Живое всегда стремится выжить. Даже если это невозможно. Или бессмысленно. Инстинкт. Так учили Ивана, так он привык думать. Желание жить вело всех, кого он знал.
Но происходящее сейчас не укладывалось в закон природы, один из немногих, что продолжал работать после того, как мир забыл ее законы.
Низкие тучи волокли по волнам шлейф тумана. Бледный свет дробился в океанских волнах на мириады серых оттенков, от мокрого угля до хрустальной слезы. Лишь одно цветное пятно реяло в узкой щели между небом и водой.
Красный дирижабль Ивана гнался за одиноким островком, что неторопливо уплывал по крутым водяным валам прочь от косяка. Ветер разыгрался всерьез, рвал на лоскуты белую мглу и подгонял своевольную водоросль. Иван выбивался из сил, но ножного привода винта не хватало: наполненный водородом баллон трепало в восходящих потоках, и аппарат ощутимо сносило к западу. Вздохнув, парень завел двигатель и прислушался к негромкому, такому родному и надежному жужжанию. Этот звук с детства означал защищенность, тепло, спокойную улыбку матери. В то время как надломленный свист ветра в остановившихся лопастях заострял ее сухое, строгое лицо тревогой, больше похожей на боль. В тишине заглохших моторов батареи остывали, гас свет - и тогда маленькому Ване казалось, что их дирижабль тоже вот-вот оборвется с неба и рухнет в тяжелые, бесконечные свинцовые волны.
Глянув на индикатор заряда аккумулятора, Иван скрипнул зубами: электричества осталось не больше чем на три часа. А ведь еще нужно будет возвращаться, буксируя Саргассы против ветра.
Пройдя поперек курса водоросли и оказавшись с наветренной стороны, он выключил двигатель и вновь налег на педали. Хорошо, что сжатого кислорода еще целых две бутыли, можно дышать при полной нагрузке и не экономить.
На этот раз часть колонии Саргасс отнесло слишком далеко к югу. Обычно им позволяли свободно дрейфовать в поисках наибольшей разности потенциалов для электросинтеза - шторма часто перемешивали водные слои, меняя привычные русла теплых и прохладных струй. Но подниматься в широты выше тридцати градусов означало, что ночные заморозки побьют нежные листья на поверхности воды. А потом электроды утратят подвижность в ледяной воде - и через несколько месяцев Южное течение вынесет груду жухлых стеблей куда-то в район пустынных островов, оставшихся от местности, которая раньше именовалась Эфиопией.
Выцветшие, пожелтевшие карты, которые старики хранят как невесть какие бесценные реликвии, содержат много ничего не значащих названий. Молодежь все еще делает вид, будто верит: когда-то суши было много, так много, что там могли жить люди. Но каждому следующему поколению все труднее понять, что с ней случилось. Как глыбы льда могли вдруг посыпаться с неба, и вызвать катастрофу, в которой вода смешалась с огнем, разбивая горы и испаряя моря - а потом создать мир, в котором все стало иначе... Но так ли было в действительности? Может, врут записи на последних магнитных дисках, которые может прочесть только древняя техника, и это сказки, которые сочиняли родители для не желающих спать детей, иллюстрируя историю красочными картинами взрывающихся вулканов, горящих городов и наступающей воды? Со временем стало не принято говорить о рубеже, разделившем прошлое и настоящее - и, верно, это к лучшему.
Иван понимал: отбившаяся колония - его вина. Не уследил. Не каждый день "Драккар" прибывает к центру человеческой общины пополнить запасы. Украшенная вырезанными из коралла зубастыми мордами на носу и корме, пузатая двухпалубная гондола и впрямь походила на древний корабль викингов. По крайней мере, так утверждал его хозяин, Олаф, и ему верили на слово.
Дирижабль старого чудака явился с северо-запада. Там, где сохранившиеся вершины гор по имени Гималаи выступают из океана и пробивают облака, впуская солнечный свет, по слухам еще растут леса, и водится теплокровная живность. Многие в общине мечтают о переселении на легендарную сушу - но другие слухи твердят, что земля давно занята, и на ней никого не ждут. Находилось немало желающих проверить правдивость молвы, но не всякий отваживался надолго покинуть колонию Саргасс - единственный источник кислорода для дыхания, водорода и каучука для баллонов, электричества для механизмов в этой части океана.
При виде "Драккара" скучающие пастухи водорослей тут же схватились за радио: такая новость! Услышав ее, разлетевшиеся на промысел рыбаки торопливо бросились свертывать сети, зачехлять гарпуны и запрашивать пеленг для возвращения домой. Всем интересно, как далеко на север сумел в этот раз добраться Олаф.
А Иван, завидев знакомый дирижабль, радостно нацепил маску и выбрался на наружную площадку. Дочери Олафа - его давние приятельницы. У малышки-хохотуньи Ингрид всегда есть мячи, которыми можно играть, перекидывая с одного корабля на другой - это наполненные водородом семена Саргасс, покрытые белой глиной, чтобы не улетали и не слишком быстро спускали летучий газ. Но Ивана в его двадцать отчего-то больше волновала встреча со старшей, тихоней Марит. С тех самых пор, как однажды заметил, что глаза у нее похожи на море в тот редкий миг, когда сквозь плотные облака проникнет луч солнца. Нет, ну бывает же такое!
- Мы видели штук сорок островов, - захлебываясь, кричал в наушник серебристый голосок Ингрид. Но Ивану, который ловил мяч и бросал ей через двадцать метров пустоты, нравилось думать, что он слышит девочку без всякого передатчика.
- Отец считает, что на пяти или шести можно жить: там растет трава. - За кислородной маской Иван не видел лица Марит, что стояла рядом с сестрой, но в ее словах мерещилась робкая улыбка. Предназначенная только ему...
Замечтался, забыв обо всем на свете. Пока один из идущих с юга рыбаков не закричал по радио, что видит удирающую колонию, которая не реагирует на электромагнитный зов...
Не пастух, а инфузория, ругал себя Иван.
Нельзя, нельзя было позволять водоросли гнаться на глубину за обилием пищи. Растения должны инстинктивно чувствовать: это огромная опасность. Выходит, эволюция должна отсеять глупую тварь. Но беда в том, что смерть крупной молодой колонии может погубить и кого-то из людей: тех, кто не умеет сам разлагать воду на водород и кислород.
Иван помнил, как Олаф возвращался из похода три года назад. За сотни километров от Саргассова центра общины выяснилось, что одна из бутылей дала трещину, и "Драккар" не успеет домой прежде, чем кончится кислород для четырех человек. Ингрид была слишком мала, чтобы понимать. Но Марит резко переменилась с того дня, когда мать молча открыла люк шлюза - и исчезла в океане прежде, чем ее успели остановить. Как звали ту светловолосую худенькую женщину, жену Олафа? К своему стыду, Иван не помнил, а спросить не решался. Видел только, что Марит внезапно стала слишком на нее похожа, будто решение матери клеймом легло на черты дочери.
- И куда тебя тянет, рваная ты губка? - злился он, глядя на плывущие по волнам Саргассы сквозь иллюминатор гондолы. - Жить надоело? Чтоб тебя каракатица сожрала - все польза, хоть поймаю ее на ужин...
Колония хранила горделивое достоинство, мерно взмахивая длинными корнями-электродами и стремясь все дальше на юг.
Саргассами их называют, конечно, по привычке, по еще одному странному слову вычитанному кем-то из старых книг. Твари слишком отдаленно напоминают своих прародителей: добавив к вялому под плотной облачностью фотосинтезу электросинтез, поглощение органики и способность к передвижению, они даже не совсем растения.
Да и моря с таким названием давно нет, как нет множества других вещей. Их все поглотил океан, оставив осиротевшие слова, не более живые, чем надписи на затонувших могильных плитах, которые все еще можно различить, если спуститься в какой-нибудь подводный город с баллоном кислорода. Только кому бы это понадобилось?
Иван направил дирижабль вниз, выправляя из кормового люка невод. Жесткая паутина из насыщенных металлом Сагассовых волокон натянулась на кронштейнах, едва не задевая макушки пенных бурунов. Сейчас решетка поймает в прицел зеленый островок, и... Уже отпуская рычаг, Иван заметил, что водоросль резко взяла восточнее, будто пыталась увернуться.
- А-а чтоб ты потонула!.. - выкрикнул он, понимая, что сеть падает неправильно.
Грузила по краям невода пропороли воду, взметнув фонтаны брызг, часть пошла ко дну, потянув за собой водоросль, а одна сторона угодила в скопление зелено-бурых листьев. Возмущенная колония забила электродами, вода вокруг закипела, по ячейкам сети побежали синие молнии. "Уха будет - хоть миской черпай", - подумал Иван и осекся. Неровно наброшенный невод ощутимо тянул край островка вниз, угрожая перевернуть на особенно высокой волне. Представив, что это значит, парень похолодел: извлеченные из воды корни немедленно высохнут, утратив высокую проводимость, а для колонии это верная смерть.
Водоросль отчаянно старалась освободиться, но грузила застряли прочно; Иван видел, что ничего не выйдет. Он попробовал выбрать веревки, чтобы поднять сеть, но запутавшиеся стальные болванки стали рвать плотную массу листьев и нервных волокон. Тогда он поспешно выпустил манипулятор, но дирижабль уже пронесло мимо, пришлось вновь заводить двигатель и заходить с наветренной стороны. Пока Иван маневрировал, водоросль яростно дралась с неводом, но только теряла силы, впустую нагревая разрядами океан. Летели клочья листьев, рядом начали всплывать брюхом кверху рыбы, медузы, морская мелочь. Волны подбрасывали Саргассы, оголяя корни вздыбленного к небу края и вот-вот обещая захлестнуть, опрокинуть.
Колония содрогнулась, Иван почти услышал ее безнадежный электромагнитный вопль боли, помчавшийся сквозь толщу океана. Показалось, будто почувствовал и ответ материнского косяка - в нем было тоскливое прощание, такое, что защемило сердце.
Все. Можно возвращаться и по пути готовить речь в оправдание: как вышло, что не уследил, не спас. Но община все равно не простит пастуху гибели целой молодой колонии. Мать станет плакать от стыда - ни от чего другого она не плачет. И Марит больше никогда не посмотрит в его сторону.
- Пропали мы с тобой, дуреха! - крикнул он водоросли со злостью и жалостью сразу, понимая, что манипулятор бесполезен: та слишком сильно запуталась. - Да перестань же барахтаться!
Колония затихла, будто услышав. А вернее, выбившись из сил.
Выход только один. Нужно спуститься и отцепить невод вручную, рискуя получить заряд от раздраженной твари.
Иван с усилием провел ладонями по лицу. Пальцы повлажнели от пота, конечно, а не от слез страха и досады. Стряхнул нерешительность и вскочил. Тщательно оделся: в прорезиненный комбинезон, перчатки, проверил запас кислорода маски - и шагнул в шлюз.
От ветра сразу заложило уши, голову словно сжало мягкими тисками с обеих сторон. Влажный, душный, будто спертый воздух казался тяжелым, как ватное одеяло. Не шевелясь им можно было дышать некоторое время - но вскоре перед глазами начинали плавать черные точки, а легкие мимо воли все глубже и чаще хватали воздух и никак не могли отдышаться. Надев маску, Иван подтянул ремни, закрепил буксировочный трос на поясе и прыгнул.
Ледяная вода хлестко ударила по лицу, ощутимо даже сквозь резину маски, и накрыла с головой. Вынырнув, Иван как мог осторожно подплыл к качающемуся на волнах клубку живых нитей. Внутренне замирая, протянул руку и коснулся края растения.
Водоросль осталась неподвижной, но Иван вскрикнул от неожиданности. Пальцы сжали не плотное сплетение плоти, а провалились внутрь, почти не встречая сопротивления... Забыв о риске, Иван сдернул перчатку. Обратная сторона листьев была покрыта густой серой слизью, волокна расползались под ладонью, как дохлая медуза.
- Господи! - выдохнул он. - Сизая гниль!
Захотелось отпрянуть, вытереть руку обо что-нибудь, хотя Иван знал, что Сизая гниль безопасна для людей. Но что она делает с Саргассами, знают не только пастухи.
Иван едва родился, когда эта болезнь погубила Саргассов косяк соседней общины. Гниль мгновенно перекидывается с одной особи на другую, и даже отсечение пораженной плоти не помогает: за несколько дней загнивает все растение. Мать рассказывала: отец Ивана был родом оттуда, из вымершей общины. Собирался забрать жену с сыном к себе. Не успел... к счастью.
Только теперь Иван догадался, почему колония стремится на юг. Очаг болезни небольшой, есть шанс, что основной косяк здоров... Перед глазами вновь встало печальное лицо матери Марит, какой он видел ее в последний раз - женщины, не задумываясь пожертвовавшей собой, чтобы семья жила дальше.
Неверными руками Иван достал нож. Отрезал застрявшие грузила, отцепил невод от удерживающих его тросов.
Водоросль вела себя смирно, будто знала, что ее поняли. Когда давящая тяжесть исчезла, колония медленно взмахнула корнями и двинулась дальше, навстречу холоду, который убьет болезнь вместе с ней самой.
Не в силах отвести взгляд, Иван смотрел вслед и пытался осознать, что произошло. Кто может сознательно принять решение перестать жить ради спасения близких? Тот, кто обладает сознанием. И умеет чувствовать.
"А мы и не замечали..."
Не Саргассы ли предназначены эволюцией в будущие хозяева измененной Земли, той, что уже не подходит людям?
"От нас зависит, кем мы станем для них, - подумал Иван. - Паразитами или симбионтами. Что ж... придется начинать сначала".