Авантюрный роман, с лёгким ностальгическим налётом и редкими философскими отступлениями.
("Антикризисный роман", "Антикризисный рецепт", "Кризис? Не смешите!"; "Подумаешь - кризис..."; "Кризисы - приходят и уходят"; "Кризис? Ерунда!"; "Убить кризис - в голове"; "Кризис: русский вариант"; "Антикризисные таблетки"; "Лучшее средство от кризиса"; "Антикризисное средство").
От автора
Вообще-то, по всех канонам жанра, полагается - перед основным текстом серьёзного романа - размещать Пролог. Но, с другой стороны, мои господа и дамы, что есть, в сущности, такое: Пролог, Миттельшпиль, Эпилог? Так, обычные условности, формальные понятия, глупые и навязчивые сентенции.
Порой эти понятия - в нашей повседневной жизни - так причудливо и неожиданно меняются местами, что только диву даёшься. А лучшее антикризисное лекарство - это наши воспоминания...
Да, чуть не забыл! Все аналогии, относительно описанных событий и действующих лиц, возникающие в головах у читателей, являются приватным делом читателей.
За случайные совпадения с реальностями, имевшими место быть, автор ответственности не несёт.
Автор
Глава первая
Январский нервный зуд
(Город Сёстринск, Восточная Сибирь, январь 2009 года)
Совершенно неожиданно начался сильнейший и острый зуд. Вернее, самая натуральная чесотка - противная, коварная и мерзкая. Чесалось всё: грудь, плечи, спина, сильнее всего - пальцы рук и голени ног...
Сперва Серый только слегка почёсывался, боясь разбудить своего соседа по гостиничному двухместному номеру. Но, как известно, аппетит приходит во время еды, а чем больше - с крепкого похмелья - пьёшь пива, тем сильнее тебя одолевает неистребимая жажда.... Так и здесь: с каждой минутой Серый чесался всё отчаяннее, настырней, яростней и громче...
Наконец, его сосед Иван Кузьмич Паршиков, спящий на узенькой койке у противоположной стены, проснулся и, демонстративно поворочавшись три-четыре минуты с боку на бок, недовольно заявил:
- Ты, Сергей Сергеевич, это.... Прекращай немедленно! Так тебя растак.... Мне утром в шесть часов вставать, в Пашинский лесхоз следовать. Так что, совесть поимей, оглоед, дай уж выспаться старику...
Серый, вдев ступни ног в старенькие шлёпанцы, встал с постели, прошёл в ванную комнату (сдвоенный санузел), включил свет и замер около зеркала, нешуточно поражённый увиденным: вся его грудь, плечи, живот, руки и шея были покрыты мерзкими, ярко-красными прыщиками. Он медленно перевёл взгляд ниже, но и там было то же самое: все его ноги - до самых ступней - были густо покрыты гнусной и совершенно неаппетитной сыпью.
- Мать его растак! - от души высказался Серый. - Ну, надо же! Не было печали у гусара...
Он сильно взъерошил волосы на затылке и скорчил своему отражению в зеркале непонимающую и задумчивую гримасу. Действительно, происхождение этих прыщей было трудно и плохо объяснимым: Серый был достаточно чистоплотным мужчиной, да и венерическое происхождение этой дурацкой сыпи полностью отпадало, ибо он уже долгие годы являлся примерным семьянином.
"Может, это Ирка учудила - с кем-нибудь?", - возникла в голове неприятная мысль. - "А, что такого? Жена-то у тебя - женщина весьма симпатичная и сексапильная, опять же, совсем ещё и нестарая. Ты же, родной, целыми неделями пропадаешь в командировках, вот она, ведомая тоской плотской, и сбегала на сторону - с какой-нибудь молоденькой и широкоплечей сволочью. А вместе с рогами тебе ещё и гадость эта, венерическая, досталась.... Что, такого быть не может? Уверен в собственной супруге - на все сто процентов?".
- Кузьмич! - взвыл Серый. - Иди скорей сюда!
Иван Кузьмич, пожилой уже дядечка, сильно облысевший, возглавлявший в корпорации "Бумажная река" департамент лесозаготовок, заглянул в ванную комнату уже через семь-восемь секунд, сонно моргая своими реденькими ресницами, невесело усмехнулся:
- Эк, тебя разрисовало-то, Сергеич! Ничего, это дело поправимое, сейчас я тебе дам мыло дегтярное, оно и полегчает, - скрылся за дверью, загремел отодвигаемыми стульями, вытаскивая из-под кровати свой старенький чемодан.
- Интересно, а есть в этом Богом забытом, занюханном Сёстринске - приличный дерматолог? - неуверенно спросил у своего хмурого отражения Серый.
Вновь появился сосед по гостиничному номеру (по случаю пришествия мирового финансового кризиса корпорация начала экономить на всём подряд, даже руководителям достаточно высокого звена пришлось забыть об одноместных номерах класса люкс), протянул на вытянутой ладони прямоугольный чёрно-коричневый брусок:
- Вот, Сергеич, залезай под душ и намыливайся тщательно, мыло не жалея. Дёготь, он здорово убивает микробы всякие, раздражения смягчает кожные. Давай, пользуйся, не сомневайся...
- Кузьмич, а для чего оно тебе? - спросил Серый, недоверчиво обнюхивая подозрительный чёрно-коричневый брусок. - И, вообще, где такое продают в наше развитое и навороченное время?
- В деревеньках дальних продают такое мыло, - охотно пояснил Паршиков. - Это старинные запасы, которые остались, наверное, ещё с советских времён. А мне оно очень помогает от перхоти...
- От перхоти? - удивился Серый. - Ты же лысый у нас!
- Ну и что, что лысый? Перхоть, она и на лысине селится, разрешения не спрашивая. Ты, Сергеевич, мойся, я пока чайник поставлю, заварю кофейка, у дежурной разживусь коньяком, если, конечно же, повезёт...
Дегтярное мыло оказалось продуктом просто волшебным: острый зуд значимо притупился, а противные прыщи здорово побледнели, прямо на глазах превратившись из ярко-красных в нежно-розовые. Минут через пятнадцать Серый вылез из душевой кабинки, тщательно обтёрся и, завернувшись в толстое махровое гостиничное полотенце, прошёл в комнату.
Паршиков - выпить совсем даже и не дурак, был бы повод - времени даром не терял: на хлипком прямоугольном столике уже была аккуратно расстелена газета, поверх которой красовался блестящий алюминиевый чайник, из носика которого поднимался белёсый пар, банка с растворимым кофе, две эмалированные кружки, тарелка с крупно нарезанными кусками краковской колбасы, ещё одна тарелка - с ломтями чёрного хлеба, два гранёных стакана и пузатая бутылка с греческим (местная подделка, скорее всего) коньяком.
- Давай, Сергеевич, присаживайся! - добродушно предложил Кузьмич, торопливо разливая коньяк по стаканам и сглатывая слюну. - Выпить тебе надо - в обязательном порядке. Коньяк, он нервы очень здорово успокаивает...
- Причём здесь - нервы? - непонимающе поморщился Серый, беря в ладонь трёхгранный стакан, до половины наполненный тёмно-бурой жидкостью, остро попахивающей давленными клопами.
Коньяк, очевидно, делала местная сибирская ключница, разбавляя на глазок питьевой спирт обычной колодезной водой, добавляя в получившийся напиток жжёную ванильную карамель и растворимый кофе.
- Гадость-то какая! - передёрнулся Серый, ставя свой пустой стакан на краюшек стола, закурив сигарету, вопросительно посмотрел на соседа по гостиничному номеру:
- Что ты имел в виду, Кузьмич, когда говорил про нервы?
- То самое и имел! Эта сыпь твоя, она выступила на нервной почве...
- Да, ну! Хватит заливать-то!
- Баранки гну! Я в этом, Сергеич, разбираюсь. Когда в девяносто пятом (или в девяносто шестом?) рухнула пирамида МММ, я тоже весь покрылся гнойными прыщами. Причём, точно такими же, как сейчас у тебя. Деньги-то все у меня и были вложены в этого долбаного Мавроди. Да, как мальчишку тогда обвели вокруг пальца, две недели проходил с этой сыпью, чешась нещадно.... И супруга моя, Марья Ивановна, как-то, года через три после МММ, тоже близко познакомилась с этими прыщами нервными. Дело так было. Разводиться я с ней надумал, взбрело, понимаешь, в голову старую, что разлюбила она меня.... С чего взбрело-то? А хрен его знает, практически на ровном месте.... Ага, значит, надумал. А тут как раз меня инфарктом шандарахнуло. Сильно так, по взрослому. Думал что уже всё, кранты полные. Тогда моя Марья-то испугалась сильно, и от тех переживаний вся сыпью ярко-красной и покрылась.... Я, понятное дело, оклемался. Мало того, что оклемался, так и разводиться раздумал. А, зачем? Раз жена так переживает за меня, значит, любит...
Серый набулькал в стаканы ещё грамм по сто двадцать коньячного напитка, приветливо кивнул собеседнику:
- Ну, за здоровье крепкое и нервы железобетонные!
Паршиков, занюхав очередную коньячную порцию рукавом своей пижамной курточки, поставил пустой стакан на стол, отчаянно помотал головой и, посмотрев Серому прямо в глаза, негромко спросил:
- Что, Сергей Сергеевич, небось, с утра с шефом поговорил по душам?
- Ну, говорил, - передёрнул плечами Серый. - Что с того?
- Да ничего, в сущности. Сокращают? Или - по соглашению сторон?
- По соглашению, будь оно неладно! - Серый отвёл глаза в сторону. - Только вот, Кузьмич, я то совершенно не нервничал, даже не расстроился ни капли. И, вдруг, прыщи эти.... Ничего не понимаю!
- Значит, тебе только так показалось, что ты не расстроился! - объяснил мудрый и всезнающий начальник департамента лесозаготовок. - А организм, то есть - сознание твоё, тут же и отреагировало. Знать, это увольнение, всё же, болезненно для тебя, братец мой! Сколько ты годиков в корпорации трудился-то?
- Да, лет четырнадцать уже, - грустно вздохнул Серый. - С двухгодичным перерывом, правда...
- А, это ты тогда отъезжал в иммиграцию.... Кажется, в Швейцарию?
- В Австрию, - уточнил Серый.
- Какая разница? - искренне не понял Кузьмич, наполняя до самых краёв гранёные стаканы. - Европа, она и есть - Европа.... Ладно, сейчас жахнем - сугубо в качестве снотворного - и по койкам. Ты, Сергеич, с утра снова душ прими - с мылом дегтярным. Когда у тебя самолёт? В пять вечера? Ладно, Питеру передавай привет .... Ну, чтоб кризис этот долбанный - закончился побыстрее!
Серый лежал на своей кровати, завернувшись с головой в одеяло, и, сквозь вязкую дрёму, ещё раз прокручивал в своей голове утренние события...
Шеф, Максим Геннадьевич Яковлюк, для своих - просто Макс, владелец двадцати пяти процентного пакета акций холдинга (корпорации, компании, треста, группы - тут уж как кому нравится) "Бумажная река", прибыл в Сёстринск в семь часов утра, первым питерским рейсом (и чартеры самолётные остались в далёком и сладком прошлом!). Медленно и достаточно вальяжно спустившись по самолётному трапу, Макс небрежно протянул Серому вялую ладошку, недобро прищурившись своим и без того узким правым глазом (прадед у него был японцем), после чего ворчливо поинтересовался:
- Ну, докладывай, Серый, как дела? Что у нас с планом, плывёт?
- Плывёт, Максим Геннадьевич, плывёт, родимый! Дай Бог, процентов шестьдесят дадим от намеченного, и то - вряд ли...
Корпорация "Бумажная река", как легко догадаться по названию, занималась производством бумаги и картона, и мировой финансовый кризис сильно подкосил компанию: спрос на картон и очень многие виды бумаг регулярно снижался очень даже неприятными темпами. Только продажи туалетной бумаги, не смотря ни на что, продолжали гордо и планомерно расти...
На производственной планёрке, где присутствовало более двадцати руководителей самого разного уровня, Макс, обычно въедливый и требовательный, вёл себя на удивление аморфно: доклады начальников цехов выслушивал в пол уха, недовольно хмурясь, рассеянно перебирал разные бумажки. А в самом конце совещания он встал на ноги, отодвинув назад свой стул, и объявил - неприятным и строгим голосом:
- Уважаемые господа, прошу вашего полного внимания! На Совете директоров принято неприятное, но совершенно оправданное - в условиях наступившего кризиса - решение: необходимо произвести ряд мероприятий, направленных на оптимизацию численного состава работников корпорации. Это касается и всех наших дочерних предприятий, - расстегнул кожаную папку, лежащую перед ним на столе, извлёк из неё пачку бумаги средней толщины, демонстративно поднял пачку вверх, многозначительно встряхнул. - Вот это - планы по сокращению для каждого структурного подразделения комбината и для каждой нашей "дочки". Персоналии определите сами. Даю вам на выполнение - трое суток. Прошу принимать решения, основываясь сугубо на целесообразности, забыв о былых заслугах и личных отношениях.... Есть такое хорошее понятие, как "критичность". Если после увольнения конкретного сотрудника может возникнуть - для производственного процесса - критическая ситуация, то такого сотрудника нельзя сокращать - ни в коем случае. "Критичность" - вот ваш главный аргумент, при принятии персональных решений! Центральный санкт-петербургский офис подаёт всем остальным пример для подражания: там будет сокращено, либо уволено - по добровольному соглашению сторон - сорок пять процентов персонала. ("Это порядка пятисот человек!", - отметил про себя Серый). Более того, акционеры корпорации (кроме Макса ещё двадцать пять процентов акций "Бумажной реки" были у его брата-близнеца Петра, а остальные пятьдесят процентов принадлежали крупному немецкому бумажному концерну), договорились между собой, что не будут вмешиваться в кадровые решения и "спасать" своих личных друзей, одноклассников, сослуживцев и любовниц.... Так, идём далее. Надеюсь, вы все смотрите телевизор? Это очень хорошо, значит должны находиться в курсе, что наш президент, Дмитрий Анатольевич Медведев, против массовых сокращений. Поэтому призываю вас отработать осторожно, с оглядкой. А, именно, необходимо подавляющее большинство работников уволить по "соглашению сторон", чтобы нашей компании не попасть в списки "нелояльных" к руководству страны.... Для этого предусматривается следующее: при сокращении работник получает только трёхмесячную компенсацию и сразу же лишается страховки, а по "соглашению сторон" - четырёхмесячную компенсацию и страховка действует по июль месяц включительно. Сообразили? Вот и молодцы. Ещё прошу об одном: не надо трогать активных членов партии "Единая Россия". Тех, которые на виду. Надеюсь, господа руководители, вы понимаете, о чём я вам тут толкую? Тогда подходите, разбирайте ваши планы-задания! Подходите-подходите, не стесняйтесь....
Уже в самом-самом конце Макс выдал коронную "мюллеровскую" фразу:
- Всё, господа, до свидания! Я никого не задерживаю.... А вы, Сергей Сергеевич, пожалуйста, останьтесь!
Макс, последние года четыре абсолютно непьющий (долго ходил на иглоукалывание к дорогущему китайскому доктору, посещал не менее дорогого еврейского гипнотизера), достал из той же кожаной папки плоскую серебряную фляжку, отвинтил колпачок, надолго приник к горлышку.
- Что, всё так плохо? - тихо поинтересовался Серый.
- Хуже не бывает! - Макс обтёр рот рукавов своего тысячедолларового пиджака и убрал свою флягу обратно в папку. - С кредитами - задница полная, продажи падают, немцы настаивают на полной заморозке всех инвестиционных программ и на пятидесяти процентном сокращении персонала, - после короткой паузы тяжело вздохнул-выдохнул и бухнул: - Ты, Серый, тоже попал в "чёрный" список. Извини, дружище, но я ничего не мог сделать, извини.... А всё должность твоя дурацкая: "заместитель Генерального директора по общим вопросам"! Немцы тут же к этому и прицепились, мол, раз "по общим вопросам", значит при твоём увольнении критическая ситуация возникнуть не может. Тут, кстати, они и правы. Ты же у нас всем подряд занимаешься: и вопросами безопасности, и внутренним аудитом, и проведением тендеров...
- С прессой ещё общаюсь, пиарщиков наших консультирую, провожу дополнительную экспертизу всех инвестиционных объектов, - скороговоркой подсказал Серый.
- Вот именно! - стукнул кулаком по столу Макс, гневно блеснув стёклами своих стильных очков в золотой оправе. - Страхуешь, помогаешь, контролируешь, направляешь, подсказываешь, приглядываешь..... Не, лично я то считаю, что всё это очень полезно, замечательно и здорово. Да вот немцы не хотят понимать этого! Ноют, как заевшая пластинка, мол, дубляж получается.... И нечего им возразить на это: ты ведь, Серёжа, и действительно, дублируешь работу других служб.
- Так, Макс, ты же сам мне велел это делать! Когда я вернулся из Австрии и пришёл к тебе...
- Да, велел! А теперь вот ситуация резко изменилась.... Ладно, что переливать из пустого в порожнее, когда окончательное решение уже принято? - шеф опять раскрыл свою папку, достал оттуда свою флягу, повертел её перед глазами, недовольно вздохнув, отложил в сторону, достал из папки тоненькую пластиковую папку с несколькими листами бумаги, положил её перед Серым. - Вот, друг мой Серенький, соответствующее соглашение. Подписывай! Ну, а когда кризис закончится, то милости просим обратно, возвращайся! Если, конечно же, захочешь.... Надеюсь, без обид? Я же предупреждал тебя - почти год назад. Помнишь?
Серый молча кивнул головой, достал из пластиковой папки несколько листов бумаги, скрепленной обычной скрепкой, углубился в чтение, пытаясь таким образом взять себя в руки и хоть немного сосредоточится.
А что касается этого предупреждения, то да, было дело, Макс не соврал. Случилось это в самом конце апреля 2008 года, когда Серый собирался вылетать из Питера в Сёстринск: приближались майские праздники, многие руководители комбината, взяв дополнительно к выходным по восемь-десять дней, отправлялись с домочадцами в жаркие страны, поэтому было необходимо присмотреть за всем на месте, "подстраховать ситуацию" - как любил выражаться Пётр Яковлюк, мужчина, в отличие от своего серьёзного и разумного брата-близнеца, весёлый и насмешливый. Перед тем, как отправится в аэропорт, Серый заглянул в кабинет к шефу. Макс выглядел очень усталым и озабоченным. После настойчивых вопросов Серого, объяснил:
- Информация поступила из Москвы, с самого верха, - многозначительно ткнул своим указательным пальцем в потолок. - Кризис приближается, мировой и финансовый, начнётся уже этой осенью. Вполне возможно, что наша "Бумажная река" обанкротится, накроется медным тазом, образно выражаясь. Так что, Серенький, можешь подыскивать себе новую работу...
- Может, пронесёт? - спросил тогда Серый.
- Вполне возможно, что и так, - неопределённо пожал плечами Макс. - Но, всё же, будем страховаться. Решили мы с братом Петром продать немцам пятьдесят процентов акций нашей "Реки", пока они не обесценились. Вообще-то, мы хотели всё продать, без остатка, да Москва запретила. Мол, бумага - продукт стратегический, на ней газеты печатаются важные, листовки предвыборные...
Серый дочитал текст соглашения до конца и спросил у Макса:
- Каким числом подписывать?
- Ну, тебе же двух-трёх недель хватит для сдачи дел? Вот, исходя из этого, и определяйся. Да, как подпишешь, так сразу же дуй за билетами и улетай в Санкт-Петербург, не отсвечивай здесь своей обиженной мордой...
Над Восточно-Сибирской возвышенностью безраздельно царствовала глухая зимняя ночь, на улице с самого вечера мела злая и упорная метель, в стёкла настойчиво стучались наглые и колючие снежинки. Все рейсы уже давно и прочно были отменены, большинство ламп дневного света потушены, по полутёмному залу ожидания аэропорта разносился громкий храп уснувших пассажиров. Кто-то спал сидя, кто-то - лёжа, предварительно подстелив на длинные и ужасно неудобные пластиковые сидения вчерашние газеты.
Все газеты дружно и настойчиво - на всех без исключения полосах - писали о финансовом кризисе, опутавшем своими крепкими и коварными сетями всю планету.
Справа невидимый гитарист ласково и невесомо перебирал струны своего верного инструмента и тихонько напевал - сугубо в тему:
- Январь. Какая странная пора. Пора? Пора, мой друг, давно - пора! Туда, где пенится волна. Всегда...
Январь. Качает ветер фонари. Январь. Прошу - со мной поговори. О том, как теплятся огни. Вдали...
Она? Она - немного влюблена. В меня? Вполне возможно - что и да. А может, как это не жаль, в Январь...
Январь. Какая серая пора. Вино. И кругом голова. Сосульки - с незнакомых крыш. Ты почему - молчишь?
Любовь? Она всегда волнует кровь. Всегда. Когда приходят холода. Полезна, очень - как морковь. Любовь...
- Да что за дела такие? - слева громко возмутилась такая же невидимая тётка. - Поспать не дают, ироды! Кризис на дворе, а они - песенки поют...
- Кризис? - искренне удивился сосед Серого, бородатый мужчина средних лет. - Да, какой это кризис? Так, название одно.... Вот, помню, в девяносто первом и девяносто втором годах, вот тогда да, серьёзное было дело. Ельцин, морда пропитая, цены на всё отпустил, а зарплату-то и забыл поднять...
- И про пенсии забыл, рожа сытая! - неожиданно поддержала бородача всё та же невидимая тётка. - Гнида речистая! У меня сын на шахте полгода зарплаты не получал, а мне пенсию задержали почти на три месяца.... Как выжили тогда? Но, ведь выжили...
- А что потом началось? - громко спросил мужчина в пространство, после чего сам же и ответил: - Бандитизм начался махровый и беспредельный! Крыш было в два раза больше, чем скользких бизнесменов и вшивых коммерсантов. Но, ведь и это пережили? Пережили! А что было в самом конца девяносто пятого года?
- А что, собственного, было тогда? - тут же откликнулась тётка. - Запамятовала я что-то.... Напомни-ка, сынок!
- Выборы приближались, и многие не верили, что Ельцина переизберут на второй срок...
- Верно-верно, и я не верила!
- Так вот, некоторые испугались, что к власти вернуться коммунисты. Вернутся и устроят новую кровавую баню, припомнив всем их прегрешения рыночные да коммерческие. Вот тогда-то во многих головах начался ещё один кризис, иммиграционный, на этот раз. Целая куча народа, похватав под мышки чемоданы и детишек, рванула на запад. Где, к слову сказать, их никто и не ждал. Много там было судеб поломано. Кто-то вернулся назад, а кто-то и счёты свёл с жизнью...
"Это он говорит про меня!", - подумал Серый. - "Это же я, подхватив под мышки жену и детей, рванул со всех ног в Австрию - счастье своё пытать. А через полгода обратно вернулся, как пёс обделавшийся - приполз в свою конуру.... Больше всех тогда дочке досталось: она как раз в первый класс пошла. Бедная Ольга: первые полгода отучилась в немецкой школе, а после Нового года в русскую пошла.... Ладно, и это пережили, не сломались!
- Вскоре наступил девяносто восьмой год, дефолт, то бишь! - вкрадчиво сообщил бородач.
- Мать их всех - красивых да богатых, Чубайса и иже с ним! - грязно выругалась невидимая тётка. - Опять погорели все мои денежки, что копила на ремонт дачи. Вот же, гадюки сволочные...
- Ну, и что нам - нынешний кризис? - подытожил сосед Серого. - Так, ерунда полная, пшик один несерьёзный! Тем более что за последние пять сытых лет многие и недвижимостью обросли, да и накопления предусмотрительно держат под матрасами...
"И это правда!", - мысленно согласился Серый с бородатым. - "Квартира у меня нынче просто отличная, дача неплохая, две машины-иномарки новенькие, денег в разных банках сложено - на чёрный день - тысяч шестьдесят долларов. Ну, и чего это я переживаю, спрашивается? Нервничаю, прыщиками вот весь покрылся - как лох последний, чилийский.... Не, надо успокоиться, собраться с мыслями. Самое лучшее прямо завтра, благо, что завтра - суббота, рвануть на дачу. Пивка накупить - литров десять, запереться, поседеть у камина, вспомнить старые времена, подбить некоторые промежуточные итоги.... Ерунда, прорвёмся!
Словно бы тоже заразившись общим оптимизмом, поселившимся в зале ожидания, ожил громкоговоритель и радостно объявил:
- Уважаемые дамы и господа! Объявляется посадка на рейс 2240, следующий по маршруту Сёстринск - Санкт-Петербург. Регистрация пассажиров начинается у стоек номер пятнадцать и шестнадцать. Повторяю...
В помещении зажглись все лампы дневного света и тётка, оказавшаяся - в полном соответствии со своим голосом - мордатой и толстощёкой, неожиданно попросила молоденького паренька-гитариста:
- Слышь, малец, ты песенку-то свою допой, что ли. Интересно просто, чем там у тебя закончится...
Длинноволосый юнец не заставил себя просить дважды и, перебирая струны, запел:
- Звезда. Сияет - в дальнем далеке. Опять. Иль - это снится мне? На стенке - толстый календарь. Январь.......
Ключи? Закроем двери как-нибудь.... И - в путь....
Январь. А за окошком - снег. Пурга. Она всегда - права. Январь. И мне немного жаль - нас всех....
Январь. И мне немного жаль - нас всех...
На следующее утро - как и планировал - Серый уехал на дачу. Жена Ирина, будучи женщиной умной, возражать не стала, повздыхала только немного - понятливо и жалостливо, на прощанье подмигнула - тепло и нежно...
Широкой лопатой, предусмотрительно оставленной на улице, он расчистил дверь от снега, зашёл в промёрзший за зиму дом, растопил камин. Потом, часа через два с половиной, когда в доме стало относительно тепло, Серый подтащил к камину столик, застелил его старенькой скатертью, выставил многочисленные пивные банки, вскрыв разнокалиберные пакетики, разложил по тарелкам нехитрые закуски: чипсы, орешки, снетки, спиральки подкопченного сыра, узкие кальмаровые полоски.
- Что ж, приступим, пожалуй? - предложил сам себе Серый и - с негромким "пшиком" - вскрыл первую банку. - Вспомним, как оно было...
Глава вторая
Странная война, странная загадка
(Россия - Вьетнам, 1991-92 годы)
Сергей Сергеевич Хрусталёв, 1963 года рождения, в 1985 окончил Ленинградский Горный Институт имени Г.В. Плеханова, распределился в отраслевой НИИ, в лабораторию бурового алмазного инструмент, научный сотрудник, женат, двое детей - девочка (1987г.р.) и мальчик (1989г.р.). Обычный человек, обычная, в общем, судьба. До поры до времени, конечно...
Серому нравилась его работа: проектировать, изготавливать, а потом и испытывать буровые алмазные коронки. Нравилась именно тем, что он лично принимал непосредственное участие во всех стадиях процесса: от нуля - до сдачи готового изделия Государственной комиссии. Первым делом выполняешь необходимые расчёты, чертишь кучу чертежей, относишь их к токарям, через недельку забираешь у них стальные корпуса и графитовые пресс-формы, расклеиваешь в пресс-формах мелкие технические алмазы, засыпаешь металлосодержащим порошком, прессуешь, относишь к тигельным печам....
Потом, уже когда буровые коронки окончательно готовы, забрасываешь их в старенький казённый рюкзак и уезжаешь на полевые испытания. Чукотка, Камчатка, Восточная Сибирь.... Короче говоря, романтика полная, блеск и красота...
Но, как всем известно, хорошее - всегда заканчивается - рано или поздно. Только Серый приступил к написанию кандидатской диссертации, как в страну пожаловала Она, Перестройка...
Как-то совсем незаметно вся российская геология начала приходить в упадок, одна за другой начали закрываться геолого-разведывательные партии, на их месте открывались партии иные - политические. Зарплату начали задерживать регулярно: сперва - на неделю-другую, потом - на месяц-другой. А тут ещё Ельцин с Гайдаром отпустили цены. Тяжёлые настали времена, безденежные, голодные....
Встретил Серый с семьёй за скромным столом Новый 1992-ый год, и серьёзно задумался о смене профессии: жену с двумя детишками малолетними кормить-одевать-то надо, никуда не деться. Думал, думал, да только ничего дельного не приходило в голову. Ну, нашёл небольшую халтуру - выгоны со всякой разностью разгружать по ночам на железнодорожной станции Балтийская. Только не способствовали эти, солёным потом заработанные копейки, кардинальному улучшению ситуации: попробуй, догони инфляцию, безудержно летящую вперёд - на крыльях безграничной свободы...
В самом конце мая месяца 1992 года, ранним утром, раздался совершенно неожиданный телефонный звонок, беспокоил подполковник Мясницкий, бывший когда-то Начальником военной кафедры ЛГИ:
- Здравствуй, Серёжа! Помнишь меня ещё? - вежливо поздоровался подполковник, после чего поинтересовался: - Нет ли, лейтенант запаса, желания Родине послужить? Задатки к воинской службе у тебя всегда неплохие были. Так как?
Серый ответил честно и откровенно:
- Я бы с радостью, Иван Савельевич. Честное слово! Так ведь обстоятельства нынешние этому совершенно не способствуют. Вы же понимаете: жена, дети маленькие, безденежье хроническое, так что - извините...
- Это очень даже хорошо, что у тебя с деньгами плохо! - радостно и, на первый взгляд, совершенно нелогично заявил подполковник. - Значит, моё предложение тебя непременно заинтересует. Как тебе - по контракту - пол года Родине отдать, из расчёта четыреста баксов в месяц, на всём готовом?
Это в 2008-ом, сытом докризисном году, четыреста баксов в месяц считались смешными деньгами. А в 1992 году однокомнатные квартиры в центре Питера стояли по шесть-восемь тысяч долларов. Так что, если эти четыреста баксов пересчитать на квартирные цены, то это - по-современному - получается на уровне четырёх с половиной тысяч долларов в месяц...
Короче говоря, Серый согласился сразу и тут же выехал по указанному адресу - в район Смольного.
- Создаётся специальная группа офицеров для выезда в Социалистическую Республику Вьетнам, - доходчиво разъяснил Мясницкий. - Пару лет назад между Вьетнамом и Китаем приключился небольшой вооружённый конфликт. Из-за чего и почему - неважно вовсе. Но, за период этого конфликта стороны, справедливо и обоснованно опасаясь друг друга, заминировали приграничные территории старательно и повсеместно. А хорошая земля в тех краях - на вес золота. Поэтому теперь необходимо всё там тщательно разминировать...
- Извините, Иван Савельевич! - перебил подполковника Серый. - Но, ведь у вьетнамцев имеется и собственный богатый военный опыт. Почему же они сами эти территории разминировать не могут?
- Конечно же, и сами могут! - недовольно ответил Мясницкий, - Но, - многозначительно показал пальцем на потолок, - наверху решили, что без нас там не обойтись. И вообще, если тебе деньги не нужны, ты так и скажи, - других желающих, не таких любопытных, имеется в неограниченных количествах!
Серый тут же клятвенно заверил, что деньги ему очень-очень нужны, и клятвенно пообещал запихать своё любопытство - в одно всем известное место - вплоть до полного истечения срока контракта...
Всё было оформлено мгновенно и грамотно: на работу к Серому уже через сутки была доставлена повестка из военкомата - на предмет откомандирования военнообязанного Хрусталёва С.С. на плановые учебные сборы.
Их группа состояла из пятнадцати человек: все разного возраста и различных гражданских профессий, но ребята все весёлые, с юмором. И, что характерно, все -
как на подбор - были лейтенанты запаса, только Николай Степанович Теплов щеголял в майорских погонах, да и лет ему было прилично, наверное, полтинник уже разменял. Его прогнозируемо и назначили старшим группы.
Хорошим мужиком был Теплов - несуетливым и тёртым. В Афгане даже полтора года оттрубил по-честному. Иногда, будучи в хорошем настроении, майор под гитару и песни пел, вывезенные оттуда:
Под небом голубым,
Так трудно - умирать...
И ждать, что смерть - сейчас придёт,
Как избавленья - ждать...
Воды, лет сто - как не было - так нет,
Гангрена - ставка - только полчаса.
Паскудный, жёлтый, ветреный рассвет
Уже - терзает - эти небеса...
- Не будет, вовсе, вертолёта, брат!
Сказал мне доктор, и пилу достал.
- Да, и наркоза тоже - как бы - нет.
Зато - какой сиреневый рассвет! Ты потерпи - солдат?
Три месяца группу обучали всякому и разному: конструктивным особенностям всевозможных мин, основным принципам разминирования, проводились многочисленные стрельбы из самых различных видов оружия.
Особое внимание уделялось изучению теоретических трудов Михаила Сергеевича Горбачёва и Бориса Николаевича Ельцина. Как же иначе, ведь во Вьетнаме тоже Перестройка началась, необходимо было "младшим братьям" и в этом аспекте помочь, направить на путь верный, уберечь от фатальных ошибок.
- Главное, при контакте с местным населением, - совершенно серьёзно наставлял подполковник Мясницкий, - выдержку проявлять, вдумчиво отвечать на все вопросы. И акцент всегда делайте - да, мол, трудно всё и непросто, но, победа наша уже не за горами, не дождутся от нас империалисты проявлений слабости характера.... А вот про бытовые трудности в нашей стране - говорить не следует! Отвечайте просто: и зарплатой довольны, и вообще, социальной политикой государства.... Ясно всем?
- А чего тут неясного? - негромко высказался себе под нос Серый. - За четыреста баксов в месяц - мы ещё и не того наболтаем - только уши подставляй...
За сутки до начала экзаменов по различным сапёрным дисциплинам всех неожиданно посадили в обшарпанный и ничем неприметный автобус, повезли куда-то загород.
- Ага, прибываем на военный аэродром! - радостно объявил Теплов. - Не иначе, сейчас будем прыгать с парашютами.
- Как это - с парашютами? - не понял Федька Иванов, мужик пузатый и упитанный. - Не хочу - с парашютом! Не подписывался я на такое...
Выяснилось, что кроме Теплова, никто из членов учебной группы с парашютом ни разу не прыгал.
- Понятное дело! - резюмировал Николай Степанович. - Это наши высокоумные командиры придумали такой тест на вшивость: отсеивают слабых духом. Да, интересные дела! Похоже, совсем и непростой будет эта наша вьетнамская командировка, - успокаивающе подмигнул Серому: - Что, лейтенант Хрусталёв, не сдрейфишь?
Серый всегда - до дрожи в коленях - боялся высоты, но деньги-то семье очень были нужны...
Когда пришло время, он крепко зажмурил глаза и шагнул - в открытый люк, медленно досчитал до пяти и дёрнул за кольцо....
"Только бы - не описаться!", - подумалось. - "Позора не оберёшься потом, насмешками замучают...".
Глаза он открыл, только когда ноги коснулись травы лётного поля. Упал неловко, сильно ушиб правое плечо, да ничего, ерунда. Незаметно для всех пощупал штаны: сухо, слава Богу! А вот двух лейтенантов, которые отказались прыгать, тут же и отчислили из группы...
После успешно сданных экзаменов, всех на трое суток отпустили по домам, на побывку: попрощаться с семьями перед отправкой в Ханой.
- Всем держать рот на замке и про Вьетнам даже не упоминать! - строго велел Мясницкий. - Официальная версия - мы направляемся в Казахстан, на плановые совместные учения вооружённых сил стран СНГ. Всё ясно? Тогда - разойтись!
В следующий раз члены сапёрной группы встретились уже в Москве, в сером неприметном особнячке. Причём, списочный состав подразделения уже ограничивался всего шестью бойцами.
- Остальные, наверное, во время побывки язык за зубами не держали, вот и произошёл естественный отбор, - прозорливо, и, как выяснилось в дальнейшем - совершенно правильно - предположил майор Теплов.
Всем командируемым выдали неприметную штатскую одежду, одинаковые чемоданчики с набором самого необходимого, снабдили документами. По этим бумагам все офицеры незамедлительно превратились в Ивановы-Петровы-Сидоровы: слесарей, фрезеровщиков и сверловщиков неведомого треста "ЗарубежСтрой".
- Приказываю крепко запомнить ваши новые имена, отчества и фамилии! И свои собственные, и всех товарищей! - отдал очередную команду подполковник Мясницкий. - Только по-новому теперь обращаться друг к другу! За нарушение - незамедлительное отчисление...
Под надзором сопровождающих лиц группа выехала в аэропорт.
В нужном зале ожидания царил полный бедлам и немыслимый кавардак, было очень шумно, пахло едким человеческим потом. Отечественные доблестные таможенники с усердием шмонали багаж худеньких вьетнамцев, долго и усердно рылись в многочисленных узлах и баулах - только пух и перья летели во все стороны. То одно, то другое безжалостно изымалось и относилось в специальную комнату. Вьетнамцы грустно улыбались, но в споры не вступали, понимая всю бесполезность этого действа и своё полное бесправие...
- Вот, наша российская дурь в действии! - доходчиво объяснил Теплов, неторопливо прикуривая от зажигалки Серого. - Не хватает на всяких отечественных фабриках и заводах рабочих рук, поэтому и нагнали вьетнамцев. А им тоже деваться некуда. Представь, прошёл по вьетнамскому побережью какой-нибудь тропический ураган, четверть страны тут же осталась в полной разрухе. Вот, Правительство вьетнамское и говорит строго своей молодёжи, мол: - "Поезжайте-ка вы, ребятишки, в Россию, не до вас сейчас! Дай Бог, чтобы на стариков и детей хватило средств. А вы и сами о себе позаботиться в состоянии, заодно и денег в России заработаете, научитесь всякому полезному". Вьетнамская молодёжь и едет к нам, работает усердно на фабриках, к примеру - ткацких, старательно копит деньги. Наступает время уезжать обратно на Родину, тут и выясняется, что имеет место быть нешуточная нестыковка. Зарплату-то вьетнамским ребятишкам выдавали сугубо рублями, а зачем во Вьетнаме рубли наши деревянные? Вот они и мечутся по магазинам, всё, что хоть немного полезно в хозяйстве, сметают с прилавков. Потом приезжают в аэропорт, а здесь их уже ждут таможенники наши, Инструкциями разными вооружённые. Того нельзя из страны вывозить, этого, здесь ограничения всяческие, как результат - конфискация без компенсации. А если кто недоволен, то и штраф выпишут дополнительный. Свинство, корче, полное....
"Да, прав майор - по поводу свинства!" - подумал Серый. - "Хватает его, родимого, в нашей стране - хоть экспортируй излишки! Интересно, не по этой ли статье доходной и нас во Вьетнам направляют? Ладно, на месте разберемся...".
Провожающий - со звёздными погонами на плечах - проводил Серого и его товарищей в обход общей очереди, ещё через три часа всех улетающих во Вьетнам пригласили на посадку. Летели долго и нудно, по маршруту: Москва - Ташкент - Карачи - Бомбей - Ханой. Утомительное и нудное мероприятие. Только в Карачи они просидели часов десять, из самолёта вовсе не выпускали, потому, как отношения с Пакистаном тогда были очень непростыми.
Через два часа после вылета из Бомбея салон самолёта наполняется громким и
радостным визгом: это молоденькие вьетнамки радостно прильнули к иллюминаторам - Ханой родной узрели. Самолёт кружил над Ханоем минут пятнадцать, и всё это время вьетнамки визжали как резанные - звонко и протяжно.
- Это они Родину так любят свою, или - в России натерпелись всякого? - спросил Серый у Теплова.
- На месте разберёмся! - неопределённо пожал плечами майор.
Выйдя из самолёта, Серый, слегка напуганный бомбейской "сауной" (под плюс пятьдесят градусов, со сто процентной влажностью в придачу), покрутил во все стороны головой, осторожно вздохнул полной грудью ханойский воздух.
- Ничего, вполне терпимо! - облегчённо сообщил Теплов, которого, очевидно, терзали те же сомнения. - Плюс тридцать два - тридцать три будет, да и влажность воздуха гораздо меньше.
К ним лёгкой и уверенной походкой подошёл вежливый и неприметный вьетнамец средних лет, представляется - на безупречном русском языке:
- Меня зовут Тхань. На несколько дней, товарищи, вам придётся в Ханое задержаться, на это время я назначен вашим гидом, прошу в автобус.
Автобус оказался каким-то странным, маленьким, непривычным, на капоте красовался металлический кружок с тремя лучами.
- Это - "Мерседес"! - заявил опытный Теплов.
Серый только восхищённо покрутил головой, мол, столько слышал про эту знаменитую автомобильную марку, а теперь вот и увидеть довелось - собственными глазами...
Микроавтобус отъехал от аэропорта, вокруг наблюдалась какая-то сплошная и бесконечная стройка: большие и маленькие двухэтажные домишки - разной степени готовности, даже иногда мелькали шикарные виллы и коттеджи, виденные только в зарубежных кинофильмах.
- Это - Перестройка у нас началась! с гордостью объяснил Тхань. - ЦК Партии разрешил всем беспартийным гражданам дома строить - везде и без ограничений.
- А партийным, что, нельзя? - заинтересованно спросил Серый.
- И партийным можно. Если, конечно, местная партийная ячейка разрешит, посчитает этого человека достойным. Вот я, например, накопил четыреста американских долларов, решил купить телевизор японский, цветной. А партийная ячейка не разрешила. "Молоды, вы ещё, товарищ Тхань!", - сказали, - "Мало полезного для Родины и Партии совершили. Так что, рано вам телевизор этот покупать. Деньги же - сдайте в Фонд Возрождения Родины". Вот так-то вот...
- И ты, что же, сдал? - не поверил Теплов.
- Конечно же - сдал! - невозмутимо ответил гид, - Я - коммунист! Как же иначе?
- Восток - дело тонкое! - прокомментировал Серый, многозначительно переглядываясь с майором, а про себя подумал: - "И вообще, Мясницкий не велел - лишний раз трепаться на бытовые темы...".
Наконец, автобус въехал в центр Ханоя.
- Красивый город! - отметил Теплов. - Даже здания современные имеются в наличии.
- А здесь, - Тхань показал рукой на непрезентабельный трёхэтажный дом, покрытый сетью частых трещин, - живут члены ЦК нашей Партии, министры разные.
Русские офицеры в очередной раз многозначительно хмыкнули: по сравнению с виденными ранее виллами и коттеджами, домик этот смотрелся большим и неаккуратным сараем.
Словно почувствовав в очередной раз недоверие экскурсантов, Тхань торопливо пояснил:
- Наши вьетнамские руководители считают - неприемлемым для себя - жить в эти трудные для страны времена в роскоши. Даже все автомобили государственные, кроме тех, что нужны для встреч важных иностранных делегаций, продали на аукционах, а вырученные деньги направили в Фонд Возрождения Родины. Всем же руководителям страны выдали казённые велосипеды...
"С велосипедами-то красивая фишка получилась, ничего не скажешь!", - решил про себя Серый. - "Теперь понятно, почему вьетнамцы так начальство своё уважают. Продержатся в этой стране коммунисты у Власти ещё долгие годы. А нашим-то, отечественным коммунякам не хватило гибкости, не додумались, бедняги, до велосипедов...".
- Лишь одно настораживает: почему нас-то на "Мерседесе" встречают? - чуть слышно пробормотал Теплов. - Мы что же, и есть - "важная иностранная делегация"? Странно это как-то, очень, понимаешь ли, странно...
Между тем, за автобусными стёклами опять пошла малоэтажная застройка, между домами появились небольшие озёра - чисто ставки - где-нибудь под Донецком. Только здесь к центру этих ставков вели длинные деревянные настилы с перилами из штакетника, а в конце настилов, над водой, располагались непонятные деревянные кабинки, внешне очень похожие на обычные деревенские русские сортиры.
Теплов поинтересовался у гида назначением этих странных кабинок.
- Как зачем? - удивился в ответ вьетнамец. - Там же рыба живёт! Ей чем-то питаться надо? Что тут непонятного?
"Понятно, конечно же!", - подумал Серый. - "Только теперь не буду я во Вьетнаме кушать рыбу, по крайней мере, пресноводную...".
"Мерседес" въехал за высоченные железные ворота, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет, и остановился.
- Добро пожаловать в посёлок Ким Ли Ен, вотчину русских специалистов! - пафосно объявил Тхань.
Поверх бетонного забора тянулись ряды колючей проволоки - под током, по периметру бдительно прогуливалась вооружённая охрана: дружба дружбой, а безопасность - безопасностью. А за оградой выстроились в ровные ряды десятка полтора обычных панельных пятиэтажек.
Только вновь прибывшие слесари, фрезеровщики и сверловщики сложили свои вещи
в отведённых им помещениях (Серый оказался в одной комнате с Тепловым), начался нешуточный ливень: словно стена воды встала за окнами. Ровно через пятнадцать минут
дождь, словно по чьей-то команде, прекратился, опять выглянуло ласковое солнышко. Серый приоткрыл окошко, а оттуда такое пахнуло - амброзия райская, право слово. После дождя воздух на улице был свежий-свежий, ванилью и цветами какими-то незнакомыми пахло - остро и тревожно...
Тхань довольно усмехнулся и с гордостью сообщил:
- И так у нас, в Ханое, практически каждый день: до обеда тридцать-тридцать пять градусов, потом хлещет сильнейший, но короткий ливень, а после, уже до самого вечера, жара помягче, воздух чистый и целебный. Полезный у нас климат, врачи говорят, особенно для сердечников всяких...
На прощанье Тхань выдал каждому члену сапёрной группы по увесистому холщовому мешочку с местными деньгами, талоны разные: синие - для столовой, зелёные - для поселкового магазина, торгующего разной мелочевкой, да и отбыл восвояси.
- Что ж, товарищи офицеры, пойдёмте прогуляемся по этому Ким Ли Ену! - бодро предложил Теплов. - Присмотримся, вдруг, да обнаружим что-нибудь полезное да интересное. Тем более что начальство нам велело вести себя естественно и не привлекать нездорового внимания...
После дождя на улицу вывалила целая куча русскоговорящего народа: кто-то просто сидел на синих лавочках, ведя неторопливую беседу, кто-то под черепичным навесом играл в бильярд, некоторые даже самозабвенно забивали козла доминошного - прямо как в далёкой России. Серый познакомился с некоторыми соседями, публика оказалась разношерстной: вертолётчики, гидростроители, а некоторые - прямо как вновь прибывшие - токари-слесари-фрезеровщики, с фамилиями простыми, чтобы не забыть их в спешке какой.
Дружной стайкой они сходили в столовую: кухня оказалась простой и сытной, а
цены смешными, доперестроечными. По предложению Теплова потом заглянули в поселковый магазин и замерли - словно громом поражённые: все полки были плотно забиты разными дефицитами, подзабытые уже, и опять же - по ценам несерьёзным. И главное, книг разных было - просто завались. Хемингуэй, Ремарк, Булгаков - да и макулатуру при этом сдавать не надо было - фантастика просто! Набрали книг полные руки, молоденькие и симпатичные продавщицы только улыбались:
- Сразу видно - новички...
После книжного отдела пришла очередь отдела алкогольного. Чего тат только не было: водки, вина разные, коньяки, глаза просто разбегались. После недолгого совещания решили, всё же, отдать должное местным фруктовым настойкам: больно уж экзотические фрукты были нарисованы на этикетках, любопытство так и разбирало.
- Берём из расчёта: одна пол-литровая бутылка на брата! - решил за всех майор Теплов. - Не гоже - напиваться в первый же вечер по приезду. Посидим тихонько и скромно, без всяких непотребств. Так, ещё хлебушка надо купить, колбаски копчёной, помидор-огурчиков...
Заседали - тихо и скромно - в комнате Теплова (и Серого, понятное дело). Настойки вьетнамские оказались просто отменными: очень ароматными, сладенькими, пились легко и приятно.
- Хрень какая-то! - с досадой в голосе сообщил Серый, разливая по стаканам последнюю, шестую бутылку. - Вкусная штуковина, но слабенькая больно, пьёшь и не пьянеешь. Слышь, майор, прости, слесарь шестого разряда, давай ещё прикупим по бутылочке, а? Ну, в честь приезда...
Теплов покочевряжился минут пять-семь, чисто для командирской солидности, после чего, естественно, согласился. Первым за добавкой послали Юрца, но пропал Юрка Попов безвозвратно. Потом Санёк Маленький вызвался сбегать, тоже не вернулся.
- Крадут их там, что ли, агенты империалистические? - забеспокоился Серый и решил пойти поискать потерявшихся товарищей.
Вылез Серый из-за стола, а ноги-то ватные, не слушаются совсем. На ногах сосредоточился, по лестнице, спотыкаясь через каждую вторую ступеньку, спустился на улицу, с трудом закурил сигарету: в голове неожиданно всё помутилось, перед глазами картинка поплыла...
Очнулся он уже ночью, на зелёном бильярдном сукне: звёзды незнакомые висели в чёрном небе, под головой обнаружилась небольшая подушка.
- Ну и дела, до чего же коварны эти настойки фруктовые! - поделился Серый своими наблюдениями с незнакомыми ему звёздами, неловко слез с бильярдного стола и, слегка покачиваясь, заковылял к своему подъезду.
На голубой лавочке, вкопанной в землю, сидел пожилой мужик, что давеча представился гидростроителем Кузнецовым, и спокойно покуривал короткую трубочку.
- Ну, ребята, вы и дали шороху, блин горелый! - криво усмехнулся в свои шикарные усы Кузнецов. - Один уснул на бильярде, другой подрался с продавщицей в магазине, старшой ваш и вовсе в город учапал - шлюх вьетнамских искать. Не пускала его охрана на КПП, так он, мерзавец, сиганул через забор, прямо через ту проволоку, что под током.... Осторожней с этими вьетнамскими наливками надо быть, пить только по чуть-чуть, или, если выпил много, вообще не вставать из-за стола - до полного отруба. При подъёме на ноги эти напитки тут же коварно ударяют в голову: раз, и в памяти полный провал, зато потом тебе столько всего интересного расскажут - не захочешь - а, уписаешься...