Деньги кончились. Как всегда неожиданно. Вдруг. Сразу. Все. Кончились. Не стало их совсем. Впереди уже маячил грустный вечер, полный раздумий о несправедливости жизни и моем к ней отношении. Перспектива остаться даже без пива, откровенно говоря, не манила.
Набрал с горем пополам тринадцать рублей сорок три копейки. И все? Все. Сразу в голове промелькнуло содержание таблички из больницы, где я недавно имел неудовольствие лежать целый месяц "Выхода нет" (для полной картины скажу, что окна моей палаты обращены были на морг, к строительству которого я в свое время имел самое непосредственное отношение). Стало грустно. Неужели нет? В смысле выхода. В сорок лет надо быть умнее, а я... Не умею обращаться с деньгами. "Умнее", "не умею". Может подойти в качестве рифмы. И тут я...
В самом деле, что иметь со стихов, если их не продавать? Даже Пушкин. Впрочем, он давно умер. Именно продавать! Продавать хотя бы рублей за двадцать - двадцать пять за книгу, и...
На улицу я вышел, вооружившись пачкой своих нераспроданных сборников. Долго, минут десять, комплексовал насчет того, как предложить их гражданам, мирно проплывающим мимо меня. Наконец решился. Парочка лет под шестьдесят показалась дружелюбной и вполне интеллигентной.
- Извините, пожалуйста, можно ограбить вас на тридцать рублей? Вы стихами не интересуетесь?
Заговорила дама:
- Молодой человек (хоть в чем-то находишь удовлетворение) Вы в своем уме?
- Стихи. Отдам недорого. Очень деньги нужны. Купите, не пожалеете. Некоторые хорошие. О любви есть.
- Что Вы себе позволяете! Нахал! Я сейчас милицию позову!
И она действительно закричала на всю улицу: "Милиция!!! Караул!!! Грабят!!!".
Моя жена постоянно ворчала, что я невезучий. Но это правда: милиция была тут как тут...
- Ну и что? Попытка грабежа. Оказание сопротивления сотрудникам милиции. Колемся? Откуда берешь наркотики?
- Из Караганды.
- Так. Кто дилер?
- Что?
- Дилер кто, спрашиваю?
- Лохидзе Тимур Родригович.
- Он еще шутит, б..дь.
Удар был не очень сильным, но точным. Тепло растеклось по телу. На какое-то время я потерял сознание. Почему-то видел цветы. Много цветов. Очень много.
- Вставай, сука, - как из подземелья раздался голос. - Вставай, пидор. Вставай. Так. Хорошо. Еще вякнешь не по делу...
И тут я не удержался, направил кулак на звук. Потом еще и еще. За мои проколотые за время болезни вены. За суку. За пидора. За все. Серия оказалась удачной. Шестнадцать лет занятий спортом - это не вам шутка...
Камера показалась... Нет, не показалась. Она и оказалось (опять в рифму) местом не очень веселым. К тому же болели разбитое лицо, бока и кисти рук, в голове шумело. А тут еще сосед:
- И за что тебя?
- За стихи, - огрызнулся я.
- Не понял?
- Чего не понять? За стихи. Понял. Иди ты на х...
Я редко ругаюсь матом, но это был тот самый случай. Однако мой собеседник не обиделся.
- За стихи? Ты что, монстр? Как можно сесть за стихи? Рецепт напишешь?
- Напишу.
- Напиши, напиши. А в рифмах, наверно, "кровь" - "любовь" и все такое?
- Всякое пишу. Извини, я устал.
- Писать или сидеть?
- Просто устал. Извини, мне самому до себя.
И тут ни с того ни с сего он начал читать "Альбатроса" Бодлера. По-французски. А я, как будто автомат, мысленно - переводить. Иногда океан раздражает матросов, и они, разъяренные скукой, тогда ловят птиц исполинских - больших альбатросов, что в дороге всегда провожают суда. Их кидают на палубу грубо, бессильных, в клюв дымят табачищем, кривляясь, глумясь. Беззащитны они, исполинские крылья им помеха в том мире, где царствует мразь. Так и ты, мой поэт, альбатрос ты мой милый? Ты, как ангел, паришь в неземной высоте. Но ходить по земле среди сора и пыли твои сильные крылья мешают тебе.
Я был потрясен. Откуда?
- Вы... Вы пишите?
- Нет. Я просто люблю поэзию. Наверное, поэтому и не пишу.
- А Бодлер как?
- Бодлер никак. Просто. Когда я работал в Алжире, это была единственная доступная книга.
- А Вас за что?
- Послать тебя? Просто не повезло...
Константина Ефимова, так звали моего товарища по несчастью, выпустили наутро. Я остался в камере совсем один. Будущее вырисовывалось безотрадным, но я не думал об этом: в голове был Бодлер.