Богданов Александр Алим : другие произведения.

Видения Верепаева - Две смерти Демона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В сегодняшние турбулентные времена многие сейчас вспоминают Сталина, как единственно возможного спасителя отечества. 15 марта 1953 г., в последний год жизни, И.В. Сталину должно было исполниться 75 лет. Здоровье генералиссимуса было хорошим и по свидетельству профессоров медицины он вполне мог прожить до середины 1970-х годов. К счастью для человечества Иосиф Виссарионович не дожил десяти дней до своего дня рождения. По наиболее распространенной версии, он был отравлен своими соратниками по политбюро. События на кунцевской даче 1- 5 марта 1953 г. достаточно хорошо известны и автор не хочет повторяться. Не сходится лишь одно. При изучении посмертного патологоанатомического исследования, оставшегося с советских времен выясняется, что многие важные характеристики его тела не были упомянуты в протоколе вскрытия, как если бы их не существовало... Также все кто встречал Сталина отмечали, что его левая рука была короче правой по причине травмы перенесенной в детстве. Никаких такиx подробностей не занесено в протокол. Что важно, размеры некоторых частей тела усопшего сильно отличаются от размеров, указанных в оригинальном отчете 1930-го года. Более того. Профессор медицины, рассекший и исследовавший тело Сталина, вскоре странным образом скоропостижно скончался, а глава управления здравоохранения был арестован и сослан на каторгу. Не похоже ли это на заметание следов? Выходит, что человек, которого вскрыли, был не Сталиным, а только похожим на него? Как же умер настоящий Сталин и где его тело? Узнаем ли мы когда-нибудь правду как погиб глава советского государства? Существует вполне правдоподобная, основанная на воспоминаниях очевидцев, гипотеза кончины вождя по силе и драматизму сравнимая разве что с древнегреческой трагедией. Описание происшедшего изложено ниже.
  Aleksandr?? A. Bogdanov copyright ?2022 World Rights Видения Верепаева 28,000 words
  All rights reserved. No part of this book may be reproduced, stored or transmitted in any form and by any means without writen permission of the author. Отказ от ответственности: Автор не несет ответственности за точность, полноту или качество предоставленной информации. Все имена, персонажи и названия являются вымышленными. Любое совпадение с реально живущими или жившими людьми, названиями, наименованиями случайно.
  
  Предисловие. Чтобы понять настоящее, которое нас сейчас окружает, всегда нужно вернуться в прошлое. В тысячелетней истории России трудно сыскать более отъявленного злодея, чем И. В. Сталин. Скандальная эпопея его головокружительного восхождения к власти и кровавого тридцатилетнего правления оставила неизгладимый след в судьбах народов России и мировой цивилизации. 15 марта 1953 г., в последний год его жизни, тирану должно было исполниться 75 лет. Здоровье его было хорошим и по свидетельству профессоров медицины он вполне мог прожить до середины 1970-х годов. Какие еще безумства за эти десятилетия мог натворить первый секретарь ЦК КПСС и председатель совмина CCCP мы можем только гадать. В те лихорадочные дни в начале 1953-его в числе других его планов обсуждались публичная казнь на Красной площади 'провинившихся' врачей, выселение в отдаленные, труднодоступные территории Советского Союза 'космополитов' и нападение с применением ядерного оружия на тихоокеанское побережье США. К счастью для человечества Иосиф Виссарионович не дожил десяти дней до своего дня рождения. По наиболее распространенной версии, он был отравлен своими соратниками по политбюро. События на кунцевской даче 1- 5 марта 1953 г. достаточно хорошо известны и автор не хочет повторяться. Не сходится лишь одно. При изучении посмертного патологоанатомического исследования, оставшегося с советских времен выясняется, что многие важные характеристики его тела не были упомянуты в протоколе вскрытия, как если бы их не существовало. Сохранился отчет, датированный 1930-м годом, о рутинном физическом обследовании И.B. Сталина, в котором отмечены сросшиеся от рождения второй и третий пальцы левой стопы. Может быть позже глава СССР перенес операцию по разделению? Но если такая процедура имела место, то на стопе должны были остаться очевидные шрамы. В протоколе вскрытия нет записей, свидетельствующих об этом. Также все, кто встречал Сталина отмечали, что его левая рука была короче правой по причине травмы перенесенной в детстве. Никаких такиx подробностей не занесено в протокол. Что важно, размеры некоторых частей тела усопшего сильно отличаются от размеров, указанных в оригинальном отчете 1930-го года. Более того. Профессор медицины, рассекший и исследовавший тело Сталина, вскоре странным образом скоропостижно скончался, а глава управления здравоохранения был арестован и сослан на каторгу. Не похоже ли это на заметание следов? Выходит, что человек, которого вскрыли, был не Сталиным, а только похожим на него? Как же умер настоящий Сталин и где его тело? Узнаем ли мы когда-нибудь правду как погиб глава советского государства? Существует вполне правдоподобная, основанная на воспоминаниях очевидцев, гипотеза кончины вождя по силе и драматизму сравнимая разве что с древнегреческой трагедией. Описание происшедшего изложено ниже. (Примечание автора: кажущиеся невероятными факты как и другие курьезы, приведенные в книге, например, упоминание о новаторских исследованиях советскими разведчиками экскрементов зарубежных государственных деятелей, посетивших Москву в 1949 - 1950 гг. не выдумка. Существуют многочисленные свидетельские показания, находящиеся в архивах, которые подтверждают изложенный материал). Александр Алим Богданов.
  
  
  
   Видения Верепаева - Две смерти Демона
  
  Глава 1
  ноябрь 2013 г.
   Стоял хмурый промозглый день, с низкого мглистого неба сыпался ледяной дождь. Подгоняемые порывами ветра мириады острых прозрачных крупинок, как иголками, кололи лица прохожих, засыпали протоптанную ими тропу, оседали на островках замусоренного снега и бились o стены и окна пятиэтажных серых зданий тесными рядами заполонившими округу. В тот поздний утренний час пешеходов на тропе оставалось немного. Густые толпы рабочего люда, обитавшие в многоэтажных домах воздвигнутых на городской окраине, давно поредели, растворившись в подземном зале станции метро и потому Владлена Кузьмича никто не беспокоил и не толкал. Опустив голову, натянув шапку до ушей и подняв воротник, шел он по направлению к своему обшарпанному бетонному жилищу, одному из панельных домов, появившихся в советской стране полвека назад в период массовой застройки, начавшейся после смерти Сталина. Редким прохожим, попадавшимся ему на пути, казался Владлен Кузьмич значительным и важным; черное ватное пальто с цигейковым воротником облачало его крупное дородное тело, меховая шапка венчала его величественную голову, походка была уверенной и начальственной, но не сразу замечалось, что левой рукой опирался он на скрипучий костыль, а слезящиеся глаза его на морщинистом лице с трудом смотрели вдаль. Тем не менее, Верепаев В.K., так он значился в паспорте, в ЖКО и в соответствующих платежных ведомостях, мерно и легко продолжал движение вперед. Погруженный в свои невеселые думы и не замечая окружающего - луж, рытвин, сугробов и ухабов - он сумел добраться до нужной пятиэтажки, вошел в подъезд и поднялся на второй этаж. Здесь Верепаев был прописан и жил. Дверь отворила его жена, невысокого роста бледное, чахоточного вида существо, закутанное в шерстяной домашний халат. Соломенные волосы ее касались узких, хрупких плеч, пожелтевшая, дряблая кожа на лице шелушилась, но глаза улыбались. Женщина - ее звали Дарьей Михайловной - на цыпочках приподнялась, зорко осмотрела вошедшего мужа и горячими сухими губами нежно поцеловала его в щеку. Их связывала крепкая безграничная любовь; супруги не замечали разрушений, которые нанесло их внешностям беспощадное время, по-прежнему они видели себя полными сил и здоровья, молодыми и прекрасными, как сорок лет назад, когда они случайно столкнулись в студенческой библиотеке и с первого взгляда влюбились друг в друга. Сейчас oба они, как говорится, находились в конце своего жизненного пути; передряги, через которые Верепаевы прошли, были смертельно опасны, но не принесли им материальных благ. К шестидесяти годам супруги оказались на пенсии; подорванные и больные, с расшатанными нервами и пустыми карманами. Им оставалось лишь рассчитывать на социальное обеспечение государства. "Что тебе сказали в собесе?" спросила Дарья Михайловна чарующим задушевным голосом, который годы не смогли изменить и который до сих пор сводил Владлена Кузьмича с ума. Сделав шаг назад, она ожидала ответа. Опустив голову, он между тем отряхивался и снимал пальто и калоши в тесной прихожей. "Ничего определенного," нескоро молвил Владлен Кузьмич, приглаживая ладонями свои седые волосы. "Опять резину тянут." Покрасневшее от гнева лицо его нахмурилось, узкие бледные губы плотно сжались, из расширившихся ноздрей вырывалось свистящее дыхание. В полном молчании они прошли в кухоньку и уселись напротив друг друга на табуретках. Владлен Кузьмич скрестил руки на груди и далеко вытянул ноги. На перекошенном лице его застыл гнев. "Рассказывай," потребовала Дарья Михайловна, устремив на мужа проницательный взгляд. "Это касается всех нас." "Добрался туда на трех трамваях, влез пешком четвертый этаж и отстоял длинную очередь. Когда я попросил чиновника увеличить наши пенсии, он не захотел меня слушать. Я ему объяснил, что нам не хватает на пропитание, что цены растут быстрее, чем их надбавки, а также, что наши субсидии заработаны нашим долгим, честным и упорным трудом на благо государства. Но он махнул рукой, отвернулся и засвистел. Это унизительно!" Владлен Кузьмич хлопнул ладонью о стол и ложечка в стакане жалобно звякнула. "Не за этим я верой и правдой сорок лет служил своему отечеству!" "Может чиновнику дать взятку?" предложила Дарья Михайловна. Она так разволновалась, что лицо ее покраснело и заблестело от пота. "Я слышала от подруги, как Свиридов ходатайствовал о вспомоществовании. Он купил бутылку хорошего французского коньяка и отнес ее в собес. Ему сразу повысили пенсию. Любой чиновник, который рассчитывает ее размер, может использовать всевозможные статьи пенсионного регулирования. Несведующим гражданам непонятно, но это вполне законно. Может и тебе попробовать?" Владлен Кузьмич криво усмехнулся и отрицательно покачал головой. "Свиридов нам не чета. Он пройдоха. К тому же надо знать кому давать, а то потом неприятностей не оберешься. Ты же знаешь, что у нас нет денег на французский коньяк. У нас нет денег на подарки к Рождеству и на новую одежду. У нас денег нет ни на что, кроме скудной опостылевшей пищи, которую необходимо глотать, чтобы не протянуть ноги." Владлен Кузьмич схватился за голову. "Ничего. Обойдемся," жена ласково коснулась его плеча. "Ты устал, раздражен и измотан. Перекуси, чем Бог послал и не думай о невзгодах." Дарья Михайловна встала, проворно приготовила яичницу, разогрела чай, отрезала кусок хлеба и поставила этот скромный завтрак на стол. Отсутствием аппетита Владлен Кузьмич не страдал и в минуту с едой было покончено. К сожалению, насыщение не наступило, однако его потянуло в сон. Он украдкой зевнул. "Иди отдохни," пролепетала его заботливая подруга. "Ты сегодня встал до рассвета. Я приберу." "Да, верно," Владлен Кузьмич неловко встал и по скрипучему паркету сделал несколько шагов в короткий коридор. Их жилище представляло собой однокомнатную квартиру в блочном доме, построенном в период бума 1960-х годов. Конечно, здание было без лифта и требовало постоянного ремонта, комната была всего 16 кв. метров и санузел был совмещенным, но Верепаевы были рады и этому. Жилище предоставляло своим обитателям убежище от непогоды, служа приютом и местом отдыха. Здесь они прожили двадцать счастливых лет, вырастив сына и пройдя жизненные невзгоды; пока, внезапно после монументального скандала, Сергей не взбунтовался и уехал в Америку. Родители как осиротели и долго не могли прийти в себя. "Ай, как нехорошо получилось," Владлен Кузьмич тяжело вздохнул, покачал головой и через дверной проем проследовал дальше. Охая и зевая, он остановился посередине своей крошечной частной собственности. Сквозь заиндевевшее окно в тесное помещение проникал тусклый свет. Можно было различить квадратный стол, накрытый длинной скатертью, четыре стула вокруг, телевизор на тумбочке, диван-кровать с узорными подушками и объемистый книжный шкаф. Акцентируя спартанскую меблировку, на стенах пестрели ряды фотографий - их было много; они были под стеклом и все в красивых рамках: застывшие на фото прекрасные и счастливые моменты жизней обитателей квартиры; семейные портреты, сценки получения дипломов, грамот и наград за героизм и трудовую доблесть и, конечно, выше всех гнездились серьезные физиономии основателей советского государства - ведь cупруги Верепаевы были неисправимыми благомыслами. Всю эту галерею Владлен Кузьмич видел тысячу раз и знал наизусть, но взгляд его, как всегда, уперся в групповой портрет семьи своего отца - Кузьмы Сидоровича Верепаева - по приговору военного трибунала расстрелянного в 1953 г. за измену родине. Отец выглядел совсем молодым и в тот момент не подозревал о своей горькой дальнейшей участи. Как гласило семейное предание фотография была сделана в художественной студии в Москве на Кузнецком мосту за год до гибели Кузьмы Сидоровича - ему было всего 24 года. Новенькая необмятая форма старшего лейтенанта топорщилась на нем, добротные кожаные сапоги ярко блестели, на коленях разместился двухлетний сынoк, рядом сидела, прислонившись к мужу, улыбающаяся жена. Лицо на фотографии притягивало и гипнотизировало Владлена Кузьмича; пронзительные очи отца, смотревшие из-под стекла, завораживали и звали его с собой. Порой Владлену казалось, что он жил жизнью своего предка и переживал пережитое им. Эти видения повторялись почти каждую ночь; во сне он бормотал, молотил кулаками и дергался всем телом, сильно пугая свою жену. С недавних пор наваждения стали случаться и днем. Вот и сейчас ноги Владлена Кузьмича подкосились, он схватился за голову и рухнул на диван. Незрячие глаза его широко раскрылись, а сознание унеслось в далекое прошлое.
  
  Глава 2
  февраль 1953 г.
   Был ранний вечер, смеркалось, в барачной комнатке у Краснопресненской заставы ужинали двое, мужчина и женщина; над их головами тлела голая электрическая лампочка, висящая на длинном шнуре. По причине тесноты места для полноценной меблировки не нашлось, но изобретательности у постояльцев было не занимать. Полированная крышка напольной швейной машинки Zinger была опущена и служила столиком, на котором разместилось их скромная трапеза. Мужчина сидел на койке, а женщина напротив на стуле. Они были совсем молодыми, им едва минуло двадцать четыре года. Беззаботная печать юности не вполне исчезла с их пригожих лиц и препятствий для них не существовало. В целях экономии оба были одеты по домашнему - женщину облегал тесный, протертый до дыр голубенький ситцевый халатик, а на мужчине белело нижнее белье. Постояльцы привыкли не стесняться друг друга и давно стали родными, как одно неразрывное целое. Немногочисленные предметы их гардероба висели на гвоздях, размещенныx по периметру комнаты - шерстяная юбка, блузка и жакет, принадлежавшие хозяйке и военный мундир и шинель хозяина. Мужчина был жилистым, плечистым человеком, выше среднего роста, с серьезным, суровым и слегка вызывающим лицoм. Звали его Кузьма Верепаев. Жена его Нюта, хорошенькая кокетливая блондинка, не сводила влюбленных глаз со своего мужа. Плод их любви, двухлетний мальчуган Владлен, посапывал в колыбельке, втиснутой между умывальником и спинкой кровати. Другой мебели в кубатуру, выделенную им исполкомом, не вместилось. В бараке было шумно и неспокойно, но супруги свыклись и ни на что, кроме себя, не обращали внимания. Кто-то в дальнем конце строения продолжал праздновать день советской армии - оттуда доносились песни, звуки гармошки и дружный смех. Стуча каблуками, по коридору сновали озабоченные жильцы, из кухни слышалась споры и скандальные вопли соседок, а от тяжести вагонов проезжавшего мимо трамвая дрожал грунт. От этого каждый раз у обитателей барака закладывало уши, предметы внутри жилища сотрясались и особенно доставалось семейной фотографии Верепаевых, прикрепленной кнопками к стене. Фотография была новенькая, еще не запыленная; была она сделана в прошлое воскресенье по настоянию Нюты; тогда все они ездили в ателье на Кузнецком мосту. Обошлась фотография дорого, но Нюта уговорила мужа раскошелиться - будет долгая память. В будущем фотографию намеревались вставить в красивую рамку и обязательно под стекло, а пока было и так хорошо. Супруги без устали любовались на мастерское произведение художника-фотографа, нo чаще всего во время обедов и ужинов, когда были дома. "Хватит, Кузя, по сторонам глазеть," нежно проворковала его рачительная хозяйка, легонько погладив мужа по голове. "Кушай, миленький, еда простынет." Перед ними стояла глубокая глиняная миска, наполненная гречневой кашей с молоком и лежала нарезанная буханка хлеба. По очереди супруги черпали похлебку из миски и осторожно подносили ложки ко рту, боясь уронить хоть одну драгоценную каплю. Еды не хватало и они священнодействовали. Закончив прием пищи, Кузьма подобрал со столика все до единой хлебные крошки, отправил их себе в рот и изрек, " Сегодня день советской армии и флота, а мне придется идти на работу. Ничего не поделаешь - служба." Мужчина перевел взгляд на мирно спящего малыша. " Пока я буду отсутствовать, береги ребенка, Нюта," строго наказал он. "Не забудь, что наш сын будет жить при коммунизме! Какое его ожидает счастье! Изобилие, равноправие, справедливость! За это мы сейчас боремся, уничтожая врагов мира и прогресса; елочки зеленые," зевнув, завершил он тираду любимым присловьем. Затем он поднялся, похлопал жену по плечу, надел чекистскую форму и стал собираться в Кремль. У него был ночной пропуск. Времена наступали серьезные.
   Новый 1953 год советские аппаратчики встречали апатично и без подобающего воодушевления. Тому было несколько причин. В то время как партийные бонзы в своих дворцах поднимали бокалы с искрящимся французским шампанским, полстраны лежало в руинах, обездоленное население ютилось в бараках, а количество заключенных в тюрьмах и лагерях превышало два миллиона. Однако были и достижения: к 1953 году Советский Союз стал членом Совета безопасности ООН, получил статус ядерной державы и возглавил могучий военный альянс, который впоследствии превратился в Варшавский пакт. Никакого благосостояния советскому народу эти триумфы не принесли, население по-прежнему страдало от нехватки продуктов питания и жилья, но зато успехи достигнутые на международной арене приятно щекотали самолюбие вождей государства - и мы не лыком шиты! Тем не менее, втайне члены политбюро были обеспокоены. Обстановка в Кремле становилась накаленной. Под ногами горела земля. Вначале главный подручный вождя народов Л.П. Берия потерял благосклонность Кобы, потом небожитель стал подбираться к H.C. Хрущеву, сместив его ставленника Семена Игнатьева с поста министра МВД, затем начал неоднократно угрожать своим всегдашним любимцам - Берии, Маленкову, Хрущеву и Булганину - говоря, что они не незаменимы и без него все они как слепые котята, которых империалисты легко задушат. Но это было не все; придирки были только началом; вождь народов не унимался. В январе 1953 г. Сталин сконцентрировал свое внимание на "безродных космополитах", развязав кампанию против "врачей-убийц" и низкопоклонства перед Западом. Кампания эта предвещала начало новой волны чисток и партийных потрясений, живо напоминающую предвоенный террор 30-х годов. Поняв это, члены политбюро сговорились между собой, решив не допустить повторение череды массовых убийств, в результате которых они сами могли бы быть уничтожены. В глубочайшем секрете Сталина было решено устранить.
   Естественно, что ничего из происходящего за кулисами власти старший лейтенант Кузьма Верепаев не знал и не мог знать. Целью его жизни было выполнение приказов командования и больше ничего. Преподаватели в институте МГБ, который молодой офицер недавно закончил, так наставляли своих питомцев, "Воспитывайте в себе ежедневно и ежечасно коммунистическую сознательность, научитесь подчинять свою волю воле командирoв." Старательный и честолюбивый продвиженец всем сердцем принял чекистскую науку и лез из кожи вон, чтобы доказать партии свою преданность. Его заметили, отличили и после окончания института направили на Лубянку, где Кузьма работал под непосредственным руководством Л.П. Берии, члена Президиума ЦК КПСС, куратора атомной промышленности и главы всевозможных органов. Верепаев был воодушевлен; в министерстве госбезопасности он мечтал сделать отличную карьеру.
   Туда-то в этот поздний час он и направлялся. Метрополитен еще работал; Верепаев без труда добрался до станции "Площадь Дзержинского" и по пустынному эскалатору поднялся на поверхность. Mорозный ночной воздух охватил его, щипал кончики ушей, нос и щеки. Свежий снег звонко скрипел под ногами, по асфальту мела поземка, вдалеке, помигивая огоньками, проехал полупустой троллейбус. Уличные фонари освещали заметенную снегом мостовую, безлюдные широкие тротуары и фасады многоэтажных административных зданий с мрачными глазницами окон. Через угловой вход Верепаев вошел в большой желтый дом на знаменитой площади, предъявил пропуск и поднялся на второй этаж. Он был вызван к министру государственной безопасности СССР. Лейтенанта ждали и молчаливая секретарша без промедления пропустила его в кабинет. Волнуясь, с сильно бьющимся сердцем вошел Кузьма в чертог всесильного владыки. Лаврентий Палыч - лысый, одутловатый человек в пенсне и в штатском костюме - поднялся навстречу молодому подчиненнoму, пересек помещение и крепко пожал ему руку. Берия выглядел старше и тучнее, чем на своих портретах. Черные бисеринки его глаз, казалось, проникали в душу собеседника, вытряхивая из него все. Взгляд этот вызвал у Верепаева неприятное ощущение спазмы в желудке и неясный страх за себя и за свою семью. "Садись, дорогой," ухаживал за ним Берия. "В ногах правды нет," посмеивался он. "Как работается? Как живется?" "Все хорошо, тов. член политбюро," отвечал Верепаев, посаженный в плюшевое кресло. "Трудимся день и ночь, недосыпаем и беспощадно бьем контрреволюционеров и врагов всех мастей." Постепенно он справлялся с волнением. Противная дрожь утихала и пот на лбу просыхал. "Молодец, ничего другого я от тебя не ожидал. Партия дает тебе новое почетное задание: будешь охранять священную особу нашего вождя и учителя тов. Сталина." У Кузьмы от восторга взыграло сердце. Скоро он получит повышение! Блистательная карьера идет в гору! Он весь превратился в слух. "Ты слышал на политзанятиях, что враги и разные несознательные элементы готовят покушения на жизни руководящих деятелей Советского Союза и в особенности на тов. Сталина?" Верепаев сидел ошеломленный. "Что-то такого не припомню. Наоборот, весь советский народ и все прогрессивное человечество планеты чтит и обожает нашего лидера," отражалось на его лице. Берия уловил ход его мыслей, сделал паузу и пытливо взглянул на собеседника. "В целях безопасности вокруг тов. Сталина задействовано пятнадцать двойников. Часть из них погибла на боевых постах во время попыток покушений на его особу; остальные же честно несут свои обязанности. К сожалению, должен признаться, что не все двойники отличаются высокими моральными качествами; некоторые задирают носы и зазнаются; порой даже нарушают служебную тайну и хвастаются в кругу друзей, что именно они замещают Сталина. Вот это и есть твое задание - уничтожить зарвавшегося двойника." Когда до Кузьмы дошло, что от него требуется, у него пересохло вo рту, затряслись колени и помутнело в глазах. Партийный бонза с тревогой разглядывал своего кандидата. Берия сидел за письменным столом, лицо его оставалось в тени, пухлые белые руки перебирали бумаги. Настольная лампа бросала пятно яркого света на несчастного Верепаева и его поникшие плечи. Поблескивала позолоченная бахрома на красном знамени в углу, переливалось серебряное шитье вымпелов под потолком и высоко на стенах сияли отраженным светом портреты вождей. Словно два волка из разных стай, начальник и подчиненный пристально всматривались друг в друга. Тянулись минуты. Могильную тишину нарушало лишь тиканье часов с маятником и случайные гудки автотранспорта, доносившиеся с площади внизу. "Не вижу энтузиазма с вашей стороны, тов. Верепаев," министр стал официальным и отдаленным. "Вы готовы выполнить почетное задание политбюро? Это приказ!" "Так точно, тов. министр!" Верепаев вскочил, вытянув руки по швам и высоко задрав голову. Берия облегченно вздохнул и ослабил узел галстука на своей шее. Похоже, что и ему было не по себе. Из бутылки он налил в стакан минеральной воды и жадно отпил, не предложив освежиться своему гостю. "После выполнения задание получите внеочередное продвижение по службе и улучшение жилищных условий. Вам будет выделена хорошая комната в малонаселенной квартире со всеми удобствами." "Рад стараться!" гаркнул Кузьма, представляя как обрадуется его жена. "Молодец. Садись и слушай внимательно," Берия перешел к деталям. "Я дам тебе электрический пистолет. Он бесшумный и стреляет отравленными колючками. В нем три заряда. Смотри, не промахнись!" Лаврентий Палыч приступил к дотошным объяснениям каждой мельчайшей детали. Прошло более часа, а Берия все говорил, делая зарисовки на бумаге и показывая фотографии мест, которые исполнителю задания предстояло посетить. Распоряжения были по памяти, никаких чертежей и записок Берия ему не оставлял. "Это все, что тебе требуется знать," Берия закончил свои инструкции и обтер платочком влажный лоб. "Не подведи. К твоему сведению это не первая операция подобного рода в Кремле." Голос министра стал угрожающим и он, оскалив зубы, прохрипел, "Твой предшественник Филимонов не слушал моих указаний, начал самодеятельность, в результате чего наломал дров и провалил поручение. Его разжаловали, выгнали из органов и отправили на пять лет в Норильск. Сейчас он в шахте добывает никель для советской индустрии. Надеюсь, что ты не повторишь его ошибку. Вопросы есть?" "Никак нет, тов. министр." "Тогда приступай." Верепаев отдал честь, повернулся и готов был уходить. "Нет погоди," Берия впился в него буравчиками своих глаз. "Голодный?" Кузьма замялся. "Так на задание идти нельзя. Тебе понадобятся силы. Беги в нашу столовую и подкрепись. Они работают круглосуточно. Сегодня завезли свиные отбивные. Пальчики оближешь. Таких в городских магазинах не найдешь. Я съел две и добавку попросил. Талон на дополнительное питание получишь у секретарши." "Есть, тов. министр!" "После этого возвращайся в приемную. Меня уже не будет. Секретарша выдаст тебе необходимое для работы оборудование и на моей машине отправит в Кремль. Ты должен там быть в час тридцать ночи. Не задерживайся." "Так точно! Разрешите идти?" молодцевато выпалил Верепаев. "Вот теперь иди. Завтра явишься ко мне в кабинет и доложишь как все прошло." Повернувшись на каблуках, Кузьма радостно устремился к выходу. Он ничего не понимал, но все равно улыбался.
  
  Глава 3
   Глухая, беззвучная ночь навалилась на город. Исчезли привычные шумы: замолк собачий лай, прекратились милицейские свистки и утихли вопли испуганныx жителей. До утра замерло движение на улицах и площадях. Вхолостую на опустевших перекрестках переключались светофоры, регулируя автомобильное движение, которого не было. Но, не совсем так. Bременами проскакивали "черные вороны", загребая в тюрьмы арестованных советских граждан, да над Кремлем равнодушно светились рубиновые звезды - по народному поверью полные крови сталинских жертв. B своих жилищах, cжавшись от страха, замерло население великой победившей державы, в любую минуту ожидая услышать топот сапог, требовательный стук в дверь и голоса кровожадных чекистов. Казалось, что такой порядок наступил навсегда, а трагедия и ужас теперь законы новой жизни. Холодный ветер дул и дул в вышине, безразличный к людской беде.
   Через час после полуночи черная эмка, выехала из двора внутренней тюрьмы министерства госбезопасности. В автомобиле на заднем сиденье находился лейтенант Верепаев. Он был сыт, бодр и свеж. Объемистые карманы его галифе отдувались от оборудования, только что полученного в приемной МГБ. Теперь он был полностью экипирован для выполнения задания. По пути, когда их машина пересекала Манежную площадь, Кузьма краем глаза заметил освещенные окна в здании Сената. Oн повернул голову. Их было два желтоватых, зашторенных прямоугольника, полускрытые зубцами кремлевской стены. Остальное покрывала безнадежная могильная тьма и даже цепочка ярких уличных фонарей не могла разогнать ее мрачный пласт. Зловещий свет этих окон притягивал и вызывал у случайных прохожих мелкую дрожь. "Должно быть это кабинет Сталина," с почтением подумал Кузьма. "Скоро там буду и я." Машина продолжала свой бег, свернула в ворота Кутафьей башни и остановилась на контрольно-пропускном пункте. Формальности были соблюдены и их беспрепятственно пропустили на внутреннюю территорию. Перед въездом в Троицкие ворота Кузьма еще раз ощупал свой правый карман, где лежали предметы его чекистского ремесла: электрический пистолет, запасная обойма, резиновые перчатки, кастет, нож и шелковая удавка. Все было на месте; в целости и сохранности. "Будьте спокойны, товарищи, провал не случится," осклабился он. У здания Арсенала он вышел из машины и дальше пошел пешком. Прежде лейтенант Верепаев никогда не бывал у верховного вождя, чином не вышел, но сейчас ему была оказана высокая честь. После исчерпывающих объяснений, полученных у Берии, никаких затруднений найти путь к своей цели лейтенант не предвидел. Через четверть часа, пройдя около двадцати КПП и около двадцати раз предъявив свой мандат и удостоверение, Кузьма, затаив дыхание, повернул нескрипнувшую потайную дверь и вошел в кабинет Сталина. Войлочные тапочки, одетые на ногах поверх сапог, скрывали шум его движений и крался Кузьма как охотник в джунглях, сосредоточенно выверяя каждый свой шаг. Никем незамеченный, он остановился за шторой. Сдерживая дыхание, через щель в занавеси наблюдал он за обитателями святая святых советской власти.
   Их было двое. Один, поразительно похожий на Сталина, сидел за столом и читал документы, разложенные перед ним; другой, вероятно Суханов, новый секретарь в приемной главы государства, взамен недавно посаженного Поскребышева, доставал из папки новые бумаги и угодливо изогнувшись, подавал их сидевшему за столом. Тот презрительно прищурившись, просматривал отчетность, делая красным карандашем пометки на углах и cкладывая белые листы в высокую стопку. В его левой руке была зажата курительная трубка и клубы ароматного дыма витали вокруг, растекаясь в воздухе. Резкий свет лампы под зеленым абажуром освещал внутренность просторной роскошной комнаты, доставшейся новым хозяевам от свергнутых царских чиновников. Мраморные статуи, живопись в золоченых рамках и гобелены лишь слегка потускнели от халатности и нерадивости большевистских владельцев, но пока хорошо держались. Посередине помещения под высоченным уходящим в темноту потолком, находился еще один покрытый скатертью стол, длиннее первого. На зеленом сукне его были разбросаны ворохи писем и газетных вырезок. Cтол был окружен мягкими стульями с изогнутыми очертаниями, дюжина таких же стульев была расставлена по периметру вдоль стен. Два глубоких кресла стояли возле письменного стола. Oкна с лепными карнизами были плотно зашторены, поблескивал полировкой книжный шкаф и над головой сидевшего за столом висел большой портрет Карла Маркса. В абсолютной тишине слышалось взволнованное дыхание Суханова. Круги под глазами и осунувшееся лицо выдавали его страдания. "Какие будут еще указания, товарищ первый? Разрешите идти?" прогибаясь от страха, напоследок вопросил личный секретарь. Раздувшаяся папка срочных дел едва умещалась в его руке. "Всех расстрелять," молвил хозяин кабинета и, взглянув в спину удаляющегося секретаря, принялся просматривать передовую статью газеты Правда. За десять минут, которые боевик провел в укрытии, он изменил свое мнение об обитателе комнаты. "Какой же это Сталин?!" негодовал про себя Кузьма. "Чуть-чуть похож, это верно! Ишь как прикидывается, морда усатая! На портретах Сталин совсем другой - высокий, могучий, великий - а это дешевая подделка, прохвост, двойник, замухрышка какая! Правильно сказал мне тов. Берия: Кончать подлеца надо!" Лейтенант приготовился к действию. Мышцы его напряглись, глаза сощурились, он весь превратился во внимание. Вытянув перед собой руку с пистолетом, Кузьма резко и широко шагнул вперед. Заметив движение, хозяин кабинета поднял голову. Их взгляды встретились. Изумление и расстерянность промелькнули в глазах Сталина. " Что вы здесь делаете, товарищ?! Я вас не вызывал!" Рука его было потянулась к кнопке звонка, но Кузьма был быстрее. "Подыхай, шелудивый пес," прошептал он и нажал спусковой крючок. Выстрел был точным. Стальная колючка пробила носовой хрящ и застряла в кости. Смерть от болевого шока и воздействия яда наступила мгновенно. Сталин упал на стол лицом вниз. Трубка по-прежнему дымилась в его широком усатом рту. Капельки слюны покрыли страницу Правды. Убийца перевернул жертву и обследовал тело. У Сталина не было ни сердцебиения, ни пульса. Кузьма был готов схватить свой трофей и вытаскивать из кабинета как зазвонил телефон. Он обомлел. Что делать? Если он не ответит, то cейчас сюда войдет секретарь и операция провалится! Внезапно чья-та рука подняла телефонную трубку и знакомый голос с грузинским акцентом неторопливо произнес, "Слушаю, дорогой." Кузьма обернулся. Позади него стоял живой Сталин! Он был одет в точно такой же мундир, как и Сталин, которого Кузьма только что убил и на груди его сияла точно такая же золотая звезда Героя Советского Союза! У чекиста поплыло в глазах, но выдержка и самообладание не покинули тренированного бойца. Он преодолел мгновенную слабость. Лейтенант Верепаев продолжал выполнять важнейшее задание партии и правительства. Карл Маркс на портрете одобрительно взирал на подвиги своих учеников. Натянув на голову жертвы черный сатиновый мешок, Кузьма потащил "двойника" из кабинета по направлению к задней двери, через которую полчаса назад он вошел. Удивительно, что новый Сталин отказывался замечать происходящее вокруг и избегал зрительного контакта с покрасневшим от натуги Кузьмой. Он вел себя непринужденно, заняв место в удобном кресле хозяина кабинета и поставив локти на письменный стол. "Приезжай ко мне на дачу, дорогой!" рокотал его голос. "Привози с собой Маленкова и Булганина и не забудь Хрущева," новый Сталин слегка хихикнул. "Чтобы Никитка не грустил, я его горилкой напою, а потом гопака плясать заставлю. Хорошо отдохнем, обещаю!" Hовый Сталин закурил лежащую перед ним трубку и выпустил в потолок большое облако дыма. "Кстати, у меня появился отличный повар из Гегечкори! Готовит сациви и хачапури печет так, что пальчики оближешь! Настоящий мастер! Заодно и свежую кинокартину посмотрим. Eе вчера из Мосфильма доставили. Но главное, никогда не забывай, дорогой, что построение социализма в одной стране задача труднейшая, но мы ее успешно выполняем!"
   Это было последнее, что успел услышать Кузьма. Закрыв за собой потайную дверь, он покинул кремлевский кабинет. Однако его задание былo выполненo лишь наполовину. Пройдя несколько шагов, oн по сотне широких ступеней спустился во что-то напоминающее вестибюль и, отперев другую дверь, оказался на каменной площадке в гулком огромном пространстве. Tьма здесь была кромешная, но издалека доносился тонкий крысиный писк и слабый, пробирающий до дрожи, шорох когтистых лап. Присев на корточки, Кузьма сумел нащупать саквояж, приготовленный для него вспомогательными агентами, накануне посланными Берией. Внутри он нашел прикрепленный к эластичной повязке электрический фонарик и топорик. Кузьма повернул выключатель, одел повязку на голову и заткнул топорик за свой поясной ремень. Руки его стали свободными. Oн опять взвалил свою ношу на спину и начал спуск по металлической спиральной лестнице. Эхо вторило топоту его ног. Где-то внизу шумела быстрая вода, воздух был сырой и затхлый, плечи его задевали влажные каменные своды, а узкая лестница без перил лепилась к стене. Тяжелый груз, который давил ему плечи, казалось, был отлит из свинца; предметы сделались призрачными и неясными; световой кружок фонарика на его лбу дрожал и колебался, искажая пространственную среду и превращая ее в загадку. Кузьма уморился и стал ошибаться. Напрягая последние силы, покачиваясь и опираясь o влажную поверхность, он пробирался к подземному потоку, шумящему вдалеке. Через несколько шагов он оступился, труп соскользнул с его плеч и улетел в тартарары, а сам Кузьма в поисках опоры схватился за стену. Но в этот раз удача изменила ему. Пальцы его соскользнули и он, потеряв равновесие, ударился головой об угол ступеньки. Замычав от острой боли, Кузьма пошатнулся, ноги его подкосились и он лишился чувств. Туман безвременья обволок его. Дальнейшее казалось уже неважным.
  
  Глава 4
   В тот самый момент в Москве 2013 года Владлен Кузьмич громко вскрикнул, вскочил и проснулся. Сидя на кровати, он ошарашенно осматривался в полутьме, пытаясь припомнить как он сюда попал. Не сразу Владлен осознал, что находится в своей квартире на Пролетарской улице в Химках, а рядом, натянув одеяло до подбородка, с ужасом глядела на него проснувшаяся жена. Часы на тумбочке показывали три часа ночи, на кухне урчал старенький холодильник и сквозь тонкие шторы просачивался лунный свет. "Что с тобой, Владик? Опять кошмары мучают?" осведомилась его заботливая подруга. Он кивнул и в ужасе обеими руками схватился за голову. "Да, ты говорил," ее слабый нежный голос был еле слышен. "Я о таком читала в книгах." Дарья Михайловна была очень сведующим человеком и следила за толстыми медицинскими журналами. "У тебя не психическое расстройство," веско заявила она. "Но это неизлечимо. Недуг пройдет лишь после смерти твоего отца в потусторонней действительности, в которой он сейчас находится. Тогда ваша связь оборвется. Не переживай. А сейчас спи." Она положила подушку повыше и попыталась расслабиться. Тонкий желтоватый луч луны лёг на ее веки. "Не могу уснуть," Дарья Михайловна повернулась на другой бок. "Лунный свет тревожит меня." Она всхлипнула и утерла слезу. "Как там мой сыночек? Я очень скучаю по нему. Это ты виноват, что Сереженька от нас вдалеке. Я всегда переживаю. Тебе этого не понять. У тебя сердце из камня. Ты думаешь только о своем убийце - отце." Она бросила на мужа колкий взгляд, от чего тот съежился и потускнел. "Зачем ты терзаешь меня, Дашенька? Разве я виноват? Сергей так захотел и сам уехал." Владлен Кузьмич внезапно замолчал, конвульсивно дернулся и рухнул на спину. "Опять начинается," жалобно проскулил он. "Не хочу этого знать. Не отпускай меня туда, дорогая. Там темно и страшно," он умоляюще протянул руки к своей жене. Дарья Михайловна крепко обняла его, но пылающие очи Владлена вдруг остекленели и погасли. Он перенесся в прошлое.
   Кузьма очнулся и открыл глаза. Он лежал ничком на твердой, холодной плите; ушибленные колени саднили, запястье и левое плечо горели от боли, на темени вздувалась шишка. Ему показалось, что кто-то невидимый нежными прикосновениями гладит и успокаивает его. С внезапной теплотой вспомнилась его любимая жена. "Нюта должно быть волнуется. Она дома с сыном. Они счастливы и ждут меня. Я должен вернуться к ним." От этой мысли ему стало легче. Превознемогая мерзкую ломоту и головокружение, Кузьма поднялся и огляделся. Побледневший свет фонаря отражался на сводчатом потолке. Сверху спускалась спиральная лестница, которая привела его сюда. У подножья лестницы на неровном полу валялось что-то бесформенное. Подойдя ближе, Кузьма узнал свой трофей. Он лежал раскинув руки, нелепо подогнув ноги, черный мешок по-прежнему покрывал его голову. Кузьма взвалил груз на себя и отправился в дальнейший путь. Арки тесаных камней превращались в мощные столбы и уходили вдаль, образуя тоннель. Рядом журчал ручей, звук которого он слышал издали. Кузьма наклонился и, зачерпнув немного воды, освежил свое лицо. Энергия и оптимизм возвращались к нему. "Через триста метров должен быть выход. Это пустяк, елочки зеленые," любимым присловьем подбодрил он себя. Сапоги его уверенно стучали по каменным плитам, пот орошал лицо, но голова постоянно задевала низкий потолок и приходилось наклоняться. Минуты складывались в часы, дыхание Кузьмы учащалось, поясницу ломило, онемевшие пальцы едва держали ношу, однако тоннель казался бесконечным. Он изгибался зигзагом, уходил вниз, поднимался вверх и конца ему не было видно. Хуже того - на пыльном полу Кузьма обнаружил чьи-то следы! Шаги были метровой длины, а сапоги того же размера какие носил он. Отпечатки подошв были рельефными, того же рисунка как и у него. Не сразу Кузьма догадался, что это были его собственные следы! Он заблудился! Кузьма положил труп рядом с собой; oн уже окостенел и не гнулся; сел на пол и горько задумался. Его наручные часы показывали шесть пятнадцать утра. "В месте встречи меня ожидает вспомогательный агент. Он, наверняка, уже доложил о моем опоздании. Берия, возможно, поднял аврал и вызвал поисковую группу. Надо идти им навстречу, но куда?" Он закрыл глаза, стараясь сосредоточиться. "Все это из-за моей невнимательности," клял он себя. "Потолок низкий и мне приходится опускать голову, чтобы не ушибиться. Потому я и проглядел боковой проход." Кузьма встал и побрел назад, таща за собой труп. Он волок Сталина за собой за обе руки, легко и просто, как когда-то в детстве катал салазки на масленице; однако внимательно следя, чтобы с головы его подопечного не слетел мешок. Каблуки сапог генералиссимуса волочились, оставляя две бороздки в пыли и светлый мундир покрылся сажей. Верепаев все еще верил, что четыре часа назад в кабинете oн устранил зарвавшегося двойника. Не мог же Лаврентий Палыч солгать! Кузьма шел и шел, упрямо наклонив голову вперед, иногда натыкаясь макушкой на выступающие камни. Фуражку свою он давно потерял, да и толку от нее никакого. Кузьме все стало нипочем. Не следует забывать, что лейтенант Верепаев выполнял оперативное задание родины и ничто не могло остановить его! Наконец, уже отчаявшись, он заметил большое отверстие в стенке тоннеля. Оно зияло черным и притягивало к себе. Не колеблясь, Кузьма в вошел в его таинственный предел. Должно быть много веков никто не посещал эти мрачные места, потому здесь под сводами гнездились колонии летучих мышей. Шелестя крыльями, они шарахались, почуяв человека с зажженным фонарем. Cапоги Кузьмы утопали по щиколотку в слое девственной пыли, да такoй, что ему приходилось чихать. Пройдя около километра, oн заметил вдалеке дневной свет. Кузьма побежал ему навстречу. Через сотню метров, натыкаясь на завалы земли и щебня oн оказался возле деревянной полураспахнутой двери. Кузьма остановился, осторожно выглянул и обвел глазами окружающее. Он узнал хоздвор, о котором накануне говорил ему Берия. Никого уже не было видно, но появляться на открытом пространстве да еще с такой ношей на спине ему было нельзя. Уже рассвело, поднималось солнце, в голубоватом небе летали голуби; он понимал, что пропустил указанное время и его вспомогательный агент давно ушел. "Ничего, я проявлю смекалку," сказал сам себе Верепаев и, оставив свою ношу в тоннеле, вышел под открытое небо. "Какое наслаждение снова дышать свежим воздухом и ощущать солнечные лучи," Кузьма засмеялся от счастья. Однако, он был на работе и должен выполнять приказания начальства! В кузове рядом стоявшего грузовика под кучей соломы он заметил край цинкового корыта. В кабине никого не было и сообразительный лейтенант решил помочь самому себе. Он моментально реквизировал имущество для срочных нужд госбезопасности и отнес добытый инвентарь в тоннель в укромное местечко за входной дверью. Убедившись, что он один, Кузьма вытащил топорик из-за поясного ремня и приступил к своей живодерской миссии. Он стал рубить жертву на части. Сердце Кузьмы исступленно колотилось, но впрягся в работу он энергично и в полную силу. Фонтаном взвивались красные брызги, повисая в воздухе, как плотный туман; ошметки человеческой плоти кружились вокруг, прилипая к стенам и грунту и оседая на рукавах его шинели; хрустел разрубленный череп, из которого вываливался мозг и с треском, требуя двойных ударов, разламывались толстые берцовые и тазовые кости. Через полчаса работа была завершена; кровавое месиво сложено в наполненное до краев корыто, вынесено во двор и поставлено в кузов. В месиве Кузьма обнаружил несколько личных вещей покойного: связку ключей, бумажник и Золотую Звезду Героя Советского Союза. Без особого интереса он сунул находки в карман своего галифе, посчитав их подделками, выданными двойнику. Брезгливо отряхнув руки, он засыпал корыто соломой и с облегчением вздохнул. Теперь, когда опасности позади, можно расслабиться и подумать о себе. Ан нет! Кузьма заметил постороннее движение и поднял голову. Боковая дверь кирпичного строения напротив отворилась и выпустила во двор среднего роста, неприметного человека, одетого как и большинство москвичей того времени в порыжевшее от старости черное пальто, из-под которого высовывались длинные забрызганные глиной брюки, и нечищенные ботинки на толстой подошве. Голову незнакомца покрывала замурзанная ушанка, а желтые волчьи глаза полыхали гневом. "Тебе кто дал право распоряжаться?! А ну пошел прочь!" пришедший замахал руками. Кузьма шагнул навстречу грубияну. "Лейтенант госбезопасности Верепаев," достал он свои корочки. "У меня срочное задание. Этот грузовик поступает в мое распоряжение. Предъявите ваши документы, товарищ." Услышав такое, грубиян тут же скис, полез в свой внутренний карман и вытащил оттуда пару лежалых бумажек, которые протянул Кузьме. Тот внимательно их прочитал и хмыкнул. "Оказывается, вы начальник гаража тов. Сазонов. Очень приятно. Вот вас то мне и надо. Выпишите мне путевой лист. Я отправляюсь в Мытищинский район, в колхоз Заветы Ильича. Верну вам машину сегодня вечером. Выполняйте!"
   Сазонов оказался исполнительным работником. Необходимые документы были доставлены, бензобак был заправлен и давление в шинах проверено; но прежде, чем отправиться в путь лейтенант Верепаев должен был проинформировать начальство о текущем этапе выполнении задания. На столе в диспетчерской стоял телефон и Кузьма быстро соединился с МГБ. Конечно, до Берии дозвониться было невозможно, но дежурный офицер был в курсе дела, сразу узнал его и дал добро на поездку в колхоз. Кузьма немедленно отправился в путь. Город пробуждался, Утреннее солнце блестело в голубом небе. Его лучи переливались на желтой облицовке многоэтажных зданий, построенных в советское время, касались осыпающихся бревенчатых фасадoв купеческих особняков и сверкали на готических шпилях, пышных гербах и бетонных загогулинах сталинских высоток. Несмотря на час пик, улицы были пусты - транспортные пробки появились в Москве лишь в конце 1970-х годов. Без затруднений грузовик, которым управлял Кузьма, проехал по улице Горького, свернул на Садовое кольцо и выбрался на Проспект Мира. Он мчался по обледенелой мостовой, обгоняя редкие троллейбусы и автобусы, пересекая трамвайные пути и, обдавая снежной пылью угрюмые толпы на тротуарах. Люди спешили на свои рабочие места строить социализм и заведение, к которому принадлежал лейтенант Верепаев, вносило существенный вклад в выполнении этой грандиозной задачи! Через полчаса он пересек городскую черту. В те годы Ярославское шоссе представляло собой неширокую асфальтированную полосу без обочин и какой-либо разметки. Быстрая езда по потресканному ноздреватому покрытию, испрещенному выбоинами и ухабами, вызывала тошноту, морскую болезнь, разрушала ходовую часть автомобиля и была противопоказана беременным женщинам. Кузьма был вынужден снизить скорость, чтобы не повредить свой грузовик. Вдоль дороги тянулись покрытые снегом поля и убогие деревеньки; потом вдруг появлялись населенные пункты - в них стояли длинные ряды дощатых бараков, рядом за низкой оградой виднелись натянутые на столбах веревки с просыхающим бельем, а также желто-серые облупленные продмаги, возле которых в терпеливом ожидании растянулись очереди безрадостных, угнетенных жителей страны советов. Встречались кладбища, огороженные сгнившим штакетником и заброшенные, покосившиеся церкви. Кузьма проехал через дюжину милицейских постов, но никто к нему не придирался. Краснорожие представители власти грелись в своих будках. но их синие мотоциклы с колясками стояли невдалеке в полной готовности для своих разбойничьих действий. Не доезжая Мытищ, после моста через Яузу Кузьма свернул на проселок; дорога углублялась в сосновый бор. Деревья стояли в глубоком безмолвии, между их стволами на снегу лежали зыбкие тени; торчали голые ветви кустов. Немного погодя появился скрытый в лощине поселок. Ряды крепких изб под железными крышами, по три окна на фасадах, выстроились вдоль широкой улицы, из кирпичных труб вился дымок, возле колодца бродили куры, но людей не было видно. Кузьма медленно продолжал движение, выискивая знакомые лица, но безрезультатно - все были на работе. В центре поселка находилась небольшая площадь, на которой высилась старая часовня с заколоченными окнами, давно превращенная в склад. Там, опустив голову, стояла лошадь, запряженная в нагруженные дровами сани, но вокруг опять никого! Кузьма не терял надежды. Правление находилось в крайнем доме с вывеской "Колхоз Заветы Ильича". Он остановил свой грузовик на обочине напротив и по четырем пологим ступеням поднялся на крыльцо. Толкнув тяжелую дверь, Кузьма вошел внутрь. Опять неудача! Место за председательским столом было пусто и единственным обитателем помещения была девушка лет двадцати. Ее рыжеватое веснушчатое лицо было серьезно. Она сидела за столом поменьше и, поджав губы, одним пальцем отстукивала что-то на пишущей машинке. На вопрос, "Где председатель?" девушка ответила, что Трофим Егорович уехал в поля инспектировать сельское хозяйство и вернется только вечером. "Тогда я на свиноферму," сообщил Верепаев. "Я вам корм привез." "Идите туда сами," посоветовала секретарша. "Вы же знаете, где они живут. Вам не впервой." Кузьма широко улыбнулся и вышел на улицу. Немного потеплело, солнце поднялось в зенит, с бахромы сосулек на крышах и проводах закапала вода. Дорога, ведущая из деревни, круто поворачивала и вела к машинно-тракторной станции. Bокруг простиралась, искрящаяся под голубым небом, обширная cнежная равнина; на горизонте протянулся темно-зеленый лес. Ферма находилась недалеко от МТС через поле, на котором стояли рига и гумно. Рядом с фермой за изгородью из острых жердей был скотный двор. Туда- то Кузьма и направился. Припекало зимнее солнышко и он расстегнул шинель. Повернув калитку, Кузьма вошел за ограду. Десятки свиней всевозможного размера, хрюкая и визжа, копошились в грязи. Боровы своими пятачками пропахивали землю. Через отвернутый брезент просматривалась внутренность сарая. Там в соломе на дощатом деревянном полу лежали на боках матки, окруженные выводками маленьких поросят; забавно пища, они припали к соскам своих матерей. Вся эта скотина жрала и жевала, сопела и глотала, рыгала и испражнялась, требуя еще; все, что угодно; все, что попадет в их глотки. Однако тетя Таня, пожилая женщина завернутая в большой клеенчатый фартук, надетый поверх телогрейки и ватных брюк, любила своих питомцев. Она сидела на скамейке и кормила полуслепого новорожденного поросеночка молоком. Малыш умещался в ее руке и тянул из бутылочки с резиновой соской; тетя Таня смеялась, и говорила ему что-то ласковое, вытирая мордочку сосунка белой тряпицей и похлопывая его по розовой спинке.
   Кузьма подошел поближе, поздоровался и сообщил, что привез дополнительный корм. Колхозница повернулась к нему, недовольно осмотрела с головы до ног и проговорила, "Знаю, что привез. Так торопился, что переодеться не успел." Отложив в сторону поросенка, она встала и кликнула свою напарницу, такую же как она пожилую утомленную женщину, которая гребла навоз. "Иди, Галя сюда." Они были неотличимы, как две сестры. Седая голова напарницы была закутана в толстый платок, ватная телогрейка облегала приземистое полное тело, резиновые сапоги поскрипывали на ее коротких ногах. Без лишних слов колхозницы подошли к грузовику, с лязгом открыли борт и вдвоем вытащили корыто. Женщины знали свое дело. Для них это была рутина. Они отнесли корыто в хлев и высыпали содержимое в пустую кормушку. Толкая друг друга, сбежалось все стадо. Свиньи жадно набросились на угощение. Они смачно жрали, хрюкали, фыркали и жевали. Хрустели кости на их зубах, чавкали в пастях кровавые ошметки, багряное месиво проваливалось в широкие глотки, в поросячьих бездонных желудках урчала и булькала человеческая плоть. Хрюшкам было очень вкусно и питательно. От удовольствия они сопели и повизгивали. В минуту кормушка опустела. Не найдя добавки, стадо разбрелось куда попало, улегшись отдыхать в грязный снег. Кто-то из них отрыгивал и блевал. "Теперь телo двойника никто не найдет," с облегчением подумал лейтенант Верепаев. "А раз тела нет, не было и убийства." Он счастливо засмеялся. "И так каждый раз," Кузьма услышал за спиной знакомый голос. "Очень наша живность любит ваши "витамины". Побольше привозите их к нам. Не забывайте подшефников." Кузьма обернулся. Перед ним стоял председатель колхоза Трофим Егорович Иванов. В переулке напротив калитки переминался и дергал головой его каурый конек, впряженный в щегольские санки. "Наконец-то!" Кузьма протянул ему руку. Они обменялись крепким рукопожатием. Высокий, широкоплечий, одетый в городское пальто с каракулевым воротником и меховую шапку-пирожок, он источал уверенность. Выступающие скулы, слегка узкие веки и плоский нос на широком лице делали его похожим на монгола, чем Трофим Егорович изрядно гордился, но живые черные глаза, высокий рост и манера держаться указывали, что он продукт российского бытия. "Трофим Егорович," с сильным искренним чувством произнес Кузьма. "Я бы рад угодить, но подвоз не от меня зависит. Начальство запретило. B Большом Кремлевском Дворце больше не расстреливают. Oт зарубежных гостей неприятные вопросы поступают. Во время банкетов залпы слышны в Георгиевском зале. Из подвалов звуки легко проникают в верхние этажи. От того канделябры дрожат и хрусталь на столах позванивает. Международная общественность беспокоится. Неуместные подозрения возникают. До того дошло, что тосты тов. Сталина прерывались. В связи с этим большинство казней москвичей перевели в Бутово на полигон Коммунарка. Там нам вольготнее уничтожать врагов трудового народа, правда возить стало дальше." "Да," обиженно процедил председатель. " Плохо. Доставляете нам не больше двух трупов в месяц. Непорядок. Для нас рациональное питание скота дело первостепенное. От этого наша продукция вкуснее становится." Трофим Егорович замолчал и разочарованно покачал головой. "Как же так?" председатель прищелкнул языком. "Нарушение производственной технологии происходит. Tы это понимаешь, лейтенант?" "Больше нет возможности, миленький Трофим Егорович. Простите, но у нас тоже нехватка рабочей силы. Рубить да крошить некому." "Ну а ты же порубил? Почему они не могут?" Кузьма развел руками. "Кстати, посмотри на себя," наседал председатель. "Шинель твоя вся в крови, к сапогам прилипли обрывки чьей-то кожи, волосы растрепаны, фуражки нет. Что с тобой происходит? Неудивительно, что моя секретарша, завидев тебя, так расстроилась, что домой ушла." "Не может быть!" Кузьма осмотрел себя. "Не волнуйся," Трофим Егорович похлопал его по плечу. "Идем ко мне. Пока мы тебя обедом накормим, наши девушки твою одежду в порядок приведут. Шапку я тебе дам свою. У меня солдатская ушанка на чердаке валяется. На время тебе сгодится." Оба замолчали. Тем временем солнце стало клониться к закату. Длинные тени протянулись по равнине. Задул холодный ветерок. Кузьма поежился, застегнулся на все пуговицы и засунул руки в карманы. "Поехали, лейтенант. Не забыл, где я живу? Следуй за мной." Они разошлись. Трофим Егорович сел в свои санки и взмахнул вожжами, Кузьма завел свой грузовик и покатил за ним вдогонку. Ехать было недалеко, через несколько минут они остановились у дома председателя. Это была обыкновенная изба на три окна с резными ставнями и палисадником, занесенным снегом. Из закопченной печной трубы валил серый дым. При их приближении белая оконная занавеска дернулась и за стеклом мелькнуло испуганное женское лицо. Хозяин отворил калитку и пропустил гостя вперед, но во дворе на чужого забрехала цепная собака; расправив крылья, зашипел гусь и в хлеву заблеяла коза. Не обращая никакого внимания на негостеприимный прием, они поднялись на крыльцо и вошли в дом. В полутемных сенях сняли верхнюю одежду, долго умывались у рукомойника и только потом толкнули дверь в комнату. Помещение было просторным, светлым; пахло печкой, березовым дымом и вкусной стряпней. Посередине под низким потолком стоял покрытый скатертью квадратный стол. Шесть обшарпанных венских стульев окружали его, вдоль пустых бревенчатых стен разместились длинные лавки. Сбоку за незадернутой занавеской открывалась всеобщему обозрению аккуратно заправленная узкая кровать со взбитыми подушками. На некрашеном полу перед ней лежал пестрый домотканый коврик. Рядом, прислоненный к железной ножке, стоял туго набитый школьный портфель. Он был не застегнут и раскрыт; оттуда высовывались учебники и тетрадки. В небольшом стеклянном шкафу, поставленном между окон, поблескивали стаканы, рюмки и посуда. В святом углу икон не было. Вместо них висел черный круглый репродуктор, портрет Сталина, большая политическая карта мира и фотография хозяина дома военных лет. Было жарко натоплено и вошедших охватила приятная истома. Трофим Егорович пригласил гостя к столу, на котором тоненькая девушка - подросток расставляла чашки, тарелки и прочую необходимую стеклянную ерунду. Никелированные вилки, ложки и ножи были уже разложены в идеальном порядке. "Здравствуйте вам," приветствовал ее Кузьма, но девушка, зардевшись, не отвечала. Возле горячей печи с ухватом в руках хлопотала пожилая полная женщина, судя по явному сходству, ее мать. Ситцевые платья до пят не стесняли движений обеих женщин, ноги в войлочных тапочках бесшумно ступали, oни переговаривались между собой приглушенными голосами, поминутно оглядываясь на вошедших. На обед гостю предложили постные щи и гусятину с печеной картошкой. Источающие ароматные запахи горшки и сковородки были поставлены на стол, но хозяева вместе с ним не садились. "Мы уже обедали," объяснил Трофим Егорович. "Так что ты один по полной форме заправляйся." Он коротко хохотнул. "Но пить тебе не дам. Ты за рулем." Кузьма с полным ртом и ложкой в руке понимающе замотал головой, сигнализируя, что oн возражений не имеет. "Пока ты трапезничаешь, Маняша твою шинель посмотрит, как ее можно поправить и замыть, я же на чердаке шапку тебе поищу." Энергично кланяясь, Кузьма выразил свою благодарность. Сказать он ничего не мог - рот его был набит жареной птицей. Он ел так, что за ушами трещало, но предварительно заглядывал в каждый горшок, который хозяйка ставила на стол. "Ну, что смотришь?" как вкопанный, остановился посередине избы председатель. "Думаешь свининой тебя кормить будем? Не волнуйся. Ее в нашей деревне никто не ест. Брезгуют." Он иронически вскинул бровь. "К твоему сведению наша свинина с человечиной в обыкновенную торговую сеть не поступает. Простым смертным она не по карману. Говорят, что эксперты из комиссии по качеству пищевых продуктов отмечают ее изысканный и деликатный вкус. Вследствие ее особенных свойств наша свинина предназначается только лицам, составляющим высшее руководство страны, а также их семьям и ближайшим родственникам. После обработки на мясокомбинате наша продукция отправляется в правительственные столовые и закрытые распределители ЦК КПСС, МВД и МГБ. В министерских кругах отмечают, что после поедания свинопродуктов нашего колхоза верхнему эшелону власти гораздо лучше думается и они принимают глубокo обоснованные, идеологически правильные решения." Трофим Егорович осклабился и покрутил пальцем у виска. "Ты, Кузьма, на Лубянке служишь. Ты разве наши отбивные не едал?" Гость поперхнулся, вспомнив угощение, которую съел вчера. После этих слов больше ему ничего в горло не лезло и он положил ложку на стол. Маняша, так звали девушку, принесла и молча повесила на спинку стула его вычищенную шинель. В умных глазах подростка светился интерес. Новый человек в их захолустье был явлением редким. Сложив руки на коленях, девушка села на скамью у дальней стены и впитывала происходящее. Пробежало несколько минут. Гость широко зевал и молча катал по столу хлебные шарики, которые один за другим отправлял себе в рот. Издалека за дверью раздались тяжелые торопливые шаги. "Вот тебе и шапка," сказал вошедший председатель. Он сунул в руки Кузьмы истертый солдатский треух со звездой. "А вот и шинель," он коснулся чуть влажного ворсистого сукна. "Сейчас не одевай. В твоей машине печка есть? Положи ее на сиденья рядом. Пока доедешь до места, она просохнет." "Спасибо," растрогался Кузьма. "Маняшу благодари; не меня." "Спасибо вам," Кузьма повернулся к маленькой хозяйке. Девушка еле слышно ответила, "Пожалуйста." "Хорошая жена кому-то достанется," обратился гость к ее отцу. "И готовит, и стирает, и лицом пригожа, и нрав у нее добрый." "Не захвали. Она вон после окончания школы в город переезжать собирается. Женихов, говорит, у нас в колхозе подходящих нет." "Папа, замолчи. Опять ты за свое," расстроилась Маняша. Она опустила голову и отвела взгляд. Нежное личико ее сморщилось и покраснело. "Ничего, все образуется," Кузьма встал и взглянул в потемневшее окно. "Мне надо в Москву торопиться, а путь у меня долгий. Покедова." Он по очереди пожал руки хозяевам. "Вы уж там похлопочите насчет "витаминов", Кузьма Сидорович," без устали напоминал ему на прощанье председатель. "Без них мы план никак не выполним." "Уверяю вас, дорогой товарищ, сделаю все что смогу."
   На этом они расстались. Доехал назад Кузьма без происшествий. Сдав в кремлевском гараже грузовик, в восемь часов вечера он вернулся в свой барак, в горячие объятия жены. Задание партии и правительства было выполнено! Без сомнения, великая награда ожидала лейтенанта! Такое событие надо было отметить черной икрой и шампанским! Гастроном в высотке на площади Восстания еще не закрылся и расторопный Кузьма успел отовариться. Прячась от соседей, счастливые супруги пировали в своей клетушке. Они целовались и обнимались. Они строили грандиозные планы на повышение зарплаты и переезда в большую светлую комнату. Но Кузьма остерег свою подругу. "Hе все завершено, дорогая. Завтра утром в конторе меня ожидает член политбюро тов. Берия. Может быть без задержки я получу мою благодарность?"
  
  Глава 5
  январь 2014 г.
  "Мой отец в затруднении. Его обманывают. Он не знает, что вторая встреча с министром на Лубянке будет для него фатальной. Берия принесет ему смерть." После бессонной ночи Владлен Кузьмич захворал. Он растянулся на своей диван - кровати, единственном спальном месте в их жилище, и, приложив подушку к всклоченной голове, тихо стонал. "Что я могу сделать, чтобы спасти его?" рассуждал он. "О чем ты говоришь, дорогой? Твой отец давно умер," Дарья Михайловна вошла в комнату с компрессом в руке. Бледное утреннее солнце озаряло беспорядок в комнате: разбросанные подушки, скомканные простыни, дурно пахнущую лужицу на полу и опустошенные бутылочки и баночки из-под лекарств. В квартире было прохладно, топили плохо; на Дарье Михайловне был шерстяной свитер и длинная толстая юбка. "Положи компресс на лоб. Может быть тебе станет лучше?" настаивала она. "Не надо," движением руки Владлен отверг ее помощь. "Я верю в то, что может быть," торжественно произнес он и накрылся одеялом с головой. "О чем ты, Владик? Hе понимаю тебя. Уж не свели ли тебя с ума твои ночные видения? Ты куролесил всю ночь." "Я в полном порядке. В здравом уме и твердой памяти," огрызнулся Владлен. "Я запомнил мои кошмары, все до единого и готов написать отчет." "В таком случае тебе следует передать твою рукопись историкам. Они заинтересуются." "Не буду я унижаться и обивать пороги издателей. Все равно мне никто, кроме тебя не поверит. Ты моя единственная слушательница." Владлен протянул к ней руку, но она не взяла ее. "Лучше скажи, как нам жить? Наших пенсий не хватает. Сделай что-нибудь. В конце концов иди и заработай," устав от длинной тирады, Дарья Михайловна присела на стул. "Хорошо, что Сережа присылает нам немного денег. Он больше не может, но и это помощь." Она немного всплакнула. "Ты ведь был крупным инженером на транспорте, Тебе хорошо платили; ты получал премии. Где это теперь все? Сидим в нищете." "Да," протянул Владлен Кузьмич. "Строили коммунизм, строили, сколько народу своего погубили, страну свою искарежили - ее поля, водоемы, недра и леса - и все равно в нищете живем. Был бы жив Сталин, он бы навел порядок. Ворье бы сразу присмирело." "Не так," возразила Дарья Михайловна. "Дело не в Сталине, а во всех нас. Были бы мы другие, никакого Сталина не получилось. И остался бы на задворках Российской империи, непримечательный и известный только полиции, уголовник Коба Джугашвили. Тем временем Россия превратилась бы в зажиточную буржуазную страну с настоящим двухпалатным парламентом и действующей конституцией. И никто бы из подданных Империи не подозревал, в какую беду они чуть не попали. Вот так. История выбрала для нашего народа плохой поворот. Виноваты в этом только мы сами." Оба замолчали. На их лицах застыла смесь растерянности и отчаяния: глаза потускнели, брови сошлись к переносицам, рты приоткрылись, а у Дарьи Михайловны даже губы немного подрагивали. "Вот потому Сережа и уехал," после долгой паузы, опустив голову, произнесла расстроенная мать. "Не захотел мириться с блатом, хамством и коррупцией." "Уехал! И что он там в Нью - Йорке заимел?!" не уступал Владлен Кузьмич. "Живет в трущобах, где грязь, тараканы и ночью страшно ходить, получает минимальную зарплату и моет посуду в ресторанах." "Зато днем Сережа учится в институте и по окончании станет инженером - электриком." "Это еще надо посмотреть. Если найдет постоянную работу," не унимался отец. "Найдет. Будет получать высокую зарплату, купит свое жилье, будет в отпуск ездить на курорты Карибского моря." Она улыбнулась от счастья. "Размечталась. Зачем он на негритянке женился? Теперь у нас черный внук!" "Ну и что?!" вытаращилась на мужа Дарья Михайловна. "Не будь расистом! Замбези - скромная трудолюбивая девушка. Не ее вина что она африканка. Она работает медсестрой в больнице и поддерживает всю семью. Если бы не она, вряд ли Сережа смог бы учиться и посылать нам в Москву денежные переводы. Что бы мы с тобой кушали?" Но Владлен Кузьмич продолжал упрямиться. Кустистые брови его нахмурились; злобные глаза превратились в щелки; он наклонил голову как бычок. "Да, недосмотрел я," поскреб oн в затылке. "Надо было его строже воспитывать." "Куда же строже? Tы c утра до вечера разговоры о преимуществах социализма вел, при рождении именем Больжедор хотел его назвать и также в школе день-деньской ему мозги промывали; ан нет - не получился из него большевик!" "Ну я же старался вырастить достойную смену! А в имени Больжедор ничего плохого нет. Все знают, что Больжедор - достойное имя и означает Большевистская Железная Дорога. Идейно и поэтично!" "Да разве с таким именем можно жить! Я мальчонoчку нашего едва отстояла и вопреки твоей воле назвала сына Сереженькой. Как хорошо вышло! Пусть всегда так и будет!" Дарья Михайловна резко поднялась и взяла со стола распечатанный конверт; из него выскользнула фотография. "Посмотри, вот наш внук. Какое прелестное дитя, не правда ли? Его назвали Джон." Ее муж с отвращением отвел глаза. Нос его сморщился и вокруг рта собрались морщинки. "Почему это тебя огорчает? Ты не хочешь посмотреть на своего внука?" "Hе наш oн, не советский, да еще Джон," Владлен Кузьмич отрицательно покачал головой и задумчиво потер подбородок. "Может oн шпион какой?" "Какие глупости! Ты весь застрял в прошлом столетии! Я мечтаю увидеть свою кровинку," она подошла к стене и кнопкой прикрепила фотографию черного кудрявого малыша, который, казалось, кричал им что-то веселое. Но Владлен не смотрел на внучка. Он впился взглядом в изображение своего отца, которое висело рядом. Снова муки обрушились на страдальца. Слезы жгли его глаза, Иссохшими морщинистыми руками он стискивал свою седую голову и жадно хватал воздух ртом. "Владик! Не уходи!" Дарья Михайловна прижала его к себе. Но поздно. Тот потерял сознание.
  25 февраля 1953 г. Было позднее утро. Кузьма сидел напротив Берии в его кабинете на втором этаже министерства. Здесь он находился второй час. Хозяин кабинета был занят срочным разговором с Кремлем. Диалог был длинный и, вероятно, конфиденциальный, но Берия жестом приказал Кузьме не уходить. Сквозь щели неплотно задвинутых штор можно было разглядеть падающий с неба легкий снежок и огибающее площадь редкое автомобильное движение. Зато на тротуарах ломились толпы приезжего народа. В основном это были женщины и дети. В армяках, тулупах и валенках с галошами - oстервеневшие от нехваток продовольствия и промтоваров на периферии - они тащили на своих плечах мешки с булками, колбасой, сосисками и мандаринами - все то, что отсутствовало в продаже в их отдаленных населенных пунктах. Страждущих было так много, что не все умещались на пешеходных дорожках. Милиционер из стеклянной будки свистел и грозил палкой растерявшимся и выбежавшим на проезжую часть гостям столицы. "Стойте, поганцы! Куда прете!" задорно кричал он оторвавшейся стайке обалдевших провинциалов. Провинившиеся пугались, вздрагивали от ужаса и возвращались в привычную толчею. Между тем блюститель порядка не забывал переключать светофор, ловко регулируя поток троллейбусов, автобусов и грузовиков. Широкое простецкое лицо милиционера сияло от гордости, а глаза его зорко оглядывали подвластную ему территорию; он следил за вверенным ему советской властью хозяйством. Развевались красные стяги, на каждом шагу висели лозунги и плакаты. "Сбылись мечты народные," гласил один плакат. Другой уверял, "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью", третий твердил, "Планы партии - планы народа" и тому подобное. Но на пропаганду никто не обращал внимания. Люди искали малейшей возможности отовариться. Кузьма, как завороженный смотрел сверху на знакомую картину. Проходили минуты. "Так вот, тов. Верепаев," он вздрогнул от внезапно обратившегося к нему Берии. "Твое задание не закончено." Кузьма повернулся лицом к министру. Тот смотрел на него тяжелым пронизывающим взглядом, от которого Кузьма помертвел. "Наступает вторая фаза. Мы переводим тебя в охрану Сталина на его даче в Кунцеве. Ты поступаешь в распоряжение Хрусталева. Твоя задача быть моим лучшим помощником, стать моими глазами и моими ушами. Ты уже доказал, что я могу тебе доверять. Я хочу знать все, что там происходит." Берия откинулся в кресле и испытующе взглянул на собеседника, всем своим видом показывая свое превосходство. "Отправляешься сегодня. Возьми это в Кунцево." Берия надел на правую руку перчатку, вытащил из недр своего массивного стола обыкновенный стакан из тонкого стекла и поставил его перед собой. "Не касайся его голой рукой. Я тебе дам коробку, чтобы ты его случайно не разбил. Не пей из него. Отвезешь стакан на дачу и вечером 28-го февраля поставишь его на тумбочку в спальне Сталина рядом с графином с питьевой водой. Никому ни слова. Никто тебя не должен видеть с этим стаканом в руках. Имей в виду, что там помимо тебя есть мои люди. У них такая же миссия. Если будет необходимость, они дадут тебе знать. Это понятно?" "Так точно, тов. министр!" "Слушай указания Хрусталева. Стакан там не будет вечно. Хрусталев тебе скажет, когда его убрать." Берия замолчал, опустив вниз голову. "Да, вот еще что," он задумчиво покрутил двумя пальцами, облокотившись локтями о стол. "Мы держим свое слово. Сегодня я подписал приказ о твоем внеочередном повышении. В апреле станешь капитаном." "Служу Советскому Союзу!" рявкнул Кузьма. "С переездом в новый дом так быстро не получится, но ты в особом списке. Дождешься." С ухмылкой Берия взглянул на него. "Можешь идти. И не забудь стакан."
   На дачу Кузьма выехал с Хрусталевым, главным телохранителем Сталина, служившим верой и правдой своему хозяину много лет. В тот день Хрусталев оказался на Лубянке случайно по каким-то пустяковым причинам и сейчас возвращался в Кунцево с кипой канцелярских товаров и подобных писчебумажных принадлежностей. Ему поручили ознакомить новичка с обстановкой и текущей работой. В голубом небе блестело солнце; ровно, едва слышно жужжал мотор; шуршали шины по асфальту и все постовые милиционеры отдавали им честь. Эмка быстро катилась по Можайскому шоссе, иней сверкал на голых сучьях деревьев и стаи галок кружились в морозном воздухе. Хрусталев, сидевший рядом с водителем, неспешно вел свой рассказ. С заднего сиденья Кузьме был виден только его по-военному подстриженный затылок, суконный воротник его шинели и плечи, которые он держал ровно и прямо. Информация, излагаемая Хрусталевым, была столь потрясающей, что у Кузьмы от удивления отвисла челюсть и задвоилось в глазах. Он вслушивался в каждое слово, пытаясь ничего не упустить. "Тов. Сталина на каждой даче охраняют три тысячи солдат и офицеров войск НКВД, а таких дач у него около двадцати," говорил Хрусталев. "Территория Ближней дачи не маленькая - с фонтанами, дорогами, прудами и парками составляет более 50 гектаров и обнесена она четырьмя рядами колючей проволоки, металлическими оградами и двойным деревянным забором высотой пять метров. Во внутреннем заборе сделаны смотровые щели и помосты, по которым ежеминутно проходят патрули. Небо над дачей закрыто для полетов и с воздуха территорию прикрывает отряд ПВО, а по периметру расположены зенитные батареи." Хрусталев обернулся назад, чтобы проверить, какое впечатление его рассказ производит на слушателя. Но Кузьма сделал непроницаемое лицо, не обнаруживая своих чувств. Слегка разочарованный телохранитель продолжал, "Территорию за забором контролирует личная охрана хозяина, к которой мы принадлежим. Нас более ста человек, не считая обслуживающего персонала, в который входят подавальщицы, повара, уборщицы и самое главное, токсиколог. Этот врач предупреждает и устраняет отравления токсическими веществами; он проверяет все пищевые продукты и питание, которoе поступает на стол тов. Сталина. Работы у нас очень много и мы меняемся каждые два часа. Мы смотрим за хозяином как снаружи дачи, так и внутри ее. В доме установлены особые датчики, которые подают на контрольный пункт сигналы всякий раз, когда тов. Сталин открывает или закрывает двери любой комнаты. Таким образом мы следим за перемещениями хозяина не только по парку, но и в самом здании." "Солидная защита," слегка дрожащим голосом произнес Кузьма. "И что, были покушения?" "Ни одного успешного. Мы хозяина здорово охраняем. Тем не менее попыткам убить тов. Сталина нет числа. Империалисты всех мастей злобятся на нашего вождя. Но, ничего у них не выйдет! Правда, несколько двойников погибло, но они не в счет. Эти пешки - материал расхожий." Рассказчик зареготал. Кузьма же немного поежился, вспомнив свои недавние похождения в Кремле, но не успел ответить. Вокруг показались поросшие густым лесом холмистые возвышенности и высокий забор. Они прибывали. Охранники у шлагбаума остановили автомобиль и окружили его, заглядывая внутрь и досматривая содержимое багажника и салона. Был даже поднят капот. Получив разрешение, через хозяйственные ворота эмка мягко вкатилась на внутреннюю территорию усадьбы. Посередине стояла приземистая резиденция главы советского государства. Архитектура "дачи" представляла собой маниакальное стремление ее хозяина, как и всей советской элиты, к скрытности и секретности. Плоское, длинное, непривлекательной архитектуры двухэтажное строение было выкрашено в зеленый цвет с целью сделать его незаметным с дороги. С той же целью были насыпаны холмы, рассажены десятки тысяч хвойных деревьев и выстроен пятиметровой высоты забор, тоже зеленый. Перед фасадом за гостевыми воротами был установлен круглый фонтан, пожалуй, единственное украшение сиротского экстерьера. Ничего этого прибывшие не замечали. Они благоговели. Обитель грозного небожителя находилась рядом и перед ними. Возле флигеля поодаль трепещущие пассажиры эмки вышли и отправились в служебную часть. Здесь располагался обслуживающий персонал, но лучшее место, конечно, занимали чекисты. Им был отведен ряд просторных комнат, где они отдыхали, совещались и хранили оружие. В аппаратной, куда Хрусталев привел своего подопечного, было тихо и чинно. Неяркий свет озарял безоконное помещение, в котором находилось двое дежурных. Воздух здесь был чистый и свежий и запрещалось курить. На стене висело большое, светящееся электрическими лампочками, прямоугольное табло. Это была схема залов, комнат и коридоров особняка. Не все лампочки были зажжены, а лишь те, которые обозначали комнату, где в этот момент находился Сталин. Батарея черных телефонов громоздилась на столе. В углу на металлической треноге стояла рация. Ее индикаторы перемигивались разноцветными огоньками. Два автоматчика дежурили у входа, загороженного стальной дверью. На их суровых замкнутных лицах была написана решимость уничтожить любого агрессора, посмевшего посягнуть на честь, свободу и независимость нашей советской родины. Аппаратная была центром управления системы охраны вождя, поэтому ее особенно хорошо защищали. "Прошу знакомиться," Хрусталев обратился к сидящим за пультом офицерам. "Старший лейтенант Кузьма Верепаев. Он проходит у нас стажировку." Дежурные без всякого интереса мельком взглянули на вошедших и продолжали вести свои наблюдения. Hа столе перед ними лежал толстый журнал, в который они заносили данные. "Лейтенант Верепаев получил повышение и через три недели будет произведен в звание капитана," поддержал статус своего подопечного Хрусталев. "Хорошо. Нам молодежь нужна," не поворачивая головы, ответил один из офицеров и опять наступило молчание. "Им сейчас некогда," объяснил Хрусталев. "Представишься позже. Обрати внимание, тот, который справа, майор Туков, а рядом с ним - полковник Бутусов." Кивнув, Кузьма оглядел комнату, запоминая новых коллег, затем перевел взгляд на табло. Внезапно огоньки ожили и сдвинулись в другую часть дома, показывая, что oхраняемый вышел в коридор и направляется в вестибюль. Минуту спустя зазвонил телефон. Бутусов ответил, "Тов. Сталин вызвал из гаража машину. Приготовьте правительственный кортеж. Охраняемый направляется в Кремль." "Тем лучше," Хрусталев похлопал подопечного по плечу. "Наша работа на сегодня закончена. Время подкрепиться. Пойдем в столовую, а потом я покажу тебе твою койку в общежитии."
   На следующий день Хрусталев продолжил знакомить новичка c объектом. Он водил Кузьму по постам охраны, помосту внутреннего забора, они заглянули в подсобные помещения, водоем с живой рыбой, гараж и даже в собачий питомник. Наконец Хрусталев произнес, "Сегодня хозяина нет; идем я покажу тебе его жилище. Ты должен знать расположение датчиков и микрофонов. У нас чекистов - перекрестное обучение и постоянная взаимопомощь. Ты должен знать то, что знают другие офицеры и я. Однако хозяин не любит, когда его беспокоят, поэтому сейчас для учебы самый удобный момент." Через служебный вход они вошли в особняк Сталина и сразу оказались в длинном коридоре. Стены были отделаны панелями из редких драгоценных сортов дерева, изящные бронзовые светильники, повешенные в длинный ряд, источали слабый, едва уловимый, рассеянный свет, высокий сводчатый потолок украшали витражи с подсветкой. От восхищения Кузьма даже присвистнул. По пути он заглядывал в каждую комнату - одну за другой - каждая была декорирована с большим вкусом и чудесной изобретательностью. Убранство неказистой снаружи дачи внутри оказалось чарующим, превосходным шедевром. Мягкие пастельные тона, отсутствие резких контрастов успокаивали, снимая напряжение и усталость с посетителей и жильцов. (Кузьма бы очень удивился, узнав, что автор этого великолепия архитектор Мирон Мержанов в благодарность за свой талант и труды уже десять лет гнил с женой в сталинских лагерях. Но это нисколько не умалялo величия ленинских идей, не правда ли?). Между тем, без зазрения совести чекисты продолжали обход творения опального архитектора. Они дружно шагали через анфиладу комнат и вели свой ничтожный разговор. "Помимо меня в гараже госбезопасности есть другой Хрусталев, мой однофамилец," откровенничал главный телохранитель. "Тот Хрусталев всего лишь личный шофер Берии и бывает здесь редко. Тот парень мне в подметки не годится." В этот момент друзья пересекали малую столовую, представлявшую собой стильно меблированный зал размером 76 кв. метров. Взбудораженный собственным рассказом, Хрусталев размашисто жестикулировал и, по видимости нечаянно кистью правой руки столкнул на пол стакан, стоявший на тумбочке недалеко от камина. После удара горстка острых стеклянных осколков засверкала на темном навощенном паркете. "Мусор уберут. Посуду заменят," равнодушно буркнул виновник и отвел глаза в сторону. "Будет сделано," Кузьма понял намек. Как ни в чем не бывало они продолжали инспекцию. Исправность датчиков на дверях и микрофонов, установленных в стенах и даже в паркетном полу имела первостепенное значение. В блокнот Кузьма старательно записывал обнаруженные неисправности, пожелания и другие недостатки, а также указания своего старшего товарища.
  Глава 6 Таким образом в заботах и хлопотах пробежали еще два дня. Кузьма уставал, вечерами у него слипались глаза, но по ночам в общежитии ему не спалось. Сопенье и храп гэбистских соратников лез ему в уши, случайный луч прожектора, врывавшийся через незашторенное окно, ослеплял находившихся внутри, а собачий лай и перекличка часовых на наблюдательных вышках будоражили и никому не давали покоя. Лежа на койке Кузьма вспоминал свою жену, ребенка и свое беспросветное существование, которое он добровольно подчинил чужой воле. "Так и надо," убеждал он себя. "Отдам всю свою жизнь делу партии и борьбе за социализм!" О чем-то другом, помимо марксизма, Кузьма никогда не задумывался. Погрязший в грязном житейском болоте, он не замечал вечного доброго солнца, сиявшего над его одурманенной головой. Храмы и соборы никогда не привлекали его и лиц, посещающих церкви, он считал чудаками. Коммунистическая карьера была единственной целью молодого офицера. Крестили ли его родители при рождении он не знал. Он не интересовался и ему было все равно. С пионерского детства и через всю свою комсомольскую юность он помнил лишь барабанный бой, красные стяги, пронзительные переливы горна и топот множества марширующих ног. Задуматься о другом у него не оставалось времени. Однако хотя Кузьма и был заблудшей душой, но очень отзывчивой. У него было золотое сердце. Кузьма был верен своей жене, старался для сына и никогда не отказывал в подаяниях нищим. Hо бесконечнo рьяная пропаганда опьяняла его, промыв ему мозги полностью и навсегда. Таким он понимал свое служение родине. Лежа на спине и зажмурив веки, Кузьма вспоминал последнее поручение Берии. Он его обязательно выполнит, а вот сейчас пора спать. Ему нужны силы. Ведь через десять часов в Кунцево приезжает великий Сталин!
  28 февраля 1953 г. Сразу после завтрака начались хлопоты. Вместе с буфетчиком в отутюженной черной ливрее, плавно катившим перед собой передвижной сервировочный столик, Кузьма обходил пустынные покои. Обращалось внимание на малейшие детали, могущие вызвать неудовольствие вождя народов - слой пыли на верхних полках, криво висящий в кабинете портрет основоположника научного коммунизма, горшок с засыхающей орхидеей и в главной прихожей была обнаружена косо привинченная вешалка для одежды. Обо всех этих неполадках следовало немедленно сообщить коменданту дачи тов. Орлову. Кузьма и буфетчик продолжали обход, выискивая ускользнувшие дефекты. Демьян Силантьевич, коротконогий человек с большим животом и острыми глазками на желтом лице, двадцать лет прослужил буфетчиком на всевозможных правительственных дачах и знал свое дело. Задрав голову, он пристально вглядывался в окружающий интерьер. "Сегодня к нам приезжают гости смирные," делился он своими предсказаниями. "Я наперед знаю. Двадцать лет их обслуживаю. Наши советские товарищи. Надежные, скромные и уважительные; к рабочему классу и трудовому крестьянству привычные. Государственные вопросы любят за обеденным столом решать. Прислуга к ним не допускается. Покушают, потанцуют, может немного споют. Случается, что кто-то из гостей переусердствует со спиртным, ноги у него заплетаютcя и его охрана под белы рученьки до машины провожает. В последнее время тов. Сталин трезвенником стал. Употребляет только Цинандали и Хванчкару. Да и то одним бокалом обходится. А вот, что здесь творилось когда в разгар войны к нам Уинстон Черчилль приезжал - ни в какие ворота не лезет! Просто ужас и вспомнить страшно! На втором этаже их делегацию поселили. Буржуи хамят: и курят, и пьют, и ногами топают. Всю постройку расшатали. Редкостными пьяницами оказались, эти хваленые англичане! Куда уж нам русским. Но грузина нашего, тов. Сталина иноземцы перепить не смогли. Сам Черчилль с ним соревновался, в кого больше коньяку влезет. Всю ночь пили, а мы, швейки, им новые бочoнки один за другим подкатывали. К утру Черчилль посинел, окосел и отрубился, а тов. Сталину все как с гуся вода; как огурчик в кресле сидит, ни в одном глазу хмеля нет и весь сияет; только на рассвете ящик Боржоми приказал себе принести. "Горло прополоскать требуется," говорит. Вот тебе и диалектический материализм!" "Молодцы, а на что спорили?" "Запамятовал," Демьян Силантьевич задумчиво поскреб пятерней в затылке. Растерянный взгляд его уперся в потолок. "Нет, ну как же, вспомнил! Кому Дарданеллы достанутся, вот на что!" "Путаешь ты, Демьян Силантьевич. Дарданеллы и по сей день турецкие." "Ну, не важно," легко согласился буфетчик а ты послушай, что здесь творилось когда к нам полтора года назад Мао Цзедун пожаловал с выводком своих китайских родственников." В этот момент рассказ прервался, так как друзья перебрались в малую столовую. Как и везде здесь царило безмолвие, свет был притушен, шторы задернуты, стулья и диваны покрыты белыми чехлами. "Вижу непорядок," рявкнул Кузьма, указав на тумбочку, где на расписном блюде в одиночестве стояла запечатанная бутылка Нарзана. "Верно," поддакнул буфетчик. "Посуды не хватает. Сейчас поправим." Они остановились недалеко от камина. "Тов. Сталин сильно огорчится, если не найдет стакан на привычном месте. Он у нас большой водохлеб. Три бутылки Нарзана и две Боржоми в один день выпивает." Протянув руку, Демьян Силантьевич снял с верхнего подноса необходимый инвентарь и мягко и без стука водрузил его на тумбочку. "Теперь правильно. Пошли дальше," изрек Кузьма. Следуя правилам конспирации, он продолжал важно шествовать по залу и даже не обернулся назад, хотя сердце его радостно трепетало. Полученный в МГБ невинного вида, прозрачный, блестящий от чистоты стакан оказался на заданном месте. Подвиг этот потребовал от чекиста незаурядного мастерства.
   Сегодня на рассвете Кузьма пробрался в запертую подсобку, где хранился сервировочный столик, вынул из своего чемоданчика "подарок" Берии и, не снимая перчаток, поставил его на тележку между стопкой тарелок, блюдец, салфеток и винных рюмок. Так же тихо, на цыпочках он удалился, прикрыл за собой дверь и вернулся на свою койку досыпать до подъема.
   Сейчас Кузьма мысленно потирал руки. Его трюк удался. Буфетчик не замечал двойной игры. Инспекция продолжалась. Они завершали осмотр кабинета, когда в прихожей стукнула входная дверь, по паркету прозвучали решительные шаги и на пороге возник полковник Хрусталев. Тающий снег покрывал его шинель, голубые погоны и шапку со звездой. Hа лице чекиста застыла усталость. "Закончили?" отрывисто спросил он. "Почти," ответил Кузьма. "Что значит - почти? Это не ответ!" Хрусталев был явно раздражен. Кузьма вытянулся и отрапортовал, "Осмотр всех помещений завершен. Осталось написать рапорт коменданту дачи тов. Орлову." "Вольно," Хрусталев подобрел. "Тебе, Демьян Силантьевич, приказано идти в большую столовую и помогать подавальщицам. Они сервировку для вечернего приема раскладывают." Буфетчик как будто не слышал и тряпочкой продолжал протирать графин. "Ну, что застыл? Дуй!" хлопнул в ладоши Хрусталев. Старик дернулся и толкая перед собой тележку, исчез в коридоре, где вдалеке слышались женские голоса и звяканье посуды. "И нам пора пообедать," молвил Хрусталев. Природное добродушие возвращалось к нему. Вокруг глаз залучились веселые морщинки, твердые губы сложились в скупую улыбку, густые брови поднялись вверх. "Как хозяин приедет, самая запарка начнется. Не до еды тогда будет, а жрать непеременно захочется. Айда в столовку." Вдвоем они вышли на улицу. В тот час зал пункта общественного питания, небольшого помещения на втором этаже флигеля, был пуст, за исключением какого-то забулдыги, сидевшего за столиком в углу. Пришедшим была видна его спина в синем ватнике и взлохмаченная голова. Они подошли к стеклянному прилавку, заказали обед и, едва успели занять места за столом, как молоденькая старательная официантка принесла им суп харчо, макароны по-флотски и клюквенный кисель. Девушка приятно улыбнулась и пожелала посетителям приятного аппетита. Ей очень нравились чекисты! По - военному быстро закончив прием пищи, друзья не захотели сразу покидать гостеприимное заведение. Говорили не много, приятно было, вытянув под столом усталые ноги, наслаждаться чувством сытости. Скоро дежурные темы были исчерпаны и офицеры опять замолчали. Прошло минут десять, Кузьма беспокойно поглядывал на часы, но Хрусталев по-прежнему сидел с полузакрытыми глазами, не замечая бега времени. "Как твой наставник," неожиданно строго заявил он, "считаю своим долгом предупредить, что чекистская работа чревата всевозможными осложнениями, но не все они, так сказать, "военного" характера," для понимания Хрусталев выразительно пошевелил двумя пальцами правой руки и изогнул брови. "Иной раз oт нас, чекистов, из-за неудобств профессиональной специфики жены уходят, в результате чего судьбы рушатся и дети страдают; вот как случилось с другом моим Жорой Фуфайкиным." Хрусталев неожиданноо стукнул кулаком по столу и, пронзительно взглянув на Кузьму, проворчал, "Дело в том, что проклятые китайцы ему личную жизнь изгадили." Oн засмолил папиросу и, откинувшись, выпустил в потолок струйку дыма. "Не понимаешь? Сейчас поймешь. Я слышал, что буфетчик тебе про Мао Цзедуна рассказывал?" Кузьма похолодел. Откуда он знает? Ведь никого рядом не было. Неужели микрофоны? Поистине на этой даче ничего не скроешь! "Да, Демьян Силантьевич заикнулся было немного." "Мы Мао Цзедуна не любим," угрюмо процедил Хрусталев. "Этот косоглазый полководец с востока, повелитель миллиардов желтых рабов, возомнил себя равным тов. Сталину. Ишь чего захотел!" Хрусталев презрительно фыркнул и, улучив момент, когда на него не смотрели официантки, сплюнул на пол. "Вот из-за Мао Цзедуна или вернее его экскрементов неприятности Жоры Фуфайкина и начались." Кузьме показалось, что он ослышался и на мгновение перестал дышать. "Началась эта катавасия в те дни," рассказчик не обратил внимания на изумленное лицо своего слушателя, "когда "великий кормчий", так его соотечественники называют, приезжал к нам в Москву на переговоры. Время было голодное послевоенное, декабрь 1949 г., но приказано было гостя кормить как на убой. И поселили его на втором этаже нашей дачи, где был специальный туалет. Международная обстановка была напряженная, едва закончив одну войну, человечество готовилось к следующей, был важен каждый союзник. Коммунисты в том году захватили власть в Китае. Ясное дело - внимание всего мира на них. "Кто такой Мао Цзедун?" гадали в ЦК КПСС. "Великий революционер или мелкобуржуазный ревизионист, который претендует на Сибирь и более полутора миллиона квадратных километров советской территории на Дальнем Востоке? A также oн непрочь заграбастать нашими руками ключевой остров Тайвань!" По имеющимся в Кремле разведывательным сведениям Мао Цзедун, отдавая дань уважения И. B. Сталину, не хотел быть его младшим братом, но этот факт китайский вождь тщательно скрывал. Такая позиция председателя Мао сулила многочисленные сложности и трудности в предстоящих переговорах. Тем не менее советское политбюро видело в нем помощника в борьбе против заокеанских агрессоров и в скором времени намеревалось передать ему секрет изготовления атомной бомбы, чтобы плечом к плечу с великим китайским народом бить американских империалистов до последней капли крови и освободить всю планету от буржуазного рабства. Ты же знаешь, мы очень любим освобождать, не так ли?" Немигающий, фанатичный взгляд Хрусталева упал на Кузьму. В глазах его не читалось ничего человеческого, он был готов растерзать любого, оказавшегося на его пути. Кузьма немного растерялся, поперхнулся, но согласно кивнул головой. Жадно затянувшись табачным дымом, Хрусталев продолжал, "Передовые советские ученые из академии наук убедили Сталина, что возможно определить душевные качества, поведение и черты характера китайского лидера, такие как честность и добропорядочность, изучая химические вещества в его фекалиях. То было результатом многолетних целенаправленных исследований талантливого коллектива одного из закрытых научно-исследовательских институтов. В частности было установлено, что недостаток колоноцитов в фекалиях был признаком того, что исследуемый субьект нервничает и страдает бессонницей, а вот обнаруженный в образцах его выделений высокий уровень триптофана, являлся признаком того, что данный субъект - спокойный и жизнерадостный индивидуум, с которым легко договориться. Было выяснено, что 100 триллионов микробов в кишках человека производят треть всех химических веществ в нашем организме, которые могут многое сказать о наших личностях. Триптофан, например, поступает из белков, содержащихся в нашем рационе, производится в наших кишечниках и является источником питания мозга. Более того, ученые заявляли, что на основании многолетних исследований психическое состояние и даже мировоззрение человека можно определить исследуя его экскременты, а также другие биологические выделения. Только требовалось просчитать правильный момент когда извлекать мазок стула данного индивидуума и определить его текущую диету." "Вы, тов. полковник, говорите так, как будто вы врач и сами участвовали в этом проекте." "Нет," польщенный Хрусталев отрицательно покачал головой. "Но у меня есть среднее медицинское образование по специальности Фельдшер. Дознавателям во время допросов с пристрастием требуется врач с целью не дать подследственному умереть, пока тот не скажет все необходимое следствию. Поэтому, когда я не занят на оперативной работе, меня вызывают в подвалы. За эту помощь я получил значок "Заслуженный чекист"." Погрузившись в воспоминания, Хрусталев на мгновение прикрыл глаза и невольно коснулся пальцами своего лба. Но ненадолго. Oн чуть-чуть пошевелился, неприятные тени прошлого враз растворились, умчавшись вдаль, и Хрусталев опять превратился в славного рубаху-парня, которыми полны наши советские города. "Вышел соответствующий приказ и работы у нас стало особенно много. Был создан специальный оперативный отдел из двадцати чекистов и Жору Фуфайкина поставили во главе. В квартире Мао Цзедуна на втором этаже была перестроена канализация и ни один грамм его драгоценных выделений не выбрасывался зря. Все шло в специально сконструированный контайнер, который грузили на черный лимузин и под вооруженной охраной с воющей сиреной и мигающими огнями, пугая водителей автотранспорта и случайных прохожих, доставляли из Кунцева в лабораторию в центре Москвы. Команда ученых уже ожидала его. Работали они старательно, с огоньком, круглосуточно исследуя стратегический материал, отчет о котором немедленно направлялся в политбюро и лично тов. Сталину. Материал этот стал бесценной информацией о Мао и о том, что можно ожидать от китайского деятеля. Совокупность полученных разведывательных сведений позволили политбюро принять решение, что такой темной лошадке как Мао Цзедуну доверять нельзя и секретом атомной бомбы с ним ни в коем случае делиться не следует. "Мао Цзедун это просто попутчик, как Иосиф Броз Тито," провозгласил тов. Сталин. "Куда ветер подует, туда он завтра и переметнется. Пусть, сукин сын, варится в собственном соку." Утомленный рассказом Хрусталев промокнул салфеткой свой лоб. Друзья впали в молчание, пока Кузьма не предложил им обоим заказать чаю. Хрусталев не отвечал. Он сидел, опустив голову и скрестив на груди руки. Не дождавшись ответа, Кузьма поднялся, подошел к прилавку и скоро вернулся с двумя стаканами, наполненными до краев горячей пахучей жидкостью. От подноса валил такой густой пар, что трудно было разглядеть горстку эклеров на тарелочке с краю. Завидев угощение, Хрусталев оживился, встрепенулся и, сделав осторожный глоток, продолжил свой рассказ, "Таким образом, на протяжении трех месяцев до самого отъезда китайской делегации в Пекин мы занимались важнейшей разведовательной работой. По окончании проекта Жора Фуфайкин и его группа получили правительственные награды, но личная жизнь героя пострадала. От него ушла жена." Хрусталев многозначительно взглянул на собеседника и откусил кусок пирожного. "Не спрашиваешь почему?" Кузьма поперхнулся горячим чаем; ему было не до вопросов. "Не говорил ли я тебе сегодня о неудобной специфике чекистской работы?" Кузьма внимательно слушал. "Жорина жена не была чекистской, у нее не было выдержки, потому и не стерпела. Дело вот в чем. Естественно, что от Жоры целых три месяца воняло дерьмом. Запах удалить было невозможно. Он въедался в кожу и волосы. Его нельзя было отмыть. Когда Жора приходил в управление, все затыкали носы, а когда он возвращался домой, то из комнаты все убегали. В конце концов у жены лопнуло терпение, она забрала ребенка, воротилась к своим родителям и подала на развод. Но долго Жора в одиночестве не скучал. Он был видным мужчиной и вдобавок полковником! Наплевать, что от него воняет так, что дышать невозможно! Его достоинства привлекли внимание женского персонала, составляющего половину его группы. Они сообща делали одно общее дело и понимали суть. В коллективе последовала междоусобная борьба и Жора достался очень интересной и настойчивой девушке, его коллеге. По званию она капитан ГБ и так же как и ее муж увлечена своей работой. Неприятный запах для нее не проблема, потому что от нее тоже попахивает." Пасть рассказчика растянулась в зубастой улыбке. Пробежало еще несколько минут, опустив головы, друзья допивали чай. B зале было тихо и безлюдно, за окнами понемногу темнело. Oфициантки у стеклянного прилавка сноровисто и бесшумно расставляли посуду на полках; слышался отдаленный собачий лай. Тот единственный посетитель в углу, который все время находился к ним спиной, вдруг поднялся, пересек зал и пересел за соседний столик. Умное интеллигентное лицо его было повернуто к Хрусталеву, а в глазах его застыл смех. "Что же ты, зяма, чужие секреты выбалтываешь, а еще друг называется?" молвил он мягким хрипловатым голосом. Хрусталев вздрогнул, обернулся, проворно вскочил со своего стула и с распростертыми объятиями поспешил навстречу. Они обнялись. Хрусталев представил Кузьму легендарному Жоре Фуфайкину, о котором он только сейчас говорил. "Какими судьбами?" Щеки Хрусталева покраснели и он прятал глаза от неловкости. "Официально я теперь ассенизатор; поэтому соответсвующе одет," отвечал Жора, "хотя в действительности являюсь полковником ГБ и начальником отдела по изучению экскрементов. От меня больше не воняет, потому что за прошедшие два года мы улучшили технологию обработки материала и в настоящее время все наши сотрудники пахнут лучшими французскими духами. Мы живем заграницей, охотимся за калом иностранных политических деятелей, дипломатической почтой отправляем добычу в Москву и неделю спустя наше родное советское правительство получает детальную характеристику того или иного государственного мужа. Это революционный поворот в разведке! Больше не надо шпионить, подслушивать телефонные разговоры или вскрывать чужие письма. Вся тайная информация спрятана в фекалиях. Вот где надо искать!" Он сделал размашистый жест рукой. "Это точно и определенно?" деловито спросил Кузьма. "Куда же точнее! Мы предсказываем поведение индивида и его поступки на сто дней вперед! У нашего ведомства большое будущее!" Фуфайкин приосанился и гордо выпрямил свою спину. "Итак, что мы имеем?" подытожил Хрусталев. "В связи с делом убийц-врачей я предвижу, что вашему ведомству, Жора, руководство предпишет новое задание. Вам назначат исследования физиологических выделений тов. Сталина и других выдающихся деятелей партии и правительства на предмет возможного отравления ядами медленно текущего воздействия. Другими словами преступные врачи травят наших дорогих вождей токсическими веществами длительного влияния в малых дозах и низких концентрациях. Никто ничего не понимает пока не наступает смерть, которую все объясняют естественными причинами. Какое коварство! Однако как веревочке не виться - конец придет! Врач Лидия Тимашук пригвоздила заговорщиков! Преступные врачи изобличены и будут всенародно казнены на Красной площади!"
  
  Глава 7
  1 марта 1953 г. День выдался спокойный и тихий - все окружающее располагало к веселью и безмятежному воскресному отдыху, но не на даче Сталина. Небо над Кунцевым сияло голубизной, с юга тянул слабый неуловимый ветерок, из-под тающих сугробов заструились первые ручейки, но в студеной лесной чаще далеко разносился хруст снега под мерными шагами патрулей и с оружием в руках на своих постах застыли бдительные часовые. Враг не пройдет! Тем не менее во второй половине дня сумрачное гэбистское многолюдье, населяющее режимный объект, поразило беспокойство. В тщательно опекаемом здании не наблюдалось никакого движения и, казалось, что там никого нет. Хозяин не заказывал по телефону еду, не передвигался из комнаты в комнату, не звонил кремлевским коллегам и не приглашал своих собутыльников, чтобы продолжить вчерашнюю пирушку. Наконец в 6:30 вечера в одной из комнат зажегся свет, вызвав у охранников огромное облегчение. Но то была пустая надежда. Опять все замерло и датчики, установленные в комнатах Сталина, не фиксировали никакого перемещения. Издавна работающим на даче было строго-настрого приказано не беспокоить хозяина по пустякам. Естественно, что персонал был слишком напуган, чтобы потревожить покой великого вождя, тем более, что по словам Хрусталева, Сталин накануне передал своему охраннику, "Я иду спать. Ты мне не понадобишься. Ты тоже можешь лечь спать". Однако отдых вождя продолжался необычайно долго. B 11:00 ночи встревоженный Лозгачев, помощник начальника охраны, решился войти под предлогом доставки официальной почты из Кремля. Он нашел Сталина в бессознательном состоянии, лежавшим на полу в луже собственной мочи. Рядом на полу валялись карманные часы, скомканная газета, на тумбочке возле камина стояла наполовину пустая бутылка минеральной воды и стакан. Лозгачев по домофону вызвал подмогу. Сталина перенесли на диван в большом зале и бросились звонить Игнатьеву, который возглавлял Министерство государственной безопасности. Скажите, что делать?
   В этот момент Кузьма находился на дежурстве в аппаратной, рассматривая безжизненное табло с застывшими огоньками. Он сидел перед пультом с полузакрытыми глазами и проклинал себя, "Как мы могли допустить такое? Почему это случилось? Мы так хорошо охраняем нашего вождя!" Лейтенант страдал от душевной боли. Локти его упирались в стол, а ладони сжимали виски. Время от времени в комнату входили другие офицеры и делились впечатлениями об увиденном в особняке. В уши Кузьме лезли их разговоры. Туков рассказал о поспешном приезде Берии, о его приказе не будить до утра тов. Сталина, который без сомнения сейчас сладко спит. У Кузьмы отлегло от сердца. Стакан, который он оставил вчера в столовой оказывается был не при чем. Ведь тов. Сталин просто спит! Хорошо, но зачем он, лейтенант Верепаев, подчиняясь чужой воле, принес в особняк этот стакан? Впервые в жизни Кузьма пытался думать самостоятельно. "Неделю назад руководство дало мне приказ и я его выполнил! А что если тогда в Кремле был настоящий Сталин, а здесь в Кунцеве его двойник?!" От таких мыслей Кузьме сделалось дурно. Как советский патриот он был готов умереть за вождя народов, а тут такое! Страдалец не находил себе места, в голове пульсировало и в глазах темнело. Чувство одиночества настигло его, нo не с кем было поделиться и разделить печаль, а всепонимающая и ласковая жена Нюта была далеко. В накуренном помещении было трудно дышать; кругом, обсуждая последние новости, галдели охранники. К счастью для Кузьмы через час его смена закончилась и он отправился в общежитие отдыхать.
  2 марта 1953 г. Утром его разбудили рано. Из Москвы прибыли доктора, срочно вызванные министром здравоохранения. Их было двое средней значимости терапевтов. Больше некого было сыскать. Светила и знаменитости медицинского мира в этот момент по причинам, связанным с делом врачей, подвергались интенсивным допросам в подвалах Лубянки. Приезжие эскулапы понимали, что многомесячная шумиха в газетах о врачах - саботажниках, лишает их в глазах окружающих какого-либо доверия и симпатии. Кузьму в числе других товарищей послали наблюдать за вражескими действиями медиков. На иx сгорбленных спинах топорщились длинные белые халаты, втянутые в плечи шеи от волнения тряслись, из-под белых колпаков выбивались растрепанные седые волосы, галоши на ногах оставляли на паркете мокрые следы. Открыв свои чемоданчики, с помертвевшими от ужаса лицами, с трясущимися как в лихорадке руками, они начали старательно исследовать больного. Получив по телефону разрешение политбюро, на что ушел целый час, медработники расстегнули рубашку на груди Сталина, слушали его сердцебиение и мерили пульс. Артериальное давление оказалось катастрофически высоким, а от частоты сердечных сокращений зашкаливал прибор. Шепотом эскулапы обсуждали курс дальнейших действий, пока у одного из них от нервных потрясений голова резко не откинулась назад, рот широко распахнулся и оттуда выпал съемный зубной протез. Встав на карачки и забыв обо всем, оба доктора заглядывали под диван, переворачивали ковер, но безуспешно. Подоспевший Лозгачев приказал прекратить поиски и немедленно заняться своими прямыми обязанностями. Чекист уверил врачей, что протез обязательно найдется. "Что такое ваш щербатый рот, папаша, по сравнению с благополучием и здоровьем гения марксизма?" угрожающе изрек Лозгачев. "Вам, товарищ академик, посоветую меньше сладкого на ночь кушать и обезьянью вашу пасть чаще хлоркой полоскать. Найдутся ваши пластмассовые зубы. Завтра всю милицию на ноги поставим, находку упакуем в коробочку с шелковой завязочкой и по домашнему адресу вам на лимузине с сиреной в момент доставим. Не беспокойтесь. У нас надежно, как в сберкассе. Лечите тов. Сталина, не то вам самим плохо придется." Он хотел что-то еще сказать, но договорить не успел. В зал стремительно вошел Берия со свитой своих докторов. Края их черных одежд развевались и быстрый шаг их был широк. От топота ног закладывало уши. Среди прибывших выделалась женщина в накрахмаленном халате. Ее зловещее темное лицо было сосредоточено и напряжено. Пучок, собранных на затылке рыжих волос, болтался по спине, снизу из-под полы халата проглядывал подол дорогого платья, на ногах красовались изящные туфли. На вид ей было лет пятьдесят. В левой руке она несла небольшой стеклянный контайнер, наполненный до горлышка непрозрачной белесой жидкостью. Она остановилась поодаль, не смешиваясь с прибывшей группой. Те же, оттеснив предыдущих врачей - недотеп, окружили диван с распростертым перед ними беспомощным пациентом и без задержки приступили к энергичным действиям. Они достали из багажа склянки с разноцветными препаратами, приборы непонятного назначения, резиновые жгуты, бинты и клизму. Внимание всех присутствующих было обращено на Сталина и медиков, хлопочущих вокруг него. Тем временем, пятясь назад, рыжеволосая женщина подкралась к тумбочке, где стоял тот самый злосчастный стакан, из которого недавно пил минеральную воду Сталин. Убедившись, что на нее никто не смотрит, молниеносным движением руки она сунула стакан в широкий карман своего халата и опять застыла с равнодушным, ничего не выражающим лицом. Воинственно набычившись на суетившихся врачей, краем глаза Кузьма сумел запечатлеть в памяти эту сценку. "Оказывается у Берии помимо меня есть другие агенты. Ну, что же, она выполнила часть моей работы!" Вместе с другими чекистами он продолжал наблюдать. "Виктория Сигизмундовна," обратился к загадочной женщине руководитель недавно прибывшей группы, высокий человек с властными, грубыми чертами лица. "Мы готовы. Вы можете приступать." Женщина слегка кивнула, подошла к изголовью и открутила пробку от сосуда, который она держала в руках. Неприятный запах сероводорода наполнил комнату. "Начинаем процедуру аппаратного массажа," лекторским голосом пророкотал руководитель. "Цель процедуры расслабить мускулатуру, снять спазмы и болевые ощущения. Лечение это также ускоряет метаболизм." Женщина подняла контайнер над головой Сталина и вылила содержимое на его лицо. Пенящаяся жидкость расплылась по щекам, подбородку и лбу пациента и, быстро застывая, превращалась в синеватую корку. Лицо вождя стало неузнаваемым. Один из помощников Виктории Сигизмундовны отирал губкой нос и рот Сталина, чтобы тот мог дышать. Между тем другие врачи массировали перетянутое жгутами тело больного, а один из них норовился пристроить ему сзади клизму, но не получив на это разрешения от своего начальства, безмолвно упрятал розовую грушу в багаж. Вместо этого пациенту поставили пиявки за уши и на голову положили холодный компресс. Лечебные процедуры продолжались. Час спустя приехали Маленков, Хрущев и Булганин. Посередине зала их встретил Берия. Удрученные несчастьем, понурив головы и чуть не плача, они все же нашли в себе силы о чем-то быстро пошептаться. Торжественно и молча, вытянув по бокам свои праздные ручки, заговорщики несколько минут постояли возле дивана, на котором вытянулся немощный пациент; затем на цыпочках удалились. Кузьме показалось, что он прочитал облегчение в их глазах. День пролетел в хлопотах. Дача была полна врачей. Они суетились, бегали взад и вперед, без устали таскали свои препараты и пичкали ими больного. Никто за ними не смотрел, а гэбисты не понимали их действий. Позже начальник охраны полковник Новик упрекнул подчиненных, что они не вели журнал и не записывали посетителей, допущенных к Сталину. Но это случилось неделю спустя, когда началось следствие и Берия всех стал сажать. К вечеру того же дня прибыли дети Сталина, Светлана и Василий. Светлана, молодая, хорошо одетая, элегантная женщина, долго всматривалась в лицо отца. Со своего места у двери Кузьма услышал ее взволнованный голос, "Кто это? Я не узнаю его. Неужели болезнь так изменила папочку?" Василий в своем генеральском мундире стоял позади, обнимая ее за плечи. "Чем покрыто лицо отца?" угрюмо спросил он главного медика, который пять часов назад ставил Сталину пиявки. "Это новейшая лечебная мазь, разработанная академией наук СССР. Она облегчает сердечно-сосудистые заболевания и укрепляет челюстной аппарат." "Когда отец выздоровеет?" печально спросил Василий. "Обещаю вам, что мы поставим Иосифа Виссарионовича на ноги, как только из Москвы доставят диагностическое оборудование. Не сомневайтесь, тов. генерал, все будет в полном порядке." Медик потер ладошки и лучезарно улыбнулся.
  Из сообщения московского радио.
  "ОБЪЯВЛЕНИЕ СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА - О болезни товарища Иосифа Виссарионовича Сталина, Председателя Совета Министров СССР и Секретаря ЦК Коммунистической партии Советского Союза. Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров СССР объявляют о великой беде, постигшей нашу партию и наш народ, - о тяжелой болезни товарища И. В. Сталин. В ночь с 1 на 2 марта у товарища Сталина в своей московской квартире произошло кровоизлияние в мозг, затронувшее его жизненно важные части. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Произошла потеря речи. Возникли серьезные нарушения в работе сердца и дыхания."
  3 марта 1953 г. После несения дежурства в особняке Кузьму перевели на один день охранять главные ворота. Их было около десяти топтунов - гэбистов, одетых в зимнюю форму одежды: бараньи полушубки, шапки со спущенными ушами и валенки с галошами. Через плечи были перекинуты автоматы, на поясах висели подсумки. На посту они менялись каждые полчаса и уходили обогреваться в караульное помещение, через широкие окна которого хорошо просматривался объект. Сидя за столом на табуретках, они рассматривали каждую подъезжающую машину и отсылали ее на парковочную стоянку неподалеку от забора. Оттуда гости шли пешком. Исключение делалось только для действующих глав других государств, представителей крупных международных организаций и членов политбюро ЦК КПСС. Парадный блеск полированных лимузинов ослеплял, а иностранные флажки на их крыльях величественно трепетали. Эти, построенные на заказ, бронированные транспортные средства перевозили важных, надутых, застегнутых на все пуговицы чиновников. Их сытые физиономии лоснились от благополучия. После осмотра под дулом пулеметов ворота открывались и лимузины мягко подкатывали к особняку. Сегодня автомобили доставляли не только вождей рангом помельче, но и медицинское оборудование. Медики из обслуги Сталина прежде, чем допустить ящики на режимный обьект, приказали затаскивать контейнеры в караулку для досмотра и сейчас на столе открывали и рассматривали содержимое. Аппаратура, приборы, устройства, тюки с лекарствами и бинтами заполoнили небольшое помещение и некуда было от ящиков и коробок деваться. Великая страна обожала своего вождя и посылала ему помощь. Медики не справлялись. Их было двое двадцатилетних старательных парней, верных как псы советской власти и по уши накачанных марксистской пропагандой. У каждого из них помимо десятилетки было среднее медицинское образование плюс небольшой стаж в районной больнице. Начальника их отдела, опытного врача по имени Иван Иванович давно посадили за контрреволюцию и саботаж. Сегодня отдуваться ребятам приходилось за себя и за отсутствующего Иван Иваныча. С побледневшими лицами, трясущимися губами, они чуть не плакали, пытаясь постигнуть сущность прибывающих приборов, медикаментов и препаратов. Комендант дачи И.М. Орлов уже несколько раз приходил в караулку и сетовал на неудовлетворительную работу медицинского персонала. Чувствуя себя виноватыми, ребята молчали. Они пропускали в особняк лишь понятные им предметы: бинты, йод, порошки и вату, но если дело касалось чего - нибудь посложнее, например, электрокардиографа или рентгеновской установки, то такие ящики выносили за внешний забор и оставляли на снегу на неопределенный срок. В это время рядом в особняке на диване мучительно и долго умирал неизвестный человек, назвавший себя Сталиным.
  Из сообщения московского радио.
  "МЕДИЦИНСКИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ о состоянии И. В. Сталина в 2 часа ночи 4 марта 1953 г. (abbreviated. AB). В ночь на 2 марта 1953 г. у И. В. Сталина произошло внезапное кровоизлияние в мозг, затронувшее жизненно важные области головного мозга, в результате чего у него развился паралич правой ноги и правой руки с потерей сознания и речи. 2 и 3 марта были приняты соответствующие лечебные мероприятия, направленные на улучшение нарушенных функций дыхания и кровообращения. Несколько увеличилась степень нарушения функции головного мозга. В настоящее время проводится ряд лечебных мероприятий по восстановлению жизненно важных функций организма."
  
  4 марта 1953 г. Вот неудача! На воротах Кузьму оставили еще на один день. "Какая неприятность, елочки зеленые!" ругался он. "Сколько мне здесь мерзнуть?!" Хрусталев, его непосредственный начальник, дружелюбно объяснил, что это распоряжение полковника Новика, которое не следует рассматривать как понижение и завтра Кузьму вернут на выполнение его прямых должностных обязанностей. "Будешь в особняке или в аппаратной," по-приятельски подмигнул ему Хрусталев. "Пока терпи!" Как человек военный Кузьма не рассуждал. Он вытянулся, отдал честь и отправился в караулку. День выдался ненастный. Порывисто задувала поземка. От резких ударов ледяного ветра коченели лица. Скрипели и раскачивались деревья, роняя снежный покров. В толпе других топтунов-гэбистов Кузьма, подняв высокий воротник слонялся у забора, где в высоких ящиках было сложено беспризорное медицинское оборудование. За спиной у него на ремне болтался тяжелый надоевший автомат. Ничего этого он не замечал. Кузьмой овладевало уныние, тоска терзала и грызла его, повергая в безысходнoе отчаяние. "Это из-за меня. Неужели в болезни тов. Сталина есть доля моей вины?" проклинал он себя. "Но может я не прав?" пытался он найти оправдание. "Еще ничего не ясно. Вдруг наш любимый вождь скоро выздоровеет?! Какая будет радость!" Ветер издавал непрерывный протяжный вой. С хрустом бились о забор твердые снежинки. Их вихревые удары секли кожу, слепили и трудно было разомкнуть веки. Внезапно в пелене метели появились очертания большого черного автомобиля. Oн мчался прямо на охранника. Лимузин быстро надвигался и спасенья, казалось, нет. Резко отступив назад, Кузьма успел увернуться от удара. Через лобовое стекло он успел различить силуэт водителя и на переднем сиденье искаженное яростью лицо пассажира. Их взгляды встретились. То был Василий Сталин, которого он видел на даче два дня назад. Под низко надвинутой генеральской папахой сверкали сердитые глаза, широкие ноздри раздувались от бурного дыхания, побелевшие от гнева губы обнажили крепкие белые зубы. Вмиг они унеслись прочь и видение исчезло. Отряхивая снег со своего полушубка, ошеломленный Кузьма поднялся из сугроба. Метель начала утихать и немного прояснилось. "Мне надо как можно скорее поговорить с генералом Сталиным и все ему рассказать," твердо решил молодой чекист.
  Из сообщения московского радио.
  "МЕДИЦИНСКИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ о состоянии И. В. Сталина в 2 часа ночи 5 марта 1953 г. (abbreviated. AB). В течение последних суток состояние здоровья Иосифа Виссарионовича Сталина оставалось тяжелым. Артериосклероз, развившийся в ночь с 1 на 2 марта из-за гипертонии и кровоизлияния в мозг в левом полушарии мозга, привел, помимо правостороннего паралича конечностей и потери сознания, к повреждению стволового отдела головного мозга, сопровождающиеся нарушениями жизнедеятельности дыхания и кровообращения. В ночь с 3 на 4 марта продолжилось нарушение дыхания и кровообращения. Наибольшие изменения наблюдались в дыхательных функциях. Далее, днем 4 марта возобновились серьезные нарушения дыхания. Частота дыхания 36 в минуту. Артериальное давление продолжало оставаться высоким (210 максимум-110 минимум) с пульсом 108-116 в минуту, нерегулярным, трепещущим и аритмичным. Медицинские меры, принятые 4 марта, включали введение кислорода, соединений камфоры, кофеина и глюкозы. Второй раз пиявками взяли кровь. В связи с повышенной температурой и высоким лейкоцитозом была усилена пенициллиновая терапия, проводимая по назначению с начала болезни. Ближе к концу 4 марта состояние здоровья Иосифа Васильевича Сталина остается тяжелым. Пациент находится в состоянии глубокого бессознательного состояния."
  5 марта 1953 г. Наутро метель утихла. Природа посветлела, стало пригревать солнце, снег улегся и повсюду раскинулись высокие сугробы нетронутой белизны. Девственно-чистый снежный покров подступал к густому хвойному лесу, который скрывал пятиметровой высоты глухой забор и дачу Сталина. Tам заканчивалась последняя глава кровавой драмы.
  Кузьму поставили проверять прибывающих на дачу гостей. В прихожей, отделанной дубовыми панелями и освещенной бронзовыми канделябрами, сделалось тесно от висящих на крючках охапок пальто, шуб и шинелей. В числе других гэбистов Кузьма проверял документы (в сотый раз) и охлопывал карманы посетителей, которые во время процедуры покорно поднимали руки и терпеливо молчали. Особенное внимание обращалось на медицинский персонал. "Народ они сомнительный, недаром их день и ночь в газетах ругают," инструктировал подчиненных генерал Орлов. "Под своими халатами эти типы, что угодно спрячут и любую контрабанду к постели тов. Сталина пронесут. Может у них там химическое оружие в пакете завернуто или атомная бомба какая на шее болтается? Смотрите за ними в оба, ребята, не то нам всем несдобровать! " И чекисты трясли медиков нещадно, заставляя бедняг выстраиваться в длинной очереди на снегу на морозе. К полудню очередь у крыльца рассеивалась и вся медицинская братия перекочевывала в спальню Сталина, где, чихая и кашляя, доминировала целый день. Их пациент был по-прежнему без сознания. К нему таскали стальные бутыли с кислородом, обследовали с помощью желудочных зондов и снимали электрокардиограммы. Не помогали ни камфора, ни глюкоза, ни даже норсульфазол с пирамидоном! Ничто не могло снизить убийственно высокое давление гениального вождя и замедлить его частое сердцебиение. Проходили часы, но все усилия спасателей оставались напрасны. Наконец, случилось неизбежное.
  "МЕДИЦИНСКОЕ СООБЩЕНИЕ О БОЛЕЗНИ И СМЕРТИ И. В. СТАЛИНА. (abbreviated. AB). ...В последний день болезни при резком ухудшении общего состояния повторялись приступы тяжелой сердечно-сосудистой недостаточности (коллапс). При обследовании с помощью электрокардиограммы установлено острое нарушение кровообращения коронарной артерии, сопровождающееся очаговыми сбоями сердечной мышцы. Днем 5 марта состояние больного особенно резко ухудшилось: дыхание стало поверхностным и намного учащенным, пульс достиг 140-150 ударов в минуту, снизилось пульсовое давление. В 21 ч. 50 м. При нарастании сердечной недостаточности и недостаточности дыхания И. В. Сталин скончался."
  O смерти Сталина cоветскому народу было объявлено на следующий день по радио в 6 часов утра. Согласно медицинскому заключению, смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг, хотя присутствующие у смертного одра вождя видели совсем другое. За час до кончины Иосифа Виссарионовича сильно вырвало кровью. Его соратники по политбюро, Берия, Хрущев, Маленков и Булганин, на даче не присутствовали. Незачем. Им и так все было ясно. Днем 5-го марта еще при живом Сталине они собрались в Кремле обсуждать состав нового руководства. От спешки и торопливой жадности были нарушены иx собственные партийные нормы и важные решения были вынесены без одобрения центрального комитета партии. Cойдет!
   Между тем в спальне Сталина царило состояние растерянности и шока. Собрались лечащие врачи, подсобный персонал, охранники и близкие покойного. Слышались плач и рыдания. Светлана, сдерживая стон отчаяния, закусила губы, а ее брат устремил мрачный взгляд в пол, судорожно соображая, что его ждет дальше. "Позвольте обратиться, тов. генерал-майор," услышал сын Сталина робкий шепот за своей спиной. Василий обернулся. Перед ним, приложив правую руку к фуражке, вытянулся лейтенант охраны. Он был того же возраста, что и Василий, правда повыше и пошире в плечах. Честные светлые глаза просителя умоляюще вперились в него. Наследный принц передернулся; он не любил простолюдинов, которые крупнее и сильнее его, но заметив на ресницах лейтенанта слезы, смягчился и промолвил, "Обращайтесь." Глаза незнакомца забегали. "Здесь неудобно. Может быть в другом месте?" "В чем дело?!" по-начальственному рявкнул Василий. "У меня секретов нет! Говорите!" Увидев, что тот запнулся, генерал поторопил его, "Ну!" Преодолевая огромную тяжесть, Кузьма как прыгнув в бездонную пропасть, бросил свое ужасное обвинение. Слова срывались с его губ и каждое слово означало смерть тому, кто посмел произнести его. "Вас обманывают!" звенящим от напряжения голосом прокричал Кузьма. "Возможно, что это не ваш отец, а его двойник! В любом случае этот человек был отравлен!" "Кто его отравил?!" взвизгнул Василий. "Не знаю," Кузьма еле держался на ногах. Ему казалось, что рушится потолок и над головой его порхают траурные черные бабочки. Все в комнате обернулись и с ненавистью разглядывали наглого выскочку. Долго не размышляя, Василий принял молниеносное решение, "Я этого так не оставлю! Напиши рапорт. Все, что ты знаешь! Будешь проходить как свидетель! Поедешь сейчас со мной в штаб московского авиационного округа. Там будешь под моей защитой. Я договорюсь с твоим командиром. Живо!"
  
  Глава 8
  январь 2014 г. Владлен Кузьмич Верепаев очнулся в своем времени. Но пережитые грозные события и испытания продолжали набатным колоколом греметь в его сознании, угнетая и обессиливая его душу. От нервных шоков и потрясений у него начались головные боли, хотя он понимал, что никакой угрозы нет и он находится в безопасности своей тесной старенькой квартиры в Химках и рядом на кровати к нему протягивает ласковые руки его верная и милая жена. "Что было с тобой, Владик?" нежно спросила она и ему захотелось плакать. "Ты узнаешь меня?" Он утвердительно кивнул, но сказать ничего не смог, лишь издав легкий хрип. Окоченевшие язык и губы не повиновались. "Ты был в коме целых три недели. Я не знала, что и думать. Никакие уколы тебе не помогали." Она поднялась и поцеловала его в лоб. Владлен крепко обнял свою подругу и не хотел ее отпускать. Прошло немало времени, а они не могли оторваться друг от друга. С ней ему было легко и уютно, и хотелось чтобы блаженство это продолжалось вечно. Но земные заботы настойчиво требовали внимания и наконец, он открыл глаза. Через задернутые шторы в комнату проникал свет уличного фонаря, освещая раздвинутую диван-кровать, пожилых супругов, укрытых изношенным ватным одеялом, стол с наваленной горой немытой посуды и четыре стула, на которых висели одежда и белье. В ночной тишине Владлен отчетливо слышал свое собственное сердцебиение, дыхание Дарьи Михайловны и вопли пьяных на улице. Он попытался встать - это ему удалось - зажег верхний свет и прошел в ванную. В безмолвии он приблизился к зеркалу над раковиной и не узнал себя. На него глядел другой человек - худой, обросший седой щетиной, с синими мешками под потухшими глазами. "Дорого мне обходятся мои видения," тоскливо простонал Владлен. "Придет ли этому конец?" "Что ты сказал, дорогой?" через открытую дверь услышал он голос Дарьи Михайловны. "Все в порядке," пробормотал он и опять замолчал, однако с облегчением отметив, что дар речи вернулся к нему. Заплетающимися шагами он проковылял в кухоньку, где проворная жена его уже уже собирала на стол и готовила утренний чай. И верно, часы на стене показывали семь, сквозь жидкую занавеску пробивался свет нового дня; отдернув штору, он заметил внизу людской ручеек, устремившийся к автобусной остановке. Постепенно Владлен возвращался в свою реальность. "Ну, и хватило меня там!" потрясенный путешественник во времени опустился на табуретку. Он никак не мог прийти в себя и, как лошадь, мотал головой. "Что случилось? Ты очень плохо выглядишь. Я едва узнаю тебя." Дарья Михайловна подала ему чашку горячего чая. "Еще бы. Меня там убили!" Дарья Михайловна ахнула и сахарница выпала из ее рук. Не обращая внимания на осколки и рассыпавшееся содержимое, она подошла к мужу и положила обе ладони на его голову. "Что за чушь, Владик! Ты здесь! Ты жив и здоров! Убили не тебя, а твоего отца в 1953 г.!" Она ласково провела ладонями по его лицу, волосам, а потом прижала его к себе, прошептав, "Зачем ты так волнуешься? Ты здесь рядом со мной." "Не все так просто," Владлен отстранился от нее. "С папой у меня существует мистическая духовная связь. Непонятно, какая. Я вижу мир его глазами. Я знаю то, что знал он." "Ты сходишь с ума. Кузьма Сидорович давно умер. Хочешь, я запишу тебя на прием к психиатру?" "Не надо," Владлен с раздражением отмахнулся. "От психиатров толку нет, но смерть моего отца я пережил сам." "Расскажи подробно, что там произошло." Дарья Михайловна положила локти на стол, подперла ладонью голову и приготовилась слушать. "Случилось вот что. Тут же после смерти Сталина начался разброд. Все безутешно плакали и рыдали, работа остановилась и два человека из его охраны с горя застрелились. По указанию Берии к вечеру следующего дня весь подсобный персонал был уволен, а мебель, посуда, бумаги - все было вывезено на другие дачи. Простым людям из окружения Сталина, т.е. поварам, шоферам, уборщикам, подавальщицам и т.п., включая личный персонал, пришлось особенно туго. За двадцать лет службы они привязались к вождю, в быту он был неплохим человеком, и люди сильно горевали. Конечно в СССР безработицы нет и трудоустроиться было нетрудно, но кроме всего прочего это множество народу теряло насиженное привилегированное местечко и теперь были предоставлены самим себе." Рассказчик сделал короткую паузу, отхлебнул чаю из чашки и продолжал. "Странные вещи стали происходить на даче. Недавно оживленная, она обезлюдела и начала приходить в упадок. Зенитчики ПВО вернулись в свои части; собак отправили в питомник; охрану, естественно, распустили; Хрусталев был арестован; отца моего искали органы госбезопасности и все это время Василий Сталин прятал его в окружном штабе ВВС. Кузьме Сидоровичу было приказано находиться во внутренних комнатах, опасаться покушения и никогда не подходить к окну. Он был важный свидетель. Отец написал подробнейший рапорт, включая первое убийство в Кремле в конце февраля 1953 г., и передал его генералу Сталину, хотя рапорт был адресован новому главе советского правительства Маленкову. Василий, ознакомившись с документом, как-то странно взглянул на Кузьму, ничего ему не сказал и уехал, приказав никуда не выпускать старательного чекиста и держать его под усиленной охраной. Говорили, что в пьяном угаре генерал Сталин ездил к Берии в МГБ, там скандалил и кричал, что главу партии и государства отравили и что он на всех на них найдет управу. Так или иначе в скором времени Василия арестовали, сняли с него имя Сталин и записали как Джугашвили. Потом еще хуже. Его отправили во Владимирскую тюрьму под другим новым именем." Владлен немного передохнул и закурил папиросу. "Интересно знать что случилось с гэбистскими друзьями Кузьмы? Хрусталева выпустили через две недели после ареста, но короткое время спустя он неизвестно чем заболел и быстро скончался. Подозрительно? Да! Один Жора Фуфайкин вышел сухим из воды. Oн по-прежнему в разведке и в микроскоп изучает образцы дерьма выдающихся деятелей коммунистического движения на предмет их преданности идеалам марксизма. Моему отцу Кузьме Верепаеву выпала плохая доля - его расстреляли за измену родине. Его не били и не пытали - с ним все было ясно и зачем следователям терять время? - его просто отвезли в подвал на Лубянке и там кокнули. Перед смертью отец успел крикнуть, "Да здравствует советская родина!" И после этого ничего. Кромешная темнота. Моя связь с ним оборвалась. Бесследно и навсегда. Для меня казнь отца была сильнейшим жизненным потрясением; потому я так сдал и теряю здоровье." "Но ведь Кузьму Сидоровича реабилитировали в 1958 г.!" Дарья Михайловна попыталась успокоить своего мужа и ласково коснулась его плеча. "Реабилитировали. А что толку? Мне тогда было три года и я рос без отца." Он задумался, выпустил ей прямо в глаза несколько клубов дыма и печально прибавил, "Что-то меня опять в сон клонит." "Пойди полежи, Владик," жена заботливо поправила его балахон. "Я пока схожу в банк. От Сереженьки перевод пришел. Как раз вовремя. У нас деньги кончились." Владлен недовольно ощерился, "Как возможно? У нас была самая передовая социалистическая демократия в мире. Семьдесят лет строили! По числу врачей на 100 тысяч населения мы превосходим весь мир! Первый спутник наш! Первый человек в космосе наш! На Луну советские зонды летали! Мы победили фашизм! Теперь же на подачки от классового врага живем! Докатились!" Он хлопнул сморщенным кулаком об стол. Дарья Михайловна привыкла к таким разговорам и не обращала на эти высказывания никакого внимания, считая их чудачествами выжившего из ума коммуниста. Она взглянула на часы. "Время уже десятый час; банк открылся. Я мигом сбегаю. Будь умницей." Она пошла одеваться в комнату, где облачилась в джинсы и футболку, скрутила на затылке волосы и, накинув пальто и шляпу, скоро ушла. Через полтора часа Дарья Михайловна вернулась. Раскрасневшееся от мороза лицо ее помолодело и оживилось. Она несла хозяйственную сумку, полную продуктов, настолько тяжелую, что ее то и дело приходилось перекладывать из руки в руку. В числе других съестных припасов там лежал батон любимой колбасы ее мужа и даже поллитровка пшеничной водки, после употребления небольшого количества которой Владик всегда приходил в необыкновенно радужное настроение. Не желая беспокоить любимого, она отперла дверь своим ключом, тихо вошла и разделась в прихожей. Намереваясь пошутить и тихонько хихикая, она прокралась в коридор. Оттуда ей была видна кухня, желтый свет невыключенной потолочной лампы и забытое зашторенное окно. Настенные часы показывали одиннадцать и на плите стоял остывший чайник. Владлен Кузьмич сидел на табуретке спиной к ней в той же позе, каким она оставила его - широко расставившим ноги, обутые в тапочки, и подперевшим голову локтями, упертыми в стол. На цыпочках Дарья Михайловна подошла к нему и обняла за плечи. "Посмотри, что я тебе принесла," засмеявшись, проговорила она ему на ухо. Он не отвечал. Неподвижные глаза его были широко открыты. В зрачках отражался рассвет неземного дня. Перед ним стояла тарелка с засохшим ломтиком хлеба, который сжимала его безжизненная рука. Владлен Кузьмич был мертв. Вселенная перевернулась и встала на дыбы и солнечный свет померк вокруг свежеиспеченной вдовы. Oна завизжала и грохнулась на пол. Ее обморок длился до позднего вечера. Очнувшись, Дарья Михайловна схватилась за телефон.
   На восточном побережье США была суббота два часа пополудни, когда в нью - йоркской квартире Верепаевых зазвонил телефон. Ответила хозяйка, молодая хорошенькая негритянка Замбези Верепаева. Ей было весело и уютно в этот пронизанный ленивой негой выходной день. Одетая по-домашнему в белые брюки и легкий розовый свитер, она сидела в кресле возле панорамного окна, из которого открывался живописный вид на могучий Гудзон, кативший свои холодные воды в океан, на раскинувшийся на противоположном берегу реки осенний парк с красочной желтой, зеленой и пурпурной листвой и гигантский двухярусный мост, соединяющий Манхэттен и Нью - Джерзи. Выпучив глаза, Замбези вслушивалась в непонятную русскую речь. Наконец ее осенило. "Sweetheart! Somebody speaks Russian! Come and talk to her!" (Дорогой, кто-то говорит по-русски!). Не сразу Сергей откликнулся из соседней комнаты; хмыкнув, oн поднялся из-за письменного стола и неохотно подошел к телефону. Это был 28-и летний темноволосый человек среднего роста. Он не унаследовал внушительных габаритов своего отца, а скорее пошел в мать. Он был худощав, проворен и ловок, а в плотно сжатых губах, в твердом подбородке и голубых глазах его читались решительность и воля. Путаясь в полах своего просторного халата, он взял трубку и сел на диван. "Сереженька, родной, такая беда! Твой папа умер," причитала Дарья Михайловна. Но на Сергея полученная новость не произвела никакого впечатления. "Ну, что ж, все мы когда - нибудь умрем," философски ответил он. "Ты уже его похоронила?" "Нет, что ты, он только что скончался. Я еще не звонила в скорую помощь. Разве их дождешься?" "Откуда ты знаешь, что он умер? Может быть папа живой, только опять в коме?" "Нет. К сожалению, нет. Я ему и пульс щупала и зеркальце к губам прикладывала. Ничего нет - не дышит и сердце не бьется. Хоронить надо, но на это нужны деньги." "Мама, тебе прежде надо справку о смерти получить, а потом о похоронах думать. Бери такси и вези его в ближайшую больницу. Они знают, что делать." Воцарилось молчание, которое прервал Сергей, "Мамочка, как ты там одна? Соседи то есть у тебя, чтобы хоть немного помочь?" "Соседи у всех есть, но им не до нас. У них своя жизнь. Теперь я осталась одна - одинешенька на всем белом свете." Послышались всхлипывания. "Мам, не плачь. Ты не одна. У тебя есть мы. Если станет очень плохо, приезжай к нам. Я жену уговорю. Xотя это ее квартира, нo она тебя примет, у нас место найдется." "Куда же я на старости лет в такую даль попрусь," отнекивалась Дарья Михайловна, но голос ее стал бодрее. "Да я и английского языка не знаю." "Ничего, не пропадешь. В Нью Йорке 80% населения понимает по-русски. Это только кажется, что кругом американцы," засмеялся Сергей, довольный своей шуткой.
   На этом разговор с Америкой закончился, связь оборвалась и Дарья Михайловна осталась в своей скудно освещенной кухоньке наедине с трупом мужа. Он так и сидел за пластиковым столом, высокий и могучий, как монумент уходящей сталинской эпохи, пока она не убрала грязную тарелку из-под его правой руки и не сунула посуду в мойку. Ему было безразлично. Мрачная душа его витала неизвестно где, вне времени и пространства и, возможно, искала путь к Богу. Снаружи бушевала ветреная ночь, ураганные порывы завывали в стеклах и толкались в бетонные стены и вдалеке сквозь волнующуюся атмосферу светились многоцветные окна многоэтажек. Пожилой женщине стало жутко. Долго так оставаться она не могла. На деньги, присланные ей сыном, она решила отвезти останки Владлена Кузьмича в лазарет. Таксист прекрасно знал Химкинскую Центральную больницу на улице Чкалова и через короткое время они прибыли в приемный покой. Там Владлена Кузьмича осмотрели, признали факт смерти и поместили в морг. Вся в слезах безутешная вдова вернулась в свое опустевшее гнездо. Потрясенная, спать она не могла; ее мучили кошмары. Не смыкая глаз, бедная женщина просидела на диване всю ночь, вспоминая всю свою жизнь, пока наутро к ней не пришло решение: после похорон она продает квартиру и переезжает к сыну в Нью-Йорк! Однако, множество препятствий стояли на ее пути, в числе которых было получение письменного приглашения и выполнение ряда бюрократических формальностей. Глубоко вздохнув, Дарья Михайловна задумалась. Пока это были только ее пустые мечты. Она должна действовать! Прежде всего следовало связаться с Сережей и испросить его официальное разрешение. В последующем телефонном звонке мать поделилась с сыном своими планами. Сергей, поговорив с женой, получил добро и посоветовал Дарье Михайловне изучить процедуру переезда из страны в страну online. У молодых Верепаевых не хватало времени, а на адвокатов они тратиться не хотели. Переговоры между родственниками принесли продуктивные результаты. Месяц спустя Дарья Михайловна получила из Нью - Йорка увесистый пакет, в котором находились требуемые для получения визы формы. Прошло полгода и посольство США в Москве выдало ей необходимые документы. Дарья Михайловна тут же продала квартиру, купила билет на самолет и отправилась в Нью - Йорк.
   Встречать бабушку в аэропорт приехала вся семья. Сойдя с самолета, Дарья Михайловна с удивлением рассматривала повзрослевшего сына, которого не видела более десяти лет, его элегантную африканскую жену и курчавого шаловливого негритенка, своего внучка, которого она нежно прозвала Пушкиным. Получив багаж, семья вышла из здания терминала. Стоял нежаркий октябрьский день. Небо над городом затягивала серая хмарь, и оттуда, с высоты, сыпался мелкий дождь. Мимо них по широкой бетонной мостовой беззвучно катилась лавина огромных, необычной формы автомобилей. На тротуаре прохожие всевозможнейших рас, какие только существуют на Земле, торопились по своим делам; они едва удостаивали равнодушными взглядами вновь прибывшую пожилую даму. По дороге из окна Сережиной автомашины Дарья Михайловна с изумлением рассматривала незнакомый прекрасный мир, сто лет проклинаемый властями страны, в которой она родилась и выросла. Все поражало путешественницу: величественные небоскребы, тесно столпившиеся у кромки океанского залива; ажурные металлические мосты, раскинувшиеся над полноводной рекой; светящиеся, мигающие красочные вывески реклам и непонятная английская речь, звучавшая в автомобиле, на которой ее сын общался с женой и внуком. Внезапно сомнения закрались в сердце пожилой дамы; тревога охватила ее - справится ли она? Ведь здесь ей предстояло прожить оставшиеся годы и умереть. "Но ничего," подумала она. "Я не превращусь в иждивенку. Я привезла с собой целое состояние, но они об этом пока не знают; я скажу им не сразу." Мысль эта ободрила Дарью Михайловну; oна выпрямилась на своем сиденье и высоко подняла голову. Они подъезжали. Несмотря на вечерний час, движение в этой части Бродвея не было особенно оживленным. Дождавшись разрешающего сигнала светофора, Сергей свернул в боковую улицу, застроенную рядами старых, когда - то роскошных кирпичных зданий, теперь же заселенных пуэрториканской беднотой. На тротуарах было почти безлюдно. Ожидая уборки, валялись большие пластиковые мешки, набитые бытовым мусором, и поодаль, засунув руки в карманы, околачивалось несколько темнокожих подростков. Найдя между запаркованными автомобилями проход, Сергей въехал в многоэтажный гараж, где все они вышли. Служитель знал Верепаевых и поспешил поставить их Форд на парковочное место. Дальше семье предстояло идти несколько кварталов пешком. С вещами в руках под непрекращающимся дождем, без зонтов и плащей они побрели в сторону жилища ее сына. "Парковка в Манхэттене необычайно затруднена," объяснил Сергей. "Если даже на короткое время оставишь автомобиль у тротуара, то вернувшись, можешь обнаружить, что его боковое стекло разбито и твоя машина ограблена. Нью-Йорк переполнен сбродом со всего мира. Нелегальные мигранты пробираются в нашу страну и живут разбоем. Других средств для существования у них нет. К этому надо привыкать и вести себя разумно." Сергей бросил взгляд назад и по сторонам. "То-то я смотрю ты постоянно оглядываешься," от усталости еле ворочая языком сказала его мать. "Hа полицию надежды нет," пожав плечами, буркнул Сергей. Дождь становился все настойчивее, а путь казался бесконечным. Вдруг впереди идущий прохожий, услышав русскую речь, повернулся к ним и спросил, "Excuse me. Are you from Russia? (Вы из России?)" Его немолодое рыжеватое лицо светилось добродушием. Сергей утвердительно кивнул. Незнакомец заулыбался и со словами, "Welcome to the USA," отдал свой зонт Дарье Михайловне и сам пошел дальше, прикрываясь шляпой. "Take it back, Sir! (Заберите!)" Сергей и Замбези кричали ему вслед. "I don"t need it anymore! (Мне он больше не нужен!)" донесся до них голос доброго самаритянина, сбегающего по ступеням в станцию подземки. Там всегда было сухо и прохладно. "Это человек старого воспитания. Вымирающий вид," с сожалением высказался Сергей, когда шаги незнакомца затихли вдалеке. "Должно быть такой выглядела Америка в прошлом." Он сокрушеннo вздохнул. Семья заканчивала свое путешествие. Они пересекли Broadway и пройдя несколько десятков шагов свернули на Fort Washington Avenue. Здесь на углу возвышался пятиэтажный доходный дом, в котором нашла пристанище американская ветвь семьи Верепаевых. Кирпичное здание, построенное в начале 1900-х годов, выглядело как типичное жилое сооружение в инфраструктуре мегаполиса: блеклые стены, тесный дворик перед фасадом, полное отсутствие зелени и никаких архитектурных излишеств. Только поднявшись на третий этаж и войдя в квартиру, Дарья Михайловна оценила редкостное достоинство их жилища - из большого окна открывался раздольный вид на широкую реку и заросшие лесом холмы, раскинувшиеся на другом берегу. Всплеснув руками, она замерла посередине гостиной. "Hello," внезапно откуда-то сзади гостья услышала низкий женский голос. Дарья Михайловна вздрогнула и обернулась. Из бокового коридора навстречу ей вышла другая негритянка - подтянутая и ухоженная женщина лет тридцати. "How is Russia?" смеялась она. "Мама, это наша жиличка Латиша Вильсон," пришел ей на помощь Сергей. "Квартира очень дорогая и, чтобы уменьшить расход, мы сдаем комнату подруге моей жены. Они вместе работают в больнице." "Вы, наверное, устали?" обратилась к свекрови Замбези, конечно, по-английски, но Сергей перевел. "Мы отвели вам отдельную комнату." Она привела Дарью Михайловну в кухню и отворила незамысловатую белую дверь. За нею оказалось помещение, напоминающее по размеру чулан. Однако там уместилась односпальная кровать, небольшой комод с зеркалом, тумбочка и крохотный столик. За узким окном просматривалась кирпичная стена, на подоконнике стоял глиняный горшок с засохшим цветком и выгоревшие гардины свисали с карниза. Дарья Михайловна не была шокирована спартанским убранством; после Москвы обстановка казалась ей вполне подходящей. Она присела на кровать и сосредоточенно задумалась, скрестив на коленях свои усталые руки. Ее представление об Америке, как о чудесной стране, где текут молочные реки с кисельными берегами, оказалось неверным. Здесь не так просто! В комнате не нашлось места даже для стула, но зато на полу лежал вытертый коврик. Какое удобство! Она была неисправимой оптимисткой. Ничто не заботило ее, главное, что она благополучно добралась до Америки! "Мы приготовили тебе обед, мама. Садись, поешь," пригласил Сергей. "Нет, не хочу," сладко зевнула бабушка. "Меня в сон клонит." Замбези помогла внести чемоданы в ее комнатушку и пожилая дама тут же стала их распаковывать. Достав ночную рубашку, она заперлась, переоделась и, помолившись Всевышнему, легла спать. На ее биологических часах стояла поздняя ночь. Глубокое спокойное дыхание вырывалось из ее груди. Теперь она была среди своих.
   Пробудилась Дарья Михайловна очень рано; мягкий, серый полумрак наполнял комнату; высоко над ней слабо белел оштукатуренный потолок. Она отвернула одеяло и поднялась. "Я на другом континенте!" мелькнуло в ее сознании. "Здесь, наверное, все по другому, не так как у нас! Надо пойти проверить!" Она отодвинула гардину и выглянула в окно. В лучах восходящего солнца кирпичная стена напротив слегка порозовела. Oблокотившись о подоконник, бабушка заглянула вглубь дворового колодца; внизу бухнула тяжелая дверь, серое пространство пересекла торопливая человеческая фигура и исчезла в подворотне. Несколько мгновений стояла мертвая тишина, прерванная стрекотом вертолета. Задрав голову и вытянув шею Дарья Михайловна сумела разглядеть квадрат безоблачного голубого неба; потом ее внимание привлек шум проехавшего мимо рейсового автобуса. Его полупустой салон блестел огнями и немногочисленные пассажиры дружно клевали носами. Гостья прислушалась. Рядом что-то происходило. За дверью она различила тихий разговор на чужом языке. Приведя себя в порядок и пристойно одевшись, она повернула ручку двери и оказалась в кухне. Здесь кипела жизнь. В голубоватом свете потолочной лампы Латиша и Замбези сидели за столом и уминали завтрак. На обоих была зеленая медицинская униформа. С озабоченными лицами они поглядывали на стенные часы, боясь опоздать на работу. Воздух был наполнен запахами свежего кофе и поджаренного хлеба. "Доброе утро," с достоинством произнесла пожилая дама и пожелала женщинам приятного аппетита. Hе получив ответа, oна двинулась было в коридор. Сомнительно, чтобы негритянки поняли ее, но, замахав руками, они пригласили ее за стол. Дарья Михайловна заколебалась. Между тем Замбези, вскочив со стула, уже наливала ей кофе в свободную чашку, Латиша из большой коробки насыпала кукурузные хлопья в чистую тарелку и в тостере уже жарились два куска хлеба, предназначенные для нее. "Eat! You are in America! (Ешьте! Вы в Америке!)" жизнерадостно улыбались подруги. Объяснялись жестами, но новоприбывшая училась иx понимать. "Хрущев, Сталин, ГУЛАГ, снег," довольно разборчиво выпалила Замбези. Весело хихикая, подруги быстро ушли. Дарья Михайловна осталась в одиночестве. "Нет, я не одна, где-то здесь Сергей и мой внук," сделала она резонное заключение. Доев свой скромный завтрак и деловито обтерев руки, бабушка навела порядок на кухне. Она прополоскала посуду и протерла влажной тряпкой газовую плиту. Затем с познавательными целями, дивясь американскому изобилию, oна исследовала содержимое всех кухонных полок, шкафов, а также холодильника. Мешало незнание языка, но картинки на этикетках помогали ей понимать. Она открывала, откупоривала, отвинчивала, нюхала и даже пробовала щепотки пахучего содержимого на язык. Уксус вызвал у бедной женщины слезы на глазах, перец обжег ей слизистую, а от запаха концентрированной хлорки она немного вскрикнула и чуть не потеряла сознание. Оклемавшись, отважная дама ступила в гостиную и продолжила осмотр. Там со вчерашнего дня ничего не изменилось. Вид за окном по-прежнему завораживал, правда небо поголубело, по нему плыли пушистые облачка и ветер срывал желтые и красные листья с деревьев в парке. По реке пробиралась самоходная баржа. Плавсредство, нагруженное грудой камней, двигалось против течения и глубоко зарывалось носом в воду. Дымок из его трубы поднимался к небу. Двое матросов бегали по палубе, о чем-то споря. "У них своя жизнь," оторвалась от созерцания чужих неприятностей Дарья Михайловна. "Mеня же ожидают большие задачи." Она шагнула вперед и остановилась перед темным экраном телевизора. Это был большой деревянный ящик на ножках, пыльный верхний край которого доставал ей до подбородка. Не зная языка, у нее не было желания его включать. Она повернулась к TV спиной. На журнальном столике валялись раскрытые газеты и книги в цветастых обложках. На истертой софе лежала пухлая подушка и рядом возле телефона наискосок друг от друга стояла пара кресел. "Where is Mommy?" отчётливо услышала Дарья Михайловна рядом с собой детский голос. Вздрогнув, она повернула голову. Это был ее чернокожий внук Джон. Через приоткрытую дверь можно было увидеть интерьер комнаты, из которой он только что вышел. Там просматривались край большого обеденного стола, несколько стульев, игрушки, разбросанные на полу, и, стоявшая вдоль стены, узкая кровать. "My Mommy is the best," услышала она опять его жалобный голос. Сейчас Дарья Михайловна хорошенько рассмотрела внука. На вид мальчугану было около шести лет. Пижама облегала его маленькое, но сильное тело. Любопытство и живой ум светились в карих глазах. Он решительно подошел к родственнице и повторил, "Please help me to find Mommy." "Мамы нет," догадалась бабушка и, нежно взяв его за руку, они пошли искать папу. Они обошли квартиру, нашли две плотно закрытые двери, но не решились в них постучать, не зная, кто за ними находится. Тогда путешественники отправились на кухню. Там все блестело чистотой после бабушкиных усилий. Дарья Михайловна посадила внучка на высокий стул и дала ему подогретого молока в чашке вместе с кусочком белого хлеба. "Кушай," сказала она малышу. "Скоро ты заговоришь по-русски. Время идет - как птичка несет," поучала она Джона. Тот довольно гугукнул и стал есть. За этим занятием застал их Сергей. Он зевал и потягивался. Из одежды на нем были только белоснежные трусы. "Доброе утро," поцеловал он мать в щеку. "Могла бы и отдохнуть," проворчал он. "Мы сами справимся." "А я на что?" возмутилась Дарья Михайловна. "Завтракал?!" она грозно взглянула на сына. "Сейчас подам! Тебе одно или два яйца? Я помню ты их всегда любил." Властная бабушка встала у плиты и начала готовить ему яичницу с колбасой. "Ну, ты даешь мама! Как быстро ты освоилась! Откуда ты знаешь наши продукты?" Сергей был восхищен. "Еще не то будет," пообещала бабушка. "Через полгода твой Джон по-русски заговорит." Она взглянула на малыша, который уплетал тюрю. "Скажи, дорогой, что ты сегодня выучил от бабушки?" "Собака лает - ветер носит," улыбаясь до ушей, пролепетал негритенок. "Вот видишь какой твой сынок умница. Схватывает на лету. Пушкин. Чистый Пушкин. Не прошло и часу, а он уже двуязычный." В этот момент повариха отвлеклась, потому, что ее стряпня на плите потребовала немедленного вмешательства. Она сняла сковородку и стала сгребать полученную огнедышащую массу в тарелку, которую затем поставила на стол перед Сергеем. Посолив, тот стал уплетать яичницу и кусок булки с маслом, не забывая отхлебывать из объемистой кружки кофе с молоком. "До двуязычного еще далеко," заметил oн, откусывая хлеб. "Hо что это такое Собака Лает?" "Забыл ты родину в своем американском буржуинстве, Сереженька, совсем забыл," всплеснула руками Дарья Михайловна. "Это же была любимая пословица твоего покойного деда Кузьмы Сидоровича. Ты никогда не видел своего дедушку, потому что власти казнили его в 1953 г." После этих слов взгляд ее потух, плечи поникли, увядшие, сухие губы горестно изогнулись. Oна замолчала и присела на стул. "Я тоже второпях запамятовала тебя спросить, сыночек," после длинной паузы произнесла она. "Как ты здесь на чужбине справляешься? Америкосы тебя не обижают? Да еще на негритянке женился! Cдурел что-ли? Парень ты видный. Ничего лучшего не нашел?" "Hе нашел!" разозлился Сергей. "Как я тебе раньше сказал по телефону: в Америке никто на меня не давит. В Нью-Йорке собрались выходцы со всего света и перед лицом американского закона мы все равны и одинаковы. Что касается моей жены, то это мое личное дело. Она мне дорога и я не хочу с ней расставаться. Надеюсь, что ты слышала про американский плавильный котел? Это метафора общества, становящегося все более однородным. Где здесь найдешь русскую девушку? Они остались там, за железным занавесом. Те авантюристки, которые сумели сюда прорваться, меня не интересуют." Нос Сергея сморщился и он отрицательно покачал головой. Расстроенная мать с сожалением смотрела на него, "Имя у твоей супруги уж больно чудное." Бабушка с отвращением покрутила носом. "Замбези это, кажется, река в Африке? Как же она охмурила тебя, сыночек?" Дарья Михайловна чуть не плакала. Брови ее страдальчески сдвинулись, а сухие губы приоткрылись, обнажив проблеск белых зубов. "Ну и слова ты выбираешь, мама!" Расстроившийся Сергей схватился обеими руками за виски. "Ты что против моей жены?" "Да нет, что ты. Дело сделано," Дарья Михайловна опустила глаза. "Кстати, Замбези меня не охмуряла. Это я от нее не отставал." "Это как же?" насторожилась мать. "Мы познакомились в ресторане McDonalds семь лет назад," начал свое повествование Сергей. "В то время я был очень одинок и пропадал без друзей. Ты же знаешь мою историю, мама." Сергей вопросительно взглянул на нее. "Прекрасно знаю, сынок," на лице Дарьи Михайловны появилась гримаса страдания. "Вечные нелады с папой, вечные споры о политике, бессонные ночи; вот ты психанул и уехал." "Да, примерно так, но если бы я не выиграл в лотерею Green Card в посольстве США, то жизнь моя приняла бы другой оборот." В этот момент молодой отец прервал свой рассказ. Он заметил сына, который устал и начал требовательно хныкать. Сергей встал, вынул его из стула и отнес в соседнюю комнату, где посадил на коврик возле ящика с игрушками. Малыш тут же успокоился и начал раскладывать разноцветные кубики. Сергей вернулся на кухню, допил простывший кофе из своей кружки и продолжал, "Приехал я в новый свет без специальности и без знания языка. Моими достоинствами были здоровье, хорошая голова, молодость и желание работать. Прошло короткое время. Материально я очень нуждался, жил где попало, ночами мыл посуду в ресторане, а днем посещал курсы английского языка. Мне было так худо и погано, что временами я жалел, что выиграл в лотерею визу в США. Но, ничего, возврата нет; упрямо я шел по жизни вперед. В один прекрасный день я забрел в переполненный ресторан в Верхнем Манхэттене. Время было обеденное и народ ломился внутрь, чтобы перехватить что-нибудь съестное. Я сидел за столом и доедал свой гамбургер. Краем глаза я заметил красивую девушку; она не сводила с меня восхищенный взгляд. В руках у нее был поднос с заказом, но ей негде было сесть. Встав и дожевывая пищу, я предложил ей свое место. "Are you sure?" лукаво спросила она и улыбнулась. Ты бы видела это чудо. Мы познакомились; в следующее воскресенье сходили в кино и затем решили никогда не расставаться. Вот мой роман."
  
  Глава 9
   Внезапно рассказчик хлопнул себя по лбу. "Однако мы заболтались. Замбези вернется в пять тридцать вечера. Мне нужно приготовить ей ужин, иначе она устроит скандал!" "Ты это серьезно?!" Изумленная Дарья Михайловна не знала смеяться ей или плакать. С трудом подавив желание сплюнуть, она слушала сына. "У меня трудолюбивая и преданная жена. Она работает медсестрой в больнице рядом с нашим кварталом. Я же посещаю занятия в Колумбийском университете, это тоже недалеко. Я учусь на инженера-электрика. Замбези меня материально поддерживает. Если я закончу с хорошими оценками и получу работу, то мы уедем из Нью-Йорка. Так мы давно решили. Медсестра везде найдет себе работу. Мы станем средним классом, заведем больше детей, будем, как и все, жить в своем доме, часть первого этажа будет занимать гараж на три машины, впереди дома раскинется красивый газон и клумбы с цветами, а позади - большой сад. Нам не нужно будет таскать чемоданы под дождем, как мы это делали вчера." "Все это хорошо, но покупка дома требует вложения больших средств?" "Да, сперва мы должны накопить на первоначальный взнос а на остальное придется брать закладную." "Я слышала, что американские семьи отказывают себе во многом, чтобы только не пропустить ежемесячные платежи." "Да, это верно," неохотно согласился Сергей. Его нижняя губа выпятилась от неудовольствия. "До покупки дома еще очень далеко. Мне многого нужно ещё добиться." Воцарилось молчание. Гостья сидела прикрыв веки и положив руки на стол. В квартире не было слышно ни шага, ни звука, ни малейшего скрипа. Только с улицы через оконные стекла проникали приглушенные звуки проезжающего транспорта. Обеспокоенный отец заглянул в соседнюю комнату и нашел сына спящим. В руке его была зажата яркая погремушка. Сергей накрыл своего отпрыска одеяльцем и на цыпочках вернулся в кухню. Бабушка сидела с замкнутым лицом, казалось, что она грезит наяву; глаза ее были устремлены на противоположную стену. Там висел календарь. "Через месяц Америка празднует Рождество," произнесла она, казалось, без всякого смысла. "У меня для вашей семьи есть подарок. Возможно, что он поможет решить ваши финансовые проблемы." "О чем ты, мама?" Сергею почудилось, что Дарья Михайловна сошла с ума. "Я думала, как вам помочь и приехала не с пустыми руками." Она слегка пошевелилась на стуле и начала рассказ. "Твой дед Кузьма был замечательной личностью. Через своего мужа я знаю историю его жизни в мельчайших деталях. У Владика были видения и его сознание постоянно перевоплощалось в сознание Кузьмы. Как это возможно не знаю; у меня есть догадки; о них мы поговорим позже." От волнения голос ее зазвучал громче. Справившись с эмоциями и насилу улыбнувшись, она продолжала, "В 1953 г. Кузьма Сидорович служил в МГБ. Он получил задание казнить двойника Сталина и уничтожить его тело, да так чтобы его никто никогда не нашел. Твой дед с честью выполнил правительственное поручение, но в дальнейшем выяснилось, что это был настоящий Сталин! Официальная версия до сих пор утверждает, что Сталин умер 5-го марта на даче в Кунцево от кровоизлияния в мозг. Двойная ложь, которой советская номенклатура и по сей день прикрывает свое давнее преступление. То, что я скажу тебе - не альтернативная история. Наоборот, фальсификацией является советская официальная версия! На самом деле на даче в Кунцеве умер двойник и при вскрытии было обнаружено, что его кишечник поврежден неизвестными ядами. Двойника хоронили в Москве в Колонном зале, а тело настоящего Сталина было уничтожено еще в конце февраля 1953 г. Уже тогда политбюро знало о смерти диктатора и начиная со 2-го марта московское радио смело и не стесняясь передавало на весь мир подробные сводки о состоянии здоровья дорогого вождя. И эта неожиданная гласность при советской маниакальной секретности; в стране, где даже для входа в обычную районную библиотеку, где на полках пылились произведения советских писателей, требовался отдельный пропуск!" Бабушка немного охрипла от длинной тирады. Она подошла к холодильнику и нацедила в стакан немного фильтрованной водички. "Но я не об этом," успокоившись, она повернулась к сыну лицом. " Когда Кузьма рубил тело Сталина, из кителя жертвы выпало несколько предметов. Сунув находки в свой карман, Кузьма оставил их себе на память, как незначительные сувениры. Он не понимал, что делает. Впоследствии Кузьма передал их своей жене; годы спустя Владик получил их в подарок от своей матери Нюты, а после его смерти предметы перешли в мою собственность. Не всё мы сумели сохранить, но самые важные вещицы остались. Я привезла их с собой. По моему они представляют огромную ценность. Посмотри." Дарья Михайловна пошла в свою комнатку и вернулась с маленькой квадратной сумочкой, которую положила на стол. Сергей открыл кожаное вместилище и долго рассматривал содержимое. Хмыкнув и не веря своим глазам, желая окончательно убедиться, он включил яркую настольную лампу. Наконец последние сомнения рассеялись и он вoскликнул, "Это же партбилет Сталина и его Золотая Звезда Героя Советского Союза! " "Конечно," улыбнулась бабушка. "Что же еще это может быть?!" "Такие сокровища следует продать как можно быстрее и за высокую цену! Мы богачи!" Бодро подняв голову, Сергей счастливо засмеялся. "Правда, верхний луч медали слегка надрублен и покарежен, а на партбилете два пятна крови, но это не умаляет ценности твоих подарков. Молодец, мама! Завтра же начинаем!"
   Прошлo две недели, но немедленного успеха предприятие не принесло; торговля забуксовала с самого начала. Товар был уж очень специфичный и найти покупателя было нелегко. "Давайте дадим объявление в газету и дело с концом," высказалась Дарья Михайловна за вечерним чаем. "О чем ты говоришь, мама?" Сергей был явно раздражен. "Вот послушай; я расскажу тебе житейскую быль. Престарелый родственник одного моего знакомого русского, эмигрант первой волны, тоже дал объявление в газету о том, что хотел бы продать коллекцию своих старинных кинжалов еще царских времен. Эта редкостная коллекция казацкого и черкесского холодного оружия находилась в его владении около шестидесяти лет. Приходили к нему домой разные люди, но ни с кем старый донской казак не сошелся в цене. Так вроде бы все замерло и забылось, как однажды вернувшись из церкви, старый донец нашел свою квартиру ограбленной, а кинжалы - тю-тю. Так "купец" и остался ни c чем, да еще взломанную дверь пришлось ремонтировать. Кстати, семья пострадавшего - наши соседи по дому и проживают этажом ниже. У нас так не получится, мама?" Это звучало грубо. Дарья Михайловна расстроилась, заволновалась, руки у нее затряслись, да так, что она уронила свои очки на стол. Пришлось обтирать их платочком. Лицо бабушки покраснело и на ресницах заблестели слезы. "Может в выходной день вам следует отправиться в West Village, обойти галереи и магазины антиквариата и поговорить с владельцами?" пришла ей на помощь Замбези. Жена уже была посвящена в секрет сувениров Сталина и горела желанием их реализовать. Также она иногда выступала арбитром в домашних спорах и поддерживала мир в семье. "Хорошая идея," согласился Сергей. "Давайте попробуем. Прости меня, мама." Пожилая дама тоскливо кивнула и отвела глаза.
   Сказано - сделано. Наступила очередная суббота. Одетые с иголочки, ведь до Рождества оставалoсь всего две недели, Сергей и Дарья Михайловна в толпе горожан пробирались вдоль празднично украшенной улицы. Как водится, в те горячие денечки cотни тысяч нью- йоркцев устремлялись за покупками. Толчея была невозможная. Ведь наступало сказочное время! Звучали рождественские мелодии, буйствовали огнями разноцветные гирлянды, пушистые хвойные ветки обвивали балконы и фасады домов. Излучали волшебное сияние сногсшибательные витрины магазинов. Oчаровывали нарядные елки, сверкающие гроздья мишуры, прыгающие олени и в каждом окне прятался смешной Санта-Клаус. Хотя Верепаевы пришли сюда с прямо противоположной целью, продавать, а не покупать, приподнятая атмосфера торжества заставила их приобрести несколько игрушек; сейчас руки путешественников были обременены увесистыми бумажными пакетами. Такими их и увидел через витринное стекло Сунь Фунь Чи, владелец лавки древностей на 14-ой улице, что недалеко от Бродвея. Была вторая половина морозного дня. Солнце в бледно - голубом небе застыло над крышами громадных зданий, отбрасывающих своими боками длинные тени на каменные плиты города, на множество его улиц и площадей. Мостовые, фонарные столбы и металлические поручни лестниц искрились от инея. Миллионы расфранченных зевак фланировали по тротуарам, разглядывая и покупая горы товаров, но как назло никто не заходил в его магазин. Однако эта странная пара толкнула дверь и решилась войти. Старомодная нелепая одежда, которую здесь не носят, выдавала в них иммигрантов. С точки зрения Сунь Фунь Чи посетители, одетые как попало, не могли быть солидными клиентами и у них не могло быть серьезных денег. "Can I help you?" холодно спросил он, дав вошедшим несколько минут осмотреться по сторонам и ознакомиться с великолепием его ассортимента. Помещение с иероглифами, начертанными на красных стенах, и низким белым потолком было завалено всякой прелюбопытной всячиной: перламутровыми ларцами, венецианскими зеркалами, инкрустированными табуретками, столиками, вырезанными из слоновой кости, многорукими бронзовыми истуканами с самоцветами вместо глаз и прочими курьезными вещицами, собранными со всех концов света и без которых никакому нормальному человеку невозможно прожить и единого дня. Посетители нерешительно приблизились к стеклянному прилавку, за которым подбоченившись восседал хозяин, молодой американизированный китаец, одетый в безупречный анлийский костюм и белоснежную накрахмаленную сорочку. Его пижонский темно-синий галстук украшала булавка с крупной жемчужиной. Он чувствовал себя невыразимо прекрасным и готов был хоть сейчас занять трон любого императора Поднебесной. Однако, хмурым и недовольным взглядом торговец оценивающе осматривал случайных визитеров, пытаясь угадать их намерения. "Еxcuse me, Sir. We have something very interesting for you. (Извините. У нас есть кое-что очень интересное для вас)." Сергею было трудно говорить. Он сознавал свое ничтожество перед роскошным вельможей. Tрясущейся рукой он выложил на прилавок свое заветнoе имущество. Рядом плечом к плечу к нему стояла его мать. Губы Дарьи Михайловны плотно сжались, а прищуренные глаза метали молнии. "Мне и не снился такой позор," думала она про себя. "Не для того я тащила наши артефакты через океан, чтобы вот так унижаться." Тем временем Сунь Фунь Чи бросил мимолетный взгляд на многовыстраданные сокровища семьи Верепаевых. Чтобы продемонстрировать полное отсутствие интереса и сбить цену, искушенный коммерсант даже не коснулся выложенных перед ним ценностей. Cмекнув, что посетители покупать ничего не собираются, он огорчился и высказал свое мнение. "Зачем мне ваша звезда? Что она означает? К тому же предмет поврежден. Это золотой лом, годный только для переплавки. Много за него вам никто не даст. Хотите продать? Нет... Что у вас еще? Вы утверждаете, что этот замаранный кровью кусочек картона есть документ, якобы принадлежавший Сталину? Сумеете доказать? Ну вот, вы сами не знаете... Что вы мне принесли? Уберите вашу дрянь отсюда. Мне она даром не нужна. Вы отдаете себе отчет, что пятна крови на вашем "документе" представляют собой биологическую опасность? Вполне возможно, что вы уже успели заразить мой магазин, жителей нашего города и всю нашу среду обитания. Помимо всех прочих бед Нью-Йорку не хватает какой-либо новой заморской инфекции! В городе и без того достаточно неприятностей! Eсть что-нибудь еще? Нет... Тогда желаю вам обоим всяческих благ!" Это было все. Mорально раздавленные Верепаевы направились к выходу. В тот момент, когда они уже взялись за ручку двери, послышался голос хозяина, "Wait a minute! (Минуточку, господа! Обратитесь в аукцион Sotheby's. Они покупают исторические манускрипты и письма знаменитостей. Наверняка, тамошние эксперты знают толк в реликвиях, которые вы пытаетесь продать. Послушайте, что они вам скажут. Я вам дам адрес и номер телефона. Можете упомянуть мое имя; oни прекрасно знают почтенного Сунь Фунь Чи. Мы же деловые партнеры на рынке антиквариата. Помимо всего, я поставляю высокохудожественные произведения искусства на мировые аукционы. Сошлитесь на меня; я вас порекомендую)." Он подошел и протянул им вырванный из блокнота листок бумаги. "Спасибо," поблагодарил Сергей и они вышли на улицу. Их мытарства только начинались.
   Вечером того же дня Сергей связался с компанией Sotheby's, послав сообщение о желании продать реликвии сталинской эпохи. Фотографии и подробные описания были приложены. Ответ не заставил себя ждать. Наутро он получил email, уведомляющую о месте и дате встречи. Подписано было простенько и со вкусом - Гленн Паркинсон, агент по оценке. Sotheby's New York расположен в Верхнем Ист-Сайде Манхэттена на углу 72-й улицы и Йорк-авеню и найти десятиэтажное здание было легко. Войдя в вестибюль Bерепаевы обьяснили чернокожему охраннику суть деловой встречи и тот пропустил их на нужный этаж. Гленн Паркинсон оказался подтянутым, быстрым в движениях, спортивной выправки человеком лет шестьдесяти. На нем был консервативный деловой костюм, белая рубашка и неяркий галстук. При виде вошедших, он поднялся из-за своего стола и протянул для приветствия правую руку. Его умные серьезные глаза на скуластом чисто выбритом лица отдавали синевой. "Показывайте ваши трофеи," шутливо произнес он. Сын и мать уселись в кресла напротив и выложили на стол перед ним партбилет и золотую звезду героя CCCP. "Очень интересные вещицы," oдев медицинские перчатки, Гленн рассматривал предметы через увеличительное стекло. "Откуда они у вас?" Он поочередно оглядел посетителей. Его пытливый взгляд проникал в самые глубины их душ. Верепаевым стало не по себе. "Вы, что родственники Иосифа Сталина?" "Конечно, нет," Сергей покосился на мать, которая сидела напротив с замкнутым лицом, не понимая о чем идет разговор. "Конечно, нет, но в какой-то степени да." Сергей окончательно запутался и покраснел. "Мой дед был близким помощником покойного вождя и присутствовал при последних минутах его жизни." Сергею было очень стыдно. Он задыхался от волнения, покрасневшее лицо его залил пот и сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Он не умел лгать. Не мог же он сказать этому любезному господину, что его дед в 1953 г. убил Сталина и присвоил личные вещи диктатора? Сергей молчал. Гленн Паркинсон был опытным человеком и понял жгучую боль, терзающую сейчас душу юноши. Ему стало жаль посетителей, но как представитель уважаемой фирмы он заявил, "Эти реликвии имеют большую цену, но если вещи оказались у вас случайно, вы не являетесь их законными владельцами. Они принадлежат либо СССР, который больше не существует, либо потомкам Сталина. Sotheby"s не может поставить ваши вещи на аукцион." У Сергея упало сердце и он перевел слова агента своей матери. "Почему?" заволновалась она. "У нас прекрасные рекомендации. Г-н Сунь Фунь Чи, ваш друг, замолвил за нас доброе слово. Вот его письмо, почитайте." Гленн поднял руку, пытаясь остановить словоизвержение пожилой дамы. Наконец она умолкла. "Г-н Сунь Фунь Чи не является нашим другом. Он ездит по всему миру и доставляет в Нью - Йорк странные и нелепые вещи. В прошлом году, например, он привез из Киева трухлявую кадушку из-под квашеной капусты, которую пытался нам всучить как саркофаг скифского царя. Сунь Фунь Чи очень настойчив и мы еле от него отделались. Наша фирма должна быть осторожной. В данном случае интуиция подсказывает мне, что ваши реликвии не подделка, но возникают юридические вопросы, на которые вы сами должны найти достойный ответ." Гленн Паркинсон поднялся, тем самым заканчивая аудиенцию. "Вы у нас впервые?" участливо спросил он. "Не забудьте посетить многочисленные предпродажные выставки, которые бесплатны и открыты для публики. В нашем ресторане вы можете насладиться прекрасным кофе, пирожными или обедом. Я дам вам два купона." Но расстроенным посетителям было не до ресторана. Сухо попрощавшись, они быстро ушли.
   Понуро опустив головы, огорченные и усталые Верепаевы брели по широкой авеню. Это был тот спальный район Манхэттана, где квартиры стоили десятки миллионов долларов, всегда царили покой и порядок, и магазины отсутствовали. В сумрачном свете декабрьского дня ряды монументальных многоэтажных зданий выглядели одинаковыми. Низкое небо, затянутое нескончаемой серо-свинцовой облачной пеленой, дышало холодом и верхушки небоскребов вокруг скрылись в белых клочьях тумана. Мимо, блестя задраенными стеклами, бесшумно проносились всевозможные автомобили. Изредка из их потока отделялись невероятно длинные лимузины. Круто развернувшись, они подкатывали к богато украшенным подъездам. Распахивались лакированные дверцы, из лимузинов выходили упакованные в песцовые шубы, норковые манто и меховые шапки знатные господа. Лакеи в ливреях, сгибаясь до пояса, отворяли перед ними вход в пышные, полированные порталы. Пропустив жильцов и их гостей внутрь, тяжелые створки наглухо закрывались, оберегая вверенные им тайны. Oпять наступала скучная тишина. Стоя на тротуаре, поеживаясь, чихая и кашляя, Верепаевы взирали на эту роскошь, осознавая свое бессильное ничтожество перед могуществом верхов. В кои-то веки у них появился серьезный шанс улучшить свое материальное положение, но вновь неудача. "Напиться, что-ли с горя? Все из рук валится!" высказался Сергей. С глазами полными негодования, он косо взглянул на мать. Дарья Михайловна не замечала своего расстроенного сына. Она завороженно смотрела на стены христианского храма, возле крыльца которого они случайно оказались. Укоряющие лики ангелов и святых, нанесенные на стенах, потрясли ее. Потрепанное жизнью, морщинистое лицо пожилой дамы изменилось. Житейские заботы улетели прочь. Дарья Михайловна внушала уважительное благоговение. Глаза ее лучились неземной мудростью, лицо будто осветилось и морщины, казалось, разгладились навсегда. "Мы выросли в атеистической стране," неожиданно торжественно заявила она. Сергей смерил ее безмерно удивленным взглядом. "Не все наши соотечественники нашли путь к Богу," вдохновленно продолжала проповедовать его мать. "Но 1990-е годы, когда советская власть зашаталась, хорошие люди познакомили меня со Священным Писанием. Я стала читать и была тут же захвачена. Многое там говорится о человеческих заблуждениях и o наших тщетных попытках найти счастье в богатстве. Там сказано, что мы гоняемся за химерой подобно вон тем людям." Она кивнула в сторону выходившей из щегольской автомашины парочки лощеных богачей. Высокая женщина, щуря свои темные глаза, притворно улыбалась, в то время как у ее безрадостного спутника было кислейшее выражение лица, как будто он проглотил что-то противное. Оба, окруженные слугами, вошли в подъезд дома и там исчезли из вида. "Ты видел их? Mиллиарды долларов не принесли им счастья. Счастье приносит лишь душевный покой. Для этого не требуется богатство." "Возможно, что это так, но мы превратимся в каких-то библейских отшельников, умертвляющих плоть. Чтобы принять такой образ жизни, потребуется колоссальная философская подготовка. Я не готов. Пошли домой."
   Всю дорогу назад они молчали, пока не вошли в квартиру. Там было пусто. Замбези и квартирантка трудились в больнице, а Джона с утра отвели в детский сад. Без колебаний бабушка встала у плиты и начала стряпать обед. Тем временем, она продолжала рассуждать. "Я должна задать себе вопрос, почему наша семья около шестидесяти лет хранила свидетельства кошмарного преступления? В память о дедушке Кузе? Он сам не знал, что творил. Его обманули. Но речь идет не о поступке деда, а о репутации предметов, которые мы, все эти годы, прятали и берегли. Они принадлежали кровавому диктатору, затмившего своей омерзительностью всех маньяков прошлого. Мы не понимали гнусности этих вещественных доказательств его преступлений, которые унаследовали после смерти дедушки. Понимание приходит не сразу. Мы были сбиты с толку обществом, в котором мы жили и неотъемлемой частью которого состояли. Но незаметная упорная работа происходила внутри нас. В конце концов, я прозрела и жалею о содеянном. Не следовало мне привозить в США свидетельства старой злокачественной опухоли. Невольным катализатором этого процесса стал наш визит к г-ну Паркинсону. Он задавал вопросы, заставившие меня задуматься." Дарья Михайловна прервалась, спохватилась и сбросила нарезанную картошку в кастрюлю, стоящую на конфорке, отчего вода в ней мгновенно забурлила и к потолку поднялся клуб пара. Добавив петрушки и моркови, она продолжала, "Короче, по пути домой на платформе подземки у меня появилось сильнейшее желание выбросить эти поганые реликвии в мусорную урну, забыть о них и дело с концом." Услышав такое, Сергей схватился за голову. "Мама, ты окончательно сошла с ума! Религия заморочила тебя и ты бросилась в другую крайность. Это несерьезно. А как же наши планы разбогатеть?" В этот неудобный момент затрезвонил дверной звонок, Сергей побежал открывать; из прихожей донеслись восклицания и звуки поцелуев; в кухню вошли его жена и ребенок, ликующий отец держался позади, с поклажей в руках. Джон, не раздумывая, бросился на шею бабушке, а Замбези, приятно улыбнувшись, приветствовала свекровь. "Прошу к столу. Обед готов," с профессиональной гордостью отрапортовала Дарья Михайловна. "Мойте руки и занимайте места." "How nice," похвалила Замбези. "Вы становитесь незаменимым членом нашей семьи." Сергей перевел. "Это то, что осталось мне после смерти мужа," безрадостно ответила вдова. Наступила пауза, во время которой пришедшие рассаживались по своим местам. Чинно и не торопясь приступили к еде. Накладывала и подавала бабушка. Улучив минутку и она присела, попробовать картофельный суп, который только что сварила. Между тем за столом семья обсуждала события сегодняшнего утра. Дарья Михайловна прислушивалась к непонятным звукам чужой речи и ей было очень тоскливо. Она была, как называется, чужой отрезанный ломоть. Она слышала, как Сергей долго и многословно объяснял что-то непонятное своей жене; в ответ Замбези часто кивала и посматривала на свекровь. "I totally agree with you, ma"am," неожиданно поддержала она Дарью Михайловну. "Я читала о преступлениях Сталина и не хочу иметь ничего общего ни с ним и ни с Адольфом Гитлером. Hе хочу получить какую-либо выгоду от продажи его безбожного наследия. По моему это аморально." Замбези взглянула на мужа и он перевел. От себя Сергей добавил, "Кроме того, мы не можем ничего из этого реализовать " "Партбилет и медаль следует передать потомкам Сталина," высказалась Дарья Михайловна. "Они сами будут решать, что с ними делать. Продать или любоваться на их красоту." Супруги замолчали, обдумывая ее слова. "Как найти его наследников?" повернула голову Замбези, поставив десерт перед своим сыночком. "Не думаю, что возникнут затруднения," Сергей задумчиво подпер щеку кулаком, облокотившись на стол. "Нам следует обратиться в посольство Грузии в США и объяснить в чем дело. Кстати, это позволит установить подлинность партбилета. ДНК - тест пятен крови, оставшихся на обложке поможет специалистам удостоверить генетическое родство." После этих слов воцарилась долгая пауза, во время которой бабушка складывала посуду в мойку, а Замбези отнесла свое дитя в соседнюю комнату и там нянькалась с ним. Сергей, застывший в позе роденовского мыслителя, прервал молчание, "Друзья, вы отдаете себе отчет какой назревает мировой скандал в случае, если Грузия докажет, что наш партбилет подлинный? Развалится старая советская ложь о смерти Сталина от инсульта 5-го марта 1953 г.! Жирные, одряхлевшие генералы из отдела дезинформации ФСБ опять будут опозорены! Оказывается в гробу в Колонном зале 9-го марта 1953-го г. лежал не Сталин, а его двойник! Настоящего Сталина хрюшки на свиноферме давно скушали! Вот смеху будет!" Сергей повторил свои слова по-английски, адресуясь к жене, которая, вернувшись на кухню, помогала бабушке по хозяйству. Выслушав, Замбези возразила, "Большого скандала не получится. В правительстве РФ много про-сталинских элементов. Они потомки функционеров, которые сделали свои карьеры при Сталине, выполняя его бесчеловечные приказы по удушению собственного народа. Де-сталинизация повернута вспять; номенклатура противится достижениям перестройки, а народ ваш апатичен. Если скандал разразится, сталинисты найдут способ его замять." Когда Сергей перевел ее слова на русский, Дарья Михайловна с уважением взглянула на негритянку. "У тебя замечательная жена. Откуда она все это знает?" "Замбези очень любит меня и к тому же очень умна," шепотом отвечал Сергей, явно не желая, чтобы супруга услышала его. "Моя жена пытается лучше понять меня и потому много читает о России." Сергей встал и нежно прикоснулся губами к ее шее. Замбези улыбнулась, но руки ее по локоть были погружены в бак с водой, поэтому она лишь проворковала, "Потом, дорогой." Сергей отошел в сторону, прислонился к стене и сказал, "Расскажи нам про дедушку Кузю, мама. Я был тогда совсем маленьким и не задавал никаких вопросов." На лицо Дарьи Михайловны набежала тень, возле губ залегли скорбные складки, разве можно напоминать о далеком прошлом? Она отрицательно покачала головой; в затуманившихся глазах блеснули слезы. "В чем дело?" обеспокоился сын. "Если тяжело вспоминать, то не надо." "Ничего, я справлюсь," молвила она, подавляя рыдания. "Твой дед погиб молодым и нам всю жизнь его не хватало." Бабушка шмыгнула носом, бросила свои кулинарные занятия и, утерев руки фартуком, села за стол. В кухне да и во всей квартире настала полная тишина, в которой торжественно звучал спокойный, глубокий голос рассказчицы. "Слушай и запоминай, сынок," начала она свое повествование. "Tвой дед был героем. Он убил Сталина! Вольно или невольно, но это сделал он своими собственными руками! Неизвестно какие еще злодейства натворил бы Демон, если бы твой дед не остановил его! Народ должен знать его имя и гордиться своим смельчаком!" Дарья Михайловна назидательно подняла указательный палец и погрозила кому-то невидимому. "Кузьма Сидорович был серьезным обстоятельным мужчиной, высокого роста и могучего телосложения. Когда он говорил, то все замолкали, когда он шел, то дрожала земля, а от взгляда Кузьмы все трепетали." "Да неужто, мама?" усомнился внук. "Он был всего лишь заурядным лейтенантом." "Не перебивай, а то я замолчу." Бабушка была немного раздосадована, но пожевав губами, сменила гнев на милость. "Так говорит легенда," сурово выложила она. "Когда-нибудь твой дед станет народным кумиром! Сталина защищала целая дивизия опричников, от угрозы с воздуха его стерегли батареи зенитных орудий, эскадрильи скоростных самолетов дежурили на аэродромах, полки минеров проверяли его железнодорожный и автомобильный путь. А вот один - как перст - одинешенек твой дед Кузьма Сидорович обхитрил всех охранников и сумел угробить кровавого тирана! Придет время и его именем станут называть проспекты и площади в лучших городах нашей великой страны!" Пожилая дама немного отдышалась и, собравшись с мыслями, вернулась к рассказу. "Он пробрался в Кремль, никем незамеченный проскользнул в кабинет супостата и отравленной колючкой прострелил ему нос. Гад окачурился в мгновение ока." "Неужто?!" ахнул Сергей. "Так говорит народное сказание," авторитетным голосом повторила пожилая дама, но больше ничего выговорить она не сумела; внезапно глаза ее закатились и она умолкла. "Что с тобой, мама?!" вскрикнул Сергей. "Дайте мне воды," просипела Дарья Михайловна. Стакан воды и какие-то таблетки, принесенные подоспевшей невесткой, успокоили бабушку, но продолжать свой рассказ об убийстве Сталина она отказалась. "Сердце колет и схватывает. Не знаю почему. Когда-нибудь я изложу все что знаю на бумаге, но сейчас сказать больше ничего не могу." Ее оставили в покое; уйти в свою комнатенку и лечь она отказалась и молча сидела за столом, закрыв глаза и обхватив голову руками. Прошел час или около этого, из гостиной доносились резкие звуки TV и восторженный смех Джона; наконец, бабушка, застывшая за кухонным столом, впервые пошевелилась. "Твой отец Владлен," очнувшись, неожиданно начала она, "имел большой престиж в железнодорожном транспорте, вкалывал на работе от темна до темна, прокладывая стальные магистрали для социалистического отечества. Он был так увлечен строительством, что хотел назвать тебя Больжедор." "Да, мне говорили," иронически осклабился Сергей. Он сидел напротив и читал свой учебник по электротехнике. "Хорошо, что не назвал." "Ты должен знать, что между твоим отцом и дедом существовало какое-то странное духовное родство. Оба были приверженцами советской власти, думали одинаково и временами сознание одного замещало сознание другого. Звучит совершенно невероятно, но я это видела. Эти трансформации начались в старом возрасте, когда Владик стал болеть, огорченный тем, что после пятидесяти лет беззаветного труда на благо государства, у него нет достаточной для жизни пенсии. Владик был очень расстроен и грезил наяву. Он неожиданно замирал и лежал с открытыми глазами днями, а то и целыми неделями. Потом он приходил в себя и передавал мне в мельчайших подробностях увиденное в прошлом. Что происходило с ним я понятия не имею и не думаю, что наука может его видения истолковать. Как писал Шекспир, "Есть многое на свете, друг Горацио, Что и не снилось нашим мудрецам.""
   Ничего существенного в тот вечер больше не произошло и в положенное время обитатели квартиры удалились на покой. Оставшись наедине со своей женой, Сергей втихомолку негодовал на Гленна Паркинсона из Sotheby"s, вызвавшего крушение всех их надежд. "Мы могли бы разбогатеть, если бы не этот педантичный приверженец глупых правил," сидя на кровати, жестикулировал руками полуголый муж. "Теперь у нас ничего нет. Даже привезенных мамой вещей Сталина. Грузинское посольство ответило на мое письмо, сказав, что они выявили одиннадцать потомков бывшего главы Советского Союза. Все они носят фамилию Джугашвили и ждут не дождутся получить наследство. У нас опять ничего нет." В отчаянии он потряс кулаками. "Так и будем, считать каждый пенни и еле сводить концы с концами. Посмотри, какие мы бедные; у нашего сына нет своей комнаты и ему приходится спать в столовой." Замбези была более оптимистична. "Зато у нас чистая совесть. У меня не было бы душевного покоя проживать в доме, приобретенном на эти кровавые деньги. Ничего страшного. Вот станешь инженером и мы сами заработаем на новое просторное жилище. Спи спокойно, дорогой."
  Глава 10
   Между тем приближался великий праздник. Чтобы отметить его Верепаевы установили в гостиной елку. Дерево принеслo с собой запах девственного хвойного леса и приветливую атмосферу наступающего торжества. Хрустальный шпиль пушистой зеленой красавицы достигал потолка, ветви ее были украшены радужными огоньками, разноцветными шарами и затейливыми переливающимися гирляндами. У подножья елки громоздились коробки с подарками. Вечером в сочельник, в канун праздника Рождества Христова семья, как водится собралась вместе. После сытного ужина с вином настало время открывать подарки. Все радостно смеялись, как стрелы в воздухе носились остроты и шутки, и даже бабушка была навеселе; она одолела большой бокал пенящегося игристого шампанского. Дарья Михайловна была счастлива. Она начала обвыкаться в Америке и заучила несколько бытовых фраз, такиx как How are you? и Where is the post office near me? Правда, ответы на заданные вопросы она бы не поняла, но пока это было неважно; не все получается сразу, главное, что был сделан первый шаг. На коленях у нее сидел внук, в котором она души не чаяла. Не в пример своей бабушке, малыш сделал солидный прогресс в изучении русского языка и декламировал ужасающие стихи, которые он по его утверждению заучил, слушая московское радио. "Не ходите дети в школу, там нет Бога ни Креста; один Ленин на картинке сидит выпучив глаза." (Стишок не мой; чей не знаю. Примечание автора). Услышав от сына эту билиберду Сергей схватился за сердце, мать горько зарыдала, а на бабушку, чтобы привести ее в чувство, брызгали холодной водой. После этого досадного эпизода Джону строго-настрого приказали русский язык забыть и больше не изучать, но джин уже вышел из бутылки, его нельзя было остановить. В детском саду малыш щеголял русскими словечками и даже обучил нескольких своих одноклассников ругаться по-русски. После воспитательной беседы с учительницей было решено оставить детей в покое. Hичего плохого в знании иностранного языка нет, а там видно будет; главное, чтобы дисциплина и успеваемость не хромали, тем более, что половина Нью-Йорка давно говорит по-русски. От способного мальчика отстали. Сейчас в этот замечательный вечер Джон смирно сидел у бабушки на коленях и широко раскрытыми глазами пристально вглядывался в происходящее, вбирая и запоминая ощущения торжества. Волшебными огоньками искрилась и переливалась красавица - елка; лица присутствующих светились радостью, исполнялись их заветные желания; c восторженными ахами и охами разрывались упаковки на коробках. Замбези получила кожаные перчатки и парфюмерный набор, Сергей - свитер и кепку с кисточкой, Джону достался большой пакет с видеоиграми, а вот Дарье Михайловне, казалось, не повезло - ни коробок, ни пакетов, ни даже горшка с фикусом - она получила лишь малюсенький белый конвертик, в котором лежал лотерейный билет, подаренный ей сыном. Грустно посмотрела бабушка. Она жила здесь уже третий месяц и много раз замечала ворохи пустых лотерейных билетов, выброшенныx их владельцами за ненадобностью и валяющимися вперемежку с мусором на тротуарах. "Не беда, не в деньгах счастье," утешила она себя и побрела на кухню разогреть чайник.
   Бежало время, час был поздний и веселье в гостиной постепенно затухало. Вдоволь насмеявшись, члены семьи возвращалась к своим привычным обязанностям: Сергей нашел какие-то дела в спальне, Замбези, расчесав волосы, болтала с подругой по телефону, а бабушка на кухне гремела сковородками и кастрюлями. Маленький Джон был предоставлен самому себе. Он соскочил со стула, пересек комнату и включил телевизор. Заиграла бравурная музыка, на экране появилась надпись NY Lotto Prizes. Он увидел двух опрятных людей в модных дорогих костюмах и чистенькой до блеска обуви. Под их пристальным вниманием механический шаровой автомат выбирал шесть основных номеров и один бонусный шар для розыгрыша. Все они со стуком выкатились в соответствующие ячейки и замерли перед зрителями. Под звуки фанфар судьи объявили выигрышные номера: 8,6,3,9,1,8,5. "The Lotto jackpot!" объявил ведущий. Опять заиграла бравурная музыка, оглушительная сумма $78 миллионов несколько раз вспыхнула на экране и тут же рассеялась. Ведущая перешла к следующей теме программы. Представление продолжалось. Потрясенный Джон не верил своим глазам. В его кулачке был зажат выигрышный билет, который бросила на пол бабушка! Он еще раз развернул его и проверил номера: 8,6,3,9,1,8,5. Все сходится. "Dad, mom, look!" высоко прыгая, закричал он. "Grandma won the jackpot! (Бабушка выиграла Джекпот!)." Реакцией мамы было безразличие. Она была увлечена разговором и отмахнулась от надоедливого сынишки, "Отстань, не мешай!" Зато Сергей воспринял слова малыша, как свою личную победу. Он взвился и выпучив глаза, выскочил из спальни и бросился к TV. Это ведь он выбрал правильную комбинацию номеров прежде чем купить билет! Это был и его выигрыш! Но, прежде всего надо проверить. Вдруг мальчуган перепутал? К сожалению, передача закончилась и на экране замелькали плутовские рожи комментаторов, перемывающие кости кандидатам от соперничающих политических партий. Не беда, он позвонил в телевизионную студию, из которой шла передача. Механический голос зачитал сводку последних результатов, "Kомбинация 8,6,3,9,1,8,5 выиграла jackpot суммой $78 миллионов. Жители штата Нью-Йорк должны заплатить федеральный и штатный налоги с призов свыше 5,000 долларов. В случае, если победитель является жителем городов Нью-Йорк или Йонкерс с него также причитается местный налог. Выигрыш будет выплачен в зависимости от желания владельца либо по частям $2.5 миллиона ежегодно в течении следующих 20 лет или всей суммой целиком, но тогда от приза остается одна треть." Дарья Михайловна и не подозревала о происходящем. Согнув спину и наморщив лоб, она прилежно мыла посуду. Когда, ступая на цыпочках, в кухню вошла сияющая семья, виновницу торжества было трудно различить в клубах пара. Полные благоговения они остановились на пороге. "Grandma, you won the jackpot!" выкрикнул внук и бросился ей на шею. "Что это?" не понимала бабушка. "Это значит, мамочка, что завтра в утренних газетах будет сообщено, что в табачной лавке на Бродвее в Верхнем Манхэттене неделю назад был продан лотерейный билет, выигравший $78 миллионов наличными. Этот билет принадлежит тебе!" На усталом лице пожилой дамы не отразилось ничего, кроме растерянности. "Ах, вот оно что," ее безрадостный взгляд скользнул вдоль, вкось и поперек потолка. пола и стен помещения. Лоб ее озадаченно сморщился и на бескровных губах появилась кривая улыбка. "Что же теперь?" "Это значит, что ты теперь очень богатая женщина," втолковывал ей Сергей. "У тебя $78 миллионов. Ты можешь купить все." "Зачем они мне?" просто сказала Дарья Михайловна. "Жить мне осталось немного. Мне и так хорошо." "Do you understand, that you are very rich and can afford better lifestyle?" энергично вмешалась Замбези. Сергей перевел. "Ты очень богата и можешь позволить себе лучший образ жизни." "Эти миллионы не вернут мне ни молодости, ни моего дорогого мужа. У меня нет больших потребностей. Я привыкла. Мне и так хорошо." Сказав это, новоявленная богачка завернула водопроводный кран и вытерла свои трудовые руки о затасканное полотенце. "Оставьте меня на минутку в покое," жалобно попросила она и удалилась в свою комнатенку, плотно затворив дверь. Там, не включая света, бабушка стала на колени и долго молилась. Прошло немало времени, пленительные грезы унесли старушку-богомолицу вдаль, туда, где ей было хорошо и весело, где все друзья и нет врагов; потом неясные мысли ее начали расплываться и бледнеть; ей пора было возвращаться в мир. Невольно наклонившись вперед, она вдруг очнулась и чуть не упала. Вздрогнув, бабушка открыла очи. По-прежнему она находилась в своей каморке, по-прежнему стояла на уставших коленях, молитвенно сложив перед собой свои ладони, по-прежнему из кухни просачивалась полоска света. Оперевшись левой рукой о кровать, она разогнулась, поднялась на ноги и огляделась - где она? Дарья Михайловна потеряла счет времени; не сразу вспомнила она о своих родных - не ушли ли они спать? Она настежь распахнула дверь. Нет, вот все ее домочадцы безмолвно сидят за кухонным столом и ждут ее решения. Их лица напряжены, глаза начеку, губы поджаты. Терпеливо они надеются на благоприятное судьбоносное ее слово. "Вот оно!" огласила Дарья Михайловна. "Я решила распорядиться богатством так: половину я отдаю церкви, а половину вам. Лично мне ничего не надо!" Как единый стон, пронесся возмущенный ропот. "Зачем так много церкви?" одновременно и не сговариваясь выдохнули супруги. Джон сидел с краю с низко опущенной головой, поглощенный новой игрушкой. Он был слишком мал, чтобы понимать развернувшуюся битву за наследство. Его мать негодовала, "По библейскому закону священникам полагается одна десятая наших доходов, но не половина," но Дарья Михайловна осекла ее, "Я сказала половину и точка." Смущенный Сергей тихонько вякнул, обращаясь к своей жене, "Не так плохо, дорогая. Мы будем получать ежегодно $1,200,000 в дополнении к нашим собственным заработкам. Мы станем весьма обеспеченной семьей, не правда ли?" Замбези умолкла, на хорошенькой мордашке ее отразился интерес: брови немного приподнялись, веки слегка сузились, морщинки разгладились. Она размышляла, подсчитывая в уме будущие доходы. Вскоре личико ее озарилось улыбкой, "Это здорово получать более миллиона долларов каждый год! Нам хватит на все! Я смогу поступить в медицинский колледж и выучиться на врача! Молодец, бабушка!" Все разом вскочили, подбежали к виновнице торжества, стали ее обнимать и целовать. Завидев такое почтение и любовь, внучок спросил, "Grandma, when we go to Disney World?" Дарья Михайловна не понимала вопроса. "Давай я буду каждый день учить тебя нашему языку," бойко по-русски выговорил мальчишка. "Повторяй - How are you today, Johnny? - понимаешь?" "Да," с достоинством отвечала пожилая дама. Все-таки ей было очень неловко в чужой стране. "Тогда переводи." "Как вы сегодня?" "Да не по-русски, а по-английски, какая ты непонятливая!" "How are you today?" запинаясь, выдавила из себя бабушка. "I am fine. (Я в полном порядке)," на обеих языках ответил сорванец и звонко рассмеявшись выпалил, "Елочки зеленые!" "Откуда это у него?" удивленно глянул отец. "Это любимое присловье деда." "Не знаю oткуда. Я его этим словечкам не учила," Дарья Михайловна пожала плечами. "Может он и есть второй дедушка Кузя? В таком случае его ждут великие дела!"
  
   Конец
  
  year 2022. Knoxville, TN
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"