Бондаренко Ольга Ивановна : другие произведения.

Вы красивая женщина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1. Если вы хотите отдохнуть и не расстраиваться, почитайте это произведение. Можно будет посмеяться, поплакать иногда. Но какие бы проблемы не возникали у главных героев, все кончится хорошо. Здесь вы не встретите никаких открытых финалов, все придет к желаемому результату. Порой в сюжете может появиться незначительный фантазийный элемент. Как правило, он связан с семейством Орел-Соколовских, прекрасная представительница которого, обладающая необычными способностями, появляется хоть ненадолго, чтобы помочь решить возникшие вопросы.

Вы - красивая женщина.

  -- Господи, спасибо тебе, Господи. Всё позади. Я сумела родить. А ведь так боялась, что никогда не услышу слова "мама". Но это не так. В глубине души я всегда знала, что смогу родить. Я родила мальчика! Сыночка! Хорошего, красивого мальчика. Спасибо тебе, Господи!- радовалась, проснувшись утром после родов, женщина. - Что мне еще надо для счастья? У меня самый лучший муж на свете и маленький сынишка.
   Красивая женщина отдыхала после родов. Она была одна в палате. Ну и конечно, её мальчик, что сердито посапывал крохотным своим носиком в маленькой кроватке. Самый лучший малыш на свете. Женщина, не отрываясь, смотрела на него. Он уже умел улыбаться, сердито хмурить бровки и требовательно плакать, звать маму. У него такой сильный ротик. Кусается... А ему всего день от роду.
   Вчера весь вечере с ними был и муж, папа теперь. Гордый, счастливый, хоть и замученный. Его радости не было предела. Но он устал, умотался, пожалуй, больше их всех, даже больше неё, хоть она рожала. Почти двое суток муж на ногах, без сна, и женщина решительно отослала его домой. Пусть выспится. Она даже не будет звонить ему, хоть и хочется услышать родной голос, рассказать о мальчике. И красивая женщина лежала одна и ласково глядела на сына, её сына, их сына.
   Вошла медсестра, женщина лет тридцати пяти, полная, спокойная блондинка, с добрым приветливым лицом и большими белыми руками. Это была одна из самых опытных медсестер в роддоме.
  -- Здравствуйте, мамочка, - приветливо проговорила она. - Меня зовут Лиза. Я буду вам помогать. Нам надо подготовиться к кормлению. Сейчас будем кормить ребёночка. Видите, он уже открывает глазки. Понимает, кушать пора.
   Малыш проснулся и тут же скривил свой беззубый ротик и заплакал. Большие добрые руки медсестры моментально взяли его, распеленали.
  -- Ой, а мы мокренькие. Сейчас мы посмотрим, что у нас в складочках, не покраснело ли? Нет! Вот и хорошо, переоденемся в сухую пеленочку и сразу будем кушать, - её ловкие руки быстро перепеленали ребенка. - Мы еще не кушали сегодня.
  -- Я так не смогу никогда, - со страхом подумала женщина, глядя на медсестру, она еще никогда не пеленала детей. - Я или уроню, или головку ему стукну. Я училась пеленать куклу. Сколько раз её головой об стол стукнула... А здесь живой человечек...
  -- Мама! Мама! Мы хотим кушать. Вот, мама, смотрите, как мальчик хочет кушать.
   Она показала ребёночка, который высказывал недовольство на руках медсестры.
  -- Ой, я боюсь, - испуганно проговорила красивая женщина.
  -- Не бойтесь. Вымойте руки и грудь тёплой водой с детским мылом, - приказала медсестра. - И берите мальчика на руки. Вы ведь уже кормили ребенка вчера.
  -- Да. Но мне помогал муж. И потом.... У меня ещё нет молока, только какие-то небольшие капельки выделяются, - паниковала молодая мама.
  -- Ребёночку хватит пока и капелек, - засмеялась добродушно Лиза. - А маму он должен знать. Связь у него должна быть с мамой. Берите, мама, прижимайте к себе свое чадо... Смотрите, какой он....
   Но их прервали.
  -- Лиза, Лиза, - закричала вбежавшая молоденькая сестричка, - сходи сама туда, я не могу. Ну, пожалуйста... Миленькая моя... Сходи...
   Девчонка заплакала.
  -- Не кричи, Катюша, - тихо, но решительно оборвала девчонку Лиза. - Не видишь, мы малыша кормим.
  -- Лиза, Лиза, - плачущим голосом повторила девчонка. - Ну, пожалуйста, Лиза...Подмени меня. А я помогу мамочке накормить малыша. Лиза! Ты же добрая...А вы...Вы не против?
   Умоляющие глаза молоденькой девчонки глянули на ничего не понимающую красивую женщину, потом на Лизу. Мать малыша не знала, как реагировать. У девочки что-то случилось. Почему бы не помочь? Она кивнула, соглашаясь.
  -- Идите, Лиза.
  -- Ладно уж, - смягчилась и опытная Лиза, - Катя, помоги этой мамочке с кормлением. А там я всё сама сделаю. Она проснулась?
  -- Да, - кивнула девчонка, вытирая слезы.
   Озабоченно вздохнув и всё-таки сначала проследив, как все еще неуверенными движениями женщина подносит малыша к груди и начинает кормить, Лиза ушла.
   Красивая женщина вся ушла в кормление, не слыша, как всхлипывает изредка молоденькая сестричка. Малыш был такой маленький, такой беспомощный, но у него был такие сильные губки, он крепко обхватил мамин сосок своим ротиком и с силой тянул подступающее молоко. Женщина прислушивалась к своим ощущениям. Хотелось смеяться и плакать одновременно, защитить малыша от всех бед и гроз этого мира. Но все перекрывала радость от свершившегося великого чуда - на руках красивой женщины лежал новый человечек. Ради этого стоило жить. Через какое-то время Катя решительно забрала мальчика, да он уже наелся и засыпал. Положила в кроватку, поправила пеленки. И опять глаза её налились слезами.
  -- Что-то случилось? - вежливо поинтересовалась женщина.
   Сестричка всхлипнула:
  -- Умирает она, - и тут же спохватилась. - Ой, что я наделала! Я не должна была вам этого говорить.
  -- Кто умирает? - спросила женщина.
   Ей показалось, что по палате пронесся моментальный порыв сквозняка, появилось чувство опасности и быстро растаяло. Но почему это сообщение насторожило красивую женщину. Откуда взялась мысль, что она должна была узнать, кто умирает? Интуиция не подводила эту красивую женщину, даже как-то спасло ей и её близким жизнь, правда, не всем. И здесь, в роддоме, сутки назад в разговоре врачей прозвучало знакомое имя... Или это ей показалось? Господи, а если плохо с... Женщина страшным усилием воли оборвала свои мысли. Нет, муж не должен был её обмануть. Не будет больше несчастий у неё и её родных и близких. Думать о плохом - значит, притягивать к себе негатив. Все хорошо! Все хорошо! . У них все будет хорошо... Всё будет хорошо! Хорошо... Хорошо... Но кто тогда умирает?
  -- Кто умирает? - взгляд красивой женщины был напряжён. - Ребенок? Мама? Дети? В роддоме инфекция? Эпидемия? Что вы молчите? Я позвоню мужу, чтобы увез нас отсюда, если в роддоме начали болеть дети...
   Катюша испугалась слов красивой женщины.
  -- Да вы что? - поспешно перебила она. - Не думайте, нет ничего такого. Все хорошо с детьми. И там всё хорошо... - Катя кивнула в сторону соседней палаты. - Можете сами посмотреть. Мама и малыш в порядке. Я говорила про другую женщину. Её привезла скорая помощь с вокзала, сняли с поезда. Роды у неё начались... А теперь у неё осложнения после родов. Помимо беременности, опухоль, оказывается, была. Никто и не знал. В карте ничего не было отмечено. Ребеночек успел родиться. Потом началось кровотечение сильное. Чего только не делали! Матку удалили... Кровь переливали... Не спасём мы её! Вот сидим у неё по очереди. Дежурим. Лиза сильная, умеет прятать свои чувства. А я не могу. Плачу и все тут! Жалко женщину. В сознании она, понимает, что умирает. Смотрит своими светлыми глазами, как с иконы... Взгляд строгий... Невольно себя виноватой чувствуешь...
  -- А как ребёнок? - спросила красивая женщина.
   Она чувствовала: это очень важно узнать. Для неё важно! Для мужа!
  -- Хороший мальчик. Крупный, здоровый. Только несчастный он будет. Кому он нужен? Некуда ему деваться. Нет родственников у несчастной, ни бабушек, ни дедушек. Никого нет. Правда, может усыновят...
  -- А отец ребёнка? Муж этой несчастной?
  -- Не замужем она. Нет отца.
  -- Дети же не просто так рождаются и не от святого духа. Мужчина в любом случае должен быть причастен.
  -- Не признаёт ребёночка отец. Говорит - не от него родила. Так она нам сказала. И то нехотя. Твердит, что одна на этом свете.
  -- Нет. Это неправильно. Надо попытаться узнать, кто отец.
  -- Пытались. Лиза умеет говорить с людьми. Ей многие душу изливают. Но эта женщина нам даже имени называть не хочет. Не то что фамилии или адреса. Твердит, что сама виновата, что Бог её наказал за какие-то деньги. А расплачиваться будет её ребенок... Ей, вообще-то нельзя было рожать. Она горбатая, конечно, осложнения должны быть, а тут ещё опухоль. За что женщине столько несчастий?
  -- Горбатая?
   Казалось, именно это сообщение больше всего поразило женщину. Нет, недаром она почувствовала тревогу, не подводила её интуиция. Заметались в беспорядке мысли, выискивая правильное решение. Но тут медсестра начала по-новому пеленать малыша, который неожиданно проснулся, словно услышав, что не он временно занимает в мыслях мамы главное место. И всё внимание женщины переключилось на него. Все остальные вопросы перестали временно существовать. Катя дала ей на руки мальчика.
  -- Хотите покачать. Только старайтесь не приучать к рукам.
   Красивая женщина с замиранием сердца взяла теплый комочек. Вот оно, её настоящее чудо. Лицо осветила глубокая нежность. Прижала к себе и застыла.
  -- Мальчик мой, радость моя. Как долго я тебя ждала, - она нежно поцеловала мягкую щечку. - Не надо плакать. У тебя есть мама. И папа, конечно же.
   Малыш уснул. Катя положила его в кроватку и ушла. А красивая женщина сидела и смотрела на него. А в голове опять вилась мысль о том, другом малыше, чья мать сейчас умирает где-то рядом. Горбатая несчастная женщина с иконописным лицом и светлыми глазами Пресвятой Девы Марии.
   Весь день после этого известия красивая женщина вспоминала разговор о горбатой девушке, что сняли с поезда. Всё о чём-то размышляла. Сердитая складка между бровей постоянно набегала на её чистый высокий лоб. Лицо становилось строгим и еще более красивым. И только когда она обращала свой взор к младенцу, выражение счастья возвращалось в её густо-карие глаза.
   Вечером, прогуливаясь по коридору, молодая мама услышала, как печально Лиза говорила по телефону:
  -- Да, Катюш, уже скоро. Недолго ей осталось. Понимает, что умрёт. Сил моих нет на неё глядеть. Вот вышла на минуту. Тебе позвонила. Сейчас назад иду. Молю Бога, только пусть не при мне отлетит её душенька...
   Не зная почему, красивая женщина пошла следом за Лизой, которая возвращалась в отдаленную палату. Уже все отделение знало, что там женщина в тяжелом состоянии, безнадежная. Женщина заглянула в приоткрытую дверь, она увидела лежащую на кровати, худенькую, маленькую женщину с посеревшим землистым лицом.
  -- Господи! Это все же она! - ударила током мысль. - Наташа! Горбатая Наташка. Я была права!
   Красивая женщина резко развернулась и почти побежала в свою палату, к своему маленькому сыну. Долго, в мучительных размышлениях сидела она, не отводя взгляда от детского личика. Несколько раз брала в руки телефон, чтобы позвонить мужу, рассказать ему про Наташу, но так и не решилась. Жалко было, он, наверно, спал. Да и не телефонный это был разговор. Потом ночью, когда уже все спали, красивая женщина с беспокойным лицом подошла к дежурной медсестре. Как оказалось, это была всё та же Лиза.
  -- А почему вы дежурите так долго? - спросила женщина.
  -- Меня попросили, - нехотя ответила Лиза. - Мне пришлось согласиться.
  -- Лиза! Мне надо туда, к ней, - красивая женщина кивнула на палату Наташи.
  -- Зачем ещё? - испугалась Лиза. - Не надо лишний раз беспокоить Наташу. Вам тоже надо отдыхать. Я заметила, вы весь день подходите сюда. Зачем вы это делаете? Ни к чему вам отрицательные эмоции. Молоко еще пропадет.
  -- Лиза! Я её знаю. Её зовут Наташа... - фамилии, к сожалению, женщина не вспомнила. - И еще... Я знаю отца ребёнка. Поэтому и уснуть не могу. Из-за Наташи и её малыша.
  -- Вы знаете настоящего отца ребёнка? - уточнила Лиза.
  -- Настоящего.
  -- Кто же он?
  -- Мой муж, - просто сказала красивая женщина.
   Лиза остолбенела на какое-то время от этих слов. Она не сразу поняла, о чем еще просит её красивая женщина.
  -- Лиза! - говорила красивая молодая мама. - Пустите меня к Наташе. Нам надо поговорить. Не пустите, потом вы же переживать будете. Наташу в этом городе никто, кроме меня и мужа, не знает. Мне надо обязательно поговорить с Наташей. Пустите, пожалуйста, меня к ней. Пустите, пока она в сознании.
   Лиза испуганно посмотрела на красивую женщину, веря и не веря её словам про мужа, но что-то такое было на её лице, она разрешила войти. Однако стояла рядом. И на всю жизнь запомнила этот разговор.
   Лежащая без движения, исхудавшая женщина открыла свои измученные светлые глаза.
  -- Ты? - спросила она равнодушно. - Это ты?
  -- Я, - тихо ответила красивая женщина.
  -- Зачем пришла? Хочешь посмотреть, как мне плохо? Как я умираю? - всё таким же равнодушным тоном проговорила больная. - Радуйся, я заслужила.
  -- Я тоже родила мальчика, - оправдывающимся голосом произнесла женщина.
  -- А я умираю, - что-то дрогнуло в голосе Наташи.
   По щеке медленно поползла одинокая слеза. Светлые глаза прикрылись бледными тонкими веками.
  -- Мы заберём твоего малыша, - красивая женщина сама не ожидала этих слов от себя. - У него будет отец. И мать тоже... Ты не сердись и прости меня...
  -- Мне всё равно. Меня же уже нет. Но все же - спасибо, - слеза не хотела исчезать, она ползла и ползла из-под прикрытого века, знать, не все равно было Наташе.
  -- А скажу, чтобы он пришёл...
  -- Зачем?
  -- Ты с ним не хочешь поговорить?
  -- Он не верит, что его ребёнок, - теперь уже на щеках от слёз появились тусклые дорожки. - А больше мне нечего ему сказать. Я любила, он нет.
  -- Наташа, у вас есть родные? Давайте, мы найдем их. Пусть они вас навестят...
  -- Похоронят, - равнодушно поправила горбатая женщина.
  -- Извини, - красивая женщина низко наклонила голову.
  -- Был брат у меня когда-то, - в задумчивости произнесла Наташа. - Я так его любила. Такой был хороший мальчик, мой братишка... Но он тоже умер... Для меня умер... Хотя несколько минут назад я бы и ему обрадовалась, если бы он сам пришел... Надо кому-то меня похоронить...Не хочется лежать в общей могиле... Вы это сделаете?
  -- Что? - красивая женщина плохо понимала слова горбатой Наташи.
  -- Похороните меня?
  -- Наташа!
  -- Похороните. Я знаю. Как назовешь детей? Скажи! Я там буду за вас всех молиться, - голос горбатой девушки прервался.
   Лиза поспешила увести красивую женщину. Вдогонку донесся все такой же равнодушный голос Наташи:
  -- Я верю тебе. У моего мальчика будет и отец, и мать...
   Красивая женщина заплакала. Интуиция не подвела. Прошлое напомнило о себе...Но оно уже не несло угрозы её счастью...

Несколько лет назад.

   Начал накрапывать дождь. Мелкий, нудный и холодный. Сырость, казалось, проникала под кожаную куртку. Одиноко стоящий высокий мужчина невольно поёжился. Холодно, противно и сыро. Пора уходить. Он навестил друга, точнее его могилу. Эх, Пашка, Пашка. Друже. Так они называли друг друга. Кто знал, что несколько лет назад они расставались навсегда. В сердце острой занозой стояла боль от потери. Мужчина высоко запрокинул голову, словно рассматривая низкое серое небо с клочьями рваных дождливых туч. Так было лучше. Острые холодные дождинки неприятно били в лицо. Набежавшие в глаза слезы так и не пролились. Мужчины не умеют плакать или искусно скрывают это.
   Дождь давно грозился пойти. Небо хмурилось с утра. Оно было мрачное и серое, совсем не летнее. Но Владимир знал, что обязательно должен побывать на кладбище, положить цветы на могилу друга. На похороны он не попал, работал в то время за границей. А деловой Пашка здесь создавал свой капитал. Всё звал друга себе в помощь, уговаривал бросить медицину, объяснял, что в России сейчас легко сделать деньги. Большие деньги! И не просто большие, а очень большие! Да не в деньгах дело. Павлу они счастья не принесли, они принесли вечный покой и забвение. Он остался живым только в памяти родных и близких, в том числе и стоящего сейчас у его могилы Владимира. Вовка и Пашка дружили очень давно, с детского сада. Там сидели рядом на горшках, стреляли из игрушечных пистолетов в девчонок, не слушались молоденькую воспитательницу, прятались от неё в колючие кусты. В школе на пару срывали уроки. Став студентами в разных вузах большого города, вместе проводили вечера и выходные, кадрили девчонок на дискотеках. И оба ждали, когда, наконец, влюбятся в свою неповторимую и единственную. Сердцеед Пашка встретил такую, а ласковый положительный Вовочка так и не нашел никого, он любил сразу всех. А дружба год от года крепла, несмотря на расставания и взросление.
   Поэтому, прилетев в родной город только вчера вечером, сразу на второй день, утром, Владимир вывел застоявшуюся старую машину из гаража и поехал к своему друже, к Пашке.
  -- Эх, Пашка, Пашка, разве думали мы, расставаясь пять лет назад, что больше никогда не увидимся, - вздохнул в последний раз Владимир и решил уходить.
   Могила произвела удручающее, гнетущее впечатление. Владимир сильно расстроился. Ни ограды, ни памятника. Незакреплённый, покосившийся одинокий крест с выцветшей черно-белой фотографией Пашки под стеклом и простенькой табличкой с надписью "Павел Егоров" на глиняном опустившемся холмике, вбитые по углам колышки, символизирующие ограду, да натянутый шпагат. И трава, трава, трава... И одинокий яркий букет искусственных хризантем. Их положил он, Владимир.
  -- Надо будет всё сделать, - решил Владимир. - Неужели Павел не заработал себе на гранитный или мраморный памятник, на приличную ограду. Он же работал в нефтегазовой промышленности. И недвижимость, и акции у него были. И, конечно же, деньги! - и задал вопрос сам себе: - Почему же Евдокия Станиславовна и Леля ничего не сделали? Да и жена, которой он так гордился... так любил... Они же законные наследники. За полгода можно было успеть. Такое впечатление, что никто на могилу и не ходит. Как Лелька допустила такое? Ну памятник не поставила, а цветов-то можно было посадить?
   Евдокия Станиславовна была матерью друга, А строгая умная Леля - сестрой. А имя жены Владимир никак не мог вспомнить. Пашка называл её "моя самая красивая женщина" или проще "красивая женщина". Где теперь это красивая женщина? Улизнула с деньгами мужа, поскупившись на память. Почему же никто не позаботился о последнем Пашкином приюте? Действительно, друг здесь нашел забвение. Забыли его, так получается? Ответа Владимир не знал. Завтра он навестит Пашкиных наследников, задаст им эти вопросы. Где живет мать, Володя знает. Там же, наверняка, обитает и Леля. Хотя их мир не брал никогда. А где жена Пашки? Где красивая женщина? Там, с ними? Или нет? Может, уже нового мужа нашла? Ответов не было. И, поглядывая с опаской на низко нависшее небо, Владимир пошел поискать кого-нибудь из работников кладбища. Пусть хоть подсыплют холмик и дёрном обложат могилу, а то скоро все сровняется с землей.
   Владимир, договорившись со сторожем, заплатив приличную сумму, чтобы тот не только поправил и обложил дерном могилу, но и приглядывал получше, поспешно побежал к машине. Начинался сильный дождь. Сторож хотел что-то сказать, но передумал, и Владимир ускорил шаг, дождь начал усиливаться, а в машине было уютно и тепло. Только мужчина захлопнул дверцу, дождь полил еще сильнее, как из ведра, и Владимир благословил создателя его "Жигулей". Пора было возвращаться домой. Владимир медленно тронул машину с места, косые струи дождя хлестали по стеклам, дворники не справлялись со струями воды, текущей по лобовому стеклу. В такой дождь нельзя быстро ехать. Кладбище осталось позади, и тяжёлое щемящее чувство в груди стало смягчаться, отступать. Другие заботы стали занимать мысли мужчины.
   Вдоль обочины, к остановке, что была метрах в ста от кладбищенских ворот, бежала под зонтиком невысокая худенькая женщина. Но зонт помогал мало, плохо спасал от дождя. Резкий порывистый ветер пытался вырвать его, выворачивал спицы, косой холодный дождь захлёстывал под зонт и бил в лицо женщины, распахивал полы простенького белого плаща, пытался сорвать с неё одежду. Женщина явно замёрзла. Одной рукой она силилась удержать зонт, другой лихорадочно сжимала ворот плаща, чтобы сберечь остатки тепла, но пронзительный ветер, чувствовалось, продувал её насквозь, губ было не видно, они побелели от холода. Мужчине стало жалко бедняжку.
  -- Садитесь быстрее! - притормозил Владимир. - А то смоет ливнем.
   Незнакомка буквально секунду посомневалась, потом решительно захлопнула зонт и села в машину.
  -- Господи, как хорошо-то! - проговорила она дрожащими побелевшими губами и тут же забеспокоилась. - Вы не боитесь, что я измажу ваши белоснежные сидения? Дождь такой сильный. Я ведь изрядно промокла, - спросила она встревоженным тоном, указывая на светлые чехлы.
  -- Ничуть, - весело отозвался Владимир, искоса поглядывая на бледное лицо незнакомки. - Материя, она заменима, а человек единственен и неповторим. Бог с ними, с чехлами. Лучше я спасу вас от дождя, от холода, от простуды, и, может быть, еще чего более худшего.
  -- Я ничего не поняла в ваших словах, - скупо улыбнулась женщина краешками губ, её всё ещё трясло от холода, - но всё равно спасибо. Благослови Бог вас и изобретателя двигателя внутреннего сгорания.
   Она говорила очень серьезно эти слова, явно не хотела подхватывать легкомысленный, весёлый и ни к чему не обязывающий тон Владимира. Обычно женщины сразу откликались на его слова, и начинался веселый, ни к чему не обязывающий флирт. Мужчина заинтересованно глянул на попутчицу.
   Женщина была худенькая, невысокая, черты лица тонкие, правильные. Кожа белая-белая, до прозрачности. Не бледная, а именно белая. Такой цвет лица бывает обычно у людей, которые практически не выходят на свежий воздух или долго болеют, а может, так казалось из-за густых, длинных ярко-каштановых волос, что львиной гривой окутывали это интересное лицо. Обычно только у природных шатенок можно увидеть столь чистую кожу, словно фарфоровую, без единой веснушки и прыщика. Но глаза были необычнее всего остального: огромные в пол-лица, словно взятые из диснеевских мультфильмов, опушённые такими длинными стрельчатыми ресницами, что Владимир не сразу определил цвет глаз. Они смотрели серьёзно-серьёзно и освещали её лицо. "Лучистые глаза", - так сказал известный писатель об одной своей героине. Именно такие лучистые глаза были у незнакомки. Мужчина сначала увидел не их цвет, а голубую искорку, что пряталась в глубине. В общем-то, глаза были карие. Густо карие. Владимиру невольно пришло на ум сравнение, когда он глядел в глаза незнакомки: наверно, Куинджи смешал краски по одному ему известному рецепту и в результате получился вот этот цвет, густо карий. А для дальнейшего оживления он бросил туда искорку голубизны, подчеркнул получившийся оттенок черными загнутыми ресницами, и в результате получились глаза-звезды. Но смотрела женщина строго, и Владимир увидел в глубине этих лучистых глаз-звёзд грустно-обиженное выражение, давнюю, непроходящую боль. "Какая все-таки красивая женщина, - подумал он. - Даже в своем горе она прекрасна. А какая же она может быть, если радость осветит её лицо.
  -- Вы тоже были на кладбище? - поинтересовался Владимир.
  -- Я навещала мужа, - коротко сказала женщина.
  -- Он похоронен здесь?
  -- Да.
  -- А я уж, было, решил поухаживать за вами, - полушутя-полусерьёзно признался Владимир. - А вы, оказывается, навещали мужа. Но я не теряю надежды.
   Женщина, в самом деле, ему очень понравилась. Казалось, ей очень грустно. А грустных людей Володя не любил и всегда стремился сделать всех весёлыми и счастливыми. Женщина опять скупо улыбнулась на его слова, словно через силу преодолевая сопротивление мимических мышц лица, что давно отвыкли от улыбки и не хотели давать менять строгую линию красиво очерченного рта.
  -- Пока ничего у вас не выйдет. Я вдова, - неожиданно каким-то жалким тоном произнесла она.
   Чувствовалось, слово "вдова" далось ей с трудом. Она не хотела с ним мириться, все в ней протестовало против этого слова. Но ничего уже не изменишь, мертвые не возвращаются, а живые должны жить.
  -- А за вдовами совсем нельзя ухаживать? - казалось, всерьёз опечалился Владимир. - Особенно за такими интересными.
   Женщина опять улыбнулась чуточку, уже немного полегче, где-то в глазах мелькнул отзвук живого чувства и тут же погас, всё-таки смог передать ей Володя капельку хорошего настроения:
  -- Можно. Но сейчас не стоит этого делать. Ничего не получится.
   Она слегка поддержала весёлый тон незнакомого ей мужчины, ей приятны были комплименты незнакомца.
  -- А когда получится? - не отставал мужчина.
  -- Наверно, через годик можно будет подумать об этом, - довольно-таки серьёзно ответила незнакомка. - Не раньше.
  -- Только подумать? - разочарованно протянул Володя. - Нет, так дело не пойдёт. Я не хочу ждать года и начинаю за вами ухаживать прямо сейчас. Вы сами подумайте, за год я могу встретить и другую красавицу. А мне вы нравитесь! Куда едем?
  -- В город. Прямо, - уклонилась от ответа незнакомка.
   Вышла женщина на первой же остановке в городе, отказалась наотрез, чтобы Владимир её довёз до дома, несмотря на непрекращающийся дождь.
  -- Большое спасибо! - попрощалась она. - Мне здесь близко. Я доберусь сама.
  -- До свидания, - ответил мужчина. - Кстати, меня зовут Владимир.
  -- Жанна, - ответила она и решительно вскочила в первый подошедший автобус.
   Владимир направился домой. Надо ему отдохнуть, привыкнуть к новому часовому поясу. Разобрать вещи. Что-нибудь поесть приготовить. Все остальные дела - завтра.
   Несколько лет Владимир пробыл в Канаде. Там он проходил стажировку - учился спасать людей, в первую очередь, женщин. Владимир с юношества мечтал стать врачом. Когда его мама заболела раком, он учился в девятом классе, именно тогда парнишка сказал себе, что станет онкологом. И цель свою выполнил. Поступил в медицинский институт. Мама радовалась. Она прожила еще шесть лет. Специализацию её сын выбрал, как и собирался, - онкологию, точнее, он по профессии онкогинеколог. Сколько женщин благодарили его за возвращённые надежды, скольким продлил жизнь. А мамы не стало, когда Владимир был на последнем курсе мединститута. Став врачом, мужчина всегда брался за трудные случаи. Ему пророчили блестящее будущее. В числе немногих молодых талантливых врачей он был отправлен в Канаду. Как-то туда, в клинику, где стажировался Владимир, привёз свою жену один русский предприниматель из Сибири. Женщину оперировал Владимир. Хоть и была уже третья стадия заболевания, женщину подлечили, рак отступил. И муж пациентки, богатый человек, узнав, что Владимир русский, тоже родом из Сибири, сказал:
  -- Владимир Сергеевич... Возвращайтесь назад, построим в нашем городе онкологический диспансер. Будете его возглавлять, - предложил Дмитрий Алексеевич.
  -- А средства на строительство больницы найдете?
  -- Я работаю в энергетике, возглавляю крупный нефтеперегонный завод, деньги у меня есть. Приезжайте. Нефтегазовая промышленность осилит строительство современной больницы. Закупим новейшее оборудование... Будем лечить женщин... Вовремя, чтобы не было поздно...Нам нужна такая больница.
   И когда срок стажировки подошёл к концу, Владимир вернулся в родные места, отказался от выгодного предложения одного из профессоров остаться в его клинике. Связь с Дмитрием Алексеевичем талантливый врач поддерживал с помощью телефона. Тот рассказывал о самочувствии жены и от своих слов не отказывался. Ждал Владимира. Правда, последние месяцы сотовый Дмитрия Алексеевича не отвечал, но ничего, завтра Володя позвонит по межгороду на домашний. Да и, в конце концов, Дмитрий Алексеевич стоит во главе крупного завода. Такого человека нетрудно найти. Но этим делом Владимир займется через неделю.
   А сначала мужчина навестит мать и сестру погибшего друга, выяснит, почему такая неприглядная картина на кладбище, ведь Пашка был состоятельным человеком. Потом обязательно разыщет "красивую женщину" Павла. Друг сколько восхищенных слов кричал по телефону в её адрес. И красавица, и умница, и помощница она Павлу, и с чувством юмора в порядке, а какая замечательная хозяйка! Мечта, а не женщина. А он, Владимир, ни разу даже не видел её фотографии. Да и надо узнать, в каком состоянии оставил свои дела друг. Пашка тоже поддерживал идею диспансера, тоже работал в энергетике, знал хорошо Дмитрия Алексеевича. Но Пашку убили, молчит сотовый будущего спонсора. Нехорошие предчувствия скребли в душе Владимира.
  -- Ничего, - сделал для себя такой вывод мужчина, - медики и учителя требуются всегда, даже во времена жесточайших кризисов. Вернулся в Россию, значит, пойду работать в любую больницу. Выживу.
   Но с мечтой о диспансере расставаться не хотелось.
   А сейчас спать, спать, отдыхать, отлёживаться. Разница во времени огромная. Слава Богу, в его однокомнатной квартирке чистота и порядок. И это всё благодаря соседке Наташке. Она появилась несколько лет назад. Получила по наследству эту квартиру от какой-то родственницы. Владимир познакомился с ней в один из приездов его в Россию. Хорошая женщина Наташка: чистоплотная, аккуратная, хозяйственная, готовить умеет, и на лицо ничего, симпатичная. Даже красивая, в её лице проглядывают классические, библейские черты, глаза светлые, как у святой. Одна беда у девчонки, и большая - горбатенькая она. А ведь если бы не этот недостаток, хорошая жена бы была кому-нибудь. Вон как тщательно за жильём соседа следит, не бесплатно, конечно, Владимир приплачивал ей. Да и что греха таить, и спал он с ней временами. Жалел. Она, может, и на замужество надеялась, а со стороны Володьки дальше случайных связей не шло. Покойный друг не одобрял подобной доброты, орал на Вовку, когда узнал:
  -- Тебе что, нормальных баб не хватает? Выйди на улицу, мигни только, любая прибежит мигом! А хочешь, я приведу?
  -- Хватает, - соглашался спокойно Володя. - И прибежать любая может. И привести ты можешь.
  -- Тогда прекращай свою благотворительность, - так окрестил связь с Наташей друг. - Женит она тебя когда-нибудь на себе. Вспомнишь тогда мои слова.
  -- Не женит, - отвечал Владимир. - Между нами чистейшей воды физиология. Секс только и ничего больше. И, кроме того, Наташа - бессребреница, совсем нерасчётливая. Такая не женит.
  -- Дурак ты, Вовка, - в сердцах отвечал Павел. - Вот залетит твоя Наташка. Скажет, так и так, скоро буду мамой, а ты, Вовочка, папой. Ты же благородный, дурак, женишься. Я тебя знаю!
  -- Не залетит, - констатировал Володя.- А даже если и женюсь... Что тут такого?
  -- Совсем чокнутый ты, Володька, - отвечал Пашка, - уж лучше тогда на нашей Лельке женись. И умная, и красивая. Одних иностранных языков сколько знает. Она тебе мигом карьеру сделает.
  -- Нет, - не соглашался друг, - на Лельке не женюсь, я её боюсь. Мне попроще надо. Не пара мне Леля.
   И случайные ночные эпизоды с Наташей иногда повторялись. Ну не любил несчастных Владимир, стремился сделать хоть на время счастливыми, даже таким путём.
   Слегка разобрав вещи, преподнеся подарки горбатенькой соседке, оставив деньги и попросив что-нибудь приготовить ему к обеду, Владимир поехал к Евдокии Станиславовне и Леле.
   Он не очень любил бывать у них, хотя когда-то Евдокия Станиславовна ему очень помогла. Дело было в умной Лельке. Леля, уже приближающаяся к тридцати годам сестра Пашки, явно имела виды на него, Владимира. Но мужчина был абсолютно равнодушен к ней, хотя Лелька не только симпатичная, но и надёжная, умная и характер железный. С такой жить, что за каменной стеной. Но не любил её мужчина и всё. Даже как Наташку, ни разу не пожалел её. Ему больше слабые женщины нравились. А ведь Леля пыталась забраться к нему в постель. Всё просчитала, кроме одного. Она была сестрой его лучшего друга. И Вовка, так любящий женщин, устоял. Но главная причина была та, что Леля не производила впечатление несчастной, она была властной, расчётливой, уверенной в себе и сильной. Все рассчитала и в ту ночь, что Владимир остался у них на даче, что Евдокия Станиславовна уедет, что Пашка убрел к какой-то случайной красавице, но что мужчина просто встанет и уйдет, когда Леля разденется, этого умная девица не могла предположить. Пашка и его друг любили женщин... И если бы Володя в ту ночь пожалел бы сестру друга по-мужски, то тут бы ему от брака не отвертеться. Это не робкая, благодарная Наташка. Лелька, если надо, кремень, да что там кремень - титан, плюс сто процентов железного расчета. А жениться Владимир в то время не хотел. Не входило в его планы. Многие хотели поймать красивого Вовочку. Иногда он думал, что ещё ни разу не встретил женщину, в глазах которой не читалась бы мысль - хочу замуж, женись на мне. Почему-то все женщины были уверены, что весёлый и ласковый Володечка создан только для семьи.
   Подобные мысли вертелись в голове мужчины, когда он ехал в загородный дом друга. Туда по весне перебрались после Пашкиной смерти мать и сестра. А жены Пашки, судя по всему, с ними не было. По телефону о жене не захотели говорить, Лелька только фыркнула, и всё. Не похоже это на неё, с её стремлением все четко разложить по полочкам. А тут такой капризный тон. Неужели Леля так изменилась?
   Евдокия Станиславовна встретила друга погибшего сына, как положено скорбящей матери. У неё была привычка несколько театрализировать происходящее. Пашка откровенно смеялся над матерью в эти моменты, Леля досадливо морщилась и обрывала:
  -- Мать, хватит.
   Евдокия Станиславовна всплакнула при появлении Владимира, стала аккуратно вытирать слёзы белоснежным платочком, села в трагическую позу напротив фотографии Пашки, но усталая Леля, у которой в глазах тоже застыла скорбь, на мать сердито прикрикнула, и женщина успокоилась. Высохли слезы. Лелька не любила фальши и театральности.
   Владимир знал, что в этом доме лишний раз не накормят, чаем не угостят, переночевать не предложат. Одна бы Лелька, может, и пощедрее бы была, но с матерью ни-ни, не заведено было у той. Просто удивительно, как Пашка вырос в этой семье таким дружелюбным и приветливым. Поэтому Владимир сразу приступил к делам. Во-первых, он расспросил, как убили Павла. Женщины толком не знали. Им лишь известно было, что осколок угодил в него потому, что бросился защищать невесту, закрыл своим телом. И больше ничего.
  -- Вот так, Володя, пожертвовал Пашенька собой ради этой вертихвостки, - Евдокия Станиславовна потянулась опять красивой холеной рукой с белоснежным платочком к своим щедро накрашенным глазам, промокнула их. - Из-за неё и погиб. Влюбился как мальчишка. Невестой её считал.
  -- Какой невестой? - не понял Владимир. - Павел вроде женился, он мне звонил. Жена у него была, я так понял.
  -- Никакой женой эта вертихвостка не была брату. Мы на свадьбе не гуляли и свидетельства о браке не видели. И на похороны она не пришла, - сердито заговорила, словно ждала этого вопроса, Леля. - Ни к чему ей было теперь. Деньги не с кого сосать! Не жена Танька ему!
  -- Значит, её Татьяной звали. Так она из-за денег, что ли, с ним встречалась? - спросил недоверчиво Владимир.
  -- А что же ей ещё надо было? - уверенно ответила Леля.
  -- Но Пашка-то, мне казалось, очень любил её. Он с восторгом рассказывал про неё. Соловьём заливался, нахваливая свою красивую женщину, - опять возразил Володя.
  -- Паша любил свою красотку, это весьма возможно, Таня, в самом деле, очень красива. Никто этого не отрицает. Только кроме красоты у неё ничего и не было: ни ума, ни совести. Слеп Паша был в своей любви к ней, ничего не видел, кроме своей красивой Танечки. Он не хотел видеть, что она глаз на его деньги положила, - ответила Леля. - Ослепила брата своей красотой. Хищница!
  -- А может, она и не была такой красивой. Я её не видела, - сказала Евдокия Станиславовна.
  -- Вы что, совсем с женой Пашки не встречались и никогда не видели? - удивился Владимир.
  -- Совсем! - подтвердила Евдокия Станиславовна. - При жизни Паша не успел меня с ней познакомить, все некогда ему было. А на похороны Татьяна не пришла. Она один раз только позвонила. Спустя месяц после Пашенькиной гибели, - последовал очередной театральный всхлип, Владимир отметил, как поморщилась Леля. - Леля с ней говорила. Она посоветовала нам убираться из этого дома.
  -- Но я, - вмешалась Леля, - дала ей достойный отпор. Не звонит больше Танька и не появляется. Пусть знает, что я не мягкотелый Пашка. Меня красотой не покоришь.
  -- Да, Лелечка, ты хорошо её тогда отчитала, - подтвердила Евдокия Станиславовна. - Я никогда не слышала, чтобы ты так кричала.
  -- А фотографии Татьяны у вас есть? - спросил мужчина.
  -- Я выбросила её, - гордо распрямилась мать Павла.
  -- Мы решили, что этой женщине нет места в нашей жизни и нашем доме, - произнесла Леля.
   Владимиру показалось, что в словах разумной сестры Павла прозвучала фальшь, как будто переигрывает несколько, подражая матери. С характером Лели достаточно было её взгляда, четко произнесенного слова, чтобы испугаться на всю жизнь. Леля, сдержанная, воспитанная, ругаться и повышать голос она не умела. Ей это было не нужно. Хватало всем её здравых слов, в основе которых лежала железная логика и сильный характер. Все и так невольно слушались Лелю. Она была прирожденным лидером.
   Дальнейший разговор пошёл о наследственных делах. У друга была большая сумма на счету в банке. Это Владимир знал. Как-то Павел его выручил с деньгами. Он дал денег, когда Владимира пригласили стажироваться за границей, в сущности, оплатил его пребывание в Канаде. Также другу принадлежало несколько заправок и какое-то количество акций нефтеперегонного завода. Да не какое-то, а довольно-таки много. Плюс загородный дом, в котором сейчас жили мать и сестра, и большая квартира в центре этого города. Но ведь последние годы Пашка жил в Ас-ке. Там тоже у него должна быть недвижимость. Плюс дорогая машина. Обо всем этом и заговорили Леля и Евдокия Станиславовна. Они просили Владимира помочь с оформлением наследства.
  -- Все это, Вовочка, надо оформить на меня, - говорила Евдокия Станиславовна. - Я - единственная наследница Павла.
  -- А разве жене он ничего не оставил? - спросил Владимир.
  -- Да не была эта женщина ему женой! - вскипела тут же Леля. - Не успели они расписаться. Не зарегистрировали брак. Я это точно знаю. Пашка не приглашал нас на свадьбу. Никто Танька ему. Никто! Не имеет она права на наследство! Всё, что принадлежала Павлу, наше. Она и так, небось, много нахапала!
  -- Так ведь они жили вместе! - попытался возразить Володя. - Гражданская жена тоже имеет права. И Пашка очень любил её.
  -- Нет, не имеет. Это ничего не значит в нашей стране, - ответила Евдокия Станиславовна. - А что касается любви... У Пашеньки много было женщин. Ты же знаешь это, Володя. Теперь, что, каждой выделять часть наследства?
   А Леля ещё проще сказала:
  -- Эта тварь ничего не получит. Мы - законные наследники. Это только наше имущество.
   И опять её интонация какая-то была не такая, как у неопытной актрисы. Леля никогда не позволяла себе грубо выражаться.
  -- Хищницы вы, а не наследницы, - невольно подумал про себя Владимир. - Сами не знаете, как оттяпать себе побольше.
   Всё услышанное очень мало ему нравилось. Владимир не узнавал Лельки. Ну, пусть Евдокия Станиславовна всегда была небольшого ума, но добрая. А что с Лелькой-то? С её мужским умом? С железной логикой? Вслух же мужчина сказал:
  -- Зачем так грубо, Леля. Мне хотелось бы встретиться с этой женщиной. С женой Пашки. С Татьяной. Вы случайно её адреса не знаете?
  -- Не знаем и не хотим знать! - сердито ответила Леля. - Уже полгода прошло, а эта красавица всего один раз позвонила нам.
  -- Ты же сама сказала, что ругалась с ней по телефону.
  -- Ну и что! Все равно Танька должна была позвонить.
   Казалось, что железная логика стала изменять своей хозяйке. Леля, которая умела скрывать свои эмоции, как никто, прямо кипела от ненависти к этой красивой женщине.
  -- Ну ладно, - поспешил уйти от этой темы Владимир. - А какие бумаги остались от Павла? Документы хоть какие-нибудь есть?
  -- В том-то и дело, что у нас нет ничего, - театрально-расстроенно произнесла мать Павла. - Но мы знаем его имущество. И хотим перевести на себя. А документы можно восстановить как утерянные.
  -- Да, Володь, помоги нам, - поддакнула Леля.
   Владимиру показалось, что он ослышался. Он же никогда ничего подобного не делал и в России не жил последние годы.
  -- Вам нужен хороший адвокат, - сказал мужчина. - Я не справлюсь.
  -- Я, было, хотела нанять адвоката, но Леля отсоветовала. Дорого очень. А тут мы узнали, что ты возвращаешься, Володенька. Леля и сказала, что ты наследством и займешься. Мы очень рассчитываем на тебя, - сказала Евдокия Станиславовна.
  -- Я врач, а не юрист, - возразил Володя.
  -- Ну и что, ты грамотный человек. Жил за границей. А адвокату надо платить кучу денег. Где их взять? - гнула свою линию мать друга.
  -- Всё ясно, - прокомментировал про себя Володя. - Мне можно и не платить. И какой дурак внушил им мысль, что врач способен вести дело с наследством? Что с Лелькой?
   Но вслух он решительно сказал:
  -- Я не берусь за это дело. Если хотите, найду вам опытного юриста.
   Женщины долго мялись, особенно была против Леля. Владимир даже удивился. Наоборот должно быть. Лелька всё-таки современный человек, должна понимать, что жизнь изменилась, а она упёрлась, не сдвинешь.
   В конце концов Евдокия Станиславовна приняла решение сама, не стала слушать дочь.
  -- Вот что, Володенька, - сказала мать друга, - ты прав. Нам нужен юрист. Хороший юрист. Ищите опытного человека. Только не очень дорогого.
  -- Кстати, - вспомнил мужчина, - почему вы ни ограды, ни памятника не поставили на могиле Павла?
  -- Пусть ставит жена, как ты её называешь, пусть красавица эта пошевелится, - ответила гордо-театрально мать Павла.
  -- Да-да, - подхватила фальшивым тоном, подделываясь под мать, Леля, - пусть Танька покажет свою любовь. А то на похороны не пришла, на девять и сорок дней её тоже не было, и после ни разу глаз не показала. На наследство, небось, мечтает лапу наложить. А может уже и наложила. Ведь уже больше полгода прошло. На Таньку, наверняка, не один уже юрист поработал.
  -- Значит так, - пронеслась в голове мысль. - Себе денежки, жене расходы. Хороший расклад. Но что с Лелькой? Неужели я не знал её раньше по-настоящему?
   Но вслух мужчина спросил:
  -- А заявление вы на наследство написали?
  -- Нет, - ответила мать друга. - Леля сказала, что без документов заявление не примут.
   Леля с досадой отвернулась.
  -- Ничего не понимаю, - думал Владимир. - Лелька потупела основательно. Сама же учила меня, когда умерла мама, что заявление до полугода надо подать, а документы можно позже принести. И сейчас делает вид, что не понимает, что время для подачи заявления потеряно, что надо обращаться в суд. Да ну их! Мудрят что-то. Найду я им лучше юриста.
   Возвращаясь домой, Владимир принял решение: он сам поставит памятник другу. Он ему должен приличную сумму. Вот и потратит на память о нём. Там не только на памятник хватит. А остальное придётся отдать наследникам. Но с женой Пашки надо познакомиться. Друг, словно догадываясь о скорой смерти, как-то в разговоре просил позаботиться о его красивой женщине.
  -- Володька! Если вдруг я помру ни с того, ни с сего, мужа надежного для моей самой красивой женщины найди, - как-то шутливо он заявил, а закончил серьезно. - Сейчас у нас в России убить человека просто. Как же моя самая красивая останется одна? Сразу на неё набросятся... Ты уж позаботься о ней, друже.
   Владимир помнил, что он додумался ляпнуть в ответ.
  -- Паш! А твоя самая красивая, в самом деле, очень красивая или это тебе только так кажется? Говори правду.
  -- Очень! Ты даже не представляешь! Не сомневайся в моих словах!
  -- Тогда, чего мудрить! Паш, может, мне самому на ней жениться. Чего молчишь, друже! Доверяешь?
  -- Доверяю, - засмеялся друг.
   Да, напророчил себе смерть Павел. И где его самая красивая, Владимир представления не имел.
  -- Ну что же, сначала поеду искать похоронное бюро. Он где-то на окраине города. Надо сегодня же заказать памятник и ограду, - решил Владимир. - А после займусь поисками юриста. И, конечно же, надо разыскать ту красивую женщину, что Пашка называл своей женой. Я обещал позаботиться о ней.
   Похоронное бюро отыскалось быстро. К удивлению мужчины, за стойкой, среди ярко-мрачных венков и прочих атрибутов провода человека в мир иной он увидел худенькую знакомую шатенку. В этом грустном месте ещё отчётливее выделялась прозрачная белизна её кожи, почти неестественная; женщина казалась более хрупкой. Тонкая её красота, казалось, сейчас растворится среди этого искусственного великолепия неживых цветов, а надгробные памятники теснят, давят на хрупкую жизнь. У Владимира тут же возникло желание увести худенькую шатенку отсюда, взять на руки, унести, посадить в машину и увезти. На свет, на яркое солнце. Увезти к жизни. Пусть оживут её мраморные щеки, вспыхнут радостью глаза. Не для неё такое место работы. Пусть засмеется, если умеет, не разучилась.
  -- Вы хотите что-нибудь заказать? - обратилась с вопросом она, не узнавая посетителя. - Вам что-нибудь надо?
  -- Да, Женечка, - сказал Володя. - Пригласить вас куда-нибудь хочу, чтобы увезти вас из этого мрачного места.
  -- Меня зовут Жанной, - женщина внимательно посмотрела на мужчину, потом чуть заметно улыбнулась, узнав его. - А это вы? Владимир? Так вас зовут?
  -- Так.
  -- Я же сказала вам, Владимир, что рано меня приглашать на свидания - год ещё не прошёл. А раньше я не могу.
  -- А может, согласитесь? Сделайте разок исключение.
   В помещение вошла крупная красивая женщина.
  -- У нас клиент? - обратилась с вопросом она к Жанне.
  -- Нет, Лариса, этот мужчина посторонний, - ответила шатенка. - Он случайно сюда зашел.
  -- И вовсе не посторонний, - возразил Владимир. - Я хочу заказать памятник другу и, если, возможно, ограду.
  -- У нас всё возможно, - ответила крупная женщина. - Жанночка, дай сюда проспекты. Сейчас мы поможем вам подобрать плиту. Вам мрамор или гранит?
  -- Гранит, - ответил Владимир.
   С помощью женщин Владимир выбрал гранитную плиту, заказал памятник. Надписи он пока не придумал. Точную дату рождения он знал, а вот число, когда не стало Павла, не смог назвать. Поэтому не стал называть даже фамилию. Обещал заехать через день и завезти данные. А про себя добавил, думая про Жанну:
  -- И тебя я отсюда точно увезу, года ждать не буду. Такие женщины не должны работать в таких местах.
   Уже сидя в машине, он подумал, что нравится ему эта изящная хрупкая женщина, понравилась и всё. А ещё мужчину заводило то, что она абсолютно им не интересовалась, смотрела и не видела, ускользала из поля его внимания. Дарила еле заметную улыбку, так, по инерции, и тут же забывала о нём. Обычно женщины реагировали на Вовочку по-другому, они любили его.
   Владимир привез листок с данными спустя несколько дней и очень надеялся увидеть Жанну. Зацепила его эта женщина, чувствовал Володя, ой как зацепила. Никакого года ждать он не будет. Готовьтесь, Жанна, к изменениям в своей жизни. Владимир это гарантирует. Уже сегодня он не уедет один из этого мрачного места.
   Но ни Ларисы, ни Жанны в похоронном бюро не оказалось. Женщина, которая там работала в этот день, сообщила, что сотрудницы по имени Жанна у них никогда и не было, а Лариса неожиданно рассчиталась. Адреса она не знала. Лариса проработала у них всего неделю. Сказала, больше не может, не выдерживает столько человеческого горя. На нервы давит. О Жанне никто ничего не мог сказать.
  
   Появление Владимира в похоронном бюро испугало этих двух женщин.
  -- Знаешь, Лариса, он мне уже не первый раз встречается. Набивается на знакомство, - встревоженно говорила Жанна. - Я боюсь.
  -- А может, ты просто ему понравилась? - успокаивающим тоном возражала рассудительная Лариса.
  -- Хорошо бы было, - задумчиво произнесла Жанна. - А если он от них? Что нам теперь делать?
   Женщины испуганно оглянулись на дверь. Крупная женщина торопливо заговорила.
  -- Значит так, сегодня ночуешь у нас. Я же прямо сейчас рассчитаюсь отсюда. Скажу, что не могу больше смотреть на печальные лица. Хотя неплохое место было. И деньги платили. Жить на что-то же нам надо, чтобы не вызвать подозрений. И всё же, может, мы паникуем раньше времени. Давай поговорим с...с...с Андреем. Чёрт, никак не привыкну, даже заикаюсь! - Лариса со злостью посмотрела по сторонам.
  -- Конечно, рассчитывайся, - поддержала Жанна. - Я тебе сразу говорила. А то выбрала себе работу. Среди гробов! Посмотришь вокруг, дрожь берет. Остатки нервной системы растеряешь среди этих венков и памятников.
  -- Для женщины без образования всякая работа хороша, да и платили здесь неплохо, если брать в сравнении, - иронически заметила Лариса. - Хотя бы с твоей. Я имею в виду теперешнюю твою работу.
  -- Если с моей работой сравнивать, то не только хорошо - замечательно. Да, любая хороша, когда нет денег, - грустно согласилась Жанна. - Но все же безобразно маленькие зарплаты. А с другой стороны, я выбираю сейчас безопасность и спокойствие... Еще бы мужа вернуть...
  -- Он никогда бы не согласился на подобные копейки, - заметила вторая женщина. - А теперь ты немедленно иди к нам. А то сейчас начальница вернется. Ни к чему ей тебя видеть. Вдруг, в самом деле, нас ищут?
   Лариса пошла к начальнице, пустила слезу, но по её просьбе доработала этот день, долго благодарила за понимание, вечером получила расчет. Жанна ушла сразу после разговора с Ларисой. Её никто из сотрудников похоронного бюро не видел.
  
   Мужчина жалел, что не напросился в гости к худенькой шатенке, не узнал её адрес, телефон. И как сейчас разыскать в их пусть не очень большом городе красивую девушку по имени Жанна. Хоть бы фамилию знать. Есть один вариант. Кладбище. Посмотреть фамилии всех умерших мужчин от двадцати лет. Владимир засмеялся, мысль была глупая. А вдруг у Жанны фамилия другая, девичья осталась? Словом, у мужчины осталась легкая грусть по потерянной шатенке и надежда на его величество случай. Город их небольшой. Вдруг встретятся опять. И случай о себе заявил спустя месяц.
   Владимир сначала недели две пристально вглядывался во всех невысоких худеньких шатенок, а потом стал успокаиваться, днем и не вспоминал эту случайную попутчицу, а вот по ночам она ему снилась, тянула руки и робко улыбалась, говорила:
  -- Ты же хотел сделать меня живой.
   Владимир встретил Жанну в самом неожиданном месте. Никак не ожидал её там увидеть.
   Первого сентября мужчина заехал в школу, где когда-то учился он со своим друже Пашкой, и оба отличались своими выходками. "Мастер и Ломастер", - называли их учителя. То выключатель мальчишки сломают, то светильник разобьют, стульями и партами покидаются, здоровые они, сильные были, как-то раз унитаз разбили. И если бы не их строгая, но одновременно добрая классная мама Вара Алексеевна, кто знает, чем бы всё кончилось, сколько бы продолжались их выходки, до какой бы степени была разгромлена школа. Именно она вместо денег с родителей за принесенный ущерб, стала заставлять мальчишек работать с завхозом, со слесарями ставить новый унитаз, сама рядом стояла, не жалея времени. А когда они исписали побеленные стены школы, вручила им кисти, сама тоже взяла и заставила перебелить весь фасад школы. Отучила парнишек пакостить. Сделанное самими разбивать и мазать жалко. И после того, как перебелили здание школы, Владимир и Пашка даже в подъездах на станах не стали писать, других тоже за это гоняли. Благодаря строгой и умной учительнице, мальчишки стали первыми помощниками завхоза. Что надо сделать, так Пашка и Вовка есть: стулья перетаскать, снег расчистить, стенды перевесить. А потом у Володи заболела мама. Он учился в девятом классе. И Володя присмирел. Серьёзным стал вскоре и Пашка, потому что неожиданно умер его отец. И начиная с этого года, ребята стали учиться. Нелегко им пришлось. Особенно трудно было с русским, но Вера Алексеевна стала дополнительно заниматься. Два года, не взяв ни копейки, тащила на себе парней. Она да муж её, учитель физики и математики. Еще молоденькая учительница биологии и химии помогала парнишкам. Мозги скрипели. Но врач, что лечил маму, сказал: ей нельзя расстраиваться. Владимир до сих пор помнит, как принес ей дневник впервые без троек. Мама обрадовалась, заплакала. Плакала и Евдокия Станиславовна, ей такой же дневник принес Пашка. И все благодаря строгой и доброй классной маме, её мужу и другим учителям. Когда парни начали работать, первого сентября они всегда приносили огромный букет цветов, а потом и подарок своей любимой учительнице, сейчас уже старенькой Вере Алексеевне. Мужу её всегда доставался хороший коньяк. Завхоз сказал, что ему лучше водочку. А молоденькая учительница химии ушла из их школы, следы её потерялись. Поэтому всем остальным учителям доставлялась или огромная коробка конфет, или торт.
   И сегодня, когда ученики понесли цветы поздравлять своих учителей, Володя с гигантским букетом белых роз поспешил к Вере Алексеевне, один, без своего друже Павла теперь. И раньше порой случалось, что кого-то из них не было на этом празднике, так несколько лет ходил поздравлять Веру Алексеевну один Павел, Володя был за границей, а теперь всегда ходить одному Владимиру.
   Этот их обычай знала вся школа, все учителя и ученики. Владимир и Пашка с их громадным букетом были уже определённой традицией. Их ждали. Не только учителя, но и ученики. Старшеклассники даже потихоньку делали ставки, будут ли цветы, кто в этот раз принесёт, какого цвета, сколько будет роз. И в этот год традиция не нарушилась, хоть и не стало Пашки. Через всю спортплощадку, где проходила торжественная линейка, посвященная первому сентября, шёл Владимир к любимой учительнице. Плыли над головами белые розы. Владимир вручил букет, поцеловал руку своей учительнице. Вера Алексеевна радостно улыбалась, а потом грустно сказала:
  -- Володя! Ты пришел. А Пашенька... Один ты остался... Без своего друже...
   Закапали слезы.
  -- Не плачьте, Вера Алексеевна, - обнял худенькие плечи старой учительницы Владимир. - Не плачьте... Вы сильная... На вас ребята смотрят.
   Он оглянулся на её учеников и увидел... На торжественной линейке, во главе рослых одиннадцатиклассников стояла худенькая учительница с огромными в пол-лица глазами, густыми каштановыми волосами и строгим прозрачным бледным лицом. Её толком не было видно среди современных рослых акселератов, которые с интересом поглядывали на новую красивую учительницу. Такой беззащитной показалась она Владимиру на их фоне. Сожрут ведь её современные дети, не подавятся.
  -- Жанна? - ахнул про себя мужчина. - Я тебя нашел! И теперь уже никуда не отпущу. Я знаю, где тебя искать!
   Он подмигнул ей, поцеловал еще раз руку своей любимой и терпеливой Вере Алексеевне и пошел вручать огромный торт директору школы. Вера Алексеевна опять вытирала слезы, вспомнив про гибель Павла. Вернувшийся Владимир встал рядом с ней, он решил не уезжать сразу, как планировал, а остался и напросился на классный час к любимой учительнице. Но причина была другая. Он хотел видеть Жанну. Будто невзначай мужчина поинтересовался:
  -- А кто стоит со вторым одиннадцатым классом?
   Вера Алексеевна улыбнулась, она по-прежнему видела все насквозь:
  -- Это новая учительница химии. Жанна Яковлевна. Понравилась?
  -- Красивая женщина, - ответил Владимир. - Очень красивая.
   Шёл традиционный урок знаний. Жанну обеспокоило появление Владимира, надо было как-то незаметно разузнать о нём, хотя бы у учеников. Кто он, почему появился здесь во время торжественной линейки? Поэтому она внесла изменения в намеченный план урока. Успокоив довольно-таки быстро уверенных в своей значимости юных рослых максималистов, она начала так:
  -- Я новый человек в вашей школе. И была очень приятно удивлена, когда увидела, как принесли цветы Вере Алексеевне. Я, честное слово, никогда не получала таких роскошных роз, которые были сегодня подарены Вере Алексеевне. Я слышала, как вы говорили между собой: "Принесли, опять принесли!" Расскажите мне об этом.
   И старшеклассники, приготовившиеся слушать очередную скучную порцию слов о пользе знаний, с удовольствием, перебивая друг друга, рассказали, что два выпускника этой школы уже в течение многих лет носят цветы. В свое время Вера Алексеевна намучилась с этими мальчишками, не дала им скатиться вниз. Они, кажется, стали богатыми предпринимателями, и обязательно кто-то из них или, бывает, вдвоём несут цветы. Обязательно розы.
  -- Всегда белые? - спросила Жанна.
  -- Нет. В разные годы и розы были разного цвета. Только с каждым годом букет больше.
  -- Какая чудесная история, - мечтательно произнесла Жанна. - А вы не знаете, как зовут этих выпускников?
   К сожалению, одиннадцатиклассники этого не знали. Сказали только, что в том году другой мужчина приносил цветы, этот был за границей. Женщина немного успокоилась. Её подозрения, судя по-всему, о Владимире были беспочвенны. Об этом говорил и Андрюша. Это подтвердили ученики.
  -- Значит, я Владимиру просто нравлюсь, - решила женщина. - А это не так уж и плохо. Надо же, я еще способна вызвать интерес у кого-то. Только самой мне это абсолютно все равно. Я не хочу жить. Я потеряла все.
   И успокоившаяся Жанна продолжила классный час. После отпустила ребят, зашла в учительскую, там Вера Алексеевна ставила розы в вазу. Жанна помогла ей, заодно, словно ничего не зная, спросила старую учительницу, от кого она получила такой роскошный букет. Та заулыбалась.
  -- Это Володечка Протасов. Из моих выпускников...- она помолчала минутку. - Да, это мои орлы, больше десяти лет назад окончили школу. Интересный был класс. Умный, но дерзкий. Я сумела с ними подружиться. Так и вела их на верёвочке до выпуска, а они считали, что правят сами, - оживленно говорила старая учительница. - А Володя со своим другом...
   Старая учительница вдруг погрустнела, не успела назвать имени друга Владимира, их перебили, Веру Алексеевну и Жанну позвали в столовую. Там был чай и торт, что привез в этом году Владимир.
  -- Ничего, мне достаточно и этой информации. Самое главное я узнала. И ребята, и Вера Алексеевна говорят одно и то же. Появление Владимира здесь со мной не связано, - решила Жанна. - Это случайная встреча.
   После работы Жанна не осталась отмечать в новом коллективе первое сентября. Устала с непривычки, гудели ноги, она стояла на линейке, вела классный час, присесть было некогда. Все-таки слаба была еще женщина после болезни. Хотелось прилечь. Но и польза была большая: целых полдня женщина не вспоминала о своем горе. Да, она правильно поступила, что вернулась работать в школу, меньше времени на негативные мысли. Выйдя за школьную ограду, Жанна увидела знакомые уже ей "Жигули" с белоснежными чехлами.
  -- Меня ждет приятный Володечка, - сразу поняла она. - Со мной связано его появление здесь не связано, а вот остался он, кажется, из-за меня, надеюсь, Володечка будет только ухаживать за мной. И всё! Но ухаживания я быстро прекращу. А может, принять его ухаживания? Я же обычная женщина, одинокая... На лбу не написано, что похоронила мужа. Окружающие пусть считают меня просто незамужней. Почему бы мне не иметь маленькую интрижку с интересным мужчиной? Разрешу Володечке немного поволочиться за мной.
   Владимир гостеприимно распахнул дверцу машины, окинул внимательным взглядом женщину. Красивая же всё-таки, хоть и смотрит строго своими густо-карими глазами-звёздами. А лицо по-прежнему бледное, прозрачное, как у больных после тяжелой операции. Владимир часто видел такие лица. Но ничего, пройдет время и вернется румянец на щеки, ярче станут и губы, уйдет боль из глаз. А какие роскошные волосы у этой шатенки. Казалось удивительным, как хрупкая фигурка с тонкой изящной шеей носит такую копну.
  -- Садитесь, Жанна. Я не решился уехать за цветами для вас, боялся, что вы уйдёте. Я ждал вас, - Владимир был сама приветливость. - И сразу говорю, сегодня я вас повезу до самого дома. Вы от меня не улизнете.
   Жанна подумала совсем немного и села в машину:
  -- В общем-то, я живу совсем недалеко.
  -- Вы меня приглашаете? - живо поинтересовался мужчина.
  -- Упаси Боже. Конечно, нет! - смутилась женщина. - Я просто хотела сказать, что могла бы дойти и пешком.
  -- Да так резко мне никто не отказывал, - иронически произнёс Владимир. - Прямо с первого слова. Я еще не напросился на приглашение, а мне уже дали ясно понять, что не зовут в гости.
   Жанна смутилась ещё больше. Владимир же продолжал.
  -- Ничего, ничего, я помню, что вы говорили про год, что надо подождать. Но я не хочу ждать и хочу разрушить ваше решение. Коли не зовете к себе, едемте, Жанна, в кафе, пообедаем вместе. Давайте повеселимся немного, выпьем хорошего вина, потанцуем. Вы красивая женщина, красивые женщины не должны быть такими печальными, тем более, целый год.
  -- Красивая женщина, - повторила сдержанно Жанна, - сколько раз я слышала эти слова. Я не люблю их. Не надо мне их говорить. Счастья они мне не принесли. Скорее с них начинается все печальное и несбывшееся.
  -- Вы опять о грустном. К чёрту грусть, - даже рассердился Владимир. - Едем в кафе. И там если вам захочется, можете говорить о грустном.
  -- Не поняла, - удивленно подняла брови Жанна.
  -- Расскажите мне об умершем муже. Вы же о нём сейчас говорили. Я вас внимательно выслушаю.
  -- Вот что, - ответила Жанна, - я еду с вами в кафе. Только о грустном, тем более, о муже, я говорить не буду. Давайте уж лучше веселиться. Если получится...
   Всё это было сказано строго, без улыбки. Владимир понял: не надо трогать прошлое женщины. Ей очень больно. Она не может еще говорить об этом. Чувствуется, Жанна пережила настоящую трагедию.
  -- Но ничего, - решительно про себя произнёс мужчина, - прошлое мешает тебе улыбаться, я заставлю тебя забыть о нём, будешь смеяться в настоящем, а на прошлое наложим табу.
   Он попытался представить женщину весело смеющейся. Не получилось. Одна капелька голубизны в глазах пыталась улыбаться сквозь густой карий цвет. Владимир догадался по ней, что умела эта женщина веселиться когда-то. Что же её так перетряхнуло? Вслух же мужчина сказал:
  -- Получится, все у нас получится. Красивые женщины с такими удивительными глазами должны быть весёлыми и отчаянными. От этого они становятся счастливыми.
  -- И о красоте и счастье говорить не будем, - возразила Жанна.
  -- Тогда о чём можно с вами говорить?
  -- Обо всём и ни о чём, - и решительно тряхнула головой. - Едем. Едем веселиться! Ну начинайте меня смешить.
   До кафе они не доехали. По пути им встретился парк отдыха. Стоял чудесный день ранней осени, теплый, ясный. Высокие сосны, что росли в этом парке, устремляли свои вершины в чистое голубое небо. Работали аттракционы. Когда проезжали мимо парка, Жанна грустно проговорила:
  -- Как я в детстве любила карусели. Помню, как папа водил меня кататься на них. Меня и....- она замялась, словно не могла сказать нужное слово и завершила совсем другим. - Но папа давно умер...
   И замолчала. Владимир решительно свернул к парку.
  -- Вы очень хотите есть? - спросил Жанну.
  -- Совсем не хочу, - удивленно ответила женщина.
  -- А я могу съесть какой-нибудь хот-дог, - заключил мужчина. - Идем покорять аттракционы? Я бы позвал вас на карусели, но не пустят. Мы уже большие мальчик и девочка.
  -- Не пустят, - наконец-то улыбнулась женщина.
   Они долго катались на всех аттракционах, ели мороженое и пирожки. Жанна ожила, на лице заиграл робкий румянец, несколько раз появлялась улыбка. Потом в парке им надоело, и они поехали за город, на природу. День был еще длинный. Лес был печальный и удивительно прозрачный. Таким он обычно бывает в ясные осенние дни. Жанна вдохнула полной грудью и почувствовала, что ставшая привычной боль, куда-то отдаляется, прячется, сковывавший её обруч исчезает.
  -- Правильно говорят, - подумала женщина, гладя белый бок стройной березки, - природа лечит. Мне хорошо. Я прямо чувствую, как дерево помогает, передает мне свою энергию. Какая гладкая шелковистая кора у березы. Ласковая...
  -- Жанна, - крикнул откуда-то сбоку Владимир, - смотрите, сколько тут грибов! Да здесь целая куча боровиков!
   Жанна ответила не сразу. Она обхватила белоствольное дерево руками и шепнула ему:
  -- Спасибо тебе, умное деревце.
   К женщине пришло умиротворение. Она вдруг почувствовала себя... счастливой, или, может быть, успокоенной. Это было давно забытое чувство, когда знаешь, что все будет хорошо, ты справилась с болью. Научилась жить с ней. Женщина даже не стала рыться в своей душе, думать: возможно ли такое после всех её несчастий, она просто отдалась этому чувству. Хорошо ей, и все! Нет, Жанна не начала смеяться, но тихая, по-настоящему радостная улыбка оживила её бледное лицо.
  -- Выздоравливает, - подумал Володя, глядя на её красивое, умиротворенное лицо. - Ей стало хорошо.
   Лицо уже не казалось больным. В это время Жанна обернулась, их взгляды встретились. Впервые глаза женщины не смотрели мимо. Владимир показывал ей большой белый гриб. Женщина благодарно улыбнулась мужчине. Ей было просто очень хорошо.
   Они набрали целую кучу осенних грибов, которых было в изобилии в этом году. Завезли их на обратном пути Наташе, потому что Жанна совсем не умела их готовить. Она и названий-то толком не знала. Просто радовалась каждому грибу, удивлялась. Даже мухомор вызывал у неё чувство восторга. Женщина присела, чтобы полюбоваться им, потрогать белые крапинки на красной шапочке. Один сорвала и хотела взять с собой.
  -- В вазу вместо цветка поставлю, - оживленно сказала она.
   На минуту в ней проснулась прежняя женщина, что была до смерти любимого человека, веселая и озорная.
  -- Не надо ядовитый гриб держать дома, от него может быть вред. Это я вам, как медик говорю, - заметил Владимир.
   Женщина послушалась, вздохнула, сожалея, и осторожно положила в траву мухомор.
  -- Такая красота пропадает. Но почему вы, Володя, такой строгий?
  -- У нас с вами есть получше, - Владимир кивнул на огромный пакет, полный осенних опят.
  -- И что с ними будем делать? - озабоченно спросила женщина. - Здесь целая гора. Я даже жарить их не умею.
  -- Впервые вижу сибирячку, которая не знает, что делать с грибами, - удивленно засмеялся Владимир.
  -- Какой вывод делаем? - подхватила оживленная Жанна. - Значит, я не сибирячка...
   И резко осеклась. Это было прошлое. А в её прошлое нельзя было никому. Даже ей самой. Владимир заметил сложную гамму чувств на её лице, поспешил помочь и заговорил о другом. Он всё-таки считал, что день надо завершить посещением ресторана. Уже темнело. Из леса было пора уезжать. Мужчина звал женщину посидеть в одном из лучших ресторанов города, вместе провести вечер.
  -- Нет, - решительно произнесла Жанна и как-то сразу сникла.
  -- Но ведь есть хочется, - пытался уговорить мужчина.
  -- Нет, туда мне нельзя, - всё также решительно повторила женщина и повторила. - Нельзя. Я не поеду.
   Владимир понял, что опять какая-то невидимая граница из прошлого остановила женщину, и перестал уговаривать. Он довёз Жанну до дома, она сказала, где живёт. Это была старая хрущевка недалеко от школы. Владимир пытался напроситься в гости. Но Жанна решительно воспротивилась.
  -- Говорю вам, Володя, рано ещё, - тихо сказала она.
  -- Но не безнадёжно? - спросил мужчина.
  -- Жизнь покажет, - расплывчато ответила Жанна, строго глядя на него.
   А он взял, да и привлёк её к себе. Ему давно хотелось потрогать её пышные волосы, растрепать их. Но вместо этого провел по ним рукой, прижал женщину к себе и поцеловал. Поцеловал в губы. Они были беззащитные, нежные и равнодушные. Жанна не ответила на поцелуй. Странно как-то не ответила. Как будто не было этого. Словно целовал Владимир не живую женщину, а манекен... Хотя её губы были тёплые, настоящие и абсолютно безучастные... Жанна будто не заметила этого поцелуя. Такое с Владимиром было впервые. Женщина спокойно отвела руки мужчины и вышла из машины, всё-таки улыбнувшись на прощание.
  -- Вам пора, Володечка. Спасибо вам за чудесный день. Мне было очень хорошо. Прощайте.
  -- Нет, Жанна. До свидания.
  -- Какая разница, - улыбка опять сморщила уголки её губ.
   И Владимир поехал домой. Зверски захотелось есть, но все магазины были уже закрыты, в ресторан одному не хотелось. Выручила Наташка, соседка. Она накормила мужчину картошкой с грибами, которые успела уже перебрать и часть их пожарить. Владимир с аппетитом поглощал вкусное блюдо, удивлялся, как это Наташа так быстро все успела сделать, а она смотрела своими добрыми, просящими глазами. Думала, что после ужина мужчина подойдет, обнимет её, и произойдет то, чего не было уже много времени с Наташей, пока ласковый и добрый Вовочка был за границей. Но после возвращения что-то мешало мужчине "пожалеть" соседку. Сегодня он понял. Мешала Жанна, худенькая женщина с густо-карими печальными глазами-звездами, в которых прячется капелька веселой голубизны. Владимир не остался у Наташки, ушёл домой, хотя чувствовал, что женщина ему ой как нужна. Перед глазами стояла красивая Жанна в ореоле каштановых волос, обнимающая стройную березку, у которой просила помощи. Эта женщина нужна была Владимиру.
   Жанна нисколько не жалела, что провела время с Владимиром. На душе было хорошо и спокойно. Женщина устала от печали, от страха. Жизнь продолжается, так сказал Андрюша, когда она вышла из больницы и безучастно жила у него и Ларисы. Жанне надо научиться жить одной. Что же, силы у неё восстанавливаются. Уходят мысли о смерти в прошлое, сегодня ей захотелось первый раз за последние полгода жить. Жанна больше не будет считать, сколько дней осталось до конца света, чтобы где-то там, в необъятных глубинах мироздания, вновь встретиться с покойным мужем. Не таким тягостным и длительным становится день. Всё утрясётся, встанет на место. И может, будет она ещё счастливой и беззаботной, как в детстве, когда был жив отец, как в своем недолгом замужестве. Ну а на сегодня Жанна осталась без ужина. И есть, как назло, хочется; впервые за долгое время появился аппетит. Но старенький холодильник в её убогой квартирке был абсолютно пуст, а продуктов она не успела купить, нет даже хлеба. Пожалев, что не научилась готовить грибы, женщина решила лечь спать.
   Жанна оглядела своё бедное жилище. Всё, что осталось от прежней, беззаботной жизни. Старые окна, через которые гуляет ветер, грязные стены с оборванными обоями, маленькая кухонька, старый скрипучий диван, сервант бабушкиных времён, в малюсенькой спальне пузатый гардероб, огромная кровать да письменный стол. Но сегодня это не вызвало знакомого приступа уныния. В принципе все для жизни есть.
  -- Ничего, главное - крыша над головой, а что неуютно, сама виновата, всё настроения не было. Завтра же начну ремонт сама. Побелю, покрашу. Справлюсь. Меньше времени на тоску будет. А там, даст Бог, куплю новую дешёвенькую мебель, - подвела итог размышлениям женщина. - Мне здесь жить. Создам чистоту и уют. В моем доме будет хорошо и тепло. Как говорила моя добрая няня Дуся, домовой будет доволен, и в дом придет счастье и богатство. Богатства я не хочу больше, а счастливой хочется быть...
   И женщина унеслась мыслями в прошлое. Совсем недавно жила она в роскошной обстановке. И в родительской семье всегда был достаток.

Родительская семья

   Отец Жанны был известный учёный-химик. Мать - родом из обычной подмосковной деревни, но с раннего детства хотела жить в городе, в Москве. Уж как она ухитрилась женить на себе отца, никто и не знал толком. Жанне было лишь известно, что познакомились они в деревне, куда на уборку картошки вместе со студентами приехал молодой, подающий большие надежды доцент Андрей Анатольевич Вирский.
   Крупная красивая девица, она же освобожденный комсомольский работник Вера Колмакова, отвечала за размещение и питание студентов. Там и познакомилась с Андреем Анатольевичем. Вежливый, обходительный преподаватель, в которого ежегодно влюблялись студентки, заинтересовал и Веру. Он подходил на роль мужа: из Москвы, холостой, жильё есть. И Верка Колмакова начала действовать. Студентов разместили по домам колхозников, Андрей Анатольевич попал в дом матери Веры, что было на руку далеко глядящей вперед девицы. Чтобы женить на себе квартиранта, был один беспроигрышный, с точки зрения Веры, вариант: затащить доцента в постель и объявить о беременности. Но всё произошло значительно лучше и проще. Андрею пришло горестное известие: его мать находится в больнице с инфарктом, в тяжелом состоянии, за его младшим маленьким братом присматривают соседи. Мужчина тут же собрался и поехал домой. Вера, которая принесла ему телеграмму, предложила помощь.
  -- Андрей Анатольевич, - рассудительно сказала девушка. - Давайте я поеду с вами. Меня отпустят. Я могу подежурить возле вашей мамы, присмотреть за младшим братиком. Могу увезти сюда в деревню. Моя мама не работает. Она любит детей. У нас здесь и овощи свои, и корову мать держит.
  -- В деревню? - повторил Андрей. - Нет, Сережа ходит уже в школу. В деревню не получится.
  -- Тогда давайте я поеду с вами и побуду с вашим братиком, пока ваша мама болеет, - предложила Вера.
   И Андрей подумал и согласился. Без помощи ему было не обойтись. У него был младший семилетний брат Сережа, сводный, от второго брака матери. Но отчим умер несколько лет назад. Для Андрея покойный отец Сережи был, можно считать, тоже отцом или надёжным старшим братом. И работали они вместе, вместе совершили открытие, которое принесло и деньги, и известность в ученом мире. Именно Андрей, будучи студентом, познакомил своего наставника Сергея Семеновича с мамой. Вскоре они поженились, немолодая уже мама родила Сережу. Сергей Семенович был безмерно счастлив, радовался и Андрей, он привязался к малышу. Но отец Сережи заболел раком и умер, когда его позднему сыну было всего пять лет. Мама очень плакала, но помнила, что есть еще Сережа, она выдержала свалившееся на неё испытание с достоинством. Решила снова выйти на работу. После рождения сына она занималась им, вела дом, следила за своими мужчинами. Андрюша не разрешил маме работать после смерти отчима, он к тому времени хорошо уже получал. Мама пыталась говорить, объясняла, что она должна растить Сережу, что для этого деньги нужны.
  -- Нам не хватает денег, что я получаю? - спросил старший сын?
  -- Хватает, - ответила мама.
  -- Вот и пусть все остается по-прежнему, - ответил Андрюша. - Оставайся, мама, дома и расти Сережу. Сергей Семенович не делал разницы между мной и Сережей, он не хотел, чтобы ты работала.
  -- Но ведь ты хотел жениться, - возразила мама. - Твоя Мария не хочет жить с нами. Она подыскала частную квартиру для вас. На две семьи будешь рваться, сынок. Я не хочу твоего несчастья.
  -- Значит, свадьбы не будет, - ответил Андрей.
   Это решение он принял сам. Его невеста, двадцатилетняя красавица Мария, требовала, чтобы он сделал выбор между мамой и ей, что было уже нелепо с точки зрения Андрея. И был еще маленький Сережа. А маленького братца нельзя было не любить. Как и маму. Когда умирал Сергей Семенович, Андрей обещал ему не только завершить совместно начатую работу, но и никогда не оставлять маму и младшего брата, заменить Сереже отца. Если бы Мария согласилась жить вместе с ними, свадьбы состоялась бы. Но Мария встала в позу и просчиталась. Андрей разорвал помолвку. Свадьба не состоялась.
   Мать скончалась через десять дней. Но с Верой успела познакомиться. Вера, как и обещала, дежурила иногда возле матери Андрея, отпуская мужчину хоть немного отдохнуть. Деревенская девушка ей понравилась своей рассудительностью, хозяйственностью, практичностью, деловой хваткой. И к тому же она была привлекательная, интересная. А первокласснику Сереже Вера вообще понравилась. Она варила вкусные макароны по-флотски. Вот и сказала мама сыну старшему напоследок:
  -- Женись, сынок, на Вере. Хорошая девушка. Душа моя спокойна будет: вы с Серёжей будете ухожены: сыты, обстираны, и науку ты не бросишь. Вера надежная. А любовь со временем придет. А что деревенская, так еще и лучше. Неизбалованная, работящая. Или ты все Машу любишь?
  -- Нет, - ответил старший сын. - К Маше нет возврата. Все уже давно перегорело. Я женюсь на Вере, если она будет согласна.
   Андрей так и поступил. Жениться рано ли поздно ли надо было. Да и за братишкой женский глаз нужен. Ну не любит Андрей Веру, однако стоило ей появиться в их доме, запылившемся за время отсутствия мамы, как крупная девушка взяла ведро и тряпку и отдраила все углы. Она же руководила процессом похорон. Андрей в те дни приметил еще одну важную черту своей будущей жены - бережливость, Вера хорошо считала деньги. У неё ничего не пропадало. И Сережа потянулся к ней. Заплакал как-то ночью, сон страшный мальчишке приснился. Андрей успокаивал его, объяснял, что это только сон. Вера же, глядя на эти мучения большого и малого, долго не думая, положила Сережу к себе в кровать, братишка затих. На поминки всю еду тоже приготовила Вера. Так что после похорон Андрей сказал:
  -- Вера, не уезжайте, оставайтесь с нами.
  -- Кем, - спросила рассудительная деревенская девица.
  -- Выходите за меня замуж.
  -- Хорошо, - согласилась Вера. - Только, Андрей пусть пройдет несколько месяцев сначала. А то нехорошо получается, ваша мама недавно умерла, а мы женимся.
  -- Так вы хотите уехать?
  -- Нет, - поспешно сказала расчетливая девица. - Я останусь в вашем доме, буду вам помогать.
  -- Вот что, - ответил на это Андрей. - Заявление мы подадим и распишемся. А свадьбу сыграем позже, если вы этого захотите.
   Вот так сделал предложение Андрей. Свадьбы Вера не захотела - трат много, объяснила она мужу. Похороны, свадьба. Лучше новый диван купить. Кроме того, умных друзей будущего мужа Вера побаивалась, а деревенским теперь до неё было далеко, не чета она им. Вот так стала Вера сначала женой доцента, а потом профессора. Только зря боялась ученых друзей мужа, она вскоре это поняла. В ближайшее время все узнали, какая Вера мастерица солить, мариновать. Воспитанный и умный человек уважает любой талант. Андрей был доволен жизнью. И когда спустя девять месяцев Вера родила очаровательную рыжеволосую девочку, мужчина почувствовал, что даже счастлив. Любил или не любил Андрей жену, никто не знал. Дом у него был образцовый, если случалось, что Андрей работал дома с кем-либо из сотрудников, то всегда им подавали чай или просто звали пообедать, на столе всегда были вкусные Верины огурчики, помидорчики. Сереже не разрешали шуметь, пока старший брат занят научной работой. Открытия Андрея в области химии принесли ему еще большую известность и приличные по тем временам деньги. А дома всегда было чисто, поесть, попить сварено, дочка любимая есть, и Серёжка не без надзора. И Вера была довольна. Её планы осуществились. Она не работала, сначала Серёжу водила в школу, потом беременность, роды, маленькая дочь, а после титул профессорской жены - работать не положено было.
   Когда Вера забеременела, она заговорила о домработнице. Тяжело ей будет за двумя детьми смотреть сразу. Малыша не оставишь одного, надо же кому-то в школу и Сережу провожать, нужна домработница. Муж не вникал в подробности и соглашался на всё. Деньги у них были. Так появилась в доме Дуся, дальняя родственница Веры. Расчетливая женщина и тут сэкономила. Всем говорила, что Дуся ей тетушка, поэтому платила копейки ей. Но сама покупала одежду, на еде не экономила. Дусе выделили под жилье обширный чулан, тетушка была довольна. В деревне дом её практически развалился, поправить некому. И силы уже не те, чтобы таскать воду, пилить и колоть дрова. А тут у неё есть свой угол. Вера совсем не ходила в её комнатушку. Но самое главное, Дуся очень любила детей, которых у неё никогда не было.
   Дом и так чистый ещё больше засиял чистотой и теплом. При Вере тоже было чисто, но как-то холодно. Особенно это чувствовал маленький Серёжа. Для Сережи Дусина комнатушка стала лучшим местом. Он там даже делал теперь уроки. Для этого туда еле втиснули небольшой столик. А Дуся была этим довольна. Ей было приятно слышать детские голоса. К ней поэтому сразу потянулся Серёжа, она обнимала мальчика, гладила по головке, утешала, целовала его царапины, ссадины, а он, прижавшись к ней, как когда-то к маме, забывал свои детские невзгоды. Потом туда стала приползать и подрастающая малышка. Дуся начала отращивать волосы девочке, заплетая густую рыжую гриву в две толстые косички. А та просто залезала на колени к маме Дусе и крепко целовала её. "Дуся красивая", - говорила она. Также она целовала братика, так девочка называла Серёжу, дядя - это было что-то далёкое, непонятное детскому возрасту - почему её дядя маленький, а не такой большой, как приходят к папе, да и во дворе все называли Сережу её братом, и Дуся путалась. Так и стал Сережа братом. Серёжа тоже сразу полюбил родившуюся девочку. Он качал коляску, пел песенки, когда малышка не хотела спать, потом был её воспитателем, в сущности. Отцу часто было некогда, у матери появились важные неотложные дела - парикмахерская, маникюр, магазины, поэтому маленький дядя читал книжки, объяснял девочке, что такое хорошо, что такое плохо, рассказывал ей о своей умершей маме. Голос мальчика дрожал. Малышка же своим маленьким сердечком чувствовала его боль, обнимала детскими ручонками и говорила:
  -- Не надо плакать, Сережа. Я тебя буду любить, как наша настоящая мама.
  -- И я люблю тебя, - добавляла Дуся.
   Девочка долгие годы думала, что и у неё до Веры была другая мама - мама Сережи. А потом она умерла, и к ним пришла другая мама - Вера. Андрей очень любил младшего брата и дочку. Вера нельзя сказать, чтобы сильно любила детей, но не обижала. Она взяла на себя функцию контроля: уроки, кружки, спорт. Да, маленький Сережа очень тосковал о матери. Вера, в отличие от Дуси, его не ласкала, но, когда мальчишку обидели во дворе старшие ребята, то она, недолго думая, заловила обидчиков и задала им хорошую трёпку. И Сережа с тех пор знал: у него есть заступник. Мальчик у Веры был всегда чистенький, аккуратный, она следила за уроками, ходила на родительские собрания, словом, делала всё, что положено матери. Первая учительница Сережи всегда ставила другим родителям Веру в пример. Но первый человек, который просто любил мальчишку ни за что, это была его маленькая племянница. Он её опекал, а она обнимала его своими слабыми ручками и, картавя по-детски, говорила:
  -- Сережа - самый хороший братик. Я люблю Сережу.
   Старший брат Сергея был увлечён наукой. В редкие вечера, когда Андрей бывал дома, играл с детьми, читал им книжки, вместе смотрели кино, из зарубежных командировок привозил дорогие подарки всем: интересные игрушки, модную одежду, ювелирные украшения. Маленькая дочь всё примеряла на себя, даже Дунины вещи, ей нравилось все, и девочка произносила фразу, над которой смеялись отец, и Сережа, и Дуся, а мать злилась.
  -- А когда вы станете старыми, это мне всё отдадите, я ведь самая маленькая.
   Сергей, фыркая потихоньку от смеха, торжественно и серьёзно обещал отдать малышке все свои джинсы, когда постареет, а отец приговаривал, когда дочка примеряла очередное украшение матери:
  -- Я тебе это и покупал, дочка, но ты еще маленькая, пусть пока наша мама поносит это колечко и сережки. Мама, мы с дочкой разрешаем тебе надеть новые сережки. А то они большие, еще уши оторвут у нашей малышки. Правильно, моя маленькая?
  -- Правильно, - соглашалась девочка.
   А потом и ей стал отец привозить драгоценности и красивую модную одежду. И дочь, и брат обожали Андрея. Вера тоже была довольна жизнью. Она получила все, что хотела. Деньги есть, уважаемый муж есть, её даже уважают коллеги мужа, любят у них обедать, всегда все вкусно. Правда, женщине стало скучновато, можно было подумать о работе, но у Веры не было образования, а комсомольские работники в её возрасте уже не требовались. Женщина нашла другой выход: она завела любовника. Дуся сердилась на неё, выговаривала ей по-родственному, но та отмахнулась:
  -- Не лезь не в своё дело.
   И продолжала встречаться с Игорем, так звали любовника.
   Сергей учился очень хорошо. Как и старший брат, он сначала выбрал химию, потом изменил свои намерения. Окончил строительный институт. В результате получилось: старший брат разрабатывал теории, совершал открытия, младший строил комбинаты, на которых эти теория и открытия претворялись в жизнь.
   Серёжа, став взрослым, редко бывал дома. Особенно после того, как у него был неудачный роман с соседкой этажом выше. Там жил профессор археологии. Детей у них своих не было. Они взяли к себе после школы племянницу, зеленоглазую Алину. Она, как и Таня, училась в пединституте, только на истфаке. Только Татьяна оканчивала уже институт, а Алина поступила на первый курс. Сергей, когда увидел первый раз зеленоглазую девушку, даже застыл. Та засмеялась, что-то крикнула веселое и убежала. Они встречались полгода. Потом все. Сережа ничего не стал говорить Вере, которая была не против этого брака. Зеленоглазая Алька была единственной наследницей своего богатого дядюшки профессора. А племяннице своей, которая к тому времени была студенткой, Сергей объяснил:
  -- Не любит меня, Алька. Другого она любит. Она честно мне сказала. Она не отказала мне. Я ведь позвал её замуж. Но она предупредила, что не сможет забыть свою первую любовь. А я так не хочу. Не хочу жить так, как Андрей с Верой. Все хорошо в нашей семье, только любви между твоими родителями нет. Это еще у нас есть добрый ангел - Дуся. Поэтому все, кончились мои отношения с Алиной. Я завтра уезжаю в очередную командировку. Далеко и надолго. В А-к. Будем строить нефтеперегонный завод. Жалко мне с тобой расставаться, сестренка. Но ничего, будем писать письма друг другу.
   Сережа, как когда-то его маленькая племянница, привык называть себя её братом, а не дядей. И её именовал просто сестренкой.
   И уехал. Недовольная Вера прокомментировала:
  -- Это все Алькина тетушка постаралась. Ведьма старая. Отвела глаза племяннице. Недаром её колдуньей считают.
  -- Грех так говорить, Вера, - упрекнула её Дуся. - Софья Григорьевна добрая. Скольким детям помогла, грыжу заговаривала. Вспомни, как бегали мы к ней с маленькой нашей девочкой, когда она у тебя орала сутки напролет. Это ты говоришь так, потому что Софья Григорьевна тебе сказала, что надо к мужу с большим уважением относиться...
   Дуся замолчала, видя внимательные глаза дочери Андрея. Девушка сделала вид, что не придала этим словам значения. Про Игорька она давно знала и ругалась с матерью. Знала даже, что мать ходила к Алькиной тетушке и просила сварить зелье для любовника, чтобы привязать его к себе навсегда. Но та её и выставила.
  -- Да, - подумала дочь, - мама начала с годами явно глупеть. За что её папка и Сережка любят?
   Сережа всегда неплохо зарабатывал. К тридцати годам младший брат отца купил себе небольшую кооперативную квартиру. Когда встречался с Алиной, стал думать о другой, большей, но потом все оставил, как было. Андрей продолжал жить в родительском доме.
   Дочь Андрея после окончания школы тоже решила заниматься химией. Отец воспротивился.
  -- Поступай на химфак, но только не в наш институт. Я не хочу, чтобы говорили, что ты поступила с моей помощью.
  -- Пап, - засмеялась девушка. - Я засыпала с рождения под химические формулы. Я сама поступлю.
  -- И все равно. Иди в другой вуз. Я прошу тебя.
   Девушка поступила в педагогический. Её будущая профессия - учитель химии и биологии. Училась хорошо, без напряжения, сдавая сессию за сессией на одни пятерки. Но в школу не хотела идти работать. "Не мое это!" - сказала она. Даже подстриглась под модного ежика, чтобы не быть похожей на учительницу. Дуся расстроилась, плакала по косе, которую столько лет растила, а будущая учительница облегчённо вздохнула, коса была огромная, голове было тяжело её носить. Девушка просила отца устроить её к себе на работу. Отец молчал.
   В то лето, когда дочь получила диплом, всё разом оборвалось. Отец умер, как и его мать, внезапно, от инфаркта. Известного учёного похоронили достойно. Вера склоняла низко голову, бежали слезы из глаз. Она вытирала их белоснежным платочком. Ей, в самом деле, было жалко мужа. Она жила с Андреем хорошо, без забот. Сгорбилась Дуся. Чувствовала, что без Андрея Анатольевича в её жизни будут большие изменения.
   Сергей прилетел на похороны, побыл совсем недолго, его ждала стройка. Пустили первую линию завода. Сергей принял решение остаться работать на заводе, в производстве он разбирался, да и в стране назревали большие перемены.
   А Жанна пошла работать в школу. Жить надо было на что-то. И надо сказать: педагогическая хватка у неё была. Учительница хоть и была молодая, но серьезная, злая. На уроках у неё всегда тишина, да и некогда было ученикам болтать - Жанна методично и упорно вбивала в головы химию, ругаясь в душе на нерадивых учеников и составителей программ, которые решили, что в России все сплошь будущие химики.
   Жили они с матерью и Дусей первое время на то, что осталось от отца, и на зарплату Жанны. На еду пока хватало, а одежда, спасибо отцу, была. А потом количество ртов увеличилось.
   О том, что у матери был любовник, Жанна давно знала. А теперь, после смерти отца, он переселился к ним. Не работал. Считал себя творческой личностью, ему не подходила обычная работа. Мать словно потеряла всю свою практичность и рассудительность, вцепилась в своего Игорька. Впервые от него Жанна услышала фразу:
  -- Ты очень красивая девушка, а женщиной будешь ещё красивее.
   При этом он загородил проход и игриво ущипнул за бедро.
  -- Уж не на себя ли ты хочешь возложить эту миссию, - скептически осведомилась девушка, больно стукнув его по руке и презрительно окинув взглядом его с ног до головы.
  -- Какую? - не понял Игорёчек (так мать называла своего ненаглядного).
  -- Сделать меня женщиной.
  -- Я не против, - оскалил в улыбке зубы Игорёк и вновь протянул руки.
  -- Так вот запомни, альфонс недоделанный, - грубо сказала Жанна и резко, с силой толкнула его в грудь, - если ты до меня еще раз дотронёшься, даже ненароком, нечаянно, я заявлю об изнасиловании, все медицинские комиссии, все допросы пройду, чего бы мне это не стоило, но пройду, со следователем пересплю, а тебя посажу. Прочь с дороги! И учти, еще матери скажу. Она хоть и дура стала, тебя не выгонит, но глаз спускать не будет, к столу привяжет. Понял, альфонс.
   Игорёк поперхнулся, но заткнулся. В словах девушки звучала сила и уверенность. Руки больше не распускал, боялся. Однако не смирился. Потихоньку пакостил. Неважные отношения дочери с матерью стали ещё хуже. Любовник жужжал в уши матери, что Жанна заигрывает с ним, что это переходит все границы, ведь он любит только Веру. Мать устроила дочери скандал. Доводов никаких просто не желала слышать. Жить дома стало невозможно. Жанна позвонила Сереже и попросила разрешить пожить в его квартире. Тот был на своей стройке в далёком А-ке, но зная, что Веру и её дочь никогда не брал мир, согласился.
   А по стране шла перестройка, а за ней гиперинфляция. Ничем стали сбережения людей, вклады обесценились. Пропали деньги Андрея, полученные за научные открытия. Не на что стало жить матери и Игорьку. Как-то навестив родительскую квартиру, Жанна обнаружила, что они продали одну из пяти дорогих картин, которые приобрёл ещё дед, отец Сергея. Девушка раскричалась на мать:
  -- Это не твое, эти картины принадлежат Сереже, их приобрел его дед, не смейте трогать картины!
  -- А на что мы будем жить! - кричала мать. - Нам, что, с голоду теперь помирать. Ты же ни копейки не даешь мне!
  -- А ты знаешь, сколько платят учителям? Не подавитесь моими деньгами? Вы не инвалиды! Пусть твой альфонс, матушка, идёт работать.
   И, уходя, предупредила мать, что если пропадёт ещё что из того, что покупал отец и осталось от деда Сергея, она подаст в суд.
  -- Может, я ничего и не получу, но позора тебе, матушка, будет свыше крыши. Я еще заявлю, что твой Игорёк ворует, - пригрозила напоследок она, - что это он украл и продал картину.
   Через неделю мать позвонила и вполне миролюбиво предложила встретиться и поговорить. Она предложила разделить имущество.
  -- Ты взрослая, - рассудительно говорила Вера. - У тебя своя жизнь. У нас с Игорем своя. Давай поделим картины, которые приобрел Андрюша.
  -- А квартиру как будем делить?- скептически осведомилась Жанна.
   Игорек отозвал Веру, что-то прошептал ей. Мать кивнула, соглашаясь.
  -- Игорь считает, что картины ты должна забрать все.
   Девушка изумленно вскинула брови, но дальнейшие слова матери погасили её удивление.
  -- Тебе картины, а нам останется квартира, - завершила мать.
  -- Не подавитесь, глотая такой кусок? - ответила дочь, когда пришла в себя от наглости любовника Веры. - И что-то ты про золото, матушка, молчишь, автоматически себе причислила? Или его тоже мне предложите, лишь бы вымелась я отсюда.
  -- Золото все мое, - ответила мать. - Андрюша мне покупал.
  -- Он и мне покупал, - возразила дочь. - Он всегда говорил, что украшения будут принадлежать мне.
  -- Это он в шутку говорил так, - взвизгнула мать.
  -- Ага. Особенно когда мне было двадцать лет. И не забудь про золото бабушки, Сережиной матери. Это кому отдашь? Там есть очень дорогие украшения.
  -- Я Сереже заменила мать, - ответила Вера. - Значит, это автоматически стало все мое.
  -- Дуся ему тоже заменила мать, - не сдавалась дочь. - Что молчишь, Дуся?
  -- Мне ничего не надо, - вздрогнула старая женщина, перекрестилась и отошла.
  -- Вот что, - глаза девушки сердито вспыхнули, - делить будем всерьез. Значит так, квартиру приватизируем на троих. Здесь есть доля и Сережи, картины не трогаем, перевозим к в Сережину квартиру, чтобы кое у кого не горели глаза, - она иронически посмотрела на Игоря, - а золото, черт с вами, поделим на двоих, то, что привез папа. Это память о нем. Вот только так, матушка. Другого не будет.
   Мать долго мялась. Но Жанна твердила, что никаких других условий она не примет. И если мать это не устраивает, то пусть с Игоречком ищет другое жилье, а сюда она вернется. Мать согласилась. Говоря про золото, Жанна забыла о дорогих ювелирных украшениях, что были собственностью семьи Серёжиного отца, которые тот передал своей второй жене, когда она родила мальчика. Некоторые из них имели очень большую ценность.
  -- И ещё, - напоследок сказала мать, - я хочу отослать назад Дусю. Жизнь стала дорогая, а у неё нет никаких заработков.
   Дуся, сидящая в уголке на стуле, беззвучно заплакала, вытирая уголком фартука слезы.
  -- Ты что, - остолбенела Жанна, - Мало Дуся на тебя пахала?
  -- Ей платили!
  -- Что ты там ей платила, копейки сущие! Зато сама бегала по любовникам, а Дуся и с нами сидела, и обеды варила, и квартиру убирала. Заметь, без выходных. Она мне и Сереже мать заменила, тебя то есть.
   Но, видя, что все её слова мало действенны, девушка воспользовалась последним доводом:
  -- Дусин же домишко давно развалился. Там ни окон, ни дверей. Куда она поедет? Где у неё силы на деревенский дом?
  -- Ну и что, - равнодушно сказала мать, - поживёт у каких-нибудь родственников. За детьми Дуся следить умеет. Няньки всегда нужны.
   Дуся всё так же сидела на краешке стула и вытирала глаза. Она стала не нужна. Она это поняла, когда умер Андрей Анатольевич.
  -- Сама понимаешь, - продолжала мать, - деньги стали ничем, а пенсии у Дуси нет. Не заработала.
  -- У тебя, кстати, тоже, - заметила дочь. - Ты также не заработала пенсии. И твой альфонс такой же...
  -- Продукты дорогие, - словно не слыша, продолжала мать. - А у Дуси хороший аппетит.
  -- Конечно, - язвительно подтвердила Жанна. - Игорёчка надо кормить. Дуся вас объедает. Бог тебя ещё накажет за это, матушка, - и, решительно повернувшись к старой женщине, сказала: - Собирайся, мама Дуся, пойдёшь со мной, будем жить с тобой у Серёжи. Моей зарплаты хватит на двоих. Не умрем с голоду. Я возьму дополнительные частные уроки. Прокормлю и тебя, и себя.
  -- А мне не хочешь подкинуть денег? - спросила мать. - Я все же твоя мать. Я тебя родила.
  -- Спасибо, - язвительно отозвалась девушка. - Не хочу.
  -- Я могу подать на алименты, - не отступала Вера.
  -- Можешь из моей огромной учительской зарплаты вырвать четверть, - согласилась дочь. - Дело за небольшим. Докажи, что ты инвалид, или наступил возраст, согласно которому ты уже можешь не работать. Ты же, матушка, у нас еще молодая. Любовников содержишь. Не выгорит тебе дело с алиментами. А если и выгорит! Сказать сколько? Дуся! Что же ты сидишь? Собирайся. Я тебя прямо сейчас отсюда увезу.
   Обрадованная, Дуся поспешила за вещами.
  -- Я подожду тебя в папином кабинете, - крикнула вслед ей Жанна.
   Откуда-то в коридоре навстречу девушке вынырнул несколько испуганный Игорёк, вежливо отступил в сторону.
  -- Что договорились? - спросил он.
  -- Договорились, - зло ответила Жанна. - Будешь мать науськивать на меня, оставлю без штанов. Не то что без квартиры! И картины не тронь! Альфонс!
   Она, было, направилась в кабинет отца, но по пути свернула на кухню, захотелось пить. И не видела, как, облегчённо вздохнув, быстро нырнул назад в кабинет Игорь, закрыл сейф, где хранились деньги и драгоценности, быстро прибежал в зал и сел на диван.
   Дуся собралась быстро. Вещей у неё было совсем немного. Жанна вызвала такси, и решила, что оставшиеся четыре дорогие картины сразу заберёт.
  -- Встретимся у нотариуса, - сказала она на прощание матери.
   Вера была довольна, что дочь забыла потребовать разделить золото. Сейчас она припрячет самое дорогое и скажет, что так и было. Как хорошо, что дочь никогда не интересовалась дорогими украшениями. Игорек после ухода Жанны нежно сказал жене:
  -- Пойду, пройдусь, разболелась голова. Я так всегда переживаю, когда ты ругаешься с дочерью. Боюсь, выгонит она меня отсюда.
  -- Не выгонит, - уверенно сказала мать.
   На улице Игорь достал их кармана золотую брошь и поспешил в скупку. Нужны были деньги. У Веры их больше не было.
   На другой день у нотариуса и Жанну, и мать ждал большой сюрприз. Большая квартира отца, в которой они жили все эти годы, была кооперативной, куплена отчимом Андрея, завещана Сереже, родному сыну. Без Сергея ни о какой приватизации и прописке там Игоречка не могло быть и речи. Мать потребовала после этого половину картин назад. Она, что, зря все годы пахала на эту семью. Такой довод выдвинула Вера. Картины Жанна отказалась вернуть, она считала, что они только Сережины.
  -- Вы ведь продадите, а это память о Серёжином отце деде, - ответила она на намёки матери. - Да и о папе их тоже, не забывай. Ты все годы не работала. Хватит тебе золота. Так что свое ты уже получила.
  -- Но я вырастила Сергея. Я имею права на часть его имущества
  -- Он тебя не выгнал на улицу из своего дома, как ты Дусю, - ответила дочь. - Игорька своего заставь работать. Сама поищи что-нибудь. На мою учительскую зарплату не рассчитывай. Не проживете на эту сумму.
   Мать гордо подняла голову и ушла. У Игорька пропала последняя надежда прописаться в большой квартире, где жила любовница. Поэтому он срочно решил на ней жениться. Так надежней.
   Дуся хлопотала по хозяйству в Серёжиной квартире. Первую неделю все сто-то протирала, убирала. Жанна удивлялась: "Дуся, я, что, грязью заросла?". Дуся отрицательно кивала головой и упорно все перемывала. Жанна махнула рукой и успокоилась. Старая нянюшка не умела сидеть без дела. Через две недели Дуся устроилась на работу вахтёром. Деньги были не ахти какие, но им с Жанной хватало. Жили скромно, но дружно. У Жанны не было больше забот с обедом и ужином. Вкусная Дусина стряпня всегда вовремя дымилась на плите.
   Игорёк, прогуляв деньги, полученные за брошь, полез в очередной раз в сейф и обнаружил, что он пуст.
  -- Вот старая стерва, - подумал он про жену, - перепрятала. Ну ничего, разыщу. Не в первый раз. Там еще много было. Мне надолго хватит.
   Вера, решив спрятать, а впоследствии продать часть золота, обнаружила пустую шкатулку. Она вспомнила, что Игорёк не раз зачем-то ходил в кабинет.
  -- Вот, стервец, продал, и когда только успел? - подумала Вера. - Надо сделать так, чтобы дочь не узнала. Выгонит ведь Игоречка, выгонит. Не скажу ничего, пока она забыла про шкатулку.
   Жаловаться дочери мать не стала. Хочешь, не хочешь, пришлось Игорьку устраиваться на работу, пошла работать и Вера.
   Как-то вечером Дуся, накормив уставшую после работы и частных уроков Жанну, принесла ей узелок и сказала:
  -- Прости меня, дочка, воровкой никогда не была, но Игорь продавал потихоньку всё, что нажил Андрюша. Я замечала это давно. А это твоё, а не его. Тебе покойный Андрюша все привозил.
   Она отдала узелок Жанне. В чистую тряпицу были завернуты ювелирные украшения. И не только те, что приобретал отец, но и бабушкины, матери Сергея. Все наиболее ценные были на месте. Жанна удивленно глянула.
  -- Дусенька! Откуда ты их взяла?
  -- А помнишь, когда ты последний раз была у матери, забирала картины и меня? Так вот, я пошла в свою комнатушку собрать вещички, смотрю - а Игорёчек сейф открывает. А тут ты кричишь, что будешь ждать в отцовском кабинете. Игорь и выскочил, да так живо, что сейф забыл закрыть. Он, стервец, давно подворовывал. Я быстренько зашла туда, шкатулочку в фартук опрокинула, её закрыла, поставила по-старому в открытом сейфе. А золото в свои тряпки спрятала, в фартук завернула, увезла с собой сразу же. Больше всего боялась, что посмотрит Игорёк в шкатулку, а там пусто. Вой поднимет. Но ничего, Бог был на моей стороне. Игорек забежал, шкатулку не тронул, только сейф закрыл. Это твое золото, дочка, покойный Андрей Сергеевич тебе покупал.
   Жанна засмеялась. Но не стала возвращать матери.
  -- Подожду, когда Игоря она выставит, - решила девушка, - был бы нормальный рабочий мужик, ни звука бы не сказала. Пусть ни буквы не знал, говорить не умел, но работал бы. А то сидит на её шее. Игоречек!
   Приехал неожиданно в начале лета Серёжа. Узнал, что обе квартиры его.
  -- Не переживай, сестренка, - сказал он, называя сестрой, как в детстве. - На улицу я вас не выгоню. И в Москву не вернусь. Так что обе квартиры подарю тебе. Воюй дальше с Игорьком. А Веру-то немножко жалей. Я на неё не в обиде. Она мне старалась мать заменить.
   Посмеялся он над историей с золотом.
  -- Надо вернуть Верины украшения, - сказал Сергей.
  -- А как объяснять будем? - язвительно осведомилась Жанна.
  -- Опять тайком положи, - также язвительно предложил Сергей.
  -- Сейчас, разбежалась, - прокомментировала Жанна. - Вот слиняет Игорёчек, отдам всё назад.
   Сергей оформил дарственную на квартиру на Жанну.
  -- Вера пусть там живёт, - решил он.- А вы с Дусей у меня живите. Жалко мне твою мать. Я от неё ничего плохого не видел.
  -- И хорошего тоже, - буркнула Жанна.
  -- Ну это ты чересчур. Вера меня никогда не обижала. Даже заступалась, - засмеялся Сергей. - Она ласковая сначала была, когда умерла моя мама...
  -- Это потому что она папу ловила. Хотела, чтобы он на ней женился. Вот и старалась моя матушка.
   Сергей только улыбнулся в ответ.
  -- Ты сам-то надолго домой? - спросила Жанна.
  -- Да, через неделю улетаю, достраиваем нефтеперегонный завод. Я ещё хочу стать его совладельцем. Может, получится. Сейчас, знаешь, какое время! Любой капитал сделать можно.
  -- А Альку свою не хочешь увидеть?
  -- Нет. С Алиной было несерьезно. У меня, сестренка, другая девушка на примете есть. Красивая! Умная! Высокая и недоступная.
  -- Возьми меня с собой, Серёжа, - попросила девушка, пропустив мимо ушей слова про удивительную девушку. - Здесь нет ни одного близкого мне человека, только Дуся. Ты далеко, у матери - Игорь. Да и не хочу работать в школе, и платят копейки, да ещё...
   Она запнулась.
  -- Что, очередного поклонника с ума свела?
  -- Да, - грустно сказала Жанна, - но я не хотела. Я не знаю, почему ко мне липнут мужики...
  -- Вечная история моей любимой племянницы. Рассказывай своему строгому дяде.
  
  -- Вы красивая женщина, - сказал Жанне новый директор школы, приглаживая редкие волоски, которыми он пытался маскировать зарождающуюся лысину.
  -- А что учителям нельзя быть красивыми? - сразу ожесточилась Жанна.
   Она часто слышала эти слова, и когда-то они льстили её самолюбию, но после грязных заигрываний Игорька, девушка не любила их.
  -- Можно, - игриво согласился директор, - но не до такой степени. У вас красивое лицо, у вас красивая фигура. Но грудь! Старшеклассники не могут спокойно спать. Они весь туалет разрисовали вашим бюстом. Он им снится. И не только им ...
   Лысеющий ловелас многозначительно поглядел на слегка покрасневшее лицо красивой молодой учительницы, постепенно опуская взгляд все ниже.
  -- Ученики-то как раз очень спокойно спят, и сны им снятся, согласно возрасту. Это нормально. Не то, что старые лысеющие волокиты, - Жанна резко выпалила эту тираду и повернулась и ушла.
  -- Но почему, - думала она, - все любители погулять ко мне липнут? Ведь не кокетничаю, глазки не строю, в ответ только гавкаю, ношу водолазки, словом, никакого повода не даю. И все равно... Хорошо, если отлипнет старый волокита, а если нет?
   В этот раз было "нет". Директор не простил "лысеющего волокиту". И у девушки начались осложнения на работе. И так у учителей была небольшая зарплата, но и часов директор дал Жанне мало. Он бы её ещё и кабинета лишил, но с химией это было невозможно. Стал усиленно ходить на уроки к молодой коллеге. Но тут Жанна дала хороший отпор. Стоило директору прийти к ней на урок, она шла к нему на два сразу. Мило улыбалась и просилась набраться опыта у опытного коллеги. Директор на время отступил, перестал посещать уроки химии. Зато любому проверяющему, любой комиссии предлагался для внимания сразу кабинет Жанны, заодно директор приглашал и на урок При этом стареющий ловелас гадостно улыбался. Разозлившись, Жанна перешла в другую школу, хоть это было дальше от дома. Там директором была женщина. Пожилая, строгая. И всё складывалось неплохо, но стареющий учитель физкультуры, опытный пройдоха и муж директрисы сказал Жанне на Восьмое марта, когда они веселились в актовом зале:
  -- Вы - удивительно красивая женщина. Я не видел еще таких.
   Его масленые глазки скользнули в вырез слегка распахнутой блузки.
  -- Всё, - сделала вывод Жанна, - моей работе и здесь конец.
   Раза два физрук пытался её зажать в темной рекреации, девушка съездила ему по морде, тот две недели ходил в чёрных очках. Директриса начала глядеть неприветливо, хоть и знала, что Жанна не давала повода.
  -- Уйду, уйду из школы навсегда, туда, где одни мужики, и неженатые причем. Пусть тогда палятся на меня сколько хотят, - решила Жанна. - А то в бабском коллективе даже вшивый мужичонка чувствует себя неотразимым.
   Дело оставалось за малым - найти такое место, где одни мужчины и все холостые.
   Девушка все же доработала до летних каникул, а тут прилетел Серёжа, и Жанна решила сменить место жительства.
  -- Сереж, ну возьми меня с собой, - повторила она свою просьбу.
  -- Может, тебе лучше выйти замуж? - весело поинтересовался Серёжа.
  -- Можно, - согласилась Жанна, - но за кого? Ни одного приличного мужчины нет в радиусе ста километров от меня. Ко мне почему-то женатые только липнут. Один Игорёчек в паспорте штампа не имел, пока...
   Она замолчала. Не хотела говорить, что любовник матери тоже имел виды на неё.
  -- Что, - возмутился Серёжа, - и Игорь к тебе приставал? Он же с Верой, твоей матерью, живет! Да как он посмел?
   Жанна промолчала.
  -- Приставал, приставал, - подтвердила Дуся. - Я видела. Возьми ты её с собой, Сереженька, хоть заступник у неё будет, пока мужа хорошего ты ей не найдешь. А то одна девка мается тут.
  -- А как же ты, Дуся? Одна будешь жить?
  -- Я вахтёром устроилась, проживу, силы ещё есть. Из квартиры ты же меня не гонишь, - ответила старая женщина. - Потом оба устроитесь, жилье свое получите, женитесь, деток нарожаете и меня к себе заберёте. Щи-то вам кто-то должен варить и детишек нянчить. Люблю я детишек.
  -- И ты приедешь? - недоверчиво спросил Сергей. - В такую даль?
  -- Приеду, - ответила старая женщина.
  -- Дусенька, знала бы ты, как я тебя люблю! Но учти, Дуся, как женюсь, да детей заведу, не отвертишься тогда от своих слов, - шутливо произнёс Серёжа. - Сама пообещала.
  -- Приеду, приеду, - радостно кивала старая няня. - Должен же кто-то вам помогать.
   Жанна уехала с Серёжей. В далёком небольшом сибирском городе ей дали комнатушку в общежитии и взяли на работу в районо, временно, пока одна из инспекторов будет в декретном отпуске. Конечно, это решилось не без связей Серёжи. Жанна не хотела идти работать в школу ни в какую. Сергей просил её пока пожить здесь, в районном городе, в тридцати минутах езды А-ка, где уже был построен нефтеперегонный завод и пущена первая линия. Надо подождать, когда сдадут новый дом, где Сережа получит квартиру. Тогда он заберет Жанну к себе и устроит её на завод. У них увольняется инженер по технике безопасности, должна уехать к мужу в Приморье.
  -- Пойдёшь на её место, - решил Сергей. - Жилье тебе где-то через годик дадут. А там и мужа тебе подберем. У нас много мужчин работает.
   Жанна согласилась. В районо ей работалось спокойно. Учителя любили нового инспектора, она по пустякам не придиралась, спокойно исполняла свои обязанности, всегда вежливая, приветливая. Но расстаться со школой окончательно не удалось. Инспектора должны были вести небольшое количество часов в школах. Жанна работала в школе номер один. У неё был только один класс. В школе она появлялась всего два раза в неделю. Всё было неплохо, пока представительный импозантный директор первой школы очень вежливо и воспитанно не сказал ей:
  -- Вы - удивительно красивая женщина.
  -- Начинается, - грустно констатировала Жанна. - Пора готовится к увольнению. Сережа, где ты? Забери меня быстрей.
   Но в этот раз пошло всё несколько не так. Директор не делал никаких попыток к сближению, хотя его взор часто задерживался на красивой девушке. Жанна и окружающие женщины-педагоги не знали, что он просто любил смотреть на красивую женщину. И всё. Директор вообще любил все красивое. Жанна успокоилась. Жена у директора вроде бы не ревнивая и здравомыслящая. Но мир не без добрых людей, а злых в нем ещё больше, а уж сколько сплетников. Длинные языки, досочинив, чего не было, донесли слухи до Дины Георгиевны, жены директора, инженера по электронному оборудованию, что у её мужа роман с молоденькой инспектрисой. И Дина уехала. Правда, совсем по другой причине. В районном городе работы по Дининой специальности не было. В крупном городе жилья у них не было. А тут рядом строили нефтеперегонный завод, там нужны были специалисты её профиля. Дина, переговорив с мужем, поехала в А-к. Муж нехотя согласился с её решением, жалко было расставаться хотя бы на время. Оба они были уже немолоды, но сохранили в душе прежние чувства. Детей у них тоже не было. Арнольд Григорьевич решил доработать этот год и перебраться к жене. Они надеялись, что к тому времени с жильем уже что-то решится. У них была еще одна мечта - взять ребеночка из детдома. Но им отказывали из-за жилья. И Арнольд Григорьевич остался один. По школе поползли слухи, что директора бросила жена из-за новой учительницы химии. Эти слухи косвенно подтверждал унылый вид Арнольда Григорьевича, который затосковал без Дины. Он потерпел месяц и стал уговаривать Дину вернуться, та была женщина решительная, в свою очередь просила мужа набраться терпения. Все кончилось тем, что Арнольд Григорьевич и Дина крупно поссорились. Поссорились, переписываясь друг с другом.
   Жанне жалко было эту семью. Она знала и их мечту о ребенке, и, как все окружающие, считала, что Дина бросила мужа. Словом, семья распалась. И косвенной причиной их разрыва является она, Жанна. Девушка и злилась, и испытывала угрызения совести, и, в конце концов, решила разыскать Дину и попробовать поговорить с ней, объяснить, что во всем виноваты сплетни и они сами. Надо уважать друг друга. Жанна узнала, что Дина, инженер-электронщик по образованию, работает на нефтеперегонном заводе. Там, где работал Сергей. Жила Дина в общежитии. Жанна решила просить о помощи Сережу. Но любимый дядюшка улетел в долгосрочную командировку за границу. На работе и в школе на Жанну косились, шушукались за её спиной. Женщине всё это надоело. И она решилась.
  -- Я сама устроюсь на завод. У меня химическое образование. Должны хоть лаборанткой взять, - убеждала себя девушка. - А жить можно и в общежитии. Вот не буду откладывать в долгий ящик, поеду и узнаю, дадут ли мне общежитие. А на работу любую соглашусь.
   Жанна взяла неделю за свой счет и поехала в А-к. Пришла на завод, в отдел кадров. Тем более перед отъездом Сергей по телефону говорил ей, что если её устраивает жилье в виде места в общежитии, то можно и не ждать квартиры, ещё кем-нибудь поработать, может быть, немного в школе.
  -- Ну уж нет, - решительно возразила Таня. - Только не в школе.
  -- Ладно, ладно, - замахал Сергей руками. - Подожди месячишко с небольшим, вернусь, всё устрою. Как раз новое общежитие к тому времени сдадут.
   Но Сережа задерживался, и Таня решила его не дожидаться.
  -- Сама устроюсь. Лаборанткой хотя бы. Только не в школу. Не хочу работать в школе, - сказала она сама себе. - И не буду! Главное, место в общежитии не упустить. Я слышала, сейчас там обеспечивают всех, особенно, если ты не семейный. Мне не нужна отдельная комната, мне хватит кровати и шкафа для вещей.
   Когда впервые Жанна увидела этот завод, удивлению её не было конца. Завод, на котором пустили первую линию, размерами напоминал небольшой город. У него была своя довольно-таки развитая инфраструктура: свои дороги, свои магазины, столовые, детсады и даже вечерняя школа.
   Жанна пришла в отдел кадров. Тут она узнала, что в вечернюю школу требуется химик. Именно об этом говорила с кем-то по телефону сердитая завкадрами, когда девушка зашла в кабинет.
  -- С производства я вам не дам химиков, - кричала она в трубку. - У нас и так большая нагрузка на человека. И вообще, знаете, где у меня сидит ваша школа... Побыстрее бы от вас избавиться.
  -- Не пойду в школу, - подумала Жанна. - Ни за что не пойду!
   И на вопрос о своей профессии сказала, что всегда была домохозяйкой. Она решила скрыть свой трудовой педагогический стаж, якобы потеряла трудовую книжку. В отделе кадров смутно помнили, что Сергей Юрьевич говорил что-то о работе для женщины с такой же фамилией, как у него, просил помочь, наверно, имел в виду, что у женщины нет трудовой, и что-то ещё про вечернюю школу. Но теперь поняли это своеобразно, по-своему. Жанну взяли разнорабочей пока в столовую - мыть посуду. И, самое главное, ей предоставили место в общежитии. Это очень порадовало женщину. Она перебралась в течение двух дней и вышла на работу прямо на третий день. Убедилась: мыть посуду не так уж тяжело. Простоять шесть уроков перед классом гораздо труднее.
   Да, весёлая получилась тогда история. Из цикла "Нарочно не придумаешь". До сих пор смеётся женщина, вспоминая её. Но ведь от профессии учителя ей тогда не удалось уйти. Пришлось-таки поработать в вечерней школе.
   Жанна исправно работала посудомойкой. Старалась, мыла посуду, хохотала, смешила сотрудниц, правильно реагировала на замечания. Практически не уставала и неплохо получала. На заводе всем платили хорошо. Никто не знал, что красивая посудомойка имеет красный диплом, умеет работать на компьютере, которые только начинали свое победоносное шествие по России, и разговаривает на трех языках - английском, немецком и немного французском. Нарождающиеся забастовки прошли стороной их производство. Руководство завода, конечно, имело огромные прибыли, но и рабочие имели приличные зарплаты. И давали жилье!
   Жила женщина, как и многие в то время, в общежитии семейного типа. В их секции были большая кухня и три комнаты. В каждой жили по два человека. Соседкой по комнате у Жанны была крупная красивая высокомерная Ангелина, во второй комнате жила повариха Анюта и штукатур Галина, в третьей инженер-электронщик Дина Георгиевна Гуабер, которую Жанна должна была вернуть Арнольду Григорьевичу, и лаборантка Алиса.
   С Ангелиной никто не мог ужиться, кроме Жанны. Надо сказать, ей удалось это легко: обе были достаточно эгоистичны, обе помешаны на чистоте, и обе считали, что от красоты одни неприятности. Но тут судьба сразу улыбнулась им двоим. Серёжа, как-то проверяя что-то на заводе, увидел Ангелину и влюбился всерьез и навсегда. Сразу забылась неудачная любовь с молоденькой студенткой Алиной. Именно об этой девушке говорил он Жанне в Москве. А на Жанну обратил внимание заместитель директора по финансовой части.
   Но это было позже. А пока Жанну пытались отправить в школу. Её вызвали в отдел кадров и тоном, не терпящим возражений, заявили, что направляют в вечернюю школу.
  -- Да не пойду я туда, особенно в вечернюю школу. Ни за что! Там знаете, какой контингент! - возмутилась Жанна. - Меня вполне устраивает работа посудомойки. Не нужна мне ваша школа.
   Её не стали слушать и предупредили, что вечером она должна быть в вечерней школе. Пригрозили выселить из общежития. А этого нельзя было потерять. Серёжа все еще был в отъезде, и расстроенная Жанна, поворчав, пошла вечером в школу. Там учились её соседки по общежитию Галина и Анюта.
  -- Ну чего ты боишься? - уговаривали они. - Ходить туда всего три раза в неделю. Ничего, мы ведь успеваем.
  -- Я не хочу с завода уходить, - ворчала Жанна.
  -- Ага, - насмешливо заметила Ангелина, - всю жизнь в посудомойках. Да с твоей внешностью надо в фильмах сниматься. Так что настраивайся на школу.
  -- Да посудомойки на заводе получают гораздо больше учителей, - парировала Жанна. - Чего хорошего в наши дни в школе!
  -- А ты утром посуду помоешь, вечером в школу, - втолковывала Дина. - Тебе пойдут навстречу. Другим же идут.
  -- Освободят эти дни, - успокаивала Алиса, - составят нужный график работы. Так что мой свою посуду и про школу не забывай.
   Одна Геля сказала:
  -- Правильно, не ходи ты туда. Нечего там делать красивым девчонкам. Нам, главное, выйти удачно замуж. А в вечерней школе одни недоумки.
  -- Точно, - поддержала Жанна, - учителя - одни недоумки. Были бы умные, в педагоги не пошли бы.
  -- Не слушай ты её, - решительно сказала Дина. - И не суди учителей. И марш живо в школу. Там тоже есть умные люди.
   И замолчала. Вспомнила своего Арнольда Григорьевича. Ссора их затянулась. Дина понимала: пора помириться.
   Жанна окончательно сдалась. Сердито ворча, что идет только ради редких и умных учеников, девушка собралась. Нашла и запихнула в сумочку старую трудовую книжку и свой красный диплом об окончании биохимического факультета. Придя в школу, Жанна направилась сразу к директору. Там уже сидела заведующая отделом кадров, которая выполнила-таки просьбу главного инженера Сергея Сергеевича Вирского, чтобы его родственницу направили в вечернюю школу и дали обязательно общежитие.
  -- Пришла все-таки, - довольно-таки неприветливо сказала Тамара Степановна, даже не поздоровавшись.
   Она и так устала, а тут еще посещаемость великовозрастных учеников надо проверить.
  -- Пришла, - в тон ей ответила Жанна - Но сразу говорю: в школу я совсем не хочу.
  -- Придётся, - ответил директор. - Какие у вас с собой документы?
  -- Никаких, - ответила Жанна, хотя диплом лежал в сумочке. Она надеялась, что без документов её не возьмут.
  -- Сколько вы классов окончили? - спросил директор.
  -- Не поняла вопроса, - подняла брови Жанна.
  -- В какой класс вас направить, - пояснил директор.
  -- Ну, я в принципе могу в любой, - ответила Жанна. - Хотя нет. В начальную школу лучше не направлять. Не найду общего языка с учащимися.
  -- Нет, вы только её послушайте, - возмутилась завотделом кадров. - Она еще и шутит. Господи, как я устала!
  -- Ну хоть девять классов вы окончили? - тяжело вздохнул директор.
  -- Конечно, окончила, - ответила Жанна, плохо понимая ведущийся разговор.
  -- Вот и пойдёшь в десятый, - отрубила Тамара Степановна.
  -- Что-то я ничего не понимаю, - задумчиво сказала Жанна.
  -- Учиться пойдешь в десятый класс, - громко и отчётливо сказала завкадрами. - Чего тут понимать! А если не понимаешь, то иди в девятый. Начни с него. Продублируй.
   Жанну начал душить смех, до неё дошла ситуация. Девушку послали в школу не учителем химии, а отправили учиться.
  -- Вы что, меня учиться посылаете в десятый класс? - фыркнув, спросила она.
  -- Да, а что тут смешного, - устало сказал директор. - Образование пока никому не навредило.
   Женщина моментально решила, что надо воспользоваться ситуацией и немного надо почудить. И, в конце концов, лучше учиться, чем учить. Интересно, как это оно - ощутить себя учеником.
  -- Не скажу, что я - учитель, посмотрю, что будут говорить, когда узнают, как лопухнулись, - решила она.
  -- У меня нет документов, - нахально заявила Жанна. - Нет аттестата за девять классов.
  -- Ничего, запрос направим, - сказал директор. - Где вы раньше учились?
   Вот этого делать было не нужно. Училась Жанна в английской спецшколе. Не стоит говорить названия.
  -- Ладно, - пробурчала Жанна, - сама попрошу прислать документы. У матери цело мое свидетельство об окончании девяти классов. Напишу, пришлет.
   И повернулась, чтобы выйти.
  -- В класс иди, - прозвучало вслед. - Я обязательно проверю.
   Уходя, она услышала, как завкадрами жалуется:
  -- Требуют, чтобы у всех было среднее образование. А вот попробуй таких затащи в школу. Зачем им образование? И так красивые, замуж выйдут, детей нарожают. Зачем им учиться?
   Улыбаясь, шла Жанна по коридору.
  -- Какая красивая женщина идёт, - услышала она.
   У окна стоял интересный светловолосый мужчина и с любопытством смотрел на медленно идущую девушку с задорным рыжим ежиком коротко подстриженных волос. В глубине густо-коричневых глаз пряталась озорная голубая искорка. Глаза освещали все лицо задорным радостным выражением. Мужчина очень понравился Жанне. Все мысли, стоит ли или не стоит идти на урок, вылетели из головы. Чего там делать? Тут рядом такой мужчина!
  -- Господи, - произнесла женщина про себя, - сделай так, чтобы этот мужчина женат не был. Чтобы я не разрушила ничью семью, ничье счастье. Должна же где-то на свете быть и моя доля.
   Это было начало её недолгого счастья и самого большого несчастья в её жизни.
  
   По щекам Жанны потекли непрошеные слёзы.
  -- Всё, - скомандовала она себе. - Стоп! Табу. Я не буду вспоминать. И я не буду плакать!
   Она представила, как на свои воспоминания она наматывает пряжу, всё больше и больше, вот уже получился клубок, его женщина резко отбросила прочь. Она ещё не готова к этим воспоминаниям. Слезы отступили в этот раз быстро. Потому что неожиданно Жанна представила себе, что клубок её несчастий перехватил Владимир и спокойно отложил его в сторону, как ничего не значащую вещь.
  -- Почему я вспомнила вдруг Владимира? - задала себе вопрос женщина. - Странно!

Владимир и Жанна.

   Владимир стал настоящим другом Жанне. Именно она так решила: дружба и ничего более. А по-иному и не могла ответить женщина. В душе было мертво и пусто. А вот дружеское слово, участливое слышать хотелось. Да, у неё были Андрюша и Лариса. Но сколько можно обременять их своими слезами. Нельзя лишать их счастья. Это непорядочно со стороны Жанны. Пусть рядом будет Володя. С ним спокойно, интересно.
  -- Ничего, - решил и Владимир, - не вырвется птичка. Никто от меня пока не улетал, если этого я не хочу. Ладно, Жанна, побудем немного друзьями. Это здорово иметь такую красивую подругу, - и тут же промелькнула другая мысль: - А если у меня будет такая красавица жена, это еще лучше.
   Он помог Жанне с ремонтом. Не давал скучать. Пока стояли теплые дни осени, возил всё её за город то за грибами, то просто походить по лесу, так как видел, что что-то оттаивает в душе. Зимой потащил следом за собой на турбазу. Выпало много снега. Они катались на лыжах. Жанна стояла неуверенно, но Володя не отступал. Он медленно шел по лыжне вокруг зимнего леса с Жанной, разговаривая о чем-то.
  -- Ребята, зиму испугаете, - крикнул один из спортсменов, обгоняя их в четвертый раз.
  -- Давай мы твою красавицу на буксир возьмем, - засмеялся другой.
   Жанна вздрогнула от неожиданности, а Владимир улыбнулся. Он и не собирался спешить: ему было приятно общество красивой женщины.
  
  -- Ни за что! - ответил мужчина. - Сначала на буксир, а там навсегда. А мне самому красивая женщина нужна.
   И они продолжали путь, не спеша.
   На лицо женщины вернулся румянец. Все учителя, которые, конечно же, были в курсе всего, в голос твердили, особенно Вера Алексеевна:
  -- Не теряйся, Жанна, выходи замуж за Володечку. Из него получится замечательный муж.
   А Жанна молчала. Всё было не так уж просто.
   Владимир, увлёкшись Жанной, позабыл и обо всех других делах. Наташу вообще не видел, только благодарно вздыхал, войдя в чисто убранную квартиру. Деньги соседке он оставлял на столе: и зарплату за уборку, и на продукты. Наташа готовила ему ужин.
   Как-то утром в субботу, когда мужчина был не работе, но еще не уехал к Жанне, ему позвонили из гранитной мастерской и сообщили, что заказанный памятник готов. Необходимо съездить на кладбище и показать место, где он будет установлен.
   На другой день Владимир с работниками гранитной мастерской отправился на кладбище. Каково же было его удивление, когда он сначала не мог долго найти могилу Пашки, потому что там теперь стояла тяжелая черная чугунная ограда и был установлен гранитный памятник. Владимир подумал, было, что он ошибается. Нет. С гранитной плиты смотрел высеченный на камне друг. И надпись: "Егоров Павел Петрович". Да, это была могила друга. Но кто же опередил Владимира? Может, Леля с Евдокией Станиславовной? Нет. Иначе бы Владимир знал. Да и надпись внизу памятника говорила о другом: "Помню и люблю. Память о тебе навсегда в сердце моём".
   Похоже, объявилась исчезнувшая жена или невеста Павла. Друг упорно звал её женой, мать и сестра утверждают, что брак оформлен не был. Вот только как бы встретиться с этой женщиной? Ведь Павел просил позаботится о ней.
   Вечером мужчина заехал к Егоровым. Как и предполагал Владимир, ни сестра, ни мать друга ничего не знали про памятник. Леля опять несколько фальшиво разбушевалась:
  -- Я выкину памятник, если это Танька сделала. Нам ничего от неё не надо.
  -- Куда делась всегда разумная Лелька, - заговорил сердито мужчина. - Лелька, которая мыслила только рационально и упрекала нас всех в нелогичности. Что же сейчас с тобой случилось? Ты сама себе противоречишь. Вы же с Евдокией Станиславовной сами говорили, что жена Павла должна поставить памятник. И, кроме того, вы же как долго ничего не делали, даже простенькой оградки. Что же сейчас шуметь, когда все сделано, стоит на месте?
   Леля глянула и отвернулась. Владимиру на минуту показалось, что в её глазах мелькнула усталость и боль. Но это продолжалось всего минуту. Появилось опять глупое выражение упрямства. Леля явно научилась театральности у матери.
  -- Успокойся, Леля, - важно сказала Евдокия Станиславовна, - будут у нас деньги, сделаем всё по-новому. Поставим такой памятник, какой нам надо. Без глупых сентиментальных надписей. А то: "Ты навсегда в сердце моем".
  -- Когда только они у нас будут? Эти деньги! - даже взвизгнула Леля и сама немного испугалась этого. - Сколько прошло времени, а денег у нас нет.
  -- Вот оформим наследство Пашенькино, тогда и будут. Ты же знаешь, у Паши не только огромная квартира в центре города и загородный дом, также ему принадлежало несколько заправок. Теперь это всё наше.
  -- Еще акции были, - буднично и автоматически произнесла Леля.
   Владимиру показалось, что это говорит прежняя Леля, умная, рассудительная, знающая буквально все про дела брата.
  -- Этим всем надо уметь управлять, - вырвалось у Владимира.
  -- Мы продадим заправки, к нам уже приходили заинтересованные люди, - ответила Евдокия Станиславовна. - Мы объяснили, что хоть сейчас согласны.
  -- А они зачем-то ещё его невесту искали, - добавила Леля с досадой. - Далась же она им всем. Смазливая бабенка. А ума ни на грош! Как люди не понимают, что мы не общаемся с подобным кругом людей!
   Владимир молчал. Что-то опять не так было в поведении Лельки. Всегда здравомыслящая, рассудочная, она словно теряла голову, когда речь заходила о Пашкиной жене. Леля, которая не позволяла сказать себе грубого слова, ругалась, как деревенская сплетница. За что она так ненавидит вдову брата?
   Мужчина не стал рассказывать, что и ему пришлось разыскивать жену друга. Адвокат, старый знакомый, Фёдор Иванов, которого пытался нанять Владимир для ведения дел Лели и Евдокии Станиславовны, наотрез отказался, когда узнал, что это связано с именем Павла Егорова. Он пояснил, что в свое время убийство Павла наделало много шума в их регионе, что, как видимо, Павел был связан с криминальными структурами. И вряд ли что удастся получить наследникам. Там завязаны очень большие деньги.
  -- Ну разве что квартиры оставят, - добавил напоследок он. - А акций наследники лишатся. Здесь большие деньги крутятся. Нефть нужна и мафии, и олигархам, и государству. Не лезь ты, Вовка, в это дело. Как друг говорю.
  -- А ты случаем не знаешь, как найти директора нефтеперегонного завода? - заодно поинтересовался Володя.
  -- А чего искать, он на своём месте.
  -- Странно, но телефоны молчат, которые давал мне Дмитрий Алексеевич.
  -- Ты о Чугунове что ли говоришь? О старом директоре? Да ты не в курсе, я смотрю, - ответил старый приятель. - Да, ты же был в Канаде. Так вот в один из дней завод просто заняли вооруженные люди. Кажется, в эти дни был убит Павел или перед этим. На нём ведь были все финансы.
  -- А Чугунов жив?
  -- О его смерти я сообщений не слышал, но ползут слухи, что он исчез. Может быть, лежит где-нибудь, закатанный в асфальте. Все может быть. Хотя он очень умный мужик. Просто так с ним не справишься.
   Владимир почувствовал, как начинает таять его надежда на строительство онкологического диспансера. До больных ли людей тем, кто делит большие деньги! Может, надо было остаться в Канаде?
   Но, пытаясь всё же выполнить слово, данное матери покойного друга, Евдокии Станиславовне, Владимир не отступил, стал подыскивать другого юриста. И тут к нему пришёл сам адвокат, по фамилии Лодзинский, Максим Викторович, и предложил свои услуги. Владимир позвонил Леле, но той не было дома. Евдокия Станиславовна обрадовано закричала в трубку, пусть Володя нанимает Лодзинского. Она слышала, он очень опытный юрист, практически дел не проигрывает. И Владимир согласился, о чем пожалел уже к вечеру. Часа через два позвонила Лелька, и долго высказывала все, что думает по поводу Владимира и нанятого им юриста. И очень невежливо и зло приказала Владимиру не лезть не в свое дело.
  -- Но ведь Евдокия Станиславовна согласилась на услуги Лодзинского, - пытался возразить мужчина. - Я действовал по её просьбе.
  -- Мать после смерти Павла из ума выжила! - кричала Лелька. - Она и так особым умом не отличалась. Всегда отец за неё думал, потом Пашка. Избаловали её. Теперь ты еще ей поддакиваешь. Неужели, ты думаешь, я сама не могу принять нужного решения? - и сестра друга повесила трубку.
  -- Ох, - подумал мужчина, выслушав злые слова Лели, - темнит что-то Лелька, не договаривает. Придется отказаться от услуг Лодзинского.
   Но уже через несколько дней от господина адвоката поступила информация о состоянии дел покойного Павла. Владимир был удивлен. Всё было завязано на жене Пашки, на Татьяне Егоровой. На момент смерти друг ничего не имел. Всё его имущество было оформлено на жену: акции, квартиры, деньги. В день его смерти они зарегистрировали брак. Лодзинский показал выписку из загса и копии других документов. И добавил:
  -- Только вот жену Павла, Татьяну Егорову-Вирскую, нигде не можем найти. Подлинники документов у неё. И акции тоже. Так что передайте родственникам - пусть ищут Татьяну. Может, она вернулась в родные места?
  -- Куда именно? - поинтересовался Владимир.
  -- В Москву. Она дочь известного ученого-химика Андрея Вирского.
   И Лодзинский предложил Владимиру слетать в Москву, родной город жены друга.
  -- Может вам чего удастся узнать, - сказал адвокат. - Может, она согласится встретиться с вами?
  -- А зачем жена Павла нужна? - спросил мужчина. - Ведь наследства, как такового нет. Оформлять ничего не надо.
  -- Но вы же сами хотели помочь его матери и сестре, - апеллировал адвокат. - Они имеют право на часть денег близкого человека.
  -- В общем-то так, - вынужден был согласиться мужчина.
   Владимир уже догадывался, что Лодзинский не просто так появился. Как видимо, он на кого-то работал. Начинало, судя по всему, сбываться предположение Фёдора - большие деньги нужны всем. Только такое есть объяснение тому, что всем нужна Татьяна Егорова. Вспомнилось обещание, данное другу: Владимир обещал позаботиться о его жене. Скорее всего, неизвестной Тане угрожает опасность. Все же непонятно, для чего искать женщину, если наследство оформлять не надо. Ох, здесь явно что-то не так. Лодзинским руководит не благородство и альтруизм, и плату он потребовал за свои услуги не очень высокую. Однако отказать господину адвокату, Владимир это чувствовал, уже нельзя.
  -- Надо было слушать Лельку, - подумал он. - Умная ведь женщина. Наверняка, знала, что нет наследства. Матери просто не говорила. А сама никаких юристов не нанимала. Тянула время. А ведь может оказаться так, что она знает, где вдова Павла. Только не хочет подвергать опасности себя и мать. Вот и молчит, ничего не делает. Только так можно объяснить её неожиданное оглупление.
   В Москву Владимиру все равно пришлось полететь. Объяснил Жанне, что они не будут видеться несколько дней. Сказал, что у него командировка. Жанна почему-то задергалась, занервничала, словно почувствовала, что здесь что-то не то. Женщина пыталась уговорить Владимира не лететь, просила беречь себя. Провожать его в аэропорт она не поехала. Но когда накануне отлета мужчина уходил от неё, она сама обняла его и сказала:
  -- Володечка! Берегите себя. Если с вами что случится, мне будет очень больно, - и первый раз поцеловала его в губы, долго, нежно. - Я не хочу терять друзей. Их у меня и так слишком мало.
  -- Я скоро вернусь, - тихо сказал мужчина, обняв женщину. - Я обязательно вернусь. Ты подождешь меня? Не сбежишь к другому?
  -- Да кому я нужна, - горестно обронила Жанна.
  -- Мне нужна. Очень!
   Владимир тоже поцеловал женщину. Но большего, кроме этого прощального поцелуя, он чувствовал, позволить нельзя.
   Родители жены покойного друга произвели на мужчину крайне неприятное впечатление. Во-первых, его не пустили даже за порог, так и стояли в дверях. Во-вторых, никакой информации он не получил. Мать сказала, что ничего уже давно не знает о дочери.
  -- Лучше бы денег Танька прислала нам, чем присылать вас, - услышал Владимир от матери. - А то вышла замуж за богатого, лопатой деньги гребут, и ни копейки не прислала. И на свадьбу не позвала. Муж у неё богатый, могла бы нам присылать каждый месяц.
  -- Разве вы не знаете, что муж вашей дочери погиб? - удивленно спросил мужчина.
  -- Нет, - ответил отец удивленно. - Нам никто не сообщил.
   Но никакого горя в глазах не мелькнуло.
  -- Бог наказал Таньку, заслужила! - так прореагировала мать и захлопнула дверь.
   Сквозь расшатавшуюся непрочную дверь еще социалистических времен донесся голос отца. Тот заявил, что даже не хочет слышать об этой дряни. Так он назвал дочь. Особенно отец не понравился Владимиру.
   Словом, всё шло по нулям. А ещё как-то надо сообщить, что Леля и Евдокия Станиславовна ничего не получат. Но почему-то Лодзинский, а, похоже, это он был у них, сам промолчал об этом факте. Владимир запутался в размышлениях. И решил тоже ничего не говорить. Вот объявится жена Паши, пусть сама объясняется с ними. Ведь где-то же она есть. Владимир был совсем не рад, что связался с этим делом. И когда через месяц дошли слухи, (Фёдор сообщил), что в соседнем районе Лодзинский попал в катастрофу и даже, кажется, погиб, мужчина облегчённо вздохнул. Адвокат, в самом деле, больше не появлялся. На этом Владимир успокоился и перестал заниматься недвижимостью друга. Лелька была этим довольна, а у него теперь на первом месте стояла Жанна, женщина с красивыми печальными глазами-звездами. Когда мужчина долго не видел эту женщину, чувствовал: не хватает её, скучает он по ней, по её голосу, по её все еще грустной улыбке. Владимир чувствовал, как в груди растет теплоё чувство к Жанне. Ему нравилась всё в этой женщине: и её грусть, и все чаще появляющееся веселье в глазах-звездах, её редкий смех. Жанна оказалась совсем нескучной. Порой она оживала, весело болтала, хохотала, так было, когда она раз пять сваливалась с санок, катаясь с Владимиром с горы на очередной турбазе. А сколько было визгу и комментариев на рыбалке при виде первой пойманной рыбке. Но вдруг женщина спохватывалась и, словно вспомнив, что ей нельзя смеяться, испуганно оглядывалась и застывала. Пожалуй, её неровное поведение объяснялось испугом, так размышлял Владимир. Она пережила какую-то драму в жизни. И дело не только в смерти её мужа. Женщина чего-то боялась. И ещё одно подтверждало эту мысль: Жанна наотрез отказывалась говорить о прошлом, словно его не было. Может, она испытывает чувство вины перед умершим мужем? Может, любила без памяти? Не похоже, нет ни фотографий, не ездит на кладбище, даже не вспоминает мужа, по крайней мере, не говорит о нем. Сам же Владимир забыл остальных женщин ради Жанны, даже соседку Наташку больше ни разу не приласкал, хотя её светлые выразительные глаза упорно ждали.
   Жанна, в самом деле, повеселела в последнее время. Казалось, какой-то груз скинула с плеч, распрямилась. Она откровенно радовалась приходу Владимира, светились её глаза-звезды. Жили они вместе в квартире Жанны, начиная с Нового года.
   А случилось это так. Владимир долго намекал, что Жанна должна пригласить его к себе на Новый год. Та упорно не понимала намёков и молчала. Таким образом, тридцать первого декабря Владимир ещё не знал, где и с кем будет встречать Новый год. Жанна так и не сказала прямо:
  -- Приходи, Володя.
  -- Всё равно поеду к Жанне, ну куда она денется? - решил мужчина. - Без приглашения обойдусь. Не прогонит ведь.
   А тут с утра тридцать первого декабря коллега по работе Стас Поздняков сказал:
  -- Присоединяйся, Вовка, к нам, мы в баню всегда ходим в этот день. Попаримся. Пивка попьем. Потолкуем.
  -- А в Ленинград не летаете? - скептически осведомился Володя, вспомнив надоевший всем до чертиков фильм.
  -- Нет, - засмеялся Стас, - до этого ещё не доходило. Но это просто от нас самолеты туда не летают. Правда, я несколько раз просыпал Новый год. Мать моя вредничает, специально меня не будит после бани.
   И Владимир отправился в баню. И не пожалел ничуть. Было весело. И что греха таить, они расслабились, выпили, будь здоров. И не только пивка. Владимир не помнил толком, как добрался до дома, кто его довёз. Он хлопнулся в одежде на свой старый диван и уснул спокойным сном. Наверно, он проспал бы и Новый год, и первый день нового года. Но зашла соседка Наташка. Разбудила. Она давно не видела Володю. И сейчас обрадовалась, что он дома, смотрела светлыми просящими глазами. Ох, давно не грешил с ней мужчина. И, было, совсем уже сегодня соблазнился, как всплыло перед глазами красивое серьёзное лицо Жанны.
  -- Потеряю её, - пронеслось в мозгу, - навсегда потеряю, у неё необычное чутьё. Сразу поймет, что был с другой женщиной. Не простит. Ничем я не оправдаюсь.
   Поэтому, быстро вскочив, поздравил Наташу с наступающим, подарил ей пушистую шаль - в доме часто бывало холодно, чмокнул соседку в щёчку, оделся и поспешил к двери. Уже выходя, вспомнил про подарок для Тани. Он еще вчера положил в яркий пакет французские духи и коробку конфет. Владимир попросил соседку запереть дверь, подхватил пакет и, не слушая, как что-то говорит вслед ему Наташа, поспешил из дома. Было уже одиннадцать часов. А он не купил цветов для Жанны. Но цветочные магазины уже не работали. На вокзале был круглосуточный киоск, где торговали живыми цветами, но Владимир не успевал. До дома Тани ехать около двадцати минут, да и автобусы ходили уже редко. На остановке мужчина обнаружил, что подарок для Тани он тоже оставил дома. Схватил вместо него пакет с банкой грибов. Вот что кричала вслед Наташка. Но возвращаться времени уже не было. Владимир обязательно должен встретить Новый год с Жанной. Он вообще намерен не расставаться с этой женщиной никогда. Сегодня он сделает ей предложение, попросит стать его женой.
   Жанна знала, что Владимир придёт, несмотря на её молчание, и радовалась в душе этому. Она стала привязываться к мужчине, что не желал слышать об её горе, что хотел сделать её счастливой. Иногда женщина с грустью думала, но почему ласковый и внимательный Володечка не встретился ей раньше, когда еще не было в её душе такой боли, такой тяжести и пустоты, не было страха перед будущим.
   Жанна жила она очень скромно, зарплата учителя и так была смехотворной, да ещё и вовремя не платили, но женщина решила немного себя побаловать, да и Володю тоже. От прежней богатой жизни у неё осталась на руках небольшая сумма в долларах. Хоть и жалко было денег, и куртку зимнюю надо было покупать новую, и сапоги, и о мебели новой задумывалась женщина, она все же взяла двести долларов и разменяла. В банк не пошла. Нечего там светиться. Покупая продукты на базаре, предложила расплатиться долларами, продавец с радостью согласился, сдачу ей дал рублями по чуть заниженному курсу. Долго женщина думала, чем побаловать вкусненьким и себя, и Володю. В прежней жизни ей было доступно почти всё. Сейчас нельзя.
  -- Да и обжираться вредно по ночам, - решила она. - Купеческий стол устраивать не буду.
   И купила домашнюю курицу да для салата креветок. Потом взяла свежих овощей и фруктов, немного хорошей рыбы.
  -- Всё, хватит, - одернула сама себя. - Шампанское и конфеты мне преподнесли любимые старшеклассники.
   Но когда она шла по торговым рядам с одеждой, увидела теплые махровые халаты, красивые, мягкие, теплые. Особенно хорош был темно-салатовый полосатый халат. Женщина прикинула на глаз размер Владимира и достала ещё одну стодолларовую купюру. А потом не удержалась и себе тоже купила, оранжево-розовый. Дома-то прохладно, особенно когда ветер на улице.
  -- Жаль, что нет года медведя, - усмехнулась она. - В халатах мы на медведей будем походить. На домашних плюшевых мишек.
   Курицу женщина зажарила целиком, приготовила салат, порезала рыбу. Поставила на стол приборы на двух человек. Но Владимир не шёл.
  -- Что Бог ни делает, всё к лучшему, - утешила себя философской поговоркой Жанна, но было досадно. - Так тебе дуре и надо, - выругала себя она. - Напрашивался мужичок, а я не пригласила. А теперь жду. Где логика?
   В одиннадцать она убрала все со стола. Одной есть не хотелось. Села перед стареньким телевизором. Надела новый тёплый халат, всплакнула. Надо было согласиться и пойти к Ларисе и Андрюше. Ведь звали. Все была бы не одна. Полдвенадцатого прозвучал звонок в дверь. На пороге стоял Володя, с ...банкой грибов.
  -- Магазины уже закрыты, поэтому я без цветов и шампанского, - пояснил он, показывая на грибы, - и без подарка тоже. Зато есть грибы.
  -- А я его и не люблю, в смысле, шампанское, - засмеялась женщина, протягивая руку к грибам.
   Владимир шагнул вперёд и поцеловал Жанну. Она была такая уютная, такая домашняя в своём пышном халате. Впервые она не оттолкнула, только оживленно прокомментировала после, помахав рукой:
  -- Ну и аромат! Вы, Володечка, винный погреб сегодня грабили?
  -- Нет, были в бане с друзьями, - смутился мужчина.
  -- Из Ленинграда теперь что ли?
  -- Почти, - засмеялся Владимир. - Я уснул после бани. Чуть Новый год не проспал. Хорошо, что Наташка разбудила в одиннадцать.
  -- А зачем она к тебе попала в это время? - спросила женщина.
  -- Чтобы я успел к тебе на Новый год, - отшутился мужчина. - А почему стол пустой, и нет новогодних ароматов?
  -- Уже выветрились, - засмеялась Жанна. - Но сейчас все возобновим. Курица не должна сильно остыть в духовке.
   Через несколько минут стол был накрыт, хлопнула пробка шампанского. А ещё через несколько минут они услышали бой курантов, поздравление президента, его известие об отставке и появлении преемника.
  -- Может, порядок будет в стране с новым президентом, - заметила Жанна. В её голосе прозвучала надежда.
  -- Да ну этих президентов, - ответил Володя. - За нас с тобой. За Новый год. Пусть он принесет нам счастье.
  -- Принесет счастье, - откликнулась Жанна.
   Они выпили шампанское. После Владимир с удовольствием покушал. Курица была на редкость вкусная. Жанна улыбнулась в ответ на комплимент, но не стала раскрывать своих секретов приготовления.
   С улицы стали слышны голоса - люди вышли порастрясти жирок, устроить фейерверк, прокатиться с горки, да и просто пообщаться друг с другом на свежем воздухе.
  -- Пойдём и мы на люди, - позвал Владимир. - Посмотрим салюты, с горки прокатимся. Эх, люблю я Новый год. Я столько лет не отмечал его в родном городе.
  -- Пойдём, - энергично тряхнула головой женщина. - Я тоже люблю Новый год.
   Они сразу влились в поток гуляющих. С кем-то смеялись, с кем-то пили шампанское, катались, как дети, с горки. Мимо шёл подвыпивший Дед-Мороз с закинутым на спину мешком, курил сигарету. Рядом семенила, пристраиваясь к его широкому шагу, Снегурочка.
  -- Мама, - закричала какая-то девочка, - смотри, Дед-Мороз курит. А разве Деды-Морозы курят?
   Ответом был дружный смех. Дед-Мороз неловко улыбнулся, выбросил сигарету. Деда-Мороза затянули в свой круг гуляющие, поднесли рюмочку водки. Он взмолился:
  -- Ребята, только не наливайте мне, не могу больше, до дома не дойду. Я уже надедоморозился сегодня.
  -- Давайте лучше вокруг елочки спляшем, - предложила веселая Снегурочка, она в отличие от своего Дедушки-Мороза лихо опрокинула стопочку. - Песенку споем.
   И подвыпившая толпа рванула водить хороводы во главе со Снегуркой, весело напевая знакомую детскую песенку:
   В лесу родилась ёлочка
   В лесу она росла,
   Зимой и летом стройная
   Зеленая была.
   Пела и веселилась и Жанна. Они бежали вокруг елки и смеялись. Как впрочем и все остальные.
   Через два часа уставшие, но оживленные вернулись домой. По дороге пару раз упали. Было скользко. В одном месте надо было пройти под трубой. Высокий рост Владимира сыграл с ним шутку. Он крепко стукнулся лбом, забыл нагнуться и упал в очередной раз. Женщина хохотала, прикладывала снег ко лбу, чтобы не было шишки, целовала больное место, приговаривая, как маленькому ребенку:
  -- У собаки боли, и медведя боли, а у Володечки все заживи.
   Светлые дорогие брюки Владимира, казалось, собрали всю грязь с новогодних улиц.
  -- Отчистим, - сказала Жанна дома, увидев темные пятна. - Иди в ванную, Володечка, переоденься. Я тебе халат дам сейчас. Большой и теплый. Дома у меня прохладно.
   Владимир вышел из ванной посвежевший, в теплом халате было, в самом деле, уютно. Вот только тапочки были малы. Мужчина сел на диван, поджал под себя ноги и пытался смотреть телевизор, но глаза следили только за красивой женщиной. Жанна была оживленна и очень привлекательна поэтому. Какая же она все-таки красивая! Вот она подняла свои глаза-звезды, что-то говорит мужчине. Владимир любовался ею и не слышал никаких слов. Женщина засмеялась и ушла в ванную колдовать над измазанной одеждой. Наконец вышла и продемонстрировала лишь оставшиеся влажные пятна.
  -- К утру все высохнет, - сказала она и повесила брюки на дверь. - Будет чисто.
  -- А откуда у тебя появился мужской халат? - вдруг ревниво спросил Володя.
  -- Честно? - подняла тонкие брови Жанна.
  -- Честно, - нахмурился мужчина. - Я готов к любой правде.
  -- Купила в подарок...тебе, Володечка.
   Владимир встал, обнял женщину и стал целовать.
  -- Ты прямо сегодня, как золотая рыбка, - прошептал мужчина.
  -- Почему? - также шепотом ответила Жанна, обнимая его.
  -- Вся оранжевенькая, почти что золотая, и волосы у тебя каштановые, почти что рыжие. Так что настоящая золотая рыбка.
  -- Так может мне исполнить три твоих желания? - озорно шевельнулись губы красивой женщины.
  -- Одно ты уже исполнила.
  -- Какое?
  -- Ты разрешила себя целовать.
   Он нашел ей губы. Они больше не были безучастными, они были живые, теплые, отвечали на все поцелуи. Радостная женщина тихо смеялась. Володя был доволен. Удобные были халаты. Не было на них пуговиц. Мужчина быстро развязал пояс сначала у одного, потом у другого халата, прижал к себе женщину и запахнул свой халат и завязал пояс. Так было надежнее. Они были вместе в одном халате. Жанна нисколько не была против. Там внутри, под халатом, она обхватила сильное тело мужчины руками и шепнула:
  -- Володечка. Ты делаешь ошибку. Я ведь тебя больше не отпущу.
  -- И не надо! - рука мужчины нашла её гладкое бедро и нежно гладила. Ласки Владимира стали более настойчивыми, женщина немного отстранилась.
  -- Подожди.
  -- Ты куда, золотая рыбка? - удивился Володя. - Нам же так хорошо вдвоем. Ты же обещала меня не отпускать.
  -- Я хочу исполнить твое второе желание, но только не здесь, - шепнула женщина. - Идём в спальню! Володечка!
   Володя нисколько не возражал. Только не хотел отпускать от себя красивую женщину. Он подхватил худенькую Жанну на руки, как подхватывают детей, все также надежно прижимая к себе и не выпуская из халата, и понес в спальню. Уложил на кровать, нашел грудь женщины, стал нежно её целовать, потом добрался до горошины соска, обхватил его губами. По телу Жанны прошла жаркая волна.
  -- Что же ты со мной делаешь? - простонала женщина, страстно желая одного, чтобы ласки не прекращались, чтобы этот мужчина был с ней, как можно ближе и дольше.
   А Владимир продолжал ласкать её грудь. Первую он ласково теребил своими нежными пальцами, вторую не отпускали его губы.
  -- Володя, Володечка, - шептала Жанна.
   Её руки обвивали его, гладили его сильное тело. Никогда женщина не чувствовала столь сильного возбуждения. Им обоим уже хотелось быстрее слиться воедино. Оба достигли одновременно пика наслаждения, оба судорожно вздохнули и застыли, тесно прижавшись друг к другу. Так они лежали некоторое время. А потом Жанна тихо засмеялась.
  -- Ты чего? - немного удивился Володя.
  -- Володечка, мы забыли снять халаты.
  -- А в них, знаешь, хорошо у удобно.
   Да удобные и теплые были халаты. Только Жанна скомандовала.
  -- Давай лучше под одеяло залезем, там теплее и места больше.
  -- Давай, - согласился мужчина.
   А рука его опять искала грудь женщины. В любви Жанна была совсем другая. Здесь её ничто не сдерживало, никакое прошлое, да и она истосковалась по мужчине. Владимир был приятно удивлён. "Это моя женщина! - подумал он. - И только моя". Очень хорошо было и Жанне с ним. Она не ожидала от своего тела такого отклика. Стоило Владимиру прикоснуться к ней, к её груди, как жаркая волна затопляла тело женщины.
  -- Что со мной? - было, удивилась она.
   Но не стала отвечать. Рядом был Володечка. Она целовала, гладила его тело, шептала нежные слова.
   Впервые за много месяцев женщина спокойно уснула, прижавшись к мужчине. Впервые она не слышала страшного грохота, не видела во сне страшного отсвета взрыва, после которого её жизнь раскололась на части. А вот тот, другой сон, с цветущим ромашковым лугом, сон, который она любила и после которого всегда горько плакала, опять вернулся. Женщина подавила рыдания и прижалась еще теснее к мужчине, словно просила защиты. И Володя укрыл её своими руками. Жанне удалось успокоиться.
   Но если бы её спросили в тот момент, любит ли она этого мужчину, Жанна не сказала бы сразу: "Да". Она пока не знала этого. Но одно знала точно: с Володей ей хорошо и спокойно и не хочется расставаться.
   Володя не ушёл больше от неё. И если бы его спросили, любит ли он эту женщину, и он бы тоже не ответил сразу "да". Жанна была первой, кто не пытался его женить на себе. Их отношения вырастали совсем из другого. Сначала Володе стало жалко эту несчастную, исстрадавшуюся женщину. Хотелось отогреть её, вернуть румянец на щеки, заставить смеяться. Вот и крутился возле неё. Развлекал. Чувствовал, что она большего и не позволит. Он постепенно приучил Жанну к своему присутствию, а сам начал скучать, не видя её. Да, вначале она разрешила заботиться о ней, но в свою жизнь так и не пустила. Не спрашивала и Владимира ни о чём. Даже профессией его не поинтересовалась. А насчёт того, что она болела чем-то серьёзным, он не ошибся. Через низ живота шёл рваный уродливый шрам. Явно не от хирургической операции. Рубец был еще красный, значит, не так давно он появился. И не от хирургического ножа, и швы неровные.
   Проснувшись в первое утро нового года, Володя долго обнимал женщину, гладил её тело:
  -- Запоминаю тебя, - пояснил он серьезно.
  -- Чтобы в темноте не спутать ни с кем? - улыбнулась Жанна.
   Мужчина добрался до живота и осторожно провёл по шраму пальцами. Женщина напряглась под его чуткими пальцами.
  -- Откуда это? Кто тебя так украсил? - вырвалось у Владимира против воли, наверно, это прозвучал голос медика.
   Она сразу вся свернулась, отстранилась. И Владимир почувствовал, как между ними может появиться пропасть. Он прижал женщину к себе, словно это могло преодолеть появляющееся расстояние. И пропасть отступила. Жанна прижалась и осталась с ним, доверчивая и беззащитная. И она молчала.
  -- Какой врач тебя так неряшливо заштопал? - задал вопрос мужчина по-другому. - Руки надо оторвать ему. Испортить такую красивую женщину...
  -- Ах, ты об этом? - она облегченно вздохнула. - О враче...
  -- Об этом. Я сам хирург.
  -- Ты врач? - искренне удивилась Жанна. - Хирург?
  -- Да.
   Женщина помолчала несколько секунд:
  -- Я думала, Володечка, ты бизнесмен какой-то... Букет какой роскошный принес Вере Алексеевне первого сентября... И меня всюду возишь... А заштопал меня хороший один парнишка, студент-медик. Ты его не ругай. Других рядом не было. Спасибо ему. Он спас меня... Почти что спас... А тебе не нравится его работа?
  -- Не нравится. Я бы сделал лучше.
  -- Да? А я всегда считала, что все сделано хорошо... Да ну, Володечка, эти разговоры. Дай мне лучше твою руку, - женщина взяла его сильную ладонь своими теплыми руками и прижала к своей щеке. - Расскажи лучше, Володечка, о себе, - впервые Жанна просила об этом. - Ведь я даже не знала до сегодняшнего дня, кем ты работаешь.
  -- Я врач, я лечу людей.
  -- Оперируешь аппендициты?
  -- Аппендициты - это бы хорошо. Не было бы других болезней... Нет, Жанна, я оперирую опухоли. Я онколог. Точнее, онкогинеколог. Пытаюсь лечить женщин от самой страшной болезни. Сейчас в нашем городе временно работаю гинекологом. Но уже через месяц перехожу в онкологию. Меня звали туда сразу, но я не пошел. Планировал перебраться в А-к. Директор нефтеперегонного завода звал меня. Он хотел, чтобы в городе был онкологический диспансер. Но осечка вышла. И хорошо! Я встретил тебя!
  -- Да, - неожиданно сказала Жанна. - Чугунов мечтал об онкологическом диспансере. У него жена серьезно болела. Но Чугунов пропал. Исчез. Испарился...
  -- Откуда ты все это знаешь? - удивился мужчина.
  -- Прочитала в газете, - поспешно ответила женщина и несколько принуждённо засмеялась, уводя разговор от опасной для неё темы: - Я тебя теперь боюсь, Володечка, ты столько видишь женщин, всяких... Наверно, такие красавицы приходят. А тут я с животом раненным.
  -- Это не от пули след.
  -- Не от пули, - согласилась Жанна. - Это от прошлого. Ты прости меня, Володя, я не буду об этом больше говорить. И тебе не буду. Даже не спрашивай больше ничего. Если ты сейчас рассердишься на меня и уйдешь, я постараюсь не обидеться. Другую найдешь... Ты видный интересный мужчина. А женщин много всяких. Тебе любая будет рада.... Хотя мне с тобой очень хорошо.
  -- Да и мне не всякие женщины нужны, - Владимир принял её условия. - Мне ты нужна. Я подожду, когда ты сама все мне расскажешь. Вот просто так подойдешь и скажешь: "Вовка, я тебя люблю. Давай поговорим обо всем..."
  -- Вовка, - повторила женщина. - Я, кажется, тебя уже немножко люблю... Но давай не будем говорить о прошлом... Настоящее лучше... Ночью было все гораздо лучше...
   Женщина благодарно поцеловала его в щеку.
  -- Иди ко мне, Володечка. Твоя золотая рыбка соскучилась... Я ведь исполняю твои желания. Правильно угадала?
  -- Правильно, - засмеялся мужчина. - Только это все второе...
  -- А о третьем пока не говори, - прервала его женщина. - Пока нет сил на все у золотой рыбки...
  -- Я буду помнить, что ты мне должна третье желание, золотая моя рыбка.
   С той ночи, с того разговора Жанна приоткрыла ему краешек души и своей жизни. Но о прошлом никогда больше не говорила. А Володя впервые подумал, что, наверно, очень любит эту непонятную женщину с е таким же непонятным прошлым. И пусть молчит о былом, лишь бы находилась рядом с ним.
   Познакомился Владимир с родственниками женщины: со старшим братом Жанны - Андреем, с его женой, крупной красивой Ларисой. Они пришли проведать Татьяну под вечер первого января. Дверь им открыла Таня, оживленная, в ярком махровом халате. А на диване у неё сидел в таком же халате мужчина.
  -- Ну сестренка дает! - шепнул жене Андрей.
  -- Это хорошо, - ответила Лариса.
  -- Мне кажется, они только из постели вылезли, - прокомментировал тихо Андрей, поглядывая украдкой в комнату на незнакомого мужчину. - А он ничего. Интереснее Пашки.
   Лариса сердито одернула мужа.
   Мужчины понравились друг другу. Они с удовольствием посидели за столом, Владимир быстро сходил за коньяком, женщины накрыли стол по всем правилам. Порезали лимон, поставили шоколад. Но Андрей увидел банку грибов и тут же попросил открыть.
  -- Вот это самое оно для коньяка, - засмеялась Жанна. - Я лимон, шоколад ищу...
  -- Мы, сибиряки, всегда грибочками закусываем, - вступилась за мужа Лариса.
  -- Ладно, ладно, - мирно ответила Таня. - Для сибиряка Андрюши и мяса подадим.
   Жанна улыбаясь, поставила на стол горячую картошку и жареную курицу.
  -- Как вкусно.
  -- Мечта, а не еда.
   Так прокомментировали закуску мужчины. Они быстро нашли общий язык. Андрей и Владимир за столом обсудили всю российскую и мировую политику и экономику, убедились, что во многом мыслят одинаково. Оба были довольны знакомством.
  -- Все правильно, сестренка, - одобрил Жанну Андрей. - Хорошего человека ты нашла. Я рад.
  -- Твой брат - интересный человек, - говорил Володя Жанне. - Я бы тоже хотел иметь такого брата. Я даже ему про диспансер рассказал. Он с таким интересом слушал.
  -- Тань, - говорила Лариса. - Я теперь за тебя спокойна. Будь счастлива. Только не оглядывайся на прошлое.
  -- Спасибо, Лариса. Я постараюсь. Спой тихо свою любимую песню для меня. Или нельзя в моем доме?
  -- А почему нельзя? Ты опять оглядываешься назад. Все поем. Ты подпоешь?
  -- Давай, - согласилась женщина.
   Лариса запела красивым низким голосом.
   При долине куст калины
   В речке талая вода....
   Ты скажи, скажи калина,
   Как попала ты сюда.
  
   Как-то раз ко мне весною
   Парень бравый прискакал,
   Любовался долго мною,
   А потом с собой забрал.
  
   Он хотел меня, калину,
   Посадить в своем саду,
   Не довез, и в поле бросил,
   Думал, что я пропаду.
  
   А я за землю ухватилась,
   Встала на ноги свои,
   И навеки поселилась,
   Где вода и соловьи!
   Таня несколько раз порывалась тоже запеть, но решилась только на последнем куплете.
   Ветер гнет калины ветви,
   Да я теперь не пропаду!
   Надо мною солнце светит,
   Я по-прежнему живу.
   И вдруг им подпел Владимир. Это был куплет, которого женщины не знали.
   Как-то раннею весною
   Парень снова проезжал.
   Долго мною любовался,
   Но калины не узнал.
  -- Ой, Володечка, какой замечательный куплет! - обрадовалась Таня. Лариса, нам надо обязательно выучить. Ты откуда знаешь эту песню, Володя?
  -- Это любимая песня мамы, - грустно ответил мужчины. - А мамы давно уже нет.
  -- Извини, Володечка., - ласково присела рядом с ним Таня.
  -- Ты смотри, Володечкой называет, - подмигнул Андрей Ларисе. - Глазам своим не верю.
   Через месяц Владимир предложил Жанне выйти за него замуж. Но та почему-то сникла и решительно отказалась.
  -- Я не хочу с тобой расставаться, - говорил ей Владимир. - Я люблю тебя.
  -- И я не хочу, - отвечала Жанна. - Ты стал мне дорог. Но к браку я пока не готова.
  -- Но нам хорошо вместе. Давай сходим в загс, - уговаривал мужчина. - Я хочу, чтобы мы всегда были вместе.
  -- Мы и так вместе, Володечка.
   На брак Жанна упорно не соглашалась. Владимир даже пожаловался Андрею, к которому Жанна относилась с бесконечной любовью и уважением, что его сестра отказывается узаконить их отношения. Андрей внимательно глянул на Жанну и сказал:
  -- Знаешь, сестренка, выходи за Володю. Пора жить нормальной жизнью. Сыграем вам веселую свадьбу... - и резко замолчал.
   Владимир увидел сердитый взгляд Ларисы, брошенный в сторону мужа. Что-то не так. Почему Андрей не стал больше говорить о свадьбе? Почему, как от удара, вздрогнула Жанна?
  -- Я ничего не имею против свадьбы... Но ты же знаешь, Андрюша... - Жанна вымученно улыбнулась. Владимир тут же обнял её хрупкие плечи.
  -- Знаю, сестренка, все знаю и помню, - ответил Андрей. - Но всё уже позади. Мы пережили трудное время. Мужа ты не вернёшь, - а потом неожиданно улыбнулся радостно и светло: - Всё позади, мы можем жить спокойно. Мы ведь с Ларкой шли к вам с радостной вестью: Чугунов нашелся, скоро вернется. Надеюсь, с хорошими новостями.
  -- А Лодзинский? Ты забыл про него. Тот тоже вернется. Я это знаю!
   Владимир решил, что ослышался. Нет, Жанна говорила о господине адвокате, а её брат о бывшем директоре нефтеперегонного завода. Андрей не ответил.
  -- Не будет больше у нас прежней жизни, - грустно сказала Жанна. - Никогда не будет больше.
  -- Да, - согласился и Андрей. - Прежнего не будет.
  -- Но мы теперь можем жить спокойно, не бояться, - сказала Лариса. - В нашей жизни нет больше страха.
  -- И у тебя есть Володя, - добавил Андрей. - Не цепляйся за прошлое.
  -- Я ничего не понимаю, - осторожно вмешался Владимир. - Может, кто-нибудь всё объяснит. И откуда вы знаете Лодзинского? При чем тут Чугунов?
  -- Расскажи Володе всё, сестренка, - посоветовал Андрей. - Володя, ты ведь друг Павла Егорова? Ты тот самый врач, что оперировал Свету, жену Чугунова?
   Таня опять вздрогнула.
  -- Да, - просто ответил Владимир. - Вы знали Павла?
  -- Я с ним работал, - ответил Андрей.
  -- Что ты все молчишь? Чугунов ведь возвращается, - это сказала Лариса, обращаясь к Жанне. - Нет, значит, для нас опасности. Он звонил!
   Женщина упорно молчала.
  -- Ну давай я все расскажу, - предложил Андрей.
  -- Нет, Андрюша, - сказала Лариса. - Это не наш разговор. Это их. Жанне самой все надо рассказать Владимиру.
   Но Жанна, помолчав, сбивчиво заговорила, обращаясь к Володе:
  -- Не могу я... Не торопи меня, Володечка. Скоро год, как мы знакомы. Помнишь, я тебе говорила - подожди год. Вот съезжу на кладбище и всё тебе расскажу. Не торопи меня, прошу. Подожди немного, Володенька. Совсем чуть-чуть. Не спрашивай Андрюшу, Ларису, они без меня не станут говорить. Я сама все тебе расскажу... Ну как я не догадалась, что ты друг Павла.... Ты же говорил про онкологический диспансер, что обещал построить Чугунов... Подожди, Володечка. Совсем чуть-чуть подожди... - она повернулась к брату. - Почему ты промолчал про господина адвоката? Лодзинский был в городе? Он нас нашел? Отвечай!
  -- Не знаю. Я его не видел. Говорили, что погиб в автокатастрофе...
  -- Я чувствую, живой он.
  -- Лодзинский был здесь несколько месяцев назад, - сказал Владимир, - искал жену Павла...
  -- Вот видишь, Андрюша. Рано мы обрадовались...
  -- Ты знаешь, Чугунова и Лодзинский побаивался, - ответил брат, но нахмурился.
   Он и Лариса ушли. Владимир не стал спрашивать Жанну, откуда они все знают Павла. Он стал догадываться. И вскоре все его предположения подтвердились.
   Через два дня Жанна сказала, что должна навестить могилу мужа. Сегодня день его рождения. Володя хотел поехать с Жанной вместе на кладбище. Но она воспротивилась.
  -- Нет, Володечка, там будет узкий круг лиц. Только свои. Мать мужа, его сестра. Не надо, Володя, тебе туда ехать.
  -- А я тебе чужой? - обиделся мужчина.
  -- Нет, - запуталась Жанна, - ты стал самый родной. Но не обижайся, так надо. Ну что еще сказать, чтобы ты поверил мне? Чтобы не обижался.
  -- Ладно, - пробурчал мужчина. - Но последний раз ты едешь без меня. И еще ты согласишься пойти со мной в загс.
   Женщина промолчала. Ей, прежде чем принимать решение, очень надо было поговорить с Андреем. Наедине, без свидетелей. Андрей сказал, что всё в порядке. Можно жить спокойно, никто их больше не тронет. Но на душе было неспокойно. Не верилось, что нет больше опасности. Надо ещё раз поговорить с Андрюшей и Ларисой. Пусть они скажут все. Да, Жанна слышала, что погиб Лодзинский. Но он такая гадость, он оживет в любой момент. Надо знать все точно. А Жанна чувствовала, что господин адвокат скоро появится. Вот обезопасят его, и только потом рассказать Володе, от чего и от кого они скрывались. И нельзя подвергать жизнь Владимира опасности. Жанне он стал очень дорог. Если с ним что случится... Нет, не думать о плохом, не привлекать к себе негатив... Все будет хорошо!
   Владимир же решил, что всё равно поедет следом за Жанной. Назад хоть её отвезёт, а то она своим ходом будет добираться. Упрямая. Кроме того, ему тоже надо положить цветы на могилу Пашке. У него день рождения. Его красивая жена так и не объявилась официально. Мужчина по-доброму усмехнулся. "Красивая женщина, самая красивая женщина", - хвалился в свое время друг. Самая красивая женщина - это Жанна. Владимир в этом не сомневался. Потом неожиданно вспомнилась сестра друга. Завтра она тоже будет на могиле Павла. Леля жила теперь отдельно, она переселилась в большую квартиру брата, устав ссориться с матерью. Владимиру сказала, что сама найдёт адвокатов и оформит наследство, и пусть он больше не суется в их дела. И ведь видела его Лелька как-то вместе с Жанной. Бровь не дрогнула ни у одной, ни у другой.
  -- Получил благодарность я от Лельки, - прокомментировал тогда про себя мужчина.
   Но, вспомнив, неприятного Лодзинского, даже обрадовался. А что вся недвижимость принадлежит Пашкиной жене, не стал говорить, уязвленный высокомерным тоном Лели. Пусть ей сюрприз будет. Но все оказалось еще запутаннее.
   А теперь он ехал и думал, прав он или не прав? Жанна - это жена Павла, его красивая женщина по имени Татьяна, сменившая по какой-то причине имя? Или Владимир все-таки неправ в своих предположениях. И Жанна только Жанна, светлая любовь Владимира. Но в любом случае расставаться с ней он не намерен.
   Когда Владимир подъехал к кладбищу, он увидел, что из подъехавшего такси выходят Леля и Евдокия Станиславовна с цветами в руках. Все вместе они пошли к Павлу. Там уже были люди. Около ограды находились крупные мужчина и женщина, несколько человек в темной одежде стояли поодаль, у могилы на коленях стояла, низко склонив голову, женщина, что-то говорила. С другой стороны кладбища шагал какой-то мужчина. Владимир вгляделся. Это был считающийся погибшим Лодзинский. . Владимир насторожился, чувствуя опасность. Леля скользнула взглядом по адвокату, Владимир понял: она его знает, ноЛелька повела себя очень непонятно. Увидев склонившуюся женщину около могилы, жену Павла, громко закричала:
  -- Пошла прочь отсюда. Тебя никто сюда не звал! Хищница! Нечего тебе делать у могилы моего брата! Никаких денег ты все равно не получишь.
   Громкий визгливый голос Лельки разнесся по кладбищу. Владимир одёрнул сестру Павла, хотя, он был уверен, в интонации Лели больше звучали предупредительные ноты, чем гневные, словно Леля подавала сигнал об опасности.
  -- Нечего ей здесь делать, - поддержала дочь Евдокия Станиславовна.
   Женщина, стоящая на коленях, подняла голову и испугалась, увидев адвоката. Взгляд её метнулся к мужчине и женщине, что стояли у ограды, потом увидел Владимира. Владимир бросился вперед. Он был прав. Около Пашкиной могилы застыла бледная испуганная Жанна. По её щекам медленно стекали слёзы. Владимир обогнал адвоката, поднял с колен Жанну, прижал к себе.
  -- Ты зачем пришел? - спросила женщина побелевшими губами. - Я же просила тебя... Я не хочу тебя потерять, Володенька... Здесь опасно...
  -- Поэтому и пришел, - ответил мужчина.
   Подошедший Лодзинский сказал ему:
  -- Я знал, Владимир, что ты выведешь меня на неё, - он кивнул на Жанну. - Говорил же, что найду тебя.
   Андрей, это он стоял у ограды, тихо сказал Лодзинскому:
  -- А я тебе не нужен уже? Что прицепился к Таньке? Ты опоздал, Максим. Все уже сделали. В город прилетел Чугунов. Мы обо всём договорились. Наши акции забрало государство. К нему теперь обращайся. Кстати, тебя тут ждут.
   Он кивнул в сторону стоящих поодаль мужчин. Лодзинский зло чертыхнулся, развернулся и пошёл назад. За ним следом пошли стоящие в отдалении мужчины в темных костюмах.
  -- Вот и все, сестренка, - сказал Андрей. - Господин адвокат отправился на переговоры с Дмитрием Чугуновым. Так что успокойся. Забирай её, Володя. А то у неё опять срыв будет.
   Владимир обнимал Жанну.
  -- Володечка! Ты теперь знаешь все, - сказала она.
  -- Да, но почему ты здесь, на этой могиле? - вопросом на вопрос ответил мужчина, желая услышать из уст женщины подтверждение своих мыслей.
  -- Потому что Павел был моим мужем.
  -- Да, но его жену звали Татьяной, - возразил Владимир.
  -- А я и есть Татьяна, - ответила Жанна.
   Танька это, - подтвердила Леля. - Что, объявилась? Мало хапнула? Еще надо? - тон Лели опять стал визгливым и фальшивым.
  -- Хищница! - подхватила Евдокия Станиславовна. - Пропавшая невеста.
  -- Не надо Леля. Я никуда и не пропадала, - спокойно глянув на свекровь и золовку, ответила женщина. - Ты же знала, Леля...
  -- Татьяна, - перебила её Евдокия Станиславовна, - покиньте немедленно могилу моего сына. Вы виноваты в его смерти. В вас стрелял ваш любовник, а попал в Пашеньку, в моего единственного сыночка.
   Она театрально всхлипнула.
  -- И ничего из имущества Пашки ты, Танька, не получишь, - закричала Леля.
  -- Господи, Леля, ты прямо, как кликуша. Ты уж поаккуратней, мы же на кладбище, - поморщилась Жанна.
  -- Она ещё оскорбляет меня, всё равно, вся недвижимость наша, - нарочито громко возмутилась Леля.
  -- Вы тоже не получите, - счел нужным вмешаться Владимир. - У Пашки ничего не было, когда его убили. Всё принадлежит его жене. Даже дом и квартира, где вы живете.
   Жанна встала с колен:
  -- Откуда ты все знаешь?
  -- От Лодзинского. Он же тебя искал.
  -- Я чувствовала, что он близко к нам подобрался, - запоздало испугалась женщина. - Что за отвратительный человек!
  -- Да, - согласился Владимир, - неприятный тип.
  -- Поэтому она и стала Жанной, - сказал Андрей, кивнув на Жанну.
  -- Пойдемте отсюда, - сказала красивая жена Андрея, - холодно. Я замерзла. Пойдемте, посидим где-нибудь, поговорим спокойно.
  -- Леля, а с тобой мы потом поговорим, - сказал Андрей.
   Они попрощались и пошли. Озадаченно молчала Евдокия Станиславовна. Леля облегченно вздохнула. Жанна нагнулась, прикоснулась ладонью к могиле мужа:
  -- Прощай, Паша! - посмотрела на Владимира: - Ты со мной или с ними останешься? Их будешь ждать?
  -- Конечно, с тобой!
  -- Вы знакомы? - сквозь зубы осведомилась Евдокия Станиславовна.
  -- Да, - ответил Владимир. - Это Жанна, - помолчал и добавил: - Моя жена.
  -- Недолго плакала вдовица, - обиженно заметила свекровь.
   Жанна не ответила. Она уже уходила.
  -- Эй, Танька, - крикнула вслед Леля, - и квартира в центре города тоже твоя?
   Жанна остановилась:
  -- Всё, Леля, отбой! При Володе можно не притворяться. Спасибо тебе. Ты замечательно сыграла свою роль. Ты очень помогла нам. Без тебя бы нам не удалось бы скрыться. Но не надо так больше... Можно уже по-человечески разговаривать. Я больше люблю разумную, рациональную Лелю. Лелю, которой я обязана жизнью. Я заеду к тебе вечером. Поговорим. Ты уже догадалась, наверно, акций больше у нас нет. Не знаю, сохраним ли квартиры?
  -- Таня, - сказала спокойным голосом Леля. - я все знаю. Я давно предполагала такой вариант. Ведь Чугунов мне звонил. Но меня смутило присутствие Владимира. Ведь Лодзинский вертелся около него. Но я рада, Володя, что у тебя не было общих дел с господином адвокатом. Вы идите оба. И ты, Таня, и ты, Володя. А мы с мамой побудем немного и тоже пойдем. Нас такси ждет.
   Удивленная Евдокия Станиславовна крутила головой, ничего не понимая. Но говорить не решалась. Смущал строгий взгляд дочери. Жанна тихо пошла вслед за ушедшим братом и его женой. Владимир ушел с Жанной. Евдокия Станиславовна все еще молчала. Она не знала, что говорить, как реагировать. А в душе поднималась обида, обыкновенная бабья обида: почему Танька так быстро вышла замуж по-новому. Вон, пошли голубки под ручку! А как Володька бросился на защиту Таньки! И обнимал прямо здесь, у могилы Пашеньки. Евдокия Станиславовна совсем не театрально тихо заплакала.
  -- Я на машине, - сказал Владимир, взяв Жанну под руку. - Зови брата и его жену.
   Они догнали Ларису и Андрея на краю кладбища. Там же стоял Лодзинский и стерегущие его люди.
  -- Вы почему до сих пор здесь? - услышал Владимир вопрос Андрея.
  -- Просит поговорить адвокат, - ответил один из охраны.
  -- Говори со мной, - к Лодзинскому подошел Андрей. - Таню не позову.
   Тот что-то тихо сказал. Андрей удивленно отступил и крикнул:
  -- Володя, подойди сюда. Максим с тобой хочет поговорить.
  -- Не ходи, - Жанна вцепилась ему в руку. - Это такой гад! Не ходи, Володечка. Никогда не имей с ним дела!
   Но Володя все-таки подошел. Бледная Таня не выпустила его руки, пошла с ним.
  -- Я прошу вас, Владимир, - очень вежливо проговорил Лодзинский, - найдите мою мать в больнице в А-ке и посмотрите её.
  -- Хорошо, - удивленно ответил мужчина. - А где она, в какой больнице?
  -- В онкологии лежит, в центральной городской больнице. Говорят, безнадежно... А вы, я слышал, онколог... - Максим Викторович оборвал свои слова.
  -- Я все понял, - коротко ответил Владимир.
  -- О цене потом договоримся, - сказал адвокат. - Только подлечите мать. Пусть хоть год, полгода поживет...
  -- Договоримся, - кивнул Владимир. - Цена может быть очень значительной.
   Лодзинского увели. Он с Таней вернулся к Андрею и Ларисе. Они с удовольствием согласились, чтобы Владимир их подвез. Быстро сели в салон. Начал дуть пронзительный холодный ветер. В машине первым нарушил молчание Андрей:
  -- Ну что же, давайте знакомиться по-новому. Сергей Вирский, - он протянул руку Владимиру и пояснил еще раз. - Меня зовут Сергей. Я дядя её, а не брат, - он кивнул на Таню.
  -- А я Ангелина, - сказала его красивая жена. - Попросту Геля.
  -- Татьяна, - обняла за шею Владимира Жанна, целуя его в щеку. - Мое имя Таня. Татьяна Егорова. Так меня зовут, Володечка. Я жена... Нет, женой я была всего один день, я вдова твоего друга, Павла Егорова.
   Владимир молчал. Потом сказал:
  -- Таня - ты самая красивая женщина...
   Все трое дружно замахали руками:
  -- Нет! Только не это.
  -- Да это Пашка так её называл - моя самая красивая женщина. Я же буду звать проще - моя женщина. Слышишь, Жанна! Прости, Таня! Моя женщина! - и не утерпел, добавил: - Конечно, самая красивая.
   И все радостно, весело засмеялись.
  -- Давайте ещё чуть подождём, - попросила Таня. - Мне надо сходить еще раз к Паше. Пусть уйдут все, я одна ещё разок схожу.
   Она просительно посмотрела на Владимира. Тот кивнул головой в знак согласия.
   Когда отъехало такси с Лелей и её матерью, Татьяна пошла назад, Владимир порывался идти с ней, но Сергей предупреждающе положил руку на плечо ему. И женщина пошла одна. А Сергей спросил:
  -- Ты их давно знаешь? - он кивнул на уехавших женщин.
  -- Давно. Я с Пашкой с детского сада дружил. Как же при этом не знать его мать и сестру?
  -- Значит, Лелю ты хорошо знаешь? Надежный она человек?
  -- Кремень, - ответил Владимир.
  -- Вот и Танька также говорит.
  -- Железная леди, - улыбнулась Геля. - Таня её так зовет.
  -- Точно, железная, - согласился Володя.
  -- И это хорошо, - отвечая каким-то своим мыслям, - произнес Сергей.
  -- А правду сказала Евдокия Станиславовна про... - Владимир запнулся.
  -- Про любовников Тани, - догадалась Геля и тут же продолжила. - Абсолютную неправду. Когда нашу машину пытались взорвать, первой заметила что-то Таня. У неё какое-то есть звериное чутьё опасности, инстинкт самосохранения развит. Она с диким криком буквально за несколько секунд до взрыва сбила с ног меня и Сережу, а Пашку не успела.
  -- Точнее, он не дал сделать этого, - вмешался Сергей. - Она уже прыгнула на него, он схватил, повернулся и закрыл её. И был убит осколком. Таня была ранена.
   Геля предупреждающе сжала руку мужа.
  -- Не надо, Андрюша. Таня сама всё расскажет.
  -- Знаете что, я пойду к ней, - сказал Владимир. - Неспокойно мне. Плачет там сейчас одна. Пойду! Я должен быть с ней.
  -- Иди, - согласились Геля и Сергей.
   Владимир быстрыми шагами поспешил к могиле друга. Таня стояла у ограды.
  -- Я знала, что ты придешь, Володечка, - улыбнулась она неловко. - Вот объясняю Паше, что недолго горевала по нему... Тебя встретила... Прошу простить меня.
   Владимир подошел к холмику, коснулся его рукой и тихо заговорил.
  -- Помнишь, друже, ты как-то просил заботиться о твоей красивой женщине, если с тобой что-нибудь произойдет. Друже, ты спи спокойно. Твоя Таня со мной. Я не дам её в обиду. И сам не обижайся ни на неё, ни на меня, что она со мной теперь. Ты не видел её год назад, когда я её здесь встретил. Казалось, душу вынули из твоей красивой женщины. А теперь она другая. Живая она. Я забираю её у тебя. Я знаю, это ведь ты сделал так, чтобы наши пути пересеклись. Слышишь, друже? - он помолчал секунду, встал: - Идем, Таня.
   Владимир обнял женщину и увел. Тихо им вслед прошелестел ветер:
  -- Все так, друже.
   Таня поежилась от неожиданного порыва ветра. Владимир прижал женщину к себе.
   Вечером Таня рассказала свою грустную историю любви к Павлу. Она долго молчала, не зная, с чего начать. Помог Владимир.
  -- Расскажи, как ты познакомилась с Павлом, - попросил он.
   И Таня начала своё сначала веселое, а потом грустное повествование.

Таня и Павел.

  -- Какая красивая женщина идёт, - услышала Татьяна, которую отправили учиться в десятый класс вечерней школы, и куда, честно сказать, совсем не хотела идти.
   У окна стоял интересный мужчина с ярким журналом в руках. Это он произнёс комплимент. Слова, с которых начинались всё удачи и неудачи.
  -- Господи, - взмолилась женщина, - сделай так, чтобы он был не женат.
   И Господь пожалел Таню. Мужчина оказался холостым. Но об этом она узнала позже. А пока она подхватила этот мяч кокетства и прокомментировала:
  -- Красивая женщина идет в десятый класс. Охренеть можно. Меня отправили учиться в школу! Как вам это нравится?
  -- Правильно говорите, - согласился незнакомец. - Красивые женщины должны в рестораны ходить по вечерам, а не в школу.
   На уроки Таня, конечно, не пошла. Она осталась с приятным незнакомцем.
  -- Вы, конечно, здесь работаете? - спросил он.
  -- Учусь, - фыркнула Таня. - В десятом классе.
  -- Тогда я хочу учиться с вами в одном классе, - заявил мужчина.
  -- А вы попробуйте, - нашла нужный тон Таня, - может, и вас возьмут. Здесь берут всех, я так поняла. Кстати, меня зовут Татьяной.
  -- А я Павел. Но меня не возьмут, увы, это точно, - ответил мужчина. - Я, к сожалению, окончил школу много лет назад. И не только школу.
  -- Вы думаете, это уважительная причина. Соврите, что дальше пяти классов не учились. Я думаю, поверят. Им численность нужна, - предложила девушка.
  -- Нет, наверно, мне не поверят, - нарочито грустно ответил незнакомец.
  -- Вы думаете, что не поверят? - иронически осведомилась Таня.
   С новым знакомым было удивительно легко и приятно говорить.
  -- Не поверят, это точно - мы с директором школы вместе учились.
  -- Тогда есть шанс, что не поверят, - согласилась Таня. - Но что вы тут делаете, в таком случае. Ученики, так понимаю, на маленьких детишек явно не тянут, сына или дочь вы не ждете, чтобы отвести за ручку домой. Хотя... Не отвечайте, - она сделала предупреждающий жест рукой, - я попробую сама догадаться. Вы все-таки кого-то ждёте. Может, у вас тут брат учится?
  -- Не угадали, - засмеялся мужчина.
  -- Ну тогда сестра, вы пришли узнать о её успехах.
  -- Опять мимо.
  -- Значит, ждёте невесту. Или жену, которая должна в скором времени рожать. Вы её бережно будете водить домой под ручку.
  -- Это ваша фантазия зашла далеко. Ни невесты, а тем более жены у меня нет и не планировалось до встречи с вами.
  -- А что вас тогда тут держит. Ах, да! Вы - друг директора.
  -- Угадали. Вот обещал другу помочь в ремонте школы. Директор завода послал разведать фронт работ, узнать, что срочно надо сделать.
  -- Так уже конец сентября. В школах обычно летом ремонт делают.
  -- Ничего, мы и в сентябре поделаем. Стоит?
  -- Стоит! - согласилась Таня. - Школа должна выглядеть опрятно и приятно. Создавайте комфорт.
   Так слово за слово, прошёл первый урок. Таня и на другие уроки не пошла и ушла с новым знакомым. Тот даже забыл, что хотел просить перевести техническую статью учительницу английского. Так и носил журнал за собой весь вечер. Таня полистала его. Скучно. Одни чертежи. Но промолчала, что знает язык. Рано еще о себе рассказывать, решила она.
   Однако завкадрами Тамара Степановна оказалась принципиальной бабой. Она выловила Таню на работе через день и пригрозила лишить премии. А это были хорошие деньги, особенно после школьных зарплат. И Татьяна пошла через день на уроки. Оказалось, она многое помнит со школьной скамьи. Училась-таки в своё время она в элитной специализированной школе. А интересно было оказаться по эту сторону баррикад. Глянуть глазами ученика на учителя. Вот добрая, интеллигентная учительница литературы, говорит с увлечением, рассказывает интересно, её приятно слушать. Но, хоть убей, не согласна Таня любить Обломова. Ей все-таки Штольц по душе больше. Но промолчала. Незачем привлекать к себе внимание. Математичка была строгая, ни разу не улыбнулась. Зато на уроке тихо-тихо. Все что-то решают. И Таня увлеклась. Заслужила скупую улыбку одобрения. А англичаночка молоденькая, упивается своими знаниями, щебечет, любит себя слушать, ей и дела нет, что её никто не понимает. Увидела новенькую, прицепилась с вопросами, да всё на английском, да на английском, прямо соловьём заливается. Знания свои демонстрирует. Ей невдомёк, что сидящая на последней парте ученица тоже владеет сим языком, ещё бы, с садика учила, спасибо мамусе. Да в школе потом, и с репетиторами второй язык, немецкий, осваивала, в институте и третий учила на всякий случай - французский. Но Таня сделала вид, что не понимает ничего. Уставилась на девчонку, дурочку из себя изображает, глазами хлоп-хлоп. Но когда девица обронила что-то насчёт несоответствия умственных способностей и красоты, то не удержалась, ответила тоже на хорошем английском, что быть красивой и умной все же лучше, чем просто умной, или, Таня выразительно посмотрела на молоденькую учительницу, просто красивой без ума. Девица, густо покраснев, поперхнулась. А Таня сделала невинный вид, сказав по-русски и обращаясь ко всему классу, который тут же заинтересованно уставился на новенькую:
  -- Эта единственная фраза, которую я выучила в школе и могу сказать по-английски. Меня ей подружка научила. Вот только перевода не знаю до сих пор. Может нам Анна Петровна переведет?
   И издевающе-мило улыбнулась. Учительница-девчонка ярко покраснела и сердито подумала:
  -- А произношению тоже подружка тебя учила?
   Но переводить не стала, и больше она никогда не демонстрировала свои знания.
   Была в этот день и химия. Вела её старенькая усталая учительница. Таня сидела смирно, рисовала чёртиков в тетради. Класс не слушал старую женщину, громко не шумел из уважения к возрасту, но каждый был занят чем-то посторонним, и Татьяна неожиданно, против воли своей подумала:
  -- Вот приду после неё, попляшите вы у меня!
   После уроков она осталась и помогла уставшей Людмиле Борисовне все убрать, пошла проводить её.
  -- Людмила Борисовна, - начала разговор Таня, - вы устаёте сильно?
  -- Да, я не хотела больше работать, но школа без учителя. Вот вернутся директор завода и его заместитель по кадрам, найдут кого-нибудь. Может, на жильё кто-либо согласится. Правда, сначала в общежитии придется пожить.
   Через неделю Людмила Борисовна попала в больницу с сердечным приступом и на работу больше не вышла. А химия на заводе играла не последнюю роль. На вернувшегося из командировки Сергея обрушился гнев директора.
  -- Ты говорил, что привезёшь учителя. Где он? - выговаривал Чугунов.
  -- Она, - поправил Сергей. - Это женщина.
  -- Мне хоть оно. Но никого нет.
  -- Странно, я же оставил указания по её поводу в отделе кадров. Татьяна мне звонила, сказала, что приедет на завод. Ладно, разберусь.
   Через полчаса Сергей знал, что Татьяна появилась здесь, живёт в общежитии и работает в столовой. Посуду моет!
  -- Ну Танька, Дуси на тебя нет! - только и сказал он. - Ладно, разыщу вечером. А пока мне надо как-то нечаянно встретиться с той красивой чертёжницей из конструкторского, с Гелей.
   Он имел в виду Ангелину, соседку Тани по комнате. Но пока не знал, что они живут рядом. И мужчина пошёл в конструкторское бюро. Но все уже были на обеде. Сергей тоже решил пообедать. Взяв поднос с едой, он присел возле Ангелины. Пытался поговорить, назначить свидание, но та была не в настроении. Ничего не вышло. Таня, приметив своего строгого дядю, спряталась.
  -- Сейчас получу за то, что работаю здесь.
   Правда, тут пришёл Павел, сел рядом с Сергеем, и Татьяне пришлось лишиться и этой встречи, потому что Павел и Сережа о чем-то долго говорили. После четырех часов вечера Сергей поехал в вечернюю школу. С ним увязался Павел.
  -- Я там с такой девушкой познакомился. Учится в десятом классе. Самая красивая женщина, которую я встречал. Умница, красавица...
  -- Спортсменка, - в тон продолжил Сергей.
  -- Не смейся. Уж получше твоей Ангелины из конструкторского. Та высокомерная: а что, а для чего, а зачем? Как будто просто нельзя встречаться.
  -- Ты что и к ней подбивал клинья? - ревниво спросил Сергей.
  -- Ну и что, она меня отшила. А сейчас мне она и не нужна.
  -- А может о другом подумаешь, или о другой... О Вере. Или уже забыл?
  -- Это моё личное дело, - с ноткой обиды ответил друг. - Я просил тебя не вмешиваться. Мы с Верой обо всем договорились.
  -- Остаетесь друзьями?
  -- Остаемся друзьями.
  -- Дон Жуан ты, Пашка.
  -- Был раньше. Я, кажется, влюбился, - на его лицо набежала мечтательная волна, потом он очнулся: - А ты зачем в школу? Геля там не учится.
  -- Насчёт химии. Какая-то ерунда получается: я химика им привёз, в отделе кадров её направили в школу, куда она делась? Тамара Степановна клянется, что сама её видела в школе, что директор говорил с ней. А химия не ведется. Сегодня разберусь.
  -- Впервые вижу, что заместитель директора по производству занимается кадрами.
  -- Всё бывает, все бывает. Заместитель по финансам тоже зачем-то попал в школу, где и подцепил ученицу.
  -- Зато какую! Рождаются же такие!
   В школе Пашка отправился под двери десятого класса выманивать Таню, а Сергей к директору. Тот утверждал, что из отдела кадров никакой учитель не приходил к ним.
  -- От Таньки всего можно ожидать, поеду к ней в общежитие, - решил Сергей. - Знаю, не хочет работать в школе, но пусть выручает. Химик школе нужен.
   Он быстро собрался, его пошёл проводить директор школы. А по коридору под руку с Пашкой чинно выступала Татьяна, тихонько смеясь над чем-то. Пашка все-таки вызвал её с урока.
  -- Кого я вижу? - сказал Сергей. - Танька! Ты всё-таки здесь! Нужный нам человек под ручку с финансовым воротилой.
  -- Кто? - не понял директор.
  -- Ваш новый учитель химии. С Павлом идёт. А ну, иди сюда, Татьяна Андреевна.
  -- Это ученица из десятого класса, - пояснил директор, ничего не понимая, и уточнил: - ну та самая, что с Павлом идёт, финансовым заместителем директора.
   Сергей не обратил внимания на его слова.
   Таня подошла вместе с Павлом.
  -- Всё, - сказала она, увидев Сергея. - Попалась! А может, договоримся? Простите меня? Дадите амнистию? А, Сереж?
   Пашка быстро произнёс, обращаясь к директору:
  -- Таня - способная ученица, догонит, что прогуляет. Мы в кино сегодня быстренько смотаемся. Я потом сам с ней отработаю пропущенные уроки.
   Таня тихонечко хохотала.
  -- Ничего не понимаю, - сказал Сергей. - В класс вместо неё пойдешь, что ли?
  -- Никаких прогулов, - нахмурил брови директор. - А ты, Паш, тоже мог бы помочь. Ты говорил, что у тебя друг есть, химик. В соседнем районе. В жилье нуждается. Вот и выбили бы ему квартирку.
  -- Вот же она, Татьяна Андреевна Вирская. Учитель химии. Почему вы говорите, что нет химика, - продолжал своё гнуть Сергей.
   Таня фыркнула:
  -- Потому что, Серёженька, когда я сюда пришла, то этот милый человек отправил меня учиться в десятый класс.
  -- И ты, конечно, пошла, - саркастически осведомился Сергей.
  -- Ага, - ухмыльнулась Таня, - после физико-математической школы на английском языке и химического факультета М-ского пединститута все решили, что мне надо ещё закончить и вечернюю школу. А что касается слова "пошла", вот он свидетель, - Таня кивнула на Павла, - два дня прогуляла, пробовала не ходить, но ваша мегера из отдела кадров пригрозила не дать премию, если не буду учиться. Вот я изредка и прихожу сюда.
  -- И сбегает на свидания с Пашкой, - добавил ошарашенный директор. - Совсем не хочет учиться.
  -- У меня двоек нет, - засмеялась Таня. - Я хорошая ученица. Правда, учительница английского ко мне сильно придирается. Одни тройки ставит.
  -- Как? - удивился Сергей. - Ты три языка знаешь...Почему тройки-то?
   И замолчал, осознав нелепость всего разговора. А Павел покраснел, даже побагровел и, не сдержавшись, первым захохотал во всё горло, до него дошла анекдотичность ситуации:
  -- Ну вы и лопухнулись, ребята. Учителя учиться отправили.
   Тут начали смеяться все.
  -- Тань! А кто тебя всё-таки сумел запихнуть на учёбу? - сквозь слёзы, выступившие от смеха, выдавил Сергей. - Скажи, мы сохраним тайну!
  -- Смейтесь, смейтесь, - сказала Таня, - но я уже говорила: в вашем отделе кадров есть такая дама - Тамара Степановна. На вас бы её гнев.
   Пашка закатился ещё больше:
  -- Ну, Тамара Степановна, ну учудила. Вот завтра поприкалываюсь!
   Отсмеявшись, Сергей решительно сказал Татьяне:
  -- Тебе придётся выручить нас, Танюш. Будешь вести химию, пока не найдём другого специалиста.
  -- Или завод откажется от школы, - добавил Павел. - Тогда нам с Серегой де неё дела не будет.
  -- Ладно, потерплю немного, - пробурчала Татьяна и повернулась к Павлу. - Кино, Пашенька, отменяется. В десятом классе следующий урок по расписанию - химия. Правда, все настроены, что химии не будет. Но я огорчу десятиклассников. Проведу химию. Я иду на урок.
  -- Как же я объясню теперь всё учащимся? - озадаченно произнёс директор.
  -- А сама объясню, - спокойно произнесла Таня. - Класс я изучила, со всеми познакомилась, словом, полную подготовку прошла. Справлюсь!
   И Таня повернулась, чтобы уйти, но Павел схватил её за руку:
  -- Подожди, а какое отношение к тебе имеет Сергей, и почему ты зовёшь его Серёженькой? Вы знакомы?
  -- Больше, чем знакомы. Я её дядя, - произнёс Сергей.- Самый строгий дядя.
  -- Дядя, дядя, - подтвердила Таня, - Самый строгий и единственный мой родной дядюшка. У нас и фамилии одинаковые. Вирские мы. Дай я тебя хоть поцелую, дядюшка.
   Она обняла Сергея и чмокнула в щеку.
   Павел не ушёл, он отправился на урок в десятый класс. Поддержать в случае чего красивую женщину. И ещё он чувствовал, что с другом будет разговор из-за Татьяны. Тот и так злился на него из-за Веры. А тут родная племянница. Сережка будет против развития их отношений. Он и так нахмурился, услышав от Тани "Пашенька". Надо оттянуть время, подготовиться к разговору с другом. Попросить не говорить про Веру. Упустить такую красивую девушку, как Таня, Павел не хотел. А Таня, чувствуется, любит Сергея.
   Таня с Сергеем и директором направились в учительскую, где на перемене представили её коллегам.
  -- А вы неплохо помните математику, - скупо улыбнулась строгая математичка. - Жаль терять такую способную ученицу.
  -- Это не способности, - улыбнулась Татьяна, - это заслуга физико-математической школы, где преподавание велось на английском языке.
   Молоденькая учительница английского густо покраснела, вспомнила тройки.
  -- А что же вы делали на уроках в десятом классе? - спросила любопытная учительница истории.
  -- Изучала контингент, с которым буду работать, - ответила Таня, не моргнув глазом. - Я, видите ли, ещё заочно учусь в аспирантуре и тема моей диссертации "Перегрузки учащихся вечерней школы".
  -- Это правда? - тихо спросил директор.
  -- Наврала, - подмигнула Татьяна. - Зато все поверили!
   И уже через десять минут на уроке Павел увидел совсем другую Таню. Властную, требовательную, уверенную в себе. Она легкой походкой вошла в класс, встала у кафедры и, привлекая к себе внимание, постучала указкой по столу.
  -- Дамы и господа, - раздался хорошо поставленный учительский голос, который заставлял подчиняться и без труда перекрыл шум в классе. - Я вынуждена вас огорчить, химия сегодня будет.
  -- И кто же учитель?
  -- Я, - ответила Таня. - Я ваш новый учитель химии. Разрешите представиться, меня зовут Татьяна Андреевна Вирская.
   Все с любопытством уставились на стоящую у доски Татьяну. Кто-то не удержался, фыркнул:
  -- Разыгрываете!
  -- А зачем тогда с нами на уроки ходила? - раздался другой, любопытный голос.
  -- Наблюдала. Знакомилась таким образом с вами.
   Может, ей ещё бы пришлось что-либо доказывать, но встал Павел:
  -- Татьяна Андреевна - опытный специалист, после долгих уговоров она согласилась вести у вас химию. Но при условии, что сначала посмотрит на своих будущих учеников. Вот мы и разрешили ей побыть ученицей.
  -- Так зачем вы, Татьяна Андреевна, тогда в столовой посуду моете? - прозвучал дерзкий вопрос. - Если вы учитель!
   Таня ответила на понятном языке:
  -- Я могла бы убедить вас, что любой труд почетен. Привести тысячу доводов, наговорить кучу красивых слов. Но скажу проще: вы размер учительской зарплаты знаете? Предполагаете. Тогда слушайте цифры, - она назвала сумму ставки, кто-то даже закашлялся от удивления. - Кто из вас меньше получает? Никто. Вот поэтому я и мою посуду в свободное от работы время.
   Больше вопросов не возникало.
  -- А теперь начнём с повторения таблицы Менделеева, - решительно произнесла Татьяна. - Откройте тетради. Запишем тему урока.
   В её негромком голосе звучала уверенность и требовательность. В классе наступила тишина. Павел понял, без него Таня точно также справилась бы со всеми возникшими проблемами.
  
   Павел дождался Таню после окончания уроков. Первые её слова были:
  -- Паша, миленький, ну не хочу я работать в школе. Найди другого учителя!
  -- Найду, - сказал Пашка. - А тебя возьму к себе в секретари. Чтобы рядом была, а то в классе на тебя, знаешь, как смотрели. Совсем не как на учительницу. Хотя ты в роли учителя ты замечательно смотришься. Не пикнули даже на уроке.
  -- Ещё бы, у меня такая мощная поддержка была, вроде тяжёлой артиллерии. Сам Павел Петрович, от кого зарплата зависит... - согласилась Таня. - А насчёт секретаря правильно мыслишь. Я, Пашенька, могу быть ценным работником: знакома с компьютером, быстро печатаю и ещё знаю английский, немецкий и немного французский язык.
  -- А на кой чёрт тебе нужна была химия?
  -- Не нужна, - согласилась и Таня. - Папа тоже об этом говорил. Но в семье все были химики, и я туда же.
  -- А статью перевести сможешь? - Павел достал знакомый журнал.
  -- Попробую. Там, наверно, терминов до чертиков. Может, подсунешь молоденькой англичанке?
  -- Она отказалась.
  
   Изменения в стране набирали темпы. Образование все больше отходило на второй план. И набирающий обороты нефтеперегонный завод всё меньше интересовался школой. Каждый выживал, как мог.
   Таня ушла из школы при первой же возможности и стала секретарём только не у Павла, а у директора завода Дмитрия Ивановича Чугунова. Жила она вместе с Палом, но брак не спешили регистрировать, хоть и ворчал строгий дядя Сережа. Он всегда чувствовал себя ответственным за Таню. Таня говорила
  -- Чего спешить? Поживем так, узнаем друг друга поближе. Не сможем друг без друга, поженимся.
  -- А если забеременеешь? - Сергей сердито глянул на младшую сестренку, как он называл её в детстве.
  -- Паша не хочет детей, - Таня опустила голову.
   Она не стала говорить, что сама не против заключения брака, просто Павла устраивает все так, как сложилось. Он любил Таню, баловал дорогими подарками, ей было с ним хорошо, но Павел ни разу не заговорил о загсе. И женщину это немного уязвляло. И еще Таня очень хотела детей. А Павел - нет.
   Сам же Серёжа был счастлив: он женился на красивой чертёжнице, на Ангелине.
   Ему немалых трудов стоило завоевать её сердце. Геля не хотела ни встреч, ни свиданий. Не вступала даже в разговоры. Сергей, узнав, что Таня живет с ней в одной комнате в общежитии, то ли шутя, то ли серьёзно попросил:
  -- Подействуй на свою подругу, Танюш, сделай так, чтобы твоему бедному, несчастному дяде Сереже Ангелина оказала милость - посмотрела поласковее. Пусть хоть поговорить согласится. Ну чем я её отталкиваю? - расстроено завершил Сергей. - Может, другого любит, как Алька. Вот и молчит.
  -- Что мне за это будет? - осведомилась Таня. - Если уговорю Гельку пойти на свидание с тобой.
  -- Разрешу тебе переехать к Павлу, - в тон ей ответил Сергей. - Тот уже спрашивал благословения.
  -- А я не буду спрашивать, - хмыкнула Татьяна.
  -- Чего тогда хочешь?
  -- Мне надо подумать, потом скажу, - хитро прищурилась девушка.
  -- Учти, - предупредил Сергей, - пока учителя не нашли, поработаешь в школе. Лучше не проси сейчас этого.
  -- Знаю, - с досадой отозвалась девушка. - Придется мне бесплатно потрудиться во имя отечественного образования.
  -- Ты о чем? - не понял Сергей.
  -- А все о том же: о школе и о твоем поручении, - засмеялась девушка. - Из посудомоек мне тоже придется уйти. Паша просил. Стесняется подруги-посудомойки. Живу теперь на учительский хлеб.
   Но ближе Серёжи у Тани человека не было. Она очень хотела, чтобы тот был счастлив. Её строгий дядя влюбился всерьез. Девушка всей душой жаждала ему помочь. И Таня всё-таки убедила Гелю, что на Серёжу стоит обратить внимание.
   Все шесть женщин, живущих в одной секции общежития, с большим вниманием и уважением относились друг к другу. Выручали с нарядами, заимствовали порой друг у друга косметику, любили в выходной день сесть, попить чай, потрепаться. Сколько важных проблем они обсудили на этих чаепитиях, сколько косточек перемыли друзьям и подругам, знакомым и незнакомым.
   И в этот вечер они: Геля, Таня, Дина, Алиса и Аня - пили чай. Таня без конца поглядывала на часы: должны подъехать Серёжа с Павлом. Она-то уже готова: причёсана, накрашена, а Гелька в домашнем халате щеголяет, не понимает намеков подруги составить компанию ей. Сидит, ногти красит и напевает свою любимую песню.
   При дороге - куст калины,
   В речке талая вода...
   Но Гелю обязательно надо сегодня взять с собой, Таня обещала Сереже, что устроит им свидание. А там, в кафе, пусть сам доказывает серьезность своих намерений.
   Раздался шум в дверях. Таня дернулась, было, туда, но это прибежала Галина, у которой было очередное свидание с её электриком. Девушка была радостна и возбуждена. Ей не терпелось сообщить новость подругам.
  -- Девочки, поздравьте меня, - затараторила она с порога, - девочки, я выхожу замуж!
  -- За Петю? - радостно взвизгнула Анюта.
  -- Да, да, да! - прокричала Галя. - За Петьку! Он сегодня мне предложил выйти за него замуж!
   В руках девушка держала письмо.
  -- Ой, совсем забыла, это тебе, - она сунула письмо в руки Дине. - Лежало в почтовом ящике.
   Дина взглянула на него, поморщилась и, грустно вздохнув, отложила в сторону.
  -- Опять читать не будешь? - спросила Алиса.
  -- Сейчас не буду, - ответила Дина.
  -- А может, стоит прочитать? - вступила в разговор Таня, которая вспомнила, что так и не объяснила Дине, что её Арнольд Григорьевич ни в чем не виноват. Девушка забыла про Гелю и занялась Диной. Это дело тоже больше не терпело отлагательств.
  -- Конечно, прочитай, - поддержала Анюта. - Ты же переживаешь, Дина, расстраиваешься.
  -- Нет, девочки, - решительно сказала Дина. - Не буду я сейчас читать письмо!
  -- Скажи, хоть от кого? - не отступала Таня.
  -- От мужа, - ответила Дина.
  -- А почему ты не хочешь его читать? - не отступала Таня.
  -- Я знаю, о чем письмо, - нахмурившись, ответила женщина. - Муж просит меня назад вернуться.
   Таня решила воспользоваться удачным моментом, а то у неё всё никак раньше не получалось начать серьезный разговор с Диной об Арнольде Григорьевиче. А намёков та не понимала или делала вид, что не понимает. Хотя иногда Таня ловила на себе внимательный, полувопросительный взгляд соседки.
  -- Девчонки, знаете, сколько несправедливости в жизни? Особенно для нас, женщин,- задала Таня, можно сказать, риторический вопрос.
  -- Знаем, - отозвалась Аня. - Вот я обычная, низенькая, и никто не хочет видеть во мне интересную взрослую девушку. Знаете, как хочется быть красавицей.
  -- Красивым тоже выпадает много несправедливости, - эхом откликнулась Геля.
  -- Красота счастья не приносит, - подтвердила Таня.
  -- Ой! Вам ли жаловаться, - язвительно подметила Алиса. - Одной оказывает знаки внимания непробиваемый для женщин Сергей Сергеевич Вирский, такой положительный, мечта всех наших незамужних женщин. Другая несчастная красавица самого Павла Егорова поймала. О нём кто только не мечтал.
  -- И чего только не предпринимали некоторые, чтобы в загс затянуть, - подхватила Галина.
   Но Дина, к которой все относились с большим уважением, зная о возникших отношениях Тани и Павла, нахмурила брови и резко качнула головой:
  -- Давайте, девочки, не будем повторять сплетен и слухов. Они могут здорово испортить жизнь.
  -- А чего бояться сплетен? - спросила Таня, поняв всё по-своему.- Вот я, вы говорите, Павла поймала, только скажите, девчата, я его или он меня?
  -- Его-то трудно поймать, наверно, всё-таки он, - полушутя, полусерьёзно начала Геля.
  -- Вы друг друга с взаимного согласия заловили, - примирительно сказала Дина. - Он на тебя глаз положил, а ты скомандовала: "К ноге!" И что удивительно, Павел послушался. Обычно с женщинами он по-другому говорил.
  -- Счастливая ты, Танька, и смелая, - резко изменив тон, с оттенком лёгкой зависти сказала Геля. - Встретила своего Пашку, и все у вас хорошо. Не боишься любить.
  -- А тебе, что мешает быть такой же счастливой и смелой? - парировала Таня. - За тобой тоже не последний человек на заводе ухаживает. Сережка весь исстрадался по тебе. А ты боишься полюбить!
  -- Да, боюсь, боюсь полюбить, боюсь привыкнуть, привязаться, - поморщилась Геля. - Всего боюсь. Все они ухаживают, а как жениться, так в кусты. А ещё хуже, другую встретит... Вот у меня подруга была подруга Вера...
  -- Геля, - резко прервала её Дина, - не надо о подругах сейчас... Не надо говорить о Вере! Мы говорим о нас!
   Тане показалось, что от неё что-то пытаются скрыть. Но и у неё цель была другая: заставить Дину прочитать письмо и уговорить пойти на свидание Гелю.
  -- А я, девчонки, не только замуж хочу, я родить ребёночка очень хочу!- совсем неожиданно заговорила о своем Ангелина. - Даже пусть как Вера... Рожу для себя...
  -- Геля, - свела брови Дина.
   Таня сердито буркнула:
  -- Рожай! В чем дело?
  -- Я хочу в семье растить ребеночка, с папой и мамой, - тихо произнесла Геля. - Хочу быть такой же счастливой и уверенной, как наша Таня.
   Таня не успокаивалась.
  -- Ты, Гелька, меня счастливой назвала. Давайте, девчата, я вам расскажу про свою жизнь. Да, я счастливая! И вы сейчас убедитесь: свое счастье надо искать. Красота - это еще не залог счастья.
  -- А давайте все расскажем, каждая про себя, - загорелась Анюта. - А то скоро расстанемся, разъедимся в отдельные квартиры, а друг о друге толком ничего и не знаем. Все некогда нам поговрить.
  -- Ну мне рассказывать нечего, - сказала Галина. - Встретились мы с Петей здесь, на строительстве завода, оба мы из деревни, полюбили друг друга, поженимся скоро.
  -- А мне, - маленькая Анюта густо покраснела, - очень Илья из вашего, Гель, конструкторского бюро нравится. Такой высокий, интересный, в очках ...
   Она повернулась к Геле. Та оживилась:
  -- Поэтому у Илюхи всегда большие порции, когда он обедает в твою смену. Ты ведь на раздаче стоишь.
  -- Да, - согласилась Аня, - он такой худой. И совсем на меня не смотрит. Я ведь обычная, низенькая, ПТУ окончила, а Илья...
  -- Заставим мы Илью на тебя смотреть. Прямо завтра Гелька ему и скажет: так и так, такая хорошая девушка стоит на раздаче в столовой, умница, скромница, и симпатии к тебе испытывает, - это вмешалась Таня. - Запомни, Анька, все от нас самих зависит.
  -- Хорошо бы, - вздохнула Анюта. - Только, Геля, не надо ничего говорить Илье.
  -- Погоди, Ань, вот сегодня Гельку сосватаю с Сережкой, а завтра я сама тобой займусь, - пообещала Татьяна. - Смотри, Гель, будешь кочевряжиться, Анька несчастной останется.
  -- Ну раз такой разговор пошёл, - произнесла Алиса, - то я, девчата, скоро съезжаю от вас. Мы с Димкой решили жить вместе. Ищем квартиру.
  -- Выходит, Геля, останемся вскоре мы с тобой вдвоём, - подытожила Дина. - Мне еще не скоро очередь подойдет К лету только... Я позже всех вас пришла на завод...
  -- Нет, - сказала Таня, - Гелька тоже с тобой не останется. Она за Серёжу замуж выйдет. Он ей на днях предложение сделает, у меня предчувствие. Вот и родишь, Ангелина, себе ребеночка - ангела кареглазого. Сережка будет вас на руках носить двоих.
  -- Что ты городишь? - сердито отмахнулась Геля.
  -- И останешься ты, Диночка, одна со своей гордостью, - уже зло закончила Таня, не слушая Гелю. - Совсем одна. Без подруг и мужа. Письма только будут нераспечатанные лежать.
  -- Какие письма? Какой гордостью? - не поняла Дина. - Что ты, Тань! Не было у меня такого греха. И письма я распечатываю. Ну не сразу пусть.
   Всех несколько удивил сердитый тон Татьяны. Анюта, страшно не любившая ссор, поспешила отвлечь внимание от Тани.
  -- Дина, так ты, в самом деле, без нас можешь остаться! Ну, прочитай письмо от мужа. Ну почему ты не читаешь их?
  -- Да я читаю, я просто одна люблю их читать. Зовёт назад меня муж, - грустно ответила Дина. - Но, девочки, там нет возможности получить квартиру. Я уже полгода здесь. Через полгода подойдет моя очередь... Не вернусь я назад...
  -- Так ты тут из-за квартиры? - удивленно подняла брови Таня. - А я-то думала, что ты обвиняешь мужа в измене...
  -- Нет. Мой Арнольд Григорьевич - порядочный человек. Он не способен на измену, - грустно улыбнулась Дина. - Про него как-то болтали, что закрутил роман с молоденькой красивой методисткой. Только я не поверила. Хотя все могло быть... Мой Арнольд не монах, он живой мужчина и любит все красивое... Им легко управлять.... Могла та девица ему строить глазки...
  -- Нет, Дина, не могла, - стала горячо её убеждать Таня. - Вот послушай про меня...
   И Таня начала рассказ.
  -- Насколько я себя помню, ко мне всегда липли мужики постарше, часто и женатые. Ко мне пытался приставать Игоречек, это муж мамочки, поэтому я ушла из дома. Потом прилип директор школы, я сменила школу. В новой школе не стало прохода от мужа директрисы. И как правильно сказала Геля, замуж при этом меня никто не звал. Красота моя им покоя не давала. Переспать со мной хотелось. Только мне это зачем? Я стала бояться, когда мне говорят, что я красивая. После обязательно будет что-то неприятное. Лишь один интеллигентный мужчина сказал эту фразу без намёков. Как сказала Дина, он любил все красивое. И то мне не повезло. Сразу раздули сплетни, наговорили. Хотя ничего ни с моей, ни с его стороны не было, никаких даже намёков. Вот вы меня знаете, скажите, похожа я на разрушительницу семей? Да я от женатых мужиков шарахаюсь, как чёрт от ладана. Вот сейчас у меня есть Павел. Но если бы у него был штамп в паспорте...
  -- Штамп ещё ничего не значит, - заметила Геля. - Можно и без штампа бросить человека.
  -- Геля! - это опять одернула подругу Дина.
  -- Что ты хочешь сказать? - прищурилась Таня. - Вы на что намекаете? Что Пашка кого-то из-за меня бросил?
   Но тут вмешалась опять Анюта.
  -- Таня правду говорит. Она от женатых мужиков шарахается. У нас в столовой к ней главный повар полез, он известный бабник, так она его водой из ведра окатила, грязной причем. В нем картошку мыли! - Анюта не удержалась, фыркнула. - Ох, несдобровать бы тебе, Танька, не дал бы он тебе житья, не встреться тебе Павел.
  -- Ничего, - мотнула головой Таня, - в очередной бы раз сменила бы работу. Из посудомоек можно перейти и в технички. Всякий труд почетен, если хорошо платят.
   Потом девушка решительно обратилась к Дине:
  -- Послушай меня, моя мудрая подружка. Чего ходить кругами? Прежде чем слушать сплетни и думать: изменяет муж или нет, может, лучше с ним поговорить? Кстати! Ты уже догадалась? Это я та молодая методистка, про которую тебе говорили. Уж не знаю, почему ты от своего Арнольда уехала, только он после твоего отъезда сник весь. А со мной у него ничего не было.
   Дина молчала.
  -- Тань, ты мужа Дины знаешь? - удивилась Алиса.
  -- Знаю, - произнесла Таня. - Он тоже мне говорил, что я красивая женщина. После этого я бросила работу в районо и приехала сюда. Приехала, Дина, с целью найти тебя и вернуть в семью. Я ведь думала, что ты бросила своего Арнольда. Из-за меня! Дин, а может, вам тоже снять пока квартиру? Не дело жить мужу и жене отдельно!
   Дина по-прежнему молчала.
  -- А ты, - напустилась Таня на Гелю, - замуж хочешь, детей хочешь. И сидишь, ждешь! Чего? Искусственного оплодотворения? Под лежачий камень вода не течет. Вон Анютка Илюху кормит. Скоро прикормит. Он заметит, кто ему большие порции кладет. А там глядишь, встретим Илюху и Анютку под ручку в загсе. Так что лови Серегу, Гелька, да жени на себе.
  -- Лови, жени. А его ты спрашивала? Откуда такая уверенность, что я ему нужна? - возразила Геля. - Просто как у тебя, Тань, получается!
  -- Конечно, просто, - засмеялась Таня. - Если ты боишься, давай я Сережке скажу, чтобы он тебе быстренько ребеночка сделал. Я думаю, у него это получится. Только ты, Гелька, не испугайся.
  -- Таня, - густо покраснела Геля.
   Раздался звонок. На этот раз в дверях стоял Сергей. Таня подбежала к нему, обняла за шею, поцеловала в щёку. Все застыли в молчании. Потом Анюта робко сказала:
  -- Тань, ты, похоже, не того целуешь. Это не Павел пришел. Это Сергей Сергеевич. Его Гелька должна целовать!
  -- Ну и что, - озадаченно спросила Таня. - А почему мне нельзя Сережу поцеловать?
  -- Так ты сама говорила, что он к Геле, - окончательно запуталась Анюта.
   Татьяна засмеялась.
  -- Вот так, девочки, и рождаются сплетни. Вы же не знаете! Мы с Серёжей в одном доме выросли. Мой отец и он - родные братья. Я дядю своего поцеловала. Дядю Сережу! Так, дядюшка.
  -- Так, - кивнул Сергей. - Таня - моя племянница.
   А Таня прикрикнула на застывшую Гелю:
  -- А ну, собирайся с нами! Или я сейчас вслух озвучу твои мечты. Не постесняюсь! Ты меня знаешь!
   И та послушалась, только сказала:
  -- Я сама все озвучу!
  -- Сережка, - шепнула Татьяна, - замуж Гельку зови. Согласится! Чувствует мое сердце. Она семью хочет. Гелька верная жена будет. Кстати, где Павел?
  -- Я уже здесь! - это входил Павел. - Где моя самая красивая женщина?
  -- Пашенька, - взвизгнула Татьяна, обняла его и расцеловала. - Девочки, а это мой Пашенька. Так Паш?
  -- Так, - засмеялся тот. - Я отхватил самую красивую женщину в стране. Пусть мне все завидуют! Да, у меня новость. Танюха! Ты сказала уже своим подругам-ученицам, что больше не работаешь в школе.
  -- Нет, не было подходящего момента. А что? Я уже не работаю?
  -- Девушки, - громко сообщил Павел, - те, кто учится в школе и не учится, у вас теперь будет новый учитель химии. Татьяну я окончательно забираю себе.
  -- И от нас? - это спросила Анюта. - Я имею в виду из столовой?
  -- И от вас. Не жирно ли: посудомойка говорит на трёх языках. А наши секретари факс не могут за границу отослать. И из общежития тоже!
  -- Пашенька, - обратилась к нему со странной просьбой Таня, - ты сначала скажи девочкам, как зовут нового учителя химии. И где он будет жить, заодно. Слушай внимательно, Динка!
  -- Я скажу, - вмешался Сергей. - Это друг моего друга, из соседнего города. А имечко у него замечательное, из-за имени только можно влюбиться. Арнольд Григорьевич его зовут. Поселили его пока в мужской секции на третьем этаже, номер 64.
  -- Запомнила, Динка! А прочитала бы письмо, знала бы, что муж сам к тебе приехал. А то заладила: потом прочитаю, потом...Теперь можно и не читать...
   Геля, Таня, Сергей и Павел ушли. Вскоре сбежали и Анюта с Галиной. Пришёл за Алисой Дима. Исчезли и они. Стала собираться и Дина, повторяя про себя" Шестьдесят четыре, шестьдесят четыре!" Её остановил стук в дверь. На пороге стоял уставший, постаревший Арнольд Григорьевич.
  -- Дина, как я соскучился, - произнес он. - Я не могу жить без тебя. Не хочешь ты назад возвращаться, я сам к тебе приехал. Мама согласилась, что я должен быть с тобой. Как я рад тебя видеть.
  -- И я, - ответила Дина.
  
   Таня и Геля вернулись обе очень поздно, тихо пробрались в свою комнату. Но им не спалось.
  -- Знаешь, Таня, Сергей Сергеевич предложил мне выйти замуж, - сказала Геля.
  -- Ты согласилась?
  -- Я пока не ответила.
  -- Завтра скажу, чтобы ребенка тебе побыстрее сделал? - ляпнула в ответ Татьяна.
  -- Танька, я серьезно, - обиделась Геля.
  -- Извини, Геля, - опустила глаза Таня, - обязательно выходи. Ты с Сережей будешь очень счастливой. И он будет счастливым.
  -- Ты думаешь?
  -- Я знаю это. Сережа наш - надёжный человек. Геля, сделай его счастливым, я тебя очень прошу! А детей Сережа любит. Он и меня нянчил. Он замечательный человек. Я рада за тебя, подружка.
   И Геля решилась. Она и Сергей поженились через месяц. Геля ушла жить в его небольшую пока квартиру.
   Таня перебралась в большую квартиру Павла. Дине, как единственному на заводе инженеру-электронщику дали квартиру пораньше, похлопотал Павел. Вышла замуж за своего электрика Галина. На свидания к высокому Илье бегала счастливая Анюта. А помогла им подружиться Геля. Она, вспомнив слова Тани заняться судьбой Анюты, сама рассказала Илье о своей невысокой подружке. А тот, оказывается, сам давно поглядывал на симпатичную раздатчицу. Свадьба Анюты и Ильи была через полгода. Аня жила с семьей Ильи, добрую девушку полюбили все: и свекровь, и свекор. А вот Алиса и Димка разбежались после одного месяца совместной жизни.
  
   В России было уникальное время. Вся страна торговала, от Тихого океана до Балтийского моря. Деловые люди сумели в те годы сделать большие деньги. И Сергей, и Павел во главе с директором скупили большое количество ваучеров и стали акционерами своего завода. Но вели себя по-умному. Работники завода жили лучше других в городе, их зарплата была довольно-таки высокой в сравнении с другими, поэтому не было недовольства. От вечерней школы завод отказался. В стране властвовала безработица. Теперь можно было нанимать рабочих с высшим образованием. А вот больницу свою завод построил, обещали построить в городе онкологический диспансер. Ни о каких забастовках речи не было совсем. Может, поэтому, особо и не интересовались работники завода, которым платили неплохо по тем временам: а сколько же имеют прибыли хозяева завода. А прибыли были огромные. Жили хорошо, роскошно жили. Вкладывали деньги в недвижимость. Павел в родном своём городе приобрел квартиру и себе, и матери, построил загородный дом и несколько заправок. В А-ке, где он жил с Таней, тоже не бедствовал: была и квартира, и огромная дача, несколько машин. Деньги текли к нему ручьем. Осторожный Сергей предполагал, что он действовал не без помощи криминальных структур, поэтому ругался с другом. Особенно ему не понравилось, когда он привел на завод опытного , но беспринципного юриста Максима Лодзинского. Все знали, кто настоящий хозяин господина адвоката. Не одобрял действия Павла и Чугунов. Но Павел не слушал никого. И даже то, что Лодзинский останавливал свои глаза не раз на Татьяне, оказывал ей знаки внимания, не смущало его. Татьяна терпеть не могла нового юриста. И, несмотря на это, отношения Павла и Максима Лодзинского, связанного с криминалом, оставались. Но в те годы иначе и невозможно было. А потом начался передел собственности. Кое-кому давно не давали покоя богатые доходы завода. Более жестокими стали требования и государства.
   На горизонте явно сгущались тучи. Пашка тоже что-то затеял. Он перевел всю собственность на Таню. Но жениться так и не собирался. И тут оказалось, что Таня беременна. Павел не пришёл в восторг от будущего отцовства. Не вовремя всё это случилось. Сказал Сергею, что надо бы Татьяне сделать аборт. На что лучший друг жёстко ответил:
  -- Только посмей обидеть Таньку. Знаешь, она аборт не станет делать. Она давно хотела ребеночка от тебя родить.
  -- Но сейчас не до этого, - пытался возразить Павел.- Лодзинский, наш юрист, явно на кого-то работает. Во вред нам. Что-то он затевает.
  -- А ты думал, что человек без принципов тебе всегда верен будет? - зло ответил Сергей. - А на Таньке ты срочно женишься. И даже не будешь её слушать, что она согласна так жить, как до этого жили. Или я прекращаю с тобой все отношения: и деловые, и дружеские. Запомни, роднее Тани у меня никого нет. Я буду её защищать, даже от тебя. А то удобно устроился. Хочешь, чтобы повторилась история с Верой?
   Павел не ответил.
  -- Как-нибудь все разрулим! - подумал он. - Танька, она здравомыслящая, умная, поймет, что опасно сейчас обзаводиться потомством. Да и не хочу я детей. Меня вполне устраивает одна Татьяна. Зачем нам дети?
   Но всё пошло ещё хуже. Сергея и Павла срочно вызвал к себе домой Чугунов.
  -- Вот что, ребята, - сказал он. - Не выстоим мы против местных авторитетов и государства. Слишком лакомый кусок наш завод. Всего лишимся. Предлагаю из двух зол выбрать меньшее: подружиться с государством. Я еду в Москву. Вы подумайте о своей безопасности. Своих близких я уже отправил в надежное место. Советую и вам достать ваши запасные паспорта и подготовить пути отступления. Может быть всё. Надо вам тоже на время исчезнуть из нашего города. Перестреляют ведь нас. Разве что Таню в живых оставят, - жестоко говорил Чугунов. - Лодзинский оставит, для себя! Что смотрите удивленно: Павел у нас теперь бедный, он умно поступил: все акции на Татьяну перевел. А на Татьяну наш адвокат глаз положил. Так что тебя, Пашка, в первую очередь шлепнут. Серегу с Гелькой тоже не пожалеют. Таньке одной отбиваться придется от Лодзинского. Что опустил голову, Павел. Удружил ты Татьяне!
   Сергей побледнел при этих словах, тихо выругался.
  -- Таньку я никому не отдам, - твердо произнес Павел. - Пусть господин адвокат не облизывается.
   Чугунов продолжил:
  -- Я дам сигнал, когда станет безопасно. Оставляю вам мобильник. Договоримся об условном сигнале. На любой звонок вы должны отвечать одной фразой. И, конечно, надо надежного человека, у которого будет этот телефон. У вас его не должно быть.
  -- Лелька, - произнес Павел.
  -- Что Лелька? - не поняли мужчины.
  -- Это моя сестра. Пусть связь идет через неё.
  -- Хорошо, - согласился Чугунов.
   Сотовая связь только начиналась в городе. Не везде были вышки. Не с любого места можно было звонить. И Лелька впоследствии регулярно моталась по разным городам, где уже была связь. Но Чугунов несколько месяцев молчал.
   После этого разговора Чугунов незаметно исчез из города. Надо было исчезать и Сергею с Павлом. Сергей жестко сказал:
  -- Жен берем с собой. Да, жен. Ты сегодня же зарегистрируешь брак с Татьяной. Если этого не будет, я её забираю с собой. Ты можешь идти куда хочешь. Один! Ты же теперь не акционер. Ловко ты придумал с Таней. Эх, ты... Я тебя считал другом...
  -- Сереж, не кипятись, - примирительно ответил друг. - И не думай плохо обо мне. Я не хочу терять Таню. Ты это знаешь. Я люблю её. Сегодня же вечером я тебе предъявлю свидетельство о браке. Встретимся вечером в ресторане при гостинице. Отметим это событие.
  -- Может, не стоит светиться? Кстати, наши запасные паспорта готовы?
  -- Готовы. Они у меня. Только я хотел сделать еще несколько. Надо подальше от этих мест. А то я сглупил, сделал регистрацию подложных документов в моем родном городе. И жилье предусмотрел. И Лелька рядом. Но меня там знают.
  -- Когда будут готовы новые паспорта?
  -- Завтра.
  -- Значит, едем завтра.
  -- Ну, а сегодня посидим в ресторане. Давай успокоим местных братков: мы здесь, не дергаемся. По ресторанам ходим.
  -- Может, и правильно, - ответил Сергей.
   И они решили задержаться на сутки. А вечером их пытались убить.
   Они были в ресторане. Отмечали бракосочетание Тани и Павла. Только настроение было подавленное. Тане стало плохо, она и Геля ушли и о чём-то секретничали в дамской комнате. Сергей сердито выговаривал Павлу за его махинации. Павел это выслушал, потом вытащил несколько паспортов. Это были документы, новые документы на Павла, Таню, Сергея и Ангелину.
  -- Завтра улетаем, вот билеты на самолет. - сказал Пашка - А учить меня уже поздно. Я сам жалею, что так подставляю Таньку. Где они с Гелей, кстати. Что-то долго там носы пудрят. Неспокойно у меня на душе. Чугунов уже что-нибудь успел сделать?
  -- Поедем лучше домой, - предложил Сергей, - совсем нет настроения здесь сидеть. Погано так все!
  -- Сейчас. Таня что-то хотела важное сказать. Знаешь. А я привыкаю к мысли о ребенке. Кстати! В банке я оформил счета на Веру и... Словом, ты понял, все может случиться, - оборвал себя Павел, он увидел возвращающихся Гелю и Таню. - Едемте домой.
   Вернувшиеся жены согласились, что лучше ехать домой.
   Таню весь этот день не покидало чувство тревоги. Надо радоваться, и причины есть. Во-первых, она и Паша поженились. Хоть и говорила она, что её устраивают сложившиеся отношения, но обрадовалась, когда Павел настоял пойти в загс. Во-вторых, УЗИ показало, что она носит двойню. Таня это радостное известие оставила на вечер. У неё будут две девочки. Вот Паша обрадуется, должен обрадоваться. А то последнее время он хмурый. А как же иначе? Хоть это радостное известие. А то обложили их со всех сторон. Вот и сейчас, муж хмуро протянул ей небольшой сверток и попросил положить его в сумочку. Это были их новые паспорта и билеты на самолет. Завтра вечером они улетят.
   Они вышли из ресторана выпившие, но невесёлые. Таня в тот вечер не пила, ей нельзя уже было, да и тошнило часто её. Женщина крутила головой, чувство опасности терзало душу. Ей показалось, что в зал входил господин адвокат с его масляными глазками и тут же исчез. Таня шла впереди всех. Обычно она всегда следовала за Павлом. Геля любила ходить впереди под руку с Сергеем. А сегодня они замешкались. Геля задела рукой сережку, она расстегнулась и упала. Сережа стал поднимать, Паша остановился их подождать, а Таню опять скрутил приступ тошноты, и она поспешила на улицу, на воздух. Она вышла первая, при выходе её догнали остальные. Женщине стало очень страшно, когда они почти пошли к машине. Если спросить Таню, чего она тогда испугалась, она не сможет ответить. Может, обострившееся чутьё будущей матери, может, инстинкт самосохранения, а может, зловещая фигура Лодзинского, находящегося довольно-таки далеко. Молодая женщина с криком бросилась на Гелю и Сергея, идущих сзади её, повалила их и прыгнула на подбежавшего Пашку. Тот схватил жену, повернулся спиной к машине, и в это время раздался взрыв. Пашка упал на жену. Осколок вошёл ему в шею. Павел прожил еще несколько минут. Таня была ранена в бок. Осколок довольно-таки глубоко распорол кожу и мышцы и прошел навылет. Вскочивший Сергей бросился оттаскивать их от горящей машины. Нерастерявшаяся Геля схватила сумочку Тани и запихнула в свою, благо она любила большие объемистые сумки. Если Гелю спросить, она тоже не скажет, для чего это сделала. А пока женщина бросилась помогать поднимать Таню, которая зажимала руками бок. Из-под пальцев струилась кровь.
  -- Бегите, - еле ворочая языком, простонал Павел и, вытянувшись, затих.
   Он умер. Поняв, что Павел мёртв, Сергей сунул крупную сумму денег суетившемуся швейцару со словами:
  -- Ты не видел, куда мы делись! Веди нас через другой выход.
   И, бросив мёртвого Павла, с бесчувственной Таней на руках и Гелей, почти бегущей за ним, он быстро скользнул в какую-то боковую дверь, что открыл швейцар. Швейцар вывел их через подвал совсем с другой стороны. Там стояла его машина.
  -- Возьмите, Сергей Сергеевич, - сказал он, протягивая ключи.
   Ничего не спрашивая, Сергей положил бесчувственную Таню на заднее сидение, усадил рядом Гелю быстро уехал. Таня пришла в себя и застонала, зажимая бок.
  -- Потерпи, - просил Сергей, - пожалуйста, потерпи. Нам надо отсюда исчезнуть. Терпи, сестренка. Терпи, моя девочка. Геля, помоги ей.
   В первом попавшемся банкомате Сергей снял все имеющиеся у него, у Гели и Тани на счету деньги и заехал к хорошему знакомому. У него сын учился на медика. На их счастье, уже было темно. Студент ничего не стал спрашивать, увидев на пороге взволнованного Сергея, взял медицинский чемоданчик, вышел молчком из дома, сел в машину, поехал с ними. Выехав за город, они остановились в лесу. Тут в машине и оказал студент помощь Тане, обработал и зашил, как умел, рану. Ранение оказалось не очень опасным, осколок не затронул никаких внутренних органов, но парнишка предупредил, что надо бы положить женщину в больницу. Большая угроза выкидыша. Да и рану надо будет перевязывать, следить, чтобы не началось нагноение. Таня все молча терпела.
   Сергей приехал на ближайшую автостанцию, высадил студента, бросил машину швейцара. Он никак не мог вспомнить, кто этот человек. Почему он дал им свою машину? Потом уже поезде Геля вспомнила, что это отец Дины, её подруги. Когда Дина и её муж получили, благодаря Павлу, двухкомнатную квартиру, Дина привезла своего старого отца.
   На последнем автобусе Сергей, Геля и Таня добрались до вокзала, сели на последнюю электричку. Они успели доехать до соседнего города. Там, на вокзале, пришлось вызвать скорую помощь. У женщины началось сильное кровотечение. Организм не выдержал потрясений, начался выкидыш.
   Уже здесь, в больнице, в маленьком городе, Таня стала Жанной, Сергей Андреем, а Геля - Ларисой. А Пашка остался Пашкой. Тане сделали чистку. Сергей дал врачу приличную сумму денег, чтобы он не заметил свежих швов на боку. Дежурный врач так и сделал. Но швы посмотрел, нахмурился и обработал. На второй день Таня сама ушла из больницы. Сергей и Геля повезли женщину в родной Пашкин город, где они должны были жить по новым документам, где Пашкой было подготовлено какое-никакое жилье. Других паспортов они не успели получить. Добирались на автобусах и электричках. Все устали, измучились. В результате Таню опять пришлось помещать в больницу. У неё возобновилось кровотечение. На вокзале Таня позвонила Леле, попросила встретиться. Лелька примчалась моментально. Она уже все знала из новостей. Умная, здравомыслящая сестра Павла очень им помогла. Расстроенная смертью брата, плачем матери, требующей внимания, свалившимися заботами о похоронах Павла, тем не менее Леля нашла в себе силы помочь жене и друзьям брата. Она привела своего дальнего родственника, врача-гинеколога Влада Кончинского. Он в это время как раз работал платном гинекологическом отделении их города. За деньги там можно было лечить любого человека с любым диагнозом. И еще одно немаловажное обстоятельство - Влад умел молчать. Но Сергей заплатил и ему лично на всякий случай и предупредил Лелю, что они незнакомы. Если ими будут интересоваться, то они не виделись. Но через два дня Леля уехала в А-ск, надо было кому-то заняться похоронами Павла. А Таню поместили в больницу. Сделали вторичную чистку, но незначительное кровотечение продолжалось. А Леля похоронила брата, матери не стала ничего говорить и играла роль злой золовки, обвиняя в несуществующих грехах жену Павла. Главный грех Тани был в том, что её не было на похоронах. Невольно помогала Евдокия Станиславовна, которой было обидно, что невестка не показывается. Вот тогда и родилась легенда о любовнике Тани. Лелька поддержала мать.
   Уже неделю Таня лежала в больнице. Кровотечение не останавливалось. Сергей по совету вернувшейся к тому времени Лели вышел на главврача женского онкологического отделения Моисея Прокопьевича. Тот забрал Таню к себе в онкологию. Женщину положили в коридоре на высокой каталке у окна в конце длинной рекреации. Там было хорошее уютное место, но здесь обычно оставляли безнадежных больных. Таня всегда коротко стригла свои пышные волосы. К её задорному ежику привыкли все. Пашка одно время просил, чтобы она отрастила волосы, на что Татьяна ему сказала: "Ни за что!" А теперь ежик пригладился, и все в больнице считали, что у женщины последняя стадия рака. Похудевшая, равнодушная к жизни, она вызывала жалость. Уколы ей делала только старшая сестра. За безнадежными больными всегда ухаживала она. Таня же, в самом деле, готовилась умирать.
  -- Паша зовет меня, - говорила она Сергею и Геле. - Я не хочу жить. Девочек моих тоже больше нет... Я хочу к ним, - и равнодушно отворачивалась к стене.
   Именно в те дни ей впервые приснился тот цветущий луг... Таня стала после этого сна какой-то неживой. Всхлипывала Геля, глядя на неё, мрачнел Сергей. Таня таяла на глазах. Но уйти следом за мужем ей помешал молодой, но талантливый врач Станислав Поздняков. Он нашел причину непрекращающегося кровотечения, сделал очередную чистку, именно он заговорил о душевном состоянии женщины. Таню заставили жить. За ней потом долго ухаживала Геля. Её забота и ласка поставили Таню на ноги.
   Сколько раз Таня упрекала Сергея, что он Павла бросил, что не похоронил. Про слёзы, которые при этом лились, и говорить нечего. Сергей молчал. Понимал, в Тане говорит обычное человеческое горе. Ведь она потеряла не только мужа, но и детей. Пашку хоронили в его родном городе мать и сестра. А лучшие друзья и жена не смогли присутствовать на похоронах. Таня в те дни была в плохом состоянии: кровотечение продолжалось, врачи ей собирались удалять матку, готовили к операции. Сергей не сказал Тане о похоронах, и сам не пошел хоронить друга. Нельзя было выдавать себя. Он отвечал и за Гелю, и за Таню, и матери, и сестре друга нельзя было вредить. Деньги на похороны Сергей при тайной встрече передал Леле. По его просьбе Леля усиленно хаяла невестку, утверждала, что она не была женой Павла. А жить стали по документам, что успел сделать Павел. Адреса, по которым паспорта были зарегистрированы, были реально существующими. Таким образом, Сергей и Геля оказались в коммуналке среди старух. У Тани была двухкомнатная квартира в хрущёвке. Диплом химика на новую фамилию Сергей ей купил сам.
   Таня долго ютилась вместе с Сергеем и Гелей в одной комнате. Но потом тайно от них съездила на кладбище к мужу, при этом даже не подошла к его могиле, цветы положила на чужую, а мимо Пашкиной просто прошла. Назад её довёз уже Владимир. Именно он заставил Таню жить.
   А в тот далекий августовский день, сидя вечером в тесной кухоньке среди соседских столов, Таня сообщила, что будет жить отдельно. Она готова.
  -- Пойду работать, чтобы времени на мысли не оставалась, - сказала молодая женщина.
  -- Куда тебе, ты ещё слаба, - ответила Ангелина.
  -- Где ты сейчас найдёшь работу? - спросил Сергей.
  -- Там, где всегда требуются работники. В школу. Мне Серёжа, нужен диплом на новое имя и трудовая книжка. Я узнала: рядом в школе нет химика и биолога. Буду работать в две смены. Реши вопрос с моим дипломом.
  -- Купим, - ответил Сергей. - Но ты же всегда говорила, что не хочешь работать в школе?
  -- Я и теперь не хочу. Но так будет лучше для всех.
  -- А может, останешься у нас? - попросила Геля. - В тесноте, да не в обиде. И наши бабушки-соседки полюбили тебя.
  -- Нет, - жестко произнесла Таня. - Вы молодые, я третья среди вас. И если Бог забрал мое счастье, то ваше я никому не дам разрушить. Я выживу. Я еще, ребята, увижу своих двоюродных братиков и сестричек, слышишь, дядя Сережа! Геля! Ты же всегда хотела ребеночка. Рожай подружка!
  -- Не время сейчас, - приуныла женщина.

Новая жизнь.

  -- А дальше ты всё знаешь, - сказала Таня Владимиру. - Дальше со мной был ты, нянчился, тормошил. Ты вернул меня к жизни.
  -- А почему сейчас вам уже неопасно называться своим именами? - спросил Владимир.
   Таня поморщилась. Ей не хотелось говорить об этом. Она не любила вспоминать прошлое, было тяжело, больно. Женщина хотела одного - вычеркнуть навсегда из памяти страшные события. Таня тихо заговорила:
  -- Нефть в наши дни, сам знаешь, что значит. Серёжа, Павел и Дмитрий Чугунов держали контрольный пакет акций. Не знаю, какая группировка наехала на них. Сережа и Паша скрыли это от меня и Гели. Только им пришлось сказать, что Чугунов исчез. Весь город гудел по этому поводу, а потом вооруженные люди заняли завод. Я вообще думала в те дни, что Дмитрия Чугунова убрали. Но, оказалось не так. Он успел предупредить Сережу и Павла. Мы должны были исчезнуть на другой день, после посещения ресторана. Мы опоздали. Нас пытались убить, взорвали нашу машину. Меня и Гелю правдами - неправдами увёз Серёжа. Не удалось прорваться только Павлу. Он спас меня и остался там... в ресторане... навсегда... - Таня всхлипнула, но справилась с собой. - Мы сумели спрятаться. Рано ли, поздно ли, но нас нашли бы. К нашему счастью, бандитские группировки иногда стреляют друг друга. Их война между собой дала нам лишнее время. Жаль только, что Лодзинского не пристрелили. Живучий гад! А сейчас нефтеперегонный завод забирает себе государство. Мы продаём ему все свои акции. Да, по заниженной цене. Что по заниженной! Совсем низкой! Чугунов теперь представитель государственных структур. Но мне всё равно. Я хочу жить спокойно, хочу быть с тобой, хочу рожать детей. И не бояться, что меня пристрелят, взорвут мою машину или убьют тебя. Завтра я и Сережа уезжаем, чтобы подписать нужные бумаги. И я не хочу никаких денег. Я знаю, ты мечтаешь о своей клинике. Вот и используешь деньги, что я получу за акции. Какой-то процент надо будет выделить Леле и Евдокии Станиславовне. Одного боюсь, что меня не отпустят, не оставят в покое. Тот же Чугунов будет возражать... Я на свою голову, была очень энергична, многое знала... Дура я была... Володечка, но почему я не встретила тебя раньше, когда была просто учителем в вечерней школе?
  -- Я поеду с тобой, - решительно промолвил Владимир.
  -- Стоит ли?
  -- Стоит. Я тоже хочу быть с тобой. Хочу, чтобы у нас были дети.
   Через несколько дней Таня и Сергей перестали владеть ценными бумагами. Таня согласилась на все условия. Сказала, что навсегда расстается с прошлым. Не нужно ей денег, богатства.
   Вечером все собрались в доме Дмитрия Чугунова. Жена его Света с сестрой и детьми еще не вернулась. Геля и Таня накрыли по-быстрому стол, грустно присели.
  -- Я отныне буду работать только в школе, - горько произнесла женщина. - Рядом с нефтью меня больше не будет никогда! Вот сейчас у меня нет акций, а я по-прежнему боюсь.
  -- Чего ты боишься? - спросил Чугунов.
  -- Боюсь Лодзинского, боюсь его хозяев, боюсь за себя, за Сережу с Гелей, за Володю. Я жить боюсь.
  -- Да, Максим Лодзинский уже на свободе, его ни пуля, ни катастрофа не берет, - констатировал Чугунов. - Придется и от него еще откупаться. Выживем, Татьяна. Не переживай! Ты же знаешь, тебя Лодзинский не тронет. Ты ему всегда нравилась.
  -- Этого я боюсь больше всего, - усмехнулась криво Таня.
  -- Знаешь, сестренка, - Сергей назвал её детским прозвищем. - Не бойся Максима. Он, конечно, мразь и испытывал к тебе симпатии, но деньги любит больше. А потом у тебя есть Володя.
   Владимир что-то хотел сказать, но передумал и только обнял худенькие плечи женщины. Чугунов внимательно посмотрел на молодую женщину, потом на Владимира и сказал:
  -- Жалко тебя, Татьяна, отпускать, ты опытный работник, хороший секретарь, много знаешь и умеешь. И характер твердый. Я хотел бы, чтобы ты по-прежнему работала у меня. На тебя можно было всегда положиться. Но с тобой рядом Владимир, человек, который лечил мою жену. И, я так думаю, он тебя не отпустит.
  -- Света жива? - обрадованно спросил Володя. - Как она себя чувствует?
  -- Хорошо пока было, - ответил Чугунов. - Рак отступил, мы на это надеемся.
  -- Дай Бог, дай Бог, - сказал Владимир.
  -- А диспансер мы всё равно построим, здесь, в этом городе, - продолжил свою мысль Дмитрий Алексеевич. - Я помню свое обещание... Вот придёт всё в норму... Где же мне найти тебе замену, Татьяна?
  -- Леля, - вырвалось у Тани.
  -- Что? - не понял Чугунов.
  -- Леля, сестра Павла. Она держала связь между нами, - пояснил Сергей. - Это умный и надежный человек.
  -- А она иностранные языки знает? - недоверчиво спросил Чугунов.
  -- Технические тексты с английского переводить умеет, - сказал Владимир. - К ней часто обращаются с такими просьбами. И еще сестра Пашки занималась художественными переводами с немецкого и французского.
  -- Значит, немецкий и французский еще, - в раздумье проговорил Чугунов. - А сколько лет ей?
  -- Больше тридцати, - сказала Таня. - И вообще, Лелька - это настоящий мужской ум: рациональный, рассудочный. Не мне чета. Она на эмоции не поддастся. У неё всегда над всем властвует логика. Железная леди, одним словом.
  -- Что же, сестра Павла - это хорошая мысль. Брат тоже всегда её хвалил. Надо подумать о Леле, - одобрил, наконец, Чугунов. - Только согласится ли она переехать в другой город?
   Леля согласилась, хоть Таня и не советовала. В женщине говорил испуг.
   Заправок, принадлежащих раннее Павлу, им не удалось сохранить. Они отошли Лодзинскому. Небесплатно, конечно. Но совсем за небольшую сумму. Таня покупала себе свободу.
  -- Пусть подавится, - зло сказала женщина Владимиру. - Только никогда не встречается на моем пути. Я выкупаю себя. Правильно, Володечка? Я хочу жить с тобой спокойно. Что может быть лучше работы учителя?
   Владимир обнял свою женщину и промолчал. Когда они были в А-ке, он выполнил просьбу Максима Лодзинского, разыскал его мать в больнице, проконсультировал. У женщины ставили третью стадию рака кишечника. Опухоль к тому времени поразила еще и матку, мочеточники. Местные врачи отказывались оперировать и предлагали химиотерапию. Больше двух месяцев жизни женщине не обещали. Владимир решился на хирургическое вмешательство. Подобные операции начинали уже делать, в том числе и его друг Андрей Миронов, что работал в Москве. По просьбе Владимира он прилетел в А-ск и женщину прооперировали. Удалили ей часть кишечника, матку, а мочеточники оказались незатронутыми. Женщина выжила после операции. Ей предстояло большое лечение. Лодзинский заплатил только Миронову Андрею. Владимир отказался от денег, принесенных расстроенным сыном. Это был, наверно, единственный момент, когда у Лодзинского было обычное человеческое лицо.
  -- Года на два ваша мама может рассчитывать, - сказал врач при встрече с адвокатом. - Конечно, при соответствующем лечении.
  -- Скажите, откуда у моей мамы эта болезнь? - вдруг спросил Максим Викторович.
  -- Если бы я это мог сказать, мне бы дали нобелевскую премию, - ответил Владимир. - Тут могли повлиять многие факторы: жизнь, стрессы...
  -- Мама же живет хорошо, последние годы ни в чем не нуждалась. У неё было все, - продолжал говорить Максим Викторович.
   Владимир молчал.
  -- А по наследству эта болезнь может передаваться?
  -- Наследственную природу рака не исключают, - ответил врач.
   И адвокат сильно испугался.
  -- А физические побои могли послужить причиной этой болезни? - поспешно спросил он.
  -- Могли, - ответил Владимир. - А вашу маму часто били?
   Лодзинский нахмурился, лицо стало жестоким и неприятным.
  -- Был такой негодяй. Из-за него у меня не стало брата, из-за него стала калекой моя сестра, а теперь вот умирает мать. Этот негодяй мой отец. Я прикажу сровнять его могилу с землей... А теперь давайте, Владимир, все-таки договоримся о цене.
  -- Давайте, - согласился Владимир.
   Цену врач назвал сразу: адвокат оставляет в покое его жену, Егорову Татьяну. Никогда не появляется на её пути. Лодзинский усмехнулся и согласился. Он прекрасно понимал, что никогда Таня ему не ответит взаимностью. И потом на ней клином свет не сошелся. Есть другие, не менее красивые и помоложе. Владимир в отличие от Тани Лодзинскому поверил. Женщину адвокат не тронул, а заправки отобрал. Мать Лодзинского умерла через погода после операции от инсульта. Посмертное вскрытие, на котором настоял сын, показало метастазы в легких... Лодзинский испугался.
   Таня отказалась возвращаться в А-ск, осталась жить с Владимиром в родном городе Павла. От прежней богатой жизни, от акций завода у неё осталась большая сумма денег на счету, из недвижимости - квартиры и загородные дома и в А-ске и здесь, в родном городе Павла. Но здесь большую квартиру и дом занимала Евдокия Станиславовна. Она не собиралась уступать невестке недвижимость. В душе пожилой женщины все чаще поднималась обида на весь белый свет: на дочь, что её оставила (Лели не было уже в городе, она уехала в А-к, к Чугунову), на Таню, что вышла так быстро замуж, на Владимира, он, по мнению Евдокии Станиславовны, оказался плохим другом, потому что женился на бывшей жене Пашеньки. Словом, обидно было Евдокии Станиславовне, она решила - обойдется неверная невестка без квартиры и дома. Это Пашенькино, а не её. Поэтому и жили Таня с Владимиром в её хрущевке. Сергей и Геля решили тоже остаться здесь, но только они сразу купили себе новое большое жилье.
  -- А кто же будет строить больницу? - спросил Чугунов у Сергея.
  -- Конечно, я. Я буду строить диспансер, - сказал Сергей Чугунову. - Ты знаешь, строительство - это моё! Но моя Геля, как и Таня, не хочет возвращаться. Пока и я остаюсь здесь. Вызовешь меня, когда надо будет. Женам нашим пришлось несладко. Геля ни разу не пожаловалась за это время. Она заслужила право пожить спокойно. И от Тани я не хочу уезжать. А она не собирается что-либо менять.
  -- Ничего, - не расстроился Чугунов. - Все вы вернетесь сюда через полгода. Я знаю это. Начнете мотаться туда-сюда, Ты и Владимир, и твоя Гелька первая приедет. И Танька тоже за Владимиром поедет следом. Знаешь, я даже и не думал, что Танька может так влюбиться.
  -- Почему?
  -- Но к Пашке она все больше с легкой иронией относилась, посмеивалась, супругом именовала, а этого: "Володечка, Володечка..." И все смотрит, смотрит на него. Свет в окошке.
  -- Правильно. Меня Геля тоже Сереженькой называет, - одобрил Сергей. - И мне это приятно.
   Геля была хорошей женой Сергею. Когда они лишились своего благосостояния, она без единой жалобы приняла новую жизнь: привела в порядок комнатушку в коммуналке, подружилась со старухами-соседками, мыла коридоры и места общественного пользования, варила вкусные борщи в коммунальной квартирке, выхаживала после больницы Татьяну. Сергей порой благодарно обнимал жену и шептал:
  -- Спасибо, моя родная, за твое терпение.
  -- А как же иначе? - удивлялась Геля. - В горе и радости, в болезни и счастии... Я твоя жена, Сережа. И этим все сказано.
   Татьяна жила с Владимиром. В её жизнь пришло счастье. Неожиданное, поэтому так бережно ценимое. Таня удивлялась порой сама себе. Без Володи жизни она не представляла. Но всё же был момент, когда женщина чуть не решилась расстаться с мужем.
   Помимо строительства будущего диспансера, из-за которого муж Тани часто теперь уезжал из дома, Владимир был ещё и практикующим врачом. Хорошим, опытным врачом. Сколько благодарных слов слышал он в свой адрес от мужей, детей. Часто он получал деньги от благодарных родственников. Порой это были огромные суммы. Так что с Таней они не бедствовали. Владимир настаивал, чтобы жена ушла с работы. Он знал, что она не хотела работать в школе.
   Сергей не хотел давать Татьяне вложить все деньги в строительство диспансера.
  -- Завод богатый, не одну больницу может построить, - говорил он. - А тебе деньги тоже могут пригодиться.
   Но Таня ничего не желала слушать.
  -- Из-за этих денег убили Павла, - упрямо твердила она. - Это грязные, кровавые деньги.
  -- Но зачем же оставаться нищими? - возражал Сергей.
  -- Мы работаем, - отвечала Таня. - Я и Володя. Нам хватает.
  -- Ха, - усмехался Сергей, - только не произноси вслух размер своей зарплаты. И Володькиной тоже.
  -- Зато я по ночам больше не пугаюсь собственной тени.
   В конце концов, небольшую часть денег Таня оставила себе, а остальные, с подачи того же самого Сергея, перевела на счёт Владимира. Раз он занят строительством диспансера, значит, пусть и деньгами распоряжается сам. Она не знала одного, что мужчины договорились, что эти деньги не будут вложены в строительство.
   А Таня осталась пока работать в школе.
  -- Только уйду из школы, сразу что-то меняется в жизни. И не всегда к лучшему. А главное, в нашей школе - одни пенсионеры, я там самая молодая. И когда они говорят мне, что я красивая женщина, то ничего не происходит. Никто ко мне не липнет. Ну разве на восьмое марта ручку целовали. А может, я просто постарела? - она посмотрела на мужа. - Стала страшной? Некрасивой?
  -- Поэтому пора нам зарегистрировать брак, - ответил Владимир. - Сама подумай, кому нужна страшная некрасивая старушка?
  -- Ты думаешь, нам стоит расписаться?
  -- Стоит.
  -- Тебе некрасивая старушка нужна?
  -- Танька, ты мне нужна. Самая красивая женщина...
  -- Володя!
  -- Моя женщина, - тут же исправился мужчина. - А в загс пойдем непременно. Не согласишься, буду жаловаться Сереже. Твой дядя наставит на путь истинный. Моя женщина должна носить мою фамилию.
   У Тани складывалось всё хорошо. Ей несказанно повезло, считала она. На её пути встретился Владимир. Встретился в трудный момент, когда умер Паша, когда она потеряла своих девочек и не хотела жить. Володя научил женщину снова радоваться жизни, он научил её любить и сам любил свою Таню. С ним было все по-другому. Всепоглощающая нежность, большое уважение, огромный интерес друг к другу, бесконечные разговоры обо всем, страстные ночи. Порой Татьяна удивлялась себе. Пашка тоже любил секс. И она любила. Но там было просто приятное теплое чувство, а с Владимиром переживала она каждый раз необычайный водопад ощущений, несказанное блаженство. Таня любила каждую клеточку его тела, каждый волосок. Она любила прикасаться к своему мужчине, сесть рядом, прижаться, просто погладить мимоходом руку, волосы, она любила его и не стеснялась говорить это, не стеснялась раздеться в его присутствии, даже уродливый шрам на животе все меньше вызывал беспокойства у женщины. Все было естественно и гармонично в их жизни. Если Володи не было рядом, Таня не могла спать. Она ворочалась с боку на бок на широкой постели, удивляясь, какая та неудобная. А с Володечкой старая кровать сразу становилась мягкой, уютной. Как женщина любила, проснувшись ночью, прижаться к нему, ощутить его присутствие, тихонько поцеловать ласковые губы мужчины, его сильное плечо, любую другую частичку его тела. Просто так, за то, что он есть, за то, что рядом, её лучший мужчина, её неожиданное счастье.
  -- Вовка, но почему ты такой хороший у меня? - порой спрашивала она.
  -- Это потому, что я тебя люблю, - смеялся мужчина.
   Беспокоило Таню одно - она не беременела. А так хотелось подарить своему Володечке малыша, такого же темноволосого, кареглазого, как отец. Но ничего не получалось. А чему удивляться? Ведь первая беременность Тани закончилась выкидышем. Её дочки не успели родиться, они даже не успели начать шевелиться. Таня перенесла три чистки, врачи хмурились, шептались о возможном бесплодии.
  -- Нет, - твердила женщина, убеждая себя. - У меня будут дети! Я должна родить. Я так люблю Володю, я обязательно рожу ему мальчика. Я хочу сыночка от моего Володечки.
   Нет, ни один врач не сказал, что у неё больше не будет детей, прямо ей в лицо. Не помнит Таня такого. Да, предполагали... Тут же вкралась мысль: а вдруг говорили, но она жить не хотела, ей было все равно, она не слушала слов других людей. Или, может, медики просто пожалели её, пощадили, видели её состояние, не стали добивать сообщением о бесплодии. Надо разыскать врача, что поставил её на ноги. Звали его, кажется, Станислав Павлович Поздняков. Конечно, и Володя мог бы ответить на её вопросы, но он был в первую очередь муж, женщина привязалась к нему, привыкла, она больше всего боялась потерять его. Как сказать, как спросить его: сможет ли она рожать еще? Нет, своими проблемами Таня мужа загружать не будет. Кроме того, Володя часто устает, приходит порой такой измученный.
   А потом этот случайный эпизод... Он расставил все по местам.
   В работе Владимира бывали порой очень тяжелые дни.
   Как-то к нему на приём с направлением из районной больницы пришла молодая женщина. Ирина её звали. Её пытались оперировать в районной больнице. Разрезали и зашили, сделали несколько сеансов химиотерапии и посоветовали обратиться к Владимиру Протасову. Владимир сразу положил молодую женщину в онкологическое отделение. Она, молодец, не унывала, утверждала, что будет жить. А ей всего было тридцать лет и четвёртая стадия рака. Её не хотели оперировать, но очень просил муж, и сама Ирина, так звали женщину, не отступала.
  -- Я буду жить, - говорила она. - У меня семилетняя девочка, дочка. Мариночка. Я должна жить.
   Как всегда, за трудный случай взялся Владимир. Но операция длилась совсем недолго. Её просто не было. Разрезав и увидев, что опухоль расползлась уже по всему кишечнику, что операцию уже поздно делать, женщину зашили. Слишком далеко зашла болезнь. Проснувшись после операции, Ирина, сияла надеждой. Грустно улыбался приехавший муж, радостно щебетала семилетняя девочка, дочь Ирины.
  -- А мне папа котика принёс, - говорила она. - А то я утром одна проснусь, никого нет. Я лежу и плачу. А котик прыгает ко мне и обнимает лапками. А тут и папа с бабушкой приходят...Папа бабушке коровку помогает доить с утра вместо мамы. Мама! А к нам бабушка приехала. Папа ей письмо написал. Ведь у тебя животик разрезан. Бабушка будет помогать. И я не буду одна дома сидеть.
   Стояла рядом и бабушка. Владимир глянул в мудрые глаза старой женщины и понял: она все знает, видит, что невестка долго не проживет. Тайком плакала, укрывшись простыней, соседка Ирины по палате, догадавшись, что женщина обречена. У соседки-то было всё хорошо, и дети уже выросли, и нулевая стадия. После операции у Ирины поднялась температура. Из-за этого отложили химиотерапию. А через три месяца Ирина умерла. Владимир страшно расстроился. А следом умерла на операционном столе другая пациентка - старая женщина. Остановилось внезапно сердце. Они длительное время пытались заставить сердце биться самостоятельно, но так и не смогли. Не слушая Стаса, который ассистировал, Владимир швырнул перчатки, халат, прошел к себе. Заведующий отделением Моисей Прокопьевич, старый уже врач, поспешил к нему в кабинет, глянул на коллегу, который был на грани срыва, вытащил из сейфа бутылку коньяка, налил полный стакан
  -- Выпей! - приказал он Владимиру. - Нельзя каждый раз умирать со своим пациентом. Ты сорвешь себя. Все в нашей работе бывает, Володя.
   Владимир выпил коньяк единым махом. Съел кусочек шоколадки. Крепкий напиток зашумел в голове. Мужчина словно сквозь вату в ушах слушал, как старший коллега говорит о том, что врачи не боги, что женщина была уже старой, что дети её не винят никого, потому что он сами настояли на операции, что из ста шансов был один.
  -- Вы же знаете всё это, Володя, - Моисей Прокопьевич замолчал.
  -- А может, без операции она прожила бы ещё месяца три, - усталым, заплетающимся языком возразил Владимир.
  -- Вы о ком говорите, Владимир? - не понял старый врач.
  -- Об Ирине.
  -- Вы всё об этом думаете. Ирина была обречена и без нас. Ошибку допустили районные врачи. Они не заметили вовремя болезни. Не мы судьбу Ирины писали, так Бог распорядился. Учитесь, Володенька, владеть собой. Да вы, голубчик, засыпаете! Домой, немедленно домой. Я сам вас отвезу.
   Моисей Прокопьевич повёз Владимира домой. Тот совсем опьянел и попросил отвезти его по старому адресу. Не хотел в таком виде появляться перед женой. Таня была чем-то расстроена, озабочена в последнее время. Скрывает от него, дурочка. Но Владимир все видит, обо всем догадывается. Он свою Таньку никогда не бросит. И не беда, что нет детей. Можно и без них жить. Ну, ничего, он завтра же поговорит с женой.
   Дверь старой его квартиры открыла запасными ключами Наташа. Владимир неуверенными шагами переступил порог, шагнул в комнату, разложил старый пыльный диван, упал на него и моментально уснул. Ему снилась его Таня. Она пришла, прилегла рядом, робко как-то, неуверенно обняла его. Володя тут же протянул руки к ней и заплетающим языком произнёс:
  -- Танька, я тебя люблю. Как же я тебя люблю. Моя Танька... Ты самая красивая женщина...
   Потом Таня встала и ушла, и Владимир провалился в тяжелое забытьё. Когда он проснулся, Таня по-прежнему была рядом, лежала, гладила его плечо, изредка нежно целуя. Она не спала. Заметив, что Владимир уже не спит, внимательно следила за его лицом. Увидев, что муж открыл глаза, хотела обнять его. Но Владимир вдруг обнаружил, что лежит совсем голый под одеялом. Когда он успел раздеться. Не помнил. Мужчина вдруг почувствовал себя грязным. Ему необходимо было вымыться.
  -- Подожди, я сейчас! - и Владимир побежал в душ.
  
   После обеда Тане позвонил Моисей Прокопьевич. Сказал, что Владимир сильно расстроен, что его нежелательно оставлять одного, находится он по своему старому адресу. Ни минуты не медля, женщина помчалась к мужу. Она второпях забыла ключи от Володиной квартиры. Долго звонила в дверь, нервничала, а вдруг что-то с Володечкой случилось. Потом в отчаянии стала стучать ногой, кричать:
  -- Володя, открой! Володечка, это я, Таня!
   Женщина была готова заплакать от расстройства и беспомощности, даже готова была вызвать МЧС, чтобы вскрыть железную дверь, когда вышла горбатенькая соседка, Наташа.
  -- Там открыто, - сказала она. - Зачем стучать? Потяните просто на себя дверь.
   Таня дернула дверь. Действительно, открыто. Женщина метнулась туда, даже не поблагодарив соседку. Слава Богу, её Володька был живой невредимый. Он спал. Слышалось его ровное дыхание. По всей комнате тянуло сильным коньячным запахом. Сам Владимир, скрючившись, лежал на раздвинутом диване, без постельного белья, абсолютно голый. Он замерз. На себя натянул угол старенького покрывала. Татьяна поспешила закрыть дверь, защелкнула французский замок, чтобы не заглянула сюда горбатая женщина со светлыми печальными глазами, как у святой Девы Марии. Таня быстро достала из гардероба одеяло, укрыла мужа, потом нашла постельное бельё, перекатила с место на место Владимира. Тот что-то говорил, сопротивлялся, раза два пытался обнять женщину, но та уклонилась. Подкладывая под мужчину простыню сначала с одной стороны, потом с другой, правдами-неправдами Таня застелила постель, положила подушки, снова укрыла мужа одеялом. Володя что-то бормотал.
  -- Танька, - разобрала женщина. - Ты моя женщина, и при этом самая красивая. И не спорь со мной... Моя ты, а не Пашкина.... И никогда не была Пашкиной.... Это ты все придумала, чтобы я ревновал... Я тебя люблю, Танька. Я очень люблю тебя. Я всегда любил тебя...
  -- Спи уж, - ответила она и прилегла рядом. - Я тоже люблю тебя. Только, Володечка, не дыши в мою сторону.
   Но мужчина обнял её своими сильными руками, уткнулся носом в шею и не хотел ни в какую отворачиваться. "Ладно, потерплю" - решила женщина и ласково пригладила его взъерошенные волосы. Потом Татьяна подумала, что Володя, проспится к вечеру, проснувшись, захочет есть. А здесь хоть шаром покати, давно ничем съестным и не пахло. Таня поцеловала мужа, прошептала, чтобы спокойно спал без неё, встала, быстро оделась и побежала в ближайший магазин, купила там курицу, тоненькую вермишель, хлеба и поспешила назад - дверь была не заперта. У Тани не было ключей, а просить соседку Наташу, чтобы она присмотрела, не хотелось. Может потому, что вспомнила она, глядя на выразительные глаза горбатой девушки, рассказ Лели о том, как Владимир порой "жалел" свою соседку. Словом, Таня быстро вернулась назад, дома всё было в порядке. Володя по-прежнему спал, укутавшись в одеяло. В квартире было холодно. На улице стояла весна, топили плохо, экономили топливо, да в щели дул ветер. Польза от этого тоже была: уже не так сильно пахло коньяком.
   Таня окликнула Володю, тот не проснулся, женщина начала готовить ужин. Решила не мудрить. Отварила целиком курицу, но заваривать лапшу не стала. Вот проснётся Володя, тогда и сварит, чтобы поел горячего. Жаль, что луку не догадалась купить, и специй нет. Но к Наташе не пошла. В душе жило какое-то неприятное чувство к соседке.
  -- Я становлюсь образцовой женой, - мелькнула где-то далеко мысль. - Для Павла так не старалась. Если он выпивал, вообще не готовила несколько суток и не разговаривала. А может, просто старею. Конечно, старею. И Володьку своего ревную. И к кому? К Наташе! Горбатой соседке! Несчастной женщине! Это смешно! Нет! Надо мне рожать как можно скорее. Почему же ничего не получается?
   Володя долго не просыпался. А вечер набирал обороты, темнело. Таня немного поспала, потом посмотрела старенький черно-белый телевизор, потом легла спать в ночь. Она почувствовала, как сильная рука мужа обняла её, губы его нашли впадинку на шее, поцеловали, как это любила Таня, хотя сам Володя при этом так и не проснулся толком.
   Проснулась женщина рано утром. Она после долгого перерыва опять видела во сне цветущий ромашковый луг... Сон, про который она не могла никому рассказать. Но есть Володя. И если к нему прижаться посильнее, то слезы отступят быстро. Светлело. А Володя всё ещё спал. Но вот он открыл глаза. Обвёл непонимающим взором комнату. Посмотрел на жену, на её блестящие глаза. Улыбнулся. Протянул, было, руку. И вдруг побежал в душ.
  -- Я сейчас! - крикнул он.
  -- Надо же, - удивилась Таня, - помнит, что сначала спал без белья на пыльном диване. Надо бы и мне душ принять. Вчера вечером поленилась. Холодно было в квартире. Сейчас пойду. Вместе с Володей.
   Таня поднялась и пошла следом. Владимир стоял под резкими горячими струями воды. Он жестко тер себя мочалкой, но ощущение, что он извалялся в грязном чужом белье, не исчезало. Вдруг мужчина услышал голос жены.
  -- Володя! Я хочу к тебе, - сказала Таня.
   Мужчина резко повернулся. Таня засмеялась, она скинула с себя ту немногочисленную одежду, что была на ней, и шагнула в ванну. Владимир замер от неожиданности. Что его жена - женщина темпераментная, он знал. Но всё же не ожидал от неё подобного шага.
  -- Володечка, ты испугался?- засмеялась она.
   Женщина обняла его своими нежными и ласковыми руками, прижалась к нему всем телом и ласково произнесла то, что так давно он хотел услышать:
  -- Вовка, я тебя люблю. Я тебя очень-очень люблю. Ты - мой мужчина! Самый лучший мужчина на свете.
   Владимир забыл обо всем рядом с Таней: о вчерашних неприятностях, о непонятном утреннем испуге, исчезло ощущение грязи, в которой он вывалялся. Рядом была его Татьяна, его женщина, самая красивая, самая желанная женщина. И остальное ничего не важно. Он начал целовать свою самую красивую женщину: сначала шею, плечи, грудь, потом встал перед ней на колени, поцеловал уродливый шрам от ранения.
  -- Я люблю тебя, - шептал он, ты лучше всех....
   Уже после душа, лёжа в опять постели, Владимир задал опять старый вопрос Татьяне:
  -- Так когда же мы поженимся, Танюша?
  -- Да хоть сейчас, - промурлыкала женщина, прижимаясь к нему. - Я давно уже согласна. Это ты молчишь. Целую неделю не предлагал мне руки и сердца. Не могу же я сама тебя заставлять жениться на мне.
  -- Танька, - засмеялся от неожиданности мужчина. - Я еще и виноват.
  -- А то кто же?
   Муж снова её обнял. А потом спросил о том, что так волновало женщину последнее время:
  -- А не боишься забеременеть?
  -- Как это боишься? - не поняла женщина. - Зачем бояться?
  -- Ну, мы бы пожили друг для друга...
  -- Нет, Володечка. Я хочу забеременеть... Я хочу родить тебе ребеночка. Я просто хочу ребеночка...
   И оборвала мысль. Не договорила. На лицо набежала тень. Как в те дни, когда была Жанной, и Владимир еще не знал её прошлого.
  -- Опять о чем-то молчит, скрывает что-то, - моментально понял мужчина. - Ну что ей хочется ребенка, я давно знаю. Но ведь еще что-то расстраивает её. Я ведь всех её мыслей так и не могу понять порой. И не знаю всего, что связано с её ранением...
   Да, он до сих пор не знал, как вытаскивали её с того света сначала Кончинский, потом Моисей Прокопьевич. Не знал, как Геля решительно не дала согласия на операцию по удалению матки, сказала, что и речи не может быть, что Таня - молодая женщина, что она будет еще матерью, как метался по городу в поисках лучшего врача Сергей, а кровотечение не прекращалось. И лишь один врач взялся за лечение Татьяны. И спас женщину, хоть и сделал еще одну чистку, последнюю, но матку сохранил, а значит, и надежду на материнство. Когда Таня пришла в себя после наркоза, Станислав Поздняков сказал:
  -- Теперь все у вас будет в порядке. А ко мне обращайтесь, Жанна Яковлевна, когда рожать соберётесь. Я помогу вам сохранить беременность, вы сможете выносить ребенка. Вы сильная женщина, у вас все получится. Вы только от жизни не отказывайтесь.
  -- Наврал, наверно, врач, - думала теперь Таня, - пожалел меня в те дни, не сказал, что не услышу я слова "мама". Сколько раз меня скоблили....
   Вот такие печальные мысли терзали красивую женщину. А Володя, угадав её мысли, погладил по уродливому шраму на животе и произнёс:
  -- Родим мы с тобой, Танька, целую кучу детей. И не с такими ранениями рожают. Только ты мне всё расскажи. Внутренние органы ранение затронуло? А ещё лучше, назови врача, что лечил тебя. Надо разыскать твою историю болезни. Разберемся тогда со всеми проблемами.
  -- Истории болезни нет, - прервала Таня. - Всё улаживал Серёжа. И врача он тоже знает. Он его привез откуда-то. Лучше его спросить. Я ведь даже больницу не помню толком, где была. Меня привезли, потом увезли, парик зачем-то надели. Все как в тумане было. Помню, что лежала в каком-то закутке на каталке. Да не хмурься, что не в палате. Это было хорошее место, уютное, мне нравилось. Никто в душу не лезет, соседей нет, говорить не надо. Моя каталка стояла в укромном уголке, в конце длинной рекреации. Мне поставили ширму, никто не ходил мимо, не беспокоил меня.... Тепло, чисто... Я ведь не числилась в больнице... Так надо было...
  -- Знаешь, - будто невпопад сказал Владимир, видя, что Таня морщится, воспоминания вызывают у неё только негативные реакции, - мне есть хочется. Такое впечатление, что у соседей курочка варится.
  -- Не у соседей, а у нас курочка. Уже сварена. Еще вчера вечером. Идём на кухню. Буду кормить своего любимого мужа, - с удовольствием сменила тему беседы женщина.
  -- Идем, - обрадовался мужчина. - Танька, ты не только самая красивая, ты идеальная жена.
  -- Володя!
  -- Не буду! Не буду! Ты только идеальная жена. И совсем не красивая.
  -- Вот. Это уже лучше.
   За едой Владимир вспомнил вчерашние события в своем отделении, помрачнел.
  -- Я поеду на работу.
  -- Сегодня суббота. Ты разве дежуришь? - спросила Таня.
  -- Мне надо туда.
  -- Я тогда с тобой поеду.
  -- Думаешь, стоит? Тебе отдохнуть надо после твоей дурацкой школы.
  -- Стоит. Я с тобой отдохну. Посижу на диванчике где-нибудь. Подожду. Посмотрю на твою работу. Мы съездим к тебе, а потом к нашим. Я совсем забыла: звонил вчера Сережа, нас они ждут нас сегодня после обеда. Ты им нужен зачем-то. Знаешь, у Сережи голос беспокойный. Случилось что-то, может быть!
  -- Тогда поехали со мной, тем более машина наша в больничном гараже осталась.
  -- Ничего, прокатимся на автобусе до больницы. Только у меня ключей нет от твоей квартиры. Надо будет закрыть оба замка. Твоих ключей я вчера тоже не нашла.
   Владимир проверил карманы. У него тоже ключей не было.
  -- А как ты попал сюда? - удивилась Татьяна.
  -- Я не помню, - признался мужчина. - Абсолютно не помню. Но не переживай, Танюша, верхний замок захлопнем, нижний попросим закрыть Наташу. У неё есть запасные ключи. Наверняка, она и открыла мне дверь.
   Тане опять стало неприятно, к Владимиру вернулось ощущение грязи. Оба, пытаясь скрыть возникшие негативные и нелепые с их точки зрения мысли, потянулись друг к другу, губы их встретились.
  -- Володька, - прошептала Таня. - Давай немного задержимся.
  -- Зачем? - прошептал тот, хотя и нес Таню уже на диван.
  -- В душ опять вместе сходим, - она целовала его шею.
  -- Нет, - ответил тот, опуская свою красивую женщину на диван. - Здесь гораздо удобнее и лучше.
   К обеду они добрались до больницы. Таня поднялась с мужем на четвертый этаж, но не стала заходить в его кабинет. Там раздавались чьи-то голоса.
  -- Иди, Володя, один. И не спеши, я тебя здесь, в холле, на диванчике, подожду, - сказала она. - Ты знаешь, я люблю диванчики....
   Она осталась в холле. Ей почему-то показалось, что она была здесь уже раньше. "Наверно, все больницы похожи между собой", - подумала Татьяна, глядя вдаль длинной рекреации. Мимо ходили женщины. Пожилая медсестра внимательно посмотрела на молодую женщину, что-то хотела сказать. Таня на всякий случай с ней поздоровалась, чтобы не думали, что у Владимира Протасова невежливая жена. Медсестра приветливо ответила, но её окликнули, и она ушла.
  -- Господи, - думала Таня, глядя на проходящих мимо женщин, - неужели это всё больные. Больные раком. Боже мой, как их много. А главное, они говорят, смеются, как будто и не больны. Какие мужественные женщины! Они живут, несмотря ни на что. Я бы так не смогла.
   Рядом на диван присел мужчина. У него был усталый, измученный вид.
  -- У вас несчастье? - спросила Таня.
  -- Да, - печально кивнул мужчина, - вчера здесь в больнице умерла моя мама. Во время операции.
  -- Я очень сочувствую вашему горю. А что вы делаете здесь? У вас же много других сейчас забот должно быть.
  -- Все так. Похороны. Но мне обязательно надо поговорить с врачом, который её оперировал.
  -- А кто оперировал? - насторожилась женщина.
  -- Протасов, Владимир Петрович.
  -- Зачем вам с ним говорить? - Таня даже испугалась, она со слов Моисея Прокопьевича смутно поняла, из-за чего был расстроен Владимир.
  -- Моя мама была человеком необычной души, - объяснил мужчина. - Я пришёл, чтобы сказать врачу последние слова мамы.
  -- Какие? - строго посмотрела на него Таня.
  -- Она просила сказать, что её жизнь зависит не от врачей, а от Бога, что врач не будет виноват, если... - мужчина словно проглотил ком в горле, - если она умрёт...Врач, он ведь не Бог. Но мама очень благодарна, что Владимир Петрович пытался ей помочь пожить подольше. Пусть он продолжает помогать людям.
  -- Значит, это ваша мама умерла? - для чего-то переспросила Таня и подумала про себя. - Вот еще из-за чего был так расстроен мой Володечка. У него умерли подряд две пациентки. Я-то думала, что это из-за той, молодой, Ирины...
   Отворилась дверь кабинета, показался Володя, Моисей Прокопьевич и какой-то ещё, как показалось Тане, знакомый врач. Ей, вообще, многое казалось здесь знакомым. Мужчина тут же встал и пошёл к Владимиру, там же остановился и Моисей Прокопьевич, а третий врач направился к Тане.
  -- Вы пришли ко мне? - спросил он, приветливо улыбаясь. - Разыскали меня здесь?
  -- Я? Вас? Зачем? - удивилась Таня.
  -- На учёт встать? Я обещал, - вовсю уже улыбался полузнакомый врач.
  -- Подождите минуточку, - попросила она, всматриваясь в сторону кабинета. - Что там происходит? Смотрите!
   Мужчина, чья мать умерла вчера, что-то сказал, пожал руку Владимиру, смахнул слезу и ушёл. Владимир направился к Тане и своему коллеге.
  -- Вы, оказывается, знакомы? - спросил он.
  -- Нет, - ответила Таня.
  -- Да, - сказал Танин собеседник.
   И все замолчали, смущенные этим противоречием.
  -- Вы совсем не узнаёте меня? - спросил Танин собеседник, глядя в упор на красивую женщину.
  -- Таня, ты знакома со Стасом? - в свою очередь задал вопрос Володя.
   Таня напряженно вглядывалась. Она не знала, что и думать. То больница ей показалась знакомой, то врач. Но ведь это онкологическое отделение. Её здесь, что ли, лечили? Хотя все может быть. Ну, Сережа, ну молодец, надежно спрятал он тогда Таню.
  -- Вас ведь зовут Жанна, - произнёс Стас. - Вы же не Таня, а Жанна. Жанна Яковлевна Фирсова.
  -- Её зовут Таня, Татьяна Андреевна... Протасова, - с нажимом вымолвил Владимир. - Она моя жена.
   Стас озадаченно замолчал.
  -- Вы, - начала неуверенно Таня, - Вы...вы... врач... вы лечили меня.... Вы спасли меня.... Не стали оперировать... Вы... Станислав Павлович.
  -- Николаевич, - поправил Стас, - Вы все правильно вспомнили, Жанна.
  -- Таня, - опять поправил Владимир. - Её Таня зовут.
  -- Хорошо, пусть Таня. Посмотрите туда, - Поздняков показал вдаль широкого холла. - Там, за ширмой, вы лежали на каталке, возле окна. За вами ухаживала такая высокая крупная красивая женщина, ваша родственница, очень сердитая. Как вспомню, я приехал на консультацию, еще даже вас не осмотрел, а она на меня раскричалась, что не даст удалять вам матку... Я думал, разгромит всю больницу... Никто не мог её успокоить, она только нашу Наталью Николаевну, старшую медсестру побаивалась. А вот и она кстати. Узнаете?
   По холлу шла медсестра, с которой Таня на всякий случай поздоровалась.
  -- Это она вас сюда привела.
   Таня только крутила головой. Потом взгляд её остановился на вышедшем из кабинета Моисее Прокопьевиче:
  -- И он мне кажется знакомым. Точно, была я здесь. Вот кто ставил меня на ноги. Все правильно. Уколы мне делала только одна и та же медсестра, эта самая, что опять смотрит на меня. Гелька заявила, что остальным не доверяет. А старый врач все грустно улыбался, говорил, просил улыбнуться ему... - думала Таня. - И здесь мне впервые снился ромашковый луг и мои... Нет, нельзя! Я заплачу!
   Моисей Прокопьевич о чем-то переговорил с Натальей Николаевной, и оба они подошли ближе.
  -- Жанна? - вопросительно глянул старый врач.
  -- Это вы? - спросила медсестра.
  -- Я, - кивнула женщина.
  -- Только её имя Таня, - в который раз сказал Владимир.
  -- Я знаю, - коротко ответила Наталья Николаевна.
  -- И Жанна, то есть Таня - жена Владимира, - добавил Стас.
   Наталия Николаевна одобряюще улыбнулась, а Моисей Прокопьевич всплеснул руками.
  -- Как хорошо! Просто замечательно. А я все гадал, кто же сумел нашего ласкового Вовочку окольцевать. Молодец, Володя, такую женщину отхватил. Так это я с вами вчера говорил по телефону?
  -- Да, - кивнула женщина.
   Но дальнейший разговор оборвался, Моисея Прокопьевича позвали к телефону, следом за ним ушла и медсестра.
   Стас же остался и спросил:
  -- А сюда-то, Жанна, простите, Таня, пришли зачем? Хотя зачем спрашиваю? Я догадался! Я не ошибаюсь? Ко мне именно пришли? Рожать решили? Я говорил вам, чтобы ко мне с беременностью пришли. Я беременных по лицу вижу. Ну, подтвердите мою теорию, скажите, что я прав. В вашем лице уже поселилось спокойствие. Все ваши мысли направлены на малыша. Вы заняты им.... Так смотреть внутрь себя умеют только беременные женщины. Вот вы говорите с нами, смотрите на нас, а видите постоянно малыша, ни на минуту не забываете.
   Таня грустно молчала.
  -- Мысли заняты... Все правильно, малышом заняты, я думаю часто о ребенке.... Малыша только нет, и неизвестно, будет ли он когда-нибудь у меня? - проносились в голове красивой женщины совсем не веселые мысли. - Только сон про луг с ромашками....
  -- Потом поговорим, Стас, - ответил поспешно Володя. - Теперь я знаю, кто лечил мою жену. Я рад, что это ты.... Я зайду к тебе завтра.... Ты мне все расскажешь. А сейчас мы с Таней спешим. Нас ждут родственники. Пойдем, Танюша.
   Они ушли. Стас озадаченно смотрел вслед им. Он ничего не понимал. Не было случая, чтобы он не определил: беременна женщина или нет. Талантливый врач, в самом деле, видел это по выражению лиц, что появлялось у беременных женщин. Причем порой, женщины еще и не догадывались о своем небольшом сроке беременности. У Тани было именно такое выражение: она прислушивалась к новой жизни у себя в животе. Она даже не понимала, что слышит эту новую жизнь.
  -- Может, какие проблемы с течением беременности, - подумал Стас. - Захочет Владимир, сам скажет. Он тоже врач.
   Таня и Владимир приехали к родственникам. В машине Таня не выдержала, расплакалась.
  -- Не плачь! - Владимир остановил машину, притянул к себе женщину. - Будут у нас дети. Будут.
  -- Знаешь, Володечка, - проговорила, всхлипывая, Таня, - я поклялась не вспоминать свою жизнь с Павлом. Я знаю, ты этого не любишь. Но я тогда была беременна. У меня должны были быть девочки. Две девочки. Я не успела даже им придумать имен... А их уже не стало...
   Владимир молчал. Сколько же прошлое будет преследовать его Таню?
   Геле и Сергею, в самом деле, нужен был именно Владимир. Два дня назад Геля решила проверить появившиеся в изобилии в продаже тесты на беременность. Просто так. Купила в аптеке несколько штук. Каково же было её изумление, когда результат оказался положительный. Женщина всполошилась. По её подсчётам, она никак не могла быть беременной. Ну, никак! Организм работал как часы. Поделилась своим открытием с мужем. Сергей обрадовался, но, видя, что жена взволнованна, успокаивал:
  -- Ну что ты? Мне Танька рассказывала, что ты всегда мечтала о ребеночке. Помню, как она советовала побыстрее сделать тебе ребенка.
  -- Ну, Танька! Сказала все-таки.
  -- Сказала, родная моя женушка. Еще как сказала! Рожать будешь, у нас всё в порядке!
  -- Да не совсем всё у нас в порядке, - отвечала Геля, а потом заплакала: - Я боюсь, Сережа. Как сейчас рожать? Как вспомню Таню, её беременность, выкидыш, чистки. Боюсь я. Зачем вы связались с деньгами!
  -- Всё перемелется, - отвечал Сергей. - Таньке только не говори, что Лодзинский до сих пор копает под нас. А ведь он обещал Володе, когда тот соглашался оперировать его мать, что оставит нас в покое. Хотя все мы знаем, ему нельзя верить.
  -- Да отдай ты ему всё. Проживем!
  -- Жирно будет, - отвечал муж. - Хватит ему Танькиных заправок. Не бойся, Геля. Мы с Чугуновым его крепко поприжали. Да он какой-то прибитый после смерти матери. Выкинь мысли о нем из головы, и рожай!
  -- Все так, Сережа. Я хочу ребеночка, но сейчас лучше б не рожать.
   Словом, Геля хотела подождать с рождением ребёнка. А тут положительный тест. Сергей высказал предположение: может, тест бракованный. Геля надеялась на ошибку и сделала еще раз тест. Опять положительный. Женщина думала, что если она и беременна, то срок маленький, всего две недели, могут ли тесты распознавать беременность на таком сроке? Но в любом случае, об аборте не могло быть речи. Геля хоть и расстроилась, но знала, что она будет рожать. Вот и вызвали для консультации Володю.
   Владимир выслушал сбивчивые объяснения Гели, ничего не сказал определенного. Велел приехать на неделе к нему, он попросит Стаса посмотреть женщину, потому что Стасу равных в ведении беременных не было. Владимир слышал о его таланте узнавать беременных женщин по выражению лица. "У беременной женщины взгляд устремлен внутрь себя", - говорил друг. Стас, правда, давно перешёл в онкологию, но до сих пор к нему рвутся женщины, желая видеть его своим лечащим врачом. Поэтому в гинекологии Поздняков подрабатывает тоже на полставки. Все это Сергей и его жена услышали от Владимира.
  -- Зачем тогда Позднякова в онкологию утащил? - сердито спросила Геля.
  -- Нам хорошие врачи тоже нужны, - ответил Владимир.
  -- Не расстраивайся, Геля, - сказала Таня. - Я так думаю, врут тесты. Давай, пойдём, на мне твой тест проверим. Может, они не качественные.
   Владимир вслед сердито пробурчал, что тесты практически не ошибаются.
   Тест показал, что и Таня беременна.
  -- Ну вот, - расстроенно сказала Геля, - и ты тоже беременна. Как не вовремя.
  -- Нет, Гелечка, не беременна я, это невозможно, - еще более расстроенно ответила Таня. - Если я беременна, то от силы недели две. А знаешь, - глаза Тани зажглись весельем. - Давай наших мужичков на беременность проверим. Тогда точно знать будем, качественные или некачественные тесты.
   Мужчины наотрез отказались делать себе тесты. Сергей по этому поводу шутливо прокомментировал:
  -- Не дай Боже, и мне положительный будет. Мне тоже тогда рожать придется. А я боюсь. Нет, уж. Не знаю и не надо.
   Все засмеялись. Но ни тесты, ни Стас, глядя на Таню, не ошибались. Срок беременности Гели был четыре недели, у Тани, как она и предположила, две.
   Беременность у Гели Стас определил сразу. Потом посоветовал другу понаблюдать за глазами женщины. Владимир присмотрелся. Все правильно говорил Стас: все мысли Гели, куда бы она не смотрела, о чем бы ни говорила, что бы ни делала, направлены на будущего ребенка. Она постоянно думает о малыше, что носит в себе. И у Тани точно такой же взгляд. Это тоже заметил и Владимир.
   Стас осмотрел Гелю, поздравил. Геля после посещения врача успокоилась, повеселела и сказала:
  -- Ну и хорошо. А то мне уже за тридцать. Давно пора рожать. Так, Сереж?
   Откровенно радовался Сергей, который пришел вместе с ней на прием, на его лице появилась широкая глупая улыбка. Геля даже засмеялась. Обрадованные, муж и жена быстро ушли. Им хотелось побыть только вдвоем, разделить друг с другом радость. А Владимир остался. Долго говорили Владимир и Стас. Говорили о Тане. Стас рассказывал, что было с Таней. Многое уже Владимир знал со слов Гели, Сергея, Тани. Но про больницу Таня не говорила. Для неё это были самые тяжелые воспоминания. Она старалась забыть эти дни.
  -- Жанну привела в онкологию к Моисею Прокопьевичу наша надежная старшая сестра Наталья Николаевна. По просьбе Лели.
  -- Умеет всё же Лелька держать язык за зубами, - подумал Владимир, а вслух спросил: - Кто Таню заштопал так неаккуратно?
  -- Рану ей какой-то студент зашил. Еще в А-ске. Неаккуратно, коряво работал пока, но чисто все сделал. Обошлось без инфекции. Потом Таню сутки везли то в машине, то в поезде с кровотечением. Боялись обращаться к врачам, боялись, что их найдут и убьют. Уже здесь подключилась Лелька. Она договорилась с Кончинским. Тот сделал чистку. А кровотечение не прекратилось. Лелька разоралась на него, потому что Влад никак не мог понять, почему такое дело, и высказал предположение, что, может быть, придется удалять матку, если не прекратится кровотечение. Лелька пошла к своей соседке Наталье Николаевне, та договорилась с Моисеем Прокопьевичем. Моисей наш, врач от бога, ты знаешь, он и аборты много лет делал. Моисей положил Таню сюда, к нам, в онкологию, сделал еще одну чистку. Но не помогло. Стало хуже. Опять возник разговор об удалении матки. Таня была словно неживая, молчала, будто её это ничего не касалось. Но её красивая родственница, что ты сегодня приводил ко мне, заупрямилась. Потом меня разыскал, я так понял, брат твоей Тани. Я когда глянул на неё, жалко стало: красивая такая женщина, а от жизни отказывается. Я пробовал достучаться до неё, заставить встрепенуться. А она поглядела своими глазищами-звездами строго так и сказала:
  -- У меня убили мужа, я потеряла девочек. Сразу двух девочек. Я не хочу жить. Я хочу к ним. Мне все равно, что со мной будет. Нет Паши, нет и девочек...
  -- Каких девочек, - не понял я тогда.
  -- У меня должны были родиться две девочки, - ответила твоя Таня. - УЗИ показывало двойню.
   Я тогда и подумал: не в двойне ли дело. Так что третий раз делал я чистку. Мои предположения оказались верны. Второй плод держался в матке. Пришлось и его убрать. Кровотечение прекратилось. Через три дня Жанна исчезла из больницы. Наталья отдала Моисею пакет, в нем было десять тысяч баксов. Больным и другим любопытным мы сказали, что Жанну забрали умирать. Мы же её поместили в коридоре, за ширмой...
  -- Куда мы безнадёжных кладём? - спросил Володя.
   Он был всё-таки суеверен.
  -- Да, туда, - подтвердил Стас. - Обслуживала её только Наталья. Все считали, что это жена какого-то шишки крупного... Лечат от рака...Тане даже парик купили, чтобы создать видимость выпадения волос. А дальше я и сам не знаю.
  -- А рожать Таня может? Как ты считаешь?- задал главный вопрос Владимир. - Есть у неё надежда?
  -- А это, как Господь Бог распорядится.
  -- Я к тебе её привезу. Посмотришь.
  -- Привози, - согласился Стас. - Может, какое лечение надо провести. Только...
   Стас не стал договаривать, что по его теории взглядов женщина должна быть уже беременной.
   Таня отказалась ехать сначала к Стасу. Она была расстроена. Геля ждёт ребёнка. А она... Но через две недели наступила задержка. Таня подождала несколько дней и сама помчалась к Стасу. Он долго говорил о чём-то с Таней, но не стал ничего предпринимать. Волновался Владимир в коридоре. Таня сказала, если муж зайдёт с ней в кабинет во время её осмотра, она уйдёт в женскую консультацию к первому попавшемуся врачу.
  -- Знаешь, кажется, жена твоя всё-таки беременна, - сказал Стас после осмотра другу, Таню попросили подождать в рекреации. - Давай подождём с лечением бесплодия.
  -- А анализы?
  -- Анализы подтвердят.
  -- А что говорит твое знаменитое чутьё?
  -- А моё знаменитое чутье уже четыре недели назад сработало. Взгляд твоей жены, Володь, обращен внутрь себя. Присмотрись сам!
  -- Да я тоже замечал, - ответил Владимир и улыбнулся радостно, широко. - Стаська, я тебе верю. У меня будет сын! Слышишь, Стас, Таня мне родит сына. Я твой должник.
  -- А может, жена тебе дочь родит?
  -- Нет, сына. Тут уж я положусь на свое чутье.
  -- Знаешь, лучший предсказатель - это УЗИ. У Влада в клинике была хорошая аппаратура. Может, сделаете, - предложил Стас.
  -- Влада больше нет в нашем городе. Он перебрался в А-ск. Его жена Янка оттуда родом. Вот и уговорила. Влад даже оставил свою платную клинику.
  -- А это не его была клиника, - ответил Стас. - Хотя с УЗИ лучше подождите. Сам знаешь, это не безвредно. Вам ведь все равно: дочка или сын.
  -- Правильно, я и дочку буду любить. Пойду к своей Таньке. Она у меня не только самая красивая, она самая лучшая.
  -- И самая счастливая, - на пороге стояла Татьяна, она в рекреации долго ждала мужа и решила зайти позвать его.
   Эта радостная весть задержала свадьбу. О ней просто забыли, да и проблемы с течением беременности у Тани постоянно возникали. Владимир и Таня поженились только через несколько месяцев. Никакой пышной церемонии по поводу их бракосочетания не было. Не было фаты, пышного платья. Не пошли даже в ресторан. И Таня, и Геля чувствовали себя неважно. Мужья боялись за них. Причина была одна - обе женщины ждали детей. Поэтому после загса собрались в большой новой квартире Сергея. Посидели, мужчины выпили коньяка, женщины обошлись фруктовым соком. Долго говорили. Таня внимательно осмотрела новую квартиру родственников, ахала, как здесь хорошо. Геля с радостью показывала ей запланированную будущую детскую комнату. Там уже мелькали игрушки (это покупал Сергей, не мог удержаться), висели яркие занавески с мишками и зайчиками.
  -- Мы поклеим здесь новые обои, с детским рисунком, - объясняла Геля.
  -- Как хорошо! - наверно в сотый раз повторила Таня. - Я вам, ребята, завидую. По-хорошему завидую.
  -- Тань! - отозвался Сергей. - А чего завидовать? Что вам мешает жить в такой же квартире? Долго вы собираетесь ютиться в своей хрущёвке?
  -- Денег на большую квартиру у нас сейчас нет, - спокойно ответила Таня, когда речь шла о деньгах, она становилась невозмутимой и непробиваемой. - Ты знаешь, что я не буду тратить на себя деньги Павла. Вы их нажили нечестным путём, скупили ваучеры по дешевке. И Бог нас наказал: счастья эти деньги не принесли. Пусть теперь они поработают на других людей. Пусть будет быстрее построен диспансер.
  -- Пожалуйста, не трать денег. У тебя и так квартира, и дом есть. И здесь, и в А-ске. Кстати, Павел все это делал для своей семьи, для тебя - не для матери и сестры. Он, кстати, им купил отдельное жилье. Ты это знаешь! И что ты делаешь! Леле ты уступила свою квартиру в А-ске, а свекрови и денег положила на счёт, и три жилья предоставила - дачу и две квартиры. Я уже не говорю о М-ской квартире, что тебе от отца осталась. Я же дарственную на тебя оформил. Ты вся в квартирах, а где живешь? В старой хрущевке с дырявыми окнами.
  -- Нам там хорошо, - вступился за жену Владимир. - У нас уютненько и тепло. Мы уже решили, где кроватку детскую поставим.
  -- Таня, - поддержала Геля мужа. - Сережа прав. Тебе давно пора предложить свекрови перебраться в свою квартиру. Она ничуть не хуже твоей. Ей же Паша купил большую двушку, улучшенной планировки. А она живет в твоей квартире и дачу своей считает. А ты, небось, коммунальные счета еще оплачиваешь?
  -- Оплачивает, оплачивает, я знаю, - продолжил Сергей. - Я знаю, через меня идут деньги. Так что предлагай своей Евдокии Станиславовне перебираться на личную жилплощадь. Но если ей одной мало двух больших комнат, обменяйте свои хрущёвки и её двушку на большое жильё для маменьки.
  -- Знаешь, сколько воя от нее будет, - уныло ответила Таня. - Как представлю... Она почему-то злится на меня и Володю.
  -- Что-то ты на себя не похожа. А как ты в свое время родную мамочку на место поставила, спасая картины моего отца и золото. Выдержала весь вой, все претензии и обвинения. Кстати, я вызвал сюда Дусю.
  -- Ой, правда! - обрадовалась Таня. - И Дусенька согласилась?
  -- Конечно, она давно хотела к нам. А то Игоречек её подзапряг в последнее время. Вера-то прибаливает, ноги еле ходят. Они быстро Дусю назад к себе потребовали.
  -- Знаю, - уныло ответила Таня.
  -- Но Дуся уже немолода, чтобы ухаживать за ними. Пусть Игорь ищет выход. Кстати, к матери съездить не хочешь? Навестить Веру?
  -- Ты что, - испугалась женщина. - И главное - зачем? Ты же мамочке Вере тоже денег подбрасываешь. Я это знаю. Как ты говорил: "Я от неё ничего плохого не видел".
  -- Не видел, - тут же согласился Сергей. - И помню, как она жалела мальчишку, оставшегося без матери.
  -- Ладно, ладно, верю, - покладисто произнесла Таня. - Но, Сереж, я там абсолютно не нужна. Да и сейчас для меня ребёнок важнее. И так, как иду на приём к Стасу, всё боюсь, что скажет мне лечь в больницу. Спасибо моему Володечке, - женщина подошла, обняла мужа за плечи и с чувством поцеловала его, - свой врач дома. Я только с ним к Стасу хожу. Стас меня осмотрит, с Володей поговорит, а я как дурочка сижу, хлоп-хлоп глазами, будто меня эти слова и не касаются. Володя выслушает все распоряжения, пообещает все выполнить, и меня оставляют дома.
  -- И Танька все исполняет? - скептически поднял брови Сергей. - Слушается тебя?
  -- Все бывает, - ответил Владимир. - Только ест плохо. То мясо пахнет не так, то пельмени переварены. Главное, сама готовит. Я ем, все вкусно. А она не ест.
  -- Володя! - воскликнула Таня. - Я ем! Меня перестало тошнить. Только вот мясо совсем не могу есть. Наверно, у меня девочка будет. Мальчик должен любить мясо.
  -- Он и будет любить, когда родится. Сейчас сидишь на одних овощах, - засмеялся муж. - Мальчик у нас будет.
  -- Пусть мальчик, - согласилась Таня.
  -- А у меня всё хорошо. Меня совсем не тошнит, ем все подряд, и анализы всегда хорошие. Ты, Танька, меньше себе внушай, - посоветовала Геля. - А то, ой, меня тошнит, ой голова болит, ой, хочу огурец, ой, нельзя, а я съела... И гулять больше надо.
  -- Правильно. А большая квартира вам нужна всё-таки, - добавил Сергей. - И поближе была бы к нам. Не в другом конце города. Через одну остановку. Вместе с Гелькой бы ходили на пару по магазинам. Вот бы нагулялись! И мы бы с Владимиром чаще бы расслаблялись под пивко.
  -- Да и Володе ближе к работе, - задумчиво произнесла Татьяна.
   И женщина решилась. В самом деле, почему Евдокия Станиславовна считает, что вся недвижимость её? Насколько бы было проще, если бы здесь была Леля. Она ведь предлагала перед отъездом поговорить с матерью, объяснить той, что пора освобождать жилье сына, что Таня с Владимиром ютятся в старом аварийном доме. Таня поблагодарила золовку и сказала, что сама решит все эти вопросы. И вот это время пришло.
   Вскоре состоялся нелёгкий разговор с бывшей свекровью. Та сразу всё приняла в штыки. Встало в позу. Пустила слезу, высокопарно сказала, что раз её выставляют из этого дома, она сама уйдет, вспомнила Павла, воздела руки к небу и театрально произнесла:
  -- Вот видишь, сыночек, никому не нужна твоя старая мать.
   Таня расстроилась и ушла. Она еле сдержала слезы. Евдокия Станиславовна почувствовала себя неловко. Но Сергей такой вариант развития действий предполагал, он решил вмешаться. Мужчина сам пришел к бывшей свекрови Татьяны и уже четким юридическим языком изложил права Евдокии Станиславовны. Уходя, предупредил:
  -- Не освободите жилплощадь, значит, никаких денег вам больше не будет. Все ваши финансовые вливания идут через меня. Поэтому сегодня же вечером вы позвоните Татьяне, извинитесь, что были неправы, и в течение недели освободите квартиру и загородный дом тоже. Ключи завтра должны быть у Татьяны.
   Недовольная Евдокия Станиславовна фыркнула, стала звонить дочери после ухода Сергея, пожаловалась и получила неожиданный ответ:
  -- Ты, мать, совсем обнаглела, хочешь сразу в трёх хоромах жить. Правильно тебе Сергей пригрозил. Я еще ему подскажу, чтобы запретил Таньке оплачивать коммунальные услуги. А то платит за свои квартиры, где ты живешь, и за твою, где ты прописана. Поживи-ка, мать, месячишко на пенсию, запрыгаешь. А, в общем, давай перебирайся ко мне. С Танькой у тебя мира нет, и не будет никогда. Заболеешь, я не поеду к тебе. Так что подумай о переезде. Только учти, в одном доме с тобой я жить не буду.
  -- И что ты предлагаешь? - спросила мать. - Где я должна буду жить? Если, конечно, к тебе приеду.
  -- Обменяю твою роскошную двушку и старое наше жилье на что-нибудь здесь, в А-ске. Одна комната получится. Тебе хватит. А у меня уже своя квартира есть.
  -- Я подумаю, - обиженно ответила Евдокия Станиславовна и задумалась.
   Дочь была права. Хоть и частенько спорили они с Лелей, но без неё Евдокии Станиславовне становилось скучно. Помня, слова Сергея, она позвонила Татьяне, сказала, что была неправа, и дала согласие вернуться в свою двушку.
  -- Мне хватит и этого, - гордо заявила она.
   Еще бы, эта двушка по жилплощади была не меньше старых трехкомнатных квартир. Но обида на бывшую невестку клокотала в груди Евдокии Станиславовны. И не столько из-за квартир, это прекрасно осознавала Евдокия Станиславовна, сколько из-за того, что невестка вышла снова замуж. И за кого! За лучшего друга Паши! Евдокии Станиславовне было больно. Не прошло и года, как Танька сошлась с Володей. И ребенка ждет он него. А Пашеньке не родила, был бы сейчас внучок у Евдокии Станиславовны, она бы не задумываясь, освободила бы все квартиры, в няньках сидела бы. Скучно ведь ей. И Лелька еще уехала! Даже поесть не для кого приготовить. Себе самой не хочется. А Танька не роднится. Лишний раз не позвонит бывшей свекрови. И с Пашей Таня и не собиралась рожать, как Володьке.
   Мать Павла не была в курсе всех несчастий Татьяны после смерти Павла. Она искренне считала, что Павел погиб из-за Тани, закрывая её своим телом от выстрелов любовника. Такая версия звучала в прессе. Таня просила Лелю ничего не рассказывать, и Леля не стала.

Наташа.

   Обиженной Евдокии Станиславовне хотелось сделать невестке что-нибудь неприятное. Только как? Пути их не пересекались. Евдокия Станиславовна сама сделала так, чтобы как можно меньше общаться с бывшей невесткой, когда та стала жить с Владимиром. Значит, не любила она по-настоящему Пашеньку, пришла к такому выводу пожилая женщина.
   И тут как-то в поликлинике бывшая свекровь Тани встретила Наташу. Евдокия Станиславовна знала её хорошо и из рассказов сына, и с Лелей не раз они обсуждали "жалостливые" поступки Владимира. Да и сама мать Павла не раз ругала Владимира за его глупую связь с горбатой соседкой. А теперь первым делом бросился в глаза выпирающий живот худенькой женщины с печальными светлыми глазами, как у Девы Марии. Наташа была беременна.
  -- Наташа рожать собралась. Неужели замуж вышла? Трудно ей будет, - сначала подумала Евдокия Станиславовна, а потом пронеслась другая мысль в голове. - Кольца нет на пальце. Уж не от Володьки она беременна? Дожалелся поганец! Ведь жена есть. Таньке изменил! И с кем!
   Наташа зашла в кабинет врача. Евдокия Станиславовна села подождать её.
  -- А почему я решила, что Володя тут при чем-то. Глупость ведь. Он порядочный человек. Добрый. Не любит несчастных, - и тут мелькнуло в голове. - А ведь Татьяна тоже может так подумать. А что, если я намекну, что от Володьки Наташа беременна. Но сначала узнаю, вышла ли замуж Наташа.
   И пожилая женщина приступила сразу к делу. Она дождалась бывшую соседку Владимира.
  -- Наташенька. Здравствуй. Не узнаешь меня? Я мама Лели. Ну, Пашу-то ты помнишь? Друг Володи лучший был. Ты вышла замуж? - обрушила миллион вопросов на бедную женщину Евдокия Станиславовна.
  -- Я вас помню. И я не замужем, - коротко ответила Наташа, явно не желая разговаривать. - Вы ведь именно это хотели узнать?
  -- Но ты же беременна. От кого? - наивно спросила Евдокия Станиславовна.
  -- От святого духа, - зло ответила Наташа.
   И ушла. А в голове Евдокии Станиславовны продолжали виться мысли, что без Володьки тут дело не обошлось. Ей неожиданно стало обидно за Татьяну. Евдокия Станиславовна запуталась в своих чувствах и мыслях. Она уже не знала, хочет ли насолить бывшей невестке. Но мысль о том, что Татьяне надо сообщить о Наташе, неотвязно жила в голове старой женщины. Она не могла понять, почему это надо сделать. Наверняка, Таня тоже знает о том, как порой Володька жалел свою несчастную соседку.
   Евдокия Станиславовна решилась и для начала навестила Наташу. Женщина жила очень бедненько. Евдокия Станиславовна принесла много вкусностей, разохалась, расстоналась, жалея несчастную женщину. Ругала того негодяя, что сделал ей ребёнка, пытаясь узнать, кто это может быть. Но Наташа не назвала имени.
  -- Одна выращу, - жёстко сказала она. - И, пожалуйста, не приходите ко мне. Я знаю, вы меня никогда не любили и всегда ругали Володю за... за... дружбу со мной.
   Но, несмотря на отповедь Наташи, через несколько дней Евдокия Станиславовна опять пришла к горбатой женщине. Теперь она пришла с другой целью. Она хотела помочь бедняжке. Пусть, считала пожилая женщина, отец ребенка все знает и помогает. То есть, Володька. Оставалось получить подтверждение, что все же Владимир сходил налево от жены. Евдокия Станиславовна в этот раз действовала по-другому. Начала рассказывать, как живёт хорошо её бывшая невестка. И как будто случайно обронила, что та вышла снова замуж, за Владимира, бывшего соседа Наташи, что она тоже беременна. По тому, как помрачнела женщина, Евдокия Станиславовна поняла, что угодила в цель. Отец ребенка - Володька. Теперь надо добиться, чтобы Наташа встретилась с Владимиром. Он должен знать, что наделал.
   Несколько дней капала на мозги несчастной женщине Евдокия Станиславовна. Но Наташка была упряма. Она наотрез отказывалась обращаться за помощью к Владимиру. Она вообще отрицала, что он причастен к её беременности. Тогда Евдокия Станиславовна решилась на последнее средство - рассказать всё самой Татьяне. А та уж сама все домыслит. И если любит Володьку, то простит его. А Наташке одной не выжить.
   Вечером Евдокия Станиславовна навестила в новой большой квартире Владимира и Татьяну. Живот уже у женщины был большой. Евдокия Станиславовна привычно разохалась, застонала. Побыла недолго. И ничего не решилась сказать. И уже прощаясь, якобы нечаянно проронила:
  -- Это хорошо, Таня, что ты простила Володю.
  -- Что вы говорите? За что мне его прощать? - удивилась Татьяна.
  -- Ну... за это... за самое, - бывшая свекровь ругала себя, что все-таки заговорила о Наташе. Жалко было Таню.
   И так она сразу погрустнела при виде Евдокии Станиславовны, а сейчас совсем погаснет. Но Евдокия Станиславовна плохо знала свою невестку. И дальнейший разговор пошел совсем в другом русле.
  -- Вы уж договаривайте, - обозлилась Татьяна.
  -- Ну... Наташа... это самое... беременна, - совсем не театрально прерывая голос, выдавила из себя пожилая женщина.
   Евдокия Станиславовна не то что плохо, абсолютно не знала решительного характера бывшей невестки. Павел при свой жизни их не успел познакомить. После его смерти эта была убитая горем женщина, равнодушная, покорная, слушающая своего Володечку во всем. Да, у Тани был Володя, который вернул свою красивую женщину к жизни. А сейчас Татьяна разозлилась: сколько времени старая злыдня, так она назвала про себя свекровь, ей будет портить жизнь. Призвав все усилия воли, Татьяна решила раз и навсегда отучить от подобных намеков "мамочку".
  -- Так вы за этим пришли, - зло сощурилась женщина.
   Евдокия Станиславовна окончательно смутилась и немного испугалась бывшей невестки, в которой в этот момент проснулась прежняя, беспощадная Танька, та, которая воевала с родной матерью, отстаивая справедливость. Следующие слова буквально ошарашили свекровь.
  -- Зря вы так со мной, Евдокия Станиславовна, зря вы мне сплетничаете про Наташу. Знаете, что неправда, что Володя мне верен, - почти ласково пропела Татьяна. - Вы допустили грубую тактическую ошибку. Я ведь могу расстроиться, обидеться на вас и лишить содержания, что вы получаете из моих денег.
  -- Это деньги Павла, - пыталась спорить мать Павла. - Я имею право на наследство.
  -- А нет наследства. Все в моих руках, недвижимость и деньги, - также по-иудушкиному ласково продолжила бывшая невестка. - Советую, друг мой маменька, больше не носить мне подобных вестей, - и, помолчав, добавила: - Значит, вы считаете, что Владимир - отец чьего-то ребёнка. Неожиданная весть для меня. Очень неожиданная, и не скрою - неприятная. Вы добились своего, испортили мне настроение. Но я женщина щедрая, справедливая. Пожалею Наташу. Заодно и вам пусть будет неприятно. Я, пожалуй, деньги, что вы получаете ежемесячно, переброшу на того ребёнка, ну что от Володи, - и, передразнив театральные интонации свекрови, добавила трагическим шёпотом. - Я больше всего боюсь, друг мой маменька, что Володя меня бросит. Но после такого благородства... Никогда...Я ведь буду помогать его ребенку... Меня нельзя будет оставить... А теперь пошла вон, старая сплетница, - закончила она обычным тоном.
   Евдокия Станиславовна вымелась в один момент. Она не ожидала подобных интонации от выдержанной воспитанной Татьяны. А вдруг, в самом деле, не будет больше денег. Как жить на пенсию? Результат был самый неожиданный. Евдокия Станиславовна запуталась окончательно в мыслях и чувствах.
  -- Вот что, уеду-ка я к Лельке. Надо было сначала посоветоваться с ней, с нашей разумной Лелькой. И Таня её уважает. И я не натворила бы глупостей. Татьяна со мной больше общаться не будет. Я знаю. И все-таки обидно, почему она так быстро вышла замуж? - думала, проводя в одиночестве очередной вечер, Евдокия Станиславовна.
   Выпроводив бывшую свекровь, Таня расплакалась. Все силы ушли на притворство, что ей всё равно, что она не верит. Друг маменька добилась первоначальной цели, о которой забыла, переживая за Наташу. Таня была выбита из колеи. Она села на пол в прихожей и жалобно, по-детски заплакала. Так она плакала один раз лишь, в больнице, когда потеряла своих так не рожденных девочек. Тогда Геля уснула, утомленная бессонной ночью, что провела возле Тани, и когда опасность отступила от женщины, она уснула. А Таня лежала, уткнувшись в подушку, тихо скулила, оплакивая и Павла, и малышек. Теперь Таня могла потерять Владимира. Стало жалко себя, обидно. Слезы и жалкие стоны помимо воли вылетели из горла.
   Выскочил в прихожую Владимир. Он отдыхал в спальне, уснул и не слышал, как пришла мать Пашки, а когда проснулся, то специально не пошел в большую комнату: не хотелось слышать театрально-фальшивых интонаций Евдокии Станиславовны. Но вот она, слава Богу, ушла. Но что это? Таня расплакалась. Она никогда так не плакала. А тут! Господи! Неужели выкидыш?
  -- Таня, ты что, Таня? Что-то с нашим ребеночком?
   Таня отрицательно мотнула головой и опять тихонько взвыла.
  -- Что она тебе сказала? Родная моя. Что случилось? - Владимир поднимал женщину, обнимал, целовал, пытаясь забрать то горе, что вызвало такие слезы. - Я понял. Это мать Павла что-то сказала! Чем тебя так расстроила Евдокия Станиславовна? Ну говори, не молчи! Что-нибудь с Лелей?
  -- На-а-а-та-а-ша, - произнесла, всхлипывая, женщина только одно слово и отвернулась от него.
  -- Какая Наташа? Что за Наташа? Пойдем в комнату. Не сиди на полу. Ты простудишься, а у тебя наш ребеночек под сердцем... Вставай, моя родная... Вставай. Вот так...
  -- Ты Наташу помнишь? - она все-таки оттолкнула мужчину.
  -- Какую? Я знаю несколько, - опешил Владимир.
  -- Говори про всех!
  -- Ну, в отделении есть медсестра. Наталья Николаевна, ты её знаешь. Нового врача зовут Натальей Владимировной. Соседка по старой квартире тоже Наташка, - успокоительным тоном говорил Владимир.
  -- Горбатенькая? С глазами Девы Марии?
  -- Да. Но при чем тут она?
  -- Кто из них беременна?
  -- Не знаю. Я сейчас не веду беременных, - все также непонимающе ответил муж. - Я же ушел к Моисею Прокопьевичу...
  -- Какая Наташа от тебя беременна? - уточнила вопрос жена.
   Мужчина сначала опешил, потом сообразил что к чему.
  -- Вот что тебе насвистела в уши старая сплетница, - Владимир опять ласково обнял жену, несмотря на её сопротивление, прижал к себе. - Пойдем в комнату. Ты от меня беременна. Только ты... Не Наташа, а Таня от меня беременна. С того дня, как я тебя подвёз, у меня не было других женщин. Глупая моя дурочка. Ревнивая, к тому же. Ну, успокойся! Не плачь. Не расстраивай нашего мальчика. Будешь плакать, давление поднимется. Стасу скажу: пусть в больницу тебя кладет. Ну зачем мне какая-то Наташа, когда есть ты. Ты веришь мне? Ну хочешь, я тест на отцовство сделаю? Я только не знаю, с кем?
  -- Ладно, - улыбнулась сквозь слезы жена. - Не надо.
   Вроде бы убедил жену Владимир. Но чувствовал, что не до конца.
   На другой день Таня отправилась в дом, где раньше жил Владимира. Решительно позвонила в соседнюю дверь. Чутьё её не подвело. Горбатенькая Наташа явно была в положении. Срок приблизительно такой же, как и у неё. Соседка почему-то совсем не удивилась приходу Тани, словно ждала её.
   Обе женщины смотрели друг на друга.
  -- Кто отец ребёнка? - спросила Таня, даже не поздоровавшись, не делая попыток войти в дом Наташи.
   Наташа молчала. Она предполагала, что может здесь увидеть жену Владимира. Но и ей ничего объяснять не собиралась. Наташа не пропадет. Да, она живет бедно, очень бедно. Это её выбор. Никто не знает и не должен знать, что у Наташи есть деньги. Достаточно много денег. Но она поклялась к ним не прикасаться. В тот момент, когда она решит их взять, её жизнь кончится. Как кончилась жизнь матери, согласившейся на богатую жизнь. Это проклятые деньги. Они отняли у Наташи младшего брата. Поэтому эти деньги всегда будут лежать мертвым капиталом. Даже ребенок не изменит решения Наташи. Он будет расти бедным и честным. Хотя бедность - это еще не гарантия честности... Из бедных тоже порой вырастают негодяи. Наташа это все знает... Как мать называла её. "Ты не только горбатая, ты еще блаженная!" - кричала она на неё. "Блаженная", - повторила про себя женщина. Вот такие мысли веером пронеслись в голове горбатой женщины, видевшей перед собой удивительно красивую и такую несчастливую женщину. Её счастье зависело от Наташи. От её дальнейших слов.
  -- Владимир - отец ребёнка? - продолжала допытываться Таня, глядя в светлые глаза соседки.
   Наташа молчала. Она ничего никому не собиралась говорить. И это молчание убедило Таню больше всех слов. Красивая женщина развернулась и ушла. Первым порывом было пойти, сказать Владимиру, что ей все известно, потом решила собрать вещи и уйти от Володи. Но в результате она поехала к Геле. И там всё выплакала.
  -- Успокойся, - втолковывала рассудительная Геля. - Выслушай сначала Володю. Сплетни все это. Я точно знаю. Наговорила тебе мать Павла. Ну вспомни, как про тебя сплетничали. Вспомни: ты когда-то разыскивала и убеждала Дину. Поговори с мужем. Выслушай его.
  -- Я его уже слушала.
  -- Ну и что он говорит?
  -- Отрицает все.
  -- Значит, Володе верить не надо, он тебе муж. Сколько возился с тобой. Сама подумай, для чего? Чтобы бегать к горбатой женщине. Верь мужу, а не какой-то Наташе.
  -- Да Наташа тоже ничего не сказала.
  -- Откуда такие сведенья.
  -- Я знаю, я чувствую, - ревела Татьяна.
  -- Вот что, родственница, - сердито проговорила Геля. - Возьми себя в руки. Не изменял тебе Володька. Ты, главное, успокойся. Пойми, ты все это придумала. Повторяй за мной: " Я все придумала".
  -- Придумала, - переставая плакать, повторила женщина.
   Постепенно Таня успокоилась. Но домой не поехала.
  -- Не могу я там находиться. Старухой все углы пахнут. Зло из щелей лезет! Плохо мне в той квартире. А Паша утверждал, что его мать - хорошая женщина.
  -- А ты и не езжай, оставайтесь с Володей у нас. Переночуете во второй спальне. Мы с тобой сейчас шопинг по магазинам совершим, набег сделаем. Мужичкам нашим пивка на вечер купим. Себе тортик повкуснее. Ты хочешь тортика?
  -- Хочу, - улыбнулась уже Таня. - Только я и так лишний вес набираю. Стас ругается.
  -- А Володя?
  -- А Володя говорит, чтобы ела понемножку. Но я так не могу. Я много хочу. Если торт, то весь сразу.
  -- Ладно, мы маленький торт купим. И съедим напополам. А квартиру свою поменяйте на другую, поближе к нам, - предложила Геля. - Прямо в нашем доме. Танька, мы с тобой рядом будем. Знаешь, как хорошо!
  -- А это хорошая идея, - обрадовалась Таня. - Только знаешь, я одна сегодня у вас останусь, а Володя пусть дома ночует. Нечего ему тут делать!
  -- Ты опять за свое, - всплеснула руками Геля. - Вот погоди, придет Сережа, все расскажу. Он тебя быстро на путь истинный наставит.
   Вечером состоялось объяснение между супругами. Таня не хотела видеть Владимира, но на неё прикрикнул Сергей и позвонил другу. Взволнованный, он примчался сразу. Когда услышал, что Таня была у Наташи и уверенна, что та беременна от него, даже лишился дара речи на несколько секунд.
  -- Нет, - решительно сказал он, спустя некоторое время, - нет, нет и еще раз нет! Надо же такое придумать! Этот ребёнок не от меня. Не было ничего между нами с того момента, как я приехал из-за границы. Я тебя встретил на второй день после возвращения. Уже тогда я знал, что только ты мне нужна. Ну, хочешь, завтра вдвоём к Наташе поедем? Я попрошу её все рассказать, чтобы ты успокоилась.
  -- Нет, - ответила немного успокоенная жена. - Не хочу её видеть, - и добавила задумчиво. - Жалко мне её. Да и не надо мучить женщину. Она ведь тоже ждёт ребёнка, а тут мы со своими... И живёт очень бедненько... Как растить будет?
   Она робко подошла к мужу и вдруг заревела громко, захлюпала носом:
  -- Володечка! Прости меня. Я дура. Я внушила себе... Тебя мучаю.. Ты возишься со мной, возишься, а я неблагодарная... Я не знаю, что со мной...Но почему я стала такая? И реву без конца...- Таня уткнулась ему носом в плечо.
  -- Гормоны, - засмеялся муж. - Ты беременная женщина, Танюша моя. Гормоны в тебе бушуют. Некоторые жены с молотками бегают за мужем во время беременности. Убить хотят.
  -- Правда, - подтвердил Сергей. - Гелька меня вчера веником била. И то мне повезло, что рядом молотка не было. А веник оказался. Она им как замахнулась....
  -- Что? - засмеялась Геля. - Я тебя побила?
  -- Ну хотела побить, - поправился Сергей. - Ты представляешь, Тань, совсем житья от неё не стало. Это не так, то не этак... Никак не угодишь. Даже покупать ничего не дает.
  -- И не дам, - подбоченилась Геля. - Я тебе говорила, чтобы игрушек больше не покупал. Посмотрите, какого он зайца приволок. Сейчас принесу. Я его в кладовку спрятала. Он на собаку больше похож. А размером с медведя. Я его даже боюсь. У него зубы, как у слона.
   Геля вытащила из кладовки огромного розового зайца. Толстого и страшного, с длинной лохматой шерстью. И если бы не длинные уши, что висели по бокам, то невозможно бы было определить, что это заяц. Таня даже ахнула при виде такого чудовища.
  -- Ну вы только посмотрите, - Геля посадила зайца на диван, он занял больше половины. - Увидишь ночью, испугаешься.
  -- Зато он розовый и мягкий, - ответил Сергей.
   Все засмеялись. Таня и Владимир немного побыли в гостеприимном доме родственников и вернулись к себе. Жена была виноватой и ласковой. Затеяла испечь любимый торт мужа. Торт получился удачный. Володя сел за чай, положил себе добрый кусок, съел, потом второй, сел рядом с Таней на диван и, обнимая её, шептал:
  -- Вот такую Таньку я больше всего люблю.
   С этого дня Таня успокоилась. Ребеночек у неё шевелился, радуя будущих родителей. И анализы пришли в норму. Не хмурился больше Стас, осматривая Таню. И мясо она начала есть понемногу. А вот лишний вес упорно набирала. Уж очень хотелось то булочку, то пирожное.
   А Владимир всё же заехал к Наташе. Та открыла дверь и сердито спросила:
  -- Ну что вы все ко мне повадились приходить?
  -- Наташа, кто же отец малыша? - спросил мужчина.
  -- Ты, - ответила женщина. - Ты это хотел услышать?
  -- Это невозможно, - только и сказал он.
  -- Невозможно, тогда уезжай. Чего приехал? - она захлопнула дверь.
   Владимир ничего не мог понять. Он не поверил горбатой соседке и решил, что больше сюда не поедет. И ничего не стал говорить жене.
   Таня же, хоть и успокоилась, говорила себе, что верит мужу, но постоянно вспоминала отрешённый, безучастный взгляд горбатой женщины. Какое-то шестое чувство не давало покоя будущей маме. Перед глазами всё время всплывала убогая обстановка, ободранная дверь, расшатанный замок, худенькая Наташа со светлыми печальными глазами.
  -- А витаминов, наверно, Наташа совсем не видит, живет ведь на пенсию, - пронеслась мысль. - А ей фрукты нужна, врач хороший, ведь горбатая. Как рожать будет. Осложнения могут быть. Надо Стаса попросить взять её к себе на учет.
   И Таня приняла решение: она потихоньку стала помогать материально Наташе. Как и обещала, из части Евдокии Станиславовны. Пусть запомнит старая греховодня.
   А вот квартиры менять не стали. Через два дня позвонила Леля. Она долго говорила с Владимиром. Муж помрачнел, нахмурился, стал очень серьезным. Таня с напряжением вслушивалась в разговор. Звучали слова: "Рецидив", "Света", "Плохо". Все почувствовали тревогу Владимира.
  -- Мне надо срочно ехать туда, в А-ск, - сказал он. - Света, жена Чугунова больна. Я не могу по телефону консультировать.
  -- Я еду с тобой, - сказала Таня. - Я больше не буду с тобой расставаться.
  -- Давайте уж все вместе переезжать туда навсегда, - вмешалась в разговор Геля. - А то мужей своих, Тань, совсем не видим. Да и они измучились, постоянно мотаются туда-сюда. Володя-то еще пореже, а Сережа больше в А-ке живет, чем дома. Ты, Таня, как хочешь, а я переезжаю. Жилье у нас с Сережей в А-ке, слава Богу, есть.
  -- Володя! - Таня вопросительно смотрела на мужа. - А как мы? Мы с тобой тоже едем навсегда?
  -- Едем, Таня. Навсегда.
   Обмен квартир был остановлен.
   Владимир взял отпуск за свой счет и уехал на другой день. Пока без Тани. Сергей остался, он организовывал переезд. Через неделю отправили багажом вещи и отбыли и сами.
   В А-ске их квартиры были рядом. Таня с Володей жили на третьем этаже, Геля с Сергеем на четвертом. С Лелей проблем не возникло. Она была практичная женщина. Квартира у неё уже к тому времени была своя, пусть небольшая, но своя. Танина стояла пустая. Пустая, в прямом смысле. Леля, узнав, что возвращается Таня, и не одна, подумала, каково будет бывшей невестке жить в доме, где все напоминает о Павле. Танька непредсказуемая, стукнет в голову, что она предала Пашку, будет угрызениями совести мучиться. Железная леди помнила, как проплакала всю первую ночь, когда пришла сюда жить. Поэтому Леля переговорила с Гелей и Сергеем и с их одобрения все, что могло женщине напомнить о Павле, убрала из квартиры. Сергей приказал сменить и кое-какую мебель. Желая всей душой счастья Татьяне, Леля забрала вещи Павла, а гарнитур из спальни увезла в квартиру, что приготовила для матери. Для Тани же выдумали историю, что квартиру затопили соседи, (а они, в самом деле как-то забыли закрыть кран), и поэтому живущая здесь Леля организовала небольшой косметический ремонт. А спальный гарнитур пострадал тоже. Леля извинялась перед Таней, что решилась его убрать без разрешения хозяйки. Таня поняла сразу все, грустно улыбнулась и сказала только одно слово: "Спасибо".
   Владимир через месяц съездил назад, рассчитался на старой работе, заодно притащил следом своего друга, Стаса, того самого, что лечил после ранения Таню, а теперь наблюдал во время беременности. Здесь, с помощью Чугунова, быстро решили для него и вопрос жилья. Это и явилось главной причиной, что Поздняков согласился на переезд.

Мариночка.

   Таня обустраивала новую жизнь на старом месте. Разбирала свои старые наряды, стонала, что ничего не лезет на живот, раскладывала по полкам одежду Володи, гладила, отпаривала его костюмы, помявшиеся после переезда, и комментировала, что её муж должен быть самым элегантным и красивым. Ходила по магазинам, присматривала новую мебель для спальни. Тем же занималась и Геля. Наладив быт, женщины решили собрать старых подруг по общежитию. А то скоро родят, не до встреч будет. Нашли Анюту с Ильёй, Дину с Арнольдом Григорьевичем, позвали и отца Дины. Надо было сказать спасибо старому человеку, выяснить, что стало с его старой машиной, на которой они уехали тогда, в день взрыва. Алису не удалось найти, она вышла замуж и уехала в Прибалтику. Пришел Стас Поздняков. Он жил пока один, жены еще не нашел, мать не собиралась переезжать к нему.
   Все были оживлены, радостны. Илья и Анюта пришли со своей годовалой дочкой Наташкой. Серьезный высокий Илья был в восторге от своей дочки, не спускал её с рук. Круглая пополневшая Анюта сияла счастьем. Когда Стас решил сделать комплимент маленькой веселой Анюте и сказал, что её девочка - вылитая мама, Илья посмотрел на него очень выразительно и твердо сказал:
  -- Нет! Дочка на меня похожа.
   Стас смутился, остальные засмеялись. А Сергей поддержал Илью, заявив, что сын, которого скоро родит Геля, тоже будет похож только на него, что от Гельки в нем ничего не будет.
   Встреча удалась. Все были довольны, что Геля и Таня её затеяли. Лишь иногда тень набегала на лицо Дины. Когда мужчины вышли покурить на балкон, Дина призналась подругам, что завидует им.
  -- Девочки, вы такие счастливые. У Анюты есть Наташка, Геля с Таней родят скоро мальчиков. А у нас с Арнольдом нет детей. А мне ведь скоро сорок.
  -- Дина, - искренне сказала Таня. - Обратись к Стасу. Он творит чудеса. Даже я сумела выносить ребеночка. Я теперь не боюсь. Он у меня уже живой. Выхожу, если родится раньше времени.
  -- Да не во мне причина, - вздохнула старая подруга.
   Она рассказала, что всегда очень хотела детей. Но не получалось. Поэтому решили усыновить грудного ребеночка. Долго ждали своей очереди. Но им не везло. Сначала не было своего жилья, потом, когда подходила их очередь, Дина неожиданно забеременела, и они уступили очередь другой бездетной паре. Но девочка, которую родила Дина, прожила всего сутки и умерла. Снова встали на очередь на усыновление. Уже не просили грудного ребенка, согласны были взять и постарше. Ждали два года. Но трехлетняя девочка, которая им очень понравилась, была отдана другой семье. Там глава семьи в верхах работал, уезжал из города на новое место, решил, что самое подходящее время для усыновления, никто на новом месте не будет знать, что дочка у них приемная.
  -- А сейчас мы и немолоды уже. Нас вообще не хотят ставить на очередь. Я уже подумываю взять большого ребенка, лет семи. Но боюсь, - завершила рассказ Дина. - Знать бы, что у него родители не пьяницы, что детдом еще не испортил человечка. Хочется мне, девочки, побыть мамой.
   Таня поохала. Она бы, наверно, забыла эту историю, если бы не случайный эпизод, рассказанный Стасом через месяц.
   Стас накануне встречался с Владом Кончинским и услышал эту историю от жены Влада, Яны, детского врача. На другой день, будучи в гостях у Протасовых, спросил Володю, помнит ли Ирину, что была их пациенткой.
  -- Помнишь, её начали лечить в районной больнице, а потом отправили к нам. Но было уже поздно.
  -- Это та женщина, у которой дочка была семилетняя. Мариночка, - вспомнила Таня, которая не забыла, в каком состоянии был Володя в те дни, поэтому сейчас сидела рядом и не думала мужчин оставлять одних. - Помнишь, Володя, ты мне рассказывал про девочку и бабушку с умными глазами.
  -- Все так, - подтвердил Стас. - Старуха с мудрыми понимающими глазами. Так и Янка про неё сказала. Я поэтому и стал Яну расспрашивать: а вдруг это та самая, которой я боялся смотреть в глаза, потому что не мог обнадеживать...
  -- Ирина умерла? - перебил его вопросом Владимир.
  -- Да, - отозвался Стас. - Сам знаешь, она была безнадежна. Но я не об Ирине, а о её семье. Печальная история. Муж Ирины решил вернуться в родную деревню, в Кочетовку, что рядом с А-ком. У его матери там большой дом. Поэтому, когда Ирина умерла, они перевезли её тело и похоронили её в Кочетовке. Бабушка с внучкой здесь сразу остались. А муж Ирины поехал назад, дом продать, вещи перевезти. Назад к матери на своей машине добирался. Не стал ждать у железнодорожного переезда, поехал, думал, проскочит. И не успел. Сразу не умер. Его привезли в железнодорожную больницу. Мать узнала, поехала с внучкой к нему, но в живых уже не застала сына. Прямо в больнице у неё начался сердечный приступ. Девочка испугалась, вцепилась, кричит, не отходит от бабушки. Старухе и так плохо, и внучку боится от себя отпустить. Янка договорилась, положила к себе в детское отделение девочку. Куда-то надо было пристроить её. Родственников никаких нет. А бабушка, говорит Янка, плоха. Сиротой остается девочка.
  -- И только котик будет её жалеть и любить, - невпопад отозвалась Таня. - Если в детдоме можно держать котиков...
   Женщина расстроилась. А потом, когда ушел Стас, решительно сказала Владимиру:
  -- Давай приведем к нам девочку. Как вспомню слова про котика, который девочку жалел, когда мама в больнице, а папа коровку доит....А теперь сама девочка в больнице. Нет ни папы, ни мамы и ни котика рядом...
  -- Таня, ты сама скоро родишь, - возразил Владимир. - Куда тебе еще чужой ребенок? Подумай хорошо!
  -- Жалко девочку, - протянула она.
  -- Жалко, - согласился муж.
  -- Знаешь, Володя, я все-таки приведу к нам девочку, - заупрямилась Таня. - Пусть у нас побудет. Может, встанет на ноги бабушка? В доме лучше, чем в больнице.
  -- Ладно, - согласился муж. - А может, найдутся родственники?
   На другой день, прихватив Гелю, Таня отправилась в больницу за Мариночкой. Им встретилась Дина. Узнав, куда идут женщины, попросилась с ними.
  -- Идем, - согласилась Таня. - А то одной мне боязно. Ты смелая, деловая. От Гельки толку не будет. Она всегда в больницах со всеми соглашается.
  -- Соглашаюсь, - добродушно отозвалась Геля. - У меня нет мужа-врача.
   В больнице женщины разыскали Яну Кончинскую. Та их выслушала и наотрез отказалась отдавать им ребенка. Даже не пустила посмотреть на девочку. И ничто не могло убедить эту строгую миниатюрную женщину, что она неправа, что Мариночке лучше пожить в семье. Таня рассердилась, сказала, что завтра с мужем придет, что он тоже врач, что оперировал Ирину, мать Мариночки, что она добьется, девочку ей все равно отдадут. Геля одергивала подругу, а Дина задумчиво молчала, потом куда-то ушла. Таня и Геля так её и не нашли.
   Женщины ушли ни с чем. На другой день Владимиру было некогда. Геля чувствовала себя плохо и не пошла никуда. Дина на звонки не отвечала. Одной Тане идти в больницу не разрешил Володя. Таня пофырчала, но осталась дома. Лишь через три дня Владимир выкроил время и заехал с женой в больницу. Он приказал Тане ждать его в холле, а сам пошел узнавать, в каком состоянии бабушка Мариночки.
  -- Если бабушка согласится, чтобы девочка побыла у нас, - объяснял он жене, - значит, Яна не будет возражать. И сиди тихо здесь. Не ругайся ни с кем. Яна все правильно сделала. А то с улицы приперлась расфуфыренная дама, да еще на повышенных тонах заявляет, что забирает ребенка.
  -- Ты прав, Володечка, - согласилась Таня. - И как я не догадалась, что надо с бабушкой поговорить.
  -- А тебя бы не пустили. Я звонил, узнавал. Бабушка очень плоха. Сегодня ей получше.
  -- Иди, Володечка, быстрее, иди, - заторопила его Таня.
   Женщина спокойно и долго сидела возле детского отделения, потому что там за стеклом виднелась фигура Яны, но неожиданно её куда-то позвали, она ушла. Таня воспользовалась моментом и прошмыгнула в отделение. Сидящая на посту медсестра сразу поняла, к кому пришла Таня. В отличие от Яны, она улыбнулась и проводила женщину к девочке. Но Таню уже опередили. В палате на кровати рядом с Мариночкой, обняв её одной рукой, сидел и читал книжку очень серьезный Арнольд Григорьевич. А девочка прислонилась к нему головкой и слушала. Иногда улыбка набегала на её грустное личико. Улыбался в эти моменты и Арнольд Григорьевич.
  -- Вы? - удивилась Таня. - Арнольд Григорьевич!
  -- Да, - ответил мужчина. - Я вот тут с Мариночкой сказки читаю. Дина пошла узнать про самочувствие нашей бабушки.
   Вернулась Яна.
  -- Опять вы? - недовольно посмотрела она на Таню. - Не отдам я ребенка вам. И не ждите. У девочки дядя нашелся.
  -- Кто?
   Яна показала на Арнольда Григорьевича.
  -- Вы дядя Мариночки? - удивилась Таня.
  -- Да, - твердо ответил Арнольд Григорьевич. - Дядя!
  -- Извините, я тогда пойду, - Таня вышла. - Только можно оставить девочке конфеты и фрукты.
  -- Можно, - согласилась Яна.
   Таню уже искал Володя.
  -- Ты куда пропала? - недовольно начал он.
  -- Не надо, Володечка, ничего не объясняй. Я уже все знаю, - сказала жена. - Ну и пусть. Главное, девочка не попадет в детдом. Как её бабушка?
  -- Плохо, - отозвался Владимир. - У неё инфаркт.
   Таня почувствовала себя виноватой и склонила голову.
  -- Танюш, ты чего? - обеспокоился Владимир.
  -- У тебя и так много дел, а тут я опять со своими глупостями. Ты опять расстроился? Опять напомнила я тебе про Ирину.
  -- Ребенок, даже чужой, не глупость! - отозвался муж и неожиданно весело засмеялся.
  -- Ты чего? - Таня готова была даже обидеться.
  -- Я подумал, что сегодня домашний торт буду есть. Вкусный. Побольше только сделай. А то Сережа с Гелей придут, мне мало достанется.
   Жена, когда считала себя виноватой, всегда старалась задобрить Владимира, пекла его любимые торты. Засмеялась и Таня.
  -- А это мысль. Я испеку твой любимый торт из черемухи. Большой-пребольшой. Всем хватит. Высадишь меня возле магазина. Я видела там молотую черемуху.
   Владимир довез жену до магазина, что был возле их дома, и поспешил к себе на работу. Таня пекла торт. Подумала и сделала два. Один отнесет Сереже с Гелей. Ближе к вечеру позвонила Геля и попросила зайти. Таня взяла торт и пошла. Там сидела уставшая Дина.
  -- Таня, ты меня прости, - тихо начала подруга. - Но Мариночку заберем мы.
  -- Конечно, - согласилась Таня. - Я просто не знала, что вы родственники. Я думала: никого нет у девочки.
  -- Да никто мы Мариночке, - ответила Дина. - Никакие не родственники. Просто услышала от тебя про девочку, завидно мне стало, и даже обиделась: ты и рожать собираешься, и девочку себе возьмешь. А потом, когда ты с Яной стала спорить, я потихоньку прошла в детское отделение, увидела там Мариночку. Сидит девочка у окошка, плачет потихоньку. Сжалось все внутри. Ты там ругаешься с врачом, а мне одного хочется: взять, прижать к себе и защитить девочку. Я с ней села, поговорила, она, когда про котика мне рассказала, мне вообще плохо стало. Слезы на глаза наворачиваются. Не знаю, как у меня вылетело, сказала девочке, что я её тетя, сестра мамы, что заберу её к себе. Она сразу поверила. А Яна не поверила. Но не прогнала меня. Посоветовала сходить к бабушке, поговорить с ней. Но в тот день меня не пустили. А на второй день мы с Арнольдом вдвоем пошли. Девочка обрадовалась, обнимает нас, целует. Арнольдушка мой весь растаял, сияет, как начищенный пятак. Сразу полюбил девочку. Мы все эти дни ходили к Мариночке. К бабушке нас не пускали. А сегодня пришли, узнали, что бабушке стало получше, можно поговорить. Арнольд с девочкой остался, а я к бабушке пошла. У этой старой женщины мудрые глаза. Удивительная женщина, бабушка Мариночки. Сразу поняла, зачем я пришла. Я ей говорю, что хочу взять её девочку, что у меня нет детей. Она сначала молчала. Все думала о чем-то. А тут твой Володя заглядывает. Они, оказывается, знакомы, знают друг друга. Бабушка попросила выйти меня, о чем-то с твоим Володей поговорила, потом позвала меня и говорит: "Не обижайся. Я никого здесь не знаю. Только этого доктора. Спросила я его про вас. Словом, хорошие вы люди, сказал он. Ему нельзя врать. Он за мать Мариночки себя виноватым чувствует, что не смог вылечить. Но об этом пусть Господь Бог судит. А вот вам спасибо за внучку. Я же умру сегодня. Ирина, невестка моя покойная, мне всего неделю сроку дала, чтобы Мариночку я пристроила. Не велела она отдавать её в детский дом. И еще одно дело придется вам выполнить. Сына моего вам хоронить тоже придется. Положите всех нас возле Ирины. А теперь идите, я умирать буду". Я даже не поняла, что дальше произошло. Твой Володя подскочил к старой женщине, пульс стал считать, кричит мне: "Быстрее за врачом!" Я выбежала, врача позвала. Больше в палату меня не пустили. И Володю оттуда выставили. Он вышел хмурый такой, инфаркт, говорит. Я ведь зачем к вам пришла, - закончила свой рассказ Дина. - Машину нам надо.
  -- Какую машину? - не поняла Таня. - При чем тут машина?
  -- Так умерла бабушка Мариночки. Через час умерла. Ей вроде боли сняли, она Янку позвала, велела девочку нам отдать. Сказала, что мы дальние родственники, - Дина на минуту умолкла. - Словно одно держало эту мудрую женщину на свете: внучку некуда было деть... Теперь надо двух хоронить. Везти в деревню. Положить всех рядышком... Я же сестра, получаюсь, покойной матери Мариночки... Вот только не знаю, как звали сестренку...
  -- Ириной, - ответила пораженная Таня.
  -- А где сейчас девочка? - спросила Геля.
  -- С Арнольдом и моим отцом, с дедушкой, - слабо улыбнулась Дина. - Они нашли общий язык. Знаете, мой немолодой Арнольдушка на руках нес домой семилетнюю девочку. Растаял немолодой дурень. А другой старый дурень, мой отец, уже заявил, что на него похожа девочка.
  -- Так и сказал? - засмеялась Геля.
  -- Так и сказал.
   Забегая вперед, стоит сказать, что бабушку и отца Дина и Арнольд похоронили, большой деревенский дом оформили на Марину. Дина и Арнольд Григорьевич стали хорошими родителями. Дина старалась быть строгой, а Арнольд Григорьевич сдался сразу. Хорошо, что девочка была неизбалованная. Она полюбила новых родителей. Со временем начала звать мамой и папой. А котик, что жалел девочку, когда болела Ирина, переехал в дом Дины.

Рождение сыновей.

   Приближался срок родов. Сначала должна была родить Геля, немного погодя Таня. Обе женщины стали круглыми, медлительными, часами болтали, прогуливаясь по магазинам, покупая вопреки всем приметам понравившиеся детские вещички и игрушки. Розовый заяц занимал почетное место среди других игрушек, что по-прежнему покупал Сергей.
   Первой увезли рожать, как и предполагалось, Гелю. А случилось это на рождественские праздники. Страна не работала, все отдыхали. Но Геля ничего не боялась, была спокойна. Женщина хорошо, без осложнений отходила всю беременность. Её, в отличие от Тани, не клали в больницу. Ни разу не было угрозы выкидыша. Татьяна, наверно, большую бы часть беременности продержали в патологии, если бы не Владимир... Только под его наблюдение соглашался отпускать её врач Стас Поздняков, друг Володи.
   Сегодня Володя спешил домой. Он старался чаще бывать дома. Жена дохаживает последние недели. Это единственная его тревога, его волнение. Всё хорошо сложилось в его жизни. Есть любимая женщина, скоро будет малыш, мальчик. Строится онкологическая больница. Лицо мужчины чуть нахмурилось при этой мысли. Он вспомнил Свету, жену Чугунова. Дела Светы были плохи. Недолго ей осталось. Вряд ли переживёт весну. Владимир - не Бог. Болезнь вернулась. Он прооперировал женщину. Результат был неутешителен. Метастазы, не совместимые с жизнью. Женщина получает химиотерапию. Света терпеливая. Не жалуется. Терпит все боли. Старается улыбаться своим дочкам. Днем и ночью со Светой её младшая сестра, веселая неугомонная Элка. Дай Бог каждому такую силу духа, как у Эллы. Высокая, красивая, отчаянная, озорная, а замуж не вышла. Когда грозила опасность семье Чугунова, и тот отправил семью в глухую деревню, Элла поехала с ними. На ней все и держалось. И сейчас все шутит, что-то говорит, веселит сестру. С Элкой всегда почему-то случаются смешные истории. Даже когда она привозит сестру в отделение на очередной сеанс химиотерапии, все больные оживают и невольно хихикают под своими капельницами. Это что-то опять чудит Элка. Благодаря ей, улыбка нет - нет, а мелькнет на лице умирающей сестры. Элле помогает Леля. Она взяла на себя заботу о доме и детях Чугунова. Света ей очень благодарна. Она даже попросила Лелю пожить в их большом доме. А Элка чуть ли на колени не встала. И Леля согласилась.
  -- Вот несгибаемый человек, - думал Владимир. - Железная леди. Всё успевает.
   Да, Леля успевала все. И на работе она стала незаменимым человеком для Чугунова. И Свету на прогулки помогает Элле выводить или просто рядом сидит, говорит что-то, дает Элле отдых. И с девочками Светиными Леля сдружилась. За всем в доме следит. Няня младшей дочери Чугуновых ей не понравилась, Лизанька как-то расплакалась, а нянька крикнула на девочку, так Леля мигом няньку выставила. Элка поддержала. Она во всем Лелю поддерживает. Новой няни никак не могли найти. Леля приказала своей матери, Евдокии Станиславовне, сюда приехать, посадила в няньки Лизе. Старшую Иру заставила в школу возить. Что удивительно, совсем другая в доме Чугуновых Евдокия Станиславовна. Заботливая, ласковая, все время с девочками, то сказке читает Лизе, то что-то с ней стряпает на кухне, то уроки с Ириной делает, фальшивые театральные интонации исчезли из голоса. Такая Евдокия Станиславовна была, когда у Владимира умерла мама. Мать Павла очень поддержала студента последнего курса в те дни. И если бы не она, Владимир, наверное, не пошел бы защищать свой диплом через месяц после смерти мамы. Но Евдокия Станиславовна как взяла его в оборот... Лизанька и Ира полюбили бабушку, так они зовут мать Лельки. И та не возражает. Лелька объяснила произошедшие изменения просто: при деле маман, некогда дурость ей свою проявлять. А на собрания классные к Ирине Лелька сама ходит, если не удается Дмитрия Алексеевича, отца девочки, отправить. Правильно её Таня окрестила все-таки - железная леди. Дом Чугуновых сейчас на ней держится. Элка, она, конечно, тоже молодец. Но младшая сестра Светы вымоталась. Владимир как-то в отделении видел, как она разрыдалась, спрятавшись в туалет. Увидела Владимира, говорит:
  -- Я сейчас, я только немного поплачу. Просто места другого нет. Дома нельзя. И здесь тоже, я понимаю.
   А через пять минут слышался её озорной голос в палате. Рассказывала, как сантехника в туалете встретила. Засмеялись больные женщины.
   А вот показался и родной дом. Все мысли о работе, о Свете ушли в сторону. Дома ждала его Татьяна, пополневшая, округлившаяся, как шар. Ходит медленно, важно, бережёт себя и всё вслушивается, что там, внутри. Она наотрез отказалась делать УЗИ. Сказала: пусть идёт всё, как должно идти. А девочка или мальчик - это неважно. Лишь бы малыш появился. А потом она как-то сказала мужу, что и так знает, что носит сына. Владимир посмеялся и не стал ничего говорить. А лицо жены, вопреки беременности, стало ещё красивее и чище, ни единого пятнышка нет, и нет той неестественной бледности, что отметил мужчина при первой встрече. Его красивая Танька расцвела ещё больше. Это была уже настоящая женская красота, или, как говорит Стас, бабья.
   Мужчина легко вбежал на третий этаж, тем более мороз стоял за тридцать градусов. Руки замерзли. Дверь открыла медлительная в своей округлости жена. Володя радостно обхватил её.
  -- Танька, я люблю тебя!
  -- Тише, тише, - улыбаясь, произнесла Таня, прислушиваясь по привычке, появившейся с началом беременности, к своему животу.
  -- Ну, как там наш малыш?
  -- Толкается сегодня сильно, - ответила жена. - Прямо по ребрам бьет.
  -- Футболист будет, - откликнулся мужчина и погладил большой живот женщины.
   Таня высвободилась осторожно из его рук, поцеловала в щеку и вперевалочку медленно пошла на кухню.
  -- Иди обедать. Все на столе. Я тебя жду уже полчаса.
   Владимир быстро скинул куртку, поспешил в кухню, обнял жену сзади, расстегнул пуговицы на халате и спрятал озябшие руки на груди женщины.
  -- Как тепло, - сказал он. - Ты у меня, Танька, самая теплая и самая уютная. И красивая самая.
  -- Поиграть захотел наш папочка, - сказала Таня, она больше не боялась слов про свою красоту, чего бояться при таком животе! - но, увы, нельзя.
  -- Сам знаю, что нельзя. Я скоро часы буду считать, - жалобно ответил он.- На голодном пайке уже ого сколько месяцев. А всё Стас виноват, он нам ничего не разрешает. Когда нам с тобой рожать? Напомни.
  -- Скоро, Володечка, совсем скоро. Недели две осталось.
   Володя сел за стол, успел съесть только суп, как раздалась резкая трель дверного звонка. На пороге стоял одетый Сергей. Вид у него был замученный и испуганный.
  -- Геля, - произнёс он. - Геля не может родить. Она и так перехаживала. Её положили вчера в патологию, в больницу. Схватки начались утром сегодня, очень слабые, никак она не родит, говорят, ребеночек может задохнуться. Я за тобой, Володь. Помоги.
  -- Кто дежурный врач? - тут же спросил Владимир.
   Он совсем не хотел оставлять жену одну.
  -- Стас! Поздняков!
  -- Сереж, ты напрасно волнуешься. Он хороший специалист. Лучше меня.
   Таня посмотрела на испуганного Сергея. Таким испуганным и беспомощным он, наверно, был, когда умерла его мать, и не было рядом старшего брата. Губы его нервно дергались. Казалось, мужчина сейчас заплачет.
  -- Сереженька, - Таня обняла его. - Не переживай так сильно. Родит Геля, она сильная, большая.
  -- Но... Геля там... Володя... Помоги, Володь...
  -- Поезжай, Володечка, - решительно промолвила Татьяна, обращаясь к мужу. - Давай быстро глотай котлеты и в больницу. Сереж, садись, поешь.
   Но тот только махнул рукой.
  -- Не могу я есть!
  -- А как же ты здесь одна? - Владимир в прямом смысле проглотил котлету и уже надевал куртку.
  -- У меня ещё две недели есть в запасе.
  -- Да, но живот у тебя уже низковат, - ответил Владимир, уже стоя в дверях. - Танюш, дай попить, пожалуйста. Забыл компот выпить.
  -- Сейчас, сейчас. Я еще вам бутерброды положу. С котлетами. Я много нажарила. А за меня не беспокойся, - говорила женщина. - Я позвоню в случае чего тебе на сотовый.
  -- А если я буду в операционной? - Владимир взял сверток с бутербродами.
  -- Да ничего не случится, - даже рассердилась Таня. - Рано мне еще рожать. В конце концов, позвоню Серёже или вызову скорую. Да и Леля ещё есть. Ну, хочешь, позову её сразу.
   Напоминание о Леле успокоило Владимира, он сказал:
  -- Знаешь, я сам вызову Лельку. Прямо сейчас. С ней я за тебя буду спокоен. Железная леди сделает все правильно.
  -- Нет, Володь. Сейчас не надо, - попросила Таня. - Леля в доме Чугуновых нужна. На ней все держится. Иди, Володя, помоги Геле. Со мной все будет в порядке. Я знаю это.
   Владимир вспомнил про Танино звериное чутьё, что как-то спасло жизни других, и поверил. А на душе было неспокойно. Да, Геля отходила хорошо беременность, но ей почти тридцать, для первых родов поздновато. Да и Стас, наверняка, один на весь роддом. Надо ему помочь.
   Стас Поздняков очень обрадовался Владимиру. Он дежурил один. Страна гуляет уже несколько дней. А тут сразу два тяжёлых случая. Горбатую женщину привезли, которой вообще нельзя было рожать, её с поезда сняли с сильным кровотечением, и еще осложнения с Гелей. Владимир осмотрел жену Сергея, похоже, что очень крупный плод. Сама Геля не родит. Родовая деятельность очень слабая. Да ещё давление стало подниматься. Это плохо. Володя стал готовиться к операции. Геле решено было делать кесарево сечение. Сердце у женщины здоровое, выдержит. Стас занялся другой пациенткой. Там был более сложный случай.
   Живот у Тани начал болеть ровно через час после отъезда мужа. Она не потеряла присутствия духа. Сначала позвонила в роддом узнать, как дела у Гели.
  -- Оперируют, - ответили ей.
   Женщина не стала дёргать мужа, не решилась звонить Серёже, позвонила в дом Чугуновых. Как назло, Лели не было дома. Но вместо неё примчалась Элка. Таня любила эту веселую неугомонную женщину. Элка её тут же насмешила, рассказывая, как к ней присватался в автобусе один старичок.
  -- Знаешь, Танюш, бодренький такой дедунька, ласковый такой. И темпераментный. Чуть не согрешила с ним прямо в автобусе.
  -- Что же не согрешила? - засмеялась Таня.
  -- Да он с бабкой своей был. Не дала старая грымза соблазнить её дедульку, - в голосе Элки послышалась настоящее возмущение.
   Женщина засмеялась. А боль в животе усилилась, Элка струсила и предложила вызвать скорую помощь.
  -- Правильно, - согласилась Таня. - Всё равно меня в роддом отвезут, а Володя там. Он меня найдёт. Я в роддоме ему позвоню. Пусть только он сначала Гелю прооперирует.
   Схватки оказались ложными. В роддоме, в приёмном покое живот болеть перестал. Но дежурившая немолодая уже, опытная акушерка посоветовала женщине лечь в патологию.
  -- У вас в любую минуту могут начаться схваточки. Да и живот опустился. Давайте останемся под наблюдением. Полежите у нас. Мы вас к родам подготовим.
  -- Давай, Тань, соглашайся, - попросила перепуганная Элка.
  -- Давай, - согласилась Таня.
   Элка облегченно вздохнула, обещала все рассказать Леле, когда та появится, и помчалась домой. Со Светой и девочками оставалась Евдокия Станиславовна. Сестру Элла боялась оставлять надолго. Понимала, что скоро распрощается со Светой навсегда.
   О том, что её муж сейчас здесь, в роддоме, Таня не стала никому говорить. А что согласилась остаться, даже и лучше. Дома всё-таки было страшновато одной оставаться. Телефон мужа по-прежнему не отвечал.
  -- Закончится операция, тогда и позвоню, - решила женщина.
   Таню поместили в палату на четырёх человек. Она опять позвонила с сотового телефона насчёт Гели, ей не ответили ничего вразумительного. "Неужели у Гели так плохи дела? - мелькнула мысль. - Пусть Володечка будет с ней!" Поэтому на телефон мужа она отправила сообщение: "Со мной всё в порядке, оставайся с Гелей. За меня не волнуйся. Мне не звони, я отключаю телефон и сплю". И отключила телефон.
   Ночь Таня провела в больнице. Схватки так и не начались.
   Замученные, Стас и Владимир не отходили от своих пациенток. Стас устал очень сильно. Он дежурил уже вторые сутки. Его случай оказался гораздо серьёзнее. Горбатая женщина сама родила мальчика, хорошего, здорового мальчика, но у роженицы не прекращалось кровотечение. Помимо беременности, обнаружилась опухоль. Надо бы было позвать Владимира, он всё-таки онколог с большим стажем, но тот не мог отойти от Гели. Стас уже был в курсе осложнений, случившихся с родственницей Владимира. Поэтому все решения Поздняков принимал сам.
   Кесарево сечение - не такая уж сложная операция. Но Геля перепугала всех. Уже, когда родившийся крупный ребёнок лежал на руках медсестры и орал во всю силу своих младенческих лёгких, приборы зафиксировали резкое падение давления у матери, которая не пришла себя после наркоза. Наступила остановка дыхания. Десять минут удерживал её Владимир, не давая умереть. Наконец женщина задышала сама. Гелю зашили, отвезли в одноместную палату. А Владимир сидел рядом с ней, не решаясь отойти. Ждал, когда придёт в себя. Больше всего он боялся, что может случиться непоправимое. Как тогда будет жить Серега? Он вспомнил его трясущиеся губы, испуганный вид, вспомнил, как Геля и Сергей спасали Таню, как выхаживали её после выкидыша. Нет, Владимир не уйдет, пока от Гели не отступит опасность. Но почему она так долго не просыпается после наркоза? Наконец-то женщина открыла глаза, непонимающе смотрела на Владимира, у неё сильно болел живот.
  -- Я еще не родила? - спросила она. - Мне очень больно. Это все схватки?
  -- Всё хорошо, Геля, - склонился над ней врач. - Тебе сделали кесарево сечение. У тебя мальчик, богатырь. Четыре восемьсот. Закричал сразу.
   Затуманенные глаза женщины начали проясняться и наливаться радостью. Облегченно вздохнул и Володя. Он позвал медсестру, приказал сделать обезболивающий укол. Потом вышел, посидел минуту в кабинете Стаса, переоделся, пошёл к Сергею, чтобы успокоить.
   В это время на столе звякнул телефон. Это как раз звонил Сергей. Заодно Владимир прочитал Танино сообщение, что у неё все в порядке, что она отключила телефон и спит. Уже было раннее утро. Успокоив Сергея, отправив его домой, Владимир пошёл опять к Геле, потом узнать, как дела с больной у Стаса.
   Стас принял решение удалить матку горбатой женщине. Операцию провел успешно, но опасность не отступила от женщины. Пока она спала после наркоза.
   Еле живой вышел из операционной Стас. Навстречу ему спешил Владимир. Стас рассказал всё Владимиру.
  -- Конечно, лучше бы ты позвал меня во время операции, - посетовал он. - Я бы помог тебе.
  -- А Геля? Ты был нужен там.
  -- Да, ты прав, Геля тоже перепугала всех, когда остановилось дыхание. А что будет с твоей пациенткой?
  -- Надо искать родственников, - угрюмо ответил Стас. - Кому-то забирать ребенка. Сиротой он останется в ближайшие дни.
  -- Так плохо?
  -- Плохо, - Поздняков резко оборвал себя и замолчал.
   Стас редко делал мрачные прогнозы, но в этот раз в его голосе звучала безнадежность. Врач устал настолько, что тряслись руки. Чуть полегче чувствовал себя Владимир. Опасность от Гели отступила.
  -- Знаешь что, - предложил Владимир, - пойдем, перекусим. Танька моя положила бутерброды с котлетами. Она вкусные котлеты готовит. А потом ты иди и поспи где-нибудь в кабинете чуток, я останусь на полдня ещё. А там, глядишь, найдут, кем тебя сменить.
  -- Вряд ли, сам знаешь, сколько получают врачи. Вот и разбежались все. Кроме того, у тебя Таня одна дома.
  -- У меня сообщение было на мобильнике, что всё в порядке. Да и Сергей поехал домой. Он к Таньке в первую очередь зайдет. Я по домашнему телефону никак не дозвонюсь, тоже, наверно, отключила. Она пугается звонков. И мой мобильник разрядился некстати. И зарядки нет.
   Стас согласился. Мужчины с аппетитом съели котлеты, выпили чайку, что принесла медсестра, Стас пристроился на кровати в свободной палате. Уже засыпая, он вспомнил, что надо провести обход. Из-за праздников и так вчера не было обхода. Владимир сказал, что сделает это вместо него.
   Таня никак не могла дозвониться мужу.
  -- Абонент временно недоступен, - повторял механический женский голос. - Перезвоните позже.
   Потом её мобильник разрядился, а подзарядку она не взяла. Поэтому женщина пошла узнавать сведенья о Геле от акушерок. И узнала, что всё в порядке: у Гели - мальчик. Сама Геля в полном порядке.
  -- Теперь Володя скоро будет дома, позвоню по домашнему телефону, - решила она. - Попрошу у акушерок.
   Но и домой она никак не могла дозвониться. Никто не брал трубку.
  -- Надо будет, найдет сам меня, - рассердилась женщина. - С Сергеем, наверно, отмечают рождение сына. Могли бы поинтересоваться, куда я делась!
   Но всё же нервы были на пределе, поэтому, скрывая свою тревогу, в палате среди женщин Татьяна немного почудила, чтобы отвлечься от нежелательных мыслей.
  -- А вдруг про Гелю неправду мне сказали, чтобы я не волновалась, - лезла в голову непрошеная мысль. - Наверно, так и есть. А почему тогда молчат телефоны Сережи и Володи? Они боятся меня расстраивать... А вдруг Геля умерла? Нет, я придумываю! Не буду плохого думать! Не буду!
   И Таня бросилась в веселье, чтобы прогнать негативные мысли.
   Обхода в тот день не ждали, знали, что врач вчера дежурный на работу не вышел, а Стас, продежуривший двое суток, замученный, где-то спит. Все уже также знали, что с поезда привезли женщину, она чуть не умерла. Её Поздняков оперировал, а другой врач, друг Стаса, еще кого-то. Эти слухи с утра занимали беременных женщин. А потом одной из пациенток принесли глянцевый большой журнал. Женщины в палате рассматривали его, там утверждалось, что беременной женщине до последнего момента надо пользоваться косметикой.
  -- Я вот не могу совсем пользоваться косметикой во время беременности, - сказала одна из будущих мам. - У меня аллергия даже началась.
  -- Это просто некачественная косметика, - отозвалась другая.
  -- Да куда краситься с животом? И лицо в пятнах, - не согласилась третья.
  -- Да и нелепо. Беременная, накрашенная и нисколько не красивее от этого, - опять вступила в разговор первая.
  -- А мы сейчас меня накрасим, девочки, и посмотрим, насколько я стану красивее, - предложила Таня. - Девочки, дружно делаем мне макияж. Не жалейте косметики. Потом я пойду на мужчинах свою красоту проверять.
  -- Да где ты их сейчас возьмешь?
  -- А Поздняков к тому времени проспится, - не сдавалась Татьяна. - На нем и проверю. Посмотрю: упадет или нет.
   И женщины взялись за дело. Сначала нанесли лёгкий макияж. После Таня раздурилась и стала красить себя, как индийская женщина. У неё появились густые чёрные брови, ярко-красные, как у матрёшки, щеки и ядовито-розовые губы. Напоследок она поставила помадой посреди лба пятно и изрекла:
  -- Теперь я красавица. Как в индийских фильмах.
   Женщина обернула себя простыней, назвав её сари, подняла руки на манер индийских актрис, объявила, что сейчас будет исполнять танец живота, запела какую-то нелепицу, подражая индийским песням, и сделала первые па. Женщины заулыбались. Тут влетела в палату молоденькая сестричка:
  -- Девочки, прекращаем веселье! Обход. Только его будет делать Протасов Владимир Петрович. Это очень хороший врач. Он стажировался в Канаде...
   И тут её взгляд упал на Таню, стоящую в простыне с поднятыми руками:
  -- Господи, что же это такое? В вашем ли положении танцевать? Умойтесь немедленно, женщина. Вам же рожать скоро!
   Но дверь в палату уже открывалась. Это на обход шел Владимир. Таня быстро легла на свою кровать, на спину, а на лицо положила полотенце.
  -- Вот, - сказала она, - никто ничего не заметит.
  -- Он же смотрит всех, - воскликнула сестричка.
  -- Он живот смотрит, а не лицо, - рассудительно изрекла женщина. - Передайте, пусть смелее заходит. Я готова.
   Все хохотали.
  -- Как приятно видеть таких весёлых будущих мам, - сказал вошедший Владимир, приветливо поздоровавшись. - Дети у вас тоже будут веселые. Чему же вы так радуетесь?
  -- Вам, доктор, - пискнул голос из-под полотенца.
   Владимир улыбнулся и начал обход. Он побеседовал с каждой женщиной, всех успокоил, каждой нашел хорошее слово. Дошёл и до Тани.
  -- Почему вы не хотите мне показать своё лицо? - спросил он серьёзно, присев на край кровати. - Я уверен, что вы настоящая красавица. Беременные женщины все красивые.
   Он, в общем-то, подумал, может женщина откуда-нибудь из Азии, с Востока, где носят чадру. Вот и прячет лицо от мужчины. Сейчас возможно все в наши дни. А женщины в палате сдавленно фыркали. Ответ его озадачил.
  -- Доктор, - пропищал явно измененный голос, - понимаете, я без макияжа, совсем не накрашена, я не могу в таком виде показаться мужчине.
  -- А как же вас осматривать?
  -- А я живот не крашу. Смотрите его.
   А Татьяна решительно обнажила свой большой живот. Этот живот Владимир узнал моментально. Знакомый растянувшийся шрам. Да и без шрама мужчина знал каждую растяжку на коже. Он ласково положил руку на живот. Погладил его. Малыш знакомо толкнулся под рукой отца, но сильнее обычного.
  -- Ну вот что, красавица, снимай свою паранджу, - сказал он Татьяне.- Покажи личико, Гюльчитай!
   Женщины хихикали вовсю. А Владимир сам стянул полотенце с лица жены. И остолбенел. На него смотрело яркое лицо матрешки. Женщины грохнули дружным смехом. Косметика смазалась, и Татьяна являла собой весьма живописный вид.
  -- Так, - грозно произнёс Владимир. - Это что такое?
  -- Доктор, я вам совсем не нравлюсь? - спросила кокетливо Таня.
   Муж не успел ответить. В это время под его рукой сократились мышцы живота. Ребенок просился на этот свет. Таня вздрогнула, насторожилась.
  -- Так, красавица, - уже менее грозно повторил он. - Умыться и ко мне! Советую не медлить.
   И вышел из палаты. Женщины катались от смеха. Таня быстро умывалась.
  -- Как думаешь, - обратилась к ней одна из женщин. - Выговор тебе хороший будет? Воспитывать сейчас начнет - не вредите себе, мамочки, и будущим деткам тоже.
  -- Нет, девочки, - ответила весело Таня. - Никакого выговора не будет. Это мой муж. Володя. Ой, у меня живот опять заболел... И как сильно.
  -- Иди быстрее к врачу, - засуетились женщины. - А вдруг это схватки!
  -- Да, да, конечно, - Таня пошла в кабинет Стаса.
   В кабинете разрывался телефон. Это звонил Сергей.
  -- Володя, - закричал он. - Ты меня слышишь?
  -- Всё в порядке с Гелей, - прервал его Владимир. - Я же тебе говорил. Не волнуйся
  -- Танька пропала! - кричал Сергей. - Её нигде нет. Я сначала зашел домой, прилег и уснул. Потом пришел к вам. Звонил, звонил. Взял ключи, дверь открыл. Я ждал Татьяну целый час у вас. Телефон её не отвечает.... Лелька уехала на все рождественские каникулы... Она ничего про Таньку не знает!
  -- Да здесь Таня. В роддоме. Схватки у неё. Рожать будет скоро. Не переживай, Сереж. Папками мы с тобой будем....
  -- Я сейчас еду, - закричал Сергей и отключился.
   Таня, с чистым порозовевшим лицом, вошла в кабинет. И ничего не успела сказать. Ей сильно захотелось в туалет. По ногам что-то потекло.
  -- Володя, - сказала она испуганно. - Володечка... Что же это такое? Я, кажется, описалась.
   Тот засмеялся:
  -- Танька, ты моя Танька! Воды у тебя отходят. Пойдём готовиться к родам, Танюша моя.
  -- Поэтому у меня опять болит живот? - подняла вопросительные глаза женщина.
  -- Поэтому. И не надо было молчать.
  -- Я боюсь, - Таня неожиданно заплакала. - Я боюсь, Володя. Я слышала, тут умирает одна женщина от родов. Я боюсь!
  -- Только слёз не надо, ты родишь быстро и благополучно, - это вошёл проснувшийся Стас.
   Вместе с ним шел Владлен Кончинский. Его попросили подежурить, сменить замученного Станислава Позднякова.
  -- И бояться не надо, - поддержал Влад.
  -- Я с тобой буду, ничего страшного не случится, - сказал муж. - Я и во время родов с тобой останусь.
  -- Ой, не надо! Ой, Володя, не ходи со мной, - попросила жена. - Я сама без тебя рожу. Я все правильно сделаю...
  -- И даже не заикайся. Я сам приму своего ребёнка, - ответил муж. - Я иду одеваться на роды.
  -- Я тогда рожать не буду! - крикнула Таня ему вслед.
   Вместе с Владимиром пошел Поздняков.
  -- А ты зачем? - спросил Владимир. - Иди домой. Отдыхай. Ты двое суток вкалывал. Владька пришел, в конце концов.
  -- Я еще немного задержусь, - расплывчато ответил врач. - Вдруг тебя Татьяна прогонит. Влад пошел туда...наверх...
   Туда... наверх... Там лежала умирающая женщина.
   Родила Татьяна быстро. Через четыре часа. Без всяких осложнений и разрывов. Роды принимал Стас. Он знал, что бывает даже с самыми опытными врачами, когда рожают их жены, особенно первый раз.
   Владимир сидел рядом с женой в предродовой палате, пока были схватки, гладил её живот, уговаривал потерпеть боль, следил за дыханием, но когда до рождения ребенка остались считанные минуты, он вдруг перестал владеть собой, разволновался. Засуетился, забегал, даже руки затряслись от волнения.
  -- Иди-ка ты отсюда, - откуда-то возник Стас и повел женщину в родовую палату. - Я тебе скажу, когда можно будет зайти. Идем, Теня, идем. А ты, Володь, побудь здесь.
  -- Правильно, Стас, - выдохнула Таня. - Я боюсь при нем рожать. И не буду. Я стесняюсь. Мне стыдно.
  -- А при Стасе не стыдно? - слабо возмутился Владимир.
  -- А чего Стаса стыдиться, - ответила жена. - Он такой же мужчина, как и все.
   И в это время начались потуги.
  -- Ой, мамочки, быстрее, быстрее! - завопила Татьяна и остановилась. - Ой! Сейчас рожу! Ой, Володечка! Ой, что делать?
  -- Танюша, подожди, подожди, не рожай! Я сейчас, я сейчас, - бросился за ними Владимир.
  -- Набери дыхание и задержи! - скомандовал Стас.
   Владимир подхватил жену на руки, занес в родовую палату, положил на стол.
  -- Стас! - продолжала вопить Татьяна. - Скажи, пусть Володька уходит. Я не буду при нем рожать! Ни за что не буду!
  -- Володь! Выйди лучше! - попросил Стас.
   Возле Тани уже суетились акушерки. Владимир почувствовал, что сейчас впервые в жизни потеряет сознание. Он медленно отступил к двери. Потуги повторились, и организм женщины без особых усилий через несколько минут вытолкнул ребенка. Малыш сразу возмущенно закричал на широких руках опытной акушерки.
  -- Я уже родила! - удивленно произнесла женщина и повернулась к двери. - Я все-таки родила! Сумела родить. Володечка! Я родила!
  -- Сыночек у вас, - показала акушерка мальчика и передала детской медсестре.
   Та быстро унесла его, стала обрабатывать. К ним и ушел Владимир, он с удивлением смотрел на беспомощно пищащий комочек, с которым было столько волнений. Опытные руки быстро перевязали пупок, надели бирочки на крошечные ручки и ножки, взвесили мальчика:
  -- Три триста, - объявила медсестра и сняла малыша с весов.
   Владимир протянул руку к малышу, хотелось его потрогать. Сколько он видел грудных детей, но это было что-то особое, его... Ребенок двигал ручками и ножками, беспорядочно шевелил ими. Мужчина осторожно погладил крошечную ручку. И вдруг малюсенький кулачок сжался вокруг пальца Владимира. Все застыло внутри мужчины. То, что было до этого момента, второстепенно. Главное наступило сейчас.
  -- Нашел папку, - растроганно промолвил мужчина. - Держится за него.
  -- Вы уж, Владимир Петрович, подождите, дайте мне запеленать малыша, - попросила медсестра. - Он же голенький лежит. Замерзнет.
   Мужчина смутился и отступил немного в сторону. Медсестра завернула мальчика и дала Владимиру. Он с младенцем на руках поспешил к своей Тане, которая не сводила с них глаз.
  -- Володечка, дай мне подержать его, - попросила Таня.
   Ей положили на грудь ребенка. Женщина заплакала, прижала теплый комочек к себе.
  -- Это я от радости, - пояснила она. - Мальчик мой, как я ждала тебя. Сыночек мой.
  -- Как назовете малыша, ребята? - спросил довольный Стас.
   Это была и его заслуга, что Таня выносила ребенка. Владимир знал, что Таня хотела назвать мальчика Павлом. Мужчина согласился, хотя немного был против в душе. И теперь он молчал. Молчала и Таня.
  -- Не решили еще? - спросил Поздняков.
  -- У нашего малыша давно есть имя, - ответил Володя. - Скажи, Таня.
  -- Его будут звать все Стасиком, - ответила Татьяна. - Ты, Стас, помог появиться на свет ему. Станислав Владимирович у нас родился.
  -- И ты когда-то спас мою жену, - Владимир был рад, что Таня не стала давать имя покойного мужа ребенку.
   Стас широко и довольно улыбался.
   Остаток дня и вечер сидел Владимир, не отходя от жены и ребёнка. Его ничто больше не интересовало. Стас отправился домой отсыпаться после нескольких суток. Умирающей женщиной занимался Кончинский. Тане сказали, что утром уже можно будет вставать, она решительно погнала мужа домой.
  -- Иди, отдохни. Помойся, как следует. И уведи Серёжу. Тот вообще, внизу прописался. На стульчике спит!
  -- Нет, Владька его на диванчике в одном месте пристроил. Только он не спит. С Гелькой без конца болтает по телефону.
  -- Забирай Серёжу, и уходите. А я к Геле сама схожу. Мне скоро можно вставать. Уходите.
   И муж послушался. Плохо соображающий Сергей, который не спал почти трое суток, тоже поехал домой. По пути они купили коньяка, дома отметили появление сыновей. Счастливыми, заплетающимися голосами позвонили жёнам, получили по выговору и приказ спать. Проснулись только через сутки.

Сон.

   Таня лежала и думала, какая она счастливая, она сумела родить, сама родить хорошего здорового мальчика. Ведь женщина так боялась, что никогда не услышит слова "мама". А она родила. Не богатыря, как Геля, всего три триста. Но Володя доволен, сказал, что это самый хороший вес, что их малыш самый красивый и умный. Он только родился, а уже отца за палец схватил.
   Вошедшая медсестра помогала Тане готовиться к кормлению, когда вбежала молоденькая сестричка и попросила помочь другой женщине. Таня давно знала, что какая-то мама в тяжёлом состоянии. Даже умирает. А ребёночка она родила хорошего, здорового. Мужа у неё нет. Неизвестно, кто отец ребёнка. И если она умрёт, куда девать малыша? Кто его заберет?
   Вспомнилась горбатенькая соседка Володи, тоже одна, для себя рожать решила.
   Весь день Таня вспоминала Наташу и не могла понять, почему она всплывает в памяти. Невероятное чутьё, спасшее в своё время жизни близких людей, не подвело женщину. Умирающая женщина оказалась Наташей. И вдруг с отчётливой ясностью, пришедшей неизвестно из какого подсознания, Татьяна поняла, что всё же Наташа родила от Владимира. И ехала она сюда с одной целью: разыскать отца своего ребенка, чтобы мальчик не остался сиротой. Только у Тани не было уже захлестнувшей, как в тот раз, обиды. Вероятно, мысль о причастности мужа к рождению этого ребёнка всегда жила глубоко в подсознании, и женщина с ней свыклась. А теперь эта мысль вырвалась. Татьяна решительно подошла к медсестре.
  -- Лиза! Мне надо туда! К ней! - она показала на дверь палаты, где лежала Наташа.
  -- Зачем ещё? - недовольным тоном спросила Лиза.
  -- Я её знаю, - аргументировала Таня. - И знаю... отца ребёнка.
  -- Настоящего? - заинтересованно спросила Лиза.
   Все знали, что Наташа не выживет, а отдавать хорошего здорового малыша в дом малютки жалко. Но решится ли его кто усыновить, зная, что мать была горбатой.
  -- Настоящего, - всё тем же решительным тоном ответила Таня. - Я знаю, кто отец ребенка.
  -- Кто же он?
  -- Мой муж, - решительно выпалила женщина.
   Лиза растерянно молчала. Владимир Петрович Протасов - известный уважаемый врач, он был здесь долгое время и ни разу не поинтересовался, вернее, он смотрел историю болезни, анализы несчастной женщины, а к самой Наташе даже и не зашёл, и на ребенка не взглянул. Правда, у него в это время то родственница, то жена рожали по очереди. С родственницей намучились. Лиза почувствовала, что путается в мыслях. И всё же она решилась и пропустила эту красивую женщину к умирающей Наташе. И пошла сама с ней. На всякий случай.
  -- Ты? - открыла измученные светлые глаза Наташа.
  -- Я, - кивнула головой Таня.
  -- Это ты. Я знала, что увижу тебя. Зачем пришла? Хочешь посмотреть, как мне плохо?
  -- Я тоже родила мальчика, - примиряющим тоном ответила Татьяна.
  -- А я умираю, - прошелестел голос больной женщины.
  -- Мы заберём твоего малыша, - неожиданно для самой себя произнесла Таня.
  -- Я ничего не смогу изменить. Меня уже нет. Но всё равно - спасибо тебе.
  -- Я скажу, чтобы пришёл...
   Наташа не дала договорить.
  -- Зачем?
  -- Ты с ним не хочешь поговорить?
  -- Владимир не верит, что это его ребёнок.
   И Таня решилась, спросила о том, что не давало ей покоя несколько месяцев.
  -- Наташа, мы с тобой родили в один день, я не понимаю, не верю, что Володя... - Татьяна не довела мысль до конца.
   Но Наташа поняла вопрос, мучавший стоящую напротив женщину, и совершила очередной благородный поступок в жизни: она, доживающая последние часы, соврала стоящей рядом женщине, которая отняла у неё надежду на редкие минуты счастья. Недаром мать окрестила Наташу блаженной. Она сказала всего два слова:
  -- Существует искусственное оплодотворение.
   И закрыла глаза. Эта красивая женщина пусть верит, что ничего не было между её мужем и соседкой, хотя, наверно, и так не было. Плохо соображал в тот день Владимир. Он был выбит из колеи, был попросту пьян. А мальчик, несчастный её сынок, ему надо жить, пусть Господь даст ему хорошего отца и любящую мать. Наташа сразу поверила этой красивой женщине, что она станет настоящей матерью.
   Лиза увела Татьяну от умирающей женщины.
   Задумчивая, вернулась Таня в палату. Пора было кормить мальчика.
  -- А где второй ребенок? - спросила она у медсестры. - Почему вы мне его не принесли?
  -- У вас один, мамочка, сынок, - в недоумении ответила медсестра.
  -- Нет, два. Наташин мальчик тоже мой. Я буду и его кормить.
   Для Тани уже все было решено. Медсестра улыбнулась. Но ребёнка второго не принесла.
   Приехавший через сутки Владимир застал ещё в живых Наташу. Таня послала его поговорить с бывшей соседкой. Сама не пошла.
  -- Таня! - сказал Владимир. - Ты вбила себе в голову, что я отец ребенка Наташи. Хорошо, я зайду к ней. Но только лишь потому, что я долго знаю Наташу. Я был другом Наташе последнее время. Я не отец её мальчика.
  -- Володь. Есть искусственное оплодотворение, - отозвалась жена. - Я все знаю.
  -- Чего? - не понял Владимир.
  -- Иди уж быстрее, - рассердилась Таня. - Плоха Наташа.
   Муж вышел от бывшей соседки помрачневший, прячущий от жены глаза.
  -- Володечка, - обняла его Таня, - не надо расстраиваться. Мы возьмем мальчика. Ведь это твой сынишка. Скажем всем, что у нас близнецы родились. Да-да. Я всё знаю. Наташа мне сказала про искусственное оплодотворение. Я вот тут подумала. Она очень хотела иметь от тебя сыночка. И я её вполне понимаю. Ты самый лучший. Но Бог распорядился по-другому. Он забирает Наташу, а мальчика нам оставляет. Володечка! Мы Павликом его назовем...
   Володя удивленно посмотрел на жену. Но ничего не стал говорить. В ушах все звучал шелестящий, прерывающийся голос Наташи:
  -- Я виновата перед тобой, Володя. Любила я тебя. Помнишь, тебя привёз пьяного твой товарищ, я открывала вам дверь. Вот тогда всё и случилось. Только ты меня Таней называл. Прости меня... Я ехала сюда к тебе. У меня обнаружили опухоль. Я знала, что меня ждёт смерть. Но надеялась... ты всё-таки онколог... да и ребёночка надо пристроить куда-то было... В случае чего... Но я надеялась, что ты спасёшь меня. Но кровотечение началось уже в поезде. Меня с вокзала привезла скорая помощь. Остальное ты знаешь... Уходи, я устала.
   Владимир стоял молча. Что он мог сказать. Ничего не всплывало в памяти. А Наташа тихо говорила о чем-то своем:
  -- Это проклятые деньги во всем виноваты. Они погубили моего брата. Из-за этого проклятия умерла моя мать. И я... Я обещала не трогать их, но нарушила слово... Но мой маленький Максимка попросил их... и я прикоснулась к ним... Потом я решила уехать... Я опять взяла их.... Вот и умираю поэтому...
  -- Наташа, - прервал женщину Владимир. - Таня хочет, чтобы твой малыш остался у нас. Наташа, я приведу юриста. Ты должна подтвердить, что я отец мальчика...
  -- Да, да, - отозвалась женщина. - Только поспеши. Мне немного осталось.
  -- Наташа, у тебя есть родные?
  -- Нет, - ответила женщина. - Был брат, но его отняли проклятые деньги... Брата больше нет, нет и меня... Деньги погубили нашу семью...
  -- Наташа, ты как хотела назвать мальчика?
  -- У него есть другая мать. Она даст ему имя...
   Голос женщины прервался. Она истратила последние силы и стала впадать в бессознательное состояние. Владимир вышел. Как хорошо, что здесь рядом была его Танька. Понимающая все. Самая красивая и самая добрая, все понимающая.
   ... А Таня уже теребила его с другим вопросом:
  -- Иди, Володечка, скажи, чтобы мне давали кормить обоих детей. Скажи, чтобы Павлика принесли в нашу палату. А то плачет, небось, мамы нет рядом, - женщина всхлипнула. - Ты же врач, тебя послушают.
  -- Да-да, - растерянно проговорил Владимир.
   Наташа умерла через сутки. Последние часы была без сознания. Но отцовство Протасова Владимира Петровича успела подтвердить. Родных и знакомых в А-ке не было у Наташи. Её хоронили Владимир и Сергей. Стас помогал. Леля успела только к поминкам. Она накануне вернулась из поездки, возила отдохнуть девочек Светы. Вот и все друзья и знакомые. После похорон сели помянуть, как это положено по христианскому обычаю. Не чокаясь, выпили по рюмке водки.
  -- Ну что, Володька! Дожалелся! - сказала Леля, как всегда грубовато. - Что с ребёнком-то Наташиным будешь делать?
   Железная леди, как и остальные, не сомневалась, что Наташа родила от Владимира. Владимир не успел ответить.
  -- Так ребенка-то Наташиного больше нет! - это вмешался Сергей.
  -- Как нет? - не поняла Леля.
  -- А как не бывает детей? - расплывчато произнёс Стас и отвернулся.
  -- Не выжил? - ахнула Леля.
   Мужчины молчали.
  -- Да, да, не подумала, - виновато проговорила женщина, - ведь у матери его, у Наташи, была опухоль. И я тут со своим дурацким вопросом. Почему я сразу всего не поняла?
   Она вопросительно посмотрела на Владимира. Тот кивнул. После, когда остались одни, он спросил друзей:
  -- Зачем вы наврали Леле?
  -- Я не врал, - ответил Сергей. - Я сказал правду.
  -- Ты сам знаешь, что в истории болезни теперь записано, что Таня родила двойню, - продолжил Стас. - А Наташиного ребёнка нет. Ни к чему лишние разговоры.
   Тане кормила своего мальчика, когда в её палату поставили вторую детскую кроватку и принесли другого малыша. Медсестра предложила помощь.
  -- Я сама, - ответила Таня.
   Она положила наевшегося Стасика в кроватку и взяла Павлика на руки, поднесла к груди. С напряженным вниманием вглядывалась женщина в этого малыша, вслушивалась в свои чувства. Но ребёнок был такой беспомощный, маленький и голодный, он буквально вцепился своим беззубым ротиком в грудь женщины. Таня даже ахнула и раз и навсегда полюбила своего второго сына. Любовь к нему пришла с первым глотком материнского молока, который он сделал. Установилась какая-то биологическая связь между малышом и кормящей женщиной, неподвластная человеческому разуму. Павлик наелся, а Таня все сидела и держала его на руках. Слезы катились по щекам. Вошла Лиза.
  -- Что с вами? - спросила она.
  -- Я испугалась, - ответила женщина.
   Лиза удивленно и вопросительно смотрела на неё.
  -- Я испугалась, - повторила Таня, - что у меня могло не быть Павлика. Я чувствую, это мой мальчик. Знаете, вот здесь (женщина показала на сердце) что-то стало горячо. Вот я заплакала.
  -- Поспите-ка вы, мамочка, - посоветовала Лиза. - Близнецы вам еще зададут жару. Родить двойню - не шутка. Давайте сюда вашего...
  -- Павлика, - подсказала женщина.
   Таня нежно поцеловала своего второго сына и передала Лизе.
   Таня уснула. Ей снился сон, который без конца повторялся после гибели Павла. Сон, про который она никому не говорила, а только плакала, проснувшись утром. Сон, который её мучил и без которого она бы не выжила...
   На ярко-зеленом лугу, покрытом цветущими ромашками, играли две девочки. Маленькие девочки. Таня знала, это её неродившиеся дочки, которых она так любила, так ждала. Вот одна малышка сорвала цветок, потащила его в рот.
   "Нельзя!" - хотела крикнуть Таня, но не стала. Она знала, её не услышат и не пустят к девочкам. Таню и цветущий луг разделяла невидимая преграда. Когда женщина первый раз увидела этот сон, она побежала к девочкам, чтобы взять их на руки, прижать к себе. Но натолкнулась на невидимое препятствие: ноги остановились и не шли дальше. Что-то не пускало её на цветущий луг. Она упиралась в какое-то невидимое защитное поле, долго шла вокруг по периметру круга, надеялась найти вход. Но цветущий луг шел с ней, дочки были все также далеки от женщины. Таня плакала, звала. Пробовала звать Павла, но он был далеко за цветущим лугом, даже не повернулся. С тех пор во сне Таня всегда стояла молча и любовалась своими дочками. А малышки играли, смеялись, рвали цветы и не видели свою маму. Таня знала, что наступит время, ей не разрешат больше видеть своих девочек. Она рассматривала их, запоминала каждое движение, каждую улыбку...
   Сон этот перестал сниться с наступлением беременности. И сегодня вдруг повторился. Но заканчивался он по-другому: одна из девочек встала, повернулась к Тане, начала улыбаться.
  -- Она видит меня, - по лицу Тани текли счастливые слезы. - Доченька моя, скажи своей сестричке, пусть повернется ко мне,- молила Таня.
   Неожиданно появился Владимир, он шагнул на луг, защитная преграда его не остановила. Мужчина подхватил девочек на руки и пошел назад, к Тане.
  -- А вот и наша мама, - сказал он, подойдя к Тане. - Мы нашли её.
   Женщина протянула руки своим детям. И вдруг поняла, что Володя принес мальчиков, двух мальчиков. Их мальчиков...
   И проснулась. Плакали малыши. Сон сразу отлетел в сторону. Не до него было. Правильно говорила Лиза: с двумя детьми спать особо некогда.
   Через неделю привез домой Владимир жену и сыновей. Имена остались прежние: Станиславом был Танин сын, и Павлом.... второй сын Тани. Геля выписали только через десять дней. Она и Сергей единодушно назвали своего мальчика Владимиром. Крестным отцом мальчишек был единодушно выбран Стас, а в крестные матери напросилась веселая озорная Элка. У Тани зрела мысль: как бы её сосватать со Стасом.

Вера.

   Жизнь продолжала катиться по своим рельсам. Страшно уставала Таня, хотя оба малыша были спокойными. Ночью родителям поспать давали.
   Рано весной умерла Света. Верной помощницей и подругой ей была последние дни Леля. Даже Элка отошла на второй план. Леля заботилась о детях Чугуновых, девочках пяти и восьми лет. Работу не бросила. Когда ушла очередная няня (добрая и ласковая девушка, нанятая после Рождества, вскоре уволилась, не могла смотреть на мучения Светы), Евдокия Станиславовна опять выдвинулась на первый план. Она наскучалась последний год, когда жила одна, поэтому с радостью занялась внучками, так она называла девочек. Мать Лели все больше и больше превращалась в обычную бабушку. Кроме того, самолюбию Евдокии Станиславовны льстило, что богатый человек доверил своих детей ей. А к младшей, Лизоньке, она просто сильно привязалась. Именно эта ласковая девочка и назвала её первый раз бабушкой. Евдокия Станиславовна растрогалась, всплакнула и смирилась. А если сказать честно, она очень надеялась стать им настоящей бабушкой, видела, что Свете недолго, видела, что дочь порой ночует в комнате Дмитрия Чугунова. Евдокия Станиславовна ни в чем не ошиблась. Умирая, Света просила Лелю, стать женой Чугунова, а девочкам матерью.
  -- Элка, сестренка моя младшая, - говорила Света Леле, - она же вертолет. Не умеет сидеть на одном месте. Это её нужда заставила сидеть возле меня. Пусть теперь ловит своего летчика-вертолетчика. А моим девочкам и Диме нужна надежная женщина. Я выбрала тебя, Леля. И Дима тебя выбрал. Молчи! Я знаю! И Элка все знает. Мы с ней решили, что ты должна остаться в этом доме. Даже не возражай. Смотри, будешь плохо заботиться о моих девочках и Диме, я буду сниться тебе каждую ночь и ругать тебя. Выходи замуж за Диму...Элла, проследи...
  -- Правильно, правильно, - кивала головой Элка. - Я все улажу, за всем прослежу... И сразу полечу ловить летчика-вертолетчика.
   Младшая сестра Светы давно все для себя решила. После смерти Светы Элла уйдет из этого дома. Нет, её никто прогонять не будет. Дмитрий Чугунов ей очень благодарен за все. Он хочет, чтобы Элла осталась здесь. Но надо устраивать свою жизнь Элле. Может, в самом деле, есть где-то её половина, её летчик-вертолетчик.
   Так все и произошло. Леля осталась здесь, а Элла ушла. Чугунов не отпускал её после смерти жены. Но Элла ему решительно заявила спустя сорок дней:
  -- Тебе нравится, что болтают люди: якобы у тебя две любовницы - я и Лелька.
  -- Нравится, - засмеялся тот.
  -- Зато мне не нравится, - Элка даже рассердилась - Я нормального мужика найти не могу. Даже на одну ночь. Все боятся всесильного Чугунова.
  -- Ты сейчас серьезно?
  -- Серьезно, Дим, серьезно. Мне надо устраивать свою жизнь, - ответила Элла. - Я была с вами, когда нужна была моя помощь, нельзя было без меня обойтись. А теперь можно. Я не в обиде, Дим. Но поймите и вы меня: я очень люблю твоих девочек, но я хочу своей личной жизни. Я, наверно, уеду домой, в Подмосковье. У меня там есть квартира.
  -- Дим, - вмешалась умная Леля. - я тоже не хочу, чтобы Элла с нами расставалась. Мы её отпустим из нашего дома и не отпустим из города. Давай ей купим квартиру. Она тогда сама останется в А-ске.
  -- А это мысль, - ответил Чугунов. - Элл, тебя такой расклад устраивает.
  -- Устраивает, - обрадовалась Элка. - Я привыкла к этим местам. Только я буду работать.
  -- Давай к нам на завод, - предложила Леля. - Нам нужен хороший секретарь.
  -- Ты чего? - удивилась Элка. - Хочешь, чтобы ваш бензин по дешевке раскупили. Я ведь обязательно что-нибудь напутаю. Нет, я в школу пойду. Я ведь учитель. Я люблю быть среди людей.
  -- Там ты точно не найдешь своего вертолетчика, - заметила Леля.
  -- Ладно, - смилостивилась Элка. - Присмотрите вы тогда мне какого-нибудь богатенького Буратино. Наступлю на горло собственной мечте про летчика.
   Дмитрий и Леля засмеялись. Неисправима и упряма. Элла ушла из дома Чугуновых в однокомнатную квартиру. А Леля жила в этом доме. Осталась здесь и Евдокия Станиславовна. И заскучала. У Лизы опять была новая няня. Ире нашли гувернантку. Леля, которой мать надоела своими возобновившимися придирками, советовала матери примириться с Таней и понянчиться с её мальчишками. Извиниться за выходку с Наташей. Евдокия Станиславовна и сама чувствовала вину. Не надо было ей лезть в эти дела. Да и грех было жаловаться на бывшую невестку. Деньгами не обидела, вот только быстро замуж вышла снова - это было истинной причиной обиды. Евдокия Станиславовна тянула время, не решаясь навестить Таню.
   Весной, в начале мая, семейства Владимира и Сергея перебрались в загородные дома. Весна стояла теплая, совсем не сибирская. Геля и Таня часами гуляли с колясками на улице, ходили довольные и счастливые в деревенский магазин за хлебом. Здесь была деревенская пекарня, хлеб пекли просто исключительный. Геля утверждала, что это оттого, что пекарню топят дровами. Молоко и молочные продукты им приносила местная жительница. Остальные продукты привозили мужья на машинах. Геля грозилась посадить огород, а Таня мечтала о цветочных клумбах.
   Как-то в тёплое по-летнему воскресенье, когда они двумя дружными семействами сидели в беседке возле дома Тани и Владимира, к ним в калитку постучала женщина с худеньким мальчиком лет пяти. Открыл Владимир, женщина несмело зашла, поздоровалась и робко сказала Тане:
  -- Мне нужна Татьяна...- женщина слегка запнулась, - Егорова.
   Геля, которой женщина показалась знакомой, отметила, какой напряженный взгляд стал у Сергея.
  -- Это я, - несколько растерянно отозвалась Таня.
   Слишком мало времени она носила фамилию Павла.
  -- Я не знаю, с чего начать разговор... - начала женщина. - Вы простите, что я...
   Её прервал сильный кашель мальчика.
  -- Ребёнок болен? - всполошилась Таня.
  -- Болен, - грустно улыбнулась женщина и посмотрела на детей, - только не пугайтесь, это аллергический кашель. Сейчас, Петя.
   Она достала ингалятор, брызнула мальчику в горло какой-то жидкостью, кашель стал слабее. Женщина продолжила. Таня сначала даже не поняла, о чем она говорит.
  -- Вот из-за него и не могу работать. Долго в садик Петя не может ходить, тут же болеть начинает, да и не рекомендуют медики. Слабенький он у меня.
   Мальчик перестал кашлять. Ровно задышал. Сначала покрасневший от кашля, а потом побледневший еще больше, он отошел в сторонку и сел на песочницу, что заранее построил Сергей для мальчишек и даже привез песка. Тане мальчик напомнил маленького старичка. Он не играл, не опустил руки в ярко-желтый песок, не захотел побегать по свежей зеленой травке, мальчик просто устало сидел. Женщине стало жалко мальчика. И почему-то она почувствовала тревогу.
  -- Володя, ты чем-нибудь можешь помочь? - обратилась Таня к мужу. - Ты же врач. Может, какие лекарства существуют...
   Владимир не успел ответить. Вмешался Сергей.
  -- Таня, она не к Володе пришла, она к тебе. Так, Вера?
  -- Вера! - воскликнула Геля. - Вера! Господи! Я не узнала тебя. Ты так сильно похудела! А ты меня узнала? Я Геля. Ангелина. Мы на завод вместе пришли тогда устраиваться. Ну, помнишь?
  -- Ангелина... не помню фамилию... - неуверенно произнесла женщина. - Это за тобой еще пытался ухаживать друг Павла...
  -- Да. Вот он. Это Сережа. Мой муж.
  -- А это вы, Серёжа, - наконец-то узнала мужчину женщина, - тогда мне легче всё будет объяснить Татьяне Андреевне.
   Она прервалась на минуту. Потом, словно набирая в грудь воздуха перед нырянием, тихо и быстро произнесла, показывая на мальчика:
  -- Это Петя - сын Павла.
   Но все услышала и замолчали. Лишь близнецы в коляске и их ровесник дядя на руках Гели продолжали лепетать что-то на своём языке.
  -- Вам нужна помощь? - спросила Таня.
  -- Да... Но я не денег пришла просить, - с отчаянием в голосе проговорила женщина, - нет, не денег. Петя - Павлушин сын. Павел признал его. Он дал ему свою фамилию, отчество. Вот, посмотрите документы.
  -- Я верю, - деревянно ответила Таня.
  -- Это так, Танюша, - вмешался опять Сергей. - Вера правду говорит.
  -- Ты знал? - она взглянула на него вопросительно.
  -- Знал, - подтвердил Сергей.
  -- И я знала, - проронила Геля.
  -- Ну вот, а я не знала, - Татьяна отвернулась в сторону.
   На глазах нависли слезы. Повисло недолгое молчание. Его прервала Вера.
  -- Павел погиб, я в то время жила в деревне, с мамой, я это узнала из газет. Я долго искала вас, Таня. Сама не знала сначала зачем. Поговорить хотела, поплакать вместе, я ведь тоже Павла любила... А теперь... а теперь я хочу оформить пенсию на мальчика, - с отчаянием в голосе проговорила она. - Да, мы очень сейчас нуждаемся. Мама умерла, дом в деревне разваливается, там нет никакой работы. Я вернулась в А-ск, у меня здесь есть комната в коммунальной квартире... Я за копейки мою подъезды, но это единственный способ не отдавать Петю в садик... Павлик имеет право на пенсию...
   Таня продолжала молчать.
  -- Простите меня... Не надо было мне приходить, - совсем тихо произнесла Вера. - Я лучше пойду...Петя!
  -- Я устал, мама, я хочу пить, - ответил мальчик.
   Он не хотел уходить. Глаза его смотрели на малышей. Но женщина всё равно встала.
  -- Нет, не уходите, - медленно и также деревянно сказала Таня.- Я сейчас принесу мальчику воды.
  -- Танюша, я принесу, - это встал Сергей. - Не уходите, Вера. Мне тоже с вами надо поговорить.
   Вскоре Сергей вернулся со стаканом воды.
  -- Сока надо было принести, - заметила Татьяна и резко перешла к другому. - Вера! Вы правильно сделали, что пришли. Ваш сын имеет право на деньги отца. Вы получите их... Только их уже не так много, как было при жизни Паши.... Я отказалась от этих денег...
   Мальчик выпил глоток воды и поставил стакан на песочницу.
  -- Я не за этим... - у женщины потекли слёзы. - Поверьте, я никогда бы не пришла просить у вас денег... Никогда... А на пенсию мальчик имеет право... Ведь его отец умер... Но нужно свидетельство о смерти...для оформления пенсии... Да, это немного... Но мы сейчас и этому будем рады ...Я верну вам свидетельство о смерти... Оформлю и верну...
   Она не договорила, её голос сорвался. Петя, не отрывая глаз, смотрел на яблоко, котороё сосал под чутким присмотром Владимира маленький Паша. Вера молча глотала слезы.
  -- Таня, - тихо заговорил Сергей, - те деньги, что были на твоих счетах, твои. Вера, - он уже обращался к женщине, - У Пети тоже есть на счету деньги. Павел позаботился. Он все-таки был порядочный человек. Я знаю, он не хотел, чтобы ты рожала, но ответственность с себя он не снимал... Завтра мы с тобой поедем в банк... Я искал вас. Но я не знал, Вера, твоей фамилии. А сейчас я выручу вас с деньгами, если у вас ничего нет. Таня, это как раз те бумаги, что ты не могла разобраться.
  -- Почему молчал? Почему не объяснил? - сердито спросила женщина.
  -- Ты забыла, в каком состоянии ты была?
  -- Я лучше пойду, - опять сказала Вера. - Петя!
   Мальчик встал, но подошел вместо матери к Тане.
  -- Тетя, а сока ты мне дашь? - робко попросил он.
   На Таню смотрели знакомые голубые глаза Павла. Такие же были у Лельки и Евдокии Станиславовны. Что-то дрогнуло внутри.
  -- Ты хочешь сока?
  -- Очень хочу, - сказал мальчик.
  -- Петя, - укоризненно прервала его мать. - Все, Петя. Мы уходим.
  -- Нет, - резко сказала Таня, - мы идём все в дом, Петя будет пить сок, а мы там поговорим. Да и пообедаем, - голос её повеселел. - Петя, а кушать ты будешь? - обратилась она к мальчику.
  -- Буду. Только ... Я хочу еще яблоко, - ответил худенький ребёнок, глядя на малышей в коляске.
   Вера окончательно смутилась.
  -- Петя!
  -- Все хорошо, Вера! - Таня прижала к себе чужого мальчика. - Все правильно. Дети едят яблоко, и Пете хочется. Володя, там есть еще целое яблоко?
  -- Есть, - по-доброму улыбнулся Владимир. - Возьми, Петя.
   Он протянул мальчику большое крутобокое яблоко с красными полосками. Петя улыбнулся, его улыбка осветила худенькое личико, это была улыбка Павла, словно он издалека напомнил о себе. Татьяна обняла его и поцеловала:
  -- А сок ты теперь не будешь?
  -- Буду! - поспешно ответил мальчик.
   Вера покраснела. Не знала, что сказать.
  -- А суп ты будешь есть? - развеселилась Таня.
  -- Буду, его надо кушать, - важно ответил мальчуган, - но я больше люблю котлеты. Мама редко их готовит, мясо дорогое сейчас на базаре, а суп можно из косточек сварить. Мы с мамой косточки покупаем.
   Вера медленно опускала голову.
  -- А курочку покушаешь вместо котлет? - спросил очень серьёзно Владимир. - Тетя Таня очень вкусно жарит курочек. У нас целая сковородка. Большая.
  -- Я и курочку люблю, - согласился мальчик. - Куриную ножку особенно.
  -- А я сейчас тебе принесу котлеты, - заторопилась Геля, - я сегодня готовила котлеты. Я мигом.
   Геля передала сына Сергею и поспешила к себе.
  -- Вы что, не беспокойтесь.
   Вера не знала, куда деться. Как объяснить, что они совсем ограничены в средствах, что порой сын просит конфетку, а Вера, плача, говорит, что не может купить, что фруктов мальчик практически не видит....
   Но всё равно Геля принесла котлеты, и худенький Петя с аппетитом съел три штуки, поел немного картошки и выпил большой стакан сока. Мальчик начал зевать, Таня уложила его спать на диване в зале.
   Во время обеда все немного расслабились, успокоились. Геля ушла укладывать спать своего Вовочку. Таня, накормив малышей, оставила их с Володей и вернулась на кухню, где Вера начала мыть посуду, чем смутила хозяйку.
   Долго проговорили женщины. С удивлением Таня прислушивалась к своим чувствам. Никакой ревности, никакой обиды на Павла. Волновало другое больше, почему Павел не женился на Вере, узнав о беременности женщины, и как Володя отнесётся к этому очередному напоминанию из прошлого.
   Женщины пили чай и вели неторопливую беседу. Они понравились друг другу, сразу возникла симпатия.
  -- Если бы я знала, что Павел поступил так с вами, - говорила Таня, - я бы никогда не стала его женой.
  -- Наша история завершилась независимо от вашего появления. И задолго до вас, - ответила Вера. - Павел не знал, что я буду рожать. Он настаивал на аборте, дал денег, нашел врача.
  -- Как? - Таня удивилась еще больше.
  -- Я не стала слушать, уехала к маме и родила, - Вере были неприятны эти воспоминания. - Знаете, Таня, давайте не будем говорить о прошлом. Ни у вас, ни у меня оно не вызывает приятных чувств. Лучше уж о настоящем.
  -- Давайте. А кто вы по профессии? - спросила Таня.
  -- Я медик, фельдшер.
  -- Что? Оживилась Таня. - Проситесь к Володе на работу.
  -- Я бы рада, но Петя...
  -- Но если вы будете хорошо зарабатывать, то можно нанять няню.
  -- Можно, - согласилась Вера. - Но медики получают очень мало.
  -- Тогда, может, на завод вам опять устроиться, там очень приличные зарплаты по сравнению с окружающими, и садики свои есть.
  -- Да, я знаю, я когда-то там работала.
  -- Попросим Серёжу или Чугунова.
  -- А вы больше там не работаете?
  -- Я теперь мама, - улыбнулась Татьяна.
  -- Ах, да, у вас двойня. И детки такие упитанные...
  -- Мордастенькие, - улыбнулась Таня.
   Её мальчишки, в самом деле, были толстенькие, круглолицые (предмет зависти Гели: её Вовочка поправлялся плохо), а Володя смеялся и говорил, что у их детей, как у Гаргантюа и Пантюгрюэля, по семь подбородков.
   Веру и Петю не отпустили в этот день домой, оставили ночевать. Мальчик немного ожил на свежем воздухе, с интересом возил игрушечные машинки, что покупали Сергей и Володя, словно соревнуясь друг с другом. На другой день Сергей забрал Веру и повез в банк. Мальчик остался с женщинами. Он был тихий, совсем не причинял беспокойства, только иногда подходил к Тане и просил конфетку. Таня улыбалась и каждый раз пыталась отдать всю коробку. Но мальчик строго брал одну, последнюю, как он говорил, не выдержав долго, приходил за следующей. Что удивительно, он ни разу не закашлялся, не покраснели от диатеза щечки. Только не стал есть в обед.
   Игрушечные машинки уехали с Петей. А женщины расстались подругами.

Бабушка.

   Евдокия Станиславовна вновь заскучала. Дело в том, что Леля наняла девочкам гувернантку. Сначала бабушка театрально облегченно вздохнула, обновляла несколько дней причёску, маникюр, педикюр, а потом, спустя неделю стала по пустякам ссориться с дочерью, цепляться к ней.
  -- Что, мать, делать нечего тебе? - язвительно поинтересовалась Леля.
  -- Мне всегда есть что делать, - гордо ответила мать.
   Но Леля была права - стало скучно невыносимо, потому что не было дела.
  -- Навести Таню, давно тебе говорю, - посоветовала Леля. - Она ведь двойню родила. Коляску покатаешь. Танька, она добрая, простит тебе выходку с Наташей.
   Мать гордо промолчала. А про себя подумала:
  -- Зато я не прощу. Не сообщили даже, что двойню родила, больно гордые, обидчивые... И Лелька, бессовестная промолчала...
   Но, вспомнив опять про Наташу, про неудачный разговор с бывшей невесткой, почувствовала укол совести. А в ушах весь день звучал совет дочери.
   В выходные стало совсем скучно. И на душе нехорошо. Паша не одобрил бы мать. Он очень любил Татьяну. Да и ничего плохого от Тани Евдокия Станиславовна не видела.
   Леля с девочками и мужем уехала в пансионат, мать не взяла.
  -- Надоела, - объяснила она Чугунову, - лезет во все дыры. Я хочу побыть с семьей, с тобой, с девочками. Даже твоя Элка поняла, что мы семья. Отказалась жить с нами. Хотя Элка лучше, чем мать. С ней весело. Надо её позвать с нами в поездку. Посмеемся хоть, когда она очередного вертолетчика браковать будет.
  -- А ты матери работу придумай, - посоветовал Дмитрий, вспомнив, как помогала теща в последние дни жизни Светы.
  -- И найду, - пробурчала Леля и радостно улыбнулась: - Знаешь, Лизанька меня мамой Лелей сегодня назвала.
   Но Евдокия Станиславовна сама нашла себе работу.
   Она решилась и поехала к Тане. Многое тот день изменил в жизни немолодой уже женщины.
   Таня удивилась, но ничем не выдала своих чувств. Близнецы спали. Евдокия Станиславовна начала с извинений за Наташу, пыталась объяснить, что не хотела сделать ничего плохого.
  -- Не стоит вспоминать, - прервала её бывшая невестка, - Наташи больше нет, Наташа умерла.
  -- Как умерла, как нет! - словно ударом тока пронзило нежданную гостью.
  -- У неё нашли опухоль...
  -- Как же так... А ребёнок... Она ведь была беременна... Ребёночек... Малыш... Что стало с ним?
   Таня замялась. Не хотелось говорить, что он умер, как считали окружающие, она стала суеверной, не могла такого сказать про своего мальчика. Но она нашла нужные слова.
  -- А Наташиного ребёнка тоже больше нет, - а про себя добавила, - потому что это мой ребенок! Мой маленький сыночек. Павлик мой.
   Евдокия Станиславовна перекрестилась. В это время раздался дружный рёв. Таня поспешила в детскую.
  -- Можно с тобой? - неожиданно робко проговорила немолодая женщина. - Покажи мне мальчиков.
  -- Можно.
   В спальне Таня с гордостью показала детей бывшей свекрови.
  -- Это Стасик, а это Паша.
  -- Паша, Стасик, - повторила Евдокия Станиславовна. - На Володю оба похожи.
   И беззвучно заплакала, без всякой театральности. Проплакавшись, тихо произнесла:
  -- Стасик, Паша, Павлик... - и добавила с укором: - Что же вы с Пашкой мне не родили внука?
   Таня смотрела на играющих детей в манеже, потом тихо начала говорить:
  -- Я была уже на четвёртом месяце беременности, когда взорвалась проклятая та машина. Взрыв отнял у меня не только Пашу, он унес моих неродившихся девочек, хотя Паша пытался заслонить нас... Меня он спас... А девочек взрыв не пощадил... Я была ранена в живот... Убили в тот день и Пашу, и наших девочек... Это были две девочки. Близнецы... Я... я так радовалась им... А после не хотела жить... Я долго была в больнице... Врачи сделали все, что могли. Но я не умерла только благодаря Володе... Мне без конца снились мои нерожденные девочки...
   Горло сжали спазмы. Она не смогла продолжить. Молчала пораженная Евдокия Станиславовна. Лишь слёзы текли по её немолодому лицу. Она проронила:
  -- А почему ты не рассказала мне ничего?
  -- А чтобы это изменило? Пашу и девочек не вернуть. Зачем вам лишние слезы? Ведь вы потеряли сына... И плакали бы еще по внучкам...
  -- Но я бы...
   Женщина замялась, она хотела сказать:
  -- Я бы не думала о тебе так плохо!
   Но вместо этого она резко засобиралась домой. Сразу сгорбившаяся, постаревшая. Это было несправедливо отнять не только сына, но и двух внучек... Уже в дверях Евдокия Станиславовна попросила:
  -- Можно я буду иногда навещать... мальчиков?
   Слово "внуки" произнести не решилась.
   Таня же ответила невпопад:
  -- Евдокия Станиславовна, - она запнулась на минуту. - Я считаю, что вы имеете право это знать.
   Она замолчала. Молчала и бывшая свекровь. Таня собралась с силами и выпалила:
  -- У Паши есть внебрачный сын, мальчик... Ему пять лет... Петя, Петруша...Его родила другая женщина...Вера...
   Евдокия Станиславовна беспомощно, непонимающе глядела на бывшую невестку.
  -- Эту женщину зовут Вера. Вера Гончарова...Она родила от Паши. Родила мальчика. Паша признал ребёнка. Он носит его фамилию. Петр Егоров. Петр Павлович Егоров. Ему пять лет...
  -- Где? - хрипло спросила женщина.
  -- Что где? - не поняла Таня.
  -- Где они живут?
   Таня ответила. Уходя, бывшая свекровь рассеянно отметила:
  -- Ты молодец, Таня. Моему сыночку хотела родить двойню, и Вовочке родила. Надо же, какой организм у человека. Два раза и двойни... Это наверно, душеньки твоих ангелов вернулись к тебе... Ты прости меня за все.
   Таня молчала. Евдокия Станиславовна ушла. Мальчики спали. А Таня сидела возле них и ловила одну важную мысль. Очень важную. Неродившиеся дочки помогли сегодня своему названному братику Павлику. И вдруг неожиданно вспомнился сон, виденный последний раз в больнице. Луг весь в ромашках, девочки, играющие на лугу, Володя, несущий Тане дочек, которые оказались её сыновьями.
  -- Я все поняла, я поняла! - радостно повторяла женщина. - Я видела не дочек, я видела души своих дочек, ангелов, как сказала Евдокия Станиславовна. Ведь нерожденные дети становятся ангелами. Они вернулись ко мне, их душеньки вселились в моих мальчиков. Ведь Володя брал девочек на руки, а они оказались мальчиками. Мои девочки вернулись ко мне. Спасибо тебе, Господи, что в наш город приехала Наташа. А вдруг бы она умерла в другом месте? И маялась душа моей девочки с чужой матерью. Надо Володе все рассказать, теперь можно.
   Несколько дней ходила Евдокия Станиславовна вокруг дома Веры. Дома же ни с кем не ссорилась, была покладистой, рассеянной, в задумчивости со всеми соглашалась. Даже ласковой Лизоньке не удавалось растормошить бабушку. Чугунов и тот что-то заметил. Сказал жене, что теща какая-то странная.
  -- Да и я тоже думаю, уж не заболела ли она, - согласилась Леля. - Когда она здорова, ко всем цепляется. Хотя, может, от Таньки получила. Она её навещала.
   За ужином дочь поинтересовалась:
  -- Мать, у тебя всё в порядке?
  -- Все, - очень коротко ответила та.
  -- А почему ты такая тихая? Что с тобой случилось?
  -- Вы знали, что Таня была беременна от Павла, когда его убили? - Евдокия Станиславовна напряженно смотрела на дочь.
   Леля молчала.
  -- Была, была, - это сказал Чугунов. - Только Павел...
   Он замолчал. Чугунов знал все. И про Веру, и про Таню, и про Павла. Дело в том, что не хотел никогда Павел детей. И с Верой не хотел. И с Таней. Только Вера тайком родила. Уехала к матери и родила. Всё это знал Чугунов. А Таня послала бы сразу к чёрту Пашку. Павел не хотел расставаться с Таней. Да и нельзя было. На ней столько нитей сходилось. А беременность выводила её из дела. Но Таня бы не променяла бы детей на деньги. Как впрочем, и Вера. И Сергей был на её стороне. Пашка примолк. А потом привык к мысли, что Таня родит ему девочку, он был уверен, что девочку, такую же красивую, как сама Татьяна, и смирился, и даже полюбил будущего ребенка. Но не стоило говорить этого его матери. И, пожалуй, не стоит упоминать о Вере. Это не его тайна. Пашка почему-то не рассказал ни матери, ни Леле. Хоть и признал ребёнка.
   Тёща напряженно смотрела на Дмитрия. И зять заговорил о другом.
  -- Поэтому Татьяна и не смогла его спасти. Она что-то заметила и пыталась сбить его с ног, чтобы Павел упал, а он, наоборот, закрыл её собой. Я точно не знаю, меня там не было, но говорят, что было так... И все осколки достались ему, один угодил Тане в живот. Она еле выжила... Какая уж тут беременность. Стас еле её вытащил с того света.
  -- Паша защищал своих дочек! - потекли слёзы у старой женщины.
   И вдруг вторая мысль пронзила мозг:
  -- Поэтому Таня не была на похоронах. Она же была ранена!
  -- Поэтому, - подтвердил Чугунов, умалчивая о других неприятностях.
  -- Таньку из одной больницы в другую перевозили... - тихо добавила Леля. - Я думала, она умрет, за Пашкой уйдет. И так было бы... Если бы не Володя...
  -- И ты все знала?
  -- Знала, - виновато опустила голову дочь.
   После этого разговора Евдокия Станиславовна притихла ещё больше. Через два дня пришла к Тане. Понянчилась. Помогла качать кроватку с малышами... Потом робко попросила:
  -- Я не могу одна, Таня, пойдём со мной к Вере. Я знаю, что не имею права просить о помощи, я плохо о тебе думала, обижалась, что ты снова вышла замуж. Я даже считала, что ты виновата в смерти Павла. Я не знала, что он защищал своих детей... Прошу тебя, пойдём со мной к той женщине. Вдруг она не разрешит мне видеться с Петенькой. Как же я тогда жить буду...
   Женщина расплакалась.
  
   Стоял теплый летний день. Дети копались в песке. Лишь худенький мальчик с мамой одиноко сидел на скамейке. Он опять кашлял.
  -- Вера! - окликнула Таня женщину. - Вера. К тебе гости. Вот познакомься...
   А Вера сама уже всё поняла. Она встала навстречу пожилой женщине.
  -- Вас зовут Евдокия Станиславовна. Вы - мать Паши. Я ждала вас. Я знала, что вы когда-нибудь придете.
   Она замолчала. Молчала и Евдокия Станиславовна.
  -- Петя, - сказала Вера. - К тебе пришла ....
   Вера не решалась сказать бабушка. Это сделала сама Евдокия Станиславовна.
  -- Бабушка, Петенька. Я твоя бабушка.
   Она присела и обняла худенького мальчика с голубыми глазами. Ни минуты не сомневалась мать Павла, что это её внук.
   С того дня Евдокия Станиславовна начала помогать Вере. Она гуляла с мальчиком, водила по врачам, переживая, что ребенок кашляет, просто сидела с внуком. Вера оформлялась на новую работу. Её обещал взять к себе Владимир.
   Леля заметила, что мать ожила, часто исчезает. Каждый день, как на работу. Ни с кем не ругается, опять обнимается и целуется с Лизонькой, о чем-то шепчется с Ириной.
  -- Наверно, любовника старая завела, - хмыкнула дочь и успокоилась. - Воздыхателя. Ну и хорошо. Мне спокойнее.
   Через неделю Евдокия Станиславовна потребовала, чтобы ей сняли дачу в деревне.
  -- Ты что, мать, - озадаченно выпучила глаза Леля. - Тебе двенадцати комнат в нашем доме мало? К тому же он за городом.
  -- Приводите уж сюда своего деда, Евдокия Станиславовна - захохотал Чугунов. - Мы ему выделим отдельную комнату.
  -- Какого деда? - не поняла тёща.
  -- Ну этого самого, - смутился зять. - Воздыхателя.
  -- Завела себе мужчину мать, - сказала дочь, - веди сюда, познакомимся. И комнату ему выделим. Пусть живет за городом с нами.
  -- Леля его даже папенькой будет звать, - проронила пришедшая в гости Элка.
   Евдокия Станиславовна покраснела.
  -- Ну вас... - сказала она. - Надо же такое придумать. Папенька! Старая я уже для воздыхателей. Я с Петрушей сижу. Мальчику нужен свежий воздух.
   Чугунов посерьёзнел.
  -- Вы знаете про Петю? - спросил он.
  -- Знаю. Таня сказала.
  -- Вы о чём? - непонимающе смотрела Леля.
  -- Петя - сын Павла, мой внук, а твой племянник. Вот так-то, Леля. У Пашеньки нашего, оказывается, есть сын, - ответила мать.
   Леля недоверчиво смотрела на неё.
  -- Так, все так, Леля, - подтвердил муж. - Был у Пашки внебрачный ребёнок. Его Вера Гончарова родила. Кстати, Вера - вот тебе готовый инженер по технике безопасности.
  -- Справится? - нахмурилась Леля.
  -- Она до родов была на этой должности. Так-то она медик, но у нас работала инженером по безопасности. Въедливая дамочка.
  -- Я хочу видеть их, - решительно произнесла Леля.
   У Пашки, оказывается, был сын. Она посмотрела на мужа.
  -- Интересно, чего я ещё не знаю?
  -- Да вроде бы всё, - ответил муж. - Если чего еще и есть, то я этого не знаю.
   Но кое в чем Дмитрий покривил душой. Того, что знали в своё время Павел, Таня и Сергей, и из за чего их пытались убить, ни к чему вспоминать, это осталось далеко в прошлом. Пусть оно лучше не напоминает о себе. Недаром Татьяна так решительно обрубила концы. Но если бы не Володя, её бы не выпустили. Таня до сих пор не знала, что одна из пациенток Володи - это мать Лодзинского. Старуху лечили в обмен на свободу Тани и Сергея. Только Таня, кажется, что-то подозревает. У неё всегда было звериное чутьё. И Лодзинскому она одна не верила с самого начала. И сейчас считает, что он опять появится. Поэтому она так решительно пыталась избавиться от всех денег. Одно успокаивает: у Лодзинского сейчас новый объект - успешный предприниматель Дмитрий Королев. Только подавиться им Максим. Кто-то охраняет Королева.

Спустя годы...

   Успешно был достроен и заработал диспансер. Но ведущим врачом там стал Станислав Поздняков, которого в своё время привёз сюда Владимир. Женой Стаса стала Вера. Петя стал реже болеть. Каждое лето Евдокия Станиславовна уезжала с ним к морю на большой срок. Аллергия отступила от ребенка. Когда Вере сделал предложение Станислав Поздняков, она пришла к матери Павла посоветоваться. Та ответила, что она не против. Вера заслуживает счастья. Только пусть уж Петенька останется навсегда Егоровым. Леля полюбила появившегося племянника. Сдружилась с Верой. Леля уговорила Веру вернуться на завод. Вскоре Вере была предоставлена квартира побольше, двухкомнатная. Конечно, уже не бесплатно, квартиры уже продавали, а не давали. Но Леля недаром отличалась умом, Вере пришлось доплачивать совсем небольшую сумму. Рядом с ней поселилась и Евдокия Станиславовна. Заставила Лельку обменять её жилье.
   Веселая Элка долго работала в школе, где учились её племянницы. Спустя несколько лет она удачно вышла замуж только не за летчика-вертолетчика, а за состоятельного человека и уехала с ним в П-ск.
   А Владимира пригласили опять в Канаду. Он в первую очередь решил посоветоваться с женой.
  -- Едем, Володечка, конечно едем, - сказала Таня. - Я здесь боюсь жить. Так и кажется, что случится что-то. Слышал, как Лодзинский своего шефа подставил. Сереброва. Лелька мне рассказывала, как его же подельники пришли и взяли в заложники маленького сына Сереброва. Ты представляешь, ребенка. Я не хочу, чтобы с нами и нашими детьми что-нибудь случилось. Поедем Володя.
   И Владимир уехал с женой и подросшими уже сыновьями. Спустя несколько лет его попросили остаться навсегда и предложили гражданство. Там он сделал карьеру. Владимир Протасов стал одним из ведущих специалистов в онкологии, открыл свою клинику. Таня, которая навсегда запомнила взрыв машины, осталась с радостью. Вместе с мужем они решили уговорить переехать сюда и Серёжу с Гелей. Хотели еще позвать и Лелю с семьей, но Чугунов наотрез отказался.
   По гостевой визе выехал к ним Сергей с семьёй. И тоже остались навсегда. Сергей быстро нашёл работу. Он всегда был хорошим специалистом. Ну, а кроме того, деньги у него были. Он в своё время не дал и Татьяне все вложить в строительство. Заставил раскрутиться Чугунова. Здесь у Тани родилась дочка Юлечка, а Геля родила еще одного мальчика, назвала Владиком.
   Леля растила дочерей Чугунова и Светы и неожиданно, когда ей было уже больше тридцати пяти лет, родила мальчика. Эта история вызвала много сначала переживаний, потом смеха и искренней радости.
   Семьи Протасовых, Володи и Тани с детьми, к тому времени уже не было в России. И Таня и Владимир знали всё со слов Стаса, который к ним приезжал неоднократно.
   У Лёли, которую Бог не обидел не только умом, но и здоровьем, начались женские неприятности. Нарушился женский график, который работал долгие годы, как часы. Рожать Леля никогда не собиралась и не хотела.
  -- У нас есть девочки. Я люблю их, - говорила она Чугунову. - Нам с тобой хватит двух детей вполне.
   И муж соглашался. Поэтому при первой же задержке Леля сразу решила идти к врачу. Но не понадобилось. После обеда все пришло в норму. Только как-то странно. На полдня всего. Через месяц график окончательно сломался. Леля узнала у Веры фамилию лучшего врача и отправилась к нему. Немолодой уже профессор установил, что у женщины миома. Леля сначала расстроилась. Но, вспомнив, что мать всю жизнь носилась с подобным диагнозом, а под старость миома куда-то испарилась, немного успокоилась. Знакомые женщины многие тоже страдали подобным заболеванием.
  -- Главное - не запускать болезнь, миома у вас небольшая пока, - напутствовал лечащий врач и просил проверяться каждые полгода.
   Леля так и поступила. Но через три месяца она стала чувствовать себя плохо. Сначала похудела, после поправилась, давал знать о себе желудок, и окончательно сбился график месячных. То долго ничего не было, то мазнуло слегка и прошло, потом ещё раз были непонятные пятна. Леля, вспомнив Свету, заволновалась. Чугунов тоже заметил, что его железная леди стала что-то нервничать. Леле надо было с кем-то поговорить. Танька бы подошла. Но её не было здесь. Чугунов вытащил, можно сказать, клещами из жены признание. И испугавшись, помня первую жену, потащил Лелю к Стасу. Девочки, что-то почувствовали. Старшая Ира решительно заявила:
  -- Я с вами еду.
   А Лизонька ревела, вцепившись в маму Лелю. Ругнувшись, отец скомандовал:
  -- Ладно, давайте все в машину. Стас ждёт. Я ему позвонил.
   Дмитрий сначала зашёл сам к Стасу. Волнуясь, запинаясь, повторяя: "Также всё начиналось и у Светы", - он обрисовал ситуацию.
   Стас обозлился:
  -- Какого чёрта три месяца ждали? Сразу надо было идти при первых нарушениях, - потом взял себя в руки: - Веди Лелю, сам посиди с девочками в коридоре. Я осмотрю её.
   Побледневшая Леля вошла в кабинет.
  -- Стас, - сказала она, - меня щадить не надо. Говори правду, - и вдруг всхлипнула: - Может, к Володьке мне за границу поехать?
  -- Давай сначала я всё-таки посмотрю, - сердито ответил врач. - А потом решим, куда тебя и зачем.
   Осмотр заставил его задуматься.
  -- Ничего не понимаю, - пробормотал он, как показалось Леле, повеселевшим голосом. - Я всё-таки не дурак.
   И подумав, зачем-то осторожно прощупал живот. Потом послушал, пробормотал: "Есть!" - и радостно улыбнулся. А после сказал:
  -- Леля, давай сделаем УЗИ.
   У женщины всё оборвалось. Она автоматически выполняла все приказания врача. Стас перевёл её в другой кабинет, сам включил аппарат и начал исследование. И вдруг оглушительно захохотал. Стоявший под дверями Чугунов вздрогнул и вошёл в кабинет. Следом протиснулась любопытная Лизонька и тихонько вошла Ира.
  -- Что? - выдохнул Чугунов. - Ты чего смеешься? Лель, чего он?
  -- Не знаю, - пробормотала Леля.
  -- А вы совсем ни о чём не догадались? - ответил Стас, глядя на монитор с изображением. - Два великовозрастных идиота. И я третий. Совсем меня запутали. Так я еще не лопухался. Ну-ка, Лелька, посмотри на меня. Да, теряю квалификацию. Не заметил я сразу твоего взгляда. Лель, скажи мне, ты о своем животе постоянно думаешь?
  -- Да, - призналась Леля. - Знаешь, я прямо чувствую, как там что-то растет. Мне порой кажется, даже шевелится. Говорят, опухоли могут шевелиться.
   Взгляд женщины стал тревожным, устремленным внутрь себя.
  -- Сейчас мы взгляд исправим, - подумал Стас. - Лелька будет смотреть, как все.
   Но он не успел ничего сказать, потому что взгляд младшей девочки упал на монитор и задержался на нем.. Там было какое-то изображение.
  -- Ой, дядя Стася, у тебя, как в телевизоре, - сказала девочка.- Я вчера в "Скорой помощи", это кино такое, то же самое видела. Это первые фотографии ребёночка. Можно, я посмотрю. Это чей ребеночек?
   В кабинете повисла небывалая идеальная тишина. Леля медленно перевела взгляд и, не отрываясь, смотрела на монитор. Там было изображение уже вполне сформировавшегося плода месяцев пяти. Дмитрий не отрывал взгляда от Лели. Стас довольно улыбался. Ира на цыпочках подошла к монитору и встала рядом с Лизой. Казалось, все кончили дышать. Продолжила та же Лиза.
  -- Там, в кино, говорили ещё о каком-то черепашьем хвостике. Но я так и не увидела. А где он здесь? Вы можете мне его показать, дядя Стася?
  -- Вот, - серьёзно ответил Стас, что-то показывая на экране, - смотри, Лизонька, врачом будешь. Ты у нас умница. Сразу все поняла. Черепаший хвостик означает, что это будет мальчик.
  -- Мальчик, - повторила девочка.
  -- Мальчик, - подтвердил врач.
  -- А у кого он будет? - спросила Леля.
   Стас обернулся к взрослым:
  -- Дураки оба. Рак, рак! Развели нюни. Пять месяцев беременности у вас...И парень в проекте. Братик у вас будет, сестрички. Лелька, поняла, что у тебя там шевелится!
   Чугунов стал медленно краснеть, прямо наливаться багровой краской, а потом от души захохотал.
  -- Лелька! Мы с тобой сына родим! Девчонки, нам нужен братик?
  -- Нужен, - единогласно поддержали девочки.
   Но Леля продолжала оставаться серьезной и молчать.
  -- Ты не рада? - спросил её муж.
   Женщина отмахнулась от вопроса мужа, оторвалась от монитора, повернулась к Стасу.
  -- А кровь?
  -- Что кровь? - не понял Чугунов.
   Зато понял Стас.
  -- Девочки, выйдите на минутку, - попросил он.
   Девочки послушно вышли.
  -- У тебя кровотечение? - спросил врач.
  -- Нет, - ответила женщина. - Но иногда мажет. Такого не должно быть?
   В Леле заговорил извечный инстинкт материнства. Она уже спасала свое будущее дитя. А взгляд изменился, как и представлял себе Поздняков. Он стал мягким, но по-прежнему тревожным.
  -- На сохранение ляжешь, прямо сейчас, - моментально посерьёзнев, ответил Стас. - Напишу Кончинскому записку или лучше позвоню. У него платное отделение. Но он лучший врач в городе. К нему станешь на учет.
  -- И работу немедля бросаешь, - добавил муж. - Ребенок сейчас главнее. Лелька. У меня будет сын!
   Леля молчала. В дверь просунулась Ира, за ней маячила Лиза.
  -- Пап! Можно?
  -- Заходи, - кивнул отец.
   Вошедшая Ира обняла Лелю:
  -- Мам, ты не переживай. Мы с Лизкой будем тебе помогать. Так, Лиз?
   Девочка впервые за многие годы назвала Лелю матерью. По лицу железной леди текли самые обычные женские слезы. Она порывисто обняла девочек, которых давно считала своими дочерьми.
   Леля родила крупного мальчика, а миому ей удалили спустя шесть месяцев после родов. Профессор все-таки был прав.
   Лиза поступила в медицинский институт.
   Вера, мать Тани, умерла. В квартире остался Игорёк.
  -- Чёрт с ним, пусть живёт, - сказала Татьяна. - За матерью горшки последние годы он выносил.
   И прописала его там. Но владение оставила за собой.
   Дуся приехала к Сергею в А-к, помогала Геле после тяжелых родов, нянчила и Таниных близнецов. Умерла старая няня перед отъездом Сергея в Канаду. А ведь тоже собиралась ехать, очень ей хотелось повидать Таню и внучков.
   Дети выросли. Женились. У них с разницей в месяц родились дочки. Павел хотел назвать малышку Таней, как маму. А назвал Наташей. По просьбе матери. В те дни он узнал, кто его настоящая мать. А Стас назвал Жанной девочку, отец попросил, не сказал почему.
   В Канаде их разыскал сильно постаревший Лодзинский. Испуганно забилось сердце Тани. Прошлое её пугало до сих пор.
  -- Что ещё ему надо, - недоумевала она.
   Лодзинский повёл себя странно. Передал все свои деньги и недвижимость Павлику.
  -- Неужели Наташа родила от него?- задавала себе вопрос Таня.
   Она советовала сыну отказаться от этих денег.
  -- Это нехорошие, нечестные деньги, - говорила она Павлу. - Никогда не поверю, что Лодзинский решил вернуть то, что отобрал когда-то у нас.
   Таня немного успокоилась, когда выяснилось, что, в первую очередь, господин адвокат прилетел по своей нужде. Его настигло то, чего он больше всего боялся. Наследственное заболевание, считал он. Рак. То, от чего умерла его мать, от чего умерла сестра. Лодзинский не был отцом Павла, его отцом был Владимир. Наташа была единственной сестрой Лодзинского.
   Максим Лодзинский был третьим ребенком в состоятельной семье. Отец хорошо зарабатывал, любил выпить и издевался над домашними. Он мог заставлять детей и жену часами стоять перед ним, требуя, чтобы они выполняли воинские команды. Дети боялись плакать, от слез только дольше продолжалась жестокая муштра. Мать отец избивал, если она заступалась за детей. Бил долго, жестоко, но не оставлял синяков. Маленького Максима прятала в эти моменты Наташа, единственная сестра, закрывала уши ребенку, прижимала к себе, торопливо рассказывала сказки. А старший брат Андрей зло говорил, что вырастет и убьет отца. И подросток выполнил свое обещание.
   Этот вечер Максим запомнил на всю жизнь. Отец был пьян и жесток. Дети долго маршировали по дому, стояли на вытяжку. Беременная мать ходила с ними, а отец смеялся и кричал:
  -- Подбери живот, дура!
   Максим устал, измучалась мать.
  -- Все, - сказала мать. - Бей меня. Отпусти детей. Идите отсюда. Уходите немедленно!
   Быстро скрылся Андрей. Отец ударил мать. Та упала и повторила, чтобы он продолжал бить её. Муж понял, что терпению жены пришел предел. В пьяной голове родилась новая дикая мысль. Маленький Максим, чувствуя что-то страшное, закрыл лицо руками, думал, отец оставит его в покое. Куда там! Пьяный подонок заорал, что будет пытать сейчас маленького гаденыша. Так он называл младшего сына. Мать поспешно вставала с пола, но она не успевала помочь малышу. Бледная решительная Наташа встала перед отцом.
  -- Не тронь Максимку, - сказала она тоненьким голосочком и загородила брата худеньким тельцем.
   Пьяный отец, он был крупный здоровенный мужчина, схватил дочь и вышвырнул в окно, а сам медленно наступал на малыша, наслаждаясь его испугом. Он не знал, что сделает, но плескавшийся в глазах ребенка ужас доставлял ему наслаждение. И вдруг отец бесформенно осел на пол. Испуганный Максим не слышал даже выстрела. В дверях стоял подросток Андрей с дымящимся ружьем в руках. Он убил отца.
   Мать увезли в больницу с выкидышем. Милиция забрала Андрея. В большом доме остались Наташа и Максим. У Наташи очень болела спина после падения. Но никому не было дела до неё. Падение из окна даром не прошло. У Наташи впоследствии вырос горб. Мать вернулась из больницы измученная, похудевшая. Андрей попал в колонию. Никто особо не стал разбираться, не было дело правосудию, что подросток спасал свою семью. С этого момента Андрей начал свою долгую жизнь за решеткой. Плакал Максим, боялся, что вернется отец, а Андрея нет. Кто за него заступится? Наташа, успокаивая брата, шептала, что Максим вырастет, станет адвокатом и будет защищать таких, как Андрей, чтобы их не сажали в тюрьму. И Максим стал адвокатом. Он был умен, талантлив. Защищал преступников. Он практически не проигрывал дел. В один из дней пришло известие, что убили Андрея. И Лодзинский потерял интерес к адвокатуре. Он занялся теневым бизнесом, сблизился с известным в преступном мире Серебровым и успешно наживал деньги. Среди криминальных структур Лодзинский был известен под кличкой господин адвокат. Мать молилась на младшего сына. Благодаря ему, в доме появились деньги. А Наташа отдалилась от матери и брата. Помня богатого и жестокого отца, она твердила, что деньги не принесут им счастья, что брат стал таким, как отец, что он не трогает родных, а приносит несчастья другим. Наташа стала странной после падения из окна. В её сознании деньги и жестокость слились воедино. Она отрицала пользу денег. Девушка выбрала свою жизнь - бедную и честную. Младший брат, помня, как сестра заступалась за него, не отказывался от неё, привозил ей деньги, она не брала, выбрасывала в окно после его ухода. Когда узнала, что брат связан с криминальными структурами, наотрез отказалась даже общаться и говорить с ним. Объявила себя сиротой, уехала в другой город. Здесь ее соседом оказался Владимир. Лодзинский пытался разыскать её, но мать сказала:
  -- Оставь её. Блаженная она у нас. Не умирает с голоду и достаточно. Ты сделал все, что мог.
   Но остатки совести были у бывшего адвоката. Лодзинский открыл счет на имя сестры. Наташа не взяла ни копейки. А деньги по-прежнему звала проклятыми. Когда от рака умерла мать, Наташа приехала на похороны и сказала, что это наказание за темные делишки Максима, что брата у неё больше нет, он уже мертв, как мать. Больше сестру Максим не видел. Не знал о её беременности.
   Когда Наташа рожала, Лодзинский скрывался, потом отправился следом за старым хозяином в Москву. Сестрой не интересовался, знал, что деньги у неё лежат на счету. Будет трудно, невмоготу, снимет, считал он. Но в один из приездов в родной город он узнал, что Наташа умерла, что её похоронил её бывший сосед Владимир. Но Протасовы уже уехали за границу. Могилу сестры господину адвокату показал Чугунов. Лодзинский разыскал врача, который оперировал сестру. Стас Поздняков рассказал, что у женщины была обнаружена опухоль, что спасти не удалось ни её, ни ребенка. Слишком поздно женщина обратилась к врачам. Он показал все медицинские документы, историю болезни, которую сам и переписал много лет назад, скрывая тайну рождения Павлика, сына Наташи.
   Прошло еще несколько лет. Лодзинский заболел. Московские врачи поставили ему неутешительный диагноз. Максима прооперировали. Но долгих лет жизни ему не обещали. Он вернулся в родные места, хотел быть похороненным рядом с сестрой. Дома за ним ухаживала нанятая медсестра, уже немолодая женщина. Лизой её звали. Лодзинский хорошо ей платил, денег у него хватало. И еще он любил слушать рассказы Лизы о её работе. Она многие годы работала в роддоме. Вспомнив Наташу, которая рожала в этом городе, он спросил Лизу, не помнит она горбатую девушку, что умерла в местном роддоме во время родов. Та, конечно же, помнила. Лиза рассказала, как умирала Наташа, как её ребенка забрал нашедшийся отец.
  -- Как забрал ребенка? - переспросил Лодзинский. - Он не умер? Ведь у Наташи был рак.
  -- Нет, - ответила Лиза. - Мальчик родился здоровеньким, хорошеньким. Мы думали, что будет расти в доме малютки. Но ему повезло. Наташа не говорила, от кого родила своего мальчика. Но все же нашелся его отец. Вы представляете, он работал врачом в нашем городе. Более того, его жена рожала в тот же день. Она-то и узнала Наташу. Я сама её отводила к ней. И эта женщина просто приказала мужу забрать ребенка. А сама была такая интересная, такая красивая женщина и при этом благородная, добрая.
   И Лодзинский вдруг вспомнил одну удивительно красивую женщину - жену Пашки Егорова. Ох, и хороша же была. Как все Пашке завидовали, когда Танька стала с ним жить. И когда их было решено убрать, Лодзинский вдруг пожалел Таньку. Жалко стало губить такую красоту. Это он на минуту раньше нажал кнопку взрывного устройства. Почему-то думал, что Таня будет идти последней. А она шла первой. Что-то почувствовала. Все так думали, а это Максим ей помахал рукой. Она всегда утверждала, что, где он, там несчастья. Как бросилась на всех, повалила на землю, собой жертвовала. Но Пашка не дал ей этого сделать, заслонил собой. Пашку убило, а красивая Танька осталась жива. Только снова ускользнула от Лодзинского, сначала просто убежала. А потом замуж после смерти Павла вышла за Владимира Протасова, врача. Того самого, что не смог вылечить мать Лодзинского. Нет, Таньке бы, может, и не удалось бы уйти от рук господина адвоката, не отпустил бы он её, поднажал бы он на её Володечку, все бы она сделала, влюбилась как кошка в своего врача, сама бы к Максиму прибежала, лишь бы с её Володечкой ничего не случилось. Но одна сибирская ведьма, зеленоглазая колдунья, Алина Королева, известная своим умением видеть будущее, предсказала, что господин адвокат умрет, как только окажется рядом с любимой женщиной. Лишь одну женщину любил Лодзинский - Татьяну. Он никому не признавался, скрывал свои чувства. Но деньги-то ради неё наживал. Откуда это зеленоглазая ведьма узнала? Лодзинский спросил на всякий случай ведьму, а от чего он умрет. Ведьма усмехнулась, уставила в него свои зеленые глазищи и произнесла:
  -- Умрешь от того, от чего все умирают в вашей семье. От того, чего ты боишься. Судьбу не обманешь.
  -- И чего же я боюсь? - насмешливо спросил Лодзинский.
  -- Рака, - ответила ведьма. - Наследственного рака.
   И Лодзинский струсил. Недавно умерла его мать по этой причине. В их семье это и было наследственное заболевание. Лечил мать Владимир Протасов....
   И вдруг в голове господина адвоката что-то щелкнуло, и сложилась полная картина. Владимир Протасов - врач, жена его, Татьяна, - одна из самых красивых женщин, которых встречал Лодзинский. Оставалось только узнать, сколько детей у Татьяны. Узнал. Таня родила двойню, но не близняшек. Она была в том же роддоме, в те же дни, что и его сестра. Чутье не обмануло Лодзинского. Его племянника забрали Протасовы. Танька забрала! Господин адвокат усмехнулся. Ведьма правильно предсказала его судьбу - придется ему умереть возле Таньки. Лодзинский собрался в Канаду. Там жил единственный ему родной человек. Сын несчастной Наташи, блаженной его сестры. К тому же Владимир был одним из лучших онкологов мира, его клиника тоже была известна. Стас не советовал господину адвокату лететь за границу. Говорил, что уже поздно. Лодзинский обновил памятники и ограды на могилах родных людей, приготовил место для себя и решительно улетел в Канаду. Павел точно был сыном Наташи, такой же блаженный, он пытался отказаться от всех денег. Но господин адвокат написал завещание на него. Умер Лодзинский через месяц. Его последнюю просьбу выполнила Таня и её сыновья. Тело адвоката увезли в Россию и похоронили возле сестры. Низко склонился в поклоне перед могилой Наташи Павел. Потом обнял Татьяну и сказал:
  -- Но все же ты моя мать. Единственная и настоящая. Я люблю тебя, мама.
   Женщина вытерла слезы. Через девять дней впервые за все долгие годы Татьяне снилась горбатая девушка, она благодарила женщину:
  -- Ты за сына мне говоришь спасибо? - спросила её Таня.
  -- Нет. Ты вернула нам нашего маленького Максимку, моего братика.
  -- А что же ты про Павлика не спросишь? - укоризненно ответила Таня. - Он же твой сын.
  -- Я и так знаю, у него все в порядке. Ты хорошая мать. Только пусть Павлуша не берет деньги Максима. Это проклятые деньги.
  -- И что же с ними делать?
  -- В мире много больных людей, - расплывчато ответила Наташа.
   Деньги, что были получены от Лодзинского, было решено пустить на расширение клиники Владимира Протасова. Пусть они послужат тяжело больным людям и, может, для кого-то сотворят чудо.
  
   2007
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   116
  
  
  
  
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"