В 2005 году вышла на украинском языке в авторском сборнике "Краще сидiти вдома"
Алина Болото
ЛОТ ДЛЯ ВИНЕГРЕТА
Прошло более трех лет, произошло множество разных событий, но наш "поход" во главе с Александром Петровичем Ивушкиным я все-таки буду помнить еще очень долго.
В то лето мои родители собрались вспомнить молодость и забраться с палаткой в лесную глушь, а меня решено было оставить на бабушку Клаву. К их громадному огорчению выяснилось, что бабушка Клава укатила в санаторий лечить радикулит.
- В твои годы я прекрасно справлялся с домашним хозяйством один, - сказал мне папа.
- В ее годы ты усердно изобретал порох! - не без ехидства напомнила мама. - Да и время сейчас другое.
Папа нахмурил брови и посмотрел на меня с легким сомнением.
- Девочки не интересуются порохом, - сказал он, наконец.
К тому времени на моем личном счету уже числились: создание океанариума в нашей ванной, художественная роспись обоев в комнате соседского Борьки, постройка совместно с ним летательного аппарата и неудавшийся поход в соседнюю область под предлогом поездки к его бабушке. (Поход провалил Славка: проболтался матери, его мать пожаловалась Борькиной, а вдвоем они до смерти напугали мою. В их устах крошечный походик превратился в экспедицию Афанасия Никитина). С тех пор при каждом удобном случае эта история вспоминалась, как яркий пример плохого воспитания дочери (мамой, если речь держал папа, и папой, если говорила мама).
Вдруг папино лицо прояснилось.
- Люда, Петин Саша собирается стать педагогом! - с энтузиазмом воскликнул он. - Вот ему была бы практика...
Поясняю: Люда - это мама, Петя - это папин двоюродный брат, а Саша - это Александр Петрович Ивушкин, будущий преподаватель истории и укротитель юных душ.
Александр Петрович возник в нашем доме к вечеру того же дня с тяжеленным кейсом в руках. с черными очками на загорелом лице и с гипсовой маской фараона Тутанхамона под мышкой.
- Где объект воздействия? - спросил начинающий историк, с грохотом опуская на пол багаж.
- Сашенька, - заворковала мама, - Светочка просто ангельский ребенок, тебе с ней будет очень легко.
Но Ивушкина провести оказалось не так-то просто, он спустил на нос очки, посмотрел на меня поверх стекол и сказал:
- Тетя Люда, вы можете смело положиться на меня. За время вашей поездки я сделаю из Светки человека.
Процесс создания человека "по-Ивушкину" состоял в том, что я должна была читать ему вслух учебник истории, в то время, как сам Александр Петрович ремонтировал магнитофон, который принес в кейсе. В перерыве мы спускались к киоску за пирожками, потом нечаянно заходили в кино, откуда по рассеянности сворачивали к приятелю Ивушкина слегка пообщаться с компьютером. Но домой мы всегда успевали вовремя, потому что вечером звонил сам дядя Петя и интересовался нашими успехами. Ивушкин бодро рапортовал, после чего садился читать фантастику, а мне милостиво разрешал заняться своими делами.
Иногда программа менялась. Ивушкин с утра был занят по горло, изучал науку рекордными темпами где-то в районе городского стадиона, и человека я из себя создавала сама.
Все шло прекрасно, пока однажды с шестого этажа не спустилась Борькина мама, чтобы показать моему опекуну частично собранный рюкзак.
- Что это такое? - спросила она.
Александр Петрович удивленно воззрился на рюкзак и пожал плечами.
- Мой сын сообщил мне о каком-то походе, в который вы якобы ведете школьников. Почему родители обо всем узнают последними?
Александр Петрович открыл было рот, но я его опередила:
- Вера Матвеевна, объявление в подъезде два дня висело, вы не заметили!
Борькина мама была немного близорука, но считала, что очки ей не идут. Она не стала развивать тему незамеченных объявлений.
- Я просто хотела предупредить, чтобы вы не спускали с Бореньки глаз: он такой непоседливый мальчик!
Не успела закрыться за соседкой дверь, как Ивушкин поймал меня за шиворот:
- Что это значит, Светка?
Грозный тон Ивушкина хорошего не предвещал, но я не чувствовала себя виноватой:
- Ты сам говорил о пользе взаимовыручки...
- Выходит, я тебя врать учил?!
Тут появилась Вера Матвеевна со своим Боренькой, и Александр Петрович отпустил мой воротник. Борька смотрел на всех исподлобья и усиленно дергал пуговицу на рубашке.
- Боренька мне все рассказал! - Вера Матвеевна улыбнулась самой любезной из своих улыбок. - Надеюсь, к шести часам вы вернетесь?
- Надеюсь, - пробурчал Ивушкин и метнул в мою сторону убийственный взгляд.
Когда дверь захлопнулась, Борька с досадой поддал ногой рюкзак и громко засопел.
- Ну-с, господа заговорщики, - Ивушкин скрестил руки на груди, откашлялся и продолжил: - Признаваться будем?
Борька молча отрывал пуговицу, а мне признаваться было не в чем: рюкзак собирался без меня. Ивушкин запер дверь на ключ, а ключ опустил себе в карман.
- Пока я не услышу правды, отсюда не выйдет ни один человек!
- Значит, Маринка тебя не дождется? - самым невинным тоном поинтересовалась я. - Вы же вроде собирались...
Я отскочила вовремя. Ивушкин промахнулся.
- Драться непедагогично! - впервые подал голос Борька.
Александр Петрович пробормотал что-то насчет "сопливых педагогов", но руками больше не размахивал.
- Так в какой это поход я вас веду? - спросил он почти ласково.
- Я хотел потренироваться в переноске тяжестей, - хмуро пояснил Борька, - а мама нашла рюкзак и испугалась. Я вспомнил, как вы со Светкой ездили на раскопки с археологами и сказал...
Брови Ивушкина поползли на лоб. Настал мой черед дергать пуговицу на кофте.
- Куда мы ездили со Светкой? - переспросил Ивушкин зловещим шепотом.
Я молчала. Конечно, никуда я с Ивушкиным не ездила, а про археологов я сказала Борьке просто так, чтобы не задавался. Его родители, небось, всегда с собой берут, когда отдыхать едут. Он даже в Греции побывал!
- Значит, к археологам хотите? Индианы джонсы! Походов жаждете?!
Борька неуверенно кивнул.
- Собирайтесь, живо!
В поход мы почему-то поехали на трамвае. Пассажиры косились на рюкзак, который частично торчал в проходе, и прозрачно намекали на пользу пеших прогулок. Александр Петрович замечания игнорировал, лишь задумчиво поправлял черные очки.
Добравшись до конечной остановки, мы вылезли и увидели странную однобокую улицу: по правой стороне тянулись заборы, из-за которых выглядывали дома с выбитыми окнами, развороченными стенами и пустыми дверными проемами, а по левой громоздились лишь кучи битого кирпича, изломанных досок и прочего мусора. Перед самой большой кучей грелся на солнышке постамент от разрушенного памятника "...ову", как значилось на уцелевшем куске таблички.
Александр Петрович приподнял очки, обозрел окружающий пейзаж и загадочно произнес: "Здесь!" - после чего мы расположились лагерем вокруг бывшего памятника.
Из Борькиного рюкзака Ивушкин извлек рулетку, обошел постамент справа, поставил меня в качестве точки отсчета и принялся измерять, отмечая каждый метр осколками кирпича. Дойдя до проржавевшей железной бочки, Александр Петрович на секунду задумался, почесал затылок и установил около бочки Борьку. От Бориса он отмерил еще метра два на запад, бросил на землю карандаш, который вынул из кармана, и сказал: "Надо копать!"
- Зачем? - осторожно поинтересовался Борька.
- Ради науки, - сообщил Ивушкин, извлекая из рюкзака совок и веник, которые предварительно сам туда и засунул, свернутое покрывало, две книги, общую тетрадь и газету "Огородник". Из газеты он сделал тюбетейку, надел ее на голову, а книги, тетрадь и покрывало сунул под мышку. Веник и совок Ивушкин отдал нам.
- Вам предоставляется возможность совершить эпохальное открытие! Есть сведения, что здесь была стоянка скифов.
- А непрофессионалы раскопками заниматься не должны. - сказала я очень противным голосом.
Ивушкин строго посмотрел на меня из-под очков.
- Молодые люди, по-моему, вы жаждали приключений?
Терпеть не могу, когда кто-то пытается хитрить! Скорее всего, Александр Петрович договорился здесь встретиться с кем-то из своих приятелей (в развалинах много чего найти можно), а нас захватил с собой, чтобы держать на глазах.
Я посмотрела туда, где в тени бывшего памятника удобно расположился Ивушкин со своими книгами, и предложила Борису сделать вид, что копаем, а потом сбежать. Минут пятнадцать мы лениво передвигали камни и обломки досок, усердно обметая веником все, что хоть мало-мальски напоминало интересную вещь. Наконец, я вручила совок Борьке, а сама засмотрелась на развалины.
Все или почти все ценное уже растащили окрестные жители. Покинутые дома буйно заросли сорняками, зияли провалами заборы, корежились во дворах почти разобранные сараи, и только дичающие сады сгибались под тяжестью плодов. Мне особенно приглянулись большие сине-зеленые сливы...
- Светка, я сундук нашел! - громким шепотом сообщил Борька.
Мысли о сливах мигом выветрились из моей головы, я схватила дощечку и кинулась на помощь Борису. Земля так и полетела в стороны. Мы возились минут пятнадцать. Уже стало понятно, что это не сундук, а деревянная крышка подполья с проржавевшим кольцом, вбитым в почерневшие доски. В тот момент, когда согласованным рывком мы пытались дернуть за кольцо, над нашими головами возник Ивушкин.
- Чем это вы, голубчики, занимаетесь? Чей-то погреб ломаете?
- Саша, но ты же сам сказал про раскопки?
- Про раскопки! А не про взламывание подвалов!
- Не мешай нам делать научное открытие! Уйди, не примазывайся к славе!
На мой выпад Ивушкин не ответил, но за кольцо взялся сам. Впрочем, у него одного тоже ничего не получилось, дергать пришлось втроем. Дернули так здорово, что Борька чуть не ввалился в открывшуюся черную дыру, из которой сильно пахнуло гнилью. Вниз вели каменные ступени. Борька устремился было туда, но Александр Петрович мигом пресек анархию:
- Не лезь! Спички есть?
Отыскались не только спички, но и фонарик - Борис готовился к "переноске тяжестей" очень тщательно.
Вначале Ивушкин поджег кусок тюбетейки и бросил в зияющий провал. Газета, не долетев до низу, рассыпалась на десятки тлеющих искорок и почти ничего не осветила. Пришлось Ивушкину скатывать остатки головного убора в плотный ком и снова поджигать. На этот раз газета упала на сырой каменный пол, зашипела, но продолжала мирно гореть.
Александр Петрович хмыкнул, вооружился фонариком и начал осторожно спускаться. Нам сверху хорошо было видно, как пляшущий луч выхватывал из темноты выщербленные крутые ступени. Ивушкин благополучно спустился и, стоя рядом с тлеющей газетой, посветил фонариком сначала в одну сторону, потом в другую.
- Здесь какой-то коридор, - сообщил он и переступил через газетный пепел. Свет погас.
- Саша, там контакт отходит, встряхни фонарь! - крикнул Борька в темноту, но ответа не последовало.
- Александр Петрович! - позвала я. - Ты где?!
Ивушкин требовал, чтобы я всегда звала его по имени-отчеству, но я это делала только в особо важных случаях. Похоже, этот случай может оказаться слишком важным. Я начала спускаться...
- Подожди! - Борька схватил меня за руку. - А вдруг, он провалился?!
- Куда?
- Ты что, забыла о ловушках фараоновых подземелий?! Не на ту плиту наступишь, она переворачивается, и человек летит в каменный мешок на колья или мечи!
Борькина осведомленность мне не понравилась. Одно дело: кино, другое, Ивушкин.
- Откуда у нас фараоны? Это обычный погреб!
- А что тогда света нет, и тихо?
- Да он нас попугать хочет! Ивушкин, а-ау! Вылазь!
Но Ивушкин категорически не хотел вылезать. Фараоны фараонами, а камень какой-нибудь ему на голову свалиться мог.
- Борис, где спички?
Борька потряс коробком, но спички мне не отдал.
- Подожди!
Он быстренькое сгреб в рюкзак покрывало Ивушкина, книги и тетрадь сложил цепочкой, на обложках мелом нарисовал стрелки. Подвел эти указатели к отверстию подземелья, на деревянной крышке написал крупно: "Мы здесь" и расписался.
- Это зачем?
Вместо ответа Борька вытащил из рюкзака еще свечу и веревку. Да, с таким можно ходить в походы! Я , пожалуй, не очень бы удивилась, если бы он достал еще и троюродную бабушку, которая иногда варит ему кисели.
- Светка, я спускаюсь, а ты сидишь наверху и ждешь. Если что - бежишь за помощью.
- Нет, Боренька, за помощью можешь сбегать и ты! Ивушкин - мой родственник!
- Ты языком болтаешь, а он, может, в темнице задыхается!
Наверное, я нечаянно скривилась, потому что Борька пошел на попятную:
- Ну, не задыхается, сидит сейчас и слушает, как мы с тобой ругаемся. Может, он проверку затеял?!
Короче, Борис взвалил рюкзак на плечи, взял в руки большую палку, привязал конец веревки к ближайшему дереву, потом этой самой веревкой (бельевой, между прочим) мы обвязались сами и пошли.
Свеча, конечно, хуже фонарика. Во-первых, она больше слепит глаза, чем освещает окрестность, во-вторых, когда сквозняк, пламя качается. А сквозняк был.
Добравшись до газеты, Борька ковырнул полусгоревший комок носком ботинка. Никаких следов Ивушкина. Борис потыкал палкой пол (Нет ли там какого коварства?) и осторожно переступил через остатки газеты...
Свет погас. Меня сильно рвануло вперед, веревка врезалась в тело. "Ловушка!" - успела подумать я, падая.
Когда падение закончилось, оказалось, что я сижу, изо всех сил вцепившись в мягкую землю, а рядом, тоже запустив пальцы в пучок травы, на коленях стоит Борька и в зубах у него почему-то зажат злополучный "миноискатель". Веревка все еще связывала нас, но один конец на моем поясе болтался оборванным. Минуту мы ошалело смотрели друг на другу, потом Борька разжал зубы, палка упала, а я вытащила пальцы из рыхлой почвы.
- Что это? - спросил Борис почему-то шепотом, хотя вокруг нас не было ни единой живой души: голая степь до самого горизонта. - Как ты думаешь, мы уже вышли из подземелья?
От белесого кустика явственно пахло полынью. В ослепительно синем небе кувыркался жаворонок. Стоящее в зените солнце палило нещадно.
- По-моему, это - галлюцинация! - заявила я, счищая землю с рук.
- И та штука в траве тоже?
К фонарику мы бросились одновременно. Конечно, это был Борькин фонарик, потому что на его корпусе виднелся Борькин портрет, который я когда-то нацарапала гвоздем. Фонарик еще горел.
- Ивушкин где-то здесь!
Тон, которым была произнесена эта фраза, мне не понравился. Мне вообще многое не нравилось в последнее время. Александр Петрович не суслик, чтобы с головой укрыться в траве.
Борис решил изобразить из себя индейца и прочитать следы по земле. Взяв фонарик, он еще раз осмотрел его, потом опустился на четвереньки, пополз, едва не касаясь носом земли и... исчез. Я не успела испугаться, потому что рывок веревки тут же отправил меня следом за ним.
Мы чуть не столкнулись с Ивушкиным - он стоял по стойке "смирно" и смотрел прямо перед собой. Вид у Александра Петровича был не вполне респектабельным: волосы дыбом, рубаха в грязи, а на джинсах пучок сухого репейника повис.
- Вы здесь зачем? - спросил Александр Петрович подозрительно безразличным тоном.
- Тебя ищем, между прочим! Вообще-то, так порядочные люди не поступают. Бросил нас, а сам...
Но Ивушкин не обратил внимания на мой выпад, его занимало какое-то зрелище за нашими спинами. Обернувшись, мы с Борькой увидели сооружение, отдаленно напоминающее силосную башню, почему-то покрытую резным узором. Узор светился оранжевым.
- Что это? - Борька зачарованно подался вперед.
- Стой! - Ивушкин поймал Бориса за шиворот. - Светка, дай руку!
Я не люблю, когда меня тычут носом в возраст, далеко уже не детсадовский, между прочим, но на Александра Петровича жалко было смотреть. Пришлось подать руку, и только после этого он разрешил нам двинуться к башне, но прошли мы не более трех метров - опять последовал рывок.
Теперь мы стояли, почти уткнувшись носами в замшелую деревянную стену, а рядом шумела река. Мельница! Настоящая водяная мельница с огромным позеленевшим колесом!
Ивушкин сел там, где стоял, и потянул за собой нас:
- Вы поняли?
- Что? - шепотом спросил Борька.
- Никаких передвижений поодиночке, иначе потеряетесь так, что ни один мент не сыщет!
- Мы не потеряемся, Саша, - довольно уныло пообещала я, - мы связались веревкой. А что это творится?
Но Ивушкин не был настроен на пустые разговоры:
- Борис, провиант цел?
- Да! - сразу преисполнившись уважением к самому себе, ответил Борька.
- Всем подкрепиться и отдыхать!
Пока мы с Борисом делили на три части свежий огурец и полпачки печенья, Ивушкин вынул из кармана носовой платок и тщательно привязал свой брючный ремень к нашей веревке.
- На всякий случай, - туманно пояснил он.
Огурец съели в полном молчании, когда приступили к печенью, Бориса потянуло на философию:
- Мы совершили великое научное открытие и теперь прославимся и загребем кучу денег!
Ивушкин посмотрел на него как-то странно, но не сказал ничего.
- Если ты теперь совершишь такое же научное закрытие, свою славу я уступлю тебе! - предложила я.
- Таким, как ты, надо дома возле мамочки сидеть, а не в экспедиции ходить! - обиделся Борька.- В кои-то веки раз столкнулись с настоящим приключением, здесь радоваться надо!..
Ивушкин начал радоваться:
- Встать! Собрать рюкзак! Вперед!
Мы поплелись довершать свое научное открытие, но опять отошли недалеко...
Неистовый рев моторов. В первый миг я обрадовалась: домой, думаю, попали, но потом увидела этих... На головах кастрюли с дырками для глаз, сами в железе, в руках копья, а сидят верхом на мотоциклах!
У Борьки челюсть так и отвисла, Ивушкин в лице переменился и нас, как щенков на сворке, за веревку к себе подтягивает. Тут Борис опомнился:
- Это мы на съемки угодили. Историческую картину снимают!
Фильмы, конечно, штука хорошая, но уж больно у этих типов натурально в руках копья раскачивались! По полю носились, как мотоболисты, а мяча не видно! Я только хотела Ивушкина насчет режиссера спросить, как вдруг один нас заметил и остановился.
- Благородные рыцари! - загремел из глубины кастрюли бас. - На горизонте язычники!
- Где у вас здесь режиссер? - нахально спросил Борька. - Мы хотим в массовку записаться.
Тот, который под кастрюлей был, даже икнул от неожиданности. Прочие заглушили моторы и потихоньку стянулись к нам.
- Их бин абитуриент, - Ивушкин от волнения почему-то перешел на немецкий. - Во ист дэр режиссер?
- Что он лопочет? - переспросил у мотоциклиста в кастрюле мотоциклист в горшке.
- Я по-язычески не понимаю, - отозвался бас из-под кастрюли. - Но ничего хорошего он не скажет. Приколем их, и дело с концом!
- Не имеете права! - завопил Борька, шарахаясь от нацеленного копья.
Ивушкин сжал кулаки.
- Мистер, у вас кастрюля задом наперед надета! - сказала я басистому.
- Что? - переспросил мотоциклист и опустил копье.
- Почем посуду брали? Какой фирмы?
- Девочка, ты как с благородным рыцарем разговариваешь? Кто тебя воспитывает?
- По вопросам воспитания,- говорю, - обращайтесь к Александру Петровичу, - и на Ивушкина киваю.
- Языческое отродье! - прорычал "рыцарь".
Тут меня уже зло взяло:
- От подкастрюльника слышу!
У него, кажется, даже кастрюля от злости раскалилась, аж вишневая стала. Прочие мотоциклисты моторами взревели...
- Нет! - крикнул он. - Не мешайте, я сам!
Отъехал он назад, вроде бы нацелился копье метать с разгону, но тут у его драндулета заглох мотор! Ивушкин потянул нас в ту сторону, откуда пришли, только, видимо, направлением ошибся, потому что выскочили мы снова в степи, где безмятежно стрекотали кузнечики.
Отдышавшись, Ивушкин укоризненно покачал головой:
- Ты как с благородными рыцарями разговариваешь, Светка?
Он хотел прочитать лекцию о правилах хорошего тона, но не успел, потому что Борька привлек его внимание к облаку пыли, клубящемуся вдалеке. Облако быстро приближалось, а с ним близился топот. Земля под нашими ногами начала заметно подрагивать.
Когда из пылевого облака вынырнул конный отряд краснокожих индейцев, Ивушкин одернул на себе рубаху и пригладил волосы.
- Света, не забудь поздороваться, - напомнил Александр Петрович. - Борис, вынь руки из карманов!
Борька нехотя вытащил руки из карманов и постарался принять вид добропорядочного ученика.
Не доезжая до нас метров пятидесяти, краснокожие осадили лошадей и по команде длинноволосого вождя издали боевой клич. Ивушкин ослепительно улыбнулся и помахал рукой. На этом церемония приветствия завершилась.
- Что надо на нашей земле бледнолицым собакам? - осведомился вождь.
Улыбка Ивушкина стала несколько натянутой.
- Мы из школы, - после секундной заминки сообщил он, - изучаем историю родного края. Позвольте уточнить: на чьей территории мы находимся?
- На земле доблестных скифов.
Ивушкин закашлялся.
- Ага! - восторженно взвыл Борька. - А Славочка еще спорил, что у нас индейцев не было!
Вождь задумчиво посмотрел на Бориса, сдвинул головной убор из перьев на ухо и почесал голову.
- Прочем нынче иноземные рабы на внутреннем рынке? - спросил он у воина, восседавшего на пегой лошаденке по правую руку от начальства.
Воин ответить не успел.
- А таких скифов - не бывает, - тихо сказал Ивушкин.
От гневного вопля, вырвавшегося из сотни глоток, шарахнулись кони, с головы вождя упали перья и были втоптаны в пыль копытами. Вождь свесился с седла, поглядел на свое измочаленное украшение, потом на Ивушкина и тяжело вздохнул. На Александра Петровича тут же набросили аркан, а поскольку его брючный ремень все еще был привязан к нашей веревке, нам с Борькой пришлось резво следовать за руководителем. На бегу Ивушкин изрекал массу интересных слов из того языка, на котором мама мне говорить запрещает.
К счастью, пегая лошаденка оказалась еще и хромой, поэтому на понукания хозяина реагировала слабо. Не переставая "красиво" говорить, Ивушкин наддал ходу, поравнялся с седлом и выдернул конец аркана из рук воина-скифа. Скиф натянул поводья, поглядел вслед далеко обогнавшим его собратьям и соскочил со своего одра.
- От такого слышу, - сказал он Ивушкину.
Александр Петрович покраснел, оглянулся на меня и вдруг начал быстренько развязывать носовой платок.
Борис мгновенно отвязался от своего конца веревки.
- Саша, возьми меня, я полгода на карате ходил! И-ия! - продемонстрировал он свою боевую мощь.
Скиф молча покрутил пальцем у виска и вытащил из-за пояса томагавк...
- У ски-ифа четыре ноги, позади у него длинный хвост, но тронуть его не моги за его малый рост! - почему-то меня потянуло на древнюю дразнилку.
Скиф обиделся.
- Послушай, уйми свою женщину! - закричал он Александру Петровичу. - Когда мужчины сражаются, женщины должны молчать!
- Уйди, Светка! - хором рявкнули Ивушкин и Борька.
Теперь уже обиделась я: им хочешь, как лучше, а они...
- Помотал один рогами
Уперся другой ногами...
а в результате:
В этой речке утром рано
Утонули два... нет, три барана!
Оказалось, что Ивушкин начисто забыл классику, незамысловатый стишок об упрямых баранах возымел неожиданный эффект: Александр Петрович выхватил у скифа томагавк и ринулся на меня. Пришлось брать веревку в руки и спешно ретироваться. Боевой клич у Борьки с Ивушкиным получался скверно, но сзади очень убедительно подвывал скиф - я добавила скорости и оторвалась метра на три...
Под ногами заскользило, центр тяжести внезапно переместился куда-то в область носа (нос неудержимо потянуло к земле), и я со всего маху растянулась на этом скользком, чувствуя, как протирается дыра на моем локте и неуклюже буксует колено.
Наконец, скольжение прекратилось. Саднил содранный локоть, ныло колено, а спортивные брюки вобрали в себя всю пыль с того участка паркета, по которому я проехала, и тут над моей головой внезапно раздался смех, а за ним удивленный возглас:
- Боже, откуда это чудо?
Я подняла голову и увидела белокурую красавицу в роскошном платье, красном, с вышитым золотом подолом, с длинным шелковым шлейфом. Мне стало неловко за пыльные брюки и старенькую кофточку. Очень неприлично въезжать в чужой дом на животе да еще в таком виде, но, что поделаешь, уже свершилось. Красавица отошла от зеркала, перед которым стояла, и уронила на пол пуховку с пудрой?
- Чудо, ты мальчик или девочка?
Ей, видите ли, было смешно. Я бы тоже посмеялась, глядя, как она со своим шлейфом пытается сесть в утренний автобус. Я встала, отряхнула пыль и изобразила подобие реверанса:
- Меня зовут Светлана.
- Ты моя новая служанка?
Ангелам нельзя отвечать грубо. Если бы у меня были такие глаза, я, может быть, тоже считала бы всех своими слугами.
- Но я не потерплю в своем доме такой безобразной одежды! А прическа у тебя...
Я не стала распространяться о модах двадцать первого века. Красавица хлопнула в ладоши, набежала толпа девушек, дам и девчонок, меня закружили, завертели, нарядили в нечто шелково-воздушно-кружевное и прикололи длинные локоны к моей короткой стрижке. Принесли туфельки, но тут вбежавшая последней барышня шепнула что-то красавице на ушко. Красавица презрительно сморщила носик и велела всем немедленно удалиться.
Толпа разбежалась, шурша шелками. Однако мне не хотелось уходить. Я боялась, что Борька и родственничек тогда не отыщут ко мне дороги, ведь в этом мире стоило шагнуть в сторону для того, чтобы тут же оказаться в новом слое пространства. Я не хотела окончательно заблудиться.
Красавица заметила мою медлительность, но сказать ничего не успела: тут вошел Он. Я сразу поняла. что это Он, так как этот человек грохнулся на колени еще у порога и таким манером двинулся через паркет. (Просто удивительно, откуда на паркете может быть столько пыли, если его ежедневно протирать подобным образом?)
Подглядывать неловко, но мне было интересно, к тому же, я не пряталась, а значит, не подглядывала, а смотрела.
Этот человек, разодетый, как мушкетер из многосерийного фильма, с усами, как у д Артаньяна, дополз, наконец, до цели, воскликнул :"О!"- и припал губами к руке прекрасной дамы. Дама тоже сказала: "О", но с несколько другим оттенком вздохнула и подняла глаза к потолку затянутому паутиной.
Тут в окне появился человек с вдвое большими усами, чем у первого, и с массивной золотой цепью на груди, которой вовсе не было у предыдущего, тоже воскликнул: "О!" вытянул шпагу и ринулся в драку. Первый посетитель с неудовольствием отпустил руку красавицы, крикнул: "Ага!" и также выхватил шпагу. Прекрасная златовласка сказала: "Ах!" и посторонилась. Она отошла поближе ко мне, повернулась к дуэлянтам боком и принялась усердно тереть виски, разглядывая украдкой набор шляпок в раскрытых коробках.
- Из-за чего они деруться? - шепотом спросила я.
- Решают, с кем из них я сегодня поеду во дворец.
Первый для скорейшего одержания победы огрел второго шипцами для закрутки локонов, но второй расколотил об него зеркало, после чего шпаги опять скрестились. Второй, отступая, швырнул в первого подвернувшейся под ноги шляпной картонкой, а первый осыпал пудрой голову второго.
- Так с кем же вы поедете?
- Неужели непонятно? - спросила красавица с явным раздражением: - Естественно, с тем, кто уцелеет.
Она с нарастающим беспокойством следила за разгромом своего косметического кабинета. Неожиданно сзади кто-то тихо кашлянул. Красавица вздрогнула и посмотрела на дверь:
- Это ты, дорогой?
- Я, - отозвался хриплый мужской голос.
- Ты опять простыл на охоте?
- Потому что ты опять забыла положить мне теплые носки!
- Мы сегодня поедем во дворец, дорогой?
- Конечно. Кто в этот раз оплатит твои разбитые склянки и смятые шляпки, дорогая? Эти господа?
- Что ты, моя радость! Конечно, король!
Человек за дверью удовлетворенно откашлялся:
- Тогда я велю закладывать карету.
- Поторопись, дорогой! - красавица подобрала серый от пыли шлейф, надела уцелевшую шляпку и поглядела на себя в осколок зеркала:
- Когда господа закончат, приберешь здесь!
И тут я вспомнила, что не узнала самого главного: - Простите, это какой век, какая страна:
Она упорхнула, оставив после себя запах французских духов, и голосок ее донесся уже из другой комнаты:
- Если сама не осилишь выбросить труп за окно, позови кухарку!
Мне очень не хотелось исполнять последнее приказание, и я вышла следом, стараясь не прислушиваться к звону шпаг и грохоту сокрушаемой мебели.
За дверью оказалась каменная лестница в несколько ступеней, но едва я стала на вторую, как она резко ушла из-под ног! Впрочем, ненадолго, для того, чтобы опять возникнуть, но уже под ковровой дорожкой.
Оказалось, что я стою на лестнице на пушистой ковровой дорожке меж цветов и зеркал, а справа и слева поднимаются дамы в белых, голубых и розовых платьях, увешанные драгоценностями, как новогодние елки, в сопровождении элегантных и услужливых кавалеров. Вверху, там, где кончалась лестница, из открытых дверей неслись звуки вальса и смех.
А у меня локоть содран, а на ногах запыленные кроссовки! Вряд ли они сойдут за бальные туфельки.
Я повернулась и побежала вниз, провожаемая удивленными взглядами дам и собственным отражением в зеркалах. Фальшивые локоны щекотали шею и прыгали по плечам. Отчего-то было ужасно обидно и щипало в глазах. Я еще успела увидеть партию входящих гостей, прежде чем очередной рывок выдернул меня из этого праздничного мира...
...прямо в дождь. Противный и моросящий. К тому же я оказалась в огромной грязной луже, к тому же левая кроссовка потерялась во время перемещения, а правая надежно увязла в грязи.
Рассудив, что в одной кроссовке все равно далеко не уйдешь, я вытянула из нее ногу и пошлепала босиком в сторону вывороченного с корнями большого дерева, с которого можно было бы осмотреть это болото, но опять не дошла.
Снова степь, солнце и кузнечики трещат. Все! Хватит! Отсюда никуда не уйду. Здесь хотя бы тепло и никого нет, Буду сидеть здесь пока не умру. От голода или... нет, только от голода! От тоски умирают исключительно в глупых романах.
Я упала в траву, накрыла голову руками и начала представлять как осенью в школу надену это платье с лентами и кружевами и важно пройдусь по коридору... Тут я села и внимательно оглядела платье. К счастью, дождь не слишком повредил его и, просохнув, платье будет вполне симпатичным. Я прямо-таки увидела, как скривится Лариса, а некоторые вообще упадут в обморок... А Ивушкин хмыкнет и покрутит пальцем у виска, как тот скиф. Впрочем, Борька всегда был скифом...
- Здрасьте! Она здесь расселась, как облезлая Белоснежка, а люди ее ищут!
Возникший из ниоткуда Борис с явным удивлением оглядел мой наряд, тихо присвистнул и покрутил пальцем у виска. Появившийся следом Ивушкин молча стащил с плеч рюкзак, опустил на траву и сел рядом.
- Ну что, вас в скифское племя приняли? - спросила я, стараясь говорить бодрым голосом и не очень часто моргать.
- Изыди, - ответил Ивушкин и закрыл глаза.
- Как вы меня нашли? - поинтересовалась я у Борьки, незаметно смахнув слезы.
- Тебя не найти трудно, - Борис подтянул к себе рюкзак, чтобы вынуть из него веревку и пару кроссовок. - Швыряешься вещами, как Золушка, а из-за этого временные парадоксы произойти могут.