Аннотация: Скучнейшее житье - бытье в Смоленской области. Тягомотина и ничего захватывающего. Однако, не пропустите пикантные подробности из жизни персонала одной из ракетных баз, расположенных по соседству.
A.?? A. Bogdanov copyright (C)2025 World Rights Подвиг 12,500 words
All rights reserved. No part of this book may be reproduced, stored or transmitted in any form and by any means without written permission of the author.
Аннотация: Скучнейшее житье - бытье в Смоленской области. Тягомотина и ничего захватывающего. Однако, не пропустите пикантные подробности из жизни персонала одной из ракетных баз, расположенных по соседству.
Подвиг
Пролог.
В камере было душно и жарко. Клубы табачного дыма плавали под потолком, застилая робкие лучики света, пробивающиеся из зарешеченного окна. Они падали на изможденные лица узников, поочередно высвечивая кровоподтеки и царапины, перебитые носы и порванные губы, на которых запеклась кровь. От истошного кашля и хрипов заключенных закладывало уши. Шестеро парней, военнопленные вооруженных сил Украины, были втиснуты в ограниченное цементное пространство, в котором было трудно стоять и невозможно лежать. Нельзя было определить возраст страдальцев, так они были измождены и измучены. В сводчатом помещении, напоминающим склеп, вместо каменных надгробий стояли две ржавые незаправленные койки и возле двери уместилась полная до краев параша. От запаха нечистот тошнило и кружились головы. На койках, тесно прижавшись друг к другу, молча сидели пленные. Исхудавшие тела их были неподвижны, остекленевшие глаза широко раскрыты, казалось, что они грезили наяву. Два часа спустя после подъема и скудного завтрака, который не всякая собака стала бы есть, заскрипела дверь и раздалась команда "Встать!" В камеру ворвалась парочка сержантов с нашивками армии РФ на рукавах. Свирепые свинячьи глазки на их конопатых мордах горели ненавистью. В руках у надзирателей были дубинки. Пинками и зуботычинами они заставляли несчастных петь. "Громче!" раздавая удары, орали мерзавцы. "Пойте так, чтобы наш советский гимн в Киеве было слышно!" "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь..," задыхаясь и морщась от отвращения, выводил нестройный хор голосов. "Да здравствует созданный волей народов великий могучий Советский Союз!" Эту какафонию нельзя было назвать пением. Украинцы сипели и давились, ненавистные слова застревали в их глотках, ноги не держали исполнителей и они валились на пол. Прошло около часа, сержанты угомонились и удовлетворенные истязанием ушли. "Долго я так не выдержу," прошептал своему соседу похожий на скелет, до предела исхудавший гигант, сидевший на койке среди скопления других костлявых мужчин. " Мочи моей больше нет." "Нiчого страшного, ми це зробимо. Нiчого, переможем," прошептал ему невысокий голубоглазый крепыш, разместившийся справа от него. Его впалые щеки и коричневые круги вокруг пугающих острых глаз выдавали перенесенные им нечеловеческие страдания, но дух заключенного был не сломлен. Он резко выпрямился и сжал свои кулаки. "Треба тiкати звiдси, Миколо; (Бежать надо отсюда, Микола)." "Легко сказати - бiгти; (Легко сказать - бежать)," не сразу ответил Микола. "Ти жартуєш, земляче? Але як? Навколо стоять охоронцi; ("Шутишь что-ли, земляк? Но как? Кругом охрана)." "Я знаю як. Дочекайтеся мого сигнал; (Я знаю как. Жди моего сигнала)," ответил его собеседник, которого звали Олексiй Грицюк. Услышав лязг дверного замка, он поспешно oтвернулся. Его тонкие бескровные губы cжались в плотную упрямую линию. В камеру вошел маленький, узкоглазый надсмотрщик в заляпанной кровью солдатской гимнастерке. Мятые, неопрятные галифе были заткнуты в сапоги, к которым прилипли измазанные гноем пряди чьих-то длинных светлых волос. В руке тюремщика была зажата плеть. Не задумываясь и не выбирая, он отдал распоряжение двум ближайшим к нему заключенным. Те молча отвернулись. Никто не хотел выносить парашу. Надсмотрщик замахнулся и пригрозил карцером. Те, с хмурыми лицами, неохотно выполнили приказ. Большая железная дверь со скрипом захлопнулась. Истязания и мытарства, которым подвергались пленные продолжались. Дни и ночи летели, сливаясь в одно страшное колесо, чередуя жизни и смерти.
Глава 1.
Pассказывает Алексей Грицюк, старший лейтенант ВСУ, в данный момент заключенный в Вяземском СИЗО No2.
"Родом я из Локачей, что на Волыне, в сотне километров к западу от Луцка. Папа работал водителем-дальнобойщиком, мама преподавала историю в средней школе; там двадцать пять лет назад они и познакомились. Семья у нас была большая и дружная - двое братьев и трое сестер, все младше меня - я был самым старшим и потому привык повелевать; отец ведь редко бывал дома, я был за него. Поэтому все должно быть сделано, как я сказал: крыша на курятнике починена, дрова на зиму в сарае сложены, кусты с малиной забором обнесены, грядки с овощами обильно политы, удобрения для огорода во время доставлены. Мама в эти мужские хлопоты не вникала. Она занималась домашним хозяйством и уходом за маленькими детьми. Выучился я на автомеханика, ремонтировал грузовики и автобусы, но долго не проработал. B 2022 г. c первых дней полномасштабной войны возмущение охватило меня. Потерял я покой. "По какому праву? Надо агрессорам дать достойный отпор, чтобы больше не задирались." И сказал я себе: "Kто же еще, если не я?" И пошел добровольцем на фронт. Воевал я два года в разведывательной роте - там меня знающие хлопцы хорошо обучили. Натренировали рукопашному бою, обращению с оружием и выслеживанию москалей. "Языков" я доставлял живьем командованию. Уже потом, после того как в контрразведке их досуха высасывали и они становились ненужными; в штабе решали судьбу моих трофеев. Обычно их отправляли в обменный фонд, но никогда над ними не издевались. Ведь и наши сидят в русском плену. Должно же быть взаимное уважение! Однако, не думал я и не гадал, что и сам в плену окажусь. Дело было так. Послали меня с Игнатом, это хлопец из нашего отряда - надежный парубок, со мной уже год воевал - проверить что за хранилище рашисты в селе за рекой устроили. Должно быть есть что-то в нем особенное. Недаром объект проволочной оградой обнесен, вышки по углам стоят, солдаты у ворот всякий транспорт досматривают. Неспроста это все. Смысл должен быть. Ночью перебрались мы через фронт, далеко было идти до нашей цели; наконец завидев ее, подползли ближе, в густой траве залегли и бинокли наставили. Между тем солнце высоко поднялось, утренний туман рассеялся, но объект хранил свою тайну - за маскировочными сетями и накидками ничего нельзя было разобрать, хоть лопни. Решили мы подождать темноты, а потом действовать. Залезли в чащу и устроили там привал. А у нас в вещмешках запасы упакованы на все случаи жизни: рация, взрывчатка, спальные мешки, галеты, хлеб и даже говяжья тушонка. Воду с собой не несли - слишком тяжело и все равно не хватит - надеялись по пути разжиться. Проспали, продремали, пробездельничали мы таким образом долгий летний день, солнце за лесом стало садиться, нам за работу пора приниматься. Опять подползли к запретной зоне, протиснулись под колючкой, подобрались к хранилищу, подкопали под стеной лаз и проникли внутрь помещения, благо пол был там земляной. Осмотрелись, повели по сторонам своими фонариками, а вокруг от БПЛА в глазах рябит: квадракоптеры Мавики и дроны - камикадзе штабелями на полках лежат. Мы не теряя времени установили принесенную с собой взрывчатку везде, где смогли, и выбрались назад. Когда к колючке подползали, заметил нас часовой на вышке и прожектором поймал в пятно света. Первая пулеметная очередь ударила рядом с нами, а другие все ближе и ближе. Пули поразили Игната, а потом и меня. Больше ничего не помню. Очнулся уже связанный на бетонном полу в безоконном изоляторе. Там битком набито орками; сильно накурено, все смеются, гогочут и топчут меня ногами, а рядом в луже крови лежит бездыханный Игнат с разбитой головой. Потом я узнал, что он сразу погиб и его неживого сюда притащили. Ну, вот так я оказался в Вязьме. Сколько в плену мыкался, не знаю, дням счет потерял, но выбираться отсюда требовалось поскорее, пока у меня силы есть. Собрался я с духом, подговорил наших ребят к побегу, объяснил ситуацию, все согласились сразу - риск, конечно, большой, но лучше смерть, чем такая рабская жизнь. Cтали мы случая ждать. Bскоре oн появился. Давно высмотрели мои хлопцы потрепанный зеленый грузовичок, стоявший во дворе. Водитель, вечно пьяненький пролетарий, всегда забывал в замке ключи зажигания, оставляя средство транспорта без присмотра, за что дежурные офицеры постоянно его ругали. Водитель извинялся, кланялся и, сняв шапку, уверял, что это в последний раз, но история повторялась снова и снова. Громкая ругань, заполнявшая весь двор, развлекала нас и помогала коротать время. Мы наверху на третьем этаже веселились, вслушиваясь и обдумывая каждое слово, долетавшее до нас. "Вот и наш случай," поразмыслив, изрек я и, спросив хлопцев, готовы ли они, назначил побег без промедления на сегодняшнюю же ночь. Сказано-сделано. В полной темноте мы вынули оконную решетку, раму которой накануне хорошенько раскачали, спустились по самодельному канату во двор и, вооруженные заточками, ножами и дубинками, захватили в заложники двух офицеров ФСБ, находившихся на КПП. Угрозами перерезать им горло мы заставили их оказать нам помощь. В результате часовые на вышках не стреляли. Мы заставили ФСБшников сказать им, что это нормальный рейс. Я и мой кореш, переодевшись в офицерскую форму, заняли места в кабине, остальные, включая заложников, улеглись на дно грузовика и, накрывшись брезентом, притаились, пока охранники открывали ворота. Поехали! Упоительное чувство радости охватило меня. Дорога изгибалась, петляла, ныряла в овраги и убегала из-под колес. "Но до Украины даль безмерная," осторожил я себя. "Скоро за нами будет погоня. Надо принимать меры." Я посмотрел в зеркала обозрения. Никого. Черное бескрайнее безмолвие вокруг и лишь впереди в свете фар несущаяся назад серая асфальтовая полоса. Заметив, что бензин на исходе, остановились в перелеске, выгрузили на траву связанных офицеров, а сами двинулись пешком дальше. Надеялись выйти к железной дороге и занять места в одном из товарных поездов, проходившим временами по этой территории. Ho тянулись часы, начало светать, мы продолжали ковылять через бурелом и с отчаянием cтали понимать, что сбились с пути и заплутали. Вскоре вместо долгожданного грохота стальных колес мы услышали лай служебных собак и отдаленные возгласы солдат. Погоня приближалась! Нас настигали! Хлопцы на ходу приготовили свое "оружие", решив биться до последнего, но продолжали бежать. В спешке в лесу наша группа постепенно разделилась, рассеялась и мы ненароком потеряли друг друга из виду. Вскоре я заметил, что остался один и бегу вдоль низкого берега какой-то живописной речки. Зеленые ветви ив опускались в ее безмятежные воды, над их поверхностью порхали птички и жужжали насекомые, течение было плавным и неторопливым. Но любоваться идиллией мне не позволила служебная овчарка, настигшая меня сзади. Ее клыки и когтистые лапы рвали мою плоть. Она повисла у меня на плечах и кусала шею. Кровь струилась у меня по спине и затекала между лопаток. Обернувшись, я сумел стряхнуть с себя свирепое животное и нанес по ее оскаленной морде сильный удар дубиной, которую использовал для ходьбы вместо посоха. Овчарка взвизгнула, издала предсмертный хрип и извиваясь, покатилась по траве. Но я не отделался от преследования! Далекий собачий лай не утихал! Какое-то время я продолжал мчаться, но скоро я понял, что свора по запаху меня все равно найдет. Я прыгнул в речку. Течение подхватило меня и понесло вдаль; неизвестно куда, неизвестно зачем, в неведомые края. Нo не прошло и минуты, как я больно ударился лбом о корягу, нахлебался тухлой водички и стал тонуть. Темнота обступила меня и дыхание остановилось. Мне казалось, что я подыхаю. Нет; это был еще не конец. Не знаю сколько прошло времени, нo очнулся я на песчаной косе; лежал на спине. Солнце до боли слепило глаза и я крепко зажмурился. Сколько я так провалялся - понятия не имею. Внезапно почувствовал, что надо мной наклонилась какая-то женщина, о чем - то невнятно спросила и, вцепившись в мою одежду, потащила меня из воды. Откос был крутой, она всхлипывала и задыхалась, а я упирался сапогами в грунт, чтобы ей помочь. Вдруг боль снова пронзила меня, перед глазами завертелось, закружилось и больше я ничего не помню.
Глава 2. Рассказывает Лариса Клементьевна Сисякина, 25-ти лет, в девичестве Бойко; фельдшер в здравпункте сельскохозяйственноого предприятия "Рассветный Луч".
"А я что? Рабочая скотина да и только. Так меня теперь в поселке именуют. Разве неправильно? Я не обижаюсь. С тех пор, как муж мой пропал, опять я холостая и горемычная. А ведь раньше как было! Толпы мужиков за мной увивались. Глаз не отводили и проходу не давали. Милую внешность мою воспевали, а один болван даже вирши свои мне посвятил. На коленях стоял и на гитаре бренькал! Вот какие времена были! Больше не вернешь! Недаром говорится: девичья красота скоротечна и тает как майский снег. Что со мной сейчас? В старуху превращаюсь. Намарафетиться и то не для кого! Еще бы! Мужики все в отъезде - кто на войне, кто в подполье скрывается - а я без передыху ишачу, как проклятая. Неприлично даже. Одна-одинешенька целыми днями. Детей-то мы со Степой не успели завести, он ведь сразу после свадьбы на войну ушел, чтобы, по его словам, "семейные финансы поправить, деньгами поразжиться и новый автомобиль прикупить". Хозяйственный он у меня, Степочка; домовитый. Потому я его и выбрала. "Полгодика на Украине повоюю," мне обещал. "Больше, думаю, не потребуется. Hе беспокойся, родная, беречься буду; затo целехоньким и с набитыми карманами к тебе вернусь," сладкими речами убаюкивал он мою душу. "Mожет парочку молодых туземок в подарок тебе оттуда привезу, чтобы они по хозяйству нам помогали, да свои пiснi сладкие спiвали и наш слух звуками благодатными услаждали", а я, как дурочка, каждому мужнину слову верила. Однако через месяц Степочка мой пропал. Ударилась я в горе. Стала писать и искать, да где же в такой неразберихе его сыщешь! Военное командование отвечает, что в списках убитых Степан Иванович Сисякин не числится и потому "гробовые" мне не положены. Ждать посоветовали до выяснения обстоятельств. Прошло два года, ничего не изменилось и, ситуация у меня прямо по пословице: "Ни солдатка, ни вдова, ни замужняя жена". Только плохо, что деток не родила. Ничего веселого в этом нет. Хоть бы колыбелька была в в избе и в ней бы кровинушка моя гугукала. Что же получается? Днем я в здравпункте вкалываю; от медосмотров, консультаций и оказания неотложной доврачебной помощи голова кругом идет, а по ночам на кровати одна-одинешенька тоскую; о своем муже пропавшем мечтаю. В кромешной тьме до рассвета сверчков слушаю, да от отчаяния в потолок таращусь. Все глаза выплакала и никакое снотворное больше не помогает. Конечно, я люблю свою работу. Мне нравится разъезжать на санитарном фургоне по нашему району и помогать людям оздоровительными прививками. Мне нравится подмечать и регистрировать благотворное воздействие затейливых снадобий, которыми я пичкаю душевнобольных. Они выздоравливают и возвращаются к нормальной жизни. Одним словом, мне нравится помогать людям, но ничто не заменит мне пропавшего мужа. "Сколько мне еще так мучиться?" спрашивала я у Бога. A Он молчит. Должно быть "cама свой путь выбирай," намекает. Вот я и барахтаюсь, как могу. Еле концы с концами свожу, зарплаты едва хватает. Но с голоду не умираю. Рыбалкой пробавляюсь, на огороде картофель выращиваю, на грядках всякую зелень лелею, во дворе в клетке кур развожу - одним словом, выживаю.
Kак-то в выходной, рано утром пошла я к запруде белье полоскать; гляжу на oтмели какой-то военный на спине завалился; руки раскинул, будто спит, а ноги его наполовину в воде бултыхаются. Испугалась я поначалу; подумала, вот нажрался, алкоголик проклятый, хулиганить будет, управы на пьяниц нет; но потом рассудила, что может это и не так, все же военный, человек должен быть уважительный, и порожней бутылки рядом с ним не валяется; нет здесь другой резон. Встрепенулась я, обвела округу взглядом - тишина, благодать и покой - но никогошеньки рядом нет, чтобы мне помочь умом пораскинуть. Ну, тогда я сама отправилась на осмотр происшествия. Подошла ближе, гляжу - а это офицер с погонами младшего лейтенанта на песке растянулся; живехонький, но раненый и тихонько постанывает. Вид у него ужасный, весь посинел, голова остриженная, как у каторжника, а когда я его перевернула, чтобы оказать медицинскую помощь, то увидела, что спина его вся разодрана и кровоточит. Схватила я его за китель, чтобы поднять, потянула, как могла вверх и спросила, "Идти можете, товарищ командир? Здесь лежать вам по званию не положено." Он весь задрожал, взгляд свой огненный на меня метнул и с трудом поднялся на своих полусогнутых. Так мы, сгорбившись, и поплелись по склону. Офицер на мое плечо опирается, прихрамывает и тяжело дышит. Вскарабкались мы на кручу, где я живу, через заднюю калитку во двор вошли; потому из соседей нас никто с улицы не увидел; какая удача и сплетен меньше! Дом мой ветхий, на верхотуре стоит, все ветра его продувают, зато из заднего окна вид захватывающий открывается, пойма и заливные луга, видны как на ладони; но из другого окна, там где кухня устроена, кроме курятника и конуры с моим Шариком, ничего хорошего не заметно. Скукота, одним словом! Жарища, пыль и мухи клубятся. Надо сказать, что пес мой цепной, в этот раз меня сильно удивил. Как вошли мы, двор пересекли и на крыльцо поднялись, он на чужака не залаял, а наоборот, хвостом завилял, за своего друзьяку принял; к чему бы это? Ну, а гость мой, едва по ступеням вскарабкался и один шажок в горницу ступил, тут же на первую попавшуюся скамейку рухнул. Глаза его закрылись и он громко задышал, как будто ему воздуха не хватает. Как же ему посодействовать? Ведь у меня в доме хоть шаром покати - никаких ни снадобий, ни лекарств. "Ему подмога нужна. Одна не справлюсь," думаю я. "Однако не могу направить его в наш здравпункт. Там только для наших поселковых. У нас инвентория маленькая, все давно сосчитано, ничего лишнего нет и лекарств не хватает. Как я отчитаюсь? Надо полицию позвать. Пусть отправят его куда следует. Полиция - это орган государственной власти и знает лучше меня. Наверное, в воинскую часть пострадавшего пошлют. Тамошние генералы с ним разберутся и вылечат." Вот так я вслух рассуждала, сложив руки на груди и расхаживая взад-вперед по горнице. С собой постоянно разговариваю - вот моя беда. Ничего с собой не могу поделать. От двух лет одиночества вредная привычка у меня появилась. Выговорила я мысли свои и к двери направилась. Только за ручку взялась, чтобы на двор выйти, а мой гость и молвит загробным голосом позади меня, "Стой, красуня. Не ходи туда. Нельзя мне в полицию. Я лейтенант ВСУ и бежал из плена." Услышав такое, я обомлела и тут же от испугу на пол села. В холодный пот меня бросило. "Кого же я в дом, дурочка, привела?! Нет, со мной такие злые шутки не пройдут! За укрытие врага Российской Федерации мне вмиг голову оторвут!" Взглянула я украдкой на свою опасную находку, а он без движения с сомкнутыми глазами сидит, окаменел и похоже, что еле дышит. Но мне все равно. Надо исполнить свой гражданский долг! Я тихонько поднялась и бочком, бочком к двери. Отворила ее и шасть во двор, а там через калитку на улицу выпорхнула. Поминай меня как звали! От нас до полиции недолго бежать; всего пять кварталов. Там им все начистоту выложу, будьте спокойны; назад они меня на своем газике привезут, арестовывать громилу этого полудохлого и награды мне от российского государства никакой не требуется; а если давать будут, то откажусь; пусть вознаграждение сиротам пойдет! Вот такая, пропитанная московской пропагандой, торопилась я по нашей поселковой улице; кругом красота дивная - роскошный летний день, небо негой дышит, черемуха цветет - а мне невдомек, ничего не замечаю, как в лихорадке вся трясусь от охватившей меня тревоги. Соседка, которая напротив за штакетником свои грядки пропалывала, заметила мою поспешность, рожа ее от удивления по шестую пуговицу вытянулась, вслед мне уставилась, что это со мной приключилось? Но вскоре я и сама задумалась, за голову схватилась, а может совесть моя пробудилась? "Что я очумела? Какую подлость собралась я совершить? Невинного человека на муки адские отправить! Разве я не украинка? Разве моя отчизна не в огне? Что москвичи с моей страной делают? Который год бомбят, жгут и грабят! И меня тоже касается, хотя я далеко от военной зоны проживаю! У меня мама и племянники в Полтаве. Oни пишут, что каждую ночь в бомбоубежище прячутся, а в квартиру их недавно корейская ракета угодила и в капитальной стене застряла!" Под влиянием таких мыслей, я изменила свое намерение и передумала докладывать властям. Никто не должен знать о моем постояльце. Шаг мой замедлился, спина разогнулась и вскоре я повернула назад к себе восвояси. Раскаяние терзало меня. "Как могла я подумать сдать этого парня на верную смерть? Он же мою родину от агрессоров защищает! Надо о нем заботиться, кормить и лечить, чтобы он быстрее поправился, вернулся к своим и снова громил врагов!" Обдумав это, я быстро отправилась назад. Когда повернула ключ в дверном замке и вошла, то первым делом заметила, что скамейка, на которой сидел мой новый знакомый, пуста. Куда он подевался? Гость недавно был здесь! На полу оставались просыхающие следы его мокрых сапог, которые вели за печку. Я кинулась туда. Конечно, он здесь! Притаился за тоненькой цветастой занавеской, его тень ясно проступает насквозь, а он думает, что его не найти. Чтобы не испугать мужчину, я остановилась как вкопанная. Ни сделав ни малейшего шага вперед, негромким голосом я пригласила его к столу, "Мойте руки, пан лейтенант. Пора кушать." Ответа нет. Вижу через тонкий ситец, как он согнулся, напрягся и что-то перед собой держит. Что он надумал?! Я ахнула, резко шагнула вперед и отдернула покрывало. Вот он во всей красе! Стоит и на меня вылупился. Какой ужас! В правой руке его пистолет, в левой - тесак, сам он набычился, глаза сумасшедшие, весь ощетинился и готовый к прыжку. Но я не растерялась и говорю ему, "Не беспокойтесь, пан лейтенант. Никакой полиции в моем доме нет и не будет! Сейчас я вам куриный суп с вермишелью скухарю. Это вам силы придаст." Услышав хорошую новость, он весь расслабился, заулыбался и обе руки с оружием опустил. Железки свои в карманы упрятал и пот со лба утер. "Не волнуйтесь," говорю я. "Стряпня хорошая. Она у меня еще со вчерашнего вечера приготовлена. Вмиг горячая будет. Остается только печку растопить да чугуны туда сунуть." Обернулась я на него, а ему мои слова как-будто без разницы. Мимо ушей пропустил и в стенку смотрит. Помолчал и помялся немного, как будто стесняется, а потом буркнул, "Обсушиться позволишь, хозяюшка? Меня второй день лихорадка трясет." Взглянула я пристально, как будто пелена с моих глаз упала. A и верно; форма на нем влажная, мокрота сочится, сам он бледный, нездоровый, а из сапог до сих пор капает. "Долго купался-то?" спрашиваю невзначай. "Смотри, не простудись." И не заметила, как на "ты" перешла, а он и ухом не повел. Подала ему из гардероба смену белья мужниного и еще запасные штаны и рубаху новые, в которых мой Степочка по средам в клуб ходил на баяне играть. Размеры не совсем подошли, но кое как натянул. Мокрую одежку и обувку лейтенанта я на чердак отнесла и там на веревке на просушку повесила, чтоб никакой чужой глаз не узрел. Мало ли что случится. Чего только люди не наплетут, а потом объясняй, чьи вещички и кто ими пользовался. Ну вот, печку растопили, покушали, угощение у меня скромное - суп, каша и компот из сухофруктов - но все же лучше, чем ничего, не правда ли? Поели вкусно и досыта, он разнежился, в сон его потянуло, головку свесил и чуть не захрапел, но вдруг очнулся и строгим голосом говорит, "Как тебя звать, хозяюшка? Кого в молитвах поминать буду?" И вылупил на меня свои зеньки. От этих глаз с прищуром мне не хорошо стало. Зарделась я, заволновалась, вспыхнула вся - еще бы, столько лет без любви и ласки пропадаю - вот и брякнула, "Зовите меня как другие зовут - Ларкой. Это от Ларисы." Он уголками губ немного улыбнулся, кулаком свой подбородок задумчиво подпер, а я переведя дыхание, осмелилась спросить, "А вас как величать изволите? И почему вы российскую форму вместо украинской носите? Вы часом не брешете, что за Украйну?" И уставила на него взгляд свой ехидный. Знай, голубчик, что меня на мякине не проведешь! Он же побагровел и поперхнулся. "Запомни, я никогда не лгу. Ты язык свой не распускай, красуня. В беде можешь оказаться." Глаза у него округлились, губы скривились, кулаки сжались; я даже испугалась. "Меня зовут Алексей," негромко проворчал он. "Прошу любить и жаловать.Фамилию мою тебе знать не надобно." Он хлопнул кулаком по столу. "Почему на мне форма орковская? Во время побега затрофеил я у охраны одежку ихнюю, заодно с оружием и документами. Только теперь все вымокло: бумага раскисла, чернила расплылись и пистолет не стреляет. Плевать. Фотография все равно не моя, а остальное высушить можно." Алексей покачал головой и задумчиво провел рукой по своей остриженной макушке. После длительной паузы он задал мне страшный вопрос, от которого меня всю передернуло, "Ларка, как ты оказалась в России? Как у этих иродов можно жить? Вас же здесь за людей не считают." Я покачала головой и смущенно улыбнулась. "Это все мои родители. Началось это наваждение задолго до войны, когда всем было до фонаря кто ты есть - русский, украинец или папуас с острова Фиджи. Я родилась в Киеве в русскоязычной украинской семье и у нас было принято презирать все украинское - мол, вот Россия - это сила, это культура, история и традиция, а Украина - так, что-то второстепенное, непонятное, сшитое из клочков. Kакое-то ненастоящее государство. Нашей семье казалось все равно, где находиться, и мы уехали из Киева к конкретным людям, к близким друзьям, которые проживали в России; вот и все. По телевизору нам передавали, что Ющенко - американский шпион, который хочет разрушить нашу родину, что западные украинцы считают восточных украинцев ослами, что во Львове поклоняются Бандере и каждую ночь устраивают факельные шествия в его честь." "Ну и что?" удивился мой собеседник. "Даже если бы и так. Пускай поклоняются кому хотят. Не русская эта забота указывать, что нам делать." Алексей встал, энергично помахал руками и несколько раз прошелся по горнице. На бледном лице его застыло раздумье. "Так, так," пробормотал он, схватившись за подбородок. "Я, конечно, извиняюсь, но скажи мне где твой муж?" Я не хотела отвечать, но молчание было бы хуже. Поэтому я нашла дерзкий ответ, "А ты откуда знаешь, что я не замужем?" "Нетрудно догадаться," зареготал мой постоялец и сделал широкое движение рукoй, указывая на окружающее. "Разве не видно? Одна баба живет. Ничья значит." Он плотоядно осклабился. Я же так на этого "полудохлого утопленника" разозлилась, что даже ногой топнула. "Нет, не ничья я!" гаркнула я. "Мужнина жена! Супруг мой временно отсутствует!" Алексей удивленно посмотрел на меня. Но я не молчала. "Если у кого есть сомнения насчет моих моральных качеств, то пусть не надеется! Только попробуй!" Я пришла в бешенство от такой наглости. Глаза мои засверкали, тело содрогнулось, а голос прервался от негодования. "Я со Степочкой в церкви венчалась и буду век ему верна! Вот так!" закончила я свою тираду и, чтобы успокоиться, осушила целую чашку остывшего чаю. Но Алексей не унимался и продолжал разглагольствовать. "Это, конечно, ваше дело, но сколько можно одной жить и безбрачие терпеть? Для здоровья вредно." Ложечкой он помешал компот в стакане и подцепил ягоду. "Ты за меня не волнуйся, лейтенант, или как там тебя. За своим здоровьем лучше следи, а то не ровен час - выгоню." "Ну и ну," Алексей укоризненно покачал головой. "Не ожидал я от тебя такого, Лариса. А еще соотечественница." Он издал сухой смешок, глубоко вдохнул, выпрямился на своем табурете и на его лице промелькнула неожиданная гримаса смущения. "Извиняюсь," выдавил он из себя. Наступила пауза. Мы долго молчали. Между тем сгущались сумерки и, казалось, последний луч солнца медленно уходил из избы. Мне становилось грустно и одиноко, как если бы навсегда я лишилась чего-то важного. Я встала, задернула занавески и включила электрический свет. Тусклая лампочка под потолком осветила внутренность моего скромного жилища: закопченные стены, массивную беленую печь, прогнувшиеся книжные полки, растрескавшийся платяной шкаф и квадратный стол, за которым мы сидели, окруженные полдюжиной табуретов и венских стульев. "Я тебе вот, что скажу, Лариса," опять уважительно назвал он меня полным именем. Eго взгляд проникал в мою душу. "Ты мне жизнь спасла. Если муж твой не вернется и ты получишь развод, я женюсь на тебе." Он отвел взгляд и закрыл глаза. "Не мели ерунду, соколик," ответила я грубостью, хотя внутри у меня все задрожало от счастья, так этот парень мне нравился. "Не мели ерунду, касатик, а то в раз тебя в чулане на ключ запру и кормить перестану. Знаю зачем ты перья распускаешь! Все вы одинаковые, кобелиная порода. Не получишь!" Я резко поднялась и стала готовиться кo сну. Алексея я положила на полу в горнице на толстый тюфячок, дала ему свою лучшую подушку, набитую гусиными перьями, а сама устроилась налегке в гамаке на террасе, благо ночь была теплая.
Глава 3.
Pассказывает Алексей Грицюк, старший лейтенант ВСУ, в данный момент беглец из Вяземского СИЗО No2.
Так началось мое горькое бытие в поселке Красницком Смоленской области. Выходить из жилища днем мне не полагалось и я коротал время выполняя всевозможную накопившуюся домашнюю работу, пока Ларка отстутствовала на службе: подметал пол, мыл посуду, нарезал овощи, чистил картошку, но готовить обед мне не позволялось, запах кухни и дым из трубы могли вызвать подозрения у соседей. Чтобы заполнить пустое время, я даже изловчился починить печку; поддувало больше не дымило, за что был удостоен благодарным взглядом хозяйки. Безлунными ночами я появлялся во дворе и осторожно расхаживал взад и вперед, стараясь не натолкнуться на Шарика, который всегда вилял хвостом при моем приближении. Хитрюга рассчитывал получить от меня кусочек какого-нибудь лакомства, вроде куриной лапки или рыбьего хвоста. Прогулки под звездным небом настраивали меня на торжественный лад, заставляя думать о вечности и тщетности человеческих желаний. Постепенно я приходил в хорошую форму: отъелся, даже немного поправился, волосы мои отросли и настроение улучшилось. Мысли о домашних, оставшихся на Волыни, и о моих товарищах по побегу - Андрие, Миколе, Василе и Збориславе - тревожили меня. Где они? Неужели погибли или опять в плену? Я ничем не мог им помочь. Так незаметно в никчемной деятельности пробежало два месяца и наступила осень. Становилось холоднее, я одевал пальто, которым снабдила меня Ларисочка, так я ее про себя называл, не смея выразить нежные чувства, которые я к ней питал. Иногда мы гуляли вместе, я обнимал ее за плечи и шепотом рассказывал о своей родне. Она внимательно слушала и делилась событиями истекшего рабочего дня, в основном состоящими из рассказов о лечении пациентов-односельчан, а также o ее тренияx с придирчивой, вредной заведующей. Нередко ближе к рассвету к северо-востоку от нас я замечал на горизонте всполохи красного пламени. "Что это?" однажды спросил я свою спутницу. "О, это ужасно," голос ее задрожал от гнева. "Русские пускают на Украину крылатые ракеты. Они выбирают ночное время, чтобы убить больше народа. Уставшие люди отдыхает в своих постелях и тут неожиданное пробуждение. На их головы сваливаются "подарки" от Путина. Кровь, смерть и разрушения. Мы все видели это по телевизору." Мои кулаки непроизвольно сжались. "Как они посмели развязать войну?" риторически воскликнул я и горестно покачал головой. От волнения я едва слышал собственный голос. "Какие глупости ты говоришь, Алексей. Неужели сам не знаешь?" Лариса отшатнулась от меня, но тут же вернулась и мы продолжали неторопливо расхаживать по двору. "Да, верно," буркнул я. Поселок спал. В прохладной ночи ни звука не доносилось до нас, лишь изредка тишина, прерывалась случайным блеянием овцы или мычанием коровы в чьем-то хлеву. "Надо удалить кремлевское руководство," после долгого раздумья изрек я. Ларка фыркнула. Она не была шокирована моим заявлением. "Многие об этом мечтают," нервно рассмеялась она. "Но у них ничего не выходит." "Почему?" не сдавался я. "Ну вот, например, можно попробовать одну из этих ракет," кивнул я в сторону всполохов на горизонте. "Если направить крылатую ракету вместо Киева на Москву, то правительству никакая охрана не поможет." "Зачем, Леша?" с тоской простонала моя спутница. Мне показалось, что она не раз обдумывала эту тему. "Гибель Вована мало что изменит. Останется коллективное руководство РФ и война будет продолжаться. Кроме того, не забудь, что множество русскиx заинтересованы в продолжении боевых действий. Эти негодяи прячутся в тылу, засели в ВПК, получают жирные зарплаты и в ус не дуют, наслаждаясь своим счастьем, построенным на крови и слезах украинцев. Они надеются, что так будет длиться вечно. Но в истории так не бывает. В том или ином случае, когда-нибудь экономика Совдепии окончательно истощится, развалится, пьяный угар пройдет, наступит отрезвление и последующий полномасштабный всесокрушающий кризис. Сейчас у них в стране мало кто это понимает. Их государство мчится к бездне, не видя опасности катастрофы." Она осмотрелась, понизила голос и продолжала. "Руководство, спрятавшись за спинами множества охранников, мнит себя неуязвимым, роскошествует в своих дворцах и наслаждается плотскими удовольствиями. Им на всех рядовых русских, кроме самих себя, категорически наплевать." Устав от длинного монолога, Лариса замолчала. Я же, услышав крамольные речи от гражданки РФ, просто опешил. "Откуда ты набралась такого вольнодумства?" спросил я, почувствовав невольное уважение к этой молодой женщине. "Слушаю радио, читаю газеты и журналы," со смешком увернулась от ответа она. "Нет, но правда," настаивал я. Ларка ответила не сразу. "Ты же не думаешь, что все русские дураки и не осознают, что происходит? Я живу среди них, слышу их разговоры, обмен мнениями. Люди ясно предчувствуют надвигающуюся беду, не все, конечно; но ничего не могут с этим поделать, потому что запуганы и разъедины." Она подернула плечами и поплотнее запахнула свой ватник. "Я много слышал о том, какие безобразия у вас творятся," ответил я. "Разве так можно? Как вас избивают на митингах протеста и пытают задержанных в отделениях. Я видел видео, как российские полицейские набрасываются на упавшего человека и избивают его дубинками. Я ловил флэшбеки из 2014 года - украинские менты точно так же зверски избивали людей, когда те выходили протестовать против Януковича. Вот знаешь, многие украинцы спрашивают в соцсетях у россиян, "Почему вы не выйдете все вместе и не свергнете Путина? У нас же получилось на Майдане!" Но мои украинские сограждане не понимают - Россия окутана такой завесой ужаса, что там физически невозможно бороться. Мне рассказывали, что те, кто живут в России, хорошо знают это ощущение - ты все время под наблюдением, твоя переписка отслеживатся, звонки прослушиваются, а ваши персональные данные имеются у каждой российской спецслужбы. Украинцам сложно понять, каково это - у нас никогда не было таких масштабов репрессий и слежки, которые установилo правительствo РФ. Янукович попытался провернуть подобное, но не успел. Наверное, это одна из причин того, что революция в Украине состоялась." Мы долго ходили из конца в конец, каждый погруженный в свои мысли. Над притихшим селом поднимался месяц, озаряя призрачным светом беленые хаты, отражаясь в реке под горой и высвечивая черные силуэты яблонь и вишен в приусадебных садах. "Становиться светлее, нас могут заметить," предупредила Ларка и мы направились к дому. Но мятежные мысли колобродили меня; я не мог успокоиться и продолжал беседу. Уже войдя в горницу и понизив голос, я заявил, "По моему мнению многомиллионные русские народные массы состоят из необычайных чудаков. Натерпевшись великие муки и безмерные страдания, причиненные им большевистским террором, даже сегодня, сто лет спустя, массы продолжают подчиняться потомкам советских вождей. Народ беспрекословно выполняет приказы, изданные все той же правящей кликой. В сущности, советская власть жива и по сей день. Возьми хотя бы такие примеры. Г. Санкт Петербург расположен в Ленинградской области. Странно? Или существует г. Дзержинск в Нижегородской области. Несуразно? Или в Москве находится ул. Коминтерна. Парадоксально! И прочая, прочая. А приказ идти на ненужную, агрессивную войну? А уцелевший советский гимн? Это тебе ни о чем не говорит? Никто и в ус не дует! После всех зверств, совершенных советскими палачами, русский народ почитает ту самую кодлу, причинившую ему столько бед, или, по крайне мере, безразличен к ней. Стыдно иметь c теми людьми что - либо общее! Настоящая десталинизация никогда не была проведена. Неудивительно, что в результате такого поганого управления Русь вымирает!" "Ты не прав. Ты не замечаешь многого, потому что далек от России. Люди ведут борьбу. Но их так мало и они так разрознены, что ничего не получается." Ларка прижала палец к своим губам. "Пора спать," прошептала она. "Завтра у меня много хлопот." В полутьме мы наощупь нашли дверь и, спотыкаясь, вошли, натыкаясь на предметы. "Представь себе, но мне спать не хочется," неожиданно выпалил я. " У меня есть идея. К утру я окончательно обдумаю как осуществить мой план по прекращению бомбежек Украины. Подробности сообщу к концу дня." Ее глаза загорелись. "Неужели это возможно?" Она всплеснула руками. "Расскажи сейчас, а то не усну." "Изволь," от напряжения мои глаза сильно сощурились. "Как мы проведем нашу операцию..." Под наплывом мыслей я схватился за лоб и минуту спустя медленно заговорил, "Мы захватим ракетную базу - ту самую, что неподалеку от нас - и заставим персонал запустить все имеющиеся у них Искандеры не на Украину, а на Московский Кремль. Конечно, там установлена ПВО, но хоть один Искандер, да прорвется. Вот потеха-то будет!" В темноте я не мог видеть реакции Ларисы, но слышал как после моих слов, она тихонько ахнула, а в прихожей ни с того ни с сего со стены сорвался большой цинковый таз. От грохота у нас заложило уши. Я вздрогнул от дурного предчувствия. "Неужели ничего не выйдет?" пробормотал я. "Нельзя быть таким мнительным," заметила моя здравомыслящая партнерша и негромко рассмеялась. Больше в ту ночь ничего существенного не произошло и мы со свечными огарками в руках разошлись по своим спальным местам.
Глава 4. Рассказывает Анатолий Петрович Тихоруков, 26-и лет, ст. лейтенант Ракетных Войск Специального Назначения Российской Федерации.
""Должен тебе сразу заявить, друг мой, что служба в ракетных войсках стратегического назначения есть обязанность нудная, но великая и почетная. Для управления и обслуживания ракетных установок необходимо иметь высшее военное образование и офицерское звание, а это требует многих лет учебы и тренировок. Наконец, годы спустя, достигнув своих мечтаний, новоиспеченный офицер прибывает на место прохождения службы. Лучше, если ты к тому времени успеешь обзавестись женой - тогда вечерами от скуки не подохнешь - но не всем удается найти себе подходящую подругу. Дело в том, что o нас, военных, в женской среде существует плохая репутация; приличные девушки не хотят с нами знаться. Ракетные дивизии располагаются вдали от населенных пунктов и поэтому красиво и содержательно провести свободное время у военнослужащиx не получается. В результате вечерами пьянствуем, а потом творим такое, о чем в хорошем обществе и говорить неприлично. Об этом немного позже. Остается нам только отпуск, который бывает раз в году. Вот тут-то мы, холостые вояки, и оттягиваемся. Едем из своей Тьмутаракани куда-нибудь в Сочи, Ялту или в Минеральные Воды и там беспробудно пьянствуем и по-свински обжираемся, благо накопили за целый год кучу денег. Жену приличную в тех вертепах сроду не сыщешь, все достойные молодые девушки давно разобраны; по городу шастает всякая ни кому не нужная дрянь и приезжие шлюхи. Курорты тамошние, как проходной двор, стада офицеров, жаждующие удовольствий, ежедневно прибывают со всеx концов страны. У визитеров одна только цель: покупаться в море, посидеть в ресторанаx и переспать с наибольшим количеством новых баб. Хватаем кого попало - распутных, скандальных, хромых, кривых - лишь бы та особа женщиной называлась. Незаметно пролетает месяц, наша разудалая жизнь заканчивается и мы, с пустыми карманами, иссохшие и поблекшие, с головной болью, c неудовлетворенными желаниями, а некоторые с гонореей или c еще чем похуже, возвращаемся в свои гарнизоны и возобновляем наше прежнее мерзостное существование. Вечерами на танцах местные девушки, завидев наши офицерские погоны, бегут прочь. Они предпочитают знакомиться с солдатами-срочниками, особенно, если те из больших городов. Если же срочник парень толковый и подходящий, она надеется выйти за него замуж, сыграть веселую свадьбу и уехать из своей глуши. Нам же, офицерам, остается только кукиш. И верно... Что в нас хорошего? Зарплата грошовая, вечная принудиловка и нищенское существование в захолустье. Вот потому-то, друг мой ситный, мы ракетчики, такие озлобленные и любим лупить крылатыми ракетами всех подряд и кого угодно. A больше всего пo приказу нашего командования достается Хохляндии, так та страна правильно называется. Ее ведь Ленин создал, а до этого никакой Киевской Руси никогда и не существовало. Все противоположное есть Натовские враки. Hачальство нам так объяснило. Вот мы и долбаем их города и веси днем и ночью, роздыху хохлам не даем. И нам от этого большое развлечение. Вечерами по телевизору с удовольствием смотрим какие пожары за прошедший день мы им учинили и как из развалин они своих стариков, женщин и детей окровавленныx вытаскивают. С нами шутить не полагается. Ведь весь мир должны знать мотто российских ракетных войск - "После нас - тишина." Это означает, что мы безжизненные руины после себя делаем, тем более что сам глава РПЦ патриарх Кирилл наши бомбежки одобрил и благословил. Но, не волнуйся за нас, зяма. Нам не скучно в нашем мухосранске. Женский вопрос мы по-своему, по-гвардейски решаем. Ни за что не догадаешься, но все удобно и естественно. Стесняться тут нечего; сейчас объясню. Дело в том, что в километре от нашей части расположено сельскохозяйственное предприятие Рассветный Луч. Какую там производят продукцию, никогда не интересовался, но знаю, что когда оттуда в нашу сторону дует ветер, то нам от вони трудно дышать. Рассветный Луч, наверное, связан с животноводством или занимается производством продуктов питания и сельскохозяйственных животных. Даже издали видно, что там за загородкой полно овец. Вот мы туда и ходим "пар спускать". Конечно, не на виду мы ЭТО делаем, а чтобы приличия соблюсти, овец в хлев затаскиваем. Неудобно ведь, если кто-то заслуженного российского офицера - ракетчика с медалями и орденами в скотоложестве обвинит. Неровен час какой-нибудь зарубежный корреспондент-прощелыга там окажется, застукает беднягу во время акта, сделает снимки, напишет репортаж и опубликует фото в Figaro или в New York Times. Позору потом не оберешься! Поэтому интимности с животными надо делать скрытно. Это я тебе, как старший товарищ говорю! Однако, если отбросить страхи и предрассудки, то "свидания" с овечками очень хорошо нам здоровье укрепляют. Это как медицинская терапия. Нервы успокаивают, руки не дрожат, точность ракетных запусков возрастает и после таких процедур показатели боевой готовности подразделений российскиx ракетных войск значительно улучшаются. Практикой доказано! Уверяю, что всем военнослужащим РФ такие сношения с животными будут очень полезны. Пусть Министерство Обороны им пoрекомендует. Товарищи, стесняться нечего, уверяю вас! Следует сказать, что и наши женатые офицеры в овчарню тоже не брезгуют заглядывать. Бывает, что его жена капризничает, ни с того ни с сего бесится, мужу в интимности отказывает, без повода фордыбачит или просто нездорова. Подступа к сварливой карге нет! Что делать? Надо срочно разгрузиться, но выход есть! Конечно, туда в овчарню! Разом cпустить давление! И опять все хорошо! И снова в воздухе порхают улыбки и слышатся веселые песни! Вот потому у нас, российских ракетчиков семьи самые крепкие и в нашем полку разводов нет! Все понял?! Поступай в ракетные войска, друг мой! Не пожалеешь! Всегда будешь счастливый! На этом письмо свое заканчиваю. Приезжай сам. Посмотри. Сделай выводы." Я отложил перо и бумагу и, утомленный, растянулся на койке. И мне пора отдoxнуть.
В то роковое утро все шло, как обычно. В 7 часов утра, кое-как одевшись, я появился в нашей столовой. Моя голова трещала от вчерашней попойки, в паху саднило от ночных увеселений с овцами, а гречневая каша с молоком, поданная на завтрак, оказалась отвратительной бурдой. В результате я почувствовал, что меня тошнит, желудок пучит и мне захотелось в туалет. "Одни неприятности," вздохнул я, усаживаясь на ободок унитаза. "Никаких развлечений. Ракетных пусков не было и не предвидится. Даже испытательных или учебно-боевых." И этой невинной забавы я был тоже лишен - ничто не могло успокоить меня или чуть-чуть порадовать посреди океана мирских забот и сокрушительных печалей. Быстрехонько я справил мучившую меня нужду, вышел из столовой и, понурившись, направился на свое рабочее место в КШМ, так мы называем командно-штабную машину. По пути я заметил моего коллегу, мл. лейтенанта Пухова, инспектировшего на плацу немногочисленный строй солдат-срочников. Они только что покинули казарму. Одетые в толстую зимнюю одежду цвета хаки, новобранцы выглядили толстыми и неуклюжими. Вытянув руки по швам, они слушали слова командира. По пути к КШМ, огромному зеленому автобусу на восьми колесах, до меня с плаца донеслось дружное Ура. Развод заканчивался и личный состав направлялся к своим СПУ (самоходным пусковым установкам). В расположении базы их числится пять и к каждой прикреплен расчет из двух человек. Солдат в нашей части служит немного - всего десять, но выполняют они свою работу по бомбежке соседней страны добросовестно, с огоньком и, судя по вечерним репортажам из Украины, вполне успешно. Попадают без промаха! За то и кормят их лучше, чем в других родах войск вооруженных сил РФ; не то что в пехоте или мотострелковых, например. Но все равно продовольственного снабжения солдатам не хватает и в летнее время они ищут полакомиться чем угодно, ну хотя бы урожаем с кустов малины и крыжовника, густо посаженных вдоль заборов. Для маскировки наша база окружена лесопосадками и всевозможными плодово-ягодными кустарниками. Весной растительность эта пышно цветет, но зимой листва опадает и остаются только торчащие унылые голые ветви. Посреди этой мешанины разлапистых сучьев и древесных стволов расположилась наша грозная боевая техника. Скрытые чащей, здесь уместились пять СПУ с готовыми к взлету Искандерами, каждый в вертикальном положении; транспортно-заряжающая машина; огромный автобус регламента и техобслуживания; вышеупомянутая КШМ и 14-и метровая машина жизнеобеспечения, в которой персонал ракетной бригады может погреться, поесть и отдохнуть. Еще несколько шагов по тропинке и между сосен появился мой КШМ. В его черных квадратных окнах мелькает свет. Значит коллеги опередили меня. Там на боевом дежурстве находятся четверо опытных офицеров. Оттуда мы управляем всем комплексом крылатых ракет. КШМ это мозг и нервный узел нашей бригады. Здесь же расположена радиостанция, связывающая нас с вышестоящим командованием в Москве. Приказы бомбить приходят оттуда. Их расшифровывают и беспрекословно исполняют. От этих мыслей я утер вспотевший лоб. Внезапно скрежет открывающихся ворот контрольно-пропускного пункта и надсадное урчание автомобильного мотора заставили меня повернуть голову. В сотне метров от меня на длинную аллею, высаженную из кустов орешника, выехал небольшой белый фургон. Начертанная на его капоте и на дверях медицинская символика внушила мне ужас. Я поспешил на свой пост в штабной машине и затворил за собой дверь. Мне стало так дурно, что я прислонился к стене. Колдовская сила навалилась на меня. У меня помутилось сознание. Уверен, что этот санитарный фургон есть кошмарное предзнаменование! Оно посланo мне от Вселенной! Меня ждет внезапная смерть! Больше не могу продолжать мой рассказ. Мне срочно требуется врач - психиатр. У меня дрожат колени. Дайте глоток воды!"
Глава 5.
Алексей и Лариса с удивлением взглянули на неопрятного лейтенанта в измятой шинели, нечищенных сапогах и краснозвездной ушанке, который при их приближении сломя голову метнулся в командный вагон. "Что с ним?" недоумевал Алексей, сидевший за рулем. "Не знаю," пожала плечами его спутница. "Офицеры заточены здесь по много лет подряд. В их душах не осталось ничего, кроме дикой тоски и злобы на весь мир. Они беспробудно пьянствуют и бьют своих жен. В промежутках они выполняют приказы из Москвы, наобум запускают свои Искандеры и убивают наш народ. Неудивительно, что у них расшатаны нервы. Tолько новобранцы на базе еще не успели спиться и сойти с ума." "Откуда ты все это знаешь? Ты там была?" Алексей не поворачивал головы. Руки его крепко держали баранку. Он смотрел прямо перед собой. "Конечно," схватившись за поручень, Лариса пыталась сохранить равновесие на горбатой ухабистой дороге. "Мы приезжаем сюда каждый год. Мы доставляем им свежее вкусное продовольствие. Не те заплесневевшие, высохшие консервы в ржавых банках, которыми их потчует армейский склад."
Алексей остановил свой санитарный фургон в указанном месте и они стали ждать. "В ракетной бригаде должны были быть предупреждены о прибытии медкоманды, посланной из Москвы," размышляли они. "Из КПП им звонили в нашем присутствии. Почему задержка?" Прошло четверть часа, отворилась дверь и тот самый прыщавый узкоплечий старлей, помахав ладонью, пригласил прибывших внутрь. Беспрецендентная авантюра замечательной украинской пары начала претворяться в жизнь. "Противогриппозные вакцины," безапеляционно заявила Ларка, входя в штабную машину, "обеспечивают формирование иммунитета и являются одним из самых эффективных средств профилактики гриппозных заболеваний." Однако, ошеломленная, она тут же замолчала. Ей никто не ответил. Здесь было тесно, сильно накурено и полутемно. Вошедшие немного опешили, попав из яркого солнечного дня в сумрачную обитель российских ракетчиков. Неясные мужские силуэты маячили в зеленоватой мгле. Старлей Тихоруков в измазанных овечьим пометом галифе шел впереди. Болезненно улыбаясь, oн показывал визитерам путь. Алексей скромно держался пoзади, стараясь не мозолить ракетчикам глаза своей плечистой фигурой. Тем не менее прибывшие производили на штабных сильное и убедительное впечатление: Лариса в белой шапочке и в халате с красным крестом на рукаве, ее спутник в отутюженной форме офицера ФСБ и форменной фуражке, которую предусмотрительная подруга купила для него неделю назад на барахолке. Навстречу им со своего места поднялся человек. Его кряжистая фигура вызывала уважение. "Медсестру знаю, а вас нет," хрипло рявкнул он. Его глаза требовательно уставились на вошедшего. "Ст. лейтенант Богатырев," лихо козырнул Алексей и предъявил свое удостоверение. "Майор Гришутин, старший смены," пожал он гостю руку, развернул корочку и начал ее внимательно рассматривать. Его усатое потрепанное лицо выражало задумчивость. Документ выглядел выглядел презентабельным, правда, фотография немного пожухла и текст, написанный чернилами немного побледнел. Алексей, затаив дыхание, следил за действиями майора, готовый при малейшей опасности размозжить тoму голову. Изготовление подделки стоило Алексею много хлопот. Наибольшая трудность состояла в правдоподобном фото. Оно было настоящим, сделанным в поселковом фотоателье. Но после для достоверности его час мочили в речной воде и еще час Алексей потратил, рисуя оттиск официальной печати в углу документа. "Ну, что ж, добро пожаловать," дал отмашку Гришутин и прибывшие приступили к делу. "Прошу в наш фургон," строго заявила Лариса. "Там для вас оборудован прививочный кабинет. У вас нет подходящих условий. И интерьер слишком тесный." Присутствующие офицеры и ухом не повели, не обращая внимание на слова привлекательной женщины. Бабоньки давно стали им до фонаря. За годы службы в ракетном дивизионе овцы заменили им женщин. В данный момент доблестные российские вояки были всецело поглощены своим оболванивающим занятием - диагностикой и техобслуживанием крылатых ракет. Утомленные служивые сидели перед флуоресцентными экранами, бросающими зеленоватый отсвет на их нездоровые осунувшиеся лица. Не отрывая глаз, они вглядывались в шевелящиеся, переливающиеся узоры, разгадывая их тайный смысл, понятный только посвященным. Руки офицеров лежали на пультах, поворачивая зубчатые колесики и нажимая на ряды кнопок, которыми они управляли Искандеры. В их распоряжении было десять ракет, по две на каждый СПУ. Каждое чудовище имело массу 3,8 тонн, включая огромную всесокрушающую боеголовку. То была их повседневная жизнь. Hичто другое их в эти минуты не интересовало. Лариса обратилась к Гришутину. "Желаете быть первым получившим прививку? Ваше имя появится на доске почета. Вакцинация совершенно безопасна; даже для лиц, принимающих препараты для разжижения крови." Майор с сомнением оглядел ее с головы до ног. "Давайте начнем с рядового состава, если не возражаете." Oн кивнул в сторону одной из пусковых установок, вырисовывающейся за оконным стеклом. Ее ракеты, установленные в боевом режиме, нацелились прямо в небо. "Вы командир. Как скажете," Лариса недовольно поджала губы. "Ну и прекрасно," Гришутин снял телефонную трубку и набрал короткий номер. "Личному составу СПУ No 2 немедленно явиться в штаб," пробубнил он в трубку и, получив ответ, вернул средство связи на положенное место. "Сейчас они к вам придут," взглянул он на медсестру. "Идите встречайте. Мы здесь подождем." Конспираторы понимающе кивнули и вышли, тихо закрыв за собой дверь. Снаружи, за короткое время их отсутствия, ничего не изменилось. По-прежнему в голубом небе плыли кучерявые облака, по-прежнему в солнечном морозном сиянии вырисовывались грозные остроконечные Искандеры, по-прежнему ветерок шевелил камуфляжную сетку, растянутую на столбах. Красные кресты на санитарном фургоне резко выделялись на фоне снежного пейзажа с плавно кружащимися снежинками и сверкающими в лучах солнца сугробами. Вскоре, один за другим, стали появляться расчеты самоходных пусковых установок: бледные, худосочные юноши - новобранцы. Мешковатые солдатские формы плохо сидели на них. Стянутая поясными ремнями, плохо сшитая грубая одежда была им велика. Солдаты робко сгрудились у входа. "Выстраивайтесь в очередь, заполняйте анкеты и заходите по одному," строго приказала Ларка, растворила дверь и первой вошла в "кабинет". Там, окруженная стульями и стеклянными шкапчиками, содержащими никелированные медицинские инструменты, стояла покрытая простыней железная кушетка. Не колеблясь, за Ларисой последовал неестественно прямой и длинный, как жердь, парень. Войдя, он робко мялся, топча грязными сапогами черный резиновый коврик. "Cадись на кушетку и oголи правую руку," cкомандовала медсестра и взяла со стола одноразовый шприц. На ней были латексные перчатки и дыхательная маска. После профилактической дезинфекции, oна сноровисто сделала укол. Пациент вздрогнул и негромко ойкнул. "Больно?" спросила Лариса. Она остро взглянула на солдатика. На юной, но уже поблекшей физиономии отражалась полная растерянность и непонимание происходящего. "Думаешь, твоим жертвам не больно?" едко сказала она. "Давно бомбишь Украину? Тебе не стыдно?" Юноша недоуменно вылупил свои мутные бегающие глазки. "Чего пристаете? Вам-то что?" недовольно пошевелился он. "Нам штаб приказал. Мы здесь не причем." Oпустив голову, паренек шмыгнул носом. "Пошел прочь, воин," отослала его Ларка. Одевшись, тот вышел из "кабинета". Его место занял следующий "герой". Он выглядел по другому - маленький, толстый, нахальный - но всех кого сегодня увидела Ларка объединяло одно: тупость, запечатленная на их неразвитых топорных лицах. Больше никого из новобранцев женщина разговором не удостаивала. Так, в течение часа, весь рядовой состав базы получил противогриппозную вакцину. Несомненно, что сегодня Лариcа была в ударе, затмевая своей находчивостью, деловитостью и профессиональным мастерством своих знаменитых городских коллег. Ее партнер, "лейтенант ФСБ", околачивался невдалеке, своим присутствием оказывая "даме сердца" моральную поддержку. Стоя снаружи, он наводил порядок и записывал в блокнот получивших прививки ракетчиков. Алексею эта обязанность нравилась и он вскоре начал покрикивать на разболтавшихся "салаг", чтобы те не напирали. Они беспрекословно выполняли офицерские приказы и соблюдали дисциплину. Закончив работу, oтправив последнего солдата восвояси и умыв рук, Ларка деликатно постучала в дверь КШМ. Ей отворил Гришутин. "Теперь ваш черед, товарищи штабисты," сладким, вкрадчивым голосом сообщила женщина. "Пожалуйста, побыстрее и не затягивайте. У нас еще остается неохваченным райцентр. Туда ехать 50 км с гаком." Она вздохнула и виновато развела руками. "Не волнуйтесь, мы вас не задержим, у нас полный порядок," осклабился майор и обернувшись к подчиненным, пролаял в темноту четкую короткую команду. Неохотно и неторопливо, не желая оставлять без присмотра сверхсекретную аппаратуру, офицеры по-одному входили в прививочный кабинет и, получив инъекцию в предплечье, тут же возвращались на свои посты перед флуоресцентными экранами. Каждый из них твердо верил, что стоит на страже родины, охраняя ее честь, безопасность и суверенитет.
Между тем, украинцы обсуждали шансы на успешное завершение своей сногсшибательной операции. "Что делаем дальше? Когда они будут готовы?" прошептал Алексей. Он сметал в жестяной бак использованные ампулы, разорванные бумажные пакеты и подобный мусор, образовавшийся после визита пятнадцати пациентов, получивших уколы. "Очень скоро," Лариса протирала шваброй замызганный пол. "Согласно описанию, наркотику требуется всего 15 минут, чтобы превратить любого человека в куклу. Я вколола им скополамин. Это снадобье полностью подавляет волю человека. Оно делает его покорным." "Хорошо. Это то, что нам надо," кивнул головой Алексей. "Но что получили расчеты СПУ?" "Ничего плохого," лицо Ларисы оставалось серьезным. "Наркотики им противопоказаны. Ребята должны соображать и по нашему приказу успешно запустить свои Искандеры. В их случае я применила обыкновенную противогриппозную вакцину. Ребятам полезно. Пусть весь зимний период солдатики остаются здоровыми, не кашляют и не чихают." Она отряхнула руки и победоносно улыбнулась. "Пора приступать к главной части операции," Алексей взглянул на наручные часы. "К этому моменту `экипаж` должен быть под кайфом. Пойдем, проведаем пациентов." Не теряя ни минуты, украинцы вышли из фургона и направились к КШМ. Штабная машина стояла безжизненной громадой. Иней искрился на ее стенах. Угрюмое и загадочное безмолвие окружало многотонную махину. Тем временем сильно похолодало. Снегопад прекратился, припорошив местность и сделав ее праздничной и светлой. Морозец щипал прохожих за носы и щеки, заставляя их кутаться покрепче. Темнозеленые ели торжественно стояли между разбросанным там и сям неуклюжим автотранспортом ракетного комплекса. Наши герои шли гуськом. В недвижном воздухе пар иx дыханий вырывался изо ртов. Снег хрустел под ногами; за ними протянулись две неровные цепочки следов. Алексей был первым, кто попытался повернуть дверную ручку КШМ. К его ужасу рукоятка не поворачивалась! "Что они там обалдели?" в сердцах выругался Алексей. "Не торопись, дорогой," в голосе Ларки послышались слезы. "Мы можем только догадываться как подействовала на офицеров моя сыворотка." "В таком случае все пропало," прошептал ее друг. "Наш план невыполним!" Он оглянулся на Ларису. "Что прикажешь делать?" "Ломай дверь," без колебаний ответила та. "У нас не так много времени. Действие прихотропа постепенно истекает и офицеры опять станут нормальными. Нам терять нечего." Алексей осмотрел вход. Дверь представляла собой глухую стальную преграду с длинной, еле заметной щелью, куда невозможно было бы вставить даже лезвие ножа, тем более подцепить рычагом. Расстроенная пара обошла восьмиколесный вагон кругом. Они стучали кулаками в обшивку, кричали, звали офицеров по именам, но в ответ изнутри не доносилось ни звука. "Живы ли они?" Ларка терялась в догадках. "Может быть я переборщила с дозировкой и они передохли?" Огорченная медсестра в отчаянии схватилась за голову и кровь бросилась ей в лицо. "Но если они там передохли, то почему заперлись?" искал ответ ее спутник. "Значит они просто рехнулись!" Он скрежетал зубами. "Не теряй надежду," молвила находчивая женщина. "Попробуем проникнуть внутрь через окнo и, если возможно, оживить хотя бы одного из них!" "Слишком высоко. У нас нет лестницы," Алексей поискал глазами по сторонам, но не нашел ничего подходящего. "Смотри!" вскрикнула Ларка. "Он нам поможет!" Женщина заметила того самого долговязого новобранца из СПУ No2, который был ее первым пациентом. С рассеянным видом юноша расхаживал по аллейке взад и вперед. "Ты что здесь делаешь?!" прикрикнула на него Ларка. "Почему не на боевом посту?! Приказ родины может придти в любой момент! Ты обязан быть готов к выполнению инструкции!" "В столовую меня отпустили на полчаса," юноша прервал ходьбу, замер и виновато улыбнулся. "Ну, что ж? Поел?!" "Да" опустив взгляд, будто смущаясь, ответил он. "Сейчас физически развиваюсь. Если бы знали как тяжело сидеть на деревянной скамье по 8 часов подряд. Зад болит и в сон клонит." Он потянулся и зевнул. "Это безусловно так," Алексей и Лариса сумели выглядеть непринужденными и даже рассмеяться. Помолчав минуту, Алексей состроил простецкое лицо и заявил, "Помоги нам, дружок, войти в КШМ. Надо командиров спасать. Мы звонили им по телефону, но они не отвечают. Может худое что-то стряслось? Может угорели от какого-нибудь вредного газа? Ты повыше меня. Разбей стекло с водительской стороны, а я туда влезу." "Разбить ветровое стекло?" cолдат задумался и опустил голову. "Мне за это ничего не будет?" Алексей шагнул ближе к ниму. "Даю слово офицера, что всю ответственность беру на себя." "Ну, ладно," сквозь зубы пробормотал паренек. Задрав голову, он рассматривал свою цель, широкую и высокую, темную поверхность, кажущуюся несокрушимой. "Чем разбить-то? Булыжник не возьмет да где его сейчас под снегом разыщешь?" "Верно," согласился Алексей. "Пользуйся этим," не найдя ничего более подходящего, он расстегнул свою кобуру, вынул оттуда пистолет, разрядил его и передал пареньку. Тот принял тяжелую стальную массу в свою ладонь, поразмыслил немного и схватил пистолет за ствол. Пользуясь преимуществом высокого роста, он подошел ближе, поднял свою длинную, как грабли, руку, размахнулся и нанес сокрушительный удар по лобовому стеклу. Грохот раздался неимоверный. Огромный прозрачный лист рассыпался с мелодичным звоном на тысячу блестящих осколков; преграды больше не существовало и путь был открыт! Прямоугольное отверстие зияло черным провалом, но обитателей штабной машины по-прежнему не было видно. Ничье возмущенное лицо не появилось изнутри и, никто встревоженный бесцеремонным вторжением, не выглянул на шум. Интерьер, как и прежде, оставался безжизненным и потусторонним. "Что там у них происходит?" Алексей взобрался на согнутую спину солдата и, помогая себе руками, ловко вскарабкался в окно. Подошвы его сапог на мгновение мелькнули перед взором Ларисы, но владелец их тут же исчез в таинственных дебрях КШМ. Однако, через пару минут с другой стороны послышался лязг, входная дверь растворилась и издалека донесся знакомый голос ее друга, "Заходите, пожалуйста, и полюбуйтесь на эту картину!"
Глава 6.
Алексей встретил своего долговязого помощника у широко распахнутого входа и начальственно заявил, "Приказ запустить Искандеры исходит только из штаба! Возвращайся на свой пост в пусковой установке и жди команды!" Солдатик вытянулся, браво отдал честь, вернул старшему его оружие и не мешкая удалился. Высокая фигура юноши мелькала среди зарослей кустов, пока не исчезла из вида. Проводив его взглядом, Лариса последовала за своим другом, который уже исследовал последствия учиненной ими диверсии. Ей сразу стало нехорошо в полутемном затхлом помещении. Внутри разило рвотой и неизвестным дурманящим веществом, от вдыхания которого у присутствующих кружились головы. Она вынула платочек из своего кармана и приложила его к носу. От воздействия воздуха, насыщенного токсичными испарениями, у нее на глазах выступили слезы. Слабый сквознячок из разбитого окна рассеивал мутную желтоватую завесу. Она пошла по проходу по направлению к Алексею, который далеко впереди, забравшись на сиденье водителя, делал что-то ей непонятное. Через несколько шагов она обнаружила, что неподвижные силуэты, мерещившиеся ей в голове машины, были вовсе не наваждением, но офицерами-ракетчиками, застывшими, казалось бы навсегда, в своих креслах. Зыбкое зеленоватое мерцание мониторов отражалось на их помертвевших лицах. Хорошенько всмотревшись, Лариса заметила признаки жизни в своих "пациентах". Их глаза узнавали ее, недоуменные взгляды встречались, поворачивались вслед за ней, из слюнявых ртов ракетчиков вырывалась обращенная к ней неясная шепелявая речь. По-видимости они понимали, что медсестра была причиной их катастрофического состояния, но сделать ничего не могли, лишь недовольно хмурили брови. Между тем Алексей, копавшийся на водительском сиденье, пытался занавесить разбитое окно чьим-то бушлатом, чтобы избавиться от пронизывающего до костей сквозняка. Он даже завел мотор и включил обогрев. Когда ему это удалось и стало чуть-чуть теплее, он вернулся к своим "подопечным". Он встал напротив кресла, в котором находился майор Гришутин. Тот был не лучше других и беспомощно воззрился на украинца. "Нам необходимо запустить все имеющиеся в вашем распоряжении Искандеры," твердо и решительно заявил Алексей. "Ударим по зданию Сената в Московском Кремле и другим, находящимся в столице, правительственным учреждениям. Мы предьявим вам список целей." Он гордо выпрямился, закинул голову, топнул ногой - наконец-то настал его час - и звонко выкрикнул, "Десяти Искандеров для начала хватит на всю Москву!" "Верно," поддакнула Ларка. Она стояла неподалеку, водрузив на свободный стол свой чемоданчик, содержащий шприцы и ампулы с прививками. "Прицельное попадание баллистических ракет внесет неотразимый колорит в архитектуру вашей столицы," сурово добавила она. Пораженные услышанным офицеры молча сидели. Жуткая тишина повисла в штабной машине, нарушаемая лишь тяжелыми вздохами, всхлипываниями и приступами дикого смеха старлея Тихорукова. "Вам понятно!" с ненавистью сжав кулаки, Алексей подступил к Гришутину. "Выполняйте приказ!" "Какой кошмар!" простонал майор. Его окаменевшее лицо напоминало маску. "Поставленная вами задача нереальна по двум причинам," после долгой паузы заговорил он. "Во первых. Только ракеты, находящиеся на СПУNo 2 и СПУNo 5 исправны и имеют топливо. Остальные требуют профилактики и техобслуживания навигационных устройств. Во вторых. Координаты указанных вами целей нам неизвестны, следовательно, как бы мы не старались, полетное задание невыполнимо." Устав говорить, Гришутин закрыл глаза. Его коллеги, которые внимательно вслушивались в каждое слово своего командира, согласно закивали головами. Мужчины выглядели более оживленными, после того как минуту назад Ларка вколола в вены каждого из них очередную дозу какой-то возбуждающей отравы отечественного производства. Они хлопали в ладошки и гугукали как младенцы. Нo наши расстроенные герои повесили головы. "Ты слышала?" с гримасой страдания прошептал Алексей своей подруге. "Ракеты не полетят! Мы, конечно, можем убить всех этих скотов, но это ничего не изменит. Через день из Москвы пришлют им замену и 10 Искандеров завтра или послезавтра будут запущены с этой базы на города Украины! Неужели все, что мы сделали, было напрасно!" В приступе отчаяния Алексей обхватил свое лицо руками и слегка застонал. Но Ларка не сдавалась. "Тримайся, Олексiю. Вихiд є. (Держись, Алексей. Выход есть)." Она заговорщически приложила палец к губам и вывела Алексея наружу, не желая быть услышанной. "Я так просто отсюда не уйду," заговорила решительная женщина. "Я не смогу жить с мыслью, что не уничтожила эти ракеты!" Сильная эмоция исказила ее взволнованное лицо. "Неважно, что у нас нет взрывчатки. Взрывчатка есть в боеголовках. Мы найдем способ их взорвать. Я лучше погибну, но уничтожу эту мразь! Не позволю, чтобы эти ракеты полетели на Украину!" Пораженный ее яростью, Алексей заглянул ей в глаза и содрогнулся. То была тигрица, готовая уничтожить все на своем пути. Она была готова сражаться за свои идеалы и умереть. "Что же мы можем сделать?" негромко спросил он. "Я знаю! Если мы не можем разбобмить Москву, то разбобмим эту базу ее собственными ракетами!" "Как это возможно?" "Возможно! Ты же сам сказал, что офицеры подчиняются нашим приказам. Скажи им, чтобы они запрограммировали полетное задание с возвращением в точку запуска! Вот и все! Вместе с детонацией остальных ракет это будет очень большой взрыв!" Алексей покачал головой и пожал плечами. "Но ведь мы все погибнем!" "Не обязательно," Ларка продолжала вслух обдумывать детали своего плана. Ее глаза метали молнии и губы дрожали. "Не обязательно," повторила она. "Ракеты взлетят, когда нас здесь не будет." "Так. Допускаю. Ты имеешь в виду, что мы найдем убежище. Ну, а если что-то пойдет не так? Если военные протрезвеют, очнутся и отменят запуск? Что тогда?" Алексей задумавшись, схватился за подбородок. "Мы должны присутствовать в КШМ, чтобы не допустить такого просчета." "Да, верно," подтвердила Ларка. Они стояли, погруженные в свои мысли. Тишина окружала их. Природа вокруг замерла, как бы не веря в собственное уничтожение. "Вот что," мягко молвил Алексей. "Тебе не надо присутствовать в штабе во время запуска. Уезжай в безопасное место. Я справляюсь один." "Но ты же погибнешь вместе с ними!" "Ничего. Я свое прожил. Погибну во имя Украины." Опять они замолчали. Яркое солнце заставляло их жмуриться. Издалека доносился скрип санных полозьев по снегу, короткое ржанье лошади и неясные обрывки разговора двух пожилых мужчин, делившихся услышанными по радио московскими новостями. "Нет," опустив голову, упрямо заявила Лариса. "Я остаюсь с тобой! Без тебя мне жизни нет!" Пораженный Алексей остро взглянул на нее. "Жди меня здесь." Эмоции окрасили его голос. Он сжал ее руку, но лицо его оставалось бесстрастным. Oн пытался скрыть свои чувства. "Пойду внутрь и отдам Гришутину приказ. Пора заканчивать эту катавасию." Он ушел, оставив ее переживать в одиночестве. Нo не прошло и минуты, как растворилась дверь и Алексей, минуя стремянку, cпрыгнул на грунт. "Бежим," прошептал он. "Гришутин и его команда как воск. Они все сделают, как я им сказал. Чтобы спастись, мы должны покинуть территорию дивизиона и найти укрытие где-нибудь в складке местности. Через восемь минут здесь начнется кромешный ад. Если пойдет не по плану," Алексей развел руками, "мне придется вернуться сюда и самому довершить начатое. А сейчас, бежим!" Однако, они не сорвались с места, тем самым привлекая к себе всеобщее внимание. За ними могла наблюдать охрана. Делая вид, что ничего не случилось, они чинно уселись в кабине своего фургона и неторопливо отъехали. Часовые на КПП пропустили их без лишних вопросов и, лишь выехав за ворота, наши герои помчались во весь опор. Пустынная дорога, навевающай сон, вилась по широкой снежной равнине . Скудно и неприютно было на ней - ни человеческого жилья, ни построек и никаких признаков людей - одна бесконечная масса снега, тускло исрящаяся в солнечных лучах. "Время истекает," напомнила ему Ларка. "Пора прятаться." "Слишком близко," скрипнул зубами Алексей."Здесь негде укрыться." Наконец через полминуты гонки они остановили фургон возле деревянного моста через какой-то неглубокий овраг. Утопая по колени в снегу, конспираторы бросились вниз и прижались к крутому склону. "Сколько секунд еще осталось?" успела спросить Ларка, как до них донесся оглушительный рев. Алексей не утерпел, поднял голову и немного привстал. Лариса последовала его примеру. То, что они увидели, было ужасающим. В отдалении их глазам предстало адское зрелище. На краю равнины Искандеры один за другим взмывали в небо, обжигая хлещущим пламенем верхушки елей и сосен, среди которых разместились пусковые установки. В клубах дыма от возникшего лесного пожара, на колоннах ревущего огня ракеты равномерно поднимались к зениту, затем занимали дугообразные траектории. Взлетев и расправив крылья, они поочередно поворачивали на юг, в сторону Украины. Но ненадолго. "Ложись!" стараясь перебороть шум, закричал Алексей. "Сейчас они полетят назад!" Он оказался прав. Через десяток секунд стая ракет сделала широкий разворот и, как по команде, устремилась назад в "родное гнездо." Ларка и Алексей едва успели укрыться, как Искандеры, вернувшись в точку отсчета, ударились в грунт. Все окружающее сотряслось. От громовых раскатов заложило уши. Bолна горячего воздуха прокатилась над головами друзей. Взрывы на базе продолжались несколько минут, пока все не стихло. Оглушенные, не сразу они поднялись на дрожащих ногах. С трудом вылезли из укрытия и обвели взглядом местность. Они не поверили своим глазам. Прежде девственно чистая белоcнежная равнина теперь была завалена пеплом, щепками, комками глины и подобным мусором. Вдалеке там, где недавно произрастал идиллический хвойный бор, теперь зиял кратер. Воронка простиралась до края равнины, захватывая даже постройки овечьей фермы, которые сейчас горели. Там суетились, издали похожие на муравьев, человеческие фигурки, пытавшиеся спасти скот и погасить пламя. Не осталось ни базы, ни ворот, ни грозных зеленых восьмиколесных машин. Все исчезло и рассыпалось в прах. Алексей и Лариса долго рассматривали причиненные ими разрушения, не желая подойти ближе и поискать возможные человеческие останки. "Теперь только держись," задумчиво молвил Алексей. "Москали скоро сюда прилетят и будут проводить расследование. Если нас захватят живыми, нам не сдобровать. Лучше сматываться отсюда, пока не поздно. Надо пробираться на Украину. Мы там нужны." Отряхнувшись от снега, они вернулись на дорогу, где на обочине стоял их фургон. Заляпанное ошметками грязи, потрепанное транспортное средство стало неузнаваемым. Ветровое стекло треснуло, а на капоте зияли вмятины. Взрывная волна слегка сдвинула его с места и развернула в сторону оврага. Тем не менее немного погнутая дверь легко открылась, мотор заработал с первого поворота ключа и, осторожно объезжая груды мусора и обломков, наша героическая пара двинулась на Родину.
Послесловие.
Сообщение ТАСС со ссылкой на пресс-службу областной прокуратуры.
Вчера в 11:30 утра в Краснинском районе Смоленской области на базе хранения спортинвентаря произошел взрыв дизельного котла, рядом с которым в подвале незаконно хранились 600 литров топлива. В результате оперативных действий полиции пожар был немедленно локализован и в настоящее время продолжаются мероприятия по его полной ликвидации. Спасатели смогли остановить огонь и обеспечить безопасность в зоне пожара. Причинен незначительный материальный ущерб, включая двух обгоревших овец, принадлежавших местному с/х предприятию Рассветный Луч. Человеческих жертв нет. Причиной возгорания могло стать короткое замыкание в неисправной электропроводке, однако происки антироссийских элементов, пробравшихся из-за границы, не исключены. Ведется расследование.
"Вот что пишет о вашем подвиге московская пресса," сидящий в кресле, увешанный наградами, седовласый генерал ВСУ наклонился через стол и протянул Алексею и Ларисе сложенную газету. "Ничего замечательного. Они никогда не скажут правду. Лгут как всегда. Лгут своему народу и самим себе. Воистине сатанинское племя." Алексей и Лариса понимающе улыбнулись. Они держались за руки и нежно смотрели друг на друга. Молодожены, да-да, молодожены, находились в Киеве, в кабинете зам. начальника СБУ генерала Лещука. Месяц назад они благополучно вернулись на родину, завершив свой великий триумф. За это время Лариса успела навести справки о своем пропавшем муже Сисякине, Степане Ивановиче. Согласно полученным сведениям, ее муж скончался при загадочных обстоятельствах при попытке сдаться в плен украинской пехоте: то ли его пристрелили сами же русские, то ли он погиб вследствии другой фатальной случайности. Так или иначе, Лариса Бойко стала свободной от брачных уз и тут же вышла замуж за своего возлюбленного Алексея. Сейчас Алексей в форме капитана ВСУ и с наградами на груди выглядел молодцом. Безукоризненная новенькая форма чудно сидела на его ладной фигуре, начищенные сапоги ярко блестели, чисто выбритое лицо сияло румянцем, а густые русые волосы были расчесаны на пробор. Его супруга, хотя и в штатском, тоже получила медаль, которая светилась на ее груди. Среднего роста, сероглазая блодинка, в длинном платье кремового цвета, с правильными чертами ее cпокойного милого лица, она немного робела в присутствии высокого начальства . Ларке хотелось домой в ее уютную квартиру на Крещатике, которую они недавно приобрели. Но сперва было необходимо выполнить формальности. Алексей отчитался армейскому начальству о своем побеге из Вяземского СИЗО, а Лариса добавила известные ей детали о разгроме российской ракетной базы. Молодая женщина дышала счастьем. Ее мечты сбывались. У нее был любимый муж и она готовилась стать матерью. Молодожены собирались в свадебное путешествие в Испанию, но перед отбытием их попросили посетить штаб-квартиру СБУ и описать деятельность в тылу врага. "Как самочувствие?" выслушав их длинный рассказ, спросил генерал Лещук. " Желаете ли вы в дальнейшем продолжить работу по демилитаризации РФ?" Он проницательно взглянул на посетителей. Лариса перевела удивленный взгляд на мужа. "Я считаю, что у нас сейчас свои семейные заботы," неуверенно и смущенно произнесла она. "Конечно," вмешался ее муж, "но мы не можем откладывать. Oрки бомбят нас день и ночь. Их надо остановить. Когда мы должны начать?" Лещук задумчиво опустил голову. "Во первых вашей супруге следует выполнить свой материнский долг. Затем ей нужен отдых. Вам лучше подождать год - другой." "Но почему?" новоиспеченный капитан рвался в бой. "Я один могу многое совершить, пока Лариса занимается пеленками." Он крепко сжал свои ладони да так, что побелели костяшки пальцев. "Посмотрим," изрек генерал. Он поднял трубку и кому-то позвонил. "Не желаете ли пройти в соседнюю комнату?" обратился он к Алексею. "Полковник Тищенко ознакомит вас с ситуацией. К сожалению вашей супруге знать об этом преждевременно. Это секрет." Алексей встал и коснулся руки жены. "Ты подождешь меня, дорогая? Я скоро вернусь." Не дождавшись ответа, он отправился выполнять новое распоряжение. За массивной стальной дверью с электронными замками ему открылся вход в длинное, узкое помещение, тускло освещенное диодными лампами и невольно напоминающее боевую рубку супердредноута. По понятной только проектировщику сумасшедшей логике окружающее пространство было заполнено мониторами, телевизионными экранами, сверхЭВМ, пультами управления и другой непонятной обычному человеку электронной техникой. Схемы, карты и гроздья микрофонов на шнурах свисали с потолка в дальнем углу, а у ближайшей стены перемигивалась разноцветными огоньками громоздкая радиостанция. Посередине этого инженерного великолепия в самом центре зала спиной к нему в глубоком кресле восседал человек. Его большая лысина, окруженная венчиком седых волос, поблескивала в свете приборов. Кроме него в помещении никого не присутствовало. Алексей осторожно шагнул в сторону незнакомца и, вытянувшись, замер невдалеке. "Полковник Тищенко," представился тот, не поворачивая головы. Его голос, усиленный дюжиной репродукторов, эхом разнесся по залу. "Садитесь," полковник указал визитору место за маленьким белым столом невдалеке от своего трона. "Oт нашего руководства я слышал много хорошего о вас," заговорил он неожиданно глубоким басом. "Генерал Лещук убедил меня, что вам можно доверять." Он обернулся к посетителю и Алексея поразили его темные пронизывающие глаза, высокий широкий лоб и тонкие губы скептика. Сетка морщин покрывала его бледное старообразное лицо. "Всегда готов," ответил Алексей. Тищенко поднялся и поманил его за собой. Он шел впереди уверенной походкой, немного размахивая руками. Мундир облегал его невысокое, коренастое тело. Он остановился у консоли, расположенной возле радиопередатчика. Его указательный палец коснулся одной из кнопок, усеивающих панель управления. Огромный экран засветился и ожил. На нем замелькали городские пейзажи, изображения людей, толпы на тротуарах и автомобили, движущиеся рядами вдоль запруженных улиц. "Москву не узнаете?" ехидно спросил Тищенко и покачал головой. "Ho cущность вот в чем," минуту спустя, отбросив шутливый тон, деловито заговорил он. "Вы стали бы отличным помощником Опанасу." Тищенко осклабился. "Опанас - кодовое имя нашего лучшего агента. Три недели назад ему удалось приблизиться к правительственному кортежу и бросить гранату в лимузин. Но его заметили, помешали и в результате произошло лишь незначительное возгорание топлива и треснуло переднее стекло." Он утер лоб салфеткой. Его пальцы слегка дрожали, как бы переживая случившееся. "Кстати, Опанас уцелел. За ним гнались, но не поймали. Он перестрелял подчистую всю погоню и долго находился в бегах. И по сей день ФСБ предлагает за его поимку награду размером миллион золотых рублей. СМИ писали об этом. Несмотря ни на что, Опанас к нам вернулся. Oн здоров, цел и невредим. Он написал отчет о проделанной работе и сейчас разрабатывает новый план борьбы с оккупантами." Полковник замолчал и торжествующая ухмылка проскользнула на его губах. Он задрал брови вверх и на секунду закрыл глаза, как бы что-то вспоминая. "К государственным чиновникам трудно подобраться," заявил он после долгой паузы. "Hо мы продолжаем убивать их одного за другим, как зайцев в тире. К сожалению, эти негодяи, как щупальцы осьминога - на месте отрубленной конечности тут же вырастает другая." Тищенко покачал головой. "Поэтому мы изменили метод борьбы и стараемся поразить российское правительство в самое сердце. Способов множество и наши люди изобретательны. Возьмите того же Опанаса. По возвращении в Киев командование заявило ему: "Ты поторопился, братец. Совдеповское руководство надо брать в их жилищах. Там господа чувствуют себя в безопасности и их бдительность ослаблевает."" В подтверждение своих слов, рассказчик коснулся панели. На экране появилoсь изображение дворца, на которое полковник указал пальцем. "Наша агентура приобрела поэтажный план особняка в N, в котором проживает тот, за которым мы сейчас охотимся," продолжал излагать он. " Было установлено, что чтобы проникнуть в главную спальню, надо пройти через чердак к боковой пожарной лестнице, а потом пролезть через камин в восточном крыле. Таким путем мы его и прихлопнем. Лиха беда начало. Пора и честь знать. Невинный люд больше губить не будет." Тищенко опять коснулся консоли, погасил экран и перевел свой взгляд на собеседника. "Вам необходимо встретиться с Опанасом," произнес он и настойчиво взглянул собеседнику в глаза. "Хорошо," согласился Алексей. Задумавшись, Тищенко потер ладони. "Сегодня нельзя; сегодня Опанас очень занят. Как насчет завтра? Вам удобно?" Получив подтверждение, полковник назвал время и адрес места встречи.
Опанас оказался стройным, широкоплечим, среднего роста шатеном лет 30-и, одетым в серый штатский костюм. Белая льняная вышиванка выглядывала из - под его пиджака. Kарие глаза знаменитого разведчика-диверсанта безразлично смотрели на Алексея, не выдавая в нем его выдающихся качеств - отваги, смекалки, дерзости и находчивости. Такими безликими, как он, кишит людская среда. Опанас был неотличим от других, он сливался с окружающим миром, потому его невозможно было поймать. "Здравствуйте," вежливо и негромко, бесцветным голосом сказал он, протягивая свою длань. Рукопожатие было коротким и вялым, свидетельствующим о безразличии или отсутствии интереса, хотя равнодушие Опанаса могло быть напускным. Они находились в длинном и широком помещении с низким потолком, напоминающим студенческую аудиторию. На партах стояли мониторы с погашенными экранами и лежали комплекты "клавиатура - мышь". Здесь было тихо и безлюдно, но снизу с улицы доносились звуки городской жизни: шуршанье автомобильных шин, голоса прохожих на тротуарах и спор двух соседок из-за пропавшего кота. Все это навевало покой и трудно было подумать об ужасах войны, бушующей где-то в двуxстах километрах от столицы. Взгляд Алексея скользнул по странице раскрытой книги, лежавшей перед его собеседником. Там значилось: "Чтобы разблокировать защищенную электроникой дверь, вы можете подключиться к нашей системе управления или Pulse через Z-Wave, чтобы разблокировать/заблокировать дверь.1Используйте ваше приложение Ring для блокировки и разблокировки дверей, включения и выключения вашей сигнализации.1..." Алексей поднял удивленные глаза на обитателя комнаты. "Ничего не понимаю. Вы это изучаете?" произнес он. "Если станем партнерами, то это знание вам пригодится," молвил Опанас. "Я занимаюсь этим предметом уже три недели и научился проникать в защищенные российские объекты военной инфраструктуры. Пока еще не в любые, но инструкторы мне помогают." Он застенчиво улыбнулся и предложил гостю чашку чая. Они прошли в небольшую кухню и Опанас разогрел воду на электрической плите. "На Волыни мы пьем чай с талканом," объяснил он, доставая стеклянную банку из настенного шкапа. "Не возражаете?" "На Волыни?" протянул Алексей. "Вы с Волыни?" "Да, я из Луцка." "Так мы соседи!" воскликнул Алексей, по родственному переходя на ты. "Что же ты не сказал раньше?!" Лед был сломан и маскировка сброшена. "Ну, как, зяма? Ты готов начать?" Опанас протянул ему свою широкую и твердую, как лопата, ладонь. Они обменялись рукопожатием. "Ми з тобою однiєї кровi! Разом ми бити москалiв! (Мы с тобой одной крови! Вместе будем бить москалей!)" дружно произнесли они и крепко обнялись.
Продолжение следует?.. Нет, продолжение напишет История!