В сорок удивляешься исчезновению сверстников. Мы жили в интересные времена, и дай вам бог жить скучнее. Каждый раз думаешь:
"Вот и наше поколение. Рудиментом в нынешних мирах."
Но разрозненные случаи пока не становятся привычкой судьбы, это позже, когда начнутся инфаркты-под-пятьдесят.
В шестьдесят скрипишь зубами, видя, как друзья уходят, выщелкиваясь из обоймы, и было их немного, а похороны - будто колеса по стыкам рельсов, с регулярностью метронома.
Как уходят старики, и клан заканчивается, молодые общались, пока их связывали родители, да и нет уже смысла в клановости при открытых границах и невозможных расстояниях.
В семьдесят пять отстраненно наблюдаешь, как умирают те, что сильно моложе: едят не то и проверяются редко, думая: "Со мной не случится". Те самые пятидесятилетние инфаркты и запущенная онкология, но уже в поколении детей. И сам ел не то, но с генами повезло больше.
В девяносто уверяешься, что Бог забыл о твоем существовании. Это не радует и не огорчает, но жаль, что тело одряхлело прежде души.
Внучке, поздравившей с девяностопятилетием и спросившей, что привезти в качестве подарка, отвечаешь: "Смерть".