Бодний Александр Андреевич : другие произведения.

Поэзия вскрывает небеса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Настоящий 4-й том книги "Поэзия вскрывает небеса" отражает вечное стремление человечества к гармоническому обустройству внутреннего и внешнего миров на фоне слитности времен: прошлого, настоящего и будущего. Своеобразность авторской тематики - в умении видеть во всех сферах человеческой деятельности следы вселенского Потока Вечного Времени.

Александр Бодний

Поэзия вскрывает небеса

Том 4

0x08 graphic

  
  
  
  
  
  
  
  
  

Бодний Александр Андреевич

Русский писатель-оппозиционер.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Часть первая.

Бунин И. А.

* * *

   Когда на темный город сходит
   В глухую ночь глубокий сон,
   Когда метель, крутясь, заводит
   На колокольнях перезвон, -
   Как жутко сердце замирает!
   Как заунывно в этот час,
   Сквозь вопли бури, долетает
   Колоколов невнятный глас!
   Мир опустел. Земля остыла.
   А вьюга трупы замела,
   И ветром звезды загасила,
   И бьет во тьме в колокола.
   И на пустынном, на великом
   Погосте жизни мировой
   Кружится Смерть в веселье диком
   И развевает саван свой!

Бодний А. А.

* * *

   Когда на темный город сходит
   Смог вьюжный лютою зимой, -
   То он давленье свое силит,
   Казалось, с властностью земной.
  
   И от тандема - обессилье подвластных душ.
   Завихренных колоколов минор их погружает
   В зев безысходности через всесильность стуж.
   И всеми фибрами души подвластность прессинг
   ощущает.
  
   И кажется, что смог - всемирный,
   Всё бытие вобравши в дискомфорт.
   И даже звездный фон - весь поглощённый.
   И вся Земля - корабль, утративший свой вектор
   в порт.
  
   Но эта безнадежность лишь условность:
   Земля, как часть Вселенной, в своем круженье -
   Потока Вечности в стремнине, вобрал Который
   самость
   Её эфира, и в том числе и хладное страданье.

Бунин И. А.

* * *

   Таинственно шумит лесная тишина.
   Незримо по лесам поет и бродит Осень.
   Темнеет день за днем, - и вот опять слышна
   Тоскующая песнь под звон угрюмых сосен.
   "Пусть по ветру летит и кружится листва,
   Пусть заметет она печальный след былого!
   Надежда, грусть, любовь - вы, старые слова,
   Как блеклая листва, не расцветете снова!"
   Угрюмо бор гудит, несутся листья вдаль.
   Но в шумном ропоте и песне безнадежной
   Я слышу жалобу: в ней тихая печаль,
   Укор былой весне, и ласковый, и нежный.
   И далеко еще безмолвная зима.
   Душа готова вновь волненьям предаваться,
   И сладко ей грустить и грустью упиваться,
   Не внемля голосу ума.

Бодний А. А.

* * *

   Таинственно шумит лесная тишина.
   Для сердца, ублаженного прошедшею любовью,
   Её тональность здесь - струна
   Полифонии звуков осени с меланхоличной статью.
  
   Тоска души с полифонией вся - раба созвучья.
   Как желтый лист, гонимый дуновеньем,
   Так знаковость любви, достигнув восхожденья,
   Уходит в ностальгический запор с томленьем.
  
   Но с осени сходящий пышный лик
   Рождает тайну ожиданья:
   Пройдёт сурово-хладный хода жизни тик
   И случезарит вновь Дух Вечности земные
   обновленья.
  
   И будто бы тенденция к душевной неге
   Амфору - тело возвышать берётся над Землей.
   И зарождается пока астральность к тяге,
   Чтоб покорить вершину новую эросовых долей.

Бунин И. А.

После половодья.

   Прошли дожди, апрель теплеет.
   Всю ночь - туман, а поутру
   Весенний воздух точно млеет
   И мягкой дымкою синеет
   В далеких просеках в бору.
   И тихо дремлет бор зеленый.
   И в серебре лесных озер -
   Еще стройней его колонны,
   Еще свежее сосен кроны
   И нежных лиственниц узор!

Бодний А. А.

После половодья.

   Прошли дожди, апрель теплеет, -
   Покров ушедших наваждений смыт -
   От факторов таких Природа рдеет.
   И новым ощущеньем жизни веет
   Весенний градиент - с душою будто слит.
  
   И бора немота ушла вся с половодьем.
   И гаммно-сочно стало птичье пенье
   В перволисточных кронах с ветра верховодьем,
   Чтобы связать Свободу бы с раздольем
   Эстетики звучанья, где флоры, фауны и человека
   выраженье.

Бунин И. А.

Рассвет.

   Высоко поднялся и белеет 
Полумесяц в бледных небесах. 
Сумрак ночи прячется в лесах. 
Из долин зеленых утром веет.
   Веет юной радостью с полей. 
Льется, как серебряное пенье, 
Звон костела, славя воскресенье.
Разгорайся, новый день, светлей!
   Выйди в небо, солнце, без ненастья, 
Возродися в блеске и тепле, 
Возвести опять по всей земле, 
   Что вся жизнь - день радости и счастья!

Бодний А. А.

Рассвет.

   Высоко поднялся и белеет 
   В спектре бледном от людских пороков
   Месяц, зная, что за горизонтом рдеет
   Солнце, чтоб вперёд прийти Армагеддона сроков.
  
   Но идиллия предпробуждения Природы,
   Что слагается из позитива эволюционных сил,
   Будто бы работает на те разброды,
   Где фокусировка праведности душ и Антитела - Пыл.
  
   Потенциал гуманности не станет
   Вымолять подачки у небес, -
   А рационально взять, что доля нам верстает, -
   И этот минимум дает светозарству стресс.

Бунин И. А.

Сумерки.

   Всё - точно в полусне. Над серою водой
   Сползает с гор туман, холодный и густой,
   Под ним гудит прибой, зловеще разрастаясь,
   А темных голых скал прибрежная стена,
   В дымящийся туман погружена,
   Лениво курится, во мгле небес теряясь.
   Суров и дик ее могучий вид!
   Под шум и гул морской, она в дыму стоит,
   Как неугасший жертвенник титанов,
   И Ночь, спускаясь с гор, вступает точно в храм,
   Где мрачный хор поет в седых клубах туманов
   Торжественный хорал невидимым богам.

Бодний А. А.

Сумерки.

   Всё - точно в полусне. Над серою водой
   Прибрежной полосы океанического стана,
   Гряда где скал периметрит как будто шар земной
   В стотриллионную эпоху в формировании талана.
  
   Духоживленья исторических начал
   Туман прибрежный превращают в пар
   А от приливочной осколочности скал
   Пыль с паром в молниях - аминокислотных
   начала пар
  
   Я в сумерках гляжу со скал
   На первозарожденье жизни.
   И уловить хочу тот эволюционный стан, что дал
   Моей генотипической ветви восход над пенностью
   стремнины.

Бунин И. А.

* * *

   Ещё утро не скоро, не скоро,
Ночь из тихих лесов не ушла.
Под навесами сонного бора -
Предрассветная теплая мгла.
Еще ранние птицы не пели,
Чуть сереют вверху небеса,
Влажно-зелены темные ели,
Пахнет летнею хвоей роса.
И пускай не светает подольше.
Этот медленный путь по лесам,
Эта ночь - не воротится больше,
Но легко пред разлукою нам.
Колокольчик в молчании бора
То замрет, то опять запоет.
Тихо ночь по долинам идет.
   Еще утро не скоро, не скоро.

Бодний А. А.

* * *

   Ещё утро не скоро, не скоро,
   Лучезарность услады его бытия
   Познаётся с дистанций запора
   За навесом ночным, где второе наитится "я".
  
   Парадокса дистанции душа ощущает:
   Смена ночи на дня освещённость
   Как бы счастием малым себя освещает.
   И томленье в цезуре вожделеннее, чем проявленность.
  
   А поэтому хочется контрастировать эстетичность:
   Упиваться в предрассветную мглистость Природы,
   Ощущая палитры ночную ущербность
   Во сравненье с пленэром рассвета, где вселенские
   своды.
  
   Подсознание как бы скрывает недозначимость
   Эмпиризмом жизнетворности утра.
   Чтобы чрез парадокс упиваться авансно
   в контрастность.
   И тогда цена мглы детерминична рассвету
   под единодвижимостью ветра.

Бунин И. А.

* * *

   Ещё и холоден и сыр
Февральский воздух, он над садом
Уж смотрит небо ясным взглядом, 
И молодеет Божий мир.   
   Прозрачно-бледный, как весной, 
Слезится снег недавней стужи, 
А с неба на кусты и лужи
Ложится отблеск голубой.
   Не налюбуюсь, как сквозят
Деревья в лоне небосклона, 
И сладко слушать у балкона, 
Как снегири в кустах звенят.
   Нет, не пейзаж влечёт меня, 
Не краски жадный взор подметит, 
А то, что в этих красках светит:
   Любовь и радость бытия.

Бодний А. А.

* * *

   Ещё и холоден и сыр
   Февральский позыв к овесенью,
   Но предвкушает обновленья пир
   Подсознанье раньше, чем предтечность к мироощущенью.
  
   Но признаки поползновенья сезонных сдвигов
   Уже слезятся снеговыми переходами.
   В февральских окнах - голубой шатёр просторов,
   Что разверзнула высь, отогревающаяся местами.
  
   И панцирь снежный на полях
   Уже не кажется недвижным.
   В воздушно-градиентных полюсах -
   Дыханье волновое от земли под снегом пористым.
  
   И связь незримая вступает в дело:
   Дыханье осторожное Природы
   В застойное телекинезно входит тело.
   И человек с Природой готовятся принять сезона роды.

Бунин И. А.

Ночь.

   Ищу я в этом мире сочетанья
   Прекрасного и вечного. Вдали
   Я вижу ночь: пески среди молчанья
   И звездный час над сумраком земли.
   Как письмена, мерцают в тверди синей
   Плеяды, Вега, Марс и Орион.
   Люблю я их теченье над пустыней
   И тайный смысл их царственных имен!
   Как ныне я, мирьяды глаз следили
   Их древний путь. И в глубине веков
   Все, для кого они во тьме светили,
   Исчезли в ней, как след среди песков:
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
  
   Ищу я в этом мире сочетанья
   Прекрасного и тайного, как сон.
   Люблю ее за счастие слиянья
   В одной любви с любовью всех времен!

Бодний А. А.

Ночь.

   Ищу я в этом мире сочетанья,
   Когда прекрасное с насильем -
   В режиме паритета, и сути изъявленья
   Грешат земным все тленьем.
  
   А может ли прекрасное соединиться с вечным?
   Но только лишь как категория абстракции,
   Когда эстетика становится искусством чистым,
   Проекцией чужие тенящие цивилизации.
  
   Привычный контингент Плеяд,
   Которых оголяет ночь в расплывчатость земную -
   Небесные созвездья, которые вбирает в свою
   таинственную пядь
   Душа, что ищет в звёздности опору лишь мирскую.
  
   Прекрасное здесь с тайным совместится,
   Когда способность есть входить в экзистенциализм.
   И новая звезда в душе к звезде сочится,
   Что выбрана в Плеяде как личности запретный
   эгоизм.

Бунин И. А.

* * *

   Не устану воспевать вас, звезды!
   Вечно вы таинственны и юны.
   С детских дней я робко постигаю
   Темных бездн сияющие руны.
   В детстве я любил вас безотчетно, -
   Сказкою вы нежною мерцали.
   В молодые годы только с вами
   Я делил надежды и печали.
   Вспоминая первые признанья.
   Я ищу меж вами образ милый.
   Дни пройдут - вы будете светиться
   Над моей забытою могилой.
   И быть может, я пойму вас, звезды,
   И мечта, быть может, воплотится,
   Что земным надеждам и печалям
   Суждено с небесной тайной слиться!

Бодний А. А.

* * *

   Не устану воспевать вас, звезды!
   Как альтернативу бытию земному,
   Где императив дозирует Свободы вёрсты.
   Вы ж в вечном одиночестве - люду не чета простому.
  
   Я с юных лет заинтригован вашей экзистенцией.
   И параллельный мир себе я как бы создавал,
   Инстинкт насилия чтоб стал там композицией
   Новационного пути Движенья - законы физики
   верстал.
  
   Приоритет физических законов,
   Где мирозданья вся фундаментальность,
   Дало б сознанью перестройку всех канонов,
   Задетерминировав насилья бы фатальность.
  
   И в этом есть взаимообусловленность
   Между моей новационностью и звёздностью,
   Где призрачное одиночество - есть суперточность
   Механики небесного Движения с эфирною объятостью.
  
   Взаимообусловленность мне даёт напоминание,
   Что тайны звёзд несут природу идентичности
   С земными устремленьями, где тяготеные -
   Зацикленность Движения и бытия, и звёзд, и Вечности.

Бунин И. А.

* * *

   Перед закатом набежало
   Над лесом облако - и вдруг
   На взгорье радуга упала,
   И засверкало все вокруг.
   Стеклянный, редкий и ядреный,
   С веселым шорохом спеша,
   Промчался дождь, и лес зеленый
   Затих, прохладою дыша.
   Вот день! Уж это не впервые:
   Прольется - и уйдет из глаз.
   Как эти ливни золотые,
   Пугая, радовали нас!
   Едва лишь добежим до чащи -
   Все стихнет. О, росистый куст!
   О, взор, счастливый и блестящий,
   И холодок покорных уст!

Бодний А. А.

* * *

   Перед закатом набежало
   Дисгармоничное явленье -
   Внезапно облако наплыло.
   И радуга пошла на мираженье.
  
   Сквозь дымчатую пелену дождя
   Идёт внезапность обновленья:
   Лес, было посеревший, заката ждя,
   Заизумрудился из сказочного представленья.
  
   Эффектность пленэра, гамм и цветов,
   Их эфемерность проявленья -
   Есть отвлечения от тленности делов,
   Чтоб человек бы пребывал в эволюционности
   теченья.
  
   И в этой бы фокусировке Дух Вечности
   Рационально смог вести бы Намеренья,
   Чтоб не было паралогизма бы в Экспериментальности.
   И человек подвоха бы не понял в эффекте дуновенья.

Бунин И. А.

Северная береза.

   Над озером, над заводью лесной -
   Нарядная зеленая береза.
   "О девушки! Как холодно весной:
   Я вся дрожу от ветра и мороза!"
   То дождь, то град, то снег, как белый пух,
   То солнце, блеск, лазурь и водопады.
   "О девушки! Как весел лес и луг!
   Как радостны весенние наряды!"
   Опять, опять нахмурилось, - опять
   Мелькает снег и бор гудит сурово.
   "Я вся дрожу. Но только б не измять
   Зеленых лент! Ведь солнце будет снова".

Бодний А. А.

Северная береза.

   Над озером, над заводью лесной
   Суровый век берёзой коротается.
   Как будто бы изгоем в час страстной
   Она сюда привнесена, чтоб маяться.
  
   Безгрешная, она лишь как наглядность,
   Наверно, муки принимает.
   Её, как Жанну, видимо, д'Арк, чтоб дискомфортность
   Жизни демонстрировать, судьбина награждает.
  
   Людские судьбы схожи с берёзовой опалой.
   Но это жертвы есть гулаговской политики.
   А для сегодняшних, зажравшихся халявой,
   Берёза Севера стоит вне поля критики.

Бунин И. А.

Мороз.

   Так ярко звезд горит узор,
Так ясно Млечный Путь струится,
Что занесенный снегом двор
Весь и блестит и фосфорится.
   Свет серебристо-голубой,
Свет от созвездий Ориона,
Как в сказке, льется над тобой
На снег морозный с небосклона.
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

Бодний А. А.

Мороз.

   Так ярко звезд горит узор,
   Как будто бы Вселенной хладность
   Они хотят пустить в запор.
   Чтоб людям сделать послаблённость.
  
   А чтобы странник не терялся бы в пути,
   И Млечный Путь рельефит свою шельфность.
   И это помогает в снежном сумраке идти,
   Когда идущий живыми образами ощущает
   звёздность.
  
   И раннее созвездье Ориона
   Своею близостью к Земле
   Путевожденье даст в пространстве лона,
   Чтоб спутник бы опору чувствовал во мгле.

Бунин И. А.

Надпись на чаше.

   Древнюю чашу нашел он у шумного синего моря,
   В древней могиле, на диком песчаном прибрежье.
   Долго трудился он; долго слагал воедино
   То, что гробница хранила три тысячи лет,
   как святыню,
   И прочитал он на чаше
   Древнюю повесть безмолвных могил и гробниц:
   "Вечно лишь море, безбрежное море и небо,
   Вечно лишь солнце, земля и ее красота,
   Вечно лишь то, что связует незримою связью
   Душу и сердце живых с темной душою могил".

Бодний А. А.

   Надпись на чаше.
   Древнюю чашу нашел он у моря,
   В кладезе археологическом, в городище.
   И будто бы древней истории вторя,
   Он надпись на чаше узрел, как феникса в пепелище:
  
   "Мира законы открой ты и претвори
   На благо людей и Земли.
   Судьбу ты свою за неспешность бессмертия не кори.
   С Духом Вечности ей гармонию создавать ты вели.
  
   А когда тленность тело в могилу возьмёт,
   То творенье твое и душа навсегда
   В идеальные ингредиенты Дух Вечности заберёт.
   И будет вечно твое Дело как путеводная звезда".

Бунин И. А.

Огни небес.

   Огни небес, тот серебристый свет,
   Что мы зовем мерцаньем звезд небесных,
   Порою только неугасший свет
   Уже давно померкнувших планет,
   Светил, давно забытых и безвестных.
   Та красота, что мир стремит вперед,
   Есть тоже след былого. Без возврата
   Сгорим и мы, свершая в свой черед
   Обычный путь, но долго не умрет
   Жизнь, что горела в нас когда-то.
   И много в мире избранных, чей свет,
   Теперь еще незримый для незрящих,
   Дойдет к земле чрез много, много лет.
   В безвестном сонме мудрых и творящих
   Кто знает их? Быть может, лишь поэт.

Бодний А. А.

Огни небес.

   Огни небес, тот серебристый свет,
   Что к нам идёт как будто бы со звёзд живых,
   Есть эволюционно-информационный след
   С исчезнувших объектов неживых.
  
   Антитеологически - огни небес есть светопреломления
   Миражные, где результат исходит от попаданья
   В постзвёздный след какого-то светонесущего явления.
   И здесь оптический эффект даёт невероятность
   представленья.
  
   Невероятность здесь миражного явленья - условность,
   Так как наукою дано истолкование такому таинству.
   И в этом свете небеса символизируют мифологичность,
   Давая ход диалектическому свойству.
  
   Постзвёздный след несёт и красоты
   Прошедшей псевдоэталон не из-за суперпревосходства, -
   В реальной современной жизни для неё есть адекватность
   высоты, -
   А по критичности неустоявшегося свойства.
  
   Пройдут тысячелетия, и эта красота займёт
   То место, где псевдоэталон держала предыдущая.
   Так и поэт от оппозиции чрез критику даёт
   Изъяны красоты, которые не примет эпоха
   отдаленно будущая.

Бунин И. А.

На белых песках.

   На белых песках от прилива
   Немало осталось к заре
   Сверкающих луж и затонов -
   Зеркальных полос в серебре.
   Немало камней самоцветных
   Осталось на дюнах нагих,
   И смотрит, как ангел лазурный,
   Весеннее утро на них.
   А к западу сумрак теснится,
   И с сумраком, в сизый туман,
   Свивается сонный, угрюмый,
   Тяжелый удав - Океан.

Бодний А. А.

На белых песках.

   На белых песках от прилива
   Остался автограф морской -
   На полосе, налагавшейся, словно как дива,
   Дна мифологию ловит взгляд непростой.
  
   Волнистость песка в пониженьях
   Закрепостила расплёсы, и в них
   Ракушки - кораллы в инсоляциях
   Солнца свои переливы пленэрят на стих.
  
   И кажется дно здесь морское
   Оставило свой от эволюций покров,
   Чтоб показать совмещенье живое:
   Пленэра дна с лучистостью Солнца, где Вечности
   кровь.

Бунин И. А.

Русская весна.

   Скучно в лощинах березам,
   Туманная муть на полях,
   Конским размокшим навозом
   В тумане чернеется шлях.
   В сонной степной деревушке
   Пахучие хлебы пекут.
   Медленно две побирушки
   По деревушке бредут.
   Там, среди улицы, лужи,
   Зола и весенняя грязь,
   В избах угар, а снаружи
   Завалинки тлеют, дымясь.
   Жмурясь, сидит у амбара
   Овчарка на ржавой цепи.
   В избах - темно от угара.
   Туманно и тихо - в степи.
   Только петух беззаботно
   Весну воспевает весь день.
   В поле тепло и дремотно,
   А в сердце счастливая лень.

Бодний А. А.

Русская весна.

   Скучно в лощинах березам,
   Тени с окружности редколесья идут.
   Дождные капли смутным вуалям
   Бисерность в листьях секут.
  
   Снежное убранство сменив на оголённость, -
   Пашня активно дышать начала:
   В градиентах приземных - волн колыханность.
   Этим она хлебопашцу работу дала.
  
   Вдали по периметру пашни - трактор с тележкой,
   Груженный семенами, к агрегатам спешит
   посевным.
   Каждый крестьянин думой охвачен со спешкой,
   В благоприятность чтобы зерно легло с проком
   земным.
  
   Дума крестьянина связана с пашней
   Навек, и он детерминирован весь ею.
   И если городскому жилье всех дороже благостей, -
   Крестьянину оно есть приложенье к ниве, где жизнь
   идёт стихией.
  
   И это, видно, сознает и петушиное отродье
   деревень,
   Которое активно по весне поёт протяжно оды
   Хлепопашцу, чтоб урожай не вышел в пень -
   На то и часовые голосистой есть породы.

Бунин И. А.

Мистику.

   В холодный зал, луною освещенный,
   Ребенком я вошел.
   Тенями рам старинных испещренный,
   Блестел вощеный пол.
   Как в алтаре, высоки окна были,
   А там в саду - луна,
   И белый снег, и в пудре снежной пыли -
   Столетняя сосна.
   И в страхе я в дверях остановился:
   Как в алтаре,
   По залу ладан сумрака дымился.
   Сквозя на серебре.
   Но взгляд упал на небо: небо ясно,
   Луна чиста, светла -
   И страх исчез. Как часто, как напрасно
   Детей пугает мгла!
   Теперь давно мистического храма
   Mне жалок темный бред:
   Когда идешь над бездной - надо прямо
   Смотреть в лазурь и свет.

Бодний А. А.

Мистику.

   В холодный зал, луною освещённый,
   Вхожу я виртуально - в Гефсиманский сад.
   До этого я посетил храм христианский,
   И точки сопряжения хочу я изыскать.
  
   Где иконостасное убранство, что позолотою
   Играет при свечах; где в серебре комфортность,
   Что составляет атрибутику церковную
   Где виноградники во храме хотя бы на холсте -
   как сопряжённость?
  
   Где, наконец, алтарь, куда Христос ходил,
   Средь виноградников чтобы молиться?
   Я идентичность и на йоту не словил,
   Чтобы преемственностью мнится.
  
   Комфорт церковный - это есть реальность.
   И я его за точку исчисления беру.
   От ней по параллели идёт мистичность,
   Где Гефсиманский сад не в нашем есть миру.
  
   Возможен протестующий отвод:
   "Но Гефсиманский сад реальность есть и в жизни
   и на карте".
   Тогда, возможно, что Христоса в этот мир
   приход
   Был после всей комфортности церковной
   в мистическом лишь старте?

Бунин И. А.

Небо.

   В деревне капали капели,
   Выл теплый солнечный апрель.
   Блестели вывески и стекла,
   И празднично белел отель.
   А над деревней, над горами,
   Раскрыты были небеса,
   И по горам, к вершинам белым,
   Шли темно-синие леса.
   И от вершин, как мрамор чистых,
   От изумрудных ледников
   И от небес зеленоватых
   Тянуло свежестью снегов.
   И я ушел к зиме, на север.
   И целый день бродил в лесах,
   Душой теряясь в необъятных
   Зеленоватых небесах.
   И, радуясь, душа стремилась
   Решить одно: зачем живу?
   Зачем хочу сказать кому-то,
   Что тянет в эту синеву,
   Что прелость этих чистых красок
   Словами выразить нет сил,
   Что только небо - только радость
   Я целый век в душе носил?

Бодний А. А.

Небо.

   В деревне капали капели,
   Крестьянский люд заботами охвачен:
   Проснувшаяся нива требует все канители
   Отбросить прочь - дух сеятеля на ней сосредоточен.
  
   От зари - до поздних вечеров,
   Весь летний срок согбенится на пашне
   Её душеприказчик - от спокон веков
   Им третьего не надо с небесной башни.
  
   Я факторность решил такой позиции
   Проверить. К деревне примыкала
   Высотно-горная гряда, вся в вечной экспозиции
   Её вершина от снежных шапок окрест блистала.
  
   Не как крестьянин - как поэт
   Я в восхождение пошёл, развеять
   Чтобы непреложность даренья сил, на нет
   Свести огонь небес, что помогает вроде жить и сеять.
  
   Я в хладность горной вышины
   Пошёл уверенной стопой замерить
   Душой и телом те флюиды, что с глубины
   Небес нисходят как дары, молве чтобы поверить.
  
   И вот достиг я пика; промерзаю
   С уровней двух - от хлада гор и от бесчувствия
   Небес; но тут я круг спасения к себе стягаю:
   Апофеоз крестьянского труда мне - фактор
   возволения.

Бунин И. А.

Золотой невод.

   Волна ушла - блестят, как золотые.
   На солнце валуны.
   Волна идет - как из стекла литые.
   Идут бугры волны.
   По ним скользит, колышется медуза,
   Живой морской цветок.
   Но вот волна изнемогла от груза
   И пала на песок.
   Зеркальной зыбью блещет и дробится,
   А солнце под водой
   По валунам скользит и шевелится,
   Как невод золотой.

Бодний А. А.

Золотой невод.

   Волна ушла - блестят, как золотые.
   Песчанистые гребешки на мелководье,
   Когда ласкают их чрез просини живые
   Излиянья солнца в зенитном стоянье.
  
   Я не спеша бреду вдоль побережья
   По мелководью; рассеянностью взгляда зрю
   Морское дно и обхожу медузо-холодцовые скопленья.
   Но вот передо мной - обросший невода кусок из дежа вю.
  
   Приостанавливаюсь я в рассеянности света
   Пред тускло-желтоватыми ячейками.
   Во время замешательства пришла с просвета
   Небесная лучистость - и невода фрагмент зазолотился
   змейками.

Бунин И. А.

Речка.

   Светло, легко и своенравно
   Она блестит среди болот
   И к старым мельницам так плавно
   Несет стекло весенних вод.
   Несет - и знать себе не хочет,
   Что там, над омутом в лесу,
   Безумно Водяной грохочет,
   Стремглав летя по колесу, -
   Пылит на мельницах помолом,
   Трясет и жернов и привод -
   И, падая в бреду тяжелом,
   Кружит седой водоворот.

Бодний А. А.

Речка.

   Светло, легко и своенравно
   Речушка к мельнице бежит,
   Теченье чтоб делить бы равно
   С полезностью помола - где Водяной есть фаворит.
  
   А то, что ей чрез турбулентность
   Пройти придётся ради благ чужих, -
   Она воспринимает как обоюдность -
   Вращенье колеса ей даст стремнинный стих.
  
   И громогласно войдёт она в продление
   Пути, неся энергию с певучего заряда.
   И рукоструями своими Водяной помашет ей в везение -
   Миф с прозой жизни как бы с одного причинного
   восстали ряда

Бунин И. А.

Пахарь.

   Легко и бледно небо голубое,
Поля в весенней дымке. Влажный пар
Взрезаю я - и лезут на подвои
Пласты земли, бесценный божий дар.
   По борозде спеша за сошниками,
Я оставляю мягкие следы -
Так хорошо разутыми ногами
Ступать на бархат теплой борозды!
   В лилово-синем море чернозема
Затерян я. И далеко за мной,
Где тусклый блеск лежит на кровле дома,
Струится первый зной.

Бодний А. А.

Пахарь.

   Легко и бледно небо голубое,
   Я прошлогодний черный пар
   На чистый пар меняю, в иное
   Положение пускаю пласт от эндофитокар.
  
   Трехкорпусным я плугом чередую
   То свал, а то развал пластов по борозде.
   И этим влагообеспеченность я упреждаю,
   Когда селеновоподобность будет вдруг в среде.
  
   А главное - я оструктуриваю пашню на пахотную
   Глубину, - кормилицу свою, которая отплатит
   Мне сторицей - и этим истину вношу извечную:
   На пашне пахарь - первоначалье благ, что человечеству
   он дарит.

Бунин И. А.

Мудрым.

   Герой - как вихрь, срывающий палатки,
   Герой врагу безумный дал отпор,
   Но сам погиб - сгорел в неравной схватке,
   Как искрометный метеор.
   А трус - живет. Он тоже месть лелеет,
   Он точит меткий дротик, но тайком.
   О да, он - мудр! Но сердце в нем чуть тлеет:
   Как огонек под кизяком.

Бодний А. А.

Мудрым.

   Герой - как вихрь, срывающий палатки,
   На силу ставку делает с учётом ... безучёта
   Баланса потенциалов победоносностей, заглушки
   Ставя страху во имя эгоизма, венцом которому -
   победа.
  
   Здесь мудрости иль нету от природы,
   Или она как падчерица вожделенной славы.
   Во имя возведения себя под исторические своды
   Он статус семьянина берет в минорные октавы.
  
   Другая категория достоинств - статус
   Труса, инстинктом сохранения ведомый.
   Он голой ягодицей не нападёт на кактус.
   И где паны дерутся, он будет как сторонний.
  
   Но если рок возьмёт его в трагическое сжатие,
   Он счёты с жизнью лично сам сведёт.
   Герой же будет биться, веря, что последнее дыхание
   Есть признак слабого, а у него оно за вечностью грядёт.

Бунин И. А.

Джордано Бруно.

   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   И вот он посох странника берет:
   Простите, келий сумрачные своды!
   Его душа, всем чуждая, живет
   Теперь одним: дыханием свободы.
   "Вы все рабы. Царь вашей веры - Зверь:
   Я свергну трон слепой и мрачной веры.
   Вы в капище: я распахну вам дверь
   На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы".

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

   И он дерзнул на все - вплоть до небес.
   Но разрушенье - жажда созиданья,
   И, разрушая, жаждал он чудес -
   Божественной гармонии Созданья.
   Глаза сияют, дерзкая мечта
   В мир откровений радостных уносит.
   Лишь в истине - и цель и красота.
   Но тем сильнее сердце жизни просит.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

   И вот опять он странник. И опять
   Глядит он вдаль. Глаза блестят, но строго
   Его лицо. Враги, вам не понять,
   Что бог есть Свет. И он умрет за Бога.
   "Мир - бездна бездн. И каждый атом в нем
   Проникнут Богом - жизнью, красотою.
   Живя и умирая, мы живем
   Единою, всемирною Душою.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

   И маленький тревожный человек
   С блестящим взглядом, ярким и холодным,
   Идет в огонь. "Умерший в рабский век
   Бессмертием венчается - в свободном!
   Я умираю - ибо так хочу.
   Развей, палач, развей мой прах, презренный!
   Привет Вселенной, Солнцу! Палачу!-
   Он мысль мою развеет по Вселенной!"

Бодний А. А.

Джордано Бруно.

   И вот он посох странника берет:
   Чтоб единомышленников в мире отыскать,
   Которым Истина в свободомыслии даёт
   Прозренье на истоки Мирозданья, чтоб с них бы
   и начать.
  
   Царь Зверь себя огородил кольцом
   Огня суровой инквизиции. И думал - на века,
   Как царствие Романовых - с безвременным концом.
   Джордано Бруно взломал грядущее, тому залог -
   его теории Строка.
  
   Он бога Иегову обесценил через пантеизм,
   Признав словесность формы бога как тождество
   Лишь в бутафорных подражаниях, и неоплатонизм
   Гуманиста предтечей был, где Духа Вечности
   берётся Существо.
  
   Джордано Бруно чрез гилозоизм
   Предвосхитил сам статус Духа Вечности,
   Назвав Его вначале - Душою Мировой, как Антиэгоизм,
   Стоящий у истоков Гармонии всемирности.
  
   Он преддиалектически развеял небеса,
   Представив мир - Единою Субстанцией,
   "Монадою монад", бросая на философичные веса
   Антиаристотелизм, наделяя антипантеизм прострацией.
  
   Он дал тенденцию к вселенской Диалектике,
   Осуществив всемирный переход к мировоззренью
   Новому через идею противоположностей, где в тактике
   Идут процессы единения монад с разнополярностью.
  
   И как врагом зловещим для Сатаны Он был,
   Так был о гуманистом мира, чтоб Прометея
   Сохранить огонь, - плоть свою Он превращает в Пыл
   От инквизиции костра, и этот Пыл дошёл до нас
   Свободы как идея.
  
   И Он изрёк потомкам напоследок: "Развеяв небеса,
   Я души и тела рабство бросил в Лету.
   Огонь священный Прометея через века неся,
   Потомки! прикоснитесь и к моему огнистому завету".

Бунин И. А.

Собака.

   Мечтай, мечтай. Все уже и тускней
   Ты смотришь золотистыми глазами
   На вьюжный двор, на снег, прилипший к раме,
   На метлы гулких, дымных тополей.
   Вздыхая, ты свернулась потеплей
   У ног моих - и думаешь. Мы сами
   Томим себя - тоской иных полей,
   Иных пустынь... за пермскими горами.
   Ты вспоминаешь то, что чуждо мне:
   Седое небо, тундры, льды и чумы
   В твоей студеной дикой стороне.
   Но я всегда делю с тобою думы:
   Я человек: как Бог, я обречен
   Познать тоску всех стран и всех времен.

Бодний А. А.

Собака.

   Мечтай, мечтай. Все уже и тусклей
   Сходящий мир собачий в формате человечьем.
   Твоих набор и звуков и страстей
   Оригинал не познан до сих пор в ракурсе приемлемом.
  
   И тонкость переливов твоих скулений
   Я, Человек, могу аранжировкой лишь воспринимать.
   Души собачьей же истоки изъявлений
   Я в расшифровке должен на человеческий язык лишь
   брать.
  
   И относительность такая по лингвистике
   Собачьей, скрывающей отчасти генотип пород,
   Является, видать, охранным средством в стилистике,
   Чтобы людское зло не рушило б эволюционный свод.
  
   И в этом плане, - как тайна дыр Вселенной,
   Является таинственность души собачьей.
   И я, как Человек, писать обязан своё величье теперь
   со строчной
   Буквы: видать, что языки у нас из рядов причинных
   разностей.

Бунин И. А.

Вечер.

   О счастье мы всегда лишь вспоминаем,
   А счастье всюду. Может быть, оно
   Вот этот сад осенний за сараем
   И чистый воздух, льющийся в окно.
   В бездонном небе легким белым краем
   Встает, сияет облако. Давно
   Слежу за ним. Мы мало видим, знаем,
   А счастье только знающим дано.
   Окно открыто. Пискнула и села
   На подоконник птичка. И от книг
   Усталый взгляд я отвожу на миг.
   День вечереет, небо опустело,
   Гул молотилки слышен на гумне.
   Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.

Бодний А. А.

Вечер.

   О счастье мы всегда лишь вспоминаем,
   У каждого менталитет на счастье свой
   Идейности и социальности здесь уровни - знаменьем
   Абрис нам дают желанности земной.
  
   Но нам не счастья нужно в жизни.
   Оно - как цель желанная танталова.
   Мы счастье находим в эйфории песни
   В процессе добыванья счастья через магичность Слова.
  
   Два вида счастия есть в арсенале эстетическом.
   Первый вид - когда экзистенциалистская душа
   Зацикливается на личных ощущеньях в меланхоличном
   Спектре, и инстинкт весь сохранения глуша.
  
   Второй вид - когда в антиэкзистенциалистическом
   сознанье
   Ответственность встаёт гражданская
   За судьбы близких и Отчизны, как стенанье.
   Тогда всё счастье мерит веха судьбоносная.

Бунин И. А.

Ритм.

   Часы, шипя, двенадцать раз пробили
   В соседней зале, темной и пустой,
   Мгновения, бегущие чредой
   К безвестности, к забвению, к могиле,
   На краткий срок свой бег остановили
   И вновь узор чеканят золотой:
   Заворожен ритмической мечтой,
   Вновь отдают меня стремящей силе.
   Раскрыв глаза, гляжу на яркий свет
   И слышу сердца ровное биенье,
   И этих строк размеренное пенье,
   И мыслимую музыку планет.
   Все ритм и бег. Бесцельное стремленье!
   Но страшен миг, когда стремленья нет.

Бодний А. А.

Ритм.

   Часы, шипя, двенадцать раз пробили
   Как будто б знаковые наставления
   Двенадцати апостолов, чтоб люди лицезрели
   Каждый час делов и слов соотношения.
  
   Кто этому не внемлит, тому пустой
   Лишь звон несут отбоя миги.
   Но Духом Вечности дан человеку часовой
   Лишь ритм, чтобы вписаться в исторические вехи.
  
   Под этот ритм меняется эпоха человечества.
   Под ним - система солнечная вся в круженье.
   И если в первом случае его цена - эгоистичные
   разладства,
   То во-втором - разладство есть диалектическое
   восхожденье.
  
   Ритм не бывает без стремленья.
   Природа только у бега времени различна.
   Объект любой - диалектического раб разнополярья.
   В живом - борьба за сохраненья, а в мертвом -
   круговорота стадия активна.

Бунин И. А.

* * *

   Мелькают дали, черные, слепые,
   Мелькает океана мертвый лик:
   Бог разверзает бездны голубые,
   Но лишь на краткий миг.
   "Да будет свет!" Но гаснет свет, и сонный,
   Тяжелый гул растет вослед за ним:
   Бог, в довременный хаос погруженный,
   Мрак сотрясает ропотом своим.

Бодний А. А.

* * *

   Мелькают дали, черные, слепые -
   Напоминанья о продолжающейся эволюции
   Мирозданья настроения, где чрез эксперимент земные
   Составляющие проходят цикл обновления экзистенции.
  
   Ведомая детерминированность воли человека
   Воспринимает это не акты как Движенья,
   А обострений как противоречий дисгармонического века,
   Теологическою фразою: "да будет свет" парадоксаля
   разуменья.

Бунин И. А.

Мужичок.

   Ельничком, березничком - где душа захочет -
В Киев пробирается божий мужичок.
Смотрит, нет ли ягодки? Горбится, бормочет,
Съест и ухмыляется: я, мол, дурачок.
"Али сладко, дедушка?" - "Грешен: сладко, внучек".
"Что ж, и на здоровье А куда идешь?"
"Я-то? А не ведаю. Вроде вольных тучек.
Со крестом да с верой всякий путь хорош".
Ягодка по ягодке - вот и слава Богу:
Сыты. А завидим белые холсты,
Подойдем с молитвою, глянем на дорогу,
Сдернем, сунем в сумочку - и опять в кусты.

Бодний А. А.

Мужичок.

   Ельничком, березничком - где душа захочет -
   Деклассированный идёт мужичок от людей
   В прострацию экзистенции; он в двух мечет
   Измереньях жизнь, и суровости их пониманья - круг
   его страстей.
  
   В первом измеренье - человеческом - он в слабоволии
   Природном - страдалец в шагренно-сжатом
   микромире.
   Во втором - вселенском - он в органическом наитии -
   Мудрец, осознающий гостевое место во внешнем мире.
  
   Если бы второе измеренье прозрением давалось
   олимпийцам -
   Виртуально в шкуру войти бы мужичка, -
   Народ к ним обращался б как к провидцам,
   Открывшим социально-эволюционного обновленья исток
   ручейка.

Бунин И. А.

Летняя ночь.

   "Дай мне звезду,- твердит ребенок сонный,-
   Дай, мамочка..." Она, обняв его,
   Сидит с ним на балконе, на ступеньках,
   Ведущих в сад. А сад, степной, глухой,
   Идет, темнея, в сумрак летней ночи,
   По скату к балке. В небе, на востоке,
   Краснеет одинокая звезда.
   "Дай, мамочка..." Она с улыбкой нежной
   Глядит в худое личико: "Что, милый?"
   "Вон ту звезду..." - "А для чего?" - "Играть..."
   Лепечут листья сада. Тонким свистом
   Сурки в степи скликаются. Ребенок
   Спит на колене матери. И мать,
   Обняв его, вздохнув счастливым вздохом,
   Глядит большими грустными глазами
   На тихую далекую звезду.
   Прекрасна ты, душа людская! Небу,
   Бездонному, спокойному, ночному,
   Мерцанью звезд подобна ты порой!

Бодний А. А.

Летняя ночь.

   "Дай мне звезду,- твердит ребёнок сонный,-
   Под убаюканье матери родной, для которой неведомо -
   То ли эта звезда планетарно-вещественна, то ли
   постзвёздный
   След принимает и сын и она, погружаясь в мистичность
   заведомо.
  
   Но заслуга сына уже в том, что он абстракции
   Придает вожделенность фактора,
   Размывая абрис реальности и фикции
   И противоречья духу как бы вторя.
  
   И эта резонансность отводит в тень
   Факт вероятности душевного мерцанья
   С холодно-мертвенной звездой, которую грядущий
   день
   Поглотит злободневностью проблем, - предлог оставив
   для исканья!
  
   Исканья здесь чрез дух противоречья
   Смыкается со стратегической безвекторностью
   человечества,
   Которое инстинктно цель берет с неосуществленья -
   По аналогии взаимосвязи звездного тут свойства.
  
   С времён античных человечество считало
   Звёздность чрез дух противоречья своею как бы вотчиной.
   Но "видит око, да зуб неймёт", и это зарождало
   Виртуальное плененье человечеством Вселенной.
  
   Такую технологию оно перенесло на отношения
   Земные - верстать стратегию, бесцельную для разуменья.
   И это перешло в психологический синдром, когда
   веления
   Стратегии становятся символикой для матери и сына
   в ночные созерцанья.

Бунин И. А.

Зеркало.

   Темнеет зимний день, спокойствие и мрак
   Нисходят на душу - все, что отражалось,
   Что было в зеркале, померкло, потерялось.
   Вот так и смерть, да, может быть, вот так.
   В могильной темноте одна моя сигара
   Краснеет огоньком, как дивный самоцвет:
   Погаснет и она, развеется и след
   Ее душистого и тонкого угара.
   Кто это заиграл? Чьи милые персты,
   Чьи кольца яркие вдоль клавиш побежали?
   Душа моя полна восторга и печали -
   Я не боюсь могильной темноты.

Бодний

Зеркало.

   Темнеет зимний день, спокойствие и мрак
   Ассоциацию в стареющем вдруг теле нагнетают:
   Будто внутренний мой мир вливается
   в вселенский прах.
   Где выйдя с Диалектики, эксмонады затухают.
  
   На Земле "черных дыр" не существует,
   Со счёта если модули искусственные снять.
   В объектах излучения и света поглощения бытует
   Правило, что даже света квант последний есть
   жизни пядь.
  
   Три категории абстрактно-прикладных
   Вбирает бытие: жизнь, смерть и свет.
   И все они в зеркальных отраженьях, земных
   и неземных,
   Но при условии, что в первых двух наличествует свет.
  
   Напоминанье о исчезнувшей звезде даёт лучистый след,
   Идя сквозь бесконечность и бессрочность.
   И зеркалом ему является клетчатка глаза, где свет
   Даёт пленэр, обогащая бытия разнообразность.
  
   Но в теле омертвлённом клетчатка не способна
   Отражать, даже когда её коснулся свет.
   Но зеркала универсальность в лучах способна
   Клетчатки мертвой отражать посмертный след.

Бунин И. А.

В горах.

   Поэзия темна, в словах не выразима:
   Как взволновал меня вот этот дикий скат.
   Пустой кремнистый дол, загон овечьих стад,
   Пастушеский костер и горький запах дыма!
   Тревогой странною и радостью томимо,
   Мне сердце говорит: "Вернись, вернись назад!" -
   Дым на меня пахнул, как сладкий аромат,
   И с завистью, с тоской я проезжаю мимо.
   Поэзия не в том, совсем не в том, что свет
   Поэзией зовет. Она в моем наследстве.
   Чем я богаче им, тем больше я поэт.
   Я говорю себе, почуяв темный след
   Того, что пращур мой воспринял в древнем детстве:
   - Нет в мире разных душ и времени в нем нет!

Бодний А. А.

В горах.

   Поэзия темна, в словах не выразима:
   Для чистого искусства, кумиром где изящество
   Лишь блещет, - социальность когда не отторжима,
   Хотя здесь и корни благости - плебейское истовство.
  
   Менталитет моей натуры влечёт поэзию во сферу,
   Парадоксальность где сопрягает социальность
   С инстинктами насилья, давая ложную опору
   На клятвенность Гаранта, как личностную самость.
  
   И не надо поэзию всецело изыскивать в наследстве,
   Лишь силу эстетического озаренья оно дозирует.
   А выбор: восхожденье горное или же пребывание
   в блаженстве -
   Ген не поэтический, а истиноискательный верстует.
  
   Поэт как бы изгой для человечества:
   Если последний - инстинктами насилья душевно обезличен,
   И постгостевое его время - Леты беспамятства,
   То разнодушие мира - изыскания Поэта, временной
   лимит где ограничен.

Бунин И. А.

Миньона.

   В горах, от снега побелевших,
   Туманно к вечеру синевших,
   Тащилась на спине осла
   Вязанка сучьев почерневших,
   А я, в лохмотьях, следом шла.
   Вдруг сзади крик - и вижу: сзади
   Несется с гулом, полный клади,
   На дышле с фонарем, дормез:
   Едва метнулась я к ограде,
   Как он, мелькнув, уже исчез.
   В седых мехах, высок и строен,
   Прекрасен, царственно спокоен
   Был путешественник. Меня ль,
   Босой и нищий, он достоин
   И как ему меня не жаль!
   Вот сплю в лачуге закопченной,
   А он сравнит меня с Мадонной,
   С лучом небесного огня,
   Он назовет меня Миньоной
   И влюбит целый мир в меня.

Бодний А. А.

Миньона.

   В горах, от снега побелевших,
   В вечерней синеватости пространства
   Младая привлекательная дева в крестьянских
   Амулетах шла, погруженная в раздвойства.
  
   Она осла навьюченного погоняла, который тоже
   Был понуро погружен в раздвойства,
   Но по упрямости ослиной, которая порою схожа
   С втемяшевшеюся в девицу блажью ослинового
   свойства.
  
   Вдруг гул являет им дорога: дормез -
   Как полупризрак с красавцем молодым во вожделенье
   Пронёсся мимо, оставивши душевный плёс
   В девической фантазии - тягучее томленье
  
   Проскок дормеза простолюдинки раздвойство теребил,
   Чтоб чрез интимную фантазию одухотворить
   потенциал
   Душевный и любвеобилия бы пыл,
   Которые вошли б в Мадонны ареал.
  
   А для него она пусть будет и Миньоной.
   Но подсознанье подсказало вариант:
   В мире страждущем желанной быть и чистой -
   Сподручность у Пении озолотит душевный квант.

Бунин И. А.

* * *

   Настанет день - исчезну я,
   А в этой комнате пустой
   Все то же будет: стол, скамья
   Да образ, древний и простой.
   И так же будет залетать
   Цветная бабочка в шелку,
   Порхать, шуршать и трепетать
   По голубому потолку.
   И так же будет неба дно
   Смотреть в открытое окно
   И море ровной синевой
   Манить в простор пустынный свой.

Бодний А. А.

* * *

   Настанет день - исчезну я
   С последней возрастной субстанцией,
   Закрывши станы эволюционного бытья,
   По истечении которых я в каждом был с истекшей
   жизней.
  
   Где семилетний мальчик Шурик Бодний?
   А с признаками возрастными навеки он ушёл
   С лика Земли, оставив струйку лишь воспоминаний.
   И почему-то не трагедиен для меня такой удел.
  
   Где возмужалый юноша - Александр Бодний?
   А он ушёл по той стези, что и семилетний
   Мальчик, оставив горку лишь воспоминаний.
   Душа, однако, не впадает в формат простраций.
  
   А где мужчина средних лет - Александр Андреевич
   Бодний? Его корова языком с поверхности Земли
   слизала,
   Оставив лишь труды земные, - и как уже ни клич,
   Но возрастная стать - уж достоянье невозвратности.
  
   Обманное чувство дано человечеству:
   Считать себя относительно бессмертным
   От рождения и до предсмертного срока по свойству,
   Где инстинкт сохраненья экзистенциализируется
   признаком псевдобессмертным.
  
   И хотя уходят с возрастом, оставляя нам
   Лишь опыт исторический и личностный,
   И каскад генетический, - стиль жизни по годам,
   Образ мышления и чувствования, - единит нашу суть
   хромосом индивидуальный.
  
   Тенденция к уходу принципиально у всех однообразна:
   То ль от душевной, то ль от физической
   Сверхтяжести, - в одровую фразу моей бабушки
   уложена:
   "Я вечного покоя жду от обессилия души и плоти
   бренной".

Бунин И. А.

На исходе.

   Ходили в мире лже-Мессии, -
   Я не прельстился, угадал,
   Что блуд и срам их в литургии
   И речь - бряцающий кимвал.
   Своекорыстные пророки,
   Лжецы и скудные умы!
   Звезда, что будет на востоке,
   Еще среди глубокой тьмы.
   Но на исходе сроки ваши:
   Вновь проклят старый мир - и вновь
   Пьет сатана из полной чаши
   Идоложертвенную кровь!

Бодний А. А.

На исходе.

   Ходили в мире лже-Мессии
   Со исчисленья новой эры от Христа.
   И целью ставили - продлиться бы в существовании
   Через преподношенья в байпасности Креста.
  
   И только лишь Иисус Христос осмелился
   Национального протеста голос вознести до подвигов
   Но фарисейством Он на тормозах спустился
   В трехвековое обезличье теологических запоров.
  
   И после воскрешенья Его Имени лже-Мессии
   Пошли по миру восхвалять себя под знаменем
   Христа
   От богословов до Гарантов, чтоб в литургии
   И в подковёрных комбинациях начать всё как бы
   с чистого листа.

Бунин И. А.

Старая яблоня.

   Вся в снегу, кудрявом, благовонном,
   Вся-то ты гудишь блаженным звоном
   Пчел и ос, завистливых и злых.
   Старишься, подруга дорогая?
   Не беда. Вот будет ли такая
   Молодая старость у других!

Бодний А. А.

Старая яблоня.

   Вся в снегу, кудрявом, благовонном -
   Цветёшь уж на Земле в который раз!
   И биостатью ты без гоноров в свободном
   Изъявленье дашь еще Судьбине антипас.
  
   Вот и я гляжу на гонористость молодого
   поколенья,
   Что считают возраст - "пора сдыхать"! -
   Как максималистско-нигилистические акты бленья.
   А попробуй: доживи до моего, чтоб "жизнь прожить" -
   как целину поднять!

Бунин И. А.

Укоры.

   Море с голой степью говорило:
   "Это ты меня солончаками
   И полынью горькой отравила,
   Жарко дуя жесткими песками!
   Я ли не господняя криница?
   Да не пьет ни дикий зверь, ни птица
   Из волны моей солено-жгучей,
   Где остался твой песок летучий!"
   Отвечает степь морской пустыне:
   "Не по мне ли, море, ты ходило,
   Не по мне ли, в кипени и сини,
   За волной волну свою катило?
   Я ли виновата, что осталась,
   В час, когда со мной ты расставалось,
   Белой солью кипень снеговая,
   Голубой полынью синь живая?"

Бодний А. А.

Укоры.

   Море с голой степью говорило
   На предмет своей приоритетности
   И пенистостью с пасти волн метало
   Недовольство от степных песков сыпучести.
  
   Море ставило в укор степи свою солёность,
   Что последняя из тела своего выдавала.
   Но при этом море забывало, что иммунность
   Его биосферы на предмет загнивания соль давала.
  
   И рыба морская в солёной лишь воде
   Способна жить, в песке на дне ища пристанище
   От шторма, и привнесённости степи везде
   Для них - как ноевоковчежное вместилище.
  
   Контукор здесь главный - в палеонтологии:
   Степь - твердь и для самой себя и для морского дна
   В истории Земли, в Её формировании.
   А море, как жидкость, не может без чаши, без дна.

Бунин И. А.

Свет незакатный.

   Там, в полях, на погосте,
   В роще старых берёз,
   Не могилы, не кости -
   Царство радостных грёз.
   Летний ветер мотает
   Зелень длинных ветвей -
   И ко мне долетает
   Свет улыбки твоей.
   Не плита, не распятье -
   Предо мной до сих пор
   Институтское платье
   И сияющий взор.
   Разве ты одинока?
   Разве ты не со мной?
   В нашем прошлом, далёком,
   Где и я был иной?
   В мире круга земного,
   Настоящего дня,
   Молодого, былого
   Нет давно и меня!

Бодний А. А.

Свет незакатный.

   Там, в полях, на погосте
   Средь разрежённых берёз
   Дежавюрность во власти,
   Меня теребя, разверстала плес.
  
   Ностальгический плес обострил
   Мне виденья давнишней поры,
   Когда ту, что под мраморным надгробьем, истлил
   Рое её, а я возрождаю образ астральный в зари.
  
   Но мешает мне полностью крылья
   Расправить отраженья субстанций контрастность,
   Где образ живой в обелиске и словно опавшие листья -
   Кости гниющие, - полет тормозят мне чрез тленность.
  
   Приемлемой формой общенья с ушедшими в вечность,
   Когда два ситуационных даётся объекта:
   Во-первых, над прахом убрать скопированную
   воспроизведённость.
   И кто с ним телекинезит - будь частью его субъекта.
  
   А во-вторых, кто ставку делает на прошлый живой
   Образ, - ищи те, сокровенные на Земле места,
   Душа его где обитает, покинувшая прах земной, -
   Фотографический там образ "легкое дыханье" дать может
   неспроста.

Бунин И. А.

* * *

   Ранний, чуть видный рассвет,
   Сердце шестнадцати лет.
   Сада дремотная мгла
   Липовым цветом тепла.
   Тих и таинственный дом
   С крайним заветным окном.
   Штора в окне, а за ней
   Солнце вселенной моей.

Бодний А. А.

   Ранний, чуть видный рассвет.
   Поклажу я, шестнадцатилетний юнец,
   Везу на базар, загрузив велосипед.
   Вдруг чувствую тяжесть сердечных колец.
  
   Виною тому - таинственный дом на пути,
   В котором она - несомкнувшийся первой любви
   Мой венец, вдруг отразится в окне, не успевши уйти
   От излученья вселенско-поточной моей заигравшей крови.

Бунин И. А.

* * *

   Щеглы, их звон, стеклянный, неживой,
   И клён над облетевшею листвой,
   На пустоте лазоревой и чистой,
   Уже весь голый, лёгкий и ветвистый.
   О, мука мук! Что надо мне, ему,
   Щеглам, листве? И разве я пойму,
   Зачем я должен радость этой муки,
   Вот этот небосклон, и этот звон,
   И тёмный смысл, которым полон он,
   Вместить в созвучия и звуки?
   Я должен взять - и, разгадав, отдать
   Мне кто-то должен сострадать,
   Что пригревает солнце низким светом
   Меня в саду, просторном и раздетом,
   Что озаряет жёлтая листва
   Ветвистый клён, что я едва-едва,
   Бродя в восторге по саду пустому,
   Мою тоску даю понять другому.
   - Беру большой зубчатый лист с тугим
   Пурпурным стеблем, - пусть в моей тетради
   Останется хоть память вместе с ним
   Об этом светлом ветрограде
   С травой, хрустящей белым серебром,
   О пустоте, сияющей над клёном
   Безжизненно-лазоревым шатром,
   И о щеглах с хрустально-мёртвым звоном!

Бодний А. А.

* * *

   Щеглы, их звон, стеклянный, неживой
   Идёт как будто в унисон с спадающей листвой.
   И оттеняет сей минор вид небосклона с хмарной синевой.
   И словно бы меня вовлечь хотят в причинный строй.
  
   Но я не первый год такой минор встречаю.
   Иммунитет даёт на этот счёт философический подход.
   И я аналитичность с синтезом вклиняю
   Чрез экстерьер в интерьер Природы, где формируется
   разброд.
  
   Во всем я нить закономерности желаю
   Ухватить, чтобы связать её с сознаньем историческим.
   Первоочередной вопрос сакраментальности я изъявляю:
   Потенциал страданий, дисгармоний - когда он
   офакторируется ходом революционным?
  
   Конкретность смены расцвета Природы на увяданье
   Я сопрягаю с оперативным чувствованьем и состраданьем,
   Но избирательно уже, чтоб лжеца минуло бы
   благословенье.
   И память о расцвете я кленовым листом гербарю
   как реквием.
  
   А главное - я вовлечён в причинный строй,
   Чтоб абстрагирование нацелило меня на правильность -
   Как выбрать в перепадах метаморфозы тот настрой,
   Который дал бы мне причинный ряд как объективность.
  
   Тогда я рацзерно мог бы уловить в подвижках
   Биологии, чтобы перенести их в социальность
   Не в технологиях, а в революционных принципиальностях,
   Памятуя, что обновленья для Природы и для общества
   даёт идейность.
  
   А уж идейность традиционно несёт орнаментность
   Из символов Природы, включая знаковость листа кленового.
   И знаковость с идейностью несут взаимообусловленность,
   Что человек - субъект Природы, а Природа - в субъекте
   человека диалектического.

Бунин И. А.

   Этой краткой жизни вечным измененьем
   Буду неустанно утешаться я, -
   Этим ранним солнцем, дымом над селеньем,
   В свежем парке листьев медленным паденьем
   И тобой, знакомая, старая скамья.
   Будущим поэтам, для меня безвестным,
   Бог оставит тайну - память обо мне:
   Стану их мечтами, стану бестелесным
   Смерти недоступным, - призраком чудесным
   В этом парке розовом, в этой тишине.

Бодний А. А.

   В этой краткой жизни с вечным измененьем
   Буду я судьбинности подвох искать, -
   Не дышит ли дарённость благодати эфемерьем,
   И Роль мою с ценою кто будет в ней определять?
  
   Мне солнце щедро дарит лучезарность.
   И нива урожай сторицей выдаёт в неадекватности
   С трудом; но почему же и на йоту адекватность
   Не выходит, когда я покупаю товары необходимости?
  
   Не потому ль, что лучезарность солнца закрепостить
   Никто не может на Земле; не потому ли, что способность
   Нивы на прибавку урожая цепями не поработить,
   А воле человека и ценностям земным даёт насилье
   императивность.
  
   Я оппозиции Поэт, байпас возведший над инстинктами
   Насилья; и будущим поэтам я первый в поле зренья.
   Попаду как личность с объективными контактами,
   Вобравшими идею прометееву и Истины стенанья.

Бунин И. А.

* * *

   Как в апреле по ночам в аллее,
   И всё тоньше верхних сучьев дым,
   И всё легче, ближе и виднее
   Побледневший небосклон за ним.
   Этот верх в созвездьях, в их узорах,
   Дымчатый, воздушный и сквозной,
   Этих листьев под ногами шорох,
   Эта грусть - всё то же, что весной.
   Снова накануне. И с годами
   Сердце не считается. Иду
   Молодыми, легкими шагами
   И опять, опять чего-то жду.

Бодний А. А.

* * *

   Как в апреле по ночам в аллее,
   Та же оголённость крон, ветвей
   В наступившей осени, но совсем иное
   Положенье тонуса - минорность скрежестей.
  
   Если эстетической не было параллели -
   Расцвет циклический Природы и после - оскуденье -
   То осень воспринималась как стадия бы концевой
   спирали,
   Как вектора рациональности исканье во Движенье.
  
   Но цикличность с возвращеньем разрушает
   Пессимистичности модель, а жизненный запас
   Энергии на возрождение надежду просветляет.
   И поступь старости твердеет, как бы судьбе давая пас.

Бунин И. А.

* * *

   Звезда дрожит среди вселенной.
   Чьи руки дивные несут
   Какой-то влагой драгоценной
   Столь переполненный сосуд?
   Звездой пылающей, потиром
   Земных скорбей, небесных слез
   Зачем, о Господи, над миром
   Ты бытие мое вознес?

Бодний А. А.

* * *

   Звезда дрожит среди вселенной.
   Точней, постзвёздный след лучистый,
   Вобравший трагедийность всю распадной
   Стадии, как будто хочет пыл Земли урезонить
   строптивый.
  
   И если в стотриллионной давности
   Распады шли как непреложность Диалектики,
   То счас колайдеры насильственно исходности
   И бытия и мирозданья вскрывают без учета Движения
   кинетики.
  
   Поэтому проблематично - кто вознёс бытия эгоизм,
   То ли сам человек, то ли миф господний.
   Как инстинкт насилия над волей интроекции механизм
   Экспериментирует, так и колайдер - основы экзистенций.

Бунин И. А.

* * *

   В пустом, сквозном чертоге сада
Иду, шумя сухой листвой:
Какая странная отрада
Былое попирать ногой!
Какая сладость все, что прежде
Ценил так мало, вспоминать!
Какая боль и грусть - в надежде
Ещё одну весну узнать!

Бодний А. А.

* * *

   В пустом, сквозном чертоге сада
   Былого живописного мы цену познаём.
   Не будь цикличности же биологии распада -
   Иммунитет на прочность был бы как бессрочности заём.
  
   Но Диалектика не милует антицикличность.
   Поэтому пленэра разноцветность чувств
   Пленяет нас, то насаждая томленья тонкость
   Об ушедшем, то о текущем - критичность свойств.

Бунин И. А.

* * *

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

   Есть ли тот, кто должной мерой мерит
   Наши знанья, судьбы и года?
   Если сердце хочет, если верит,
   Значит - да.
   То, что есть в тебе, ведь существует,
   Вот ты дремлешь, и в глаза твои
   Так любовно мягкий ветер дует -
   Как же нет Любви?

Бодний А. А.

* * *

   Есть ли тот, кто должной мерой мерит
   Наши изъявлённости во внешний мир как объектов
   Мирозданья, наши Судьбы факторирует?
   Во-первых, существенность поправки - не объектов,
   а субъектов.
  
   Во-вторых, Его выискивать не надо в туманности
   Небес; Он есть Дыхание Вселенной, Он и в нашей
   Есть субстанции до нашего последнего дыхания -
   Дух Вечности.
   В разнообразностях живого - Эксперимент Его всех
   тайностей.
  
   То, что существует на Земле и в нас - от гада
   Ползучего и до идеала Мадонны, от злодейства
   И до благоденства - Его Эксперимент разного рода.
   И Любовь, и Надежду, и Веру - это Он отдаёт в арсенал
   человечества.
  
   Но это - статически-стартовая позиция.
   Человеку даётся с этой точки Свобода действий -
   Кинетика Диалектики, где интегрирует эволюция.
   В этом - относительность на Эксперимент человеческих
   влияний.

Бунин И. А.

* * *

   И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
   И лазурь, и полуденный зной.
   Срок настанет - Господь сына блудного спросит:
   "Был ли счастлив ты в жизни земной?"
   И забуду я все - вспомню только вот эти
   Полевые пути меж колосьев и трав -
   И от сладостных слез не успею ответить,
   К милосердным коленям припав.

Бодний А. А.

* * *

   И цветы, и шмели, и трава, и колосья -
   В полях душу свою я хочу врачевать,
   Чтоб меж мною и властью были бы согласья.
   И с детской наивностью референдно за Союз
   нерушимый готов я встать.
  
   Но откуда коллизия по святому делу?
   Тот же самый набор в Беловежской пуще природных
   дарений.
   Но роль козла отпущенья вдруг приписана плебейскому
   телу,
   А позже списана на комбайнёра ставропольского
   в режиме шкуроспасений.
  
   Озабоченно я бреду "меж колосьев и трав".
   Внезапно лицезрею столпотворение с небес:
   Вихревая воронка спустилась на землю, и встав
   Из нее, армагеддоновский дух речь мне понёс:
  
   "Не верь олимпийцам, Поэт оппозиции!
   В одиночку не смог бы комбайнёр революцию спестовать.
   В этом - армада продажной элиты проявилась в ура -
   патриотической фикции.
   А козел отпущенья лишь слабоволием дал повод его
   подозревать".
  
   И на этом дух растаял, я же под дидактику
   Технологию правдоподобия узрел: последний оплот Союза -
   Телевизионный Центр - держал от христопродажности
   атаку,
   Руководимую свердловским прорабом на волне
   американских транш-кредитов, как даренья
   паса.

Бунин И. А.

* * *

   Огонь, качаемый волной
В просторе темном океана.
Что мне до звездного тумана,
До млечной бездны надо мной!
   Огонь, по прихоти волны
Вдали качаемый, печальный.
Что мне до неба, до хрустальной,
Огнями полной вышины!

Бодний А. А.

* * *

   Огонь, качаемый волной
   В ночи безбрежья океана,
   Становится для жизни он судьбой,
   Подмявши блеск постзвездного обмана.
  
   Мы в звёздность взгляд свой обращаем,
   Чтоб категорию Свободы абстракцией питать.
   Но в экстремальность океана мы волю воплощаем,
   Чтоб к маяку дойти, почувствовав Свободу как
   личностную стать.

Бунин И. А.

* * *

   В полночный час я встану и взгляну
   На бледную высокую луну,
   И на залив под нею, и на горы,
   Мерцающие снегом вдалеке.
   Внизу вода чуть блещет на песке,
   А дальше муть, свинцовые просторы,
   Холодный и туманный океан.
   Познал я, как ничтожно и не ново
   Пустое человеческое слово,
   Познал надежд и радостей обман,
   Тщету любви и терпкую разлуку
   С последними, немногими, кто мил,
   Кто близостью своею облегчил
   Ненужную для мира боль и муку,
   И эти одинокие часы
   Безмолвного полуночного бденья,
   Презрения к земле и отчужденья
   От всей земной бессмысленной красы.

Бодний А. А.

* * *

   В полночный час я встану и взгляну
   На пройденную поступь жизнедеянья.
   И в балансе взаимопроницания сомкну
   Я интерес вселенский и личного нововведенья.
  
   Коль я пришёл в сей мир на сформированное
   Лоно матери - Природы и в кладезь безмерный
   Интеллекта Мирового, то я - детерминированное
   Лишь явленье, субъект ещё не возвещённый.
  
   Методику решил я самоутвержденья
   Перекроить с коллизии наносных и персонажных
   Описаний человеческих ничтожеств на изысканья
   Общечеловеческих закономерностей как судьбоносных.
  
   Возможно возражение: - но для судьбоносности
   Важны как позитивные, так и негативные явленья -
   Да, но через типизацию и классификацию усреднённости.
   Тогда и прояснится: какая боль и мука нужны миру
   как вожделенья.
  
   И смысл обретает тогда краса земная,
   Какой бы интерьер она в себе ни сохраняла, -
   Но лепта конструктивная вошла бы в Интеллект
   с любого нравственного края.
   И Диалектика себя бы полноценно выражала.

Бунин И. А.

* * *

   Мечты любви моей весенней,
   Мечты на утре дней моих
   Толпились как стада оленей
   У заповедных вод речных:
   Малейший звук в зеленой чаще -
   И вся их чуткая краса,
   Весь сон блаженный и дрожащий
   Уж мчался молнией в леса!

Бодний А. А.

* * *

   Мечты любви моей весенней,
   Психологизмом адсорбционным
   В ниши душевных ложатся заводей
   И до тризны идут материалом накатно изъявлённым.
  
   Они не схожи с блаженностью оленей во время водопоя,
   Которая как сон способна испарить свой сонм красы
   От звука постороннего; они - интуитивного настроя,
   Который бережёт их от серебристости росы.
  
   Интуитивность помогает предотвратить поползновенья
   Миазм фундаментальной фальши в преддверье,
   Когда на девственность былую хотят петлю удушья
   Повязать - парапсихологизм отводит спазм, сохраняя
   памяти вздыбленье.

Часть вторая.

Тарковский А. А.

Свеча.

   Мерцая желтым язычком,
   Свеча все больше оплывает.
   Вот так и мыс тобой живем -
   Душа горит и тело тает.

Бодний А. А.

Свеча.

   Мерцая желтым язычком.
   Свеча подобие мещанское рождает.
   Но правдолюб лишь прометеевым огнём,
   Встречая день, судьбу верстает.

Тарковский А. А.

* * *

   Блеют овцы, суетится стадо,
   Пробегают бешеные дни.
   Век безумствует. Повремени,
   Ни шуметь, ни причитать не надо.
   Есть еще в руках широкий бич,
   Все ворота наглухо закрыты,
   И колы глубоко в землю врыты,
   Чтоб овец привязывать и стричь.

Бодний А. А.

* * *

   Блеют овцы, суетится стадо -
   Так плебей спокон веков себя ведет.
   Это - от природы жизненное кредо.
   Ты, Поэт, обязан воплотить его в судьбинный ход.
  
   И если Слово твоё, Поэт, расшатает
   Хоть на йоту кол крепления ворот
   И толику смягчённости бичу спластает, -
   То Ты судьбе своей даёшь скрижальный поворот.

Тарковский А. А.

* * *

   Если б, как прежде, я был горделив,
Я бы оставил тебя навсегда;
Все, с чем расстаться нельзя ни за что,
Все, с чем возиться не стоит труда,-
Надвое царство мое разделив.
Я бы сказал: - Ты уносишь с собой
Сто обещаний, сто праздников, сто
Слов. Это можешь с собой унести.
Мне остается холодный рассвет,
Сто запоздалых трамваев и сто
Капель дождя на трамвайном пути,
Сто переулков, сто улиц и сто
Капель дождя, побежавших вослед.

Бодний А. А.

* * *

   Если б, как прежде, я был горделив,
   Диффундируя в одиночестве праведность
   Из омута всемирного зла, перлов где единичный прилив,
   Я б табу наложил на новационную менталитетность.
  
   Не списал бы в архив дискомфорт парадоксальности,
   Я - не член эдемского мифообщества,
   Мне искать чтоб в бардачности корни Истинности,
   А парадоксальность с индукцией - приемлемые средства.
  
   Рудименты ангелоподобия и сострадания
   Я в линию б параллели соотнёс,
   Чтоб знать до эталона путь бы восхождения
   Объектов дисгармонии, опеку над которыми я б нёс.
  
   Я тонкости лирической волны среды
   Вплетал в спасительность б отдохновения.
   И не бросая б негативности бразды,
   Я в Диалектике выискивал рацзёрна бы Предтечия.

Тарковский А. А.

Дождь.

   Как я хочу вдохнуть в стихотворенье
Весь этот мир, меняющий обличье:
Травы неуловимое движенье,
   Мгновенное и смутное величье
Деревьев, раздраженный и крылатый
Сухой песок, щебечущий по-птичьи,-
   Весь этот мир, прекрасный и горбатый,
Как дерево на берегу Ингула.
Там я услышал первые раскаты
   Грозы. Она в бараний рог согнула
Упрямый ствол, и я увидел крону -
Зеленый слепок грозового гула.
   А дождь бежал по глиняному склону,
Гонимый стрелами, ветвисторогий,
Уже во всем подобный Актеону.
   У ног моих он пал на полдороге.

Бодний А. А.

Дождь.

   Как я хочу вдохнуть в стихотворенье
   Не свойственность тенденции к слаблениям своим -
   Проекции бы мировых явлений, где Истины томленье
   Дало бы резонанс, подвигнув всё, что на душе таим.
  
   И здесь вот как бы на стремнине
   Поэта Слово вескость обретает
   Из-за решимости не столько пребыванья долго в тине,
   Сколько - жарптичий перл миг вечности вплетает.
  
   И здесь экзистенциалистическим сознаньем
   Поэт постигнуть может мир со стороны,
   Узрев в закономерности все точки с напряженьем,
   По счёту малому, упреждая Россию - Дом ожидаемой Весны.
  
   А по большому счёту, дав новации
   Чрез колыхание травы и птичий хор,
   Тенденцию чтоб влить читателю бы к реформации
   Плодов насилия, рациональными упрёками сметая сор.

Тарковский А. А.

Ялик.

   Что ты бредишь, глазной хрусталик? 
Хоть бы сам себя поберег. 
Не качается лодочка-ялик, 
Не взлетает птица-нырок.
   Камыши полосы прибрежной 
Достаются на краткий срок. 
Что ты бродишь, неосторожный, 
Вдалеке от больших дорог?
   Все, что свято, все, что крылато, 
Все, что пело мне: "Добрый путь!" -- 
Меркнет в желтом огне заката. 
Как ты смел туда заглянуть?
   Там ребенок пел загорелый, 
Не хотел возвращаться домой, 
И качался ялик твой белый 
С голубым флажком над кормой.

Бодний А. А.

Ялик.

   Что ты бредишь, глазной хрусталик? 
   Вперяя взоры в извечность земную,
   Как спонтанных явлений предвестник,
   Как лодка - ялик, качая будто судьбу чужую.
  
   Я слит с тобою, хрусталик, по жизни тернистой.
   И посему упреждаю обзорность твою.
   Если сознанье тебя не уловит в манере игристой,
   То подсознанье пленяет внезапность твою.
  
   Твой образ манеры круговертья
   Незримой нитью съединён с идейностью.
   И если твой взор - в желтых красках дня угасанья,
   То это - её тандем с сокровенностью.
  
   Она знает, что за последними гаммами дня -
   Завтра рассвет принесёт избавленье от старых ошибок.
   Но если хрусталик фокусировку даст на злобу дня,
   Тогда и ялик заунисонит, ждя этический проросток.

Тарковский А. А.

Слово.

   Слово только оболочка, 
Пленка, звук пустой, но в нем 
Бьется розовая точка, 
Странным светится огнем, 
Бьется жилка, вьется живчик, 
А тебе и дела нет, 
Что в сорочке твой счастливчик 
Появляется на свет. 
Власть от века есть у слова, 
И уж если ты поэт, 
И когда пути другого 
У тебя на свете нет, 
Не описывай заране 
Ни сражений, ни любви, 
Опасайся предсказаний, 
Смерти лучше не зови! 
Слово только оболочка, 
Пленка жребиев людских, 
На тебя любая строчка 
Точит нож в стихах твоих. 

Бодний А. А.

Слово.

   Слово только оболочка?
   Но ведь Поэт от чувств лишь оттолкнувшись,
   Где сфокусировалась отправная точка,
   Работает иглою-словом, технологически расшившись.
  
   Метафоры, эпитеты и междометия
   Семью потами эстетическую силу проявляют,
   Надеяся на унисон, что читательская даст аудитория,
   Когда к твоим перловым слепкам души тяготеют.
  
   И здесь вот ожидание эффекта - признанье
   Иль отверженье перехода слепка в перловую знаковость.
   Здесь и чтец лепту вносит, инструментовке изощренье
   Давая по фонетике, где не лингвистики - Поэта
   первородность.
  
   Когда ценители поймут достоинства художественной
   данности,
   Проникнув единением с идейностью и с ритмом сути,
   Когда увидят отраженья своей сокрытой вожделенности, -
   Тогда чрез Слово Поэт облегчет все их путы.
  
   И наступает акт метаморфозы:
   Художественная форма Слова переходит
   В лист, как в оболочку, неся скрижальность дозы
   Бессмертия, - через века парадоксальной мудростью
   телекинезит.

Тарковский А. А.

Ночная работа.

   Свет зажгу, на чернильные пятна
Погляжу и присяду к столу, - 
Пусть поет, как сверчок непонятно,
Электрический счетчик в углу.
Пусть голодные мыши скребутся,
Словно шастать им некогда днем,
И часы надо мною смеются
На дотошном наречье своем, -- 
Я возьмусь за работу ночную,
И пускай их до белого дня
Обнимаются напропалую,
Пьют вино, кто моложе меня.
Что мне в том? непочатая глыба,
На два века труда предо мной.
Может, кто-нибудь скажет спасибо
За постылый мой подвиг ночной.

Бодний А. А.

Ночная работа.

   Свет зажгу, на чернильные пятна,
   Как на следную мезосвязь меня с будущим,
   С обнадеженностью веры будто распятно
   Взгляну, и пойду с гомофонией я ходом вселенским.
  
   И скребленье мышей под полом не тревожит,
   Когда берешь мезомерично ориентир на резонанс
   В сопряжениях с системами небесными, возносит
   Где Дух Вечности мой перл как обнадёженья аванс.
  
   Я в мезофазе абстракции ночной
   Как бы сознанья переход с антиэкзистенциализма
   На экзистенциалистский мистически-земной
   Угол зрения ввожу в режим парапсихологизма.
  
   А можно обойтись без парапсихологизма?
   Нельзя, проза бытия мощней вселенской есть влекомости
   На дозу, равную приземлённости этого логизма.
   Поэтому ночное изыскание - подвиг в будущее восходимости.

Тарковский А. А.

* * *

   Порой по улице бредешь - 
Нахлынет вдруг невесть откуда 
И по спине пройдет, как дрожь, 
Бессмысленная жажда чуда. 
Не то чтоб встал кентавр какой 
У магазина под часами, 
Не то чтоб на Серпуховской 
Открылось море с парусами, 
Не то чтоб захотеть - и ввысь 
Кометой взвиться над Москвою, 
Иль хоть по улице пройтись 
На полвершка над мостовою. 
Когда комета не взвилась, 
И это назовешь удачей. 
Жаль: у пространств иная связь, 
И времена живут иначе. 
На белом свете чуда нет, 
Есть только ожиданье чуда. 
На том и держится поэт, 
Что эта жажда ниоткуда. 
Она ждала тебя сто лет, 
Под фонарем изнемогая.. 
Ты ею дорожи, поэт. 
Она - твоя Серпуховская, 
Твой город, и твоя земля, 
И невзлетевшая комета, 
И даже парус корабля, 
Сто лет как сгинувший со света. 
Затем и на земле живем, 
Работаем и узнаем 
Друг друга по ее приметам, 
Что ей придется стать стихом, 
Когда и ты рожден поэтом. 

Бодний А. А.

* * *

   Порой по улице бредешь
   И будто бы в иное измеренье
   Астральностью внезапно ты войдёшь,
   И в путах прозы жизни - облегченье.
  
   Ты иллюзорный мир,
   Вынашивал что долго
   В звучаньях разнотонных лир,
   В гологармонии увидел строгой.
  
   Метаморфозность в том,
   Что мир, представленный
   Тобой, лишён всех диссонансовых истом,
   Неся весь вид земнообразный.
  
   В космосе законы тяготенья
   Новацию являют человеку,
   Пленяясь скоростью движенья, -
   Так и Поэт - Поляризация есть веку.
  
   Поэт - слуга Пространству,
   Времени, но Он в усердном озаренье
   Весеннему способен свойству
   Безмерности придать зыбленье.
  
   Чрез сущего закономерности
   Он Время прозондировать
   Способен и у Пифо взять убеждённости,
   Чтоб будущее раскодировать.
  
   Поэт не ждёт от жизни
   Чуда, но Он даёт настрой,
   Как первоначалья фактор, чтоб тины
   Признак не принял бы причинный строй.
  
   И тогда лишалась осложнённостей
   Земля бы, пиитово скрижаля имя.
   И этот тандем бы достиг восхождённостей -
   Млечность Земли и Поэта взяло бы Вечности Время.

Тарковский А. А.

Дума.

   И горько стало мне, что жизнь моя прошла,
   Что ради замысла я потрудился мало,
   Но за меня добро вставало против зла,
   И правда за меня под кривдой умирала.
   Я не в младенчестве, а там, где жизни ждал,
   В крови у пращуров, у древних трав под спудом,
   И целью, и путём враждующих начал,
   Предметом спора их я стал каким-то чудом.
   И если в дерево впивается пила,
   И око Божие затравленного зверя,
   Как мутная вода, подёргивает мгла,
   И мается дитя, своим врачам не веря,
   И если изморозь ложится на хлеба,
   Тайга безбрежная пылает предо мною,
   Я не могу сказать, что такова судьба,
   И горько верить мне, что я тому виною.
   Когда была война, поистине, как ночь,
   Была моя душа. Но - жертва всех сражений, -
   Как зверь, ощерившись, пошла добру помочь
   Душа, глотая смерть, - мой беззащитный гений.
   Всё на земле живёт порукой круговой,
   И если за меня спокон веков боролась
   Листва древесная - я должен стать листвой,
   И каждому зерну подать я должен голос.
   Всё на земле живет порукой круговой:
   Созвездье, и земля, и человек, и птица.
   А кто служил добру, летит вниз головой
   В их омут царственный и смерти не боится.
   Он выплывет ещё и сразу, как пловец,
   С такою влагою навеки породнится,
   Что он и сам сказать не сможет, наконец,
   Звезда он, иль земля, иль человек, иль птица.

Бодний А. А.

Дума.

   И горько стало мне, что ангелоподобность
   Жизнью счернена из-за аморфности добра
   Чужого, в динамику возведшего псевдопредварённость.
   И я считал - идейности разверзнулась пора.
  
   И правда только лишь моя - как одичалый
   Воин; экспрессию чужой правдивости
   Взял абрис виртуальный
   В решающий момент для рубиконности.
  
   В противоборстве разнополюсных начал
   Предметом Истины владеет численность
   Лишь Вельзевула - ему сам бог вручал
   Мандат через старозаветность.
  
   И горькую пилюлю я глотал,
   Не зная до поры, что инстинктивность
   Чужой правды уже детерминизм вобрал,
   И предикат паренья вошёл в метриопатичность.
  
   Я, относящийся к детям войны, -
   Её я отголосок через еду и меркантильность
   Жизни постигал, - и преисподность тех, кто
   со стерни
   Щепоточку колосьев взял, с волны репрессий на рудниках
   нашла исходность.
  
   Я антиложь с Природы познавал.
   Уверен был в Неё, как в самого себя.
   Я на привой свою ментальность отдавал,
   Себя за акты равнодушья к Ней с укором теребя.
  
   А то, что аномалия Природы иногда,
   Подняв забрало, осложняла жизнь мою, -
   Я в жертвенность всё это возвожу всегда,
   Армагеддоновы издержки пассивами крою.
  
   В круговорот Природы я со своей субстанцией
   Вошёл не для слепого перевоплощенья,
   А чтобы защищать Иммунитет бы Духолепной
   волей
   И свой и экологии Вселенной, монадность взявши
   в проявленья.

Тарковский А. А.

Кактус.

   Далеко, далеко, за полсвета
От родимых долгот и широт,
Допотопное чудище это
У меня на окошке живет.
   Что ему до воклюзского лавра
И персидских мучительниц-роз,
Если он под пятой бронтозавра
Ластовидной листвою оброс?
   Терпеливый приемыш чужбины,
Доживая стотысячный век,
Гонит он из тугой сердцевины
Восковой криворукий побег.
   Жажда жизни кору пробивала, -
Он живет во всю ширь своих плеч
Той же силой, что нам даровала
И в могилах звучащую речь.

Бодний А. А.

Кактус.

   Далеко, далеко, за полсвета
   Школу жизни на выживанье впитал
   Суккулент; зной и влагу круглогодичного лета -
   Он запасом долгосрочным негатив укрощал.
  
   Он в формате жилья моего вознесён
   Как наглядность в ковке силы воли,
   Как напоминанье - жизни путь теснён
   Факторами истребленья верстки доли.
  
   А его колючий эгоизм
   Я беру на переносную логистику:
   В аномальности рациональный должен стоицизм
   Быть, чтоб не загубить бы Диалектику.
  
   Недоверчивость его не снижает размер
   Запаса; значит он - палеонтологический герой.
   И я философично составляю комплекс мер,
   Чтоб признаков бы миросотворенья поймать
   в причинный строй.

Тарковский А. А.

Луна в последней четверти.

   В последней четверти луна
   Не понапрасну мне видна.
   И желтовата и красна
   В последней четверти луна,
   И беспокойна и смутна:
   Земле принадлежит она.
   Смотрю в окно и узнаю
   В луне земную жизнь мою,
   И в смутном свете узнаю
   Слова, что на земле пою,
   И как на черепке стою,
   На срезанном ее краю.
   А что мне видно из окна?
   За крыши прячется луна,
   И потому, как дым, смутна,
   Что на ущерб идет она,
   И потому, что так темна,
   Влюбленным нравится луна.

Бодний А. А.

Луна в последней четверти.

   В последней четверти луна
   Есть знаковости формы переходность
   От угловатой симметричности, где не видна
   Существенная часть, до воплощения в окружность.
  
   И это с древности идёт глубокой,
   Чтобы наглядность людям дать:
   Диалектика есть реверсивность дисбалансной
   Взаимосвязи, где разнозначимости чередят.
  
   Под разнозначимости входят пары -
   Асимметричность форм и симметричность,
   Добро и зло, где неотъемлемость - раздоры
   Меж антиЭгоизмом и Эгоизмом, как диалектичность.
  
   Чрез лунные фазы даётся новь толкованья:
   Серп Луны, как Эгоизм, срезает плод овальнозрелый,
   А не срезать - погибнет на корню труд выпестованья.
   АнтиЭгоизм - лишь идеальным он условиям приемлемый.
  
   Идеальность - та, где нету Эгоизма.
   Но Эгоизм - это ведь не разрушенье,
   А созиданье в режиме авторитаризма.
   У антиЭгоизма - антидиалектическое созиданье.
  
   И Герострат и Петр Первый - Эгоисты.
   Но первый - точку опоры изначалья не имел;
   Дай её - и Герострат бы созидал страны форпосты.
   В крайнем случае, огонь Прометея был бы его удел.
  
   Луне спасибо за подсказку,
   Но продуктивна лишь она для Эгоизма.
   А антиЭгоизм с его добром лишь сказку
   Может разверстать лунного софизма.

Тарковский А. А.

Верблюд.

   На длинных нерусских ногах
Стоит, улыбаясь некстати,
А шерсть у него на боках
Как вата в столетнем халате.
Должно быть, молясь на восток,
Кочевники перемудрили,
В подшерсток втирали песок
И ржавой колючкой кормили.
   Горбатую царскую плоть,
Престол нищеты и терпенья,
Нещедрый пустынник-господь
Слепил из отходов творенья.
   И в ноздри вложили замок,
А в душу - печаль и величье,
И верно, с тех пор погремок
На шее болтается птичьей.
   По Черным и Красным пескам,
По дикому зною бродяжил,
К чужим пристрастился тюкам,
Копейки под старость не нажил.
   Привыкла верблюжья душа
К пустыне, тюкам и побоям.
А все-таки жизнь хороша,
И мы в ней чего-нибудь стоим.

Бодний А. А.

Верблюд.

   На длинных нерусских ногах
   Дух Вечности чудо створил
   Не для восхищенья, а - вразумленья в строках
   Стоицизма жизненных сил.
  
   Человек меж двух крайностей мечется:
   То от избытка благости земной,
   То дефицитом факторов он гложется.
   И на одно и на другое взирает верблюд с тоской.
  
   Для него первое - в горбах как вынужденность,
   Совмещая несовместимое - дискомфорт и запас благости.
   У человека в этой позиции сочетается благость
   и комфортность.
   Верблюжье сочетанье для него - златые кандалы
   в флегийности.
  
   Для верблюда второе - палеонорма экзистенции,
   Где предел человеческого выживания,
   Ему же - удел жизненной тенденции.
   Расхождение в иммунитете - отход человека от принципов
   первообразия.
  
   Исторический путь человека к комфорту тяготел.
   Плата за это - иммунитет далеко-далеко не верблюжий.
   Компенсировать дисбаланс помог насилия удел.
   Сформировавший пропасть социальности как акт
   реверанса неуклюжий.
  
   Но тут теология этику смогла поднять,
   Принявши бессознательно форм аналогичность
   Половых совокуплений у верблюда и у человека - знать
   Это надо - экстазовых междометий идентичность.
  
   Не был ли верблюд, когда генотип формировался
   Человека, упрёком ему, подсказкою житейской,
   Чтоб рационально иммунитет бы развивался?
   Но инстинкт насилия пошёл тропой эгоистической.

Тарковский А. А.

На берегу.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

   Он в воду ноги опустил, вода
Заговорила с ним, не понимая,
Что он не знает языка ее.
Он думал, что вода - глухонемая
И бессловесно сонных рыб жилье,
Что реют над водою коромысла
И ловят комаров или слепней,
Что хочешь мыться - мойся, хочешь - пей,
И что в воде другого нету смысла.
И вправду чуден был язык воды,
Рассказ какой-то про одно и то же,
На свет звезды, на беглый блеск слюды,
На предсказание беды похожий.
И что-то было в ней от детских лет,
От непривычки мерить жизнь годами,
И от того, чему названья нет,
Что по ночам приходит перед снами,
От грозного, как в ранние года,
Растительного самоощущенья.
Вот какова была в тот день вода
И речь ее - без смысла и значенья.

Бодний А. А.

На берегу.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

   Он в воду ноги опустил,
   Сидя на берегу, абстракцией пленённый,
   И чрез рассеянность сознанья ощутил
   Вдруг грудного голоса шепоток её бесформенный.
  
   И будучи сам склонный к меланхолии,
   Он энергетику спасенья в мистическом
   Явлении, как глоток в авансовом везении
   Вобрал в расшатанный баланс в ритме гармоническом.
  
   И будто его ноги в медлительном теченье
   Ступать пошли по водной глади
   В пространственное отрешенье,
   Воды субстанции живой маятник их гладил.
  
   Глаза прикрывши, он прислушался к полифонии
   Водной - на языке межпланетарном изъяснялась,
   Но смыслы он интерпретировал все в изложении -
   И будто бы история Земли по глади распласталась.
  
   И эхо прошлого слух судьбоносности его ласкало.
   И от мажорности волны Потока Вечности
   Стеснение души как будто пропадало.
   И, видно, был антиминор актом избирательности.
  
   Реальный звук вернул его в исходную позицию.
   Но обновлённость позитивом форпост избрала:
   Он стал входить объектом в экзистенцию.
   И статус гостя реципиентность ему соткала.

Тарковский А. А.

Деревья.

   Чем глуше крови страстный ропот
   И верный кров тебе нужней,
   Тем больше ценишь трезвый опыт
   Спокойной зрелости своей.
   Оплакав молодые годы,
   Молочный брат листвы и трав,
   Глядишься в зеркало природы,
   В ее лице свое узнав.
   И собеседник и ровесник
   Деревьев полувековых,
   Ищи себя не в ранних песнях,
   А в росте и упорстве их.
   Им тяжко собственное бремя,
   Но с каждой новою весной
   В их жесткой сердцевине время
   За слоем отлагает слой.
   И крепнет их живая сила,
   Двоятся ветви их, деля
   Тот груз, которым одарила
   Своих питомцев мать-земля.
   О чем скорбя, в разгаре мая
   Вдоль исполинского ствола
   На крону смотришь, понимая,
   Что мысль взамену чувств пришла?
   О том ли, что в твоих созвучьях
   Отвердевает кровь твоя,
   Как в терпеливых этих сучьях
   Луч солнца и вода ручья?
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   И движется весенний сок,
   И сквозь кору из черной раны
   Побега молодого рог
   Проглянет, нежный и багряный
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   Людская плоть в родстве с листвой,
   И мы чем выше, тем упорней:
   Древесные и наши корни
   Живут порукой круговой.

Бодний А. А.

Деревья.

   Чем глуше крови страстный ропот,
   Тем больше тяготеешь ты к смысловой
   Ассоциации, улавливая старокряжистый шёпот
   Деревьев, в которых - дух силы корневой.
  
   И если с рожденья человек песчинкою Вселенной
   Мир бытия познает, желая сверхъестественное
   За тридевять земель найти, - деревья верховной
   Шапкой, как диском локатора, целят в небесное.
  
   Локатором они движенье донное Вселенной
   Ловят как историческую поступь тех явлений,
   Которыми живут они и локатор - Разум человеческой
   Безбрежности в среде, всколыханной от всемирности
   наитий
  
   Разнобой не столько в рефлексивности,
   Сколько в соотнесённости к Земле даёт
   Разноценность диалога в познавательности
   Меж деревьями и человеком, который бествердье выдаёт.
  
   Но человеку угнетаться и не надо этим -
   Он целый мир конкретно может одарить
   Потенциалом состраданья; но деревья только
   приближённым
   Кров, защиту и плоды могут предложить.
  
   И в кроновом шатре деревьев плодоносных,
   Как под защитой матери - Природы,
   Израненной душой реестр юности востребных
   Песен созвучием идёт под шелестяще-листовые своды.
  
   И как верставшая Вселенную песчинка,
   Лик человека пред знакомыми деревьями стоит.
   И в зеркале деревьев возмужалости опыт личный, как былинка,
   Былью вдруг весомой интеллект вершит.
  
   И вроде то, что не хватало человеку,
   Здесь, над корнями ощущается твердыня
   И для человека и Природы - как созвучье веку,
   Где для обоих родина - как природная святыня.
  
   И главное, чтобы святыня перлами блистала.
   Здесь прошлый труд человека и листвы
   Сокодвиженьем мысли, дела и воды экологичность ореола
   Воссоздал, чтобы корни изумрудили цикличность бы
   листвы.

Тарковский А. А.

* * *

   Я учился траве, раскрывая тетрадь, 
И трава начинала как флейта звучать. 
Я ловил соответствия звука и цвета, 
И когда запевала свой гимн стрекоза, 
Меж зеленых ладов проходя, как комета, 
Я - то знал, что любая росинка - слеза. 
Знал, что в каждой фасетке огромного ока, 
В каждой радуге ярко стрекочущих крыл 
Обитает горящее слово пророка, 
И Адамову тайну я чудом открыл. 
Я любил свой мучительный труд, эту кладку 
Слов, скрепленных их собственным светом, загадку 
Смутных чувств и простую разгадку ума, 
В слове правда мне виделась правда сама, 
Был язык мой правдив, как спектральный анализ, 
А слова у меня под ногами валялись. 
И еще я скажу: собеседник мой прав, 
В четверть шума я слышал, в полсвета я видел, 
Но зато не унизил ни близких, ни трав, 
Равнодушием отчей земли не обидел, 
И пока на земле я работал, приняв 
Дар студеной воды и пахучего хлеба, 
Надо мною стояло бездонное небо, 
Звезды падали мне на рукав. 

Бодний А. А.

* * *

   Я учился траве, раскрывая тетрадь,
   Чтоб пластичность движения роста
   Перешла б в композицию строчек, как ртуть,
   Где любой стилистический элемент восходил бы
   в достоинство теста
  
   И обильность на траве росинок, как поэт
   Духа Вечности, дающего мне озаренье,
   Чтоб я передал теченью Поэзии бурность бы вод
   Росистого протуберанца, высветив Истины бы
   проявленье
  
   А инопланетянские глазища стрекозы
   Мне вроде бы небесное с земным соединили,
   Как единятся янтарность солнцевидных гроздьев лозы
   Виноградной и Земля, где корни эволюцию
   землетворения испили.
  
   Перевоплощением таким и я охвачен,
   Чтобы с логографа перейти на незаменимое
   Сподручье бы Творца, дабы прометеевый огонь был встречен
   Суперизысканием сознания, выдавая сердцу воспаримое.
  
   И под ритмику сознания и сердца, я бы изыскал
   Оригинальность той предикативности, где стилистический
   Глагол в пушкинский "глагол" бы перешёл, который алкал -
   "Жечь сердца людей"; и в этом был эффект бы поэтический.
  
   Я степень правды в таком эффекте не интегрирую.
   Менталитетностью идеи русской я к Истине сам прикасаюсь.
   И это - по ингредиентам матери-Природы чувствую -
   Я Музою в вселенскую созвучность изливаюсь.

Тарковский А. А.

Рифма 

   Не высоко я ставлю силу эту:
   И зяблики поют. Но почему
   С рифмовником бродить по белу свету
   Наперекор стихиям и уму
   Так хочется и в смертный час поэту?
   И как ребенок "мама" говорит,
   И мечется, и требует покрова,
   Так и душа в мешок своих обид
   Швыряет, как плотву, живое слово:
   За жабры - хвать! и рифмами двоит.
   Сказать по правде, мы - уста пространства
   И времени, но прячется в стихах
   Кощеевой считалки постоянство.
   Всему свой срок: живет в пещере страх,
   В созвучье - допотопное шаманство.
   И, может быть, семь тысяч лет пройдет,
   Пока поэт, как жрец, благоговейно,
   Коперника в стихах перепоет,
   А там, глядишь, дойдет и до Эйнштейна.
   И я умру, и тот поэт умрет.
   Но в смертный час попросит вдохновенья,
   Чтобы успеть стихи досочинить:
   - Еще одно дыханье и мгновенье
   Дай эту нить связать и раздвоить!
   Ты помнишь рифмы влажное биенье?

Бодний А. А.

Рифма 

   Не высоко я ставлю силу эту -
   Процесс вертификации рифмовки.
   Мне важно содержательность чтоб в лепту
   Как перл от пегасовой внести бы ковки.
  
   Назойливою мукой к силе прилипает эстетической
   Дух рифмования, и создается впечатленье,
   Что вдохновенье всё благосклонности ретивой
   Его зависит; и камнем преткновенья становится
   решенье.
  
   Решенье - во имя рифмовки пожертвовать
   Отчасти точностью терминологии философической.
   Здесь: жесткость - отступление изъявствовать,
   И это - не чета поэзии лирической.
  
   С сердца камень мне снимает подход ассоциации:
   Великий Достоевский художественной формой вытирал
   Подошвы своей идеи и содержательной концепции.
   И ни один литературовед из-за Дидактики великой
   его не умолял.
  
   Традиционно скрываются псевдосозвучья
   За многоликой перманентной гаммой,
   Усложняя отделение гомофонии голосистого
   сословия
   От полифонии, когда идея не идёт дилеммой.
  
   И если ставит пьедестал Поэт мезомерию, -
   То в сопряженностях не обошлось без гармоничной
   Рифмы, которая мотет и плеоназм в полисемию
   Лишь вводила, контрастно выделяя стезю главе
   приоритетной.
  
   Но самое судьбинное у рифмы -
   Поэт на одре, идеи забыв приоритетность,
   Угасающим сознаньем лепит пиитовые формы,
   Где рифма за рифмой идут уже в непогашённость.

Тарковский А. А.

* * *

   Кухарка жирная у скаред
На сковородке мясо жарит,
И приправляет чесноком,
Шафраном, уксусом и перцем,
И побирушку за окном
Костит и проклинает с сердцем.
А я бы тоже съел кусок,
Погрыз бараний позвонок
И, как хозяин, кружку пива
Хватил и завалился спать:
Кляните, мол, судите криво,
Голодных сытым не понять.
У, как я голодал мальчишкой!
Тетрадь стихов таскал под мышкой,
Баранку на два дня делил:
Положишь на зубок ошибкой.
И стал жильем певучих сил,
Какой-то невесомой скрипкой.
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   Я в спальни тенью проникал,
Летал, как пух из одеял,
И молодости клясть не буду
За росчерк звезд над головой,
За глупое пристрастье к чуду
И за карман дырявый свой.

Бодний А. А.

* * *

   Кухарка жирная у скаред,
   Императивностью ограбивших народ,
   Им готовит отбивные на обед,
   А дистрофия за окном жрёт плебейский род.
  
   Когда я мимо домов барских в детстве
   Проходил и ненароком ароматный запах
   Пищи рецепторами гложил, то в ястве
   Видел счастье для жевавших в эфемерах.
  
   Мое меню было скромнее и суровей,
   Чем у скаредов: в плавневых ериках
   Я волочком выуживал орехи водяные в колючей
   Скорлупе, не совмещающуюся в кишечных штреках.
  
   Другим опасным ингредиентом моей пищи являлись
   Жмыхи - макуха - отходы скорлупные
   От семян подсолнуха, которыми травмировались
   Внутренности до кровотечения, давая спазмы анусные.
  
   В сравнении с опасными и безопасными в меню
   включалися
   Продукты: пахта - обрат как отход от молока,
   И мамалыга кукурузная, где семена рукой моей
   прокручивалися
   Через жернова, и золотистость помола просила
   стихотворная строка.
  
   Тенденция к экономическому росту, хоть черепашьим
   шагом,
   В радужность меня влекла завтрашнего дня.
   И золотистость мамалыги, казалось, - заправленная
   солнцем.
   И звёзды вроде светят ночью только для меня.

Тарковский А. А.

Имена.

   А ну-ка, Македонца или Пушкина
   Попробуйте назвать не Александром,
   А как-нибудь иначе! Не пытайтесь.
   Еще Петру Великому придумайте
   Другое имя! Ничего не выйдет.
   Встречался вам когда-нибудь юродивый,
   Которого не называли Гришей?
   Нет, не встречался, если не соврать!
   И можно кожу заживо сорвать,
   Но имя к нам так крепко припечатано,
   Что силы нет переименовать,
   Хоть каждое затерто и захватано.
   У нас не зря про имя говорят:
   Оно - ни дать ни взять родимое пятно.
   Недавно изобретена машинка:
   Приставят к человеку и глядишь -
   Ушная мочка, малая морщинка,
   Ухмылка, крылышко ноздри, горбинка, -
   Пищит, как бы комарик или мышь:
   - Иван! - Семен! - Василий! Худо, братцы,
   Чужая кожа пристает к носам.
   Есть многое на свете, друг Горацио,
   Что и не снилось нашим мудрецам.

Бодний А. А.

Имена.

   А ну-ка, Македонца или Пушкина
   Перекроить бы имя - был бы не парадокс,
   А фарс, и все узрели - именная им чужбина.
   И неизменно верх бы взял привычный ортодокс.
  
   Земным богам давно маячилась проблема,
   Как плебейскую идейность расщепить бы социальностью,
   Ставку делая на измененье генности бы индивидуума,
   Манипулировать подвластной чтобы менталитетностью.
  
   Прогресс даёт им технологию генной инженерии,
   Чтобы клонированием биосубстанций подвластных
   Формировать бы спектр заданной идеологии.
   Но здесь запрограммирована участь обречённых.
  
   Когда "чужая кожа пристает к носам",
   То здесь большая приживаемость оправдана,
   Так как из ствольных клеток к стволам
   Чужим молекулярность биомассы лишь приставлена.
  
   Совокупление проходит это при совместимости
   Характеристик русла кровяного и статуса
   Молекулярного, что сводит отторжимости
   Проблему в физиологии, как в вертификации -
   явленье опуса.
  
   А чтобы социальность заглушить в идейности,
   Стволами клеток суперсложность здесь не обойти:
   В процессах Разума переориентацию Дух Вечности
   Лишь может на рациональность произвести.
  
   Доступнее модель сравненья - через невыявленность
   Учёными механизма ритмики сердца человека,
   Обозначенного как тайны ритмичность.
   А это уже - Духа Вечности прерогатива
   спокон века.

Тарковский А. А.

Стань самим собой.

   Когда тебе придется туго,
Найдешь и сто рублей и друга.
Себя найти куда трудней,
Чем друга или сто рублей.
Ты вывернешься наизнанку,
Себя обшаришь спозаранку,
В одно смешаешь явь и сны,
Увидишь мир со стороны.
И все и всех найдешь в порядке.
А ты - как ряженый на святки -
Играешь в прятки сам с собой,
С твоим искусством и судьбой.
В чужом костюме ходит Гамлет
И кое-что про что-то мямлит,-
Он хочет Моиси играть,
А не врагов отца карать.
Из миллиона вероятий
Тебе одно придется кстати,
Но не дается, как назло
Твое заветное число.
Загородил полнеба гений,
Не по тебе его ступени,
Но даже под его стопой
Ты должен стать самим собой.
Найдешь и у пророка слово,
Но слово лучше у немого,
И ярче краска у слепца,
Когда отыскан угол зренья
И ты при вспышки озаренья
Собой угадан до конца.

Бодний А. А.

Стань самим собой.

   Когда тебе придется туго -
   Поймёшь, что сто рублей и друг
   Есть следствие, направленное в ухо
   Резонансировать твой слух.
  
   Самосознанье с историческим сознаньем -
   Как базис сущности твоей -
   Сам выберет рациональным подсознаньем
   Причинный ряд проблемности твоей.
  
   И это - не халтурное явленье.
   Ментальность человека символизирует
   Всю силу интеллекта и рациональное изъявленье,
   И поиск самого себя, как тавтологию, членует.
  
   А так как поиск самого себя есть категория
   Философичная, а ситуация экстрима требует
   Оперативного решенья, то править здесь должна бы
   интуиция,
   Лимита коли нет дедукции, - и рок тогда продует.
  
   Но здесь возможна крупная помеха,
   Когда вклинится жестко сохранения инстинкт
   То слабовольной милости натуры, что изменила
   судьбоносность веха,
   Как меж паническим спасеньем и рациональностью
   конфликт.
  
   И вероятность этого большая с учётом
   Исторической порочности; и механизм набора
   Рациональных технологий самосознаньем комплексом
   Неполноценностей идёт в режиме затора.
  
   Больше всего бояться надо в императивном
   Поиске лишь самого себя, когда гамлетовский
   Костюм в пожеланье привнесённом
   Старается сгармонизировать лишь слог рациональный.
  
   Когда приходит озареньем акт фокусировки
   Интуитивности, самосознанья и подсознанья,
   Тогда уверенно бери сей сплав из ковки.
   И путь рациональный пойдёт в режим верстанья.

Тарковский А. А.

Вещи.

   Все меньше тех вещей, среди которых
   Я в детстве жил, на свете остается.
   Где лампы-"молнии"? Где черный порох?
   Где черная вода со дна колодца?
   Где "Остров мертвых" в декадентской раме?
   Где плюшевые красные диваны?
   Где фотографии мужчин с усами?
   Где тростниковые аэропланы?
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   Где кудри символистов полупьяных?
   Где рослых футуристов затрапезы?
   Где лозунги на липах и каштанах,
   Бандитов сумасшедшие обрезы?
   Где твердый знак и буква "ять" с "фитою"?
   Одно ушло, другое изменилось,
   И что не отделялось запятою,
   То запятой и смертью отделилось.
   Я сделал для грядущего так мало,
   Но только по грядущему тоскую
   И не желаю начинать сначала:
   Быть может, я работал не впустую.
   А где у новых спутников порука,
   Что мне принадлежат они по праву?
   Я посягаю на игрушки внука,
   Хлеб правнуков, праправнукову славу.

Бодний А. А.

Вещи.

   Все меньше тех вещей, среди которых
   Непреложность проходила меркантильности
   Моей зари далёкой - начал всех мытарских,
   Когда инстинкт насилия среды воспринимал через
   тональности.
  
   И если принимать по кодексу собак - как вещи быта,
   То ностальгия сердце гложет по Алимчику -
   Дворняжке, которая и тени не давала повода
   В неискренних сокрытиях чрез мимику.
  
   И позже был серьёзного нрава пёс Димка,
   Преданный - как на посту часовой.
   Но мерзавец - дядя двоюродный Фёдор Годин - жестоко
   Без хозяина избил его, не отступившего от двери
   входной.
  
   Жизнь поднесла и подлую мне псину -
   Дворняжку Рябчика, который чрез хитрость
   Предал меня, не упредив о грозящем ударе в спину.
   Я выгнал его палкой со двора в бездомность.
  
   Манера поведения и образ действий у собак
   Скопированы, видно, с человеческих поступков -
   Ветви родословные мои отчасти как
   Второго порядка - пример к особачиванию нравов.
  
   Есть вещи микроскопичней, но судьбоносней
   В жизни человека, как факторность
   Пропущенной той запятой - домокловой,
   Что в афоризме: "казнить нельзя помиловать", -
   псевдосамость.
  
   Я к седине познал границу самости и псевдосамости.
   И с Рубикона этого я не хочу возврата,
   Чтоб ностальгию заменили дежавюрные реальности,
   Которые в печёнке я несу как жизнеутвержденью плата.
  
   И времени лимит мне уже не позволяет
   Я памятник себе нерукотворный создаю,
   Но можно осязать его как вещь, когда перелистает
   Мои труды потомок, - оригинал я Интеллекту отдаю.

Тарковский А. А.

Конец навигации.

   В затонах остывают пароходы,
   Чернильные загустевают воды,
   Свинцовая темнеет белизна,
   И если впрямь земля болеет нами,
   То стала выздоравливать она -
   Такие звезды блещут над снегами,
   Такая наступила тишина,
   И - Боже мой! - из ледяного плена
   Едва звучит последняя сирена.

Бодний А. А.

Конец навигации.

   В затонах остывают пароходы,
   Натруженными трюмами отпевши оды
   Труду людскому в бассейнах рек.
   В глубинку автотранспорт проложит штрек.
  
   И с навигации концом Природа
   Присмирела тоже в ожиданье рода
   Явлений снеговых, которые всё спеленают.
   Тогда запасы навигации в борьбу за жизнь
   вступают.

Тарковский А. А.

* * *

   Я долго добивался,
Чтоб из стихов своих
Я сам не порывался
Уйти, как лишний стих.
   Где свистуны свистели
И щелкал шелкопер,
Я сам свое веселье
Отправил под топор.
   Быть может, идиотство
Сполна платить судьбой
За паспортное сходство
Строки с самим собой.
   А все-таки уставлю
Свои глаза на вас,
Себя в живых оставлю
Навек или на час,
   Оставлю в каждом звуке
И в каждой запятой
Натруженные руки
И трезвый опыт свой.
   Вот почему без страха
Смотрю себе вперед,
Хоть рифма, точно плаха,
Меня сама берет.

Бодний А. А.

* * *

   Я долго добивался
   Идейностью своей,
   Чтоб зримо бы светился
   Мой стих, как Прометей.
  
   Экспрессии с Ним унисонность
   Я под топор не дам,
   Где слово пленит властность,
   Я чувством блесну там.
  
   И будет логографство
   Отметкой именной.
   А внутреннее свойство
   Пленэр возьмёт большой.
  
   Не буду расщепляться
   На двойственное "я".
   Парадоксальностью являться
   Заставит сущность бытия.
  
   Через эфир Вселенной
   Себя я отражу
   Монадой эволюционной, -
   Людское в казуистику свяжу.
  
   И рифма словно камертон
   Поможет мне найти
   Созвучье, где мой тон
   Соктавит во Млечном Пути.

Тарковский А. А.

Петровские казни.

   Передо мною плаха
На площади встает,
Червонная рубаха
Забыться на дает.
   По лугу волю славить
С косой идет косарь.
Идет Москву кровавить
Московский государь.
   Стрельцы, гасите свечи!
Вам, косарям, ворам,
Ломать крутые плечи
Идет последний срам.
   У, буркалы Петровы,
Навыкате белки!
Холстинные обновы.
Сынки мои, сынки!

Бодний А. А.

Петровские казни.

   Передо мною плаха
   Петровского диктата.
   Но отдалённость страха
   В текущем - личности простата.
  
   Сужении струи Свободы
   Идёт спокон веков.
   При разношерстности породы -
   Государя стиль только нов.
  
   По численности жертв Петру
   Прораб свердловский - как чета:
   Экономический ГУЛАГ перу
   Работу дал до Страшного суда.
  
   И здесь живёт парадоксальность:
   Чем восхвалённее плебеями правитель,
   Невиннее тем жертвенность
   Пред истиной - антиБасилеи обитель.

Тарковский А. А.

* * *

   Мы шли босые, злые,
И, как под снег ракита,
Ложилась мать Россия
Под конские копыта.
   Стояли мы у стенки,
Где холодом тянуло,
Выкатывая зенки,
Смотрели прямо в дуло.
   Кто знает щучье слово,
Чтоб из земли солдата,
Не подымали снова
Убитого когда-то?

Бодний А. А.

* * *

   Мы шли босые, злые
   Российскими просторами,
   Где ценности все испокон земные
   Помечены наделами, как пирамидами.
  
   Одни со стенкой слиты дулом,
   Другие избранность верстают
   Не год - тысячелетним скопом,
   А богословы это закрепляют.
  
   Из зол двух, что надо выбрать:
   Порок или инстинкт насилия,
   Чтобы на йоту ложь прижать?
   Шекспиру это - акт бессилия.

Тарковский А. А.

* * *

   Сирени вы, сирени,
И как вам не тяжел
Застывший в трудном крене
Альтовый гомон пчел?
   Осталось нетерпенье
От юности моей
В горячей вашей пене
И в глубине теней.
   А как дохнет по пчелам
И пробежит гроза
И ситцевым подолом
Ударит мне в глаза -
   Пройдет прохлада низом
Траву в коленях гнуть,
И дождь по гроздьям сизым
Покатится, как ртуть.
   Под вечер - вёдро снова,
И, верно, в том и суть,
Чтоб хоть силком смычковый
Лиловый гул вернуть.

Бодий А. А.

* * *

   Сирени вы, сирени -
   Разляпистость любви,
   В любом экспрессе тени -
   Сопутники ботвы.
  
   А пчелы как помеха
   В тестируемом чувстве,
   Чтоб значимостью веха
   Стреножилась бы в двойстве.
  
   Тогда бы осмысленье
   Свежило категорию,
   Как грозовое разряженье -
   Букетному благоуханию.
  
   И новые столетия и день
   Грозою обновят
   И чувства и сирень,
   И первородие сместят.
  
   И тавтология сирени
   Взовьётся радугой иной.
   И плагиатовые тени
   Померкнут явленной звездой.

Тарковский А. А.

Посредине мира.

   Я человек, я посредине мира,
За мною мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лег во весь свой рост -
Два берега связующие море,
Два космоса соединивший мост.
   Я Нестор, летописец мезозоя,
Времен грядущих я Иеремия.
Держа в руках часы и календарь,
Я в будущее втянут, как Россия,
И прошлое кляну, как нищий царь.
   Я больше мертвецов о смерти знаю,
Я из живого самое живое.
И - Боже мой! - какой-то мотылек,
Как девочка, смеется надо мною,
Как золотого шелка лоскуток.

Бодний А. А.

Посредине мира.

   Я человек, я посредине мира
   С антиэкзистенциалистской обидой
   На Земле - объект чумового пира
   С христовой чашею разбитой.
  
   Вокруг меня однообразный фон
   Разрозненной монадности Вселенной.
   И я ищу в эфире сродный тон
   Среди безмолвности безбрежной.
  
   Наверно, это норма мировая
   И звёзд разрозненности и душ людских,
   Чтоб гарантировалась бы диалектическая
   Изъявленность в раскройке догм мирских.
  
   Тогда в неустоявшихся системах
   Я с центра мира тот изъян пойму,
   Который не давал мне на земных просторах
   Понять свободу точности небесной - антитьму.

Тарковский А. А.

Малютка - жизнь.

   Я жизнь люблю и умереть боюсь.
Взглянули бы, как я под током бьюсь
И гнусь, как язь в руках у рыболова,
Когда я перевоплощаюсь в слово.
   Но я не рыба и не рыболов.
И я из обитателей углов,
Похожий на Раскольникова с виду.
Как скрипку я держу свою обиду.
   Терзай меня - не изменюсь в лице.
Жизнь хороша, особенно в конце,
Хоть под дождем и без гроша в кармане,
Хоть в Судный день - с иголкою в гортани.
   А! Этот сон! Малютка-жизнь, дыши,
Возьми мои последние гроши,
Не отпускай меня вниз головою
В пространство мировое, шаровое!

Бодний А. А.

Малютка - жизнь.

   Я жизнь люблю и умереть боюсь?
   Когда в здоровом теле здоровый дух, -
   Полисемией я не заюлюсь, -
   Идея прометеева мне плуг.
  
   Раскольникова я символизирую интенцию -
   Необходимость санитара как в лесу.
   Но перевоплощенье мое в слове как наитию
   Я выше ставлю, чем каторжанина межу.
  
   Когда же возрастной согбенностью
   Диапазон сужается исканий,
   То я тогда рациональностью
   Ловлю закономерности венчания Движений.
  
   И уже не жизни я процесс вкушаю,
   А скрижальный звон мой именной в Вселенной.
   И боюсь фальшивую октаву - заглушаю
   Я её пока ещё строкою бренной.

Тарковский А. А.

Зимой.

   Куда ведет меня подруга -
Моя судьба, моя судьба?
Бредем, теряя кромку круга
И спотыкаясь о гроба.
   Не видно месяца над нами,
В сугробах вязнут костыли,
И души белыми глазами
Глядят вослед поверх земли.
   Ты помнишь ли, скажи, старуха,
Как проходили мы с тобой
Под этой каменной стеной
Зимою снежной в час ночной
Давным-давно, и так же глухо
Вполголоса и в четверть слуха
Гудело эхо за спиной?

Бодний А. А.

Зимой.

   Куда ведет меня подруга -
   Интуиция моя, непостоянно твёрдая?
   А может быть её подпруга
   Императивностью дыханья спёртая.
  
   Тогда судьбе развязаны все руки
   С оглядкою, однако ж, на идейность.
   Но тут берёт меня вдруг на поруки
   Зимы противодействия интенциозность.
  
   Само собою усиленье идёт воли
   О оселок зимы превратностей
   С переключением её как от отдачи силы,
   Которая реакцией является моих потребностей.
  
   И я тогда как будто бы в туннели
   С идейностью рациональность ощущаю,
   И завыванья за камеральностью как трели
   Абстракцией души воспринимаю.

Тарковский А. А.

Поэты.

   Мы звезды меняем на птичьи кларнеты
И флейты, пока еще живы поэты,
И флейты - на синие щетки цветов,
Трещотки стрекоз и кнуты пастухов.
   Как странно подумать, что мы променяли
На рифмы, в которых так много печали,
На голос, в котором и присвист и жесть,
Свою корневую, подземную честь.
   А вы нас любили, а вы нас хвалили,
Так что ж вы лежите могила к могиле
И молча плывете, в ладьях накренясь,
Косарь и псалтырщик, и плотничий князь?

Бодний А. А.

Поэты.

   Мы звезды меняем на птичьи кларнеты?
   Мы к звёздам подтягиваем непорочность,
   В деклассированном лепье пестуя планеты,
   Шелуша беспощадно порочность.
  
   Мы жизнь и смерть в Диалектике вяжем.
   Страстную земность и преемственность слада
   Меж перлом оборвавшимся и новью мы станем
   Вплетать в лучистые косы звездного свода.
  
   Мы отрицаньем пороков ношенья, -
   Будь-то косарь, или псалтырщик, иль плотник, -
   Антисозвездье Вселенной дадим, как знак преклоненья.
   И в этом будет водоразделов новаций источник.

Тарковский А. А.

Титания.

   Прямых стволов благословение
И млечный пар над головой,
И я ложусь в листву осеннюю,
Дышу поспудицей грибной.
   Мне грешная моя, невинная
Земля моя передает
Свое терпенье муравьиной
И душу, крепкую, как йод.
   Кончаются мои скитания.
Я в лабиринт корней войду
И твой престол найду, Титания,
В твоей державе пропаду.
   Что мне в моем погибшем имени?
Твой ржавый лист - моя броня.
Кляни меня, но не гони меня,
Убей, но не гони меня.

Бодний А. А.

Титания.

   Прямых стволов благословение
   Не есть телекинез твой повсеместных,
   А только лишь сюжетное сложение,
   Когда слабеет дух подвластный.
  
   Ты во Вселенной Дух Вечности
   Явилась, твердь-Земля,
   Чтоб Разум человеческий свои потребности
   Мог бы направить и в закругленья и на поля.
  
   Для человека - полигон экспериментности
   Твой шар, Титания, и вектор прославления
   Тебя от целесообразности насильственной
   инстинктности
   Зависит, режим где вводит эволюция.
  
   Но бренный статус человечества
   В исходе каждом даст тебе власть статики -
   Хранить его былую прыткость свойства,
   Как палеонтологии реестр статистики.

Тарковский А. А.

* * *

   Вечерний, сизокрылый,
Благословенный свет!
Я словно из могилы
Смотрю тебе вослед.
   Благодарю за каждый
Глоток воды живой,
В часы последней жажды
Подаренный тобой.
   За каждое движенье
Твоих прохладных рук,
За то, что утешенья
Не нахожу вокруг.
   За то, что ты надежды
Уводишь, уходя,
И ткань твоей одежды
Из ветра и дождя.

Бодний А. А.

* * *

   Вечерний, сизокрылый,
   Гармонизирующий блик,
   Огниво смысла стылый -
   Ты высветил мой лик.
  
   И я как будто - в раздвоенье
   Меж затуханьем и борьбой.
   Одним крылом - касанье
   Поднебесья, Земли биение - рукой.
  
   Твоя игра на лике, -
   Вселенной как движенье,
   Незримо осязаю в штреке
   Я закругления вращенье.
  
   Гармония вот угасает,
   Пленэр снимая с экспозиции.
   Но память липко застолбляет
   Мираж возможностей в градации.

Тарковский А. А.

Актер.

   Всё кончается, как по звонку,
На убогой театральной сцене
Дранкой вверх несут мою тоску -
Душные лиловые сирени.
   Я стою хмелен и одинок,
Будто нищий над своею шапкой,
А моя любимая со щек
Маков цвет стирает сальной тряпкой.
   Я искусство ваше презирал.
С чем еще мне жизнь сравнить, скажите,
Если кто-то роль мою сыграл
На вертушке роковых событий?
   Где же ты, счастливый мой двойник?
Ты, видать, увел меня с собою,
Потому что здесь чужой старик
Ссорится у зеркала с судьбою.

Бодний А. А.

Актер.

   Все кончается, как по звонку,
   А идёт он с первобытных дебрей,
   Инстинкт где сохраненья начеку
   Началил нам актерство расторопностей.
  
   И Роль по жизни мы несём,
   Как шапку Маномаха, не снять
   Её и не отнять, - и лишь мечом
   Антропе призвано венчать.
  
   Сценический актер со сложной Ролью,
   Тексты жизни и сценария чтоб увязать
   В единородие со смысловою солью,
   Фантазии искусства и жизни чтоб убрать.
  
   Но даже сам двойник публичный
   Не в состоянии убрать, когда приспособленьем
   Историческим лик правды - лжи сиамский
   Стал нормативным всем явленьем.

Тарковский А. А.

Сократ.

   Я не хочу ни власти над людьми,
   Ни почестей, ни войн победоносных.
   Пусть я застыну, как смола на соснах,
   Но я не царь, я из другой семьи.
   Дано и вам, мою цикуту пьющим,
   Пригубить немоту и глухоту.
   Мне рубище раба не по хребту,
   Я не один, но мы еще в грядущем.
   Я плоть от вашей плоти, высота
   Всех гор земных и глубина морская.
   Как раковину мир переполняя,
   Шумит по-олимпийски пустота.

Бодний А. А.

Сократ.

   Я не хочу ни власти над людьми,
   Ни раболепности благополучье,
   Но был бы горд, когда пядей семи
   Мне философское давали б изысканье.
  
   Мне бы хотя к огниву Прометея прикоснуться,
   Несовершенства чтоб свои забыть.
   Тогда правдоисканья в силах развернутся -
   Интроекцией себя бы в сверхвозможность влить.
  
   Но плоть со мной пусть остаётся,
   Пока я олимпийцам не соткал антитесьму.
   На финише пускай мое Движенье перельётся
   В Монадность, где имманентность я от Духа
   Вечности возьму.

Тарковский А. А.

Дерево Жанны.

   Мне говорят, а я уже не слышу,
Что говорят. Моя душа к себе
Прислушивается, как Жанна д'Арк.
Какие голоса тогда поют!
   И управлять я научился ими:
То флейты вызываю, то фаготы,
То арфы. Иногда я просыпаюсь,
А все уже давным-давно звучит,
И кажется - финал не за горами.
   Привет тебе, высокий ствол и ветви
Упругие, с листвой зелено-ржавой,
Таинственное дерево, откуда
Ко мне слетает птица первой ноты.
   Но стоит взяться мне за карандаш,
Чтоб записать словами гул литавров,
Охотничьи сигналы духовых,
Весенние размытые порывы
Смычков, - я понимаю, что со мной:
Душа к губам прикладывает палец -
Молчи! Молчи! И все, чем смерть жива
И жизнь сложна, приобретает новый,
Прозрачный, очевидный, как стекло,
Внезапный смысл. И я молчу, но я
Весь без остатка, весь как есть - в раструбе
Воронки, полной утреннего шума.
Вот почему, когда мы умираем,
Оказывается, что ни полслова
Не написали о себе самих,
И то, что прежде нам казалось нами,
Идет по кругу
Спокойно, отчужденно, вне сравнений
И нас уже в себе не заключает.
   Ах, Жанна, Жанна, маленькая Жанна!
Пусть коронован твой король, - какая
Заслуга в том? Шумит волшебный дуб,
И что-то голос говорит, а ты
Огнем горишь в рубахе не по росту.

Бодний А. А.

Дерево Жанны.

   Мне говорят, а я уже не слышу
   О Жанне д'Арк разрозненность
   Абстракции - фокусировку вижу
   Древа Жанны, как преемственность.
  
   От ствола древа вздымаются две кроны.
   Одна даёт астральность жизни Жанны
   С доставшейся символикой спартаковской короны.
   Другая - преемственность д'Арковскую шлёт чрез станы.
  
   А я в душе своей стремлюсь
   Две кроны слить в единую субстанцию.
   И чувствую - астрально я переношусь
   На историческую экспозицию.
  
   И составляющие две идут в фокусировку:
   И знаковость деянья Жанны и память вечная
   О ней - в живописательную рокировку,
   Друг друга дополняя, как резонансность встречная.
  
   Парадоксальности ткут образ героический:
   Девушка с провинции из семьи простой,
   Видимо, вобрала весь протест крестьянский
   И душой и статью исторической как будто неземной.
  
   И вера в сокрушимость зла как неземной
   Была; стратегию и тактику она внедряла
   Рациональными приёмами, как самородок полковой
   И день за днём к победе стежку ткала.
  
   Дай Иегова ей по силе равнозначной
   Дивизион врагов - она бесповоротно б победила.
   Природный дар волной организаторской
   Мог брешь пробить в структуре властной - была сила!
  
   Но, как всегда, христопродажность поспешила
   На выручку эксплуататорам, чтоб засветить
   Свою лояльность злу - и место в жизни утеплила.
   Неужто Жанна не смогла игру умом бы упредить?
  
   Могло не только, но и упреждало подсознанье.
   А предназначенность иная, не земная, и не именная
   Влекла второе "Я" её на эволюции этапа обновленье,
   Забыв о плоти на костре, - Заря грядущая страстная.

Тарковский А. А.

Земное.

   Когда б на роду мне написано было
Лежать в колыбели богов,
Меня бы небесная мамка вспоила
Святым молоком облаков,
   И стал бы я богом ручья или сада,
   Стерег бы хлеба и гроба, -
Но я человек, мне бессмертья не надо:
Страшна неземная судьба.
   Спасибо, что губ не свела мне улыбка
Над солью и желчью земной.
Ну что же, прощай, олимпийская скрипка,
Не смейся, не пой надо мной.

Бодний А. А.

Земное.

   Когда б на роду мне написано было
   Ментальность вобрать неземную, -
   Моё бы пиитово слово прошило
   Иглой изысканья всю сущность земную.
  
   Иглистый анализ, предвзятость откинув,
   Искал Архимеда опору, углом бы вздыбленья
   Дерезонанс земной в конвульсиях стянув
   В пространство и режим новоявленья.
  
   И я бы как в двух измереньях
   Беспристрастный новации ввёл интеграл:
   Солью земной пребывал бы в потеньях,
   На струнах лучистости звёздной б играл.

Тарковский А. А.

После войны.

   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

III

   Бывает, в летнюю пору лежишь
И смотришь в небо, и горячий воздух
Качается, как люлька, над тобой,
И вдруг находишь странный угол чувств:
Есть в этой люльке щель, и сквозь нее
Проходит холод запредельный, будто
Какая-то иголка ледяная.

IV

   Как дерево с подмытого обрыва,
Разбрызгивая землю над собой,
Обрушивается корнями вверх,
И быстрина перебирает ветви,
Так мой двойник по быстрине иной
Из будущего в прошлое уходит.
Вослед себе я с высоты смотрю
И за сердце хватаюсь. Кто мне дал
Трепещущие ветви, мощный ствол
И слабые, беспомощные корни?
Тлетворна смерть, но жизнь еще тлетворней,
И необуздан жизни произвол.

Бодний А. А.

После войны.

1.

   Бывает, в летнюю пору лежишь -
   И купол неба голубого над тобой.
   И если долго неподвижен взгляд, то ты узришь
   Метаморфозное явленье в сфере подвесной.
  
   Телепатически как будто бы плотнеет
   Голубая сфера, оседая, как на Геракла, на тебя.
   И тело будто бы температурный градиент
   перезначает,
   Где ламинарность жары и хлада неба жгут тебя.

2.

   Как дерево с подмытого обрыва,
   Цена где жизни есть сыпучесть,
   Так я в трясине прометеева псевдопрорыва
   Месю императивность как Музы участь.
  
   И если двойник мой суетина
   В прошлое сведёт, оставив разрушенье,
   То результат моей борьбы будет как станина,
   Уже не для меня, а где идейное отметится свершенье.
  
   Спокон веков шла павших череда,
   А древко социальности передавалося
   Реликвией из рук в руки как Высота,
   Где смысл взят, а покорение осталося.

Тарковский А. А.

К стихам.

   Стихи мои, птенцы, наследники,
Душеприказчики, истцы,
Молчальники и собеседники,
Смиренники и гордецы!
   Я сам без роду и без племени
И чудом вырос из-под рук,
Едва меня лопата времени
Швырнула на гончарный круг.
   Мне вытянули горло длинное,
И выкруглили душу мне,
И обозначили былинные
Цветы и листья на спине,
   И я раздвинул жар березовый,
Как заповедал Даниил,
Благословил закал свой розовый,
И как пророк заговорил.
   Скупой, охряной, неприкаянной
Я долго был землей, а вы
Упали мне на грудь нечаянно
Из клювов птиц, из глаз травы.

Бодний А. А.

К стихам.

   Стихи мои, птенцы, наследники.
   Не форма здесь стихосложения -
   Экспрессия идейности пестует мне подснежники, -
   И с перекоса гнётся аксонометрическая эволюция.
  
   Мне стержень внутренний закручивал
   Рифмовку в стремнинах жизни поисковой.
   Но я текучестью сюжеты перемалывал
   На жерновах предтечности псевдоидейной.
  
   Я в технологиях житейских
   Мертворождённость глагола Пушкина
   Узрел: жечь должна бы бутафорию персонажных
   Менталитеностей пегасная стремнина.
  
   И стих здесь станет сепаратором:
   Парадоксальность Достоевского от умысла
   Злодейского отслаивать в христозаветном
   Стиле, чтоб грань бы истины и псевдо не теряла
   смысла.
  
   И пусть превратности судьбы стекающими
   Каплями крови и слёз, и пота катализируют
   Стиха мне силу, чтоб с волнами, качающими
   Бытие, играло бы моё перо, когда слова гармонизируют.

Тарковский А. А.

Камень на пути.

   Пророческая власть поэта
Бессильна там, где в свой рассказ
По странной прихоти сюжета
Судьба живьем вгоняет нас.
   Вначале мы предполагаем
Какой-то взгляд со стороны
На то, что адом или раем
Считать для ясности должны.
   Потом, кончая со стихами,
В последних четырех строках
Мы у себя в застенке сами
Себя свежуем второпях.
   Откуда наша власть? Откуда
Все тот же камень на пути?
Иль новый Бог, творящий чудо,
Не может сам себя спасти?

Бодний А. А.

Камень на пути.

   Пророческая власть поэта -
   В философичности, отрывной от бытия
   Конкретики, и, не дай боже, эта
   Чтоб позиция гордыней слила бы два "Я".
  
   В сюжет рискованно вторжение субстанции
   Поэта - пророчество там можно загубить.
   А если надобность острейшая в вхождении, -
   Оракула бы надо живописаньем затенить.
  
   А если преднамеренная гордость, -
   Ищи поэт тогда лишь архимедовый рычаг.
   И убеждай себя, что ты экзистенциалистская
   есть данность,
   Не заданность, художественности нести чтоб стяг.
  
   Расстраиваться сильно - алогично, -
   Земная относительность верстает Истину.
   Себя приравнивать же к Духу Вечности - не этично,
   А камень на пути преодолеть - возвысься на вершину.

Тарковский А. А.

Рукопись.

   Я кончил книгу и поставил точку
И рукопись перечитать не мог.
Судьба моя сгорела между строк,
Пока душа меняла оболочку.
   Так блудный сын срывает с плеч сорочку,
Так соль морей и пыль земных дорог
Благословляет и клянет пророк,
На ангелов ходивший в одиночку.
   Я тот, кто жил во времена мои,
Но не был мной. Я младший из семьи
Людей и птиц, я пел со всеми вместе
   И не покину пиршества живых -
Прямой гербовник их семейной чести,
Прямой словарь их связей корневых.

Бодний А. А.

Рукопись

   Я кончил книгу и поставил точку
   Как будто то бы на ходе времени своём.
   В ритменье свёл я сердце и пиита строчку.
   Душа карачилась в вздыблении моём.
  
   Я в раздвоенье рукопись штурмую,
   Как Прометей, цепями скованный,
   И как Эол, пространство с смыслом ветрую,
   Чтоб перл ложился бы на кегель исторический.
  
   Я самость не терял свою в пленэре.
   Я существенность идейную алкал,
   Чтоб параллельно шла она бы эре,
   Как бы миротворя и статус и то, что я искал.
  
   Оканчивая рукопись, я чувствую, что потерял
   Фрагмент души чрез абиогенез, который
   Эволюционно в живое неживое превращал.
   И от такой потери - я супергордый.

Тарковский А. А.

Предупреждение.

   Еще в скорлупе мы висим на хвощах,
Мы - ранняя проба природы,
У нас еще кровь не красна, и в хрящах
   Шумят силурийские воды,
   Еще мы в пещере костра не зажгли
И мамонтов не рисовали,
Ни белого неба, ни черной земли
Богами еще не назвали.
   А мы уже в горле у мира стоим
И бомбою мстим водородной
Еще не рожденным потомкам своим
За собственный грех первородный.
   Ну что ж, флорентийские башни смахнем,                
Развеем число Галилея
И Моцарта флейту продуем огнем,
   От первого тлена хмелея.
   Нам снится немая, как камень, земля
И небо, нагое без птицы,
И море без рыбы и без корабля,
   Сухие, пустые глазницы.

Бодний А. А.

Предупреждение.

   Еще в скорлупе мы висим на хвощах?
   Генной магической отданы силе,
   И эволюцией в стотриллионной эре в хвостах
   Комет ранние пробы брались из пыли.
  
   Дух Вечности вёл эволюцией нас
   Через борьбу не с кровью и плотью,
   А с правителями тьмы, что давали пас
   Злым духовным силам, как кутью.
  
   Далеко ещё до нас Навуходоносор
   В клети генность брал подвластную.
   А еще первоначально Еве доминатор
   Зла прививал греховность человеческую.
  
   "Восстанет народ на народ, и царство
   На царство" - предупрежденье факторность
   Несёт, где вскрыто в генотипе человечество.
   И только ждёт лишь час свой Исполнимость.
  
   Нам ряды сняться причинные
   Прошедшего и будущего изъявленья
   Под шапкой генотипа, чтобы судьбинные
   Дерезонансности кололи донкихотовские копья.

Тарковский А. А.

Руки.

   Взглянул я на руки свои
Внимательно, как на чужие:
Какие они корневые -
Из крепкой рабочей семьи.
   Надежная старая стать
Для дружеских твердых пожатий;
Им плуга бы две рукояти,
Буханку бы хлебную дать,
   Держать бы им сердце земли,
Да все мы, видать, звездолюбцы, -
И в небо мои пятизубцы
Двумя якорями вросли.
   Так вот чем на подвиг велик:
Один и другой пятерик
Свой труд принимают за благо,
И древней атлантовой тягой
К ступням прикипел материк.

Бодний А. А.

Руки.

   Взглянул я на руки свои
   И вспомнил интерполярную соотнесённость:
   Дамского размера кулаки мои
   Адекватят сердца объемность.
  
   Но дамский размер стушевывает
   Парадоксальность: каждый средний
   Палец рук двухпудовую гирю подымает
   От пола до груди, рекорд даря непревзойдённый.
  
   Руки зачастую в износе пребывали:
   Сверхперегрузками я сухожилье порвал
   На двуглавой мышце предплечья - начало дали
   Рефлексу ограниченья, что силу мне сковал.
  
   Но прометеева правдолюбивость,
   Хоть адекватна вложенным трудам
   Чрез руки, мне благовую меркантильность
   На нет свела, оставив бедности парадоксальный срам.

Тарковский А. А.

Степь

   Земля сама себя глотает
И, тычась в небо головой,
Провалы памяти латает
То человеком, то травой.
   Трава - под конскою подковой,
Душа - в коробке костяной,
И только слово, только слово
В степи маячит под луной.
   А степь лежит, как Ниневия,
И на курганах валуны
Спят, как цари сторожевые,
Опившись оловом луны.
   Последним умирает слово.
Но небо движется, пока
Сверло воды проходит снова
Сквозь жесткий щит материка.
   Дохнет репейника ресница,
Сверкнет кузнечика седло,
Как радуга, степная птица
Расчешет сонное крыло.
   И в сизом молоке по плечи
Из рая выйдет в степь Адам
И дар прямой разумной речи
Вернет и птицам и камням,
   Любовный бред самосознанья
Вдохнет, как душу, в корни трав,
Трепещущие их названья
Еще во сне пересоздав.

Бодний А. А.

Степь

   Земля сама себя глотает -
   Палеонтологическим слоям преемственность
   Времён в старозаветности верстает,
   Вверяет ворсинкам трав судьбы матричность.
  
   Травяные антенны взъерошили степь -
   Душе вспоможенье пиитово дали,
   Чтоб предикат был бы не слеп,
   И чтоб слова паролем стали.
  
   И этому способствует Кибела,
   Чтоб ни единое степи дыханье
   В немощь не пошло, и строчка без пробела
   Связала эхо эволюции и Интеллекта бденье.
  
   И пленило тогда слово бы элиминацию,
   Как прецедент для этатизма, когда
   Инстинкт насилия и степь берёт в юриспруденцию
   Не по кадастру, а по эфирности, где компонент -
   звезда.
  
   И флора от звезды в плеохроизме,
   Как будто с ней ритмирует во всем.
   Душа со степью места не находят тоже
   в квиетизме
   И пуп Земли к себе хотят сместить совсем.
  
   И места не нашлося здесь Адаму, -
   Дух Вечности живительной иглою
   Соткал всю биологию степную, - и хламу
   Райскому, как Каина разбою.
  
   Но человек степи своим самосознаньем
   В причинный ряд как бы единой точки зренья
   Поляризует угол, чтоб мирозданьем
   Охватить дыханья звёзд и эволюции степи в режиме
   чувствованья.

Тарковский А. А.

Шиповник.

   Я завещаю вам шиповник,
Весь полный света, как фонарь,
Июньских бабочек письмовник,
Задворков праздничный словарь.
   Едва калитку отворяли,
В его корзине сам собой,
Как струны в запертом рояле,
Гудел и звякал разнобой.
   Там, по ступеням светотени,
Прямыми крыльями стуча,
Сновала радуга видений
И вдоль и поперек луча.
   Был очевиден и понятен
Пространства замкнутого шар -
Сплетенье линий, лепет пятен,
Мельканье брачущихся пар.

Бодний А. А.

Шиповник.

   Я завещаю вам шиповник -
   Стабилизатор физиологии поэта,
   Кровавых слез земли вулканник,
   Как отголосок жития Старого Завета.
  
   И в унисон грехопаденью Старого Завета
   Солнце вздохи вспышками магнитными
   Шиповник колыхали, чтоб силу света
   Людям передать приемами лечебными.
  
   А чтоб рогатый скот не покушался,
   И чтоб цену поднять бы от эффекта,
   Кустарник весь шипами облатался,
   Духа Вечности дабы хранить резон проекта.
  
   Шиповник будто центр Вселенной
   По притяженью слёз, несдержанных
   Планетных; и это для пиитовой
   Субстанции - мандат на дело избранных.

Тарковский А. А.

Сны.

   Садится  ночь на подоконник,
Очки железные надев,
И длинный вавилонский сонник,
Как жрец, читает нараспев.
   Уходят вверх ее ступени,
Но нет перил над пустотой,
Где судят тени, как на сцене,
Иноязычный разум твой.
   Ни смысла, ни числа, ни меры.
А судьи кто? И в чем твой грех?
Мы вышли из одной пещеры,
И клинопись одна на всех.
   Явь от потопа до Эвклида
Мы досмотреть обречены.
Отдай - что взял; что видел - выдай!
Тебя зовут твои сыны.
   И ты на чьем-нибудь пороге
Найдешь когда-нибудь приют,
Пока быки бредут как боги,
Боками трутся на дороге
И жвачку времени жуют.

Бодний А. А.

Сны.

   Садится  ночь на подоконник
   И величавой тьмою телепатит
   Сознанье, как диктаторский законник,
   И парадоксы через сны калейдоскопит.
  
   Она свою здесь априори выставляет,
   Вбирая смысл сна весь в логогрифность,
   И экстериоризацию нам представляет
   Как несфокусированную лишь символичность.
  
   Материю и дух она межует диализмом
   В гипертрофичной панорамности.
   И как бы насаждает толкованье агностицизмом,
   Тем демонстрируя оскал свой доминантности.
  
   Но философствующе-спящий спасибо
   Скажет ей за сохранение монизма.
   Аминоразрядности зарожденье небо
   Введёт в экстрасенсорность параллели ассоцианизма.
  
   Желанья зачастую вбирает человек
   В экстрасенсорность, как проекты, -
   Невысказанность в жизни за свой век.
   Но солью снов становятся по воле рока лишь
   прожекты.

Тарковский А. А.

Словарь.

   Я ветвь меньшая от ствола России,
Я плоть ее, и до листвы моей
Доходят жилы, влажные, стальные,
Льняные, кровяные, костяные,
Прямые продолжения корней.
   Есть высоты властительная тяга,
И потому бессмертен я, пока
Течет по жилам - боль моя и благо -
Ключей подземных ледяная влага,
Все эР и эЛь святого языка.
   Я призван к жизни кровью всех рождений
И всех смертей, я жил во времена,
Когда народа безымянный гений
Немую плоть предметов и явлений
Одушевлял, даруя имена.
   Его словарь открыт во всю страницу,
От облаков до глубины земной. -
Разумной речи научить синицу
И лист единый заронить в криницу,
Зеленый, рдяный, ржавый, золотой.

Бодний А. А.

Словарь.

   Я ветвь меньшая от ствола России,
   Но этой толики достаточно для изъясненья
   Психо-этической словарной мессии,
   Что нёс великий Гоголь как в дидактике
   прозренья.
  
   Своею "Перепискою с друзьями..." почти
   На сто восемьдесят градусов поляризировал
   Он точку зренья, как будто испещрял листы
   Со дна живого бытия и души распластовывал.
  
   Психологизм и этика лингвистики гоголевских
   Новаций смели, как пену, ложь императивную,
   Вводя регистр оборотов речи лексически-правдивых,
   Затачивая остроту ассоциативно-образную.
  
   Словарь толковый прогресса не видал такого.
   Но после шока палка проявилась с двух концов:
   Потенциал антиэтический вперялся в Верхового,
   Тенденцию к словарной чтоб Свободе - на засов.
  
   И результирующей вышло поученье на синицу,
   Чтоб мобильностью и длиннохвостостью
   Она могла бы каждую словарную страницу
   Счирикать с божьей виртуальностью.

Тарковский А. А.

* * *

   Мне опостылели слова, слова, слова,
Я больше не могу превозносить права
На речь разумную, когда всю ночь о крышу
В отрепьях, как вдова, колотится листва.
Оказывается, я просто плохо слышу
И неразборчива ночная речь вдовства.
Меж нами есть родство. Меж нами нет родства.
И если я твержу деревьям сумасшедшим,
Что у меня в росе по локоть рукава,
То, кроме стона, им уже ответить нечем.

Бодний А. А.

* * *

   Мне опостылели слова, слова, слова,
   Как антиценз неожиданья поощрений.
   И даже нарождённая весной трава,
   Что в сфере пребывает брачнодействий.
  
   Я как будто и не фригид, а равнодушием
   Пленён; парадоксальности носимый,
   Я парадоксы слова с делом с избыточением
   В среде глотаю, как паёк экзистенциальный.
  
   А может я традиционный забыл порядок:
   Дисгармонична Истина императивности текущей,
   Прошедшая же в популяризацию идёт как парадокс,
   Являясь исторически уже как категорией частично
   антисущей.

Тарковский А. А.

Дорога.

   Я врезался в возраст учета
Не сдавшихся возрасту прав,
Как в город из-за поворота
Железнодорожный состав.
   Еще я в дымящихся звездах
И чертополохе степей,
И жаркой воронкою воздух
Стекает по коже моей.
   Когда отдышаться сначала
Не даст мне мое божество,
Я так отойду от вокзала
Уже без себя самого -
   Пойду под уклон за подмогой,
Прямую сгибая в дугу, -
И кто я пред этой дорогой?
И чем похвалиться могу?

Бодний А. А.

Дорога.

   Я врезался в возраст учета
   Гонения попранных прав
   Со свобододвиженья спартаковского просчёта
   До эндоторможенья словесных потрав.
  
   Медиумическим сгустком я звёзды
   Беру себе, кинетику пиитовых слов
   Не дать чтоб в дорожные узды,
   Где око охранное метит свой улов.
  
   Когда же предметность мне властная
   Покажет оскал доминантности, -
   Чрез дух Прометея мне сила подъёмная
   Даст вектор дороги в астральности.
  
   И я не пойду за подмогой
   В притихший дорожный Пегас.
   Я исторической силой изъявленной
   Рациональность буду калейдоскопить на пас.

Тарковский А. А.

До стихов.

   Когда, еще спросонок, тело
Мне душу жгло, и предо мной
Огнем вперед судьбы летела
Неопалимой купиной, -
   Свистели флейты ниоткуда,
Кричали у меня в ушах
Фанфары, и земного чуда
Ходила сетка на смычках,
   И в каждом цвете, в каждом тоне
Из тысяч радуг и ладов
Окрестный мир стоял в короне
Своих морей и городов.
   И странно: от всего живого
Я принял только свет и звук, -
Еще грядущее ни слова
Не заронило в этот круг.

Бодний А. А.

До стихов.

   Когда, ещё спросонок, тело
   Инстинктом выживания свело,
   Я чувствовал влияние пробела -
   Эстетика потенциала чтобы пела.
  
   В Природе я искал аккорды и октавы,
   Созвучные искусственной струне и клавишам.
   В вечерней сумеречности листва и травы
   Мне чувства к дежавюрным направляли подвигам.
  
   В пожертвенности ромеоджульеттовских жизней
   Я узрел парадоксальное величие эстетики,
   Цену духовных всех её безмерностей
   На фоне плототленной антиэнергетики.
  
   И этот парадокс меж псевдосильным духом
   И первородной притягательностью плоти
   Я принял как пробел в нерифмованном
   Слове, игра чтоб звука с бликом наполнила
   стопные соты.

Тарковский А. А.

Поздняя зрелость.

   Не для того ли мне поздняя зрелость,
Чтобы за сердце схватившись, оплакать
Каждого слова сентябрьскую спелость,
Яблока тяжесть, шиповника мякоть,
   Над лесосекой тянувшийся порох,
Сухость брусничной поляны, и ради
Правды - вернуться к стихам, от которых
Только помарки остались в тетради.
   Все, что собрали, сложили в корзины,
И на мосту прогремела телега.
Дай мне еще наклониться с вершины,
Дай удержаться до первого снега.

Бодний А. А.

Поздняя зрелость.

   Не для того ли мне поздняя зрелость,
   Чтоб выстоялся потенциал философических
   Эквилибристских воззрений и самостийность
   Себя проявила в процессах технологических.
  
   Изощрённей идёт теперь парадоксальность,
   Прописное фаворитство отметая прочь.
   И Истины подвижки я через Духолепность
   Теперь сведу с самосознанием точь-в-точь.
  
   Но размашистость сферы поэтической
   Даёт тенденцию к раскованности технологий,
   Чтоб таинства Вселенной и Поэзии в верховной
   Закруглённости выискивать как интеграл
   антинаитий.

Тарковский А. А.

Жизнь, жизнь.

   Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___
   Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас, в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.
   Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.

Бодний А. А.

Жизнь, жизнь.

   Предчувствиям не верю и примет
   Внезапность эпизода беру как синь
   Или как хмарь вселенских мет,
   Которые меж вечностью и мною возводят тын.
  
   Мне миг бессмертности впоймать, чтоб перейти
   Границу; и самость вся моя тогда
   Потоком Вечности встремнится в те пути,
   Где интеграл оригинальности приверженный всегда.
  
   И ношу интегральную Дух Вечности
   Избранным даёт, и я средь их в востребности -
   И в этом есть предчувствия по самости,
   Когда оригинальность в сознанье историческом
   в потребности.
  
   В тональности я исторических пульсаций
   Беру ингредиенты тенденций к преобразованьям,
   Чтоб жизни пульс катализировал бы ход деяний,
   Как акты бы прелюдий к жизненным бессмертностям.
  
   В двух режимах работа прелюдий:
   Псевдотехнологии рождать как инерционность
   Пульса жизни на Земле без прекращений,
   Когда проводит человек ложную соотнесённость.
  
   Второй - когда оригинальною монадой
   Запрограммированна струйка в Потоке Вечности,
   Как рациональность соотношенья модели жизненной
   С эволюционной формой результативности.
  
   И в этом состоянье есть не форма жизни,
   А процесс, человек - Геракл небо когда подпирает,
   Мигом бессмертья пленяя зев тризны
   И жизнь дыханьем новым насыщает.
  
   Я провоцирую ход эволюции,
   В грядущее чтобы взглянуть.
   Дух Вечности даёт интерполяции
   С альтернативами, дилемму не давая развернуть.
  
   И в этом я свободу жизни ощущаю,
   Как будто бы приоритетность оптимизма
   Чрез оседлание судьбы верстаю.
   И жизнь я в категорию ввожу псевдоагностицизма.
  
   Но есть помеха, рефлексивно не преодолимая:
   Пульсация жизни земной доминантно владеет
   Инстинктами, чтоб была бы жизнь сохранимая
   И буридановой поступью нас наделяет.

Тарковский А. А.

Явь и речь.

   Как зрение - сетчатке, голос - горлу,
Число - рассудку, ранний трепет - сердцу,
Я клятву дал вернуть мое искусство
Его животворящему началу.
   Я гнул его, как лук, я тетивой
Душил его - и клятвой пренебрег.
   Не я словарь по слову составлял,
А он меня творил из красной глины;
Не я пять чувств, как пятерню Фома,
Вложил в зияющую рану мира,
А рана мира облегла меня,
И жизнь жива помимо нашей воли.
   Зачем учил я посох прямизне,
Лук - кривизне и птицу - птичьей роще?
Две кисти рук, вы на одной струне,
О, явь и речь, зрачки расширьте мне,
И причастите вашей царской мощи.
   И дайте мне остаться в стороне
Свидетелем свободного полета
Воздвигнутого чудом корабля,
О, два крыла, две лопасти оплота,
Надежного, как воздух и земля!

Бодний А. А.

Явь и речь.

   Как зрение - сетчатке, голос - горлу,
   Где источник с изваяньем в одном
   Причинности ряду, так и искусство телу
   Есть фантазия с факторным веслом.
  
   Но чтоб закономерность такая проявлялась,
   Основа восприятия предрасположенность должна
   нести.
   Субстанция души как вспаханная речью нива воспрянулась,
   Чтоб рацзерно в тургор ввести.
  
   И в этом не столько контур очертанья
   Словесов факторизует речь как извержение
   Вулкана, сколько израненность идеи чрез распрямленья
   Даёт приоритет, чтоб явь избрала б вожделение.
  
   Двуликость лжи, злодейства я проверяю
   Щупом чувств, внедряя пятерню в дисгармоническую
   Рану мира, не дожидаясь горного смещения до краю,
   Когда дилемма разжижит стезю альтернативную.
  
   И переход от речи к яви есть контрастность
   Реки жизни, наполняемые паруса когда несут
   Судьбы и относительность и непреложность.
   И ложь и правда здесь отдаются на Страшный суд.
  
   Но я не дам себя свободному полёту.
   В протуберанце я волю буду пересиливать,
   Переход от речи к яви вывести чтоб к свету.
   Тогда с огнивом прометеевым идею можно
   идентифицировать.

Тарковский А. А.

* * *

   Когда вступают в спор природа и словарь
И слово силится отвлечься от явлений,
Как слепок от лица, как цвет от светотени, -
Я нищий или царь? Коса или косарь?
   Но миру своему я не дарил имен:
Адам косил камыш, а я плету корзину.
Коса, косарь и царь, я нищ наполовину,
От самого себя еще не отделен.

Бодний А. А.

* * *

   Когда вступают в спор природа и словарь,
   Виновника найти чтобы издержек проявлений.
   Я в антиэкзистенциализм облачаюсь как царь
   И тварь, идя меж формой и сутью становлений.
  
   Ищу я звенья существенностей тех переходов,
   Где светотень Адама наложилась, и отделяю
   Двойное "Я" от исторических сознания ходов,
   Как будто логографией самосознанье наделяю.
  
   Когда менталитетная самопожертвенность
   Доходит до кондицию, я в экзистенциализм
   Перехожу как будто с третьей на четвертую духовность.
   И разницу беру как словарно-природный детерминизм.

Тарковский А. А.

* * *

   Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.
   Все, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло,
Только этого мало.
   Понапрасну ни зло,
Ни добро не пропало,
Все горело светло,
Только этого мало.
   Жизнь брала под крыло,
Берегла и спасала,
Мне и вправду везло. 
Только этого мало.
   Листьев не обожгло,
Веток не обломало.
День промыт, как стекло,
Только этого мало.

Бодний А. А.

* * *

   Вот и лето прошло,
   Многоплодье старицею стало
   Душу неравнодушьем свело, -
   Только этого недоставало
  
   Псевдостремленье мне курс завихрило.
   Но идейностью это не стало.
   Путеводной звездою чтоб дух мой пленило, -
   Только этого недоставало.
  
   И борьбою теснилося зло.
   Прометеево огниво мне искрило.
   И солнце до донца чтоб ложь припекло, -
   Только этого недоставало.
  
   Сатанинство меня чертыхало.
   Действо ангела-хранителя спасало.
   Мне прометееву волю судьбой чтоб давало, -
   Только этого недоставало.
  
   Репутацию ложью мне подмывало,
   Доверчивость злобно глотало.
   Интерьер бы души открывало забрало, -
   Только этого недоставало.

Тарковский А. А.

* * *

   И я ниоткуда 
Пришел расколоть
Единое чудо 
На душу и плоть.
   Державу природы
Я должен рассечь
На песню и воды,
На сушу и речь
   И, хлеба земного
Отведав, прийти
В свечении слова
К началу пути.
   Я сын твой, отрада
Твоя, Авраам,
И жертвы не надо
Моим временам,
   А сколько мне в чаше 
Обид и труда.
И после сладчайшей
Из чаш - никуда?

Бодний А. А.

* * *

   И я ниоткуда  -
   Генеративность лишь гена,
   В котором причуда -
   Вселенная с Разумом - сцена.
  
   И чудо Природы
   И действо моё
   Вплелись в эволюции своды,
   Как вечное Бытиё.
  
   В истоках зарожденья мира
   Я был уже заложен
   Многоступенчатостью пира
   Эволюции, и Духом Вечности я сложен.
  
   Я не буду ни рассекать
   И ни колоть то, что я не создал.
   И плоть и душу буду наполнять
   Я светочем, что Разуму Дух дал.
  
   И с нивой я буду
   В дыханье одном
   И Слово добуду,
   Вселенским став дном.
  
   Я сын Прометея,
   Гаранту чтоб поступь светить.
   Для христопродажности это - затея,
   Злу которой - форпост упредить.
  
   А сколько от тварей двуногих
   Я горя хлебнул натощак!!!
   Ждал, кодло когда нечестивых
   Армагеддон стартараритит в просак.

Тарковский А. А.

* * *

   Стихи попадают в печать,
И в точках, расставленных с толком,
Себя невозможно признать
Бессонниц моих кривотолкам.
   И это не книга моя,
А в дальней дороге без весел
Идет по стремнине ладья,
Что сам я у пристани бросил.
   И нет ей опоры верней,
Чем дружбы неведомой плечи.
Минувшее ваше, как свечи,
До встречи погашено в ней.

Бодний А. А.

* * *

   Стихи попадают в печать,
   И вроде бы квинтэссенция та,
   А полиграфическим оформлением снят
   Дух Слова, как покорённая высота.
  
   Но в рукописях живительностью Слова
   Я абстрагировался, параметры идейного
   Пространства разжижая; и основа
   Ускользала смысла сфокусированного.
  
   Но книга мне восполнила пробел:
   Натурой строгою она огородилась.
   Осталось ожидать существенности дел,
   Чтоб лучезарностью читательская страсть светилась.

Тарковский А. А.

* * *

   Мне бы только теперь до конца не раскрыться,
Не раздать бы всего, что напела мне птица,
Белый день наболтал, наморгала звезда,
Намигала вода, накислила кислица,
На прожиток оставить себе навсегда
Крепкий шарик в крови, полный света и чуда,
А уж если дороги не будет назад,
Так втянуться в него и не выйти оттуда,
И - в аорту, неведомо чью, наугад.

Бодний А. А.

* * *

   Мне бы только теперь до конца не раскрыться,
Чтоб в бардачности мира не поганилось таинство.
   В эволюции с древности оно старалося сокрыться,
   Чтоб теневым кабинетом сохранять бы антисвойство.
  
   В любой тенденции к стихийности цели вектор
   Выражен, аккумулятивностью чтоб поток густел.
   Но в подсознанье моём хранится байпас как фактор,
   Чтоб выйти с потока в нестандартность земных тел.
  
   Антисвойство даёт вхожденье в отрешенность
   От земных разломов прямо в Поток
   Вечного Времени, субстанцию вводя в Монадность
   И Духу Вечности вверяя жизни ток.

Тарковский А. А.

* * *

   Во вселенной наш разум счастливый
Ненадежное строит жилье,
Люди, звезды и ангелы живы
Шаровым натяженьем ее.
Мы еще не зачали ребенка,
А уже у него под ногой
Никуда выгибается пленка
На орбите его круговой.

Бодий А. А.

* * *

   Во вселенной наш разум счастливый
   Неудачную занял позицию в центре,
   Где её планетарность оскал нам даёт всеобъемный.
   В подвесном состоянье мы светимся как люстре.
  
   Если б центр у нас был другой - закруглений,
   Мы ногами бы Тверь в ни во что ощущали.
   И Разум целило инкогнито бы нам - силой изысканий
   Окно прорубить в мир иной, где сути б Вечности
   нас сопрягали.

Тарковский А. А.

* * *

   Наша кровь не ревнует по дому,
Но зияет в грядущем пробел,
Потому что земное земному
На земле полагает предел.
Обезумевшей матери снится
Верещанье четверки коней,
Фаэтон, и его колесница,
И багровые кубы камней.

Бодний А. А.

* * *

   Наша кровь не ревнует по дому,
   А Достоевский, Чернышевский и Гоголь - не есть упрёк
   Тому, как фокусировать пределы земные по-земному,
   Чтоб дух протеста пробил бы во Вселенной штрек.
  
   И тогда бы по штреку Лобачевскому было бы вероятней
   Сопрягать с параллелями эстетичность и социальность.
   Человеку, Земле и звёздам было бы гармоничней,
   Повышая точность, расширять самостийность и самость.

Тарковский А. А.

* * *

   На пространство и время ладони
Мы наложим еще с высоты,
Но поймем, что в державной короне
Драгоценней звезда нищеты,
Нищеты, и тщеты, и заботы
О нерадостном хлебе своем,
И с чужими созвездьями счеты
На земле материнской сведем.

Бодний А. А.

* * *

   На пространство и время ладони
   Гипотетически можно ложить.
   Но людские поточные стоны
   Через призму державной короны не отвратить.
  
   Но счёты чтобы с диссонансом нам свести,
   Опору на земле создать бы надо.
   Знамённый допинг бы в сердца плебейские ввести,
   Чтоб возгорелся каждый член бараньего бы стада.

Тарковский А. А.

Засуха.

   Земля зачерствела, как губы,
Обметанные сыпняком,
И засухи дымные трубы
Беззвучно гудели кругом,
   И высохло русло речное,
Вода из колодцев ушла.
Навечно осталась от зноя
В крови ледяная игла.
   Качается узкою лодкой,
И целится в сердце мое,
Но, видно, дороги короткой
Не может найти острие.
   Есть в круге грядущего мира
Для засухи этой приют,
Где души скитаются сиро
И ложной надеждой живут.

Бодний А. А.

Засуха.

   Земля зачерствела, как губы,
   Собирательно-исторические половые,
   Царицшей эволюционно держащих судьбы
   Плебеев, чтоб проявились бы сдвиги страстные.
  
   Периодически мелеют русла рек
   На протяжении тысячелетий.
   Но не мелеет ни на йоту злополучный штрек,
   Который из кладезя богатств идёт до привилегий.
  
   Вот с кладезя бы этого сметаморфозовать
   Богатство всё в единую казну соцгосударства.
   Народным бы контролем расходы все проревизировать,
   Чтоб меры ирригации ниве были как спасительные
   средства.
  
   Более того, перевести спасительность в бессрочный
   Режим оросительных систем и сооружений.
   А если не сдаётся враг скаредный,
   Колымский душ ему устроить миазмический!!!

Тарковский А. А.

* * *

   И это снилось мне, и это снится мне,
И это мне еще когда-нибудь приснится,
И повторится все, и все довоплотится,
И вам приснится всё, что видел я во сне.
Там, в стороне от нас, от мира в стороне
Волна идет вослед волне о берег биться,
А на волне звезда, и человек, и птица,
И явь, и сны, и смерть - волна вослед волне.
Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,
Жизнь - чудо из чудес, и на колени чуду
Один, как сирота, я сам себя кладу,
Один, среди зеркал - в ограде отражений
Морей и городов, лучащихся в чаду.
И мать в слезах берет ребёнка на колени.

Бодний А. А.

* * *

   И это снилось мне, и это снится мне,
   Сюжетность как непроявившихся желаний,
   То ли подсказкою идёт от недопониманья в сне
   Сути, то ли от запрограммированности Движений.
  
   И жизнь пусть идёт как за волной волна, -
   Но мне очерчен круг познаний на стремнине,
   И Духа Вечности Программа меня ведёт до сути дна.
   И кто бы не явился на волне, мне нет удела в тине.
  
   Не жизнь - чудо из чудес в мозаических явленьях,
   А проба в человеческих руках - познать
   Процесс сам жизни, несущий дозы в отрезвленьях,
   Чтоб четырехмерное в двухмерное сверстать.
  
   А есть и супердозы отрезвленья, идущие
   Байпасно пробам, и крыльями махают
   Отражений, рождая слабые надежды на грядущие
   Изломы, перестановку чада с чудесами в себе алкают.

Тарковский А. А.

* * *

   Был домик в три оконца
В такой окрашен цвет,
Что даже в спектре солнца
Такого цвета нет.
Он был еще спектральней,
Зеленый до того,
Что я в окошко спальни
Молился на него.
Я верил, что из рая,
Как самый лучший сон,
Оттенка не меняя,
Переместился он.
Поныне домик чудный,
Чудесный и чудной,
Зеленый, изумрудный,
Стоит передо мной.
И ставни затворяли,
Но иногда и днем
На чем-то в нем играли,
И что-то пели в нем,
А ночью на крылечке
Прощались, и впотьмах
Затепливали свечки
В бумажных фонарях.

Бодий А. А.

* * *

   Был домик в два окна
   На лике шарика земного,
   Когда мне детское объятье сна
   Нагромождало псевдосчастья много.
  
   Он был вальками слеплен,
   Земли вобравши суть,
   И будто с душой сцеплен,
   Как капилляр и ртуть.
  
   Доливка земляного пола
   Через облатки мешковиной
   Давала пульс земного дола -
   Душа жила с такой сродниной.
  
   И камышовая четырёхскатность
   Крыши, венчавшаяся дымарём,
   Несла какую-то пирамидальность,
   Вселенную сродняя с бытиём.
  
   Не нужен мне был мифорай -
   Мне хата всё воссоздавала,
   И даже закруглённый край
   Небесности душа воспринимала.
  
   Я сущности все детства
   Сводил в своё жильё.
   Иные способы и средства
   Мной не вводились в бытиё.
  
   Жильё давало фокус
   Мне малой родины.
   Алоэ, фикусы и кактус
   Живили образ Прозерпины.
  
   Рассеянность дневного света
   Мне сферу сказок создавала.
   Но я опрозаичевал всё это -
   Менталитетность домика пленяла.
  
   И до сих пор спектралит он
   Мои чувствительные струны,
   Когда семейный тон
   Мне лары воскрешают чрез руины.
  
   И чем я дальше ухожу
   В пространство и во время,
   То много антимыслей нахожу,
   Возврат дающие мне в стремя.

Тарковский А. А.

Пушкинские эпиграфы.

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___ ___

III.

   Разобрал головоломку -
   Не могу ее сложить.
   Подскажи хоть ты потомку,
   Как на свете надо жить -
   Ради неба или ради
   Хлеба и тщеты земной,
   Ради сказанных в тетради
   Слов идущему за мной?
   Под окном - река забвенья,
   Испарения болот.
   Хмель чужого поколенья
   И тревожит, и влечет.
   Я кричу, а он не слышит,
   Жжет свечу до бела дня,
   Будто мне в ответ он пишет:
   "Что тревожишь ты меня?"
   Я не стою ни полслова
   Из его черновика.
   Что ни слово - для другого,
   Через годы и века.
   Боже правый, неужели
   Вслед за ним пройду и я
   В жизнь из жизни мимо цели,
   Мимо смысла бытия?

Бодний А. А.

Пушкинские эпиграфы.

   Разобрал головоломку -
   Философичность встала на дыбы:
   В заплечье хоть клади котомку,
   А жизни смысл взведи в столпы.
  
   Я обзорность обостряю,
   Калейдоскопя мир людской.
   Постулат я выявляю;
   Свинство не идёт в покой.
  
   И великий Гоголь точно
   Свинство в категорию одел.
   Даже ряса денно-мощно
   Не разгонит беспредел.
  
   С юных лет я в исключенье
   Свинство отторгал.
   И вошёл уже в старенье,
   А оно - как фактор - всё перепенал.
  
   И Пушкин вдруг подсказку дал:
   "От первого щелчка поп подпрыгнул
   До потолка", - видать не только рыбе дал
   Гниенье Дух с главы - и я воспрянул.
  
   Воспрянул и представил, что Гарант
   Оповестит о истребленье свинства, как Петр
   Первый - бритьё бород, чтобы указа каждый квант
   Пронзал бы свиночтивых, как девятибалльный ветер.
  
   И я тогда пойду уверенно
   В бессмертье, кладезь пополняя Интеллекта,
   Что в него не напоганить властолюбец свинно.
   И моя восторжествует в поколеньях лепта
  
  

Конец четвёртого тома

Май 2014 г.

Оглавление.

   Часть первая.
   Часть вторая
  
  
  
  
  



  
  
  
  
  

  
  
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

  
  
  
  
  

  
  
  
  
  
  

  
  
  
  

  

  

  

  

  
  
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   3
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"