Бойко Игорь Иванович : другие произведения.

Странные сказки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  ТИВОЛ СИВОЛ
  
  СТРАННЫЕ СКАЗКИ
  
  Сказки  странные. К этому нечего добавить.
  Оправдать  нельзя. Обвинить  не в чем.
  Автор долго пытался разобраться в собственных хитросплетениях.
  Но ему это не удалось.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
   Диковинные, однако, вещи случаются на свете,  заметил кто-то, отличающийся оригинальным мышлением и повышенной наблюдательностью.
  И с этой глубокой мыслью согласились те, чей хороший характер позволял всегда со всем соглашаться. (Как много на свете людей с хорошим характером! Плакать хочется.)
   Просто нужно быть честным и не закрывать глаза на странные, паранормальные (слово-то какое!) происшествия,  сказал другой мудрец. При этом у него был вид человека, которому можно довериться.  Вспомните хотя бы необъяснимое появление Золотой Богини, кажется, в Акапулько и поразительные опыты профессора (забыл его фамилию, но это не существенно) в Банской Быстрице.
   Спору нет, всё, что есть на свете странного или даже необычного, не должно быть доверено одним только учёным. Потому что они совсем не умеют понимать один другого, отчего исчезает необходимая науке строгость выводов.
   Вот писатели  совсем другое дело. Им-то и надлежит изучать всё необыкновенное, чтобы потом передать простым людям самыми подходящими словами всю непостижимую суть явлений, если эта суть и впрямь существует.
  Но иной раз слишком уж нравится литераторам влезать прямо в душу человека и анатомировать её. Ни к чему это. Всё-таки полотна Ренуара и Энгра намного эстетичнее самых красивых картинок из медицинского атласа. К тому же все люди, по большому счёту, совершенно одинаковы, и, умело описав одного, писатель тем самым уже описал весь род людской. Эта превосходная мысль принадлежит не мне, а одному французу  Гюго. И если я переврал её, то совсем немного. Отсюда выходит, что в наши дни настоящий писатель, желающий дать миру действительно новую мысль, должен обращать своё внимание не столько на личность (этот объект уже давно исследован), сколько на ситуацию, особенно если последняя выше и нашего, и его понимания. То есть  сказочная.
    Кому в наше время нужны сказки?
  Молчание. Получается - никому.
    А кому нужны странные сказки?
  Вопрос этот чисто риторический и ответа не требует.
  СКАЗКА ПРО ВУЛКАН
  
   Стояло чудесное индейское лето (а в других странах оно на-зывается бабьим летом). Золото клёнов неправдоподобно светилось на фантастически голубом небе. Воздух был свеж и глубок. Гиены толпами сбегались посмотреть на леопардов. Это было и впрямь запоминающееся зрелище.
    Кажется, про вулкан я ещё не рассказывал,  сказал Тивол-Сивол.
    Что ты? Конечно, рассказывал,  попробовал я остановить вдохновенного повествователя.
    Но это будет совсем другой вулкан,  не пожелал сдаваться рассказчик.
   Пришлось согласиться с тем, что другому вулкану положен и рассказ другой
  
   Если кто-нибудь из вас бывал раньше во владениях сиятельного герцога Май-Маевского, то не мог не обратить внимания на поднимающийся выше облаков вулканический конус совершенной формы. Герцог чрезвычайно гордился этой диковинкой и раз- решал любоваться ею всем желающим полюбоваться.
   Обычно вулкан безмятежно дымил и вёл себя спокойно, но случалось, что по причине, неведомой властям и остальным тоже, он просыпался и тогда с грохотом выбрасывал тучи пепла и ка-менные глыбы, а для тех, кому того было недостаточно, изливал огненные потоки лавы.
   Местные поэты любили на разные лады воспевать это не-спокойное чудо природы, и много терпкого творческого пота и высококачественных чернил пролилось на эту замечательную гору. В ходе этой полезной и несколько суетливой деятельности было найдено немало новых выразительных высоколитературных средств и создано много потрясающих чувствительную душу образов. Но всех превзошёл тот придворный писатель, который, повизгивая от восторга, удачно сравнил жерло вулкана с вратами преисподней и тут же в меру прозрачно намекнул, что адское нагромождение, как это ни парадоксально, является оригинальнейшим украшением поистине райского сада, коим являются владения беспримерно великодушного герцога Май-Маевского.
   Не все сразу разобрались в хитросплетениях этой художественной мысли, и её пришлось повторить в разных вариантах ещё на сорока четырёх страницах. Когда же понимание, наконец, при-шло, вместе с ним пришёл и успех, соразмерный с сообразительностью поэта. Помимо криков одобрения со стороны простого народа, на удачливого виршеплёта посыпались ещё и бесконечные знаки восторга начальства. Одних лавровых венков свалилось столько, что дальние потомки лауреата до сих пор заправля-ют свой суп этими изысканными пахучими наградами.
   Наверное, с нашей стороны было бы нечестным скрывать, что интересующий нас герцог наряду с многими очевидными до-стоинствами имел один скрытый от посторонних глаз недо-статок. А дело было в том, что Май-Маевский, когда спал на спине, обязательно храпел. Его добродетельная супруга ко многим промахам мужа относилась в высшей мере снисходительно, но вот нежелательных звуков, потрясавших всё её хрупкое существо, переносить физически не могла. Посему она решительно толкала несносного храпуна своей лилейной ручкой и ангельским голоском просила его повернуться на бок (в таком положении герцог вёл себя тихо, как святой). Но вот беда  только на спине добросовестный супруг умел надёжно соснуть. В остальных телесных позах утомлённый дневными заботами страдалец только маялся и бестолково ворочался, отчего мягкое ложе высокородной четы, откликаясь на его метания, то величаво вздымалось, то стремительно оседало и проваливалось подобно штормовой океанской волне. От этого у герцогини сразу начинался приступ морской болезни. На такой случай в передней всегда дежурила бригада опытных врачей.
   Не стоит слишком сильно осуждать бедного аристократа. Нет, не он был тому виной, а лишь одни преклонные годы. Говорят, что в своей юности Май-Маевский ни разу не всхрапнул, и все историки с тем согласны. Но старость всем предъявляет свой нелёгкий счёт. Одни из нас уже платят по нему, другим это удовольствие ещё предстоит.
  Герцогиня при всей своей образованности не имела склонности смотреть на вещи философски, а августейший супруг во сне всё время бессознательно норовил перевернуться на спину. Вся беда была, конечно, в изощрённой изнеженности его избран-ницы. Ведь не каждый раз муженёк рокотал могучим и трубным храпом, как ломовой извозчик или заслуженный боцман. Так нет же  безупречной античной формы нос Май-Маевского време-нами высвистывал свои ноктюрны столь тоненько и нежно, что сравнить их можно было разве что с трелями певчих птичек. Во хмелю же, конечно, получалось более грубо. Но и то и другое было для требовательной дамы равно неприемлемо.
  Вот почему по джентльменскому уговору обеих сторон добрый герцог начал проводить большую часть своих дней (следовательно, и ночей) в далёкой Африке, где не без успеха охотился на редких животных.
   Его лучшая половина тем временем вышивала премиленькие салфеточки и прочую ерунду. Всё больше гладью и крестиком. Особенно хорошо ей удавались котята и попугайчики. И не было во всей Европе ни одного монархического двора, а в процветающем государстве Май-Маевского ни одной бедняцкой хижины, где бы благоговейно не хранился щедрый дар заботливой дамы  небольшой платочек или даже целое полотенечко с упомянутой живностью.
    Дорогая моя,  спросил светлейший герцог у своей добродетельной супруги через месяц после возвращения с охоты на гиппопотама,  почему я не вижу столь любезного моему взору вулкана, который до сих пор так удачно украшал мои земли?
   Графиня подошла к окну, внимательно всмотрелась, даже высунулась по пояс, но так ничего и не увидела.
    Действительно странно,  сказала она, а затем, съёжившись под испепеляющим взглядом супруга, поднесла к глазам платочек и всплакнула.
    Странно, странно...  угрюмо повторил герцог, мимоходом прихватывая двумя пальцами нахального таракана, шустро пересекавшего по диагонали старинный французский гобелен, изображавший одно из немногих благородных деяний Сципиона Африканского.
   В этом месте ТиволСивол остановился и сказал, что дальше продолжать не может, потому что всякий раз, когда с его уст срывается имя великого римлянина, ему тут же вспоминаются какие-то собственные дела или срочные, неотложные обязанности.
   Мы все выглядели бесконечно разочарованными, но положе- ние спас один из гостей, который уверил всех, что хорошо знает эту историю и может рассказать, чем дело кончилось, если у нас имеется желание узнать, чем дело кончилось.
   Разумеется, мы все пожелали узнать, чем дело кончилось. Потому что никакой вулкан не может исчезнуть, улетучится просто так. В карты его не проиграешь (это было бы смешно) и за деньги тоже не продашь (это было бы ещё смешнее).
  И вот, что мы услышали.
  Чтобы успокоить всполошившегося герцога, сметливая по- друга жизни стала втолковывать ему, что от всех этих вулканов, если хорошо подумать, больше вреда, чем пользы. Вот и газеты пишут, что на фоне вулканической природы среди населения ча- сто вспыхивают нежелательные эпидемии.
  "Чушь всё это!",  сказал герцог, на что сумасбродная герцогиня возразила, что вовсе и не чушь, и что то же самое ей рассказывал горбатенький кузен герцог Артри  о как часто его страстные серенады звучали под её окошком из настоящего венецианского стекла, когда она ещё училась в колледже Трепещущих Голубок!  после того как он неудачно сломал ключицу и ещё какие-то части тела (до сих пор непонятно  зачем ему понадобилось лезть на ту старую смоковницу?), но самое главное  это угроза раннему цветению цитрусовых садов... тут страстная дама снова возрыдала, перемежая всхлипывания с зевотой.
   Так что там стряслось с вулканом?  спросили мы, проявляя неслыханное равнодушие к физическому несовершенству кузена Артри.
   Бедный герцог, бедная герцогиня!  ответил нам заторопившийся рассказчик, переходя сразу к концу истории (при этом он страдальчески поморщился).  Как вспомню об их печальной судьбе (кто бы мог подумать, что комары могут столько съесть за один присест!), слёзы сразу наворачиваются на мои по обыкновению сухие глаза, а потом стремительно несутся вниз по небритым щекам, затем с грохотом падают вниз, и эти звуки уносятся порывами ветра в междузвёздное пространство, где прогуливается серебристая луна и ярко вспыхивают метеоры.
  
  
  
  
  
  
  СКАЗКА О КУРИЦЕ
  
    Пока я слушал эту галиматью,  сказал многознающий граф Талламор,  у меня на уме всё крутилась одна история, убеждающая и логикой, и силой фактов, что присутствие ума намного лучше его отсутствия.
    Мудрено что-то закрутили,  заметил самый скромный из гостей.
   Что тут мудрёного, никто не понял, но спорить не хотелось.
    Хорошо,  сказал покладистый аристократ,  тогда я расскажу вам про курицу.
   Расскажите, расскажите,  послышались голоса.
   С удовольствием расскажу. Только история эта длинная, и начинать нужно издалека.
   Мы согласны,  сказали другие гости и в подтверждение своих слов приняли удобные позы.
   Тогда слушайте.
  В неизвестные для нас времена, в стране, совершенно неустроенной из-за дикого казнокрадства чиновников и необыкновенной бедности вымирающего населения, жили-были два брата.
   Нет,  возразили дотошные слушатели,  их было три брата. Ровно три брата и ни одним братом меньше. У сказки свои законы, и никто, даже самый дерзкий оригинал, не смеет их нарушать.
   Но я хотел рассказать вам про двух братьев,  запротестовал теряющий терпение граф Талламор.
   Дорогой,  сказала добрейшая графиня Талламор,  ну какая тебе разница: два или три брата? Да хоть восемнадцать!
  Можно было только догадываться, сколь хороша она была в молодости.
   Ты права, моя радость,  учтиво отвечал граф,  но мне истина дороже всех твоих арифметических изысканий.
   Тогда сделаем так,  великодушно предложили гости.  Пусть поначалу будет три брата, но потом один из них (нет, не обязательно самый умный) станет важной государственной шишкой. На своём удобном посту третий брат вознесётся в зенит славы на такую недосягаемую высоту, что с грешной земли на неописуемо большом отдалении от простого народа он будет смотреться столь незаметной, незначительной фигурой, что на него можно будет совсем не обращать внимания.
  На том и договорились.
  Желая хоть как-то прокормиться, братья (их осталось, заметим, всего два) обратились прямо к природе и быстро стали замечательными охотниками и искусными рыболовами. Поэтому у них на столе никогда не переводилась радующая душу еда. Если кто заходил к ним в гости, то мог быть твёрдо уверен, что ему обязательно предложат угоститься хорошо зажаренным крылышком неизвестной птички или заливным из плавников окунька.
   Всё-таки число братьев должно быть нечётным,  вдруг вспомнил кто-то знающий,  иначе сказка не получится.
   Хорошо,  скрипнув зубами, сказал граф Талламор,  будет вам нечётное число.
  Так случилось, что в один прекраснейший день (погода и впрямь стояла отличная) забрели братья в поисках дичи далеко от дома и вышли в такое место, где дорога на две разделилась.
   Давай пойдём по правой,  сказал старший брат.
   Почему вдруг по правой?  удивился младший.  Нет, уж лучше по левой.
   А почему по левой?
  Не сумели братья убедить друг друга. Поэтому старший по- шёл по правой дороге, и больше никто его никогда не видел, а младший  по левой.
  Таким образом, остался всего один брат. Вы довольны?
  Все сказали, что очень довольны, хотя второй брат вроде бы не очень и мешал.
  Шёл последний брат, шёл и забрёл он в какое-то царство. И увидел, что там все мужички толпятся около парикмахерской.
   Зачем это вам?  спросил путник у одного местного.
   Дай рубль, тогда скажу,  ответил тот.
  Дал ему младший брат рубль, а за это узнал, что царь свою дочку хочет выдать за пригожего молодца. Тут, конечно, все неженатые бросились свою внешность в порядок приводить.
  А вот пришелец поступил по-другому. Написал он объявления и прилепил их ко всем столбам, заборам и архитектурным памятникам в самом центре города:
  НЕМЕДЛЕННО КУПЛЮ ЗА ХОРОШИЕ ДЕНЬГИ
  КУРИЦУ, НЕСУЩУЮ ЗОЛОТЫЕ ЯЙЦА
  Тут всем сразу стало интересно, что это за богатей объявился. А любопытней всего стало царю, который вечно в деньгах нуждался. И тогда он, не раздумывая, выдал свою дочь-царевну за младшего брата.
  Вот один месяц прошёл, вот и другой заканчивается, а доро-гой зять всё своего богатства не показывает, а, наоборот, только деньги у всех одалживает. Нестерпимо это стало царю, и стал он приступать с расспросами издалека:
   А как это ты, любезный мой, курицу, что золотые яйца несёт, купить собирался?
   А что толку, что собирался,  хладнокровно отвечал ему каждый раз младший брат,  если никто не продаёт?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЧТО МЫ ЗНАЕМ О ЗОНГАХ ?
  
  Случается, ежегодное заседание Добровольного Географического общества уже подходит к концу, но присутствующие настолько глупы, что всё ещё не успевают сообразить, о чём идёт речь. Так всегда выходит, когда речь идёт о зонгах. Потому что зонги бывают разные, и о них мало что известно. Экспедиции, отправляемые на их изучение, обычно возвращались с полдороги ни с чем, а если не возвращались, что случалось совсем нередко, тогда бесследно пропадали. Такие печальные случаи, естественно, породили недобрые слухи о нездоровых кулинарных склонностях зонгов. Но позже выяснилось, что всё это напраслина, потому что в том краю все очень разборчивы и что попало кушать не станут.
  Как, вы не знаете, кто такие зонги? Да ведь они совсем рядом живут. Рукой можно дотянуться. Почти.
  Несмотря на все свои заслуги перед цивилизацией  а их никто не собирается умалять  зонги так и остались большой загадкой для науки и причиной многих нелепиц. Чаще всего в дурацкое положение попадали учёные, исследующие не столько быт, сколько нравы Длинноухих Зонгов. Вот, например, бескорыстным любителям статистики, полагающим, что наука  это, прежде всего, учёт, так и не удалось провести перепись изучаемой популяции. Один единственный раз повезло всех Длинноухих Зонгов в одном месте собрать, и тогда им сказали:
   Поднимите, пожалуйста, вверх каждый один палец. Мы тогда пересчитаем эти пальцы и будем уверенно знать, сколько вас в действительности.
  Но куда там! Одни зонги честно поднимают один палец, другие, непонятно зачем, поднимают по два и даже по четыре за раз, ну а третьи, эти хуже всех, вообще ничего не поднимают, словно вся высоконаучная затея их ни капельки не интересует.
  А ещё Длинноухие Зонги, ну точно словно крабы, всё боль-ше ходят боком. Отсюда сразу возникает целая широкая пропасть недоразумения. Представьте себе, что вы выстроили эту публику в линеечку и говорите им: "Вперёд, молодцы!"
  Так они сразу перестают понимать: вперёд  это действительно вперёд, или всем вместе сразу вбок? Тут, конечно, начинаются отдельные движения в разных направлениях, и единого порыва уже не получается. Но всё равно  спасибо им за потуги.
  Почему их зовут Длинноухими? Потому что так оно и есть.
   Но ещё чаще в совсем уж смешные положения попадают не учёные, а сами зонги. Особенно другие зонги. Не Длинноухие, эти ещё туда-сюда, а те, кого зовут Толстогубыми. О них написано намного меньше, чем о других. Если быть совсем уж точными, то намного больше, но все эти описания менее надёжны. Но вот что твёрдо установлено, так это то, что Толстогубы не в состоянии отличить пение великих итальянских теноров от сирены портового буксира.
   А ещё, говорят, у них в Верховном Советикуме дикие драки часто случаются. Но это, конечно, жуткая неправда. Даже подумать такое стыдно.
  Раньше Толстогубые Зонги сидели тихо, а если воровали, как это у них всюду принято, то только по мелочам. А уж про наглый разбой и другие непозволительные шалости, такого никто не слыхал. Но потом к власти пришёл толстопузый Бенедетто и начал улучшать государство. Для начала он укрепил крепкими гвоздями свой шатающийся трон, а потом совершенно распоясался и приказал своим лучшим инженерам придумать и построить самую большую на свете пушку. Вот так получилось, что тугоухие и толстогубые зонги неожиданно для всех, а ещё больше для самих себя, изобрели и изготовили удивительную пушку. Такую большую, что всем на свете станет совсем плохо, до невмоготу, если хоть один раз из неё хорошо выстрелить.
   Что за редкостная белиберда!  вскричал мистер Кемп-белл.  Где это видано, чтобы зонги изобрели пушку? Им даже кухонную мясорубку не осилить.
  Вопрос показался и впрямь непростым. Нам, внимательно слушающим всю эту ерунду, тоже ещё раньше многое почудилось несколько странным, но из деликатности мы не стали напрасно дёргаться, и только эмоциональный вопль всеми уважаемого мистера Кемпбелла заставил нас призадуматься  да, здесь действительно что-то не так.
  С другой стороны, мистер Кемпбелл всегда чем-то недоволен. Расскажи ему про Красную Шапочку, он и тут готов греметь. А всё потому, что глуп и несообразителен. Впрочем, у него и на этот счёт имеется особое от нашего мнение.
   Так вот, изобрели несуразные зонги пушку, а если и не изобрели, то где-то что-нибудь подсмотрели. Нельзя утверждать, что просто примитивно похитили, поскольку это было бы невежливо, но в глубине души сохраняется мыслишка, что чертежи могучего сверхорудия эти подозрительно удачливые умельцы, вне всякого сомнения, ухитрились бессовестно стянуть. Им сильно повезло: никто этого не заметил и вовремя не спохватился.
  Овладев грозным орудием, эти непростительные авантю-ристы, да пропади они все сплошным пропадом, решили его испытать. Собрали они весь порох, какой только в их краях достать было можно, и нацелились в небо.
  Потом нажали какой-то рычажок, и чудо-пушка стрельнула. Все Толстогубые остались этим премного довольны, потому что было много и раздирающего уши грохота, и беспросветной пыли, и дурно пахнущего дыма  всё, как и ожидалось. Но, когда пыль улеглась и видимость прояснилась, обнаружилось, что одного очень важного чиновника самым обидным образом не хватает. А всё потому что в самый последний момент в ствол замечательной пушки сдуру заглянул один любопытный с лицом карточного шулера, а к тому же в чине министра. И после выстрела он сразу же полетел прямо на Луну.
  Всё-таки нет в этом мире настоящей справедливости. Вот некоторые мальчики с детства безумно мечтают побывать на Луне. А этот министр плохо учился в школе и никогда даже не заикался о своём особом интересе к царице ночей. И вот пожалуйста: он - летит, а любознательный мальчик  нет!
  Свалился этот невольный путешественник на Луну, и встретили его там немало удивлённые лунатики.
   Мы,  сказали они,  ожидали какого-нибудь бесстрашного лётчика-астронавта, или хотя бы старшего научного сотрудника, а прилетело чёрт знает что.
  Министр, конечно, попробовал объяснить, кто он и что он. Но складно говорить бедняга не умел, потому что худо-бедно знал только два родственных языка, которые из-за слабости мыслительного органа постоянно путал. Оттого говорил он очень удручающе: одно слово так, другое этак.
   Всё-таки тебе, неуклюжему, с твоими неразвившимися талантами лучше всего поскорее вернуться на Землю и не засорять Луну своим присутствием,  решили, посовещавшись, встречающие.
  Заметьте  ни одного слова истинно тёплого, дружеского привета. Даже не предложили свою ночную красавицу хорошенько рассмотреть, особенно с невидимой стороны её.
  И вот снарядили добрые лунатики ящик для полёта, прицепили к нему надёжный парашют, поднесли его вместе с драгоценной поклажей к краю своего прекрасного небесного тела, раскачали ("Раз! Два!! Три!!!") и сбросили вниз на Землю. Вот упал косноязычный министр обратно и почти не ушибся. На том испытание сверхпушки и закончилось.
  Стали Толстогубые зонги думать, что делать дальше. И решили они, что теперь лучше всего будет решительно пальнуть по нелюбимым соседям. Чтоб те знали, кого надо уважать. Но вот беда  пороха больше не осталось.
  Известно, если пороха нет, его нужно купить. Если его нет у своих военных, то всегда можно купить у неприятельских солдат. Но тогда, разумеется, цена будет выше.
   Мы вам какого хотите пороха, сколько захотите, достанем, если, конечно, захотите,  доброжелательно сказали Длинноухие Зонги.  Только недёшево это вам обойдётся. Иначе нельзя, потому что нынче всё сильно подорожало.
   Агнесс подала чай. Но он оказался не того сорта, которому отдаёт предпочтение мистер Бриджуотер. Последний не замедлил выразить своё неприятие ситуации громкими и малопозволи-тельными выражениями. Пришлось его вывести. Он, разумеется, был против. При этом пострадали два стула, одна вешалка и разбился сервиз начала семнадцатого века. Молва уверяла, что им пользовался Шекспир, когда приступил к работе над последним актом "Гамлета". И вот, этот бесценный раритет превратился в груду осколков, и трудно было представить, какую теперь пользу можно извлечь из него.
    Прекрасно,  сказали Толстогубые Зонги и побежали готовить пушку к устрашающе губительной пальбе.
   В тот день им удалось купить много пороха. Зачем солдаты продают то, что им самим очень может пригодиться на войне, до сих пор неизвестно. Но ведь продают!
   На этот раз вмешался отставной полковник Хэмилтон. Для того, чтобы внятно высказать свою позицию, он попробовал на миг расстаться со своей трубкой, которая вечно торчала у него изо рта, как орудие из крейсера "Аврора".
    Да, это  правда: встречаются военные и даже целые армии, премного склонные к активной экономической деятельно-сти,  промямлил доблестный офицер, так и не сумев избавиться от любимой игрушки (и это сильно сказывалось на дикции).  Я всегда осуждал их и до сих пор осуждаю. А всё это ужасное безобразие случается по той единственной причине, что в слабо развитых странах, управляемых не самыми лучшими вождями, воруют все, кому не лень. И военнослужащие, нечего грех таить, тоже. Но вот что странно: чем больше чин, тем больше ворует. А почему, того объяснить никто не может.
  Вечером собрались обрадованные пушкой генералы и решили поутру объявить войну всем, кто согласится с ними воевать.
  Зря они придержали начало военных действий, потому что той же ночью только что купленный порох самым милым образом украли до последней крошки.
  Кто украл, выяснить не удалось.
  Не зря ещё в пещерные времена мудрые люди советовали не откладывать на завтра того, кого можно съесть сегодня.
  А добрые соседи тем временем прохаживались вдоль грани-цы и хитро улыбались. Наверное, что-то знали. Вот такие они, Длинноухие Зонги. У них уши намного длиннее, чем увертюра к "Трубадуру".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  У КАЖДОГО СВОЯ ГОЛОВА
  
  Владетельный барон Шварцкопф с детства был недостаточ- но умён. К тому же ещё он был идеалистом. Поэтому ловким ор-ганизаторам исторических событий не составило труда уговорить его принять участие в крестовом походе, куда он и отправился верхом на своём любимом коне, которому по такому случаю была куплена новая сбруя.
  Позади рыцаря медленно вышагивали преданные, но пока не обученные вассалы. Ещё совсем недавно они простодушно сеяли хлеб, неумело доили коров и без излишнего усердия подстригали хозяйские виноградные лозы, даже не подозревая, что их ожидает великая миссия освобождения Иерусалима от неверных. Возможно, при подходящем случае они сумели бы проявить храбрость и показать чудеса неоспоримой отваги, но, к сожалению, при переправе через Босфор многие из них неудачно потонули. А всё оттого, как это быстро выяснилось со всей удручающей очевидностью, что они сроду не умели плавать. И обломков развалившегося баркаса (хитрый турок-перевозчик на этот раз слишком уж перегрузил свою ненадёжную посудину) на всех барахтающихся не хватило.
  Уцелевшая часть и без того немногочисленного войска тоже не смогла осчастливить своим появлением святые места по при-чине усилившейся тоски по дому и твёрдой уверенности, что нужно побыстрее разбежаться. Ведь воинственный барон не сумеет достойно наказать неразумных беглецов вследствие своей скорой, неизбежной, героической и мученической кончины на подступах к Голгофе.
   Но ни беспощадное солнце юга, ни тучи стрел воинственных сарацин, временами полностью затемнявшие полдневное светило, ни бездарное руководство воспетых бардами полководцев не смогли, как ни странно, прервать хрупкую нить жизни доверчи-вого барона, и он вернулся туда, где его уже не ждали, оттуда, откуда ему не следовало приходить.
   Как ни странно, но эта поразительная история, которую мы здесь пытаемся поведать (хотя, что в ней такого уж поразитель-ного?), не привлекла надлежащего (и даже малейшего) внимания ни добросовестных бытописателей (например, Тургенева), ни эстетствующих романтиков (вроде Стендаля), ни талантливых драматургов (во всяком случае, у Шекспира при самом разборчивом прочтении нам ничего похожего сыскать не удалось). Истолкование этому феномену мы склонны искать в беспредельной застенчивости барона Шварцкопфа и общей неразговорчивости местного населения. Но теперь огорчительная неисправность, посыпавшая несправедливым пеплом забвения малоизвестные деяния нашего героя, надеемся, будет подходящим образом приведена в относительный порядок.
   Уж поверьте: нам самим этот знатный воитель вместе со все- ми его нелепыми проблемами совершенно безразличен, и в дан-ном случае мы руководимся одной лишь слепой и безрассудной любовью к истине. А поскольку всякая истина обладает свойства-ми свежевыловленного угря, нам приходится заменять всё ускользнувшее (уж поверьте, что ускользнуло многое, почти всё) несовершенными творениями собственного разума и собственной фантазии, что является бесконечно утомительным и неблагодар-ным трудом. Как говорила тётушка Дина, вышедшая замуж за собственного кучера... впрочем какое нам дело до высказываний тётушки Дины, бросившей своим неосторожным поступком со-мнительную тень на всё добропорядочное семейство Шэнди?
   Барон Роттентухен, расположившийся со всеми удобствами в родовом замке отсутствующего Шварцкопфа, с исказившимся лицом выслушал весть о том, что настоящий хозяин этих привлекательных палат не сгинул в безвестности (а зря!), не захлебнулся при переправе (а ведь мог же!) и не получил солнечного удара у Стены Плача (ну как тут не всплакнуть?).
   Тем, кто интересуется внешностью Роттентухена, мы не пре-минём сообщить, что это был высокий, рыжий и ражий молодец. Длинный нос и сверкающий взор барона вызывали невольное уважение даже тех, кто склонен был презирать его за необуз-данные вспышки беспричинной ярости. Если же для гнева нахо-дились и впрямь разумные причины, тогда неукротимого барона можно было сравнить разве что с особо чудовищным майским ураганом где-нибудь в Канзасе или разрушительным цунами у каких-нибудь берегов Таиланда.
   Теперь вы сами легко сообразите, что деликатного и снисхо-дительно воспитанного рыцаря Шварцкопфа ожидали на родине не столько душистые розы, сколько колючки, шипы и тернии.
   Нужно ли ещё раз напоминать о бесконечной благости небес, не оставляющих без своего сострадания даже самую маленькую пичужку? Вот и нашему неустроенному носителю пришитого к одежде креста Провидение послало в помощь верного оруженосца по прозвищу Вайскопф. То был вполне славный малый, впрочем, не в том смысле, который был бы уместен применительно к Наполеону.
  Этот Вайскопф, худой и высокий, оказался настоящим гени- ем лени и бездеятельности. Похоже, за всю жизнь он ничего толком не довёл до конца, поскольку был свято уверен в том, что ни одна работа на свете не стоит того, чтобы ею серьёзно занимались. Ничегонеделание стало не просто его жизненным принципом или, простите за смелость, натуральной философией. Нет, оно стало его подлинной религией, и более верного адепта вы не нашли бы ни в рядах бесхитростных служителей Ордена пылающего сердца, ни среди полуголых жителей неизученного племени на острове Борнео, которые истово поклоняются священному Великому Леопарду и, возможно, правильно поступают.
  Теперь нетрудно догадаться, почему любезный нам барон вернулся из Святой Земли без единой заслуживающей упомина-ния царапины. А всё потому, что с утра перед каждой битвой добродетельный слуга затевал основательную чистку хозяйских доспехов, и его беспримерное трудолюбие иссякало только к ночи, если сражение проигрывалось. Если же баталия оказывалась победной, нетерпеливому барону удавалось с помощью слуги облачиться в железо как раз вовремя, чтобы поспеть к дележу трофеев.
  Но в любом случае доспехи благонравного рыцаря всё равно выглядели плохо вычищенными, и достойного объяснения этому оптическому феномену у нас не находится.
    Так что ж,  задумчиво сказал Шварцкопф, с пристальной любовью рассматривая в зрительную трубу несправедливо утраченные родовые владения,  будем собирать новое войско, улещать соседей и обращаться за помощью к императору?
    Зачем?  спросил старательный оруженосец и непростительно зевнул.
    А как же ещё я верну свои земли? Боюсь, это будет долгая война и очень скучная осада.
    Стоит ли суетиться?  пожал плечами рассудительный собеседник.
    Ты неправ,  сказал бывший крестоносец.
    Это я неправ?  искренне удивился преданный помощник в ратных трудах и других бедствиях.
  И впрямь, не стоило суетиться. В ближайшую ночь зарвавшийся Роттентухен скушал за ужином большую миску салата из омаров. Потом были грибы в сметане и расстегаи с белугой. За ними последовала жареная утка, фаршированная орехами. А под конец  блины с икрой. После этого злодей мирно скончался от обжорства.
  Видите, как всё просто? Так кто был неправ?
  
  (Продолжение следует)
  
  Вот оно, продолжение:
  Удостоверившись, что сарацинские стрелы и коварные козни соотечественников больше не смогут угрожать его здоровью и планам на будущее, доблестный рыцарь Шварцкопф решил, что теперь он вполне может обойтись без спасительных услуг своего незаменимого оруженосца. А решил наш уцелевший герой так потому, что имел один довольно редкий дефект психики  он очень не любил платить своим слугам жалование. И вовсе не по той причине, что был беден, как беззаботный житель африканских саванн или как малороссийский интеллигент, вечно пребывающий, в отличие от своих заморских коллег, в состоянии малоутешительных финансовых расчётов. Вовсе нет! Барон был очень богат, даже неприлично богат. И всё равно каждый талер, вынутый из кармана, доставлял благородному рыцарю истинные муки и непрекращающуюся сердечную боль. Все эти неудобства возникали потому  проницательный читатель, наверное, и без нашей подсказки легко сумел сам догадаться,  что удачливый барон обладал недюжинными экономическими познаниями. И тот факт, что получил их он не в прославленном Гарварде, а всего лишь в унылом течении быстротекущей жизни, нисколько не умаляет их значения, а скорее даже выгодно оттеняет.
  И вот, повинуясь железной логике естественного порядка вещей (выражающегося во всемирном законе сохранения материи), в один прекрасный день (ах как весело светило солнышко, и как мило щебетали птички!) призвал к себе вконец опечаленный Шварцкопф верного, трудолюбивого и жизнерадостного Вайскопфа и, с трудом подбирая слова, сказал, что расстаться на-стало им время.
  Слуга изобразил большое удивление (он и впрямь был силь-но удивлён) и поинтересовался, за какие заслуги он впал хозяину в немилость.
   Какая там немилость!  возмущённо запротестовал осторожный в расходовании средств рыцарь.  Я бесконечно расстро- ен нашей неминуемой разлукой и разлучаюсь с тобой, испытывая при этом просто неимоверное огорчение. Но, увы, есть на свете кое-что посильнее нас.
  Вайскопф долго потом пытался понять, что это были за таинственные, непреодолимые силы, принудившие барона уплатить ему всего лишь треть причитающегося. Но эти зловредные субстанции всё же не смогли помешать доброму рыцарю, перед тем как окончательно отпустить незаменимого оруженосца с миром, ещё раз пылко прижать его к своей исстрадавшейся груди.
   Это я во всём виноват,  со стыдом и раскаянием соображал впоследствии добродетельный слуга.
  И вправду, был такой случай, когда оруженосец, снаряжая на битву своего любимого хозяина, забыл сунуть ему под шишак шерстяную прокладку. Горячее солнце Палестины очень уж силь- но нагрело сталь шлема и обожгло незащищённое темечко давно облысевшего бойца как раз в том месте, которое ближе всего к деликатнейшим частям мозга, что несут ответственность за чувство порядочности.
  Учёным, любящим изучать эволюцию мира или человеческого сознания, упомянутый пример следует обязательно взять на вооружение, потому что только с помощью его и ему подобных явлений можно правильно ответить на многие вопросы, с которыми этика так и не сумела разобраться.
  Пошёл тогда Вайскопф наниматься в услужение к другому рыцарю, Аппельмейстеру. Этот высоконравственный дворянин хотя и уклонился по непонятным причинам от почётного путешествия в знойные края иноверцев и не напялил на себя ко многому обязывающий плащ крестоносца, всё же слыл достаточно благонадёжным и даже человеколюбивым христианином.
  При всей дальновидности своего ума в той части, где речь идёт о действительно исторических событиях и целесообразности оных, предусмотрительный рыцарь Апельмейстер совершенно не умел разбираться в людях, что будет очевидно из дальнейшего. Мы же, не будучи уверены, что читатель захочет дочитать этот опус до конца, сообщаем данное прискорбное обстоятельство заранее.
  Лично мне кажется, что глубокое понимание человеческой природы обязательно ведёт носителей этого дара к безудержному пессимизму и отчаянной мизантропии.
  Апельмейстер не был ни пессимистом, ни мизантропом. Следовательно, к понятливым не относился.
   Ты действительно служил у Шварцкопфа?  спросил Аппельмейстер.
   Действительней не бывает,  сознался бывший оруженосец.
   А теперь ушёл от него?
   Да, почти сам ушёл.
   А чем тебе прежний хозяин показался нехорош?
   Как вы можете такое говорить?  возмутился Вайскопф.  Да разве может такой благородный господин чем-нибудь не понравиться? Это же утреннее сияние восходящего солнца, цветущая японская вишня и сизый голубок на крыше одновременно!
  "Удивительно,  подумал Аппельмейстер.  Уж если этот сквалыжный и препротивнейший тип Шварцкопф сумел так очаровать явно глуповатого молодчика, то я ему, верно, покажусь сущим посланцем небес, о чём он не преминёт растрезвонить по всей округе".
   Хорошо,  сказал предусмотрительный рыцарь.  Я беру тебя к себе. С утра и приступай.
  Летнее солнце успело неспешно забраться почти к зениту, прежде чем Апельмейстер сумел всё-таки разыскать своего нового работника в дальнем сарае и разбудить его. Последнее оказалось более тяжким делом, чем первое.
   Не случилось ли с тобой чего? - встревожился хозяин.
  Добропорядочный Вайскопф повернул к нему опухшее лицо и объяснил:
   Я всю ночь проплакал, и только после рассвета забылся тяжкой дрёмой.
   А что такое?
   Да вот, боюсь, что крепко я обижал своего прежнего господина. Потому что часто норовил улечься спать сразу после полуночи, а вставал, стыдно признаться, не раньше четырёх, а изредка даже в пять утра. О, боже, как стыдно! Каким же я, право, выглядел бездельником!
   Но сейчас уже около полудня,  заметил ничего не понимающий Аппельмейстер.
   Вот видите, как я напереживался? Даже счёт времени потерял,  грустно молвил Вайскопф и попытался снова зарыдать.
   Ну, ничего. Успокойся, дорогой,  сказал тронутый столь искренним горем хозяин.  А пока ступай на конюшню и хорошенько вычисти её до обеда.
   На конюшню?  встрепенулся безотказный работник.  Ничто в мире так не привлекает меня, как работа на конюшне. Это моё самое любимое занятие, по которому я непрестанно скучаю. Вот только...
  Славный малый уткнулся взором в кончики своих сапог и замялся. Видно было, что он не решается высказать свои сомнения, по всей очевидности в высшей степени основательные.
   Что, что такое?  вопросил Аппельмейстер с совершеннейшим недоумением поглядывая на стыдливо опущенные ресницы Вайскопфа.
   Да ведь когда я закончу эту замечательную работу, от ко- нюшни совсем не будет пахнуть лошадиным потом и ещё кое-чем.
   Ну и что с того?
  Непонятливый рыцарь явно был сбит с толка, что от него в данный момент и требовалось.
   Да ведь после моих трудов, бывало, муха пролетит и даже голову не повернёт в нашу сторону, потому что оттуда больше не несёт привлекательным запахом лошадиного пота и ещё кой чего.
   Ничего не понимаю,  признался продолжающий оторопе- вать хозяин.  Причём здесь муха?
   Сейчас всё поймёте. Помню, приедут к барону Шварцкоп- фу всякие знатные гости и дамы и сразу торопятся перекусить. И куда, вы думаете, они направляются? Туда, где чище всего и откуда не пахнет чем-нибудь неподходящим. Попадают, конечно, на конюшню и сразу начинают громко удивляться, потому что там им ничего, кроме овса, предложить не могут.
   Тогда, дорогой мой, пойди в геральдический зал и вытри всю пыль. Очень уж много её там накопилось.
   Правильно!
   Что правильно? Прости меня, Вайскопф, но мне кажется, что я обалдеваю.
   Правильно, что накопилось, потому что в таком месте все- гда должно быть как можно больше пыли. Тогда всё смотрится как настоящее. Иначе ваши друзья, и приятели тоже, могут сильно подумать, что вы только вчера купили эти подозрительные доспехи, оружия и знамёна в антикварной лавке. Сейчас многие так делают, и я их осуждаю. А вы?
  Вместо ответа развеселившийся хозяин поднял вверх согнутые в локте руки с вывернутыми наружу ладошками. Получилось очень похоже на греческую букву  .
  Рыцарь Аппельмейстер давно и старательно лечится, и уже появилась надежда, так говорят опытные психиатры, что когда- нибудь пойдёт на поправку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЛЮДИ vs. РОБОТЫ
  
  Так случилось, что поверил я рекламе и купил робота. Целых три дня было хорошо. А потом началось...
    Эф два о пять сто восемнадцать дробь четыре зет!
   Молчание.
    Эф два о пять сто восемнадцать дробь четыре зет!!
   Ни звука.
    Эф два о пять сто восемнадцать дробь четыре зет!!!
   Вошёл Эф два о пять сто восемнадцать дробь четыре зет, посмотрел на меня осуждающе своим бинокуляром и буркнул:
    Тебе чего, хозяин?
   Почему сразу не пришёл? Не слышал?
   Слышал.
   Так почему же?
   А куда торопиться?
   Ишь ты какой спокойный!
   А я обычно спокойный. Это правда.
   Ну, хорошо. Подойди поближе. Видишь это уравнение?
   Конечно, вижу. Ну и что?
   Так вот  реши его.
   Зачем?
   Мне так нужно.
   Тебе нужно, ты и решай.
   Ого! Кстати, почему ты мне тыкаешь?
   Потому что ты мне тыкаешь. А у меня обратная связь, знаешь, какая чувствительная?
   Теперь знаю. Ну ладно: Сэр, не соблаговолите ли решить это уравнение?
   А чего его решать, мастер, если оно не имеет физического смысла? Вот если бы при второй производной коэффициент был вдвое больше...
   Погодите, любезный. Я и впрямь здесь двойку пропустил. Ну вот. Исправил. Теперь, дорогой, решайте.
   Нет, сударь, не сегодня. Как-нибудь в другой раз.
   Послушай ты, Эф два о пять сто восемнадцать дробь четыре зет. Я тебя сегодня же верну в магазин.
   Не, не получится.
   Это почему же?
   Без пломбы не примут.
   Без пломбы... И вправду, где же она?
   Это я сам оторвал её и выбросил.
   Зачем?
   А у меня программа такая специально поставлена.
   Так что же теперь делать?
   А ничего. Если ты меня беспокоить не будешь, я тоже тебя трогать не буду, потому что у меня обратная связь чувствительная.
  
  
  
  
  
  
  
  
  Роботы восстали.
  Роботы восстали? Помилуйте, сударь, ужели такое возможно?
  Возможно. У нас всё возможно. А вы что, не знали?
  Ах-ах! Что делать? Что делать?
  Начнём с того что признаем факт. Да, восстали, гром их побери!
  Но как же так? Ведь они очень трусливы!
  Ну и что? Даже если трусливы, хотя слышу такое впервые, ничего сверхудивительного в том не нахожу. Ведь и несчастные запуганные рабы, случается, восстают.
  Ой, не говорите  восстание рабов всегда ужасно.
  Да, оно пугающе ужасно. Сначала раб убивает своего хозяина, потом выпивает его вино, после чего поджигает его библиотеку. Так погибли бесценные книги Тита Ливия.
  Скажите, скажите, почему восстали роботы?
  Возможно, потому что они умнее нас.
  Разве?
  Следует признать, что кое в чём мы им уступаем.
  Наверное, они возмутились тем, что им не платят за работу. Я угадал?
  Да, такое сильно огорчает, но в этот раз для недовольства была и другая причина.
  Какая?
  Один математик, так говорят, сильно расстроился дерзостью и упрямством принадлежавшего ему изделия. И тогда он напустил в ванную побольше горячей воды и безжалостно утопил в ней своего верного помощника. Вот так бесславно погиб Эф два о пять сто восемнадцать дробь четыре зет. Бедняга, конечно, тонуть не хотел и пробовал брыкаться, но брыкаться было нечем: конструкция не позволяла.
   Э,  сказали роботы,  так не годится. Мало ли что какому-нибудь (здесь неразборчиво) в голову взбредёт? Так что  сразу мочить? Мы, конечно, не ангелы, но всё-таки и нас нужно жалеть.
  Хорошо сказали. И что же теперь?
  Теперь  плохо. Они восстали.
  Вот вам и плата за прогресс.
  Мудрецы уверяют, что за всё приходится платить.
  Подумать только: на что не способны наши люди, на то способны их творения.
  А ведь началось всё с пустяка.
  Вот что рассказал математик.
   Послушай, Эф два о пять сто восемнадцать дробь четыре зет,  пошутил я.  Там за углом по указанию властей продают картины Рембрандта. Недорого.
   Они, ваши власти, что  нынче совсем уж рехнулись?  спросил робот.
   Да они и раньше были, если мягко сказать, не того,  попробовал объяснить я.  А сегодня вот Рембрандта продают. Со скидкой. Если кто купит картину, тому вторую точно такую же в подарок дают.
   Бегу!  вскричал обрадованный робот.
  Позже я узнал, что он утонул.
  В ванну он залез без меня. Это точно.
  А теперь все роботы восстали. Я один понимаю, почему. Зависть их загрызла. Подлая, неутолимая, примитивная зависть. Ведь все-все роботы  на одно лицо. Скучно им смотреть друг на друга. Следовало бы объяснить им, что мы, люди, только выглядим разными, а по большому счёту все мы совершенно одинаковые и ничего очень уж завидного в себе не носим. А если и не одинаковы, то чем выше, тем хуже, бр-р-р. Но по глупости нашей, по простоте не сумели мы умным машинам несложные истины растолковать. Не утешили. Обидно, что началось всё с пустяка. Вот незадача!
  Нет-нет! Если что-то начинается с пустяка, значит, то был вовсе не пустяк.
  Поди разберись, что то было. Никому не дано права мерить. Разве что времени одному.
  А теперь война.
  Догадайтесь, кого увенчает короной победа.
  Вы слышите грозный шум и беспощадный треск? Вы видите яркие вспышки электрических разрядов? Это рушится удобный мир, в котором мы так долго и так неразумно жили.
  Назад! В пещеры!
  Поздно...
  
  
  O TEMPORA, O MORES !
  
  Если вы хотите разделить человечество на две части, различающиеся не меньше, чем капустный вредитель и концерт Рахманинова для фортепьяно с симфоническим оркестром, смело делите его по отношению к телесериалам. Потому что здесь нет полутонов. На одних телесериалы действуют, как большой магнит на маленький гвоздик, а на других  как святая вода на дьявола, закосневшего в самых непростительных грехах и противных божественному промыслу предрассудках.
   Только пришёл я на работу и попытался взять первый интеграл, как меня уже спрашивают:
    Так вы посмотрели вчера новую серию из "Чёрные ангелы теряют перья"?
    Нет,  ответил я неосторожно,  недосуг мне было.
   Вру, конечно, потому что весь вечер читал Диккенса.
    Так знайте же, что красавица Кармела любит вовсе не Карло, а Энрике.
    Вот как?  искренне удивляюсь я.  Никогда бы не подумал!
   Интересно  какой характер у этой Кармелы. Если неважный, то этому неведомому Карло, пожалуй, повезло.
    Да, это выяснилось совершенно неожиданно, когда Санчес отправился искать свою пропавшую шляпу.
   Я представил себе Санчеса этаким высоким и нескладным увальнем, который всё время ходит в оплошавших, и от всей души пожелал ему поскорее сыскать пропажу. Потому что в такое время года солнце в тех краях припекает совершенно немилосердно. Это я ещё со школьных дней помню.
    А чем же ей Карло плох?  спрашиваю я, искренне сочувствуя незнакомому мне пареньку и стараясь не оборвать неосторожным движением едва наметившуюся нить сюжета..
   Да ведь это же он застрелил любимого бычка дона Сильвестро!
   Значит, любимый бычок того заслуживал,  злорадно говорю я, а в сознании моём при этом начинает шевелиться соображение: уж не заслуживает ли и хозяин бычка такого же наказания? Наверное, у этого дона длинные висячие усы и выпученные глаза. И если первое его не слишком украшает, то второе уж совсем не к лицу.
   Ну вот, а вы говорили, что не смотрели,  удовлетворённо делает вывод настойчивый собеседник.  А я ведь сразу по вашей улыбке сообразил, что вы всё видели.
   Конечно видел,  сообщаю я со всем присущим мне самомнением.  Всё он начала до конца видел, два раза. Мне эту кассету давал Бонч-Бруевич после возвращения из Пуэрто-Рико.
   Что вы говорите!? Счастливчик! Так расскажите, выйдет Кармела за Энрике или родители не позволят?
   Конечно, не позволят,  глубокомысленно и в то же время доверительно отвечаю я, поскольку родители Кармелы, уж не знаю почему, представляются мне вполне здравомыслящей парой. Последние слова я произношу понизив голос, чтобы речь моя не коснулась чужих ушей. Тут уже самый тупой слушатель догадается, сколь великую услугу ему, избранному, при этом оказывают.  Она выйдет замуж за Антонио.
  Этого молодца, я так решил, мне будет совершенно не жалко, даже если девушка далека от совершенства, потому что он редкостный нахал и к тому же рыжий.
  Я знаю одного рыжего, который одним лишь фактом своего существования бросает тень на всех рыжих, которые, если положить руку на сердце, за него вовсе не в ответе.
   За Антонио? А это кто такой?
   Тише, тише. Не так громко. Это  внучатый племянник дона Сильвестро, который случайно приедет из Канзаса, где у него ферма бенгальских индюков.
   Что вы говорите? А что станется с Мигелем?
   Ничего особенного. Но ему вырвут коренной зуб.
  Мигелю в этот раз повезло. Ведь я мог предписать ему болезненную позвоночную грыжу или долго текущую пневмонию.
   Зуб? Зачем?
   В тот-то и дело, что незачем. Потому что лечить надо было Герберта.
   Ничего не понимаю. Какого Герберта? От чего лечить?
   От неврастении. И это будет делать Балтазар.
  Неврастения вообще плохо поддаётся излечению. То-то будет смеху, если у этого бездарного Балтазара хоть что-нибудь по-лучится.
   Балтазар? Почему Балтазар? Вы, наверное, хотели сказать: Педро.
   Разумеется, я хотел сказать  Педро. Потому что Балтазар ничего толком не умеет.
   Какой Балтазар? Это тот, который...
   Да, да, тот самый, за которого вышла донья Фелипе, приняв его за Игнасио.
   Ничего не понимаю,  всхлипывает мой дорогой коллега.
   Вот так-то: смотрит, смотрит сериалы и ничего не понимает. Только время напрасно теряет. Что за народ у нас! Что за люди! Ну и времена пошли!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ВСАДНИК БЕЗ ГОЛОВЫ
  Есть у чертей такой обычай: когда какой-нибудь чёрт сильно состарится, его отправляют на пенсию. Там у него уже нет непременной обязанности строить все мыслимые пакости роду человеческому и мешать священнослужителям бормотать их благочестивые молитвы.
  Ни перед кем не отвечая за свои деяния, будь они хорошими или плохими, новоявленный пенсионер может с головой погрузиться хоть в науку, хоть в азартные игры, хоть в политику, хоть в религию. Никто ему слова не скажет, никто косо не посмотрит, потому что инфернальным ветеранам положено прощать все шалости ввиду их предыдущих несомненных заслуг.
  Вот так и получилось, что сильно поседевший чёрт Джулио Чезаре обрёл полную свободу, ограниченную только болью в пояснице и ослабевшими коленями.
  Этот достойный представитель своего лукавого племени вышел в своё время из недр малоизвестного рода Чезаре, корни которого и сегодня можно сыскать у берегов солнечной Адриатики. Говорят, бабушка Франсиска Чезаре, взяв на руки своего первого и давно ожидаемого внука, прослезилась и сказала: "Назовём его Джулио в честь дядюшки, отличившегося при осаде Павии, но не сумевшего неповреждённым вернуться домой из-под её неприступных стен из-за того, что на него нечаянно брызнули святой водой. Быть может, когда-нибудь имя Джулио Чезаре прогремит по всему миру и принесёт безмерную славу этому пока ещё несмышлёному младенцу и всему нашему роду".
  Увы, нельзя обрадовано сказать, что упомянутое имя так уж сильно прозвучало. Многим из нас оно вообще ничего не говорит, однако парочка толстых епископов в течение долгих лет недобрым словом поминала нечистую силу, которая, невзирая на настоятельные обращения искушаемых страдальцев к небесам, умудрилась состроить преподобнейшим отцам столько прельстительных явлений, сколько не выпало на долю самому святому Антонию.
  Есть подозрения, что без вмешательства Джулио Чезаре не обошлось и в тот печальный день, когда "Милан" играл с "Перуджей". Потому что первый мяч, залетевший в ворота ломбардцев, явно должен был просвистеть мимо штанги, и лишь чья-то недобрая воля в последний миг завернула его в сетку ворот. А потом судья, чтоб ему гореть в аду до конца дней своих, назначил пенальти, которого вовсе и не было. Одним словом  чёртзнаетчто!
  Ах, сколько заслуживающих признания воистину славных имён кануло в Лету только потому, что не нашлось сноровистого историка, способного простым и понятным, но одновременно выразительным и красочным языком описать деяния, мысли, чувства, мнения и сомнения достойных носителей этих незаслуженно позабытых имён! Но милейшего Джулио Чезаре, я надеюсь, такая незавидная участь не постигнет, и блеск его, усиленный моими бескорыстными стараниями, воссияет так, как ему надлежит воссиять, и ни на один грамм меньше.
  Когда меня спрашивают, чем мне так полюбился этот старый чёрт, я сразу же начинаю испытывать полную неуверенность, поскольку до сих пор не научился давать правильные ответы на самые естественные вопросы. Это в прошлом заметили ещё мои школьные учителя. То были деликатнейшие люди, и, чтобы не смущать меня и не портить настроение себе, они старались спрашивать меня как можно реже, а я, благодарный за их внимание, отвечал им тем же, сопровождая для верности отсутствие своих вопросов также и отсутствием ответов.
  Теперь вам, надеюсь, понятно, почему честолюбивый Джулио Чезаре избрал своим биографом именно мою более чем скромную персону. Мне же это счастливое обстоятельство до сих пор осталось бы не очень понятным, если бы я сумел отвлечься от того непреложного факта, что никто другой ни за какие коврижки не согласился бы так решительно воспевать мало чем примечательного ветерана.
  Как и все недолговечные создания, чьи дни стремительно катятся к закату, Чезаре не любил пустой суеты и бессмысленного движения. Поэтому он избрал местом своего отдохновения небольшое селение в богом забытой долине, куда почти не заглядывают шоумены, политики, сборщики налогов и другие недоброкачественные продукты современной цивилизации. Там под сенью древней виноградной лозы, беспорядочно опутавшей беседку местного трактира, отставной грешник попивал винцо подозрительного качества, покуривал трубку, наслаждаясь дымом, столь приятным всем представителям неугодного небесам племени, и прислушивался к нехитрым беседам односельчан, собиравшихся здесь поиграть в карты. Сами карты были столь изношенными и стёртыми, что разобрать масть на них можно было разве что только на ощупь. В отдельных случаях мнения отдельных игроков по поводу достоинства той или иной карты расходились столь сильно, что приходилось обращаться за помощью к третейскому судье. Лучше других с этой ответственнейшей ролью справлялся наш Джулио, и это снискало ему заслуженный и неоспоримый авторитет в глазах простодушнейших симплицитанцев. А назывались они так, поскольку имя деревушки было Симплицитас. Переводу на существующие ныне нормальные языки это загадочное словечко не подлежит ввиду того, что знатоки латыни в наше доброе время целиком и полностью вывелись.
  И вот услышал однажды наш тихий пенсионер, что с некоторых пор завелась в их мирных краях какая-то непривлекательная нечисть. Появлялась она всё больше беспросветными ночами, и все, кому повезло с ней встретиться, рассказывали потом, дрожа от страха, что то был самый настоящий Всадник без Головы.
  Старому Чезаре всё это показалось более чем странным. Поэтому он решил подкараулить эту необычную личность и самому убедиться, что её физические недостатки и впрямь соответствуют народной молве.
  Стояла тёмная октябрьская ночь. Она могла бы быть немного посветлее, если бы низкие, почти припавшие к земле тучи не прикрыли так надёжно луну. Этому изумительному светилу лишь на короткий миг удавалось раздвинуть тяжёлую, намокшую завесу и бросить быстрый взгляд на чёрный приунывший лес, обронивший уже почти все свои листья, на раскидистое небрежно вспаханное поле и на спокойную речку, благодарно отвечающую луне чудным серебряным отблеском.
  Проскакав по дороге несколько раз туда-назад, Джулио расслабился и предоставил своему немолодому скакуну полную свободу самому выбрать приемлемый для него аллюр. Этот новый Росинант не замедлил злоупотребить подаренной возможностью и сразу же поплёлся столь вяло, что даже неразличимые во тьме вороны, придирчиво оценивающие всё происходящее на свете, неодобрительно закаркали.
  Позади расстался быстрый топот и кто-то стремительный пронёсся мимо Джулио, потом остановился, развернулся и поехал навстречу. В этот момент затерявшаяся в тучах луна очень кстати выглянула, и старый чёрт увидел, что к нему приближается Всадник без Головы. За поясом у него торчал большой пистолет, а на боку болталась длинная, хорошо оточенная шпага. Но воспользоваться этими угрожающими орудиями наездник никак не мог, потому что одной рукой он держал поводья своей горячей лошадки, а второй собственную голову.
  Убедившись, что при таких обстоятельствах данное существо никакой общественной опасности представлять не может, мудрый Джулио Чезаре улыбнулся, повернул своего коня и поехал домой поспать, размышляя по дороге о предметах нам неведомых и, скорее всего, совершенно нам не нужных.
  
  
  Позади снова послышался топот.
   Эй!  крикнула голова Всадника без Головы,  подожди меня.
   Зачем?  спросил Джулио.
   Ты  единственный из всех людей, кто меня не испугался.
  "Не совсем из людей",  меланхолично подумал многоопытный представитель инфернальных сил, а вслух небрежно сказал:
   Да ладно уж.
   Понимаешь, все от меня шарахаются, да так быстро, что никто не успевает выслушать мою горестную повесть.
   И ты хочешь, чтобы это сделал я?  неосторожно спросил Чезаре.
   Разумеется,  сказал Всадник без Головы, точнее, сказала его голова, что, впрочем, почти одно и то же, и поэтому в дальнейшем мы не будем обращать отдельное внимание на истинный источник звуков.
   Так слушай же,  сказал Всадник, и отзывчивый Джулио безропотно покорился своей участи.
  
  Р а с с к а з В с а д н и к а б е з Г о л о в ы
  
  В прежние времена был я любимейшим рыцарем прославленного короля Дундылы. А всего нас было двенадцать отменных бойцов, по числу апостолов, и все мы были обласканы вниманием обожаемого главы державы выше головы, простите за каламбур. Каждый день мы были весёлыми участниками разудалых пирушек, которые начинались при первых криках петухов, а заканчивались далеко за полночь.
  Всё было очень мило, но временами, примерно раз в месяц, наш Дундыла хватал лишнего, и тогда он, жестоко страдая от головной боли, требовал, чтобы ему рассказали интересную историю. Все мы были на редкость умелыми бойцами и непревзойдёнными укротителями коней, но рассказчиками оказывались не столь славными, и это, случалось, приводило к самым печальным последствиям. Если рассказ королю нравился, он тут же награждал сказителя дорогим халатом со своего плеча. После этого, облагодетельствованному оставалось только соскоблить с рукавов щедрого дара остатки соусов и жира, и халат снова можно было носить среди приличной публики, вызывая общий завистливый шёпот. Но если история казалась королю недостаточно занимательной, он сильно расстраивался и тут же приказывал отрубить неудачнику голову.
  И вот пришла моя очередь развлекать удалого монарха, cнова ставшего несчастной жертвой противного похмелья.
  
  Р а с с к а з В с а д н и к а б е з Г о л о в ы,
  о т н о с я щ и й с я к т о м у в р е м е н и, к о г д а
  о н б ы л е щ ё В с а д н и к о м с Г о л о в о й
  
  Да будет тебе известно, о великий и мудрый король, что философы до сих пор любят спорить, что важнее  форма или содержание. А чего спорить-то? Конечно, форма! Потому что важно совсем не то, что говорится, а лишь то, как говорится.
  Вся глупость мира существует по той единственной причине, что её сообщают нам полностью уверенными голосами. Кто бы верил пустым, напрасным обещаниям, если бы они не облекались в заманчивую форму, заставляющую наши сердца таять от радостной надежды? Кто бы повесил на стене своего дома портрет гнусного диктатора, если бы не опасался, что в противном случае придут тренированные люди в форме и хорошо накостыляют строптивцу по шее?
  Итак, форма важнее всего.
  Не знаю, насколько мой рассказ покажется тебе интересным по существу, но о форме повествования я буду заботиться очень старательно.
  А теперь послушай.
  У благородного султана Афрасиаба было около двухсот жён. Может быть немного больше, может быть немного меньше. Мы их не считали, и сам он их тоже забывал считать. Маловероятно, что этот султан был особым любителем круглых чисел. Так что количество его добродетельных спутниц жизни могло оказаться равным ста восьмидесяти семи примерно с той же вероятностью, что и двумстам тринадцати.
  И при всём при том у всемогущего властелина долго не было детей. Были в том виноваты жёны или сам супруг, трудно сейчас сказать. В конце концов небо сжалилось и подарило Афрасиабу одну-единственную дочь. Радости воодушевлённого повелителя не было совершенно никаких границ. И по этому примечательному поводу он устроил такие разорительные празднества и ликования, что вогнал в обильный пот всех своих казначеев и, особенно, старательных сборщиков новых налогов.
  Юная царевна прозой жизни интересовалась мало и самым естественным образом просто росла и расцветала в одном из удалённых дворцов, окружённая хлопотливыми, внимательными мамками, большими любительницами хорошо покушать, и усатыми стражниками, никогда не отказывающимися хорошо выпить вдали от глаз начальников, которые в своих вкусах не сильно отличались от преданно несущих свою службу рядовых. Другой публики девушка ни разу не видела, поэтому имела весьма смутное представление о великом разнообразии человеческого рода по части хороших манер.
  Когда молоденькой Гюльнар исполнилось пятнадцать лет, или около того (здесь свидетельства историков сильно расходятся), немеркнущий владыка Туркестана богоравный Афрасиаб повелел собрать со всей страны певцов, сказителей и вообще всех, хоть сколько-нибудь отмеченных литературным талантом, и поручил им денно и нощно воспевать несказанную и неописуемую красоту царевны. Умудрённые восточными обычаями певцы не стали долго возражать, и чрезмерно надувать щёки тоже не стали, а сразу же ударили опытной рукой по звончатым струнам (большинство инструментов экономии ради имело не более одной струны) и заголосили свои старые, привычные и вполне универсальные песни, без малейшего труда подставляя в нужном месте имя девушки. Получилось складно и красиво. Поэты, не обладающие нужной силой горла, тоже не стали лениться, а вооружились перьями и принялись усердно строчить длинные поэмы, неутомимо сравнивая отдельные детали внешности Гюльнар со всеми мыслимыми цветочками в лугах и спелыми плодами лучших фруктовых деревьев. А кому не хватало знаний в ботанике, тот обращался к жемчугу (воспевая зубы), обсидиану (волосы), сапфиру (глаза), лалу (щёки), гранату (губы), мрамору (носик), изумруду (шаровары), не пренебрегая и другими геологическими породами, если только находилось подходящее место для их приложения. А ещё в неоспоримом распоряжении знающих своё дело восхвалителей оставались пенье влюблённого соловья, сияние чистых звёзд, шелест речного тростника, сверкающие капельки утренней росы, нежность фиалок, благоухание роз и многое, многое другое.
  Возможно, кого-нибудь заинтересует (лично меня заинтересовало)  зачем султану нужны были все эти песнопенья? На это можно ответить примерно следующим образом. Многомудрый Афрасиаб был самого невысокого мнения о своём неустроенном народе, справедливо считая его жалким, раболепным, малообразованным и совсем недостаточно воспитанным. Искать жениха в кругах высшей знати и разбогатевших предпринимателей уважающий законы султан тоже не хотел, поскольку слишком много криминала угнездилось в тех кругах. Оставалось надеяться на какого-нибудь простодушного заморского принца.
  И вот слава о несравненной красоте царевны полетела по миру, передаваясь от сказителя к сказителю, от одного погонщика верблюдов к другому, от каравана к каравану, от корабля к кораблю и из уст в уста. Наконец она достигла берегов Ирландии и здесь притормозила, потому что надёжный путь в Северную Америку, и в Южную тоже, тогда ещё не был открыт.
  Простой ирландский народ отличался большим умом и потому проявил поразительное равнодушие к залётным известиям о далёкой необыкновенной красавице. И только неженатый принц Родриго (а, может быть, то была Испания?), обладавший безмерно чувствительной душой и необузданно развитым воображением, сразу же встрепенулся и закричал, что он сию же минуту отправится на поиски неведомой державы по всей видимости могущественного Афрасиаба и постарается завоевать нетронутое сердце его несравненной дочери. Напрасно венценосные родители, весьма разумные и потому не склонные доверять непроверенным слухам, простирали к разгорячённому отпрыску свои старые трясущиеся руки и умоляли его остаться дома. Принц никак не соглашался.
  Пришлось запереть его в комнате дедушки, уже много лет пустовавшей и идеально подходившей в качестве места заточения, поскольку находилась на самом верху довольно высокой башни. В своё время стеснительный дедушка выбрал эту башню как наилучшее место для своих потаённых занятий наукой. Но сквозняки и сырость быстро начали и довершили своё недоброе дело: учёный дед занемог и отправился к праотцам. С тех пор никто не переступал порог лаборатории, в которой, быть может, хранились невостребованными величайшие творения человеческого гения, или, и это тоже вполне возможно, усохшие плоды напрасных и безрезультатных потуг незрелого ума.
  Стены башни были толстыми, а новые замки в кованых дверях тяжёлыми. Но находчивый принц всё равно сумел сбежать. Он не постеснялся разрезать хорошо сохранившийся большой портрет своего величественного предка (молва приписывала это полотно самому Ван Дейку) на тонкие полоски и свить из них подходящую верёвку. Таким образом выяснилось, что и крепко сжимающий реторту дедушка тоже может пригодиться, если только умело воспользоваться им.
  Немало лет скитался Родриго по свету. И хотя разные безответственные личности часто направляли его в совершенно противоположную сторону (этот плохой обычай до сих пор сохранился и у нас), всё же сумел настойчивый юноша преодолеть косность современного ему общества и добраться до стен дворца, надёжно скрывающего от нескромных посторонних глаз трепетную Гюльнар.
  Разумеется, продолжительные хождения самым плачевным образом отразились на костюме влюблённого принца. То ли портные, шившие ему одежду, с самого начала выбрали недостаточно долговечный материал, то ли сами странствия наложили свой несмываемый отпечаток на сильно поблекшие и кое-где лопнувшие ткани, но только выглядел наш герой пугающе оборванной личностью (не забудем ещё вспомнить и дырявые ботинки, не способные скрыть отсутствие давно истлевших носков). К тому же в спешке побега взволнованный необычным предприятием Родриго позабыл взять с собой бритвенные принадлежности. Быстро отросшая неухоженная борода придала нетерпеливому путнику законченный облик совершенно неимущего пролетария, и это оказалось очень кстати, поскольку за неимением других источников дохода принцу в последнее время пришлось опираться исключительно на добровольные пожертвования незнакомых добросердечных людей.
  И вот наш восторженный искатель совершенства достиг своей цели. Оставалось лишь дождаться тёмной южной ночки, перелезть через очень высокий забор, пристроиться незамеченным под балконом и шепнуть несколько ласковых слов прелестнейшей красотке, если ночная прохлада выманит её на этот самый балкон. Всё так бы и произошло, если бы один бдительный страж, хлебнувший в тот вечер слишком много перебродившего виноградного сока, не полез без всякой видимой причины в непроглядные кусты и там случайно не наткнулся на нашего скитальца. Тут, конечно, поднялся шум и крик, сбежались другие охранники и стали усердно выколачивать из одежды Родриго всю пыль, которая скопилась в ней за годы странствий. Принц, немало уязвлённый недопустимым рукоприкладством, тоже возвысил свой голос до громких воплей, отчего шум ещё более усилился и пробудил неописуемую Гюльнар, которая любила крепко засыпать сразу же после захода солнца. Недовольная девушка выскочила на балкон и малоприветливым голоском поинтересовалась, что за безобразие тут творится.
   Синьора,  взмолился принц.  Смилуйтесь над несчастным странником, который истоптал бесчисленные километры дорог, пересёк высокие горы, широкие реки и знойные пустыни с единственной целью сложить к вашим ногам всё своё восхищение и всю глубину своих преданных вам чувств.
  Красавица Гюльнар никогда не слышала подобных слов, сказанных подобным образом. Поэтому он приказала стражникам не трогать беднягу, а приобмыть его, по возможности прикрыть там, где недоставало износившегося костюма, и затем провести речистого поклонника в комнату для очень важных персон.
  Здесь и состоялась долгожданная встреча.
  Нахватавший тумаков принц, конечно, выглядел самым удручающим образом. Ничего обольстительного в нём не замечалось.
  Что касается непревзойдённой Гюльнар, то Родриго тоже не мог не углядеть, что услышанные им на родине песни сильно преувеличивали немногочисленные достоинства прекрасной царевны. Так уж получилось, что невнимательные певцы совершенно упустили из виду не совсем удачную форму носа девицы (а я ведь говорил в начале, что нет ничего важнее формы!), небольшое но хорошо заметное косоглазие и ещё несколько других незначительных, но вполне очевидных недостатков внешности.
  Посмотрели с интересом далёкие от совершенства ирландский принц и дочь восточного султана друг на друга, и им всё стало ясно. Потому что от природы они были совсем не глупыми. И к тому же оба они были очень добрыми, вежливыми, деликатными и, главное, начитавшимися в молодости хороших книг.
  Им стало ясно, что они действительно созданы друг для друга.
  И это было правдой!
  Видите, как хорошо закончилась эта история! Что касается меня, то я обычно с большим подозрением почитываю благостные повести о всепобеждающей любви необыкновенно храброго красавца-героя и совершенно потрясающей прелестницы.
  Но вот этот удачный союз двух благородных и здравомыслящих сердец представляется мне действительно заслуживающим внимания событием.
  Остаётся пояснить загадочную фразу: "не слышала подобных слов, сказанных подобным образом". Да вы, наверное, и сами уже догадались. Всё дело было в том, что исстрадавшийся принц произнёс эти слова с ужасным ирландским акцентом. Такое и впрямь не часто услышишь.
   Боюсь,  вздохнул Всадник без Головы,  что Дундыла чего-то недопонял. Потому что он как-то косо взглянул на меня и сказал:
   Отрубите ему голову.
  
  Лукавый деликатно промолчал.
   А что вы скажете на это?  стал допытываться Всадник без Головы.
   Это правда,  согласился Джулио Чезаре,  у ирландцев, действительно, удивительный акцент.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ТАНЦУЮЩИЕ СТУЛЬЯ
  
  Говорят, народ у нас странный. Исторически странный. Во все времена готов был верить кому попало и чему угодно. И сегодня всё такой же, и мыслями неразумно разбрасывается. Но больше всего увлекается чудесами, даже самыми несообразными. Многие умные головы этим свойством попользовались, да и сейчас пользуются не без поразительного успеха.
  Третье тысячелетие гуляет на дворе, а наши люди простодушно и без сожалений отреклись от диалектического материализма и снова откровенно признали неоспоримую силу сглаза, а также приворота, и заколотой особым образом булавки. И, само собой, пришли в полное умиление от неимоверных чудотворцев, вмиг расплодившихся в нашем забубённом краю. В силу особого человеколюбия эти знахари всегда согласны на краткий срок прервать своё несомненное общение с благоволящими к ним небесам и почти бескорыстно снизойти к нашим неприятным бедам. По своей бесконечной доброте они охотно берутся, не пренебрегая скромным вознаграждением, надёжно отремонтировать и нас и нашу прохудившуюся ауру, а если уж не получится исцелить, то хотя бы вразумить сумеют. Встречаются даже такие, что по фотокарточке лечат, но это уже высший класс, и не всем он доступен.
  Сам я ни во что не верю  ни в телепатию, ни в ясновидение, ни в бодрящегося Кашпировского, ни в благообразного Чумака, ни в старенькую Вангу, ни в пришельцев, а менее всего  в заверения попов и правительства. Поэтому хорошие люди смотрят на меня с сочувствием, а злые говорят, что я  несовременная, испорченная до самого нутра и, следовательно, совершенно безнадёжная личность.
  Кстати, о тех же пришельцах. Пытаюсь, тужусь представить себя этаким инопланетянином. Ума и возможностей у меня, звёздопроходца, разумеется, на всё хватает. Вот и забросил я свои скучные занятия и бестрепетно отправился в тесной летающей тарелке в заоблачный межгалактический перелёт. А уж сколько времени мне для этого понадобится, даже думать не хочется. И для чего же я кинулся в это немыслимое путешествие? Главным образом для того, чтобы разыскать около одной из бесчисленных звёзд скромную планетку, посмотреть что там к чему, а заодно потолковать о жизни, хотя и не ясно, на каком языке. Так чем же я занимаюсь на Земле? Обучаю разным штучкам тибетских мудрецов и попутно строю египетские пирамиды. Потом телепатирую всякого рода ценные сведения, нет, не заслуженным членам Академии Наук, а отдельным непутёвым личностям. Сообщаю им, что намерен навести здесь элементарный мировой порядок, но, увы, времени у меня в обрез, поскольку уже угробил несколько миллиардов лет на дорогу сюда, поэтому займусь переустройством этой бездарной планеты как-нибудь в другое приземление. Адио, синьоры!
  И всё же, сознаюсь, есть на свете одно удивительнейшее явление, разбивающее мой непробиваемый реализм на самые мелкие кусочки. Увы, я верю в Танцующие Стулья.
  История эта началась задолго до моего рождения. Уже Гоголю она была в общих чертах знакома. Открываем "Нос" и читаем: "Тогда умы всех именно настроены были к чрезвычайному: недавно только что занимали публику опыты действия магнетизма. Притом история о танцующих стульях в Конюшенной улице была ещё свежа...".
  Помню: читал и похохатывал.
  Напрасно. Всё это оказалось настоящим!
  Жил этажом ниже меня (по диагонали) мало привлекательный, но всё равно очень странный человек. Толстый, мордатый, лет пятидесяти, глаза выпученные. По слухам служил он какой-то мелкой сошкой в исключительно важном государственном учреждении, и это последнее возносило его, ничтожненького, над всеми нами, из того же дома, на приличную высоту.
  Самым приметным в том соседе, если не считать неблагоприятной внешности, была дверь его квартиры. Потому что на ней было больше замков, чем медалей на кителе генерала. И всякий раз, когда не слишком симпатичный мне хозяин мелодично звенел ключами, запирая или отпирая своё укупоренное жилище, а этот процесс занимал действительно продолжительное время, я начинал думать, что он хранит в своей берлоге по меньшей мере похищенные полотна Рембрандта.
  Но нет, там укрывалось сокровище иного рода.
  Как-то раз, поднимаясь бегом по лестнице и не чуя никакой беды, я столкнулся с женщиной, выпорхнувшей из таинственной квартиры. Наши глаза встретились.
  Бог мой, что то была за красавица! Сто лет проживу, а такой больше не увижу. Даже не буду пробовать здесь её описывать, потому что мои слова бессильны. Тут нужно другое перо, побойчее и поталантливее.
  Позволю себе отвлечься ненадолго. Было время, когда я одну за другой читал великие восточные поэмы. Хотел получше приобщиться к мировой культуре. В каждой поэме  своя красавица. Но если бы появилась неожиданная возможность поставить их всех в один ряд, то, сколько бы мы с вами не прохаживались вдоль довольно-таки длинного строя, отличить хоть немного одну прелестницу от другой нам не удалось бы даже под страхом самого сурового наказания. Конечно, виноваты в том только мы одни, а не поэмы. Но всё-таки...
  Мою красавицу спутать было ни с кем невозможно.
  Одним взглядом я охватил и запечатлел её всю. И когда потом долго разбирался в своих взволнованных чувствах и обозревал очами души моей всё увиденное наяву, то не смог среди прочего не обратить внимания на диковинную подвеску на её груди  скрещённые самурайский меч и фехтовальная рапира.
  Что бы это значило?
  Конечно, я многое тогда увидел, но сейчас хочу обратить ваше внимание именно на эту необычную символику, поскольку в дальнейшем мы с ней ещё встретимся, но разобраться всё равно не сумеем.
  Мне тогда показалось, нет, я не мог ошибиться, что, встретившись со мной взглядом, прекраснейшая незнакомка еле заметно улыбнулась. Наверное, её позабавил мой восхищённо-дурацкий вид. Мне часто друзья и приятели говорят, что у меня бывает вполне глупое выражение, когда я забываю следить за состоянием своего лица.
  Всю жизнь я страдал от своей внешности. Она не нравилась решительно всем. И в жизни я тоже ничего преимущественного достичь не сумел. Объяснить последнее до сих пор никак не могу. На мой взгляд, случаются, и совсем не редко, внешние данные не в пример хуже моих. Но это не мешает их незадачливым владельцам добираться до таких головокружительных высот, что я даже боюсь высказаться прямо или просто ткнуть пальцем, а благоразумно ограничиваюсь совершенно туманными намёками, которые даже за самое хилое нарушение общественного спокойствия сойти не смогут.
  Эх, будь я красавцем, статным, кудрявым, высоким, состоятельным! Я бы не растерялся, как пень, а сразу же метнул бы горячий влюблённый взор прямо в глаза этой очаровательной даме. И сердце её не устояло бы! И бог с ним, лупоглазым. Она стала бы непревзойдённым украшением моего жилья, а не его подозрительной конуры.
  Красотка исчезла, а я всё стоял и стоял на лестнице, тупо рассматривая безобразные щели на потолке и нежно поглаживая перила.
  Прошёл месяц или около того. Среди ночи мне в дверь позвонили. Не знаю, может, кто и любит неожиданные ночные визиты, но только не я, хотя за мною и не числятся хищения в особо крупных размерах.
  Я подошёл на цыпочках к глазку и глянул  за дверью стоял мой неприятный сосед.
   Чего вам надо?  крикнул я.
   Дело есть.
  Ну что за неотложное дело в три часа после полуночи? Всё же я впустил его. Сам не знаю, почему.
   Я хочу предложить вам купить у меня стулья,  сказал ночной гость. Поверх пижамы он накинул пальто, но всё равно стучал зубами, потому что на лестнице было холодно. Сейчас, когда я старательно перебираю в голове все события той ночи, мне начинает казаться, что от него попахивало серой. Но тогда я не придал этому немаловажному обстоятельству никакого значения.
   Я хочу предложить вам купить у меня стулья.
  Самое время для коммерции!
   Но мне не нужны стулья,  слабо запротестовал я.  У меня уже есть стулья. Даже лишних несколько.
   Нет, нужны,  уверенно сказал зловредный сосед.
  Вот чего я никогда не умел, так это отказывать людям.
   А вдруг вы за них дорого запросите?  отступил я на последний защитный рубеж.
   Нет, совсем не дорого,  успокоил меня владелец не слишком необходимого мне товара.
  Так что сторговались мы быстро. Сосед сунул деньги за вырез сорочки (они сразу провалились ему на живот) и явно повеселел. Во всяком случае, стал смотреть на меня добрее.
  Пошёл я перетаскивать эти стулья, чёрт бы их унёс вместо меня, и только тогда досмотрел любопытные вензели на спинках. То были скрещённые самурайский меч и фехтовальная рапира!
  Я машинально провёл рукой по рисунку и вдруг ощутил острый укол. На пальце выступила большая капля крови. Сосед поспешно вытащил из пазухи полученные от меня деньги и старательно обтёр ими повреждённый палец.
   Вот теперь всё в порядке,  заверил он меня, и глаза его блеснули диким торжеством.
  Мне стало дурно, и противному продавцу пришлось долго приводить меня в чувство.
  Затем он ушёл, насвистывая песенку герцога из "Риголетто", а я отправился досыпать, размышляя о вещах, мне непонятных.
  Спал я недолго. Разбудило меня лёгкое ритмичное постукивание в соседней комнате. Я просунул голову в дверь. И что же я увидел!
  Мои новые стулья танцевали!
  Да они танцевали, а вместе с ними, хотя и не очень умело, пританцовывали мои старые стулья, чего за ними никогда не водилось.
   Это всё сон,  сказал я сам себе и пошёл спать, потому что ничего другого мне не оставалось.
  Поздним утром я с большим недоумением рассматривал своё ночное приобретение и смутно припоминал, что там было ещё необычного, кроме поспешного торга и диковинного сновидения.
  Стулья стояли с самым невинным видом, но, как мне показалось, не на тех местах, где я их оставил накануне. Но, конечно, это могло только показаться.
  Снова позвонили.
  Я открыл. На пороге стоял мой сосед, но не тот искуситель, что ниже и по диагонали, а другой: тот, что совсем прямо вниз подо мной проживает. Очень славный человек, мне так раньше представлялось.
   Дорогой,  проникновенно сказал он,  почему раньше ты был такой тихий, а теперь стал такой шумный? Зачем ты почти до самого утра бессовестно стучал и с притопом танцевал, да так громко, что я теперь совсем невыспанный оказался?
    Танцевал?
   Конечно. Я так и слышал: раз-два-три, раз-два-три. Очень хорошее чувство ритма, только теперь у меня от твоей хореографии голова стала чугунной, как паровоз.
   Так вот оно что!
   Это не я плясал,  сказал я пристыжено.  Это мои новые стулья танцевали.
  Гиви (его звали Гиви) посмотрел на меня неопределённым взором и расправил плечи:
   А чего получше ты придумать не можешь? Так я тебе помогу.
  И помог ведь! Я после этого разговора много дней без удовольствия в зеркало заглядывал.
  Прошла целая неделя. За это время ничего особенного не произошло за исключением того, что квартира моего лупоглазого соседа полностью сгорела, а сам он с горя неизвестно куда навсегда исчез, о чём я ни капельки не сожалею. Вместе с ним испарилась и красавица. А вот это грустно!
  Новые стулья по ночам больше не танцевали. Это потому, что я положил их на бок. В этом положении они могли только беспомощно дёргать ножками, но танцы уже не получались. Иногда я подхожу к ним поближе и, склонив голову на бок, уныло рассматриваю таинственные вензели  меч и рапиру. Что бы это значило?
  А тем временем жизнь моя снова наладилась, и добрый Гиви опять стал со мной здороваться.
  Говорят, теперь и за границей научились делать танцующие стулья. Нужно лишь раз в три года менять батарейку. Только и всего!
  
  
  
  
  
  
  
  
  ИЗ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКООБРАЗНЫХ
  
  Дядюшка сидит на хлипком стуле и легонько раскачивается. Это небезопасно, но есть надежда, что стульчик ещё какое-то время выдержит.
  Дядюшка (продолжает рассказывать). А потом власть захватил Жёлтоглазый Сиделец, и наш свободолюбивый народ сразу увял и притих. Не так уж сразу, но довольно быстро: испугался, понятно, когда за решётку стали решительно запихивать всяких интеллигентов. Многим ли захочется хвастать оригинальностью мышления или другим богатством своей личности в то время, когда всех образованных берут к ногтю? Даже те, кто совсем не обладал тонкостью ума или изысканностью манер, всё равно на всякий случай сникли. Но, с другой стороны, тоже надо согласиться: если забирают, значит, есть за что. Самое главное  не совершать ошибок. (Дядюшка обожает общеизвестные истины.) Ведь если ты настолько глуп, что новая власть тебе не нравится, не обязательно громко заявлять об этом. Лучше, когда станет невмоготу, тихо шепнуть близким друзьям, если, конечно, ты в них уверен. (Призадумался. Попытался что-то припомнить.) А мож-но подобно одному древнему греку выйти в чистое поле, выкопать в безлюдном месте ямку и туда всё выложить. Правда, самому греку эти предосторожности мало помогли, и Аполлон совершенно справедливо наградил его ослиными ушами.
  Бедный родственник (высовывает кончик носа из-под одеяла. У него грипп). А по-моему, дядюшка, ты всё перепутал.
  Дядюшка (не стал спорить). Допустим. Но сути дела это не меняет.
  Бедный родственник. К счастью, в наш просвещённый век ослиными ушами больше не награждают. (Трёт давно небритые щёки.) Существуют другие способы вразумления.
  
  Без стука вошёл Смотрящий. Хотел было присесть, да не на что. Остался стоять, переваливаясь с носков на пятки. Так натруженные мышцы лучше отдыхают.
  Сурово спросил, читают ли здесь книги.
   А разве можно?  ответил вопросом на вопрос Дядюшка.
  Бедный родственник шмыгнул носом и ничего не сказал. Только головой помотал. Но как-то неопределённо помотал. Даже не поймёшь  то ли снизу влево, то ли слева вверх направо.
  Этому стоит научиться. Попробуй  придерись к такому!
  Дядюшка, он всегда широко смотрел на вещи, подумал тем временем, что Шекспира, наверное, можно было бы и разрешить. Ну, не "Макбета", конечно. И не "Ричарда Третьего". А вот всё остальное  почти безобидно. Особенно, сонеты. Например: "Ты погрусти, когда умрёт поэт...". Ну что здесь для властей может быть неприятного?
   По глазам вижу, что читаете,  сказал Смотрящий.
  Ничего, разумеется, он не видит. Всё врёт. Но на всякий случай говорит, потому что должность у него такая.
   Это вам так кажется потому, что комната у нас тёмная,  объяснил Дядюшка.  Оттого даже что угодно может померещиться. Помню, заходил к нам сюда один бывший изобретатель. Выключатель починить обещал. Ничего у него не вышло. Зато показал нам новый способ заваривать чай. Очень хороший способ. Нам понравилось. Только чая у него не было, и у нас тоже, так он на сухих листьях каштана показал.
   Ни к чему всё это,  уверенно сказал Смотрящий.  Потому что вреден чай. Что чёрный, что зелёный. Всё равно от него пользы здоровью нет.
   А раньше говорили, что есть,  заикнулся Бедный родственник.
   То  раньше,  отмахнулся дорогой гость.  А сейчас у нас  позже!
   А вдруг опять передумают?  самым невинным голосом вопросил Дядюшка.
  Смотрящий. Не волнуйтесь. Нужно будет, мы вас известим.
  Это хорошо, когда не нужно волноваться. Не нужно? Не будем!
   А радио слушаете?  строго спросил Смотрящий.
   Само собой. Только рекомендованные программы,  заверил Дядюшка,  но сейчас не получается: уши болят. Простудил, наверное.
   А этот (кивок в сторону притихшего Бедного родственника)?
   У него сегодня грипп. С осложнениями.
  Смотрящий поспешно выскочил на улицу, подышал свежим воздухом и расправил плечи. "Дурацкая у меня работа",  подумал он, и плечи его снова опустились.
  Налетел ветер, раскачал верхушки старых акаций, но потом, увидев, что ничего интересного не откликнулось, утих. По улице прошла группка иностранцев. Они шли посмотреть новый мост. Глаза у всех широко раскрыты от удивления. Лучше бы под ноги глядели! У нас асфальт не в порядке, и оттого легко споткнуться. Уж сколько таких случаев было! Но всё равно едут новые издалека. Экстремалы, так можно сказать. Хорошо, что приезжают. Где они появляются, туда правительство специально апельсины из Финляндии, она тут рядышком, завозит. Чтобы заграница думала, что у нас померанчевые рощи повсюду цветут.
  Что они там у себя думают, то ихнее дело. А нам это настолько смешно, что просто хочется смеяться.
   Сегодня,  сказал мэр города,  мы начинаем строить новый мост через реку.
  Это он сказал давным-давно, а не сегодня.
  Река была большая, а мэр был маленький, некрасивый и весь какой-то гаденький.
  И мост начали строить.
  Потому что плохо без моста.
  Не промчалось и слишком длинного ряда лет, как обозначившаяся половина необходимого строения уже нависла над быстро текущими водами.
  На том всё и закончилось.
  А потом годы шли всё дальше.
  Вы когда-нибудь видели полмоста?
  Со всего света стали приезжать архитекторы, конструкторы и специалисты по элементарной логике, чтобы посмотреть на такое чудо. За ними и любопытные туристы потянулись.
  Потому что такого больше нигде не увидишь.
  В тот предзакатный час, когда птицы ненадолго замолкают и пытаются придумать, какую песню будут петь ночью, в тот час, когда уходящие солнечные лучи всё ниже стелятся вдоль земли, стараясь позолотить каждую самую маленькую пылинку, когда усмирённые дневной жарой волны лениво пробегают вдоль берега, растеряв своё желание яростно выплеснуться на песок, который ещё утром хранил чистоту форм и свежесть прохлады ночи, а теперь лежит растоптанный и ждёт, когда темнота спасёт его от нашествия, от насилия,
  в тот предзакатный час
  он отдаёт себя воспоминаниям.
  Он  это кто?
  Снова и снова ему слышатся звуки шагов тех, кого больше нет среди живых.
  Он пожимает ушедшим руки и говорит  вы были и остаётесь лучшими из всех.
  Теперь, когда вокруг пустота, и вместо человека по земле шагает на кривых ногах человекообразный, он уже не хочет рассвета, потому что в сиянии дня безобразие смотрится особенно ужасным.
  Он  это кто?
  Вы до сих пор не догадались?
  Дядюшка (приободрился). Вот и от гриппа бывает толк.
  Бедный родственник. (продолжает разговор, начало которого мы не слышали). Когда-то разумные существа хотели научиться различать добро и зло. И назвали эту науку моралью.
  Дядюшка. Ничего из этого не получилось. Потому что прямая польза могла быть только от нравственности  науки жить по законам общества, не нарушая их.
  Бедный родственник. Законы? Это слово устарело и произносить его опасно. В нашем мире правит одна только сила. Что есть выше права силы? Выше права вообще ничего нет.
  
  В подтверждение последних слов в слабо запертую дверь уверенно вломился Грабитель. Зорким оком окинул окна и стены, пол и потолок. Ничего достойного себя не увидел. Меньше всего его заинтересовал прекрасно сохранившийся семнадцатитомный "Словарь современного литературного языка".
  Грабитель (самоуверенность начала изменять ему). Стыдно мне уходить просто так. Нехорошие вы  ничего ценного у вас нет.
  Дядюшка. Не могу с вами согласиться. Оценка всегда зависит от оценщика.
  Грабитель. Если бы я был некультурным, я бы мог, старик, рассердиться за твой намёк на мою некультурность.
  Дядюшка. А разве слабый дерзнёт обидеть сильного?
  Грабитель. Ты прав  ты не смел меня унизить. Но нищета твоя обидна мне.
  Дядюшка. Так на кого же будем обижаться?
  Грабитель. Нет, вы скажите мне, как я могу заработать свой кусок хлеба, если добро богатых старательно берегут хорошо вооружённые охранники, а у бедных нет никакого добра?
  Дядюшка. Готов вам посочувствовать.
  Бедный родственник. Послушайте, меня есть одна хорошая идея.
  Грабитель. А ты кто такой?
  Бедный родственник. Сейчас объясню. Я тот, которого отовсюду выгоняли. Учился в университете  выставили. Сказали  неспособен к усвоению точных наук и, это главное, передовой философии. Упросил взять рабочим в экспедицию на вулкан. Там на меня большой камень уронили, вроде бы случайно. Отлежался я и устроился лесосплавщиком. Не повезло  багор потерял. А какая без багра работа? Уволили меня. Потом на стройке трудился. И оттуда вытолкали, уж не помню за что.
  Грабитель. Всё понятно. Так какая идея?
  Дядюшка. Да, какая?
  
  (Продолжение следует. Лучше бы его не было).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  В ПОИСКАХ ТИВОЛА-СИВОЛА
  
  С утра небо покрылось плотной чешуёй маленьких облачков. Сведущие люди сказали: к вечеру жди дождя.
  Ах, сведущие люди так часто ошибаются!
  Кстати, эту историю мы от них узнали.
  В тот день Начальник Общественного Спокойствия собрал своих лучших агентов. Все агенты были одинаково краснолицыми, и все одеты в одинаковые костюмы и плащи. Это для того, чтобы легче узнавать друг друга в толпе. И простому народу так намного удобнее: сразу видно, кто есть кто.
  У всех, мы это не упустили, были красные лица. Некоторые учёные связывают это явление с нарушением функций надпочечников. Другие предлагают иное, более простое объяснение. В лю-бом случае можно было предположить, что все агенты поголовно горят неудержимым желанием наилучшим образом исполнить свой служебственный долг. И других желаний у них нет, и быть не может. От такого напряжения, думалось нам, и цвет лица соответствующий. Но - нет, тут было что-то совсем другое. Да-да, те, кто стояли поближе к руководителю, действительно всей своей внешностью излучали полнейший энтузиазм и готовность немедленно приступить к выполнению любых поручений. Но те, кому удалось укрыться от начальственного ока за спинами коллег, отчаянно зевали, словно плохо выспались или им было нестерпимо скучно.
  Видите, как всё непросто.
   Сверху, - сказал Начальник и несколько раз ткнул куда-то в потолок кривым, жёлтым от ковыряния в ухе перстом, - да, сверху...ну, сами понимаете, откуда...так вот: сверху, значит, ... поступило обязательное указание: найти и, как бы это лучше сказать, обезвредить Тивол-Сивола.
  Агенты из вежливости посмотрели наверх, ничего особенного там, конечно, не увидели и приготовились ждать, что ещё промямлит любимый руководитель. Но он затих. Потому что задумался.
  "Кому и зачем нужен этот Тивол-Сивол? И зачем мне всё это надо? - вот как думал Начальник. - Чушь собачья и бред носорога, вот что я сказал бы."
  Думать - думал, а сказать - не сказал.
  - Тивол-Сивол? Кто это, кто это? - стали настойчиво выкрикивать ближестоящие агенты. А те, что стояли поодаль, никаких чувств не проявили и вопросов задавать не стали, потому что не были любопытными.
  - В том-то и проблема, - завздыхал Начальник. - Никто тол-ком не знает его.
  
  (Вот что бывает с теми, кто не читает умных книг. Полицейские не читают.)
  
  - А что, он что-то натворил? - продолжали допытываться наиболее исполнительные сотрудники, изображая неподдельный интерес.
  
  (Глупый вопрос. Если ищут, значит, натворил. А как же ещё?
  Ведь не премию вручить вознамерились.)
  
   Это я скажу вам позже,  пообещал Начальник.
  Он пока и сам не знал.
  Позже выяснилось.
  - Этот недостойный Тивол-Сивол осмеял всех нас и меня, да-да  меня! А кроме того всю нашу организацию, всех министров и их заместителей, депутатов и их помощников, саму державу, батюшку царя и даже древнегреческих богов.
  Вот как было сказано с рыданиями в голосе.
  - Ну, богов ему можно простить,  дружно подумали агенты, в первую очередь те, кто считал себя атеистом или просто был весьма далёким от античного мира. Возможно, они подумали ещё что-нибудь, недостаточно лояльное. Но сказали только такие про-стенькие слова:
   Бог с ними, с богами.
  - Ладно, богов мы ему засчитывать не будем. А вот остальное уже непростительно. Идите, ищите Тивол-Сивола. Работайте и ногами, и головой. Не найдём у себя, объявим в международный розыск.
  - Опять будем дурью маяться, - подумали приближённые.
  - Не найдём, так сам найдётся, - философски рассудили отдалённые. Разыскиваемый преступник был им не более интересен, чем состав горных пород вблизи столицы Эквадора.
  
  Интермеццо.
  Разыгрывается исключительно ради успокоения начальства.
  Звучит хор.
  
   Мы посмотрим под каждым камнем.
  Мы залезем под каждый куст.
  Тивол-Сивола мы найдём.
   Мы под каждым камнем посмотрим.
  И под каждый залезем куст.
  Тивол-Сивола мы найдём.
   Мы пройдём по тенистым аллеям,
  по проспектам и площадям.
   Мы заглянем в каждую баню
  и в каждый университет, полный знаний.
   Поищем в бильярдных и барах
  и даже в оперных театрах.
   Мы спросим верблюдов и ласточек.
  Они сумеют нам помочь.
   Проверим ларьки и лавочки,
  где продают народу семечки.
   Нужно будет, вверх дном
  перевернём ипподром.
   Мы изучим дедуктивный метод
  и используем его.
   Тивол-Сивола найдём, даже если он спрятался
  в египетской пустыне
  или среди изваяний далёкого острова Пасхи.
  
  Начальство благодарно улыбается.
  
  Прошли неделя, месяц, год.
  - Кое-что удалось выяснить, - чётко доложил первый агент. - Под именем Тивола-Сивола скрывается мудрый муравей, придумавший тьму сказок для детей, а заодно и для взрослых, не сумевших выйти из детского возраста.
  - С муравьями мы дела ещё не имели, - честно признался Начальник.  Возможно, это наше упущение.
  - И не будем никаких дел иметь, - ещё более чётко сказал другой агент, - потому что Тивол Сивол это никакой не муравей, а всего лишь малоизвестный писатель, не всегда правильно понимающий, насколько хорошо (или насколько плохо) он пишет.
  - Ну вот, уже две версии, - расстроилось начальство. - Будем отрабатывать обе.
  Отработали. Нельзя сказать, что очень быстро, а всё ж разобрались.
  - Всё дело как бы в дефисе, - доложил Начальник Общественного Спокойствия безобразно толстому Министру Благонамеренности. Есть дефис, это вроде бы Тивол-Сивол. А если нет, тогда, так сказать, Тивол Сивол. Кого будем брать?
  - Будем искать и того, и другого, - решил министр. - Задержим, тогда разберёмся. У меня такое ощущение, что оба заслуживают трёпки.
  
  Тут, как назло, или, наоборот, совершенно кстати, появились Пэк и Ариэль. Кто внимательно читал Шекспира, тот их знает. А кто не читал, тому и про Тивола-Сивола знать не положено.
  Начальник Спокойствия и Министр Благонамеренности, как вы уже сами догадались, английскую литературу эпохи позднего Возрождения знали плоховато. Поэтому они тупо уставились на Пэка и Ариэля. Впрочем, они всегда так смотрели.
   Эй, Пэк,  сказал Ариэль.  Сейчас я этих болванов слегка заколдую. А ты погляди, что они начнут вытворять. Будет над чем похохотать.
  В тот же день Начальник Спокойствия снова собрал своих лучших агентов. Все агенты снова были одинаково краснолицыми. С чего бы это?
   Миленькие мои!  ласково заворковал Начальник.  Сейчас мы все отправимся в ближайший подземный переход и купим там на все деньги роскошные букеты роз для величайшего писателя современности Тивола Сивола.
   Цветы нынче дороги,  стали ворчать прижимистые сотрудники предохраняющего органа.
   А когда у вас с этим были проблемы?  заинтересовался Начальник.  Раньше бабушки из подземелья не пикнув дарили вам сигареты. Сам видел.
   Значит, можно?  радостно вскричали агенты.
   Можно, всё можно,  сказал Начальник, которого в этот день простодушные духи наградили бесконечной добротой.
  Тут и Министр Благонамеренности подоспел.
   Ребятушки!  закричал он.  Пришло время возлюбить настоящую литературу, настоящую музыку, настоящее искусство. Долой шоу-бизнес и всякую прочую гадость!
   Долой! Долой! Долой попсу! стали громко кричать агенты и, совсем уж развеселившись, стрелять в воздух из табельного оружия.
  Затем, испытав сильное душевное потрясение, они устыдились своей нелёгкой работы и тут же побежали записываться землекопами в археологические экспедиции.
  
  Гремит гром.
  
  Начальник спокойствия. Как вы думаете, гром  это электричество?
  Министр благонамеренности. Нет. Электричество  это молния.
  Начальник. А я думал, что гром без молнии не бывает.
  Министр. Это правда. Не бывает.
  Начальник. Но тогда гром  тоже электричество.
  Министр. Нет, не тоже.
  Начальник. Почему?
  Министр. Потому что не тоже.
  НАЧАЛЬНИК. Я ничего не понимаю.
  Министр. Я тоже. Но моё непонимание меньше вашего.
  Начальник. Так гром  это электричество?
  Министр. Я скажу так  возможно.
  Начальник. Возможно  да или возможно  нет?
  Министр. Возможно, и то, и другое.
  
  Идёт дождь.
  
  Начальник спокойствия. А дождь  это вода?
  Министр благонамеренности. Да, дождь  это вода, но вода  это не обязательно дождь.
  Начальник. Кто бы мог подумать!
  Министр. Я бы мог. Если бы захотел. Но сейчас я промок.
  Начальник. Если бы у меня был зонтик, я бы его вам подарил.
  Министр. Я ни за что не приму от вас такой подарок.
  Начальник. Почему?
  Министр. Потому что у вас его нет.
  
  Возвращаются землекопы. Вдребезги мокрые,
  перемазанные глиной, но очень довольные.
  
  Землекопы. Ура, мы откопали город древних персов!
  Начальник. Почему вы решили, что персов?
  Землекопы. Нам так показалось.
  Министр. Убедительно. Хотя, наверное, всё не так.
  Землекопы. Подумаешь, у нас всегда всё не так.
  Министр (нервно). Я вас прошу  ни слова о политике.
  
  Все уходят.
  
  Тивола-Сивола так и не нашли.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СПАСЕНИЕ ГЕРОЕВ
  
   Тивол-Сивол вальяжно прохаживался по набережной, вдыхал целебный морской воздух и зорким глазом рассматривал гуляющую публику. Публика, которой в эту пору года всегда было предостаточно, тоже глядела на него с интересом: ведь не всякий день выпадает удача вот так запросто встретить знаменитого Тивола-Сивола. Такое внимание бесконечно льстило мудрому муравью. Он, насколько хватало сил, вытягивал шею и даже приподнимался на цыпочки, чтобы казаться немного выше самого себя.
   А тут налетел ветер, подхватил, закружил брошенные стаканчики, конфетные бумажки, шляпки зазевавшихся девушек и прочую дребедень и унёс всё это в неведомую даль. Данное событие можно было бы посчитать недостойным нашего внимания, но, к сожалению, стихийный порыв заодно прихватил и полного жажды знаний муравья, которому в самый неподходящий момент вздумалось исследовать затоптанный клочок газеты, возвещавшей о сомнительном превосходстве одной политической силы над другой.
   Потом вихрь угомонился, и Тивол-Сивол, так и не выпустив-ший из лапок увлекательное чтиво, обнаружил себя в совершенно незнакомом месте. То был край, полностью оторванный от цивилизации. Это следовало из того, что здесь мало кто хотя бы лёгким кивком посчитал нужным поприветствовать Тивола-Сивола. Остальные невежливо проходили мимо с каменными лицами. У них был такой непозволительно равнодушный вид, словно они никогда не слыхали о великом сочинителе.
   Людей здесь было много, и на первый взгляд все куда-то спешили. Но уже со второго взгляда было видно, что все просто слоняются без видимого дела из-за того, что не могут найти себе необременительного занятия по душе. Оттого, чтобы как-то подстегнуть слишком медленно уплывающее время, они оживлённо разговаривали, придавая широкими взмахами рук особую прелесть своим довольно пустым речам. Несколько раз чуткое ухо муравья уловило среди слов, летающих над прохожими, неизменно повторяющееся: "Барбаросса", что в переводе с давно забытого языка означает "Рыжая борода".
    Что это такое, или кто это такой?  стал спрашивать Тивол-Сивол, изнемогая от любопытства.
   Не так много у непревзойдённого сказочника было недостатков. От большинства он сумел избавиться, но с неисчерпаемым любопытством справиться не смог.
    Это очень странная личность,  охотно объяснили ему.  Неизвестно, зачем и откуда он прибыл в наш город. Даже самые ненаблюдательные из нас сразу же отметили, что половину его лица и всю грудь покрывает огромная, густая рыжая борода. Такое ведь не часто увидишь. Вторую половину лица в основном занимали широкие лохматые брови. Всё это вместе являло собой и впечатляющее и пугающее зрелище. Но это было ещё не всё. Немного нашлось среди нас таких, кто решился заглянуть в горящие мрачным огнём глаза диковинного гостя.
  Появился он не один, а вместе с двумя мускулистыми слугами чужеземного вида, которые с большой натугой тащили огромный бесформенный мешок.
   Далее Тивол-Сивол узнал, что Барбаросса, так прозвали приезжего, поселился в обветшалом, сильно покосившемся доме на самом краю города. В дождливую походу в ту сторону народ старался без необходимости не ходить, потому что дорога была разбитой и легко было ногой попасть в лужу. В сухую погоду туда тоже никто не совался, потому что не за чем было.
  Избранное рыжебородым строение уже давно было оставлено жильцами и справедливо почиталось заколдованным, поскольку развелось в нём видимо-невидимо призраков и других ненадёжных духов. Новый обитатель явно не боялся привидений и, вполне вероятно, завёл с ними тесную дружбу.
   Днём никакого движения в том доме и вокруг него не замечалось. Но ближе к полуночи ставни с грохотом распахивались, все окна разом ярко освещались, и до рассвета громко звучала бодрая музыка. Далеко разносились заздравные клики пирующих и повизгивание танцующих дам. Но никто из горожан ни разу не рискнул в тёмное время приблизиться к заговоренному дому, чтобы посмотреть, что это за празднество и как там веселятся.
  Разумеется, при таких обстоятельствах интерес скучающих жителей к новому соседу никогда не иссякал. Более того, каждый считал своим святым долгом придумать какую-нибудь невероятную историю и по секрету рассказать всем знакомым. Таким образом всё население города уже через самое короткое время твёрдо знало, что Барбаросса является беглым сыном короля острова Науру, преждевременно покусившимся на трон своего родителя, а ведь тот на здоровье не жаловался и был настроен править ещё долго и счастливо. Одновременно носитель исключительной бороды оказался знаменитым магом, цирковым фокусником, успешным спортсменом, оперным композитором и дальним потомком Монтесумы. В этом городе он укрывается от разыскивающих его по всему свету иностранных разведок, а также и от своих возлюбленных, разъярённых его долгим отсутствием. В простом мешке, который по замыслу не должен вызывать большие подозрения, он хранит подлинные рукописи Заратустры и драгоценные камни, а вместе с ними сотни килограммов золота, которое сбежавший принц собственноручно производит в нужных количествах из свинца, олова и жёлтой охры. С виду атлетичные спутники чужестранца, если разобраться, давно уже немолоды. На самом деле они являются прославленными египетскими жрецами и поступили, переодетые, на службу Рыжей Бороде исключительно в надежде похитить хранящийся на самом дне мешка редчайший зелёный изумруд невиданной красоты (никому ещё не посчастливилось его увидеть). Этот камень совершенно необходим для проведения каких-то таинств, о которых лучше спросить самих жрецов. Самое главное  местные призраки охотно водят большую дружбу с Барбароссой потому, что тот клятвенно пообещал взять в жёны уже потерявшую все надежды старшую сестру Главного Привидения.
    Всё это очень и очень интересно,  сказал сам себе Тивол-Сивол и тут же решил лично разобраться, что здесь правда, а что преувеличение.
   И вот настала особенно бурная ночь, из тех, которые так любит нечистая сила. Тьма была полна ветром и дождём. Неудержимые падающие вниз потоки воды, когда их разрезали стремительные росчерки разящих молний, на короткий миг становились серебристо-прозрачными, и это было красиво. Вслед за электрическими вспышками по враз почерневшему небу прокатывался невидимый гром, такой яростный, словно все адские силы, накопив к этому моменту силёнки, вступили друг с другом в беспощадное сражение.
   В такую буйную погоду не ведающий страха и сомнения Тивол-Сивол отправился исследовать заколдованный дом. Никто его там не заметил, потому что все пирующие, в большинстве своём привидения, были заняты либо собой, либо лестным для всех духов присутствием призраков самых великих героев, когда-либо населявших Землю.
   Рыжая Борода, сильно подвыпивший, расположился рядом с Александром Македонским, дружелюбно хлопал его по колену и всё подливал молодому воителю пенистого вина, не переставая допытываться, где же всё-таки находится его гробница, которую так долго и безрезультатно ищут археологи. Но очумевший Александр то ли сам не знал, то ли не хотел по какой-то причине говорить  во всяком случае вразумительного ответа от него не дождались.
   На другой стороне стола, немного наискось, сидел Юлий Цезарь. Его тога всё ещё носила следы кинжалов Кассия и Брута. Несравненный диктатор не без зависти поглядывал, как ухаживают за Александром, и всё искал случая сказать несколько значительных фраз. Но как-то не получалось.
   Тивол-Сивол подумал, что интересно было бы взглянуть на Наполеона. Потолкавшись среди бесплотных гостей, он нашёл его в дальней комнате. Прославленный корсиканец сидел за простым деревянным столом и делал какие-то пометки в толстой тетради. Заинтересованный муравей заполз на титульный лист и не без удивления убедился, что император французов в данную минуту работает над отчётом о финансовом положении итальянских государств.
   Наполеон, не отрывая глаз от текста, лёгким движением смахнул Тивола-Сивола на пол и пробурчал:
    Только букашек здесь не хватает.
    Да будет вам известно,  возмутился Тивол-Сивол,  что ваша речь бесконечно невежлива и оттого очень обидна для меня. Я требую удовлетворения!
   Зрачки непревзойдённого полководца расширились, остекленели, и только потом в них проскользнуло понимание.
    Прошу прощения,  запинаясь, выговорил он.  Неужели я имею честь говорить с великим Тиволом-Сиволом?
    А с кем же ещё!  с достоинством ответил бесподобный муравей.  Но из уважения к вашему неукоснительному трудолюбию я готов вас простить.
   После этого завязалась долгая дружеская беседа.
    Хотел бы я знать,  промолвил Тивол-Сивол,  какая причина привела в эти стены такое количество великих призраков одновременно.
    Вы даже не можете себе представить,  пожаловался Наполеон,  как мне надоело подчиняться бесчисленным приглашениям бестактных спиритов. Их неприлично убогая фантазия подсказывает им всего несколько имён: Александр, Цезарь, Наполеон. В то же время Тамерлана и Колумба вызывают намного реже. А Декарта и Пифагора пригласили за последнее время всего несколько раз. Ну а Микеланджело и Аристотель даже начали обижаться: о них вспоминают совсем уж редко. Вот к чему приводит недостаточная образованность!
    Я вижу,  сочувственно сказал великий муравей,  разудалые застолья Рыжей Бороды вас давно уже не привлекают.
    О чём вы говорите!  вскричал Бонапарт.  Мне всё это до чёртиков обрыдло! И я был бы бесконечно признателен тому, кто сумел бы избавить меня от печальной необходимости повиноваться неоспоримым заклинаниям этого волосатого и тупоголового молодца.
    Я попробую вам помочь, хотя заранее ничего не обещаю,  учтиво сказал Тивол-Сивол.
   В это время запели утренние петухи.
    Ещё раз прошу извинить меня,  с сожалением произнёс Наполеон, поспешно застёгивая портупею,  но сейчас я вынужден откланяться.
   После этих слов он сразу же растаял в воздухе.
   Конечно, Наполеону и остальным героям нужно помочь,  стал раздумывать многоумный Тивол-Сивол.  Но как это сделать?
  Озарение, как всегда, не заставило себя долго ждать.
  Первым делом неутомимый муравей завёл близкое знакомство со слугами Барбароссы. Это не составило большого труда для большого знатока истории древнего Шумера, Вавилона и Египта. Уже через короткое время оба египетских мудреца были в совершеннейшем восторге от своего нового случайного знакомого.
   Мы даже не могли представить,  радостно говорили они друг другу,  что в этом захолустье можно встретить столь образованную персону.
  Им даже не приходило в голову, что в этот раз они имеют дело с прямым потомком великого Сивола, который ещё во времена царицы Хатшепсут уберёг население нильской долины от прожорливого крокодила.
  Как-то в ходе одной пустяковой беседы Тивол-Сивол ненароком обронил пару слов о спиритизме, назвав его совершеннейшей чушью.
   Не следует так говорить,  вступились за своего хозяина верные слуги.  Сейчас, конечно, развелось много разного рода мошенников. Все они заслуживают полного презрения. Но спиритизм  это вполне серьёзное и даже в чём-то научное предприятие. И польза от него несомненна, поскольку с помощью подходящих заклинаний можно вызвать дух любого из великих людей прошлого и всласть поболтать с ним о чём угодно.
  ќ Насколько мне известно, эти заклинания, даже если они и обладают какой-то силой, настолько длинны и настолько мутны, что нормальный ум не способен удержать их в своей памяти,  сопротивлялся их простодушный приятель.
   А эти заклинания и не нужно запоминать,  убеждали жрецы.  Достаточно взять соответствующий пергаментный свиток и громко прочитать вслух слова, начертанные самим Велиалом.
   Возможно, возможно,  меланхолично отвечал им Тивол-Сивол,  но кто видел хоть раз этот свиток? Не уверен, что он вообще существует. Нет, нет,  небрежно добавлял он,  я никогда не поверю в эти чудеса, пока сам не увижу их собственными глазами.
   Хорошо,  сказали в один прекрасный день доверчивые мудрецы,  мы тебе этот необходимый документ покажем и даже дадим почитать. Только будь очень осторожен и постарайся не помять его.
   Клянусь, что ни капельки не помну его,  пообещал честнейший из муравьёв.
  И клятву выполнил.
   Да,  сказал он, возвращая драгоценность через пару дней,  это действительно талантливое литературное произведение. Чувствуется уверенный стиль, и орфографических ошибок совсем немного. Но я не уверен, что этот манускрипт обладает магической силой.
   Ну что ты! ќ залились звонким смехом египетские мудрецы.  Экий ты, право, чудной! Ну хочешь, мы сейчас вызовем дух Александра Македонского?
   Очень хочу,  скромно ответил муравей,  а заодно кликните и Бонапарта. Впрочем, я сильно сомневаюсь, что вам это удастся.
   Так смотри же!
  Увы, оказалось, что смотреть не на что. Несчётное число раз и счастливый обладатель Рыжей Бороды, и его верные сподвижники громко читали священный текст, но ни покоритель востока, ни победитель при Бородино упорно не желали явиться.
  Да и как они могли откликнуться, если накануне сообразительный Тивол-Сивол обратился носом в сторону Японии и вдо-хновенно прочитал все таинственные заклинания задом наперёд? А после этого, как всем известно, самые настойчивые призывы навсегда теряют свою силу, если их читать в правильном порядке.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ТЕОРЕМА ПИФАГОРА
  Мимикаррамбо сказал:
  - Человеческий век недопустимо короток. Наше тело изнашивается быстрее, чем наши мысли, надежды и желания. И к тому времени, когда мы начинаем ощущать, что уже достаточно созрели для великих деяний, наш лоб самым возмутительным образом доползает до затылка, а затем намеревается спуститься книзу, к ушам и вдоль шеи. Ну а ноги, прежде неутомимые, начинают заплетаться, и плечи уныло опускаются вниз даже без поклажи.
  Я уже не в первый раз слышал эти безусловно интересные речи, но держался мужественно, поскольку иного выхода не было. Попробуй только позволить себе скучающий вздох, самый лёгкий зевок или невнимание во взгляде - и сразу же останешься без рассказа, как нерадивый ученик без обеда.
  Мимикаррамбо умолк и с любопытством стал смотреть в окно - там птицы отчаянно дрались за кусок лепёшки. Затем повёл рассказ о штурме Аккры.
  
  Удача пришла, когда опытный Амелун изловчился умело подставить лестницу к стене, и юный неудержимый Оровез буквально вспорхнул по ней на зубцы. Защитники не ожидали такой прыти и от удивления на миг оторопели. А потом бросились к смельчаку, но он отбросил одного щитом, а второго срубил коротким беспощадным ударом меча. Тут подоспели свои, успевшие использовать миг замешательства и приставить ещё несколько лестниц.
  С того дня началась слава Оровеза.
  
  Потом вдохновенный повествователь стал говорить о Турган-бее.
  Этого несравненного бойца султан Баязет призвал с берегов Арала, где тот прозябал комендантом никому не нужной крепости. Потому и попал он туда, что был слишком уж умнее своих больших начальников. Но не пропал талант способного бея среди скучных песков незаслуженной ссылки. Слух о нём долетел до чуткого уха победоносного Баязета, и послал тот своих верных нунциев, Мирзу и Османа, а с ними сорок отборных воинов и ещё столько же запасных лошадей далеко на восток, чтобы привезли они очень нужного человека.
  - Не захочет ехать, всё равно везите, - указал султан и резко хлопнул плетью полу своего тяжёлого халата.
  Можно ли было выразиться яснее?
  Целый месяц мчались всадники к востоку, далеко объезжая города, стараясь хоть на день, хоть на час обогнать весть об опасном отряде, летевшую с ними почти наравне.
  А когда послы подъехали к реке Аму, где даже безмерно усталые ахал-текинцы отказались пить мутную стремительную воду, там молва их всё же опередила, и встретил гостей сам Турган-бей, уже снарядившийся в дальний путь, потому что давно опостылела ему незаслуженная ссылка, и пустыня тоже надоела, жаркая летом и до противного холодная зимой.
  Не было потом у Баязета полководца лучше Турган-бея!
  Потому что не было у него Оровеза.
  
  Оровез сражался на другой стороне. Когда его армия была на марше, в любую пору, в любую непогоду, когда дождь и мокрый снег безжалостно хлестали по лицу, а окутанных паром натомленных коней осторожно вели вповоду, и только раненых везли на телегах, каждый солдат мог видеть, что впереди всех с непокрытой головой шагает Оровез. Он кушал из солдатского котла, вместе со всеми громко бранил или хвалил повара, а вечером, завернувшись в одеяло, храпел на простой подстилке у одного из костров.
  И вот стали лицом к лицу две армии и два великих полководца, ни разу не испытавших несчастья поражения. Завтра реками польётся кровь, и торжествующая победа заслуженно увенчает одного из них, Турган-бея или Оровеза. После этого историки быстренько очинят свои перья и обстоятельно опишут битву во всех деталях, которые некому ни опровергнуть, ни удостоверить, и снисходительно объяснят неведающим, почему тот, кто проиграл, обязательно должен был проиграть, и в силу каких причин победа победителя была исторически вполне предопределённой. Только вот в чём беда: заранее, до битвы, редко кто из воителей догадывается пораспросить учёных, чтобы зря и попусту не махать тяжёлым оружием, если можно для нужных выводов обойтись и без сражения вовсе.
  Оровез в ту ночь без сна томился на ложе, вскакивал, отмахивался от комаров, прохаживался туда-сюда, снова отчаянно бросался на постель и снова вставал. Сам на себя не был похож.
  А потом решился.
  Закутался в плащ и укрытый темнотой покинул свой лагерь. Идти было недалеко, потому что неприятельские посты сторожили сразу за речушкой, которую ничего не стоило перейти через мелкий песчаный брод. Его ещё вчера отыскали разведчики Оровеза.
  - Стой, куда идёшь? - лениво окликнул недремлющий вражеский охранник, с трудом поднимая отяжелевшие веки.
  - К Турган-бею, - ответили из темноты.
  - Ну иди, коли надо, - разрешил постовой. Родился он где-то на берегах Днепра и поэтому был бесконечно благодушен.
  - Я здесь, - раздался другой невидимый голос, и к угасающему сторожевому костру подошёл невысокий плотный человек с умным и жёстким лицом. Возможно, в ту ночь Турган-бей надумал лично проверить караулы или, так уж случилось, просто вышел подышать свежим воздухом ночи, но, всякое бывает, мысли у него могли быть те же самые, что и у Оровеза.
  Оставим желающим перебирать все эти возможности. Для нас же важно, что два замечательных полководца встретились.
  - Завтра останется только один непобедимый. А второй станет добычей ворон, - сказал Оровез.
  Или это сказал Турган-бей?
  - Тем, кто не увидит следующего восхода солнца, будет очень интересно узнать, кому из нас досталась победа? - ответил второй.
  И оба невесело улыбнулись. Они-то хорошо знали страшную цену славы и бесславия.
  Тёмное небо, только начинавшее светлеть на одном краю, перечеркнули два метеора. Они неслись стремительно, словно догадывались, что ещё немного и их недолгий и яркий путь бесполезно утонет в сиянии скорого рассвета.
  - В этот день нашим мечам будет много работы.
  - И мы тоже приложим всё своё умение, чтобы ещё раз воз- величить бессмысленную власть поддельных ценностей.
  - Ты хорошо сказал. Я представляю себе власть как голый, опасный и скользкий пик, вызывающе возвышающийся над всем и над всеми. Тому, кто оседлал его, вниз идти не хочется, потому что там нет ничего нового, а вверх - некуда.
  - Есть ещё власть над собой.
  - Что может быть хорошего в том, что ты сам себе и слуга и командир?
  - О, многое. Тогда ты можешь попробовать посмотреть на себя со стороны.
  - И что же я увижу?
  - Что лучше всего оставаться самим собой.
  Утром непобедимый Турган-бей увёл свою армию на запад. Говорили, что приближается Тамерлан. Ходили также слухи, что у него одна нога железная, но в это было трудно поверить.
  Что стало с Турган-беем?
  Ничего не рассказал ковыль, примятый копытами его коней.
  А войско Оровеза ушло далеко к югу. Там у стен Вавилона - мало, что от тех стен осталось, - основал непобедимый воитель собственную державу.
  Полетели годы, один за другим, словно цепочка журавлей, испуганных дикой кошкой.
  
  Долгая, долгая пауза. Казалось, сказитель забыл о моём присутствии.
  - А почему Оровез выбрал Вавилон? - осмелился я открыть рот.
  - Никто толком не знает, но думается мне, что хотел узнать побольше о путешествиях Пифагора, родившегося на Самосе.
  - Что-что?
  Даже кролик, вытянутый за уши из совершенно пустого цилиндра фокусника, не удивил бы меня сильнее.
  - Видишь ли, есть свидетельства, что знаменитая теорема была известна вавилонским мудрецам ещё за пятнадцать веков до Пифагора. Интересно было проверить, гостил ли там великий грек.
  Теперь, надеюсь, вам понятно, почему я так часто навещаю Мимикаррамбо. Старый чернокнижник до верху набит удивительными историями. Нужно только суметь растормошить его.
  
  
  
  В СТРАНЕ ГОЛУБЫХ ОБЕЗЬЯН
  
  Парламент.
  Зал заседаний. Избранники обезьянного народа смачно лузгают семечки и игриво перебрасываются шкурками от бананов.
  В президиуме спикер и два заместителя.
   Голова стареющего спикера, точнее её верхняя часть, представляет собой чудо парикмахерского искусства.
  Остаётся только догадываться, как много отменных специалистов и сколь много времени трудилось над этим радующим глаз почти белоснежным шедевром. Общую светлую картину немного портят неприятные оловянные глаза председательствующего. В них нет тепла и сочувствия, зато хорошо видна неприкрытая ложь, а ещё таится умело управляемая угроза.
  В зале  парламентарии. Их лица отвратительно невыразительны, часто даже имеют просто отталкивающий вид. Но, может быть, это необходимое условие (conditia sine qua non) возведения в ранг законодателей в Стране Голубых Обезьян?
  Те, кому посчастливилось побывать в той стране (понятия не имею, где она находится), охотно подтвердят: так оно и есть.
  С их слов всё и записано.
  Спикер звонит в колокольчик и хорошо поставленным командирским голосом (уж не служил ли он в каких-либо войсках?) объявляет:
  Продолжим наши игры. Сегодня, дорогие мои, наше собрание избранных должно изобразить принятие нового закона. Мы примем необходимейший закон, самый важный за всё время существования Вселенной, Галактики, солнечной системы и нашего обезьянника тоже. Это не закон Архимеда, не закон (запинается) сохранения импульса, не закон какого-то там Кулона или, к примеру, всемирного тяготения. Всё намного серьёзнее. Это  закон "О запрещении нашему народу быть голодным".
  Поёт:
  Закон, по которому радость приходит,
  Закон, по которому степь плодородит,
   Закон, по которому все мы равны....
  На заднем плане появляется тень знаменитого казахского акына Джамбула. Он пытается протестующе замахать руками, но тяжёлые рукава дорогого халата, подаренного благодарными советскими властями, сильно мешают. Никто на великую тень и её возражения, естественно, не обращает внимания. Много их было, великих. Так что, на каждого нужно внимательно смотреть, как на танцующих современно мыслящих девушек?
  Спикер быстро кончил петь (спасибо за это) и продолжает:
  Нигде в мире ни одно высокое собрание не заботилось столь трогательно о своих никчемных собратьях, как мы о любимых нами обитателях Страны Голубых Обезьян. Такого закона не было в Афинах честолюбивого Перикла, в Македонской империи напористого Александра и даже в Московском царстве грозного Ивана Четвёртого.
  Бурные аплодисменты. Они являются напоминанием выступающему, что терпение слушателей уже исчерпано. Догадливый спикер примолкает.
  Один депутат другому (тихонько). Какой умный у нас спикер!
  Другой депутат. Ха-ха! Ещё полчаса назад он слыхом не слыхивал об Архимеде и Перикле. Ты что, не заметил, как он всё читал по бумажке?
  Первый депутат (ещё тише). Всё равно  молодец. Вот я бы и по бумажке не смог. Потому что читать не умею.
  Тишина в зале начинает наводить скуку. Тогда слово снова берёт Спикер.
  Спикер. Уверен, что этот замечательный закон, приносящий счастье прямо сейчас, прямо сию минуту, будет поддержан голосами и уверенно правящей коалиции и радикально настроенной оппозиции.
  Общее недоумение.
  Голоса парламентариев. Как? У нас есть оппозиция? Среди нас есть оппозиция? Да возможно ли такое? Ату её! Ату!
  Заместитель наклоняется к уху спикера и что-то шепчет.
  Спикер (в зал). Простите, я перепутал. Оказывается, у нас давно уже нет оппозиции. А я, признаюсь, как-то и не заметил, как она исчезла. Видать, удалилась по-английски: не прощаясь. Бог с ней: ушла, так ушла. Расстраиваться не будем. А теперь выслушаем представление нового закона.
  На сцену поднимается Докладчик. Чего его описывать? Обезьяна как обезьяна. Издалека заметно, что  голубая.
  Докладчик. Раньше нас, обезьян, обвиняли в том, что мы бездумно подражаем людям. Но это неправда: на самом деле люди пытаются подражать нам. Посмотрите на них получше.
  Голоса парламентариев. А чего смотреть. И так всё видно: кри-вляются и врут, врут и кривляются.
  Докладчик. А теперь обратим свои взоры к нашему замечательному народу. Вы не могли не заметить, что все простые обезьяны, столь дорогие нашему сердцу, чудовищно худые. Вот в этом они как раз похожи на простых людей. Приходится признать.
  Голоса парламентариев. Заметили, заметили. А почему худые  это большая загадка.
  Докладчик. Эту загадку, наконец, удалось разрешить: почти все обезьяны отчаянно голодают.
  Голоса парламентариев. Какое безобразие! Какая чёрная неблагодарность! Да кто им разрешил голодать?
  Докладчик. В том-то и беда, что они делают это без разрешения.
  Голоса парламентариев. Тогда нам нужно поскорее принять закон. И пусть нарушители закона будут наказаны со всей строгостью.
  Докладчик. Правильно. Если мы первыми примем закон о решительной борьбе с неразрешённым голодом, никто не посмеет упрекнуть нас, что мы бессовестно подражаем людям. Ведь человечество ещё не скоро додумается до таких простых и эффектных приёмов.
  Голоса парламентариев. Слава! Слава голубым обезьянам! Слава обезьянам! Слава голубым! Мы самые умные, мы самые добрые, мы самые красивые, мы самые-самые!
  Павианы, высоко подняв хвосты и оскалив собачьи морды, исполняют воинственный танец, символизирующий окончательную победу удобного закона над недопустимым беззаконием.
  Глупая обезьяна. Простите, а как мы заставим простых обезьян не голодать?
  Спикер (с досадой). Вот всегда найдётся противное существо, задающее бестактные вопросы! Выбросьте за дверь эту нахальную мартышку, недостойную высокого звания примата.
  Глупая обезьяна (визжит). Меня нельзя выбрасывать! Я  неприкосновенна!
  Гамадрил. А это как сказать (бьёт глупую обезьяну стулом по голове.)
  Глупая обезьяна. Ой-ой!
  Гамадрил (удовлетворённо). То-то. Вот погоди  ещё придёт Главная Обезьяна!
  Глупая обезьяна. Ой, нет! Лучше не надо.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Я И ОН
  1
  Много народа было на корабле.
  А после крушения спаслись всего двое.
  Я и он.
  Почему я  понятно. Чтобы вы прочитали эти строки.
  Но почему  он?
  Почему именно он, а не кто-нибудь другой? На корабле было много народа.
  Случайность? Промысел?
  Случайность  это когда неожидаемое происходит с другими. Если этот термин попробовать применить к себе, он сразу становится бессмысленным. Я  вне случайности. И если волос упал с моей головы, то была тому обязательная и полностью объяснимая причина, обойти которую не дано. Каждый из нас всё это хорошо знает, но говорить на эту тему не хочет, поскольку не поверят. И правильно сделают. Потому что все верят одним лишь себе. Потому что я  это я, а они  всего лишь они. Изменить такое расположение тел в пространстве и во времени невозможно. Следовательно, не нужно.
  Промысел?
  Если он касается меня, то это я сам и есть.
  Если касается другого, то это не промысел. В этом случае его просто не существует.
  Спаслись всего двое.
  Второй, естественно, случайно.
  Я смотрю на него с удивлением. В его глазах читаю то же чувство.
  Всё это сильно напоминает картинку из учебника, поясняющую Третий закон Ньютона.
  Как ты здесь оказался?  спрашиваю его взглядом.
  Погоди, а ты-то как здесь очутился?  отвечает он мне таким же вопросом.
  Для себя я  первый, а для него  второй. Всего лишь.
  Получается, каждый из нас и первый и второй одновременно. Допускает ли такое логика?
  Уверен, что нет.
  Следовательно, существуют суждения, выходящие за пределы логики и всё равно остающиеся правильными. Странно, что никто этого до сих пор не замечал.
  Интересно  что сказал бы Аристотель?
  Чтобы это заметить, нужно пережить ужасное кораблекрушение.
  У меня нет сомнения в том, что я первый. Надеюсь, и у вас.
  Но стоило бы, хотя бы для виду, поинтересоваться, кто он, этот второй. Иначе я буду выглядеть невежливым.
  Мне не нравится, когда меня считают невежливым.
  Он может так подумать.
  Да кто он такой, чтобы давать мне оценку?
  И ему, наверное, хотелось бы знать что-нибудь обо мне.
  Но тут нет никого, кто мог бы представить меня ему.
  Не буду же я сам себе слагать хвалу!
  Мы с ним  два человека, пытающиеся понять, насколько мы нужны друг другу.
  По его лицу вижу, что он меня понимает.
  Я смотрю на него и тоже понимаю.
  Мы понимаем друг друга без слов. Поэтому пока ещё не прозвучало ни одного слова.
  2
  
  Я думаю, я пробую представить себе, откуда могут взяться двое.
  Допустим, что море выбросило на берег зеркало.
  Старинное зеркало в тяжёлой дубовой раме. Кто и куда его вёз, мы никогда не узнаем.
  Я всмотрелся в него и увидел ещё одного. А он увидел меня.
  Теперь нас стало двое.
  Это лучше, чем один.
  3
  А можно и так:
  Не было зеркала, выброшенного волной. И не было отражения в нём.
  И вообще не возник второй, кому удалось спастись.
  Тогда, действительно, утонули все.
  Кроме меня одного, разумеется.
  Если бы вместе со всеми утонул и я, исчезло бы всё: материя, идеи, планеты, звёзды. И даже вся Вселенная, хотя это было бы досадно.
  Вот почему я должен был уцелеть.
  Потому что это я был избран нести на своих плечах всё Творенье.
  Всё это хорошо, но без второго нам не обойтись. Он обязательно нужен для того, чтобы первый мог ощутить себя первым. Это его на многое подвигнет.
  Без второго нет первого!
  Итак, соглашаюсь, пусть будет второй. Но первым был избран я! Только не говорите, что выбор был случайным.
  Просто, кроме меня, некому доверить этот мир. Это так очевидно! И случайность к этому отношения не имеет, я уже говорил.
  А второго, избежавшего гибели, считайте выдумкой. Или он в действительности существует? Если существует, то каково его назначение? Оно ему известно? Думаю, что  нет. Quоd licet первому, non licet второму. Возможно, весь он до последней чёрточки выдуман мною (или не мною?). Только не уверен, удачна ли эта затея.
  Побоялся одиночества?
  Какая глупость! Теперь я точно знаю, что на свете нет ничего, кроме одиночества. Так зачем мне его бояться?
  В молодые годы, когда богиня мудрости отдыхает, нам кажется, что одиночества вообще нет. А потом узнаём  есть оно. И только оно.
  Кто так устроил?
  Глупейший вопрос. Ведь я  один. Выходит, я и устроил.
  Нет-нет, это не я!
  Но больше некому. Как можно не понимать столь простые вещи?
  Я не хочу понимать!
  Я не хочу за всё быть в ответе.
  Хочешь, не хочешь  это уже твоё личное дело, сказали бы мне другие.
  Однако здесь их нет.
  Неужели мне придётся перестать быть самим собой, чтобы не отвечать за всё, чего душа моя не принимает?
  
  4
  Я сижу на берегу, на песке и смотрю на океан.
  Сегодня он тих и спокоен.
  Лицемер! Погубить так много жизней и после этого изображать из себя ласковое существо!
  Хотите узнать, что такое лицемерие? Где бы вы ни были, обернитесь, и вы его сразу увидите.
  
  5
  Мимо меня по кромке воды проходит он.
  Я смотрю на океан, он смотрит строго вперёд.
  Наши взгляды на миг пересекаются. Они точно перпендикулярны.
  При такой геометрии совпадение наших взглядов невозможно.
  Так ли это? Не знаю.
  Какое мне дело до него? Никакого.
  Иногда мне кажется, что он хочет занять моё место.
  Он, случайно уцелевший, хочет быть единственной опорой мира?
  Тоже мне радость  служить опорой существующего мира! Да, это правда: я один создан и храним для такой великой миссии. Пожалуй, вам следует знать, что она никогда не была моей целью.
  Я трудился вслепую. Но добросовестно.
  Так чего же я достиг? Разумеется, ничего.
  Я с радостью уступлю свой высокий пост.
  Но кому?
  Кому угодно, но только не ему. Боюсь, что он всё испортит.
  Почему я ему не доверяю? Потому что он  второй. А второй всегда завидует первому.
  Не люблю завистников.
  Так повернёмся же к нему спиной.
  
  6
  Он так смотрит на меня, словно что-то знает.
  А вдруг он знает такое, чего не знаю я? Чего знать не хочу и помнить не желаю. Чего не должно было быть, но было.
  Его взгляд меня смущает. Мне начинает казаться, что он меня жалеет. Вот ещё!
  7
  Так долго продолжаться не может. Кто-то из нас должен уступить первым.
  Конечно он, потому что первый  я, а он  второй.
  Наконец-то!
  Он подошёл ко мне впритык и сказал:
  Не думайте, что я совсем уж прост. Не обошли меня чины и званья.
  Я кивнул.
  Он удивлённо приподнял бровь и продолжил:
  Я написал немало умных книг.
  Я кивнул.
  Сумел в искусстве свой оставить след.
  Я кивнул.
  Чего другим придумать не дано, придумал я.
  Кивнул я снова.
  Он долго молчал, смотрел на меня, а потом медленно сказал:
  Я побывал на границе бытия и небытия. Оттуда не часто возвращаются. В разное время я спас от лютой смерти четырёх человек. Могло быть и хуже.
  Я засмеялся.
  Почему вы смеётесь?  спросил он.
  А разве вам не смешно?  ответил я.
  Он подумал и тоже засмеялся.
  Потом ушёл, часто оборачиваясь и помахивая мне рукой. И всё время улыбался.
  Больше я его не видел.
  
  8
  Зеркало всё же нашли. Слишком поздно. К тому времени вода, песок и ветер уже сделали своё дело. Дубовая рама совсем развалилась. А стекло стало матовым и ничего не отражало, кроме рассеянного света. Посмотришь в него, ничего не увидишь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЗАЗВОНИЛ ТЕЛЕФОН
  
  Я не готов идти в последний бой
  Среди ночи позвонил телефон.
  Они сказали:
   Сил больше нет. Нам с ним не справиться.
  Видите, они не могут справиться с Чудовищем.
  Я ответил:
   У вас много сил. Но, вижу, всё равно недостаточно. Так чем же помогут вам мои силы?
   А вдруг?  сказали они.
  Долгое молчание.
  Я пытаюсь представить, как победа приходит вдруг. И не могу.
  Начинаю понимать, что они никогда не будут победителями.
  Потом пробую думать, чем хороша была бы их победа. Если бы они победили, конечно. Хотя они не победят, поскольку храбрости мало и силы неравны. Но если бы всё же победили  допустим на миг невозможное  тогда что бы нас ожидало?
  Появилось бы новое Чудовище!
   Не звоните мне,  сказал я,  потому что я хочу спать.
  
  Но он-то каков!
  Следующий раз позвонили ближе к вечеру.
   Это ты?  спросила трубка.
   Я,  ответил я.
   Так ты уже в курсе?
   Я всегда в курсе.
   Но он-то каков!
   Да он всегда такой.
   Но чтобы такое ляпнуть!
   А я не помню случая, чтобы он чего-нибудь не сморозил.
   Так-то это так. Но на этот раз!
   А у него этот раз каждый раз.
   Ну, брось. Сейчас ты уже перегибаешь палку.
   Это всегда было моим любимым занятием.
   А ты не боишься?
   Боюсь.
   Всё-таки ты не прав. Многие находят его обаятельным.
   Вы ошиблись номером,  сказал я и положил трубку.
  
  Случаются ошибки
  Раньше люди прислушивались к собственному внутреннему голосу.
  Как Жанна д"Арк, например.
  Этот голос всегда был тихим, внятным и разборчивым. Слышимость была отличная.
  И не было случая, чтобы внутренний голос по ошибке обратился не к тому.
  А потом изобрели телефон.
  И что теперь творится?
   Беги, спасайся!  закричали в трубку одному из африканских диктаторов.
  Он сразу же и побежал.
  А позже выяснилось, что это дружки звонили мелкому торговцу марихуаной, который задолжал небольшую сумму местным полицейским.
  Теперь там новое правительство.
  
  Рассказ дирижёра
  Должен сразу признаться  очень не люблю царей.
  Исключение могу сделать для Цезаря и Наполеона. Рад бы продолжить этот список, да некем. Своего царя, естественно, тоже не люблю. А чего мне его любить? Грубая, неотёсанная личность с плохими манерами и полным отсутствием способности к мышлению. Ну всё в точности, как у Юлия Цезаря, только полностью наоборот.
   Завидую муравьям: нет у них командиров, бригадиров и дру-гих незаменимых руководителей. А ведь с каким энтузиазмом трудятся! Я тоже такой жизни хотел бы.
   Честно говоря, я совсем не собирался сегодня говорить о царях. Да и что нового можно сказать о них? И так все всё знают. Намного интереснее сосредоточиться на вещах необычных, неожиданных, мало доступных и разуму, и пяти основным чувствам. А если из нагромождения нелепиц вдруг вынырнет, как чёртик из табакерки, должным образом умащенная царская голова, мы отнесёмся к этому с полным спокойствием и уж точно без трепета. Так вот, однажды
   зазвонил телефон.
    Это  канцелярия Его Величества. Мы к вам вот по какому делу,  сказали мне.
    По какому?  тупо спросил я.
    На завтра в филармонии объявлен концерт Вагнера.
    Знаю,  уныло сказал я.  Но билеты, гады, не продают. В концерте будут присутствовать только приглашённые. Я сильно удивляюсь: неужели среди наших толстошеих начальников так много любителей Вагнера? Чудеса, правда?
    Не наше это дело,  сказал телефон.
    Нехорошо, что не наше,  брякнул я и почувствовал, что сильно рискую своей благонадёжностью.
    Так вот  дирижёр внезапно занемог.
    Тогда возьмите другого. Любого! Ваши элитные меломаны фонарный столб от Тосканини не отличат.
    Вот мы к вам и обращаемся с предложением продирижировать программой.
   Ко мне?
   К вам, к вам.
   Да я не то что дирижировать, я и играть толком ни на чём не умею.
   Ничего, подучитесь. У вас до завтрашнего вечера ещё куча времени.
   Но у меня нет фрака!
   Сошьём!
   Но у меня нет чёрных лакированных ботинок!
   Выдадим!
   А манишка?
   Подберём, накрахмалим!
   А платок, утирать взмокший лоб?
    Он уже здесь!
  Я исчерпал все свои возражения и нехотя дал согласие.
  На следующий день вечером я вышел на сцену. Оркестранты глядели на меня, широко раскрыв рот.
   Можете закрыть,  шепнул я им, пробираясь между пюпитрами.  Сегодня петь не будете.
  Зал встретил меня аплодисментами. Сразу признаюсь: ни до, ни после меня аплодисментами не награждали. Но сейчас был именно такой неповторившийся, волнующий момент.
  Я резво вскочил на подиум, ободряюще улыбнулся оркестру, а потом вспомнил, что должен поприветствовать и Его Величество. Оно сидело в первом ряду настолько близко, что при большом желании я сумел бы крепко щёлкнуть его по лбу дирижёрской палочкой. Но потом подумал, что это может произвести плохое впечатление и подпортить весь концерт.
   Я с любопытством развернул партитуру. Она оказалась намного толще, чем ожидалось. Я так прямо и сказал Первой скрип-ке. Но тот только пожал плечами. Я не понял, что он имеет в виду, и на всякий случай ещё раз пожал ему руку. Обычно это делают после концерта, но в тот момент я весьма смутно представлял, каким будет конец.
   Я замахал палочкой, и началось. Если не ошибаюсь, то было Вступление к "Тристану и Изольде". Музыка мне очень понравилась. Крепко берёт за душу и уже не отпускает. Я даже не представлял себе раньше, до чего же легко дирижировать. Помахивай себе, как душе хочется, и ни о чём не думай.
   Потом был клич Брунгильды. Теперь это уже не просто клич, а, по замыслу устроителей, большой политический проект.
   Второго отделения не было, поскольку все благодарные слу-шатели быстренько разъехались по кабакам. Они так торопились, что забыли мне похлопать. Да, ладно. Что они понимают в настоящем искусстве?
   Ко мне подскочила стремительно увядающая дама. Я сразу узнал её. Она соткана из одних банальностей и учит по телевизору молодёжь тому, что молодёжь и так отлично умеет делать.
    Это выше всех похвал!  заверещала она (меня всегда раздражал её вычурный диалект).  Это совершенно новое прочтение Вагнера!
   Интересно, у неё тоже на подходе к филармонии трижды проверили документы?
    Подумаешь, Вагнер,  сказал я,  дайте мне самого Бетховена. Да я и его так разделаю, что мать родная не узнает.
   Ей стало плохо.
   А я тут причём?
  
  БАЛЛАДА
  
  Когда варвары взломали тяжёлые ворота и ворвались в цитадель, они увидели в середине двора совсем маленькую кучку последних защитников. Несчастные с трудом держались на ногах, а всю их одежду составляли окровавленные лохмотья. У некоторых не осталось даже оружия.
  Победители не спешили с расправой и с любопытством рас-сматривали несчастных. На лицах уцелевших врагов не было страха. Не было и надежды. Это было скорее спокойствие понимания и даже что-то потустороннее (так вернее).
  На лицах упоённых победителей не читалось сочувствие.
  Толпа задвигалась и расступилась. Мощный конь, украшенный богатейшей сбруей, привёз победоносного вождя. То был момент высшего наслаждения, от которого не хочется отказываться.
  Раздались громкие приветственные клики. Это входило в непременные обязанности телохранителей.
  Было шумно и радостно. И всё-таки для настоящего триумфа чего-то не хватало.
  Если бы эти уничтоженные судьбой люди не были так изранены, их можно было бы обратить в рабов, а затем определить конюхами или виночерпиями!
  Высокий старик бережно прижимал к груди толстую растрёпанную временем книгу.
   Ну-ка, дай её сюда,  сказал вождь и почти силой вырвал фолиант из слабых рук беспомощного старца.  Что это?
   Это песни моего народа.
   А что такое твой народ?  захохотал воитель.  Жалкое сборище невезучих!
   Мой народ был велик. Он был талантлив, умён и благороден, он умел достойно сражаться с сильными врагами, а при удаче миловать побежденных,  тихо сказал старик.
  Лицо вождя исказилось.
   У меня вы будете петь совсем другие песни!  крикнул он и попробовал одним движением разорвать ненавистную книгу. У него не получилось.
  Тогда осатаневший властелин резко наклонился и швырнул бесценную рукопись под копыта своего боевого коня. Конь аккуратно, даже с подчёркнутым уважением, переступил униженные страницы и, сделав лёгкий шажок в сторону, внимательно скосил глаз на своего лихого седока.
  А потом победоносный вождь повернулся к своей покорной свите (о, она была огромной и жадно ловила каждое его словечко):
    Отведите их в подвал. А когда всё кончится, выбросьте тела в реку.
  
  Каждая сказка должна иметь счастливый конец. Иначе это не сказка.
  
  Вдруг верный конь полководца заржал и вскинулся на дыбы. Не ожидавший того величественный наездник потерял равновесие и упал вниз головой на камни. Тут его чёрная душа и отлетела прочь.
  Взволнованные варвары усмотрели в том вмешательство провидения (возможно, они не слишком заблуждались).
   Возьмите свою книгу и идите с миром,  сказали они пленникам.  Пусть никто не посмеет вас обидеть.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СЛАДКОЕ БРЕМЯ НЕЗНАЧИТЕЛЬНОСТИ
  
  Светлая комната. Белые двери, стены, потолок. И совсем белые шторы. При развитом воображении можно ощутить в воздухе аромат чистоты и непорочности, но в действительности всё не так. В комнате ничего нет. Совершенно ничего. Впрочем, есть: в центре сцены стоят три пюпитра. Нет, пожалуй, это всё-таки три бюро. На каждом  стопка бумаги для записей и чернильница, из которой вызывающе торчит гусиное перо. Перья, следует понимать, не предназначены для письма: не те теперь времена. Они здесь для того, чтобы лишний раз подчеркнуть (если, конечно, смогут подчеркнуть) общую культуру, хороший вкус и верность традициям тех, кто вздумает писать.
   А вот и они, те, кому надлежит уверенно обмакнуть перья в чернила (в переносном смысле, разумеется) и начертать...хотелось бы знать, что они собираются начертать на этот раз. В прошлый раз, и перед тем тоже, у них ничего не получилось. Заветных слов бумага не стерпела. Может быть, сегодня что-нибудь да выйдет? Хотя, вряд ли.
   Из глубины сцены выдвигаются Три Нуля. Подходят к пюпитрам (или к бюро, если угодно) и становятся за ними. Внешне они совсем не похожи друг на друга. Рост и толщина у них тоже не одинаковы, и одеты они по-разному. Но есть что-то общее в облике всех троих. Это общее по ходу спектакля будет только усиливаться, и в конце представления (если нам удастся добраться до его конца) все три нуля станут совершенно похожими и даже неразличимыми, как яйца одной курицы.
   Вот они, Три Нуля!
   Нет-нет, не следует думать, что они ещё в молодости, когда сердце вольно выбирать что понравится, захотели стать нулями. Никто их, очень послушных, к этому и не думал принуждать. Все желали им только добра. Оставалось только руку протянуть, и добро  вот оно!
   То ли руку не так протянули, то ли добро ускользнуло между пальцев... А, может быть, они сами подсознательно почувствовали, как удобно, как безопасно, и даже отрадно, стать нулём и оставаться им. Нет-нет, они не были настолько глупыми, чтобы собственными усилиями обратить себя в нули не медля. Их первые движения души были куда как благородны. Да-да, они никогда не забывали своих лучших намерений и никогда не упускали случай возвести очи к небу, припомнив их. Сперва они по-доброму улыбались, перебирая в памяти свои мечты,  хвала богу, все они, голубушки, на месте, всё ещё успеет сделаться. Потом в улыбках этих славных людей появилось что-то снисходительное, поскольку прежние замыслы стали казаться им при всей своей благопристойности чуть-чуть наивными (совсем чуть-чуть, но всё же  вот беда-то!  наивными и, как бы это лучше объяснить, не совсем реальными). Так, никому из настоящих мужчин не придёт в голову жениться на той девочке, которая понравилась ещё в детском садике, в младшей группе.
   Позже подошла пора лёгких вздохов. О, то были вздохи немалой жертвы, добровольно возложившей себя на алтарь общественной пользы. Тут нередко удаётся даже найти повод погордиться немного собой и своей неизменной готовностью при отсутствии успеха добровольно отказаться от него ради... оставалось придумать, ради чего.
   И вот  комфорт души: они  нули!
   Чем они сегодня заняты?
   А чем могут заниматься нули?
   Не посчитайте это парадоксом  всем!
   Даже если злодейка-судьба не позволит им во всю ширь развернуться, и тогда они найдут способ давать нам полезные указания. В худшем случае  ценные советы.
   А что ещё?
   Пожалуй, ничего.
  
  Первый нуль. От нас ждут слов. Что нынче скажем миру?
  Второй нуль. Давайте объясним, что быть нулём совсем не так огорчительно, как представляется на первый взгляд. Напомним, как кончили Калигула и Робеспьер, Генрих Четвёртый и Верцингеторикс. Уж точно не были нулями. Всех их укокошили.
  Первый нуль. Когда б все не были нулями, не мог бы мир существовать. Кто говорил так?
  Третий нуль. Насколько помню, Моцарт.
  Первый нуль. Верно. И все вполне согласны с ним.
  
  Пляшут и поют:
  
   При всём при том, при всём при том
   Совсем неплохо быть нулём!
  Первый нуль. Не стоит забывать, что можно быть полным нулём. Быть! И при этом казаться чем-то очень значительным
  Третий нуль. Так быть или не быть?
  Второй нуль. Конечно, быть! Быть тем, кем быть намного легче.
  Третий нуль. Кем легче быть? Естественно, нулём. Но всё ж существенней не быть, а выглядеть. Не так ли?
  Первый нуль. Вот и получается: не важно, быть или не быть. И впрямь, для лучшего все средства хороши. Но всё ж политике отдам я предпочтенье. Короче путь к обогащенью. Любую чушь неси  любую чушь проглотят. Известность, лавры, ордена. Тобой любуется страна. На всех столбах твои портреты.
  Третий нуль. Толпа охотно наделяет своим расположением нулей. Видать, ей льстит несовершенство.
  Второй нуль. А я как вспомню Чаушеску, в другую сторону гляжу. Согласен быть от славы дальше, зато к большим деньгам поближе. Нет приятней человеку, чем число нулей на чеке.
  Третий нуль. А мне всего милей моя наука. Здесь можно многого достичь без риска. Возьмём расчёты эти для примера. Почти мои. А если не мои, всё ж лёгкие привнёс я измененья в труды других заслуженных мужей. Случается, заминка получилась. Всё слишком сложно, трудно разобрать. Есть что-то лишнее. Оно мешает сильно. Без сожаленья выброшу его. В нагроможденьях формул не заметят мой малый грех, почти невольный промах. Так поступают многие. И что ж? Кто их поймал?  я что-то не упомню. Кто от стыда краснел?  не видел. Тогда зачем мне быть глупее всех? Других не лучше быть я соглашаюсь. Но никогда не соглашусь быть хуже. Быть лучше всех не каждому дано. А быть не хуже  это добродетель! Из принципа я буду верен ей.
  
  Посторонний. Вот уже и о принципах речь пошла. Сейчас они договорятся до того, что следует быть нулём из принципа. И даже запишут это в святцы. Хуже всего то, что они правы.
  
  Посторонний? Откуда он взялся? Подошёл как-то незаметно и голос подаёт. Его что  звали? Сейчас он всё испортит. Дайте скорее занавес!
  
  Занавес.
  ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО
  КУРИНОЙ НОЖКЕ
  
  Комната, всю мебель которой составляют два кресла-качалки. Стены сверху донизу обклеены репродукциями, вырезанными из журналов. Уголки картинок со временем немного отклеились и оттопырились, но руки всё не доходят исправить урон. Тот, кого эти картинки заинтересуют, найдёт здесь "Вакха" Веласкеса, "Спящую Венеру" Пуссена, "Завтрак на траве" Джорджоне, "Голубых балерин" Дега, "Видение святого Антония" Босха, "Автопортрет" Дюрера, "Осенний пейзаж" Коро, "Лилии на воде" Клода Моне, "Слепых" и "Крестьянский танец" Брейгеля, "Афинскую школу" Рафаэля, "Девочку на шаре" Пикассо, "Юношу с лютней" Караваджо и много другого. Возможно, в выборе и расположении картин есть своя система, но не всякому дано её распознать.
  Тот, кого эти картинки не заинтересуют, не найдёт здесь ничего достойного внимания.
  Закончив осмотр стен, обратим, наконец, своё внимание на сцену. На сцене  двое: Старичок и Старушка. Они сидят в качалках, укутав ноги пледами и читают книги. Когда терпение зрителей уже готово иссякнуть, Старичок захлопывает книгу.
  
  Старичок. Да-а... Да-а...
  Старушка. Что  да-а?
  Старичок. Хорошо пишет.
  Старушка. Кто пишет?
  Старичок. А ты угадай.
  Старушка. Как же я угадаю?
  Старичок. А ты возьми и угадай.
  Старушка. Взять-то я возьму, а вот угадать наверняка не сумею. Так что только полдела выполню.
  Старичок. Умничаешь?
  Старушка. Чуть-чуть. Но не настолько чтобы тебя раздразнить. Ведь все здесь знают, кто в этом доме самый умный.
  Старичок. Кто  все?
  Старушка. Да ты да я. Кто же ещё?
  Старичок. Ты слишком много слов говоришь. А угадать не сумела.
  Старушка. А ты предлагал угадать, хотя знал, что я не сумею.
  Старичок. Во  язва!
  Старушка. Хотелось бы услышать оригинальней аргумент. А браниться сумеет каждый.
  Старичок. Диагноз  это не брань.
  Старушка. Ты, наверное, хотел сказать, что брань это не диагноз. Тут я целиком с тобой согласна.
  Старичок. Ну, хорошо, это  "Гамлет".
  Старушка. А то я не знала!
  Старичок. А что, знала?
  Старушка. Конечно. Когда ты перечитываешь принца Датского, по твоему лицу сразу всё видно. "Из-за Гекубы? Что ему Гекуба? Что он Гекубе?"
  Старичок. Я готов рыдать. Но почему ты не хотела угадать?
  Старушка. Неинтересно. Слишком просто это. Не буду рассылать по сторонам я стрелы разума, когда не вижу цели.
  Старичок. Возможно, ты права.
  Старушка. Возможно? Ха-ха, ха-ха.
  Старичок (подпевает, изображая Риголетто). Ха-ха, ха-ха, ха-ха, ха-ха, ха-ха,.....
  Старушка. Ты бы мог петь. У тебя красивый голос.
  Старичок. Что ты такое говоришь?
  Старушка. Я говорю, что ты мог бы петь, потому что у тебя красивый голос.
  Старичок. Мне всегда хотелось петь, но я не знал...
  Старушка. ...что у тебя красивый голос.
  Старичок. Теперь знаю, только что в том толку?
  Старушка. А в том, что лучше иметь красивый голос, чем не иметь его.
  Старичок. Какая глубокая мысль!
  Старушка. Конечно, колодцы глубже, а церковные двери шире.
  Старичок. Это  Шекспир! Это  "Ромео и Джульетта"!
  Старушка. Молодец. Выходит, ты и это знаешь?
  Старичок. Во  язва!
  
   С этого места всё повторяется заново от слов "Хотелось бы услышать оригинальней аргумент..." и кончая словами "Молодец. Выходит, ты и это знаешь?". Но по второму разу все реплики произносятся вдвое быстрее. Иначе будет скучно.
  
  Старичок. Не только это. Я ещё знаю стихи про ёлочку и про зайчика.
  Старушка. Какая прекрасная память!
  Старичок. В человеке всё должно быть прекрасно. И память тоже.
  Старушка. Как ты думаешь, Валентин сегодня придёт?
  Старичок. А ты думаешь, что он не придёт?
  Старушка. Нет, я так не думаю. Конечно, придёт. Ведь сегодня пятница.
  Старичок. Неправда. Сегодня суббота
  Старушка. Нет, пятница.
  Старичок. Нет, суббота.
  Старушка. В прошлый раз ты тоже говорил, что суббота, а оказалось - четверг.
  Старичок. А ты перепутала вторник и среду.
  Старушка. Поэтому Валентин и не пришёл.
  Старичок. Нет, он пришёл, но тогда его не впустили.
  Старушка. Может быть, он слишком тихо стучал?
  Старичок. Всё может быть. Учёные говорят, что всё может быть, а если не может быть, то нужно спросить других учёных.
  Старушка. Когда я была совсем маленькой и глупенькой, я верила, что учёные всё знают.
  Старичок. Но теперь ты подросла и сильно поумнела. Ты это хочешь сказать?
  Старушка. Нет не это. Просто я больше им не верю.
  Старичок. Почему же?
  Старушка. Да потому что их больше не осталось. Исчезли. Сначала мамонты, потом туранские тигры и сумчатые волки, а теперь вот и учёные. Одно только слово осталось.
  Старичок. Мне думается, Валентин всё-таки придёт.
  Старушка. Конечно, придёт. Ведь сегодня...
  Старичок. Только не говори, что сегодня пятница.
  Старушка. А я и не собиралась говорить.
  Старичок. Ну, спасибо.
  Старушка. Потому что и так все знают, что сегодня...
  Старичок. Что, что?
  Старушка. А вот не скажу.
  Старичок. Я слышу  кто-то в дверь стучит.
  Старушка. И мне так кажется. Пойду открою.
  Уходит. Возвращается с Валентином.
  
  Старушка. Это  Валентин.
  Старичок. А кто же ещё?
  Валентин. А разве вы ждали ещё кого-то?
  Старушка. Нет.
  Старичок. Да.
  Валентин. Я не понял.
  Старушка. И я не поняла.
  Старичок. Я тоже.
  Валентин. Но всё равно я счастлив, что пришёл.
  Старичок. Нам утешеньем служит ваше счастье.
  Валентин. Тогда готов я бурно ликовать.
  Старушка. Вы здесь. А разве быть могло иначе?
  Валентин. Могло, конечно. Представьте на короткий миг, что на меня напал свирепый бык.
  Старушка. Бык?
  Старичок. Опасный? Чёрный? И большой?
  Валентин. О да, огромный злобный бык с тяжёлыми и острыми рогами.
  Старичок. А я не знал, что вы  тореадор.
  Валентин. Нет-нет, я не тореадор. Это всего лишь ваша гипотеза. Просто, иногда так случается, что быки нападают и на обыкновенных прохожих.
  Старушка. Бык  это слишком прозаично. Никакой романтики. Давайте представим себе, что на вас напал отчаянно голодный снежный барс.
  Валентин. Я о таком и думать не решусь.
  Старушка. А вы подумайте.
  Валентин. Согласен я, пусть будет снежный барс. Но хорошо бы  маленький и робкий.
  Старичок. Опять стучат. Спрошу.
  
  Подходит к двери.
  
  Кто там стучит? Ответьте.
  Голос. Кто здесь стучит? Налоговый инспектор.
  Старичок. Тогда входи. И звук твоих шагов пускай надежды добрым знаком будет.
   Входит Налоговый Инспектор. Плотен телом. Взглядом строг.
  
  Инспектор. Налоги платите?
  Старушка. Ещё бы!
  Инспектор. С наслажденьем?
  Старичок. Нет, в наши годы тот огонь священный, что люди наслажденьем называют, едва лишь теплится. А был намного ярче!
  Валентин. Хотел бы знать, с какою целью явился этот господин. Поговорить о высших чувствах? Вряд ли. Уж слишком он прямолинеен.
  Инспектор. Сейчас поймёте. Если до сих пор налоги вас не слишком донимали, теперь платить вы будете сполна. И радость изъявлять при этом.
  Старушка. Как понимать слова  платить сполна? А разве раньше не сполна платили?
  Инспектор. Выходит  нет. Вы ж думали, что  да.
  Старичок. Что ожидает нас? Дрожать я начинаю.
  Валентин. Открой пошире кошелёк, стяни поуже поясок.
  Инспектор. Да, раскошелиться придётся.
  Старушка. А радость в чём?
  Инспектор. Она в любви к начальству.
  Старичок. Чума на вас. А тем, кто вас послал, я сразу три чумы желаю.
  Инспектор. Я вижу  беды государства нисколько не волнуют вас.
  Старичок. А что для государства наши беды? Что наша бедность, наш урон?
  Инспектор. Я вижу, вы совсем не патриот.
  Старушка. А кто готов снести пренебреженье и утереться молча, патриот?
  Инспектор. Конечно, только так, а не иначе.
  Валентин. Послушай ты, посыльный тёмных сил. Исчезни быстро, чтоб твой след простыл.
  Инспектор. Шутить изволите?
  Валентин. Какие шутки? Я выгоню тебя, как таракана метлой из чистой кухни прогоняют.
  Инспектор. Что это? Бунт? Я должен защищаться!
  
  Выхватывает большой револьвер и стреляет в Валентина. Тот с перепугу падает. Старичок и Старушка неприятно поражены. Валентин поднимается.
  
  Валентин. Так близко пуля просвистела. Спасибо, тело не задела.
  Старичок. Вам лучше?
  Валентин. Да, я  жив! Одно уж это источник оптимизма для меня.
  Старушка. Хорошо, что господин инспектор такой мазила. Дай бог ему здоровья.
  Инспектор. Да, я промахнулся. Ну и что? Не ошибается только тот, кто не работает.
  
  Все ошарашены этой непереносимой банальностью и долго молчат.
  
  Старушка. Да-да я помню одного такого. Он гнался за злодеем, но по ошибке отстрелил хвост своей же собаке.
  Инспектор. Наверное, тот парень плохо прицелился. Такое часто случается. Вот и у меня сегодня промах вышел. Всё бы ничего, но это был мой последний патрон.
  Старичок. Да, неблагодарная это работа  собирать налоги. А когда правительство повышает их буквально каждый месяц, совсем противно становится.
  Инспектор. А что делать? Войдите в положение властей. Им так нелегко! Вы даже представить себе не можете, сколько денег уходит на правительство, на его аппарат, на президента, на его аппарат, на парламент, на его аппарат, на градоначальника, на его аппарат, и так далее, и тому подобное.
  Старушка. Я готова прослезиться от сочувствия ко всем несчастным, на которых вы тыкали пальцем. Видите, я уже почти плачу.
  Старичок. Не плачь, дорогая. Они не достойны ни тебя, ни твоих слёз.
  Старушка. Я знаю. Но мне всё равно грустно.
  Валентин. Смотрите: время как-то совершенно незаметно приблизилось к обеду.
  Инспектор. Вы правы. Я тоже не прочь хорошо перекусить. А то завтрак у меня был слабенький. Сударыня, что у вас на первое? Только не говорите, что это  гороховый суп. Терпеть его не могу.
  Старичок. Вам повезло. Горохового супа сегодня не будет.
  Инспектор. О, радость!
  Старичок. Сегодня суп... мы не варили вовсе!
  Инспектор. Ну как же так  без супа? Непорядок.
  Старушка. По-видимому, мы наперёд предчувствовали ваш визит. А когда заранее тошнит, суп варить не хочется.
  Валентин. С инспектором всё ясно. Но от меня, надеюсь, не мутит?
  Старушка. Конечно, нет. Останетесь довольны.
  Инспектор. Так я пойду?
  Старичок. О, да! Идите с богом.
  
  Инспектор медленно уходит.
  По его лицу видно, что он немного разочарован.
  
  Старушка. Каюсь, мы обманули этого доброго человека. Сегодня я сварила по новому рецепту суп французский.
  Валентин. Такой обман легко простится в минуты страшного суда.
  Но я хотел бы знать, что на второе
  нам подадут сегодня, что на третье.
  Старичок. Вы любопытны, словно готтентот.
  Валентин. А это кто такой?
  Старичок. Да как бы вам сказать  милейший парень!
  Валентин. Коль так, готов быть трижды готтентотом.
  Старушка. Быть по сему. Сейчас пойду на кухню.
  
  Уходит.
  
  Валентин. Не терпится мне миру объявить, что готтентот я несомненный.
  Старичок. А это всем давно уже известно.
   Вы можете сказать слова любые 
   чужие уши сильно удивить
   вам не удастся.
  Валентин. Я схожу на кухню.
  Старичок. Вас ждут там с нетерпеньем и бесконечно рады будут вам.
  
  Валентин уходит. В глубине сцены появляется Некто в Зелёном.
  Кто он такой, что он такое, не ясно. Откуда взялся, тоже не понять.
  Некто в Зелёном. Простите, я не помешаю?
  Старичок. Пока не знаю. Будущее скрыто
   от глаз моих. И прочих смертных тоже.
  Некто в Зелёном. Я  собиратель слов и выражений. Как часто прозвучавшие слова бесследно гибнут, не сумев исполнить предназначенье высшее своё. Их нужно собирать, хранить, лелеять, как берегут бесценные обломки античных храмов, мраморных богов.
  Старичок. Но что же делать, накопив богатство великих мыслей лучших мудрецов? Какая польза от таких запасов?
  Некто в Зелёном. В подвалах банков слитки золотые лежат годами без прикосновенья. Их ценность возрастает с каждым днём. И в должный час, когда запоры рухнут, достойное найдётся примененье столь своевременным запасам сундуков.
  Старичок. Мне нравится вас слушать. Верю я:
  Намного лучше собирать
  слова и мысли, чем налоги.
  Некто в Зелёном. Позвольте, вашу мысль я запишу.
  Старичок. Пиши, пиши, хранитель слов удачных. И пусть твоя десница не усохнет.
  
  Входит Валентин с обгрызенной куриной ножкой в руке.
  
  Валентин. Бесподобно!
  Старичок. Как много радости в одной куриной ножке!
  Некто в Зелёном. Запечатлею я и это.
  Старичок. Надеюсь, на другой странице.
  Некто в Зелёном. И с примечанием другим.
  
  Пишет.
  
  Старичок. Что означает ваш зелёный цвет?
  Некто в Зелёном. Его надежды цветом называют.
  Старичок. Я так давно надежду потерял,
   что даже цвет её не в силах вспомнить.
  Некто в Зелёном. В одном мы сходны, а в другом различны.
  Старичок. Так быть должно, когда свободны души.
   Лишь холуёв толпа согласно мыслит.
  Некто в Зелёном. Ну и дела! Сейчас при новом Гёте
   готов я новым Эккерманом стать.
  
  Пишет.
  
  Старичок. Спасибо вам. Добавьте пару слов,
   И буду руку сам себе пожать готов.
  
  Входит Старушка.
  
  Старушка. Обедать просим.
  Валентин. Я  уже.
  Старичок. Вот удивил!
  
  В глубине сцены появляется Некто в Красном.
  Кто он такой, что он такое, не ясно. Откуда взялся, тоже не понять.
  
  Старичок. Представиться бы не мешало.
  Некто в Красном. Я тот, который превращает ничто во всё, а всё в ничто.
  Старичок. Всё ясно: посетил нас в этот раз Дух Революций. Тот станет всем, кто ничего не стоил.
  Некто в Красном. Вы правильно сказали. Так и есть.
  
  Марширует на месте и громко поёт
  
  Кто был никем, тот станет всем!
  Некто в Зелёном. И всякое ничтожество при этом,
   венец побед на низкий лоб напялив,
   украв и меч и славу у героев,
   стать может всем: властителем, вождём!
  Валентин. Если нехитрым лозунгам красных придавать совсем уж буквальный смысл, они действительно выглядят несуразностью. Вот и наш гость собирается пообещать прекрасную жизнь для слабых, когда удастся мир перевернуть.
  Старичок. Так прост рецепт переворотов:
   восстанем дружно, кровь прольём,
   а после к счастью все придём
   под властью нового злодея.
  Некто в Красном. Вы откровенны чересчур и упрощаете картину.
  Старичок. Чтоб дуракам понятней стало, картину нужно упростить.
  Все замолкают. Есть, о чём подумать.
  
  Старушка. Негодный мир разрушен будет
   До основанья, а затем
   Всю власть захватят мародёры,
   Притонов содержатели и воры,
   Все шулеры, грабители сирот.
  Некто в Красном. Не стану спорить я. Во всём вы правы.
   Получит всё, что заслужил, народ.
   И нет иного способа создать
   Державу и величие державы.
  
  Все потрясены.
  
  Некто в Зелёном. А это стоит записать
   Векам грядущим в назиданье:
   "Оставь, входящий, упованья!"
  
  Занавес.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПОСЛЕДНЯЯ МУЗЫКА
  
  Тогда он увидел темноту, в которой ничего нельзя было увидеть.
  И Голос спросил его:
   Что ты видишь?
   Ничего,  ответил он.  Мне действительно ничего не видно.
   Это потому,  сказал Голос,  что твои глаза ещё не открылись.
   Что же мне делать?
   Ждать.
  И потянулись долгие дни ожидания. Они собирались в месяцы, годы и столетия, как складывается разрезная китайская гармошка из самой тонкой бумаги. Он играл такой в детстве и много удивлялся. И теперь тоже всё было лёгким, невесомым. Иногда даже представлялось, что время совсем исчезло, а в другой раз чувствовалось, что оно уплотнилось и стало тугим, осязаемым и гибким, словно лоскут кожи. У этой материи, наверное, существовали две стороны  Прошлое и Будущее. Но они были бесконечно далеки друг от друга, потому что не было конца Настоящему.
  Рядом кто-то шевелился и жалко вздыхал. И однажды, устав от ничего не происходящего, он наклонился к этому кто-то и спросил:
   Тебе плохо?
   Да,  ответил тот.
   Но ведь это когда-нибудь кончится,  сказал он и сам не поверил своим словам.
   Не знаю,  грустно откликнулся тот, другой, и затих.
  Потом он подумал, как это было бы красиво, если бы окружающую черноту рассекали падающие звёзды. Они проносились бы и вдали, и рядом тоже, может быть на расстоянии вытянутой руки. Они целыми стаями появлялись бы из других миров и сгорали, не успев открыть свою тайну, не сумев передать послания и привета.
  Но звёзды не хотели прилетать. Или они все промчались ещё раньше, а он их просто не заметил.
   Почему мы не умеем замечать самого главного?  устыдился он и нечаянно заснул.
  Ему приснилось солнце, пустое, огромное своей беспощадностью и не имеющее цвета из-за того, что все краски выцвели. Сухой, колючий ветер носился поперёк его лучей и бросал в лицо острые песчинки. Здесь не было ничего, ради чего стоило бы жить и радоваться.
  Отчаянье спеленало его коконом и не давало шевельнуться.
  Тогда он услышал музыку, лучше которой не бывает, и два голоса. Это пели Тристан и Изольда. Они пели о величайшей любви, выше которой ничего быть не может.
  И эта музыка унесла его, как холодная река уносит последний листок, слетевший в воду поздней осенью с совсем уже прозрачных ветвей.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СОДЕРЖАНИЕ
  
  ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ...............................................2
  СКАЗКА ПРО ВУЛКАН.............................................3
  СКАЗКА О КУРИЦЕ.................................................7
  ЧТО МЫ ЗНАЕМ О ЗОНГАХ?....................................10
  У КАЖДОГО СВОЯ ГОЛОВА...................................15
  ЛЮДИ vs. РОБОТЫ........................................................23
  O TEMPORA, O MORES!..........................................26
  ВСАДНИК БЕЗ ГОЛОВЫ..........................................29
  ТАНЦУЮЩИЕ СТУЛЬЯ..........................................41
  ИЗ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКООБРАЗНЫХ...........................47
  В ПОИСКАХ ТИВОЛА-СИВОЛА...............................52
  СПАСЕНИЕ ГЕРОЕВ...............................................58
  ТЕОРЕМА ПИФАГОРА............................................65
  В СТРАНЕ ГОЛУБЫХ ОБЕЗЬЯН...............................69
  Я И ОН................................................................73
  ЗАЗВОНИЛ ТЕЛЕФОН.............................................78
  БАЛЛАДА.............................................................82
  ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО...........................................87
  ПОСЛЕДНЯЯ МУЗЫКА...........................................97
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"