Аннотация: Это я злая... а рассказ о любви. Рассказ-финалист конкурса СНП-2008.
Неровная выцветшая надпись на асфальте. Дожди съели яркость, прохожие затерли некоторые линии, но смысл все ещё угадывается.
...ночка, спа...бо за сына!!! ...ой Пупсик."
Пупсик - это я. По паспорту, конечно, иначе, но она очень любила это прозвище, а я любил её. Меня тянет сюда вопреки здравому смыслу. Зачем известному на полстраны скульптору развалины старого городского роддома. Сидел бы себе дома, в тепле, или, если уж скука замучила в студии. Казалось бы, всё верно - ан, нет! Вот он я, собственной персоной. Стою, как дурак, и пытаюсь вспомнить, у кого я тогда взял валик для краски. Кажется, у Михаила Семеновича. Вернуть, что ли смеху ради.
Корявое "сик" тычется в ботинок. Покачиваются в такт ветру гвоздики в руке. Кладу цветы на асфальт. Ухожу. Слишком много ещё нужно успеть.
***
Мы познакомились на третьем курсе. Я - самонадеянный мальчишка, считающий что постиг все тайны благородного искусства, бурлящий желанием ваять всё и вся. Она - милая, тихая, с фигурой греческой богини и глазами мадонны.
Леночка.
Елена Прекрасная.
Было время, когда я отчаянно завидовал тому, как она сплетала слова. Они будто верные псы жались к её ногам, заглядывали в глаза, выпрашивали прикосновения, взгляда. Я же никогда не умел ни писать, ни говорить. По сей день для меня загадка, что нашла моя нежная нимфа в нескладном угрюмом скульпторе. Не веря собственному счастью, я отчаянно боялся сделать что-то не так. На меня нападали приступы косноязычия - слова казались лишними, блеклыми, а она улыбалась и трепала рукой мои вихры.
- Ты мой Пупсик.
"Хорошо", - покорно соглашался я - "пусть Пупсик, пусть хоть черт лысый, если ей нравится". На всем потоке я слыл подкаблучником и был счастлив, а в тот день, когда она терпеливо выслушав мои заикания, сказала: "Да", - седьмое небо оказалось так близко, что можно было достать рукой.
Через два года родился Володя. Друзья и родственники названивали с поздравлениями. Спрашивали: "На кого похож?" Я отвечал: "На бога".
На это же время пришелся и мой подъём. Никому неизвестного, но, безусловно, талантливого, скульптора стали замечать, выставка шла за выставкой, появились деньги. Я работал, как заведенный, зная, что дома меня ждут.
***
Можно говорить о злой судьбе, или ревности высших сил к людскому счастью, но для меня от этого ничего не изменится. Прошедшая зима унесла с собой жизни моей жены и сына. Мне даже некого винить. Грипп, осложнения и как итог, скупые слова - медицина бессильна.
Смирись и живи.
Что ещё остаётся?
До студии решил пойти пешком. Под ногами чавкала весенняя слякоть. Пройдёт всего несколько недель и деревья оденутся листвой, зима исчезнет, как страшный сон, а я останусь.
Один.
Смирись и живи...
Не умею.
Осенью я обещал Лене подарок. Она с Володей на руках в мраморе. Скульптура ещё не закончена, но работы осталось всего на пару дней.
Тихо лязгнула дверь студии, щелкнул выключатель и, немного поморгав, включились лампы. Постамент располагался почти по центру помещения. Я сдернул ткань, закрывавшую моё творение, и вздрогнул. Пожалуй, впервые в жизни я поверил восторженным отзывам искусствоведов. Действительно - талант. Холодное каменное лицо Лены было до невозможности живым. Я протянул руку, пальцы пробежали по шероховатой поверхности ещё не шлифованного мрамора. Она улыбалась, даже с закрытыми глазами я мог описать эту улыбку до мельчайшей черточки. Ведь именно моя рука придала камню эту форму.
- Теперь ты никогда не заплачешь, Лена.
Никогда.
Смирись и живи.
Умолкни!
В работу я ушёл с головой. Отвлечься, мне хотелось отвлечься. Хоть на пару минут не думать о том, что я творю, по сути, надгробный памятник.
Хотелось - и не получалось.
- Леночка, Володя...
Говорить я так и не научился.
- Знаешь сынок, среди мифов Древней Греции есть один про скульптора, которого звали Пигмалион. Что? Почему я только тебе рассказываю? Мама его знает. Правда, Лен?
Я знаю, всё знаю. Я говорю с камнем. Моя семья не слышит меня.
Знаю.
К черту!
- Так вот, этот скульптор изваял статую женщины и назвал её Галатеей. Она была настолько красива... Нет, сынок, мама, конечно, красивее. Не перебивай. Пигмалион полюбил эту женщину всей душой, но она была каменной, и скульптору стало грустно. Тогда он пришел в храм и очень-очень попросил богов, чтобы те послали ему женщину похожую на его Галатею. Пигмалиону безумно хотелось этого, и боги решили помочь ему. Когда он вернулся домой, его встретила Галатея. Живая.
Неужели у меня дрожат руки? Видимо отопление уже отключили. Что за чушь лезет мне в голову?!
- Тебе понравилась история, сынок? Что? Да, маме она нравиться.
Кому молиться мне? Кто способен вернуть мой мир? Боги? Где же вы? Что же вы, боги?! Это моя лучшая скульптура. Что же вы молчите?! Вам жалко чуда для меня?..
Всего одного чуда.
Как же всё-таки холодно...
***
В музей я попал случайно. Приехал на встречу, а мой деловой партнёр решил устроить мне культурную программу. Возражать не хотелось, от посещения пары музеев с меня не убудет. Всё было именно так, как я и ожидал: скучно, однообразно и пресыщено комментариями Вячеслава, но потом я увидел одну скульптуру: женщина держит на руках ребёнка, а сзади, обнимая её за талию, стоит мужчина.
Сначала моё внимание привлекла нелепость композиции. Никак не вязался этот взъерошенный угловатый мужик с тоненькой фигуркой женщины и мальчишкой, тоже худеньким, очень похожим на мать. Впрочем, стоило мне хоть чуть-чуть присмотреться, как стало ясно, что всё на своих местах. Что эта троица на самом деле единое целое. Что иначе и быть не может. Что они замерли всего лишь на краткий миг, и когда этот миг пройдёт: мальчишка со смехом прильнёт к матери; женщина чуть лукаво улыбнётся мужчине; а он только крепче обнимет любимую, готовый защитить от всего, стать нерушимой стеной, между теми, кого любит и всеми бедами этого мира.
- Нравится?
Еле сдержался, чтоб не высказаться.
- Вы меня, Вячеслав, если до инфаркта доведёте, с кем торговать будете?
- Шутить изволите?
Я кивнул.
- Так что вы сказали?
- Я спросил, нравиться ли вам скульптура.
- Да, вы знаете, очень впечатляет.
- Это последняя работа Йозефа Карельского. Талантливейший человек был.
- Он умер?
- Пропал. Через месяц после смерти жены и сына. Причем, надо сказать, при весьма странных обстоятельствах пропал. Студия закрыта, внутри никого, только постамент со статуей. Тогда ещё в газетах писали...
Я уже не слушал. Я смотрел на скульптуру, и ни одна живая душа не способна была меня отвлечь. Потому что мне на миг показалось, что мраморный Карельский улыбнулся.
Спокойно так, улыбкой человека, который получил всё, чего хотел.