся ко мне и закусим: тарелка супа, ещё что-нибудь. Простите мою назойливость, но, кажется, ваша диетическая система потерпела крах. Разумеется, это не моё дело, но есть-то надо.

Ленгли был слишком слаб и подавлен, чтобы протестовать. Он послушно побрёл за незнакомцем в спальное купе первого класса, где суровый и безупречный слуга как раз выкладывал и раскладывал пару лиловых шёлковых пижам и набор серебряных туалетных принадлежностей.

- Джентльмену нехорошо, Бантер - сказал человек с моноклем. - Я вручаю его горести твоему попечению. Тебе надлежит снестись с интендантом и, не медля, доставить нам тарелку супа и бутылку приемлемого вина.

- Разумеется, милорд.

Изнурённый Ленгли рухнул на кровать, но, когда появился обед, накинулся на пищу с жадностью. Он и не помнил, когда ел в последний раз.

- Хочу сказать, что вы очень отзывчивы и извиниться - поверьте, меня крайне смущает несуразность положения, но я испытал сильнейшее потрясение.
- Расскажите - любезно предложил незнакомец.

Щёголь не выказывал большого ума, но, по всей видимости, был человеком сердечным и, что важнее всего, казался совершенно нормальным. Ленгли подумал, что со стороны его история покажется нелепицей.

- Но я вам чужой - начал он.
- И вы мне - ответил попутчик. - И главное назначение незнакомцев - быть исповедниками. Вы согласны?
- Пожалуй - согласился Ленгли. - По правде сказать, я беглец от чего-то такого... Это странно - да, странно - но зачем мне докучать вам?
Щёголь присел рядом и положил тонкую руку на плечо Ленгли.

- Погодите - сказал он. - Если вы не пожелаете рассказывать дальше - не говорите мне ни слова. Но я Уимси - лорд Питер Уимси - и мне интересны странные истории.

***

В середине ноября в деревню пришёл чудной человек. Он был худой, молчаливый и бледный; прятал лицо под чёрным капюшоном, и жители с самого начала увидели в нём тайну. Незнакомец не стал жить в гостинице, а поселился высоко в горах, в полуразвалившемся доме. Он привёл с собой пять мулов, навьюченных каким-то странным багажом и слугу. Последний был под стать странному хозяину: суровый и мрачный испанец: он знал немного баскских слов, и мог говорить по-местному достаточно, чтобы при нужде переводить для своего господина; жители пробовали расспрашивать слугу, и то немногое, что он им открыл, взбудоражило деревню до крайности. Он рассказал, что хозяин - мудрец; вегетарианец; провёл всю жизнь за книгами; родом из неизвестной страны; говорит на языке Апостолов; беседовал со святым Лазарем после воскрешения того Иисусом; а когда господин засиживается по ночам в своём кабинете, к нему прилетают ангелы Божьи, чтобы побеседовать о делах сфер небесных.

Это были оглушительные новости. Все, то есть несколько десятков деревенских жителей, теперь обходили сомнительный дом стороной, особенно в ночное время; а когда бледный странник показывался на горной тропе - закутанный в чёрную мантию, с каким-то томом из собрания колдовских книг под мышкой - женщины прятали детей за дверьми и испуганно крестились.

Но однажды нашёлся человек, кто первый свёл знакомство с магом. Он был ребёнок, маленький сын вдовой Этчевери, изумительно смелый и любопытный мальчик. Как-то вечером он пробрался в нечестивый дом и пропал там на два часа, пока его матушка безумствовала от тревоги, собрала вокруг всех соседей и даже звала на помощь священника - но тот, к сожалению, отбыл по делам в город. Мальчик вопреки всем ожиданиям вернулся, живой и довольный, и рассказал странные вещи.

Он прокрался к самому дому мага (Нечестивый хулиган! Глаза б мои на тебя не смотрели!) и влез на дерево, чтобы следить за чернокнижником (Иисус-Мария!). Окно светилось; за ним, внутри, туда и сюда, двигались какие-то странные силуэты и тени. А потом заиграла музыка, такая восхитительная, что проникла прямо в сердце. Казалось, это запели разом все звёзды небесные (О, моё сокровище! Волшебник украл его сердечко, горе, горе!). Затем дверь распахнулась, и на порог вышел сам мудрец в большой дружеской компании духов. Один был крылат, словно серафим и говорил на непонятном языке; другой совсем маленький, ростом по колено взрослого человека, чернолицый и с седой бородой сидел на плече мага и что-то шептал ему на ухо. А небесная музыка играла всё громче и громче. А вокруг головы волшебника светилось бледное пламя, словно на святых образах (Спаси и помилуй нас, Санкто Яго Компостелло! А дальше что?) Мальчик очень испугался и пожалел, что пришёл, и тут маленький дух увидел его, вспрыгнул на дерево и полез - быстро-быстро полез наверх! Тогда мальчик стал взбираться повыше, но соскользнул и упал на землю. (О, бедный мой, несчастный; моё глупое, храброе дитя!)

Волшебник подошёл к нему, поставил на ноги и произнёс какие-то слова, отчего из всех ушибленных мест ушла боль (Чудо! Чудо!) и отнёс мальчика в дом - а там было словно в кущах райских, всё в золоте, всё сверкало. Духи, друзья хозяина, собрались у камелька, всего девять этих существ, а музыка умолкла. Слуга волшебника принёс гостю чудесные фрукты на серебряной тарелке, очень сладкие и сочные, словно райские яблоки - мальчик ел их и пил какой-то странный, вкусный напиток из чаши, украшенной красными и голубыми камнями. Да, на стене висело высокое распятие - большое-пребольшое, - и от лампадки перед крестом Спасителя шёл странный, сладкий аромат - как в церкви на Пасху.

(Распятие? Странно. Кажется, этот маг не так уж и нехристь. А что дальше?)

Дальше слуга волшебника сказал, что бояться в этом доме нечего; спросил имя, узнал, сколько мальчику лет и умеет ли он прочесть "Отче наш". Тогда сын вдовы Этчвери прочёл и эту молитву, и "Аве Мария", и начал Кредо, но Кредо длинное и он сбился на "ascendit in coelum". Маг начал подсказывать слова, и они вместе дочитали Кредо до конца. Мальчик отметил, что, помогая ему, хозяин произносил святые имена и слова без всякого отвращения и в верном порядке. Потом слуга вновь принялся расспрашивать о самом мальчике, о его домашних; сын вдовы рассказал о смерти чёрного козла и о приятеле старшей сестры - тот бросил её и ушёл в семью побогаче, к дочке лавочника. Взрослые о чём-то поговорили, посмеялись и слуга сказал: "Хозяин просит передать твоей сестре - где нет любви, там нет и богатства, но сам ты смел и должен поэтому получить золота для нуждающихся в деньгах". И при этих словах мудрец вздел руку в воздух и вынул оттуда - прямо из пустоты - да, я не вру! - одну, вторую, третью, четвёртую и пятую золотые монеты и дал мне их. И он позаботился осенить каждую крестом, но монеты не исчезли и не стали огненными змейками, так что - вот они!

Собрание, с беспокойством, опасениями и трепетом осмотрели золотые кружочки и, по совету старейшего, положили их к стопам образа Пресвятой Богородицы, спрыснув святой водой для большей уверенности. На следующее утро, монеты остались на месте; к тому времени в деревню после ночных дел в городе вернулся запоздавший, усталый и похмельный священник. Он объявил монеты подлинными, настоящими испанскими золотыми и, отделив одну для церкви на благочестивые нужды, отдал остаток для беспрепятственного, безо всякого ущерба для спасения души, употребления частным образом. Затем добрый падре не медля отправился в хижину мага и через час вернулся с отличными новостями.

- Дети мои - сказал пастырь - он не чернокнижник, а христианин, говорящий на языке нашей Церкви. Мы побеседовали самым душеполезным образом. Более того, он держит отменное вино и сам очень достойный человек. Я не заметил в доме никаких духов или огненных видений, но на стене, в самом деле, распятие, и хозяин владеет прекрасным изданием Библии, с цветными картинками и золотыми надписями. Бенедиците, дети мои. Он хороший и учёный человек.

Сказав это, священник ушёл в пресвитерию; в ту же зиму часовня Девы Марии украсилась новой напрестольной пеленой.

Теперь у волшебного дома еженощно собирались небольшие компании поселян - они слушали музыку, оставаясь, впрочем, на безопасной дистанции, хотя, время от времени, несколько отважных прокрадывались поближе, чтобы подглядеть сквозь щели ставен всякие чудеса.

***

Мудрец жил в деревне уже месяц без малого. Однажды ночью, после вечерней трапезы, он засиделся в гостиной, беседуя со слугой. Нужды в чёрном капюшоне теперь не было, и маг откинул его за спину, открыв гладкие, коротко стриженные светлые волосы и пару смешливых серых глаз под высокомерно приопущенными веками. На столе под рукою волшебника стоял бокал Кокбурна 1908 года; большой красно-зелёный попугай зачарованно глазел в огонь с подлокотника его кресла.

- Времени остаётся мало, Хуан - сказал маг. - Здешние дела очень забавны, этцетера, этцетера - но откликнется ли старая леди?
- Думаю, да, милорд. Я нарочно проронил пару слов там и сям о волшебных исцелениях и чудесах. Уверен, она придёт. Может быть и сегодняшней ночью.
- Слава богу! Я хочу закончить дело до возвращения Везерала, иначе мы попадём в переплёт. Надеюсь, всё пойдёт по плану, но и тогда нам понадобятся несколько недель, прежде чем можно станет ехать. Чёрт, что за шум?

Хуан поднялся, вышел на минуту во внутреннюю комнату и вернулся с лемуром на руках.

- Мики играл с вашими щётками - извинительно заметил он. - Проказник! Не шали! Вы готовы к упражнениям, милорд?
- Конечно! Я хочу стать мастером в этой работе, и когда всё рухнет, надеюсь на выгодный ангажемент с цирком.

Хуан, сверкнув белозубой улыбкой, принёс набор биллиардных шаров, монеты и прочие обычные атрибуты фокусника, походя манипулируя ими - предметы размножались и исчезали в его руках. Другой принял у него реквизит и урок начался.

- Тихо - воскликнул маг, откладывая непослушный шар, норовивший убежать из пальцев при каждом акте исчезновения - Кто-то взбирается по тропе.

Он накинул капюшон и тихо скрылся во внутренней комнате. Хуан ухмыльнулся, убрал графин со стаканами, погасил лампу. Огромные глаза лемура, устроившегося на высокой спинке кресла перед очагом, отчётливо засветились в полумраке. Хуан снял с полки огромный том, зажёг палочку благовоний в причудливой медной вазе, подвинул тяжёлый железный котёл в пламя от задней стенки очага, и принялся обкладывать его поленьями, но тут в дверь постучали. Слуга открыл дверь; лемур вился у его ног.

- Вы к кому, матушка? - спросил он на баскском.
- Наимудрейший дома?
- Тело его здесь, матушка, а дух блуждает в неведомом. Входите. У вас к нам дело?
- Я уже говорила... Ой, святая Мария! Это дух?
- И тела и духи суть творения божьи. Входите и не бойтесь.

Старушка, дрожа, вошла в дом.

- Вы поговорили с ним, как я просила?
- Да. Я рассказал ему всё - о болезни вашей госпожи, о страданиях её мужа.
- Что он ответил?
- Ничего. Читал книгу.
- Думаете, он сможет помочь?
- Не знаю, это сильная одержимость, но мой хозяин умеет делать добро.
- Он сможет принять меня?
- Я спрошу. Подождите и не бойтесь, что бы здесь ни происходило.
- Я наберусь храбрости - ответила старая женщина, сжимая чётки.

Хуан вышел. В комнате установилась гнетущая тишина. Лемур вернулся на спинку кресла, и раскачивался, клацая зубами на колышащиеся тени. Попугай высунул из-под крыла голову и сказал из своего угла несколько неприличных слов. Над железным котлом стал подниматься ароматный пар. В красном свете очага из воздуха медленно проявились белые силуэты - три, четыре, семь призрачных фигур расселись кружком вокруг огня. Потом словно очень издалека пришла тихая музыка. Пламя вспыхивало и опадало. Казалось, высокий шкаф с золотыми рисунками у стены танцует в такт движениям огня.

Внезапно из темноты раздалась монотонная речь: странный речитатив на неземном языке, рыдающий и гремящий.

У Марты подкосились колени, она осела на пол. Семь белых теней обернулись семью белыми кошками - зверьки вспрянули, потянулись и принялись водить хоровод вокруг гостьи. Старушка подняла глаза и увидела мага - он стоял перед ней с книгой в одной руке и серебряной палочкой в другой. Лоб и глаза наимудрейшего скрывал капюшон, но Марта видела, как шевелятся бледные губы, и слышала его голос - глубокий, сильный, отдающийся по всей гостиной.

ωπεπον ει μεν γαρ πολεμον περι τονδε φυγοντε
αιει δη μελλοιμεν αγηρω τ" αθανατω τε
εσσεθ", ουτε κεν αυτος ενι πρωτοισι μαχοιμην
ουτε κε σε στελλοιμι μαχην ες κυδιανειραν...

Великие звуки катились волной. Затем мудрец прервался и добавил уже мягким тоном:

- Чудный язык у этого Гомера. Гремит, словно призывает демонов. Что у нас дальше?

Слуга появился в комнате и зашептал Марте на ухо:

- Теперь говорите. Хозяин решил вам помочь.

Поощрённая говорить Марта, запинаясь, рассказала о своей нужде. Она пришла к мудрому человеку за помощью для своей госпожи, кто страдает, одержимая бесами. Она принесла в дар всё, что смогла наскрести - больше не вышло, нельзя брать ничего из добра хозяина, когда тот в отлучке. Но вот серебряный пенни, и овсяное печенье, и бутыль вина, - всё для наимудрейшего, если тот примет эту малую уплату.

Маг, отложив книгу, уважительно принял серебряный пенни, обратил его волшебством в шесть золотых монет и положил приношение на стол. С овсяным печеньем и вином вышла заминка, но мудрец напрягся, произнёс: "Ergo omnis longo solvit se Teucria luctu" - знаменитую строку, широко известную своей мрачной спондеической каденцией - и превратив одно подношение в пару голубей, а второе - в забавное маленькое кристаллическое деревцо в металлическом горшке, положил их за кучкой монет. Глаза Марты чуть ли ни выкатились из орбит, но Хуан успокоил её, прошептав:

- Чистосердечие дара умножает его ценность. Хозяин доволен. Тихо!

Музыка оборвалась громким аккордом. Маг, теперь без всяких заминок, выдал со всей тщательностью целую страницу гомерова списка кораблей и, выпростав из складок мантии длинную белую длань, унизанную кольцами древней работы, извлёк из воздуха маленькую, блестящую, металлическую шкатулку и протянул её просительнице.

- Хозяин желает - пояснил слуга - чтобы вы, матушка, взяли эту шкатулку. В ней облатки и леди должна получать по одной в завтрак, обед и ужин. Когда средство кончится, приходите к нам снова. И не забудьте читать каждое утро и каждый вечер по три Аве и два Отче за здоровье хозяйки. Тогда вера вместе с усердием дадут результат.

Марта сжала шкатулку трясущимися руками.

- Tendebantque manus ripae ulterioris amore, - с большим значением заявил волшебник - Poluphloisboio thalasses. Ne plus ultra. Valete. Plaudite.

Затем он исчез в темноте, и аудиенция окончилась.

***

- Не правда ли, работает? - спросил Хуана мудрец.
За прошедшие пять недель, в дом скорби на горе с подобающими церемониями отправились пять посылок с облатками.
- Работает - согласился Хуан. - Возвращается разум, оживает тело, отрастают волосы.
- Слава богу! Это был удар из тьмы, Хуан, и даже теперь мне трудно понять, как в целом мире нашёлся человек, выдумавший этот дьявольский приём. Когда вернётся Везерал?
- В трёхнедельный срок.
- Тогда нам лучше отыграть гранд финал ровно через две недели. Проверь, как наши мулы, потом спустись в город и передай сообщение на яхту.
- Да, милорд.
- Чтобы отправить весь этот зверинец и багаж понадобится неделя. И - твой совет - как поступить с Мартой? Опасно оставлять её здесь, как ты считаешь?
- Я уговорю её поехать с нами.

- Попробуй. Я не хочу для неё никаких неприятностей. Этот человек - преступный безумец. Бог мой! Какое счастье, что всё это вскоре закончится и я, наконец, смогу надеть приличный костюм. Что бы сказал Бантер, увидев это...

Маг засмеялся, зажёг сигару и запустил граммофон.

***

Последний акт был должным образом отыгран через две недели.

Поначалу Марта упиралась, не желая вести госпожу в дом наимудрейшего. Сверхъестественному персонажу понадобилось выказать признаки гнева, и даже продекламировать целых два Эврипидовых хора. Но дело окончательно решили вечерние страсти-мордасти, то есть натриевое пламя, в свете которого человеческие лица получают трупный вид - это ужасное зрелище, особенно тёмной ночью, в полуразрушенном доме на околице и при звуках Сен-Сансовой "Пляски смерти".

В конечном счёте, маг добился своего, и Марта отправилась к себе, прихватив обёрнутый в парчу свиток с заклинанием. Госпожа должна была сама прочесть его и после повесить на шею в ладанке из белого шёлка.

Возможно, язык документа не был достаточно цветист для магической формулы, но понять его смог бы и ребёнок. Это был простой английский текст:

Вы были больны и в опасности, но друзья готовы вылечить и спасти вас. Ничего не бойтесь, делайте то, что скажет Марта, и вы очень скоро окажетесь в спокойном месте и опять станете счастливы".

- Даже если она не поймёт ни слова - сказал мудрец слуге - от этой бумаги не случится никакого вреда.

События наступившей ужасной ночи стали деревенской легендой. Её рассказывают у очага, тёмными вечерами и жители, обмирая от ужаса, слушают, как Марта привела иноземную леди в дом мага, чтобы навсегда избавить одержимую от власти диавола. Случилось это в глухую, ненастную полночь, когда между горных круч страшно завывал ветер.

Магия мудреца заметно укрепила тело и прояснила разум несчастной - или она лишь временно попала под обаяние колдовских чар - но леди послушно, словно дитя, пошла за Мартой на странное и тайное дело. Они должны были прокрасться наружу тишком, не будя подозрений в бдительном старом Томазо - доктор дал ему строжайший приказ не отпускать больную из дому ни на шаг. Теперь Томазо настаивает, что сам стал околдован и спал волшебным сном - кто знает? Может быть, всё вышло из-за лишней бутылки вина? Марта была хитра; некоторые говорят, что и ведьма - или почти ведьма.

Как бы то ни было, госпожа и служанка добрались до хижины наимудрейшего, и тот наговорил массу вещей на странном языке и леди ему вторила. Именно так - она, кто так долго лишь хрюкала подобно зверю, говорила с волшебником и отвечала на его вопросы. Затем маг начертил странные знаки на полу, вокруг себя, гостьи и высокого шкафа с золотыми рисунками и когда лампа погасла - письмена загорелись сами по себе, ужасным бледным огнём. Мудрец втащил в колдовской круг и Марту, насильно держа её при себе.

Раздались громкие хлопающие звуки, словно удары огромных крыл; отовсюду выскочили домашние духи мага, а маленький белый человечек с чёрным лицом скакнул на портьеру и закружился вокруг карниза. Кто-то прокричал: "Он пришёл! Он пришёл!" и маг, открыв высокий шкаф с золотыми рисунками, препроводил внутрь леди, зашёл сам и закрыл дверцу.

Незримые крыла хлопали всё громче, домашние духи волшебника вопили и стрекотали - и вдруг раздался громовой удар, полыхнул ярчайший огонь, шкаф развалился и осыпался на пол. Но чудо! Ни мага, ни женщины внутри уже не было; они исчезли, навсегда; пропали с глаз и от людской молвы.

Всё это узнали от Марты её соседи наутро после происшествия. Сама она не помнила, как выбралась из ужасного дома. Но, когда через несколько времени, группа селян набрались смелости и пришли к заколдованному месту, они нашли хижину опустевшей, без жильцов и обстановки. Леди, маг, слуга, домашние духи, мебель, утварь и скарб - всё исчезло без следа; на полу остались лишь странные рисунки, фигуры и линии.

Всё это было удивительным делом, но главным потрясением стало исчезновение самой Марты - на третью ночь после волшебной ночи.

А наутро вернулся американский доктор - глядеть на пустое кресло у очага и слушать деревенскую легенду.

***

- Эй, на яхте!

Ленгли, вцепившись в леер "Абракадабры" тревожно вглядывался в шлюпку, подходящую из темноты, и опрометью кинулся к первому же пассажиру, ступившему на борт.

- Всё хорошо, Уимси?

- Всё в полном порядке. Она, разумеется, немного ошарашена - но беспокоиться не стоит. Сейчас она словно ребёнок - но с каждым днём всё лучше и лучше. Спокойно, старина - вы не найдёте в ней ничего ужасного.

На борт осторожно подняли закутанную в накидку женщину. Ленгли опасливо двинулся вперёд.

- Поговорите с ней - предложил Уимси. - Она узнает вас - или не узнает. Ничего не могу сказать.

Ленгли собрал волю в кулак.

- Добрый вечер, миссис Везерал.

Он протянул руку для пожатия.

Женщина откинула капюшон. Синие глаза, словно поисковый прожектор пристально оглядели Ленгли - и вдруг Алиса улыбнулась.

- Я ведь знаю вас - конечно, знаю. Вы мистер Ленгли. Я так рада вас видеть!

Она сжала его руку в ладонях.

- Итак, старина - начал лорд Питер, манипулируя сифоном - мне никогда не случалось встретиться с более гнусным негодяйством. Я не очень твёрд в вере, но надеюсь, что в следующей жизни Везералу придётся плохо, очень плохо. Достаточно содовой?

- Я сразу же услышал в вашем рассказе пару странных мест, и получил направление для расследования. Прежде всего, странный характер психического расстройства или слабоумия для девушки в двадцать лет - да и болезнь пришла как-то очень кстати, сразу за тем, как вы, войдя в окружение Везерала, выказали чуть больше простого дружеского расположения, не так ли? И потом эта история о регулярном, цикличном, ежегодном течении болезни - это не типично для умственных расстройств. Казалось, что некто управляет здоровьем Алисы.

Затем тот факт, что миссис Везерал находится под врачебным присмотром одного только мужа, никто из семьи или друзей не знает о ней ничего и не может проследить за действиями нашего приятеля. Странная изоляция больной в глуши, где нет врачей, способных её осмотреть и там, где ни одна живая душа не может объясниться с ней и понять её в периоды умственного просветления. Ещё одна странность - выбор части света, где вы, с вашими интересами, вполне можете объявиться в один прекрасный день - объявиться и ужаснуться от зрелища ужасного метаморфоза. Потом направленность отлично известных исследований Везерала и то обстоятельство, что он держит связь с лондонским фармацевтом.

Я построил на этом материале теорию, но умозрение нуждалось в проверке. Везерал собрался в Америку и тем предоставил мне случай; но, разумеется, он, на время отъезда, настрого приказал никого не впускать в дом и не выпускать жену из дома. Тем самым я должен был занять важное положение и стать авторитетнее хозяина в глазах верной Марты - благослови её, Господи! Итак, я перестал быть лордом Питером Уимси и сделался магом. Опробованное лечение дало результат, и беглянка-жена нашла спасение.

- Теперь окунёмся в самый омут. Не бойтесь моего рассказа, всё уже дело прошлое. Алиса Везерал - одна из несчастных людей, страдающих от врождённого порока щитовидной железы, от дефицита тиреоидных гормонов. Вы знаете, в горле есть щитовидная железа - она поддерживает пары старой доброй мозговой машины. У некоторых людей этот орган работает плохо, и они становятся кретинами. Тела растут, но разум бездействует. Но если кормить их продуктом щитовидной железы, они придут в полный порядок, станут веселы и любезны, разумны и жизнерадостны. Но, понимаете ли, если прекратить такое кормление, несчастные очень скоро возвращаются в идиотическое состояние.

Везерал встретился с нашей девушкой, когда он - молодой, даровитый студент - как раз занимался болезнями щитовидной железы. Двадцать лет назад опыта в излечении этой болезни почти не было, и он стал едва ли ни первопроходцем. Везерал взял девочку, разработал целительное средство, и, в естественной гордости, оставил её при себе; дал образование, влюбился и, наконец, женился на питомице. Вы, полагаю, поняли, что в дефиците тиреоидных гормонов нет ничего фатально злокачественного. Давайте больному маленькую ежедневную дозу, и он будет нормален во всех смыслах, сможет жить обычной жизнью и производить на свет обычных, здоровых детей.

- Разумеется, никто кроме самой девушки и её мужа не знал обо всей этой истории со щитовидной железой.  Всё шло отлично, пока не появились вы. И тогда Везерал возревновал -

- Без повода.

Уимси пожал плечами.

- Возможно, дружище, сама дама выказала предпочтение - нам нет нужды вдаваться в это. Так или иначе, Везерал возревновал и нашёл в своей медицинской власти над женой неподражаемый способ мести. Он вывез её в Пиренеи, изолировал от всякой помощи и принялся морить одним только бездействием, отказывая в тиреоидном экстракте. Полагаю, он объяснил ей, что и по какой причине собирается предпринять. Везералу ласкали слух её безнадёжные жалобы, и он вынудил Алису осознанно чувствовать, как день за днём, час за часом она соскальзывает всё ниже и ниже, к самому животному состоянию.

- Боже!

- Именно так. Разумеется, через некоторое время - несколько месяцев - она теряла соображение о происходящем. Но Везерал продолжал тешиться её видом - он наблюдал, как грубеют её кожа и тело, как выпадают волосы, мертвеют глаза, как речь сменяется животным блеяньем, как мозг становится кашей, как привычки...

- Прекратите, Уимси!

- Впрочем, вы видели это сами. Но Везерал не удовлетворялся и этим. Иногда - даже зачастую - он кормил Алису тиреоидным гормоном и возвращал ей способность осознать ужас собственной дегенерации.

- Если бы это животное оказалось здесь!

- Хорошо, что здесь его нет. Итак, в один прекрасный день надежды сбылись - объявился мистер Ленгли, воздыхатель Ленгли! Что за радость показать ему...

Ленгли опять остановил рассказчика.

- Будь по-вашему. Но гениально, не так ли? Так просто. Чем больше я размышляю над этим замыслом, тем сильнее восхищаюсь. Но пригласив вас, Везерал переборщил с изощрённой жестокостью и потерпел поражение. Когда вы описали мне произошедшее, я распознал приметы заболевания щитовидной железы. "Предположим" - сказал я себе и обратился к фармацевту, чьё имя вы заметили на посылке. Затем мне пришлось прибегнуть к помощи некоторых официальных персон, и фармацевт, в конце концов, подтвердил, как несколько раз отправлял Везаралу посылки с тиреоидным экстрактом. Теперь я вполне уверился в диагнозе.

- Затем я заручился одобрением врача, запасся экстрактом, нанял фокусника-испанца, перебивавшегося представлениями по частным домам, с его учёными кошками и прочими зверюшками, запасся маскарадной одеждой, и прихватил с собой волшебный шкаф работы гениального Дэвида Деванта. Я сам немного фокусник и мы вдвоём дали неплохую гастроль. Зрители увидели мрачное и мистическое представление - конечно, тут дело в местном суеверии, но помогли и граммофонные записи - "Неоконченная симфония" Шуберта - светящиеся краски и остатки классического образования.

- Но Уимси, сможет ли Алиса полностью выздороветь?

- Она совершенно вылечится, и, полагаю, любой американский суд даст ей развод по причине жестокого обращения. А затем - дело за вами!

Друзья лорда Питера несколько удивились, когда тот объявился в Лондоне.

- И где же вы пропадали - допытывался достопочтенный Фреди Арбутнот.

- Умыкал чужую жену - ответил его лордство. И поспешил уточнить. - Но лишь в пиквикистском смысле. Вашему покорному слуге ничего не перепало. Пустяки. Давайте-ка прогуляемся в Холборн Эмпайр и посмотрим, что приготовила нам Джордж Роби!