Бояринов Максим : другие произведения.

Год Ворона(роман). Глава 9. Поминальные сны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Пока я, временами отхлебывая от Явдохиной “пляшанки”, переваливал обратно в могильную яму пару кубов земли, тени от тополей растворились в сухой траве, и над кладбищем начали сгущаться сумерки. Все время, пока шла работа, девчонка ждала в стороне, тщательно глядя в сторону и закрываясь рукавом. Иногда с ее стороны доносились приглушенные всхлипы. По уму, конечно, надо было подойти и попробовать успокоить... Но лучше я холмик попытаюсь в меру возможностей выровнять, пока еще хоть что-то видно, чем буду нести стандартное положенное вранье.
  
  Еще ладно, если бы я чувствовал хоть малейшее сострадание... Но к облепленному мухами пакету, который был тем, что осталось от ее папки, я ничего, кроме брезгливости не испытываю. Хотя, что еще может вызывать обгрызенный бродячими собаками труп совершенно незнакомого человека? Особенно, если учесть, что тело ночь и полдня провалялось в морге с отключенным холодильником? В общем, работаю и не отвлекаюсь. Почти закончил… Все, шабаш!
  Тихо подходит девчонка. Шмыгнув в который раз носом, кладет на холмик тощенький букет полевых цветов. С верхушки скатывается несколько камешков...
   - Спасибо вам, Виктор…
  В первое мгновение даже не понимаю, что это она ко мне обращается, больно уж тон… неживой. Так с покойными прощаются. Ну в общем-то так и есть. Кошусь на девчонку, пытаясь сообразить, где же все-таки её видел. А видел точно, и не один раз. Наш Зажопинск - городок маленький. Через полгода можно смело здороваться с каждым, даже если в упор не помнишь. Один хрен, знакомы каким-то боком...
   - Да не за что. Пошли, что ли? Хул… нечего тут в темноте делать.
  Девчонка кивает и идет рядом. Глаза у нее блестят, как плошки с водой, однако не плачет. Вот и умница. Истерика мне после земляных работ и до принятия вовнутрь народных антидепрессантов нужна, как ежу кальсоны. Да и делать-то, нам, действительно, здесь нечего. После захода солнца за искореженной невысокой оградой кладбища всякая хрень творится. Алкашня с наркоманами - это мелочи, досадные, но привычные. И похлеще бывает. В “Ласточке” мужики трепались, как с месяц назад пацана хоронили - в пьяной драке на нож несколько раз наткнулся. Так какие-то уроды в ту же ночь могилу разрыли. Ценного ничего не нашли, так сперли, придурки, белые тапочки...
  У выхода, глупо таращась на тусклый фонарь, нас поджидает хмурый комунхозовец. Принимает четыре лопаты, которые я с грохотом сваливаю с плеча. Заметив горлышко, торчащее из кармана, делано вздыхает. В бутылке оставалось еще пару глотков, но я взглядом посылаю его … далеко, в общем, посылаю. Ты хоть обсоболезнуйся, да только обломишься. Пока я горбатился и мозоли набивал, ты, мудак, яйца чесал! Даже не подошел узнать, как процесс движется. Так что - лесом!
  Задача, поставленная вышестоящим командованием, выполнена. Стало быть до самого утра я, как тот Вини-Пух, совершенно свободен. А следовательно, пора подумать о досуге и культурной программе на вечер. Петро вроде бы собирался подвалить со своей ненаглядной посудомойкой. Очень кстати! Друг мой хохол, как он это любит, в темпе вальса нажрется и отрубится. А уж мы-то, с его ненаглядной времени зря терять не будем. К обоюдному удовольствию - бабу мне после сегодняшнего ужастика хочется жутко, аж под ложечкой ноет.
  Оставив материально ответственного питекантропа с шанцевым инструментом, выходим за ограду. По аллее, ведущей от кладбища к дороге, двигаемся к поселку.
   - Ну что, - на первом же перекрестке оборачиваюсь к девчонке, плетущейся сбоку, - будем прощаться?
  Она отвечает непонимающим взглядом, будто мой вопрос не только застает врасплох, но еще и крайне дурацкий. Да и хрен с тобой. Пожимаю плечами и мы, бок-о-бок, двигаемся дальше. По дороге с облаками, блядь, и обратно…
  ДОСы - то есть, в переводе с армейского на человеческий - дома офицерского состава, мимо которых мы шли, вполне годились для съемок фильмов о войне. О блокадном Ленинграде, к примеру. Фасады - словно вчера бомбили, почти из каждой форточки торчит жестяная труба буржуйки. Газ за массовую неуплату отключили еще прошлым летом, а отапливаться электричеством по карману разве что местной элите, колхозным воротилам да бандитским топ-менеджерам. Так что - печная труба как примета времени…
  Мы поравнялись с моим домом. Девчонка, и не подумав прощаться, сворачивает вместе со мной. Не понял, она что, в гости напрашивается? Радость-то какая. Вот уж чего мне сегодня категорически не нужно! Сурово нахмурившись, прямо через чахлый газон шагаю к подъезду. Девчонка, за ногу ее, да об стену, не отстает. Правда, по пожухлой траве не пошла - обежала по дорожке. Перегнав меня, шмыгает в обшарпанную подъездную дверь и тупотит по гулкой бетонной лестнице.
  - Здравствуй, деточка! - звучит сверху старушечий голос. Соседка этажом выше, вечно жалуется на мои вечерние посиделки. Стало быть, эту пигалицу знает …
  - Здрасьте, баба Нина! - пищит моя работодательница.
  - Горе-то какое! - начинает причитать бабка. - Витюша хорошим был человеком, царствие ему небесное ...
  Бабкины фальшивые жалобы прерывает девчачий рев. И тут я понимаю, что дебил. Ну конечно, где еще я мог видеть эту девчонку!? Это же, блин, та самая старшеклассница и есть. Соседка, у которой я все никак линейку попросить не собрался. Вот, значит, как... Ее отец, которого мы только что похоронили - тот самый Витек Сербин - в прошлом боевой летун, что иногда на рюмку чая забредал? Печень у тезки - ни к черту, развозило как пионера. После второй начинал трепаться о полетах, дежурствах. После третьей и до отруба - о бомберах с крылатыми ракетами с прикрученными ядрёными боеголовками. Нудел он многословно и скучно …
  Ну конечно, он это и был! И расписывался я у санитаров за Сербина! Эх, жизнь, за ногу ее, да об пень... Мать у них года три назад умерла. Получается, соседка теперь - круглая сирота. Как ее, Людмила, вроде бы? А я перед девчонкой выежывался, да еще и денег стряс, как последняя сука! Захотелось провалиться сквозь землю…
  Бегу вслед за девчонкой, перепрыгивая через две-три ступеньки. Она стоит перед дверью, всхлипывает и никак не может попасть ключом в щель замка.
   - Тебя ведь Люда зовут? - спрашиваю, уставившись на выпирающие из-под черной застиранной футболки острые лопатки. Обычно ведь с рюкзачком ходит…
   Девчонка резко останавливается на середине пролета, поворачивается. Лицо опухшее, в пятнах...
   - Не Люда, а Мила!
  Да ну хоть Фёкла, если для нее так важно! Характер, блин… С трудом выдавливаю слова:
   - Слушай, ты извини меня, что я так вот это... Что... Деньги с тебя взял... Короче, с зарплаты помогу, чем смогу. Ну и так, вообще, если что, обращайся. Соседи ведь…
  - Спасибо! А я подумала, что вы такой же, как все эти... А вы что, меня совсем не узнали?
  Поняла в чем дело … Покаянно киваю, виновато развожу руками. Ну что скажешь, если действительно не узнал. Последние мозги пропил, блин. Судя по растерянному лицу, соседка не знает, то ли радоваться ей, то ли обижаться. Лицо у нее снова кривится, уголки губ идут вниз. Похоже, вот-вот снова зарыдает.
  Так, пока реветь снова не начала, надо разговор поддержать.
   - Ты, получается, совсем одна осталась? Что дальше делать думаешь? Родня есть хоть?
   - Тетка в России, в Брянске, - девчонка закрывает лицо узкими ладошками и все-таки захлебывается слезами, в который уже раз за этот день.
  Поддержал, блин, разговор, отвлек, понимаешь…
  Чтобы хоть как-то успокоить, осторожно беру ее за худенькие плечи, шепчу тупую банальщину, типа: ну хватит, не плачь, все хорошо будет... Шепчу, и понимаю, что несу херню. Не будет ни лучше, ни хорошо. И чем дальше, тем хуже будет…
  Хорошо хоть Мила быстро берет себя в руки.
   - Виктор, - шепчет она, то и дело всхлипывая, - у меня здесь нет никого. Мне страшно! Может, у меня посидим, папу помянем? Там коньяк остался, я ужин приготовлю…
  Последние слова приходится чуть ли не по губам читать. Ох и не вовремя все это, скоро Петро подвалит. Но и девчонку в таком состоянии бросать нельзя. Тем более, что коньяк... Киваю, и мы временно расстаемся. Она к себе, я к себе.
  Хорошо, что успели до того, как воду отключат. Быстро смываю кладбищенскую грязь пополам с рабочим потом, захлопываю дверь и звоню соседке. Из щелей уже тянется головокружительный аромат варенной картошки…
  Двухкомнатная квартира Сербиных, в отличие от моей холостяцкой берлоги-однушки, имеет вполне жилой вид. Пока топчусь в коридоре, прикидывая куда бы поставить грязные кроссовки, ненароком заглядываю в ближайшую комнату. Приличная мебель, годов восьмидесятых еще. Симпатичные, не особо и выгоревшие обои. На серванте рядком непременные слоники, на тумбочках вышитые салфетки. На стенах с десяток фотографий. Сосед в фуражке и при погонах, самолеты, групповые снимки и прочая военная херь…
  Озлившись сам на себя, стаскиваю обувь, аккуратно ставлю у стены и шлепаю на кухню. Хорошо хоть носки чистые нашлись, а то и раскрытое настежь окно не спасло бы… Как-то неуютно мне в этом доме… Не соответствуем мы друг другу, вот как. Но картошка и, опять же, коньяк…
  Мы поминаем Витю часа с полтора, а может и больше. Часов на кухне нет, а когда стемнело, фиг ты определишь точное время... Тарелка передо мной пустеет уже раз третий. Давно так не ел вкусно! Картошка с тушенкой после тяжелого дня, проваливается в меня с такой скоростью, будто внутри бездонный колодец.
  Большая, ноль-семь, бутылка дрянного коньяка “Ужгород” скоро покажет дно. Ну, кому дрянного, а после того “мохито”, которое притаскивает Петро со своей слабой на передок подругой - просто “Вдова Клико[1]”.
  На алкоголь в основном, конечно, я налегаю, но под хорошую еду мягко пошло, в голову почти не бьет. Девчонка, сидящая напротив, крохотными глоточками мурыжит, от силы, третью рюмку. Хотя, жара и переживания свое грязное дело сделали - ее заметно развозит.
   - Тебе лет сколько? - в перерывах между тарелками спрашиваю для поддержания разговора.
   - Шестнадцать... - выдавливает она. - Через два месяца...
   - Ну вот, видишь как оно получается... - продолжаю нести всякую хрень, лишь бы самому не молчать, и ей не дать времени задуматься. - Давай, еще раз за отца твоего, земля ему пухом…
  Не чокаемся. Мила, подцепив вилкой кусочек картошины, собравшись с духом, пытается выпить залпом, но не может одолеть и половины. И хорошо, что не можешь. Надо оно тебе, девочка?... Я опрокидываю в себя полстакана, и вот тут то "Ужиный город" наконец бьет по мозгам. Комната начинает понемногу качаться из стороны в сторону. Из всех углов наплывает сиреневатый туман. Все, писец котенку, больше ссать не будет…
  Мы, кажется, еще несколько раз опрокидываем рюмки. Снова закусываем. Что-то рассказываю. О чем - не знаю. Язык работает отдельно от головы, а та давно уже объявила “незалежность” от тела. Потом, кажись, иду в туалет. То есть что собираюсь - точно, однако непослушные ноги зачем-то несут не в санузел, а в комнату. Там почему-то Мила. Сидит на диване, обхватив обтянутые джинсами острые коленки. Плачет.
  Кого она мне так напоминает, а? Бывшую жену? Скорее ту лярву, которая окончательно угробила мою и без того невзлетную жизнь? Вот некстати вспомнил… А из головы теперь не выкинешь, - все равно, что не думать о белой обезьяне.
  Нахлынули дела прошлогодние, даже как будто трезвее стало… Лярву я в тот вечер подцепил в баре. После развода и размена квартиры мне досталась гостинка неподалеку от обшарпанной кафешки с дешевой разливной водкой. Хорошее было место - недорогое и людное. И девок туда набегало, как мух на варенье. Из той породы, про которых Жванецкий говорил “Сто грам налил, на автобусе прокатил - твоя!”. В общем, пока еще бабки в заначке были, всегда находилось кого снять на вечер с ночью.
  Как звали, я то ли не спросил, то ли с пьяных глаз не запомнил. Лярва, она лярва и есть. Страшненькая, глазастенькая, мосластая. Ребра торчат, голова немыта. Что даст без ломаний было написано на ее узком на лбу горящими буквами. Поделился пивом, соврал, что дома есть шампанское. Дальше все шло обычным порядком в шесть этапов. Чай-кофе-потанцуем… Пиво-водка-полежим. Главное, гондоны не забывать, чтобы седьмым незапланированным этапом не оказался культпоход в кожвендиспенсер.
   Первые пять “ступеней наслаждения” мы прошли с Лярвой в темпе разогнавшегося поезда и уже вовсю проходили шестой (да так что мой битый диван ходуном ходил), когда начался вдруг хипеш. Дальше вспоминаю кусками.
  Пашет телевизор - на экране порнуха. Поэтому сразу и непонятно, откуда доносятся стоны - то ли из хрипатого динамика, то ли из-под меня, где трепыхается сегодняшняя девица. Мерно скрипит кровать, задевая тумбочку. Позванивают бутылки. Дело стремительно приближается к завершению, когда, прорываясь сквозь сдвоенные стоны и звяканье доносится хрип дверного звонка. Что за хрень? Свои в такое время не ходят. А если и ходят, то зря. Не до них. Продолжаю трудиться.
  Лярву, похоже, вштырило не по-детски. Она уже не стонет, а орет, впиваясь мне в спину всеми десятью ногтями. Ускоряюсь. Звонок все не умолкает. В дверь колотят. Под последний аккорд и совсем уже неприличные вопли трещит раскуроченный косяк, и тут же комнату наполняет куча народу. Все почти в форме. Менты. Они что, толпой за дверью ждали, когда я кончу?
  Наручники, вспышка фотоаппарата, понятые, протокол. Лярву, которая с головой закуталась в простыню, все называют “потерпевшей”. Как из-под земли появившийся доктор в новомодной зеленой робе, деловито, словно опись имущества производит, скидывает простынку, раздвигает ей ноги и громко диктует протокол первичного осмотра. “Факт полового акта”, “наличие микротравм”, еще какая-то медицинская херня. Кривоносый хмырь-криминалист сурово елозит кисточкой по недопитой бутылке “Джин-Тоника”.
  Картина Репина “Приплыли”. Или, как говаривал парикмахер непонятного пола: “Звезда в шоке...” В смысле, не понимаю, что происходит от слова “вообще”.
  - Штаны одень, мудила! - в ответ на мой вопрос брезгливо цедит сквозь зубы молодой старлей в мятой форме. Он звонит по номеру, что надиктовала сучка, и голосом завуча вызывает ее родителей. Я понемногу въезжаю в ситуацию. Какие родители, нахер?! Старлей, да ты на эту проблядь посмотри! Ее уже лет пять Окружная кормит! Доктору через плечо глянь, там же кулак со свистом! Четырнадцать?! Да ты гонишь…
  - Оксаночка! - это испуганно верещит, объявившаяся чуть ли не сразу после звонка мамаша, по виду - такая же “плечевая” что и “потерпевшая”. И машет перед понятыми свидетельством о рождении. Ох я и попал …
  - Витя! Витя! - Надрывается подо мной девичий голос, и снова скрипят старые пружины. Чудится… Или нет? Воспоминания, вылитым за шиворот кипятком обжигают, и перемешиваются с реальностью так плотно, что я не могу понять, что происходит сейчас, а что происходило тогда. И не подсовывает ли мне память прошлое, выдавая за настоящее? Кто кричит? Мила? “Потерпевшая” блядь - Оксана, она же Лярва? А может, бывшая жена? Та попервоначалу, пока были бабки и квартира напротив Госбанка, зажигала так, что шлюха со стажем нервно курит в сторонке… Пытаюсь разглядеть лицо, но оно размыто, словно на смазанной фотографии...
  Так до конца и не поняв, где я и с кем, проваливаюсь в тяжелый липкий сон.
  
  ________________ [1] Вдова Клико — всемирно известная французская компания - производитель шампанских вин
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"