- О, Любимая! Дарованной мне силой власти объявляю, что Гимн Любви будет исполнен в третий день нежного месяца оранжевого периода, на закате Второго Солнца, - то есть через десять циклических суток, начиная от сего момента. Десять прекрасных и волнующих суток, необходимых для подготовки и становления Гимна. Да будет так! Решение жрецов обсуждению не подлежит.

Чака произнес положенную формулу торжественным и нарочито строгим голосом, чувствуя, что еще немного, - и он не выдержит, буря чувств, переполняющая его, вырвется наружу, радость захлестнет его, и он рассмеется от счастья. Но смеяться в таких случаях не полагалось. Обряды, даже такие приятные, должны были соблюдаться неукоснительно, в особой обстановке и возвышенном состоянии духа, что предполагало не столько смешливость, сколько тщательность и внешнюю форму, призванную подчеркнуть важность замысла.

Герра сверкнула глазами. Её округлое голубое тело покрылось довольными пупырышками, от неё буквально излучалось тепло и хорошее настроение.

- Любимый, - ответила Герра, поддерживая ритуал. - Ты как посланец Любви в нашем мире волен указать сроки исполнения Гимна, исчисленные жрецами. Мы принимаем волю твою, ибо так угодно звездам. Так угодно Солнцу! Так угодно нам! - она обнажила ряд белых и ровных зубов, заливаясь беззвучным смехом, что, в общем-то, делать по ритуалу не полагалось. "Прости!" - передала она мысленно Жрецу, и Чака так же мысленно попробовал "испепелить ее взглядом" - для приличия, что вызвало лишь приступ неудержимого веселья у всех, находящихся в Храме. Мысленного, конечно.

В целом обряд не нарушался, но Чака на всякий случай призвал всех к порядку, послав телепатический импульс. Возбуждение, вызванное неположенным легкомыслием Герры, слегка улеглось, но члены делегации ещё долго и не совсем прилично переглядывались, посылая друг другу крошечные электрические разряды.

"Зануда", - поймал про себя Чака сказанное где-то кем-то в глубине подсознания, сразу сообразив, кто мог про него такое подумать, но внешне никак не отреагировал, чтобы эмоционально не нарушать церемонию.

- Мои Любимые, мои Дорогие, мои Светлые, - продолжал он, обращаясь теперь непосредственно к делегации общественности. - Все мы так ждали этот праздник - День Исполнения Гимна, который столь возвышает и столь окрыляет нас. Мы считали солнца и луны, мы видели, как звезды замедляли и ускоряли свой бег, мы слышали пение неба, и наши сердца бились в унисон, ожидая, когда Великая Любовь явит нам свой божественный лик. Так возрадуемся! Возлюбим всех и каждого! Увлечёмся травиночкой! Прочувствуем букашечку! Откроем свои домики - сердца для счастья быть наполненным непреходящим. Аве, Любовь! - Верховный Жрец повернулся к алтарю, где тут же материализовалась чаша совершенной красоты, освещённая подсветкой и переливающаяся всеми цветами радуги. Мягкое пение пронизало пространство Храма, один из жрецов, повинуясь мысленному распоряжению Чаки, отдал команду снять заднюю стену помещения, и за нею открылись берега озера, подернутые туманной дымкой.

- Мои Милые, я вас люблю, - продолжал Чака. - Я люблю тебя, о, Герра, руководительница, Первая Среди Пришедших; о, да! Я люблю тебя, о, благородный Аис, Направляющий на Путь Совершенства, - Аис в ответ ласково покачал огромным хвостом. - Я люблю тебя, славная Ани-Ранаманитра, Созидающая и Творящая, - последняя благодарно кивнула хорошенькой головкой. - И тебя, Теза, Которая Встречает Гостей, - Теза улыбнулась. - И тебя, о, Нора Нобулеско, Возрождающая Любовь, - Нора, как и Чака, была человеком с Земли, и послала ему импульс нежности, возвышенности и восторга.

- Я люблю всех, - сказал Чака, чувствуя всё возрастающий прилив сил. - Люблю тебя, малыш! - он повысил голос - чисто формально, и повторил слова уже мысленно, обращаясь к маленькому миррёночку, - видимо, иммигранту с планеты Мирра, который расплакался где-то на том конце озера, и все присутствующие ненароком ощутили боль от душевных страданий малыша. "Не плачь, не плачь!" - тут же понеслось отовсюду на другой берег озера, и волна утешения достигла адресата. Все почувствовали, как ребёнок расцвёл и улыбнулся.

- Эту чашу с напитком Любви мы испьём до дна. - Чака опять перешел на звуковую речь, как того требовал ритуал. Он обвел присутствующих торжествующим взором, взял радужную чашу с алтаря и высоко поднял ее над головой. Пространство Храма, превратившегося без одной стены в сцену античного амфитеатра, наполнилось гомоном приглушённых голосов, вдохновенно читающих, чуть ли не поющих слова молитвы. Молились чувственно, каждый на своем языке, сначала полушёпотом, а потом всё громче и громче, затем перешли на язык эмоций и импульсов, и Храм осветился особым сиянием, пронизанный атмосферой космической доброты, возвышенности, близости, неповторимого счастья.

- Мы твои, Мать Любовь! - пел Чака.

- Мы твои, Великая Мать! Обними нас, приголубь нас, укрой своим тончайшим покрывалом! - пели все.

Один за другим присутствовавшие подплывали танцующей походкой к Чаке, и он бережно подносил к их рту чашу, предлагая сделать глоток. Из чаши исходил сладкий, дурманящий аромат. Сам Чака почувствовал, что возбуждается, и подсознанием уловил, как то же чувство охватывает Герру, и её начинает бить едва заметная дрожь. Она мигнула своими роскошными ресницами, её голубое тело побелело, и Чака лишь усилием воли заставил себя сконцентрироваться на ритуале.

Жидкость любовного напитка обжигала язык. Чака поднес чашу Ани-Ранаманитре, терпеливо ожидая, пока та сделает глоток через соломинку, поскольку устройство её головы не позволяло отпить непосредственно из чаши. За Ани-Ранаманитрой последовал Инге, молодой и талантливый жрец Храма Любви, верный помощник Чаки, особо выделяемый Матерью Любовью за необыкновенную ауру и способность тонко прочувствовать любую душевную боль, из какого бы уголка Планеты она ни исходила. Инге, конечно, уловил возбуждение Чаки и Герры, но как существо в высшей степени галантное, не стал влезать в чувства двоих, сосредоточив всё внимание на церемонии.

Ритуал постепенно подходил к концу. Музыка, доносящаяся откуда-то из глубин Храма, а может быть, и с озера, становилась всё тише и тише, превратившись в едва уловимый волнующий фон. Небо над Храмом вспыхнуло розовым цветом - тут жрецы постарались, - и вновь приняло естественную окраску, освещаемое мягким и ласковым Первым Солнцем.

Присутствовавшие, опьянённые любовным напитком, с интересом поглядывали на представителей противоположного пола, не взирая на различие рас. Чака взглядом отпустил Инге и других жрецов, мысленно распорядившись официально оповестить о сроке исполнения Гимна Любви всю Планету. Николай Эрвен, старший смотритель Храма, умело оперируя компьютером, тихо и ненавязчиво опустил три остальные стены здания, а также колонны, своды, купол. Через минуту от Храма не осталось ничего, кроме гладкой площадки, расположенной на островке посреди озера. Бесшумно скрылись под землей алтарь с любовной чашей и кое-какие детали храмового интерьера. Один за другим члены делегации, явившейся в Храм Любви для выяснения сроков исполнения Гимна, незаметно исчезали. Многие разбились по парочкам.

С озера повеяло лёгким, приятно освежающим ветерком. Пахло травами и цветами, чистой озёрной водой, в воздухе всё ещё держались остатки сладостного аромата любовного напитка. У берегов озера, вдали, плавали разноцветные парусные лодки, небольшие шхуны с группками отдыхающих и предающихся любовным утехам.

"Я благодарю вас, мои Светлые, мои Любимые", - мысленно обратился Чака к жителям Планеты, собрав волю и сконцентрировав всю свою энергию на обращении. Тысячи, десятки тысяч передающих устройств системы сотовой связи подхватили вибрации, исходящие от него, усилили его эмоциональный настрой многократно, доводя слова благодарности до всех и каждого. "Я люблю вас, как наказывала мне Мать Любовь. Вы мои - и ваш я, вы здесь - и с вами я, вы во всём - и мне остаётся следовать единому целому, охраняющему и возвышающему наш мир. Я люблю вас, братья! Я люблю вас, сестрички! И с вами мы сегодня в едином порыве благодарности воздаём хвалу тому Совершенству, что ведёт нас в прекрасное неизведанное!"

В ответ в мозг ворвалась волна приветствий - тёплая, ласковая, волнующая. Кто-то с озера - с одной из лодок - радостно помахал рукой. На небе внезапно вдруг зажглась незнакомая звезда ("Чего только у нас не придумают", - про себя улыбнулся Чака).

Верховный Жрец чувствовал себя счастливым и свободным. Он обернулся на своей площадке - на той, где недавно возвышался над озером дивный Храм, - и увидел Герру. Она стояла невдалеке, на фоне озера, загадочно сверкая золотыми глазами. Больше никого на островке не оставалось. Прозрачное одеяние соскользнуло с округлых плеч Герры, и она сделала шаг навстречу Чаке. Чаку пронзил лёгкий электрический разряд. Возбуждение ещё не покинуло его, и любовный хмель затаился в каждой частичке тела. Чака отключился от общего поля мысли, пронизывающего Планету, и сосредоточился только на Герре. "Ты мой", - подумала Герра. "Ай-ай-ай, - иронично сказал ей про себя Чака, - ты ведь чуть не нарушила торжественность обряда. Это, моя милая, просто неприлично".

"И всё-таки ты зануда", - повторила ему мысленно Герра, ласково улыбаясь и растворяясь в едином порыве любви...

* * *

Этот мир принял Чаку десять лет назад, если считать по земному летоисчислению. По местному календарю прошло примерно одиннадцать или двенадцать лет - здешняя Планета не имела чёткого, однозначно выраженного цикла обращения вокруг своего светила по той причине, что светил было два, и в зависимости от их взаимодействия между собой Планета то ускоряла, то замедляла свой ход. Впрочем, это не имело особого значения, поскольку на Планете никогда ничего не повторялось.

Чака не очень любил вспоминать об обстоятельствах, которые привели его сюда. Его прошлая жизнь в родной и жаркой Африке представлялась ему чем-то светлым и туманным. Потом шла катастрофа, кошмар ядерных грибов над Кейптауном, груды развалин и месиво из человеческих тел на долгие, долгие километры побережья. Чака по какому-то счастливому стечению обстоятельств находился в момент удара в лаборатории под землей. Потом следовали месяцы ожиданий, пока пройдет пик радиации, поисков хоть кого-нибудь, кто остался на Земле в живых после термоядерной войны, потом пробирались в пустыню на уцелевших вездеходах и в защитной одежде, налаживали работу полуразрушенного космодрома, эвакуировали немногих уцелевших счастливчиков. Летели неведомо куда. Год отчаяния в космосе, сумасшествия пассажиров звездного корабля, постоянное недоедание, тошнота от синтетической пищи - продукта переработки отходов жизнедеятельности спасшихся, наконец, физические перегрузки, вызванные бесконечными поломками бортового оборудования. Как и почему их корабль вышел на орбиту Планеты Любовь, Чака в то время предпочитал не думать. Уже позднее он, истощенный, подавленный, обессиленный, узнал, что Планета приняла многих эвакуированных с Земли и, в общем-то, он не должен был чувствовать одиночества. Но чувствовал. Первое время, переполненный болью, он просто тупо гулял по зеленым долинам и лужайкам Планеты, стараясь ни с кем не общаться, часами сидел на песчаных пляжах, смотря на прибой и считая закаты и восходы - то одного солнца, то другого, дивясь совершенно невыразимой игрой красок. К местной силе тяжести он довольно быстро привык - размеры и масса Планеты ненамного отличались от параметров Земли.

Обитатели Планеты его деликатно не трогали. По крайней мере, Чаке так в то время казалось. Понадобились недели, а может быть, и месяцы, чтобы Чака научился думать без содрогания о том, что осталось у него позади, в каком-то странном и нереальном прошлом. Он тогда не понимал, почему с каждым днем пребывания на Планете ему становится спокойней на душе, почему ему со временем начали нравиться местные ветры, ласково треплющие волосы на голове, почему для него так много стали значить розовые, пурпурные и оранжевые краски вечно меняющегося неба, почему он стал улыбаться, кормя орешками с руки забавных местных зверюшек, преданно заглядывающих ему в лицо. И почему в один прекрасный день он не рявкнул на Электру - иммигрантку с Земли, гречанку, незаметно подкравшуюся к нему в высокой траве, чтобы со смехом закрыть глаза руками, и не приказал ей катиться на все четыре стороны. Да, он тогда многого не понимал и, может быть, поэтому новое, незнакомое пришедшее ощущение счастья так сильно поразило его, показав, как много в нем еще оставалось человеческого.

Во время своих бесчисленных странствий по Планете однажды он набрел на удивительно уютное место, окаймлённое бахромой цветущих пальм. Отсюда открывался вид на ущелье с белыми и красными скалами, и слышен был шум водопада. Чака спугнул парочку разнополых гуманоидов - удивительно, как они почувствовали его приближение! - и они, хихикнув, нырнули в заросли, послав ему воздушный поцелуй. За водопадом открылся вход в пещеру. В пещере царил полумрак, и гул падающей воды по-своему отражался от стен, наполняя внутреннее пространство чем-то таинственным и загадочным.

"Привет", - услышал Чака внутри себя голос.

- Кто здесь? - он взволнованно завертел головой по сторонам.

"Это я, - ответил голос. - Тебе вовсе не надо так меня пугаться. У нас, на Планете, никто никого не боится. Если бы я захотел тебя съесть, то, поверь, обязательно сначала посоветовался с тобой".

- Очень приятно, - пробормотал Чака. - Я, наверное, не дам своего согласия.

"Это шутка. Тебе тройка по чувству юмора, - продолжал голос. - И вообще можешь говорить мысленно. Я пойму".

Только тут Чака сообразил, что язык, на котором обращается к нему незнакомец, для него совершенно новый и непривычный, что не мешает его отлично понимать. Причём отвечал Чака на своём же родном языке, и для незнакомца это также не составляло проблем.

"Да-да, - сказал некто из полумрака. - Учись тому, что здесь ты будешь понимать всё".

Далее незнакомец немного просветил Чаку насчет поля мысли, окутывающего Планету. Оказывается, любая эмоция негативного характера, любая боль и болезненное состояние, любое "отклонение от нормы" тут же прочувствуются всеми обитателями Планеты и особенно остро - теми, кто непосредственно окружает источник отрицательных волн, находится вблизи него. Например, если человек (гуманоид) голоден, то об этом будут знать многие, во всяком случае, большинство. И, надо сказать, указанному большинству это будет доставлять беспокойство, душевный дискомфорт - до тех пор, пока несчастное существо не насытится. Разумеется, в подобных случаях не бывает автоматизма. Если кто-то, допустим, вернулся из прекрасной прогулки в горах, довольный и проголодавшийся, единое поле мысли не будет "отвлекаться по пустякам"; его функции - оповещать окружающих о настоящих страданиях.

"И ты, дорогой, доставил нам за последнее время массу беспокойства. Сколько народу переживало за тебя, не спало по ночам из-за твоих душевных стенаний!" - объяснял голос.

Чака слушал, ошеломлённый. У него подкашивались ноги, и он присел на большой камень у выхода из пещеры, откуда были видны светлые брызги воды и буйство разноцветных скал на фоне бирюзового неба.

"Так, значит, вы всё знали..." - беспомощно пробормотал он.

"Знали - это не то слово, - заверил голос. - Иногда просто невыносимо было воспринимать твои муки. А картины разрушенного Кейптауна, которые постоянно возникали в твоей голове, били по сознанию и вызывали слёзы, особенно у детей и представительниц прекрасного пола. Ты сам виноват! - голос стал строгим, заметив, что в Чаке просыпается чувство досады или, лучше сказать, раздражения. - Что поделать, брат... Мы так устроены. Никто специально не подсматривает за тобой и не "копается" в твоих воспоминаниях... Мы просто не можем жить хорошо, когда другим плохо. И, кстати, поменьше волнуйся - к нашему разговору, гм-гм, прислушиваются".

"Ты не думай, - продолжал голос, - что мы пассивные наблюдатели. Мы - самые что ни на есть активные участники событий. Никто из нас не будет бесконечно терпеть твоё подавленное эмоциональное состояние. Мы делимся с тобой - своим теплом, положительными эмоциями, всем хорошим, что у нас есть, - а у нас есть кое-что хорошее! - но постепенно, чтобы не разрушать твою психику", - после этих слов на Чаку словно накатилась волна умиротворения, спокойствия, какого-то уюта, что ли, и чувства защищённости. Возможно, это была демонстрация могущества обитателей Планеты.

"Нам приходится делать это всем вместе, - констатировал тот, кто вёл разговор. - Так легче получается. И, кстати, ты не подумай, что имеешь дело с внушением. Никто ничего не навязывает на Планете Любовь. Просто мы любим тебя. И тебе передаётся частичка нашего сердца".

Чака сидел, прислонясь спиной к стене пещеры, и глядел в светлое пятно водопада. На душе было спокойно, хотелось улыбаться, и Чака не улыбался лишь потому, что где-то в глубине души чувствовал неловкость, поставив себя и других в неудобное положение.

"Незнакомец", - позвал Чака.

"Да, дорогой, я слушаю".

"Ты сам кто? Могу ли я тебя увидеть?"

"А ты до сих пор не увидел?"

Чака силой мысли осознал, что говорит с огромной змеёй или, по крайней мере, тем, кто на Земле мог быть идентифицирован как анаконда. Змей выполз из глубины пещеры, подполз к Чаке и положил ему на колени свою голову.

"Ну, а на вопрос: кто я такой? - считай, что я твой, гм-гм, куратор, - ответил змей. - Если хочешь ко мне как-нибудь обращаться, зови меня Мастер Боа".

"Мастер Боа, - повторил Чака, поглаживая голову змея. - Так это ты отвечаешь за моё, м-м, перевоспитание?"

"За твою адаптацию к условиям Планеты. Мы любим тебя, потому что нам дано счастье любить. Но нам важно, чтобы ты был чист сердцем и душой, и ничто над тобой не довлело. У тебя особый путь - так сказала нам Мать Любовь, и мы лишь пытаемся дать тебе начальный толчок и ожидаем, что дальше ты поведёшь себя и нас благодаря способности чувствовать высшее. Да, насчёт перевоспитания. Перевоспитывает тебя вся Планета - здешняя среда и поле мысли. Я лишь, с твоего позволения, упорядочиваю волны энергии, правильно организую и дозирую их. Впрочем, будем считать, что я сказал это в прошедшем роде - "дозировал". Ведь ты теперь один из нас, и чашу своего прошлого ты выпил до дна".

Они помолчали. За стенами пещеры начинался закат Второго Солнца, и небо из бирюзового сделалось малиновым. Мерцающие краски сумерек залили всё вокруг мягким и таинственным светом.

"И всё-таки в этом есть что-то неправильное, - признался Чака. - Мир, в котором нет тайн, нет личной жизни. Мир, в котором никуда ни от кого не скроешься".

Змей отполз от него к выходу из пещеры, встал на хвосте и сделал движение, как будто хотел охватить всю Планету.

"Посмотри на этот мир, Чака. - На небе в этот момент высыпали звёзды, мириады звёзд. - Ты хочешь скрыться от него? А зачем?.. Чисто технически ты, конечно, можешь уйти в себя, отсоединившись от поля мысли. И, поверь, никто - ни одна живая душа! - не посмеет тебя потревожить. Как никто не вмешивается сейчас в наш разговор. Но жить постоянно "отключённым" - величайшая трагедия для внутреннего мира... Ты, что же, думаешь, телепатия нам нужна, чтобы обмениваться новостями о ценах на рынке и кто с кем провёл ночь? Нет! Она нужна, чтобы вместе восторгаться прекрасным. Как в зале филармонии ты слушаешь игру симфонического оркестра, и дух твой поёт, и ты вырастаешь до масштабов Вселенной, и готов понять и принять каждого, кто пришёл с тобой на концерт, - так и здесь, мы вместе чувствуем то, что не дано познать в одиночку".

"Невыразимо наслаждение единством, - продолжал Мастер Боа. - Ты говоришь, что в нашем мире нет тайн. Но есть ли тайна в музыке? Есть ли тайна в красках заката? Есть ли тайна в первых, неуклюжих шагах маленького ребёнка, которому лишь предстоит обойти в будущем весь мир?.. А ведь единство даёт нам высшее постижение этих таинств. Когда нам хорошо, нам нужно общение. Мы не нуждаемся в словах, чтобы сказать кому-нибудь другому: как это прекрасно! Нас возвышает, нас сближает и делает родными Девятая симфония Бетховена как символ торжества духа. Наблюдая закат, мы хотим взяться за руки. Видя малыша, который в первый раз встал и пошёл, мы счастливо переглядываемся, смеёмся, и нам нужно, чтобы мы в этот момент были не одиноки. В одиночку только умирают, Чака. В настоящей жизни, наполненной смыслом и торжеством, места для ситуации, когда каждый сам по себе, нет!"

"Я ведь тебя предупредил, Чака, - говорил змей, - что у нас, на Планете, замечаются отрицательные эмоции, боль, страдания, душевные муки. Что это значит? Что выделяется тот, кто не берётся за руки в великом хороводе Любви. Тот, кто в силу каких-то причин не может быть со всеми. Мы считаем нормой состояние, когда живому существу хорошо, комфортно, хочется жить, любить и творить. Если угодно, норма - это наилучшее, оптимальное, наиболее гармоничное и целесообразное, потому что быть со всеми - своего рода целесообразно, от этого поле мысли крепче. Чем больше живых тварей на Планете - мы говорим, "единичек Любви", - тем нам проще общаться и понимать друг друга, проще жить и творить. Счастье - это норма. Когда созидает одна команда - это норма. А норма обычно не замечается, бросаются в глаза лишь отклонения от неё. Если механизм работает плохо, это будет замечено; хороший, смазанный, прекрасно подогнанный механизм действует бесшумно и без проблем, поэтому ничьего внимания не привлекает. Так и здесь. Все жители Планеты заметят, в первую очередь, горе, а радость для нас - нормальное состояние и потому воспринимается как естественный фон".

"Конечно, мы можем настроиться на волну каждого отдельного индивидуума, чтобы порадоваться вместе с ним, повосторгаться его успехами, поделиться с ним тем прекрасным, что переполняет наши сердца. Мы будем вместе! Но это - в том случае, когда мы испытаем настоятельную потребность. Если же кому-то станет плохо, мы узнаем об этом сразу же, непроизвольно для нас, это происходит, можно сказать, автоматически. Вот сейчас я чувствую, что тебе, Чака, хорошо. Я ощущаю радость в каждой частичке твоего сознания".

"Да, - сказал Чака, глядя на начинающие гаснуть звёзды. - Мне хорошо. Мне удивительно странно и хорошо. Никогда бы не подумал, что на свете существуют такие необычные планеты!"

"Мне нужно закругляться, Чака. - Мастер Боа легко и уверенно пополз внутрь пещеры. - Ты видишь: восход Первого Солнца! А я служитель культа - культа Любви, и на восходе должен исполнить лучшие в мире обряды. У тебя есть минута, чтобы задать мне вопросы".

"Мастер, а как с другими людьми - выходцами с Земли, с которыми я прилетел на вашу Планету?"

"Наконец-то ты спросил о них! Это говорит о твоём моральном росте! Шучу. Гм-гм. Конечно, им досталось много горя. Не один ты бродил, потерянный, по окрестным лесам и лугам. Кстати, ваших землян к нам, на Планету, довольно немало налетело. Пришлось поработать со всеми. Здесь время понадобилось; мы ведь не могли никому ничего навязывать, каждый должен был пройти путь внутреннего становления и второй раз в жизни научиться любоваться восходами. Если хочешь кому-нибудь помочь, - не решай за него его проблемы, а сделай его способным решить их самостоятельно. Мы дали им любовь. Остальное они прочувствовали сами".

"Мастер!"

"Всё, Чака. Мне пора. Если хочешь, - продолжим мысленно после обряда".

Пещера озарилась изнутри волшебным светом, и чешуя Мастера Боа стала серебряной. Чака не стал мешать. Он вышел из пещеры, которая, как он понял, оказалась на деле небольшим симпатичным храмом, и стал спускаться мимо водопада в ущелье. Первое Солнце вставало прямо у него на глазах. Весь пейзаж постепенно расцветился голубыми и розовыми бликами. Чака остановился передохнуть и стоял, взявшись рукой за ствол дерева; затаив дыхание, он во все глаза смотрел, как зарождается новый, удивительный день.

* * *

Волна с шумом накатилась на берег, и Электра радостно взвизгнула, подставляя своё лицо солёному ветру и брызгам. Невдалеке от неё по колено в воде бродило высокое существо на четырёх ногах и с большими, добрыми руками; в нём было что-то от сказочного кентавра, и гречанка Электра так его и называла: "Мой Кентавр", тем более, что его настоящее имя было очень сложным для произношения.

Кентавр подошёл к Электре, она весело запрыгнула на него, уселась верхом и нежно обняла его, прижалась к его телу.

"Любимый", - прошептала Электра. Кентавр, окрылённый, поскакал по берегу моря, вздымая тучи брызг и комочки мокрого песка. Из его широкой глотки вырвался вопль восторга.

Электра встречалась с Кентавром уже год. Ей очень нравились его сильные мышцы, мягкая бархатистая кожа, по-детски восторженные глаза. На планете, откуда прибыл Кентавр, он считался необыкновенно красивым и мужественным, и Электра ничего не имела против такой характеристики. Но жизнь у Кентавра выдалась нелёгкая - войны сменялись эпидемиями, он пережил смерть всего своего рода, и только забота, нежность и внимание Электры, уже на Планете Любовь, вернули ему забытое ощущение счастья и здоровой молодости.

Электра чувствовала желание. Она прижалась к могучей спине Кентавра и прямо на ходу покрывала её поцелуями. Кентавр беззвучно смеялся - вслух представители его вида смеяться не могли; он скакал быстро, но осторожно, стараясь избавить Электру от излишней тряски. Наконец он остановился, зайдя в воду по брюхо, и Электра прямо с него плюхнулась в набежавшую волну. Нырнув, она начала тереться о его ноги, проплыла под его туловищем, с удовольствием заметив, что возбуждение передалось и ему... Кентавр вытащил её из воды, бережно поднял мокрое и сверкающее на солнце тело, крепко прижал к себе, обнял. Электра закрыла глаза от удовольствия; её руки ласково перебирали шелковистые волосы могучего существа.

Электре и Кентавру очень хотелось иметь ребёнка. К сожалению, чисто генетически это было невозможно из-за несовместимого хромосомного набора разных биологических рас. Но на Планете Любовь появление потомства от смешанных браков давно перестало быть проблемой. Дети появлялись как обычным путём, так и искусственным, например, с помощью клонирования. Электра и Кентавр были готовы сдать свои клеточки в ближайшую "группу клонов" - нечто вроде роддома и детского сада при нём, таких заведений было очень много на Планете, - но никак не могли определиться, чьи именно клетки лучше взять: по линии матери или по линии отца.

Сначала Электру несколько шокировал тот факт, что на Планете Любовь все разумные существа - выходцы из разных миров - перемешались между собой самым экзотическим образом. Не являлись исключением и интимные отношения. Люди могли жить с гуманоидами, гуманоиды - с негуманоидами (что, правда, встречалось, реже), и всё так очаровательно перемешивалось, хотя ни о какой безнравственности или сексуальных извращениях речи быть не могло. Семейные пары были довольно крепкие. Встречались и незарегистрированные браки, молодёжь часто вступала в любовные связи между собой свободно; особое место занимал культ Любви, который предполагал ритуальную половую близость - впрочем, лишь с тем, кто владел помыслами и сердцем живого существа.

Понадобилось время, прежде чем до Электры начал доходить смысл происходящего. И когда она поняла, что скрывается за внешней картиной столь разнородного "межпланетного секса" она была поражена тем, что ей открылось. Подлинный, глубинный, внутренний мир обитателей Планеты, существование которого было обусловлено единым полем мысли и любви, фактически делал несущественным биологические различия между представителями различных рас и видов. Можно сказать, что то, как выглядело какое-либо живое существо (с точки зрения формы), ни для кого особого значения не имело, поскольку более важным считалось внутреннее "наполнение" индивида, присущие ему качества и его эмоциональная способность радоваться, жить, постигать. Иными словами, важно было не "кто ты", а "какой ты". Тем более, что внешняя форма, как выяснила Электра, на этой Планете всюду и постоянно менялась.

Когда она познакомилась лет десять назад с Чакой, они часто гуляли вместе, обследуя незнакомую местность и любуясь непривычными пейзажами. С Чакой их связывали дружеские отношения. Чака тогда лишь в первый раз встретил Мастера Боа, и вскоре предложил Электре пообщаться с ним непосредственно на месте, в пещере. Они пришли в храм. Их встретил обаятельный мохнатый служитель культа, которого с большой натяжкой можно было назвать змеем; скорее это был змееподобный пушистый дракончик, который очень мило беседовал с обоими землянами-людьми.

"Чака, ты удивлён? И ты удивлена, Электра? - обратился он к ним с вопросом; Электре ведь был обещан Чакой именно змей. - Да, я решил немножко поэкспериментировать со своей внешностью. Ведь и вы, пришельцы, меняете постоянно свои одежды, а женщины - тем более - цвет волос, губ, глаз... Мы здесь не очень любим выглядеть одинаково. Мир движется вперёд, и непонятно, почему мы должны оставаться на месте. Только, в отличие от вас, мы не пользуемся искусственными или косметическими средствами. Зачем?.. Какое наслаждение - владеть своим организмом! Как прекрасно находить общий язык с каждой клеточкой своего тела, чувствовать, как они охотно подчиняются воле "хозяина", как перестраивают свою структуру, чтобы в новом качестве выглядеть ещё лучше, ещё красивей".

"Разумное существо, - рассказывал Мастер Боа обомлевшим гостям, - это всё время изменяющаяся, самоорганизующаяся система. Закостенеть в своём развитии - значит, перестать быть разумным существом. Главное в нас - внутренний мир, сознание, психика - своего рода разумное, мыслящее, чувствующее, познающее и творящее начало. Оно всегда находится в динамике и не замедляет свой бег ни на один миг. От этого начала зависит наша внешняя форма, оболочка. Горе и страдания старят эту оболочку, могут избороздить лицо морщинами, сделать дряблой кожу. Радость, наоборот, является источником вечной молодости, расцвета всего организма. Как видно, и оболочка наша всё время меняется. Так почему же мы должны относиться к этим изменениям пассивно? Давайте ими управлять - раз уж мы в состоянии управлять самой системой жизнедеятельности организма. К примеру, мы можем отменить какое-либо заболевание - сказать себе: это я отменяю, и чувствовать себя по-настоящему здоровым. Кровь у нас может начать быстрее циркулировать по телу, эндокринная система может, по нашему желанию, вырабатывать тот или иной, нужный нам, набор биохимических веществ... Мы в состоянии регулировать оргазм или эйфорию. Мы обладаем возможностью предписать клеткам, как себя вести, и клетки слушаются нас, потому что мы на деле доказываем умение управлять организмом. Женские особи могут забеременеть тогда, когда посчитают нужным. Волосы способны расти с желаемой скоростью и принимать желаемую форму и цвет. Само тело может меняться - в биологических пределах, конечно, но нам нет нужды ждать, пока природа превратит один подвид в другой, если мы в совершенстве освоили механизм микромутаций".

"Я, к примеру, могу изменить своё сердце, - говорил бывший змей. - Не сразу, конечно, но могу, по мере старения одних клеток и замены их другими. Соответственно начнёт перестраиваться вся сердечно-сосудистая система, что, в свою очередь, вызовет перестройку других систем организма... Никогда не знаешь наперёд, что получится. Но, по-моему, в этот раз получилось неплохо?"

Мастер Боа был доволен, и Электра обошла его с видом знатока.

"Совершенно замечательно, - искренне сказала она и задумалась. - Следовательно, я могу, м-м, изменить форму своей груди?"

"Попробуй", - согласился экс-змей.

"А рост?"

"Можно начать прямо сейчас".

"Но буду ли я красивой в результате непредсказуемых изменений?"

"Ты молода, здорова и прекрасна, и никакие изменения, вызванные силой твоей мысли и твоего организма, не испортят тебя, потому что они естественны. Живая система сама по себе никогда не развивается в худшую сторону. Она будет стремиться только в сторону оптимального, гармоничного и потому - красивого, поскольку красота есть следствие самоорганизации, она суть продукт непрестанного развития любой системы на пути к совершенству. Всякая живая материя только улучшается, если не препятствовать ей в этом. Мы называем это самопроизвольное стремление к идеалу стрелой оптимальности".

"Постойте, постойте! - вмешался Чака. - Но мне не известны прецеденты на других планетах, когда живая особь самостоятельно меняет своё тело силой мысли. Это звучит невероятно! Даже если живая материя всё время стремится к совершенству, чтобы достичь этого совершенства, нужны жизни не одного поколения!"

"Гм-гм, - Мастер Боа устроился поудобнее на своём хвосте. - Никаких жизней не хватит, чтобы достичь абсолютного совершенства, оно недостижимо. Известен закон, согласно которому любая система стремится к повышению степени идеальности, а идеальной считается система, которой нет, но функции её выполняются. Иными словами, если ты достигнешь идеала - в данном случае совершенства, то твоё тело будет равным нулю, оно попросту исчезнет, но дух твой при этом будет равен бесконечности, он станет вездесущим и всеохватывающим. На вашей Земле был Шекспир. От его тела сейчас не осталось ничего, но влияние на жизнь всех людей - до начала до ядерной катастрофы - было грандиозным. Поэтому форма не важна, мой друг. Важно только её наполнение, и именно оно управляет Вселенной".

"Я ведь и не утверждал, что система достигает совершенства, - продолжал Мастер Боа, и его кожа начала красиво мерцать в полумраке пещеры. - Всякая система, способная собою управлять, только стремится к совершенному. Или, давайте скажем, к оптимальному - оптимальному для данных условий и данной среды. Если будет достигнуто такое частное, локальное оптимальное, то придёт гармония - между системой и средой, в которой система функционирует. Но вот изменилась среда - и если система тут же не меняется вслед за ней, то коэффициент её приспосабливаемости (выживаемости) начинает снижаться. Я, наверное, сложно объясняю?.. Представим себе гуманоида, живущего в жарком климате. Он идеально приспособлен для этих условий. Но вот наступает резкое похолодание, и гуманоид пытается защититься, чтобы выжить. Он может тепло одеваться, строить специальные помещения и т.д.; но ведь этого мало - ему придётся разрабатывать месторождения полезных ископаемых - источников тепла, менять режим питания, скажем, есть больше жирной пищи, и всё такое прочее. Это есть дополнительные усилия и дополнительный расход энергии, чтобы поддержать коэффициент выживаемости на прежнем уровне. От этого его система рано или поздно устаёт. У такого гуманоида больше шансов сойти со сцены.

Но ведь можно пойти не по пути искусственной защиты от холодов, а по пути естественному! Меняться должны не внешние средства, предохраняющие оболочку, а сама оболочка. Если такой гуманоид силой мысли перестроит свой кожный покров, усилит циркуляцию крови, спровоцирует образование дополнительных жировых отложений, разовьёт в себе органы, которые повлияют на изменение его образа жизни и помогут приспособиться к холодному климату, то ему не надо будет затрачивать усилия на поддержание коэффициента - последний и так останется на прежнем, необходимом и достаточном уровне. Стрела оптимальности, о которой я говорил, обеспечивает возможность в нём таких изменений. Эти изменения могут произойти - вследствие самоорганизации системы. Только не надо им препятствовать!"

"Кто же им препятствует?!" - изумился Чака.

"Сами разумные существа. При изменении условий их жизненный тонус обычно понижается. Скажем, стало холодней, - и пришёл эмоциональный спад, наступили дни лишений и страданий... Чтобы изменить своё тело, надо иметь высокий дух - нашу надсознательную сущность, а также чистое, светлое, ясное сознание, незамутненный разум, свободный от всяческих страхов и боли. То есть жизненный тонус ни в коем случае не должен понижаться! Это-то понижение и является на деле препятствием".

"Но как же быть? Ведь по-иному невозможно! Тонус понижается вследствие обстоятельств", - Чака был вконец расстроен.

"На других планетах, на вашей Земле - да, - ответствовал Мастер Боа. - На Планете Любовь, где создано единое телепатическое поле, - нет. Разве ты забыл, Чака, что отклонение от нормы, то есть снижение жизненного тонуса, его "откат" от оптимального уровня, от гармонии вызывает встречное желание всех разумных обитателей Планеты помочь тому, кто попал в беду? Мы все силой мысли поддерживаем друг друга. Чем больше страданий, тем больше взаимопомощи, ибо всякое действие рождает встречное, противоположно направленное противодействие; чем больше снижение тонуса, тем сильнее совокупная энергетическая волна, позволяющая тонусу вернуться на исходный уровень".

"Кажется, я понял! - Чака разволновался. - Все обитатели Планеты дружно поддерживают в себе высокий жизненный тонус и не допускают, чтобы у кого-то он был низок. За счёт этого их совокупная сила духа очень велика! Здесь умеют управлять своим духом и, следовательно, своим сознанием, своим внутренним началом! Внутреннему подчиняется внешнее. Сущность определяет форму. Нравственные уроды становятся в конце концов физическими уродами, но здесь, на Планете Любовь, нравственное уродство исключено. Поэтому что бы здесь ни появлялось на свет, какие бы формы ни рождались - они все будут красивыми. Свобода духа управляет формами! Но дело даже не в них! Куда важней, чем форма, то, что скрывается за ней. Что нам форма? Сегодня она такая, завтра - другая, послезавтра - третья. Формы приходят и уходят, а внутреннее начало остаётся".

"Совершенно верно, дорогой, - заметил Мастер Боа. - Силой своего духа и силой сознания мы воздействуем на форму. Наше психическое, внутреннее строит наше тело; иными словами, здоровый дух даёт нам здоровое тело. Мы можем реконструировать свою оболочку и комбинировать все функции, присущие ей, - в любом случае будем получать прекрасный результат, ибо все варианты и все комбинации окажутся красивыми. Ты, Чака, можешь изменить чёрный цвет твоей кожи на белый или жёлтый, если, конечно, захочешь и посчитаешь это целесообразным; однако, не исключено, что природа нашего мира даст тебе новую, непривычную окраску, которая будет ещё удачней подходить к условиям Планеты. Ты, Электра, будешь всегда оставаться красавицей. Как бы ты ни экспериментировала над собой, тобой всегда будут любоваться, и тебя всегда будут любить! Здесь, друзья, мир, который ни признаёт никакого иного состояния".

Мастер Боа ещё долго рассказывал им о месте, где Чаке и Электре придётся теперь жить. Под конец он резюмировал:

Уникальная особенность этой Планеты - психологическая и духовная общность её жителей, которые глубоко чувствуют друг друга и в силу этого являются братьями и сёстрами. Вокруг них - поле взаимопонимания, взаимопроникновения, любви. Оно же является и телепатическим полем. Ведь тем, кто любит, не нужны слова, и языковые формы общения остаются лишь для исключительных, торжественных случаев, сохраняя скорее обрядовую роль... Всеохватывающая любовь на Планете есть главный движущий момент. Каждый любит каждого - с духовной точки зрения. Это никак не препятствует физической любви, которая возникает между представителями разных полов, относящихся порой к разным космическим расам. Эротика и интим стали здесь образом жизни: они проявляются на природе и в местных "городах", на суше и в море, а также в специальных Храмах Любви как составная часть ритуалов и обрядов, связанных с любовью. Планета Любовь - планета здорового секса, хотя секс никогда здесь не был самоцелью, являясь лишь средством приобщения к великим таинствам бытия и познанию природы Совершенства.

Именно поле любви побуждает Планету и её жителей к постоянному обновлению. Они давно поняли простую истину: любовь не есть статичное состояние, статичной любви не бывает. Любовь - динамична в самой своей основе, любовь - это бесконечное возрождение, движение к лучшему, развитие, интерес и - череда неповторимых, удивительных дней.

Поле любви, окружающее Планету, этакая любовная среда имеет мощное энергетическое воздействие и является физическим полем. Попав в зону его действия, удержаться невозможно: хочется радоваться жизни, любить всех, чувствовать естество друг друга и при этом находить удовлетворение в плотском влечении к избранной подруге или другу.

Электра быстро окрестила эту любовную среду филосферой ("фила" - по-гречески, "любовь"). Мастер Боа с ней охотно согласился. Филосфера по сути есть высшая по иерархии сфера после ноосферы - разумной "оболочки" и биосферы - "оболочки" планеты, объединяющей всё живое, дышащее, чувствующее. Филосфера, если называть её на греческий манер, сродни магнитному полю любого космического объекта. Она окружает Планету Любовь на миллиарды световых лет в силу её чрезвычайно мощной энергетики (Примечание: Для сравнения: гелиосфера - магнитное поле Солнца - простирается от Солнца на расстояние свыше 20 млрд. км, охватывая Солнечную систему как гигантский "пузырь"); в основе филосферы - резонанс всех отдельных проявлений любви, соединённых в целое. Филосфера столь привлекательна и оказывает столь мощное воздействие на космос, что к Планете Любовь бессознательно стремятся миллионы разумных - мыслящих и чувствующих существ из разных уголков Вселенной. Планета притягивает их, как магнит. Они летят к ней, не отдавая себе отчёт почему, на стареньких космических кораблях, совершая телепатические виртуальные прыжки-путешествия и т.п. И, чего греха таить, учёные Планеты, ждущие и ищущие всех, нередко помогают желающим пройти сквозь время и пространство, деликатно направляя пришельцев в нужные точки космоса, откуда открывается прямой выход на искомую орбиту. Правда, большинство прибывших об этом до поры до времени не догадывается.

Планета Любовь принимает каждого. Не было случая, чтобы кому-нибудь отказали, - вероятно, потому, что не ищущим любви не приходит в голову уноситься к звёздам.

В результате на Планете Любовь столь разноплеменной состав... Но именно это даёт ей жизнь и постоянно подпитывает филосферу. Только слаженность, совместное творчество и созидание огромного числа Понимающих и Любящих позволяет добиться такого невероятного эффекта.

Об этом потом много думал Чака. Об этом с упоением размышляла Электра. Опьянённая, окрылённая, буквально обалдевшая от счастья, она радовалась каждому новому прибывшему на Планету, помогая Тезе, Которая Встречает Гостей. Она любила - и была любимой. Она желала - и жизнь брала своё. Обстоятельства сложились так, что её Избранник, прозванный Кентавром, прилетел на Планету Любовь позже неё. И тогда пришло подлинное Понимание. Никогда, за все свои годы Электра не чувствовала такого упоения, восторга, прилива сил. Она радовалась этому миру, как ребёнок. Она радовалась тому, что есть на свете Настоящая Любовь.

...Прилив достиг ног Кентавра, тёплое солёное море обдало его сильное тело волной. Электра, обессиленная от чувств, лежала со своим избранником на песке, и её руки ещё прижимали к себе голову любимого. Кентавр, умиротворённый, спал и немножко смешно, по-детски, сопел во сне. Наверное, ему снилась его далёкая планета, и его семья, и счастье, которое наконец пришло в его дом.

* * *

Все последние дни Герра провела в творческой эйфории. Она работала с бешеной активностью, сделала колоссальный объём дел; она почти не спала, мало ела, но и не чувствовала в этом особой потребности - так прекрасно было состояние созидательной деятельности и поиска новых, нестандартных образов и форм.

Герра отвечала за создание самого колоссального сооружения на Планете - своего рода театра-стадиона, рассчитанного на миллион мест. Этот стадион, получивший название "Сердце", должен был стать главным местом исполнения Гимна Любви. До Дня Исполнения Гимна оставалось всего несколько суток; ласковый месяц сиреневого периода был на исходе, вслед за ним должен был начаться оранжевый период с его первым, нежным месяцем, и далее отсчёт выходил на финишную прямую.

Не спали практически все, кто так или иначе был задействован в становлении Гимна. Предполагалось, что Гимн исполнят практически все обитатели Планеты - а это почти двадцать миллиардов живых, разумных существ. Для того, чтобы обеспечить их культовыми площадками, где будет происходить церемония исполнения, нужно было создать гигантскую сеть театров-стадионов: больших, средних и малых - подобных "Сердцу", но не превосходящих его размерами, - и систему коммуникаций между ними, позволяющую не только обмениваться мыслями, но и осуществлять физическое перемещение жителей, необходимого оборудования, техники, средств жизнеобеспечения и организации быта.

С самого начала выяснилось, что место, выбранное для строительства "Сердца", имеет определённые естественные пределы, не позволяющие увеличить число участников. Это было не очень-то удобно - в прошлое исполнение Гимна, несколько лет назад, тогдашний главный театр-стадион "Радость Солнечного Каньона" вместил полтора миллиона исполнителей, расположившихся на террасах вокруг центрального подиума. В этом году с помощью компьютеров рассчитали, что при нынешнем рельефе Планеты (при условии его коррекции) сеть стадионов будет наилучшим образом функционировать в случае, если "Сердце" будет построено именно здесь и нигде больше, но как раз эта местность, даже если её слегка подправить, вместит лишь миллион. Ну, может быть, миллион сто тысяч.

Проблема заключалась в том, что рельеф на Планете всё время менялся. Впрочем, её жители не считали это действительно серьёзной проблемой. Дело в том, что Планета обращалась в системе двойной звезды, то есть у неё было два Солнца (Первое и Второе), а следствием этого являлась невероятно сложная, плохо прогнозируемая траектория движения Планеты по орбите. Планета то приближалась к своим светилам, то удалялась от них - и от обоих сразу, и от каждого по отдельности. Соответственно с каждым витком менялась (слегка варьировала) масса Планеты, её общие размеры, сплюснутость и другие геометрические характеристики, а также скорость вращения. Каждый раз менялась продолжительность суток и всего года, естественно, обновлялся климат, некоторые изменения претерпевала сила тяжести, по-новому происходили приливы и отливы. В недрах Планеты творилось нечто невообразимое - желающие могли это посмотреть сами своими глазами, спускаясь на специальных лифтах, - сейсмическая активность на поверхности часто достигала пиковых величин, двигались тектонические плиты, смещались целые участки суши и менялась глубина морских впадин и дна.

Возможно, когда-то, в период ранней истории, который сейчас воспринимался как детские сказки, эта бесконечная изменчивость, приводящая к катаклизмам, доставляла обитателям Планеты массу беспокойства. Живое гибло систематически в пламени извержений, под волнами цунами, при землетрясениях, похолоданиях, от нехватки газов, необходимых для дыхания и т.п. Но с тех пор техника и технологии на Планете развились настолько, что об ужасах прошлого напоминали лишь электронные игры и модели, а также красочные шоу, которые иногда устраивались с демонстрационными целями для общего развития и, так сказать, развлечения.

Все предстоящие изменения поверхности планетной коры были сейчас известны заранее. Их просто предотвращали, "выпуская пар" там, где было необходимо, например, отбирая энергию у вулкана, устраивая направленное встречное течение в океане, нивелирующее разрушительную силу ударной морской волны, и т.д. Каждая такая акция осуществлялась при огромном стечении народу и представляла собой красочное зрелище - с цветомузыкой в небесах, специальными лазерными эффектами, управляемыми фигурными туманами, созданием тёплых и приятных, искусственных ароматизированных ветров. Иногда не удавалось полностью погасить землетрясение либо, наоборот, землетрясение вызывали намеренно, прокладывая под земной поверхностью специальные подушки, и толпы развесёлых живых существ с радостными воплями и шутками прыгали на земле, как на батуте.

Но, если серьёзно, на Планете постоянно кипела геодезическая, сейсмологическая, океанологическая работа, которая заключалась в переделывании рельефа таким образом, чтобы исключить неприятности со стороны природы. Горы возводили достаточно быстро, буквально за считанные месяцы или недели. Создавали каньоны и фьорды, изменяли русла рек, вырывали озёра. Технология была отработана, и на строительстве были задействованы миллиарды бесшумных, почти незаметных специальных роботов и устройств - так называемых "механических муравьёв". Изменённым рельефом тут же занимались биологи, агротехники, садоводы, дизайнеры, архитекторы и инженеры; буквально на второй день после произведенных работ в новой местности прорастала трава, разбивались цветники, кудрявые деревья покрывали склоны вновь созданных холмов и, порой, возникали городки отдыха и развлечений и весьма оживлённые познавательно-зрелищные центры. А также Храмы Любви.

Все зелёные насаждения были естественными. Спустя какое-то время определить "возраст" местности становилось просто невозможно.

Конечно, встречались и исконно "старинные" участки суши, - как правило, в не сейсмоопасных зонах, но ни своей красотой, ни поэтикой пейзажа они в принципе не отличались от любых других уголков ласковой, одомашненной природы.

Климат на Планете сильно разнился от материка к материку - главным образом, ради удобства иммигрантов из различных миров, поскольку кто-то любил места попрохладнее, а кто-то предпочитал пустыни. Но, благодаря установкам локального климата, зелёные солнечные лужайки и рощи можно было найти и среди специально созданных пасмурных субарктических гор.

Отдельным вопросом была атмосфера. Она была основана на кислороде и вспомогательных газах, но в ряде мест существовали "вкраплённые" участки атмосферы, содержащие иной состав веществ, чтобы представители некоторых планет чувствовали себя комфортно. Проблема совместимости физических организмов в этом мире, в общем-то, стояло довольно остро, и нередко она решалась путём вживления во вновь прибывшие организмы специальных электронных медицинских чипов, обеспечивающих нужный режим дыхания, расщепление веществ, организацию питания из доступного набора продуктов, регулировку внутреннего давления и т.п. Иногда в организмы имплантировались необходимые дополнительные органы. А чаще всего пришельцы со временем сами подстраивали свой организм под заданные условия, пользуясь механизмом микромутаций. В худшем случае это происходило не в первом, а во втором поколении.

Конечно, здесь очень сильно помогало единое поле мысли и любви - оно защищало и предупреждало (например, о тех или иных зонах и условиях Планеты), а также помогало психологически приспособиться к новому и необычному, смягчая возможные трудности, которые, благодаря этому полю, казались чем-то мелким и незначительным. Так нами особо не замечаются бытовые неудобства, если мы попадаем в среду, где нас любят и ценят, и где ощущение нужности, значимости, чего-то высшего и важного затмевает всё остальное.

Поле любви смягчало и те последствия, к которым приводило постоянное изменение лица Планеты. В конце концов это изменение, наряду с несущественностью внешних форм, стало образом жизни здешнего разумного мира. Возможно, что поле любви и выступило в итоге источником всех изменений. Всякое новое воспринималось с радостью, если оно способствовало хорошему настроению, творческому подъёму, возможностью создать НЕЧТО и содержало в себе изюминку.

Ведь, надо сказать, пейзаж планеты не просто менялся. Он каждый раз менялся по-новому. Вероятно, в истории этого мира не было двух похожих картин того, что окружает живое. И каждое новое позволяло по-иному конструировать и моделировать всю среду.

Находились горячие головы, которые предлагали коренным образом воздействовать на материнскую двойную звезду, чтобы исключить зависимость Планеты от её капризов. Предлагались разные варианты: увести Планету с орбиты в свободный космический полёт (внутри галактики) с созданием защитной климатической оболочки, "разлучить" Первое и Второе Солнца, соединить их в одно целое (весьма опасный проект, предполагавший слишком большой выброс дополнительной тепловой энергии) и ряд других. Технически всё это было осуществимо. Но подобные проекты потребовали бы огромной концентрации сил и, скажем так, временного ослабления удивительного поля, окружавшего Планету, поэтому на данном этапе было признано целесообразным употребить имеющийся потенциал для помощи отдалённым уголкам космоса, создавая структуру, столь необходимую для жизни миллиардов.

Все эти глобальные планы Герру особо не занимали. У неё хватало своих собственных дел, и именно в своей работе - в творчестве, а также в отношениях с Чакой она находила удовлетворение. Маленькая, живая, любившая постоянно менять импозантную внешность (с "голубого облика" - на "жёлтый", "в крапинку" и т.д., насколько позволял её генетический резерв), она была не последним существом на Планете, и её постоянно видели то тут, то там. Герра всегда оказывалась в том месте, где нуждались в её видении формы, создаваемых ею образах. Она бралась за разработку проектов "городов" - под "городами" на Планете Любовь понимали огромные культурно-просветительные, развлекательные и образовательные комплексы, в которых не жили, а общались, совместно познавали мир, проводили свободное время или просто назначали место встречи. "Города" быстро возникали и так же быстро могли исчезать - перебазироваться в любую точку Планеты. Герра своим воображением создавала нечто неповторимое, модель "города", которого никто и никогда ещё не видал; ей нравились эмоциональные образы: "город" загадочный и таинственный, "город" с налётом лирики, "город" безумного веселья, "город" светлой радости, "город"-настроение и т.д.; сотни и тысячи инженеров, специалистов мысленно подхватывали её идею и с помощью компьютеров доводили её до совершенства.

Не так давно Герра буквально сотворила "город" из многих надземных и подземных уровней на высочайшей вершине Планеты, а когда вершина выполнила свои функции, занялась разработкой огромного и светлого чуда на морском дне. Её радовали глубинные феерии, возможность "потанцевать" с дельфинами и ихтиозаврами, она как ребёнок увлекалась опусканием в глубину на миниатюрной подводной лодке в форме золотой рыбки, особенно когда её сопровождал Чака.

Не гнушалась Герра и малыми формами. На выставках неоднократно фигурировали ее раковины, домики для звёзд, виртуальные цветы, ароматические пейзажи и другие произведения искусства, которые, благодаря полю мысли, активно обсуждались гуманоидами и негуманоидами во всех концах Планеты.

Герру называли Первой Среди Пришедших. Это означало, что она по существу возглавила целую волну переселенцев из случайно открытого сектора Вселенной, сильно пострадавшего от взрыва сверхновой, - собственно говоря, именно благодаря этому взрыву сектор был открыт. Герра сделала очень много для организации эвакуации, лично пролетев сквозь время и пространство от пострадавших звёзд до Планеты Любовь и обратно более сотни раз. В какой-то степени она явилась пионером гиперпрыжков через материю, по крайней мере на столь умопомрачительных расстояниях.

В Чаке её привлекла особая духовность и высшая, неземная рассудительность, граничившая с мистикой, умение улавливать тончайшие оттенки и нюансы души, наконец, простоватая мужская нежность, скрытая глубина чувств. Чака был молчаливым, если уместно это определение по отношению к телепатическому полю, но он как никто умел любить. Трудно было вообразить рядом два столь несхожих существа - высокого чернокожего Жреца Любви и маленькую круглую, всё время меняющую расцветки художницу из невероятно отдалённых космических мест. И всё же они нашли друг друга.

Герру беспокоили некоторые организационные накладки со строительством культового сооружения "Сердце". Ей постоянно приходилось принимать импульсы поддержки и энергетические волны любви, в которых скрыто сквозил невысказанный и едва уловимый упрёк: "Ах, Герра, Герра! Нет нужды расстраиваться по пустякам, ибо Твоя Радость - радость целого поколения Творящих! Мы любим тебя, Герра! Мы с тобой! Твоё "Сердце" - в наших сердцах!" Нередко она чувствовала ироничные вздохи Чаки. "Геррочка, малыш! Геррочка, любимая! Ты меня-то не отвлекай своим беспокойством. Дел сейчас невпроворот. Уверен, что ты умница и создашь нечто такое, что поразит даже Великую Мать Любовь!"

Герра получила своё задание от Высшего Совета Жрецов. Это было фактически признанием её заслуг и её искусства, потому что никогда раньше она не удостаивалась подобной чести. Чака, хотя и возглавлял Совет, будучи Верховным Жрецом, разумеется, не оказал ей никакой протекции, да и не мог оказать, просматриваемый в этих вопросах как на ладони миллионами служителей культа (такова, увы, была доля духовного главы Планеты, - как говорится, положение обязывает). Герру выбрали особой Объединённой Интуицией - по крайней мере из пятнадцати тысяч других кандидатов. Считалось, что ей оказала доверие сама Мать Любовь. Как знать, может быть, поэтому Герра несколько волновалась там, где ей не положено было волноваться по чину. И, однако, это лишь усиливало любовь к ней со стороны почитателей и последователей и просто обычных жителей Планеты, так ждавших Дня Исполнения Гимна.

Главной своей задачей Герра считала концептуальное решение проекта "Сердце" и сети коммуникаций между "Сердцем" и другими культовыми площадками (их предполагалось создать около семидесяти тысяч и ещё почти тридцать тысяч оставалось с прошлого раза, - но последние нуждались в переоборудовании). Идея, которая пришла ей в голову, поразила всех живущих на Планете и вызвала бурю восторга. Герра просто решила сделать СЕРДЦЕ - огромное, в несколько сот этажей, бьющееся, с потоками живительных соков и горячими лучами энергии, исходящими от него. Идея немедленно была подхвачена Советом Исполнителей, и армия инженеров и дизайнеров принялась за работу. Мало того, было решено создать все остальные стадионы и стадиончики в форме малых и средних бьющихся сердец; таким образом, решалась проблема и с коммуникациями - всю Планету избороздила сеть тончайших кровеносных сосудов, по которым циркулировала столь необходимая жизненная энергия.

Некоторые проблемы возникли с видением формы и цвета сердец - ведь на всей Планете не нашлось бы двух существ с одинаковым сердцем. Но здесь было решено удовлетвориться некой абстракцией, и силой мысли увидеть в сооружении самое прекрасное и дорогое, что даёт нам жизнь.

Решение Герры изменило ситуацию и с размещением присутствующих. Первоначально планировалось, что все пришедшие будут равномерно заполнять местность, отведенную под культовую площадку, с учётом специально сделанной неровности рельефа; ожидалось строительство террас, а в плане площадка виделась как огромный амфитеатр. Герра в корне переделала проект. По её замыслу, сердце было, в общем, прозрачное, довольно вместительное по объёму, и публика могла занимать места внутри него, располагаясь этажами на специальных висячих площадках, - можно было задействовать так называемых "голубых птиц" (медлительные летающие платформы, основанные на принципе антигравитации, которые обычно использовались парочками для физического уединения на природе). Мало того, "голубые птицы" могут не быть неподвижными, а постепенно менять своё положение по определённой схеме, циркулируя внутри "Сердца". Благодаря такому подходу, всё "Сердце" оживало, во-первых, и, как выяснилось, могло вместить гораздо больше желающих, чем вместилось бы в открытом амфитеатре, во-вторых.

Герра сама силой мысли "вела" строительство. Под её волну подстроилась целая команда помощников, которые, окрылённые, проявили незаурядные способности и изобретательность. Они спроектировали устройство "стенок" сердца, внутреннее расположение этажей, систему коммуникаций и подъездных путей, космодром, обеспечили секторы быта, питания, медицинской помощи (медики, как правило, ничего особенного не делали на таких мероприятиях и в лучшем случае меняли какому-нибудь гуманоиду электронный чип). Было предусмотрено множество игровых залов для детей, места для содержания домашних зверьков и космических существ с неразвитыми и ограниченными разумными способностями, которых окружали особой заботой, выделено несколько уровней для негуманоидов с общим групповым мозгом - именно этот мозг управлял всеми особями и регулировал их отношения между собой.

На строительстве активно использовались так называемые "механические пчёлы" и невероятное количество электронной техники. Вообще компьютеры давно стали составной частью жизни жителей Планеты Любовь, они регулировали климат, следили за поверхностью земли, позволяли совмещать несовместимые, на первый взгляд, организмы, отвечали за их жизнедеятельность. На компьютерные устройства никто не обращал внимания, как и мы не обращаем внимания на такой привычный для нас и удобный электрический свет. Телепатическое поле мысли по сути сделало ненужной клавиатуру и другие, чисто внешние атрибуты управления компьютером. Клавиатура, равно как и монитор, была теперь у каждого в голове, и при необходимости любой житель Планеты мог сделать любую операцию и ознакомиться с любой информацией, которая нередко затрагивала самые сокровенные тайны тех или иных мест Вселенной.

"Чака", - позвала Герра.

"Любимая, я с тобой!" - Чака в этот момент только что закончил небольшое телепатическое совещание, связанное с задействованием в исполнении Гимна новых пришельцев, и весь обратился в слух.

"Я люблю тебя, милый".

"Я люблю тебя, моя родная, мой маленький цветочек с планеты Рассвет!"

"Я хочу тебя, Чака".

"Прямо сейчас?"

"Прямо сейчас, моё солнце, мой свет, мой маленький космос".

Чака рассмеялся от счастья, и его радость передалась Герре.

"Ты видишь, малыш, что никто не против нашей с тобой встречи. Но мне нужно утрясти один вопрос с делегацией жрецов с Южного Полюса - там с обрядом связано, я вынужден просить у тебя отсрочки. Предлагаю встретиться в Городе Туманной Юности, второй светлый уровень, Водопад Водопадов. После всех дел. Ты любишь меня, моя радость?"

"Я люблю тебя, я боготворю тебя, я живу тобой, о, Чака! Я буду пить из Водопада Водопадов и любоваться тобой!"

"Герра, если серьёзно, я восхищён "Сердцем", которое ты создала. Вот чем нужно любоваться".

"Ты видишь его?"

"Да, оно стоит, освещённое божественным сиянием, и бьётся, и ждёт миллионы живых существ, и ждёт нас с тобой. Ты сделала чудо, Герра. Я чувствую, как счастлива ты от своего труда. Я чувствую твоё творческое изнеможение, которое лишь возвышает тебя и делает более прекрасной. Ты - тайна мироздания, Герра, ты неразгаданная загадка лучшего из миров!"

"О, милый, моё "Сердце" - это моё сердце. А моё сердце принадлежит тебе. Прими его как Верховный Жрец и как единственный мужчина, достойный бережно взять его в руки. Аве, Любимый!"

"Аве, Любимая! Аве, Мать Любовь!"

* * *

Чака летел на свидание, как на крыльях. Строго говоря, он действительно летел, только у "Стрелы" - прозрачного летательного аппарата, рассчитанного на несколько мест, - не было крыльев. Чака сидел один в салоне и с удовольствием смотрел на красивый пейзаж, стремительно проносящийся внизу. Робот предложил ему горячие расплавленные фрукты с дурманящим ароматом, но Чака лишь мотнул головой, считая каждое мгновение до встречи с любимой.

Мысленно он видел и Герру. Она подставляла свои оранжевые ладошки под струю водопада, ловила ртом воду, жмурилась, когда на неё попадали брызги, и радостно фыркала. Чака специально не тревожил её, чтобы не нарушить эту столь милую сцену.

Под "Стрелой" проносились зелёные луга, поля синих и жёлтых цветов, рощи пышных лиственных деревьев, перемежаемые группками пальм, иногда мелькали зеркала озёр с отражённым в них ярко-красным солнцем. То здесь, то там виднелись ленточки самодвижущихся дорог и специально оборудованные площадки для жилья, окружённые цветниками. На Планете Любовь жили обычно под открытым небом. У каждого было своё место прямо посреди природы; при желании хозяина над головой могла возникнуть крыша, из земли выдвигались стены (в разной комбинации, в зависимости от того, какой хотели видеть постройку), то есть участки для жилья представляли собой ни что иное, как самораздвигающиеся и самоскладыващиеся дома. Иногда такие "дома" кучковались в небольшие "хутора", если кому-то удобно было жить вместе с друзьями. В целом эти островки осёдлости среди роскошной растительности никак не портили картину и скорее дополняли её, как фонтаны и скульптурные группы дополняют парковый комплекс.

Чака промчался над сельскохозяйственной зоной с многоуровневыми полями и садами, освещёнными множеством искусственных мини-солнц, затем над огромным подземным заводом со снующими по белым дорожкам роботами, миновал игровое поле, на котором под улюлюканье зрителей гоняли мяч голографические изображения динозавров, и, наконец, вылетел на побережье. Пляж с отдыхающими сменился меловыми скалами, а за ними, на самом берегу, виднелась громадная, странная, несколько расхристанная постройка, состоящая из переплетающихся труб, башенок, стеклянных галерей, куполов и пассажей, над которыми кое-где клубился разноцветный фигурный туман. Это был довольно популярный в последнее время, особенно у молодёжи, Город Туманной Юности.

"Стрела" сбавила скорость, юркнула в здание и бесшумно припарковалась в просторном зале со стеклянной крышей. Здесь уже "тусовались" сотни подобных машин. Чака, не задерживаясь, вышел на платформу, и мягкая струя тёплого воздуха осторожно подхватила его и перенесла на площадку для гиперпрыжков. Сконцентрировавшись, Чака прыгнул; со скоростью мысли он пронёсся на нужный уровень, оставив позади сетку улиц и этажей, залитые светом площади и скверы, толпы гуляющих гуманоидов и негуманоидов с детьми и без.

Город сразу захватил его, не мог не захватить. Казалось, "горожане" ожидали его. Чака тотчас же почувствовал радостную почтительность, с которой его встречали все пришедшие сюда сегодня, и кое-кто даже попросил у него благословения. Одна парочка совсем молоденьких гуманоидов - он и она - застенчиво спросили, как отнесётся Мать Любовь к их браку. Чака улыбнулся и силой мысли заверил, что их союз - это дело богоугодное, и нет для Матери Любви ничего прекраснее, чем освятить их брак. Молодые поблагодарили и убежали. Чака послал им вдогонку волны нежности и любви.

Город жил своей удивительной жизнью. Он был наполнен движением, активностью, любопытством, интересом; здесь искали - и находили, желали - и получали, ожидали - и встречали то светлое, к которому были готовы. Со стороны Город, наверное, мог показаться кому-нибудь странным. Он был пронизан тишиной. Лишь музыка звучала на его уровнях (на каждом уровне - своя, в зависимости от настроения и "специализации") да стук каблучков, шуршание подошв и босых лапок по полированным до блеска дорожкам и тротуарам, ну, и иногда - лепет ребятишек, волнующий детский гомон, ведь дети не сразу вникали в поле мысли, и их первые робкие попытки часто сопровождались дружелюбным подтруниванием сверстников и ласковыми подсказками взрослых.

В Городе не было рекламы, того, что мы знаем как рекламу, да и вообще не было никаких надписей, вывесок, указателей. В мире телепатии они просто не нужны.

Сегодня Город был именно таким. Но завтра он мог стать немного другим, благодаря самораскладывающимся конструкциям; его всё новые и новые комбинации вызывали у "горожан" стремление познакомиться с новизной, оценить удачность замысла, поспорить на предмет творческих изысканий. Приходящие сюда не воспринимали Город как нечто завершённое и статичное. Скорее они относились к нему как к воде - всё время текущей, бурлящей, играющей волнами и бликами и прекрасной уже в силу того, что в её бесконечно меняющихся формах воплотилось изящество и волшебство природы.

Впрочем, Чаке сейчас было не до того. Скоростная платформа доставила его от площадки для гиперпрыжков в район грёз. В районе грёз всякое движение механических конструкций уже не допускалось; здесь посетители должны были чувствовать полную свободу от чисто внешних, технических достижений цивилизации. Здесь концентрировались волны особой энергии, создающей лирическое состояние души. И здесь, среди аллей очарования и туманных уголков старого сада, хотелось читать стихи и плакать от счастья.

Те, кто приходили в район грёз, любили поэзию - поэзию слова, поэзию мысли, поэзию образа. К их услугам была библиотека - любая библиотека на любом из существующих языков, и можно было ознакомиться в своей голове со всякими произведениями искусства. Конечно, такую возможность поле мысли предоставляло каждому жителю Планеты вне зависимости от того, где он находился, но в районе грёз это тем более хотелось делать. Сама атмосфера настраивала на определённый лад, и местный, если так можно выразиться, локальный сгусточек поля увлекал своей возвышенностью и духовностью. В конце концов посетители так вдохновлялись, что с лёгкостью творили сами. Они создавали поэзию, рождали песни, которые затем подхватывали все вокруг и с радостью разносили по миру.

Чака нашёл Герру у Водопада Водопадов. Она сидела, погружённая в сияние, свесив ножки в прохладную рябь, и любовалась журчащими и играющими, прозрачными до голубизны струями. Когда Чака приблизился, между ними проскочил лёгкий, потрескивающий электрический разряд. Герра, не оборачиваясь к нему, продекламировала:

Пространство и время - "оно" и "оно".

Когда я с тобою, мне времени мало,

Но время пространству об этом сказало

Как другу - они же всегда заодно!

Чака тихонько подошёл к Герре и обнял её. Он вдохнул аромат её волос, ощутил её тепло, мягкость и шелковистость кожи... Герра закрыла лучезарные глазки и прижалась к нему. "Милый, - сказала она про себя с лёгкой укоризной, - я так тебя заждалась!"

"Прости, родная, - Чака устроился поудобнее с ней рядом на берегу бурлящего водоёма. - Меня не отпускала Мать Любовь, а это, согласись, самая замечательная причина".

Герра повернула головку, лукаво взглянула ему в лицо и попыталась проникнуть в невысказанное. "Так, - нарочито строго, как исследовательница, сказала она. - Я вижу всё. Мать Любовь раскрыла мне любые твои тайны. У-гу, - Герра внимательно всмотрелась в Чаку. - Ты готовился к Гимну и сидел в своём Храме Любви. Правильно? У вас прошло очередное заседание Духовного Оргкомитета".

"Но это не так интересно, поверь!" - Чака смеялся, счастливый, сверкая ослепительно белыми зубами.

"Тихо, здесь сегодня командую я! - предупредила Герра. - Я вижу, что вы, сударь, решали важные вопросы. У-гу... Вы рассматривали состояние связи - проверяли готовность сотовой сети поддерживать массовые телепатические вибрации в День Исполнения Гимна, позаботились о привлечении дополнительных роботов-связистов. Так. Проверяли компьютерную сеть. Распределили обязанности по приёму прибывающих и их распределению по секторам... Их размещению - так! - организации обслуживания, питание там, удобства и прочее... Инге отвечает за транспорт: "голубые птицы", "стрелы", летающие шары и кольца (хи-хи! совсем как спасательные круги!). Теза, Встречающая Гостей, берёт на себя космопорт, Электра - обеспечивает связь с Президентом... Ну-ка, ну-ка... А здесь уже интересно! За организацию водной феерии и искусственных радуг взялся Лунный Мальчик - о, Мать Любовь! Ты доверил этому двухлетнему вундеркинду такое ответственное дело?!"

"Герра, Герра! - со смехом оборонялся Чака. - Ты знаешь, что я всегда верил в возможности молодёжи!"

"О-о!.. Что я вижу!.. - Герра с интересом привстала. - Мастер Боа тоже с нами! - В этот момент им явился мысленно Мастер Боа, старомодно раскланялся и вновь деликатно исчез, давая понять, что не собирается вмешиваться в чужую беседу. - Мастер, Мастер, дай мне счастья! Там, где Мастер, будут сласти!" - Она продекламировала детскую считалочку, мысленно послав Мастеру Боа воздушный поцелуй.

"Герра!" - позвал Чака, потому что его подруга вдруг вскочила, пробежала по берегу и, играючись, бросилась в водопад. "Любимая!" - Герра смеялась и по-детски дурачилась. "Сказка моя, моя звёздочка!" - Чака уклонился от посланной в него тучи брызг. Он сам нырнул и подплыл к плещущейся диве. "Любимая..." - повторил Чака. "Любимый..." - эхом отозвалась его озорная русалка, выныривая и с нежной улыбкой глядя ему в глаза.

Они обнялись и, прямо в воде, слились в долгом поцелуе. Наконец Герра оторвалась от Чаки, вздохнула и, не открывая глаз, как бы окончила: "А ты, моя туманность, моё ласковое созвездие, у нас самый главный. Я вижу! - да, я вижу, ты отвечаешь за концентрацию энергии всей Планеты в этот лучший изо всех дней! Это ты мне сейчас дал часть грядущего энергетического запаса! Но, боже, я также вижу, как ты устал, милый, как ты вымотался в эти сумасшедшие дни..."

"Моя усталость - это моя награда, моё наслаждение, мой Путь. Это прекраснейшее из состояний перед переходом в качественно иное, ещё более чудесное состояние, состояние состояний... Мне вся Планета даёт жизнь и силы. Но возглавляешь это всё-таки ты! Ты меня ведёшь, моя звёздочка, ты и Мать Любовь!"

"Мой трудолюбивый Жрец! Мой храбрый и сильный Чака!"

"Любимая! Любимая! О, любимая!"

...Они сидели, прижавшись друг к другу на берегу, и вызванный Чакой волшебный ветерок обдувал их тела, чтобы поскорее высушить. Незримый фен метался от Герры к Чаке, пуская струи горячего воздуха то здесь, то там, и Герра с удовольствием подставляла свои распущенные волосы прямо под живительный поток. Её тело постепенно меняло окраску, становясь по-детски розовым. Чака всегда восхищался этой её способностью так быстро и естественно менять свою внешность (что, в общем-то, не было характерно для представителей биологического вида Герра). Сам Чака, несмотря на заверения Мастера Боа, так и не научился регулировать цвет своей кожи, добившись лишь вариации смуглости; он мог, правда, за несколько месяцев изменить свой рост - и довольно значительно, без труда "играл" волосами на голове, "программировал" ширину грудной клетки и кое-что ещё, но в целом его успехи были скромны по сравнению с возможностью некоторых других иммигрантов. Кстати, Чака заметил, что женские особи в подобных попытках преуспевали нередко куда больше, чем мужские.

Потом Чака захотел вина. Он мысленно представил себе вино - красное, тёрпкое, греческого типа (ему его впервые "сотворила" Электра). Незримый компьютер тотчас принял заказ: в электронной базе данных хранилась вся "пищевая информация" на Чаку - категория его питания (шифр 0333, то есть форма приёма пищи, общий набор продуктов и питательных веществ, характерный для вида homo sapiens), а также данные сканирования вкусовых рецепторов и участков мозга, отвечающих за насыщение. В памяти компьютера было заложено и любимое вино Чаки, включая его состав и технологические параметры. Вскоре в воздухе появился медленно плывущий поднос с бокалом того, что хотелось Чаке; вино было изготовлено только что специальным нанозаводом (микрозаводиком, производящим готовые предметы потребления по нанотехнологиям, то есть "собирающим" запрашиваемые вещи из атомов и молекул, упакованных в нужные комбинации).

На подносе, помимо бокала Чаки, стоял и другой бокал - для Герры. Естественно, что вкусы возлюбленных, обусловленные биологическим различием, не совпадали. Чака прекрасно знал, какие напитки предпочитает Герра, не раз пытался попробовать их, оценить, но в конце концов отказался от этой затеи. Герра также не приходила в восторг от любимого Чакой греческого вина, называла его "молочком восходящего солнца", иногда дразнилась, но в целом не развивала тему несовместимости их вкусового потенциала. Им хватало совместимости во многих других сферах.

Чака чувствовал, что сейчас ему хорошо. Хорошо - удивительно хорошо! - было и Герре. Они как бы отдыхали душой перед предстоящим "марш-броском" в День Исполнения Гимна. Оставалось-то им всего ничего, и часы благословенного отдыха в краткий миг перерыва от дел насущных воспринимались как подарок судьбы, как нежная, ласковая и многообещающая улыбка Матери Любви.

"Герра!"

"Да".

"Герра, моя девочка!"

"Да".

"Герра, я тебя хочу..."

"Мне так хорошо, милый... Мне так хорошо. Давай не сейчас".

"О, любимая, я не хотел тебя, м-м, обидеть".

"Ты меня не обидел. Просто мне хорошо и так. Может быть, мы с тобой поедем к нам домой, во фьорд, - чуть позже. А сейчас давай посидим вместе, посмотрим на водопад".

Они сидели и смотрели. По их желанию Водопад Водопадов менял цвета. То он становился пурпурным, то зелёным, то фиолетовым с вкраплением цвета спелой малины; он вдруг мог изменить свою форму и взметнуться ввысь, мог растекаться широкой рекой и как бы заключать влюблённых в свои объятия - на маленьком островке посреди безбрежного океана. Потом островок полетел. Он летел над парком и загадочными переулками района грёз, он поднялся над тихими улицами с их телепатической "суетой", он взмыл над кварталами сказок и очарования, домами волшебства, храмами детства, дворцами романтики и светлых воспоминаний... Чака и Герра сидели и смотрели. Они видели бесконечно много, и Мать Любовь с нежностью смотрела на них...

Остаток дня возлюбленные посвятили Городу. Возвращаться домой они не торопились, чувствуя, что и там их могут настичь дела. Чака повёл Герру в модный Космопарк. Здесь, на гигантской площади - Космопарк занимал не один десяток уровней, - можно было "заказать" любую нужную вам планету или звезду. То есть можно было как бы очутиться на заданной планете, "погулять" по ней, "потрогать руками", виртуально побывать на поверхности или внутри, в ядре, либо - если речь шла о звезде, - посмотреть на неё "издали", якобы с небольшого расстояния, и даже ощутить горячий, совершенно специфический звёздный запах. Иллюзия присутствия во многом казалась полной. Чака позволил себе "поводить" Герру по Земле, Герра, в свою очередь, "показала" ему свою родную планету.

Затем они пообедали в ресторане "Звёзды угощают". Эта сеть ресторанов славилась тем, что посетителям могли предложить подавляющее большинство блюд, существующих во Вселенной (порядка десяти квадриллионов наименований), если, конечно, посетители знали свою категорию питания - в зависимости от вида организма - и проходили сканирование вкусовых ощущений. Многие блюда синтезировались искусственно - как, например, мясо, - но очень походили на натуральные.

Вообще Город был рассчитан, главным образом, на молодёжь, и именно этим определялись предполагаемые формы свободного времяпровождения. К примеру, проводились соревнования космических кораблей - самых что ни на есть настоящих. Участники усилием воли заставляли стартовать с космодрома при Городе специальный спортивный космический корабль (без пассажиров или со своим виртуальным двойником в качестве пассажира). Далее корабль выводился на орбиту, и им мысленно управляли, соревнуясь с кем-либо, положим, на скорость. Опытные инструкторы помогали новичкам, если последним не удавалось справиться с управлением.

Пользовалась успехом и игра "обменялка" ("обмен телами"), на которой специализировались целые павильоны. Суть игры была такова: вы силой мысли управляете моим телом, а я - вашим; в таком состоянии можно, допустим, попробовать поиграть в футбол. Обычно получалось довольно забавно. Полного контроля над телами не было, поскольку клетки организма сопротивлялись вмешательству "со стороны", и игра превращалась в подобие того, кто кого первый столкнёт с доски в воду. Устраивались и командные состязания - в этом случае предпринимались попытки управлять сразу несколькими телами. Эта игра осуществлялась в специальных условиях, на эластичном полу, чтобы без конца падающие игроки не нанесли себе случайно травму. "Обменялку" обожали дети. Но, между прочим, и взрослые иногда практиковали её в сексе, в качестве своего рода любовных игр, хотя детям об этом знать не полагалось.

Спорт и секс давно стали образом жизни на Планете. В Городе можно было найти эротические игры и развлечения всех времён и народов. Пока дети пропадали в "Детской Галактике" - царстве игрушек и аттракционов на нескольких уровнях и проходили командные и обучающие игры с наставниками (родители, благодаря полю мысли, всегда знали, чем именно занимается их чадо), взрослые участвовали в шоу "Любовные приключения". Это шоу предполагало реализацию всех сексуальных и эротических фантазий - как виртуально, так и натурально; в последнем случае предполагаемые участники "программировались", то есть в них закладывались образы из чьего-то подсознания, смутные, неосознанные желания партнёра, а также границы, преступать которые было нельзя.

Спорт предполагал много, невероятно много спортивных состязаний, матчей и первенств: от индивидуальных "штучек" (культуризм на местный манер, где все могли и без того "перестраивать" и "подправлять" свои тела) до групповых, командных соревнований как внутри своего биологического вида, так и между видами или среди смешанных команд. При этом использовались самые разнообразные условия: естественная среда Планеты Любовь, подводный мир, безвоздушное пространство, невесомость, пониженное или, наоборот, повышенное (что характерно для других планет) давление и т.п. Чака и Герра проходили вдоль городского канала как раз тогда, когда на канале проводилась Весёлая регата. Соревновались две команды - они плыли на двух гигантских черепахах с Шоколадной планеты звёздной системы Альдебаран, поэтому канал был заполнен шоколадной жидкостью с достаточно высокой степенью плотности; компьютер сформировал участников команд, чередуя гуманоидов и негуманоидов (организмам которых не был противопоказан шоколад), причём комбинировал их таким образом, чтобы силы и потенциал команд были изначально равны.

Интеллектуалы предпочитали "Шахматорию" (Историю, в которую можно играть, как в шахматы). Чака, между прочим, - как и Кентавр, - считался непревзойдённым мастером - специалистом по этой игре. "Шахматории" был отведен целый уровень. В огромных, сказочно красивых павильонах перед участниками разворачивалось историческое действие - эпоха истории Планеты Любовь (обычно ранняя) сменялась какой-либо другой эпохой; допускались эпизоды из истории иных планет и цивилизаций. Действие обычно захватывало реальных персонажей, воспроизводимых с помощью голографической оптики, поэтому в конечном счёте всё выглядело вполне натурально, то есть иллюзия создавалась полная. Задачей игроков было - силой мысли вмешаться в ход истории и изменить её, управляя персонажами; соперники должны были помешать это сделать или, если помешать не удавалось, исправить содеянное, направив историю в нужное русло. Игра предполагала солидную историческую подготовку, знание стратегии и тактики и, кроме того, требовала от игроков огромного умственного напряжения. В "Шахматорию" порой играли сутками и, чего греха таить, нередко виртуозам "Шахматории" предлагали занять довольно ответственные посты в системе управления здешним обществом, потому что считалось, что их интеллектуальная мощь может послужить и общему благу.

Герре же больше нравился виртуальный театр - место, где любой мог попробовать себя в качестве актёра, сыграв с желающими в любой пьесе и пользуясь телепатическими подсказками. Зрители обычно оценивали игру. Герра любила "записывать" представление в голографическом изображении, чтобы обсудить достоинства и недостатки игры дома, с любимым и друзьями.

Учёным, да и вообще обитателям Планеты с научным складом ума, по душе приходилось познавательное действо под названием "Стань кем-то", которое, безусловно, пользовалось спросом в Городе Туманной Юности. Когда Чака увидел его в первый раз, он обомлел. Этот, если так можно выразиться, аттракцион, явно навевал на философские, чаще всего материалистические, размышления, но как раз поэтому Чаке - прирождённому идеалисту - выдержать его в больших дозах было трудно. Зато Мастер Боа наслаждался этим поучительным шоу и готов был участвовать в нём без конца, если бы не его духовная обязанность отправлять любовные ритуалы в далёком пещерном храме; Мастер Боа, совместно с Аисом, Направляющим на Путь Совершенства, - последний в своё время взял шефство над молодым, подающим надежды Жрецом, - настоятельно рекомендовал Чаке познавать мир именно по методике "Стань кем-то", и Чака послушно пользовался этим советом, покуда мог. Суть действа сводилась к тому, чтобы с помощью новейших достижений техники "воплотиться" в кого-то или во что-то: птицу, рыбу, живую клетку, цветок или звезду, вулкан, кристалл соли, наконец, электромагнитную волну, атом или элементарную частицу. Таким образом моделировалось некое качественное состояние рассматриваемого объекта и его бесконечные изменения, то есть объект воспринимался как бы в действии (в динамике). В результате исследователю предоставлялась возможность "побывать в шкуре" одной из составляющих частичек мира, "прочувствовать" то, что чувствует тот, другой или то, другое; подобный приём позволял выведать маленькие тайны вещей и проникнуть глубоко - чересчур глубоко! - в замыслы природы.

Короче говоря, в Городе каждый мог найти себе занятие на свой вкус, и это обстоятельство привлекало в него толпы желающих. Здесь находилось место для научных изысканий и эстетических экспериментов, здесь можно было "поработать" над своим телом или "выжать из себя" всю умственную, творческую энергию. Здесь можно было попробовать создать любые зрительные образы, например, окрасить небо в какой-либо цвет, зажечь на небе звезду (обычно это делали не в одиночку, а с кем-то). Можно было поучаствовать в командном соревновании на конструирование виртуальных цветов - создать их внешний вид, форму, придумать им запах и сделать это лучше, оригинальнее, чем команда соперников. Здесь можно было найти романтические знакомства и совершить прогулки под водопадами, спасти любимую или быть спасённой любимым из какого-нибудь реального или созданного силой воображения средневекового замка, попробовать создать экономические империи, проследить, как зарождается жизнь на других планетах и даже виртуально поучаствовать в этом процессе, осуществить "сеанс связи" если не со всеми, то, во всяком случае, со многими ближайшими секторами Вселенной, войти в контакт с кем-либо из других миров (с "контактёрами") и даже - после соответствующей подготовки и имея на это специальное разрешение - "воплотиться" в каком-либо существе на другой планете, то есть воссоздать себя на местном биологическом материале; последнее было особенно тяжело, так как требовало чудовищной концентрации энергии и осуществлялось, как правило, не в одиночку, а совместно с кем-то, даже целой командой, чтобы работала общая мысль.

Таким образом, здесь, в Городе, нередко готовили к натуральным акциям, затрагивающим различные участки космоса и жизнь в нём...

Конечно, обойти всё, что мог предложить Город, за один день было немыслимо. Но ни Чака, ни Герра и не стремились к этому. Довольные, умиротворённые, они бесцельно бродили по улицам и площадям, приветствуемые группками развесёлых прохожих, пока естественная усталость не взяла своё. Наконец Чака вызвал "путешественника" - небольшую лодочку-автомобиль на магнитной подушке, и они с Геррой, удобно расположившись в нём, покинули городскую черту. "Путешественник" довольно быстро понёсся вдоль берега - прочь от удаляющихся вдали городских силуэтов, затем перевалил через отроги невысоких гор с изящным серпантином, построенным скорее ради эстетического удовлетворения, и нырнул в густые заросли субтропического леса. Чака смотрел на Герру, томно прикрывшую глаза, на её божественно красивую мордочку, слушал её дыхание, биение сердца и песнь - внутреннюю, возвышенную песнь, которую пела её душа...

Ехать пришлось недолго. За лесом виднелся другой край полуострова, и он был отделён от противоположного берега длинным, величественным фьордом. Площадка для жилья Чаки - Чакодром, как тут же окрестила её Герра, - находилась в этих местах. Как и все жители Планеты, Чака периодически создавал себе новые площадки для жилья, без сожалений покидая прежние красоты, потому что в каждом новом случае открывалось нечто невыразимо прекрасное, чего не было в прошлый раз; Чакодром его пока устраивал - ещё и потому, что здесь в его дом впервые пришла Герра.

Чакодром расположился на склоне фьорда, и посторонний вряд ли смог бы его найти из-за моря цветов. Цветы, нежные и благоухающие, скрывали и дом Чаки, и все подъезды к нему, да и сам путь, который отделял фьорд от "большого мира". "Путешественник", поскольку не касался земли, не нарушал целостности цветочного поля и аккуратно доставил своих пассажиров прямо к углублённому прямоугольнику, отмеченному небольшой стеклянной галереей. Чака по-джентльменски помог Герре сойти на землю. Из импровизированного пола тотчас выдвинулась прозрачная, сверкающая на солнце стена, она раскрылась, расширилась, выпустила из себя несколько изящных перегородок и завершила композицию небольшим куполом, принявшим форму распустившейся розы. Внутренность помещения постепенно заполнилась предметами быта: картинами и гравюрами (пейзажи рисовал сам Чака), домашним алтарём, посвящённым Матери Любви, и кое-какими милыми мелочами, которые напоминали Чаке о планете его молодости; мебели в доме не было, по крайней мере, она возникала тогда, когда в ней была необходимость.

Герра разделась и принимала освежающий цветочный душ за одной из перегородок. Чака усилием мысли сотворил постель и заказал своему роботу геррин любимый ароматический напиток. За прозрачной стеной открывался дивный вид на фьорд и выход из него, служивший воротами в безбрежный океан; ласковое Второе Солнце заходило, и у Чаки даже появилась надежда переночевать эту ночь дома, потому что дела, как видно, принимали благожелательный оборот, и подготовка ко Дню Исполнения Гимна вошла в колею, не требуя ежеминутного подключения Чаки.

Где-то в подсознании, едва уловимо Чака ощутил лёгкую и очень вежливую попытку привлечь к себе внимание кого-то, кто находился далеко отсюда. Казалось, некто телепатически "покашливал", хотя, разумеется, в мысленном кашле физически не было никакой необходимости.

"Да, Инге", - Чака "включился" в общее поле мысли и с некоторым сожалением обратился к своему духовному помощнику. Силуэт Герры, обнажённой и таинственной, просвечивал сквозь перегородку, прямо на фоне фьорда, уходящего вдаль. Чака любовался силуэтом, любовался игрой теней и переливом красок на горизонте.

"О, Любимый! - официально обратился к нему Инге. - Возникли некоторые рабочие трудности, которые, несомненно, может разрешить Мать Любовь при Твоём верховном руководстве. Божественный Чака! У нас затруднена концентрация энергии на четвёртой луне, где, как Ты знаешь, живут Любимые существа из миров с повышенным атмосферным давлением. Мы не можем напрямую пригласить их на Планету Любовь в День Исполнения Гимна, разве что в скафандрах, что не будет способствовать Ритуалу. Они хотели бы через Тебя обратиться к Матери Любви с просьбой даровать им возможность начать исполнение Гимна сейчас, чтобы ростки энергии находили себе дорогу, и концентрация её достигла нужной величины в назначенное время и назначенном месте. Они пока одни, им трудно. Кто поддержит их до срока? Но они уверены, что нет в мире проблем, которые не поможет решить Благословенный Чака, ведомый Высшими Силами!"

"Остановись, Инге! - сказал Чака. - Я уже всё знаю, я понял". - Во время монолога Инге Чака уже успел побывать на четвёртой луне и выяснить суть вопроса.

"Милый, ты должен им помочь, - услышали они голос Герры. - Ты - надежда мира, Чака. Как тоненькие ручейки энергии начнутся с четвёртой луны, так и ты, любимый, начнёшь величайшее дело Вселенной с маленького обряда, который возвысит Первых. Иди, радость моя, ты должен идти!"

"Надеюсь, я не помешал вашей Любовной Церемонии, о, Великодушная Герра?" - с простодушной непосредственностью осведомился Инге.

"Любви не может помешать Любовь!"

"Я вылетаю сейчас, мудрый Инге, - подвёл итог Чака, пытаясь сосредоточиться на особой, рабочей энергетической волне. - Вызываю сюда "Стрелу".

"Любимый, я буду тебя ждать", - сказала просто Герра, хотя Чака почувствовал в глубине души, как в ней нарождается эмоциональный подъём художника - автора "Сердца"; как родитель, долго не видевший своего дитя, вдруг чувствует потребность обнять его, так и Герра, "спугнутая" Инге, внезапно заскучала по главному делу своей жизни.

"Жду тебя, жду тебя, жду тебя!" - прозвучало над фьордом.

"Жду тебя", - эхом откликнулся Чака, созерцая, как тает любимый силуэт на горизонте...

* * *

Этот день стал для Электры, как и для других жителей Планеты, особым днём. Уже с утра она чувствовала торжественное, приподнятое настроение; радостное возбуждение охватило буквально всех, кого она могла причислить к своим родным, близким, друзьям, дорогим людям - одним словом, братьям и сёстрам по духу. Радовались как дети соседи Электры по "хутору". Дрожали от нетерпения милые прохожие, которые семьями направлялись в сторону стадиона "Сердце" и посылали всем встречным волнующий "любовный" привет.

Электра готовилась к этому дню загодя. Они с Кентавром по много часов занимались медитацией, концентрируя в себе энергию, пока по их телам не начинали пробегать искрящиеся разряды и крошечное электрическое покалывание не пронизывало организм. Где-то в глубинах подсознания у Электры и Кентавра уже раздавалось сладостное пение, подпитываемое тысячами маленьких энергетических ниточек, со всех сторон несущихся в "хутор"; этим провозвестникам прекрасного ещё предстояло окрепнуть, взрасти и расцвести буйным цветом, охватив Планету и соединясь в единый, славный энергетический порыв.

Вся ночь перед Днём Исполнения Гимна прошла у Электры в какой-то сладостной горячке. Под утро Электра даже не могла понять, спала она или не спала. Они с Кентавром разметались на своей площадке для жилья, убрав с глаз долой все стены, крышу и потолок, и звёзды на сиреневом небе светили им. С первыми лучами солнца Электра была на ногах. Кентавр облизывал её чудное тело своим горячим, шершавым языком, и Электра, смеясь, принимала такой "туалет". Потом она ласково расчёсывала шерстку Кентавра, приводила ему в порядок волосы, поила молоком "кентаврихи" (местные нанозаводы позволяли его производить), но сама так и не притронулась к завтраку, не в силах думать о еде.

В восемь утра за нею прибыла правительственная "Стрела". Дело в том, что в общественной иерархии Планеты Любовь Электра занимала далеко не последнее положение. В течение, по крайней мере, двух или трёх лет она занималась размещением вновь прибывших на Планету иммигрантов, отвечала за их адаптацию к местным условиям и работала в тесной связке с Тезой, Которая Встречает Гостей, и - чуть позже - с Норой Нобулеско, в функции которой входило дать почувствовать новеньким, что их любят, что они нужны, и что высшая радость мира не в прошлом, а в настоящем и будущем. Затем Электру пригласили занять пост советника Президента по вопросам Земли и прилегающего к Земле сектора галактики; кроме того, со временем она стала исполнять обязанности помощника Президента по проблемам миграции и - заодно - по культовым и обрядовым вопросам.

Обряды очень много значили в жизни Планеты. В ситуации, когда всё всегда постоянно меняется и обновляется, были свои отрицательные стороны, и они заключались в том, что не все иммигранты психологически были готовы к такому потоку рождения нового. Кое-кто просто не успевал за ним в силу своей медлительной организации. Кто-то успевать мог, но не хотел - собственное коллективное бессознательное, перенесенное сюда из другого мира, протестовало против бесконечного движения вперёд, ориентируясь на статичность и закостенелость. С такими пришельцами не спорили, их не переубеждали; их просто любили, и спустя какое-то время вдруг оказывалось, что недовольных нет, и все, у кого раньше могли быть какие-то претензии, втягивались в здешний ритм жизни, принимая то, что суть и составляло неповторимую особенность Планеты Любовь. Местным обрядам здесь, в этих условиях, отводилась большая роль. Фактически они выполняли роль законов, потому что законодательства в буквальном смысле слова на Планете не было - нормы этики и правовые нормы регулировало единое поле мысли и любви. Обряды в какой-то степени подменяли законы, что для многих, привыкших к регламентации разных сторон жизни, являлось своего рода "палочкой-выручалочкой", спасительным мостиком на пути от неизведанного к знакомому. Обряды никогда не менялись - и, возможно, это было единственное стабильное данное, островок стабильности в водовороте никогда не прекращающихся изменений. Обряды в основном были посвящены любви или затрагивали, во всяком случае, сферу чувств, интимности, возвышенности. Они были несложными, не строгими, но обитатели Планеты добровольно и ответственно следили за их отправлением, повинуясь особому зову сердца.

Принимали участие в обрядах практически все, это нравилось, это доставляло удовольствие. Каждый обряд считался праздником, любая церемония представляла собой поле для игры чувств. Ритуалы соблюдались неукоснительно - ещё и потому, что нарушение "ломало кайф" и лишало действо того неуловимого флера, который и придавал вкус таинству.

Электра следила за соблюдением обрядов - самых крупных, самых значительных обрядов, которые так или иначе затрагивали правительство Планеты, вовлекали его в сферу своего действия. Сам Президент, будучи лицом мирским, не духовным, формально вмешиваться в исполнение обрядов не мог. Это была прерогатива Чаки и других жрецов. Но, естественно, правительство не находилось в изоляции, оно так же, как и все, принимало в обрядах и церемониях участие, обменивалось мнением с духовными лицами, помогало им по мере необходимости. Все жители Планеты всегда действовали сообща, и высшее руководство находило с духовенством множество точек соприкосновения.

Сегодня Электра являлась официальным представителем Президента на празднике Любви. Она должна была выполнить свою роль в церемонии. Сам Президент занимался облётом нуждающихся миров, решая проблемы организации помощи; по традиции, он лично не присутствовал на Дне Исполнения Гимна, но постоянно находился на телепатической связи, как и все, радуясь торжествам, подобно ребёнку.

Правительственная "Стрела" доставила Электру в Главный Храм Любви на остров, расположенный посреди туманного озера. Электра летела и мысленно перекидывалась последними словами с Кентавром. Кентавр тоже принимал участие в церемонии, но не здесь, а в малом "Сердце розового востока", где он обеспечивал приём и размещение почётных гостей.

Электра, стуча каблучками, прошла по мраморному полу Храма в сопровождении десятка жрецов. У амвона - возвышения для отправления обрядов - её встретил Чака. Он стоял, строгий и гордый, с огромным золотым посохом и в мерцающем плаще, от которого исходило странное сияние. Чака ждал официального послания Президента Планеты.

Электра взглянула на него своими лучистыми глазами.

- Здравствуй, о, Любимый! - вслух, чётко произнесла она. - Будь благословенен в Этот День и в каждый из благородных Дней Последующих!

В Чаке, за пеленой официальной торжественности и напускной строгости, угадывался лёгкий интерес. Хотя с Электрой мысленно он общался по работе достаточно часто, но воочию - вживую - не видел её давно и про себя отметил, что Электра за эти годы изменилась до неузнаваемости. Если бы не поле мысли, которое "выдавало" любого индивидуума и освещало его внутреннюю суть - неповторимую "визитную карточку", узнать Электру было бы просто невозможно. Высокая, длинноногая сегодня, стройная, она завела себе гриву огненно рыжих волос (естественно, натуральных), хотя раньше была скорее брюнеткой. "Меня же зовут Электра, - объясняла она всем, улыбаясь, - а у нас, в Греции, "электра" означает "янтарь".

Сам Чака, надо сказать, тоже постарался выглядеть получше к этому дню. Он, чисто внешне, оправился, возмужал, - чтобы соответствовать своему гордому чину, и заметно изменил цвет кожи; его глаза яростно горели на смуглом мужественном лице. Сейчас, сосредоточившись и сохраняя важность, он со вниманием выслушивал обращение Верховной Власти.

- Мои Светлые, мои Дорогие! - чеканила Электра, и её звонкий голос далеко разносился под сводами огромного, светлого зала. - Настал День, к которому мы так готовились и который так ждали. В наш дом пришла радость. Вся Вселенная сегодня озарится лучезарным сиянием, и Планета наша осветится новым огнём - божественным, сверкающим, великолепным, дарующим жизнь. Сердца наши уже поют. Теперь дело за малым - довести песнь до сокровенных глубин космоса.

- Я вручаю тебе, о, духовный владыка лучшего из миров, этот Ключ, который передал мне Главный Хранитель Власти, - Электра уже не говорила, а почти распевала. Во всяком случае, всё пело внутри неё, пела её душа, пела каждая клеточка её тела. - Этот Ключ - от сердца всех Разумных и Любящих, населяющих миллиарды галактик. Когда-то нам вручила его Мать Любовь. И ныне, о, Любимый, возьми его, чтобы отомкнуть те двери, которые ведут к Величайшему Наслаждению.

У Электры в руках вырос удивительный предмет - ослепительный, пульсирующий, переливающийся всеми цветами радуги и - звенящий; казалось, струны эоловой арфы загудели на ветру, издавая звук дивный, чарующий, напоминающий какую-то необыкновенную мелодию, музыкальная форма которой всё время пыталась ускользнуть.

В каждое исполнение Гимна Ключ вручался Совету Жрецов и символически отмыкал Врата Мира; строго говоря, это был и не ключ вовсе, а некое воплощение энергетического потенциала жителей Планеты, "копилка" или даже "лейденская банка", вмещавшая в себя крошечную толику коллективной силы, направленной на утверждение всепоглощающего торжества Любви. Каждый раз, при исполнении, Ключ отдавал себя целиком, без остатка, он исчезал, высвобождая заложенную в него энергию. Спустя какое-то время он мог появиться вновь. Точнее, где-то на Планете - никто никогда не знал заранее где - зарождалась крупинка, которая как бы конденсировалась из особой энергетической среды, насыщенной любовью, и эта крупинка начинала расти, подобно тому, как растёт кристалл, если ему создать соответствующие условия и постоянно подпитывать его. В конце концов Ключ вырастал, выкристаллизовывался - в любом, совершенно любом месте (но только в одном). Миллионы обитателей этого мира искали его - и на вершинах гор, и в расщелинах скал, и на дне океана. Кто-то однажды нашёл его под землёй. Но Ключ всегда находили, не было случая, чтобы его не нашли. Форма Ключа тоже всегда была непредсказуемой. Надо было ещё уметь увидеть, что перед тобой - Ключ. После всех поисков, которые активно обсуждались Планетой, символ любовной энергетики живых существ торжественно передавался духовенству, чтобы быть вовлечённым в самое прекрасное действо из всех, которое когда-либо знала разумная субстанция.

Конечно, все понимали, что Ключ - это всего-навсего игра, маленький симпатичный обряд, приковывающий к себе внимание. Таких малых обрядов культ Любви знал, в общем-то, немало. В действительности, конечно, всё дело было не в них, и они являлись лишь внешним украшением духовного учения, завладевшего умами обитателей Планеты. В основе учения было некое универсальное божество - Мать Любовь, которое, впрочем, на самом деле не имело ни пола, ни изображения; это была высшая духовная субстанция, Творящая, Сохраняющая и Возрождающая, субстанция, не имеющая внешнего лица (формы), но с ярко выраженной неповторимой индивидуальностью. Мать Любовь являлась воплощением гармонии, красоты и добра. Бог есть любовь, - с нежностью говорили те, кто шёл за ней по пути совершенства, и в этой идеологии умещалось всё.

Приверженцы культа воспринимали мир в его иерархии. Всё имело свою градацию, некую уровневую шкалу. Ничто никогда не замирало на одном уровне. Всё находилось в постоянном развитии (динамике), причём под развитием понималось повышение внутри уровня до высшего предела - нормы, оптимального, наиболее гармоничного и целесообразного (красивого), и, в случае, если предел был достигнут, то есть норма выполнялась, открывались иные горизонты, и можно было перейти на ещё более высокий и ещё более прекрасный уровень. Иными словами, развитие воспринималось как бесконечное повышение по уровням вверх. Норма на самом деле всё время ускользала, как идеал, но это можно было понять лишь с высшего этажа, если суметь достичь гармонии на начальном, исходном уровне.

Всё живое - да и не только живое, - что было во Вселенной, стремилось вверх, к лучшему и совершенному, в данном случае оптимальному, под действием так называемой стрелы оптимальности. Там, наверху, энергия, отведенная природой, расходовалась экономнее, целесообразней - не отвлекаться на сторону позволяла столь естественная, органично присущая материи любовь, единство, целостность, крепкая связка, взаимопроникновение друг в друга. Там всё само собой тяготело ко всему, и этим объяснялось вселенское притяжение. Природа создала этот мир так, что, объединяясь, образовывая общую взаимосвязанную систему, живое сохраняло силу и энергию, а также дольше существовало в качестве живого. Там, наверху, преобладала энергия движения (жизни), поэтому всё сущее стремилось двигаться, находиться в состоянии динамики - и эта динамика обеспечивала продвижение вверх.

На нижних этажах иерархии и, в частности, у основания любого уровня преобладало непроизводительное расходование энергии, которая затрачивалась на отталкивание составных частей системы друг от друга. Энергия движения сменялась энергией покоя (физики сказали бы, что кинетическая энергия переходит в потенциальную), на смену динамичности приходила статичность. Вместо того, чтобы идти вместе вперёд, составляющие частички совершали импульсивные, хаотические, бесцельные рывки, и система вскоре распадалась, прекращая своё существование.

Наверху - в иерархически высших областях - главенствовала внутренняя суть, существо предметов, явлений, систем, которое и определяло подлинное движение. Наверху сбрасывались формы. Внизу, напротив, упор делался на внешнее (форму), внимание приковывалось не к действительному, а видимому движению, то есть псевдодвижению, якобы движению. Таким образом, переход от уровня к уровню, повышение по уровням вверх соответствовало, прежде всего, переключению с внешнего на внутреннее. "Встречают по оболочке, - шутили жители Планеты. - Провожают по уму".

Вообще адепты культа Любви считали, что всё предоставленное самому себе (в свободном состоянии, не сдерживаемое ничем) будет в нашем мире развиваться только к лучшему, снизу вверх. Почему? Потому что лучшее (оптимальное) и есть норма, а всё сущее стремится к достижению или восстановлению нормы, естества. В случае, если под давлением обстоятельств произошло отклонение от нормы (спуск по уровневой шкале вниз), тут же возникает стремление вернуться в исходную точку, причём это стремление тем выше, чем больше отклонение. В этом-то стремлении и состоит суть стрелы оптимальности. Сам же процесс возврата к лучшему, гармоничному мы воспринимаем как самоорганизацию системы. Самоорганизация есть затаённое стремление к совершенству.

Поэтому природой устроено так, что всё всегда будет само собой продвигаться в сторону экономии энергетических затрат, то есть к энергетически совершенному, мудрому (прекрасному). Природа органически нуждается в красоте. И тем самым осуществляется подъём по уровневой шкале - шкале оптимальности.

- Представьте себе пирамиду, которая отражает всё сущее, - учил Чаку и Электру в своё время Мастер Боа. - У этой пирамиды объективно нет основания, но мы, по крайней мере, можем вообразить себе это основание. Нет у неё и вершины - она теряется в вышине, но мы, если угодно, сами себе можем очертить границы её этажности, определив, что именно мы хотим считать предельным этажом. Каждый устанавливает себе предел сам. Чем выше в духе, тем огромней, масштабней для тебя пирамида. Пирамида всегда направлена снизу вверх, и сущее стремится организовываться таким образом, чтобы по возможности перебираться с нижних этажей на верхние.

- И, однако, не всем удаётся перейти на более высокий уровень и даже подойти к верхнему пределу своего же собственного уровня, - присоединился к беседе Аис, Направляющий на Путь Совершенства, давний знакомый Мастера Боа, который взял на себя своего рода "шефство" над стремительно взрастающим в духе Чакой. - Закон цели гласит: любая система стремится к оптимальному (высшему, норме), такова её цель. Но есть и закон препятствия: на пути развития системы должно стоять нечто, что затрудняет выход в надсистему. Можете называть это нечто сатаной, вторым началом термодинамики - да как угодно. Но оно выполняет свою роль. Оно, в общем-то, координирует движение, направляет его, подпитывает, осуществляет на деле, подталкивает к свершению. Ведь если принять во внимание, что природа всё более и более экономна в расходовании энергии по мере продвижения по уровням (назовём это принципом бережливости природы), то нужно признать: нужно сито, сквозь которое придётся отсеивать то, что мешает экономии. В игру вносится элемент затруднения, препятствия. Если бы не существовало отсева, то сам процесс лишился бы смысла - нельзя карабкаться по ступенькам вверх при отсутствии ступенек. Есть разные уровни - и движение осуществляется, нет уровней - и движение прекращается, так как оно произошло мгновенно, все составные части системы моментально слились, и теряется стимул к дальнейшему существованию системы. Отсев объективно нужен, чтобы игра продолжалась. Всё уже, уже и уже становятся врата наверху: "Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их", - так говорится в Евангелии.

Так вот, нас, приближающихся к вершине - как мы её видим, - размышлял вслух Аис, - единицы. Нас, любящих, понимающих, разделяющих - малая толика. Ты не смотри, что формально на Планете - столько-то и столько-то численности населения. Это песчинка по сравнению с масштабами Вселенной и жизни в ней! И, вместе с тем, на верхних этажах пирамиды мы приобретаем некие качества, которых были лишены внизу. Мало того, внизу мы о них даже не помышляли. Это - совокупные свойства, которыми не обладает никто в одиночку, но когда мы все вместе - они проявляют себя. Нам удалось выполнить предписания природы и подняться над миром хаоса, косности, глупости, зла и разрушения, изоляции и топтания на месте, болезней, старости, интриг и лжи. И мы объединились в одно не по формальным признакам - не по роду и племени, не по типу характера и сиюминутным интересам. Мы стали целым благодаря общему полю любви. Как оказалось, это огромная, невероятно действенная сила... Да, мы то малое, что попробовало войти в узкие врата. Но мы теперь - и грандиозно большое, охватившее время и пространство, потому что здесь, наверху, малое по форме означает бесконечно большое по сути, а видимое единичное приобретает черты всеохватывающего, всеобъемлющего присутствия на всех этажах мироздания.

Нам дано многое, но с нас и многое спросится. Мы помогаем перешагивать ступеньки тем, кто особенно стремится наверх. Мы реализуем естественное стремление к совершенному, прекрасному, изначально заложенное в живом. Конечно, благодаря стреле оптимальности, всё сущее само собой старается перейти с нижних уровней на верхние, но без нас оно бы делало это вслепую, и процесс подъёма растянулся на бесконечное число лет. Мы своей любовью указываем дорогу, мы мягко и ненавязчиво зовём, и карабкаться по ступенькам становится намного проще. Наверное, нас не почувствует тот, кто в самом низу, хотя и он виден нам как на ладони. Но сделавший первые шаги уже интуитивно ощущает дыхание любви и тянется к нам. Чем выше - тем ближе, и мы с радостью ждём его и протягиваем руки, чтобы принять в свои ряды. Нам ведь нужно поддерживать поле любви и постоянно расширять его сферу...

Да, нам удалось взойти на вершину - или, по крайней мере, приблизиться к вершине - раньше других. И теперь мы помогаем осуществлять вечный круговорот жизни. Мы стали верными слугами, помощниками, стражниками Матери Любви. И поверь, Чака, нет ничего прекраснее.

- Разрешите дополнить, уважаемый коллега, - говорил Мастер Боа, который нередко оппонировал просветлённому и задумчивому Аису. - Мать Любовь - это не есть нечто конкретное, завершённое, определённое. И вообще Матери Любви, возможно, не существует в том виде, в каком нам хотелось бы её воспринимать. И, вместе с тем, Мать Любовь - есть, она реальна, мы сами подпитываем её и наполняем ею духовное пространство. С тем, чтобы она вела нас и любила, как своих деточек, свои составные частички, всепроникающие и вдохновляющие.

Как тебе описать, что собой представляет Мать Любовь? Представь, Чака, что она и есть высший уровень пирамиды, которую мы тут, гм-гм, коллективно изобразили. Но в действительности эта пирамида - не геометрическая, а духовная, её высший этаж не является пристройкой, венчающей здание, в буквальном смысле слова. Высший уровень есть объединение уровней предыдущих порядков в нечто целое, так сказать, стройная, гармоничная система отношений между всем-всем-всем, и малым и большим. Поэтому Мать Любовь - и на верхнем уровне, и на нижних. Она везде. И она состоит из меня, из тебя, Чака, из Аиса, Электры и из каждой нашей клеточки. Она состоит из львов и их прайдов, из группового сознания рыб и птиц, из муравьёв и муравьиных сердец, из общего пчелиного мозга, наконец, из молекул ДНК и их способности создавать живое, что-то чувствовать, ощущать, тянуться к чему-то - ведь это свойство даже на самом мельчайшем уровне нельзя принять за математический ноль. Она состоит из всех-всех-всех "единичек любви".

Однако, Чака, помни: Мать Любовь - не есть ничто отдельно взятое из того, что я сейчас сказал, она - лишь одухотворённая совокупность всего...

Если мы имеем гармонию на каждом этаже мироздания, то есть на каждом из уровней, образующих в конечном итоге целое, то Мать Любовь приходит в наш мир. Она объективно присутствует в нём, правит им. А чтобы была такая гармония, мы должны её создавать, организовать каждую "единичку любви" таким образом, чтобы она почувствовала вкус совершенства. Мы должны любить, мы можем любить, мы умеем любить, мы любим всё, что тянется к лучшему! И этим самым мы сами вызываем к жизни Мать Любовь.

В конце концов не так важно, существует ли божество "в готовом виде". Идеальная система - это система, которой нет, а функции её выполняются. Любовь в нашем мире есть в той степени, в какой мы любим наш мир. Возлюби сам! Возлюби ближнего, возлюби то, что наверху, и то, что внизу, то, что выше, и то, что ниже. И тогда весь мир придёт в движение, "пирамида" оживёт.

Любить, Чака, надо не только сердцем, но и умом. Каждая "единичка", каждая частичка, каждая ячеечка мироздания обладает тем органом, который воспринимает любовь, и сама, в свою очередь, способна на эмоциональное выражение. Только уровень чувствования у всех разный. Кого-то - микроскопические "единички любви", из которых складывается основание, - надо просто деликатно лелеять, не мешать им демонстративной "заботой" выполнять свои рабочие функции и получать от этого удовлетворение (быть в норме, то есть совершенном, оптимальном для них состоянии). Этим самым мы проявим свою любовь к ним. Но кому-то, повыше уровнем, надо помочь более существенно - не наставляя, не принуждая, а просто любя. Наша забота и понимание позволят справиться с любой ситуацией, свернуть горы, достать звезду. Мы думаем, что самое главное - не навредить, и умение не навредить есть оборотная сторона умения любить и быть любимым!

Вселенную, Чака, спасёт только любовь. Любовь и красота, ибо любовь к последней козявочке есть совершенная красота мира. Ты помнишь, Чака, красота - это норма и естество. Может быть, порой эта "норма" длится мгновение, так как внешнее, в которое облекается существо, приходит и уходит, отдаёт себя, чтобы тут же возродиться вновь. Но именно это мгновение - столь динамичное мгновение прекрасного - в конце концов определяет вечность.

В непреходящий миг чуда умещается мир!..

* * *

Огромное "Сердце" билось и билось. Его мерные, приглушённые удары далеко разносились над долиной, в которой "Сердце" было построено. Наблюдатель, который вздумал бы пролететь над этой местностью на высоте полёта орла, увидел бы, что гигантское, округлое строение без окон расположилось в самом центре долины - последняя являла собой как бы ложе или, лучше сказать, блюдо, на которое был аккуратно уложен драгоценный "плод". "Сердце" прямо вздымалось над долиной своей громадой в несколько сот этажей и билось, билось, билось.

Долина была окружена невысокими горами со всех сторон. Дно её было испещрено множеством речушек и ручейков - на самом деле это были так называемые "кровеносные сосуды", которые обеспечивали жизнедеятельность "Сердца"; видно было, как пульсирует в них особая живительная влага. Дно долины постепенно переходило в пологие склоны, склоны становились всё круче и круче, пока ни превращались в "стенки" необыкновенного "блюда", и лишь "Сердце" странно и загадочно выглядывало из-за них, представляя собой откровение для любого путника, если бы он, не зная ни о чём, случайно мог сюда забрести.

Мягкая, нежная, сочная зелень долины удивительным образом гармонировала с ярко-красной окраской "Сердца". Это картину дополняло сияние неба, которое в иных местах и на иных широтах именовалось полярным; оно охватывало всё пространство над головой, а не какой-то его отдельный сектор, и также хорошо оттеняло абрис неожиданного сооружения. Над долиной стояла тишина - возвышенная и одухотворённая тишина, прерываемая лишь ритмическим стуком этого величественного творения всепланетного разума.

Только с близкого расстояния можно было оценить по достоинству всю грандиозность постройки. Собственно говоря, "Сердце" одно заменяло целый город, и, подойдя к его основанию и задрав голову, можно было увидеть обширные блестящие стены из мягкой красной "плоти", уходящие бесконечно ввысь. Видно было, как сокращались и пульсировали "мышцы", как разливалась по этажам "кровь", как подрагивало от ударов основание; подъездных путей было, в общем-то, немало, но ворот и дверей - того, что мы воспринимаем как ворота и двери, - не наблюдалось практически нигде.

"Сердце" было окутано лёгкой дымкой, которая при ближайшем рассмотрении оказывалась облаком летательных аппаратов - "голубых птиц", кажущихся совсем крошечными на фоне трепещущейся громады. Возможно, со стороны это где-то напоминало огромный улей, окружённый роем малюсеньких пчёл, только двигались "пчёлы" гораздо мягче и бесшумнее, как бы совершая в воздухе невиданный по своей согласованности и слаженности танец. В "голубых птицах" прибывало большинство участников сегодняшнего действа. "Птицы" были рассчитаны, в общем-то на одну семью. Они бесстрашно и неторопливо подплывали к колышущимся стенкам города-стадиона; "Сердце" всё время расширялось и сужалось, и с каждым циклом "поглощало" очередную партию прибывших, принимая их в своё горячее и загадочное нутро.

За наружной, красной оболочкой - красным слоем - следовал так называемый оранжевый слой, который колебался в такт биению не так сильно. За ним шёл жёлтый слой, затем зелёный, голубой, синий и, наконец, фиолетовый; с каждым слоем подрагивание "плоти" ощущалось всё слабее, пока - в последнем, фиолетовом секторе ("ядре") - не чувствовалось совсем. Здесь уже начиналось царство фиолетового пространства, глубокого и насыщенного чем-то неведомым, добрым, бесконечным. Дети с радостным смехом здесь покидали своих пап и мам и на специальных детских лифтах, в сопровождении наставников, спускались на нижние уровни, где к их услугам была целая империя игр и развлечений (дело в том, что, по известным причинам, детям присутствовать на самой церемонии исполнения Гимна не полагалось). Взрослые же на своих летающих лодочках-"птицах" направлялись в глубину "Сердца", где занимали определённые, отведенные им места.

Никакой сутолоки, никакой суеты при этом не наблюдалось. Благодаря телепатическому полю каждый заранее знал, где и как ему разместиться наилучшим образом, и какие-либо организационные вопросы отпадали сами собой. На всякий случай на этажах "Сердца" дежурили команды сердце-администраторов и младших жрецов, но их функция заключалась скорее в том, чтобы ласково приветствовать пришедших и поддерживать излучаемые ими волны томительного волнения и внутреннего света.

Наконец летающие платформы размещались в пространстве. По существу они висели в воздухе безо всяких опор. Расположение их напоминало расположение частичек в кристалле: "голубые птицы" были сверху, снизу, справа, слева, наискосок, и между каждыми двумя из них - соседями - сохранялось довольно значительное расстояние. Получалось похоже на космос с его звёздами: платформы свободно парили в некотором объёме, они отливали голубоватым огнём, оправдывая своё название, и фон, на котором всё происходило, был, как уже говорилось, глубоко, проникновенно фиолетовым. Если стать на какую-либо из светящихся платформ, то можно было увидеть десятки и сотни тысяч их во все стороны. Никакие границы не сдерживали "голубых птиц", по крайней мере, спецэффекты, которыми руководил помощник Чаки Николай Эрвен, создавали такое впечатление. Казалось, что у этого маленького космоса нет и не может быть конца.

Все платформы-"звёздочки" плавно передвигались таким образом, что заметить их перемещение можно было по отношению к другим "звёздам". Картина не была застывшей. Положение "голубых птиц" всё время менялось, только очень постепенно; впрочем, движение то замедлялось, то ускорялось, в зависимости от ударов "Сердца", - здесь, в безмолвии "внутрисердечного" пространства, биение отчётливо ощущалось, оставаясь единственным, волшебным и неповторимым звуком, похожим на ритм самой Вселенной.

На каждой "голубой птице" были двое - он и она. Они относились к разным расам, разным формам, имели порой несходные тела. Но это не имело никакого значения там, где космос является домом и где мироздание склонило своё лицо, чтобы вдохнуть жизнь в хрупкое соединение двух бесконечных начал - мужского и женского.

Все, кто был на платформах, молились. Молились в тишине, молились про себя, оставаясь один на один с Матерью Любовью. Это была прелюдия, и каждый думал о своём мире - своей планете, которую он покинул или которую покинули его предки, и в молитвах просил ниспослать туда благословение и покой. Тысячи и тысячи миров вдруг всплывали из глубин подсознания, из заснеженной памяти, которую не всегда хотелось ворошить, - миров несчастных, обездоленных, надтреснутых, лишённых одного крыла. И, может быть, в этот момент на далёких планетах что-то менялось - кому-то становилось лучше, выздоравливал больной ребёнок, прекращалась затянувшаяся война. Мать Любовь была здесь, и она принимала обращённые к ней слова, мысли, просьбы.

Пространство постепенно заполнялось всё новыми и новыми "звёздами". Тишина становилась пронзительной, но и биение вселенского сердца не прекращалось. И вдруг откуда-то из глубин Вселенной послышался тоненький ласкающий звук - зарождение того, чему предстоит окрепнуть и стать Высшим Гимном, символом торжества Любви, Не Знающей Пределов.

Собственно говоря, исполнение Гимна уже по сути началось, и началось оно заранее - за несколько дней: и на отдалённых лунах, и в сердце всякого обитателя Планеты. Ныне же оно лишь освобождалось от ненужных напластований, от того, что мешало ему расти, превращаясь из отдельных, разрозненных партий в стройную мелодию Великого Целого. Это была лучшая партитура из всех возможных, но чтобы исполнить её, требовалась энергетика огромного числа влюблённых.

Среди звёздной мозаики возникло нечто. Это нечто можно было назвать Храмом, появляющимся ниоткуда; Храм рос и рос в самом центре непрекращающегося звёздного хоровода. Был ли это Храм, плавающий в пустоте, или только его иллюзия, также не имело особого значения, ибо Храм воспринимался как реальное чудо и заполнял собою пространство. У Храма стоял просветлённый Чака с воздетыми руками, и лёгкий ветер развевал полы его призрачного одеяния.

Церемония начиналась.

- Высшее, Высшее, Высшее! - пропел Чака. - Ты приди, ты приди, ты возьми нашу Любовь!

- Малое, малое, малое! - пропел в ответ хор жрецов, и их песнь отчётливо разносилась под сводами бесконечного "Сердца". - Стань большим, стань большим, и вот тебе Моя Любовь.

- Мои Светлые, мои Дорогие, - говорил Чака громким, хорошо поставленным, но и проникновенным, чуть взволнованным голосом. - Нам предстоит пройти так мало - всего лишь вечность. Нам предстоит охватить так мало - всего лишь один мир. Нет, это не трудно. Это не трудно тому, у кого сердце обращено к другому сердцу и чьё дыхание, соединённое с другим дыханием, порождает священный ветер, сотворяющий жизнь.

Чака помолчал. Он слушал биение пульса Вселенной и томную песнь её затаённого голоса, разгорающуюся всё сильней и сильней. Он смотрел на звёзды, окружавшие его со всех сторон, и тысячи пар глаз, ловивших каждое его движение.

Потом Чака прикрыл веки, и рука его сама собой потянулась к сердцу, легла на грудь. Чака заговорил:

- Она стояла одна, совершенно обнажённая, посреди поля маков... Поле было бескрайное, чуть неровное; цветы застыли в безмолвии солнечного дня. Редкие насекомые жужжали, перелетая с цветка на цветок, и она внимательным взглядом следила за их импульсивным полётом. Солнце чуть припекало спину, волосы разметались по плечам. Она нагнулась, присела, погладила один цветок... Его лепестки были шелковистые и неровные; мак пах слабо, но совокупное благоухание множества красных головок пронизывало атмосферу, делая её плотной и насыщенной чем-то неповторимо летним, жарким, обманчивым. Она пошла по алому ковру, осторожно ступая босыми ногами, и маленькие чёрные бабочки испуганно вспархивали перед ней... Она шла и шла, любуясь тем, чем нельзя не любоваться, и ясный день благоволил к ней.

А он любовался ею. Любовался её силуэтом, светлым и родным пятнышком в безбрежном океане цветов. Он поспешил её догнать, и она в конце концов остановилась, задрав голову и подставляя своё лицо под поток живительных солнечных лучей. Он коснулся её. Она не обернулась. Он провёл рукой по её нежной коже. Она закрыла глаза. Он вдохнул запах её волос, нагретых солнцем. Она сглотнула, и видно было, как дёрнулся её крошечный божественный кадык. Он притронулся своим лбом к её затылку, потёрся головой о её голову... Она стояла, закрыв глаза, и ждала. Тогда он ласково погладил её плечо, прошёлся пальчиками по предплечью. Она слегка напряглась, как кошечка, тело её превратилось в комок ощущений. Он положил руки на её стройную талию, почувствовал плавность её линий, форм, слегка провёл ладонями по изгибам туловища, впитал в себя её мягкость и тепло. Непонятно было, отчего она такая горячая - от желания ли или от слепящего солнца. Он задержал пальцы, исследуя природу внутреннего огня... И она вздрогнула. Он накрыл своими ладонями её груди - две маленьких благоухающих дыньки, упругие и податливые, ждущие своего часа, когда они смогут подарить источающий аромат тому, кто ищет их вкус, самый тонкий и деликатный вкус в мире. Она выпрямилась, выгнулась, прижалась спиной к его сильному, мускулистому торсу... Он внезапно ощутил учащённые удары её аккуратного, маленького сердечка, уловил лёгкую дрожь, идущую откуда-то из её глубин. Она прерывисто задышала, по её телу пробежала едва заметная волна нетерпения, какие-то особые вибрации возникали из скрытого запаса эмоций, вновь и вновь, и вновь... Он прикоснулся пальцами к её твёрдым, налившимся соскам, потрогал их, слегка оттянул, сжал, а потом стал нежно-нежно водить по ним всей кистью, как будто играя на призрачной и необыкновенной скрипке. Она застонала, она сама была лучшей в мире мелодией и жаждала продлить мгновение, и дать новые такты, и возвысить породившего её великого скрипача. Он коснулся её лона, ощутил окружавший его тончайший пух, шёлк кожи, божественную впадинку, которая вела в пропасть наслаждений и обеспечивала падение ввысь, ввысь... Она застыла натянутой струной, и лишь яркие маки внимали этой музыке телесного дуэта, игре интимного совершенства, какую не дано познать тому, кто не ищет Мать Любовь и не способен услышать её извечный, никогда не прекращающийся зов.

Он бережно взял её и уложил на тончайшее полотно, сотканное из маков. Они сплели ноги, их тела ритмично двигались на горячей, шуршащей цветами земле. Она чувствовала его прерывистое дыхание, прикосновение жарких губ, покусывания, крепкие, грубоватые и ласковые мужские объятия, и иногда казалось, что она сама просто не может дышать из-за чего-то сильного, невысказанного, томительного, и маковое поле кружилось вокруг неё, и солнце плыло, плыло, плыло...

Чака умолк, потому что не знал, где он находится. Он ничего не знал и, открыв глаза, осмотрелся, вернулся в мир, который тут же открылся перед ним. Он увидел тысячи и тысячи звёзд, которые терялись в пространстве, и тысячи, тысячи влюблённых пар, обнажённых, не стесняющихся первозданной наготы, кружившихся в ритме вальса, - каждая пара на своей, отдельной звезде. Они танцевали молча, сосредоточенно, и их лица светились, отливая особым светом на фоне фиолетовой глубины. Эта картина была полна внутренней энергии, и энергия росла и росла, захватывая весь звёздный объём "Сердца", и танцующие переполнялись ею, подпитывая своим желанием всё нарастающий звук Великого Гимна. Удары вселенского пульса участились, космические вибрации коснулись каждой звезды, и движение мира всё ускорялось и ускорялось, и непонятно было, что же кружится вокруг чего.

Внезапно все звёзды превратились в маки - в тысячи, нет в миллионы алых цветов, усыпавших небо, и фиолетовое приобрело красный цвет. Казалось, вальс исполняет то сокровенное, что заложено в нас, и - каждая клеточка нашего тела. Послышались стоны - так вздыхает женщина на ложе удовольствий, и эта песня желания становилась всё громче, всё ощутимее, всё сильнее. Танцующие воплотились в эльфов с маленькими крылышками, переносящихся с цветка на цветок. Затем маки опять обернулись звёздами, но на этот раз - уже настоящими, не "голубыми птицами", а теми небесными телами, которые наполняют космическое пространство. Волшебное действо вышло за пределы Планеты Любовь. И пары возлюбленных уносились всё дальше и дальше, словно играя временем и расстоянием и не ведая тех неодолимых препятствий, которые станут на пути всякого не верящего в чудеса.

Тут в мире что-то произошло... Исчез Храм, а с ним - и Чака. Прямо из неведомых глубин сущего появилась дева - многие её знали в миру как Ани-Ранамáнитру, прозванную Созидающей и Творящей. Ани-Ранаманитра была хорошо видна отовсюду, и она приняла на себя заботу о миллионах любящих, рассекающих время и пространство, и все почувствовали в ней Символ - символ той, которую ждали и которая преподносила жаждущим высший дар на земле - Любовь. Ани-Ранаманитра сделала несколько па. Потом она пробежалась по небу, закружилась, и вихрь её чувственных движений захватил мир. Ани-Ранаманитра танцевала без одежд, она плавно поднимала руки, разводила их в стороны, как два крыла, и вновь сводила воедино - волнообразно, как бы вызывая к жизни некую изящную, бесконечно бегущую волну. Танец был зовущий, манящий, он увлекал эротической сказкой и пробуждал то скрытое, в чём иногда боишься признаться самому себе. Ани-Ранаманитра коснулась своей груди, и все увидели, как из сосцов начала вытекать волшебная жидкость - она превращалась в Млечный Путь, капельками застывая на небе. Танцовщица росла, становилась всё больше - или это увеличивалось её удивительное отражение, - но вскоре ей было тесно в той маленькой сфере, которая составляет наш - привычный нам и знакомый - дом. Вот её хорошенькая головка достигла созвездия Рака. Вот она вышла на уровень галактики, и в вихре танца закружились туманности и скопления небесных тел. Все краски космоса оттеняли эту безумную пляску чувственного и загадочного существа... Ани-Ранаманитра, наверное, прекрасно просматривалась астрономами всех цивилизаций, разбросанных по необъятным просторам Вселенной, но и это был для неё не предел; вот она объяла целый сонм галактик, накинула на себя пылегазовую туманность, укрывшую её, словно тончайший шлейф; вот она взяла в руки шаровое скопление звёзд, тут же разлетевшихся золотыми искорками, и нежными, ласкающими движениями обтёрла своё тело огненным дымом сверхновых, совершая колебательные движения в такт биению вселенского сердца. Чресла её напоминали чёрную дыру или, наоборот, чёрные дыры звали, затягивали, заманивали всё, что достойно было войти в эти врата неземного наслаждения.

У Ани-Ранаманитры не было определённой формы. Точнее, она всё время сбрасывала оболочки, воспроизводящие внешний вид тех или иных разумных существ, и каждый раз представала перед зрителями в новом обличье. Вот Ани-Ранаманитра - человек, вот она - представительница мыслящего вида существ с планеты 987654321 звёздной системы М321 галактики SS999, вот она стала выглядеть как Кентавр - женщина с планеты кентавров... Но каждый раз зрители узнавали Ани-Ранаманитру, её невозможно было не узнать по грации, страстности, откровенной чувственности и особому эмоциональному стилю, присущему сгорающим в высшем пламени влюблённым.

Может быть, все, кто способен на проявление чувств, в этот момент танцевали вместе с ней. Может быть, они тоже выделывали замысловатые па, а может быть, они послали в пляс свои волшебные души, и всё пело внутри них, и раскрывалось в сердце; в конце концов не так важно, что собой представляет идеальный танец, если суть танца - гармония, освобождённая от форм. Невиданное представление Ани-Ранаманитры сопровождалось тончайшим и сладостным звучанием каждой струны, рождённой от живого, - каждой "единички любви", и малой, и средней, и большой, буквально всякого уровня. Все, от кого хоть что-то значило в этом мире, стали источниками необыкновенных вибраций. Это собственные колебания индивидуальных энергетических полей, которые вдруг начали подстраиваться друг под друга, порождали совокупный Голос Любви, и казалось, что нет ничего прекраснее на свете, и Единство Жаждущих вдохновляло и возвышало этот священный, этот величественный концерт. Вся энергия мира сошлась в одной симфонии. И сила её росла с каждой минутой, наполняя присутствовавших невыразимым блаженством и желанием создать то новое, которое принесёт в дом счастье, одухотворённость, покой.

Все, кто собрались сегодня в центральном "Сердце" и множестве других, опутавших Планету сетью, "Сердец", вошли в особое состояние - резонанса чувств. Любая частичка, из которой складывались тела и души, желала быть целым - и была им. Общее сознание, общий мозг, общее сердце - Высшее Озарение Вселенной - моментально пронизало всё, что могло быть вовлечено в круговорот возрождения миров. Сумасшедшее вращение "звёзд" внутри города-стадиона лишь укрепляло энергетику, заставляя биться вселенский "мотор" с невиданной частотой. Если бы можно было глянуть на Планету Любовь издали - со стороны, только на очень-очень большом расстоянии, то можно было бы увидеть, как от Планеты исходит свечение, затмевающее по яркости свет любых солнц. Только свечение это не выражалось в физических единицах, оно было внутреннее - и, вместе с тем, вездесущее; это светилась филосфера Планеты - оболочка, точнее, атмосфера любви, которая разрывала старое и новое и давала дорогу крошечным росткам будущей жизни, призванной воцариться на вселенском троне, когда придёт её срок.

В краткий миг Осознания пришло всё. Любая травиночка, любая былиночка, мельчайший муравьишечка на всех без исключения планетах, где существует, пусть и в зародыше, любовь, предстали перед Высшим как на ладони. Во Вселенной просто не осталось мест, которые были бы забыты или не замечены совокупным полем любви. И в этот момент наступило ОНО - то, что не имеет права быть описано словами, потому что слова - враги в делах, известных только Матери Любви. Да, Мать Любовь пришла в этот мир, она явила всем свой божественный лик, и сладострастный крик вдруг пронизал вечность, крик оглушительный, чистый, счастливый, венчавший собой пришедший из глубин материи Великий Звук. Миллиарды, триллионы скрипок не могли бы выразить сладость того, что было услышано, тот звучащий образ, который один рассказал всё о таинствах свершившегося. Так кричат женщины, когда им особенно, ослепительно хорошо. Это чувство было непередаваемо; оно стало кульминацией - острой, пронзительной, сминающей всё лишнее на своём пути. Мириады живых существ в это мгновение испытали резкий наплыв блаженства, волны головокружения, волны света, волны сказки затмили всё, что только можно вокруг. Мир летел, мир плыл, мир качался; армады светящихся точек в небе превратились в сплошной пылающий шар, и не было больше мужчин, женщин, не было гуманоидов и людей, не было птиц, и бабочек, и живого звёздного ветра, а было то яркое, магическое, трепещущее, что одно знает великую тайну зачатия, рождения, бытия.

В этот момент исчез Ключ. Он отдал себя, растворил себя в Высшем, и бесчисленное число сверкающих его осколочков улетало от Планеты прочь, в неизвестность, неся с собой то малое, что на деле было таким большим.

В жизни Вселенной бывают особые минуты. Когда меняются её краски, её формы, возникает игра ночи и дня. Что-то где-то в этой Вселенной будет происходить не так. Вроде бы космос вечен и неизменен и живёт по своим застывшим законам; но что это?! - на далёкой звезде в неведомой галактике вдруг случилось нечто, и звезда закрутилась быстрей, и десятки планеточек и планет тут же придвинулись к ней, перейдя на ближние орбиты, - ведь масса звезды-сюзерена на какой-то процент возросла, и сила притяжения чуть-чуть увеличилась. И на одной из приблизившихся планет внезапно перестали бушевать ураганы, и недра её слегка успокоились, и атмосфера получила возможность насыщаться кислородом, и как-то сами собой соединились молекулы Н₂ и О₂... Пройдут годы, нет - пройдёт великое множество этих самых годов и вследствие самоорганизации материи в питательной среде возникнут органические вещества. Возникнут органические соли, венцом которых станет образование цепочек молекул РНК и ДНК. Всякое сущее само собой стремится к усложнению путём объединения со всем, что позволит лучше "выживать"; новые, синтезированные системы будут ещё совершеннее, ещё красивее и ещё удачней приспособлены к существованию в мире, который их породил. Сложное, объединённое - это на самом деле простое, только следующего уровня; простота ведь есть изящно прикрытая сложность, а сложность - хорошо замаскированная простота.

Взбираясь с уровня на уровень, влекомое к прекрасному, или оптимальному, сущее будет организовываться так, чтобы меньше зависеть от случая, от стихии. Каким-то системам не повезёт. Но в некоторых начнут развиваться элементы управления процессами, и дальнейшее продвижение вверх от периода к периоду будет происходить уже не совсем беспорядочно. Органика рано или поздно даст на свет молекулы ДНК - простейшие гены, протожизнь. Самоорганизация веществ постепенно приведёт к белкам. Появятся примитивные клетки - прокариоты (без ядра), чтобы когда-нибудь к ним добавилась и координирующая сердцевина. Раз - и новый уровень организации веществ даст новый уровень объединения. Вирусы и вироиды - ожившие кристаллы с белковой оболочкой - станут кирпичиком на пути к настоящей жизни. Два - и клетки, и одноклеточные, и простейшие заполнят собою мир. Три - и колонии клеток, совокупность живого принесёт на планету то, что когда-нибудь, благодаря непрекращающейся самоорганизации, разовьёт в себе исключительную систему внутреннего управления, координации и контроля, назовёт себя "разумным" и, сделав множество пробных, порой ошибочных шагов, придёт к пониманию верховенства Любви. Когда-нибудь - через безумие эпох - оно сменит своих родителей, вдохнувших в него святое, и само, в свою очередь, возлюбив, возвысившись, сбросив лишние, утяжеляющие формы, начнёт сеять, творить.

Но это будет когда-нибудь... А пока... Пока на множестве самых разных звёзд происходят необъяснимые процессы, звёзды ускоряются, а некоторые, напротив, - замедляются, какие-то из них уходят из системы двойных небесных тел, а какие-то, получив дополнительную энергию, отодвигаются скачком от опасной чёрной дыры. Пульсары и радиогалактики перестают мешать тем объектам, которые рано или поздно могут стать на путь зарождения жизни. Сеятель постарался везде, разбрызгав своё семя - энергию любви, детище филосферы - на бесчисленное число парсеков вокруг себя. Всё во Вселенной пришло в движение. Может быть, на миг - на один краткий миг, достаточный для того, чтобы переделать пространство и время.

"Сердце" - стадион "Сердце", равно как и все остальные большие и малые стадионы на Планете, - было охвачено тишиной. Да было ли оно вообще? Можно ли было узнать в этом невероятном, призрачном, играющем сиянии - хранилище вечности - то, что когда-то именовалось "Сердцем"?! Где удары его животворящего пульса? Где великая, грандиозная плоть?? Где волшебная зелёная долина???

...Мягкий туман, освещённый заходящим Вторым Солнцем, скрывал утомление и тихую радость опьянённых от любви. Они лежали - лежали ли? - на своих звёздах, на том, что когда-то было звёздами и отдало себя; они летали - летали ли? - в пустоте уже сбывшегося и вкушали столь сладостное, столь долгожданное умиротворение и покой. Они познали Абсолютное, и Мать Любовь склонилась над ними, чтобы укрыть их, погладить их чело и пожелать долгого приятного сна до следующего великого и благословенного утра.

Акт оплодотворения Вселенной был завершён.

Чака возвращался на Планету Любовь. Он только что побывал на семнадцатой луне с дружеским визитом, очень обрадовался, увидев, как хорошо там обстоят дела, и, воодушевлённый, направил свой корабль в обратное плавание.

На семнадцатой луне устроились жидкие формы жизни. Вообще Планету окружало около сотни лун, больших и малых; многие из них имели искусственное происхождение - их сделали специально из космической пыли, потому что жизненного пространства в планетной системе не хватало, и иногда дефицит территории давал о себе знать. Луны выполняли специфическую роль - они служили приютом для тех живых существ, кто по каким-либо причинам не мог разместиться непосредственно на Планете. Ведь многообразие форм жизни, в том числе высокоорганизованной, во Вселенной было огромно; встречались и разумные водоросли, и мыслящий песок и даже особые космические споры, которые на деле представляли собой исполинский думающий туман, состоящий из квадриллионов отдельных частичек и рассеянный когда-то между несколькими галактиками - сейчас, в последние пару-тройку столетий, его прибило в околопланетное пространство, и он неторопливо и важно менял здесь свои светящиеся очертания, уступая дорогу космическим кораблям, курсировавшим между лунами и Планетой. На ряде лун бушевали ужасные ветры - ужасные для всех, но только не для пришельцев, не представлявших себе существование без вихрей, смерчей и бурь. На тридцатой и сороковой лунах давление превышало тысячу атмосфер - казалось безумием рассчитывать на то, что там может хоть кто-нибудь жить и, однако, находились любители и подобных природных условий.

Без лун Планета была бы неполна, она просто не была бы Планетой. Всё население этого мира с любовью относилось к каждому прибывшему, и единственное, чего ждали в ответ, это - понимание и взаимное чувствование, и вскоре новенькие органично вписывались в любовную среду, развивая и дополняя филосферу.

Случай с колонией на семнадцатой луне был особый. Дело в том, что эта луна традиционно считалась неудачным местом для заселения ввиду абсолютной бесплодности, сверхнизких температур и огромной скорости вращения - последнее порождало слишком большое магнитное поле, что делало луну, в общем-то, непригодной для жилья. Но луна была карликовой, маршрутам космических челноков не мешала, и на неё не обращали особого внимания, пока из Дельты Водолея ни прибыли жидкие разумные существа. Они прибыли в форме кристалликов льда, то есть в анабиозе, - в особых межзвёздных аппаратах; затем "ожили" - расплавились - и долго не могли подобрать для себя более или менее приличное место ввиду своего необычного устройства. Вся Планета переживала вместе с ними много дней. Потом кто-то вспомнил про семнадцатую луну, пришельцы осмотрели её и пришли в неописуемый восторг; они сами вызвались привести её в "порядок" и буквально за считанные месяцы, работая всей колонией, превратили в "город-сад", по крайней мере, по их представлениям. Жидким существам помогало множество добровольцев с Планеты, Теза, Которая Встречает Гостей, буквально падала от усталости с мастерком в руках, и, говорят, на стройке часто замечали Кентавра и Электру в причудливых скафандрах.

Чака и Герра тоже пару раз помогали "семнадцатым". Но, к своему сожалению, много времени строительству они уделить не могли. Герру Высший Совет уполномочил спроектировать целиком новую планету в соседней звёздной системе - Герру просто "одолжили" тамошним инопланетянам, поскольку у них возникли проблемы с затуханием солнца; цивилизация соседей была недостаточно развитая, и без помощи Планеты Любовь с её техникой и специалистами они бы справиться не смогли. Что касается Чаки, то его выбрали Президентом.

Предложение было для Чаки, в общем, неожиданное. Его духовный сан сам по себе ко многому обязывал и синекурой никак не являлся; дополнительная нагрузка в виде должности Президента оказалась не самым удачным решением его собственной карьеры, но, по ряду причин, отказаться Чака не посмел. Дело в том, что население Планеты просило Чаку принять власть - хотя бы на год. Президента всегда избирали ежегодно, процедуры выборов как таковой не было, поскольку в условиях господства единого поля мысли какое бы то ни было голосование - открытое или, тем более, закрытое теряло смысл. Просто все жители коллективно понимали, что тот или иной общественный деятель как нельзя лучше подходит для выполнения президентских обязанностей, торжественно обращались к нему с просьбой возглавить Планету и в случае, если он соглашался, радовались как дети. Отказывался мало кто - просто чтобы не обижать сограждан, хотя были прецеденты. Чака, будучи духовным лицом, очень много значил для любвеобильных жителей Планеты Любовь, и его отказ мог бы ранить сердца обратившихся, о чём, естественно, не могло быть и речи.

Должность Президента была тяжелейшей и ответственной. Прежде всего, не стоило думать, что она давала хоть какие-то преимущества хоть в чём-либо - Президенту доставалась самая большая нагрузка, и он мог рассчитывать разве что на моральную поддержку граждан - в его сторону постоянно шли волны возвышенной энергетики, и они питали его внутренней силой, столь необходимой для каждодневных дел. Взамен Чака давал добро. Он был вездесущим - положение обязывало! - готов был выслушать мысли каждого, кто хотел обратиться к Президенту, и оставался на связи с ним, доколе требовали обстоятельства. Строго говоря, Президент вообще никогда не "отключался" от общего поля мысли и постоянно был доступен для всех. В любое время дня и ночи, в часы рассвета и часы заката он ждал и - искал сам, кому бы мог оказаться полезным.

В целом на Планете царили мир и счастье. Иногда жителям было так хорошо, что, казалось, они достигли нирваны. И, однако, это ничуть не отменяло повседневных чувств, помыслов, чисто человеческих (разумных и духовных) желаний. Существа Планеты не были "осчастливленными автоматами" - болванчиками, они жили, хотели жить и с удовольствием давали жить другим. Иногда они огорчались, иногда на них находила грусть, иногда им хотелось чего-то несбыточного даже по меркам Планеты. Они искали - и находили, желали - и получали, это верно; но найденное - случалось порой! - могло быть и утрачено, поскольку жизнь оставалась жизнью даже в самом лучшем месте на свете.

Чака всегда был первый среди тех, кто радовался и утешал. В условиях филосферы индивидуальные переживания долго существовать не могли, они так или иначе становились частью общих переживаний. Если кто-то чувствовал, что ему не по себе, в его сторону тут же устремлялись волны поддержки, и все они были нежными и ласковыми, и часто особое внимание здесь проявлял Президент. Располагая огромной энергетикой, которой его наделяли все любящие, он щедро делился ею и оставался с тем, кто нуждался в поддержке, до конца. Вот у кого-то родился сын или доченька (может быть, дети даже были клонированы, что не имело принципиального значения) - и Президент первым поздравлял счастливых родителей. Вот у кого-то защемило сердце по утраченной в прежнем мире семье - и Президент мягко и ненавязчиво сидел рядом, держа страдающего за руку, пока ему помогал весь мир. Вот ушёл из жизни некто - смерти происходили на Планете редко и только естественным образом, когда разум воспринимал, что прошёл свой путь до конца, - и Президент заботливо и внимательно вёл за собой наследников, показывая им, что жизнь продолжается и Солнце, прекрасное Солнце по-прежнему сияет и встаёт.

Но это было не всё. Планета, как это ясно, представляла собой целый мир, огромный мир со своим хозяйством и сложной цепочкой производственных отношений. Она обеспечивала население всем необходимым, но хозяйственный процесс предполагал и ряд побочных проблем - организационных, технических, транспортных, экологических и т.п. Нужно было, скажем, постоянно держать в порядке сложнейшую коммуникационную сеть, снабжать исходным сырьём - вплоть до отдельных элементов - нанозаводы, следить за безопасностью роботопромышленности, осуществлять на деле взаимодействие специалистов разных отраслей - и всё это также выпадало на долю правительства, возглавляемого Президентом. Так что скучать, в общем-то, не приходилось. Чака помнил, что первой задачей, которую ему пришлось решать уже в новом качестве, была модернизация сети ретрансляторов мысли, которая равномерно покрывала Планету по принципу пчелиных сот. Зачем это было нужно?.. Известно, что каждый организм в процессе жизнедеятельности создаёт вокруг себя определённое поле, которое некоторые называют биологическим (биополем), но которое в действительности есть сложное физическое поле, представляющее собой весь спектр разнообразных первичных полей. Это общее поле имеет свои сложные колебания, состоящие из совокупности простых. Та часть колебаний, которая обусловлена работой нашего сознания, ума, является аналитическим полем. Когда индивид осуществляет некое внутреннее действие, сопутствующее процессу мышления, то есть проявляет мозговую активность - активность нейронных клеток, его общее физическое поле фиксирует малейшие изменения длины волны. То есть общая картина биополя меняется, обновлённый характер колебаний отражается в нём, как бы закладывается в волновую структуру. Чем больше таких внутренних действий - отражающих динамику работы мозга, тем больше информации, передаваемой с помощью совокупного поля. Все изменения колебаний мы воспринимаем как биотоки.

К сожалению, "масштабы" биотоков ничтожны по сравнению с масштабами излучающих их существ... Увы, даже звуковая волна, порождаемая человеческой речью, вызывает перепад звуковых давлений с амплитудой в миллионные доли сантиметра! Биополе может иметь ещё меньшие колебания. Изменение эмоций разумного создания (в результате появления в мозгу умственных картинок - символов-образов) способно воздействовать на данное поле, однако воспринять на расстоянии столь малые перепады практически невозможно. Лишь в исключительных случаях, когда эти перепады непропорционально возрастают, накладываются друг на друга - резонируют, отдельные "уникумы" - экстрасенсы способны их почувствовать. И вот здесь-то на помощь и пришла техника: изобретённые на Планете особые приёмники и передатчики, усилители и ретрансляторы. Жители Планеты Любовь покрыли всю поверхность материков специальными электронными чувствительными приборами - усиками (из космоса их поддерживала система спутников), основной задачей которых было улавливать вблизи себя перепады чьего-либо эмоционального и умственного "давления", вызванного работой мысли, мыслеобразами, усиливать полученную информацию и передавать её дальше по цепочке. Таким образом, всё население Планеты, находящееся в зоне "трансляции" и воспринимающее подобные "передачи", превратилось по сути в телепатов - экстрасенсов.

Единое поле мысли и любви во многом существовало именно благодаря технике. Техника не жила здесь своей особой, самостоятельной и ни от кого не зависимой жизнью, она только обслуживала возросшие потребности разумного мира и разумных существ. Жители Планеты Любовь были уверены, что любые способности, в том числе мыслительные, могут и должны усиливаться специальными устройствами, которые, впрочем, оставались бессильными, если никаких способностей нет.

Поэтому на Планете была чрезвычайно развита мыслесканирующая и мыслепередаточная сотовая сеть. И, однако, периодически её приходилось реконструировать и модернизировать: во-первых, из-за постоянно растущего населения (естественного и - за счёт притока иммигрантов - искусственного) и, во-вторых, из-за изменения соотношения разных типов мышления в структуре поля мысли. Скажем, тысячу лет назад на Планете больший удельный вес занимали монотипные особи с групповым "мозговым центром" - единым на всю общину, однако в дальнейшем возросла доля носителей индивидуального сознания, негуманоиды разбавлялись гуманоидами и - ещё позже - людьми с Земли. Все прибывшие рано или поздно перестраивали свой организм и часто - внешний облик, экспериментируя и находя оптимальную для себя форму. Поэтому и манера генерации мыслительных импульсов, сама схема организации внутренних электрических токов и деятельности головного мозга тоже периодически видоизменялась, что и вызывало необходимость обновления сотовой сети. Причём обновление должно было производиться очень корректно, чтобы не вызывать разрывов в общепланетном поле мысли и исключить его локальные "перегрузки". Руководили этими сложнейшими операциями опытные специалисты, но их координацию осуществлял, разумеется, Президент.

Ныне же Чака, набравшийся опыта за последние несколько месяцев, вошёл в нормальный рабочий ритм, проще воспринимал свои повседневные обязанности и стал находить в их исполнении настоящее удовольствие. Единственное, что его стесняло и слегка тяготило, - это отсутствие рядом любимого существа, Герры, с которой связь была затруднена по причине больших расстояний (они обменивались мысленными посланиями в лучшем случае один раз в день, что требовало от них огромного умственного напряжения и концентрации энергии). Её поддержка очень много значила бы для Чаки. Понимая это, миллионы самых прекрасных девушек Планеты дарили Чаке свой девичий задор и раздразнивали его эротическими чувствами - впрочем, беззлобно, без всякой задней мысли, не претендуя на чужую любовь, а просто чтобы Чака всегда ощущал себя настоящим мужчиной.

Сейчас Чака покинул семнадцатую луну и взял курс на Планету Любовь. Его вышли провожать почти все члены колонии - они передвигались, перетекая с места на место, используя любые неровности земли, и по их поверхности пробегала рябь, маленькие волночки - таким образом "семнадцатые" прощались с Чакой на своём удивительном языке. Лидер колонии - Чака, естественно, не мог произнести его имя, но это и не требовалось, поскольку "визитной карточкой" служила внутренняя сущность, индивидуальность жидкого существа, - помахал вслед Президенту рукой. Чака восхищался этой способностью "жидких" понижать температуру своего тела или каких-то его участков до вязкого состояния, что помогало им держать инструменты, переворачивать страницы книг, не замочив их, и даже обмениваться рукопожатием. "Любимые! - сказал напоследок Чака. - Я так счастлив, что вы нашли себя, что у вас есть теперь свой Дом и что мы наконец вместе, в одной семье. Живите с радостью, мальчики и девочки, парни и девчата и... - тут он в мыслях шутливо погрозил пальцем одной не в меру шаловливой лужице, - и помните, что я женат".

Все захихикали и, сопровождаемый смехом, Чака отчалил от поверхности луны, отшучиваясь и находя доброе слово для каждого из "жидких".

"Ох, уж эта молодёжь", - доброжелательно проворчал рядом с ним Аис, Направляющий на Путь Совершенства, который в последнее время неизменно сопровождал Чаку в его странствиях в околопланетном пространстве. Аис, собственно говоря, не занимал даже должности советника Президента, но это ни для кого не имело значения, в том числе для самого Аиса, а Чака воспринимал его как доброго, чуткого, отзывчивого друга. К сожалению, Чаке не удалось выманить из заветной пещеры Мастера Боа - старый жрец считал своим долгом никогда не покидать храма, но нередко он мысленно присоединялся к команде президентского корабля, оставаясь подолгу на телепатической связи.

Решая на ходу ещё кое-какие дела с "жидкими", Чака распорядился направить корабль на малую внутреннюю орбиту, одновременно охватывая "мысленным взором" ситуацию в мире, которым ему приходилось управлять. С Планеты в адрес "семнадцатых" шли волны симпатии и дружеской поддержки, где-то деловито хмыкнула про себя Теза, Которая Встречает Гостей, на Розовом материке Планеты произошло непредвиденное землетрясение, впрочем, быстро погашенное техникой и потому не причинившее вреда, в одном из лесочков заблудились два крошечных гуманоида - Чака подождал, пока в их сторону не направилась спасательная "Стрела", - и, в общем, жизнь текла просто и естественно, как обычно, не требуя вмешательства по пустякам.

На некоторый срок у Президента образовалось вроде бы свободное время, впрочем, довольно эфемерное, потому что, отдыхая сердцем и душой, Чака ещё одновременно знакомился через мысленный Интернет с парочкой текущих отчётов. Аис неторопливо расставил на столе у иллюминатора фигуры на шахматной доске. Чака с Аисом очень любили играть в шахматы. Надо сказать, что шахматы на Планете Любовь считались, в общем-то, довольно трудной игрой и вот почему: соперникам приходилось не только сражаться друг с другом на игровом поле и просчитывать бесчисленные комбинации, но и стараться не залезать в мысли друг друга, сознательно ограничивая свои потенции, чтобы сражение было по-настоящему интересным. Удержаться было сложно, очень сложно. Мешали порой и подсказки какого-нибудь любителя, который напряжённо следил за партией в тысяче километров от места поединка; конечно, этика не допускала вмешательства в подобных случаях со стороны, и никто специально не старался испортить настроение от игры - упаси бог! - но, увлёкшись, в пылу азарта мог не совладать со страстью игрока-виртуоза. Поэтому всякое бывало. Чака и Аис нередко лишь посмеивались над энтузиазмом несдержанных болельщиков, любили их пылко, всей душой, но по-отечески строго пресекали любые попытки направить партию в неконтролируемое русло.

Самим таким "горе-болельщикам" потом становилось очень стыдно, особенно когда их стыдила вся Планета. Опытные шахматисты знали их всех наперечёт. И Чака и Аис охотно принимали извинения, впрочем, зная наперёд, что ситуация вполне может повториться при следующем увлекательном поединке - ведь есть вещи посильнее покаянных слов.

"Любезный друг, я готов", - подумал Чака.

"Да, Дорогой, я начинаю. Е2 - Е4", - ответствовал Аис, делая ход.

Чака задумался. Он играл быстро и уверенно, постоянно переходя в атаку, но, честно говоря, в лице Аиса он имел слишком сильного противника, который нередко заманивал его в хорошо расставленные ловушки. Чака с глубоким уважением относился к Аису как игроку, отдавая дань его мастерству. Вообще шахматы считались игрой космического масштаба, они были хорошо известны (в той или иной форме) на множестве планет - никто не знал откуда и почему, - но так уж случилось, что как раз в мире Аиса в них никогда не играли, и Аису пришлось постигать это искусство с нуля.

Чака с любовью смотрел на огромное мудрое существо, склонившее свою косматую голову над доской. Он очень ценил Аиса и был несказанно рад, когда ему удалось уговорить старого мыслителя переселиться на время к нему, на президентский корабль.

"Вам шах, Дорогой", - сказал Аис. Как и Мастер Боа, он был очень церемонным, нередко обращаясь "на Вы" даже к самым близким друзьям, что, в общем-то, не было характерно для Планеты.

Чака сделал рокировку. Он уже допускал в мыслях возможность пожертвовать ферзём, приструнил какого-то любителя с Жёлто-Синего острова, который "прилетел" на партию, как пчела на мёд, и сидел, задумавшись, глядя на доброе и сильное лицо своего партнёра. Вокруг них, в шахматном салоне ракеты, начинала собираться компания живых существ. Конечно, по отношению к ним Чака не имел ничего против. Многие даже не были разумными созданиями в буквальном смысле слова, и их привлекала не шахматная партия, а тепло, исходящее от Президента и его друга. Здесь порхали бабочки и славные летучие мишки, ползали Маленькие воины - они добровольно поддерживали порядок в корабле, - задумчиво бродили вокруг играющих полуразумные маги и таги - они порой тыкались мягкими мордочками в руки игроков, и по глазам было видно, что "болеют", переживают; вокруг стола выстроилась цепочкой команда гуманоидов, управлявших кораблём, и - недалеко от них - устроилась в уютном полупрозрачном кресле Нора Нобулеско. Вообще президентский космический корабль - он назывался официально "Ковчег" - представлял собой удивительное зрелище, заслуживающее отдельного рассказа, и давал приют многим и очень многим. Всякой жизни хватало здесь, на "Ковчеге", вполне. Президент никогда не оставался один, и его дружелюбное, преданное окружение - разумное или просто доброе - всегда старалось дать ему всё то хорошее, на которое было способно; взамен ему хватало немножко президентской любви.

Чака уклонился от неожиданного нападения Аиса. В иллюминаторе уже показалась хорошо видимая отсюда Планета Любовь. Звёзды мягко сверкали вокруг освещённого обоими Солнцами диска, отражаясь золотыми россыпями в небесах. Чака, обороняясь, постарался проникнуть мыслью вглубь Планеты, в её телепатическую сущность, охватывая сознанием всё единое поле понимания, проникновения и любви. Аис внутренне хмыкнул, видимо, не совсем довольный тем, что Президент частично отвлекается от игры; Чака предупредил его ход конём, но не оставил своих попыток прочувствования Планеты.

Внезапно в мозг ворвалась какая-то волна боли. Боль не была сильной, скорее даже это была не боль, а чувство резкого душевного дискомфорта. Аис замер с фигурой в руке. Чака недоумённо поднял глаза. Все, кто находился в шахматном салоне, заволновались, маги и таги стали слегка подпрыгивать на одном месте, а Маленькие воины заученными приёмами рассеялись по стенам и потолку. Нора Нобулеско решительно встала с кресла.

"Вот негодник!" - сказала она, и присутствовавшие, постепенно отходя от шока, начали осознавать, что явилось причиной беспокойства. Там, далеко, на Планете Любовь, горько рыдала маленькая девочка, которую с размаху, наотмашь ударил по щеке мальчишка-гуманоид довольно воинственного типа. Тут же в сторону обиженной девочки полетел целый шквал утешающей энергии, буквально со всех концов земли. Чака и Аис послали свои импульсы, и Чака мысленно "вгляделся" в дерзкого мальчишку, изучая его и как бы подбрасывая "порции" добра, которого хулигану явно не хватало.

"Подожди, подожди, - успокоил Аис Нору, чувствуя, что последняя может выйти из-под контроля и мысленно задать проказнику трёпку. - Пожалуй, ребёнок ни в чём не виноват".

"А кто же ему виноват? Что он, играть спокойно с детьми не может, что ли?" - резонно возразил Чака, эмоционально присоединяясь к Норе Нобулеско.

"Мои Любимые, мои Дорогие, - возвестил всех о своём присутствии вынырнувший неизвестно откуда Мастер Боа. - Я разделяю точку зрения уважаемого коллеги Аиса. Гм-гм, право, ругать ребёнка просто так не стоит. Давайте сначала попробуем лучше разобраться в ситуации".

"Нет, это просто безобразие", - продолжала возмущаться Нора.

"Может быть. Всё может быть..." - сказал Чака, по-прежнему "вникая в душу" напроказившего малыша сквозь толщу разделяющих их километров.

Игра явно была нарушена, и присутствовавшие взволнованно ходили по шахматному салону взад и вперёд. Некоторые зверюшки свистели и пищали. Чака подошёл к иллюминатору, вглядываясь в необъятные глубины космоса, несущегося им навстречу. Планета Любовь приближалась и приближалась...

* * *

Электра совершила гиперпрыжок. Гиперпрыжок предполагал мгновенное - без ограничения скорости - перенесение одушевлённой материи через пространство, в общем-то, на любое возможное расстояние. Проблема, однако, заключалась в том, что для совершения прыжка требовалась гигантская концентрация энергии в живом существе, которое инициировало прыжок, и количество энергии было прямо пропорционально расстоянию. Если очень захотеть, можно было без труда "сигануть" метров на сто-двести - этому способствовала телепатическая сотовая связь, которая выполняла также функции сосредоточения некоего объёма энергии в одном месте и в одно время. Немало жителей Планеты пользовались возможностью таких мини-гиперпрыжков (они ещё назывались суперпрыжками) для чисто бытовых целей, например, для перемещения с этажа на этаж в каком-либо большом оживлённом городе. Можно было "прыгнуть" и с одной площадки для жилья на другую в пределах общего "хутора", естественно, если ваши соседи не против. Однако перемещаться на большие расстояния было сложнее - прежде всего потому, что такие акции предполагали известную нагрузку на сотовую сеть и соответственно забирали у окружающих несколько больше энергии, чем готов был предложить "усреднённый" житель Планеты. При необходимости сотни, тысячи, миллионы разумных существ готовы были выложиться, чтобы обеспечить по-настоящему грандиозный прыжок кому-либо - этим в своё время активно пользовалась Герра, спасая население своей галактики от взрыва сверхновой, но злоупотреблять их готовностью без веских на то оснований было, по меньшей мере, некорректно.

Электра прыгнула, не раздумывая. Она переместилась из горного массива Лапочка, где следила за выполнением обряда племенем смеющихся змей, прямо в президентский корабль "Ковчег". Ей пришлось преодолеть почти три тысячи километров. Чака несколько сурово глянул на неожиданную гостью, потом молча кивнул головой и мысленно предложил садиться. Электра уселась на сиденье в форме большой прелестной ромашки, выросшей прямо из пола, покрытого декоративной травой, и перевела дыхание.

Чака кормил с руки белочку и одновременно просматривал в своей голове некоторую служебную документацию. Потом он посмотрел на своего советника по обрядовым вопросам.

"Электра, милая, что случилось? Ты не могла подождать, пока я прилечу на Планету, если уж так необходимо очное рандеву?" - спросил Президент.

"Ты сам знаешь, что случилось, о, Любимый, - в интонации Электры послышались некоторые официальные нотки. - Этот случай с мальчиком Ан-Дю".

"Я только что общался с его родителями, и они в совершенной растерянности, просили у меня и всех живущих прощения; мы вместе беседовали с малышом, и, поверь, я его особенно возлюбил. Теперь это и мой сын!"

"Да, я знаю, Чака, мы все это знаем, и дело, наверное, не в Ан-Дю. Он её ударил. Понимаешь? Как же это стало возможно?"

"Электра, ласточка моя, дети есть дети. Сотни ребятишек ссорятся друг с другом и тут же мирятся на площадках для детских игр каждый день. Ты считаешь, что мы, взрослые, должны всё время вмешиваться?"

"Я понимаю, Чака, что ты хочешь сказать, - вынуждена была признать Электра. - Дети есть дети, и они плачут чисто по-детски, потому что таков их способ выражения чувств, пока их не примет в свои объятия единое поле мысли и любви. Да, бывает, что они даже обижают друг друга и ссорятся друг с другом - чтобы не ссориться, нужно слишком многое понять и осознать. Но чтобы с такой злобой?.."

"Что ты имеешь в виду?" - Чака внимательно посмотрел на Электру.

"Чака, Любимый, Дорогой, Светлый, у нас произошло нечто такое, чего Планета не знала в течение веков, - Электра была не на шутку встревожена. - Дело не в том, что мальчик ударил девочку. Дело в том, что его на это толкнуло, что скрывается за всем этим? Сам по себе ребёнок на Планете Любовь не будет себя так вести".

"Она права, - подсказал откуда-то Мастер Боа. - Эмоции детей - это бледное отражение непознанного высшего".

Чака помолчал и погладил белочке шейку.

"Хорошо, - сказал он, помедлив. - И что же вы предлагаете?"

"Я предлагаю созвать Общий Совет, - Электра была настроена очень серьёзно. - Давайте обсудим ситуацию всей Планетой".

Чака краем сознания уловил, что с её мнением согласны многие, по крайней мере, десятки, если не сотни тысяч тех, кто сейчас находился "на связи". Однако он уловил и другое - искреннее огорчение родителей Ан-Дю и какое-то непонятное состояние души самого виновника происшедшего.

"Электра, - мягко произнёс он, обращаясь одновременно и к другим, ожидающим его решения. - Я думаю, что не стоит драматизировать этот случай. Не знаю, почему ты так тревожишься".

"Конечно, - тихо ответила Электра. - Слёзы одного ребёнка - это ещё не повод для тревоги".

"Нет-нет, не нужно придираться к моим словам, - Чака встал и пустил белочку на дерево, растущее здесь же, в саду космического корабля. - Мы должны подходить ко всему с умом, а не только с позиции эмоций. Пусть жизнь идёт своим чередом, и предоставим Матери Любви возможность вырастить наших детей в дружбе и согласии, не раздувая их отдельные ошибки и - м-м - детские шалости. Не нужно привлекать внимания к тому, что произошло. Если Мать Любовь с нами, то повода это обсуждать больше не будет".

Чака оказался в окружении летающих "членов команды" космического корабля, постепенно заполнивших помещение; многие из них садились ему на плечи, на руки, ластились и ждали от Президента знаков любви. Чака погладил по головке одного летающего мишку. Электра, слегка насупившись, смотрела в окно - гигантскую, можно сказать, витрину во всю стену, отделявшую внутренний сад "Ковчега" от космического пространства с его холодными мерцающими звёздами. Где-то под ними, сбоку, в глубине окна виднелась небольшая часть голубого шара Планеты Любовь с сияющим нимбом атмосферы.

Президентский космический корабль "Ковчег" представлял собой довольно таки странную конструкцию и вмещал в себя странный мир. Прежде всего, никто не удивлялся обилию на его борту всякой живности, равно как и садам, паркам, лужайкам, цветникам и даже нескольким мини-озерцам - их особенно облюбовали некоторые представители экипажа. "Ковчег" называло домом почти всё население Планеты. Каждый, кто хотел, в любую минуту мог ступить на его палубу и, при желании, жить в нём. Президент был открыт для любого желающего. Можно было совершить гиперпрыжок и предстать пред ясные очи Президента (этика, правда, предполагала, что сначала личную встречу с Президентом надо было согласовать), а можно было, не торопясь, причалить в малом космопорту "Ковчега" на каком-нибудь межзвёздном катере и свободно гулять по бесчисленным этажам. Нередко влюблённые парочки устраивались на пикник в президентском корабле, совершая, таким образом, передышку в своих космических странствиях. Собственно говоря, "Ковчег" по сути являлся небольшим "городом", только, в отличие от традиционных "городов" Планеты Любовь, в которых большей частью отдыхали и развлекались, в нём кто-нибудь жил и работал постоянно, без "отрыва от производства".

Внешне "Ковчег" ничуть не походил на обычные звездолёты и снующие между Планетой и лунами многочисленные космические челноки. У него, в общем-то, не было определённой, фиксированной формы. Довольно часто "Ковчег" перестраивался - исходя из функций, которые ему приходилось выполнять, причём перестраивался порой прямо на лету. Скажем, он мог выглядеть как длинная (до ста и больше километров) труба, по которой можно было выбраться пострадавшим из зоны бедствия на какой-либо планете, он мог стать пирамидой - для осуществления некоторых манёвров или превратиться в неторопливую космическую ладью с простёртыми во все стороны солнечными парусами; мог походить на ежа с ощерившимися иголками антенн или представлять собой целый космический флот, состоящий из отдельных, разрозненных небесных объектов. "Ковчег" был многоликий и никогда не повторялся. Соответственно менялось и его внутреннее убранство, и даже "население" космического чуда периодически обновлялось, не говоря уже о самом Президенте, который, как известно, переизбирался каждый год.

Самой главной функцией "Ковчега" считалась функция официальной резиденции Президента. По неписаным законам Планеты, Президент не находился постоянно на территории ни одного из существующих материков. Это было бы несправедливо по отношению к другим землям. Президент "принадлежал" всей Планете и соответственно его долгом было парить в пространстве, обозревая всё своё "хозяйство" из космоса и оставаясь в равной мере доступным для всех. Поэтому "Ковчег" постоянно находился в движении, в полёте. Это не исключало возможности его приземления где угодно на поверхности Планеты или луны - благодаря самораскладывающейся и самоизменяющейся форме для "Ковчега" не существовало каких-либо "неудобных" стартовых или посадочных площадок. Он мог, при необходимости, окунуться даже в глубины океана, пользуясь системой антигравитации, мог и аккуратно "сесть" верхом на город - любой из бесчисленных планетных "городов". Скорость, с какой "Ковчег" передвигался в пространстве, была произвольна. Ему ничего не стоило зависнуть в воздухе, подобно острову Лапута, или, наоборот, развить скорость почти до околосветовой - специальные приборы следили за тем, чтобы изменение скорости не влияло на экологию среды, в которой "Ковчег" перемещался с место на место, и чтобы слишком стремительное его передвижение не наносило ущерб живым существам, оказавшимся поблизости.

Среди самых разных представителей населения "Ковчега" особо выделялись Маленькие воины. Никто, даже компьютеры, в общем-то, не знал сколько их. Маленьких воинов можно было принять за насекомых, только они являлись живородящими и, с точки зрения разумной иерархии, относились к высшей категории. Для них был характерен коллективный разум, и каждый отдельно взятый Маленький воин не играл особой роли и отличался от других своих товарищей настолько же, насколько отличаются друг от друга клетки одной клеточной колонии организма. С Маленькими воинами было очень трудно общаться, и население Планеты специально постигало эту премудрость. Скажем, Чака никогда не обращался персонально к тому или иному представителю этого "воинства", а старался "разговаривать" со всем "воинством" вообще. Да и слово "разговаривать" было, пожалуй, не совсем уместно - Чака лишь представлял мысленный образ того, что ему хотелось бы передать Воинам, и таким образом его пожелание доходило до адресата. Это всё ничуть не мешало ему дружить с Маленькими воинами и даже играть с ними в шахматы, когда поблизости не было Аиса (Чака недолюбливал чисто мысленные - на расстоянии - турниры). Чаке было даже немного забавно наблюдать, как группа Воинов с лёгкостью передвигает фигуры на шахматной доске - помогать им со стороны было не принято, Маленькие воины из-за этого обижались.

Всё это необычное "воинство" с планеты МВ - названия планет в мире телепатии, как правило, вслух не произносились, поскольку в этом не было необходимости, хватало и мысленных образов, - фактически взяло на себя роль добровольного и ближайшего помощника Президента. Так, Воины следили за порядком на президентском космическом корабле, управляли компьютерами и обеспечивали коммуникации, а главное - сами осуществляли перестройку "Ковчега" в полёте, если возникала такая необходимость. Интересно было наблюдать, как миллионы и миллионы крошечных разумных существ, ползающих и летающих (они могли раздуваться как шарики и парить), быстро перекрывали необходимые отсеки и ловко демонтировали их, чтобы потом воссоздать в другой комбинации. Под ноги Маленькие воины, как правило, не попадались - у них хватало ума не ставать на дороге у более крупных живых существ, и вообще "воинство", не смотря на свои агрессивные задатки, вело себя мирно и тихо, с уважением относясь к посетителям корабля и стараясь не причинять никому неудобства.

Чака распорядился выйти на малую - "президентскую" - орбиту на высоте 300-500 километров над поверхностью Планеты и совершать виток за витком. Он, Электра, Нора Нобулеско и Аис смотрели на вид Планеты, открывающийся внизу, одновременно "погружаясь" в море мыслей и чувств, имя которому - филосфера. Чака любил вид Планеты из космоса, особенно в "обрамлении" узора из множеств индивидуальных и групповых сознаний, сплетавшихся в единое и неповторимое целое. Под Чакой медленно пролетали волшебные города, чудесные земли, горные хребты, блестело в свете Первого и Второго Солнц серебро рек, озёр и безбрежных океанов. Внезапно Нора удивлённо вскрикнула и указала рукой на какое-то чёрное, колышащееся далеко внизу марево, закрывшее небольшую часть суши на Цветочном материке. Все вгляделись, пробуя разобраться, что же там такое происходит.

Чака и Аис "настроились на волну" чувств и мыслей, сконцентрировавшихся на загадочном пятачке. "Смотрите!" - сказала Нора, и все увидели крошечные искорки далёких молний, прорезавших небо над Цветочным материком.

"Они окрасили небеса чёрной краской!" - воскликнула Электра в ужасе.

"Это точно, - спокойно сказал Аис. - Они превратили всё пространство в чёрный туман - как сажа, просто чтобы развлечься и, скажем так, "поприкалываться" над людьми".

"Президент, вы видите их?" - спросил откуда-то с Планеты Инге, который сейчас выполнял обязанности помощника Президента по религиозным вопросам.

"Мать Любовь! - воскликнул Чака. - Конечно, Инге, мы видим их".

Вскоре вся Планета или, по крайней мере, значительная её часть обсуждала сложившуюся ситуацию, но как-то нестройно, как будто бы на базаре. Телепатический эфир был буквально "забит" мыслями и голосами, спорившими друг с другом.

"Они имеют право веселиться, они - всё-таки молодёжь", - пробивалось чьё-то мнение через гомон чувств.

"Почему они не посоветовались с другими и доставляют нам столько беспокойства?" - ощущалось сквозь расстояние обида множества расстроенных душ.

"Это некорректно, это - неуважение", - раздавалось откуда-то из глубин подсознания.

"Хорошо, молодые люди и молодые гуманоиды решили погулять. Но зачем им при этом демонстративно портить всем настроение, нагоняя мрак на наши дома и храмы?" - вопрошало телепатическое поле, отражая тончайшие изменения эмоций тех, кто оставался внизу, на Планете.

"Мои Любимые, мои Дорогие, - обратился Чака к группе молодых иммигрантов с разных галактик, которые всё прекрасно слышали, но не отвечали и, посмеиваясь, продолжали сгущать черноту над Цветочным континентом. - Мы ценим вашу шутку, но давайте сейчас обратимся вместе к Матери Любви, чтобы она своими объятиями восстановила среди нас мир и согласие".

"Привет, Чака! - послышалось откуда-то с земли. - Ты нас уже достал со своей Матерью Любовью! Дай хоть поэкспериментировать и принести сюда немного открытого космоса. Сейчас будет не только темно, но и жуть как холодно!" - видимо, шаловливые гуманоиды, устроившие переполох, не удовлетворились впечатлением, которое они произвели, и намеревались продолжить свои небезопасные шутки.

Чака вместо ответа сосредоточился, сконцентрировал внутреннюю энергию и послал в сторону говорившего столько добра, сколько был способен. Добро исходило волнами, оно заливало весь мир, и мало-помалу Планета засияла, нестройный хор голосов смолк, и каждый подстраивался под Чаку, отдавая проказникам частичку своего сердца. Планета любила, и вскоре Мать Любовь опять была здесь, рядом.

Мрак над Цветочными землями постепенно стал рассеиваться, хотя Чака и все, кто был с ним на корабле, скорее почувствовали это, чем увидели - "Ковчег" успел переместиться по орбите, и пятачок, вызвавший столько волнений, почти исчез из виду.

"Извините, пожалуйста, - раздалось в голове вежливое бормотание кого-то из молодых "бунтарей". - Ей-богу, мы не хотели никому доставлять беспокойство. Просто как-то так получилось, само собой... Мы очень-очень любим всех вас, поверьте!"

"Нам стыдно, стыдно! - воскликнул девичий голосок. - Добрые наши, Светлые наши, Любимые наши! Братья и сёстры! Друзья! Пожалуйста, не судите нас строго. Пусть это будет считаться нашей неудачной попыткой передать всем живущим привет. Милые! Мы с вами, с вами, с вами... Мы остаёмся одним!.."

Чака, обессиленный, молчал, и, хотя на сердце постепенно отлегло, червь сомнений закрался в его душу и не давал ему покоя. "Мастер Боа, - тихо и незаметно для остальных произнёс Президент. - Ты всё видел, всё знаешь?"

"Да, - так же тихо отозвался верный змей из храма. - Я в курсе. Я всегда в курсе. Но у меня нет комментариев".

Чака не без грусти смотрел на чёрное небо, усыпанное звёздами, проплывающее над ним.

В мозг ворвалась далёкая волна переживаний, волнений, смутной, неосознанной тревоги и чисто человеческого нетерпения.

"...Чака... Чака... Да что там у вас происходит, боже ты мой? - голос Герры был едва слышен. - Чака, ты где?.."

"Геррочка! - обрадовался Чака. - Малыш мой родненький, сказка моя неземная, как у тебя дела?"

"Чака!.. Не пропадай!.. Что у вас случилось?"

"Ничего особенного, моё медовое сердечко. Ничего. Просто ребятня решила порезвиться и, м-м-м, переоценила свои силы", - Чака чувствовал, что с трудом способен принимать мысленный импульс и в ответ едва-едва передавал "сигнал".

"...Чака! ...Чака! Ой-ой-ой, я тебя почти не слышу! Мой любимый, котёнок!.." - образ Герры стал колыхаться и постепенно пропадать.

"Герра! - сказал Чака. - Герра! Подожди, не исчезай!" - Чака чуть ли не свалился в выросшее из-под земли кресло в полном изнеможении. Электра и Аис внимательно посмотрели на него.

Чака рассеянно сидел, уставясь в пол, и медленно собирался с силами.

"Э-эй, Чака! Господин Президент!" - Электра попыталась привлечь его внимание.

"Да, Электра", - Чака говорил с некоторым трудом.

"А где "семнадцатые"? - Электра заглянула несчастному влюблённому прямо в глаза. - Мистер Президент, приди наконец в себя! По-моему, у нас какие-то проблемы с "семнадцатыми".

"Что?" - спросил Чака.

"Семнадцатых", то есть "жидких", нет на связи!"

Чака медленно сосредоточил мысль на своих друзьях и попробовал "проникнуть" на семнадцатую луну по счёту. Аис и Электра молча ждали.

К сожалению, Президента встретила полная мысленная тишина... Никакого контакта не было не только с семнадцатой луной, но и с другими лунами, обращавшимися по орбитам вокруг Планеты.

* * *

Кентавр любил свою работу. Он курировал целый ряд крупных заводов, и в его задачу входило следить за их бесперебойной деятельностью и развитием (заводы часто "переделывали" и перестраивали сами себя). Вообще на Планете вся промышленность разделялась на два основных направления, или два рукава: мини-производства, которые представляли собой многочисленную сеть индивидуальных установок по выпуску предметов повседневного обихода и продуктов питания - так называемые домашние нанозаводы, и индустриальные гиганты, так сказать, общего пользования, которые, как правило, производили приборы, технику, роботов, транспорт, космические корабли, детали домов и "городов" и т.п. Домашние мини-производства были практически везде, и являлись для жителей Планеты такой же реальностью, как для нас водопровод. Ими пользовались безо всякого труда, это могли делать даже дети. Чтобы самим создать одежду, мебель, игрушки, личные "электронные сувениры", большого ума не требовалось - достаточно было захотеть их иметь, представить себе их мысленный образ, определить присущие им свойства, то есть технические и функциональные характеристики (а в этом населению, в свою очередь, помогала специальная компьютерная техника, которой управляли телепатически), и особые микросканеры и собирающие устройства тут же воспроизводили задуманную модель в натуре. Сырьём им служила первичная "наноруда" - бруски, пластинки или даже жидкий концентрат разнообразных веществ, представлявших собой комбинацию тех или иных элементов. Нанотехнология предполагала работу с "нанорудой", то есть расчленение её на отдельные атомы и группы атомов и сборку "по-новой" - в том порядке, который обеспечивал появление на свет заказанных вещей. Естественно, что всё, что производилось таким образом, было уникальным, то есть не повторялось никогда и нигде (если специально не преследовать цель создания "двойников").

В отличие от домашних нанозаводов, крупная индустрия была ориентирована на массовый выпуск специализированной продукции. Здесь существовала своя иерархия производства. Так, некоторые предприятия обслуживали отдельные "хутора" и небольшие районы - обычно это касалось химических отраслей, биотехнологии, сельского хозяйства, опреснения воды и выращивания морепродуктов, переработки отходов, очищения природной среды. Фактически каждая группа жителей имела свой, "участковый" набор специализированных производств. Затем шли заводы регионального уровня. Все предприятия были полностью автоматизированы и роботизированы и не требовали присутствия рабочих; располагались они, как правило, глубоко под землёй. Естественно, что очень часто заводы реконструировались и порой просто создавались в новых местах (а в прежней местности уже более ничего не напоминало о существовавшем некогда производстве - считалось, что таким образом природа имеет возможность "отдохнуть" и восстановить саму себя).

В обязанности Кентавра входила инспекторская проверка и контроль уровня чистоты производств на предприятиях своего, довольно таки обширного района. Кентавр мог снимать показания приборов мысленно или лично объезжать завод за заводом - это не имело особого значения, но в силу своего врождённого чувства ответственности он предпочитал непосредственно обозревать вверенные ему владения.

Вот и сейчас Кентавр надзирал за порядком на огромном подземном предприятии по выпуску "механических муравьёв" и "пчёл" - они использовались для проведения строительных работ. Кентавр не вмешивался в сам производственный процесс, но с удовольствием наблюдал, как с поточной линии сходили один за другим крошечные электронные "тельца" и сразу же, в специальных летающих контейнерах, отправлялись к ближайшему строительному участку, где возводился очередной "город". Кентавра восхищала организация работ, она приводила его в восторг как ребёнка, и он нередко - свежим взглядом - подмечал всё новые и новые тонкости, что позволяло ему по-иному осмысливать весь процесс и порой вносить свои, весьма существенные предложения и дополнения.

На скоростном, бесшумном лифте Кентавр поднялся на поверхность. Сверху территория завода была засажена травой и цветами, и лишь несколько чистеньких самораскладывающихся служебных домиков напоминали о той напряжённой механической "жизни", которая кипела внизу, под землёй. Вокруг завода росли сосны - целый сосновый бор. Кентавр сел в "путешественника" на магнитной подушке, мигом подлетевшего к нему, и направился к следующему предприятию, находившемуся за сосновым бором, - там производили детали космических межпланетных станций, челноков и звездолётов.

Дорога шла по живописной местности, прямо через бор. Кентавр наслаждался жизнью и подставлял своё лицо под ласковые лучи утреннего солнца. Он, жмурясь, смотрел в небеса и фантазировал, на какую необыкновенную зверюшку походит то или иное маленькое облачко. Постепенно одно облако разрослось и приняло довольно-таки причудливые очертания - пары гуманоидов, которые, похоже, занимались любовью. Кентавр, не совсем понимая, смотрел во все глаза. Вот облако потемнело, формы его приобрели резкость, и в небе по сути дела вырисовалась хорошо видимая, вызывающе непристойная картинка. Казалось, что этой картинкой кто-то мысленно управлял; Кентавр сосредоточился и быстро выяснил, что автором "художества" было разумное существо - гуманоид биологического вида мергентошей, который по сути проецировал в небо реальное действие, происходившее на земле, - так, для собственного удовольствия, удовлетворяя охватившую его похоть.

Вскоре Кентавр сообразил, что партнёрша мергентоша - её очень трудно было рассмотреть, и поэтому непонятно было, кто она такая, - вовсе не хочет, чтобы картинка "транслировалась" в небо, и пытается вырваться из сжимающих её объятий. Похоже, что дело принимало дурной оборот. Вот Кентавр увидел, что мергентош взял свою спутницу силой, и она забилась под ним, посылая в "эфир" сигнал тревоги. "Эй, приятель! - мысленно передал Кентавр мергентошу сообщение. - Ты соображаешь, что ты делаешь? Ну-ка прекращай и отпусти свою даму!" Мергентош ничего не ответил и, как будто, попытался заблокировать и свои мысли и мысли терзаемой жертвы, чтобы затруднить определение их местоположения.

"Прекрати! - в ужасе закричал Кентавр. - Слышишь, ты! Немедленно перестань, ты не имеешь права действовать против желания живого существа!" Однако на этот призыв не последовало никакого ответа. Картинка в небе по-прежнему отражала то, что происходило где-то неподалёку на земле, но сориентироваться было не так-то просто; казалось, мергентош специально провоцирует всех окружающих, издеваясь над нормами этики и причиняя своей подруге невыразимые страдания.

Кентавр в растерянности остановил "путешественника" и огляделся. Откуда-то спереди, по дороге из-за бора бежал встревоженный прохожий - инопланетянин с планеты красных звездоедов. Кентавр бросился ему навстречу, обсуждая сложившуюся ситуацию прямо на ходу: "О, Любимый! Ты всё видел? Он закрылся от нас! Как же его теперь найти?!"

"По-моему, они в том лесочке!" - быстро сказал инопланетянин, и вместе они попробовали снять блокировку с мысленной частоты, установленную распоясавшимся насильником. "Давай, давай!" - старался Кентавр, чуть-чуть приподнимая завесу. "Точно! - воскликнул его случайный друг. - Они там! Летим, быстро!" И оба они нырнули в пустоту гиперпространства, совершая мгновенный прыжок через время и расстояние.

В ту же секунду Кентавр и инопланетянин оказались на поляне, залитой солнечным светом, где обезумевший от желания мергентош издевался над своей жертвой прямо на ковре из листьев и сосновых иголок, покрывающем землю. Жертва насильника стонала; Кентавр определил, что эта было довольно хорошенькая лемма - леммочка из соседней галактики, и казалось невероятным, как можно было подвергнуть таким унижениям столь прелестное, милое, нежное существо.

Мергентош повернул к прибывшим свою перекошенную злобой физиономию. Ростом он был более двух метров, тело его слегка напоминало человеческое, но голова была скорее унаследована от быка.

- Что, явились? - прошипел он, задыхаясь и совсем не пользуясь полем мысли, а произнося свои слова вслух.

- Помогите, пожалуйста, помогите!.. - тоже вслух сдавленным голосом выкрикнула несчастная леммочка.

Вокруг начинало "гудеть", словно разбуженный улей, ожившее поле мыслей - со всех сторон на поляну неслись волны возмущения действиями мергентоша и поддержки леммочки и её защитников. Вся Планета пришла в возбуждение, и Кентавр услышал даже мысли Электры и Чаки, обращённые к нему. Электра передала Кентавру импульс праведного гнева и яростной силы, необходимой, чтобы справиться с сошедшим с ума мергентошем.

Мергентош встал в свой полный рост и попробовал опять заблокировать телепатическое поле. Леммочка извивалась у его ног.

- Отойди от неё, немедленно! - сказал Кентавр. Инопланетянин стоял с ним рядом, демонстрируя двухметровому мергентошу их вполне серьёзные намерения отстоять лемму.

- Если вам тоже хочется, - давайте, попробуйте! - Мергентош рассмеялся злобным смехом и пнул тело несчастной своей мускулистой ногой.

Кентавр прыгнул вперёд. Он схватил попытавшегося уклониться мергентоша, и они вместе покатились по земле, пыхтя и яростно дыша в лицо друг другу. Кентавр услышал, как инопланетянин подскочил к дерущимся сбоку; резкий удар - красный звездоед постарался от души - и мергентош, нелепо дёрнув головой, отвалился в сторону и потерял сознание.

Инопланетянин помог Кентавру встать на ноги, и они вместе подошли к рыдающей лемме, чтобы утешить её и привести в чувство. Вновь "заработало" единое поле мысли, эфир наполнился гомоном миллионов разумных существ, и волны нежности, добра, любви, утешения буквально заполнили всю поляну, залив её своеобразным "светом". Кентавр почувствовал, как откуда-то в сторону поляны вылетело несколько "Стрел", чтобы забрать лемму и её обидчика.

Леммочка плакала и неловкими движениями старалась прикрыть обнажённую грудь. Кентавр снял с себя верхнее одеяние и накинул леммочке на плечи. Некоторое время казалось, что лемма не чувствует адресованных ей мысленных посланий и сообщений и лишилась способности воспринимать какие бы то ни было импульсы любви. Она горько рыдала на траве, раскачиваясь из стороны в сторону, приговаривая время от времени вслух полубессмысленные слова:

- Почему, почему... Дура я, дура... Но ведь небо было таким голубым! Я хотела... Мерг несчастный! - внезапно взвизгнула она. - Подлый, мерзкий мерг! Зачем он это сделал? - тут она, словно очнувшись, посмотрела на Кентавра и инопланетянина, как бы ища у них поддержки. - Я не желала, чтобы он это показывал всем, мы пошли в лес на прогулку, и он сделался таким странным, ему очень надо было, чтобы все увидели, как он занимается сексом со мной - хотел продемонстрировать, какой он сильный мужчина, а я просила этого не делать, а он... Он словно сошёл с ума... Он это показывал и показывал в небесах, он меня не слушал и делал мне больно... Так больно... - она плакала, но чувствовалось, что мысленная энергия жителей Планеты постепенно делает своё дело, и плечики леммы вздрагивали уже не так сильно.

"Ты слышишь меня, моя Маленькая, моя Дорогая?" - с тревогой спрашивал её Кентавр.

"Да, я слышу, - наконец смогла выдавить из себя мысленно леммочка. - Я всё слышу. Спасибо вам, о, Любимые! Если бы не вы, я бы... Я бы..."

Она ещё несколько раз всхлипнула, но, видно было, что в целом она уже пришла в себя и даже попыталась придать своему лицу не такое печальное выражение. На поляну влетели две "Стрелы".

Кентавр со вздохом откланялся и пешком, не торопясь, пошёл назад, в сосновый бор, который начинался неподалёку и в котором он оставил своего "путешественника" - ему очень хотелось немного пройтись, да и сосны затрудняли передвижение транспортного средства, поэтому Кентавр не стал вызывать его к себе, на поляну. Инопланетянин мысленно попрощался с Кентавром и остался, чтобы помочь прибывшим забрать лемму и мергентоша. Кентавр также услыхал, как мергентош наконец стал приходить в себя. Он чувствовал, как у бедолаги раскалывается голова после "красивого" удара инопланетянина и как горе-насильник начинает постепенно сожалеть о том, что произошло. Кентавру не надо было объяснять, что последует далее. Он знал, что Планета сделает всё возможное, чтобы мергентош раскаялся искренне, от души и что, несмотря ни на что, его будут по-прежнему любить - но сейчас уже как существо ущербное, больное, нуждающееся в помощи и поддержке совсем иного рода.

Кентавр услышал мысленные завывания мергентоша.

Электра тоже была здесь. Она окружила особым, женским вниманием своего возлюбленного и "взирала" на него издалека с нескрываемым восхищением. Вместе с тем, чувства Электры были смешанными, в них присутствовал и элемент горечи от того, что случившееся таки стало возможным. "Ты представляешь, радость моя, о, мой благородный Кентавр, - говорила Электра. - Это что-то очень странное и чуждое для нашего мира. Ты у меня молодец, но кто мне объяснит, ради чего ты подвергаешь себя опасности в схватке с вышедшим из-под контроля умом? Что стоит за всем этим? Откуда всё это берётся?.." Тут Электра мысленно продемонстрировала Кентавру те эпизоды, которые по какой-то причине ещё не были замечены им. Выяснилось, что тут и там на Планете происходили семейные ссоры, впрочем, легко погашаемые, дети почему-то - чисто по-юношески - становились временами неуправляемыми и, если так можно сказать, чрезмерно нервными, взвинченными, происходили случаи какого-то непонятного хулиганства и, увы, наблюдалось некоторое расстройство здоровья у пожилых, - в частности, давящие головные боли, что, в общем-то, совершенно было не свойственно жителям Планеты. Но самое главное - с утра периодически пропадала или ослаблялась телепатическая связь с удалёнными небесными объектами звёздной системы, и мысленно общаться с лунами или звездолётами на дальних орбитах было очень тяжело.

Кентавр слушал, и настроение у него ухудшалось, - во всяком случае, настолько, что кое-кто из Любимых уже пытался его поддержать и развеселить. Он вышел опять на дорогу, к своему "путешественнику", сел в него и поехал, куда глаза глядят, - вдоль, по трассе, мимо сосен, мелькавших с обеих сторон; его намерение посетить ещё один завод - по производству космических кораблей - пропало само собой. Электра всё говорила и говорила. Чувствовалось, что она желала подбодрить Кентавра, повысить его тонус, и, совместно с некоторыми другими, ей это в принципе удалось. Кентавру уже не было так грустно, но состояние некоторой задумчивости всё-таки не проходило. "Кен, мой милый Кен! - сказала Электра. - А тебе не кажется, что у зимзимов что-то не всё в порядке?". Кентавр резко затормозил. Все находившиеся на связи в этот момент ненадолго умолкли и попробовали разобраться, что творится на душе у зимзимов. Электра сообразила, что чуть поспешила с этим сообщением, и тревога Кентавра, улёгшаяся было, вновь возросла.

"Кентавр, Любимый, - сказал Чака, незаметно появившийся в эфире. - Ты, пожалуй, ближе всех к ним находишься. Я не думаю, что там что-то из ряда вон выходящее, но, может стоит на месте посмотреть? Если что, мы сейчас готовы к тебе присоединиться!"

"Да, Кен, пообщайся с ними, они почему-то не очень охотно отвечают на наш "сигнал". Знаешь, они - зимзимы - такие милые! Мы на днях с одной зимзимкой обсуждали их ритуальный танец хвоста. Это просто прелесть!.."

Кентавр осознал, что Электра его просто подбадривает и что Чака отнюдь не готов немедленно прибыть сюда, на место, - разбираться с зимзимами; похоже, что у них там возникли какие-то проблемы на Розовом и Зелёном материках, и Кентавр даже в принципе понимал, какие именно проблемы, но голова его начала болеть, он почувствовал лёгкое головокружение и постарался не думать ни о чём постороннем, а сосредоточиться только на просьбе своих друзей.

Постепенно из эфира исчезли все многочисленные голоса жителей Планеты. А может, это Кентавру только так показалось? Кентавр огляделся. Он находился на своём "путешественнике" неподалёку от океанского побережья - Океан Свежести начинался за тем холмом, и отсюда уже слышен был его мерный шум, и приветливый, солёный ветерок ласково шевелил волосы на голове у Кентавра. Вплоть до самого берега, от сосен, тянулся обширный прибрежный луг, который заканчивался меловыми скалами, - Кентавр знал это место, и знал, что за скалами следует обрыв, и там, внизу, разбиваются океанские волны. У Кентавра жутко разболелась голова. Он буквально зажмурился от боли, помотал головой из стороны в сторону и попытался сконцентрировать целительную энергию в самом себе. Потом он издалека осмотрел луг. Несмотря на тянущуюся, пульсирующую, ноющую боль, он сумел таки разглядеть вдали какую-то белую расплывчатую полосу - это была процессия зимзимов. Она растянулась через весь луг и, видимо, направлялась в сторону побережья.

Местность здесь была относительно слабо заселённая из-за обилия подземных промышленных предприятий; лишь влюблённые парочки частенько заглядывали сюда, чтобы насладиться видом и запахом океана. Кентавр взял себя в руки и направил своего "путешественника" напрямик, по лугу, к видневшейся вдали колонне. Одновременно он, несмотря на плохое самочувствие, старался сообразить, как, когда и почему на этом лугу собралось сразу столько зимзимов. Вообще зимзимы, как правильно заметила Электра, были довольно милые существа; ростом они не превышали зайцев, и их белые и пушистые самочки особенно красиво смотрелись на фоне бежевых самцов. У зимзимов была своя община, рассредоточенная по всему региону. Они охотно смешивались со всеми формами разумной жизни на Планете, но частенько собирались вместе, на общинные праздники, и Герра и Электра, бывало, принимали в этих весёлых празднествах участие, потому что получали специальные Почётные Приглашения. Впрочем, зимзимы с радостью готовы были видеть у себя, на мероприятиях, каждого.

Кентавр, с трудом сохраняя сознание, приближался к процессии зимзимов. Он понял - хотя это было нелегко в условиях "молчавшего" телепатического поля, - что вся община постепенно прибывает сюда из разных концов Планеты, пользуясь современными транспортными средствами, но потом бросает их и идёт дальше пешком, как ходили когда-то их предки. Все они тянутся в какое-то особое для них место, связанное с религиозным ритуалом - но это была их древняя религия, а не культ Любви! - и сегодняшняя манифестация очень, чрезвычайно важна для них. Потом до Кентавра начало доходить, что зимзимов просто что-то гонит вперёд - непонятное и тяжёлое. Оно было внутри существ, его нельзя было увидеть "на поверхности"; Кентавр осознал, что им, зимзимам, тоже приходится не сладко, и им больно - почти как Кентавру. Тут Кентавр почувствовал страх, дикий страх. Ощущение ужаса - какого-то липкого, тягучего, - ужаса и отчаяния охватило его. Подъехав к самой колонне, он, изо всех сил сдерживаясь, понял, что зимзимы попросту боятся. Это было уже что-то животное, разумом здесь не пахло совсем. Казалось, что вся их религиозная церемония, если, конечно, это была церемония, была замешана на чём-то, что невозможно было произнести вслух. Кентавр затрясся и увидел краем глаза искажённые, обезумевшие лица зимзимов. Кентавру очень захотелось, чтобы кто-нибудь в этот момент, кроме него и этих несчастных существ, прилетел сюда или выпрыгнул из гиперпространства. Но, вместе с тем, он был ещё способен понять, что в нынешней ситуации это невозможно - казалось, поле мысли и любви, великое и прекрасное, в этом конкретном случае даёт сбой.

Кентавр стиснул голову руками и пролетел чуть повыше колонны - ведь "путешественник", благодаря особой магнитной подушке, по сути двигался над землёй. Кентавру очень хотелось как можно скорее убраться отсюда, если нужно - самому совершить гиперпрыжок, но остатки сознания удерживали его от такого шага. Трясясь мелкой дрожью в ожидании чего-то страшного, кошмарного, непредвиденного он, однако, продолжал свой полёт вперёд. Вот показалась голова процессии зимзимов; всего же в молчаливой, обуянной ужасом реке живых существ их насчитывалось десятки, если не сотни тысяч. Тут, наконец, до Кентавра дошло, куда же именно направлялась колонна. Зимзимы пересекли луг и вышли к обрывистому берегу океана. Далее шла пропасть, и первые участники процессии как в каком-то полусне приблизились к ней.

Для одного дня Кентавру оказалось слишком много впечатлений. Он буквально сходил с ума от страха и боли, невыразимые страдания запечатлелись на его лице. И вдруг он почувствовал себя совершенно потерянным, одиноким, брошенным на произвол леденящей душу судьбы. Он взвыл от отчаяния, увидев, как маленькие пушистые зимзимы стали один за другим прыгать вниз, и их светлые тельца камнем, беспомощно уходили с тяжёлым хлюпаньем под воду. Кентавр соскочил с "путешественника" и принялся хватать зимзимов руками. Он наклонялся - они едва доходили ему до колен, - сгребал их в охапку и отбрасывал от края пропасти, он плакал и просил, чтобы они услышали его. Ему было страшно, ужасно страшно, пелена застилала глаза, всё плыло вокруг, а в груди щемило что-то слизкое, кровавое, мерзкое. Зимзимы в панике вырывались из его объятий, отпрыгивали от него и снова неслись к пропасти, а потом прыгали в неё - один за другим, один за другим. Кентавр поднял к небу лицо, воздел руки и, стеная, кричал что-то вслух, призывая на помощь Мать Любовь, которая, увы, на этот раз была глуха к своим детям...

Живая река обходила Кентавра со всех сторон - он был как бы островом посреди неё, островом боли и отчаяния. У Кентавра закрылись глаза, и он понял, что сознание покидает его. Тогда он мысленно "сжался в комок" и собрал всю свою, ещё остающуюся волю. Тело его наполнялось какой-то странной энергией. Кентавр напрягся, затрясся, губы его задрожали, из глотки вырвался совершенно нечеловеческий вопль. Зимзимы вокруг него вроде бы дрогнули. Кентавр давал им мысленный импульс жизни - любви к жизни, стремления к радости и счастью и ощущения невероятного добра. Казалось, сам Кентавр распался на части - на миллионы и миллионы брызг, осколочков, капелек своего великого существа. Всё росло в нём, всё поднималось, и дивный внутренний свет осветил эту невероятную сцену, и словно радуга пронизала небо над потерявшей себя колонной живых существ, и треск электрических разрядов, передававшихся от Кентавра к зимзимам, заглушил шум разбивавшихся внизу ненасытных волн. Кентавр плакал, и в каждой его слезинке хранились жизни миллионов.

Поток зимзимов стал редеть. Точнее, живая река стала разбиваться на ручеёчки, зимзимы растекались по всему лугу, они как будто потеряли первоначальное направление и больше не стремились непременно к краю утёса, с которого до того отправлялись в свой последний путь. Чувство невероятного страха начало как-то постепенно отступать, сменяясь ещё давящей душу тревогой. Кентавр ощутил, как где-то "зашевелились" обрывочки поля мыслей, он понял, что в зимзимах просыпается осознание того, что произошло, что они начинают страдать от боли, но боль эта уже иного рода - боль душевных терзаний от того, что они оказались временно неспособны познать всю мудрость жизни. Кентавр уловил сожаление. Кентавр прочувствовал крошечные росточки любви - ответной любви и сострадания. Кентавр выпрямился, и небо, благодарное, смотрело ему в заплаканные глаза, даря ему нежность, теплоту, ласку царящего над миром солнца.

Кентавр зашатался. Он стоял один - уже один - на самом краю пропасти, уходившей в самые глубины океана. У него уже просто не было никаких сил, и туман, наполняющий голову, затруднял ориентацию. Кентавр понял, что ноги его подогнулись, не способные более выдерживать вес тела, и что он как-то медленно соскользнул со спасительной полоски суши, вознесенной над водой и разделяющей вечный свет и вечную тьму. Ещё он понял, что не в состоянии совершить гиперпрыжок, который перенёс бы его через пространство в какое-нибудь тихое, безопасное место - сказывалось дикое напряжение нескольких последних минут. Он парил над океаном, он пил воздух, несущийся навстречу ему, он ловил каждую частичку высоты, которой становилось всё меньше и меньше, и море, приближаясь, ослепляло его блеском своего волшебного, необыкновенного, вездесущего золота.

"Электра", - ещё успел подумать спокойно и, можно даже сказать, умиротворённо Кентавр.

...Электра пронзительно закричала. Она вскинула руки, запрокинула голову, и тело её забилось в судорогах, и весь мир закружился вокруг неё. Чака, Аис, Нора Нобулеско подавленно стояли рядом, принимая на себя волны невероятной боли, надрыва, опустошённости. Они всё знали и понимали. Они разделяли. Они ждали. Они старались утешить Электру в том, в чём утешения не бывает никогда.

* * *

Звёзды над Северным полюсом светили особенно ярко. "Ковчег" приземлился здесь, на шапке полярных снегов, и его - на этот раз дискообразный, похожий на летающую тарелку - корпус темнел всей своей громадой на фоне слабой белизны, теряющейся во мраке ночи. Множество огоньков в иллюминаторах превращали "Ковчег" в некий таинственный лайнер, как будто бы вмерзший во льды; на самом деле он не вмёрз, а просто стоял и ждал - ждал исхода самого важного совещания на Планете.

Общий Совет решено было провести именно в этой местности. Полюс удовлетворял многих по разным причинам. Он был одинаково удалён от всех материков, здесь меньше ощущались "помехи" в телепатическом эфире, которые в последнее время буквально замучили всех разумных существ, отсюда проще было поддерживать связь с лунами (она периодически то появлялась, то исчезала) и, наконец, тут удобнее было садиться космическим кораблям в условиях беспрестанных сбоев в работе навигационного оборудования, - увы, с этой проблемой жители Планеты Любовь сталкивались всё чаще и чаще.

Решено было также на время проведения Совета прекратить курсирование президентского корабля над Планетой. Совершать гиперпрыжки с "Ковчега", находящегося на орбите, на землю - то есть на достаточно большое расстояние - было сейчас довольно сложно, а ситуация могла в любой момент потребовать немедленного гиперпространственного перемещения. С Северного полюса передвигаться было однозначно проще, причём в любом из выбранных направлений, - мелкими "перебежками", поэтому это обстоятельство также сыграло свою немаловажную роль.

На полюсе было холодно, и царила полярная ночь. Впрочем, как раз эти обстоятельства мало кем принимались во внимание; холод был относительным, и любое живое существо способно было защитить себя от мороза, сконцентрировав в себе тепловую энергию благодаря полю мысли, создав особый защитный экран; что касается ночи, то здесь, на Планете, из-за наличия сразу двух солнц она проходила довольно быстро, да и в случае необходимости техника вполне позволяла осветить искусственно весь небосклон любым сиянием, которое только было необходимо. Правда, сейчас было, в общем-то, не до сияния. Общий эмоциональный настрой жителей Планеты можно было охарактеризовать как лёгкую подавленность и замешательство. Разумные существа помогали сами себе и друг другу, поддерживая "на плаву" всех, кто в этом нуждался, но, с другой стороны, это требовало от них такого количества энергии, на какое далеко не все были способны, да и излучаемые волны поддержки, взаимопомощи, добра, любви, к сожалению, почему-то не всегда приносили желаемый эффект.

Участвовать в совещании мог любой совершеннолетний житель Планеты. Обычно оно проводилось телепатически, и существовали даже особые мысле-администраторы, которые "технически" организовывали весь процесс, группировали и систематизировали "выступающих" по направлениям мысли, следили за уровнем эмоций, пускали обсуждение в то или иное русло, желательное для достижения конечного результата. Это было необходимо для того, что Общий Совет не превращался в элементарный "базар"; но надо также сказать, что переоценивать деятельность мысле-администраторов тоже не стоило, поскольку уровень самоопределения, сознательности, этики на Планете был настолько высок, что часто их роль сводилась к номинальной. Можно сказать, что единое поле мысли скорее регулировало само себя... Увы, в последнее время всякие совместные совещания почему-то нередко заканчивались "базаром". И роль мысле-администраторов соответственно возрастала.

По традиции небольшая часть жителей Планеты участвовала в Общем Совете не только мысленно, но и физически, прибывая к месту проведения Совета лично. Как правило, это были жрецы, добровольные помощники Президента, деятели культуры и искусства, учёные - не все, конечно, а только те, кто чувствовал, что их присутствие эмоционально оправдано, и что они, пожалуй, способны создать определённую атмосферу в зале заседаний, способствующую высокопродуктивной, плодотворной работе. В конечном счёте, это определял сам для себя каждый, никто никого в этом деле не принуждал и никому не навязывал своё видение ситуации. Вход в зал заседаний - где бы он ни был, а менялся он от случая к случаю, по мере необходимости, - оставался всегда свободным.

В этот день все, кто считал нужным, прибывали лично на Северный полюс. Прибывали по воздуху, по земле - в скоростных снегоходах, в исключительных случаях пользовались гиперпрыжками. Вообще в последние дни все дружно, как по команде, старались лишний раз не пользоваться возможностями гиперпространства или, по крайней мере, свести число и энергетическую мощность гиперпрыжков к минимуму, - как-то неловко было расходовать на эти цели энергию поля мысли в момент, когда и без того хватало проблем.

Прибывшие размещались в президентском "Ковчеге". Всего прибыло несколько тысяч непосредственных участников совещания; они тихо бродили по этажам гигантского корабля, сидели и лежали на лужайках внутреннего сада, играли со зверюшками, кормили магов и тагов, просматривали бесчисленные тома президентской библиотеки, мысленно обменивались мнениями друг с другом, членами правительства и экипажем.

Ровно в полночь по полярному времени Чака попросил внимания и официально открыл Совет.

- Любимые! - негромко сказал он вслух, как того требовал протокол. - Мне не нужно вам объяснять, что у нас, на Планете, происходит нечто такое, чего лучше было бы избежать. Планета больна, у неё недомогание. Наше общество нездорово. Мать Любовь прогневилась на нас, и тень её ложится на каждого, кто своими чувствами утверждал светлое и прекрасное в этом мире.

- Родные мои, Зайчики мои, - продолжал Чака. - Мы столкнулись с серьёзным врагом - внутренним зверем, зачем-то снедающим нас, и собственными необузданными страстями, выползающими наружу тогда, когда - нам казалось - мы избавились от них и давно забыли о них. Я буду рад услышать ваши мнения и голоса, - Чака помедлил и тревожным взглядом окинул вместительный, но по-своему уютный зал, который Маленькие воины построили специально для сегодняшней встречи. Он смотрел в глаза всем сидящим, и присутствовавшие ощущали важность и серьёзность момента.

"Пожалуйста! - добавил Чака уже мысленно, вне протокола, как бы прося. - Мы не имеем права потерять Любовь! Давайте решим, как сохранить её для Вселенной. Вселенная без Любви - мертва. А смерть и движение не совместимы".

Чака сел, и право ведения совещания перешло к Дону Бимбо Второму, учёному князю и вечному старцу из галактики Эр (Сокровенного Знания). Дон Бимбо откашлялся и своим знаменитым скрипучим голосом сообщил залу:

- О, Любимые! Разрешите мне предоставить слово моей любезной сестре по разуму, высокочтимой Норе Нобулеско, Возрождающей Любовь. Она ознакомит нас с текущей ситуацией на Планете - если кто-то по каким-то причинам ещё не в курсе. Прошу тебя, сестричка, начинай.

Нора встала, прямая и высокая, коротко кивнула собравшимся и обернулась к секретарю:

- Я могу сделать доклад мысленно?

- Конечно, сестричка... - Дон Бимбо Второй ещё раз кашлянул. - Конечно, конечно, если так удобнее... Начинай.

"Мои Милые, мои Хорошие, мои Честные! - начала Нора, как бы размышляя, и все слова проносились у неё в голове. - Давайте будем откровенными сами с собой. Ситуация на Планете очень тревожная, и она не имеет аналога, по крайней мере, за последние пять тысяч лет. Вы все знаете нашу историю. Цивилизация на Планете существует миллионы лет, - то есть целый ряд эпох, множество и множество поколений сменилось за это время, даже с учётом нашей средней продолжительности жизни, и всякое Планета видела на своём веку. Не будем идеализировать прошлое. Но за этот последний срок особо активной иммиграции мы не встречались с тем, что происходит сегодня, - во всяком случае, ничего подобного в "мысленном архиве" не отражено. Мы все сегодня здесь "пришедшие", то есть те, кто прибыл из глубин космоса, потому что Искал и Нашёл. Наши дети, вырастающие здесь, тоже "пришедшие", но - формально. На самом деле Планета - наш общий Дом. Она - Дом для всех, кто прибыл или только прибудет когда-нибудь, она - Дом даже для тех, кто ещё не знает, что где-то у него уже есть Дом".

"Конечно, мы не должны допускать разрушение своего Дома, - продолжала Нора, на удивление прямолинейно и резко. - То, что творится сегодня, я не могу назвать иначе, чем разрушением. Посудите сами. Мы сделали замеры уровня напряжённости поля мысли за последнюю неделю. Напряжённость поля снизилась в среднем на 18 процентов. Этот показатель разнится от материка к материку, - скажем, в регионах, где компактно расселены носители индивидуального сознания, показатель ниже, он достигает 19 и более процентов, а условиях преобладания коллективных мыслеобщин - 14-15 процентов. Но, вы понимаете, разделить типы сознания не так-то просто - чёткой грани между ними провести нельзя, да и границы расселения очень условны. Кстати, для лун этот показатель превысил в среднем 20 процентов.

Разумеется, эти цифры также относительны. Днём - когда носители сознания бодрствуют - они выше, ночью - ниже; бывает, что флуктуации (колебания) напряжённости меняются местами между северным и южным полушариями, они также переходят с запада на восток, следуя за линией перемещения дня и ночи.

Картина, увы, меняется каждые сутки, и меняется она не в лучшую сторону...

Зачем я называю все эти цифры? Чтобы была предельно ясна степень угрозы, нависшей над Планетой. Ведь дело не просто в процентах. Единое поле мысли и любви может максимально раскрыть себя в том случае, если оно работает на "все сто". Любое отклонение от нормы - даже на один процент - приводит к нежелательным, да и просто негативным последствиям. Это сильно бьёт по нашей психике - психике всех живущих здесь, вызывает чувство тревоги, обеспокоенности, заставляет нас понапрасну волноваться и переживать. Чем больше отклонение, тем больше проблем, они растут в пропорциональной зависимости. Скажем, если все думают только о хорошем, то поле настраивает Планету на возвышенный эмоциональный лад. Но вот кто-то загрустил, ему стало больно, плохо, он ощутил себя несчастным - и поле вынуждает нас всех страдать. А если плохо стало не одному, а двум, десятерым, миллиону?.. Тогда флуктуации поля возрастают, и нам всем следует особо напрягаться, чтобы привести мысленную среду в норму. Это, безусловно, забирает у нас умственную и эмоциональную энергию. Но вот - мы эту энергию отдаём, а улучшения почему-то не наступает, и мы потихоньку злимся, раздражаемся, и поле от этого ослабляется всё больше и больше.

Нужно учитывать и возможности нашей мыслепередаточной сотовой сети. Она ведь рассчитана на определённый, так сказать, поток и на определённую "плотность" мысли. А если напряжение резко падает? Тогда техника даёт сбой, и с какого-то момента ситуация выходит из-под контроля, становится необратимой. Конечно, мы можем отключить часть передатчиков, но за счёт того, что телепатический эфир станет в целом слабее, - скажем, о мысленной связи с лунами, да и с отдалёнными участками нашей же собственной Планеты придётся забыть.

Что значит ослабление поля мысли на 18 процентов? В первую очередь, резкое уменьшение объёма филосферы - той мысленной "оболочки", которая облекает нашу Планету в космосе и делает её такой неповторимой", - в этом месте доклада Нора кивнула головой Электре, грустно сидевшей в первом ряду, как бы благодаря её; всем известно было, что термин "филосфера" ввела в оборот, сама того не ведая, гречанка Электра, и жители Планеты охотно подхватили в своё время это слово и пользовались им повсеместно.

"Так вот, - говорила Нора Нобулеско, - при снижении напряжённости поля на 18 процентов объём филосферы, по нашим расчётам, уменьшается примерно на треть. То есть некий мысленный "пузырь", окружающий всю нашу планетную, да и звёздную систему, становится совсем маленьким. И первые результаты налицо - к нам практически перестали прилетать иммигранты из других миров. Сейчас мы ещё примем несколько экспедиций, направившихся на Планету задолго до сегодняшнего кризиса, - здесь все присутствовавшие услышали мысленное согласие Тезы, Которая Встречает Гостей, - но, - продолжала Нора, - за ними уже не следует никто. И это, нас, безусловно, тревожит.

Снижение уровня напряжённости поля мысли не может быть бесконечным. У него есть предел. Увы, этот предел не за горами. Наши учёные, в частности и высокочтимый Дон Бимбо Второй, - секретарь Совета в этот момент важно кивнул, - считают, что пороговой величиной является 25 процентов. Если поле уменьшится на четверть - то есть на эти самые 25 процентов, - то процесс станет необратимым, сотовая сеть окончательно выйдет из строя или будет бесполезной, филосфера как таковая перестанет существовать, ну, а мы... Мы вернёмся к тому, с чего начинали миллионы лет назад.

25 процентов - это предельная цифра. Она обусловлена так называемым законом внутреннего напряжения системы: при достижении данного показателя система распадается или перестаёт рассматриваться в качестве системы. Конечно, мы очень стараемся негативный процесс затормозить. Но, если тенденция уменьшения поля мысли сохранится в прежних масштабах, то... нам остаётся всего около двадцати дней. В лучшем случае около месяца", - при этих словах Норы Планета Любовь мысленно "загудела", как улей, и мысле-администраторы принялись наводить порядок, одёргивая тех, кто слишком эмоционально влиял на телепатический эфир.

- Тише, тише! - воскликнул вслух Дон Бимбо Второй. - Дайте докладчику закончить! Обсуждать мы будем потом.

"Спасибо, - поблагодарила его Нора после того, как телепатическое возбуждение на Планете слегка улеглось. - Я продолжаю. Вы все знаете, что у нас сейчас на Планете творится. Порой очень трудно воспринимать мысли, особенно на дальних расстояниях, и, увы, иногда мы сталкиваемся с искажением первоначальных посланий - это так называемая мыслительная аберрация, свойство неустойчивого, выведенного из состояния равновесия поля мысли преувеличивать или преуменьшать исходную информацию, трансформировать её в нечто не соответствующее первоначальному варианту. Например, если вы попали в телепатическую "яму", вы можете услышать мысленную брань от гуманоида, пришедшего на самом деле к вам с миром.

У многих жителей Планеты не рассеивается постоянное чувство тревоги. И ещё хорошо, если это будет тревога. Известны случаи, когда кто-то переживал настоящий ужас, впадал в панику, вёл себя совершенно неадекватно ситуации.

Появилось насилие. Вы представляете?! - на нашей Планете появилось насилие! Чаще всего оно происходит на любовной почве, мы знаем прецеденты, когда дело доходило до изнасилований. К сожалению, это - далеко не единичные случаи, и мне бы очень не хотелось называть их массовыми, но ситуация грозит выйти из-под контроля. Мы сталкиваемся с надругательством над нашим культом Любви. В храмах нередко невозможно проводить служения - мало того, что они не достигают нужного эмоционального эффекта, так над ними ещё и смеются некоторые хулиганы, забыв всякое святое, потеряв совесть и стыд. Был эпизод, когда ритуальная близость завершилась групповой оргией, прямо в храме, - мне очень трудно обо всём этом говорить, да вы и сами знаете.

Особый разговор о здоровье. Для нашей Планеты здоровье никогда не было проблемой, но теперь, кажется, такая проблема стоит и довольно остро. Я уже не говорю о возросшей смертности среди пожилых от сердечно-сосудистых и иных заболеваний - откуда они только появились у нас! - но сегодня и молодые страдают от непонятных болей, особенно в суставах и голове. Как будто Любимых заставляют что-нибудь делать, а если они отказываются, то боль возрастает и возрастает, пока ни становится нестерпимой... Ну, и плюс вирусные инфекции. Об эпидемиях говорить рано, но и то - ещё неделю назад мы всё пытались вспомнить, что такое вирус.

О технике не стоит и говорить. Она управляется компьютерами мысленно, через телепатический эфир, поэтому сбои происходят ежеминутно, ежечасно. Здания не раздвигаются и не раскладываются так, как надо, иногда площадки для жилья становятся просто неуправляемыми. Города "не слушаются", и мы порой избегаем лишний раз в них заходить. Совершенно ужасно ведут себя домашние нанозаводы. Мы просто не можем произвести с их помощью любой товар по собственному желанию; это особенно печально, когда речь идёт о продуктах питания...

Начались проблемы с изменением облика Планеты. Вы знаете, что нам приходится обновлять рельеф постоянно, принимать на себя и погашать удары стихии; при нынешнем состоянии техники это, оказывается, очень, очень сложно осуществить. Вчера землетрясением был разрушен до основания Город Летящего Ангела, и хорошо, по крайней мере, что все посетители его были заблаговременно эвакуированы. А если бы нет?..

И последнее, Любимые, что бы мне хотелось добавить. Боюсь, что самая главная опасность нас ждёт впереди. Как вы все знаете, мы принадлежим к разным космическим расам, разным биологическим видам, и многие из нас смешиваются между собой, вступают в межрасовые и межвидовые браки. Но при разладе единого поля мысли и любви нам придётся забыть о каком-либо единстве. Не будет общих семей, и обоюдные чувства могут с лёгкостью обратиться в ненависть. Мы даже объясниться друг с другом не сможем - слишком разные у нас существуют звуковые языки. Или поле понимания и любви - или ничего. И я вас не пугаю, Родные мои. Я просто констатирую факт", - с этими словами Нора Нобулеско коротко поклонилась присутствовавшим и под глубокую мысленную тишину прошествовала в зал, чтобы тихо сесть рядом с Электрой на пустующее сиденье.

В телепатическом эфире постепенно стало проявляться волнение, которое всё нарастало и нарастало, не подконтрольное никаким мысле-администраторам. Участники Общего Совета в зале также задвигались, не способные скрыть обуревающие их чувства.

- Внимания! Я попрошу внимания! - старческим голосом кричал Дон Бимбо Второй, но его никто не хотел услышать.

Чака, сидевший рядом с ним, молча сосредоточился, закрыл глаза и сконцентрировал энергию. Он послал в эфир волны внимания, волны особой важности, и лёгкое потрескивание разрядов проскочило между ним и теми, кто находился в зале; Дон Бимбо присоединился к нему, и вместе они увеличили излучаемый призыв к вниманию до такой степени, что вскоре вся Планета начала как-то неуверенно затихать. Мысле-администраторы довели их действие до самого конца, и спустя минуту спокойствие в эфире было полностью восстановлено.

Дон Бимбо Второй ещё раз прокашлялся и громко, вслух произнёс:

- А теперь, Светлые мои, послушаем сообщение нашего дорогого Инге - помощника Верховного Жреца, у которого есть что сказать. Думаю, это будет всем нам очень интересно, - он жестом пригласил Инге в центр зала и трясущейся рукой налил себе в стакан немного Великого звёздного напитка.

Инге вышел, вернее, выплыл своей величественной походкой и собранно, деловито обратился ко всем живущим разумным существам на Планете:

- У меня довольно короткое сообщение, - сказал он также, между прочим, вслух. - Мне сейчас будет помогать Николай Эрвен, служитель Главного Храма, и мы вместе продемонстрируем вам кое-что, до сих пор скрывавшееся в самых глубинах необъятной Вселенной. Николай, пожалуйста!

Николай Эрвен - Чака всегда считал его гением компьютерной техники и поручал ему создавать самые ответственные спецэффекты - аккуратно раздвинул потолок над головами собравшихся. Собственно говоря, верхняя часть "Ковчега" - "крыша" - просто исчезла. Там, вверху открылось огромное звёздное небо, и оно было великолепно видно в морозном воздухе полярной ночи. Загадочные, таинственные созвездия украшали собой всё пространство, протянувшееся от горизонта до горизонта. Вид немного смазывала лёгкая позёмка, поднимавшая снежинки над космическим кораблём, но Николай тут же включил тепловой экран, и всякий снег исчез из поля зрения.

- Пожалуйста! - повторил Инге. - Перед вами - один из секторов Вселенной. Сейчас я объясню, почему мы решили его вам показать.

(Присутствовавшие уже поняли, к чему клонил Инге, и "считали" его информацию из мысленного эфира, но слушали с интересом).

- Мы обратились к Матери Любви с просьбой помочь разобраться в причинах того положения, которое сложилось у нас, на Планете. Мы молились, мы искренне желали, и Мать Любовь ответила на наши молитвы. Хвала ей!

- Аве! - от души подхватил зал. - Аве, Мать Любовь!

- Нашему пониманию, нашему осознанию ситуации, - продолжал далее Инге, - очень помогли учёные и энтузиасты ряда научных центров и обществ. Это, прежде всего, представители Центра Сканирования Космического Интеллекта и Центра Вселенских Инициатив, действующие в рамках "Проекта выявления возможных угроз". Кроме того, это - члены Общества "Благодатное знание" и наши братья и сёстры с острова Восходов, любезно предоставившие свою мысленную обсерваторию, позволив, таким образом, уточнить некоторые расчёты.

Инге почувствовал, как в названные адреса Планета направила волны благодарности и любви. Но отвлекаться он не стал и продолжил:

- Анализ выявил следующее. На нас, жителей Планеты Любовь, оказывается целенаправленное психо-физическое воздействие со стороны - из внешнего источника. Нам удалось наконец-то локализовать этот источник. Прошу вас, посмотрите на карту.

Звёзды над головой оказались частью огромной карты звёздного неба, простиравшейся на неведомые расстояния. Карта ожила, задвигалась, разные её части осветились таинственным сиянием; и вдруг в одной из областей вспыхнула красная точка - вспыхнула несколько раз и "убралась", чтобы все присутствовавшие могли разглядеть скрывавшийся за нею слабый огонёк далёкой галактики. Тут же вокруг этого огонька появился, прямо в воздухе, светящийся круг, подобный нимбу, охвативший кольцом указанный объект, чтобы сфокусировать на нём внимание всех жителей Планеты.

- Спасибо, Николай, - поблагодарил Инге. - Вот он - источник неприятностей. Наши сегодняшние беды идут именно оттуда. Мы не смогли в своём архиве отыскать название этой галактики - по-видимому, у неё нет имени, - но сами для себя обозначили её как Галактика Х (икс). Сокращённо - Г-Х. Номер её по астрономическому каталогу я не буду называть, пусть каждый, кто захочет, разыщет её в мысленном Интернете сам.

Мы осуществили компьютерное моделирование ситуации. Не буду вдаваться в детали, скажу главное: филосфера Планеты Любовь - как вы знаете, она охватывает огромный участок космоса - активно влияет на поведение соседних звёзд и галактик, корректирует их орбитальное движение, образуя весьма ощутимое совокупное магнитное поле. Ощутимое даже по масштабам Вселенной. И тем самым мы, как бы это получше сказать, "вмешиваемся в интересы" данной Галактики Х. По существу наша филосфера навязывает Г-Х свои "правила игры", то есть показывает на деле, как прекрасна, как упоительна любовь. И нечто в Г-Х яростно противодействует излучаемым волнам любви...

Телепатический эфир буквально замер от ошеломления. Жители Планеты не хотели верить в то, что Инге говорит правду. Информация казалась настолько невероятной, что кое-кто мысленно закричал: "Нет, нет!", а кто-то даже заплакал. В воздухе витала мысль: "Неужели им не нужна Мать Любовь? Неужели они не испытывают потребность любить и возвышаться духом?!" Мысле-администраторы быстро успокоили недоверчивых и перепуганных, и Инге получил возможность продолжить выступление.

- Противодействие, - сказал он, - осуществляется по следующей цепочке: из Галактики Х приходят энергетические сигналы - импульсы, локализующиеся в той или иной точке Планеты Любовь, точнее, в головах (психике) жителей. Они носят характер встречного импульса, то есть волны любви как бы отражаются от некоего экрана и изменяют свою длину, превращаются в волны ненависти, а затем возвращаются обратно в виде встречного импульса. Поражая одного обитателя Планеты, они тем самым способствуют созданию "бреши" в поле, окружающем планету, и соответственно в филосфере, так как природа филосферы - резонансная, она зависит от синхронности всех составляющих системы. Нарушена синхронность - и филосфера резко уменьшается, а ведь она играет роль защитной оболочки.

Как правильно заметила сестричка Нора, существование филосферы поставлено под угрозу. Атака на нас ведётся неожиданно и весьма продуманно. Теперь только Общий Совет должен решить, что нам предпринять в ответ. У меня всё, спасибо, - и Инге так же величественно, как и вышел, возвратился в зал.

Планета безмолвствовала, переваривая услышанное. Над головами молчаливо мигали звёзды, и небо впервые не выглядело как знакомый, хорошо изученный, в целом дружественный мир. Старый Дон Бимбо с сожалением посмотрел на космос, поцокал языком и несколько ворчливо задал вопрос - как бы самому себе и одновременно всем:

- Ну и ну! Хорошенькое дело, нечего сказать... А чего же добиваются эти ребята? Чем уж мы им так не угодили?? Какую они вообще преследуют цель??? Вот тут давайте мы послушаем нашего дорогого, всеми уважаемого Аиса, Направляющего на Путь Совершенства. По-моему, милый Аис много об этом размышлял, и его мнение мы постараемся принять во внимание.

Аис, по своему обыкновению, как-то неторопливо появился в эфире, и присутствовавшие увидели даже не его лично, а его образ, возникший непосредственно на фоне звёзд.

"Чего хотят эти несчастные? - задумчиво переспросил он, и серебряная грива его плавно развевалась в темноте ночи. - Я считаю, что они хотят лишить нас активности. Всего-навсего - лишить активности. А это и мало и много..."

"Мы все знаем, - размышлял Аис, - что Мать Любовь дала нам высший дар на свете - умение любить, понимать, осознавать, чувствовать друг друга. Любить - значит отдавать всего себя тем, кого любишь. И, значит, совершать некоторое действие по отношению к той, противоположной стороне.

Чем больше мы любим, тем больше нам хочется общаться, обмениваться информацией, делать что-то друг для друга. Если мы любим весь мир, то мы готовы охватить весь мир. Пассивной любви не бывает, иначе она пережигается внутри нас, разрушая внутреннюю гармонию, и в конце концов перестаёт быть любовью - в её первоначальном смысле.

Поэтому любовь - это не только состояние. Любовь - это также комплекс действий, это творчество и созидание, воплощение в реальность наших лучших мыслеформ. Нечто внутреннее, прекрасное, рождающееся в нас, обязательно должно выйти извне и сделать также прекрасным окружающее пространство: и физическое, и духовное.

Мать Любовь учит нас: мало вообразить, надо сделать. Для этого мы должны быть активными. Любовь созидательна в своей основе, и реализует она себя через активность", - при этих словах Аис воплотился, так сказать, в нечто реальное, его образ обрёл плоть, и присутствовавшие увидели гордое и мудрое косматое существо, выпрямившееся во весь свой рост посреди зала.

"Вспомним бесконечную пирамиду сущего, уходящую ввысь, - говорил Аис. - Чем выше её уровень, тем больше активное начало (что понятно, так как высшие уровни предполагают больше движения и отсутствие покоя). Внешнее отходит на второй план, уступая дорогу внутреннему, чтобы внутреннее опять порождало внешнее путём деятельной активности, но уже - на другом уровне. Только так можно изменить мир. Главное - не уход в себя, не статичность и нерастраченная потенциальная энергия, разрушающая всякую систему. Главное - "извлечение из себя" активности, когда наше внутреннее способно по-настоящему создавать и тем самым оживлять мир, привносить в него динамику, находиться всё время в состоянии преобладания энергии внешнего действия, стремительного движения вперёд.

Горе тому, кто не создаёт. Его потенция на практике равна нулю, он находится в самом низу любого уровня, ему не знакомо единство и притяжение, а лишь разобщённость и отталкивание. Его система быстро сойдёт с дистанции и прекратит своё существование в качестве системы. Ленивые, лишённые положительных эмоций, чурающиеся чувственных контактов, не ищущие и не воспринимающие любовь долго не живут. И внутренней, подлинной красоты они тоже никогда не достигают", - тут Аис вздохнул.

В воздухе, на фоне звёзд появился ещё один образ. Чака узнал столь дорогой ему внутренний свет Мастера Боа, и исходящее от Мастера сияние наводило на мысль о чём-то высшем, свободном от суеты.

"Гм-гм, - начал Мастер Боа, остававшийся при всём при том в своей пещере. - Коллега Аис имеет в виду, что активность предполагает, как бы это сказать, наиболее экономное, наиболее целесообразное расходование энергии. Ведь энергия нам дана для созидания, единства с целым, для движения в составе системы вперёд... Мы любим - и потому вместе движемся; а движемся потому, что нас несёт на своих крыльях Мать Любовь. Что будет, если мы вдруг не захотим или не сможем выполнять предписания природы? Тогда движение затормозится или прекратится совсем, отведенная нам изначально "порция энергии", её общий запас начнёт нас сжигать изнутри, энергия внешних действий, стремительности (кинетическая) перейдёт в энергию покоя, внутреннего напряжения (потенциальную), порядок сменится внутренней неупорядоченностью, хаосом составляющих системы, действующих вразнобой, и в конечном итоге сама неизрасходованная нами по целевому назначению энергия разрушит наш организм".

"Совершенно верно, - подтвердил Аис, Направляющий на Путь Совершенства. - Чем активнее, тем энергетически выгодней. Так, тот, кто идёт вперёд с оптимальной скоростью (для данных условий и данной среды), экономит силы по сравнению с тем, кто всё время стоит на месте. Ведь у идущего часть мышц вследствие инерции тела отдыхает, в то время как у стоящего задействованы все мышцы. И стоящий быстрее устаёт".

"Мать Любовь, - продолжил Мастер Боа, - пронизывает всю пирамиду. И поэтому она есть постоянная деятельность по созданию нового, переустройству окружающих вещей и окружающей среды, обновлению себя и мира. Но она - и совместная деятельность, командный творческий рывок, потому что нельзя переделать ни себя, ни мир в одиночку. Как это просто - быть со всеми, кто летит вперёд и ввысь, как это легко - жить с тем, кто близок тебе, понимает и прочувствует тебя, как это естественно - любить, любить, любить и - созидать!.."

Пока Мастер Боа произносил свою вдохновенную речь, некоторые из присутствовавших начали переглядываться, и это явно не имело отношения к выступлению. Чака подсознательно ощутил какое-то смутное, очень смутное беспокойство. Дон Бимбо Второй растерянно окинул взглядом зал, не решаясь, однако, остановить докладчиков.

"У Матери Любви три составляющие, она триедина, - Мастер Боа, казалось, увлёкся, а может быть, наоборот, пытался нарочно привлечь к себе внимание, пока Аис мысленно разбирался с чем-то важным, другим. - Это деятельность (созидание, активность), сохранение деятельности (поддержание активности) и воспроизводство деятельности (создание активности вновь и вновь). Сохранение обеспечивает мужское начало, воспроизводство - женское, а вместе они делают возможным существование деятельного начала, благодаря которому мы имеем Наш Мир. Кто уклоняется от активности, тот отторгает от себя Мать Любовь и в силу этого разрушает созданное".

Беспокойство в зале усилилось, и телепатический эфир стал подавать какие-то неясные, импульсивные сигналы. Аис, Направляющий на Путь Совершенства, стал серьёзным; он мягким мысленным порывом перехватил нить выступления у Мастера Боа, поблагодарив его, и постарался закончить:

"Любимые! Я хочу сказать, что общий запас совокупной энергии на каждом этаже нашей условной пирамиды будет всегда одинаковым, - если хотите, в силу так называемого уровневого закона сохранения энергии (сохранение энергии в целом и на любом уровне). Однако на высшем этаже мы имеем подлинное единство и, следовательно, можем использовать имеющуюся энергию на что угодно хорошее, но не связанное с необходимостью держаться вместе - последнее осуществляется само собой. Например, мы тратим энергию на переустройство Вселенной. На более низких этажах, увы, нам не до переустройства. Энергия может уходить на поддержание единства, поскольку не все понимают, что оно объективно необходимо, и кого-то приходится уговаривать; вот уже пошло непроизводительное расходование части энергии. На самых нижних этажах единства вообще нет - там вся энергия уходит на противостояние единству, на то, чтобы "отпихнуться" изо всех сил от соседа. О каком же переустройстве может идти речь? И за счёт какой энергии?..

Не думаю, что тем "ребятам" из Галактики Х - как выразился высокочтимый Дон Бимбо - мешает любовь, которую мы им дарим. Скорее им не нужна наша активность, благодаря которой мы обновляем мир. Увы, не бывает активности без любви, и наоборот; уничтожая филосферу, они тем самым лишают нас возможности действовать, созидать, творить. Отбирая прекрасное, они снижают Планету Любовь по уровням всеобщей пирамиды. Для Г-Х нет необходимости обстреливать нас из пушек, насылать ракеты-убийцы и изводить нас смертоносными лазерными и нейтронными лучами. Достаточно просто обескровить наше общество - и мы, увы, "отделаем" сами себя. Вместо любви придёт ненависть и нежелание жить сообща, разрушение и неадекватное поведение... Г-Х использует старый, старый как мир принцип: если хочешь уничтожить противника, то сделай это его же собственными руками. За примером далеко ходить не надо; он, увы, - перед нами...", - на этом Аис завершил своё выступление, вздохнул, и возникшая пауза дала возможность всем, кто сейчас находился на телепатической связи, услышать нечто такое, от чего общее настроение никак не могло улучшиться.

В дальнем конце огромного зала "Ковчега" раздался скрежет. Кто-то оглянулся, чтобы посмотреть, что произошло, но большинство всё поняло и без визуального изображения. Чака мрачно, в своём внутреннем мыслительном пространстве наблюдал, как от "Ковчега" отвалился кусок стены и как Маленькие воины деловито забегали взад и вперёд, демонтируя остальные части космического корабля Президента. Участники Совета повскакали со своих мест, рассеянно переговариваясь и стараясь сконцентрировать энергию; Дон Бимбо, Инге, Нора Нобулеско, Теза, Которая Встречает Гостей и множество других собравшихся попытались вступить в коллективный контакт с Маленькими воинами, во всяком случае, с их общим, таким странным разумом. Вся Планета моментально пришла в движение, и телепатический эфир "ожил". Чака случайно встретился взглядом с глазами Электры. "Бесполезно", - уловил он подсознанием и в этот момент почувствовал, что Электра, пожалуй, права.

Некоторое время Планета пыталась наладить коммуникацию с теми, кто сейчас методично уничтожал президентский "Ковчег". Но, казалось, что вся мощь мысли Планеты была бессильна перед упрямством Маленьких воинов, которые буквально не реагировали ни на какие просьбы, запросы, пожелания и просто дистанцировались от волн нежности и любви, идущих в их адрес со всех сторон. А может быть, эти волны просто не достигали необходимой силы... Маленькие воины, не глядя ни на кого, молча сновали по космическому кораблю, ныряя прямо под ноги собравшихся, и отвинчивали, разбирали, растаскивали детали металлических конструкций, разрезали своими острыми крошечными клешнями пластик, вытягивали и сворачивали километры проводов. Везде стоял хруст, тут и там участники Совета натыкались на обломки мощнейших компьютеров "Ковчега", осколки разбитого стекла, безжизненную, бесформенную массу того, что было когда-то зелёными насаждениями.

Тепловой экран над "Ковчегом" перестал функционировать. Стало зябко, и холодные звёзды словно смеялись над несчастными гуманоидами и людьми, которые беспомощно бродили по демонтируемым коридорам, стараясь не наступить на полчища Маленьких воинов. Впрочем, серое воинство не обращало на собравшихся ровно никакого внимания. Нора Нобулеско от бессилия заплакала. Инге молился Матери Любви. Кое-кто собирал вокруг себя ничего не понимающих магов и тагов. Чака, сжав предплечье старого Дона Бимбо в знак благодарности и прощания, без лишних слов выпрыгнул из остатков своего корабля, воспользовавшись гиперпространством, на соседнюю площадку, запорошенную снегом, где стояли и ждали транспортные средства съехавшихся на сегодняшнее совещание. Вскоре участники один за другим стали покидать корабль, понимая всю бесперспективность дальнейшего убеждения Маленьких воинов. Прибывшие понуро садились в свои "Стрелы", "Голубые птицы", снегоходы и снеголёты и, мысленно прощаясь с Чакой, ныряли в беспросветную тьму. Из "Ковчега" вышла Электра. "Ты поедешь?" - тихо спросила она у Чаки. "Нет", - так же тихо ответил тот. "А зря, зря...- сказал появившийся откуда-то Аис. - Нам надо ещё многое обсудить, что делать с нелюбезной Галактикой Х". "Конечно, конечно, - Чака не спорил. - Давайте через пару часов. Совещание не закончено. Мы просто... сделали технический перерыв".

И он стоял и смотрел, стоял и смотрел, как пустело пространство вокруг таинственно движущегося в темноте "Ковчега" и как один за другим гасли в его иллюминаторах огни.

...К утру с "Ковчегом" было покончено. Когда краешек диска Первого Солнца показался над горизонтом - а полярная ночь на Планете Любовь тянулась очень недолго, - от президентского корабля, в общем-то, не осталось ничего, кроме нескольких сотен тысяч тонн покорёженного металла, равномерно разбросанного на белом снежном поле на множество километров. Утро встретила тишина. И лишь лёгкая позёмка заносила остатки бывшего звездолёта номер один, и лишь холодное, сумрачное небо неприветливо глядело на "место пиршества" свихнувшегося интеллекта в великом и бесконечном безмолвии полюса.