...но когда я была маленькая мне было на самом деле не так важно,что за гадость она пьет,я только знала,что от этой гадости становилось плохо всем окружающим,а главное ей самой,но я тогда твердо знала,что я люблю ее даже с этой гадостью и искренне верила в то,что моя мама очень любит и меня и бабушку и вообще весь мир.Мне казалось,что такой человек,какмоя мама с ее открытыми, большими и больными глазами не может никого обидеть.Ее морщинки у глаз и в самом лице придавали ей какую-то добрую тишину и спокойствие.
После попойки она обычно становилась кроткая и тихая,будто бы извинялась за то, "что вот дескать поделать родимые, а я вот такая ,какая есть,солнышком не согретая,весной не воспетая,но и я хочу жить и любить и петь,петь,петь..."О,какие песни были,ох какие слезы были.
Долго не получалось у нее бросить,нет,нет,да через день,два и улизнет из дома.а потом пьяная стоит передо мной на коленях,в ноги мне кланяется,да и обещает,что больше не будет,словно малое дитя. Да ну ничего,садились мы с ней вместе,обнимались,плпкались,и следующий день жить.
Наконец,как-то одну зиму затосковала совсем моя матушка. Я с бабушкой в то время жила,а она нам все письма присылала,такие грустные,нескладные,будто душе ее покою никак нет.Апотом то все и выяснилось,как я к ней на лето поехала,что совсем порывать она собралась с делом этим треклятым.Вся худая была,так совсем худая сделалась,бледность у ней в лице так усилилась,будто маска,а не лицо,а глаза не движутся,так-таки впрямую глядят,да и не понять куда глядят,зачем глядят. Встану я перед глазами ее,а она будто все сквозь,все сквозь предметы да стены,будто бы она и не здесь находится. Даже страшно становится. Часто думки дурацкие в голову начали лезть будто бы она и не человек вовсе теперь и убить может и меня и бабушку и любого,ктопопадется.
Внекотором царстве,в некотором государстве сидит она вот этак целыми днями и слово не молвит,ни одна черточка у нее в лице не шелохектся. Я потом бывало подойду к ней тихо,руку на плечо положу,а она глазами хлоп-хлоп,да вдруг и улыбнется.Радости тогда было,я ведь точно верила,что только из-за меня она этот подвиг совершает,что вообще мой это подвиг. Ну я ее и лечила,как одну из детских моих кукол.
Раздражительна она тогда была ужас. И бивала меня,ох как частенько,да по-разному; один раз бывало обернется,ударит ни за что,ни про что и убежит на кухню,а я к кухне подойду,слышу,плачет моя мама,тихо старается плакать,а все чувствую плохо ей. Вот поплачет так и меня идет успокаивать,колыбельную поет,прощение просит. А то и по-другому бывало,как начнет меня бить,с остервением,глаза тихиетак и загораются,а коли кричишь так еще больше только ее разадориваешь,ткт уж она и руками и ногами до крови,так бьет,что даже у нее самой синяки да кровь брызжет,только натешится все никак не может. Не остановит ее. Тут уж после не подходит и прощения не просит. Будто бы вовсе позабыла о существовании моем на свете. Но это все ничего. Я знаю,я б уж для нее любимой бы все стерпела,если б знала,что бросит она штуку эту треклятую
2
Да случай вдруг один вышел. Было само дело вроде как солнечно и радостно,бабушка у нас в городе осталась,а я у мамы все лето провела в Новгороде. В это-то время и мучилась она так сильно. Да вроде бы и ничего. Решили мы возвращаться к бабушке и мамушке моей вроде как все стерпелось,слюбилось вконец. Ясчастлива была и горда. Шла и красовалась. Вот видите,мамочка моя,только моя-у меня она есть! И бабушка у меня есть. И я у себя есть. Все казалось,вот сейчас мы перейдем дорогу и я ее приведу к бабушке. А бабушка только руками разведет,оттого какие мы красивые и развеселые,и будем мы жить теперь все вместе и не будет моя мама такая бледная,худая,а будет румяная и раскрасивая как весеннее распустившееся молодое невинное дерево. И не будет больше такого дерева нв всем белом светею
Наконец-то мы дошли. Когда бабушка нас встретила,мы естественно пообнимались,поцеловались,но я до сих пор не могу понять,почему,когда мы сели за стол втроем,и стало так уютно и тепло,во мне отдалось какой-то грустинкой. Будто предчувствие,что сидим мы сейчас и расстаемся,ждем да поджидаем на дорожку.
А от нашего дома недалеко железная дорога проходит и помню,как именно в этот момент,что-то громыхнуло и поплыло равномерным гулом своим куда-то вдаль. И такое на меня нахлынуло чувство радости,которая одновременно и тяготит и одновременно так хороша,что вынести этой радости,кажется невозможною. Все вдруг стало такое тонкое,прозрачное и листики и трава,словно дотронься сейчас до людей,а они и рассыпяться все и превратяться в Крылья и полетят,полетят за этим поездом. За землю.
Жалко мне стало себя и маму, и бабушку мою,нехорошее предчувствие закралось,что мама скоро уедет и скоро об этом скажет,и я знала,что когда она уедет мне будет так же невыносимо радостно.
3
Вдруг мама моя ушла и пропала на целый день. Вернулась только поздно вечером,пьяная. Ладно бы позвонилась,так нет ,вышла я выносить мусор,а она у стеночки стоит и струйка по стеночке медленно так сочится. Ну я уж все поняла сразу. Давай ее в квартиру затаскивать,а сама не знаю,какбабушке все это дело представить. Но тут она сама себя обнаружила,на лестницу повалилась,песню завела на всю комаринскую. Ну,а дальше,что описывать. Конец всему наступил. Мы с бабушкой летали вместе с песнями,да плясками от стенки к стенке и едва успевали разучивать танцы плясовые.
Все уже и не упомнить,да и не к чему расписывать как один человек,другого человека без всякого прва бить берется.
Один случай только скажу. Оказалась я над матерью своей,представилось и мне право ударить ее. В руке моей утюг был,а она подо мной лежала,вся в слюнях растекалась,платье все вымоченное,так,что запах стоял. А глаза такие добрые на меня глядят,будто бы радуются за меня,подбадривают. И лицо у нее старое вдруг стало. А утюг в руке моей так и трясется. И внутри у меня все трясется,словно разорвусь я сейчас на маленькие,маленькие клочки и может хот кому-нибудь станет легче. Не помню я ничего,да и помнить этого не хочу,только смотрела она на меня тогда и глаза у нее были живые,честные,словно,прощенья она у меня просит и слезы ее были честные. Не такие как летом-каменные. Выпал у меня тогда из рук утюг. Не смогла я ее в слезы в свои же ударить.