Бобков Юрий Владимирович : другие произведения.

Тень наследства

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ко дню победы Другая Война

   Другая война
  
   Тень наследства.
  2004год.
  Дверь распахнулась и в комнату, толкнув перед собой волну промозглого воздуха из холодных сеней, ввалился грузный мужчина лет пятидесяти, одетый явно не по погоде в фетровую широкополую шляпу, длинное демисезонное пальто и осенние полуботинки. Обувь и полы пальто были сплошь заляпаны рыжей грязью.
  - Здорово, писарь! - пробасил вошедший, обращаясь к человеку примерно своего возраста, сидевшему за столом возле компьютера и что-то отстукивающего на клавиатуре, сам же, приткнувшись возле самого порога, начал осторожно снимать пальто, чтобы ничего не испачкать.
  - О, Семен, каким ветром? Ну что стоишь, проходи- хозяин поднялся навстречу продолжавшему топтаться на коврике у порога гостю и только теперь заметил грязевые ошметки. - Э-э, конечно пословицы так просто не придумывают, но где же ты, толстый боров теперь-то грязи нашел? На улице зима, снегу по колено.
  - Да тут, на въезде в деревню съехал в колею, пока искал по кустам, чего под колеса бросить, провалился в какую-то промоину незамерзшую под снегом- заоправдывался было Семен, но тут же перешел в наступление - И вообще, Егор, живешь в полусотне верст от столицы, а дороги ни к черту!
  Хозяин принял у гостя пальто, указал на ботинки.
  - Тоже давай сюда, скажу Клавдии, чтоб отскребла. А на счет дорог..., сам же мне участок под дачу присматривал - "воздух, природа, много кислорода"- чьи слова- эту фразу он произнес уже из коридора, ведущего на кухню.
  Гость пересек комнату и уселся в широкое кожаное кресло, подвинув его к украшенной изразцовой плиткой печке- голландке и бесцеремонно закинул ноги в отсыревших носках на небольшой, хорошо прогретый кафельный буртик.
  - Так, сколько всего перевезти нужно было, где бы ты это все в городской квартире разместил, да и лишнее любопытство ни к чему. А здесь- пришла машина, въехала за забор, и никому нет дела, что там, может стройматериал, а может что по хозяйству.
  - Если бы полюбопытствовали, что в тех присылаемых тобой контейнерах было, вряд ли меня правильно поняли- Егор появился, неся в руках большие, домашней валки серые валенки, но Семен не спешил их надевать, наслаждаясь благодатным печным теплом.
  - А у нас между прочим отличную дорогу проложили аж через самую "Марьину топь".
  - Да ну!- хозяин встрепенулся- Может зря мы оттуда съехали?
  - Не зря, вся территория дорожному ведомству отошла, теперь там федеральная трасса, а на нашем месте дорожная развязка. Вообщем все разровняли и в асфальт закатали.
  - Как закатали?- Егор рассеянно попятился и грузно осел на стул возле компьютера- А дом, а подвал?
  Семен пошевелил отогревшимися пальцами
  - Нет больше ничего. Как вывезли все оттуда, я в город перебрался, поближе к цивилизации. В ту же зиму строители, что дорогу строили, дом и спалили. Ну а бункер я сам ликвидировал, от греха подальше. Когда дорогу отсыпали, нарушили дренажную систему, вода подвалы под самый потолок затопила. Пришлось взорвать и выход засыпать.
  - Взорвал! Нарушил, значит, строгий наказ отца, спустился на нижний ярус за взрывчаткой?
  - Давно еще, задолго до строительства. Как знал, что пригодится.
  - И ангар, тоже...?
  - Нет, это охотники за металлом. Ведь сколько там железа: перекрытия, балки, крепеж. Одни ворота аллюминевые чего стоят. Как отсыпку сделали, сразу ушлые ребята появились, на машинах, с инструментом. Стали резать, кромсать, вывозить. Все подчистую выгребли, черным копателям только груду щебенки и оставили.
  - А эти откуда взялись?
  - Если помнишь, на воротах клейма с датой выпуска стояли, 1939год. Сдали их в пункт приема, а там кто-то заинтересованный углядел такое дело. Что, чего, откуда?
  Егор тяжело вздохнул.
  - Вот и все, нет больше отчего дома, памяти дедов наших.
  - Память дедов в том, что делами своими сильно помогли нам в жизни, хоть сами того и не ведали, и внукам нашим еще задел оставили. Сколько помню себя, всегда ходил в чистом белье и добротной одежде, ел до сыта и никогда не задумывался, что одежда, это военное обмундирование; крупа, тушенка и консервы, это армейские пайки. И все это со склада, который мой дед не уничтожил, почему-то нарушив приказ, а твой рачительно берег долгие годы.
  - Зато мы постарались, особенно когда переезд затеяли. Сколько всего меняли, продавали, чтобы лишней копейкой обзавестись.
  - Ничего, и сюда немало переправили. Хорошо хоть весь арсенал в мутные годы сумели на месте сплавить, а то с перевозкой такого добра туго бы пришлось- Семен плотнее прижал ноги к кафелю, влажные носки запарили.
  Егор поморщился не то от запаха, не то от каких-то своих мыслей.
  - Сколько, наверное, людей пострадало, ведь не для игрушек такие вещи покупают.
  Семен усмехнулся.
  - Представляю, как "братки" на крутых "тачках" с нашими трехлинейками да с примкнутыми штыками на свои разборки едут. Нет, Егорша, винтовки Мосина образца 1901-го года в идеальном состоянии в наше время имеют очень большую коллекционную ценность и самое страшное, что им уготовано, это, висеть где-нибудь на ковре и покрываться пылью.
  - А "шмайсеры" ты тоже коллекционерам продал? Что-то не очень те молодцы с бритыми головами были на них похожи.
  - Признаюсь, здесь я поступил подло. Товар, конечно, братве сплавил, но через третьи руки одному знакомому оперу зацепку дал. Слышал, "рубоповцы", когда квартиру-схрон взяли, очень удивились, увидев там свежие ящики со свастикой, а в них новенькие "МП-40" в заводской смазке. Вообщем, ни один ствол из нашей коллекции не ушел.
  - Все равно, деньги от продажи оружия- грязные деньги.
  - Грязные!?- Семен резко выпрямился в кресле, поставив ноги на упавшие валенки- Когда в начале 90-ых мой завод и твой институт закрыли, на какие средства мы жили!? Кому были нужны инженер по насосному оборудованию и преподаватель советской политэкономии. Что-то не смог ты стать "челноком", как твои приятели по институту и возить из-за бугра штаны с начесом на местную барахолку - он натянул валенки и стал нервно расхаживать по комнате. - На эти "нечистые" деньги мы пережили смутное время, смогли неплохо устроиться, да и детям своим дорогу в новую жизнь проложили. Нет вины дедов в том, что оставили нам такое наследство, это мы молодцы, что сумели им правильно распорядиться.
  - Просто в мире все резко поменялось. Когда-то мы и не думали, что дедово добро имеет какую-то ценность. Так, вещи необходимые в хозяйстве- Егор тяжело вздохнул - Помнишь наш старенький мотоцикл "БМВ" 36-го года. Много мы на нем поколесили, надежная техника была. Но, всему свой век отведен, вот и нашему стальному коню пришло время. Сижу возле него, решаю, или на запчасти разобрать, или сразу на свалку откатить. А тут ко мне сосед заглянул, что недавно участок по соседству приобрел. Увидел моего старичка, затрясся весь. Ползает вокруг, номер, что на переднем крыле, трогает, в клеймо на раме чуть не носом тычется. "Продай"- говорит, деньги несусветные предложил.
  - Ну а ты?- Семен прищурился.
  - Так отдал. Сам знаешь, там родного, только рама да люлька и остались, остальное мы с тобой не раз поменяли.
  - Эти вещи тем и ценны, что на них такие вот номера да клейма сохранились. Так что в другой раз не теряйся. Прошлым летом у нас киношники крутились, фильм про войну снимали, так я им наш бронетранспортер показал. Ребята за ценой не постояли. И мне хорошо- сыну жилищную проблему решил и им не плохо- настоящая техника в кадре. Я нашу машину уже в двух фильмах видел, они ж не только номера не сменили, но и не перекрашивали. Вот "полуторку" жалко. Борта сгнили, скаты сопрели, пришлось как металлолом, по запчастям продавать.
  - Да что ты все-"продавать", "продавать"- теперь начал злиться Егор- Это же память!
  - Память эта только для нас, а для внуков наших это всего лишь ржавый хлам, который если вовремя не использовал, потом просто выбросишь. У них свои ценности, а значит и своя память будет. А ты свою вот здесь держи- Семен приложил палец ко лбу и тут же поднял к потолку- Больше этого туда все равно ничего не возьмешь!
  - Умом то я понимаю- согласился Егор- А вот сердцем... . У меня этим летом холодильник сгорел. А я как назло поиздержался; ремонт, туда-сюда. А тут жара 30 градусов, продукты портятся, хозяйка шумит. Что делать, заглянул в дедову коробку, взял оттуда крест немецкий, что валялся как бросовая вещица и на барахолку- знаю где таким товаром торгуют. Достал я эту железку, подошли, посмотрели. Видят- настоящая и давай у меня этот крест перекупать. Я молчу, они думают, торгуюсь, цену поднимают. А мне просто жалко стало- память. Вообщем дали столько, что мне на два холодильника хватило. Иду и деньгам не рад, переживаю, а как на прилавке наши отечественные награды увидел, совсем тошно стало. Моя железка фашистская в несколько раз дороже советских орденов и медалей оказалась. Что с людьми творится?
  - Ну, ежели ты такой синтементальный, не трогал бы коробки дедовой, когда другая заначка есть.
  - Так, говорю, поиздержался, последние деньги на ремонт пустил.
  - Последние?!- Семен вдруг стал серьезным - Скажи мне, Егорша, по осени я тебе последний контейнер переслал, там ящик металлический был...
  - Был ящик, ржавый и тяжелый. На нем еще надпись проглядывалась-"инструмент". Только инструмента у меня и своего много, нового и современного.
  - И куда ты его дел?- в голосе Семена слышалась тревога.
  - До зимы на улице под навесом провалялся, а потом я его в гараж затащил, мешки на него с цементом ставлю, чтоб не сырели.
  Семен издал звук, словно поперхнулся сильногазированной водкой и, едва сдерживая толи смех, толи кашель подхватился к двери, кивком приглашая Егора за собой.
  В гараже царил порядок. Здесь была Егорова вотчина, каждая вещь знала свое место. Ящик, действительно, стоял в углу, на нем примостился початый мешок с цементом. Семен зажег свет и бесцеремонно сдвинул мешок в сторону. На верстаке, в одной из многочисленных коробок отыскал большой гвоздь и, склонившись над ящиком, поковырялся в неприметном отверстии сбоку. Что-то скрипнуло, Семен поднялся, не глядя, бросил гвоздь на верстак и с ядовитым сарказмом произнес-
  - Ну, нищий ты мой, погляди, что здесь заначено!
  С этими словами он слегка пнул валенком ящик, крышка с грохотом откинулась и в слабом свете гаражной лампочки тускло блеснули желтые кругляши, которыми ящик был наполнен почти до верху. Егор нагнулся, поднял один из кругляшей.
  - Это ж империал!- на ладони сверкал золотой десятирублевик царской чеканки с профилем последнего императора - Неужели...?
  - Вот именно!- Семен взял монету и швырнул обратно в ящик. Так же небрежно закрыл крышку и придавил ногой до щелчка. - Нет в тебе любопытства, Егорша, а меня, когда отец строгий запрет на нижний ярус наложил, словно черти подтолкнули. Набрался храбрости и полез. Все там было как отец предупреждал, но не совсем так. Подвал действительно пострадал от взрыва, но не сильно и воды там было всего по колено. И взрывчатка была, но ящик с ней отдельно, на сухом месте лежал, без всяких проводов и детонаторов. А этот- Семен снова топнул по ящику валенком - в самом дальнем углу уже почти совсем утонул. Долго я к нему не решался подойти, но потом подумал, что все отсырело, и решился. Намучился, пока такую тяжесть наверх вытянул, да в укромное место сволок. Когда вскрыл и увидел, что там, сильнее, чем взрывчатки испугался. Хотел назад вернуть, но больше случая не представилось. Отец, словно почувствовал что, стал строже за подвалом следить. Да и не решился бы я. Когда ящик вытаскивал, показалось, будто из-под воды на меня скелет смотрит и улыбается. Такая жуть взяла - вдруг Семен хохотнул.
  - Ты чего!- не понял Егор.
  - Кому рассказать, что такое богатство у тебя в саду всю осень бесхозно валялось, засмеют.
  Егор с обидой махнул рукой-
  - Теперь-то что с этим делать, я ж ночами спать не буду. Куда его прятать?
  - А никуда!- Семен вновь взгромоздил мешок с цементом на ящик - Здесь у тебя самое надежное место. Забудь, вспомнишь, когда понадобится, потом опять забудь.
  - Легко сказать- Егор задумчиво тер затылок.
  Холод напомнил о себе. Вернулись в дом. Едва Семен вновь расположился в кресле поближе к печке, а Егор за столиком у компьютера, в комнату вбежала девчушка лет четырех, нерешительно остановилась, поглядывая по сторонам. Одета она была в шерстяную, толстой вязки кофту и теплые колготки. На ногах красовались ладные, аккуратные белые валеночки, голову покрывал большой, явно бабушкин платок. Семен тут же переключился на ребенка, весело улыбнулся, изобразил искреннее удивление.
  - Неужто, Катюха-горюха прискакала.
  Девочка стрельнула глазками и сторонкой, по стеночке быстро стреканула к Егору.
  - Деда, бабушка зовет к столу- произнесла она звонко, потом вдруг спряталась за дедовы колени и, храбро выглядывая оттуда в сторону Семена, строго добавила - А тебе деда Семен бабушка по попе даст, чтобы не пачкался как поросенок.
  Продолжая играться, Семен печально покачал головой.
  - Ой, беда! А кто спасет меня от сердитой бабушки, тому я- с этими словами он сунул руку за отворот пиджака и что-то стал медленно вытаскивать - что-то дам.
  Девочка явно заинтересовалась, но покидать безопасное место за дедовой коленкой не решилась. Однако любопытство взяло верх и она вышла из засады.
  - Вот молодец, вся в нас, в Семенов.
  - Это почему в "семенов"?- удивился Егор.
  - Потому что любопытство победило страх, держи, "горюха"!-Семен наконец извлек из-за пазухи большую шоколадку - Видишь, здесь тоже девочка в платочке, шоколадка "Катюшенька".
  Глаза девочки засверкали, она подошла еще ближе и важно поправила-
  - Это "Аленушка", ничего то ты не знаешь деда Семен.
  - И правда, все равно, держи.- Семен протянул шоколад.
  Девочка осмелела совсем, протянула руку, но вдруг спрятала обе руки за спину и с печалью в голосе произнесла-
  - Мне нельзя сладкого, у меня потом все чешется, и бабушка будет ругать меня - помолчала, не отводя глаз от лакомства и добавила- И тебя тоже.
   Семен сделал заговорщицкий вид и заговорил громким шепотом-
  - Если есть шоколадку понемножку, маленькими кусочками, то ничего чесаться не будет. И главное, бабушке не говорить. Поняла?
  Девочка кивнула, о чем -то подумала, подошла поближе и, сведя большие и указательные пальчики рук так, чтобы между ними осталась маленькая дырочка, тоже шепотом произнесла-
  -Я буду есть вот такими кусочками, ладно?
  Получив утвердительный кивок, она наконец взяла вожделенный подарок и запихнув его в карман кофты, радостно поскакала к коридору, ведущему на кухню. Уже в дверях на мгновенье приостановилась и, хитро улыбнувшись, крикнула-
  - А бабушке я скажу, чтобы она тебя сильно не ругала.
  Семен подмигнул ей вдогонку.
  - На это не надейся- Егор хмуро взглянул на Семена , поднимаясь из-за стола и выключая компьютер- Сейчас с первого куска выгваздается, похлестче, чем ты с дороги. Идем к столу.
  Семен, ухмыляясь, махнул рукой, и тут же, кивнув на компьютер, спросил-
  -Что ты там все тыркаешь по кнопкам?
  - Да вот- Егор снял с полки большую тетрадь в коричневом, сильно потертом коленкоре- Решил все дедовские записи в порядок привести, придать им, так сказать, более художественный вид. А то некоторые записи совсем обрывистые, если сейчас не расшифровать, не разъяснить, наши дети совсем не поймут.
  - А что, это идея!- Семен потер переносицу - Ты давай разберись, пофантазируй, может, на книжку наскребешь. Есть у меня один знакомый редактор в типографии.
  - Не получится книжка. Прошли те времена, когда интересно было про предателей читать.
  - Ты, это, полегче- Семен набычился- Никакие они не предатели.
  - По тем записям, что здесь- Егор потряс тетрадью- предатели и есть. Немцам служили, а потом всю жизнь прятались. А других сведений нет. Пытался я через военкомат что-нибудь разузнать, на моего деда дали справку в две строки- "призван добровольцем- пропал без вести", а с твоим обещали помочь, да через месяц прислали бумагу, что никаких сведений нет. Но ведь такого не может быть.
  - Понятно. Есть у меня приятель в одном компетентном ведомстве.
   * * *
   ЦЕНТРАЛЬНЫЙ АРХИВ УПРАВЛЕНИЯ ФСБ
  - Товарищ генерал, поступил запрос на нашего бывшего сотрудника- на стол легла пожелтевшая папка с личным делом, в верхнем правом углу которой стоял выцветший гриф "Секретно".
  Генерал кинул беглый взгляд на исходные данные.
  - Год рождения 1908, уж, умер наверное давно.
  - Официально пропал без вести.
  - Что ж, бывает, и в нашем ведомстве люди исчезают бесследно. Кто запрашивает?
  - Родственник, внук.
  - Вну-ук!?- удивленно протянул генерал и ткнул пальцем в гриф- Вы что, майор?
  - Дело в том, что секретность с документов данной категории снята еще в 90-ых, по истечению срока давности. К тому же я ознакомился с содержимым, ничего особенного: биография, краткие сведения о службе.
  - Причина пропажи как- то связана со службой?
  - Вообщем, да, хотя в тех условиях это обычное явление. Коротко: перед самой войной вдоль западной границы Союза, в глухих местах Белоруссии и Западной Украины были заложены секретные номерные объекты, проще, базы-схроны с продовольствием, оружием, обмундированием для автономного базирования наших спецподразделений в случае проведения боевых операций. Но, как известно, нападение фашистов было внезапным, а продвижение столь стремительным, что базы оказались в тылу врага, а некоторые из них были обнаружены и использованы немцами в своих целях. Вот тогда в местные отделы НКВД ушла директива, предписывающая взорвать оставшиеся базы. Директива издавалась в спешке, на волне всеобщей паники и стихийного отступления, в тот момент мало кому верилось, что совсем скоро в тех местах начнут действовать партизанские отряды и базы могли бы им очень пригодиться. Одним словом, данный сотрудник, один из тех, кто должен был выполнить приказ и уничтожить схрон, находившийся в секторе его действий. На этом вся информация обрывается. Есть показания свидетелей, местных жителей о самом сотруднике, но они столь противоречивы, что веры им нет. Одни показывают, что он был полицаем при немцах, другие твердят, что командовал небольшой партизанской группой и здорово вредил фашистам. Но с приходом советских войск пропал.
  - Что известно о базе?
  - Я поднял старые карты, отметил расположение объекта, запросил местное ФСБ. Получил ответ, что на всех довоенных и послевоенных картах указанный квадрат занимало непролазное болото. После осушения там провели федеральную трассу, но при распланировке и строительстве никаких серьезных сооружений или их остатков не обнаружили.
  - Что ж, значит, человек выполнил приказ. Хорошо, подготовьте на внучка допуск, пусть знакомится.
   * * *
  Белоруссия 1944год
  Опершись на ствол винтовки, Егор стоял у крыльца комендатуры и наблюдал за тем, как Семен, всунувшись в окно дверцы "Опеля" чуть ли не по плечи внутрь машины, что-то доказывал немецкому офицеру. До него доносились отдельные лающие фразы чужого языка, к которому Егор так и не привык.
  - Господин майор,...всего десять минут... самое необходимое... вещи, семья...-неожиданно фраза оборвалась на полуслове, раздался звонкий хлопок и Семен отшатнулся, судорожно прижав руки к груди. Егору показалось, что в окне блеснул ствол "парабеллума", но в этот момент на краю деревни, в той стороне, где слышалась канонада, что-то ухнуло, взметнулся столб земли. "Опель" взревел мотором и рванул с места, обдав Семена с ног до головы жидкой липкой грязью. Светло-коричневая жижа, вскинувшись множеством щупалец, потоками поползла по черной униформе полицая.
  Уловив в позе товарища что-то неестественное, Егор подбежал к нему, коснулся судорожно прижатых рук. Это прикосновение словно ослабило какую-то внутреннюю пружину, Семен покачнулся и, наверное, упал, если бы Егор не поддержал его.
  -Вот, Егорша, такая она барская благодарность всем подонкам и предателям за собачью службу- пролепетал он неестественно сиплым голосом и, мрачно улыбнувшись, разжал скрюченные пальцы. На ладони лежал немецкий "железный крест", выдранный с куском материи. Семен бросил его на землю, наступил сапогом и, опершись на плечо Егора, двинулся в сторону казармы, примыкающей к комендатуре. Ввалившись в пустующее постовое помещение, он тяжело опустился на стул, буркнул-"Прикрой дверь", вытянул из-за пазухи и положил на стол сначала гранату-"лимонку", а затем небольшую плоскую жестяную коробку из-под конфет фабрики "Красный Октябрь". Егор знал эту коробку. Семен всегда держал ее при себе и не то, что заглядывать, прикоснуться никому не разрешал. Сейчас же он распахнул ее, выложил какие-то документы. На самом дне в отдельной чистой тряпице было что-то завернуто. Семен достал этот сверток, внутри звякнуло, подержал в руках, положил обратно. Вновь взялся за бумаги.
  -Теперь слушай сюда, повторять не буду!- едва он это произнес, как в дверь с канистрой в руках ввалился Прошка, один из полицаев, молодой глуповатый парень. Увидев Семена, опешил.
  - Господин старший...-начал было он, но Семен грубо оборвал-
  -Чего надо?
  -...это, господин майор приказали все здесь пожечь.
  -Сбежал твой господин, и ты, дурак, беги, пока бабы за уворованных кур тебя на лоскуты не порвали.
  - Так я ж отработал- пролепетал полицай, пятясь.
  - Канистру оставь- рявкнул Семен- Я сам все сделаю.
  - Ну, так, я это...?- наткнувшись на злобный взгляд своего бывшего начальника, парень поставил канистру и опрометью выскочил вон.
  - Ну, следопыт-пограничник, запоминай- Семен выдернул из стопки бумаг одну. Это оказалась подробная карта их района с пометками и комментариями.- Сейчас рысью, через огороды мчишься к оврагу, что от моего дома уходит в лес. Там уже моя Катерина с подводой. Вещи все погружены. Да не дергайся ты, твоя Нюрка с детьми тоже там, только тебя ждут. Лесом доберетесь вот сюда- палец Семена заскользил по карте- Людей здесь не встретишь, не бойся, они и в мирное время сюда не совались, не то, что теперь.
  - Так, это ж "Марьина топь", самое гиблое место- начал было Егор, вглядевшись в карту, но наткнувшись на строгий взгляд Семена, смолк.
  - Здесь- палец снова пополз по карте- будет приметный знак, смотри направо. Увидишь вешки, следуй по ним, и не бойся, там надежная дорога...
  - Дорога в трясине?!- снова удивился Егор, но Семен продолжал, словно не расслышал.
  - ... по мере движения вешки будешь убирать. Доберешься до горбатой сосны, она там одна такая, найдешь под ней ящик со взрывной машинкой. Приведешь машинку в действие, взорвешь дорогу, потом пройдешь еще две версты и будешь на месте. Там разберешься, что к чему, здесь, в бумагах все подробно прописано- Семен сложил карту, сгреб все бумаги в коробку- Да и Катерине я многое объяснил.
  С трудом поднявшись, он взял коробку, и только теперь заметил входное пулевое отверстие в крышке.
  - Эх, тонка железка!- с этими словами Семен с силой ткнул коробку в руки Егора- Теперь быстро уходи. Тебя ждут.
  - А как же ты- Егор напрягся.
  - Я нагоню, я знаю более короткую дорогу. А сейчас у меня еще есть дело. Видел в коридоре ящики с документами. Немчура так драпанула, что все на свете забыла. А там, между прочим, и на тебя и на меня есть очень интересные бумаги. Сам понимаешь, что будет, если они попадут в руки нашим - слово "нашим" он произнес с горькой усмешкой.- Ну все, уходи- грубо толкнув Егора к двери, подобрал со стола гранату, подхватил канистру с бензином и, покачиваясь, двинулся следом.
  Канонада за лесом стала слышаться отчетливей.
  - Поторопись!- Семен остался в дверях, провожая Егора. Тот вдруг спохватился-
  - Но если я взорву дорогу, как мы оттуда выберемся.
  Семен снова усмехнулся
  - Ближайшие пять лет и не думай об этом, пока все уляжется. А то и поболее, о таких, как мы, долго помнят.
  - Пять лет?! Да как же мы жить-то будем?
  - О житье-бытье не беспокойся, всего у тебя будет в достатке. Только не вылезай, затихни, пережди. И вот еще что. Ты Катерину мою не обижай.
  При этих словах Егор замер на ступеньках.
  - Да ты что, Семен!
  - Ты не понял. Она нормальная баба, понимаешь, обычная здоровая баба!- и вдруг резко выкрикнув "Уходи", Семен спешно захромал вглубь коридора к груде ящиков.
  Егор быстро зашагал прочь от комендатуры. Вдруг под ногой что-то хрустнуло. Это был брошенный Семеном немецкий крест. Не понимая, зачем это делает, он выцарапал из грязи железку, обтер и, приоткрыв коробку, впихнул ее туда. Взглянул на дырку в крышке и стал запихивать коробку за пазуху. Раздумывая над последней фразой Семена, он не заметил, что у коробки имелось и выходное отверстие и на его рваных краях виднелись свежие пятна крови.
  Уже обходя огород крайнего, Семенова дома, выходящий к спасительному оврагу, Егор услышал, как в стороне комендатуры раздался взрыв. Взметнулся столб пламени, послышался треск горящего дерева. Егор недоумевал, почему взрыв. И тут он понял. Своим поступком Семен отвлек внимание. Пока народ будет в панике метаться, спасая себя и свое добро, Егор спокойно сможет уйти и увести своих. И еще одно понял Егор, что за годы, проведенные вместе, он совсем ничего не знал о своем товарище.
   * * *
  Белоруссия, приграничье 1941год.
  Семен сидел в своем кабинете, обхватив голову руками и уже который раз вчитывался в жесткие строки приказа: "...в связи с внезапным нападением... и возможной потерей территорий... во избежание захвата врагом... приказываю...при возникновении критической ситуации... объект номер... УНИЧТОЖИТЬ!" Уничтожить детище, строительство которого он контролировал два года. Сколько было вложено сил и средств, сколько было выбито дополнительных фондов и привлечено людских ресурсов. Он сам ездил по лагерям и отбирал высокопрофильных специалистов. Ведь это не какая- то база-схрон, это был Объект с большой буквы. Современные дренажные и вентиляционные системы, аппаратура... .
  Во дворе, бряцая оружием, бегали солдаты, взревел мотором грузовик, через минуту в дверях кабинета возник начальник отдела.
  - Так, майор, заканчивай с отчетами, не до этого сейчас, немцы соседнюю деревню взяли, сюда прут заразы!
  - Какие отчеты!- в сердцах несколько резко выкрикнул Семен подхватил со стола приказ и фуражку с синим верхом, но поняв, что погорячился, хлопнул ладонью по кобуре табельного "ТТ"- Извини, Михалыч, у меня свое задание.
  - Какое к черту задание - теперь вскипел начальник - Во дворе полуторка с государственным добром, нужно срочно переправить ее на "объект". Это самое надежное место. С районным центром связи нет, а прорываться в неизвестность с таким грузом считаю нецелесообразным. Вот твое задание, и ты единственный, кто может его выполнить.
  - Товарищ полковник, "объект" будет ликвидирован, вот приказ о его уничтожении и сейчас, кажется, та самая "критическая ситуация".
  - Но как же груз? Там сейфы с ценнейшими документами, деньги из банка. Да там все имущество группы "Д", ты понимаешь, майор! Неужели все это в лапы врагу.
  - Может сжечь все к чертовой матери!- Семен поскреб затылок.
  - Да ты... , да там...ё..!- задохнулся от возмущения начальник - Наши ребята ценой своих жизней этот груз спасали, водитель вон весь израненный из последних сил грузовик сюда довел, а ты! Значит так, приказ ты получил, груз должен быть сохранен любой ценой.
  - Е-есть!- козырнул Семен, преодолев внутреннее сопротивление, и поспешил на выход к урчащей полуторке.
  В дверях полковник остановил Семена, его рука мягко опустилась на плечо.
  - Прошу тебя, майор. То, что в машине, не должно попасть к немцам. И людей я тебе не могу дать. Мне нужен здесь каждый человек, чтобы организовать хоть какое то сопротивление.
  - Так, может, все вместе и уедем?
  - Во-первых, в машине нет места, и потом, уйти, значит отступить, а я такого приказа не получал.
  - Ну, тогда и я!...- начал было Семен, но та же рука уже жестко толкнула его вперед.
  
   * * *
  Подъехав к малоприметному знаку, Семен удивился: отсыпанная всего два года назад дорога просела во многих местах, давая воде возможность переливаться через себя. Болото брало свое. Машина медленно двигалась вперед, разбрызгивая колесами лужи в образовавшихся впадинах. Пришла странная мысль, что нужно поставить вешки. Но другая ворвавшаяся мысль начисто смела первую. "Зачем? Если все здесь взрывать, зачем вешки, дорога, зачем и куда я веду машину с особым грузом? Может, действительно, поджечь, или утопить все это в болоте?" Семен остановил машину, открыл дверцу, из кабины перелез в кузов. На дне, в лежачем положении два огромных стальных сейфа с пломбами и печатями на дверцах. На сейфах в наброс( видимо погрузка производилась в спешке) большие мешки из плотного зеленоватого брезента, тоже с пломбами. Семен бесцеремонно вскрыл один- деньги. Плотные пачки советских купюр разного достоинства. У переднего борта, тоже под брезентом, громоздкие ящики разного размера. Откинул брезент, по надписям понял, что это имущество группы "Д". И все это ни в коем разе не должно достаться врагу. Семен ухватился за один из ящиков, потянул. Ящик слегка дернулся, но тут же замер как скала. Попробовал сейфы. Те даже не шелохнулись. Взялся за мешок, с трудом перетащил и перевалил его через борт. Тот плюхнулся в трясину рядом с дорогой, но плотный брезент не дал воде проникнуть вовнутрь и мешок жирным зеленым селезнем застыл в болотной жиже. На полу, между сейфами оказался еще один ящик, совсем небольшой, но тоже довольно тяжелый. Пытаясь с раскачки зашвырнуть ящик подальше в болото, Семен запнулся о неровные доски пола кузова и, чтобы устоять, выпустил ящик из рук. Ящик грохнулся на дорогу возле самых колес машины. Доски ящика треснули и в образовавшиеся щели посыпались блестящие кругляши. Семен спрыгнул следом, поднял несколько кругляшей, рассмотрел. Это оказались монеты царской чеканки, золотые николаевские империалы. Возле пассажирского сиденья на полу кабины лежал металлический ящик с инструментом. Вытряхнув инструмент, Семен пересыпал туда монеты, и только когда закинул ящик в кабину, вновь подумал-" Зачем?" Завел машину и погнал ее, уже не обращая внимания на осторожность.
  Грузовик остановился возле небольшого взгорка, заросшего молодым березняком. Только знающий мог уловить некоторую несуразность в ландшафте. Вокруг вековые ели да старые кривые березы, а на взгорке, словно стайка детворы, стройные молодые березки. Семен подошел к взгорку со стороны круто вздыбленного торца, откинул несколько, словно случайно упавших валежин, ковырнул в одном месте хилый слой дерна, ухватился за неприметную скобу, потянул. Неожиданно большой квадрат дерна легко сдвинулся в сторону, обнажая стальную дверь входа в бункер. В свое время на маскировку "объекта" было обращено особое внимание. Семен нашарил неприметную кнопку, нажал и, ухватившись за массивную рукоятку, потянул на себя. Тяжелая стальная дверь медленно отворилась, обнажая темный зев входа. С внутренней стороны возле двери, перед лестницей, ведущей на первый ярус, висел большой силовой ящик с общим рубильником и кнопками, включающими различные агрегаты. Под кнопками, в углублении лежала бухта кабеля и ...взрывная машинка. Кабель был подключен к отдельной группе проводов, ведущих к ящикам со взрывчаткой- по окончанию строительства "объект" был заминирован на случай самоликвидации. Длинны кабеля хватало , чтобы подрывник мог укрыться на безопасном расстоянии и привести машинку в действие. Семен подошел к ящику, потянул дверцу. Та не поддалась, заклинило замок. Не найдя ничего под рукой, он вытянул из кобуры пистолет и несколькими ударами просто выбил замок из гнезда. Попытался достать машинку из узкой ниши, забыв про пистолет. Ствол "ТТ" задел клемму одной из кнопок. Удар током был весьма ощутимым. Семен дернулся, пистолет упал в нишу под бухту кабеля и в тот же миг мозг снова обожгла мысль-"Зачем?" Зачем уничтожать то, что можно использовать по назначению. Об этой базе знают только в центре. Даже его непосредственный начальник здесь никогда не бывал. Строители и охрана не в счет- все были привозными. Да и завесу секретности он сумел обеспечить на высшем уровне. Если кто из местных когда и видел крытые грузовики, зачем-то едущие в лес, никогда не предположил бы, что в них рабочая сила и материалы для какой-то стройки. Наоборот, такие не в меру наблюдательные приносили жуткие слухи, что чекисты повезли топить в гиблой "Марьиной топи" очередную партию "врагов народа", чтобы не переводить на них патроны. Бывало, что эти информаторы и сами скоро исчезали, что совсем не способствовало росту желающих проверять слухи. Все, что требовалось сейчас, это обеспечить полную скрытность базы до лучших времен. И первое, что нужно сделать, это дезактивировать блок самоликвидации, дабы избежать случайного подрыва. С самого края кнопочной панели примостилась неприметная розетка, к которой тянулся толстый жгут проводов. Именно к ней подключались клеммы кабеля, соединенного со взрывмашинкой. Не мудрствуя, Семен просто выдернул этот жгут. Теперь нужно убрать с открытой поляны грузовик, демаскирующий базу с воздуха. Выскочив из бункера, Семен побежал за взгорок, где в пологой лощинке, под сенью столетних елей притулился небольшой, но вместительный ангар. Отодвинув мелкий валежник, маскирующий въезд в ангар, Семен распахнул ворота и побежал к машине. Впрыгивая в кабину, он натолкнулся взглядом на ящик из-под инструмента, набитый золотом. Тут же вспомнил о грузе, особенно о ящиках группы "Д".Негоже оставлять их содержимое здесь, наверху. Достал из-под сиденья монтировку, поднялся в кузов. Удар, рывок, еще удар. Крышка первого ящика отлетела в сторону. Одежда. Семен сразу узнал немецкую униформу. Солдатские, укороченные сапоги из эрзацкожи и добротные, офицерские, простые френчи с нашивками рядовых и сержантов и кителя с офицерскими галунами. Отдельными стопками каски и подвесные термоса. В небольших коробочках нагрудные знаки, значки, нашивки. Зародилась шалая мысль, а не напутал ли начальник чего. Зачем спецгруппе это немецкое барахло. Расшвыряв тряпки по кузову и отодвинув пустой ящик в сторону, Семен вскрыл следующий. Две радиостанции и большой, мощный радиопередатчик, тоже немецкого производства. Еще ящик- армейские палатки, камуфлированные костюмы, плотные ранцы с сухпайком. Последний, самый тяжелый ящик был набит оружием. Новенькие, в смазке, "МП-40", подсумки с магазинами, отдельно- боеприпасы. Теперь только Семен полностью осмыслил назначение особо секретной группы "Д" и главное направление ее деятельности. Да, внезапное нападение врага сломало многие планы, но война только началась и, наверняка, скоро все это понадобится нашим разведчикам-диверсантам.
  Работа закипела. Семен как оголтелый носился от машины к бункеру и обратно, перетаскивая снаряжение диверсантов, спускался по узкой лестнице вниз, распределял все по местам, как предписывала инструкция, вновь поднимался, хватал следующую партию и вниз. Бетонный бункер имел три этажа-уровня. На первом, верхнем, располагались жилое помещение и продуктовый склад, на втором -вещевой и оружейный склады. Третий, низкий и узкий являлся технологическим. Здесь разместились дренажная и вентиляционная системы, стоял дизель-генератор и бочки с топливом. Изначально база задумывалась как типовое, полуподвальное одноуровневое хранилище, но к сожалению оно не удовлетворяла запросам. Семен знал из секретных директив, что база строится вблизи направления возможного удара врага, поэтому на ней планировалось складировать большой объем необходимого имущества, но не хватало полезной земельной площади. Кто-то из военных инженеров вспомнил о капитальных укрепсооружениях многоуровнего типа, возведенных на старой советской границе, и предложил использовать подобный проект в строительстве базы. Семену пришлось крепко постараться, убеждая руководство в целесообразности такого мероприятия, затем насесть на хозяйственников, не понимавших, зачем затевать такое грандиозное строительство в несусветной глуши, чтобы выбить дополнительные средства, стройматериалы и рабсилу. Уже по окончании стройки спецы из Управления убедились, как компактно и неприметно выглядит "объект", занявший совсем немного места на небольшом клочке суши среди непролазных болот, а вместимости поразились даже бывалые хозяйственники.
  Закончив со снаряжением и оружием, Семен снова вспомнил о ящике с империалами. Куда его? К продуктам, или к оружию. Подальше от людских глаз. Уже изрядно уставший, он с трудом спустился на самый нижний этаж. Запитанные от аккумуляторов тусклые лампочки едва освещали лестницу и коридор. Проковыляв в самый дальний и темный угол, Семен бросил ящик под небольшой парапет. С этим броском на него нашла апатия, дальше он действовал по автомату. От удара крышка ящика подскочила, несколько монет просыпались на пол. Семен придавил крышку ногой так, что незакрывавшийся до этого замок вдруг защелкнулся. Высыпавшиеся же монеты пнул мыском сапога под стоявший рядом сейф, намертво прикрученный болтами к стальной стойке, вмурованной в бетон. Возвращаясь, задел провод, уходящий под дизель-генератор. Дернул, оторвал, потащил за собой. Вспомнил, что провод крепился к ящику взрывчатки, прикрепленному на парапете возле дизеля. Смотал провод, бросил под лестницу. Поднявшись наверх, с трудом прикрыл стальную дверь. Пласт маскировочного дерна даже не стал трогать. Завел машину, загнал в ангар, закрыл ворота, на скорую руку прислонил пару валежин. Меланхолично оглядел все вокруг, махнул рукой и устало двинулся прочь, посчитав свою миссию выполненной. Очнулся он лишь далеко на другой стороне болота , когда увидел на дороге след колес полуторки. Быстро огляделся, облегченно вздохнул. Голые проплешины почвы, где отчетливо отпечатался след, были редки, низкорослая же трава, густо укрывающая неприметную тропку, уже почти поднялась, сгладив все примятости. Слабым местом был небольшой участок грунтовки, шедшей из деревни, захваченной немцами в поселок, из которого он прибыл. На том участке, делавшем плавный изгиб в сторону селений, был отсыпан неприметный песчаный съезд в сторону леса. Все бы ничего, но песчаник плохо зарастал травой и, наверняка сейчас на нем отпечатались свежие следы. Забыв про усталость, Семен опрометью бросился к дороге. Так и есть- протекторы колес местами четко отпечатались на влажном песке. Обломав в овражке несколько кустов, Семен импровизированным веником стал заметать след, но не успел сделать и половины дела, когда услышал шум моторов. Тарахтенье мотоциклов было трудно с чем спутать. Семен вновь спрыгнул в овражек, сунул руку в кобуру, намереваясь дать неравный бой. Кобура была пуста. Табельный "ТТ" остался на базе в силовом ящике. Мысли заметались в голове словно голодные звери в клетке, отталкивая одна другую, и вдруг пришло решение. Скрываясь за кустами, Семен побежал вдоль дороги, как можно дальше от съезда, часто оглядываясь. Показалась группа мотоциклистов. Вот немец на первом мотоцикле притормозил на повороте, подозрительно высматривая тропу, уводящую в сторону леса. И тогда Семен, убежавший уже метров за двести, вышел на дорогу и встал во весь рост, привлекая внимание к себе. Немцы гортанно закричали, замахали руками, взревели моторы и через минуту Семен был окружен дюжими автоматчиками. Слышались короткие лающие фразы: "Офицер", "Комиссар", "Русская свинья". К толпе подъехал "Опель", из него вышел офицер. "Сейчас бы гранату"- подумал Семен мрачно, но, подняв руку, вдруг произнес на чистом немецком(сказалась родословная по линии бабки- немки и упорные дополнительные занятия со школьной учительницей под едкие насмешки товарищей, дополненные позже спецкурсами)-
  - Я советский офицер, но по крови я немец и долго ждал этого часа, когда войска вермахта, наконец, придут и освободят нас от советов и наведут настоящий порядок. И теперь я добровольно хочу перейти на сторону доблестной немецкой армии, и оказать вам содействие и помощь.
  - Хорошо- коротко бросил немецкий капитан и кивком пригласил в машину. Двое солдат подтолкнули Семена стволами своих автоматов, но офицер махнул им рукой и те, рассевшись по мотоциклам, двинулись дальше.
  В поселок вошли по-хозяйски. Неожиданно колонна встала. Немец бросил короткий взгляд на Семена, предупредившего о возможном оказании сопротивления, но причина заминки быстро выяснилась. Подбежавший фельдфебель доложил, что на дороге несколько баб и мужиков организовали встречу по славянскому обычаю, с хлебом-солью. Немец снова покосился на Семена и велел ехать вперед. Когда "Опель" пробился в голову колонны, взору открылась интересная картина: в окружении немцев стояла кучка празднично одетых мужчин и женщин, немного впереди дородная баба с караваем в руках и низкорослый вертлявый мужик, в котором Семен с удивлением опознал своего главного стукача-доносчика "Сивого"-Петра Сивцова. Был Петр из кулаков, но избежал ссылки и тюрьмы лишь потому, что с приходом Советов добровольно передал властям свой большой дом со всем скарбом, а сам перебрался в небольшую хатку к своей родственнице, древней старухе. К тому же с первых дней начал активно сотрудничать с органами, попросту стучать на своих сомнительных односельчан. И вот теперь такой поворот.
  - Ну, Сивый, ну, зараза!- неожиданно сорвалось с губ Семена. Немец вопросительно вскинул брови. Понимая, что сболтнул лишнего, Семен стал лихорадочно подыскивать достойный перевод, но, неожиданно, гражданский, сидевший до этого молча впереди, рядом с водителем, вдруг дословно перевел фразу и, обернувшись, строго спросил-
  - Что вы этим хотели сказать?
  Стало понятно, что это переводчик. Но Семен уже придумал ответ.
  - Видите ли, господа, мы заранее обговорили организовать встречу на центральной площади, перед сельсоветом, а это быдло все испортило, вышло на околицу. Разрешите, я сейчас ему...?- Семен сделал попытку открыть дверцу. Немецкий капитан придержал его.
  - Не надо кипятиться. Что с них взять, темная нация. Просто нужно правильно объяснять- он сделал разрешающий жест и сам взялся за ручку дверцы со своей стороны.
  Увидев, что дверцы машины открылись, Сивый зыркнул на толпу, толкнул в бок бабу с караваем и, низко поклонившись, начал приветственную речь.
  - Рады приветствовать на нашей земле воинов славной немецкой армии- бухтел он, медленно распрямляясь, и не видел, как шарахнулся народ, как застыла с выпученными глазами баба с караваем. Почувствовав заминку, Сивый перехватил инициативу в свои руки, принял рушник с караваем и, наконец, полностью распрямившись, сделал полшажка вперед. И... уперся в грудь советского офицера в форме майора НКВД. Знакомого майора. От неожиданности Сивый вздрогнул, солонка с солью опрокинулась, хлеб выпал из затрясшихся рук и, покатившись по земле, упал в пыли, возле ног уже немецкого офицера, стоявшего чуть в стороне.
  - Что же ты делаешь, гнида, как встречаешь солдат Вермахта. Думаешь, они как свиньи, должны подбирать твои подношения с земли - говорил Семен нарочито негромко, чтобы хорошо слышали крестьяне, застывшие в ступоре, но недослышал переводчик, оставшийся возле машины.
  - Дык, я, госп..., товарищ!... - задергался Сивый и тут же от мощного удара в скулу мешком рухнул на землю, под ноги немецкого капитана.
  - Тамбовский коммунист тебе товарищ!- на этот раз громко, чтобы слышал и переводчик, крикнул Семен, потирая кулак, но в душе напрягся, ожидая, какая будет реакция.
  Первые смешки раздались со стороны автоматчиков, наблюдавших, как осоловевший от удара Сивый пытается подняться на карачки, но руки подгибаются, и он каждый раз тычется лицом в пыль между сапог капитана. Тот тоже ухмыльнулся, и вскоре вокруг стоял дикий хохот, даже на лицах баб и мужиков появились опасливые улыбки. Кажется, инцендент был исчерпан. Но успокаиваться было рано.
  Вооруженное столкновение все же произошло. Бой дали сослуживцы Семена. Казалось бы, что могли сделать десять человек с трехлинейками и табельными пистолетами против роты вооруженного до зубов врага. Однако чекисты стойко продержались полчаса, и только когда опорный пункт, где они укрывались, был обильно забросан гранатам и залит пулеметным огнем из бронетранспортеров, сопротивление прекратилось. Семен, просидевший все время схватки под неусыпным контролем водителя и переводчика с оружием на готове, изо всех сил мечтал оказаться по ту сторону баррикады. К машине подошел капитан, командовавший боевыми действиями, распахнул дверцу, поманил Семена. В руках он держал "парабеллум", за спиной стояли два автоматчика.
  - Ну что, господин майор, пора доказать свою преданность великому рейху не только словами, но и делом.
  Он привел офицера во двор разгромленного почти до основания опорного пункта и тут, у разбитого в щепки забора Семен увидел двух чекистов. Один, с перебитыми ногами, сидел, привалясь спиной к остаткам забора и громко стонал. Второй, в порванном кителе, с залитым кровью лицом, стоял на ногах, заметно покачиваясь. В том, втором Семен не сразу, но признал своего начальника.
  Немец подошел к сидящему, пнул его в раненую ногу и, едва тот громко застонал, выстрелил. Стоны смолкли. Офицер повернулся и с наглой улыбкой протянул пистолет Семену.
  - Теперь ты!
  Семен ощутил два толчка стволами автоматов, сделал шаг, принял оружие. Ох как захотелось выстрелить в эту улыбочку. Немец, словно прочел мысли, напрягся, но улыбки с лица не убрал. Да и Семен понимал глупость затеи, чуть дернет стволом в сторону и его печенка будет до основания нашпигована свинцом. Сделав еще пару шагов, он почти вплотную оказался со своим командиром.
  - Ну, вот мы и снова свиделись, полковник.
  Командир с трудом разлепил залитые кровью веки.
  - Ты! С ними? С-с-ука!
  Семен проглотил обидные слова. Стрельнув глазами, отметил что переводчик несколько отдалился, начал подыскивать слова для доклада.
  - Извини, командир, то Д-дерьмо, что ты подсунул мне, захоронил. Пришлось выйти к ним, чтобы увести от выгребной ямы.
  В глазах полковника мелькнуло понимание. Он мелко затряс головой и еле слышно прошептал-
  - Да-да, тебе придется остаться здесь.
   - Но тогда я должен доказать свою преданность, ты понимаешь- нервно потряс оружием Семен.
  Полковник продолжал качать головой, глядя на пистолет.
  -Я понял. Меня все равно кончат. Пусть это будешь ты.
  - Чтобы я как последний подонок... нет, лучше я сам себя...- Семен потянул руку вверх к голове.
  - Не сметь!- рыкнул полковник- Да, как подонок, будешь делать все, чтобы тебе верили. И как цепной пес будешь сидеть здесь и сторожить, до лучших времен. Это мой последний приказ, понял. Теперь стреляй, ну!
  - Прощай, командир!- на последнем слове голос сорвался, но звук выстрела заглушил этот срыв. Семен протянул немцу еще теплый от выстрела пистолет рукоятью вперед. На мертвое тело командира он больше не смотрел.
  Уже в машине, о чем-то переговорив с капитаном, переводчик повернулся к Семену и, пристально глядя тому в глаза, спросил-
  - Что значит-"сидеть до лучших времен"? Какие это времена?
  Понимая, что кое- что из разговора было услышано, Семен тем не менее нашел ответ.
  - Вы пришли на эти земли, чтобы освободить их от комиссаров и принесли свой, правильный порядок. Но пока ваши войска захваты..., освобождают другие территории, здесь, на уже освобожденных вам нужны помощники, чтобы поддержать этот порядок, разъяснить людям его пользу. Но ведь когда-то вы освободите всех и везде наведете свой порядок. Кончится война, наступит мир, вот тогда и придут лучшие времена.
  - Когда такие времена придут, нам не нужны станут помошники-инородцы - вступил в разговор капитан- И тогда для таких, как ты это будут не самые лучшие времена, подумай об этом.
  - Именно это и имел в виду тот комиссар, когда кричал на меня. Но я уже сделал свой выбор, к тому же, те времена наступят еще не скоро.
  Капитан непонимающе уставился на Семена, взболтнувшего лишнее, но тут встрял переводчик-
  - Верно, пройдет немало времени, пока это славянское быдло начнет понимать, что для него хорошо, а что плохо, так что помощники из местных нам еще долго будут нужны.
   * * *
  С этого момента время для Семена словно понеслось вскачь. Войсковой капитан двинулся дальше освобождать "порабощенные земли от засилья коммунистов", на уже освобожденную территорию прибыл майор-интендант, насаждать и укреплять новый порядок. Семена первый сдал второму словно вещь, хотя и с хорошей рекомендацией, или технической характеристикой, что более присуща вещи. Не нравилась Семену в частично подслушанном разговоре лишь одна фраза, если он правильно ее понял-"испытание прошел, но до конца не раскрылся". Поразила еще одна фраза-" тварь последняя, но служить будет преданней собаки. Все раскроет, ничего не утаит". Так капитан охарактеризовал Сивого. И когда только этот верткий стукачек успел втереться в доверие. Более того, при распределении ролей на должности управленцев при новой власти Петр Сивцов был назначен старшим старостой, или "старшиной", как он сам себя назвал. Такая странная должность вышла из-за того, что поселок, хотя и подчинялся управе ближайшего занятого фашистами городка, сам фактически являлся кустовым центром среди более мелких деревень и приграничных хуторков в округе. Здесь имелась своя комендатура, разместившаяся в здании школы. Из немцев кроме коменданта-майора, часто отлучавшегося в город, постоянно присутствовало несколько мелких офицерских чинов и полвзвода охраны. Остальные: управленцы, помощники, обслуга- из местных. Многих рекомендовал Сивый. Он вообще организовал бурную деятельность. Ездил по подчиненным селениям, назначал старост, доводил указы, разъяснял, наказывал, одним словом, показывал на практике сущность нового немецкого порядка. Может где и были недовольные, но сопровождавшая "старшину" охрана пресекала все недовольства на корню. И командовал этой охраной Семен, назначенный приказом коменданта старшим над группой полицаев. И хотя по должностной иерархии Сивый оказался на ступень выше, Семен не завидовал, потому что понял, находясь именно на своей должности, и правильно организовав команду, он сможет совершать то, что задумал. Но была проблема- невозможность создать команду из того отребья , что находилось под его началом. Дезертиры и уголовники явно не годились для этого. Они к дисциплине приучались лишь с оглядкой на немцев, а его презирали. Понятно, если бы ненавидели за чекистское прошлое, но нет, во взглядах его подчиненных сквозило тихое презрение. Семен видел, что свои отношения с командой придется строить, выбирая между уважением и страхом. Так как первое ему не светило, он решил сделать ставку на страх. Пусть лучше страх, чем презрение. Чтобы боялись надо показать силу. Будут бояться силу, перестанут презирать, начнут уважать. Такие только силу и уважают. Вскоре случай представился.
  Семен отметил, что два полицая из его команды, оба бывшие уголовники, проявляют излишнюю ретивость при сборе продовольствия у населения. При очередном рейде в дальнюю пограничную деревеньку, когда местный староста, погрузив на подводу скудный оброк, начал объяснять Сивому, что больше ничего собрать не смог, ибо жители сами живут впроголодь, эти молодцы тут же кинулись по хатам и в первом же дворе вытянули из сарая визжащего подсвинка. Подсвинок бешено вырывался, но полицаи были еще те мордовороты, крепко держали его за задние ноги. Вдруг из дома выскочила женщина и с криком-" Что вы делаете ироды, последнее забираете!"- кинулась спасать свое добро. Один из полицаев, скинув с плеча винтовку и перехватив ее поудобнее, с силой ударил женщину прикладом в голову. Та, подавившись криком, осела и медленно завалилась на бок. Семен видел, как вздрогнули люди, стоявшие возле подводы, как недобро зыркнул местный староста, и даже Сивый несколько опешил. Семен понял- пришла пора действовать. Выступив вперед, он вдруг резко выкрикнул-
  - Отставить грабеж!
  Полицаи от неожиданности разжали руки. Подсвинок освободился, но вместо того, чтобы с визгом нестись по улице, вдруг смолк, и даже не всхрюкивая, кинулся в сарай, словно понимал, что нужно срочно спрятаться и затихнуть. Один из полицаев, что покрепче, носивший прозвище "Битюг", проводив взглядом сорвавшуюся добычу, медленно повернулся к Семену.
  - Ты, это, старшой, не орал бы так. Тут не армия, и мы не солдаты.
  - Вот именно- Семен выдвинулся вперед- Нас новая власть поставила держать порядок, а не бандитствовать.
  - За базаром следи, начальник- вступил в разговор второй полицай- Чай, не в своей НКВД. Это тебя поставили, а мы сами пришли и не бандитствовать, а свое взять.
  - Этого хватит!- жестко ответил Семен, указывая на подводу.
  - Это все немчура заберет, а мы тоже сладко кушать хотим- с ехидством заметил Битюг и снова повернулся к сараю.
  - Стоять, я сказал- Семен сделал еще несколько шагов вперед, автоматически кладя руку на кобуру. В то же мгновение стволы винтовок обоих полицаев уставились ему в лицо.
  - Ты эти чекистские замашки брось- голос Битюга дрожал от гнева- Сейчас прибьем как скрытого комиссара, и нам ничего не будет.
  - Ладно- Семен отступил, поворачиваясь к полицаям боком, чтобы прикрыть кобуру и поднимая руки перед грудью, словно соглашаясь с их доводами. Никто и не приметил, что этим жестом он успел расстегнуть кобуру.
  Увидев спешное отступление своего противника и его пустые, выставленные ладонями вперед руки, полицаи расслабились. Это было их ошибкой. Молниеносным движением(сказались годы службы и специальные тренировки) Семен выхватил пистолет. Прогремели два выстрела и полицаи, согнувшись пополам, рухнули на землю. Не опуская ствола, он оглядел свою команду. Во взглядах полицаев, столпившихся у подвод, сквозили непонимание и СТРАХ. Эти сломались и сопротивления не окажут. Во взгляде местного старосты промелькнуло довольство, граничащее с уважением. Надо взять на заметку. А вот взгляд Сивого, наполненный жгучим холодом, не понравился. Что ж, лишняя осторожность не помешает. Чтобы не утратить инициативы и закрепить свое положение, он начал отдавать команды. Пристреленных полицаев велел грузить на телегу, а старосте наказал оказать помощь бабе, которая уже сидела на земле и тихо скулила, обхватив руками опухшее от удара лицо. Сивый отмалчивался, лишь спросил, когда Семен велел спешить на дальний хутор, чтобы успеть засветло-
  - Что, так с мертвяками и будем кататься?
  - Кроме нас они никому не нужны, будет время, закопаем. А продпоставку никто не отменял- в словах Семена сквозил неприкрытый сарказм.
   На утро за Семеном пришли. В комнату вошел низкорослый унтер, потребовал сдать оружие и, бегло осмотрев помещение, дал команду на выход, где ждали два солдата из взвода охраны. Так, под конвоем, на глазах у немногочисленной публики, старшего полицая сопроводили в комендатуру. Едва Семен переступил порог кабинета коменданта, тот обрушился потоком брани, в которой Семен уловил много приукрашенных подробностей произошедшего инцендента (Сивый постарался на славу, проявив свое стукаческое мастерство во всей красе). Покорно слушая, он быстро соображал и, как только ругань утихла, попросил слова.
  - В далекие времена, когда люди шли войной друг на друга, одно племя под корень уничтожало другое, чтобы от побежденных и памяти не осталось. Сжигали их дома, вытаптывали посевы, изводили скот. Потом сами же от этого страдали, потому что на разоренных землях жить было не просто тяжело, но и невозможно. Приходилось или все начинать заново, или идти дальше. Так поступали дикие, темные варвары. Но ведь сейчас все не так, не правда ли, господин майор. Немцы- самая образованная, самая цивилизованная нация в мире.- Семен выжидательно взглянул на коменданта.
  - К чему этот экскурс в историю, и что за идиотское сравнение? - комендант еще продолжал кипеть злобой, но явно был сбит с толка.- Мы самая высшая раса на Земле, это доказано нашими учеными.
  - Верно, господин майор, но разве самая высшая и разумная раса может вредить самой себе?
  Во взгляде коменданта гнев сменился непониманием. Семен уловил это и, подправляя акценты в сторону личности немца, продолжил.
  - Вы опытный хозяйственник, господин майор, и пришли на эту землю, освобожденную от комиссарского засилья, не для того, чтобы продолжать разорять ее, как это делали коммунисты, а хозяйствовать, получать с нее пользу для своей великой нации, не так ли?
  Комендант приосанился, явно довольный услышанным, но, подозревая, что его пытаются сбить с толка, вновь набычился.
  - Верно, но какое отношение это имеет к вашему проступку?
  - Самое прямое. Ваша великая страна доверила вам быть хозяином на этих землях, а какой же мудрый хозяин, коим вы конечно же являетесь, позволит разорять и грабить собственное хозяйство, калечить его работников, которые должны трудиться на благо Германии, а не быть ее нахлебниками из-за своей немощи. Скажите, что делать с теми, кто допускает грабеж и насилие?
  - Такие люди подлежат немедленному уничтожению!- ответ коменданта прозвучал резко и категорично.
   - Именно так я и поступил!- также категорично заметил Семен.
  Немец на мгновение задумался, понимая, что попал в собственную ловушку, но тут же нашел выход-
  - А ведь вы поставлены охранять порядок в моем, как вы говорите, хозяйстве и не допускать грабежей и насилия. И то, что ВАШИ люди, находящиеся под ВАШИМ подчинением, позволяют себе такое, это ВАША вина. И, значит, ВАС я должен наказать в первую очередь.
  - Вы правы. Но я военный человек, и привык, когда в моем подчинении находятся люди, чтущие устав и дисциплину, или хотя бы какие-то правила. Дезертиры и уголовники, из которых состоит моя команда, к таковым не относятся. Первые нарушили устав, вторые вообще не признают никаких правил.
  - Но они добровольно пришли к нам.
  - Лишь для того, чтобы и при новой власти делать то же самое, что и при старой. Бандиты- убивать и грабить, дезертиры...., сами знаете, предавший однажды, предаст снова.
  - Значит и ты тоже!?- немец холодно усмехнулся.
  Семен понял, что завернул не туда, стал оправдываться.
  - Я говорил уже, что немец по крови и давно ждал...
  - Это все слова- перебил комендант- слова, которые расходятся с делом, о чем свидетельствует вчерашний инцендент. Это ли не предательство.
  Ситуация для Семена становилась критической. Он судорожно искал выход.
  - Еще раз повторюсь. Если бы в моей команде были люди, которые служат не за страх, а за совесть...
  - Ха-ха!- снова коротким смехом прервал немец- Совесть. Она присуща только высшей расе, но, иногда мешает достижению цели, поэтому о ней нужно забыть. Для низшей расы существует только страх. Только страх рождает подчинение.
  - И тупое равнодушие. Мне же нужны люди, не боящиеся всего безоглядно, а разумно воспринимающие действительность. К сожалению, в деревнях и хуторах кроме запуганных стариков и немощных калек никого не осталось. Не женщин же набирать.
  Немец снова рассмеялся, но теперь в его смехе не слышалось ни угрозы, ни сарказма. Семен понял, что выправил ситуацию.
  - Хорошо, я подумаю- немец потер переносицу- Но сам понимаешь, без наказания тебя я тоже оставить не могу. Народ, хоть это и второсортное быдло, должен понимать, что никакой проступок не остается незамеченным.
   Конвоиры сопроводили Семена в каменный подвал, расположившийся в сарае за комендатурой. В мирное время сарай использовался для хранения школьного инвентаря, а подвал, для хранения продуктов для школьной столовой. Теперь здесь находился тюремный блок: внизу содержали задержанных, на верху располагалось охранное помещение.
  Через два дня охранники вывели Семена из подвала и, отконвоировав к автомобилю коменданта, стоявшему возле парадного входа, бесцеремонно затолкали на заднее сиденье, сами заняли места у дверей с обеих сторон. Сквозь стекло Семен видел ухмылочки своих бывших подчиненных и надменно-презрительный взгляд крутившегося неподалеку "старшины" Сивого.
  Весь путь ехали молча. Комендант, сидевший впереди, ни разу не обернулся и даже с водителем не перекинулся словом. Дорога вела в город. Семен строил догадки, сводившиеся к самому худшему, поэтому не особо удивился, когда перед самым въездом в город автомобиль вдруг свернул на проселок, и через несколько минут остановился у перегородивших дорогу больших деревянных ворот, опутанных колючей проволокой. Над воротами, на четырех подпорках вздыбилась вышка, под козырьком которой маячил часовой. Семену не нужно было объяснять, что это за место, в душе он уже подводил черту под очередным отрезком своей жизни.
  Временный лагерь для военнопленных оказался довольно внушительным. Семена провели по узким ,огороженным с обеих сторон колючим забором проходам. Из-за забора на него молча смотрели десятки изможденных, оборванных людей, сотни глаз недобро сверлили его черную полицайскую униформу. Сзади, помимо конвоиров, шагал и комендант, о чем-то негромко переговаривавшийся с офицером из местного начальства. Наконец перед одним, отгороженным от остальной площади квадратом, они остановились. Офицер прошел вперед и начал колдовать над замком на небольшой калитке, ведущей в квадрат. Комендант подошел к Семену и впервые за все время заговорил.
  -Ну, вот, как ты и хотел. Здесь те, кто, подчиняясь уставу и дисциплине, слепо выполнял команды евреев и комиссаров, пока те не бросили их на произвол, спасая свои шкуры. Их собирали по лесам и хуторам, как разбежавшихся тараканов. Они не сопротивлялись, они прятались. Можешь набрать себе десяток.
  Семен не особо прислушивался к патетической речи немца, но уже и сам видел, какая категория пленных здесь собрана. Молодые, необученные новобранцы, в основном из деревень, гражданские ополченцы, волей случая, а не по желанию оказавшиеся на передовой, словом те, кому приказать, приказали, а идею вложить не успели. В ведомстве Семена они пошли бы по статье-"сомневающиеся". Но в данной ситуации для него это было к лучшему, из такого сырья он мог налепить себе помощников по своему умыслу. Едва калитка раскрылась, он шагнул вперед. Автоматчики сунулись было следом, но он остановил их жестом, коротко крикнув-"Я сам" и услышал резюме коменданта-"Разорвут- сам виноват". Остановившись перед толпой сидевших и лежавших на земле людей, он в первый момент даже растерялся. Они не столько были измождены, сколько подавлены. Лишь в редком взгляде промелькнул интерес к его появлению. Собравшись и отбросив всякую пропагандистскую ересь, Семен присел на корточки и негромко произнес-
  - Ну вот, хлопцы, пришел я к вам с одной просьбой. Может кто то из вас желает пойти на службу к немцам. Работа неблагодарная, но все лучше, чем быть расстрелянным за чужие ошибки, или подохнуть с голоду за просто так.- сказал и поразился реакции. Никакого выкрика, никакого посыла, какое там "напасть-разорвать". Да, не было здесь активистов-бунтарей. Только потерянные, так и не понявшие, что с ними произошло, люди, и из-за этого непонимания, не осознавшие до конца своего позора. Раздались первые вопросы: "А кормежка хорошая?", " А как с амуницией?", "И оружие дадут?". Семен спокойно и терпеливо отвечал, разъяснял, но вскоре понял, что закипает, чувствуя, как простое любопытство в людях перерастает в шкурный интерес. Успокаивало одно- этих неопределившихся перековывать гораздо проще, чем отпетых уголовников или пропитанных идеологией упрямцев. Но вот толпа зашевелилась, к Семену стали выползать, подтягиваться люди, и вскоре нужное количество было набрано, некоторым даже пришлось отказать. Когда отобранная группа построилась и уже двинулась к калитке, кто-то из середины строя произнес-
  - Ну что, бегунки, пошли дальше Родину продавать.
  Семен опешил, но человека, бросившего фразу, успел приметить, благо соседи по строю шикали на того и толкали локтями. Это был солдат-ополченец, примерно Семенова возраста, с жестким упрямством во взгляде, который пытался скрыть, набычив и втянув голову в плечи. И ведь он сам, добровольно вышел в строй. Семен задумался, но тут первому вторил другой доброволец, совсем молодой парень с глуповатым курносым лицом-
  - Не умели спрятаться, пойдем к немцам свататься.
  И на этого накинулись с руганью, но резкая команда Семена заставила их смолкнуть.
  Возле калитки комендант, осмотрел команду и крикнул
  - Много!
  - Ровно десять, господин майор, как вы и велели- Семен окинул строй, подозревая, что кто-то мог еще прибиться. Нет, десяток.
  - Десять, это с тобой, или ты выделил себя в отдельную команду- немец издевательски хохотнул, его поддержал лагерный офицер.- Одного назад.
  Пленные поняли, о чем разговор, начали дружно выталкивать из строя солдата, обронившего фразу о предательстве, и второго, спевшего частушку, сопровождая действия матом. Никому не хотелось поворачивать назад, когда впереди блеснул луч хоть мнимой, но свободы. Курносый не дал к себе подступиться, показав недюжую силу, ополченец же особо не сопротивлялся, но неожиданно вмешался Семен. Впихнув ополченца обратно в строй, он выдернул первого крайнего бойца и оттолкнул от калитки. Тот вдруг заверещал и ринулся в середку спасительной группы, но здесь в дело вступили немцы-охранники. Ткнув стволами автоматов под ребра, они свалили бузотера и от души отпинали. Потерявший крохотный шанс на жизнь солдат еще долго сидел на земле и подвывал, размазывая по лицу кровавые сопли.
  Обратно будущих полицаев- добровольцев везли на крытом грузовике, любезно предоставленном начальником лагеря под конвоем двух охранников коменданта. Сам комендант на легковушке ехал впереди грузовика вместе с лагерным офицером, выдавшим пленных. Семен ехал в кузове со всеми, приглядываясь к будущим подчиненным. Люди оживали. Сначала с оглядкой на конвой стали перешептываться, потом, видя, что со стороны немцев нет никакой реакции, заговорили громче. Наконец курносый здоровяк, что пробубнил частушку, обратился к Семену.
  - А что, старшой, можа и табачком угостишь?
  Разговоры тут же смолкли, повисла напряженная тишина. Семену не понравилось это блатняцкое "Старшой". Неужели уголовник. Выждав паузу и сразу все решая поставить по местам, он медленно и раздельно произнес
  - С этого дня будете обращаться ко мне-"Господин старший полицейский"- и тут же смягчившись, добавил- По крайне мере, на службе.
  - А служба у нас будет круглосуточная- хмыкнул курносый. Тут подал голос ополченец
  - Не больно-то ты у этих- короткий кивок на конвойных- за "господина" идешь. Едешь в общей куче, без оружия, даже без ремня, будто самого только что с гауптвахты подняли.
  Семен отметил наблюдательность бойца, спокойно выдержал его колючий взгляд.
  - Для них я не указ, сам под ними хожу, но для вас все будет иначе.
  - Что будет, то будет- со вздохом снова вступил в разговор курносый- Ну а сейчас, как же все-таки насчет курева, господин старшой э-э...-он то ли сделал вид, то ли действительно забыл, как дальше.
  - Я не курю - бросил коротко Семен.
  - Н-да - курносый громко сглотнул, ибо один из немцев-охранников закурил и потянуло дымком дешевых солдатских папирос.
  Семен неплохо знал охранников, особенно закурившего. Немец частенько выгуливал и дрессировал собаку одного из офицеров, породистую овчарку, Семен же, по роду службы кое- что понимавший в служебном собаководстве, иногда вступал с ним в разговоры на эту тему. И хотя после случившегося он находился в несколько плавающем положении, решил рискнуть. Перейдя на немецкий, он заговорил.
  - Господин ефрейтор, не пристало вам курить эту дешевую гадость, вот приедем, я подарю вам целый кисет хорошего табака, который курит сам Иосиф Сталин и трубочку, как у него.(Семен знал, что у одного старика в поселке имелся приличный запас крепкого домашнего самосада, да и трубки тот мастерил ловко.)
  - Ты что, ошалел!- немец от такой наглости даже поперхнулся- Чтобы я что-то перенял у своего врага.
  - Но доктор Геббельс всегда говорил, чтобы победить врага, надо знать его слабости. А слабость Сталина- курение трубки.
  Немец вряд ли знал, что там говорил их министр пропаганды кроме общепринятых лозунгов, но задумался.
  - Хорошо, приедем, сделаешь, как сказал, надо попробовать вкус слабости своего главного противника- он усмехнулся и уже хотел швырнуть за борт полупустую пачку своих папирос, но Семен остановил.
  - Господин ефрейтор, разрешите, я раздам эти папиросы вот тому темному славянскому сброду, который под моим началом будет оказывать добровольную помощь великой немецкой нации. Пусть чувствуют доброту и щедрость немецкой души.
  - Пусть лучше чувствуют силу и мощь- буркнул немец, но пачку отдал. Видя, что переданные Семеном папиросы вмиг расхватались очумевшими пленными, поморщился процедив-"свиньи", вновь обратился к Семену- Странный ты. Вроде есть в тебе что-то от немца. Не побоялся зайти к ним в клетку, бьешь в морду и стреляешь их как собак, и вдруг баловство.
  - Я долго жил среди них и хорошо узнал. У них действительно, как у собак.. Дал кость- видят кто хозяин, прижал- чувствуют его силу.
  - И случки у них, как у скотины, не в доме, а в сараях да хлевах, на сене -вступил в разговор второй немец и оба заржали. Семен понял, что острый момент преодолен.
  Неожиданно грузовик остановился. Охранники откинули тент, возле кузова стоял водитель коменданта. Он поманил пальцем Семена и, едва тот спрыгнул, направил к шефу. Комендант с лагерным офицером стояли возле легковушки.
  - Вот что - начал он, едва Семен доложился- Времени на проверку преданности твоих подчиненных не будет, но проверить надо. Сейчас мы это и сделаем. До поселка всего полтора километра, только лесок перейти. Доведешь всю группу без потерь до комендатуры, поверю, что умеешь кадры подбирать, да и людей сразу к службе определим, без дополнительных проверок и допросов. Не доведешь, поедешь обратно с капитаном.(лагерник при этом ядовито ухмыльнулся).
  Внутри у Семена что-то дрогнуло, но он не показал и виду.
  - Доведу, господин майор.
  - Но оружия дать не могу, вдруг опять всех перестреляешь- теперь ухмыльнулся и комендант- Ведь такой расход материала будет выглядеть не по хозяйски, так кажется ты объяснял.
  - И без оружия доведу- сухо произнес Семен.
  Едва машины скрылись в леске, высаженные насильно люди заозирались, закрутили головами.
  - Это чего такое, стар... господин старший полицай- осекся, но тут же поправился курносый здоровяк.
  - Это ваша проверка на вшивость- Семен сложил руки на груди- За лесом наша деревня. Дойдем туда все, значит будет вам и служба и жратва.
  - А если не дойдем?- из группы выбрался боец, что особо рьяно выталкивал из строя ополченца и курносого, когда нашлись лишние.- Сейчас зайдем в лес, да и разбежимся.
  - Ну и дурак! Лесок маленький, справа большое, хорошо просматриваемое и простреливаемое поле, слева - непролазное болото. Негде прятаться. Если с первого раза не научились, пробуйте еще. Только помните, если скоро не появимся на той стороне, через час здесь будет куча автоматчиков с собакой. Тогда даже о лагере не мечтайте, всех положат. И меня с вами заодно.
  - А тебя за что?- в вопросе курносого звучала детская наивность.
  - Потому, что не довел, я за вас перед немцами поручился.
  - Так, давай с нами- предложил скандалист- Небось, все здесь знаешь, поможешь.
  - Потому и не бегу, что знаю, некуда бежать- неожиданно Семен смолк, услужливая память подсказала про "объект". Только не с этим контингентом, да и не успели бы они дойти.
  - Ладно, надо идти- вступил в разговор ополченец- Набегут сейчас. Что-то не хочется лишний раз по зубам получать, а тем более пулю.
  - Тогда я один- скандалист отделился от группы и направился в сторону болот.- Одному и прятаться сподручней.
  Семен не вступал в спор, только лишь коротко заметил
  - Я поручался за всех.
  Тут до курносого дошло. Он догнал отделившегося бойца, ухватил за рукав-
  - Это что же. Ты убежишь, а нас опять в лагерь, или чего похуже. Ну- ка, ворочайся.
  - Да пошел ты!- буркнул было отщепенец и вырвал рукав, но не тут-то было. Курносый вдруг насупился, поймал строптивца за шиворот и, оторвав от земли, с силой швырнул в строй. Тот, пролетев несколько метров не касаясь земли, кубарем упал к ногам товарищей.
  - Вызвался немцам прислуживать, так и не геройствуй- возвращаясь, курносый хлопнул рука об руку, словно стряхнул грязь, но сила хлопка заставила многих задуматься- Давай, веди, господин старшой!
   * * *
  На подходе к деревне, когда люди несколько разбрелись и вытянулись в колонну, Семен поравнялся с солдатом-ополченцем, некоторое время шел молча, наконец спросил-
  - Зачем вышел? Вижу, не из идейных, но и не из тех, кто за жратву продается.
  - Углядел?- солдат ухмыльнулся- Ну, вот и я тебя подметил. Не тот ты, кого из себя изображаешь.
  Семен насторожился
  - А если бы я тебя за те слова о предательстве...
  - Но ведь не сделал же. Потому как, другой ты. Повидал я в лагере разных. И идейных, которые за своей идеей ничего и никого вокруг не видят. Толкали людей на прорыв, на побег, а то, что при любом раскладе уйма народу ни за что погибнет, это их не интересовало. Были и вроде тебя агитаторы. Стучали себя в грудь, звали новую Россию строить, быть новыми хозяевами на очищенной от Советов земле, только не видели, что хозяева позади стоят, автоматами спины подпирают.
  - А ты, значит, все подмечал?
  - Когда всю жизнь провел на границе, на многое смотришь иначе, более внимательно. Выбираешь, сравниваешь, отделяешь свое от чужого, потому что это чужое совсем рядом, только переступи рубеж.
  - Пограничник, значит. Только знаю я, что пограничники идеей с головы до пят накачены, потому как служба обязывает- в голосе Семена звучал явный сарказм. Ополченец некоторое время шел молча, словно раздумывая, стоит ли продолжать разговор, наконец заговорил вновь.
  - Еще в гражданскую, совсем пацаном я попал под шальную пулю. Откачали, выходили, только с тех пор дорога к службе мне заказана. Спросишь, как военнопленным стал. По глупости и по дурости. По дурости -своей, по глупости -комиссара из военкомата. Я ведь без роду, без племени. Родных, кого гражданская подобрала, а кого и коллективизация до голодной смерти довела. Вот и ушел я в эти лесные края подальше от всех бед и людей, их творящих. Ходил в егерях на самых дальних и глухих кордонах и ничего не знал о начале войны. А тут пришло время провизией запастись, порохом, патронами, да и ружьишко поизносилось, еще дедом по молодости купленное. Был у меня мастер знакомый, обещал кое-какие детали выправить. Пришел в деревню, все ошалевшие вокруг, только и слышно-"война, война". На площади народ толпится, комиссар пламенную речь произносит: "Родина-мать в опасности, защитим жен и детей...". Тут же парни и мужики в ополчение записываются, оружие получают. Думаю себе, в лес тоску гонять да с белками от скуки разговаривать всегда успею, а так, хоть немного развеюсь, в войнушку поиграю. Да и винтовочку новую заиметь тоже неплохо. Встал в очередь, записали меня. С оружием, правда, неувязка вышла. Выдали нам по одной винтовке на двоих. Комиссар обнадежил, мол остальные на месте довооружатся, или в крайнем случае, если одного ранят, второй всегда на подхвате. Я еще подумал, что это и к лучшему. Ранят напарника, я винтовку подберу, а как все кончится, вместе с ней в лес уйду. Никто и не хватится, ведь записана она на нем. Погрузили нас на полуторку и повезли на передовую. Только не доехали мы до места, там уже бой шел, слышались разрывы, треск автоматных очередей. Командир наш высадил нас на опушке леса, возле небольшого овражка, велел занимать позиции, а сам прыгнул в машину, крикнул, что за подмогой и был таков. Только мы в овражек спустились, тут на поляну танки и выкатили. Воевать с ружьем против стальной махины смысла нет, решили мы уходить. Несколько человек выбрались из оврага и в открытую, по ровной дороге бросились в лес. Мой напарник кинул тяжелую винтовку и припустил вдогонку. На всех хватило одной пулеметной очереди. Я к винтовке, думаю, тихонько, ползком перевалю через бруствер, вооруженным по лесу все сподручней прятаться. Только винтовка незаряженной оказалась, напарник, как получил патроны, так в кармане их и таскал. Тут и немцы на мотоциклах подкатили. Выволокли нас из оврага за шкирки как паршивых щенков, пинками в строй затолкали и погнали неизвестно куда. По дороге к нам еще группки таких же бедолаг подгоняли, кто по лесу потерявшись блуждал, кто по хуторам прятался. Уже потом, в лагере я все думал, вот вышел бы из леса на день, два попозже и прямо в руки к новой власти, там, глядишь, и пристроился, может даже тем же егерем. Но с другой стороны, не будь лагеря, я бы не увидел обратной стороны этой власти; зверской жестокости, высокомерия. Но я все это видел и знаю теперь, что об этом думать и как себя вести.
  Ополченец смолк. Семен крепко задумался. Своим рассказом тот словно приоткрылся, позволил заглянуть в себя. С одной стороны выпирало из него чувство собственничества, даже какой то шкурности, но с другой стороны человек мог анализировать и правильно расставлять приоритеты. Пока делать выводы было рано
  - Ну, ладно, лесник-филосов, приятно было поговорить.
  - Вообще то меня Егором зовут- как бы невзначай обмолвился ополченец.
  И тут Семен сделал то, чего никак не ожидал от себя: назвал свое имя и протянул руку, в глубине души ожидая каверзы. Встречное рукопожатие было крепким.
   Комендант вместе с лагерным офицером стоял на ступенях комендатуры. На лице его играла улыбка. Чуть поодаль переминался с ноги на ногу Сивый. Когда Семен выстроил группу и доложил о прибытии, комендант одобрительно похлопал его по плечу и сделал кому-то знак рукой. Сейчас же появился знакомый ефрейтор- собаковод и передал Семену его портупею с оружием. Семен заметил, как вытянулось от удивления лицо Сивого, а вышедшие в этот момент из служебного помещения два полицая так и застыли с отвисшими челюстями.
  - А я ведь знал, что не подведешь- добродушно осклабился комендант -Что ж, веди своих людей, пусть приводят себя в порядок, отдыхают, а завтра чтобы были готовы к службе. Насчет еды и помывки я старосте команду дал.- он покосился в сторону Сивого.
  Ведя группу вслед за старостой, Семен успел услышать еще кое-что. Обращаясь к офицеру-лагернику по-товарищески, комендант обронил
  - Ну что, Густав, бутылочка французского коньяка за тобой.
  Тот в ответ что то недовольно буркнул.
   * * *
  Снова жизнь наполнилась повседневной рутиной, омрачаемая тягостью подневольного ярма. Несмотря на то, что Семен значительно возвысился в глазах немцев, за свой поступок, это ярмо он ощущал почти физически. Чтобы как-то уйти от этого ощущения, он весь отдался подготовке новой команды по своей технологии. Бойцы, как он и предполагал, оказались податливыми, хорошо восприимчивыми к дисциплине, за что периодически поощрялись. Вскоре и полицаи-старожилы вынуждены были принять новые правила игры, а кто не принял, безжалостно изгнаны. И хотя многие из них продолжали испытывать страх, все же у большинства презрение к нему сменялось незримым уважением. В открытую свое дружелюбие к нему выказывал лишь Прошка, тот самый курносый парень-здоровяк. Семен как-то спросил его, мол, за что, и тот путано пояснил, что никогда не поверил бы, будто кто-то для него, глупого Прошки мог стрельнуть папиросы у псов- охранников. В лагере это грозило смертью. Глупым парень называл себя не зря, было у него что-то глуповатое во взгляде, а в голове явно чего-то не хватало. Но исполнителем он был великолепным, да и смекалкой его бог не обидел. Чем в свое время, присовокупив еще и силу, пользовались его приятели уголовники. Именно от них нахватался блатных словечек.
  Недовольным оставался один Сивый. Мало того, что утратил над командой Семена всякое влияние, он хорошо понимал, какую силу тот выпестовал. Староста часто бегал на доклад в комендатуру, но немцы не обращали внимания, они пребывали в эйфории от побед на фронте. Комендант даже Семена приглашал иногда на внутренние совещания, чтобы с гордостью рассказать о взятии очередного города доблестными войсками Вермахта. Последнее радостное известие прозвучало в начале ноября. Комендант сообщил, что передовые немецкие части стоят у стен Кремля. Со дня на день они возьмут Москву, пройдут парадом по Красной площади, потом сотрут ненавистный город с лица земли. Но постепенно что-то изменилось. Немцы продолжали кричать о победах, даже говорили о взятии Москвы, но не так рьяно. Добродушие сменилось жесткостью, началось закручивание гаек. Сверху спускались приказы, требующие увеличить сбор продовольствия с населения и более страшные приказы, требующие собирать молодежь и готовить ее для отправки на работы в Германию. С другой стороны, неизвестно откуда ползли слухи, что Москва еще держится, что парад состоялся, но по Красной площади шли наши солдаты. Семен сходил с ума от полного неведения и неспособности что-либо предпринять. Он уже продумывал способ незаметно наведаться на базу, подключить радиостанцию и хоть из радиосводок прояснить ситуацию( на деревне все радиоприемники немцы собрали еще в первые дни прихода, утаивших же такую ценность ждало суровое наказание.) Все карты спутала ранняя зима. Крепкие ноябрьские морозы и обильно выпавший снег не давали возможности подойти к объекту, не демаскировав его. Выручил Сивый, сам, правда, о том не подозревая. Как-то заглянув в дежурку, тот , зыркая по сторонам, отозвал Семена для разговора. На старосту это было непохоже. Обычно он любил наехать лихо, с порога, с язвами и насмешками. Хотя без язвительности он не смог обойтись и на этот раз, но как-то без наезда, скромно.
  - Вот что, старший полицейский начальник- начал он- Непорядок в нашем хозяйстве.
  - В вашем, господин "старшина"?- тоже с язвой в голосе переспросил Семен.
  - Не до придирок сейчас- неожиданно быстро сдался Сивый и понизил голос- Слышал, небось, что немцы под Москвой забуксовали, и всякое другое.
  - Мало ли что брешут- Семен насторожился. С такой продажной сволочью, как Сивый, подобные разговоры вести опасно.
  - Слухи на пустом месте не рождаются. Я был у коменданта, он очень недоволен. Велел выявить источник этих слухов и пресечь.
  - Как? У каждого под окном человека посадить подслушивать, так у меня людей не хватит.
  - Не надо людей, кажется, я знаю, откуда ползут слухи- при этих словах Сивый совсем сжался.
  - Так пресекай и докладывай, тебе же плюсом пойдет- Семен видел, что здесь что-то не так.
  Сивый мялся и молчал
  -Ну, вот что, Петро- Семен специально выбрал проверенный тактический ход сближения- Давай, как в старые времена, ты пришел ко мне в кабинет и доводишь все тревожащие тебя факты.
  Ход сработал. Сивый скривился, но поведал, что на краю деревни, у леса, живет одинокая баба. Когда-то он имел на нее виды, однако не сложилось. По приходу немцев, когда поступила команда о сдаче радиоаппаратуры, он лично приходил к ней домой, чтобы забрать приемник, но у той его не оказалось. Хозяйка сказала, что выбросила его из-за поломки. Однако, такие вещи даже на помойке не валяются, кто-нибудь для чего-нибудь да подберет. Но среди сданных и отобранных аппаратов он ничего похожего не видел, ибо частенько захаживал к женщине и хорошо знал вещь в "лицо".
  - Понимаешь теперь. Послушает вечером, а днем у колодца с бабами перешепнется. Или кто заглянет к ней по делу( знахарит она, да и самогоном под это дело приторговывает), словечком невзначай обмолвится.
  - Что же ты по старой дружбе не можешь заглянуть к ней с обыском.
  - Да не пускает она меня- выдохнул Сивый в сердцах.
  - Тебя, главного старосту всех старост. А, понимаю, не хочешь грубостью загубить отношение к себе.- Семен с трудом сдерживал смех, видя, как Сивый краснеет.- Или за дармовым пойлом заглядываешь. Ну, ладно, пусть не ты, такой хороший и добрый, а я, такой поганый и злой пойду с обыском и что-то найду, и сдам немцам, бабе твоей уже будет все равно, потому что немцы...
  - Не надо немцам- чуть ли не взвизгнул Сивый -Просто забрать, чтобы не было соблазна, или сломать совсем.
  - Все продолжаешь надеяться на взаимность.
  - Теперь у меня есть возможность- Сивый сразу же посуровел, вернулась прежняя деловитость- И еще, никакого разговора не было.
  Раз староста начал диктовать условия, значит, полностью вошел в свое русло. Семен вновь ехидно ухмыльнулся.
  - Тогда и при обыске не должно быть лишних глаз и ушей. Что, прикажешь мне одному идти. А вдруг она меня утюгом по голове шандарахнет.- увидев, что Сивый как то странно напрягся, проявил снисхождение- Ладно, возьму Егора. На стреме постоит. Этот лесовик отдельно держится , ни с кем не сблизился, значит никому не расскажет, ежели что.
  На обыск отправились на следующий день. Семен долго раздумывал, стоит ли вводить Егора в курс дела, или просто оставить того на улице, как и планировал в начале, но потом решил, что когда- никогда, а решающий шаг нужно делать, коротко пересказал полученную информацию, опустив кое-какие детали.
  - Хитрит староста, не двух, сразу трех зайцев хочет убить- заметил тот, немного подумав и, предваряя вопрос Семена, продолжил.- Во-первых, посылая тебя, он действительно не хочет портить отношения с бабой, к которой имеет интерес, но в то же время припрятывает козырь против нее. Если раньше он к ней захаживал, то, видимо, получил крепкий отлуп, раз теперь даже в хату не может взойти, но надежды не теряет. Он что-то говорил про появившуюся возможность. Наш обыск и будет этой возможностью. Запугивая ее сдачей немцам за хранение запрещенных вещей, потребует вновь наладить отношения.
  Семен удивился такому быстрому включению в игру, но больше его поразило рассуждение Егора. Он не ожидал такой прозорливости.
  - О возможности наладить отношения Сивый уверенно сказал еще до того, как я дал согласие.
  - Значит, у него есть еще какой-то козырь, о котором мы не знаем.
  - Хорошо, что ты имеешь под третьим зайцем?
  - Тебя. Если вдруг что-то не заладится, староста первым прибежит к немцам и поднесет информацию так, будто ты все знал, но не доложил. Так что, пока ты выполняешь договор и держишь все в тайне, ты на крючке.
  - Мы еще поглядим, кто у кого на крючке. А тебе спасибо, Егор. Неужто ежи с белками тебя в лесной глуши так рассуждать научили.
  - Леший с водяным, когда в буреломе заплутаешь, или на болоте застрянешь.
  Дом стоял на краю деревни, у самого леса. Более того, небольшой огородик за домом оканчивался овражистой лощиной, уходившей в густой орешник. "Хорошее место для внезапных вылазок и скрытного отхода"- подумал Семен, поднимаясь на шаткое крыльцо. Дверь открыла старуха, одетая в старую телогрейку и укутанная по глаза заношенным шерстяным платком. Несколько выбившихся из под платка прядей неряшливыми космами спадали на лицо.
  - Приглашай в дом, дивчина, гостями мы пришли, хоть и непрошенными- бодро гаркнул Егор. Семен растерялся. Ну "баба", еще куда не шло, а "дивчина" никак с этой старухой не вязалось. Старуха нехотя попятилась, пропуская полицаев в дом, бурча в платок что-то невнятное. Оказавшись в теплой избе, Егор поплотней прикрыл дверь, осмотрелся вокруг, стрельнул глазами по занавешенным окнам и уже более спокойно произнес-
  - Ты, это, брось комедию ломать. Не забирать мы тебя пришли, а для разговора.
  - Знаю я ваши разговоры- старуха отметила эти взгляды и на сей раз голос под платком прозвучал звонче.- Если за самогоном, давеча последнее немчуре отдала, коль подождете немного, сейчас из подпола свежего достану.
  - Не играйся, девка. Не нужна нам ни ты, ни твоя самогонка. Под бедой ходишь. Отдай то, что хранить не положено- теперь Егор придал голосу суровости и, выдержав небольшую паузу, выпалил- Радиоприемник.
  Старуха вздрогнула и поняла, что выдала себя. Фраза отрицания так и застыла на губах. Она безвольно опустила руки, платок с головы сполз на плечи , высвободив волну каштановых волос, рассыпавшихся по плечам. Только те несколько прядей, что прикрывали лицо, остались инородным довеском среди такой красоты. Семен от удивления раскрыл рот. Перед ним стояла миловидная женщина лет тридцати. На Егора такое перевоплощение, казалось, никак не подействовало. Он продолжал монолог.
  - Сдавать тебя не резон, потому как твоя самогонка немцам больно по душе. Да и нам на пользу. Пока они к тебе скачут да между собой по пьяни разбираются, нас меньше тревожат. Но по деревне ползут нехорошие слухи и кое-кто уже смекает, откуда.
  - Кое-кто- женщина горестно усмехнулась.
  Егор игнорировал это сожаление.
  - Так что, сдаешь вещь, мы ее ликвидируем неприметно, а к тебе вроде как похмелиться приходили. Ну, где радио?
  Семен продолжал безотрывно глядеть на женщину, лишь краем сознания отмечая, как ловко, имея минимальный объем информации, Егор сумел выдать такую тираду.
  Женщина вдруг засуетилась, направилась на кухню, спешно откинула половик, завозилась с крышкой подпола. Егор подошел было помочь, но она напористо отодвинула его в сторону.
  - Я сама! Там у меня темно и потолок низкий.
  - Да не бойся, нам твои запасы без надобности- Егор снова хотел перехватить инициативу и вновь получил отпор.
  - Ну да. Сейчас втиснешься в бочонок с грибами по локоть, а мне потом отстирывай- женщина уже поставила ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей в подпол. Семену что-то не понравилось в этом препирательстве.
  - А ну, отставить- рявкнул он неожиданно резко, так , что оба спорщика вздрогнули- Я сам спущусь.
  Подойдя к люку, он довольно грубо отстранил растерявшуюся женщину и, приказав Егору смотреть наверху, стал резво спускаться в подпол. Оказавшись внизу, коротко спросил, где, и, получив сдавленный ответ-" под лестницей", наклонился ниже. Под лестницей, у стены, стоял большой плетеный короб, до верху набитый какой-то мелкой, подвяленной морковкой и уродливой, невзрачной свеклой. "Неужто за ящиком в стене ниша, слишком просто"-подумал Семен, отодвигая короб в сторону, но ни за, ни под ящиком ничего не обнаружил. Хотел еще раз уточнить, но тут подметил две небольшие проушины из ржавой проволоки по краям короба, идущие как бы изнутри. Странно, потому что у ящика были свои, вплетенные отверстия для рук. Семен взялся за проушины, потянул. Неожиданно верхняя часть ящика, с морковкой и свеклой легко поднялась, нижняя же осталась на месте. Короб состоял из двух, вставляющихся одна в другую частей. Почему-то подумалось о цирке. Отставив верхнюю часть в сторону, Семен заглянул в нижнюю. В тусклом свете, падающем из проема разглядел продолговатую тень. Ухватился, потянул на верх что-то увесистое, поставил на край короба, пригляделся и... обомлел. Что там простая ширпотребовская "сковородка" или обычный приемник отечественного радиозавода, перед ним стояла настоящая радиола импортного производства. Кажется, в Германии начали выпускать такие перед войной. Что- то подобное он видел лишь однажды в московском кабинете одного из руководителей своего ведомства, куда среди прочих был приглашен на какое-то юбилейное мероприятие. Полированный каркас красного дерева с откидной крышкой проигрывателя пластинок, клавиши переключения диапазонов, блестящие ручки настроек. Захотелось покрутить эти ручки, настроиться на какую-нибудь волну, услышать музыку, а лучше речь, наш родной голос, передающий сводки с фронта. Но нельзя. Что подумает Егор, которому еще нельзя довериться полностью. Семен с тоской поднял взгляд к проему люка, куда должен был поднять такое богатство и в который уже раз за последние полчаса снова удивился. На балке, держащей доски пола, чуть в стороне от лестницы была прикручена розетка, настоящая электрическая розетка. Семен знал, что во многих домах поселка вообще нет электричества и вдруг тут, на краю деревни, не только в доме, но и в подполе был свет. "Коммунизм- это учет, плюс электрификация отдельно взятых подвалов"- вспомнил он шутку одного из своих коллег, побывавшего в застенках Лубянки во время "ежовской" чистки и чудом вышедшего оттуда. Но мысли уже крутились в другом направлении. Руки нащупали шнур, вилка плотно вошла в клеммы розетки. Щелчок клавиши, послышалось тихое шипение. Ловить волну в подполе, да еще без антенны было занятием почти бесполезным, как вдруг монотонное шипение в прогревшемся приемнике сменилось плавающей, пропадающей, но такой родной речью. От волнения Семен не сразу разобрал смысл фраз, но когда вслушался, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. "... выделены дополнительные резервы- вещал четкий проникновенный голос-...Все силы брошены на оборону Москвы. Мы отстоим нашу столицу...". Значит, Москва держится. Семен хотел послушать еще немного, но тут наверху витиевато выматерился Егор, раздался глухой удар. Мгновенно выдернув шнур, Семен прыгнул к лестнице и едва успел на четверть высунуть голову, как крышка люка обрушилась ему на затылок. Спасло его лишь то, что от резкого рывка ступенька лестницы подломилась и он рухнул вниз с той же скоростью, что и крышка. При падении он стряхнул приемник и всей массой навалился на короб, который тут же развалился под его весом. Что-то жесткое больно уперлось в ребра. Эта боль и спасла Семена от потери сознания при ударе по голове. Пытаясь избавиться от боли в ребрах, он приподнялся, вытянул из-под себя сверток из мешковины. Ткань развернулась, на пол выскользнуло что-то тяжелое. Пошарил рукой. Пистолет. Пальцы безошибочно определили знакомые формы нагана. Дом продолжал ошарашивать загадками. Подхватив оружие, осторожно поднялся. Под ногой зашелестело. Снова нагнулся, пощупал. Тетрадь. Засунув ее за ремень, вновь поднялся к люку. Попытался без шума открыть крышку, та не поддалась. Толкнул сильней. Чуть стронулась, но тут же вернулась на место. Крышку удерживало что-то тяжелое. Негромко позвал Егора, но ответа не последовало. Еще раз толкнул крышку, определяя, какой вес на нее давит, опробовал крепость оставшихся ступенек лестницы, прислушался к тишине и решил действовать. Убедившись, что наган заряжен, взвел курок. Напрягся, с силой откинул крышку и, выскочив из подпола, словно чертик из табакерки, перекатился по полу, бешено водя стволом по сторонам. Женщины нигде не было. В углу застонал и завозился Егор, прижатый крышкой, которую сам до этого подпирал своим телом. Усевшись на полу и обхватив голову руками, он утробно простонал-
  -У, стерва, утюгом по башке!
  Семен чуть не хохотнул, вспомнился разговор с Сивым.
  - Как же ты так оплошал?
  - "Позволь, говорит, узелок с вещами с полки достать, все равно сейчас к немцам поведешь". Успокойся, говорю, никто тебя никуда не поведет, а она-"Нет, чую беду неминучую". Подставила табуретку, полка вон, под самым потолком. Поддержать попросила. Кто ж думал, что она там утюг держит. Как звезданула, сразу к двери, дальше не помню.
  Семен все же рассмеялся, не выдержал, представляя картину.
  - Ладно, далеко по снегу в лесу не уйдет, да и в деревне особо не попрячешься- он осмотрел револьвер, заметил на рукояти небольшую пластинку, прочел надпись- "Красному командиру за боевые заслуги". Очередной раз удивившись, сунул пистолет в карман, достал из-за пояса тетрадь, швырнул на стол. Хотел что-то сказать насчет радиоприемника, но при броске из тетради выскользнула фотография и спланировала к его ногам. Он подобрал ее и замер. С фотографии на него смотрел молодой лейтенант гэпэушник со знакомыми чертами лица. Лица его командира, которого он расстрелял во дворе школы.
  - Эти шутки когда-нибудь закончатся!- вдруг выкрикнул Семен в сердцах, видя растущее непонимание на лице Егора, и в тот же миг в сенях что-то громыхнуло. Не сговариваясь, Семен и все еще держащийся за голову Егор бросились к двери и в едином порыве вышибли ее, не заметив даже переломившейся доски, которой дверь была подперта, и тут же оказались в густом чадящем дыму. В нос ударил едкий запах керосина. С матом и криком "Туши", Семен первый сорвал с себя шинель и начал сбивать пламя, неохотно лизавшее дощатую стену сеней. Морозный иней, тая, делал стену влажной и не давал огню разгораться. Едва справились с пожаром, как в сарае, почти вплотную примыкающем к сеням, вновь что-то загремело. Проклиная так паршиво начавшийся день, полицаи рванули туда и сразу же в дверях уткнулись в босые ноги еще раскачивающегося тела. Здесь быстрей соображал Егор. Крикнув-"Поднимай!", он одной рукой устанавливал опрокинутую тут же колоду для колки дров, другой вырывал из ножен на поясе штык-нож, который всегда носил с собой. И едва Семен, обхватил за ноги висящее тело и вздыбил его вверх, Егор обрезал веревку. Семен с трудом удержал потяжелевшую ношу. Едва затащили женщину в дом, Егор начал действовать с удвоенной прытью. Разложил ее прямо на полу, выпрямил голову, стянул платок, расстегнул телогрейку, рванул глухой воротник платья, обнажая шею. Проворные пальцы забегали, ощупывая кадык, массируя мышцы. Неожиданно женщина дернулась и зашлась в судорожном кашле. Егор еле удержал ее, гаркнув застывшему Семену -"Что стоишь, воды!"
  Некоторое время спустя, когда женщина, укрытая одеялом, в полузабытьи лежала на диване, и клокочущие хрипы уже не нарушали ее ровного дыхания, Семен отважился заговорить.
  - Много я на своем веку жмуриков повидал, и висельников и утопленников, но чтоб их оживляли.
  - Довелось мне видеть, как во время голода, одну такую, от безысходности полезшую в петлю, пытались откачать. Не смогли, горло оказалось переломанным. А этой повезло, вожжи широкие, да и платок затяжку смягчил. Я лишь немного помог.
  - Зачем?- это произнесла женщина. Голос ее прозвучал глухо и надтреснуто.- Чтобы сдать немцам и тогда они повесят меня по-настоящему. Лучше теперь добейте, не позорьте.
  - Заткнись, дура, тебе же сказали, ничего не будет- взвился Егор, но Семен его остановил.
  - Погоди, Егор -он достал фотографию, показал женщине- Это из-за него ты хотела нас, точнее, меня...-он не договорил, но по тому, как женщина потупила взгляд, все понял. Но не удержался, спросил- Кто он тебе?
  - Отец- чуть слышно прошептала женщина.
  Для Семена это было новостью. О личной жизни своего начальника он знал лишь то, что тот во время гражданской потерял жену, умершую от тифа. О том, что у полковника есть дочь, не знал никто в отделе. Семен обдумывал ситуацию. Неожиданно женщина подскочила с дивана, упала перед ним на колени и обхватив его ноги , слезно запричитала-
  - Прошу, убей меня, пристрели как его, все равно мне теперь нет жизни, Петька не даст!
  - Петька?- Семен наморщил лоб, опустился перед женщиной, с трудом оторвав от себя, почти волоком дотащил ее до дивана, усадил, сам присел рядом, слегка потряс за плечи.
  - Ну-ка, успокойся, и давай все по порядку.
  Женщина перестала всхлипывать, глаза ее тут же высохли, сделались колючими. Она скинула руку Семена со своего плеча, отодвинулась и с холодом в голосе произнесла
  - Хочешь знать правду, что ж, слушай, может тогда тебе проще будет...
   * * *
  Из рассказа Семен узнал, что после смерти матери отец отправил десятилетнюю дочь сюда, к тетке в деревню, а сам на долгие годы пропал( девочка не знала тогда, что отец- сотрудник особого отдела ОГПУ, а тетка, если и знала, то молчала.). Девчонка росла, помогала по хозяйству, пока не выросла в невесту. Тут же появился жених- сын богатого крестьянина Петр Сивцов. Ухаживал, дарил подарки, но она полюбила простого парня из рабочей бригады монтеров, проводившей в поселке электричество. Провести свет непосредственно в дом могли позволить себе только зажиточные селяне, но ей повезло. Жених Петр Сивцов утряс этот вопрос, преподнеся как подарок, ухажер- монтер, тоже, кстати, Петр, помог с технической стороной: подвел провода, сделал проводку в доме. Прошло время, и вскоре оба заслали сватов. Она конечно же выбрала по любви, парня-работягу. Но семейному счастью не суждено было состояться. Перед самой свадьбой на местной электростанции произошла авария. Петр, как специалист, вызвался устранить неисправность и случайно попал под высокое напряжение. Никто так и не смог объяснить, как это случилось. Тут же возобновил свои попытки Сивцов, но делал он их так настойчиво, что ей стало казаться, будто это он подстроил аварию и несчастный случай. Она возненавидела его и однажды, накинувшись с кулаками, выгнала вон из дома.
  Потом в западные области пришла советская власть. С ней объявился и отец. Он стал начальником местного отдела теперь уже нового органа-НКВД. Богатых селян власть не пожаловала. Начались аресты, высылка. Многие бежали. Родители Сивцова ушли в Польшу, но Петр остался. Безвозмездно сдал свой большой дом советам, сам перебрался в убогую хату к дальней родственнице. Больше того, он явился к отцу и предложил свои услуги. Отец принял Петра, но не очень верил в такое сотрудничество.
  "Кто же будет доверять стукачу"- подумал Семен. Теперь он понимал столь странный поступок Сивого. Через отношения с отцом он вновь пытался наладить отношения с дочерью. Видимо впустую. Но каков командир- никогда, ни словом не обмолвился не только об этой проблеме, но и о том, что в поселке живет родная дочь. Наверное, не хотел навредить, обстановка в районе оставалась сложной до самой войны.
  Прихода немцев Петр ждал. Едва новая власть установилась, и он занял при ней нынешнее положение, как вновь пришел, но уже не с предложением, а с условием. Если женщина не придет к нему,( о женитьбе не было и речи) он сдаст ее немцам как дочь красного командира и комиссара, оказавшего жестокое сопротивление.
  - Я тогда крикнула ему, что пусть лучше немцы расстреляют меня как отца, чем я свяжусь с предателем. Но Петр рассмеялся мне в лицо и сказал, что отца , как собаку, пристрелил его лучший помощник по службе- последние слова женщина процедила, сверля Семена гневным взглядом.
  - И тогда ты решилась?- Семен выдержал взгляд.
  - Я сказала Петру, что приду к нему, если он поможет мне отомстить за отца, изничтожить тебя. Он тогда ушел, ничего не сказав. Я каждый день ждала, что за мной придут, но никто не приходил. Вскоре явился Петр, рассказал о твоей жестокости, потом еще раз, о том, что ты убиваешь людей ни за что, что он уже и сам начинает побаиваться. Затем спросил, не отказываюсь ли я от своих прошлых слов. Услышав утвердительный ответ, он сказал, что единственное, чем может помочь- направить тебя сюда одного по какому-либо делу. Во мне кипело желание отомстить и я согласилась, уже решив, как справлюсь с этим.
  - Пистолет?
  - Да. Еще когда мы жили с мамой, отец часто обучал меня стрельбе, потом, отправляя к тетке, подарил его мне. Я спрятала его в вещи, потом хранила в укромных местах. Если бы ни этот упрямый помошничек...- женщина сердито кивнула в сторону Егора, присевшего у окна и бросающего короткие взгляды на улицу- Теперь тебе хватает поводов пристрелить меня.
  Семен поднялся. Женщина, выговорившись, словно иссякла, отрешенно продолжала сидеть. Наступила пауза. Неожиданно Егор спросил-
  - С приемником что?
  - Так, сломанный он- Семен развел руками.
  - Все равно надо забирать, Сивый спросит.
  - Он нас и не ждет, наверное. Но ты прав. Давай доставай, теперь я караулю.
  Егор коснулся огромного синяка на темени и, хмурясь, полез в подпол. Семен взглянул на понуро сидевшую женщину, спросил-
  - В подполе -то электричество зачем.
  Женщина улыбнулась чему-то своему.
  - Петенька мой, как свататься пришел, тетка его в подпол за самогоном послала, думала, мало будет. Он только с лесенки сошел, так лбом на косяк в темноте налетел. Вылез с синяком, поболее, чем у твоего приятеля. Все смеются, думали шутка такая, а он обиделся, а на следующий день принес провода, инструмент. Сивцов тогда очень насчет синяка злорадствовал- вдруг она вновь опустилась на колени, протянула руки- Теперь понимаешь, что не будет от него житья. Не хочу позора, пристрели здесь, Христом Богом прошу.
  - Совсем ошалела дура-баба- теперь Семен не церемонился, схватил женщину за плечи, встряхнул, снова усадил на диван. Та уткнулась лицом в подушку, тихо всхлипывая.
  - Вот это вещь- Егор выволок радиолу наверх и теперь с восхищением ее разглядывал.
  - Только как эту вещь оприходовать, чтоб ни одна зараза не докопалась. Да и Сивому рыло утереть.
  Егор еще раз оглядел радиолу, приподнял верхнюю крышку и вдруг начал с остервенением выдирать из корпуса провода и внутренности.
  - Это мы мигом, все равно все лампы поколоты- пропыхтел он трудясь в поте лица. Даже женщина перестала рыдать, с ужасом уставилась на творимый полицаем разор.
  - Что, дорогая вещь?- заметил реакцию женщины Семен.
  - Подарок отца. Перед подписанием пакта о ненападении он по своему ведомству в Германию ездил, оттуда привез.
  - Ну вот, никакие "сивые" не догадаются- Егор поднялся, держа в руках пустой корпус от радиолы. Ногой сдвинул кучу искореженных деталей- Ты вот что, девка, как уйдем, железки эти во дворе поглубже прикопай да притопчи. Если кто спросит, скажешь, нужник забрали домашний. Я во дворе ведерко видел старое, приберу с собой.
  Семен и женщина молча хлопали глазами и ничего не понимали из болтовни Егора. Тот поудобней взял красивый ящик под мышку и шагнул к двери-
  - Ну, пора идти, загостились.
  - Иди, я сейчас- Семен дождался, пока Егор выйдет и прикроет дверь, подошел к женщине. Та напряглась в ожидании.
  - Ты, это...- и тут Семен понял, что не знает ее имени- Как зовут тебя?
  - Не все ли равно тебе, как убивать, с именем или без имени. Если так важно, Катериной меня звали.
  - Ты вот что, Катерина, живи, ничего не бойся, я тебя в обиду не дам. А насчет гибели отца мы еще поговорим, без всяких домыслов Сивого. Если не веришь, то вот- Семен достал из кармана и протянул ей рукоятью вперед ее наган, вложил в руку- Я иду к двери, решай сама.
  Семен накинул шинель и, не оглядываясь, медленно направился к выходу. Даже когда дверь за ним захлопнулась, и ничего не произошло, он еще некоторое время продолжал двигаться, словно заторможенный.
  Нагнав Егора у калитки, он неожиданно заступил ему дорогу, рука сама, автоматически поползла к кобуре.
  - Постой, Егор, надо поговорить. Сам понимаешь, после того, что тут произошло...
  - Дурак ты!- перебил Егор поправляя сползающий из под руки ящик, внутри которого громыхало зачем то вставленное туда старое худое ведро -Я уже говорил, что понял это еще тогда, в лагере. Только здесь сейчас ничего ведь не было, так, личные неувязки. А хотелось бы чего-то стоящего, чтобы хоть перед самим собой свой позор умалить. Так что, не пугай раньше времени, да и сам не пугайся -с этими словами он повел перед лицом Семена свободной рукой, в которой блеснул неизвестно когда выхваченный из ножен штык-нож. Семен убрал руку от кобуры.
  Некоторое время шли молча, размышляя каждый о своем.. Наконец Семен не выдержал.
  - Как ты углядел , что она не старуха.
  - Я углядел, что она не артистка. А разве в ваших спецшколах не учат определять человека по глазам, по голосу, по фигуре наконец. На любой красивой и стройной бабе и телогрейка мундиром смотрится, как она не горбись.
  - Значит, наши школы против ваших лесных никуда не годятся.
  - Лес тут не при чем. Просто не общался ты с женщинами по настоящему, не уделял им внимания, поэтому и не видишь за грязной скорлупой их настоящего естества.
  Семен хотел возразить, что у него было полно женщин, но слова Егора ударили не в бровь а в глаз. Действительно, кроме мимолетных, ничего не значащих связей у него ничего и не было. Прикрываясь спецификой жизни, особыми условиями работы, он не хотел этого замечать, но теперь что-то изменилось. Не теперь, после слов Егора, а чуть раньше. Но когда? Когда волосы веером рассыпались из-под замызганного платка, или когда он не мог оторвать взгляда от темной ложбинки в разорванном вороте платья.
  - А ты действительно ее отца расстрелял?
  Семен промолчал, но затем, словно оправдываясь, выкрикнул-
  - Ведь никто даже не думал, что у него есть дочь и тем более, что она в поселке!
  - Эх, чекисты-конспираторы хреновы. Все то у вас в секрете. Вот так и войну просекретили. Враг на пороге , а они-"Провокация, у нас договор"- Егор в сердцах махнул рукой- Вот так страну и сгубили.
  - Не сгубили, раз Москва держится, значит и страна живет.
  - Откуда про Москву знаешь?
  - По радио успел услышать, прежде, чем тебя утюгом шарахнули.
  - По какому радио!- произнес Егор неожиданно издевательским голосом и, когда Семен, не совсем понимая, кивнул на корпус от радиолы, дурашливо рассмеялся- Для особо умных объясняю устройство домашнего нужника для мелких надобностей....
  Только теперь Семен заметил, что с соседнего проулка им навстречу вышли несколько немецких солдат в сопровождении унтер-офицера, а чуть поодаль семенил Сивый. Взгляд старосты выражал удивленное непонимание. "Какой ты прыткий, однако"-успел подумать Семен прежде, чем унтер- офицер задал вопрос.
  - Где вы были, господа полицейские и что это у вас? Господин староста очень беспокоился за вас, сказал, что ушли рано утром и пропали.
  "Вот тварь!"-услышал Семен бурчание Егора, уловившего смысл фразы и начал докладывать.
  - Видите ли, господин унтер- офицер, староста сам сообщил нам, что видел в одном доме несданный приемник. Мы удивились, ведь он сам их собирал, но решили проверить. И нашли, прямо в комнате, в углу.
  -Где нашли? Кто прятал? Почему не привели?- оживился немец, кидая взгляды то на полицаев, то на старосту.
  - На краю деревни, у одной бабки, но, понимаете в чем дело, она его не прятала. Она использовала его как домашний ватер-клозет, чтобы не морозиться во дворе- тут же по-русски крикнул Егору, чтобы он продемонстрировал приспособление в работе. Тот разыграл целый спектакль. Поставил ящик на землю, вынул из него ведро, показал зрителям, опять вставил. Открыл крышку, заглянул в дырку из-под проигрывателя, поправил ведро, еще раз заглянул, еще поправил. Затем картинно изобразил, что спустил штаны, прицелился и сел на дырку. Поднялся, закрыл крышку. Немцы начали ржать. Они так увлеклись пантомимой, что один даже выкрикнул-"Вот свинья, штаны забыл надеть". Хохот усилился. Всех прервал унтер.
  - Это не та бабка, что делает замечательный шнапс -спросил он подозрительно и получив утвердительные кивки полицаев, насупился- Я думаю, вы не сильно там похозяйничали?
  Егор с Семеном одновременно закрутили головами в разные стороны. Немец заметно успокоился, дал команду солдатам поворачивать назад.
  - А что с этим делать, коменданту по описи сдать?- прикинулся наивным Семен, показывая на ящик.
  - Ты что, сдурел!- взъерепенился немец- Вон, старосте отдай. Видать он на холоде через задницу все мозги отморозил, раз по таким делам нас тревожит, пусть в тепле нужду справляет, вонь разводит.- и бросив короткий взгляд на то, что было приемником, процедил сквозь зубы- Эти русские свиньи любую прекрасную вещь в дерьмо превратят, вот что значит низшая раса.
  Солдаты вновь заржали. Семен толкнул ящик ногой в сторону Сивого.
  - Забирай, господин староста, господин унтер приказал тебе эту вещь на хранение сдать. И еще приказал, в тот дом не соваться. Опасается, что всякие шляющиеся их самогонку жрать станут. Доказывай потом, что про любовь приходил говорить.
  Староста ощерился, зло зашипел, но ничего не сказал. Нехотя подобрал ящик и понуро побрел восвояси.
   * * *
   Во второй половине декабря, случилось то, чего так опасались- комендант дал ход приказу об отправке на работы в Германию. Трудоспособных мужчин кроме служивших в полиции почти не осталось, поэтому вся беда свалилась на девушек и молодых женщин. По осени, благодаря доводам Семена и уговорам( надо отдать ему должное) Сивого, под предлогом того, что в селе на производстве продовольствия необходима каждая пара рук, как-то удавалось оттягивать этот страшный момент, хотя в городе уже отправили партию. Но к зиме этот довод перестал действовать. Да и немцы перестали быть сговорчивыми, срывались по поводу и без повода. Никто точно не знал, но все понимали, что это из-за проблем на фронте. Семен тут же дал задание Егору. Тот, прибывая в дальние деревни за продовольствием, как бы между прочим, прилюдно объявлял старостам, чтобы готовили женщин и девушек к скорой поездке, чтобы те брали с собой только самое необходимое, ничего лишнего. Это была своего рода команда спасаться. И все же неожиданности избежать не удалось. В один из дней в поселок въехали два тяжелых "Студебекера" и бронетранспортер на гусеничном ходу. Вместе с машинами прибыли солдаты в черной униформе- эсэсовцы. Шквальным вихрем прошлись они по хуторам и весям, отлавливая и выволакивая всех, кто не успел убежать или плохо спрятался, и теперь орудовали в поселке, накатываясь облавной волной на каждый дом. Подопечных Семена, разбив на группы, выгнали за окрестности поселка, в сугробы, стоять в заслоне и отлавливать всех, кто вырвался из поселка и пытался укрыться в лесу. Сам Семен находился при комендатуре и в роли переводчика, и как связующее звено между группами. Так, торопясь через поселок к одной из групп, он вдруг возле машин, в толпе женщин, подготовленных немцами к погрузке, увидел Катерину, такую же сгорбленную, в замызганной телогрейке и грязном платке. Как бы удивившись, он спросил у конвоира, зачем забрали эту старуху, на что тот ответил, что было особое указание. Женщина увидела Семена и, словно поняв, о чем разговор, распрямилась, стянула с лица край платка и с усмешкой произнесла.
  - Женишок мой несостоявшийся постарался. Даже на сборы времени не дал. Спасибо вам, заступнички.
  Семен хотел ответить, но конвоир так рявкнул на женщину, что он смолчал, не желая подливать масла в огонь. Развернулся и опять направился к комендатуре, но тут же, почти сразу столкнулся с Сивым, спешившим куда-то по своим делам. Не церемонясь, сграбастал его за грудки, подтянул к себе.
  - Ты что ж, ухажер хренов, зазнобу свою сдал.
   Сивый запыхтел, вырываясь и, чуть Семен ослабил хватку, выдавил-
  - Ты тех, с черепами на кокардах видел. Это не наши сероштанные, чистые звери. Если бы узнали, что дочь комиссара пытался укрывать, все, конец. Итак еле упросил, чтобы сразу не расстреляли, а отправили вместе со всеми -поняв, что его не слушают, он вдруг осклабился- А тебе то что за дело до нее. Она ж тебя ненавидит, убить хотела.
  Но Семен не ответил, он думал о своем. Оттолкнув Сивого побежал в караульное помещение. Заскочил в свою каморку, служившую и кабинетом и жилой комнатой, извлек из неприметного тайничка большую жестяную коробку из под конфет "Красный Октябрь". Порывшись, достал оттуда чистый бланк с печатями и начал что-то быстро писать.
   * * *
  Тяжелые борта машин с грохотом откинулись и офицер эсэсовец хотел уже дать команду на погрузку, как к нему подошел начальник местных полицаев и заговорил на чистом немецком.
  - Господин лейтенант, в этой толпе есть женщина, которую не желательно отправлять в Германию. Она дочь командира Красной армии.
  - Знаю, про нее говорил староста? Ее конечно стоило бы сразу расстрелять, но он сказал, что смерть для нее слишком легкое наказание, пусть потрудится на благо Германии.
  - Староста слишком многого не знает. Отец этой женщины действительно красный командир, но он оставил семью еще в гражданскую. Кроме того, после замужества ей вообще пришлось отказаться от него- с этими словами Семен извлек бумагу.- Как известно господину лейтенанту, при Советах я был сотрудником органов. В самом начале войны к нам поступил вот этот секретный документ.
  Немец взял бланк, осмотрел, пожав плечами-
  - Я не понимаю русского письма.
  - Здесь говорится, что муж той женщины, украинский националист, еще до войны был завербован немецкой разведкой, прошел обучение в спецшколе. Перед началом военных действий был заброшен к нам в тыл для проведения диверсионной работы. Далее следует приказ, при обнаружении этого предателя, задержать его, при невозможности ареста, уничтожить на месте. До нас дошли слухи, что этот человек в специальном Украинском Добровольческом Батальоне.
  - В свое время мне пришлось принимать участие в формировании этого подразделения. Много там всякого сброда, но есть и достойные люди- немец кивнул на толпу- Ты знаешь ее в лицо?
  Семен быстро отыскал в толпе Катерину, ткнул на нее пальцем.
  - Неужели у этого убогого страшилища есть муж?- удивился немец, увидев женщину.
  - Дело в том, что при Советах она успела жестоко пострадать за предательство мужа, поэтому выглядит такой постаревшей, хотя лет ей совсем немного.
  - В застенках вашего НКВД умеют старить людей, как и в нашем Гестапо- эсэсовец сделал знак.
  Один из солдат подошел к Катерине, выдернул ее из толпы, толкая автоматом, подвел к начальству. Офицер подозрительно оглядел женщину, хотел сдвинуть с лица платок и слипшиеся космы, но побрезговал, только буркнул-"Забирай" Семен хотел уже взять женщину и идти прочь, но немец потряс бумагой.
  - Я должен проверить информацию. И, кстати, как документ оказался у тебя.
  - Я уже сказал, что этот приказ поступил, когда война началась. В нашем ведомстве творилась неразбериха и я, уже тогда решив перейти к вам, припрятал эту бумагу, в надежде встретить этого человека здесь, чтобы при случае попросить у него помощи обустройства.
  - Хорошо, пока иди- офицер отвернулся.
  Семен тут же, толкая Катерину, погнал ее с площади, боясь, как бы немец не передумал. Женщины в толпе смотрели с сочувствием, догадываясь, что может ожидать комиссарскую дочь. Если бы они знали, что ожидает их самих, многие позавидовали ей.
  Прозвучала команда на погрузку.
  Но с решением вопроса отправки людей в Германию беды не закончились. Неожиданно в поселке остались эсэсовцы из зондеркоманды, прибывшие на бронетранспортере. Для них спешно освободили помещение, ранее занимаемое полицаями. Каморку Семена занял эсэсовский лейтенант. Пришлось срочно расселять людей по домам жителей поселка, но благодаря Сивому эту проблему удалось решить быстро. Семену, как старшему, он предложил поселиться недалеко от комендатуры, в доме, где жили старики, потерявшие своих детей еще в гражданскую. Но Семен принял другое решение, направившись на край деревни. Постучался в дом Катерины и когда та открыла, нерешительно спросил-
  - Пустишь, хозяйка?
  Вопрос явно удивил женщину. Кивком головы пригласила за собой, насмешливо обронив-
  - Обычно ваши разрешения не спрашивают, сразу в хату рвутся.
  Войдя из холодных сеней в теплое помещение, Семен затоптался у порога.
  - Я ведь на постой пришел проситься.
  Женщина, начавшая расстегивать пуговицы на телогрейке, на мгновенье замерла, затем вновь с ехидцей заметила
  - Что не жалуют хозяева, среди зимы жилья лишают?
  - Ну, так я пойду, Петр мне жилье под....
  - Дверь прикрой- несколько резко произнесла Катерина, сморщившись при имени старосты- Избу выстудишь. Нет у меня теперь помощничков, дровишек поколоть. После того раза, как при обыске всю самогонку выгребли, больше сюда ни ногой. Сама-то я не гнала, это еще теткина, довоенная. Она у меня знатной самогонщицей была. Да и вроде, как обязанная я теперь за спасенье свое.
  Катерина сняла телогрейку и осталась в простом домашнем платье и платке. Но сейчас это был светлый , чистый хлопковый платок и повязан он был так, что лицо оставалось открытым. И конечно от горбатости и сутулости не осталось и следа. Гордая осанка, твердый, открытый взгляд. Семен невольно залюбовался приятными очертаниями лица, стройностью фигуры, но хозяйка прервала идиллию
  - Так и будешь стоять? Вон комната свободная, заноси вещи.
  - У меня вещей-то - Семен потянул из-за спины тощий вещмешок.
  Катерина бросила пренебрежительный взгляд на Семеновы пожитки и, направившись на кухню, громыхнула там крышками, произнесла, но уже без сарказма, а скорее с участием-
  - С деревень добро подводами возишь, а себе богатства не нажил. Есть будешь, сейчас картошка поспеет?
  Больше всего решением Семена возмущался Сивый. Он понимал, что своим предательским поступком сам обрубил все подходы к той, которую продолжал считать своей женщиной и теперь бесился, увидев в Семене конкурента. Хотя на словах выходило все разумно. Он считал безрассудством жить на краю деревни, у самого леса. Любой недоброжелатель мог незаметно выйти оврагом к дому, натворить бед и так же незаметно уйти. В очередной раз, когда староста в присутствии других полицаев начал увещевать его, Семен усмехнулся
  - Остынь, господин староста, у нас и без тебя защитничков хватает. Вон они, черепоголовые, целыми днями по лесу на бронетранспортере бороздят, всех недоброжелателей распугали, так что мне бояться нечего.
  - Им до нас дела нет. Я тут краем уха слышал, ищут они чего-то.
  - Ну-ка, ну-ка!- проявил интерес Егор- Чего в сугробах искать можно.
  Поняв, что сболтнул лишнее, Сивый махнул рукой и поспешил прочь.
  - Партизанов - неожиданно изрек Прошка, удивив всех своими познаниями.
  - Чего-о!- протянул Егор- Каких "партизанов", здесь сплошные болота, зимой не замерзают. Чуть в сторону шагнешь, трясину под снегом словишь. А партизанам простор нужен, чтобы бегать, иначе замерзнешь, сидючи на одном месте.
  Полицаи захихикали, но Семен, углядев в этой шутке непомерную осведомленность Егора, крепко задумался.
  - А ты и правда, поостерегся бы, старшой- снова вступил в разговор Прошка- Зачастил что-то староста к коменданту, да и возле офицера-эсэсовца крутится, тебя упоминает. Тот пока отмахивается, но, береженого Бог бережет.
  Неделю спустя, Семен, как обычно, прежде, чем идти на службу, делал кое-какие пометки в блокнот. Неожиданно в избу вбежал запыхавшийся Егор, с карабином на плече, видимо, прямо с дежурства. Огляделся, спросил, где хозяйка. Семен пожал плечами.
  - Вышла куда-то. Мы ведь только живем под одной крышей, а жизнь у каждого своя. Покормит, и то хорошо.
  - Беда, Семен. Сегодня Сивый снова крутился у эсэсовцев. Опять про тебя упоминал. Они как всегда выжидают, чтобы выехать по светлому и вернуться до темна. Я хоть и не могу лаяться по ихнему, но кое-что стал понимать. Офицер сказал, как приедет, будет с тобой разбираться. Какие-то сведения не подтвердились. Упоминалось имя Катерины. Дальше я не слышал, но староста пошел довольным.
  - Ох, Сивый, Сивый, нет тебе покоя- Семен поднялся и теперь сам огляделся, даже выглянул в сени, вернулся, плотно прикрыл дверь- Ну вот, Егор, кажется пришло время хоть немного очистить свое имя от грязи предательства. Не хотел я торопить события, не подготовившись, но теперь у меня нет выхода.
  - Ты ясней можешь сказать?
  - Догадываюсь я, что немчура пришлая ищет. И долго еще искать будет и нам нервы мотать, пока не надоест, или пока им кто-то не покажет. Я могу показать, да так, что не будет им возврата...
  - Как Сусанин, что ли?- в вопросе Егора не было усмешки, только тревога.
  - ...Вот только Сивый- Семен словно не услышал вопроса- Он все на меня сведет, а из-за меня и вы все пострадаете. Комендант помнит, что я вас для себя подбирал, значит, все за одного. И ничего не делать тоже нельзя. Не знаю, что там староста наплел, но, если меня вдруг дернут, вас в покое не оставят. Да и не только вас.
  - Придется старосту...!- Егор дернул плечом, на котором висел карабин.
  - На глазах у всех!? Вот тогда никому сладко не покажется.
  - Сивый словно чует. Двоих наших прикормил, теперь без сопровождения никуда. Его сюда бы заманить- Егор мечтательно окинул избу- Тут бы его, того..., а уж отсюда по-тихому, огородом, да овражком в лесок стащить. Пропал-де староста с концами, в болоте сгинул.
  - Чтобы его отсюда по-тихому убрать, нужно, чтобы он тут по-тихому оказался, без сопровождения и свидетелей. А он сюда теперь и со взводом охраны не придет.
  - Придет- голос прозвучал так неожиданно, что оба полицая вздрогнули- Я позову, придет.
  В дверях кухни стояла Катерина. Не замеченная Семеном, увлекшимся своими записями, она поднялась на чердак. Заслышав приход Егора, хотела спуститься, но настороженность первой фразы заставила ее затаиться и подслушать весь разговор до конца. Поняв, что полностью раскрыты, полицаи замерли в нерешительности. Но женщина вывела их из ступора.
  - Чего застыли, давайте до конца додумывать, как этого гада извести.
  Семен прозевал отправку тягача, но успел перехватить его на выезде из деревни. Подумалось, что это и к лучшему, меньше народа видит. Заступил дорогу. Бронетранспортер затормозил, больно ударив отбойником по ногам. Из кабины выскочил разъяренный эсэсовский лейтенант и, ткнув Семена стволом пистолета, заорал, брызгая слюной
  - Ты что, сумасшедший, решил покончить жизнь самоубийством. Я не доставлю такого удовольствия. У меня много вопросов накопилось. И к тебе, и к твоей службе. Так что вечером спрошу по полной, а пока...- он махнул кому-то в машине- Ганс, Отто, этого в кузов и стеречь, пока не приедем.
  - Я знаю, что ты ищешь, лейтенант, но без меня ничего не найдешь.- спокойно произнес Семен, отстраняя упертый в грудь пистолет.
  - Что можешь знать ты...- рявкнул офицер и, наверное, ударил бы этого русского плебея, позволившего себе разговаривать с ним на равных, без упоминания "господина" и других уважительных слов, но тут подбежали два дюжих немца из команды, моментально обезоружив Семена и заломив ему руки за спину.
  - Без меня ты партизанской базы не найдешь- прохрипел Семен, превозмогая боль в суставах.
  - Отто, Ганс, отставить!- вновь рявкнул офицер и, приблизившись вплотную к Семену, выдохнул в лицо- Откуда знаешь про базу?
  - Я ее строил- усмехнулся тот.
   * * *
  Вездеход, мягко плывший по сугробам, вдруг резко встал.
  - Все, дальше хода нет, болото- произнес водитель, выключая сцепление.
  Лейтенант пристально посмотрел на Семена, сидевшего за спиной водителя, под наблюдением двух мордоворотов. Тот, игнорируя взгляд, вытянул руку, указывая направление
  -Видишь два темных пятна на снегу, это незамерзающие трясины. Между ними снег светлей, Это и есть дорога. Бери точно по середине.
  - Хочешь отправить нас к черту в ад- нахмурился офицер.
  - Я могу пойти впереди.
  - Конечно, ты, легкий, пройдешь, а машина провалится. Показывай. А ты...- это уже водителю- Ползи понемногу, чуть что, назад. И откройте все двери.
  Началось медленное, в час по чайной ложке, продвижение вперед. Вездеход продавливал тонкий ледок, но шел по твердой основе. Начал сыпать легкий снежок.
  -Снег, это хорошо, все следы скроет- неожиданно произнес Семен по-русски.
  - Что ты сказал?- переспросил немец.
  - Надо поторопиться, говорю. Снег сейчас разойдется, засыплет следы, уровняет все болото. В сумерках не отличишь, где замерзло, где нет.
  Немец выслушал с недоверием, но велел водителю прибавить газу.
  
  На поляну возле бункера выскочили неожиданно. Толстый слой снега скрыл выступающую часть потолочного наката, но торцевая часть, где находилась дверь, оказалась почти свободной от наноса. Овражек с ангаром даже не просматривался. Семен, оставляя глубокие следы, пробрался ко входу, начал разгребать снег. Когда немцы пробрались к нему, часть двери, где находилась скоба, была уже очищена. Семен потянул скобу, дверь не стронулась, дернул сильнее. К нему присоединился один из бугаев, кажется Отто. Навалился всей мощью и дверь сдвинулась. С опаской заглянул в открывшийся проход. Семен уже делал шаг во внутрь, но лейтенант придержал его, дав знак Отто. Тот спустился по лестнице до первого яруса, поднялся и с площадки у силового щита доложил, что внутри тихо и темно. Семен открыл щит и поворотом рубильника задействовал аккумуляторы. Загорелись лампочки аварийного освещения. Оставив водителя возле вездехода, офицер приказал остальным спускаться. Он был удивлен тем, что увидел здесь, в непролазной глуши, но удивление утратило все границы, когда Семен повел его по этажам. Он даже забыл, что человек, приведший его сюда, в глубокой опале. Его не заинтересовало содержимое продовольственного и вещевого склада. Немец равнодушно прошел мимо мешков с крупой и пакетов с сухарями, мимо сверкающих пирамид консервных банок с кашей и тушенкой, нехотя потрогал ворсистый войлок шинелей, не оценил приятную шероховатость байки. Даже в оружейном складе задержался ненадолго; пирамиды смазанных "трехлинеек" и ряды громоздких "максимов" его не воодушевили. Его поразило техническое оснащение базы. Когда спустились на нижний, технологический этаж, немец даже забыл, что всего несколько часов назад готов был растерзать Семена на месте, и вдруг хлопнул по плечу и восторженно заявил, что даже не думал, что русские способны соорудить такое чудо военной архитектуры в самом центре болот. Хотя тут же отметил, что техника по большей части импортная, в основном германская. Обойдя дизель-генератор, заметил ящик с взрывчаткой, поинтересовался. Семен пояснил, что перед приходом немцев должен был взорвать базу, но он решил сделать подарок немецкому командованию. Эсэсовец язвительно заметил, что слишком долго ждал этот подарок своего часа, но Семен и тут нашел ответ. Он думал, что Великая Германия завершит победоносную войну к Новому Году, и он преподнес бы тогда новогодний сюрприз, но немцы почему-то не торопятся с победой, и с сюрпризом тоже приходилось откладывать. Но сложившиеся обстоятельства и необоснованные обвинения вынудили его раньше времени открыть тайну базы, чтобы доказать свою верность и честность. А грубить и лезть на рожон ему пришлось затем, чтобы сразу поверили. Немец вновь насупился, заметив, что о преданности и честности разговор еще впереди, слишком много нестыковок. И вдруг о чем-то подумав, потребовал, чтобы Семен больше не кидался словами о величии Германии, добавив, что из его уст они звучат не очень убедительно.
   Один из солдат обратил внимание командира на сейф, тот вопросительно взглянул на Семена. Семен, все врем нахождения на базе обдумывающий, как ему избавиться от соглядатаев и добраться до своего пистолета, оставленного в ящике, чтобы расправиться с эсэсовцами, вдруг нашел ответ. При строительстве в сейфе хранили рабочую документацию. После, при минировании, какой-то сапер- шутник заложил туда несколько шашек динамита, провода от запалов закрепил так, что они срабатывали при открывании дверцы. Нужно было заинтересовать немцев, чтобы они захотели открыть сейф. Как бы нехотя Семен пояснил, что в сейфе, кроме документов с чертежами объекта, ничего нет и увидел, как у лейтенанта загорелись глаза: явно в мирной жизни он был технарем. Семен посетовал, что ключ от сейфа отсутствует, но он может принести инструмент, который находится наверху, на что офицер махнул рукой. Он подозвал крепыша Отто и, указав на сейф, спросил
  - Что, Отто, не хочешь вспомнить свою старую профессию медвежатника.
  - Стоит мараться из-за каких то бумажек- буркнул крепыш, но наткнувшись на взгляд командира, нехотя пошел к сейфу. Поизучав немного замок, отметил, что открыть его не сложно, нужна лишь шпилька или тонкая проволока. Естественно, ни у кого ничего подобного не оказалось. Предложили шомпол от автомата и отвертку из ремкомплекта, но это не годилось. Отто нехотя нагнулся, поглядел вокруг, даже пошарил под сейфом. Вдруг он что-то вытянул оттуда и начал разглядывать при тусклом свете лампочки блестящий кругляш. Тут же вновь нырнул под сейф и вытащил еще несколько кругляшей. На вопрос, что это, он удивленно воскликнул-"Золото!" Лейтенант вновь уставился на Семена и раздраженно спросил
  - Как это понимать?
  Семен быстро соображал
  - Комплектацию базы проводило другое подразделение ведомства, возможно, они оставили тут какие-то ценности. У немцев загорелись глаза, Отто завертелся в поисках какого либо инструмента и, кажется, что-то нашел. Семен решил действовать.
  - Лейтенант, может все-таки инструмент. Наверху, у силового щита есть небольшая комнатка. Там, в дальнем углу, у стены стоят ящики. Пошлите кого-нибудь. Правда, там много электропроводов и нет света.
  - Ты что же, хочешь, чтобы кого-то из моих людей убило током. Давай сам. Как говорят у вас- " одна нога здесь, другая там".
  Семену этого было и надо. Спеша по коридору, он услышал, как кто-то из солдат обратился к Отто.
  -Спорим на пачку сигарет, что этот русский быстрее принесет инструмент, чем ты откроешь сейф.
  Семен только добежал до силового щита и извлек пистолет, когда внизу гулко ухнуло. Отто успел первым. Осторожно выглянул наружу. Водитель бронетранспортера, услышав подозрительный звук, приоткрыл дверцу и настороженно прислушивался. Высунувшись из подвала так, чтобы не было видно руки с оружием, Семен замахал свободной рукой и прокричал первое, что пришло на ум
  - Скорее! Лейтенант опрокинул себе на ногу тяжелую балку. Солдаты приподняли ее и держат из последних сил. Надо помочь лейтенанту вылезти.
  Водитель, не теряя бдительности, взял автомат на изготовку и спрыгнул на снег, оставаясь под защитой бронированной дверцы вездехода, но Семен продолжал звать и махать и тот вышел из-под прикрытия. Короткий выстрел навскидку, и немец, плавно опустившись, уткнулся лицом в снег. Обеспечив безопасность тыла, Семен стал спускаться в подвал, и тут же услышал шаркающий звук шагов. По лестнице , уже почти добравшись до последнего пролета, тяжело переставляя ноги и зажимая одной рукой ухо, поднимался один из солдат. Увидев Семена, он попытался вскинуть автомат, но тот опередил его. Спустившись на нижний ярус, Семен отметил, что свет продолжает гореть, значит повреждения от взрыва не были особо сильными. Удвоив осторожность, заглянул в проход. Из семи, оставшихся здесь, внизу эсэсовцев мертвыми были трое, те, кто ближе всех находился к сейфу. Еще двое, распластавшись на бетонном полу, громко стонали, третий, все время встряхивая головой, медленно полз на карачках к выходу. Семен безжалостно расстрелял их. Оставался лейтенант, которого нигде не было видно. Где крадучись, где короткими бросками, он пробрался к дизель-генератору, поднырнул под огромный бак с соляркой и чуть ли не носом уткнулся в подошвы сапог неподвижно лежащего офицера. Семен осмотрел тело. В отличии от других на лейтенанте не было ни царапины. И тут, приглядевшись в тусклом свете ламп, Семен увидел, что голова немца покоится на ящике из-под инструмента, том самом ящике с золотом, который он небрежно задвинул ногой в самый дальний угол. Протянул руку, сдвинул голову немца, тотчас ощутил под пальцами густую липкую субстанцию, поднес к лицу, понюхал. Все стало ясно. Отброшенный взрывной волной, лейтенант упал навзничь, ударившись головой об острый угол ящика, проломив себе череп. "Иногда и золото убивает"- философски подумал Семен и переключился на повреждения базы. Они действительно были незначительны. Сильно пострадал лишь сейф, явившийся эпицентром взрыва, но он отчасти предотвратил более серьезные последствия. Взрывом разворотило пол и часть дренажных отводов, взрывной волной вышибло из своих креплений несколько труб вентиляционной системы. Осколки, которые могли бы принести дополнительные, более мелкие разрушения, приняли в свои тела немцы, сгрудившиеся возле сейфа. Не понравилась Семену лишь небольшая трещина, вызмеившаяся по бетонной стене, к которой сейф был прикручен. Даже при тусклом свете ламп было видно, как на ней мелким бисером капель поблескивает влага. Но сейчас нужно было думать о другом. Не хотелось оставлять здесь мертвые тела. Семен принялся за нелегкую работу по подъему тел наверх. Мертвецы, хоть и были бездвижны, но сопротивлялись как могли: выскальзывали из рук, цеплялись ногами за ступени. Подняв четверых, Семен понял, что может застрять до темноты, а этого делать никак нельзя. Спустился в подвал и стащил оставшиеся тела в образовавшуюся рытвину, присыпал кусками бетона. Долго провозился с Отто. Этого пришлось собирать по кускам и укладывать в шинель, снятую с другого убитого. Наконец поднялся наверх. И здесь требовалось провести зачистку. Проваливаясь по колено в сугробе, поволок первого мертвеца к краю припорошенного снегом, но не замерзшего до конца болота. Расстояние было приличным, но он справился. Ощутив под ногой зыбкую почву, быстро отступил, увидев, как стремительно наполняется водой след. Выволок тело перед собой и с силой толкнул вперед. Отправился за следующим. Дальше дело пошло быстрей- по накатанной колее трупы таскать стало легче. Пока шел за очередным, предыдущий успевал почти совсем погрузиться в трясину. Настала очередь бронетранспортера. Сначала и его Семен хотел утопить в болоте, но передумал. Завел еще не до конца остывший двигатель и направил машину к дверям ангара. Расчищать снег не было времени. Вытянув с лебедки трос, зацепил его за створ ворот, начал потихоньку вытягивать. Натужно скрепя и выгибаясь, сдвигая горы снега, ворота открылись без поломок. Вездеход вполз в ангар почти полностью, мешала стоявшая впереди полуторка. Заводить на морозе давно неработавший грузовик было бесполезно, поэтому Семен, уперевшись отбойником вездехода в кузов, просто задвинул машину до упора. Прикрыв ангар и бункер, Семен поспешил обратно в поселок. Хоть шагать по широкой колее вездехода было легко, но усилившийся снег уже начал заметать удобную дорожку, да и в лесу уже заметно потемнело. К дороге, где его поджидал сильно замерзший Егор с подводой он вышел в глубоких сумерках.
  - Я уж не надеялся тебя дождаться, время уговоренное давно вышло- произнес тот, стуча зубами- Соберусь ехать, а меня словно кто держит. Вон, конягу всего заморозил. Ну что, заплутал супостатов. Судя по тому, как долго тебя не было, они теперь до следующей зимы не выйдут, даже если и дорогу запомнили.
  - Оттуда не возвращаются- Семен повалился в сани перехватывая из окоченевших рук Егора поводья. Он хоть и устал от долгой ходьбы, но не замерз настолько- Как тут дела? Что Сивый?
  - Немчуру на том свете догоняет. А Катерина твоя молодец! Зря я тогда сказал, что она не артистка- Егор, усиленно дыша на руки, пытаясь их согреть, принялся рассказывать.
   Утром, как и было договорено, Катерина по каким-то своим делам пошла к приятельнице на другой край деревни и как бы случайно столкнулась на улице со старостой и его соглядатаями. Сделала попытку избежать якобы неприятной встречи. При этом отобразила на лице такую печаль и страдание, даже выдавила слезу, чем и привлекла внимание. Сивый, хоть и избегал ее, все же поинтересовался, в чем дело. Катерина сперва молчала, бросая косые взгляды на вертухаев и поджимала губы, изображая обиду. Но потом, когда Сивый, поняв намек, отогнал охрану, словно оттаяла, начала жаловаться на судьбу. Мол, не вмоготу ей жить с убийцей своего отца, лучше бы она согласилась тогда на условия старосты. Она даже теперь готова все ему простить и сама просить прощения, ведь они все-таки не чужие люди. А этого полицейского упыря она зрить не может. Кстати, этот упырь со своим помощником уедут сегодня на дальний хутор и вернутся только поздно вечером, а то и на следующий день. Она знает, что староста теперь никуда не ходит без охраны и даже не надеется, что может заглянуть к ней, но если и надумает, какой разговор при посторонних, а тем более что-то еще. Да и сама она огласки не желает и позора. И Сивый клюнул. Не дождался даже, как темнеть начнет, неприметно, закоулками пробрался в дом Катерины. А у нее уж стол накрыт.
  - А дальше все, как со мной- хмыкнул Егор пряча отогретые пальцы за пазуху.- "Ты, Петя, говорит, думаешь, я на тебя совсем осерчала, а я до сих пор один твой подарочек храню". И скамеечку к той самой полке подставляет. На скамеечку встала, а сама глазками так стрельнет, "Поддержи -говорит- А то упаду". Тот и рад стараться, лапы протянул. А она утюг с полки вытягивает, да как..., ну, тут и я на подхвате. Завернули в дерюгу, и в сани. Огородом да овражком в лесок вывез. Хотел в болоте притопить, но лучше придумал. Давай поживей, надо отогреться да отдохнуть. Чую, завтра день колотырный будет.
  Семен огрел лошадь вожжами.
  На следующий день в комендатуре царила нервозная суета. Комендант был посвящен в планы эсэсовской спецгруппы, но отлично понимал, что вести поиски чего-то, даже очень важного, ночью, среди незамерзающих топей, было полным безрассудством, чем лейтенант совсем не страдал. Значит что-то случилось. Да еще куда-то запропастился староста, обычно с раннего утра крутившийся под ногами и изливающий массу нужной и ненужной информации. Комендант никак не связывал эти пропажи, поэтому организовал только поиск спецгруппы, задействовав почти весь взвод охраны и полицаев, немедленно доложил о случившемся в город. Вскоре оттуда прибыла группа офицерских чинов, среди которых оказались представители тайной полиции. Гестаповцы рьяно взялись за дело. Поселок загудел как разворошенный муравейник. На допрос тащили всех, кто хоть что-то знал или видел, но более- менее картина произошедшего обозначилась из показаний лишь двух свидетелей: Семена и Егора.
  Егор сообщил, что едва утром сменился с наряда, староста дал указание ему и Семену ехать на дальний хутор за готовым заказом- хозяин хутора плел из прутьев и лыка короба и корзины, а также вязал метлы. Указание было странным, ибо раньше староста по таким пустякам начальника полицай-команды не беспокоил. Но он был старше по должности, поэтому Егор отправился сообщить Семену. Конечно, Семен велел ему ехать одному, со старостой же обещал поговорить. Выезжая на лошади со двора, Егор видел готовящийся к выезду бронетранспортер и снующего возле него старосту. Правда, до хутора Егор не доехал. После дежурства заснул на облучке и лошадь, сойдя с дороги, перевернула сани в сугроб. Пришлось провозиться не один час, чтобы вытянуть сани и починить порванную сбрую. И тут его нагнал идущий пешком Семен и приказал возвращаться, ибо уже стало темнеть.
  Из показаний Семена следовало, что отправив Егора на хутор, он поспешил в комендатуру, чтобы разыскать старосту и выяснить у него причину столь неадекватной команды. Но по дороге его чуть не сбил вездеход, выехавший по своему маршруту. Из машины выскочил лейтенант, принялся на него кричать, даже грозился расстрелять. Причину гнева Семен понял, когда его погрузили в вездеход. Там сидел староста. Оказывается он сообщил эсэсовцу, что начальник полицай -команды часто посылает своих подчиненных за провиантом в одиночку. Те в свою очередь, чувствуя бесконтрольность и безнаказанность, многое не довозят, уворовывая себе и пряча в укромных местах. Вот и на этот раз один из полицаев поехал на хутор один, без сопровождения, хотя он, староста, посылал двоих. Семен, понимая свою оплошность, обещал все исправить, на что немец отреагировал по-своему. Он высадил Семена в лесу, посреди сугробов и приказал догонять своего подопечного и ворачивать назад, что тот и сделал, протопав пешком по бездорожью более десятка верст.
  К показаниям полицаев гестаповцы отнеслись с недоверием, но косвенные свидетельства других людей делали их весьма правдоподобными. Многие видели старосту, крутившегося возле бронетранспортера, кто-то углядел, как офицер-эссэсовец с пистолетом набросился на старшего полицая, потом грузили его в машину. Были и другие мелкие показания, подтверждавшие рассказы основных свидетелей. Но следователи не торопились делать выводы, продолжая выжидать. Неожиданно одна из поисковых групп наткнулась на Сивого, точнее, на его труп в лесу совсем недалеко от деревни. Припорошенный снежком, он сидел в небольшой лощинке под елочкой в странной позе, приставив к простреленной голове руку, с зажатым в ней револьвером. На рукояти револьвера имелась дарственная табличка с надписью "Красному командиру за боевые заслуги". Пошли слухи и домыслы и тут Прошка снова вспомнил про "партизанов". Его тут же допросили. Из его показаний выходило, что эсэсовцы прибыли для поиска каких-то партизан, о которых здесь никто не слышал, но немцы-то знали. Этим партизаном и был староста. И, наверное, у него в лесу где-то был схрон, где он прятал свое партизанское имущество, в частности вот этот пистолет. Недаром он так засуетился, что-то вынюхивал, выспрашивал. Припомнил Прошка и разговор, когда, попрекая Семена переездом, староста грозился всякими бедами, которые могут прийти из леса. Поняв, что настойчивые немцы все равно найдут его логово, староста решил заманить их в болото и утопить. Известно ведь, есть там такие места, где человек пройдет как по дороге, а тяжелая машина провалится, и староста такие места знал.
  Как не странно, Прошкина ахинея возымела действие. Посовещавшись, следователи пришли к выводу, что во всем виноват староста, умело скрывавший свою вражескую сущность. Возможно, к такому выводу их подтолкнуло и нежелание в целях расследования ползать по заснеженным болотистым местам в трескучие морозы, но для Семена важным было то, что ни на него, ни на Егора не навесили никаких подозрений. Надо отдать должное коменданту, отметившему изначальную неприязнь старосты к Семену. С собой гестаповцы увезли старуху-родственницу Сивого, двух его приближенных соглядатаев и еще двух помощников из ближайших деревень, усердно помогавших старосте во всех делах. Они и составили так называемую партизанскую группу, разыскиваемую пропавшими эсэсовцами, под пытками дали нужные показания и были повешены. Старухе повезло, она умерла от нервного потрясения по дороге в город. Каким то чудом избежала допросов Катерина. Вертухаи Сивого даже на пыточных допросах не вспомнили о случайной утренней встрече. Они просто и подумать не могли, что староста освободил их в этот день от службы лишь для того, чтобы избавиться от догляда и незаметно отправиться к этой женщине на свидание.
   * * *
  Снова потянулись полные бытовой рутины дни. От предложения коменданта занять сразу две должности Семен отказался, найдя на место старосты свою замену, хозяйственного мужичка из той деревни, где расстрелял зарвавшихся полицаев. Мужичок, действительно, оказался толковым и сообразительным. Поставки продовольствия осуществлял по графику, но не усердствовал, последнее не забирал, возможные недоборы объяснял плохой подготовкой крестьян к зиме и намеренно неправильным хозяйствованием прежнего старосты.
  По весне стали доходить более- менее подтвержденные слухи с фронта. Москвы немцы не взяли, получив там крепко по зубам, но они этого уже не скрывали. Теперь войска вермахта форсировали южное направление, нацеливались на Сталинград. Комендант снова сделался радушным и иногда повторял, что едва будет захвачена кавказская нефть и перерезаны все пути помощи из-за Волги, Москва сама падет к их ногам. Семен не очень-то верил этим хвальбам, но страдал от того, что не может затеять ничего, подобного зимнему инценденту. Немцы теперь были начеку. Неожиданно женился Егор на хозяйке того дома, где квартировал, даже обвенчался. Немцы, хотя и не разрешили открыть церковь, закрытую еще советами, но обрядов, проводимых в частном порядке, не запрещали. Семен, удерживающий свои отношения с Катериной в фазе нейтрального сосуществования, как-то попенял Егору за столь неосмотрительное решение, на что тот дал жесткий ответ.
  - Нас на поселке не очень-то жалуют, цепными псами обзывают, потому как добро у людей изымаем. И у кого? Вон Нюрка моя, баба вдовая, ребятенка одна поднимает, а положенный кусок немчуре отдай. Вот и решил я, пусть лучше со мной, и кусок тот в доме останется. Можно, конечно, как Прошка, тут дровишек поколол, там сарай поправил. И напоят и накормят, и еще чего... , бабы сейчас до мужиков голодные. Только я не могу так. Мне надо, чтобы баба всегда при мне, под моей защитой, чтоб сама не мыкалась, и кого не попадя не принимала. Война неизвестно сколько протянется, а жить то сейчас надо. И тебе надо что-то с Катериной решать. Вроде под одной крышей, а как чужие.
  - Так ведь на мне смерть ее отца, грех, который не простить никогда.
  - А ты у нее спросил, что можно простить, что нельзя, или сам так решил?
  - Но как о таком спрашивать?
  - Очень просто! Сели вечером, да и поговорили по душам без суеты и спешки. Да, значит да, нет, значит и нечего душу маять. Дома свободные есть, с жильем проблем не будет.
  Эти слова крепко засели в голове Семена, но на разговор с Катериной он решился далеко не сразу. Как-то после ужина, прошедшего как всегда в нескольких ничего не значащих фразах, когда женщина поднялась, чтобы прибрать со стола, Семен удержал ее за руку, попросил присесть рядом. Долго собирался с духом, удерживая ее руку в своих, вспотевших от напряжения ладонях, наконец решился.
  - Вот что, Катерина, давай решать, как нам жить дальше. Давит меня неподъемной тяжестью вина за смерть твоего отца и она вдвойне тяжелей, потому что нет за нее прощения. Если тебе не в моготу мое присутствие, скажи, и я уйду. Если ты думаешь, что чем-то обязана, это не так...
  - Дурак!- перебила женщина с мягкой досадой и попыталась подняться, но Семен продолжал удерживать ее ладонь. Она не стала вырываться, снова села- Я могла бы не пустить тебя на порог в тот день, когда ты пришел с вещами. А простила..., простила наверное тогда, когда не выстрелила. Просто я, просто мне...- она не договорила. Семен освободил ее руку и, положив свои ей на плечи, мягко потянул к себе. Катерина не сопротивлялась, безвольно подалась вперед, в объятия Семена и, уткнувшись ему в грудь лицом, вдруг разрыдалась. Эту ночь они провели не только под одной крышей, но и в одной постели.
  Вся весна и лето пронеслись в суматохе повседневных забот. Немцы вели себя благодушно, с новой силой трубя о своих победах на фронтах, но многие уже к этим песням относились с недоверием. Вновь неизвестно откуда ползли противоречивые слухи. Иногда внезапно наезжали зондеркоманды, эти летучие предвестники беды, проводили свои устрашающие рейды и так же внезапно исчезали. Семен снова изнывал от безысходности, как тогда, после слухов о взятии Москвы. И потому, что не мог ничего предпринять под жестким контролем немцев, и от отсутствия истиной информации. Все чаще ему вспоминались мощные радиопередатчики, лежащие без пользы на базе. И вот как-то осенью он решил туда наведаться. Тщательно обдумав причину своего предполагаемого отсутствия, доложился коменданту, запряг лошадь и отправился в лес.
  Дорога через топь почти полностью скрылась под слоем воды. Разросшаяся болотная ряска так распределилась по поверхности, что уровняла и гиблую трясину и насыпную твердь. Чуя близость опасного места, лошадь встала. Еще раз помянув про вешки, Семен слез с телеги и, ухватившись за уздечку, с силой потянул животное за собой. Лошадь послушно тронулась вперед.
  Едва открыв дверь бункера, Семен отшатнулся- из подвального зева повеяло смрадом. Включил освещение и, превозмогая тошноту спустился на нижний ярус. На первый взгляд тут ничего не изменилось, но помимо невыносимого запаха тянуло промозглой сыростью. Это было плохим признаком. Действительно, в конце коридора, в рытвине, образовавшейся после взрыва, и заполненной почти до краев водой, плавали вздувшиеся тела убитых зимой эсэсовцев. Разрушенный дренаж все-таки дал о себе знать. Требовалась срочная вентиляция. Семен осмотрел дизель-генератор, открыл кран подачи топлива, включил электропитание. Приборы работали исправно. Запустилась машина с первой попытки. Сразу же в полную силу засветились лампочки освещения. Со скрежетом завращались лопасти вытяжных вентиляторов, переходя с утробного ворчания на вой. Раздался противный свист, это сквозь нарушенные стыки покореженных труб стал втягиваться воздух. Семен попытался вправить трубы в свои крепления. Свист уменьшился, но не исчез. Вскоре сырость стала уходить, уступая место прогретому воздуху сверху, но смрад с трудом сдавал свои позиции. Нужно было что-то делать с трупами. Вытаскивать их наверх не представлялось возможным, осклизлая, разбухшая плоть расползлась гнойными ошметками от первого же прикосновения. Семен сходил за инструментом, попытался расчистить разрушенный дренажный сток. Часть воды ушла. Ломом расширив рытвину, Семен равномерно распределил в ней трупы. В лицо ударила новая волна смрада от расползающейся плоти. Принес со склада пару шинелей, накрыл тела. Отыскал ящик с армейскими котелками, вытряхнув в угол содержимое, стал таскать вниз землю, накапывая ее тут же, у входа в бункер. Пришлось подняться и спуститься не менее десятка раз, прежде чем удалось скрыть под слоем земли содержимое рытвины. Ровняя землю лопатой, Семен что-то зацепил под днищем развороченного сейфа. На свет выкатился скалящийся череп с клочьями волос и ошметками осклизлой кожи. "Старый приятель" Отто. Это его разорвало на куски, при открывании сейфа. У Семена уже не было желания лишний раз подниматься за очередной порцией земли. Расковыряв углубление, он скатил туда череп и присыпал несколькими лопатами земли, соскребая ее с общей площади.
  Не смотря на работу вытяжной системы, смрад не выветривался. Семен, слив с подающего бака пару ведер топлива, залил им новоявленную могилу, надеясь, что запах солярки перебьет запах мертвечины. Топливо быстро впиталось оставив пятна цветных разводов. Свежая земля просела, а в месте углубления отчетливо проступили украшенные радужным блеском очертания черепа. Даже из-под земли Отто продолжал ухмыляться. Оставив систему работать, Семен поднялся наверх, чтобы выполнить то зачем пришел. Распаковал один из радиопередатчиков, подключил, настроил на прием, покрутил ручки настройки. Ничего кроме шума помех. Вспомнил про антенну, потянул провод наружу. Хватило только до выхода. Сходил за другим комплектом от второй рации, дотянул до ближайшей сосны, закинул провод на ветви как можно выше, вернулся. В эфире проявились радиостанции, но в основном это были немецкие голоса, вещавшие с оккупированных территорий о своих славных победах. На волнах советского диапазона звучали или строгая классическая музыка, или суровые военные марши, призывающие бить врага на суше и на море. Ни новостей, ни сводок с фронта поймать не удавалось. Однажды прозвучали слова диктора о самоотверженном труде тыла на благо всеобщей победы, но волна оказалась слабой и почти сразу затерялась в череде помех. В другом коротком сообщении упоминалось о каком-то приказе номер 227, о непримиримом отношении к дезертирам и предателям Родины. Семен крутил настройку, вслушивался в голоса, даже из иностранной речи пытался уловить хоть какую то информацию, но того, что хотел, так и не услышал. Нужно было возвращаться, слишком много времени отняли "похороны". Отключив всю аппаратуру и приведя все в надлежащий вид, Семен тронулся в обратный путь Лошадь, вволю пощипавшая лесного травостоя, но нещадно покусанная комарами, резво тянула телегу. Срубив по дороге несколько молодых сосенок, Семен изготовил вешки и долго прилаживал их на болотной тропе так, чтобы даже самый наблюдательный грибник-лесовик не смог бы без подсказки углядеть в них какую-то закономерность. В деревне Семен объявился неприметно, оврагом, через Катеринин огород. А там неспешна, словно только что запряг, вывел лошадь со двора, направился к комендатуре. На вопрос не в меру любопытного унтера ответил, что с разрешения коменданта весь день посвятил личным делам по хозяйству.
  Ближе к зиме вновь заговорили о партизанах, но теперь не как о мелких шайках недовольных мстителей, а как о серьезных группах, несущих реальную угрозу новому порядку. Сверху посыпались приказы об усилении дисциплины, бдительности и...осторожности. В приватной беседе комендант сообщил Семену, что в первую очередь от партизан- подпольщиков страдают немецкие приспешники: усердствующие старосты и беспечные полицаи. Семен в очередной раз доказывал, что в их районе партизанам нет места. Даже не потому, что он, Семен, со своей командой держит все под контролем, а в силу географических причин. Сплошные непролазные болота вокруг если и дают возможность обосновать в своих недрах скрытый опорный пункт, то совершенно лишают возможности маневрировать, что в партизанских действиях является главным. Самым противным было то, что Семен и сам верил в свои убеждения. Как выяснилось позже- напрасно.
  Как-то вечером, вернувшись после службы домой, Семен отметил, что дверь со двора в сени приоткрыта, чего раньше никогда не было. Катерина всегда держала ее закрытой, даже если была дома. Но придавать этому значения Семен не стал, подумав, что открыла заранее, увидев в окно. Смело шагнул в темный проем и сейчас же, получив страшный удар по голове, потерял сознание. Очнулся он в темноте, на полу своей комнаты, крепко связанный по рукам и ногам от тихих причитаний. Причитала Катерина, к кому-то ласково обращаясь.
  - Я столько времени тебя погибшим считала, хоть бы весточку какую передал. А Петька-то подлец, так смерть твою расписал, словно сам, своими руками.... Я ведь даже на него думала.
  - Сивцов сам ничего не знал. Как ему поведали, так и он пересказал. А сообщить я не мог, сама знаешь, какие дела потом закрутились. Отец твой строго-настрого приказал- прозвучал сиплый мужской голос.
  - Так ты с отцом в одной команде!?- удивлению женщины не было предела.
  - Такова наша служба, Катюша. С началом войны пришлось вот подполья в крае создавать. Только ваш медвежий угол остался неохваченным. Окопалась здесь одна тварь, так службу поставила, так людей запугала, что не расшевелить их ни с какой стороны.
  - Если ты про Петра, так нет его давно.
   - Думал я и про Петра плохо, пока из города слухи не дошли, как он тут свое подполье организовал да целую зондеркоманду угробил.
  - Это Петька-то!- усмехнулась Катерина.
  - Но я другую тварь имел в виду- голос мужчины наполнился металлом-Шевчук, давай его сюда!
  Над головой Семена протопали тяжелые сапоги, сильные руки вздернули его как куль муки и выволокли из темной комнаты в полумрак горницы, освещенной слабым пламенем керосиновой лампы. За столом сидели Катерина и плотный, коренастый мужчина в кожаной тужурке, перехваченной крест-накрест ремнями портупеи. На столе лежала кожаная фуражка. Вылитый комиссар образца семнадцатого года, если бы не "шмайсер", лежащий у мужчины на коленях. У дальней стены, в тени выделялись еще два вооруженных силуэта. Увидев побитого и связанного Семена, Катерина медленно приподнялась с лавки, округлив удивленно глаза и безвольно опустилась обратно. Лишь невнятно произнесла-"Я думала, ты на службе задержался". Не поняв смысла сказанного "комиссар" мрачно усмехнулся-
  - Вот, Катя, из-за этого гада не смогли мы здесь подполья организовать. Так натаскал своих псов, ни одной лазейки не оставил. Это он Сивцова и его подпольщиков сгубил. Я все думал, как его выловить, даже к тебе по старой памяти заглянул, нарушил конспирацию, чтобы чего присоветовала, а он сам на ловца вышел. И ведь один, без охраны, на край деревни поперся. Совсем страх потерял.
  - Живет он здесь, Петя- тяжко выдохнула Катерина.
  - Вот как!- "комиссар" поднялся- Ну все, отжился, и тебя и других отмучил. Давай Шевчук, волоки его оврагом к лесу, там допросим с пристрастием, да притопим в болоте.
  - Стой!- Катерина резко поднялась и загородила собой выход- Ты не понял, Петр, он со мной живет, муж он мне.
  Автомат из рук "комиссара" с грохотом упал на пол. Катерина подошла к связанному Семену и прижалась к нему плечом-
  - Ты не знаешь ничего. Это Семен эсэсовцев в болоте утопил. И баб наших на хуторах он предупредил, чтобы спасались от германской неволи. А Петька Сивцов всегда последней сволочью был и я его сама порешила, вот этими самыми руками на тот свет отправила. Если не веришь, тогда и меня вместе с ним в болоте утопи!- женщина еще плотнее прижалась к Семену. Здоровенный Шевчук хотел оттереть ее в сторону, но "комиссар" сделал знак. Он был сильно растерян.
  - Подожди, Катерина. Я знаю, ты настрадалась от немцев, но ты не понимаешь...
  - Это ты не понимаешь!- женщина отлепилась от Семена и двинулась на "комиссара", тесня его грудью- Откуда тебе знать о моих страданьях. Когда Петька здесь зверствовал, ты по лесам отсиживался, силу набирал, а он(кивок в сторону Семена) как мог нас перед немцами защищал, и еще неизвестно, от кого больше пользы. Думаешь, не получилось тут подполье создать, потому что он людей запугал. Нет, он научил людей, как себя вести, чтобы поменьше от немцев страдать, потому что пока они здесь сила, а не ваше подполье.
  "Комиссар" набычился, с трудом сдерживая напор хрупкой женщины.
  - Ты, дочь красного командира, ведешь себя как враг народа, защищаешь предателя Родины.
  - Что ты можешь знать о предательстве, если сам не испытал его на себе. А слова, какими бы красивыми они не были, остаются только словами.
  - Да что с ними говорить, командир, баба от страха сбрендила, или вот этот ее уже перевоспитал- Шевчук так встряхнул Семена, что у него помутилось в ноющей от удара голове.- Обоих надо в лес тащить, там разберемся.
  "Комиссар" долго молчал, потом поднял автомат и, поворачиваясь к двери, коротко бросил-
  - Оставь их, уходим.
   * * *
  - Значит это был твой жених... настоящий- Семен дотронулся до перебинтованной головы, поморщился. Катерина сидела за столом напротив, уперев локти в столешницу, кулаками сжимала виски и молчала.
  - Я, вроде как должен благодарить тебя за свое спасение...но, лучше бы он утащил меня в лес. Теперь мне самому придется его искать.
  Не поднимая взгляда, женщина тяжело вздохнула
  - Он все равно убьет тебя, не в этот, так в другой раз, потому что не поверил мне. Просто, пожалел, по старой памяти.
  - Как я устал сидеть в бездействии, пресмыкаться перед этими тварями. Я должен с ним поговорить. Не захочет слушать, пристрелит, пусть лучше так.
  - Для кого лучше!?- Катерина вскинулась- А я, обо мне ты подумал?!
  - Теперь ты знаешь, что тот, кого любила, жив и помнит о тебе, и любит, и поможет.
  - Любит? Я уже не верю в это. И вообще, теперь мне кажется, все, что между нами было, делалось по указке отца. Приставил человека присмотреть за дочкой.
  Семен вдруг хохотнул, но тут же скривился от резкой боли, поймал удивленный взгляд женщины.
  - Ты будешь смеяться, Катюша, но я тоже сижу здесь по указке твоего отца, привязанный его приказом, как пес цепью к этому поганому болоту- Семен уткнул лицо в ладони и почти взвыл- Зачем я его тогда послушал!
  - Какому болоту, что ты говоришь!- Катерина поднялась, обошла стол, обняла мужа за плечи.
  Семен убрал руки от лица, взгляд его стал жестким
  - Мне надо найти Петра.
  Женщина отстранилась, напряглась.
  - Чего искать-то. Михей, наш староста, его отец. Может и не я вовсе, а он за тебя доброе словечко замолвил.
  
  Старосту Семен взял в оборот через два дня, остановив прямо возле комендатуры.
  -Михей, мне нужно встретиться с твоим сыном.
  -С каким? У меня их два было. Все еще до войны померли. Вот окочуришься, тогда и свидитесь - староста махнул рукой и пошел прочь. Семен направился следом.
  - Мне нужно встретиться с Петром- видя, что староста никак не среагировал, Семен выдержал паузу и продолжил- Не с Шевчуком, не с другим его помощником, а лично с ним.
  При упоминании фамилии Шевчука, староста вздрогнул, понял, что выдал себя, но продолжал идти молча. Семен не отставал. Неожиданно, когда они уже были далеко от комендатуры, Михей резко обернулся.
  - У тебя, что, господин старший полицай, больше делов нет, как быть моим личным вертухаем. Я не Сивый, мне они не надобны.- видя, что Семен хочет вступить в разговор, рыкнул- Не ищи смерти, она сама тебя найдет. Не верит Петр никому, меня самого чуть не порешил, как узнал, что в старостах хожу. А что ты еще жив, скажи спасибо Катерине, что рядом оказалась.
  - Тоже самое она сказала про тебя. Мне очень важна эта встреча, и ему тоже. Если не поможешь, буду пытаться сам, а там пусть что будет- Семен развернулся и побрел прочь. Староста долго смотрел ему вслед.
  Гость объявился через неделю. Семен понял это по вновь незапертой двери. Понимая, что второй раз его вряд ли будут дубасить по голове, на всякий случай, прежде чем нырнуть в густую черноту сеней, тихо произнес
   - Это я, не бейте.
  Ему никто не ответил. Войдя в полутемную комнату, потянул руку к выключателю, но услышал знакомый сиплый голос-" Не надо света!" Обернувшись на голос, увидел в полумраке Петра, сидевшего за столом. Под правой рукой автомат, чуть в стороне небрежно брошенная фуражка.
  - Ну и зачем ты хотел меня найти?- Петр хмурясь уставился на Семена и, увидев что тот нервно оглядывается и к чему-то прислушивается, усмехнулся- Катерины пока нет, Шевчук увел. Чтобы не было соблазна. Тебе- поднять тревогу, мне- снова пожалеть тебя. Ну, слушаю.
  Семен перестал оглядываться, расстегнул ремень с кобурой, отметив, как сжалась рука Петра на автомате, бросил его на диван, спросил
  - У тебя много людей в команде? Как со связью?
   Даже в потемках было видно, как у партизана округлились глаза.
  - Ты, что, на допрос меня вызвал!- Петр, приподнимаясь, потянул автомат к себе.
  Семен тут же поднял перед собой руки ладонями вперед.
  - Хорошо, спрошу по-другому. Тебе оружие нужно?
  - Оружие сейчас нужно всем честным людям, чтобы отстреливать таких тварей, как ты.
  - Карта есть?- снова спросил Семен, игнорируя оскорбление. Он понимал, что разговора по душам не могло и быть, но очень хотел довести до конца задуманное.
  - Ага, глобус. А может тебе весь генеральный штаб сюда?- съязвил Петр, усаживаясь на место, но оружие из рук не выпустил.
  - Ладно, нормальной беседы не получается- продолжая держать руки перед собой, Семен попятился до комода, под пристальным вниманием партизана, не отворачиваясь от него, одной рукой нащупал и выдвинул верхний ящик, пошарил в нем и вытащил наружу сложенный вчетверо большой прямоугольник бумаги. Медленно вернулся к столу и, развернув его, положил перед Петром, отступил на шаг. Петр подозрительно покосился. Неожиданно в его свободной руке появилась зажигалка, вспыхнул маленький огонек. Раздалось невольное восклицание. Даже при слабом свете зажигалки удалось разглядеть, что это. Карта. И не какая-то войсковая трехверстка с нарисованными от руки обозначениями, а полноценная крупномасштабная карта района. В одном из углов отчетливо выделялся штамп секретности НКВД. Не давая Петру опомниться, Семен взял инициативу на себя. Ткнул пальцем в обозначение
  - Знаешь, где это?
  Петр посветил зажигалкой.
  - Подлесок на границе "Марьиной топи". Поганое место.
  - Через три дня, как начнет смеркаться, буду ждать тебя здесь. Возьми подводу, или хотя бы несколько человек. Понимаю, доверия мне нет, потому и выбрал это место. Сам знаешь, засаду там устроить невозможно, но проследить маршрут и, в случае чего, скрыться незаметно очень просто.
  - О моей безопасности печешься- голос Петра вновь наполнился сарказмом- А о себе ты подумал.
  - Вот выполню до конца приказ своего командира, тогда и о себе подумаю.
  - Того толстомордого майора-коменданта?
  - Отца Катерины.
  - Так ты ж его...!?- Петр резко поднялся.
  - Это тоже его приказ- перебил Семен- Тебе пора уходить, скоро мои пойдут с обходом. Надо, чтобы Катерина до этого времени вернулась.
  Уже в дверях Петр обернулся
  - Скажи, у вас с Катериной... Почему она за тебя так...?-он не находил слов.
  - Наверное, потому что верит!
  - Верит!- набежавшая было ухмылка быстро сползла с лица Петра, исчезающего во мраке сеней.
  В назначенный день, решив все служебные вопросы, Семен запряг лошадь и, особо никому не докладываясь ( немцы теперь доверяли ему полностью), направился в лес. Прибыв на базу, быстро загрузил подводу. Уложил полтора десятка винтовок, автоматы, что остались от зимней зондеркоманды, коробки с патронами, ящик с гранатами. Выкатил два "максима". С продуктового склада поднял по паре мешков, с крупой и с мукой, консервы и тушенку. Погрузил переносную радиостанцию. Задумался о обмундировании. Если подполье находилось где-то в селении, надобность в советских гимнастерках и шинелях отпадала, но если база была в лесу... . Решил погрузить несколько комплектов нижнего белья, кроме того взял ящик с медикаментами. Все же несколько шинелей пришлось взять- прикрыть груз.
  Место встречи находилось в нескольких километрах от потайной дороги через болото. Семен не представлял себе структуры и возможностей группы Петра, поэтому не хотел рассекречивать базы раньше времени. От случайной встречи с немцами, или со своими полицаями тоже пришлось предостеречься. К указанному месту пробирался по самой кромке болота, изматывая лошадь петляниями между деревьев, или заставляя ее ломиться сквозь рыхлый кустарник, чтобы в случае чего можно было направить подводу в самую трясину. Лошадь тогда уже было не спасти, но и отдавать груз в руки врага он не собирался.
  То, что его ведут, Семен понял еще на подъезде. Неожиданно из кустов в самом труднопроходимом месте вынырнул Шевчук. Направив ствол автомата на Семена, хищно осклабился.
  - Вот и снова свиделись, господин главный вертухай. Ты, я вижу, совсем дурной. Мало того, что один в такую глушь попер, так еще и с наворованным у людей добром. Что, если я тебя за это добро в расход пущу. И никто тебя не спасет. Ты об этом думал.
  Вокруг телеги возникли еще пятеро мужиков, вооруженные кто двустволкой а кто и обрезом. Петра среди них не было.
  - Я свое продумал, теперь думай ты- Семен бросил вожжи, кивнул в сторону мужиков- Если это все твое воинство.
  - Ну наглец!- покачал головой Шевчук.
  Партизаны заусмехались. Семен сполз с телеги.
  - Думай как это все к себе поволокешь- с этими словами он откинул с подводы шинели.
  Увидев поклажу, партизаны замерли с открытыми ртами. Не давая им опомниться, Семен продолжил
  - Подводу оставить не могу. Если не вернусь, или вернусь без лошади, немцы сразу заподозрят неладное, недоверчивые они после того случая с Сивым. Меня сразу в оборот возьмут.
  - О тебе у меня меньше всех забот- Шевчук быстрее всех вышел из ступора и перехватил вожжи своей широкой лапищей.
  - Ну а из-за меня пострадают те, кто хоть как-то был связан со мной, и таких много. В первую очередь, конечно, староста Михей, как мой выдвиженец, ну и Катерина.
  - Да и черт с...!- произнес Шевчук в запале, но тут же осекся. К собравшимся вышла еще одна группа партизан во главе с Петром.
  - Твоя горячность, Микола, когда-нибудь всех нас подведет под монастырь- Петр взглянул на содержимое телеги, но в отличии от своих бойцов, громко выражавших удивление, промолчал. Потом приказал партизанам быстро разгрузить подводу, всю поклажу распределить между собой и уходить. Когда кто-то из партизан заметил, что сразу все унести не удастся, он рявкнул, что заставит их ходить за поклажей несколько раз. Ворачиваться в эти гиблые места в потемках никому не хотелось, поэтому каждый старался нагрузить на себя как можно больше. Когда большая часть отряда, загрузившись по полной, скрылась в лесу, Петр задержался возле Семена, уже разместившегося в пустой телеге.
  - Откуда это добро, ты конечно же не скажешь?- скорее утверждая а не спрашивая произнес он и увидев, как Семен едва заметно качнул головой, тяжело выдохнул- Понимаю, приказ.
  Он хотел спросить что-то еще, но тут к нему подбежал один из партизан.
  - Командир, раз уж нам так пофартило сегодня, все, что нужно, получили, может свяжемся с центральной базой, пусть вылет самолета отменят, зачем лишний раз рисковать? Теперь ведь своя рация есть.
  Во взгляде Петра сверкнули молнии, партизан, поняв свою оплошность, ретировался, но было поздно.
  - Самолет! У вас есть связь с большой землей- Семен даже привстал в телеге- Послушай, Петр, у меня есть груз, очень важный груз. Только он меня здесь и держит. Именно его я здесь и охраняю, как пес связан им по рукам и ногам. Мне не нужно знать о тебе и твоем лагере, о том, куда и когда может прилететь самолет. Мне нужно знать только одно, куда я мог бы доставить этот груз, чтобы ты смог переправить его на большую землю. Петр некоторое время молча стоял возле телеги, потом неспешна двинулся вслед за отрядом, словно не замечая мольбы во взгляде Семена, наконец на мгновение остановился и не оборачиваясь выдохнул
  - Я подумаю.
  
  Уже много дней Семен жил ожиданием, но от Петра не было известий. Но информация о действиях его отряда потекла рекой. Почти на каждом совещании комендант сообщал, что в крае участились вооруженные вылазки незримых партизанских групп: подрывы коммуникаций, нападения на полицаев и даже стычки со спецкомандами, направленными для ликвидации этих групп. Как ни странно, но район, где хозяйствовал Семен, партизаны не трогали. Комендант все заслуги такого благополучия приписывал своему руководству, иногда отмечая правильно отлаженную деятельность полицай-команды. Но Семен понимал, что это благополучие мнимое, часто вспоминая пословицу о чертях в тихом болоте. И другое высказывание стало приходить на ум, о недопущении вреда там, где живешь. И с каждой новой вылазкой партизан Семен убеждался, что лагерь Петра находится именно на его территории. Он тщательно изучил карту и, кажется, вычислил возможное место базирования отряда. Вместе с догадкой пришел испуг: если он сумел это сделать, то немцы тоже не дураки и рано или поздно придут к тем же выводам. Петра нужно было срочно предупредить. Сделать это Семен решил на следующий день и даже продумал причину отлучки, но судьба распорядилась так, что планы пришлось резко менять.
  Вечером в доме неожиданно появился Шевчук. Голова перебинтована, одна рука безвольно мотается вдоль тела. Чтобы избежать ненужных вопросов, сразу с порога перешел к делу. Отмахнувшись от Катерины, попытавшейся оказать помощь, коротко бросил Семену
  - У тебя было что-то важное к Петру. Так вот, он просил передать, что самолет будет завтра в пять утра. До четырех мы ждем тебя на том же месте...с подводой- на последнем слове он усмехнулся.
  - Как завтра? Почему же он раньше не сказал?- Семен в растерянности развел руками
  - А ты не понял, почему? Может его ты и уговорил, да вот только я тебе не доверяю. Я вообще бы не пришел, но, приказ. Думаю, за такое короткое время ты не сильно успеешь навредить, если вдруг надумаешь- с этими словами Шевчук развернулся и хлопнул за собой дверью.
  Едва партизан ушел, Семен заметался по комнате, но вдруг подхватил шинель и кинулся следом. Испуганное Катеринино-"Ты что надумал?"-потонуло в очередном дверном хлопке.
  Семен спешил к Михею. У старосты во дворе была своя лошадь и он не станет задавать вопросы, зачем она понадобилась старшему полицаю к ночи. Наплевав на осторожность, Семен решил идти ва-банк. Ему срочно требовалось попасть на базу.
  У дома старосты стоял мотоцикл с коляской. Принесла нелегкая немчуру. Повадились к Михею два унтера из взвода охраны наезжать: в картишки перекинуться да винца домашнего попить. О лошади приходилось забыть. Но время поджимало. Семен бросил взгляд на мотоцикл. Чем не транспорт. Мощный "БМВ" завелся с первого толчка. Пока немцы, опомнившись, выскочили из дома и подняли тревогу, Семен уже выезжал из поселка, распугивая светом фары редких прохожих. Другого скоростного транспорта в поселке не было, "Опель" коменданта стоял на ремонте.
  До базы долетел быстро, не выключая света. Встретить кого-то в лесу в это время, а тем более на болотах, было невозможно. Раскрыв ворота ангара, Семен чертыхнулся- широкий зад бронетранспортера перегораживал проход. Пробрался в кабину. Долго возился в темноте со стартером, наконец мотор заработал. Выгнав бронетранспортер на улицу, побежал к грузовику. Бампер полуторки, вплотную упертый в стену, не давал возможности вставить в заводное отверстие "кривой стартер". Снова пришлось воспользоваться лебедкой БТРа, оттянув машину от стены. Семен с остервенением принялся крутить рукоятку, но полуторка не желала заводиться. Вымотавшись, раздосадованный Семен со злости пнул скат колеса и последний раз, скорее от безысходности, крутанул рукоятку. Неожиданно машина завелась. Обливаясь потом, вывел грузовик из гаража, мотор глушить не стал. Загнал в ангар бронетранспортер, следом закатил мотоцикл, закрыл ворота. Семен делал это все автоматически, не понимая, зачем, хотя осознавал, что время уходит, однако перед выездом все же заглянул в бензобак и в радиатор. Бензина хватало а вот воды не было. Хорошо, что в прошлый приход он принес канистру воды из болота, чтобы хоть немного отмыться от похоронной грязи в подвале. Слил всю воду в радиатор, включил фары и не таясь тронулся в путь.
  Сначала Семен хотел ехать к старому месту, где его должен был ждать Шевчук с подводой, но вдруг в голову пришла другая мысль. Лошадь не потянет два тяжелых сейфа, да и петляя по буеракам, по времени можно не успеть. Еще раз припомнив все обозначения на карте, Семен направил машину прямо к наиболее вероятному месту расположения партизанского лагеря. Выруливая по неприметной аллее к развилке дорог, он вдруг заметил в свете фар человека, перегородившего путь. Поняв, что рассчитал верно, притормозил. Тут же с обеих сторон на подножки запрыгнули вооруженные люди, выставив в окна оружие. Тот, что слева, молодой парень, присвистнул от удивления.
  - Гляньте, братцы, это ж сам главный поселковый полицай.
  Партизан справа, бородатый пожилой мужик, долго щурился.
  - Верно, командир про него говорил, даже Шевчука отправил его встретить. Кстати, где он?
  - Сзади, на подводе плетется, мне велел вперед быстрее ехать- ответил Семен, косясь на выставленные стволы.
  - Ну да, пришил небось, теперь в лагерь рвется- молодой недоверчиво повел винтовкой.
  - Уймись, дурной!- рявкнул бородатый- Видишь, как уверенно едет, знать Шевчук ему дорогу обсказал, да и командир о срочном грузе говорил, велел не задерживать. Все пропускаем.
  Партизаны спрыгнули с подножек. Семен растерялся. Он не знал куда поворачивать на развилке, а спросить побоялся, не желая вызвать подозрения. Решил рискнуть на авось, медленно двинулся вперед и у самого разветвления дорог резко повернул направо. Тут же услышал свист, в окне кабинки появился бородатый.
  - Ты куда правишь, там же ямина глубокая?- во взгляде партизана промелькнула искра недоверия.
  - Куда-куда, на ухабах и кочках рулевую тягу разболтало, поворотный шкворень выскочил- брякнул Семен первое, что пришло на ум, с деловым видом вылез из кабины и нырнул под передок грузовика. С усилием подергал железки под днищем, даже покряхтел и выругался для порядка, снова забрался в кабину и, выворачивая руль, буркнул- Ладно, доеду как-нибудь.
  И все же его появление на поляне перед лагерем было неожиданным. Грузовик тотчас окружили несколько партизан, повторилась ситуация как и на развилке. Семена узнали, только на этот раз действовали грубее: выволокли из кабины, швырнули на землю и, наверное, успели бы отпинать, если бы не прозвучало знакомое сиплое "Отставить". Когда Семен поднялся, Петр бросал быстрые взгляды то на него, то на полуторку.
  - Ты меня удивляешь. Тот раз пулеметы, сейчас машина. Может у тебя и танк есть.
  - Танка нет, но бронетранспортер могу.
  - Ладно, к делу- командир посерьезнел- Почему так поздно? Мы от тебя груз вчера ждали. Последние подводы чуть не отправили.
  - Как вчера?- теперь настал черед удивляться Семену- Мне Шевчук только сегодня вечером передал.
  - Ох, Микола!- Петр в сердцах заскрипел зубами- Ладно, успеем, что в машине?
  - Важные документы.
  Петр крикнул двух бойцов, приказал выгружать из кузова бумаги, еще двоим укладывать их в подводу. Семен не успел ничего сказать, как два партизана уже были наверху. После секундного замешательства раздался возглас удивления одного из них.
  - Командир, да здесь обкомовские сейфы с госпечатями, и пломбы "энкаведешные" на них. Я видел, как чекисты перед самым приходом немцев их грузили- партизан оглядел машину, как будто только увидел- О, и полуторка та самая.
  Тут раздался возглас второго
  - Командир, деньги!- боец одной рукой держал горловину брезентового мешка, другой выволок оттуда несколько денежных пачек.
  Петр, словно не веря, сам заглянул через борт и вопросительно уставился на Семена.
  - И что мне с этим делать?
  - Может, прямо на машине доставить к самолету?- неуверенно спросил Семен.
  - К поляне, где разбит аэродром и на телеге сложно подобраться, не то, что на машине.
  Петр подозвал еще партизан и вторую подводу. Пока бойцы перегружали сейфы и мешки, Семен отозвал Петра для разговора.
  - Лагерь отсюда надо убирать- начал он и вновь встретив вопросительный взгляд Петра, продолжил- Думаешь, мне Шевчук дорогу указал? Я сам, по карте просчитал: отметил места столкновений и свел к единой точке. Я, конечно, знал, что это твой отряд, немцы пока думают, что действуют разные группы, но скоро и они все поймут. Сам посуди, кругом стычки, а в нашем углу тишь да гладь. Подозрительно.
  - Это я виноват, не хотел лишний раз поселок тревожить, а выходит, подставил.
  - Ну, от поселка я подозрения как-нибудь отведу, ты же об отряде думай. И главное, документы. Очень о них Михалыч пекся.
  - Отец Кати!- вскинулся Петр, но Семен уже усаживался в опустевшую машину.
  Обратно на базу он ехал открыто, не выключая фар. В одном месте увидел, как с дороги в кусты метнулись тени, и в луче света успел заметить круп лошади за деревьями. Догадался, что это группа Шевчука. Останавливаться было ни к чему, да и некогда- время поджимало. Втиснул машину в ангар, хорошо, хоть "БТР" поставил удачно, не надо передвигать. Правда, перекрыл доступ к мотоциклу, но на нем он и не собирался возвращаться, только пешком. Перейдя опасную топь, он почти побежал, но все же не успел. Когда совсем обессиленный Семен вышел к окраине поселка, уже давно рассвело. Момент, когда можно появиться незаметно, был упущен. Не понравился ему не в меру многочисленный лай раздававшийся из поселка- там не было столько своих собак. Остался единственный вариант. Семен достал пистолет, долго прилаживал его сзади к плечу и, наконец, прикрыв оружие шапкой, чтобы частично приглушить звук, нажал спусковой крючок. Взвыл от дикой боли, но, прежде чем потерять сознание и упасть в траву, зашвырнул пистолет в глубокую бочажину.
  Нашли Семена довольно быстро. Зондеркоманда с собаками, прочесывая широкой полосой окраину леса, почти сразу же наткнулась на него. Очнулся Семен в городском тюремном лазарете и после скорого лечения был переведен в камеру-одиночку. Начались допросы, но у него было время продумать и построить свою версию событий, короткую, но весьма правдоподобную, как казалось. Из его рассказа выходило следующее. Вечером Семен направился к старосте для решения ряда вопросов, увидел возле калитки мотоцикл немецкого патруля. Это не вызвало подозрений, так как немцы часто заглядывали к старосте. Семен вошел во двор и получил удар по голове( очень кстати пригодился синяк, не сошедший от первой встречи с партизанами). Очнулся со связанными руками в люльке мотоцикла уже за околицей. Мотоциклом управлял здоровенный бородатый партизан; Семен долго думал, какое число похитителей обозначить, но вспомнил, что в тот вечер Шевчук приходил один и, вдруг, кто-то из случайных свидетелей при перекрестном допросе мог припомнить одинокого незнакомца. Увидев, что Семен очнулся, партизан стал грязно ругаться и сообщил, что пробрался в деревню с заданием убить старосту, а поймал самого начальника полицай- команды.( Старосту в придуманном разговоре Семен упомянул, чтобы отвести от него подозрения.) По дороге Семену удалось развязаться, он на ходу выпрыгнул из люльки и попытался скрыться в лесу, но партизан оказался проворнее и выстрелил в полицая из отобранного у него же пистолета. Семен удачно свалился в овраг и партизан не стал его добивать или потому, что не нашел, или посчитал убитым.
  Гестаповец, ведущий допрос, в эту сказку верил с трудом. К тому же Семен, сам того не подозревая, своей легендой поставил под удар своих сослуживцев, в частности Егора и Прошку, находившихся в тот вечер со своими группами в патруле и обвиненных в ненадлежайшем отношении к службе. Одного спасла прозорливость, другого- его природная глупость. Допрашивая Егора, следователь не то по недомыслию, не то по своим соображениям пересказал подробно легенду Семена. Тот, коротко поразмыслив, быстро выдвинул свою версию произошедшего. Он, Егор, приметил незнакомого человека и задержал его, намериваясь отвести в комендатуру. Человек не сопротивлялся, показал бумаги, дал себя досмотреть, сказал, что с дальнего хутора, имеет важное поручение к старосте. Попросил проводить его до старосты, для решения вопроса, а потом, если что не так, отвести в комендатуру. Егор довел незнакомца до дома старосты, там увидел мотоцикл немецкого патруля. Немцы-патрульные не любят, когда полицаи-патрульные шляются по поселку, а не на окраине, где им и надлежит нести службу. Поэтому, оставив человека у калитки, Егор отошел поодаль, чтобы не светиться. Незнакомец уверенно вошел в калитку, вскоре туда же проследовал старший полицай, который также не терпел своеволия подчиненных и отлынивания от своих обязанностей. Решив, что начальство само разберется, Егор направился к месту службы. Когда у дома старосты затарахтел мотоцикл, он не придал этому значения- господа немцы поехали по своим делам.
  Прошка, который в момент выезда Семена из поселка, случайно оказался рядом, честно признался, что видел мотоцикл. На вопрос следователя, почему не задержал, несколько удивленно, но так же честно ответил, что там был их "старшой". И тут следователь допустил еще одну ошибку. Он стал кричать, что, мол, командира без сознания везут в лес а его бойцы, разинув рты, ничего не видят, на что еще более удивленный Прошка заявил, что без сознания командир вряд ли был, а вот сильно пьяным, это да. Только пьяный на ночь глядя мог в лес попереться. Хотя, было уже темно, да и фара глаза слепила, он, Прошка, мог чего и не увидеть. Взъяренный следователь выгнал придурковатого парня, чуть ли не в пинки. Очень удачно вышло с портретом партизана. Семен, не мудрствуя, обрисовал личину Шевчука. Егор, исходя из своих наблюдений, представил классический образ крепкого бородатого мужика в телогрейке и с обрезом в руках, хотя насчет обреза высказал сомнение. Прошка сказал, что никого не углядел, сославшись на темноту и ослепление светом.
  Неожиданно всех выручил...Шевчук. Семен, пребывая в неведении, рисовал мрачные картины своей, да и не только своей, судьбы, когда его однажды вывели из камеры и повели по коридору. Подумалось о пытках и расстреле. Его остановили в другом конце коридора перед дверью. Поскрежетав ключом в замке, надзиратель распахнул ее. Посреди такой же, как у него камеры-одиночки, прямо на бетонном полу сидел человек в кровавых лохмотьях, с до неузнаваемости разбитым лицом. Но Семен узнал его, вздрогнув от неожиданности.
  - Что, знакомый?- хмыкнул гестаповец, стоявший за спиной- Не бойся, он теперь безвреден.
  Узник поднял лицо. Взгляд заплывших глаз наполнился ненавистью.
  - Ты!?- рыкнул он на выдохе и медленно поднялся.- Гнида! Я никогда тебе... Предатель!- вдруг с небывалой резкостью Шевчук прыгнул к Семену и мертвой хваткой вцепился в горло.
  Надзиратели пытались оттащить его, били кулаками и ногами, но руки Шевчука словно стальные держали горло Семена. Он уже начал задыхаться и терять сознание, когда рядом прогремели выстрелы, на лицо брызнуло чем-то теплым.. Хватка ослабла. Это гестаповец разрядил обойму своего "парабеллума" в голову Шевчука. С досады пнул мертвое тело, обронил в сердцах
  - Все равно ничего бы не сказал, но помучиться еще мог.
  Вскоре Семена отпустили.
  В поселке только и разговору было о разгроме крупной партизанской банды. У Семена сжалось сердце. Когда увидел в фашистских застенках Шевчука, мысль об этом промелькнула, но была надежда, что тот попался по собственной дурости. Все оказалось гораздо хуже. Комендант хлопал Семена по плечу, радостно приговаривая-"Если бы не твое пленение и угон мотоцикла, наши спецы еще б не скоро сюда сунулись. По горячим следам накрыли это осиное гнездо." Выходит, он своим опрометчивым поступком спровоцировал страшную операцию по уничтожению партизан. Такого подлого подвоха, да еще от самого себя, он не ожидал. В один из дней он взнуздал лошадь и верхом (на телеге пришлось бы трястись целый день) отправился к месту расположения лагеря. Стоял ноябрь, морозец хорошо прижал грязь, снега было немного, поэтому дорога оказалась скорой. На месте лагеря почти ничего не осталось кроме нескольких небольших кострищ и полузасыпанной землянки. Никаких следов боя. Мелькнула надежда, что может отряду удалось уйти: отправить подводы с ранеными, с амуницией, с документами. Семен еще раз осмотрелся, заглядывая в ельники, овражки, втискиваясь в непролазный кустарник. Все же бой был. В лощине валялся разбитый, покореженный пулемет, под деревом -кусок приклада от винтовки, в кустах- обрывки материи. И кругом гильзы, много стреляных гильз. За кустами, по бережку небольшого болотца во множестве валялись какие-то плоские цветные прямоугольнички. Семен не сразу опознал в них деньги. Неужели Петр не успел? Все скинул в болото, или немцы опередили? В поселок Семен вернулся мрачнее тучи.
  Через несколько дней комендант приказал Семену вычиститься и нагладиться и взял с собой в город, на собрание, посвященное какому-то очередному празднику великого рейха. На собрании, как и заведено на таких мероприятиях, вначале говорилось о славных победах Германии, о силе немецкого оружия, о том, что война хотя и затянулась, осталось последнее усилие. Едва падет Сталинград, стержень варварского государства, рухнет и вся Россия. Семен уже знал цену этим байкам и к тому же совсем не понимал, зачем он здесь.
  Торжественная часть была посвящена награждениям. Людей вызывали, присваивали очередные звания, вручали знаки отличия, поздравляли. Среди награждаемых кроме военных были и гражданские. Неожиданно прозвучала фамилия Семена. Он не среагировал бы, если комендант не показал ему жестом выходить на сцену. Пробираясь к сцене, Семен чувствовал на себе десятки взглядов, и далеко не всегда доброжелательных. Облаченный в новую униформу и начищенные до блеска сапоги, он выглядел сейчас респектабельней многих немецких офицеров, но те самые взгляды напоминали, что он всего лишь человек второго сорта. Даже вручающий награды представитель вроде бы говорил правильные и красивые слова, но во взгляде застыл металл. В руки ему легла раскрытая коробочка с высокой немецкой наградой- железным крестом второго класса. Казалось, и награда выражала презрение, бросая холодные стальные блики. Раздались недружные аплодисменты, Семен машинально произнес-"служу великой германии"( с языка чуть не сорвалось-"трудовому народу") и пришибленный, ничего не понимающий спустился в зал.
  После награждений были небольшой концерт и застолье. Комендант присоединился к элитной группе офицеров, Семен прибился к кучке таких же "второсортников", как он сам. Здесь в основном были гражданские: управляющие, клерки, старосты. Некоторые так же награждались, кто грамотой, кто деньгами, но такой награды, как Семен, не удостоился никто, поэтому многие бросали завистливые взгляды. Мужчина в цивильном, отутюженном костюме, видимо управляющий, пропустив рюмку, заметил-
  - Что-то наши хозяева нынче расщедрились. Видать, под Сталинградом не ладится, да и на местах не спокойно. Подмасливают нас, чтоб еще лучше служили.
  Стоявший рядом бородатый мужик не в столь добротном костюме, видимо, сельский староста, поскреб переносицу.
  - Это они нас покрепче к себе хотят привязать, чтобы, значит, в случае чего, с крючка не соскочили и назад к своим не повернули.
  Семен был поражен. Нормальные, трезво мыслящие люди, без капли подхалимства и лизоблюдства. Сразу же вспомнился Сивый.
  Управляющий, опрокидывая вторую рюмку, хмыкнул
  - К своим! Ну нет! На нас столько дерьма налипло, что свои только через прицел винтовки посмотрят, когда к стенке будут ставить- он повернулся к Семену- Это правда, что ты выследил и помог целый партизанский отряд разгромить
  - Кто, я?- опешил Семен.
  - Что, не слышал, о чем говорили, когда наградку вручали. Нашему брату "железные кресты" ни под каким соусом не положены, потому как арийским рылом не вышли. А тебе, видишь как, обломилось- в словах "управляющего" совсем не было зависти, лишь потаенная злость и...презрение.
  Семен с трудом дождался окончания празднеств. Уже в машине, возвращаясь домой, он напрямик спросил о награде. Хорошо подвыпивший комендант дружески хлопнул Семена по плечу.
  - Ты ничего не понимаешь в нашей чиновничьей бюрократии. Совершить подвиг- не главное. Главное- как его преподнести, правильно изложить на бумаге. Немного ума, и обычная ссора с женой на кухне превращается в героическую схватку с партизанами в непролазных болотах. Потом- найти нужного человека, дать бумаге правильный ход и, награда у тебя в кармане.
  - Но, я слышал, что нам такие награды не положены.
  - Ты вот о чем. Есть в нашей наградной канцелярии специальные наградные знаки для славянской расы, но те славяне, что воюют на нашей стороне, не очень их жалуют, называют "предательскими". Но тебе нечего бояться. Ты же говорил, что имеешь немецкие корни. Придет время, выправим тебе родословную- комендант хохотнул.
  - А что же вы?- Семен нахмурился, ему не нравилось это сравнение с животными- Два года без продвижения по службе и в звании. Да и наградами тоже не избалованы.
  - Я, интендант, тыловая крыса, сижу на теплом местечке, в боевых действиях не участвую- комендант ответил без обиды и вдруг принял заговорщицкий вид- Да и что, награды, никчемные железки. На Рождество отъезжаю в Берлин, наконец-то решится одно важное дело. До войны я коммерсантом был. Успешным , богатым, но всего лишь торговцем. Хотя, по знатности рода могу самому Герингу нос утереть, от самого Карла Великого генеалогию просчитать. Но, что-то не заладилось у моих предков: подрастеряли свои земли и титулы. А без земли ни именьица завести, ни замка захудалого поставить. Да и титул без земли пустой звук. Но теперь все изменилось. Пока с новыми территориями неразбериха да волокита: учет, регистрация, распределение, удалось и мне подсуетиться. Кого надо нашел, кому надо денег дал. Так что после Нового года вернусь бароном- истинным владетелем собственной земли. Все это ленивое славянское быдло вышвырну отсюда, завезу рабочую силу из более цивилизованных мест, обустрою поместье, возведу замок. Вот тогда начнется настоящая жизнь.
  - И где же эта земля?- настороженно спросил Семен, обескураженный столь откровенным монологом пьяного коменданта.
  - А вот где я сейчас хозяйствую, теперь мои владения- комендант гордо ударил себя кулаком в грудь, его развезло основательно- На новые земли много претендентов, но, пока есть более лакомые куски в южной России, эта лесная глушь никого не интересует. Я же уже знаю, какую выгоду и здесь можно получить. И ты мне поможешь. Хозяйство знаешь хорошо. После войны возьму тебя управляющим.
  Семен молчал, оглушенный, вываленной на него информацией. Комендант расценил молчание по-своему.
  - Понимаю, если утрясешь вопрос с родословной, будешь делать свою карьеру. Ну что ж, тогда не забывай старого барона, я бу-ду всег-да ра-ад- последние слова комендант выдавил, погружаясь в дрему.
  - До этого еще надо дожить- пробурчал Семен, но его уже не слышали. С заднего сиденья раздавался храп.
  Став орденоносцем, Семен почувствовал изменение отношения к себе. Немцы завидовали, но как-то пренебрежительно, полицаи, еще из сивцовского набора, откровенно лебезили, свои почему-то затаились. Михей стал холоден и при случае старался избегать встречи с ним. Но старосту можно понять, именно из-за Семена , как тот считал, его сын канул в безвестность. Можно было понять Егора, сразу со службы спешащего домой. Нюрка родила ему пару месяцев назад сына-крепыша и "молодой" папаша старался всячески помочь жене. Но и с Катериной было что-то не так. Когда после службы уставший Семен приходил домой, она вроде бы встречала его с радостью, но постепенно эта радость улетучивалась, уступая место напускной холодности. Он, не понимая такого состояния жены, рисовал мрачные картины и однажды даже спросил об этом, но встретил лишь взгляд, полный жалости. Так смотрела на него в детстве мать, когда он бедокурил, но не осознавал своих поступков. Но вскоре все разрешилось. В канун Нового года Катерина родила девочку. Повитуха, принимавшая роды, всучила Семену завернутое в одеяльце крохотное существо, принялась что-то объяснять, но тот не понимал сказанного, уставившись на маленькое сморщенное личико ребенка, своего ребенка. Повитуха посмотрела в комнату, где лежала Катерина, горестно вздохнула и уже у выхода, повязывая платок, тихо пробурчала-"Ребенку то за что такое наказание"- и быстро вышла за дверь. Прижимая к груди сверток, Семен обернулся к жене, выглядывающей из-за занавески и непонимающе спросил-"О чем это старуха?", но встретил полный счастья взгляд и забыл о вопросе.
  Первым пришел навестить Семена Егор со своим семейством. Нюра помогла Катерине собрать стол и , когда все уселись, Егор вдруг хитро ухмыльнулся
  -А я ведь, Катерина, думал, что муженек твой и не заметит прибавления, все будет на службе скакать, да медалькой бренчать.
  Семену такое вступление не понравилось, но тут подлила масла Катерина.
  - Так, он и не заметил. Я уж перед ним и так и эдак, а он глядит и не понимает, да еще разобидится, если бестолковым обзову.
  - А вроде не слепой- Егор уже открыто хохотнул.
  Семен начинал злиться и уже приготовил фразу про излишнюю наблюдательность, но прикусил язык. До него вдруг дошло. Жена в последние недели ходила с большим животом и хотя прикрывала его свободными платьями да фартуками, всем ясно было, что она беременна. Всем, но не ему. Краска стыда залила лицо.
  - Я ж думал, это болезнь какая, она молчит, а мне спросить стыдно. И вообще, можно было и сказать- Семен совсем стушевался, потому как сперва Егор, а потом и все остальные начали смеяться в голос. Семен некоторое время дулся, наконец сообразил, какую только что глупость ляпнул, присоединился к общему веселью.
  После застолья, провожая гостей, Семен отозвал Егора.
  - За "медальку", извини, сам не ожидал. Думал, приеду, закину в дальний ящик, но не вышло. Комендант сам мне ее на френч приторочил, наказал носить не снимая, в назидание своим подчиненным. Мол, бывший комиссар проявил рвение и удосужился, а вы, чистые арийцы, совсем о службе забыли. Я теперь меж двух огней. Свои либо лебезят, либо супятся, немцы злятся. Мне уже унтер прямо сказал, что нечего выпендриваться. Крест не обязательно на показ носить, достаточно ленту скромно через пуговичную петлицу пропустить. Только комендант на своем стоит. Я ведь думал, Катерина тоже из-за награды на меня обижена, странно вести себя стала, пока не прояснилось- он усмехнулся, но Егор не поддержал шутки. Заметил серьезно-
  - За наших не бойся, посупятся и отойдут. С немцами осторожнее, а вот старосту опасайся, зол он на тебя. Как бы чего не задумал.
  Причину гнева старосты Семен знал, но Егора не стал посвящать, лишь обещал поостеречься. На том и разошлись.
  Во второй половине января из Берлина вернулся комендант. Судя по важному, с налетом спеси, виду, с каким он вышел из машины, вопрос с баронством решился положительно. Неожиданно следом выскочила девчушка лет десяти, нескладная конопатая толстушка. За ней поспешно выбралась женщина лет сорока, в невзрачном сером платье. Семен, присутствующий на встрече, предположил, сто женщина в сером- служанка, но в отношении девочки возникли сомнения. Вечером, на небольшом фуршете в честь приезда, все разъяснилось. Девочка оказалась дочерью коменданта. Женщина была из пленных, гувернантка-француженка, обучавшая девочку ... русскому языку. Семен подивился такой странности, но позже узнал, что гувернантка не настоящая француженка, а эмигрантка, во время революции бежала из России со своим отцом, белым офицером во Францию. Из разговора вышедших покурить двух подвыпивших офицеров стало понятным и появление девочки. Жена коменданта давно погуливала с эсэсовским офицериком-связистом. Пока в строгой немецкой иерархии майор был всего лишь торговцем, он ничего не мог поделать с этим хлыщем благородных кровей, но едва получил титул, как тут же оформил развод, лишил жену всех средств и забрал дочь. Любовник, использовавший майора через жену как покладистую дойную корову, пытался воспрепятствовать этому, но у коменданта имелся важный козырь. Он отъезжал на место службы в Россию, где шла война, и, значит, имел статус боевого офицера, поэтому многие привилегии боевого офицера оказались не по зубам сидевшему в мирном Берлине штабному связисту.
  Марта, так звали девочку, оказалась взбалмошной и капризной. Она презирала рядовых немецких солдат, а полицаев терпеть не могла, называя их быдлом. Одним словом, вела себя по хозяйски. Лишь к Семену проявила некоторое снисхождение, и то, благодаря его награде. Видимо, получив какую-то информацию от отца, она спрашивала у Семена, сколько паршивых партизан он убил, и как он их убивал. Потом, узнав, что у него маленькая дочка, напросилась в гости, посмотреть на малышку. Получив разрешение у коменданта, вместе с гувернанткой, под присмотром охранника, несколько раз побывала у Семена в гостях. Ему это не нравилось, да и Катерина в первый момент встретила гостей холодно, но неожиданно быстро нашла общий язык с гувернанткой. Оказалось, что отец женщины и отец Катерины воевали на одних и тех же фронтах гражданской войны, только по разные стороны окопов. Несмотря на такую, казалось бы, нестыковку, женщины близко сошлись, находили темы для разговоров, делились своими женскими секретами. Обеих объединила ностальгия по прошлому. Марте это не понравилось. Как ревнивая хозяйка она не могла позволить, чтобы на ее "вещь" претендовал еще кто-то. С тех пор визиты прекратились, хотя гувернантка иногда находила повод заглянуть ненадолго, чтобы переброситься парой фраз. В один из таких приходов Семен, будучи дома, как-то спросил женщину, зачем девочке русский язык. Ведь немцы, определив себя хозяевами над всеми, считают, что это низшие славянские расы должны понимать своих господ, чтобы выжить, а не наоборот. Господам незачем понимать этих полуживотных, которые вообще должны быть бессловесными. Гувернантка с горечью заметила, что ее господин не очень то верит в эту бессловесность. Он считает, что нужно не просто глухо править своим стадом, но и понимать, что мычат, или блеют отдельные особи, чтобы вовремя выбраковывать паршивых овец. И дочь свою учит тому же. У Семена в душе еще один кирпичик улегся в глухую стену ненависти. Но девочку почему-то было жалко.
  Неожиданно Марта сдружилась с Прошкой. Хоть и говорят, что между малым и глупым есть что-то общее, но что общего могло быть между простоватым двадцатилетним парнем из деревни и городской, воспитанной в духе превосходства десятилетней девочкой. Однако что-то их объединяло. Не смотря на то, что у Марты был полон чемодан прекрасных кукол, привезенных отцом с разных уголков Европы, девочка с удовольствием играла в самодельные игрушки, которые Прошка мастерил из любого подручного материала. Любила она слушать незамысловатые Прошкины рассказы и сказки и сама что-то рассказывала только ему. И только Прошка мог быстро успокоить и вывести из истерики капризную девочку( у той, как оказалось, случались припадки). Комендант хотел прекратить такую дружбу, но после одного из подобных случаев, махнул рукой, пояснив окружающим, что так будущая хозяйка быстрее узнает язык и повадки своих холопов и научится рационально управлять ими.
   * * *
  В конце февраля по немцам впервые судорогами прокатилась волна неотвратимости. Под Сталинградом была взята в кольцо и полностью разгромлена большая группировка вражеских войск. Фельдмаршал Паулюс, на которого многие молились, считая его вершителем войны, сдался в плен. Теперь господа-хозяева стали нервными, дерганными. Все недовольство вымещалось на населении. К середине весны в поселок прибыли какие-то люди в сопровождении эсэсовцев, стали вербовать людей в Русскую Освободительную Армию генерала Власова, но так, как из боеспособных мужчин были только полицаи, больше половины команды Семена эсэсовцы добровольно-принудительно забрали с собой. На все просьбы и увещевания о нехватке людей следовал категоричный ответ: теперь сбором продовольствия будут заниматься специальные немецкие команды, а дармоеды славяне путь проявят свою преданность в настоящем деле- боевых действиях на фронте. Из своего набора отстоять удалось двоих. Егора вырвал Семен. Козыряя наградой, он упомянул о своем "подвиге" и красноречиво расписал заслуги Егора, как лучшего проводника по местным болотам и грамотного специалиста по выслеживанию партизан. За Прошку, по известным причинам, замолвил слово комендант.
  Вскоре явились каратели. Двенадцать крепких "мордоворотов", явно не нюхавших окопной грязи, но все с особыми знаками отличия на френчах. Кто-то из охраны с удивлением заметил, что это спецы по борьбе с партизанами. Это было странно, ведь о партизанах в поселке давно не слышали. Едва разместились, старший группы, переговорив с комендантом, вызвал Семена. Дружески хлопнув того здоровенной ручищей по плечу, попросил рассказать о "подвиге". Внимательно выслушав, скинул с себя личину панибратства и жестко продиктовал требования: показать прямые и объездные пути к деревням и хуторам, дать своего хваленого проводника для исследования проходов на болотах, обеспечить группу транспортом. Семен не только постиг серьезность группы, но ощутил незримую опасность, исходящую от нее. Опасения подтвердились. При первой же ходке в ближайшую деревню каратели устроили там истинный погром, выгребая все без разбора. Местному старосте, пытавшемуся что-то объяснить, несколькими зуботычинами указали его место. Когда же он прибежал с жалобой в поселок, избили всерьез и полуживого кинули в подвал. В следующий раз, разделившись на двое, группа посетила два дальних хутора, где сотворила такой же беспредел. Семен обратился к коменданту. Снова нажимая на его хозяйственность, пытался объяснить абсурдность происходящего, нарисовал картину быстрого обнищания и разорения и, как следствие, голодный бунт. Комендант молча хмурился, затем велел Семену идти заниматься своим делом, бросив напоследок, что любые бунты эти спецы пресекут в корне, а на освободившиеся места всегда можно завезти новых рабов, более покладистых. Семен понял- пришла пора действовать. Если не прекратить это изуверство, может произойти что-то ужасное. Поглощенный такими мрачными мыслями, он дошел уже до дома, когда решил заглянуть к Егору, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию, но тот сам уже спешил ему на встречу. Едва вошли в дом, Егор взглянул на Катерину, вышедшую из комнаты, где она только что уложила дите и, преодолевая волнение, произнес
  - Катерина, не могла бы ты сходить за чем-нибудь к моей Нюрке- он огляделся, взял со стола солонку и высыпав соль в помойное ведро, протянул пустой черепок хозяйке- Например за солью?!
  Женщина от удивления открыла рот, но во взгляде Егора не было мольбы или просьбы, там было требование, поэтому она молча накинула платок и телогрейку, подхватила солонку и вышла за дверь.
  - Ты чего?- спросил удивленно и Семен- Я жене во всем доверяю, сам знаешь наши дела.
  - Не хочу раньше времени страх нагонять, меньше знаешь, крепче спишь, а ей сейчас лишние нервы ни к чему- Егор подсел к столу- Очень нехорошая ситуация складывается.
  - Знаю, сам хотел с тобой посоветоваться.
  - Некогда советоваться, решать надо. Завтра часть группы спецов идет обследовать выходы на болота. И проводником у них буду я. Ты, когда отмазывал меня от власовцев, так дело представил.
  - Верно, был разговор, но при чем ...? Семен пожал плечами.
  - Ты видимо забыл- перебил Егор- что я не здешний. Конечно, пока тут живу, кое-как местность изучил, но на болотах ни разу не был. Недосуг. Служба. Лес для меня не чужой, не заблужусь, но чтобы по топям ходить, навык требуется и время. А эти спецы не глупые, сразу раскусят, если начну вокруг да около водить.
  - Ну, с этим я тебе помогу- Семен порылся в шкафу, достал уже знакомую карту с энкаведешным штампом, разложил перед Егором- Обозначения понятны? Смотри, запоминай.
  Егор присвистнул, уткнулся в карту, но разговора не прервал.
  - Вторая группа, пять человек и двое наших, идет в заовражный хутор.
  - Н-ну?- непонимающе протянул Семен и словно споткнулся- Так это ж хутор нашего старосты. Он его и так всячески от поборов берег, а теперь... .
  - Вот-вот. Михей в последнее время какой-то не такой, как бы не учудил чего. Затем я и прибежал к тебе.
  Семен уселся рядом с Егором, обхватил голову руками, крепко задумался. Неожиданно в комнате заплакал ребенок. Семен подхватился, вынес, покачивая в руках, хнычущий сверток. В комнату, словно все это время находилась за дверью в сенях, вошла Катерина. Скинула верхнюю одежду, перехватила ребенка, швырнув на стол пустую солонку, произнесла с напускной строгостью.
  - Нет у твоей Нюрки соли, и нашу последнюю, ирод, высыпал. Хотела до старосты дойти, да к нему дружки его немецкие покатили, теперь до позднего пьянствовать будут.
  Семен с Егором переглянулись.
  - Вот и хорошо, значит Михей нам не помеха- Семен обрадовано хлопнул Егора по плечу- Займемся твоей командой.
   - Вы что задумали?- взволновалась Катерина, пытаясь успокоить не прекращающую плакать девочку.
  - Так жена, сейчас ты наверное пойдешь к соседям за спичками- усмехнулся Семен, доставая коробок и удерживая его над помойным ведром.
  Женщина сердито прищурилась и скрылась в комнате. Мужчины склонились над картой.
  С утра Семен понаблюдал, как снаряжаются подводы для группы, идущей на хутор. Полицай, сопровождающий группу, сообщил, что хотели прихватить старосту, вроде хутор его, но не нашли. Семен заметил, что у старосты с вечера были гости, наверное отсыпается, но полицай уверил, что Михея не было дома, когда он за ним ходил. У Семена возникли нехорошие предчувствия. Проводив группу, он отправился как бы по своим делам, сам же коротким путем нагнал обоз за околицей, сказав что у него в том хуторе есть неотложные дела, присоединился к группе. Это рушило все продуманные ранее планы, но что-то подсказывало, что именно здесь могут произойти значимые события. Они не заставили себя ждать.
  Едва углубились в лес, немцы напряглись, заозирались по сторонам, держа автоматы наготове (сказывалась подготовка, либо тоже что-то чувствовали.)
  Семен, сидевший на задке первой подводы, готов в любую секунду соскочить на землю и распластаться. Лишь его полицаи, правившие лошадьми, вели себя беспечно, непринужденно погоняя животных. Семен, хорошо зная лесную дорогу, даже предположил, где может поджидать опасность, и не ошибся. Поэтому за мгновение до того, как прогремел первый выстрел, он молнией рухнул в колею и перекатился на обочину, едва не попав под копыта идущей следом лошади.
  Грохнул еще один одиночный выстрел, затем раздался короткий треск автомата. Рядом с Семеном свалился один из спецов с простреленной головой, чуть поодаль кувырнулся с облучка подстреленный полицай. Немцы не растерялись. Запоздав лишь на какие-то мгновения, они стреканули с телег, залегая широким веером, и открыли шквальный огонь по кустам, откуда раздались выстрелы. В ответ еще несколько раз громыхнуло, затем все стихло. Немцы стремительными бросками и перекатами взяли кусты в кольцо и кинулись туда всей массой. Семен, подхватив автомат убитого спеца, последовал за ними, держась на расстоянии. Минутой позже немцы, матерясь, выволакивали из кустов трех нападавших, точнее, тело одного убитого, и двоих раненых. Один, молодой, громко стонал, во втором, постарше, Семен узнал Михея. Пока волокли, их жестоко избивали. Стонущему партизану один из спецов с силой заехал сапогом с металлической набойкой в лицо, проломив кости черепа. Стоны смолкли. Такая же участь ожидала и старосту. Нужно было что-то делать.
  - Отставить, старосту доставить в комендатуру живым- рявкнул Семен не своим голосом.
  Озверевшие спецы медленно повернули головы на выкрик и уперлись взглядами в ствол Семенова автомата. Они не испугались и, тем более, не собирались выполнять команду какого-то полицая-полукровки. Но прежде, чем их оружие пришло в движение, автомат Семена выплюнул длинную очередь. По пути Семен добил двух, еще шевелящихся спецов, выволок старосту на ровное место, усадил, бегло осмотрел травмы. Кроме здорового, на пол-лица синяка, серьезных ран не было.
  - Что же ты наделал, Михей.
  Староста с трудом разлепил заплывшие глаза.
  - Все, надоело терпеть. Везде народ поднялся, только мы сидим. Вон, на Брянщине, эти твари партизан как огня боятся, за околицу выйти не могут, а у нас по лесу, как дома шастают.
  - Так в брянских лесах целые партизанские соединения действуют, у них опытные войсковые командиры, а здесь?
  - А ты?- Михей пристально взглянул в глаза Семену.
  - Что, я?- Семен напрягся.
  - Когда партизанский лагерь накрыли, я на тебя думал, уже прибить хотел, да на хуторе у меня вовремя Петр объявился, весь израненный. Он про тебя все и рассказал. А с лагерем Шевчук виноват. Замешкался он со своей группой, не сумел по-тихому уйти, на облаву нарвался. Взяли его, да про лагерь, видимо, и выпытали.
  - На Шевчука не греши, видел я его в городской тюрьме- Семен поморщился потирая шею- Храбро мужик погиб, ничего не сказал. А Петр, стало быть, живой.
  - Живой, да ушел недавно, задание у него. В хуторе только двое тяжелораненых остались. Теперь понимаешь, что не мог я этих- староста кивнул на убитых немцев- туда пускать. Всех бы постреляли и хутор сожгли.
  - Теперь так и сделают- Семен помог старосте подняться.
  - Эти не смогут- Михей самостоятельно побрел к своим убитым товарищам, склонился над молодым парнишкой с проломанным лицом- Что я мамке твоей скажу.
  - Ты не понимаешь!- взорвался было Семен, но тут же осекся, обдумывая внезапно возникшую идею- Вот что. Грузи своих на подводу и быстро на хутор. Пусть хуторяне собирают с собой, что можно и уходят подальше в леса. Хутор сам запалишь. Убитых скинешь где-нибудь в овражке возле хутора вместе с оружием. Сам вернешься, погрузишь немчуру и в поселок. Скажешь, немцы, мол, стали все подряд выгребать, хуторяне возмутились, оказали сопротивление. Немцы погнали всех на болото, стали топить, потом подожгли хутор. В это время из леса вернулись эти двое хлопцев ( ходили на охоту). Тебя схватили, избили, хотели тащить в лес и там повесить, но вступили в перестрелку с немцами и друг-друга переубивали.
  - Хутор жечь не буду- набычился староста- Я сам, этими руками, его строил. И ребят не брошу, велю похоронить по-человечески. Иначе эти ироды и над покойниками поизмываются.
  - Ты и впрямь ничего не понимаешь- Семен начинал злиться- Хутор все равно сожгут. А ребята твои и после смерти живым послужат. Мертвые стыда не имеют. Потом похороним честь по чести. Зато, может быть, большую беду от себя отведем.
  - Не могу я, лучше со всеми на болота подамся.
  - Видать, смерть Сивого тебя ни чему не научила. Хватятся тебя, потянут других. Кого ты там в помощники назначал? Меня зацепят, что тебя выдвинул. И дальше веревочка потянется: семьи, родственники. Теперь на тебе многие судьбы висят.
  - Хорошо- понурился Михей.
  - Вот и ладно. Поторопись, а мне еще в одно место успеть надо- Семен направился ко второй подводе.
  - Эх, не Петьке моему, а тебе бы командиром быть, может тогда и отряд не потерял- тихо пробурчал староста, подтаскивая к телеге тела убитых хуторян.
  Неожиданно у дороги в траве раздался стон. Семен с Михеем переглянулись.
  - Твой- староста показал взглядом- Как мы стрелять начали, он опрометью в кусты сиганул. Видно, зацепили.
  В траве действительно лежал полицай, придерживающий обеими руками бок. Даже навскидку было понятно, что рана пустяковая, больше страха. Мужик был в общем то не плохой, только слабый на язык. Такого и пытать не надо, сам все расскажет и не заметит. Семен поднял автомат и без сожаления нажал на спуск. Михей неодобрительно покачал головой, но в мыслях снова представил, что именно такой командир нужен в это смутное жестокое время.
  Егор давно уже вывел свою группу в заранее обговоренный с Семеном квадрат, обстоятельно рассказывал обо всех особенностях местности, вспоминая обозначения на карте, но командира все не было. Немцы требовали двигаться дальше и Егору ничего не оставалось, как продолжить путь. Но, едва обогнув небольшую лощинку, они встали как вкопанные. На полянке, прямо напротив них, тихо урча на холостых оборотах, стоял бронетранспортер. Егор даже вздрогнул от неожиданности- он сразу узнал пропавшую зимой 41-го технику. Верхний люк на крыше был открыт, на турели торчал снаряженный пулемет. Из люка высунулся солдат в шинели с эсэсовскими знаками различия и каске, на которую был натянут чехол зимнего камуфляжа. На глазах солдата примостились темные защитные очки. Эти очки тоже были знакомы Егору. Их носил лейтенант-эсэсовец, выходец из горных областей Германии. Он рассказывал, что в солнечную погоду снег на склонах так режет глаза, что без таких очков невозможно. Правда, здесь, в сумрачных лесах, в них не было надобности. Солдат вскинул руку в фашистском приветствии. Немцы, тоже в первый миг опешившие от такого видения, расслабились, имитировали ответный жест, о чем-то перекинулись между собой и уверенно двинулись к машине. Солдат в бронетранспортере уже помахал просто по дружески и весело крикнул... по-русски-" Вались на землю!" Естественно, команду понял только Егор, что немедленно и сделал. Тот час же застучал тяжелый МГ-34, над головой засвистели пули. Когда пулемет смолк, Егор осторожно приподнялся. Увидев его, пулеметчик махнул рукой, снял пулемет с турели, закрыл люк, и через минуту, взревев двигателем, бронетранспортер исчез за деревьями. Оглядевшись, Егор подсчитал потери. Из семерых спецов пятеро были сражены наповал, один- тяжело ранен в грудь, одному задело ногу. Сначала хотел добить и этих, но передумал. Подполз к раненому в ногу, потряс за плечо, спросил по-немецки-
  - Ты как?
  Немец очухался, сел, тут же застонал от боли, но пересилил себя, огляделся вокруг, удивленно спросил-
  - Что это было?
  - Сам не знаю. Надо быстро выбираться отсюда. Идти сможешь?- Егор уже воспользовался медпакетом одного из убитых, споро бинтовал рану.
  - Как я могу быстро, ты что не видишь?- вызверился немец.
  - Здесь рано темнеет. А в темноте брести по болотам очень опасно. И в ночь остаться нельзя: или зверье какое на запах крови нагрянет, или комары зажрут.
  - Так сейчас еще день- с сомнением заметил немец.
  - Да, но мне придется потратить много времени, чтобы перетащить к поселку вас обоих- с этими словами Егор указал на второго раненого.
  - Я облегчу тебе задачу- немец нехорошо ухмыльнулся, поднял автомат и хладнокровно добил товарища.
  До поселка они добрели в глубоких сумерках.
  Снова началась бешеная свистопляска: следователи, дознаватели, допросы, разбирательства. Со старостой, к счастью, все обошлось. Подержали в подвале, попинали для острастки, но тот твердо стоял на своем, точнее, на легенде, придуманной Семеном, и вскоре его выпустили. С группой Егора вышла заминка. Когда он рассказал о пропавшем вездеходе, ему не поверили, но когда его рассказ повторил раненый каратель, подробно описав и произошедшее и технику, упомянув даже очки, дознаватели растерялись. Придрались к тому, что Егор один из всех не получил ни царапины. Тот пояснил, что слышал, как солдат с вездехода крикнул- "всех убью!" и от страха кинулся на землю, немцы же приняли это за шутку и поплатились. Каратель, как ни странно, подтвердил и это, объяснив, что проводник стоял ближе и слышал лучше, они же расслышали только слово " всех" ( благо, немецкое "алес" и русское "вались" близки по звучанию), второе не разобрали.
  Сошлись на мнении, что вездеходом завладели партизаны еще из "группы" Сивого, а использовали недобитки из уничтоженного отряда Петра. Пытались отыскать вездеход, но гусеничные колеи уводили в болото, в непролазную топь (Семену пришлось постараться в запутывании следов.) Двое рьяных следопытов сунулись было в болото, товарищи едва успели выволочь их из трясины. Но после окончания следствия легче не стало. Комендант затребовал взвод карателей для зачистки территории от недобитых партизан. В возможностях своих подчиненных он сомневался, полицаям не доверял, но собственные земли хотел очистить от всякой нечисти. Однако каратели не столько искали партизан, сколько занимались грабежом и насилием. Самым паскудным было то, что в карателях ходили свои же братья-славяне, украинские националисты. Связанный недоверием по рукам и ногам, Семен теперь не мог бесконтрольно ступить и шагу: всегда под присмотром, всегда в сопровождении. Михей скрипел зубами, проклиная свою необдуманную вылазку.
  В начале осени каратели неожиданно ушли. С фронтов шли слухи что войска вермахта получили очередной жестокий удар под Курском и теперь неудержимо откатывались назад, к границе. В Белоруссии, Украине, Прикарпатье резко активизировалось партизанское движение. Все боевые части немцев были задействованы на фронтах, поэтому для борьбы с новым, набирающим мощь врагом, они вынуждены собирать все националистическое отребье, формировать из него бригады и дивизии и бросать в самые горячие точки трещащих по швам, оккупированных территорий.
  Но с уходом карателей- националистов легче стало не на много. Опять зачастили в поселок летучие команды, усилились надзорные функции. В таком напряжении прошли вся осень и зима. Немцы сатанели, издавая все более варварские указы. Информация с приближающегося фронта лилась потоком и она радовала. Наши войска стремительно освобождали захваченные города. Партизаны уже сотрясали всю оккупированную территорию. Наконец в июне пришло сообщение, что фронт вплотную обступил белорусские земли. Семен видел предпобеговую нервозность немцев. Готовясь к эвакуации, комендант распорядился выгрести у населения все до последнего. Участились случаи мародерства, любые попытки возмущения жестоко пресекались. Не в силах терпеть этот беспредел, Семен задумал уничтожить коменданта. Но прежде решил подготовить пути отхода для своих в случае неудачи. Пользуясь суматохой, беспрепятственно выбрался на базу, переправив туда кое- что необходимое на первое время. Заминировал единственную дорогу через топь, протянул провода и подсоединил взрывмашинку тут же рядом, под приметной горбатой сосной, чтобы в случае погони быстро подорвать тропу. Вечером перед тем днем, на который запланировал задуманное, Семен обстоятельно поговорил с Катериной. Расписал все ужасы несчастья, которое может произойти, правда, не назвал причины, из-за которой это может случиться. По утру, как только они уйдут с Егором на службу, велел запрягать лошадь, грузить все самое необходимое и бежать к жене Егора. Коротко объяснить ей все и вместе с детьми уводить с собой. Ждать за огородами в овраге. Если к полудню ни его, ни Егора не дождутся, пусть как можно дальше уходят в лес. Михей говорил, что Петр снова объявился, он поможет. Катерина умоляла сказать, что он задумал, плакала, отказывалась собираться, но Семен был неумолим, надавив на то, что ради их ребенка она сделает так, как он велел. На утро помог жене запрячь лошадь, погрузить вещи, коротко и сухо простился, отправился на службу.
  В комендатуре царила паника. Офицеры тащили битком набитые чемоданы, солдаты и полицаи стаскивали в коридор ящики с документами. Кто-то из полицаев сообщил, что рано утром передовые части Красной Армии вышибли немцев из городка и теперь движутся сюда, добивая их, разбежавшихся по лесам. Об этом красноречиво говорила уже недалекая канонада. Такая суматоха была Семену на руку. Сжимая в кармане гранату, поспешил к кабинету коменданта, но понял, что опоздал. Распахнутая настежь дверь, опрокинутая мебель, ворох бумаг на полу говорили о том, что кабинет покинут навсегда. Не теряя времени, Семен бросился на улицу.
  Егора и выруливающий из ворот автомобиль он увидел одновременно. Понимая, что объяснять что-то уже поздно, крикнул товарищу, чтобы держался рядом, сам же кинулся на перерез машине. Семен надеялся, что оценив ситуацию, Егор поймет, как действовать самому.
  "Опель" остановился. Стекло задней дверцы поползло вниз. На Семена вопросительно смотрел комендант. Удача, пальцы машинально обхватили ребристую поверхность "лимонки", потянули ее из кармана. Но что это- из-за плеча майора выглядывало испуганное личико Марты. На переднем сиденье рядом с водителем сидела бледная от страха гувернантка. Семен растерялся, убивать женщин и детей в его планы не входило. Придется доставать пистолет, что болтался в кобуре на поясе, а для этого надо отвлечь внимание. Придвинувшись к машине вплотную и почти всунувшись в окно дверцы, Семен начал что- то лепетать об эвакуации вместе с немцами, о месте для него и его семьи в грузовиках, осуществляющих вывоз имущества, сам же тянулся рукой к кобуре.
  Комендант криво усмехнулся
  - А зачем куда-то бежать главному партизанскому прихвостню?
  Семен замер в растерянности, в руке майора возник "парабеллум" и уставился в грудь Семена. Майор продолжил.
  - Теперь я многое понял. Почему во всех происшедших здесь событиях пропадали и гибли наши люди, а ты, главный участник, всегда оставался живым? Потому что ты сам их инсценировал. Ты самый хитрый, самый коварный враг. Ты не достоин носить наград германской доблести. Я в этом виноват, я это и исправлю- с этими словами комендант, продолжая держать Семена на мушке, свободной рукой вцепился в крест на его груди, рванул. Затрещала ткань. Семен отпустил уже нащупанную рукоять пистолета, автоматически отработанным движением захватил кисть майора и вывернул в болевом приеме. Раздался хруст костей, глухой вскрик и одновременно с этим прогремел выстрел. Что-то с силой толкнуло Семена в грудь, он отшатнулся, судорожно сжав ладони и ощутил в одной из них острые грани металла. На него словно накинули толстое ватное одеяло. Он почти не слышал, как забилась в дикой истерике Марта, и как на краю деревни громыхнул взрыв, почти не чувствовал, как волна жидкой грязи из-под колес рванувшего с места автомобиля, накрыла его и холодными липкими щупальцами поползла по лицу, за воротник. Он почти не помнил, как говорил подбежавшему Егору что-то о расплате за собачью преданность господам. С трудом разжал сведенную судорогой ладонь, на которой лежал немецкий крест с куском ткани от его френча. Швырнул ненавистную железку в грязь, придавил ее сапогом. В себя Семен пришел только в постовом помещении, куда его с трудом доволок Егор. Вспомнил о главном. Придерживаясь одной рукою за стол, чтобы не свалиться с табурета, вторую потянул за пазуху и только теперь обнаружил, что продолжает сжимать гранату. Положил ее на стол, снова потянулся за отворот френча. Извлек плоскую жестяную коробку из-под конфет "Красный Октябрь", которую в последнее время почему-то всегда носил с собой. Может потому, что там хранилось самое дорогое, что осталось от того, прошлого мира. Раскрыл, протянул руку к заветной тряпице, подержал. Нет, не сейчас. Боль невыносимой тяжестью давила грудь? Превозмогая эту тяжесть, положил тряпицу на место, порылся в бумагах, извлек одну, развернул. Мутная пелена заволакивала сознание. Семен понимал, что времени у него мало, боль отнимает силы, придвинул бумагу товарищу. В голове звонили колокола. Набатом звучало-"Не смог, не выполнил, не искупил, предатель". Мелким перезвоном вторило- "Помоги тем, кому доверяешь, спаси тех, кого любишь".
  - Теперь слушай сюда, Егор, смотри и запоминай с первого раза, повторять не буду!
   * * *
  
  База-схрон. 1956год.
  Егор сложил плотницкий инструмент в ангар, сам же присел на лавочке, возле входа в бункер. Все мышцы ныли от усталости. Но это была приятная усталость. Еще пара дней и он наконец завершит то, что затеял прошлой осенью- закончит восстановление дороги. Тогда, в далеком уже 44-ом, он сделал так, как велел Семен. Правда, сработала только одна закладка, на въезде со стороны "большой земли". Еще два ящика взрывчатки не среагировали на поворот ключа взрывмашинки. Может запалы отсырели, или провода от влаги окислились. Зато теперь это намного облегчило труд. С самых первых дней своего отшельничества Егор часто слушал радио. Люди радовались победе, потом ударными стройками поднимали страну из руин. Страна чествовала героев, но и карала врагов. С разных мест шли сообщения о судах над предателями: националистами, власовцами и прочей мразью, запятнавшей себя позором в годы войны. После таких передач Егор долго не находил себе места. Но вот, в 55-ом, заговорили об ошибках, о культе личности, наконец началась реабилитация. Из лагерей возвращались ошибочно осужденные. Среди них были и те, кто в первые дни войны не по своей воле оказались в плену. Егор причислял себя к этой категории. А то, что стал полицаем, так то подневольная повинность, как труд тех же пленных. Он не зверствовал как те, о которых говорилось в передачах, но червь сомнения глодал и его. Он вышел исполнять эту повинность добровольно. Однако, информация день ото дня становилась радостней, и Егор решил наконец завязать с отшельничеством. Ознакомившись со всеми чертежами и схемами, найденными на базе ( все ахи, вздохи и восхищения закончились через пару недель после прибытия на место и началась обычная бытовая рутина по обживанию объекта и приобщение ко всем технологическим тонкостям нового жилья.) Егор сразу же отметил простоту принципа постройки дороги. Строители нашли в болотных заводях место с более-менее жестким дном, набили в два ряда плотный частокол из длинных кряжистых бревен, надежно скрепили между собой, а промежуток отсыпали булыжником. Еще раньше, исследовав место взрыва, Егор убедился в незначительности разрушения. Нужно было лишь нарастить крепи и заполнить образовавшуюся полость булыжником, чем он и занимался с прошлого года. Крепи восстановил быстро, благо плотницкого дела был не чужд, а вот с камнем пришлось туго. На болоте этого добра не густо. Однако, зимой, в сильные морозы, удалось преодолеть несколько непроходимых в другое время трясин и выйти на остров с обширной каменистой проплешиной. Там Егор и ковырял потихоньку камень и перетаскивал к себе. Поднимать дорогу над водной поверхностью не стал, дабы не привлекать внимание. И от вешек отказался, слишком нелепо они смотрелись и сразу бросались в глаза. Сделал ставку на природные ориентиры по обоим концам дороги: приметные камни, изогнутые деревья. Но так как рукав был слишком длинным и делал незначительный изгиб, на середине пути пришлось приволочь и притопить коряжистую березу. Мучений это доставило много, но, по крайней мере корявые, торчащие из воды ветви не вызывали подозрений, и в то же время служили хорошим указателем.
  Из бункера поднялся и подсел к отцу Митяй, Егоров кровный сын.
  - Пойдем, батя, мамка Катерина есть приготовила.
  Егор поморщился. Никак его пятнадцатилетний оболтус не хотел называть Катерину просто матерью. А ведь уже шесть лет прошло, как она его воспитывала. Осенью 50-го произошло большое несчастье. В тот год случился обильный урожай клюквы. Нюра, жена Егора, вместе со своим первенцем, одиннадцатилетним Васяткой, отправилась на дальние болота, где клюквы было особенно много. Болота она знала хорошо, выросла в этих местах, да и сына многим хитростям обучила, так что ничего страшного в этом путешествии не было. Беда пришла внезапно. Васятка спугнул гадюку, и та его ужалила. Дома были медикаменты, Нюра с сыном поспешили назад. Но Васятке с каждой минутой становилось все хуже, вскоре он уже не мог передвигать ноги. Нюра слишком торопилась, волоча его на себе и не приметила небольшого затинка, в который и влетела со всего маха, по самую грудь. Из последних сил откинула от себя сына на твердое место, сама же погрузилась в зыбкую жижу по подбородок и уже ничего не смогла сделать. Васятка, обездвиженный, мог только смотреть и кричать. Егор оказался неподалеку и услышал, но было слишком поздно. Когда он прибежал, Васятка успел рассказать о случившемся, а потом в полубреду все время повторял, показывая на еще незатянувшийся затинок- "Мама там, и я к ней хочу" До дома Васятку Егор донести не успел.
  С той поры Катерина стала полноправной матерью Митьке, родному сыну Егора. А чуть позже Егор постиг и смысл слов Семена, сказанных при прощании-"Не обижай Катерину". Пока жива была Нюра, он смотрел на жену Семена, как на близкую родственницу, самозабвенно воспитывающую любимую дочку. И если когда и ловил на себе странные взгляды, особенно после бурной ночи, проведенной с женой, то не придавал этому значения. С потерей жены все изменилось. Теперь они оба смотрели друг на друга иначе, но прошло еще немало времени, прежде чем общая кровать объединила и закрепила их отношения.
  - Не пойму я тебя, батя. В ангаре вездеход на ходу, та же полуторка, а мы все тяжести на пупке таскаем: бревна, камни.
  Егор частенько брал сына в помощники, и этот разговор заводился не в первой. Да, Семен собрал неплохой автопарк, но Егор, проведший большую часть жизни в лесах, как-то не особенно был дружен с такой техникой, а вот Митяй прикипел к ней с самого раннего возраста. Ему быстро надоедало бессмысленное шатание по небольшой территории их вотчины, и тогда он укрывался в ангаре и становился полновластным хозяином всех этих железок, пока отец или мать силком не вытягивали его оттуда. Благодаря педантичности немцев, всегда державших инструкции под рукой и собственному упорству, Митяй быстро изучил по этим инструкциям общее устройство и принцип работы почти всей техники, имеющейся на базе. Катерине тоже пришлось попотеть, пытаясь на основе этих инструкций преподнести правильное изучение языка. Уже к десяти годам Митяй освоил мотоцикл и иногда, с разрешения отца делал несколько кругов по поляне, затем обучился управлять полуторкой. В двенадцать уже мог завести вездеход и выехать на нем из ангара. С радиоаппаратурой и электрической частью базы мальчишка освоился еще раньше. Единственным местом, куда Егор не советовал сыну соваться, был дальний угол нижнего технологического уровня. Побывав там впервые и поняв назначение рытвины у развороченного сейфа, он хотел отгородить это место деревянной перегородкой. Но здесь находились механизмы вытяжной вентиляции, которые периодически надо было проверять и дренажный канал, требующий регулярной прочистки, поэтому о том, чтобы закрыть этот угол наглухо не могло быть и речи. Пришлось рассказать сыну правду, приукрасив страшилкой о духах неправедно упокоенных здесь людей, имеющих желание иногда побродить по темному коридору. И еще одним местом, куда без сопровождения отца не мог ходить Митяй, был оружейный склад. Нет, Егор не отпугивал сына от оружия, сам показывал, как обращаться с ним: разбирать, собирать, чистить. За ангаром, в ельнике, даже соорудил небольшое стрельбище, где обучал сына стрельбе, но в свое отсутствие держал все оружие под крепкими запорами. От всяких нелепостей, как он говорил.
  Егор уже собирался ответить сыну, когда в дверном проеме появилась Олеся, дочка Семена. В ладно подогнанном ситцевом платье, еще из Катерининых запасов, девушка выглядела не по годам взрослой, уже вполне сформировавшейся красавицей, в отличии от нескладного, угловатого Митяя, застрявшего в фазе переходного периода от мальчика к юноше.
  - Ну ты чего, Митя? Мама же ждет, а ты отца не зовешь. Пойдем, пап, стол накрыт.
  Егор улыбнулся. В отличии от Митяя, Олеся сразу начала называть его отцом, еще при живой жене, хотя Нюру первое время это задевало. Да и характером она была скорее в него: любила природу, лес, могла часами ходить вместе с ним по болотам и не уставать, но с подозрением относилась к железкам. Она и Митяя пыталась оберегать от них, только в детстве это выглядело как ябедничество, хоть и благородное- "Митя палец молотком ушиб, надо полечить; Митю током кольнуло, надо посмотреть, нет ли дырки". Потом парень просто отмахивался от этой назойливости. Но в последнее время Егор начал подмечать новые черточки в их отношениях, которые определял одним словом-"взрослеют". Тяжело поднявшись, Егор шутливо козырнул девушке
  - Иду, хозяйка!
  Следом, пробурчав-"Вот женщины, всегда в мужские разговоры лезут"- понуро побрел Митяй.
   * * *
   Наконец дорога была восстановлена. Митяй тут же хотел идти на "большую землю", и даже предложил взять для этого мотоцикл. Егор долго ждал этого часа, но его вдруг обуяли сомнения. Такие же сомнения он читал во взгляде Катерины. Было решено, что назавтра Егор пойдет один, пешим, осмотрит окрестности, в поселок заходить не будет, встреч с людьми тоже постарается избежать. Такое решение сильно расстроило Митяя и он, насупившись, убрел к себе в ангар.
  Вечером, как обычно, Егор сделал несколько пометок в большой , с темной коленкоровой обложкой, тетради; с некоторых пор он начал записывать свои воспоминания. На вопрос Катерины- "зачем?"- как то ответил- "Чтобы потомки знали, что мы не сразу сволочами родились". Закончив с писаниной, решил послушать радио. В районном городке была своя радиостанция, которая по вечерам передавала местные новости, сводки с трудовых фронтов и прочую информацию районного масштаба. Егор частенько настраивался на данную волну, надеясь услышать что-то знакомое для себя. На этот раз информация не просто привлекла внимание, но и заставила похолодеть от страха. В короткой сводке сообщалось об очередной удачной операции органов МГБ. В соседнем районе местный лесник случайно набрел на хорошо замаскированную землянку-схрон. Он знал, что охотники-промысловики иногда сооружают временные жилища, но найденная землянка была слишком хорошо оборудована. Кроме того, заглянув во внутрь, лесник помимо обычных запасов обнаружил совсем не охотничье снаряжение и среди множества вещей вдруг узнал вещи брата, пропавшего три года назад. Немедленно было доложено органам. Чекисты устроили засаду и задержали двоих бандитов-власовцев, много лет скрывающихся от правосудия. Услышав фамилию одного из них, Егор насторожился, он знал этого человека. Тогда, в 41-ом, в лагере, когда Семен вербовал полицаев и обнаружился "излишек", именно тот человек пытался выпихнуть его из строя. Именно он чуть не подвел всю команду под расстрел попыткой побега, когда Семен вел людей в поселок через лес, и только кулак Прошки пресек эту авантюру. Полицаем он был скрытным, принял сторону Сивого. Потом, когда старосту уничтожили, держался особняком и, наверное, единственный из всех добровольно записался позднее в команду власовцев. Диктор, перечисляя "заслуги" бандита, упомянул его службу в полицаях под командой Семена. Так же было отмечено, что сам начальник полицай-команды и ряд его прихвостней, в числе которых прозвучала и фамилия Егора, не были обнаружены при освобождении района частями Красной Армии и, возможно, до сих пор скрываются где-то в непроходимых белорусских болотах. Но доблестные органы продолжают свою нелегкую работу, очищая родную землю от фашистских недобитков и прочей затаившейся нечисти.
  Для Егора это было ударом. Прав оказался Семен. Даже спустя столько лет, страна и не думала забывать приспешников давно уничтоженного врага. Весь вечер просидел Егор в мрачной задумчивости и наконец решил, что утром достанет с нижнего яруса ящик со взрывчаткой и взорвет восстановленную дорогу. Не пришло еще время выходить в белый свет. А придет ли вообще?
  Утром Егор задержался, Катерина попросила выполнить несколько неотложных дел по хозяйству. Позже, когда он собрался спуститься за взрывчаткой, прибежала Олеся и с волнением сообщила, что Митяй с утра снарядился по-походному и отправился в лес по делам. Куда, конкретно, и по каким делам, не сказал, хотя раньше всегда ставил в известность. Лишь хитро улыбнулся. У Егора зародились подозрения. И тут его передернуло. Собраться по походному для Митяя означало: натянуть поверх солдатских гимнастерки и галифе советского образца камуфлированные куртку и брюки немецкой спецкоманды, подпоясаться эсэсовским ремнем с навешенными на него немецкими же термосом и штык-ножом, обуться в советские офицерские сапоги, на голову надвинуть утепленный кожаный подшлемник с вышитой свастикой, найденный когда-то в вездеходе. Для путешествия на дальние болота- лучше экипировки не придумаешь. Но Егор только представил сына в такой амуниции на улицах поселка, ему стало плохо. Не теряя времени, облачился в гражданский, еще от Нюриного мужа костюм. На оружейном складе подхватил автомат, но увидев, с каким страхом взирает на него Олеся, отложил, взял пистолет, запихал за пояс. За голенище сапога сунул штык-нож. Отмахиваясь от расспросов девочки и выскочившей на шум Катерины, почти бегом помчался к восстановленной дороге. По щиколотку в воде, а ближе к выходу и по колено, на одном дыхании пересек тропу, чуть не сверзнувшись от спешки в трясину и, заходя широким полукругом, начал прочесывать лес, в поисках следов сына. Вскоре след обнаружился, но вел он не к поселку, а чуть в сторону, к неприметной тропе. Но Егор помнил, что та тропа, делая приличный крюк, выводила к дороге, ведущей на поселок. Что ж, у него появился шанс перехватить сына в пути.
  На опушку леса, примыкающую к поселковой околице, Егор добрался скорым шагом, даже не ощутив тех полутора десятка верст, что отделяли его от закраин болота. Он удивился переменам. Овражка, что выводил прямо к крайним домам поселка, не существовало. Был вырублен и кустарник, когда-то обильно росший здесь. Всю площадь, сильно потеснив огороды, занимала колхозная пашня. Это было и к лучшему. Сделав веерный заход, Егор убедился, что по пашне никто не ходил. Заняв удобную позицию между небольшой тропкой и дорогой, которая шла чуть дальше, он принялся наблюдать, будучи твердо уверен, что опередил Митяя и что тот может выйти к поселку только с его стороны. Однако, шло время, но сын не появлялся. По дороге проехало несколько грузовиков, прошли люди, в основном незнакомые. Позднее и по тропе прошагал человек, с корзиной, но одетый явно не для леса, в брюках и рубашке с короткими рукавами. Человек сутулился, прихрамывал, но что-то в его облике Егору показалось знакомым. Понимая, что все возможное время вышло, Егор двинулся в обратный путь, делая для подстраховки контрольные зигзаги то в одну, то в другую сторону. К знакомому месту возле болотной тропы он выбрался уже к вечеру и неожиданно наткнулся на Митяя, сидевшего на сгнившем стволе поваленной ветром березы. Но сначала он отшатнулся, доставая из-за голенища штык-нож; сын был облачен в большой, не по росту , потрепанный пиджак, на голове красовалась затертая матерчатая кепка. За спиной болтался кургузый рюкзак. Лишь когда раздалось испуганное -"Батя, это я"- Егор успокоился. Это неуверенное "батя" куда-то прогнало копившиеся весь день тревогу и злость. Вместо нагоняя прозвучал вопрос
  - И давно ты здесь, сынок?
  - Не очень, я в ориентирах запутался. Бать, ты прости, я испугался очень, поэтому утром без спросу ушел.
  - Что-то я не понял?- Егор подсел рядом, тут же дала себя знать усталость многокилометрового пути.
  - Вчера вечером я заглянул к тебе и услышал ту передачу, где назвали нашу фамилию. Я подумал, что ты опять сломаешь дорогу, а я так и не посмотрю большой мир...
  - Ну что, посмотрел?
  - Нет, дядя Прохор сказал, что в таком виде не стоит- с этими словами Митяй скинул с плеч рюкзак, из горловины которого торчали рукава камуфлированной куртки.
  - Дядя, кто!?- Егор даже подскочил от неожиданности.
  - Он сказал, что вы его с дядей Семеном Прошкой звали.
  - Ну-ка, ну-ка!- Егору вдруг стало понятно, кого он пытался признать в том несуразно одетом мужике, и куда девалась его одежда.
  Митяй поведал, как он утром перешел болото, побродил вокруг и, приметив тропку, двинулся по ней, предполагая, что та выведет куда-нибудь к жилью. Но на одной полянке столкнулся с грибником. Тот сначала опешил от неожиданности, потом, приглядевшись сильно удивился, проронив-" Никак Митька, Егоров сын". Теперь удивился Митяй: его, прожившего почти всю жизнь на маленьком островке среди болот, знали здесь, на "большой земле". Так и познакомились. Митяй подтвердил, кто он есть, сказал, что отец жив, живут они далеко на болотах. Где точно, не сказал, но Прошка и не настаивал. Только, указав на камуфляж, сказал, что в такой одежде ходить не надо, лучше ее выбросить. Когда Митяй снял куртку и остался в гимнастерке, Прошка лишь усмехнулся и, сняв с себя пиджак и кепку, отдал парню, сказав, что так будет лучше и неприметней. Потом дал и рюкзак. Коротко рассказал о себе. В 44-ом он никуда не ушел, добровольно сдался СМЕРШу. Его, наверное, расстреляли бы, но, спасибо бабам, заступились, как могли. Да и Михей словечко замолвил. Его сын Петр объявился весь израненный вместе с частями Красной Армии. Вообщем дали десять лет лагерей, как пособнику. Отсидел весь срок, а куда возвращаться. Родня вся в войну сгинула, а здесь хоть кто-то помнит. Пришел назад. Петр- в сельсовете председателем, Михей -механиком в колхозном гараже, его как активного помощника партизан признали, документы выправили. Посмотрели на Прошку, оставили, пристроили на работу. Одна вдова сжалилась по старой памяти, пустила к себе жить.
  - А тебе дядя Прохор велел передать, если ты или дядя Семен захотите вернуться, скажите ему, он поговорит с дядей Петром. Дядя Петр очень хорошо знал дядю Семена.
  - Но дяди Семена с нами нет- вздохнул Егор тяжко.
  - Все равно дядя Прохор сказал, что ты больше его знаешь
  Егор усмехнулся. Хитрец Прошка. Глупый-глупый, а много чего подмечал.
  - И еще, бать, я дяде Прохору нож свой подарил, ничего. Он сначала не брал, а потом сказал, что хорошая вещь, кабанчика резать.
  Егор в душе возмутился- если что, какая-никакая, а улика. Но вслух сказал
  - Что ж, подарил, так подарил. Прошка всегда добро помнил.
  - Значит, ты не сильно сердишься?
  - Ну, меня ты заговорил. Теперь надо спешить домой, мать с Олесей успокоить, да все рассказать.
  - А может не надо им все рассказывать, мамка Катерина дюже ругаться будет. Стажем, заплутали в новых-то местах.
  - Так нам и поверят. А мама Катерина, как ты помнишь, жена дяди Семена и, знаю, не последней фигурой во всем этом может быть- в чем, он уточнять не стал, потому как сам во многом сомневался.
  Катерина, просидевшая весь день как на иголках, вскинулась на них вскипевшим вулканом, но, осаженная Егором, выслушала рассказ Митяя и вдруг вся сжалась, мелко затряслась. Увидев женщину в таком состоянии, Егор выпроводил детей.
  - Я пойду в поселок, к Петру - выдавила Катерина с дрожью в голосе.
  - Стоит ли?- осторожно спросил Егор.
  И тут Катерину прорвало. С рыданием уткнувшись в грудь Егору, она причитала, как опостылело ей болото, как ей хочется к людям. О том, как она пойдет к Петру, кинется в ноги, чтобы пожалел, если не ее, то хотя бы ее детей, дал бы им жизни, ведь они не виноваты в грехах родителей. В комнату, слыша беспрестанный плач, заглянули сначала Олеся, потом и Митяй, бросились успокаивать мать. И тут впервые Митяй, опустив свое скабрезное "мамка Катерина", погладил женщину по плечу.
  - Не плачь, мама! Я пойду к Прохору, я знаю, где он живет, попрошу его о встрече с дядей Петром. Я упрошу дядю Петра прийти сюда, встретиться с тобой, с отцом. Тут вы поговорите и все решите. А не выйдет, так что они мне сделают, я же мальчишка, с испугу всякие глупости плету. Ну?
  Катерина поднялась, обняла Митяя, прижала его голову к своей груди.
  - Нет, Митенька, никуда я тебя не пущу, это моя беда, мне ее и расхлебывать.
  - А ведь Митька дело говорит- тяжко выдохнул Егор- Встретиться где-нибудь в лесу с глазу на глаз и все решить. Да - так да, нет- так нет. И на болотах прожить можно.
  Через неделю Митяй отправился на встречу с Прошкой. На сей раз одел на себя все гражданское, перешитое из отцовых запасов. С собой прихватил рюкзак, куда помимо съестного сунул Прошкины пиджак и кепку, которые вознамерился вернуть. Кроме того Катерина положила туда несколько комплектов утепленного армейского нижнего белья, отрез байки на портянки.
  Егор проводил Митяя до поселка короткой дорогой. Не выходя из леса, с опушки показал, как удобнее пройти к названному Прошкой дому. Попрощался, объяснив, где будет ждать сына обратно, но не успел отойти и сотни шагов, как услышал жалобное-"Бать, постой". Насторожившись, вернулся, желая выяснить, что случилось, и тут увидел бредущую по тропинке к лесу коренастую фигуру. Митяй хотел отступить в лес, но было поздно, незнакомец заметил его, махнул рукой, позвал. Митяй стоял ни жив, ни мертв, Егору же голос показался знакомым. Он медленно выдвинулся из кустов, прикрывая собой сына. Незнакомец сделал еще несколько шагов и, словно уткнулся в прозрачную стену. Наконец раздалось надтреснуто-скрипучее
  - Не может быть, Егор.
  Это был Михей. Он воровато огляделся и быстро вошел в лес.
  Встреча была сдержанной. Чувствуя напряженность Егора, Михей сам предложил углубиться подальше в лес. Там, в небольшой лощинке, окруженной со всех сторон ельником, они наконец расположились, но спервоначала никак не могли завязать разговор.
  -А я гляжу, парнишка, вроде не наш, а лицо знакомое- наконец преодолел ступор Михей- Значит выжили.
  - Выжили, только не радостная эта жизнь- ответил Егор и разговор потихоньку начал набирать силу.
  Михей расспрашивал про Семена, про Катерину, про Нюру, про житье-бытье. Егор отвечал коротко, не вдаваясь в подробности. Михей понимал причину скрытности, поэтому на подробностях не настаивал, искренне посочувствовал горю Егора в связи со смертью семьи. Постепенно и Егор начал задавать вопросы, наводить справки о возможном переселении, если не в поселок, то куда-нибудь на хутор. Упомянул о недавнем сообщении по поимке власовцев.
  - Понимаешь, Михей, не за себя, за детей обидно. Мы бы как-нибудь в лесу пересидели, а нет, так и по делом нам за все наши прегрешения, но дети ведь не виноваты. Им зачем наши муки. Им бы документы какие выправить, как сиротам, да на дальнем хуторе где поселить. Там немного притрутся, жить научатся, дальше сами в люди пойдут.
  Тут подал голос Митяй
  - Ты что, батя, чтобы мы вас с мамкой бросили. Да лучше на болотах опять одни будем сидеть.
  - Всю жизнь, Митя, на болотах не напрячешься, все равно когда-нибудь найдут.
  - Ну, еще лет десять не найдут, а там, может, что и изменится.
  - Мы с мамкой тоже так думали, ан, нет.
  Михей слушал внимательно.
  - Это верно Егор. Та война в сердцах людей не на годы, на десятилетия засела со всеми ее пороками и изъянами. Рады бы они ее забыть, да не получается, слишком много горя принесла. И несправедливости. Вот Семен: и фашистов как мог, изводил, и партизанам помогал. И ты тоже в этом участвовал, да только знают об этом единицы, и тех еще поискать. Остальные же видели, как вы этим зверям прислуживали, народ грабили. И таких свидетелей много и веры им больше. И значит носить этот грех предательства до скончания века. Так что, сам понимаешь, трудно этой беде помочь. А дети и впрямь не виноваты, детям можно попробовать помочь. Сейчас, вроде, другие времена, и отношение к детям другое. Поговорю с Петром.
  Перед расставанием Егор коротко рассказал о Прошке и просил передать его рюкзак. Михей рассмеялся.
  - То-то этот хитрый каторжник так изменился, стал важным, словно ему государственную тайну доверили. Вот значит, какая это тайна. Многое мужик перенес, а добро помнит.
  Михей сдержал слово. На очередной, заранее обговоренной встрече сообщил, что Петр, как услышал о Катерине, о детях, сразу согласился помочь. С детьми сложностей не возникло. Записали их как сирот, потерявших своих родителей во время войны и определенных в детдом. Думали, как быть с фамилиями, решили Митяя оставить как есть, на Егоровой фамилии, а Олесю записали на Катеринину девичью ( их брак с Семеном не был никак засвидетельствован.) Выправили документы. Теперь детдом расформирован, маленьких детей распределили по другим подобным заведениям, а большим предложили на выбор работу и жилье, или определяться самостоятельно. Митяя и Олесю отнесли к последней группе. Согласно этой версии, помня свое родство, ребята решили вернуться на родину. С работой тоже трудностей не было. Дочери Катерины Петр нашел работу санитарки в поселковой больнице, а Митяя Михей согласился взять к себе в помощники. И жить предложил в своем доме. Видя, что Егор хочет возразить, Михей отмахнулся
  - Не зачем ребятам по лесу столько верст бегать. Подозрительно это, да и ни к чему. Мы со старухой двое, у Петра своя жизнь- общественная. Не до гулянок ему, и ранения созданию семьи не способствуют. А ваши ребятишки нам вместо внучат будут. И под присмотром. Сложно им в поселке первое время может быть- начнут некоторые на них грехи родительские переваливать, в глаза тыкать. А мы тут и поможем, поддержим. Главное, чтобы они по сдержанней были, да лишнего не говорили.
  Егор молча кивал, соглашаясь со всем. Михей, посмурнев, продолжил
  - И с Катериной Петр мог бы решить вопрос: вспомнить заслуги ее отца, тяжелое, безвыходное положение как дочери красного командира в период оккупации, опять же, помощь партизанам. Но вот с тобой! Этот ваш полицай-власовец, что недавно отловили, много грязи на вас с Семеном вылил, себя оправдывая. И ему вера, потому как других свидетелей нет. Петр свидетельствовать не может, не было его в поселке, а на мне самом клеймо старосты до сих пор висит, при всех моих бумагах. Так что думай.
  - Я уже давно все продумал. Буду сидеть на болотах, сколько смогу. Главное, чтобы дети от моих грехов были подальше- тяжело вздохнул Егор.
  - Поэтому и надо, чтобы они постоянно были в поселке, на людях.
  - Ну что ж, на том и порешим.
  Мужчины простились, коротко обмолвившись о следующей встрече и разошлись.
  Вечером Егор все детально обсудил с Катериной. Женщина порадовалась за детей, но промелькнувшую было в о взгляде надежду о себе похоронила в зародыше, отказавшись от помощи Петра. Сказала, что не собирается вычеркивать из памяти годы, проведенные с Семеном и, тем более, оставлять здесь одного Егора. Позвали детей, объяснили ситуацию. Олеся была растеряна, Митяй заявил, что уходить куда-то надолго жить не собирается, но родители были непреклонны.
   * * *
  Как один миг пролетели дни переезда. Митяй и Олеся жили теперь в доме Михея, привыкали к сумбурной поселковой жизни. У Олеси все складывалось удачно. В больнице, куда ее взяли санитаркой, работали в основном приезжие или такие же молодые, как она, поэтому некому было упрекнуть ее прошлым. Лишь одна старенькая нянечка хорошо знала и помнила ее мать, но на радость девочки, только с хорошей стороны. Она-то и взялась опекать новенькую. И если кто-то из посетителей когда и бросал что-то типа-"полицайская дочка"-женщина резко пресекала эти высказывания и стыдила высказавшегося. Со сверстницами девушка тоже быстро сдружилась. Всем нравилась подруга, которая может долго слушать не перебивая, давать дельные, ненавязчивые советы и, главное, не претендовать на чужих парней. Многие ребята с первых дней стали оказывать симпатичной новенькой знаки внимания, но Олеся, действительно сторонилась их, а многих, особенно назойливых, могла довольно резко отшить, что очень импонировало девчонкам, которые числили этих парней за собой.
  У Митяя все было не столь гладко. Устроенный помощником механика в гараж, он, с малолетства копавшийся в железках, сразу же показал себя с лучшей стороны. Но мальчишеская заносчивость здорово подшибала его. Митяй не понимал, почему некоторые вещи, которые он схватывал на лету, другим приходилось втолковывать и иногда не по одному разу. И ведь среди тех, других, были люди намного старше его и опытней. Парень быстро освоился с новой машиной ГАЗ-51, разобрался в устройстве дизельных тракторов, но вместо авторитета ощущал к себе странное отношение. Старшие работники посмеивались, молодые- завидовали и даже злились на малолетнего выскочку. Михей видел это, но помалкивал, понимая, что парень должен сам во всем разобраться. И Митяй разобрался. Как-то он помогал одному из водителей, молодому наглому парню, отлаживать новую, только что полученную машину. Что-то не ладилось с электрикой. Открыв инструкцию, поизучав схему, Митяй шаг за шагом, узел за узлом, проверил всю сборку и нашел неисправность. Но вместо благодарности шофер гадливо посмеялся, мол, хорошо копаться в новеньких, чистых детальках, да еще с чертежиком. Но если он такой умный, смог бы завести одну древнюю рухлядь. И парень указал в дальний угол территории гаража, где ржавела старая полуторка, ожидая своей очереди на списание. Митяю бы возразить, что некоторые и с чертежиками не могут разобраться, но природное упрямство взыграло. Парень осмотрел машину, отметил отсутствие ряда деталей и вдруг заявил, что не только сможет завести автомобиль, но и проехать круг по двору. Тут же нашлись свидетели, заключили пари. Михей, наблюдавший эту сцену, хотел все пресечь на корню, но понял, что только усугубит и так нескладывающиеся отношения парня. Попеняв Митяя за неосмотрительность, все же порылся на складе, нашел кое-какие детали, подобрал из списанного хлама, но предупредил, что ржавьем парень может заниматься только в свободное от работы время.
  Через неделю Митяй выполнил задуманное. Посмотреть на действо собрался весь гараж. У многих на лицах играли откровенные ухмылки. Каково же было их удивление, когда старая полуторка после нескольких поворотов рукоятки вдруг взрыкнула недовольно и заурчала. Неровно, с перебоями, но мотор работал. Митяй уселся за руль, хрустнула включаемая передача, и машина, скрипя и постанывая тронулась с места. Медленно проползла круг по двору, неестественно проскрежетала карданом и застыла, не доехав до своего места десятка метров. Наступила полная тишина. Затем раздались одинокие хлопки, и вдруг вся толпа разразилась одобрительными криками. Митяя вытащили из кабины, принялись качать. Веселье прервал механик
  - Так, на что спорили?- пробасил Михей.
  Народ притих, молодой водитель проигравший спор, потупился
  - Да ни на что особенное, и к тому же, еще неизвестно кто выиграл, машина ведь до места не доехала.
  В толпе завозмущались.
  - Ты, Иван, это, брось! Спор был завести и сделать круг. Митька все честно выполнил.
  Остальные подхватили одобрительно.
  - Значит спор не до конца доспорили- снова вступился Михей- Ну чтож, я его завершу. Победитель машину со своего места вытолкал, а проигравший должен затолкать на место. Думаю, это будет правильно.
  Толпа вновь воодушевилась. Проигравший пытался возражать, но его настойчиво подталкивали к полуторке. Парень походил вокруг, покрутил ручку, влез в кабину, что-то подергал там, вылез, снова покрутил ручку. Машина не подавала признаков жизни. Толпа начала улюлюкать. Первым не выдержал Митяй. Вышел вперед, требуя тишины.
  - Все, мужики, там магнето сдохло и коробка рассыпалась, теперь только толкать- он сам первым ухватился за остатки борта.
  Продолжая веселиться, толпа обступила полуторку и легко, словно детскую тележку, вкатила в свой угол.
  Если на работе Митяю удалось поднять свой авторитет, то среди своих сверстников это было не так легко сделать. Парни не очень горели желанием принять в свою, уже сложившуюся компанию нового товарища. Чужак хоть и был в меру норовист и в лидеры не лез, но свои принципы отстаивал твердо. К тому же с нашептывания чьих-то родителей за ним закрепилась кличка "полицай". Его не гнали, но и близко не подпускали. Митяя бесило такое положение, он даже хотел все бросить и уйти на болота, но удержал его от этого шага...Прошка. По старой памяти Митяй иногда заглядывал к нему, и тот всегда был рад. Благодарил за подарки, всегда звал к столу. В тот раз, видя мрачное настроение парня, Прошка прямо спросил-
  - Дразнят!
  Митяй молча кивнул.
  - Это ничего. Если дразнятся, значит боятся, значит они слабее. Меня всю жизнь дразнили. Когда в полицаях ходил и немцы обзывали, и свои приятели-полицаи. Где они все теперь? А Прошка вот он, живой. Только дядька Семен, да отец твой никогда не дразнились. А дядька Семен однажды для меня у конвойных немцев папирос стрельнул, хотя сам в опале был. Или вон ребятишки малые, все время меня "глупым Прошкой" кличут. Как чего надо смастерить, ко мне бегут-"Дядя Проша", а как получат свое, опять-"глупый Прошка". Что, злиться на них все время? Нет, Митя, это они глупые, пока маленькие. Вырастут, поймут, а не поймут, значит не выросли. Так что тех, кто дразнится, не бойся. Остерегайся тех, кто молча в драку лезет. Вот здесь и прояви себя. Пусть побьют, но ты до конца стой, покажи свою твердость.
  - Спасибо, дядя Прохор, но бить меня никто не собирается, только дразнятся и сторонятся.
  - Это, пока ты новичок, к тебе присматриваются, а как бить станут, тут и проявляй себя и считай, что ты свой уже. А без драки обойдется, так еще лучше. В чем другом себя прояви.
  После слов Прохора Митяй крепко задумался и наконец придумал, чем себя проявить. Правда, потом понял, что очень сильно рисковал, но дело было сделано.
  Одним из увлечений ре6ят послевоенной поры являлся поиск военных трофеев, особенно в тех местах, где происходили боевые действия. Под час эти увлечения были серьезны и опасны. Леса фронтовой полосы, где шли тяжелые кровопролитные бои, всегда под завязку нашпигованы страшными военными игрушками. И конечно же пацаны находили их, коллекционировали, а потом на сходках, в укромных местах хвалились своими коллекциями, менялись, продавали отдельные предметы, или все сразу. Но если у младших в ходу были армейские пуговицы, значки, пряжки, гильзы, или цельные патроны, старшие на такую мелочь не разменивались. У них ценились амуниция и, конечно же оружие. Митяя как-то привели на такую сходку, но он остался равнодушен ко всему. Вожак компании, приведший его именно с целью удивить новичка, удивился сам такому равнодушию. Тогда он попытался его унизить.
  - Ты как девчонка- начал вожак- Оружием не интересуешься. Тебе что, с куклами интереснее играть.
  Митяй не мог объяснить, что у его отца целый арсенал такого добра, да к тому же в идеальном состоянии и поначалу обиделся, но вспомнил наставления Прошки, заметил с ленцой
  - Почему же. Оружие я уважаю, настоящее, а это хлам, ржавье.
  Послышались возгласы недовольства, некоторые пацаны, лелеявшие свои железки получше всяких драгоценностей, даже привстали с мест. Обстановка накалилась, этот новенький затронул святое, его стоило проучить. Митяй понял- вот он момент, когда надо действовать. Он подошел к парню, перед которым лежал хорошо сохранившийся на первый вид пистолет ТТ.
  - Вот эту железку можно только для форсу подержать, да в темноте какую- нибудь бабку напугать- авторитетно заявил он.
  - Это почему- взвился парень- Тэтэшка почти новая, боевая. Ее как следует в скипидаре вымочить, чтобы части лучше притерлись.
  Митяй попросил взглянуть на пистолет. Парень нехотя разрешил.
  - Эта "новая" несколько лет в сырой земле пролежала. Ствол выщерблен, накладки от сырости сопрели, а мелкие железки внутри и вовсе сгнили- Митяй вдруг в несколько движений произвел неполную разборку оружия, ткнул пальцем в слипшийся ржавый ком, который был когда-то ударно-спусковым механизмом.
  Вокруг в изумлении присвистнули- так быстро разобрать оружие никто из них не мог. Хозяин железки охнул. Митяй также быстро, но с осторожностью, чтобы не повредить, собрал пистолет, вернул рукоятью вперед парню. Подошел к следующему, перед которым лежал настоящий немецкий МП-40, "шмайсер", как его называли. Оружие тоже было сильно подпорчено, но вычищено более тщательно. Года на два постарше Митяя парень, которого все звали "старшой" хитро ухмыльнулся.
  - Что, и этот так смогешь раскинуть?
  - Смогу, но боюсь что-нибудь сломается от сильного износа.
  - А ты не боись, считай, что я добро дал. А сломается, значит так и было. Еще нароем- парень сам протянул автомат.
  Митяй ощупал оружие, пошевелил части, потом положил автомат на траву
  - Засекай время!
   Парень хмыкнул, гордо выставил руку с часами, по циферблату которых резво бежала секундная стрелка.
  - Начали!
  Митяй разобрал автомат довольно быстро, правда провозился в одном месте- подоржавевшие детали никак не хотели выходить одна из другой.
  - Теперь собирай!- крикнул кто-то, но старшой остановил, ткнул в одну железку.
  - А это ты как вынул?
  Митяй взял указанную деталь, вставил в другую, примкнул третью и собрал весь узел.
  - Во дает, а я сколько не вертел, так и не додумался- старшой хлопнул Митяя по плечу.
  - Ну конечно! Его папаня пропащий в полицаях служил, с фашистами из одного оружия стрелял, вот и научил сыночка- это подал голос вожак, приведший Митяя на сходку. Понимая, что авторитет новичка начинает расти, решил плеснуть грязи.
  - Это правда?- нахмурился старшой.
  - Что полицай, правда, потому и меня так кличут- честно ответил Митяй- Только отец мой сгинул, когда мне и года не было( так велел говорить Михей, да и Егор требовал того же). Чему он меня мог научить?
  - Ну ладно- металл из голоса старшого не исчез. Он вдруг выхватил из пазухи сильно сточенный штык-нож от немецкого карабина, повел перед лицом Митяя- А то я тебя вот этой штукой, за папаню своего, геройски погибшего партизана. Ей патроны не нужны и ржавчина не помеха.
  Митяй немного струхнул, но пересилил себя
  - Эх, жаль, хорошую вещь угробил. Теперь им только колбасу с огурцами резать.
  - Не понял- буркнул старшой.
  - Да ножик ты, почитай, весь вывел, самый крепкий металл сточил. Одна сырая сердцевина осталась. А ведь ему бы сносу не было. У дяди Прохора нож видел, вот он какой должен быть.
  - Это у Прошки глупого? Да у него отродясь путной железки не было.
  Вдруг кто-то крикнул
  - Я видел, он к нам поросенка резать приходил, хорошая вещь, совсем как новая.
  - Во, и Прошка бывший полицай- это снова подал голос бывший Митяев вожак- Спер ножичек у немчуры, припрятал, отсидел десятку и откопал совсем новенький. Полицай полицаю- два корешка, друг друга видят издалека. Ну и спросил бы у кореша ножичек поиграться.
  - Зачем?- удивился Митяй и чуть не сболтнул, что сам подарил штык- нож Прошке. Смолчал. Но совершил другую ошибку, не удержался.- Зачем идти к Прошке, когда есть вещь получше.
  С этими словами он расстегнул куртку, ворот рубахи и вытянул на свет кортик в сверкающих полировкой ножнах, от которых к шее тянулся витой, посеребренный шелковый шнур. Все вокруг замерли с открытыми ртами. Вещь действительно была классная. Рукоятку украшал раскинувший крылья серебряный орел, на фигурном навершии четко просматривались руны эсэсовской символики. Когда Митяй вытянул нож из ножен, на зеркальной поверхности лезвия золотом сверкнули буквы готического шрифта. Кортик вместе с подшлемником Митяй обнаружил в одном из многочисленных ящичков в вездеходе, когда тщательно изучал машину и с тех пор, тайно от отца, хранил у себя. Даже переезжая к Михею, не смог расстаться с ценной находкой, запрятал ее в своих вещах. На сходку кортик Митяй взял интуитивно, словно предвидел, что придется похвалиться, хотя это было и опасно.
  Сейчас же вокруг собралась толпа, чтобы получше рассмотреть оружие. Старшой, отодвинув всех, протянул руку
  - Дай взглянуть?
  Митяй отдал нож. Старшой внимательно разглядел вещь, проверил на остроту лезвие, поцокал языком от удовольствия, заметил со знанием дела-
  - Такими кортиками только офицеров-эсэсовцев награждали- и вдруг предложил- Меняемся! Я тебе "шмайсер" и свой нож, ты мне -этот кортик.
  - Нет, не могу!- твердо заявил Митяй и протянул руку за ножом. Но старшой и не думал возвращать вещь.
  - Хорошо, добавлю наган с тремя патронами и боевую гранату, правда без запала.
  - Ты не понял-посуровел Митяй- Эта вещь не меняется и не продается.
  - Ой ли?- набычился и старшой -Соглашайся, пока я добрый. Передумаю, ничего не получишь.
  В воздухе запахло дракой. Митяй был готов к этому- все, как сказал Прошка. Но все же решил предпринять еще одну попытку.
  - Этот кортик я втихаря взял... у деда Михея- соврал он- В войну он прикончил одного фашистского офицера, а нож забрал как трофей. Михей очень дорожит этой вещью и если обнаружит пропажу... . Мне, конечно, здорово влетит, но этим дело не кончится. Ты лучше меня Михея знаешь.
  - Во, еще один фашистский прихвостень, все знают, что он при немцах старостой был- это снова подал голос бывший Митяев вожак.
  На сей раз реакция старшого была странной. Он сделал шаг в сторону говорившего и со всей силы вкатил затрещину.
  - Ты, сявка, на Михея поклеп не наводи. Он во время войны, действительно, целый взвод эсэсовцев в болото завел и утопил, вместе с вездеходом. А еще мне мать рассказывала, что он отца-партизана моего раненого от немцев у себя в доме прятал. А что в старостах ходил, так это по заданию партии -старшой развернулся и протянул кортик Митяю- А ты чужими вещами не хвались, вот походишь с нами, своих нароешь, вижу, сечешь ты в этом деле.
  Митяй так и не понял , в какую сторону изменилось отношение к нему после этой встречи. Но позже ребята подсказали, что если Серега (так звали старшого) приглашает с собой на раскопки по своим укромным местам, это большая честь. Митяй решил, что при случае обязательно отблагодарит старшого, выпросит у отца еще один новенький штык-нож.
  Пока дети потихоньку налаживали новую жизнь в поселке, Егор с Катериной пытались подладиться к изменениям в старой жизни, на болоте. Без ребят стало тихо и тоскливо, убавилось забот, но прибавилось тревоги. Изредка Егор выходил с болота в условленное место, забирал в неприметном тайничке оставленные Михеем весточки от детей, вкладывал свои. Дети рассказывали о себе, спрашивали о здоровье, житье-бытье. Писали, что очень скучают, жаловались на Михея, что не разрешает ходить на болото. Егор всегда отвечал, что нужно потерпеть, прижиться, подождать, пока все наладится. Катерина тоже писала о терпении, пересыпая это все своими бабскими нежностями, но над каждым новым письмецом подолгу плакала, не в силах прийти в себя.
  По осени дел на болоте прибавлялось. Катерина занималась на огороде, разбитом на просторной, расчищенной поляне еще в первые годы уединения, заготавливала травы, собирала ягоды, грибы. Егор заготавливал дрова на зиму, промышлял охотой на птицу, на мелкого зверя. Крупный: кабаны, лоси, появлялись только в морозные зимы, в другое время обходили эти гиблые места стороной. Сильно доставали комары и сырость. Но от комаров спасали холода, а от сырости спасенья не было. Стали досаждать болезни, вызванные этой напастью. У Катерины сильно болели ноги, воспалялись суставы, У Егора отчетливо стали проявляться первые признаки ревматизма. Не смотря на то, что он сложил в жилом помещении бункера две каменные печки: одну для готовки пищи, другую для общего тепла, с лежанкой, да еще иногда подтапливал сварные армейские печки-буржуйки, расставленные в разных помещениях подвала, сырость отступала лишь на короткое время. Изредка включался дизель-генератор(солярку приходилось беречь), чтобы запустить систему вентиляции, да зарядить аккумуляторные батареи. Иногда приходилось подключать насос- разбитая дренажная система все хуже справлялась с оттоком воды и, бывало, на нижнем ярусе ее накапливалось по щиколотку. Благо, генератор стоял на бетонной тумбе. Единственной связующей нитью с внешним миром было радио, которое Егор подолгу слушал длинными темными вечерами. Иногда к нему подсаживалась Катерина, но радостные вести с трудовых фронтов и бравурные марши лишь расстраивали ее, а если передавали что-то лирическое, слезы так и лились из глаз. Егор же пытался услышать другое. И хотя в последнее время перестали сообщать о проводимых органами операциях, он знал, эта работа продолжается и никто ничего не забыл.
  Ближе к зиме, в очередном письме, Михей сообщил о необходимости встретиться и назначил время. И хотя в письме больше ничего не было, Катерина всполошилась и тоже засобиралась, но Егор, напомнив ей о больных ногах, велел оставаться дома, заметив, что о чем-то серьезном Михей обязательно бы сообщил. Но сам, едва пересек болото, помчался к условленному месту не чуя ног. Михей немного задержался, и Егор, пока его ждал, извелся не хуже Катерины. После короткого приветствия Михей сразу же приступил к делу.
  - Тут такое дело...- начал он- С ребятами твоими надо что-то решать.
  - Что случилось-то?- позеленел Егор.
  - Да нет!- увидев испуг Егора, замахал руками Михей- С ними все хорошо. Молодцы они, трудолюбивые, ухватистые. Все у них в руках спорится. Именно таких мы должны по жизни вперед двигать, вверх. Линия политическая сейчас такая. Да вот в смысле политики у ребят ваших не все благополучно. Нет, с Олесей все замечательно. В анкетах пишет, что детдомовская, сиротой осталась в младенчестве, отца с матерью не помнит. И с метрикой у нее все в порядке. Записана она на Катерину, а фамилия Катеринина известная- дочь красного офицера. Припомнили ей правда совместное житье с Семеном, только не оформлены ведь они. Нашлись люди, подтвердившие, что старший полицай насильно к ней подселился и под страхом отправки в Германию к сожительству принудил. Так что Олеся, выходит, внучка командира Красной Армии, геройски погибшего за Родину. Ее и в комсомол приняли, скоро на курсы фельдшерские в Минск пошлем.
  - Как в Минск, какие курсы, она же в школе совсем не училась. Чему Катерина обучила, то и есть.
  - Значит, хорошо обучила. В больнице не нарадуются, как она все схватывает, и как с больными по-доброму ладит. А доброе слово, сам знаешь, иногда лучше таблетки. Ничего, выучится. А вот с Митькой закавыка. С анкетами все в порядке, да фамилия твоя цепляет. Хотели его тоже в комсомол принять, документы подготовили, но в горкоме нашелся один зам по пропаганде, что хорошо о деле с поимкой власовца знает. "Не того ли это полицая сын?"-спрашивает. Ему объяснить пытались, но он ни в какую. "Есть более достойные, у которых отцы не пресмыкались перед фашистским отродьем, а жизнь отдали, чтобы от этого отродья землю очистить!". Хочу сейчас парня из помощников в шофера перевести, да как бы при оформлении прав опять чего не вышло.
  - От меня-то что надо?- спросил Егор, хотя уже догадывался.
  - Даже стыдно и сказать- Михей покачал головой- Вроде уже и не 37-ой, а поди ж ты... . Поговори с сыном, пусть откажется от твоей фамилии. Напишет заявление, мол, не желаю носить фамилию предателя Родины, отказываюсь... . А записаться может и на Нюрину. Она тоже как пострадавшая от оккупантов пройдет. Я ему намекнул как-то, но он и слышать не хочет. Жалко, если смолоду парню судьбу исковеркают.
  - Хорошо, поговорю- тяжело выдохнул Егор.
  - Тогда я на днях пришлю Митьку.
  Вечером Егор все пересказал Катерине. Вместе порадовались за Олесю, попереживали за Митю. Видя, как Егор мучается, Катерина не лезла ни с советами, ни с жалостью, понимая, что принятое решение должно исходить только от него.
  Митька приехал через неделю, сильно напугав родителей. Егор занимался прочисткой дренажа на нижнем ярусе, когда туда спустилась испуганная Катерина и сообщила, что у входа в бункер тарахтит машина. Егор быстро поднялся на верх, подхватив из укромного угла карабин, который всегда держал наготове и на лестнице, ведущей к последнему пролету, столкнулся с...Олесей. Увидев отца с ружьем, девушка растерялась, но Егор первым понял глупость ситуации, откинул карабин в сторону и, рассмеявшись, протянул дочери навстречу руки. Катерина, поднимавшаяся следом, заохала в голос от неожиданной радости, принимая дочь в свои объятья. Наверху их поджидал Митяй. Поздоровался с отцом, скупо, по-мужски, обнял мать, и тут же вновь направился к грузовику, стоявшему у входа в подвал, продолжил разгружать какие-то мешки, коробки. Катерина тут же увлекла Олесю на кухню, накрывать праздничный стол, Егор присоединился к сыну. Но прежде чем помочь в разгрузке, спросил, что все это значит. Митяй ответил, что Михей наконец-то разрешил навестить родителей, но не с пустыми руками, а велел прикупить продуктов и даже выделил автомобиль, который в будущем обещал закрепить за Митяем, как тот получит права и станет настоящим шофером. Окинув взглядом коробки и пакеты, Егор возмутился, представляя, сколько это может стоить, но сын успокоил, что купленного не очень много. Все продукты в основном получены от колхоза за хорошие показатели в работе. Помимо продуктов Митяй выгрузил две канистры с соляркой, сказав, что это для генератора и по возможности еще привезет, мол, дядя Михей разрешает. Насчет последнего Егор усомнился, но пока вдаваться в подробности не стал. Заинтересовал его грузовик. Сначала подумал, что заграничный, но прочитав на облицовке возле капота-"Горьковский автозавод", одобрительно покачал головой. Но, видя, как захорохорился сын, демонстрируя возможности машины, слегка уел его, заметив, что и полуторка не хуже. Ох и вскипятился же Митяй.
  Когда собрались за столом, снова пришлось удивляться. Помимо домашних солений-варений и продуктов с огорода здесь были и колбаса и рыба и даже фрукты, да не какие-нибудь яблоки-груши, а самый настоящий виноград и апельсины. Но когда Митяй выставил на стол бутылку коньяка и предложил выпить за встречу, тут уж Катерина не выдержала и задала тот же вопрос, что и Егор часом ранее- о деньгах. Неожиданно всех начала успокаивать Олеся, объясняя, что они с Митей не плохо зарабатывают, откладывали понемногу и вот к этой встрече сложились и потратились на подарки родителям. Однако Егор возразил, что в больнице может кто и получает неплохие деньги, только не санитарки, а в колхозе вообще оплата натурпродуктом. Митяй пробубнил что-то об отсталости от жизни, но тут Олеся вдруг не сдержалась
  - Ну Митя, скажи ты им!
  И тут же осеклась, встретив жгучий взгляд брата. Сразу вспомнилось раннее детство и этот взгляд, когда она по наивности сдавала его с потрохами. Но на этот раз Митяй не стал злиться, лишь коротко бросил
  - Чего уж! Сама начала, сама и рассказывай.
  И девушка рассказала. Председатель колхоза получил новую "Победу"( увидев непонимающий взгляд родителей, пояснила, что это машина), но та не желала заводиться. В гараже уже хотели разобрать ее, чтобы найти поломку, однако Митя проверил проводку, обнаружил неприметный изъян и устранил. Председатель поблагодарил и познакомил Митю со своим другом, у которого тоже машина барахлила. Теперь к Мите иногда приезжают из города, а иногда забирают туда, чтобы он посмотрел машины. И конечно же расплачиваются, кто деньгами, а кто вот так- девушка указала на коньяк и фрукты.
  Когда разлили коньяк по рюмкам и выпили( Олеся и Катерина чуть пригубили), Егор вдруг подозрительно взглянул на сына и качнул рюмкой
  - А ты случаем...?
  - Ты что, пап!- тут же вступилась за брата Олеся- Он же на машине будет ездить, а там пить нельзя.
  - Извини, дочка, но на моей короткой памяти как-то не встречалось непьющих водителей- ответил Егор с улыбкой, но излишнее заступничество отметил.
  Время за разговорами пролетело быстро, настал момент расставания. Оказывается, сюрпризы не закончились. На прощанье Олеся подарила матери теплую шерстяную шаль, Митяй же выставил к уже початой бутылке коньяка две бутылки водки, заметив, что не для пьянства, а на лечение, отцу же преподнес настоящие болотные сапоги. Катерина тут же засуетилась, пытаясь отдариться вареньем из лесных ягод, свежей клюквой. Егор растерялся было, но Митяй сам отвел его в сторону и попросил еще один новенький нож от карабина. И тут Егор вспомнил о просьбе Михея. Спустившись в оружейную, он завел с сыном разговор о смене фамилии, но Митяй и слушать не захотел. На все увещевания и доводы приводил один ответ- "Я своей работой твою фамилию прославлю, а не выйдет, и так проживу."
  Уезжая, Митяй сообщил, что теперь наведаться сможет только зимой, по снежку, но отец строго наказал до весны, пока не просохнет, не появляться, чтобы не оставлять следов, явных и скрытых. И с грустной улыбкой добавил, что им с матерью заботы с перепрятыванием, как беглым каторжникам, не нужны.
  После отъезда детей Егор рассказал о неудавшемся разговоре с Митяем. Катерина долго молчала, наконец ответила
  - Может это и правильно. Парень упорный. Что, если и в самом деле отстоит твою фамилию честным трудом, да и знакомствами себе поможет. Слышал, что Олеська о нем говорила.
  - Слишком много она о нем говорила- нахмурился Егор- Будто и нет других парней, все "митя да митя".
  - Это ж хорошо, сестра о брате волнуется- всплеснула руками Катерина, но вдруг осеклась- А и впрямь!
  Но тут же опровергла себя, заявив, что "они еще дети", и принялась убирать со стола.
   * * *
  За повседневными заботами зима пролетела довольно быстро. К тому же к развлечениям теперь, помимо радио, добавилось чтение старых , послевоенных газет и журналов, большое количество подшивок которых Митяй привез последний раз. Часто возникали жесткие споры из-за отдельных статей, но когда у одного из спорщиков заканчивались аргументы, проигравшая сторона заявляла, что газета давно устарела и статья- давно прошедший день. Кроме того, Егор стал больше времени уделять большой тетради, записывая туда все важное, что память извлекала из глубин прошлого. Катерина, кутаясь в дочкин подарок, сначала посмеивалась, потом и сама стала делиться воспоминаниями.
  Весной, когда лесные тропы просохли, на болото приехал Митяй на велосипеде, который одолжил у приятеля. Привез полный рюкзак всяких нужных мелочей, передал письмо от Олеси из Минска. Сам же явно был чем-то взбудоражен, хотя пытался скрыть это. Катерина тут же вслух прочитала письмо от дочки, порадовалась ее успехам в учебе. Егор заметил, как поморщился Митяй при упоминании учебы. Тут же спросил
  - Ты, что, не рад, что сестра хорошо учится?
  Да пусть хоть академиком станет, но мне-то зачем? Я и без учебы во всех железках лучше других разбираюсь- и Митяй рассказал, что у него пока ничего не получилось с шоферством. Чтобы сесть за руль, нужно иметь семь классов образования и водительские курсы. И, если с курсами вопрос решился, Михей посодействовал, с образованием были проблемы. Михей и здесь помог- записал его в школу рабочей молодежи, но учеба у Митяя не заладилась с самого начала. Писать и читать он еще как-то мог, но такие предметы, как история, география, даже литература, не давались совсем. В математике справлялся только с простыми числами, дроби и прочие алгебраические сложности были для него темным лесом.
  Егор заметил, что надо было раньше с Олеськой лучше заниматься, когда мать их обучать пыталась, а не в гараже прятаться, на что Митяй только бычился.
  - Пойми, батя- объяснял сын отцу- Ну знаю я, что Кутузов французов побил на Куликовом поле(Катерина усмехнулась, прикрывшись ладошкой), и что Сталин с Жуковым Гитлера свалили, но зачем мне знать, что какой-то Людовик 18-тый угнетал этих французов, а Генрих 17-тый- немцев. Значит плохо угнетали, раз они все равно к нам лезли(Катерина уже в открытую качала головой). И откуда я могу знать, что за луч света увидела Катерина в темном царстве. Может там машина с включенными фарами ехала( тут хмыкнул уже даже Егор)
  - Ну, вот что, сын- придал голосу строгости Егор- Я конечно над тобой с указкой стоять не могу, но если хочешь чего-то добиться, терпи, но учись. Иначе, так и просидишь в гараже, весь в масле и в мазуте, а другие, которые в технике может и хуже тебя разбираются, но знают, чем Людовик от Генриха отличается, будут в чистых пиджачках на чистых машинах по белому свету ездить.
  И хотя расставание на этот раз было прохладным, Егор отметил, что его слова зацепили сына.
  За все лето Митяй навестил родителей лишь однажды, да и то в спешке, сослался на занятость в учебе. Передал еще два письма от Олеси и обещал заглянуть при первой же возможности. Такая возможность представилась только осенью, когда они вновь прибыли на машине вместе с сестрой. Снова при встрече было много радости, но от Егора не укрылась тщательно скрываемая озабоченность Митяя. Он отметил это, когда, отправив женщин накрывать стол, остался помочь разгрузить машину. Помимо нескольких пакетов с продуктами, и трех канистр с топливом, в кузове лежали две широкие тесины, скрепленные между собой. Егор усмехнулся, напомнив шутку о поездке в лес со своими дровами, но Митяй шутки не принял, задумчиво промолчав.
  За столом больше говорила Олеся, рассказывая об учебе, о том, какой большой и красивый город Минск. Катерина с печалью заметила, как наверное трудно в большом городе одной, без родительской помощи, на что девушка ответила, что просто так не сидела, подрабатывала уборщицей, да и Митя ей помогал, несколько раз присылал деньги от своих внеплановых ремонтов.
  - Каких ремонтов?- всплеснула руками Катерина- А как же учеба?
  - А вы что, не знаете?- удивилась Олеся и, игнорируя предостерегающий взгляд Митяя, продолжила как ни в чем не бывало- Митя еще летом починил машину самому заведующему РОНО и тот помог ему уладить вопрос с учебой.
  Теперь Егор с Катериной удивленно переглянулись, а девушка между тем продолжала щебетать.
  - Да и дядя Петя здорово помог. Меня после учебы направили в наш город, в поликлинику, на практику, так он предложил жилье.
  - Откуда же жилье!?- снова удивилась Катерина- Был домик в заозерном хуторе, так во время войны хутор спалили. Михей говорил, что нет там ничего, поросло все бурьяном.
  - Да, отстали вы здесь от жизни- вступился в разговор Митяй- Дядю Петра давно уже в райком перевели, начальником строительства по району назначили, квартиру в городе дали. Только он постоянно в разъездах, по объектам всяким, в командировках. Квартира пустая. Вот он Олеське и предложил, чтобы за тридцать верст не мотаться. И тебя, мать, тоже, кстати, звал.
  Может Егору показалось, но в этом Митяевом "мать" он уловил чувство зависти и ревности к себе.
  - А что, мам- подхватила и дочь- Дядя Петя говорил, это в поселке все друг-друга знают, а в городе сейчас народу прибавилось, много молодежи. Люди живут в одном доме, даже в одном подъезде и не знают, кто у них на другом этаже в соседях. Да и больница хорошая, подлечишься.
  - Спасибо, дети, только отвыкла я от людей, да и за хозяйством надо присматривать. Так что мы с отцом уж как- нибудь здесь свой век коротать будем- маленькая ладонь Катерины мягко легла на мозолистую пятерню Егора.
  - Может и вправду, мать- Егор накрыл свободной рукой тонкую кисть Катерины- Подлечишься, мир поглядишь. Думаю, за месяц другой от хозяйства не убудет.
  Женщина лишь тихо покачала головой. Повисла грустная пауза, но и здесь Олеся не выдержала, опять затеяла новый разговор
  - Ой, а вы знаете, что недавно с дядей Прохором случилось. Его в милицию забирали. Митя, расскажи!
  Видя, как отец с матерью застыли от неожиданности, Митяй не выдержал, хлопнул в сердцах по столу ладонью, сердито произнес
  - Ну, треповня ты, Олеська.
  - Так ведь весь поселок про это говорит- поджала губы девушка.
  - Ну, ты матери расскажи пока, о чем весь поселок говорит, а мы с батей пойдем на свежий воздух, покурим.
  Егор с Катериной вскинули от неожиданности головы, но взгляд Митяя был так настойчив, что Егор поднялся вслед за сыном.
  Когда присели на лавочке возле входа в убежище, Митяй и впрямь достал пачку "Беломора", вскрыл край со стороны мундштуков и, стукнув пачкой по ребру ладони, ловко выщелкнул на половину две папиросины. Протянул отцу. Егор никогда не курил, если только по малолетству баловался. Когда же в егеря подался, напрочь об этой напасти забыл, помня присказку деда-" в лесу чадить, голодным быть. Табачная вонь дичь на версту распугивает". Вот и сейчас только покачал головой. Сын же вытянул одну, пристукнул мундштуком по тыльной стороне ладони, ловко замял конец под пальцы, хотел уже сунуть в рот, но передумал. Бросил на землю, придавил сапогом. Понимая, что сын борется сам с собой, Егор подтолкнул
  - Давай, выкладывай!
  - Понимаешь, бать, тут такое дело- Митяй поерзал на лавочке и, наконец решился- Прошку действительно забирали, только не менты. "Гэбэшники". Приехали на серой "Волге", я в первый раз такую машину увидел, и увезли.
  - Значит опять старое за ним вспомнили- Егор осунулся- Сколько же можно?
  - Мы тоже так думали, только все по другому вышло- Митяй вдруг улыбнулся и начал рассказывать историю Прошки.
  Как известно, в Москве летом 57-го прошел международный молодежный фестиваль. В столицу понаехали студенты из разных стран мира. Но Москва далеко, а и на окраинах органы не дремлют. Еще раз взяли на заметку неблагонадежных, а совсем ненадежных под разными предлогами задержали и куда-то вывезли. Думали и Прошка попал в последнюю группу, когда его забирали. Однако, не прошло и трех дней, как Прошка вернулся. Приехал на такси, важный, в новом костюме. Домой гостинцев привез, сожительнице обновки, соседям подарочки. Продуктов всяких городских приволок. Все с расспросами. Прошка же, хоть и дразнили его глупым, всегда в разуме был, а тут, как будто и впрямь дурак, какие-то небылицы рассказывает, и все время твердит-"Она мне клюзивную вещь подарила, а я отказался". Только Митяю, как лучшему приятелю, рассказал, что было на самом деле.
  Привезли Прошку в особый отдел и стали расспрашивать о прошлой жизни, особенно про службу в полицаях. Он рассказал все честно, и о том, как люди за него поручились, благо, бумаги все были подшиты, и о том, что весь срок полностью за свои дела отсидел. Тут его спрашивают о родственниках за границей, он начинает смеяться, тогда ему называют фамилию и имя одной иностранки. Фамилия английская Прошке ничего не сказала, но вот имя вспомнилось- Марта. Рассказал о немце- коменданте, о его дочери, совсем ребенке, страдавшей припадками и которую он, Прошка, часто от этих припадков спасал, и даже от смерти. Чекисты долго раздумывали, благо, из предварительных опросов поняли некую своеобразность опрашиваемого, наконец решили разъяснить причину вызова. Оказывается, названная немка-англичанка прибыла вместе со своей делегацией на фестиваль и попутно захотела побывать в местах незабываемой памяти детства и даже навестить того самого Прошку. Конечно же бдительные органы пресекли эти действия, объяснив наивной иностранке невозможность такого поступка. Женщина оказалась благоразумной, но заявила что хочет отблагодарить человека, очень много сделавшего для нее в свое время- официально, на законных основаниях преподнести подарок. Чекисты не возражали, но узнав, что за подарок готовит иностранка, растерялись. Подарком оказался спортивный мотоцикл немецкой фирмы "БМВ" еще довоенной сборки. Женщина объяснила, что машина ей досталась от недавно умершего дяди, в прошлом известного спортсмена, принимавшего участие во многих международных соревнованиях и, из-за незначительности серии действительно являлась эксклюзивом. Перед чекистами возникла дилемма. Если бы подарок поступил из западной, капиталистической страны, его завернули бы обратно, объяснив идеологическим постулатом типа-"советские люди не нуждаются в подачках загнивающего империализма". Но дама не была глупа и оформила дарение через посольство дружественной, социалистической державы, к дипломатическому корпусу которой был приписан ее муж. Но на "клюзивную вещь" уже положили глаз заинтересованные люди "сверху". Для полного соблюдения законности требовалось вабить отказ у законного получателя. Прошку долго "обкатывали". Сначала на идейно-моральном уровне, мол, не пристало ему, испытавшему на своей шкуре всю изуверскую подлость фашистского империализма, с трудом перекованному и вкусившему благ светлого социалистического будущего, где у каждого будет всего и помногу, принимать нищенские подачки от тех, кто в это будущее не верит. Однако Прошка либо не понимал по своей глупости этих заумных фраз, либо "включил дурака". Наконец, после недолгих уговоров стражи чистоты рядов перешли к открытым угрозам, напомнив презренному червю, кто он есть, откуда ему позволили выползти, и куда с легкостью затолкают обратно, если он не будет сговорчивым. Прошка понял, что дальше упираться не стоит, но, видимо где-то почуял слабину. Он пояснил, что подпишет бумагу об отказе, но хотел одним глазком взглянуть на подарок и хоть что-то получить взамен. Чтобы люди дома не говорили о нем снова плохо, а видели, что советская власть на него зла не держит и даже что-то дает, пояснил он. Один из особистов, молодой лейтенант, посчитал этот довод Прошки столь наглым, что чуть не заехал ему по зубам, собираясь силой заставить этого плебея подписать бумаги. Во- первых, показать подарок он не мог- мотоцикл уже ушел по назначению; во-вторых, давать что-то от себя он не привык. Но второй чекист- пожилой капитан, оказался мудрей. Он напомнил молодому, что времена "бериевщины" давно прошли и что теперь иногда голос народа пробивается до самых верхов. Зачем им всякие нехорошие разговоры, которые действительно куда-то могут дойти, когда все можно решить по-хорошему. Похлопав Прошку по плечу, капитан пояснил, что подарок еще на границе и пересылка его- очень долгий и сложный процесс. От себя же он, капитан, проводит Прошку в специальный магазин-распределитель, где тот может купить что нибудь из продуктов, а так же подарки для себя и своих близких.
  Когда Прошка, загруженный под завязку, вышел из распределителя, лейтенант поинтересовался, в какую сумму капитану обошлась благотворительность, и даже присвистнул от удивления, услышав цифру. Капитан лишь усмехнулся, остановил такси и, посадив Прошку, приказал таксисту доставить внештатного сотрудника по названному адресу. Последние фразы, которые произнес капитан, Прошка хоть и расслышал, но так до конца и не понял-" Этому дурачку столичный сервелат и цивильные шмотки из нашего спецмагазина навсегда светлым пятном в его серой жизни отложатся. Он еще долго добрым словом советскую власть в лице наших органов будет вспоминать. А тот папик заплатит впятеро, как увидит отказную бумагу с подписью. Ему для сыночка ничего не жалко."
  - Знаешь, бать- Митяй достал вторую папиросу, принялся разминать ее в пальцах- Прошка хоть и хорохорится, мол, "зачем такие подарки, чтобы я с ними делал", но когда он повторял-"все-таки вспомнила меня, моя девочка", я видел его лицо. Он плакал. Вот я и подумал, если все-таки мы сделаем ему подарок. Наш мотоцикл в ангаре ржавеет. Его помыть, отчистить, покрасить, от нового не отличишь. С дедом Михеем я договорился, он мне свой сарай под мастерскую отдал. Погрузим мотоцикл в грузовик, укроем брезентом. Я его вечерком завезу во двор, сгружу в сарай и буду потихоньку заниматься. А потом прикачу Прошке как подарок от его Марты. Хочется ему приятное сделать, а то все только дразнятся да насмехаются.
  - Но что скажут в поселке?- Егор в раздумье почесал переносицу.
  - Так никто ничего толком не знает. Только завидуют да говорят, что Прошка отказался из страха, что его за эту немку опять посадить могут. Да и глупый он, чтобы какие-то бумаги оформлять. Вот был бы знающий человек, как дядя Петр, например, он бы все вопросы решил. А как из себя эта немецкая техника выглядит, никто не представляет. С дядей Петром я поговорю, он наш покрашенный подарок как новый представит. Никто ничего и не поймет.
  - Только, видишь ли, Митя, Прошке этот подарок и правда ни к чему. Тогда, во время войны, когда эта Марта появилась здесь, у нее случались припадки, и Прошка действительно как-то спасал ее. Комендант всегда в таких случаях посылал за ним свою охрану на мотоцикле. Они привозили его, он делал дело и шел на службу. Но охранники всегда заставляли мыть мотоцикл, издеваясь, что немецкая техника плохо переносит славянскую вонь. Марта, выходя на улицу, часто видела как он старательно натирает этот драндулет, улыбаясь ей. Наверное поэтому и решила, что Прошке нравятся мотоциклы. Но он не умеет ладить с техникой, даже немного ее боится. Но, с другой стороны, он ведь еще молодой, вдруг на подарке от своей Марты да и захочет прокатиться. Если к тому же ты его обучишь. Тебе он доверяет- Егор хлопнул сына по плечу.
  - Значит ты не против- Митяй с облегчением сунул папиросу в рот.
  - Насчет этого- Егор вынул папироску у сына и бросил под ноги- Против.
  - Ну, этот вопрос решаем- ухмыльнулся Митяй, пряча пачку в карман и показывая пустые ладони, и направился к грузовику устанавливать подготовленные тесины для погрузки мотоцикла.
  Недели через три Митяй прикатил на болото на новеньком... мотоцикле. Однако Егор сразу узнал технику, хоть все фашистские символы были с нее выскоблены, железки отмыты, натерты, покрашены. Усмехнувшись, покачал головой, вопросительно глянул на сына, что, мол, не понравился подарок. Митяй рассказал, что сделал все, как задумал. Пока доводил мотоцикл до ума, сумел переговорить с Петром. Тот над идеей посмеялся, но не отказал, ведь слух о Прошкином похождении продолжал гулять со всякими прибавлениями по всему поселку. Придумали байку с оформлением бумаг. Мотоцикл к дому Прошки даже на грузовике подвезли, будто бы со станции( это уже Петр подсказал). Ох, что тут началось. Собрался весь поселок на подарок посмотреть. Глазели, трогали: наивные- с восхищением, понимающие- с подозрением. Не обошлось без жгучей зависти и ядовитых усмешек, но все же большинство порадовалось за Прошку. Ближние соседи, самые нетерпеливые, тут же решили это дело обмыть. Мужики скинулись на вино и нехитрую закуску, женщины быстро сообразили стол, принесли свои заготовки, у Прошки-то от чекистских щедрот уже ничего не осталось. После выпитого появились герои опробовать технику в деле. Но Прошка никому не доверился, велел позвать Митяя.
  - И знаешь, что странно, батя- продолжал рассказ Митяй- Все стояли, улыбались, но только я завел мотор, да проехал кружок, все старшие, кто там был, замерли и улыбаться перестали. Многие, кто прокатиться хотел, передумали, а бабка Лукерья своего внучка даже из люльки вытащила и домой увела.
  - Слишком многое, сынок, у людей с этим связано. Немцы, почитай, всю войну на этой технике по нашей земле разъезжали. И грабили, и людей увозили без возврата. Затарахтит вот такая колымага у калитки, человек в страхе трясется, потому как добра от седоков, на ней прибывших, ждать не приходилось.
  - Вот дед Михей так и объяснил, он там тоже был. Как я мотор запустил, он и говорит, мол, у германцев вся техника на один манер работает, что при фашистах, что при коммунистах, никак не перестроится.
  - Надо же, не побоялся такое сказать. Это он тебя выгораживал. Ему-то этот звук ой как знаком. Ну а что Прошка?
  - Прошка на следующий день меня позвал. "Я этот мотоцикл- говорит- из тысячи узнаю, столько раз мыть и тереть приходилось. Хоть ты его золотом-серебром намажь. Спасибо, но мне он не нужен. Хочешь- говорит- отгони туда, где взял, где дядька твой, Семен его спрятал, а хочешь, сам катайся. Я напишу бумагу в твою пользу, дядю Петра попросишь, он оформит, и рули. Ты молодой, у тебя на нем памяти нет, а я не могу." Так что теперь могу я его как свой собственный использовать, по законному праву.
  - Не боишься, что те, на серой машине, сюда опять приедут, да учинят разбирательство.
  - Тогда у них свой интерес был, а сейчас они уж и дорогу сюда забыли. Да и выправили мне уже документы на него. У нашего участкового приятель в автоинспекции работает. Я у него как-то машину чинил...
  - Ох Митька, ну, смотри!!
   * * *
  Следующий год после зимнего застоя начался в относительном благополучии и спокойствии. Митяй, имея теперь под рукой собственную технику, стал появляться на болоте почаще, иногда привозил из города Олесю(после практики ей нашлось место в городской поликлинике- Петр посодействовал.) Неожиданно настойчиво и дочь и сын навалились на родителей с просьбой выехать посмотреть "большой мир". Олеся заметила матери, что дядя Петя очень хотел повидаться, и мог бы оказать посильную помощь. Митяй сообщил, что уже отыскал и опробовал лесную тропу, ведущую в объезд поселка и ближних деревень к прямой дороге до города, так что опасения встретиться с кем-то знакомым, самые незначительные. Однако Егор отказался наотрез, заметив, что много в округе еще людей с острым глазом и хорошей памятью, как у Прошки, или Михея. Те, вон в Митяе сразу углядели Егоровы черты, а уж самого Егора и подавно опознают, благо он почти не изменился, разве что седины да морщин прибавилось. Но по поводу Катерины принял сторону детей. На все ее препирательства неожиданно заявил, что даже если кто ее и признает, можно сказать, что честно отбывала ссылку в далеком сибирском поселении, там и осталась, но дочь послала запрос, отыскала, привезла домой, подлечиться. И напомнил одну радиопередачу, где рассказывалось о чем-то подобном. На том и порешили. Однако сборы затянулись. То Катерина никак не могла подобрать платья из своих запасов, пока дочь не помогла ей в этом, то что-то забывала по мелочи, то сетовала на плохое самочувствие и предчувствие, пока Егор чуть ли не силой усадил ее в люльку мотоцикла, всунул узелок с вещами и даже придержал за плечи, когда та пыталась вылезти, вспомнив об очередной забытой мелочи. Как мог, успокоил.
  - Ну что тут может случиться за две недели?- усмехнулся он, поглаживая жену по руке- Дом постерегу, морковку с капустой полью, даже кота покормлю, как этот пропащий заявится.
  Все заулыбались. В последнюю прошлогоднюю ездку перед зимой Митяй привез маленького котенка, "для увеселения души", как он пояснил. Тот вырос в здорового сибирского зверя с таким же своенравным характером. Сразу же решил, что он не домашняя игрушка, а полноправный лесной житель. Поэтому по теплу, осваивая свои владения, кот часто пропадал то на день, то на два, но неизменно возвращался, и всегда с какой- нибудь мелкой добычей. Взамен же требовал домашней, более привычной еды, и позволял себя немного поласкать.
  - Сам смотри не потеряйся- Катерина улыбнулась вместе со всеми, тихонько вздохнула и, наконец, дала команду к отъезду.
  Но вместо задуманных двух недель, Катерина выдержала только одну. Егор возвращался с дальнего болота, где охотился на уток, когда увидел у бункера мотоцикл и Митяя, курящего на скамейке. Приметив отца, сын приподнялся, но вместо того, чтобы подойти поздороваться, заглянул в дверной проем подвала, что-то крикнул вниз и , напустив на себя таинственности, замер у входа. Егор уже приблизился на десяток метров и хотел что-то сказать о невоспитанности сына, когда в проходе сначала возникла Олеся, такая же таинственная, затем, картинно переступив порог, появилась Катерина. Егор выронил ягдташ с дичью, слова застряли в горле. Модная, красивая прическа, яркое шелковое платье с открытым горлом и короткими рукавами, модельные туфли делали женщину неотразимой. Преодолев ступор, Егор с трудом произнес
   -Если бы в тот первый раз, когда мы пришли за приемником, ты была не в телогрейке а вот в этом, мне пришлось бы стреляться с Семеном и убить его, иначе он бы не уступил.
  Катерина вдруг потемнела лицом и, развернувшись, опрометью бросилась вниз. Следом за ней в растерянности метнулась дочь. Митяй со всего маха плюхнулся задницей на скамейку и от боли процедил сквозь зубы
  - Ну, батя, ты и осел!
  Вскипевшая в Егоре злость тут же угасла, он понял, что сын прав. Подошел, присел рядом, понурился. Помолчал, взглянул на папиросу, дымящуюся в руках у Митяя и невпопад спросил
  - Неужто не заметила?
  - Ну теперь-то уж конечно- с иронией произнес сын, но проследив взгляд отца, бросил окурок, вдавил в землю, ухмыльнувшись- Ты вот о чем!
  За ужином, пока угощали Митяя и Олесю и отмечали удачный выход "в свет" Катерины, вроде бы произошло замирение. Но едва Егор спросил о досрочном возвращении, тут же ощутил некоторую напряженность. Катерина конечно объясняла, что отвыкла от такого количества людей, от шума и городской суеты и, не выдержав этой суматохи, сбежала, но что-то не договаривала, да и Митяй иногда хмурился невпопад. Проводив детей, Егор удержал за руку Катерину, надумавшую спуститься вниз, прибрать со стола, усадил на скамейку, присел рядом. Уже облаченная в свой повседневный наряд, кутаясь в теплую шаль, она выждала несколько минут молчания и первой начала разговор
  - Вижу, о чем-то думаешь, хочешь спросить, спрашивай!
  - Сегодня при встрече я уже схлопотал одного "осла" от сына, не хочется получить еще одного.
  - Митя обозвал тебя ослом? И ты позволил так грубить отцу!?
  - Самое обидное в том, что он прав. Не стоило мне начинать...
  - Ты не при чем- оборвала Катерина- Просто мне уже напомнили о Семене.
  - Петр?
  - Он приехал на второй день, как узнал. Сводили меня с Олеськой в магазин, приодели. Потом пригласил в театр, в ресторан, показал город. Потом начались рассказы, воспоминания, уговоры. Приходил каждый день, куда-нибудь приглашал и говорил, говорил: как у нас все может быть хорошо, что Семен бы все понял, что ты..., вообщем я не выдержала и сбежала.
  - А как же Олеся, что, если он откажет ей в помощи...-Егор пристально взглянул в лицо Катерины
  - Петр не такой. Он не изменился. Всегда был правильным. Если обещал помогать нашим детям, значит так и будет. А вот я стала другая- Катерина осторожно высвободила свою руку и вдруг резко переменила тему разговора- А я ведь и тебе новый костюм привезла, а еще, вот.- с этими словами она протянула ладонь, на которой лежали...очки.
  - Это еще зачем?- удивился Егор- Я пока на зрение не жалуюсь, даже уток стреляю.
  - А меня подвал совсем добил. В постоянном сумраке, при тусклой лампочке: ни нитку в иголку вдеть, ни почитать. Но с очками вроде лучше.
  - Вот, оказывается, как все просто, а я этот вопрос по другому решить хотел- усмехнулся Егор.
  Катерина удивленно вскинула голову, Егор поднялся, поманил ее за собой.
  В нескольких десятках метров от бункера, на взгорке возле огорода был расчищен небольшой участок. Кусты вырублены, деревья спилены, по углам вбиты колышки. Чуть в стороне лежало несколько ошкуренных бревен.
  - Решил я, Катя, дом ставить, да выбираться из норы на солнышко. И впрямь, темнота надоела.
  - Да как же ты один, да ведь тяжело- охала Катерина оглядывая поляну.
  - Почему один. Вон, Митька, какой бугай вымахал, в плечах раздался, в руках сила чувствуется.
  - Так силу он к армии накачивает, через год срок ему выйдет на службу, вот и старается, гири, железки ворочает.
  - Ничего, за год многое можно успеть, а чуть останется, так сам я не без рук, дострою домишко. Главное- захотеть.
  Уже поздно вечером, в постели, Катерина вдруг снова вернулась к утренней теме, неожиданно спросив
  - Неужели стал тогда из-за меня с Семеном стреляться, если б не в телогрейке да грязном платке была.
  - Может, потом, и стал бы, но сначала снова в телогрейку и платок обрядил, чтобы от немчуры глаз отвести.
  - Но ведь ты ж меня сразу раскусил, Семену и невдомек было. Почему уступил?
  - Верно, Семен не разглядел тебя по неопытности, Так и я допустил промашку, по излишней подозрительности. Посуди сама; умудренная многими годами жизни баба ведет себя с двумя взрослыми мужиками как наивная молодая девка. Тут одно из двух: Либо эта мудрая женщина задумала серьезную игру, как заманить и извести ненавистных гостей и в случае чего, самой пойти на любую крайность, либо под личиной старухи действительно скрывается молодая неопытная девчонка. Я выбрал второе и чуть не поплатился- Егор, усмехнувшись, потер темя- Здорово ты меня тогда. Разозлился я на тебя, дурой деревенской посчитал, мол, люди помочь пришли, а она не понимает, с утюгами кидается. Потом, когда хорошенько подумал, все понял, да уж поздно было, Семен тебя разглядел. Да и ты его уж подметила.
  Катерина ничего не сказала, лишь плотнее прижалась к Егорову плечу. Незачем ему было знать, что на переходе от ненависти к симпатии в отношении Семена с ней произошел болезненный надлом, и случился он в тот момент, когда тяжелая рукоять нагана перекочевала из руки Семена в ее ладонь.
  Митька, как узнал про строительство дома, сразу загорелся. Вскоре приехал на грузовике, привез кое-что для строительства и несколько здоровых валунов, под углы будущего дома. Сказал, что знакомый экскаваторщик помог их погрузить. Выгружать же пришлось вручную, для облегчения поставив машину на взгорок, чтобы кузов был под уклоном. Тут же, машиной, растащили камни по размеченным точкам, установили, выровняли. Митяй заявил, что и бревна для сруба он будет сволакивать техникой- простаивающим в ангаре вездеходом. Егор было воспротивился, но уступил напору сына. В очередной раз, уже на мотоцикле, Митяй привез гвозди, скобы и еще кое-какой металл для стройки. На сей раз отец заволновался, остановил сына, вытаскивающего ящик со скобами из люльки, спросил, откуда такое богатство. Митяй объяснил просто, что за поселком строится большой коровник, да и в самом поселке начинается строительство нового многоквартирного дома, так что на складах сейчас материала под завязку.
  - Неужто украл!?- возмутился Егор, но Митяй, ухмыльнувшись, махнул рукой.
  - Зачем красть, прораб сам мне все погрузил, и всего лишь за две бутылки водки.
  - И что, ваш прораб не боится, что в НКВД припишут ему "врага народа" за расхитительство, да отправят в Сибирь на долгие годы.
  - Эх, отстал ты, батя, от жизни. Нет уже твоей "энкаведе". А хищениями у нас участковый занимается, только он сам что-то строить начал, частенько к прорабу обращается. Да и какое это хищение, если на складе все валом лежит, без учета.
  Егор лишь глупо хлопал глазами, осознавая одно- между той жизнью, что помнил он, и той, которую знает сын, непреодолимая пропасть.
  Стройка кипела до поздней осени. Очень выручил вездеход. Им и сволакивали бревна, и затаскивали их с помощью лебедки наверх. Одним словом, к первому снегу сруб с небольшим пристроем и со стропилами стоял вготове. Митяй хотел последним рейсом привезти досок на обрешетку, но Егор запретил. Пояснил, что зимой ему все равно нечего делать, вот и будет распускать на плашки молодые сосенки, которых они заготовили с запасом, да колоть щепу для крыши. Но все же сын приехал. Привез короб со стеклом и несколько брусьев с выбранной четвертью и пазами, для оконных и дверных коробок. Стекло, несмотря на убожество дороги, сохранилось в целости. Егор побурчал для проформы, но остался доволен. Рамы и косяки он еще мог изготовить сам, но достать стекло на болоте было не в его силах.
   Весной, едва дождавшись, пока просохнут дороги, Митяй появился на болоте, и оторопел от увиденного. Дом стоял полностью готовый, поблескивая чистыми стеклами окон и неестественной белизной дверей. Крышу, сверкая чистотой свежеструганного дерева, плотными рядами покрывала дранка. Митяй даже залез на крышу, чтобы подивиться плотности и чистоте подгонки деревянных брусков.
  - Что ж ты, батя, поторопился!- восхищенно воскликнул он- Я бы шиферу заказал.
  - Ничего, мы по старинке- Егор был доволен произведенным на сына эффектом- Вот печку обмажем, просушим, камешков поровней на трубу подберем, тогда и перебраться из наших казематов можно.
  В следующий заезд Митяй привез отцу немного кирпича, чтобы выложить печную трубу и готовой побелки.
   * * *
  Где-то к концу лета Катерина обратила внимание Егора, на то, что с детьми что-то не так. Тот пожал плечами, мол, все в порядке, но жена не отставала.
  - Ты увлечен стройкой, поэтому ничего не замечаешь, а я вижу- упорствовала она- Мрачный Митька какой-то, неразговорчивый.
  - Так, ему этой осенью в армию, вот и серьезным стал- напомнил Егор- Друг его отслужил, весной вернулся, страстей порассказывал.
  - Вот-вот, сразу после той встречи с синяком заявился. Хорошая видно была встреча.
  - Ну что ж, парню теперь и не подраться. К армии готовится: силу тренирует, характер закаляет.
  - В драках? Пугает меня это. И Олеська почему-то давно не приезжала. Митька говорит, что работы у нее много, да только не договаривает чего-то.
  - Одичала ты, мать, в лесу совсем, все тебе мнится- пошутил Егор, но в душу закралось сомненье. Дочь действительно не приезжала в последние два заезда с Митяем, а ведь всегда спешила навестить мать. В следующий заезд Егор попытался вызвать сына на разговор, но Митяй замкнулся и, сославшись на занятость, заторопился домой. К тому же заметил, что ему показалось, будто кто-то пытался отследить его маршрут. Егор тут же переключился на эту проблему. Прежде чем сыну выехать с болота, он сам перебрался на другую сторону дороги, обследовал большой участок прилегающей местности и, не найдя ничего подозрительного, дал сигнал на выезд. Коротко распрощавшись с сыном, присел на замшелый камень передохнуть. Посидев минут десять, уже поднялся идти назад, как вдруг незнакомый голос окрикнул его
  - Постой...-те, Егор, не знаю твоего отчества!
  - Павлом отца моего кликали- произнес Егор, медленно поворачиваясь. Рука сама поползла под полу пиджака, где на ремне брюк был неизменно пристегнут штык-нож.
  - Не надо оружия, я просто поговорить- незнакомый собеседник верно предугадал действия Егора.
  Наконец тот его увидел. Невысокий, крепко сбитый мужчина в цивильном, совсем не для леса костюме. Руки свободны, опущены вниз. Егор тоже опустил свои, внимательно разглядывая незнакомца. Он никогда его не видел, но что-то подсказывало, что хорошо знает.
  - Петр?
  - Верно! Семен всегда подчеркивал твою проницательность.
  - Что ты хотел мне сказать, или, вернее, не мне- Егор не принял похвалы.
  - Мне срочно нужно поговорить с Катериной.
  - Что срочно, вижу, в таком виде на болото погонит только нужда. Но ведь Катерина своим уходом кажется все объяснила.
  - Скорее уж бегством- Петр направился к валуну, с которого только что поднялся Егор, сел прямо на мшистую поверхность, вытянув ноги в модельных , заляпанных грязью ботинках-. Я случайно увидел, как Митька покатил в лес, поэтому некогда было переодеваться. Но он все-таки улизнул, моя же машина застряла в кустах в пяти километрах отсюда. Я шел на звук мотора, потом все стихло, потом снова заработал мотор. Еще немного и я не застал бы тебя, но мне необходимо поговорить. Не о себе, о ваших детях. Если бы это было не важно, я не пришел бы сюда, не стирал ноги этой обувкой. Но мне не безразлична судьба ваших детей, особенно Олеси, сам понимаешь.
  - Хорошо, идем, только...- Егор кивнул на костюм Петра- Болото.
  - За тряпки не переживай, дело наживное- Петр тяжело поднялся- А я привыкший, почти всю войну здесь просидел.
  Появление Петра напугало Катерину. Сидя на крылечке нового дома, надев очки, она читала привезенный Митяем журнал, но при виде Петра вздрогнула и, едва сдержав истеричный вскрик, глухо буркнула на Егора
  - Зачем ты его привел?!
  - Говорить с тобой хочет- Егор, как ни в чем не бывало присел рядом.
  - Я уже все сказала!- женщина отложила газету, тяжело поднялась. Вспомнила про очки, смутилась, тут же сняла их, пытаясь спрятать в руках.
  - О наших детях говорить- Егор забрал у жены очки, сунул в нагрудный карман пиджака.
  Катерина побледнела, засуетилась, стала пятиться в избу, распахнула дверь и, непонятно к кому обращаясь, пригласила
  - Да-да, пусть заходит.
  Петр, которого удивление не покидало с того момента, когда он в своих модных штиблетах шагнув вслед за Егором в страшную "Марьину топь", ощутил под ногой вместо гиблой трясины твердый камень дороги, и до той минуты, пока не оказался перед Катериной, вдруг оробел
  - Может здесь...?
  - Серьезные разговоры за столом разговариваются, тебе ли, начальнику, не знать- Егор вроде бы дружески хлопнул Петра по плечу, в тоже время подталкивая вслед за женой.
  В доме, за столом, скинув украдкой напрочь раскисшие ботинки и разминая затекшие ноги, Петр долго собирался с духом. Катерина собрала ужин и уселась напротив, нервно комкая край скатерти. Егор остался в дверях, облокотившись о косяк, выждал несколько мгновений тишины и растущего напряжения и наконец кивнул Петру
  - Не томи, выкладывай!
  Петр с трудом поднял взгляд на Катерину
  - Олеся беременна...
  Катерина нервно сжала скатерть, потянув на себя. На пол упала вилка.
  -... От Митьки!- закончил фразу Петр.
  Локоть Егора соскочил с косяка и он, не удержавшись, приложился щекой об угол дверной коробки.
  Шок продолжался недолго. Наконец посыпались вопросы, сначала робкие, недоверчивые, затем жесткие, требовательные. Петр пояснял подробно- Олеся, прижатая обстоятельствами, вынуждена была все рассказать.
   Отношения с противоположным полом у ребят не складывались первоначально. С детства воспитанные в братско-сестринской взаимосвязи своего замкнутого мирка, они многого не понимали в новых устоях "большого мира". До Митяя не доходило, зачем девчонки, прежде чем познакомиться, начинают "строить глазки", произносить ничего незначащие фразы, вместо того, чтобы напрямую задать вопрос, или попросить что-то сделать, как поступали мать и сестра. Олеся тоже не понимала, зачем парни хорохорятся, показывают свою значимость, вместо того, чтобы просто поговорить или помочь, как это делали отец и брат. Она даже просила Митяя первое время отшивать особенно назойливых, что тот и делал. Но тогда ребята не особо придавали этому значение. Поток информации, новых знаний, недополученных в детстве, отвлекал их от всего иного. Митяй весь ушел в работу, в свои железки, Олеся полностью отдалась учебе. Однако, прошло совсем немного времени и то непонятное, от чего они отгораживались, начало интересовать их. Митяй уже не отворачивался от девчонок, заводил знакомство, но, сам того не желая, проводил сравнение с сестрой и... отступал- сравнение оказывалось не в пользу новой знакомой. Олеся тоже не всех парней сторонилась, но и ее подсознательное сравнение всегда выводило брата вперед.
  Егор, растирая красный рубец на щеке, досадливо взглянул на Катерину. Ведь они давно подметили излишнее обожание между детьми. Петр продолжил.
  Все резко обострилось, когда из армии пришел друг Митяя, Сергей. Он давно был неравнодушен к Олесе. А тут : красивая форма, значки, интересные рассказы о подвигах на службе. Девушка начала сдаваться. И вдруг с Митяем что-то случилось. Он вызвал Сергея на разговор, учинил драку. Конечно же бывший армеец оказался сильнее и, неизвестно, чем для Митяя все закончилось, но за брата вступилась сестра: накричала на Сергея, надавала ему пощечин и увела Митяя домой. Отец Петра, Михей, сказал, что девушка в этот день даже в город не поехала, осталась успокаивать Митьку. Он слышал, как они всю ночь шептались и успокоились только под утро. И вот недавно знакомый врач из поликлиники сообщил Петру, что девушка на четвертом месяце. Она стала себя неважно чувствовать, прошла обследование. Тут-то все и выяснилось.
  Катерина, обхватив лицо руками, медленно затрясла головой, Егор, нервно переступил с ноги на ногу, спросил
  - Неужели Митька?
  Петр пояснил, что Олеся была избрана секретарем комсомольской ячейки в больнице. Передовая, положительная со всех сторон сотрудница, и вдруг такой казус. Незамужняя, нагуляла ребенка неизвестно от кого. Так, как Петр приводил девушку, его и попросили уладить дело по-тихому, без огласки.
  - Это как же?- вскинула голову Катерина- Неужто аборт?
  - Что ты!- Петр выставил вперед руки- Зачем девчонку калечить. Я просто хотел знать имя предполагаемого отца, чтобы поговорить с ним и помочь побыстрее документально оформить законный брак. Если бы парень заупорствовал, я мог и надавить на него, по своим каналам. Но Олеся призналась, что была близка только с Митей и именно в тот злополучный вечер. Сначала испугалась за него, потом хотела пожалеть и успокоить. Как все случилось дальше, и сама не понимает.
  - Что понимать-то - Катерина безвольно опустила руки на колени- Любит она его, и всегда любила, просто не осознавала этого.
  - Вот только явится сюда, я ему любовь- то пообломаю- Егор нервно дернул пораненной щекой, поморщился.
  - Не стоит этого делать- Петр поднялся из-за стола, хотел пройти по комнате, размять ноги, но мокрые носки в отсыревших ботинках противно чавкнули, и он тут же уселся обратно. Катерина на хлюпающий звук среагировала по-своему: сбегала на кухню, достала с печки шерстяные носки и валенки, подсунула Петру, силой заставила переобуться. Подчинившись, тот продолжил
  - Ведь Митька, когда узнал, что случилось с Олеськой, сам приехал ко мне и все рассказал. И знаешь, что предложил? Жениться на ней.
  - Что-о!?- в один голос воскликнули Егор и Катерина, при этом женщина резко подскочила, хозяин же, с трудом нащупав чурбачок у порога, грузно опустился на него.
  - Я считаю, разумное решение- игнорируя колючие взгляды- продолжил Петр- Братом и сестрой их считаете только вы, ну и кое -кто на поселке лишь потому, что они вместе появились у нас и жили у моего отца. Официально же у них разные фамилии и по крови нет никакого родства. Так что со стороны закона препятствий нет.
  - Да как же так, они ж с детства чуть ли не в одной люльке спали- запричитала Катерина- Они ж друг о друге все знают.
  - А с детдомовскими всегда так, у них отношения проще, это ВСЕ знают- подчеркнул Петр- К тому же вопрос уже решен: оба, и Митя и Олеся дали согласие. Так что в следующий раз они прибудут сюда не как брат и сестра, а как муж и жена. Вот о чем я хотел вас предупредить. Но и это еще не все.
  - Боже, что еще-то?!- нервы Катерины явно не выдерживали, в голосе прозвучали истерические нотки.
  - Осенью Митю забирают в армию.
  - Может, хоть там ему мозги вправят- подал голос со своего чурбачка Егор. Петр словно не заметил реплики.
  - К Новому году Олеся родит. В больнице о ней позаботятся, я решу это, но потом... . Девочка не хочет лишних разговоров, поэтому наотрез отказалась возвращаться в поселок. Митяя нет, я в командировках, мои старики не могут бросить хозяйство. Но оставлять ее одну, с ребенком, тоже нельзя. Может быть...- он пристально посмотрел на Катерину, однако фразу не закончил. Тут же подхватился Егор
  - А что думать, Катя. Вот Митьку проводим, по зиме собирайся в город. Дочке ведь и перед родами помощь твоя понадобится.
  Катерина поднялась, уперлась ладонями в стол и твердо произнесла.
  - Я заберу Олеську сюда.
  Петр беспомощно развел руками. Неожиданно резко поднялся Егор. В его голосе зазвенел металл.
  - Не дури, Катерина! Пусть девчонка рожает в нормальных условиях, где есть лекарства и помощь врачей. Не хочу, чтобы получилось как с Нюрой и Васяткой. Потом, если будет все в порядке, Петр привезет вас, дорогу он теперь знает.
  Петр кивнул согласно и тут же прибавил
  - Ты, Катя не бойся. Меня после ноябрьских праздников в длительную командировку отправляют, так что досаждать не буду. Отцу накажу, чтобы приглядел за вами- он стал снимать валенки, потом носки, намериваясь переобуться в свою промокшую обувку, но Егор остановил его, достал подаренные сыном болотные сапоги. Лишь когда мужчины ушли, Катерина спохватилась, что закуска на столе осталась нетронутой.
   * * *
  
  База-схрон 1966год
  Закончив записи, Егор отложил в сторону большую коричневую тетрадь, придвинул раскрытую жестяную коробку из под конфет фабрики "Красный Октябрь"-память о Семене. Давно он в нее не заглядывал. В крышке светилось круглое отверстие от пули. Точно такое же отверстие было и в днище. Егор осторожно выложил бумаги: кальки с чертежами базы, бланки документов со штампом "НКВД", какие-то приказы. Отдельно в сторону отложил немецкий "Железный Крест". Вот и заветная тряпица, посеревшая от времени. Непослушные пальцы развязали узелок, расправили углы ткани. На тряпице лежали георгиевский крест с сильно засаленной ленточкой, большая брошь, усыпанная мелкими самоцветами и медный крестильный крестик. Под ними притаилась фотография с помятыми краями. На фотографии была изображена семья. Слева- бравый казак с лихо закрученными усами с "Георгием" на груди. Справа- красивая женщина, одетая так же по казачьей моде в глухое платье с кружевным воротником-стойкой. На горловине платья, под подбородком была подколота та самая брошь. По средине, между взрослыми, видимо сидел у кого-то из родителей на коленях, расположился мальчик в щегольском костюмчике. Из незастегнутого ворота детской косоворотки отчетливо виден был крестик. Но на месте лица мальчика топорщилась рваными краями дыра-след все от той же пули. "Вот, значит, каких ты кровей. Только где, в какой станице, на каком хуторе искать твои корни? Или, может быть, вольный ветер давно высушил их и развеял по широкой казацкой степи?"- думал Егор, долго водя пальцем по краям дыры на бумаге.
   * * *
  - Семка, Егорка, а ну брысь из- под машины- под недовольное пыхтение из ворот ангара вышла Катерина, крепко держа за шиворот двух упирающихся шестилетних карапузов.
  - Ну баба, там же Васька- робко возражал один.
  - Васька свою шубу всегда в чистоте содержит, а на вас, сорванцов, штанов не напасешься. Марш домой, отмываться- женщина несильно подтолкнула мальчишек в дом, сама присела на крыльце- Деду скажу, чтобы на ангар замок навесил.
  Олеся отставила пустой таз, бросила туда связку с бельевыми прищепками, присела рядом. Возраст сделал ее еще привлекательней, добавив особой, женской красоты.
  - Так ведь еще хуже будет- заметила она- Не смогут в ангар, полезут в подвал.
  - Не полезут, там темно. А Егорка темноты боится. Но Семка может, сорванец.
  Из ворот ангара опасливо выглянул Василий, огромный сибирский кот. Убедившись, что мальчишек нет на улице, приосанился, задрал хвост трубой и важно прошествовал к крыльцу. Нехотя потерся головой о ногу Катерины, мол, спасибо хозяйка, но я и сам бы справился, и гордо проследовал дальше по своим делам.
  - Мам, может и правда, переедете к нам. Квартира в новом микрорайоне, люди все приезжие. Или отец до сих пор боится?
  - Устал он бояться, Олеся. Раз к вам на новоселье выбрался в прошлом году, значит на все махнул рукой. Только, не поедем мы. Здесь от нас хоть какая польза: грибы, ягоды, огород, ребятам, опять же, нравится. А там мы станем обузой: ни документов, ни пенсии.
  - Дядя Петр обещал посодействовать с документами- начала было дочь, но мать несколько резко прервала
  - Не в этом дело!- поняв, что вспылила, Катерина смягчилась- Вспомни Митьку. Когда ты двойняшек родила, его отозвали из армии. Вроде домой вернулся, к любимой семье, понимал, что ребятишек надо поднимать, тяжело тебе одной, а все равно первое время по службе тосковал, по друзьям-товарищам. Хоть и говорил, что там тяжело и трудно, да и сколько этой службы было. Теперь представь отца. Всю жизнь в лесу. Пока по болотам бродит, лягушек пугает, вроде как и живет, а лишь только на городской асфальт ступит, сгинет. Не сможет он в четырех стенах сидеть, да с балкона на людей пялиться. Лучше вы сюда почаще ребят привозите, а в городе свои дела решайте. И вам легче, и мы при деле.
  - Ребята со следующего года в школу пойдут, будут всякие сказки про лесное житье рассказывать.
  - Ничего, мальчишки хулиганистые, но не глупые, умеют когда надо помолчать. Так что не переживай.
  Олеся немного помолчала, наконец решилась спросить.
  - Почему дядя Петр нам помогает. Ты ведь его совсем не жалуешь, даже иногда груба бываешь, а он все равно... ?
  Катерина снова хотела вспылить, но осознала, что дочь не ради любопытства спрашивает, хочет понять.
  - Грех Петька за собой один знает, вот и хочет вину искупить.
  - Сколько он для нас уже сделал, любой грех можно простить.
  - Я давно уже простила, он сам себе простить не может. Правильный слишком.
  - Мама, может ты очень строго судишь. Не правильный , а честный.
  - Если бы был честным, не поступил так...- в это время в доме громыхнула посуда, раздался веселый визг, и Катерина, желавшая сказать еще что-то, вдруг подхватилась, забыв про разговор. Вскоре ее, с напускной строгостью голос гремел по всему дому.
   * * *
  2010 год.
  Семен бесшумно открыл дверь, поставил у стены кейс, не разуваясь прошел в комнату и, хлопнув по плечу придремавшего в кресле Егора, весело выкрикнул
  - Просыпайся, Тургенев, литературную премию проспишь!
  - Ты?- вздрогнул с спросонок Егор- Случилось чего?
  - Жизнь, говорю, налаживается. Наконец-то в вашу подмосковную глухомань нормальную дорогу проложили, даже шнурков не запачкал.
  - И стоило из-за этого шуметь.
  - Да нет, это я про премию шумел, за твое великое произведение.
  - И сколько того произведения было, экземпляров пятьсот, или семьсот. До сих пор, небось, в какой-нибудь книжной лавке на полках пылятся. Хорошо, если дясяток читателей их хотя бы раскрыл- Егор недовольно тер глаза.
  - За десяток не поручусь, но одного читателя уже знаю, точнее читательницу.
  - Свою соседку по лестничной площадке?
  - Какой же ты нудный!- Семен извлек из внутреннего кармана пиджака плотный квадратик бумаги, положил перед Егором, сам же опустился в знакомое кожанное кресло.
  - Визитка?- Егор повертел картонку, попытался прочитать иностранный шрифт- Марта Ло..., нет, Лё...!
  - Не мучайся, не выговоришь. Просто запомни буквосочетание и имя. Оно ничего тебе не говорит.
  - Конечно, дед упоминал в своих записях девочку-немку. Уж не хочешь ли ты сказать, что эта древняя старуха опять напомнила о себе.
  - Ну, если мы с тобой уже давно деды, то эта дама весьма неплохо сохранилась. Подумаешь, какие-то 78 лет. И она просто жаждет встречи с нами.
  Дрему с Егора как рукой сняло
  - А ну-ка, с этого места поподробнее.
  Семен не заставил себя ждать и поведал удивительную историю.
  Едва решился вопрос с изданием книги, Семен забрал несколько экземпляров себе, в подарок друзьям и знакомым. Один из друзей поехал по турпутевке в Германию, взял книгу в дорогу и там, в одной из гостиниц случайно оставил ее. Хозяйкой гостиницы как раз была дочь той самой Марты. Когда служанка, убирающая номер, принесла забытую вещь хозяйке, книга заинтересовала ее лишь как пособие для практических занятий по языку, который немка знала неплохо. Позже, что-то в тексте ей показалось знакомым, то, что она неоднократно слышала от матери. Благо, старушка еще в уме и крепкой памяти, книгу передали ей. Прочитав текст, женщина заплакала и произнесла только две фразы- "Это про меня" и "Я хочу их увидеть". Для дочки наступило суетное время. Мать требовала разыскать автора книги и организовать поездку в Россию, часто повторяя, что теперь нет Советского Союза, теперь можно. В тот день, когда дочь через издателя вышла наконец на Семена, как основного заказчика, и начался процесс подготовки встречи, мать, переживая, что может не дожить до этого момента, велела заранее передать "этим мальчикам" что-то важное, хранимое ею с давних времен.
  Закончив рассказ, Семен подобрал кейс, водрузил на стол и, щелкнув замками, распахнул крышку. Внутри лежали прозрачная папка с бумагами и какие- то непонятные предметы из дерева, напоминающие примитивные игрушки. Встретив непонимающий взгляд Егора, пояснил
  - Это и есть самое важное, что старая Марта хранила много лет.- он поднял деревянные предметы- Вот игрушки, которые Прошка мастерил для девочки. Берегла их. Приедем домой, обязательно покажу. Живой еще дед Прохор, 90 лет, а все такой же...
  - Глупый?- пошутил Егор.
  Однако Семен шутки не принял.
  - Его глупости иной мудрец позавидует- он раскрыл папку, поднял пожелтевшие листки, стал перебирать их- Вот это действительно ценно. То, что мы не могли отыскать ни в одних архивах. Сведения о наших дедах. Наградной лист на моего деда, на "железный крест", вот характеристика и вся подноготная на начальника полицай- команды, тут и на твоего деда информация.
  - Но почему здесь?
  - При бегстве комендант, отец Марты прихватил с собой часть документов, которые посчитал особо важными. После капитуляции Германии он оказался в английском оккупационном секторе и, чтобы как-то заинтересовать англичан своей персоной, предложил их разведке сведения на некоторых предателей, которых те тут же внесли в свои разработки. Так как наших дедов он считал партизанами, и для разработки временно непригодными, то и дела их отложил в сторону, до лучших времен. Видимо, те времена не наступили и бумаги остались у Марты. Теперь они у нас.
  - Но подожди, ты что, встречался с Мартой.
  - Пока только с ее доверенным лицом. Видишь ли, процесс оформления виз и всяких разрешений довольно длительный. Но завтра готовься к встрече.
  - Что ж ты молчишь, надо же...!- Егор встрепенулся.
  - Тебе нужно только собрать чемодан- перебил Семен- Билеты уже у меня. Марта ведь прилетит не сюда. Она хочет увидеть свою несостоявшуюся родину. А ты давно был на своей Родине?
  
   ------------------------
  
   ---------------
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"