Болдырева Ольга Михайловна. Без сердца

Болдырева Ольга

Цикл: "Jus vitae et necis"

Книга 2

Без сердца

Аннотация:

Все сказки рано или поздно заканчиваются. Но что таится за последней страницей? Маленькое заблуждение, неверные выводы... и рушится всё. Леша променял спокойное будущее на лживое прошлое и взвалил на плечи тяжесть чужого долга. Не узнав правды, не думая о последствиях, шагнул навстречу Бездне. Сможет ли смертный мальчишка противопоставить что-то великим творцам?

Сказка закончилась. Начался ад...

Все отдав, я не встану из праха,

Мне не надо ни слов, ни похвал.

Я не жил, умирая от страха,

Я, убив в себе страх, воевал.

Редьярд Киплинг

Пролог

Вечер укутал город тяжелой серостью. Хмурилось и стягивало тучи небо. Неумолимо приближаясь, рокотал в отдалении гром. Сонное оцепенение расползалось по улицам и дворам. Таяли цвета. Замершие в подворотнях тени обретали ирреальную резкость и четкость, словно кто-то поставил переключатели света в неправильное положение, нарушив правила рисунка. Неумелый карандашный набросок штрих за штрихом превращался в шедевр абстракционизма. Деревья выгибались под ветром, беспомощно шаря вокруг голыми ветвями, теряя последние листья. Отяжелев от грязи, они лежали гниющими кучами на потрескавшемся асфальте. Некоторые, не успев достигнуть земли, подхватывались ветром и, кувыркаясь, неслись по пустым аллеям парка, чтобы спустя мгновение остаться в этой грязи, дрожа от холодных порывов.

Тонким росчерком осветила густой, забродивший сумрак первая молния; немного выждав, саккомпанировал гром, напомнивший ворчание старого зверя. Дождь никак не мог разойтись - он то прекращался, то снова накрапывал; сбегал по стеклам крупными каплями, отстукивал знакомый с детства ритм, передавая сообщение, засекреченное неизвестным шифром. Уродовал потрескавшийся за лето асфальт темными кляксами, будто желал не намочить его, а оплевать.

Люди спешили. Одевшись утром не по-осеннему легко, они ежились в тонких ветровках, натягивали капюшоны и проклинали погоду. Лица мертвели от злых слов. Каждое неуместное проклятие ставило свою печать, метку. Клеймило этих странных существ, которые забыв зонты лишь по своей глупости, надеялись найти и обвинить в своих бедах того, кто никогда не сможет ответить на обидные слова. Дать сдачи. Людям хотелось скорее достигнуть теплых, надежных квартир и не думать, что скоро гниющие листья скроет под собой снег. Холод проберется в город, застыв на лицах масками усталости и тоски.

И мир уснет до весны...

На несколько месяцев, которые так привычно растянутся стальной нитью вечности.

Хорошо уходить в зиму. Снег заметает следы, и в белой круговерти быстро исчезает свет в окне дома, лишая слабости повернуть обратно. Конечно, если есть, куда уходить... намечена цель, выбраны средства, не осталось сомнений.

Медленно-медленно в вязкой пелене, захватившей город, зажигались фонари. За украшенным маслянистыми разводами стеклом они превращались в нелепые, тусклые кляксы. Из приоткрытой форточки тянуло свежестью. Запах дождя смешивался с ароматом томящегося в духовке пирога, дорогого чая со смородиной, вишней и ноткой ванили, а еще домашнего, застоявшегося тепла.

Казалось, все разделилось на два мира - продрогший до костей, враждебный город и светлую, безопасную квартиру, надоевшую до тошноты. А больше не было ничего, только две грани, два полюса...

И застывшая на разломе фигура юноши.

Безнадежность, боль.

Ведь когда выхода нет, приходится смотреть в окно. Ждать. Верить, что когда-нибудь выход обязательно найдется. Серые стены растают в снежной круговерти, выпустив жертву из клетки. И наконец, прекратится ужасный дождь, напоминающий о потерях.

До зимы еще есть время.

Часть I

Без памяти

Глава 1.1

Выход

А мы все топчем пыль, сминая версты,

Рвем удила, меняем лошадей...

И с неба равнодушно смотрят звезды

На вечные метания людей.

Андрей Белянин

Когда-нибудь:

Он бежал.

Как загнанная, обреченная добыча, из последних сил; понимая, что, скорее всего, это бесполезно, и крохи оставшегося времени окажутся потраченными впустую. Взятое взаймы, слишком тяжелое и слишком живое сердце билось где-то в горле, мешая воздуху проходить в легкие. Его рваные, оглушающие удары, от которых он успел отвыкнуть, заполняли собой весь мир: не было ни шума машин, ни вскриков прохожих, которых он задевал и сбивал с ног. Только барабанная дробь, готового в любую секунду замереть сердца.

Он бежал. Вниз, через дорогу, на красный свет. Попасть под машину - глупо и невозможно, не в этот день, не сейчас. Это было бы так просто - опоздать из-за какой-нибудь ржавой девятки и, может быть, одновременно, это было бы лучшим выходом: проиграть, закончить раунд оглушительным разгромом и, наконец, закрыть глаза. Разрешить себе не думать ни о чем. Сладко... нереально. Ведь мироздание, наблюдающее за этой гонкой, также видело все расклады. И оно никогда не допустило бы такого банального финала.

Мимо школы, в которую он перевелся в восьмом классе, а девятом уже уходил в следующую. Мимо жилых домов и магазина. Мимо забора другой школы, где он когда-то был в музее, посвященном давней войне. Уже виднелись первые деревья перелеска, окружающего мутное озеро. Обычный круг едва ли в двадцать минут ходьбы, достаточный для того, чтобы в детстве со счастливым визгом бегать с одного невысокого холма на другой, кормить уток, лазить по раскидистым ивам с широкими, удобными ветвями и наблюдать за отдыхающими людьми. Образы - карикатурные осколки памяти - вросли в память намертво; их кривые края торчали, задевая что-то внутри, вспарывая сознание, уродуя брызгами крови. И вместо того, чтобы сосредоточиться на сердцебиении, дыхании, чтобы отдать всего себя достижению цели, срывался, вспоминая детали. Он не понимал, способен ли еще на полноценный анализ, и не является ли окружающая его действительность бредом, последней зацепкой агонизирующего рассудка.

На самой грани восприятия мелькнул силуэт. Абстрактный, будто бы мираж, одновременно незнакомый... может быть, это даже не тот человек, который ему нужен. Занятый своим будущим и мечтами совсем другой парень.

Остановиться, позвать, крикнуть. Только короткие мгновения могли оказаться чересчур дорогими. А бесценное время уже отсчитывало последние песчинки на дне разбитых часов. Он захрипел, рот наполнился вязкой слюной с отчетливым вкусом крови. Вытолкнул из горла слова, но прозвучал только хрип. И тогда он решился. Остановился, глубоко вздохнул. Закричал. А после, понимая, что выменянные минуты жизни подошли к концу, заставил тело вновь броситься вперед, не чувствуя обжигающей боли.

Вся множественная вселенная замерла в ожидании.

И ставила на то, что он не успеет.

Сейчас:

Люди не умеют жить - только ждать.

Ожидание пронизывает все: от липких снов и сумбурных мыслей, до предсмертной агонии. Душа человека читается, как открытая книга. А посередине пустота. Память не останавливается на минутах и днях, разговоры звучат странные, сознание гаснет, оставляя несколько ярких отметин. "Немного, и это произойдет... завтра, нет... послезавтра. Чуть-чуть". Знакомо? Человек готовится, планирует, представляет. Мысленно проигрывает разговоры, поворачивая их под нужными углами, кажется, успевает просчитать все линии вероятностей. Нервничает. Смакует. Жаждет. И вот событие проходит, оказываясь слишком простым. Приносит разочарование от грандиозной подготовки. И человек ставит на своем пути новый маячок - выбирает цель и живет ради нее, считает дни, не наслаждается отпущенным временем. Быть может, кто-то пытается затормозить, прокричать в пустоту: "Замри!" - но в ответ слышит тишину.

Мир по своей сути однороден. Он с неохотой принимает тех, кто пытается выйти за рамки обыденного. Яркое пятно чьей-то судьбы оказывается бельмом на глазу, и действительность спешит убрать его, заретушировать. Так странно выглядит человек, замерший на краю и пытающийся жить одним мгновением. Нет. Этого не допустит ни время, ни мир - слишком опасны люди, которые умеют различать невидимое. Такие долго не живут. Мироздание либо превращает их в безликие, серые тени, либо манит мелодией неземной красоты, уводя в пустоту.

Надо учиться и жить и ждать.

Иначе не сможешь переиграть время.

...Подышав на стекло, я провел по нему пальцем, рисуя зигзаг. Посмотрел, как он тает, оставляя разводы. Вздохнул и потер окно краем занавески, убрав отпечатки ладоней. А после снова положил руку на стекло, надавливая, чтобы оставить новые разводы.

Пелена дождя превращала город в огромное затаившееся чудовище... - кажется, брат давал когда-то именно такое сравнение. Я был с ним согласен. Чудовище жило своей жизнью. Нервы улиц, вены проспектов, отравленные легкие предприятий, крошечные кровяные тельца - люди: все существовало в едином ритме, даже не подозревая того. Ведь каждый считает себя особенным, наделенным высшим предназначением, не подозревая, что у соседа могут быть такие же проблемы, а девчонка с верхнего этажа ненавидит этот мир еще больше, чем ты сам.

И мечтает, чтобы он захлебнулся болью.

Совсем недавно я был счастливым подростком...

Наверное, сложно представить счастье, как обычное состояние, в котором человек находится постоянно: просыпается, проживает день и ложится спать. В наше время оно почти исчезло. Да, случаются короткие всплески - приятное известие, удача, долгожданное событие. Хороший день. А дальше снова наваливаются привычные проблемы.

Мне повезло.

Или нет...

Учился на "отлично", почти не прикладывая к этому усилий. Знания словно бы давным-давно обосновались в моей голове и всплывали по мере того, как становились необходимы. Небольшой бизнес родителей шел в гору, по маленьким шажкам вытягивая нас на какой-то другой уровень: отец купил новую машину, в квартире сделали качественный ремонт, приобрели дачу. И друзья у меня были замечательные: верные, умные, именно такие, о которых человек может только мечтать. Даже с личной жизнью и здоровьем проблем не возникало.

Иногда я задумывался: а всегда ли так было? В какой именно из дней, проснувшись, я первый раз ощутил это странное счастье, а в семье перестали происходить ссоры и беды? Память молчала. Будто всю жизнь я не знал ничего кроме этого состояния, когда в метель, после шести пар, нагруженный тяжелым рюкзаком с учебниками, все равно ощущаешь себя так, будто лежишь с книгой на диване... и совсем не чувствуешь голода, хотя за весь день выпил только банку приторной газировки.

Да. При таком сопоставлении действительно начинаешь понимать, что это выглядит странно. Точнее - противоестественно.

И никак не получается вспомнить, что же было раньше.

Почему, если вся жизнь - одинаково-ровная светлая полоса, на губах горчит при слове предательство? Почему, несмотря на отличное здоровье, когда друг жалуется, что заболел гриппом, внутри появляется знакомое ощущение, которое по тихому шепоту памяти ты ни разу не испытывал?

Почему разглядывая семейные фотографии, кажется, что на них кого-то не хватает? А если случайно посмотреть в зеркало, можно заметить расплывчатую тень у себя за спиной...

Ответов не было.

И до прошлого года я был замечательным счастливым подростком, который планировал заниматься семейным бизнесом, уже задумывался о создании собственной семьи, и никогда не мучился ночными кошмарами.

Затем случились две вещи. Я нашел на компьютере файл с книгой, которую не мог написать сам. И спустя какое-то время нашли самого меня. Помню странное узнавание, когда взгляд скользил по строчкам пугающего текста. Но все решил визит странного существа: крылатый парень с беззаботной улыбкой всесильного ребенка прикоснулся ко мне и выпрыгнул в окно, подхваченный ветром.

Я вспомнил. Ту другую, совершенно нереальную, но настоящую жизнь.

Когда-то у меня был младший брат. Он ушел мстить и домой не вернулся.

Счастье исчезло.

Скоро должен был повернуться в замке ключ, в небольшой прихожей вспыхнуть свет, а квартира стать заполненной и предпраздничной. Родители заключили очередной, удачный контракт и спешили похвастаться, отметив событие. Они возвращались домой довольные и полные сил, совсем нестарые - словно застывшие на переломе в том самом стоянии умиротворения и счастья, о котором я уже упоминал. Я почти слышал, как медленно поднимается лифт. Нехотя, с натугой раскрывает створки, выпускает соседей, живущих под нами. Мама желает молодой паре всего доброго, улыбается, а отец тихо замечает, что устал ждать, когда же я приведу в дом, несомненно достойную и замечательную девушку, чтобы познакомить с ними.

Вот лифт доезжает до нашего этажа. Но наваждение исчезает. Я отворачиваюсь от окна и, ссутулившись, иду в свою комнату. Нет желания праздновать, рассказывать, как прошел день, и слушать занимательную историю заключения контракта. Мне хочется распахнуть крылья и вырваться в дождь, не боясь камнем рухнуть на холодный, мокрый асфальт.

Что я делал этот год?

Жил. Ходил в университет, встречался с друзьями, знакомился с хорошенькими девушками и переписывался со знакомыми по Интернету. Я знал, где-то рядом - совсем близко, быть может, за моим левым плечом есть огромный мир, наполненный магией и жестокими законами. Что надо лишь вовремя обернуться, и он откроется мне...

Но как бы я не старался, как не искал существ, живущих в нем, как не кричал, надеясь, что буду услышан, ничего не происходило. Меня по-прежнему окружала привычная до зубной боли реальность.

Замок щелкнул.

- Лешенька? - голос мамы звучал мягко, она бросила ключи на банкетку, где лежали шапки и шарфы, и потянулась к включателю света. Обернулась, что-то тихо сказала отцу. Раздался смех.

Наверное, винить родителей было глупо и жестоко с моей стороны. Их лишили памяти так же, как меня. Иногда казалось, это к лучшему. Они любили друг друга, были счастливы, имели взрослого сына, которым гордились. Зачем лишняя боль о другой, поддельной жизни? Иногда я задумывался: что бы они решили, поставь их Сережа перед выбором... Захотели ли бы помнить второго - больного, тощего мальчика с пустым, пугающим взглядом?

Я не стремился знать ответ.

В памяти причудливо перемешивались кадры настоящего и прошлого, их щедро разбавляли обрывки рассказов брата о самой первой нашей жизни, когда все было иначе, а судьба только репетировала грандиозный спектакль.

А что выбрал бы сам?

- Все в порядке... я, - быстро проскользнув в холл, чтобы избежать теплых объятий, поспешно забрал с вешалки пальто и шарф, - нужно... - повод придумать не получалось, - просто. Не ждите, - скомкано попросил родителей. Проверив в кармане ключи и мобильный телефон, закрыл за собой дверь.

Кажется, мама что-то уточнила, отец попросил вернуться и объяснить такое поведение, но лифт уже раскрыл створки. Дрожащими пальцами включил наушники в разъем и увеличил до предела громкость. Часа на три хватит, затем батарея разрядится, и я останусь без средства связи.

Великолепно.

Пока же можно было отдать себя плачущей, надрывной музыке и постараться не думать ни о чем, кроме нее. Три моих двойника, запечатленных в зеркальных стенах лифта, ссутулились, надевая тонкие перчатки и поднимая высокий ворот пальто. Хмурый, невыразительный взгляд задержался на лице, показавшимся каким-то чужим, незнакомым, пытаясь убедить себя в глупости собственного поступка. Пожал плечами.

Отражения отражений терялись где-то в бесконечности, копируя этот жест.

В каком-то странном состоянии, ежась от порывов ветра, я прошел вдоль дома до первого подъезда, остановившись на краю тротуара. Перекатился с пяток на носки: новые, еще не разношенные ботинки, жмущие в подъеме, неприятно скрипнули, словно собрались сразу же развалиться на части. Впереди, за помойкой, тускло мигала лампочка в подъезде соседней девятиэтажки; на ступенях медленно докуривал высокий, широкоплечий мужчина; у его ног лежала объемная спортивная сумка. Выкинув бычок и сплюнув на асфальт, он так же неспешно достал следующую сигарету.

Смотря на него, я думал о том, что в нашем мире достаточно людей, которым некуда спешить. Не "ненужно", а именно "некуда". Их не ждет никто и ни что, все партии с судьбой давно отыграны, и остается только брести по жизненному пути, не оборачиваясь назад. Наверное, такие люди - самые несчастливые на свете. Я не знал, относился ли курящий мужчина к этой группе, и плохо понимал, чем он привлек мое внимание, но понаблюдав несколько минут, потерял интерес.

Итак, у меня было два варианта развития событий. В первом я набирал номер кого-то из друзей и просил разрешения остаться на ночь, отговариваясь какой-нибудь нелепой глупостью. Во втором бессистемно бродил по улицам района, надеясь на чудо. Ветер толкнулся в спину. Мне даже показалось, что если вытащить из ушей наушники, услышу его истеричный, бабский смех. Действительно, идея не отличалась здравомыслием. Я прекрасно понимал, что она останется актуальной, пока играет музыка, прокручивая любимые композиции. Затем телефон жалобно пискнет и отключится, оставив меня наедине со спящим городом. И уже не будет возможности напроситься к кому-нибудь из знакомых...

Но при одной мысли о компании меня начинало мутить, а во рту чувствовался привкус желчи. Неизбежны вопросы и чаепитие, обязательно последуют шутки, придется улыбаться в ответ и быть дружелюбным. С тем же успехом я мог развернуться и уйти домой. Но именно от домашнего тепла я сейчас бежал.

Оставался другой вариант.

Во дворе нашего дома, который год ремонтировали старый детский сад. Обещали сделать его больше, удобнее, современнее, поставить новые площадки, даже оборудовать бассейн. Открытие сначала запланировали на это лето, затем, когда с календаря оторвался последний лист августа, перенесли на следующее. Но здание советской постройки, как стояло, так и продолжало стоять, словно бы насмехаясь над планами строителей. Кое-где компании подростков выбили стекла, появились надписи стандартного содержания, от перечисления имен побывавших у стен героев, номеров мобильных, до откровенных пошлостей. Плохо укрытые стройматериалы растащили, исчезла единственная детская площадка: скрипучие качели, турникет и несколько врытых в землю шин... этому способствовали огромные прорехи в старом заборе.

Именно такой я воспользовался.

В наушниках играл Вивальди. Казалось, скрипки находятся у меня в сердце и именно из него по телу огнем растекаются звуки.

Не исключено, что именно поэтому, увлеченный мелодией, я заметил компанию поздно. Нажав на гарнитуру, отключил звук и остановился в десяти шагах от запасной лестницы, которую укрывал небольшой козырек. На нижней ступеньке сидела тощая девчонка и заразительно смеялась какой-то шутке. Ее высокий, приятный голос сам по себе казался произведением искусства. Развлекали девчонку два молодых человека, моих ровесника. Но самым потрясающим фактом была их одежда: короткая юбка едва прикрывала острые коленки девушки, топ выгодно подчеркивал приятные формы. Парни же, не замечали осеннего холода в легких рубашках с короткими рукавами.

Нашел.

Наконец-то!

Мыслей в голове не осталось, словно кто-то провел огромным ластиком, сделав лист девственно-чистым. Единственное, что я знал в этот момент: эти существа не могли быть людьми. Нет...

- О-о! - заметив меня, девчонка плавным движением поднялась на ноги. Неправильно-большие глаза некрасиво округлились, сделав ее похожей на стрекозу. - Невероятно! Доставка ужина по месту назначения ровно в срок, - оскалилась она.

Это прозвучало слишком буднично, чтобы подчеркнуть - одной фразы достаточно, играть с едой никто не собирается. Почему-то, проигрывая в уме разные варианты встреч с кем-то, не принадлежащим нашему миру, я никогда не представлял себя на месте ужина. А стоило бы. Кто примет чужака с распростертыми объятиями? Кто обрадуется слабому, смертному человеку, который сам не знает, что ему нужно... ответы? Правда? Что-то другое? Пожалуй, мне следовало уделять больше времени деталям, а не мечтать о сказках.

Сережа предупреждал, что в реальной жизни такие сказки называют кошмарами.

Возможности поговорить и объясниться почти не оставалось, но я искренне продолжал верить, что все это произошло не случайно. Само проведение привело меня к лестнице. Слишком долго я искал, ждал; и закончиться моим съедением все это, толком не начавшись, никак не могло.

Так не бывает.

Правда?

- Здравствуйте, - я начал с самого очевидного.

Девчонка удивилась и состроила гримасу. Мимика ее худого, непривлекательного лица была очень подвижна.

- Здравствуй, - согласилась она.

Парни за спиной молчали, не проявляя ни капли интереса к происходящему. И сразу становилось понятно, кто в их компании главный. Надежда в груди затеплилась сильнее - понравиться девушке для меня никогда не составляла труда. Хотя бы заинтересовать ее не только как нечто, годное лишь для употребления в пищу.

- Я искал вас... - продолжить не успел, как девчонка насторожилась.

- Нас? - сейчас ее голос больше напоминал эхо, словно я разговаривал сам с собой, слыша отголоски собственных фраз.

- Кого-нибудь, - поспешно поправился, чтобы изначально не оказаться понятым неправильно. Вдруг эту компанию ищет кто-то кроме меня? - Мне нужно попасть в ваш мир...

Девушка ничего не ответила. Ее взгляд не изменился, но хищный оскал сменился вежливой улыбкой, словно поощряя к продолжению рассказа. Я попытался вспомнить, кого упоминал брат в наших долгих разговорах.

- Женщину зовут Алив, это творец... вы знаете ее? Не думаю, что она выслушает меня и ответит, но это очень важно. Может, вы могли бы помочь мне? Не знаю, чем смогу заплатить... - последняя фраза оказалась роковой.

Потом, спустя время, я понял, что со мной игрались и что бы ни сказал - итог был один, но в тот момент, если бы я повернул свою речь в другое русло, смог выиграть спасительные минуты.

Но этого не случилось.

И мироздание, педантично запротоколировав мои слова, уже раскручивало тугой узел реальности и направляло ее течение в новое русло.

Я не заметил знака, который девчонка подала своим спутникам, но в следующее мгновение, резкий удар в грудь выбил из легких воздух, а меня кинуло на мокрый асфальт. Отлетел в сторону телефон, и я даже, кажется, успел пожалеть о новой, чертовски-дорогой модели...

Как легко потерять ориентацию в пространстве, когда каждый нерв уже кричит от боли, но она еще как будто бы находится отдельно от тебя, по капле проникая в кровь, растворяя ее в кислоте; земля и небо меняются местами, а ты сам никак не можешь сделать один единственный, спасительный вздох. Все, что я успел - сжаться в защитную позу эмбриона, словно это было записано где-то в подсознание, и тело действовало независимо от рассудка. Мне хотелось куда-то ползти, отбиваться, звать на помощь, но в место этого я закрыл голову руками, понимая, что в любом случае протяну не долго.

И моя сказка закончится.

Удары сыпались один за другим: спина, ноги, снова спина. Не выдержав, я выгнулся от боли, открывшись лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы обутая в растоптанный кед нога, достала до живота. Я отмечал методичные удары частью сознания, словно бы отделенной от общей части тонкой пленкой полнейшего равнодушия. Будто смотрел на происходящее со стороны, и оно совершенно меня не касалось.

Удар.

Внутри что-то хрустит и надламывается.

Удар.

Девчонка стоит близко-близко, наблюдает за работой друзей.

Удар.

Я кричу, вою, пытаюсь еще сильнее сжаться, исчезнуть.

Удар.

Рот заполняет вязкая соленая кровь; захлебываюсь, давлюсь ей, сплевываю, но ее становится все больше, как будто где-то сломался вентиль, сдерживающий поток. Отчаянный крик становится хрипом.

Удар. Вокруг темнота, реальность гаснет, кто-то медленно уменьшает громкость и четкость. Единственное, что я еще могу - тихо скулить.

Все прекратилось внезапно, как и началось. Стало так тихо, что можно было сгребать эту тишину в горсти. Девчонка молчала, я же пытался заново научиться дышать.

Дети любят драться в детстве. Не поделив с соперником место на игральной площадке, защищая красивую девочку из параллельного класса, доказывая, что собственный отец лучше, чем отец соседа по парте. Часто стайки школьников расправляются с теми, кто не входит в их компании: хуже одевается, лучше учится, пользуется большим доверием учительницы или просто странно выглядит.

Всю жизнь в те моменты, когда не был лидером в коллективах, с которыми меня сталкивала жизнь, я все равно находился по правую руку от него. Сейчас же я почувствовал себя таким мальчишкой: маленьким, в очках с нелепой оправой, потрепанных штанах на подтяжках, купленных сразу "на вырост" и старым рюкзаком. Был у нас такой в классе... Три года терпел, а потом родители его в другую школу перевели. Я помню его. Помню, что хоть никогда не поднимал на него руку, ни разу за него не заступился...

Больно...

Правое плечо было выбито из сустава, ноги сломаны... по ощущениям, готовым выйти за пределы порога выдержки, судить оказалось сложно. Казалось, что обломок кости, пробив кожу, распорол джинсы и скреб по асфальту, когда неловко пытался пошевелиться, чтобы, хоть чуть-чуть компенсировать эту боль. Выплюнув еще один сгусток крови, я понял, что внутренние повреждения на самом деле куда хуже, чем казалось на первый взгляд.

Реальность продолжала гаснуть.

- Мы даже побрезгуем питаться тобой, - девчонка опустилась рядом на корточки, равнодушно смотря мне в глаза. - Когда-нибудь творцы исчезнут. Обязательно найдется тот, кто сотрет их с лица вселенной. Человек, назвавший имя Великой слишком опасен. Даже если сам этого не понимает.

Но я всего лишь хотел спросить у нее, узнать, что случилось с моим братом... ничего более. Только спросить.

За что?

Медленно приходило осознание того, что меня убили. Уже.

- Впрочем, - неожиданно девчонка улыбнулась, - ты сказал, что хочешь в наш мир. Опасное желание, потому что у таких, как мы, он свой. Пожалуй, я приглашу тебя. Сможешь перевоплотиться: останешься жить, ну-у условно, конечно, тут ничего не попишешь. А еще присоединишься к моей маленькой семье. Это будет забавно! - она захлопала в ладоши, будто бы узнала о каком-то замечательном подарке.

С руками девчонки происходили странные метаморфозы, словно молодой специалист по спецэффектам, не знал, что придумать, и лепил на кадры фильма первое, что приходило ему в голову. Кисти ощутимо деформировались, став тоньше и длиннее, вытягивались фаланги пальцев, теперь больше походившие на уродливые шипы. Я вспомнил, как один раз сильно укололся о наш кактус, вымахавший на теплой кухне до потолка, и как долго потом нарывало и болело место укола... Наверное, чтобы обратить, мне нужно передать какой-то яд.

Становиться монстром не хотелось. Конечно, если бы сказал, что человеческая сущность меня полностью устраивает, покривил бы душой. Я мечтал о какой-нибудь силе, новых способностях и прочей чепухе... но не о том, что предлагала мне девчонка. Впрочем, в моем положении выбора не оставалось. Ровно до тех пор, пока тонкий отросток, уже ничем не напоминающий обычный палец, не пробил мне грудь, а заодно и сердце. Его и без того редкие удары прекратились... Возможно, на целое мгновение я перестал существовать в этом мире, а затем, проникший в кровь яд этого странного существа выдернул меня из приторного небытия.

И за это короткое мгновение, ситуация изменилась кардинально.

Над головой раздался выстрел, девчонка испуганно вскрикнула и неловко дернувшись, упала рядом со мной. Моя кровь, обильно забрызгавшая асфальт, запачкала ее острые коленки и ладони, а в больших, стрекозиных глазах появился настоящий ужас. Извернувшись змеей, она подскочила на ноги, спеша укрыться за спиной одного из парней. Второй, уже не опасный, лежал в десяти шагах от меня. Что примечательно - без головы. Незнакомый мужской голос в крепких ругательствах коротко освятил ситуацию, когда парень бросился в атаку, но следующая пуля все равно досталась девчонке, украсив ее лоб аккуратной дыркой.

Третий выстрел цели не достиг.

- Ушел, падла, - прокомментировал вмешавшийся стрелок. Немного помолчал и добавил, - зуб даю, недалеко... опоздал все-таки. Они обычно дольше кормятся. Эй, парень, еще шевелишься? - у него был интересный акцент человека, который зная язык в совершенстве, все равно намеренно подчеркивает, что он ему не родной.

Я медленно моргнул и с трудом выдохнул.

- Живой. Плохо, - констатировал стрелок. - Скоро обернешься, и мне придется тебя прикончить, так что лучше не цепляйся за этот свет. И мне проще, и тебе меньше боли.

Было в его голосе что-то такое, что я поверил ему безоговорочно. Прикончит, не пощадит, даже не подумает о том, чтобы дать мне уйти. И будет прав. Став тварью, я не останусь самим собой... наверняка, чтобы поддерживать существование, придется питаться другими людьми. Этот путь приведет в никуда.

Жаль.

- А теперь еще с тобой сидеть, ждать пока отмучаешься, чтобы не упустить. А тот, который ушел, регенерирует. Плохой день.

Рядом опустилась большая спортивная сумка, как оказалось, до отказа забитая оружием. Надо мной навис мужчина за сорок лет. Почему-то он показался мне невероятно огромным, словно был настоящим великаном. У него оказалось грубое лицо, которое подошло бы языческому истукану, светлые глаза и светлые волосы; правую щеку обезображивал шрам. С трудом я узнал его - именно этот мужчина курил на ступеньках подъезда.

Великан разочарованно покачал головой.

Я закрыл глаза. Хотелось сказать ему, что никуда не денусь... не стану звать на помощь или ползти к мобильнику в надежде, что тот еще работает, и мужчина может спокойно выследить последнюю тварь, а потом вернуться сюда. Я подожду. Но из горла вырвался только хрип.

Как ни странно, великан понял меня.

- Действительно? - не исключено, что он умел читать мысли, но скорее всего, слишком часто сталкивался с подобными ситуациями.

С трудом моргнул, подтверждая свое обещание.

- Как знаешь, - согласился великан, - только учти, что найду тебя в любом случае. И скорее рано, чем поздно. Ок?

Он выпрямился и скинул с себя легкую камуфляжную куртку, укрыв меня. Из-за такой заботы, несмотря на то, что происходило вокруг и к чему все шло, почему-то стало стыдно и неловко.

- Лучше бы тебе успеть умереть до того, как я вернусь, - заметил великан и, достав из внешнего отделения сумки запасную обойму, сунул в задний карман брюк. - Не скучай...

Его шаги быстро стихли; снова заморосил противный, холодный дождь.

Где-то совсем близко обо мне волновались родители, один за другим набирая номера друзей и знакомых, надеясь узнать, у кого я решил переждать ночь. Ледяными змейками от сердца по всему телу разбегалось странное оцепенение, немного гасящее боль, убаюкивающее.

Никогда в жизни мне не было так страшно, как сейчас.

Люди в те или иные моменты часто представляют свою смерть... такова уж наша природа: не верить в старуху с косой до последнего, но рисовать ее облики в своем воображении, будто бы она стоит за плечом, наблюдая каждое твое действие.

Умирать страшно, чтобы ни пытались говорить другие. Весь этот пафос хорош, когда все случается за секунды, и ты просто не успеваешь осознать, что происходит. Но если остается время на раздумья, вместе с этим приходит страх. Можно идти на встречу с той, которую мой брат называл Тихой госпожой, со счастливой улыбкой и цветами в руках, но это не значит, что где-то в самом темном углу души не будет сидеть липкий, уродливый комок панического ужаса.

Капли дождя стекали по вороту куртки великана, скатываясь за шиворот, от запаха крови тошнило, а холодный асфальт казался доской с острыми гвоздями, впивающимися в тело. Впрочем, ног я уже не чувствовал. Почему-то, больше всего не хотелось умирать одному, в мыслях мелькала зависть к тем, кого держали за руку, не отпуская до последнего, еще обида на такую короткую судьбу и ожидания того, что встретит меня за гранью.

Но, прислушавшись к словам великана, я не сопротивлялся, подступающей темноте.

Я просто усну... закрою глаза, чтобы проснуться через час или, может быть, два... и больше ничего не будет болеть. Самое главное, заставить себя закрыть глаза, погрузиться в уютный мрак и представить что-нибудь хорошее, вспомнить... Моргнул, понимая, что оказывается, закрывать глаза еще страшнее. Кажется, что пока есть мир вокруг тебя: его видишь и анализируешь, ты тоже существует, но как только веки сомкнуться - станешь частью пустоты.

Чуть-чуть.

- Не советую... - над ухом прозвучал бархатный голос. - Все именно так плохо, как оно есть, но из этого еще можно извлечь выгоду.

Сначала я подумал, что полупрозрачная женщина - часть предсмертного бреда. Она стояла чуть поодаль, почему-то не приближаясь, и заметив, что я смотрю на нее, быстро заговорила.

- Тебя слишком хорошо защитили. За все это время я не смогла пробить даже крошечной щели, так что твоя безвременная кончина оказалась кстати. Вот об этом никто из творцов не подумал... впрочем, не удивительно. Всесильное Поколение часто забывает, что люди имеют глупую привычку умирать в самые неподходящие моменты самыми нелепыми способами. Так что нам с тобой почти повезло! Если бы ты попал под грузовик, это действительно привело к смерти. Итак, думаю, ты уже можешь сказать мое имя. Не правда ли?

Сережа называл ее красавицей. Возможно, еле различимая тень действительно являлась к нему в облике обворожительной женщины, и для каждого становилась чем-то новым. Мне достался невзрачный образ, на человека похожий лишь отдаленно.

Бездна. Конечно, именно так называл тебя мой брат. Но что с ним, если ты здесь и пыталась ко мне пробиться?

- Серег мертв, естественно, - раздраженно ответила могущественная сущность. Мои мысли были для нее открытой книгой с большим шрифтом: - Мог бы не спрашивать, чтобы не выглядеть глупее, чем есть на самом деле. Его убила Алив. Твоего брата предали, рассказав творцу, что он учится делать то, что ему нельзя уметь ни в коем случае... Запутанная, печальная история о еще одном птенце, который так и не научился летать, несмотря на то, что я дала ему верные, большие крылья. Пока буду рассказывать, ты точно умрешь. К делу.

Кто его предал?

Бездна вздрогнула. Это было так странно, словно белый фарфор маски треснул и на секунду я увидел лицо обычной растерянной женщины. Ей не хотелось мне отвечать, но я зацепился именно за эту фразу. Предали, а не просто убили. Опять. Господи, неужели Сереже снова пришлось пережить это?

Не слишком ли жестоко?

- Ее зовут Ирэн, - тихо сказала Бездна, - если это имя тебе что-нибудь скажет, конечно. Она поделилась своими наблюдениями с псом Пресветлой - Девеаном, его-то ты точно знаешь. А тот поспешил на поклон к своей госпоже.

Нет. Не может быть.

Другие слова не имели значения. Я понимал, что был согласен на все, заранее, не слушая условия и требования. Просто согласен... Имя Ирэн говорило слишком о многом. Словно бы Время издевалось над Серегом: в первой жизни лишило всего, оставив рядом лишь одного человека, а в следующей сделало предательницей ту единственную, о которой даже с пустотой вместо души он говорил, как о богине.

Мой бедный младший брат. Прости, что так получилось.

"Что нужно делать?" - я бы хотел произнести это вслух. Спокойным ровным тоном, еще раз подчеркивая то, что цена значения не имеет. Но Бездна поняла меня, улыбнувшись.

- Нужно держаться. Я рада, что для брат так важен тебе, но для начала позволь все-таки объяснить, через что придется пройти. Не хочу лишать выбора.

Спасибо.

- Наверное, можно было рассказать о виде, с которым ты столкнулся... но на Земле слишком много ему подобных, не хочу вдаваться в подробности. Скучно. Они бегут из разных миров; у всех свои привычки и ритуалы. Главное, что яд должен проникнуть человеку в сердце, и за тем начинается обращение. Поэтому через несколько минут, если не успеешь умереть, ощутишь боль, которую нельзя будет сравнить ни с чем из того, что ты уже пережил. Опять же, на пару шагов заходя в дебри тонкостей этого вида, первое время новообращенные очень живучи... взрослую особь можно убить, чем угодно, цитируя персонажа книги, которую любил твой брат: хоть куском теста. Если, конечно, тебя не съедят раньше - реакция у них на зависть. Вот с новичками приходится мучиться. Поэтому тот суровый дядька постарается вернуться до того, как ты станешь полноценным монстром. И знаешь, что последует за этим?

Бездна смешно растянула последнюю "и", будто бы подчеркивала, что хочет узнать мою версию.

То, что он убьет меня - было слишком очевидно. Возможно, от меня требовалось ответить, как именно. Почему-то всегда этому вопросу уделялось особое внимание. Серебряные пули, святая вода, хороший топор, которым можно отрубить голову... да, определенно что-то такое. Но меня мутило, а бороться с темнотой становилось все сложнее с каждой секундой, и я никак не мог сосредоточиться на том, что лежало прямо перед моим носом.

Сердце.

Яд в сердце...

Значит?

- Да, - кивнула Бездна, довольная ответом, - дядька достанет свой армейский ножик, и ты станешь бессердечным в прямом смысле этого слова. Очень, очень, очень болезненная процедура. И, как правило, такие хрупкие люди после нее умирают. Но!

Интересно, когда она общалась с Сережей также кривлялась и иронизировала? Бездна, не обратив внимания на вопрос, продолжила.

- Конечно, я бы предпочла, чтобы тебя, как и брата, лиши души - это идеальный симбиоз, к тому же, я обычно учитываю прошлые ошибки. О-о, мой дорогой, мы были бы идеальной парой! Увы, придется довольствоваться тем, что есть, хотя заменять нематериальную душу намного проще, и ничего другого я ни разу не пробовала. Но надо же когда-нибудь начинать?

Я закрыл глаза, стараясь контролировать свое дыхание. Тело предавало меня, забывая о том, что ему необходим кислород. Кажется, мне все-таки придется сегодня стать монстром. Что делает с человеком отсутствие души, уже видел. А какими становятся люди, лишенные сердец? Буду первым, кто это узнает...

- Итак, я получу новую игрушку и возможность расплатиться с творцами, ты - жизнь, силу, пропуск в новый мир и месть за младшего братишку. Заключаем сделку?

Но сначала - адская боль?

- Да. Я не завидую тебе, но верю, что ты справишься. Решай скорее, до начала обращения осталось всего ничего, а без твоего согласия не смогу ничего сделать.

Согласен.

Бездна серьезно кивнула и исчезла, словно я действительно бредил, вообразив себе встречу с одной из ключевых сил этой чертовой вселенной. Но все уже растворялось в едкой кислоте, которой за одно мгновение стала моя кровь...

Есть такой тип боли, когда пределы разумного уходят на второй план: все, чего хочет человек - схватить лезвие и начать резать себя, чтобы новыми волнами хоть немного притуплять разрывающее на части чувство. Рвать себя зубами, если рядом нет ничего острого. Кататься по асфальту, колотить по нему руками и ногами, просто перестать существовать... только бы это закончилось.

В какой-то момент я понял, что лучше бы, как и советовал великан, умер. Сделка, месть, творцы, семья - все это оказалось настолько незначительным по сравнению с болью, что было почти смешно.

- Тихо, парень, не дергайся, - сильные руки придавили меня к асфальту, - только хуже сделаешь.

Великан был слишком осторожен, словно обращался с фарфоровой, безумно дорогой статуэткой, или ребенком. Он надежно спеленал меня своей курткой, промокшей под дождем насквозь, сел рядом в лужу крови, не обратив на этот факт никакого внимания. И почему-то мне предалось его спокойствие. Боль еще была где-то внутри, но вместе с этим я слишком четко понимал, что последует за возвращением великана, чтобы метаться и скулить, пытаясь хоть как-то компенсировать раскаленный свинец в венах.

- Надо же, дождался. Спасибо, что облегчил работу, если бы я тоже мог сделать для тебя это...

Великан говорил что-то еще, убаюкивающее, отвлекая внимание от своих действий: притянуть за ремень сумку, достать нож, расстегнуть пальто, разрезать рубашку, примериться... Слишком быстро и просто, заученными движениями, не изменяя ровного голоса. Словно бы я был жертвенным бараном, а он жрецом.

В последний момент я успел зажмуриться.

Надеюсь, Бездна знает, что делает.

Страшно.

- Прости, - попросил великан и сделал первый надрез.

Комментарии: 7, последний от 27/04/2021. © Copyright Болдырева Ольга Михайловна (olyastik@list.ru) Размещен: 27/11/2014, изменен: 29/06/2015. 43k. Статистика. Статья: Фэнтези Jus vitae et necis Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Все сказки рано или поздно заканчиваются. Но что таится за последней страницей? Маленькое заблуждение, неверные выводы... и рушится всё. Леша променял спокойное будущее на лживое прошлое и взвалил на плечи тяжесть чужого долга. Не узнав правды, не думая о последствиях, шагнул навстречу Бездне. Сможет ли смертный мальчишка противопоставить что-то великим творцам? Сказка закончилась. Начался ад... От автора: пролог и глава. Когда-нибудь это обязательно будет закончено, но не в ближайшие несколько лет.

Болдырева Ольга Михайловна : другие произведения.

Без сердца