Лев Бондаревский
6 мин. " 



ДОБРОЙ НОЧИ, ЕВРОПА!
Нехамия Бродецкий.
(Подстрочный перевод стиховорения с идиш, опубликованный в
интернете Александром Коном. http://berkovich-zametki.com/AStarinaO.htm).
Доброй ночи, Европа,
Время нам распрощаться.
Дверь занавесил заплатанным
Долгополым халатом,
Иду малой скоростью в гетто,сам того захотел.
И дошёл бы, если бы.
На ровных тропках апостаты- горите в аду.
Хвала хромому, паскудному,
Преступному существованью отщепенцев,
А тебе- моё проклятье,
И своим культурам трефным передай, не забудь,
От меня, из подвала, с прибавочной дырочкой в черепе.
В пыли и во прахе сижу, агроном с подтяжками,
Старикашка,
Земельный устроитель,
От страха немытый, не доползу до ванной,
Вдруг в тот момент и возьмут, то-то потеха,
Мыло, текущее из подмышек,
Морковка висит, дед, шевелись,
По дороге домоешься,
Виноградарь под лозами, доработался.
Правду глаголете, курносые, корноухие,
Возвертайтесь, как возьмёте, в казармы,
Россия чтобы не стояла пустой,
Солдатская, оберните в портянку, озябнет,
Холодно будет слопать меня криворотым, каши просящим
сапогом.
Барак, мясная казарма, штык и шпицрутен,
Баба рыхлая сладкая из ведра плеснула помои,
Птица селезень на пруду, подсолнух, дядя дай семечек,
Под шинелью не чешет на безволосом крестьянском?
Крымская зелень и синь, винные ягоды.
У меня медвежья болезнь, а до этого был запор.
Россия пустая, служивые, пока вы на задании,
Но к убивце нет упрёка, наша мать не со зла,
Всех под гребёнку, татарина,
Хала-бала-бисмилла, ой-вэй- жида
И кацапа с намоленным троеперстием кукиша,
Всех любит, просит покушать за здоровье своё пеклеванного
хлеба.
Избирательный, исключающий Запад,
Европа, Европа.
Бюргер, свиная сосиска, кельнер, ещё одно сальное кушанье,
Вор Амалек, жрут и сосут.
Скисла желейная демократия, испарились припарки симпатий,
Каштановый бидермайер,
Галерея картин, замок зубчатый и стрельчатый,
Лаборатория-
лаболатория, сквозь идиш по-русски,
Поезд беспаспортно мчит из Базеля в Мюнхен,
Где гамбургская Штеффи в табачном ларьке,
Аптекарски взвесив кисет,
Дома расстелет постельку и утром смелет кофейные зёрна,
Пуховый тополь в саду, сама пуховая,
Без румян напудренная,
В цвет омытой дождём черепицы,
И косынка из газа возложена на плеча,
Так было, память не изменяет с другой.
Теперь маршевый молодец и фройляйн
В кровати вскидываются вертикальным приветствием.
Европа, освободившаяся от нас на айн- цвай,
И французы, как пить, сдадут.
Потерпи, золотая, всего ничего, етта, барин, совсем ничаво.
Две тысячи двести шестнадцать университетов,
Докторам медицины и философии посвящается
Кладите младенцев от расовых случек
В страницы критических критик.
В гетто, назад,
К моему керосину, теням парафиновым,
Жёлтому октябрю в законнических фолиантах,
К зажжённой свече и булке субботней, витой.
Чобан-Заде однажды в Крыму,
Когда сытые жизнью валялись на виноградниках,-
Курчавилась тёплая пена блаженства,
Тени прямые,
Беременели синие ягоды
И гексаметрический, на вдохе и выдохе ветерок,
Заглушая кузнечный цех насекомых,
Тянул издали баржу степи на воздушном канате,
Горячие травы, полынь вещую,
Греческие кипенные надувал паруса- небеса,-
Чобан-Заде, заплевав папироску, предсказывал:
-День придёт, серый, свинца наглотавшийся,
с рыбьим осклизлым исподом,
и ваш брат изгрызёт себя в западне,
локти съест от бессилия.
Здесь похватают, как всех, как меня,
Там- на особицу, специально.
Оставайся, Нехемия, на конференции в Амстердаме,
Мышеловка захлопнется,
Откусанной головой будешь дожёвывать ломтик,
А то месячишко помыкаешься
И в беженской каюте
Тюремно-палубным классом за океан, жив Океан,
Всё лучше, чем с этими... этих..
Смахнул он червей с порхнувших по-фортепьянному пальцев.
Я заспорил, тотчас поверив ему,
Филолог, венгерско-татарский трибун
Баррикад, мечтатель вселенских коммуникаций,
Коминтерновец, ласковый иезуит
Алфавитов всеобщности во храме
Святого Иосифа, раскрошившего негодные буквы,
Всю наборную кассу.
Где перебитые кости твои, пастырь ненужного люда?
Там же, где будут мои.
Поверив другу, его не послушался,
Выругайся, Чобан, по-мадьярски,
Сносно-ссылочным примечаньем
К Швейку, кайзерско-королевская
в национальном государстве германцев- полный аншлюсс!
Европа, тебе моё проклятье,
Каким пунктом программы намечена наша смерть?
Из-за тебя скорчился в заиндевевшей щели,
Захлебнись некрещёною кровью.
В гетто, назад, радость прихода плачет во мне,
Буду надеяться, хотя Он и медлит.
Но они на пороге, чую истрепыхавшимися, явятся сегодня.
Поздно мыться водой из металлической бляхи душа,
Сводит живот, успеть бы со строчками.
Успеваю, уже на листках,
Чётким писарским почерком, в моей-то позиции
Каково?
Все четыре- в тайник, за кафельной
Плиткой в ванной,
Указание на тайник должно быть в тайнике.
Чемоданчик стоит, старый, кожаный, -собран.
Доброй ночи,
Всем- доброй ночи!

1938 год, Москва. Автор расстрелян.

berkovich-zametki.com

404 Not Found