Отдохнуть не удалось. Они вновь вынуждены были взгромоздиться на лошадей и вновь двигаться вперед по ночной дороге как можно быстрее. По счастью, ночь была звездной, а низко над горизонтом уже висел полный месяц, обещая вскоре подняться над верхушками деревьев и освещать путь. Но вот мороз крепчал. Несильный вроде бы ветер обжигал лицо, и ноздри словно смерзались, пытаясь пропустить сквозь себя ледяной воздух. Влага от дыхания тут же индевела, оседая на ворсе ворота, неприятно холодила и без того мерзнущий подбородок. Но самое мерзкое - стыли руки, держащие поводья, и ноги в стременах. Лошади недовольно фыркали, пуская клубы пара - им тоже не нравился холод. Такая малость - костер, а если он горит рядом, спать можно даже на снегу. Но остановиться и разжечь огонь никто не предлагал.
Быть может, это ночное бегство - напрасная предосторожность. Скорее всего, когда дружина ашуро обнаружит своего искалеченного повелителя, воины похоронят погибших и отправятся назад, в замок, выхаживать драгоценную персону любителя красть женщин. Но кто ведает, сколько злобы и жажды мщения ашуро не смогла вытеснить забота о себе, и не отправит ли он вдогонку за беглецами часть своего отряда.
Витим тревожно поглядывал на морян: утомленные дневным переходом, они кулями висели в седлах, уже не управляя лошадьми: их сил хватало лишь на то, чтобы держаться на лошадиных спинах. Только поспешающий вперед жеребец Витима вел за собой других, иначе они давно остановились бы, заинтересовавшись торчащей из-под снега сухой травой. Парень уже подумывал о том, чтобы привязать своих спутников к седлам и вести их коней в поводу. Но его не могло не тревожить - как далеко они смогут убежать в таком виде? Чтобы спастись от привычных к седлам всадников, придется двигаться без остановок, но сколько еще выдержит Иона и не оправившийся от болезни Вуэр? А Витим в одиночку вряд ли способен принять открытый бой с десятком.
Только ближе к рассвету стало ясно, что они спасены. Лесная дорога неожиданно вынырнула из-под качающихся ветвей навстречу светлеющему небу. Впереди, сколько хватало глаз, расстилалась холмистая равнина, пересеченная несколькими опоясанными мостиками речками, сливающимися в северо-восточной стороне, где-то на пределе зрения, воедино и впадающих в необъятное водное пространство слева, пока еще темное как деготь, но уже заметное светлыми мазками волн, гонимых утренним ветром. А берега всех этих заледенелых речек были густо застроены небольшими домами с плоскими крышами или высокими, в несколько этажей строениями, похожими на замки. Долина, по-видимому, заливалась весенними паводками: строения теснились на вершинах холмов, а те, которым не хватило места, стояли ниже по склонам на высоких прочных сваях, словно привстав на цыпочки и бережно подобрав полы платья в ожидании будущего разлива Альмеокрины.
-Предместья Варада, - выдохнул разбуженный криком Вуэр сквозь непослушные губы. Иона даже не нашла в себе сил поднять взгляд. Витим понял, что надо торопиться.
У первых домов дорога разветвлялась, превращаясь в улицы. Одна из них сворачивала к Альмеокрине, другая поднималась на холм, несколько ныряли в промежутки между домами и терялись в подворотнях. Витим наугад выбрал ту, что вела вверх, к центру этих поселений. Утро еще не вступило в свои права, но в нескольких окнах теплились огоньки - безошибочный признак тех, что рады постояльцам, будь ты в городе людей, в стойбище степняков или поселке морян. Только горцев нельзя было бы причислить к этому ряду - те слишком редко рады гостям, чтобы приглашать их светочем.
Опять же наугад, Витим пропустил несколько постоялых дворов, и постучался в третий или четвертый. Все. Здесь у людей ашуро нет власти - ни права требовать ответа, ни силы, чтобы заставить его дать. Горстка воинов может промчаться по крошечной деревеньке, отпихивая робких крестьян, но не осмелится ломиться в двери домов целого городка.
Хозяева не стали задавать вопросов при виде человека и двоих чуть ли не примерзших к седлам морян - наверное, и не такого перевидали. Таверна-то стояла неподалеку от перекрестья дальних дорог, и каких только путешественников не случалось им привечать у себя - но здесь, неподалеку от грозного Варада даже самый лихой народец не осмеливался бедокурить. В Предместьях квартировал крупный отряд городской стражи, бдительно следящий за порядком и никогда не запаздывающий на место творящегося беззакония.
После нескольких дней и ночей в лесах, после безостановочного бегства, постоянного страха быть настигнутыми, так приятно было оказаться в безопасности, что сразу двинуться дальше оказалось выше их сил.
Даже Витим позволил себе полностью расслабиться, потратить время на то, чтобы не спеша, как следует отмыться, выстирать одежду, привести в божеский вид ногти и уже слегка отросшие волосы. Несмотря на привычку к долгим походам в горы, сначала в компании Брейн, а потом и самостоятельным, единственное, к чему он так и не сумел привыкнуть - это к невозможности ежедневно умываться среди голых скал и покрытых снегом перевалов. Горцы никогда не понимали его страданий от пропотевшей рубахи и недоуменно пожимали плечами, глядя, как он распухшими от холода руками стирает одежду в горном ключе. Даже Брейн с Эллил не слишком заботились о том, как от них пахнет, если снять плащ и меховой кожух - ведь сейчас-то запаха не чувствуется, не так ли? Витим соглашался, что так, и отправлялся разбивать намерзший за ночь на поверхности воды лед.
А вот моряне славились исключительной чистоплотностью, чем превосходили и людей. Бедняжка Иона даже в лесу пыталась умываться снегом, царапая кожу не желающими таять в замерзших руках кристаллами, а потом тряслась от холода возле костра, наклоняясь почти к самому огню.
До Варада оставалось не больше суток пути, и этот путь они проделали спустя три дня. Их более никто не потревожил - скорее всего, ашуро сейчас лечил пострадавшую физиономию, забыв о так и не пойманной женщине.
На закате этого дня, на диво тихого и солнечного, прошедшего в спокойствии и согласии, путники выехали на вершину очередного холма. И Витиму вдруг показалось, что садящееся за спиной солнце внезапно раскололось на куски, разбросав осколки по склонам окрестных холмов и долин, и все эти осколки ослепительно и торжествующе сияли алым, багряным, золотым. Он невольно зажмурился и одновременно услышал счастливый смех морян. Куда только девалась усталость: оба пришпорили коней и в вихре снежной пыли понеслись вниз, навстречу сыплющим бликами осколкам солнца.
Варад, только сейчас сообразил он. Вот Иона с Вуэром и дома.
Витим невольно придержал жеребца, заразившегося задором морян и готового броситься следом. Их радость тоской откликнулась в нем самом. Ведь нет на земле больше места, которое пробудило бы такую же радость для него. Вернее - что место? Нет людей, встреча с которыми стала бы такой же желанной, чистой и безмятежной.
Как ни добры были к нему плотник Каро с семьей, они никогда по-настоящему не были близки с приемным сыном, их прямолинейная крестьянская практичность не находила возможным понять странных устремлений Витима, составлявших смысл его жизни. Они хотели видеть его честным работником, покладистым мужем - и только. И даже Брейн при всей ее мудрости не видела особой пользы в пространных размышлениях. Она желала видеть его воином, охотником, торговцем, путешественником, умельцем, главой семейства, другом, - да, много больше, но еще далеко не все...
Только двое разглядели самого Витима под всеми этими личинами, которые он надевал со слишком большой сноровкой, и оба они мертвы. Рианнон и Легерлей.
Витим сжал зубы, пытаясь удержать на лице выражение вежливого изумления и восхищения красотой морянского города. Потому что Иона, заметив, что Витим не следует за ними, неожиданно развернула лошадь и подскакала к нему. Но ничего ему не удалось спрятать - девушка легко прочла на лице человека все чувства, которые им владели. И освещавшая ее черты радость, превращавшая морянку в ослепительную красавицу, померкла.
-Ты грустишь, - сказала она. - Ты согласился плыть с нами только потому, что тебе некуда возвращаться?
-Да, - Витим не мог солгать ее сиреневым глазам.
Иона закусила губу.
-Куда же исчезла женщина, чье имя ты произносишь во сне? Она тебя бросила?
Витим не удивился ее жестокости. Какой же красавице приятно сознавать, что мужчина видит во сне другую? Однако от этого боль не сделалась слабее.
-Я ее бросил, - ровно сказал Витим и, тронув пятками бока жеребца, начал спускаться с холма, где остановился Вуэр, недоумевая, отчего эти двое медлят в такой момент.
Однако от Ионы было не так просто отделаться. Догнав, она ухватила его за рукав:
-Но если ты так страдаешь, почему не отыщешь ее?
Видение истоптанной копытами травы, залитой кровью и обсыпанной пеплом - ему никогда не удавалось отогнать его, и Витим словно бы смотрел на мир сквозь завесу этого видения. Но сейчас оно стало ярче, насыщеннее, ближе. Он закрыл глаза.
-Один колдун сказал мне, что ее нет на этой земле. Думаю, он не лгал.
Голос звучал спокойно, как и в тот миг, когда Гловиль нашел единственную женщину, похожую на Рианнон. "Далия", - произнес Витим тогда, но это произнесло тело, еще не успевшее понять, отчего душа вдруг скорчилась в агонии. Сейчас говорить было легче, потому что прошло время - и сложнее, потому что пришло осознание.
И лишь когда затих последний звук его собственного голоса, Витим понял, что своими словами так и не признал смерти Рианнон. Полагать, что старик маг сказал правду, и верить ему - не одно и тоже. Что он мог с собой поделать?
Молодость, сила, энергия, любовь - разве они могут смириться со словом "никогда"?
Витим посмотрел на Иону только тогда, когда сумел справиться с собой. Она потрясенно молчала, ее рука, цеплявшаяся за него, бессильно упала. Витим видел, что она хочет попросить прощения, но язык не слушается.
-Идем, - сказал он как можно мягче, - Вуэр заждался.
Варад был действительно прекрасен. Чистый белый камень построек, серебро куполов и светлые, открытые, безмятежные лица белокожих морян - Витиму сперва казалось, что он, загорелый и темноглазый, здесь лишний, словно пятно грязи на этом выдраенном до белизны городе, и каждый встречный провожает его неодобрительным взглядом. Но вскоре по пути начали попадаться люди - и не единицы, а целые компании, причем порой люди и моряне вместе, запросто болтали, размахивали руками, смеялись. Встречались и степняки, легко и непринужденно спорящие с возвышающимися над ними на голову собеседниками - морянами и людьми. Стоящий в устье Альмеокрины, Варад был самым крупным портом на всем восточном побережье Великого Материка.
Чистота этого города была не внешней, понял Витим спустя какое-то время, она исходила не из сияния храмов и не от белизны стен - а из свободы, которая позволяла держаться на равных таким разным существам. И только ощутив эту атмосферу вольной легкости, Витим вспомнил о доброй славе Варада как единственного города Беллевра, терпимого к самым странным обычаям, вероисповеданиям и проповедям - лишь бы они не мешали жить другим, тем, кто придерживается иных мировоззрений. Здесь могли жить рядом важный тавритский купец, путешествующий со своим гаремом бессловесных жен, и властная морянская чиновница, правящая мужем и детьми твердой дланью. Здесь могли за одним столом веселой таверны сидеть пьяный матрос-человек и чопорный южанин-беллинг, весьма уважающий Гленел. Здесь мудрец из Лавардена мог часами повествовать необразованному степняку о прочитанных философских трактатах, а тот в ответ пересказывать сказки и легенды своей родины - и оба слушали с огромным интересом и не жалели о потраченном времени. А головорез из Саратога, сидящий за соседним столиком, мог зловеще скалиться от сюсюканья двух слабаков, но невольно прислушиваться к беседе, чтобы потом, дома, обронить невзначай фразу-другую и прослыть всезнайкой. В Вараде крайне редко, но все же случались даже горцы, как ни в чем не бывало подходя к пирсу на своих грубых, но не лишенных суровой красоты ладьях, похожих на огромный ковш, и становясь целым событием. Горцы торговали оружием, драгоценными камнями, рудами, пушистыми шкурами северных зверей, поделками из кости; обыкновенно держались особняком, но за несколько дней даже они подпадали под влияние царящего здесь дружелюбия и заметно смягчались.
За эту свою терпимость и все увеличивающееся влияние, Варад был нелюбим Беллом и шемахом, но не унывал, спокойно игнорируя все намеки и скрытые интриги. А открыто давить и требовать подчинения Белл уже не решался. Будь моряне чуть воинственнее, как горцы, чуть нетерпимее, как люди, чуть вольнолюбивее, как степняки - единый Беллевр давно разделился бы на два отдельных государства. Уж очень различны были нравы Востока и Юга, уж очень номинальной оставалась власть шемаха Белла над наместником Варада.
Витим вертел головой, засматриваясь на величественные виды стройных храмовых башен с посеребренными маковками, на строгие линии непривычных человеку муниципальных зданий вроде градоуправления, общественных торговых рядов, казарм городского караула, университетского городка - ничего подобного никогда не было у людей. Но моряне не давали ему останавливаться и глазеть на красоты.
-Успеешь еще налюбоваться, - морщился Вуэр, хватая его коня под уздцы и увлекая за очередной поворот.
Витим не протестовал, покорно следуя за приятелем. Еще бы, тот возвращается домой из царства мертвых...
На какой-то крошечной площади Иона, с улыбкой махнув рукой, свернула на кривую улочку, уводящую севернее. Ей тоже есть кого обрадовать. "Встретимся с ней в порту", - рассеянно пробормотал Вуэр в ответ на вопрос Витима, все подхлестывая свою конягу.
Он спешился у ворот прекрасного дворца, состоящего из причудливого сочетания ажурных аркад, балкончиков за прихотливыми балюстрадами, разновеликих башенок и воздушных перекрытий между ними. Здесь не было толстых тяжеловесных стен, наглухо отделяющих хозяев от мира, излюбленных у людей. Морянский дворец представлял собой поразительный лабиринт из запертых комнат, открытых площадок и подводных залов. Он действительно походил на корабль, устремившийся в лазурную морскую даль: небольшой садик был палубой, обнесенной невысоким заборчиком - фальшбортом. Украшенные флажками башни были мачтами, под кормовыми надстройками располагался трюм, а глубоко вдающийся в морские волны нос украшала растровая фигура: высеченная из белоснежного мрамора сказочная миноа, женщина с рыбьим хвостом, увлеченно трубящая в витую морскую раковину.
В воротах Вуэра остановил было строгий стражник, но стоило ему произнести несколько слов, тот чуть было не выронил из рук копье.
-Неужели это и вправду ты, господин, - прошептал стражник, расплывшись в сияющей улыбке.
Вуэр похлопал привратника по плечу и снова потянул человека за собой. Витим чувствовал: сейчас друга влечет вперед мощная сила, с которой не справиться бы даже ему, возникни у него вдруг такое желание. Молодой морянин не вошел, а уже скорее вбежал во дворец, легко толкнув тяжелую бревенчатую дверь.
Внутри было так же светло и воздушно, как и снаружи. Снующие туда-сюда моряне оглядывались на неожиданных пришельцев: кто с недоумением хмурился, кто внезапно всплескивал руками - узнавал. Но Вуэр не обращал ни на кого внимания, стремясь куда-то вперед, вглубь дома.
-Я подожду тебя тут, - пробормотал Витим, чувствуя себя все более и более неловко. Это родной дом Вуэра, о нем здесь выплакали все глаза, о нем возносят молитвы до сих пор - а человек-то здесь что делает?
Молодой морянин молча кивнул, едва ли расслышав его слова, и мгновенно растаял в толпе. Витим поискал глазами уголок, где можно было бы примоститься до возвращения друга, не привлекая внимания, но ему это вряд ли удалось бы: за каждым шагом человека следило не меньше двух десятков глаз.
-Ну хватит пялиться. Человека никогда не видали? - вперед неожиданно выступила дородная морянка, и все остальные немедленно продолжили свои занятия, лишь украдкой позволяя себе бросить на парня заинтересованный взгляд.
Женщина была из тех, кто в худом, изнуренном существе с неопрятными клоками волос на голове, разглядел младшего сына их госпожи маниталес.
-Кто бы ты ни был, думаю, тебе следует отдохнуть, согреться и подкрепить силы, - приветливо обратилась она к Витиму, смахивая слезу. - Пойдем, теплых комнат у нас хватает.
Мать Вуэра, госпожа Гурайон оказалась еще одной типичной морянкой: статная, чрезвычайно прямая, довольно красивая женщина со строгими, властными манерами. С сыном она держалась сдержаннее, чем даже стражники или слуги, ее точеные черты были спокойны и неподвижны - но Витим видел, с какой силой суровая маниталес сжимает холеные пальцы, унизанные ритуальными перстнями, стараясь сдержать дрожь, а взгляд полуприкрытых глаз не в силах оторваться от вновь обретенного сына.
Были срочно разосланы посыльные с добрыми вестями - и вот дом начал наполняться разнообразными родственниками и друзьями знатной семьи, побросавшими дела и явившимися обнять восставшего из мертвых. Вуэр с горящими глазами - и откуда только силы взялись - таскал за собой Витима сквозь толпы гостей, представляя ему всех подряд и рассказывая каждому вновь прибывшему о громадной роли, которую сыграл в его спасении этот человек. Бедный парень попеременно краснел и бледнел под заинтересованными взглядами, вызывая в морянах еще большее любопытство, отнекивался, отбивался от града похвал и расспросов, пытался вырваться и сбежать, но Вуэр держал крепко:
-Если они перестанут восхищаться тобой, - шепнул он Витиму, - то начнут жалеть меня.
Витим вздохнул и покорился.
Ему мало кто запомнился из представленных гостей. Первыми примчались отец Вуэра, Арекида, со средним братом Овиком - и тут же стали тискать младшего в могучих объятьях. Докеры, вспомнил Витим, - высокие, атлетически сложенные, с широкими добродушными улыбками, они были как две капли воды похожи между собой, и на взгляд человека отличались лишь тем, что у старшего в копне черных жестких волос поблескивали серебряные нити.
Следом в двери впорхнула пухленькая девушка в светлых просторных одеяниях и бренчащем ракушечном поясе и бросилась Вуэру на шею. Стоящая рядом госпожа Гурайон чуть двинула бровью - это был единственный признак недовольства, но девушка смущенно попятилась, поспешно моргая, чтобы высушить слезы. Это была Шелли, будущая маниталес, которым не пристало так бурно выражать свои чувства, но едва ли молоденькая жрица умела так хорошо держать себя в руках, как ее умудренная опытом наставница.
Чуть позже появился и старший брат, Салика. Этот был столь же массивным, как и все моряне, проводящие большую часть жизни под водой, полное тело украшала кольчуга, а на поясе висел меч. Витиму показалось, что этот меч очень много значит для него, пожалуй, даже слишком много. Он придает Салике излишней значимости в собственных глазах, давая некое нехорошее сознание власти над теми, кто такового не имеет. Парню уже приходилось встречать существ, чья манера себя держать выдавала затаенное превосходство, основанное всего лишь на обладании стальным клинком. Витим постарался отбросить эту мысль, вносящую диссонанс в то праздничное настроение, которым он невольно заразился от морян. В конце концов, то же снисходительное превосходство порой испытывает отец, оберегающий семейство от опасности с мечом в руке. И Салика имеет право на него.
Брат стиснул руку Вуэра так, что тот поморщился, а мать объявила ему радостную новость: скоро состоится свадьба Салики и Шелли. Вуэр с улыбкой поздравил будущих супругов, и Салика гордо усмехнулся. Но выражение простенького круглого личика Шелли показалось Витиму не радостной застенчивостью счастливой невесты, а растерянностью и некоторым страхом существа, принявшего нелегкое решение.
А дальше гости прибывали целыми семьями: тетушки, дядюшки, кузины, кузены, соседи, приятели, требующие внимания и не допускающие посторонних наблюдений. Через пару часов, проведенных в тепле, чистоте, в новом платье Вуэра, состоящем из свободной шелковой блузы и брюк, с серебряным кубком лучшего человеческого вина в руке, рядом с накрытым столом, ломящимся от яств, в том числе и человеческих - по видимому, специально для него, Витима - он почувствовал, что устал сильнее, чем после трехдневного перехода по зимнему лесу. Тело было ватным, а тяжелые веки просто падали на глаза, и Витим ценой огромного усилия их разлеплял, пока кто-то не сжалился над ним и не позволил удалиться.
Наутро Витим, позевывая, вылез из мягкой и безопасной постели, лениво гадая, который сейчас час. Наверняка не меньше полудня - а то и обед близится. По-видимому, хозяева предоставили гостю возможность спать столько, сколько тот пожелает. Он с удовольствием натянул на себя вчерашний наряд. Морянская одежда, пожалуй, понравилась ему: свободная, легкая, не стесняющая движений. Правда, великовата, приходится подпоясываться и затягивать шнурок на вороте, чтобы блуза не сползала с плеч, отчего образуются неровные складки и наряд висит как на вешалке. Впрочем, на Вуэре его собственная одежда выглядит не лучше, и нескоро еще будет впору: бедняга тощ даже на взгляд человека. Можно представить себе, сколько жалости пришлось ему вынести вчера.
Витим подошел к окну и выглянул наружу. Его спальня находилась приблизительно на третьем этаже - если, конечно, этажи под ним начинаются от поверхности двора, а не прямо отсюда или из-под земли. Слева расстилался сизый простор океана, по которому из-за горизонта бежали длинные белые барашки и с ритмичным шумом разбивались о подножие дворца маниталес. Сейчас был прилив, и вода стояла значительно выше, чем ему запомнилось со вчерашнего дня: опустив взгляд, Витим заметил колышущуюся воду там, где вчера была только окатанная галька. Он невольно поежился: а что, если шторм нагонит с востока в устье реки морскую воду и Альмеокрина выйдет из берегов? Сумеет ли устоять этот изящный дворец под напором стихии? Морянам что, они уйдут на дно, пережидая шторм, смывающий все с берега - а что в этом случае делать человеку?
Но пока море вроде бы не грозило ураганом, поэтому можно было отогнать неприятные видения и взглянуть в другую сторону. Там начиналось кажущееся бесконечным нагромождение плоских крыш: по большей части морянские постройки были в два-три этажа. Над ними даже сегодняшним пасмурным днем ярко сияли серебряные купола храмов.
Покинув спальню, Витим отправился на поиски живых, которые стесняются тревожить его покой, и конечно, сразу же заблудился. Там, где он вроде бы вчера поднимался по лестнице следом за слугой, оказался пустой балкон. С другой стороны коридора лестница вела только наверх, зато рядом нашлись ступени вниз. Однако радоваться было рановато: они уперлись прямиком в поверхность воды, заполняющей подземный ярус. Чертыхнувшись, Витим полез обратно.
Пришлось идти наверх, и этажом выше парень очутился в круглой комнатке с застекленными стенами, похожей на наблюдательную вышку маяка. Отсюда в разные стороны вело два крытых коридора, две воздушные галереи и одна запертая дверь. Витим наугад выбрал галерею, которая вроде бы спускалась пониже, упираясь другим концом в здание, обещавшее быть населенным своими солидными размерами и распахнутыми окнами. Однако галерея обманула: она полукольцом огибала заманчивое здание и уводила к другой башне, выглядящей на редкость хмуро и безлюдно.
Витим остановился напротив очередного балкона, с сомнением почесывая в затылке: позвать на помощь, что ли? А из-за легких занавесей балкона донеслись голоса и, как будто, голос Вуэра. Витим обрадовался и уже открыл было рот, но тут Вуэру ответил резкий голос матери.
-Нет, нет и еще раз нет! - воскликнула она. - Я не желаю даже слышать об этом!
Витим выдохнул воздух из легких. Он немного побаивался грозной госпожи Гурайон, которая сейчас, кажется, находилась не в лучшем расположении духа. Не то, чтобы она выглядела страшнее отчаянных разбойников с Рудного тракта или надсмотрщиков из нелегальной шахты. Но все дело в том, что сущность натуры тех, отпетых негодяев, алчных торгашей, гнусных убийц была понятна. Маниталес же оставалась для него загадкой - ведь его глаза видели женщину, любящую мать, а разум воспринимал холодность жестов и суровость речей. Человек не понимал жизненных ценностей высокопоставленной морянки и от этого ощущал себя в ее обществе неуверенно.
Поэтому он решил обойтись без помощи. Вообще-то не так и далеко, да и балкон находится чуть ниже. А в случае чего - под галереей вода, не расшибешься. Он слегка разбежался и прыгнул.
Так, почти хорошо. Вися на руках на уровне третьего этажа, Витим неожиданно обнаружил, что не так уж и жаждет искупаться в ледяной воде. Хорошо, что никто ничего не слышал. И плохо, что зацепиться удалось не за верх парапета, а только за настил балкона, за который невозможно как следует ухватиться... Витим вспотел, представив, что кто-то увидит его раскачивающимся, словно обезьяна, под окном маниталес. И что подумает. Боязнь быть обнаруженным будто бы подстегнула снизу: подтянулся, обхватил рукой столбик парапета, закинул ногу, перевалился... Уф!
-Никогда, дорогой мой сын, даже не упоминай при мне о кораблях! - голос госпожи Гурайон стал еще отчетливее, словно она стояла прямо за занавесью. Витим замер.
-Что ты хочешь этим сказать? - Вуэр, казалось, был удивлен. - Ты ведь всегда одобряла морскую карьеру.
-За что проклинала себя каждый день в течение этих месяцев. Достаточно того, что мне однажды пришлось услышать о твоей гибели. "Доблестная смерть", - так сказала эта Уманат своим печальным голосом, стоя передо мной с этой своей скорбной миной,- и скорбь, и печаль, все в рамках приличий, в точно отмеренных дозах, чтобы выразить соболезнования, но не преувеличить своего горя. Она стояла тут, смотрела на меня своими круглыми, пустыми, глупыми глазами и говорила мне, что ты никогда не вернешься! - ее голос замер на высокой ноте.
-Успокойся мама, у тебя истерика, - Витим мог представить, с какой поспешностью Вуэр бросился утешать мать. - Я жив.
-Нет у меня истерики. Сейчас нет. Истерика у меня начинается тогда, когда я пытаюсь представить, что тебе довелось испытать.
-Это уже в прошлом, - голос Вуэра по-прежнему звучал мягко, но Витиму послышались те самые непоколебимо решительные нотки, которые всегда оказывались сильнее его яростного практицизма, - а потому не имеет значения.
-Ты в самом деле думаешь, будто способен меня в этом убедить? Чтобы подобные заявления звучали весомо, дорогой мой сын, необходимо для начала выглядеть не как ходячий мертвец!
-Мама.
-Извини, - госпожа Гурайон сделала несколько глубоких вздохов, и ее голос снова зазвучал спокойно и рассудительно. - Безусловно, я не должна была так говорить, но ты вынуждаешь меня к резкости, которой я совсем не хочу. Ты знаешь, что тебя я всегда любила сильнее, чем Салику с Овиком, и именно на тебя всегда возлагала наибольшие надежды. Известие о твоей смерти... потрясло. И я готова на что угодно, чтобы не допустить даже малейшей вероятности повторения.
-Мне жаль, что вам пришлось это пережить. Но неужели теперь ты намерена привязать меня к своей юбке? - Вуэр говорил по-прежнему мягко, но в привычную почтительность теперь вплеталось тщательно разыгранное недоумение, словно он не мог поверить в слова матери. - Я не узнаю тебя. Разве не ты всегда любила повторять цитату из какой-ќто древней книги: "то, что не убивает нас, делает нас сильнее"?
-Мы можем до бесконечности перечислять сейчас пространные изречения, более или менее подходящие к случаю, но это ничего не решит.
-Хорошо, я буду говорить сам за себя. Я всегда считал, что твоя любовь означает доверие. Дозволение сделать свой собственный выбор, и, к добру или к худу, я воспользовался этим дозволением. Отчего же сейчас ты решила, будто справившись с одной бедой, я забьюсь в щель и буду прятаться от возможной другой? Ты никогда не позволяла трудностям остановить себя, почему ты считаешь меня неспособным поступать также?
-Не смей воспринимать мои слова так, будто я намерена запереть тебя в спальне, укутав ватой! Но тебе ни к чему больше кому-то что-то доказывать, играя в бесстрашного и безответственного матроса.
За колышущимися занавесями возникла неловкая пауза. Витим уже осмотрел каждую щель в поисках путей к отступлению, но иного выхода, кроме как прыгать в стремительно кружащиеся под балконом волны не находил. Этот сложный разговор не предназначался для его ушей, и он даже рискнул бы сигануть в воду, чтобы оставить мать с сыном без невидимого свидетеля, но опасался, что шумный всплеск привлечет их внимание. Оставалось только молча замереть.
-Вот как, - медленно произнес Вуэр. - Ты полагаешь, что "Грозовая птица" для меня - игра и попытка что-то доказать.
-А разве нет? Я знаю, что всегда чересчур на тебя давила, и осознание этого - одна из причин, по которой я смирилась с торговой шебекой, раз уж ты выбрал ее. Как любому мужчине, тебе необходимо ощущение свободы, нужны приключения, опасности. Но когда-нибудь надо браться за ум и начинать делать то, ради чего ты рожден.
-В самом деле. И для чего же я был рожден?
-Немедленно оставь этот тон.
-Прости.
-Полагаю, следует отложить этот разговор до тех пор, пока ты не придешь в себя и не будешь способен воспринимать разумные доводы.
-Нет, отчего же, - Вуэр неожиданно заговорил громче и быстрее. - Все разумные доводы я слышал столько раз, что могу перечислить их наизусть. Сомневаюсь, что за прошедшие месяцы они претерпели какие-либо изменения. Ворочать паруса и драить палубу, равно как и махать оружием следует тем, кто на большее не способен. Моя же роль - стать придворным наместника, где твое влияние обеспечит мне высокопоставленную должность, а также произвести на свет сонм твоих наследников. Да, но Шелли, самая выгодная партия, которую ты мне прочила, уже упущена. Или у тебя со вчерашнего дня уже намечен список кандидатур?
По-видимому, госпожа Гурайон несколько смутилась, так как оставила без внимания дерзость.
-Да, их помолвка с Саликой - целиком моя вина, - произнесла она сокрушенно. - Шелли далеко не сразу позволила себя уговорить, мне пришлось даже намекнуть на шаткость ее надежд стать маниталес.
-То есть угрожать, - Вуэр засмеялся. Витиму показалось, что он не сильно расстроен потерей невесты. - Траур по погибшему сыну не помешал тебе позаботиться о сохранении власти маниталес за нашей семьей, и заставить Шелли принять руку Салики.
-Что ж, в этом ты имеешь право меня упрекать. Но мой долг - заботиться о процветании всего рода...
-Да, я знаю. И вовсе не упрекаю. Ты никогда не верила в любовь, верно?
-Ты, как и в детстве, по-прежнему считаешь, что у меня каменное сердце? Напрасно. Мы способны любить столь же сильно и преданно. Но волю своим чувствам могут давать мужчины. А мы с Шелли обязаны их сдерживать, как бы не горевали по тем, кого любим. Что же касается их помолвки... Конечно, будет страшный скандал, если мы ее разорвем, но я уверена, что Шелли не откажется...
-Особенно, если ты снова принудишь угрозами? - Витиму показалось, что сдержанный, почтительный Вуэр находится на грани того, чтобы взреветь не хуже человека. - Нет! Ты слышишь меня? Если ты осмелишься так унизить Салику, я тебе этого никогда не прощу. И Шелли не заслуживает того, чтобы стать разменной монетой наших прихотей. Я люблю ее, она всегда была моей сестрой так же, как Салика - братом. Ты получишь маниталес в свою семью, довольствуйся же этим.
Госпожа Гурайон какое-то время молчала. Да ей необходимо прийти в себя после этой отповеди, догадался Витим. Сынок-то не уступит матери в силе духа. Неужели она об этом не догадывается? Если так, то грош ей цена как повелительнице. Или дело всего лишь в том, что как любая мать, она не может поверить в то, что ребенок вырос и обзавелся своим собственным мнением?
-Что ж, пусть будет так, - наконец проронила госпожа Гурайон, и Витим поразился, с каким смирением это было сказано. - Я понимаю, что выгляжу сейчас чудовищем в твоих глазах, но поверь, все мои помыслы направлены лишь на то, чтобы устроить вам, моим детям, самое лучшее будущее, какого вы достойны. Видишь ли, Овик со временем займет место отца в порту, Салику ожидает военная карьера. И только ты...
-Мама, не грусти, прошу тебя, - Вуэр тут же сбавил тон. - Я прекрасно это понимаю и очень тебя люблю...
Через какое-то время хлопнувшая дверь и наступившая тишина известили о том, что госпожа Гурайон ушла. Витим гадал, ушел ли с ней Вуэр, сомневаясь, что тому будет приятно понять, что приятель - собственно, недавний и случайный - слышал их разговор. Но сколько он не прислушивался, уловить какой-либо звук в комнате так и не сумел, поэтому решился выйти из своего укрытия. И тут же нос к носу столкнулся с Вуэром.
-Я почему-то думал, что за этой занавесью балкон, - удивился он.
Человек залился краской от корней волос до ворота.
-Так и есть, - вздохнул он, отводя взгляд от наполнившихся любопытством круглых глаз морянина.
-Я знаю, что такое изменение цвета у вас означает смущение, - извиняющимся тоном сказал Вуэр, - но все равно не могу привыкнуть. Все боюсь, что тебе нехорошо и надо бежать за лекарем.
-Мне нехорошо, но за лекарем бежать не надо, - пробормотал Витим, когда Вуэр выглянул на балкон, обозрел гладкий мрамор стен, беснующиеся волны у их подножия, и, наконец, заметил недалекую галерею. - Я заблудился, - поспешно пояснил он, - у вас тут ходов, как в муравейнике, и ни одного разумного. Как тут можно жить?
Но попытка отвлечь внимание не удалась.
-И давно ты на балконе? По-моему, этот синеватый оттенок губ означает, что ты замерз. Значит, давно.
-Я не хотел подслушивать, правда! Но куда мне было деваться? Выскочить, демонстративно заткнув уши, сказать "прошу прощения" и деловито проследовать к двери?
Вуэр засмеялся.
-Право, у тебя такой вид, будто я сейчас по меньшей мере наброшусь с кулаками. Не переживай. Наши проблемы - это наши проблемы. Просто я не хотел бы, чтобы у тебя возникло превратное мнение о моей матери, - он замялся. - Понимаешь, ее любовь измеряется количеством надежд, которые она возлагает, и это нормально и правильно. Я всегда очень гордился этим, мечтая оправдать их. Просто в какой-то момент появилась "Грозовая птица" и... и ее команда, - Вуэр пожал плечами, но Витиму показалось, что вместо "команды" тот чуть было не сказал что-то иное. - Моя вина в том, что это стало для меня важнее, чем сыновний долг. Я уже давно принял решение, что не уйду с корабля и не женюсь на Шелли, только все не знал, как объявить об этом матери. Так что в конечном итоге все обернулось к лучшему. Жаль только, что теперь она и слышать не желает о моем возвращении на "Грозовую птицу". Но ей многое пришлось пережить, и надо дать ей время.
-Послушай, ты не обязан мне объяснять, - неловко сказал Витим. Он сомневался, что при всем бесспорном даре убеждения Вуэр сумеет настоять на своем, но не говорить же об этом вслух.
-Мне нужно хоть кому-то объяснить! - горячо запротестовал Вуэр. - И мне почему-то кажется, что ты - единственный, кто способен понять.
Витим взглянул на него. Да, тут морянин не ошибался, каждое его слово отвечало убеждениям самого Витима. У них двоих, безусловно, родственные души, как сказал бы мастер Легерлей, и это Витим почувствовал еще там, в холодном подземном котловане, полном жалких рабов, безвольных, словно снулые рыбы, где только у них двоих сохранялось непреодолимое стремление к свободе.
В порт они отправились после завтрака, оказавшегося лишь немногим менее пышным, чем ужин. Витима принимали в доме маниталес как дорогого гостя, но ему казалось, что госпожа Гурайон не станет уговаривать задержаться, если человек незамедлительно откланяется и отправится восвояси. Она никоим образом не нарушила бы приличия, намекнув на то, что двери недалеко, но все ее нынешние планы были посвящены тому, чтобы оградить Вуэра от его сложного и славного прошлого, а Витим в ее глазах был уже причислен к прошлому.
Однако Вуэр искусно умел делать вид, что не происходит ничего, идущего вразрез с его собственными планами, которые - конечно - полностью отвечают материнским.
Такого Витиму еще не доводилось видеть. Вейнар, северный рыболовецкий город, казался крошечным сельцом по сравнению с Варадом, а его порт не шел ни в какое сравнение.
Это было похоже на город в городе, границы которого четко видны даже непосвященному взгляду. Порт полностью располагался на море, охватив прибрежную полосу. Причалы состояли из путаного переплетения мостков и платформ, местами возвышающихся в несколько этажей, местами плавающими вместе с волнами и приливами, а кое-где уходящих под воду. С берегом вся эта система соединялась понтонными, подвесными, арочными и Бог и Богиня знают, какими еще мостами. Вся внутренняя, ближняя к берегу поверхность воды была забита неповоротливыми плотами с наваленными на них грузами, небольшими гондолами, где восседали пассажиры, судя по одежде, состоятельные, и юркими лодчонками, а на внешнем рейде горделиво покачивались громадные парусники, смешно пришвартованные к пирсу тонкими канатами, которые, кажется, не выдержали бы и одного вздоха гиганта-корабля.
Витим с любопытством разглядывал своеобразные суда. Моряне были известны своей склонностью к замещению мускульной силы гребцов силой ветра, поэтому их корабли были скорее парусными, чем гребными. Если большая человеческая галера несла на себе две, а то и три гребные палубы и десятки, если не сотни весел, то она была чрезвычайно тяжела. Загруженная сотнями людей и многодневным пропитанием для них, такая галера представляла собой плавающую деревянную гору, еще и обитую металлом для вящей прочности, что, естественно, сказывалось на скорости. Ради повышения маневренности люди увеличивали количество гребцов, добавляя и количество груза - и так до бесконечности. Вернее до тех пор, пока можно создать достаточно крепкий корпус, способный выдержать вес палуб, надстроек и гребцов. Естественно, одному-двум небольшим по площади квадратным парусам сдвинуть эту махину было не под силу, поэтому роль парусов сводилась в основном к маневрированию и небольшой прибавке хода.
Моряне, океанская раса, уже давно отказалась от неумеренного утяжеления корабля. Их расчет строился на легкости, при которой ветер сам несет по волнам стройный корабль, стремительно скользящий по волнам благодаря плавным обводам, заостренному форштевню и громаде прямых и косых парусов на нескольких мачтах.
Зрелище огромных галеасов морянской прибрежной стражи внушало благоговейный трепет. Высота мачт, на каждой из которых было по меньшей мере три свернутых паруса, в несколько раз превышала высоту корпуса от ватерлинии до вершины фальшборта. Палуба сильно выступала за корму; на удлиненном, слегка приподнятом бушприте тоже крепились косые паруса, снизу, под ним виднелся шпирон - носовой таран. Над гребцами располагалась еще одна палуба, где возвышались грозные баллисты и катапульты, суетились лучники и копейщики. Здесь, сейчас трудно было представить корабль, способный сразиться с детищем тысячелетнего опыта морских битв и накопленной мощи морян. У одного причала покачивалась триера - большая человеческая галера, широкая, обитая свинцовыми пластинами, с подводным шпироном, с тремя рядами весел, уключинами, вынесенными за борт на постицах, одиноко торчащей посреди куршеи мачтой, и еще одной, наклонной, почти на носу. Рядом с морянскими кораблями, она походила на толстую, забранную в панцирь черепаху о десятках тонких ножек.
Вуэр уверенно и привычно провел приятеля этим лабиринтом в южную часть, где швартовались торговые суда. Эти были значительно меньше, но строились по тому же принципу, что и военные: увеличенное отношение длины к ширине, изящные обводы, один ряд весел, несколько длинных мачт.
-Вот и "Грозовая птица", - сказал Вуэр.
Шебека - небольшой корабль с тремя косыми парусами и шестнадцатью парами весел. Соответственно, численность команды всего-навсего семьдесят пять - восемьдесят моряков, - так, по крайней мере, рассказывал Вуэр. Но Витиму казалось, что для этой цифры эпитет "всего-навсего" не очень годится. Правда, над палубой "Грозовой птицы" гордо возвышались только две мачты - вместо третьей сиротливо торчал расщепленный обломок, вызвавший у Вуэра болезненную гримасу.
-Эй, - донесся до них задорный возглас, - а вот и они!
Подняв голову, Витим обнаружил Иону в традиционной мужской одежде. Девушка сидела на рее, подтягивая какие-то канаты. При виде Витима с Вуэром она непринужденно вскочила и замахала рукой, словно находилась на твердой земле, а вовсе не в двадцати саженях над твердой палубой. Свежий бриз взметнул ее черные волосы, будто еще один вымпел на мачте.
Их мгновенно окружила толпа из двух десятков молодых морян. Матросов действительно можно было бы назвать красивыми: все как на подбор рослые, стройные, мускулистые, с длинными жесткими гривами волос. Вуэра пихали и хлопали по плечам, тормошили, смеясь, подкидывали в воздух, крича, что он теперь будет впередсмотрящим, поскольку в корзину на вершине мачты может просто взлететь. Тот тоже смеялся, отбиваясь столь же бесцеремонными шуточками, на этот раз не пытаясь загородиться Витимом.
Вот его настоящая жизнь, понял Витим, глядя на просиявшее лицо друга. Никуда он отсюда не уйдет, что бы не приказывала суровая маниталес.
К Витиму отнеслись дружелюбно, но и настороженно: чужак, да еще и человек. На этот раз восхваления в его адрес рекой лились из уст Ионы - Вуэр за ней не успевал, да как будто и не старался. Впрочем, сколько же раз можно повторять одно и тоже - вернее, сочинять одно и то же, думал Витим, вынужденный снова краснеть, слушая, как ему приписываются героические черты, которыми он отродясь не обладал. Особенно неуютно было под ироничным взглядом высокой грациозной женщины, в волосах которой серебрилось немного седины - только по ней можно было определить, что женщина гораздо старше Ионы: благодаря толстой коже и прослойке жира под ней моряне почти не покрываются морщинами.
-Я не решилась говорить о тебе с капитаном Уманат, - кивнув в сторону женщины, шепнула Иона Витиму, когда шумная радость слегка схлынула. - На это, оказывается, нужно собраться с духом. Идемте втроем.
Услышав просьбу о беседе наедине, капитан Уманат насмешливо подняла брови и жестом пригласила следовать за собой. Выражение ее лица заставило Витима усомниться в том, что идея Ионы найдет у этой особы поддержку.
Капитанская каюта располагалась на корме, и они направились к ней через наваленные прямо на палубе груды свежераспиленных досок, бухты канатов, инструменты. Здесь полным ходом шла стройка.
-Мы отремонтировали почти все, - грустно сказала Иона Витиму, - но мачта... Она самая дорогая. А без нее все остальное не имеет смысла.
-Но вы же валите лес, кажется. Отчего не срубите себе нужную сосну?
На этот вопрос обернулось не меньше дюжины голов - и дружно расхохоталось.
-Свежая древесина не годится для строительства корабля, - ответила Иона, безуспешно пытаясь сдержать снисходительную улыбку.
-Она вообще не годится для строительства, но ведь можно высушить, - буркнул Витим.
-Конечно. Но корабельная древесина нуждается не только в сушке, а и в специальной обработке, просмаливании, протравливании для защиты от гниения в воде и деформации. А мачты - это вообще особая категория материалов. Мастера изготавливают их несколько лет, сушат медленно, в специальных растяжках, чтобы не изогнулась, пропитывают различными составами для придания прочности. Это очень сложно. На лесоповале мы просто зарабатываем деньги, чтобы оплатить покупку материалов.
Витим увидел, как Вуэр закусил губу. Никто ни разу не напомнил ему, что только у маниталес достаточно денег, чтобы помочь добыть мачту - но разве Вуэр когда-либо нуждался в напоминаниях?
В тесной каюте, забитой разнообразными вещами, перенесенными сюда, по-видимому, на время ремонта, капитан Уманат опять же жестом предложила присесть. Она плюхнулась на единственный свободный стул, предоставив гостям самим искать, куда бы примоститься. Вуэр чинно устроился на перевязанном узле, Витим осторожно присел на стопку каких-то кусков не то толстой измятой кожи, не то просмоленных тряпок высотой по колено, Иона не долго думая забралась на краешек пыльного стола.
Как и следовало ожидать, упоминание о Скале Мирамей привело капиташу в крайнее изумление. Легкая ирония ее взгляда сменилась подлинным недоумением. Чувствовалось, что капитан Уманат едва сдержалась, чтобы не пощупать лоб Ионе, излагавшей свое предложение.
-Ну и ну, - протянула она, откинувшись на спинку стула и закинув обутые в высокие сапоги ноги на стоящий рядом сундук. - Если бы это безумие выдумал Вуэр, я еще как-то поняла бы. В конце концов, мужчина, да еще побывавший в таких передрягах, да еще желающий угодить приятелю, мог сочинить и более дикий план. Тебе, Иона, конечно, тоже пришлось натерпеться, и только это служит тебе оправданием. Принять человека на борт само по себе достаточно глупо - постоянно придется заботиться о том, чтобы он не утонул - так это, кажется, у вас называется, - она впервые оделила Витима мимолетным взглядом. - Но принять на борт полуразрушенного корабля, который неизвестно, выйдет ли в море вообще...
-Выйдет, - тихо сказал Вуэр. Но прозвучало это так, словно он готов хоть сейчас извлечь из кармана мешок золота. Витим подумал, что такое заявление по меньшей мере самонадеянно.
Похоже, такая же мысль пришла в голову и капитанше.
-Да? - она чуть наклонилась вперед, опершись локтем о колено. - А тебя вообще-то отпустят в море? Спасибо, конечно, что навестил, но полагаю, твоя мать заплатит скорее за то, чтобы мы поскорее отремонтировались и убрались из Варада без тебя.
-А это не должно тебя волновать, капитан Уманат, - так же тихо сказал Вуэр, ничем не дав понять, насколько она близка к истине. Впрочем, подтверждений и не требовалось. - К весне "Грозовая птица" выйдет в море, но с одним условием: выйдет она и со мной, и с Витимом на борту.
Капитанша снова откинулась на спинку и сардонически ухмыльнулась.
-Вот как? Что ж, у богатых свои причуды. А деньги покупают что угодно. Валяй, тащи золото - возьму твоего человека матросом. Вот только пусть не визжит, если качка окажется не по силам. Ну а если смоет за борт, может кто и вытащит, если вспомнит, что он не умеет дышать под водой, а нет - так нет.
-И это тоже не должно тебя волновать, капитан, - процедил Витим, прерывая мрачные пророчества, которым капитанша придавалась с особым упоением.
Капитан Уманат шевельнула бровью и одарила его еще одним взглядом - чуть более пристальным.
-Ладно, не будет, - она откинулась назад еще больше, так что передние ножки стула приподнялись, и слегка покачалась на задних. - Однако что касается Скалы Мирамей. Вам известно, что ходить туда запрещено под страхом конфискации судна и ссылки на северные острова?
-Иначе можно было бы просто заказать место на любом корабле, - в тон ей ответила Иона.
-Верно. Я ничего не хочу сказать о вероятности исцеления и всего такого, вера - это личное дело каждого. Но на рейсе на Скалу Мирамей денег не заработаешь. Твоя мать оплатит плавание, Вуэр?
-Вряд ли, - вынужден был признать тот.
-Я тоже так думаю, - доверительно сообщила капитан. - Поэтому за возможность купить мачту согласна на человека. Но когда "Грозовая птица" будет отстроена, мы найдем груз и отправимся туда, куда прикажет заказчик. Нам еще нужно будет проделать не один рейс, чтобы расплатиться с долгами, которых накопилось у каждого в команде немало, да и все мы заслуживаем вознаграждения за работу, если уж начистоту. Поэтому на Скалу Мирамей я готова завернуть, если будем проходить мимо - но и только.
Она уставилась на сидящую перед ней троицу, словно ожидая, что они немедленно пошлют ее к демонам и отправятся решать свою проблему иным способом. Но просчиталась. Витима такое положение вещей более чем устраивало - на Скалу Мирамей он не так уж и рвался. Чем-то, по-видимому, оно устраивало и Вуэра с Ионой, так как все трое почти одновременно кивнули.
Капитан Уманат еще раз насмешливо фыркнула, громко стукнули об пол передние ножки стула - и договор был заключен. На этом и аудиенция закончилась: морянка выставила гостей из каюты и мгновенно куда-то умчалась.
-Странная особа, - подумал Витим вслух, пробираясь по палубе обратно к трапу, - такое впечатление, что она относится к жизни как к одной большой шутке и от души забавляется, глядя на нее со стороны.
-Ты почти угадал, - усмехнулась Иона. - Ей следовало бы родиться мужчиной: Уманат обожает риск, ненавидит сидеть на одном месте и ничего на свете не боится. Вот только склад ума у нее не мужской: порой кажется, что она знает больше нас всех в команде вместе взятых.
Витим насупился: нельзя сказать, что такая характеристика была ему по душе. Но не стал вступать в перепалку: наверное, уже привыкает.
-А мне кажется, капитаном следовало бы стать Гаэтару, - задумчиво проговорил Вуэр. Вообще-то в присутствии женщин он обыкновенно помалкивал, чем вызывал у Витима настоящее раздражение, и высказывался лишь тогда, когда это было действительно важно.
-Признаться, так многие думают, - согласилась Иона, понизив голос. - Капитан Найро готовил Гаэтара, второго помощника, на свое место. Он полагал, что Уманат чересчур легкомысленна несмотря на все свои знания. Однако в том бою Гаэтар был ранен, а Уманат прекрасно справилась с обязанностями капитана и вытащила нас всех почти из лап смерти. Гаэтар первый предложил, чтобы звание капитана осталось за Уманат.
Ухватившись за свисающие ванты, она легко перемахнула через разверстый люк в трюм. Но когда Витим попытался повторить ее маневр, канат неожиданно подался, и если бы не Вуэр, вовремя подпихнувший сзади, парень свалился бы в темноту. Иона весело расхохоталась, и даже Вуэр позволил себе широкую ухмылку - это был реванш за путешествие по лесу. Витим бросил на них хмурый взгляд, пообещав себе освоиться на корабле в кратчайшие сроки. Он здесь не для того, чтобы служить шутом.
По возвращении во дворец маниталес, Витим получил переданное слугой приглашение в кабинет госпожи Гурайон. Следуя за провожатым, он невольно поежился: суровая мать Вуэра по-прежнему вызывала трепет, несмотря даже на проявления чисто материнских чувств, роднящих ее с человеческими женщинами и ненароком подслушанных утром.
Просторный зал напоминал собой внутренность небывало гигантской морской раковины: мягко закругленные стены были сплошь отделаны перламутром, тут и там поднимались витые известковые столбы, украшенные гроздьями жемчуга и ожерельями мелких ракушек, легкая кисея на окнах и входе переливалась палево-жемчужным. Хозяйка, почти бесшумно возникшая из незаметной ниши, полностью соответствовала комнате. Ее белоснежная кожа матово светилась, расшитое слюдяными пластинками платье, напоминающее рыбью чешую, плотно охватывало плечи и грудь и спускалось до пола чуть шуршащим шлейфом, волосы были приподняты и перехвачены лентой с нашитыми на нее ракушками.
Витим поклонился, с трудом подавив желание упасть на колени. Маниталес в традиционных ритуальных одеяниях напоминала морскую женщину-миноа, украшавшую собой купол ее дворца. Неудивительно, что морянские мужчины теряются перед величественностью своих женщин - сейчас даже человек готов был признать, что их вина здесь невелика.
-Я ждала тебя, - проговорила госпожа Гурайон, остановившись в двух шагах, и Витим неожиданно различил теплые нотки. - Я хотела еще раз поблагодарить тебя за все, что ты сделал для моего сына. Знаю, для вас, людей, наши обычаи непонятны и, возможно, неприятны, однако я все же хочу, чтобы ты понял. Как бы отличны от вас мы ни были, мы точно так же любим своих детей, и точно так же готовы всем пожертвовать ради них.
-Я никоим образом не осуждаю ваши обычаи, - быстро ответил Витим. - Но я хочу, чтобы и ты поняла, госпожа маниталес. Моя заслуга вовсе не так уж и велика. Вуэр чересчур благороден, чтобы упоминать о своих собственных заслугах, но ты должна знать правду: если бы твой сын оказался чуть менее отважен, рассудителен и силен, нам никогда не выбраться бы из рабства. У Мольяса не хватило выдержки идти до конца. А благодаря Вуэру осталась в живых одна девушка из Переправы. Да и Иона на самом деле должна благодарить Вуэра: я один никогда не сунулся бы в замок ашуро.
Госпожа Гурайон улыбнулась:
-Я вижу, вы оба готовы расхваливать друг друга до хрипоты, но не скрою, мне приятно это слышать.
Витим покачал головой.
-Ты не понимаешь, госпожа маниталес. Мы, люди, иначе относимся к восхвалениям. Я всего лишь утверждаю истину: твой сын решительнее и сильнее духом очень многих из тех, кого мне доводилось встречать в жизни. И морян, и людей.
Мать Вуэра сделала несколько шагов по комнате, шелестя подолом, и остановилась у круглого столика на одной витой ножке, где лежал толстый кожаный мешочек. Витим не мог бы сказать, поверила ли надменная морянка словам человека - да еще мужчины! Но он сделал все, что мог.
-Это деньги, - сказала госпожа Гурайон. - Конечно, это неправильно. Не думай, будто я ничего не поняла из того, что ты говорил. Выжить вам помогла дружба и доверие - то, что не ждет оплаты. Но я хочу, чтобы эти деньги были твоими, поскольку теперь ты для нас не посторонний, и вряд ли в моих силах сделать для тебя еще что-нибудь, насколько я узнала из рассказа Вуэра. Не спорь, пожалуйста. Ты можешь взять их сейчас, можешь - потом, можешь один раз, можешь попросить еще. Или взять что-либо иное, если желаешь. Можешь остаться в моем доме навсегда, можешь уйти и вернуться - тебе всегда будут рады. Наверное, я говорю сбивчиво, - она вдруг неуверенно улыбнулась, и весь налет высокомерия внезапно оказался всего лишь маской, под которой прятались искренние переживания. - Мне просто никогда не приходилось пытаться деньгами отблагодарить человека, который помог моему сыну воскреснуть...
Госпожа Гурайон теребила свой мешочек, не зная, не оскорбился ли человек на предложение денег. Витим вообще-то имел намерение оскорбиться, но эта ее неуверенность выбила оружие у него из рук.
-Что ж, - медленно сказал он, взяв мешочек и заглянув в него. Там оказались золотые монеты Беллевра - столько золота Витим в жизни не видел. - Я возьму деньги. Но в том случае, если ты будешь знать, на что я намерен их истратить и по-прежнему захочешь их мне дать.
Теперь госпожа Гурайон была действительно удивлена.
-Почему я должна быть против твоих планов истратить твои деньги?
-Потому что за них я куплю мачту для "Грозовой птицы". А как только ремонт шебеки будет окончен, она выйдет в море. И Вуэр будет у нее на борту.
Госпожа Гурайон бессильно уронила руки.
-Ты это имел в виду, когда говорил о его решимости? - чуть слышно прошептала она.
-И это тоже.
Морянка отвернулась. Витим подумал бы, что она плачет, если бы ее голос не прозвучал так твердо:
-Наверное, я это знала. Если бы Вуэр мог подчиниться, он уже давно сделал бы это. И, наверное, тогда я меньше любила бы его, - добавила она уже совсем тихо после паузы.
Несколько мгновений царила такая тишина, что было слышно только, как у подножия дворца шелестят волны.
-Иди, - госпожа Гурайон взмахнула рукой. Она обернулась, и Витим увидел ее спокойное, почти умиротворенное лицо, - покупай свою мачту. Если надо, я дам еще денег, и пусть "Грозовая птица" больше не попадается в лапы пиратов.
Спускаясь по лестнице, Витим думал, что недооценивал маниталес Варада. Эта женщина заслуживает того, чтобы ей подчиняться.
На следующий день Витим бросил кожаный мешок на стол в каюте капитана Уманат. Он собирался сделать это небрежно: тебе не хватает денег, женщина? - получи. Но вышло слишком торжественно, чтобы эта морянка могла усомниться в источнике золота, а также в том, какими суммами привык распоряжаться парень. На Уманат, с усмешкой покачивающейся на своем стуле, жест впечатления не произвел - но зато произвел на Иону и других женщин команды, явившихся на корабль поглядеть на воскресшего Вуэра и полоумного человека, надумавшего наниматься на морянский корабль матросом.
-А не украл ли этот человек золото? - деланно озабоченным тоном осведомилась жрица по имени Прато - удивительно тощая, но тем не менее полностью лишенная привлекательности женщина с очень высоким лбом, широким тонкогубым ртом и писклявым голосом, которым было бы куда сподручнее капризно выкрикивать, чем шептать. Однако на нее зашикали, смущенно косясь на Витима.
-Прато как раз такая морянка, какой ты представляешь всех нас, - вполголоса заметила ему на ухо Иона, - она терпеть не может мужчин, даже собственного мужа, и не выносит представителей иных рас. Собственно, и женщин она недолюбливает.
-Зачем же она стала судовой жрицей - среди мужчин и чужаков в различных портах? - удивился Витим.
-Говорит, чтобы приобщить нас, матросов-безбожников, к вере. Но на самом деле потому, что ей не удалось прижиться ни в одном храме, а здесь она сама себе командир - да и нам заодно.
-Это деньги матери Вуэра, - безошибочно определила столь же юная, как Иона, девушка по имени Ленсия - помощница и ученица лекаря. У нее были мечтательные светло-серые глаза, великоватый, выступающий вперед подбородок и пепельные брови, а волосы казались чуть припорошенными снегом. Проверяя эффект от своих слов, она смотрела не на человека, а на Вуэра, и ее бледное лицо светилось от радости.
Витим подумал, что этот взгляд кое-что значит - но не он один.
-Вуэр у нас самый завидный жених, - прокомментировала Иона, - кто еще может предложить невесте дворец маниталес?
А вот это уже напрасно. Вуэр не заслуживает того, чтобы его оценивали как товар на прилавке. Эта уничижительная реплика достойна такого же ответа.
-Хочешь с ней посоперничать? За дворец? - одними губами ответил он. - Что же теряла время в лесу?
Иона молчала. Удивленный, что у нее не нашлось, что ответить, Витим повернул голову и встретил полный бешенства сиреневый взгляд.
Но тут его вниманием завладели две другие женщины, по виду - полные противоположности друг друга. Цисса, штурман, была столь же маленькой, крепко сбитой, болтливой и энергичной, сколь лекарь Тахори - долговязой, чуть сутулой, какой-то рыхлой и ленивой.
-Смело, человек, ничего не скажешь, - протараторила наставница Ионы. - Дерзай, мы любим отважных. Добро пожаловать на "Грозовую птицу"!
-Да, - уронила Тахори и зевнула. Витим подумал было уже, что она ничего не прибавит, когда та вновь открыла рот: - Я что-то слышала об оказании помощи сухопутным, которые наглотались воды. Так что не бойся.
-С-спасибо, - Витим попытался улыбнуться, - это очень обнадеживает.
Все покатились со смеху, а парень мысленно помолился Всемогущим Богу и Богине не допустить, чтобы в случае настоящей нужды его спасением занялась госпожа Тахори.
-Великолепно, - последняя из набившихся в тесную каюту, полная женщина с маленькими, черными, как угольки, глазами взвешивала в руке золото, не обращая никакого внимания на остальных. - Я уже договорилась с одной мастерской в Корабельном квартале. Мачта будет у нас через две-три недели, не больше.
-Это Норна, торговый агент, - пояснил Вуэр, потому что девушка исчезла. - А что это вы друг другу наговорили - Иона выскочила как ошпаренная.
-Ничего особенного. Ты же знаешь, я не люблю, когда ваши женщины начинают задаваться.
-Опять ты как дитя, - поморщился Вуэр.
Витим вздохнул. Кто же еще мог оказаться виноватым.
Шебека стала новым миром для Витима. Обилие впечатлений не оставляло времени на бесплодные печальные раздумья, и уже за одно это он был благодарен этим непривычным морянам-матросам с их грубоватыми подтруниваниями над неопытным человеком, этим надменным женщинам, один заносчивый взгляд которых пробуждал раздраженную гордость больше, чем насмешки мужчин, заставляя удваивать усилия. Этому влажному соленому дуновению с моря, холодное дыхание которого вынуждало кровь прилить к щекам, а глаза невольно обратиться к свернутым на реях парусам, гадая, каковы они, когда туго надуты попутным ветром, накренены по ходу судна, словно рвутся вперед, быстрее, не останавливаясь ни на миг. Каково это - когда искалеченный корпус, спеленутый швартовами, скованный лесами - цел и прочен, когда форштевень сурово режет зеленую волну, когда робко втянутые внутрь весла - с шумом вонзаются в масляную гладь океана и вырываются на волю в тучах радужных брызг?
Море было домом "Грозовой птицы", море - а не берег. И это звучало в каждом слове моряков, рядом с которыми трудился и Витим. Их тягучие, гортанные слова плескались вокруг него, словно прибой. В песни, которые матросы так любили затягивать во время работы, вплетали свои голоса ветра, крики чаек, скрип снастей и уключин. Все это жило вокруг него, и Витим ждал с каждым днем все более нетерпеливо - когда наконец эта жизнь станет и его жизнью. Когда видимое лишь с берега, известное лишь понаслышке море откроет ему свои бескрайние просторы.
В серебристую даль убегает корабль
По прохладно-прозрачным волнам океана,
Там, где море прощается с днем каждый вечер,
Страшный ждет ураган, словно гнев великана.
Но бессильна пред храбростью ярость стихии.
Грохот волн - не преграда и дождь - не помеха.
Пусть дрожат паруса, мачты стонут от страха -
Смелым ветер поможет добиться успеха!
И хоть молнии блещут, но гром утихает,
И шторм отступает, как будто сдается.
На курс возвращается снова корабль -
Нас берег ждет дальний, а значит - дождется!
Мы летим как на крыльях к родному причалу,
Мы вернемся домой из пучин урагана,
Но пройдет радость встречи - мы вновь выйдем в море,
Чтобы вновь бросить вызов штормам океана.
Витим слушал песни морян, глядя, как в морщинистое море опускаются крупные снежные хлопья - первый признак близящейся весны. По человеческому календарю уже был март, и значительно увеличившийся светлый период позволял работать дольше, подводя ремонт корабля к концу.
Его приняли в команду - с удивлением, но и единым радушием, хотя все моряне были разными и по-разному восприняли присутствие человека на борту. Витим познакомился с Гаэтаром, ныне первым помощником. Он оказался широкоплечим, жизнерадостным морянином лет примерно тридцати. Его кипучая энергия просто заражала всех вокруг; он первым хватался за топор или молоток, заводил песни, которые тут же с удовольствием подхватывали, помогал в самых трудных работах, совещался с капитаном, служа неким посредником между командой и женщинами, высшей кастой, и попутно успевал объяснять что-нибудь новичку-человеку, вконец терявшемуся от обилия морских терминов, снастей и жаргонных словечек.
Хапат и Ньерас были самыми задиристыми из матросов, постоянно подстраивали какие-то каверзы и громче всех хохотали. Стоит ли удивляться, что эти двое вцепились в человека как в новое развлечение, не упуская ни одной возможности подшутить, порой весьма безжалостно. Витиму не раз пришлось искупаться в ледяной воде и набить немало шишек, а попытки Вуэра призвать хулиганов к порядку не приводили ровным счетом ни к чему. Так продолжалось до тех пор, пока парень не потерял терпение и не продемонстрировал наглядно пару уроков Дармата, любителя кулачных боев. Тут же образовалась целая свалка: у драчунов было в команде немало приятелей, и они здорово намяли бока Витиму и Вуэру, который, конечно, бросился его защищать - однако после этого разошлись, полные уважения друг к другу.
Коренастый Раугат считался лучшим мечником, чем все время хвастался, вытаскивая длинный красноватый клинок с медной гардой и начиная выписывать кренделя, особенно если рядом находились женщины. Этот немедленно пожелал померяться искусством с человеком. Тут Вуэр мог безмятежно улыбаться, наблюдая за приготовлениями к поединку, нисколько не сомневаясь в том, кто победит. Витим был несколько смущен: он по достоинству оценил картинные, несогласованные упражнения Раугата с двуручным мечом. Все эти широкие замахи и бешеные по силе удары, способные разрубить врага пополам, могли произвести впечатление на женщин и до одури перепугать неумелых противников. Однако увернуться от этих ударов или отвести их не составляло никакого труда, а затем можно было спокойно ожидать, пока морянин проведет следующий взмах. После десятка выпадов бедняга так устал, что Витим одним легким движением выбил меч у него из рук. Мало кто разглядел в этом непринужденном действе мастерство, большинство сочло, что человеку случайно повезло, и тот не стал их разубеждать. Он вовсе не стремился превращаться в такую же диковину, какой его считали парни из Двенадцати Хуторов.
Большеглазый Балькесир обладал прекрасным голосом и мечтал выступать на подмостках. Он тоже попытался вызвать человека на соревнование, но тот мгновенно признал поражение: таланта к пению Витим никогда в себе не замечал.
Самый юный, шестнадцатилетний Скионо постоянно удирал из дому, не слушая отца, возражавшего против морской романтики для единственного сына - матери у него не было. Однажды Витим спрятал его в мешок и пронес на шебеку, когда рассерженный папаша караулил у пирса, чем завоевал бесконечную признательность паренька.
Аюга, всего на пару лет старше, любил книги, недурно разбирался в картах и упрашивал госпожу Циссу взять его вторым учеником вместе с Ионой. С этим Витим быстро нашел общий язык - им двоим было что рассказать друг другу.
Чуть глуповатый великан Гульбо был воплощением добродушия и задорно хохотал вместе со всеми, попадаясь в шутливые ловушки, подстроенные ему Хапатом и Ньерасом, у которых никак не получалось довольствоваться одним человеком, хотя одним ударом могучей руки мог бы вышибить дух из обоих. Гульбо грозил забиякам кулачищем и обещал Витиму защиту, если те совсем уже распояшутся.
Ветеран Одемиш, с жидковатой шевелюрой и морщинистыми руками оказался давним другом Мольяса и не упускал случая поговорить о нем с Вуэром или Витимом.
Их было много, около полусотни - тех, кто остался верен "Грозовой птице" после катастрофы. Они появлялись и исчезали, ведь почти каждому приходилось кормить семью, а эта зимняя работа на шебеке была бесплатной. Но все они были разными. Витим изумлялся: неужели прежде моряне казались ему на одно лицо? Эти существа все больше нравились ему, и мысль о том, чтобы проводить месяцы плаваний на тесной палубе корабля в их компании ничуть не пугала.
Одно только его несколько раздражало: все эти выдающиеся мужчины терялись, стоило рядом появиться какой-нибудь женщине, ловили каждое слово и бегом бросались выполнять их требования, будь то разумные или откровенно нелепые. И еще: все неженатые, а таких была половина команды, непременно мечтали о женской благосклонности, и даже у желчной Прато нашлись свои поклонники. Наличие мужа также не отпугивало, разве только ревнивый и скорый на расправу Косто, муж госпожи Циссы, служивший здесь же, на "Грозовой птице". Признанной королевой была Иона: где бы девушка не находилась, на нее исподтишка была обращена не одна пара мужских глаз. Немало поклонников было и у Ленсии; обе принимали знаки внимания, но никому не отдавали предпочтения. Витим думал, что возможно, Ленсия не оказалась бы недовольна, завидев у своих ног Вуэра, но тот как раз не спешил вручать ей свое сердце. Лекарь Тахори была слишком ленива и равнодушна к мужскому вниманию, чтобы обзаводиться любовниками, остававшийся в Вараде муж вполне ее устраивал, зато торговый агент Норна и - как ни странно - капитан Уманат порой приглашали в свои каюты мужчин. Норна была замужем, и ее муж, ничем не примечательный, скромный морянин несколько раз появлялся на борту во время ремонта, доставляя покупки жены. Витим смотрел на него с жалостью, но тот, очевидно, не догадывался о поведении дражайшей супруги. Уманат же мужа не обманывала, поскольку не имела такового, да и ни один из ее любовников, похоже, не мог надеяться вступить с ней в освященный в храме союз. К своим любовным интрижкам капитанша относилась так же легкомысленно, как и ко всему остальному в жизни; ни один матрос, добившийся ее расположения, не мог ожидать поблажек в работе или рассчитывать на такое же расположение, скажем, завтра.
Желая быть частью жизни "Грозовой птицы", Витим тем не менее не собирался вступать в ряды чьих бы то ни было обожателей, даже Ионы. Тем более что у нее их хватало и без человека.
Понятно, откуда эта заносчивость и самомнение, угрюмо думал он. Какой же еще может быть тщеславная женщина, если с самого рождения ее окружают восхищенные взгляды, если мужчины готовы немедленно выполнить любую прихоть и поддакнуть каждому слову как невесть какой мудрости. Моряне сами виноваты.
А Иона оскорбилась не на шутку. С того самого дня, когда Витим принес деньги, она высокомерно делала вид, что не замечает его. Но попадая в очередной раз в дурацкую ситуацию, Витим не однажды встречал ее насмешливый взгляд откуда-нибудь с кормовой надстройки. Он уже, пожалуй, и сожалел о своих резких словах, но просить прощения у морянки, тем самым добавляя ей еще один повод гордиться собой, язык не поворачивался.
Тем не менее к тому времени, когда новая фок-мачта торжественно вознеслась над палубой "Грозовой птицы", оплелась такелажем, украсилась парусом, Витим чувствовал себя почти полноправной частью команды. В середине марта к соседнему причалу пристала такая же шебека, вернувшаяся из успешного плавания, под названием "Синий кашалот".
-Эй, "Птички", - завопили ее матросы, стоило им углядеть кораблик в лесах, - что же, всю зиму на приколе? Небось приросли к причалу! Осторожно, не вздумайте отшвартоваться, там, на море, волны!
-Бей "Кашалотов", - завопил Ньерас, перевесившись через леер и размахивая кулаками. Потом ухватился за швартовочный канат и ловко соскользнул на причал.
Вся молодежь "Грозовой птицы" высыпала на пирс, выкрикивая оскорбления и насмешки, Хапат и Вуэр тащили за собой Витима - это оказался едва ли не первый случай, когда они были согласны друг с другом.
-"Кашалот" постоянно ворует у нас заказы из-под носа, - возбужденно пояснял Вуэр.
-Эти уроды пытаются строить глазки нашим женщинам, - скрежеща зубами, вторил ему Хапат.