В каждом человеке есть Сила. Об этом вам скажет любой врачи и любая колдунья. Конечно, каждый своими словами, близкими и понятными ему самому, но смысл от этого не изменится. Некоторые умеют эту силу тратить, некоторые копить. Есть те, кому удается оперировать не только своей, но и чужой силой. Оперировать в буквальном смысле слова, ведь взаимодействие с чужой силой подобно хирургическому вмешательству: только опытный и умелый хирург знает, как причинить пациенту минимальный вред во время операции, вырежет то, что лишнее и оставит то, что необходимо, не занесет в организм инфекцию. Впрочем, те, кто отнимают силу, заботятся о своих пациентах меньше, чем самый безответственный хирург.
В этом году лето в Подмосковье было на удивление приятным, даже уже привычно ожидаемый смог - почему-то теперь так принято называть дым, принесенный с горящих торфяников, видимо, на английский манер - не оправдал ожидания и опасения, не окутал небольшой поселок.
Наташа поправила сумку на плече, изобразила на лице самую доброжелательную и искреннюю улыбку из всех, на какие была способна, и постучала. Не смотря на то, что дом стоял в глубине двора, а стучать изо всех сил Наташа не стала - поберегла пальцы, на крыльце дома тут же показалась женщина в фартуке с полотенцем в руках. Наташа машинально отметила, что собранные в хвост волосы цвета подгнившей вишни - так определяла Наташина мама темно-каштановые - вьются крупными локонами совершенно естественно, да и в целом волосы скорее хотелось назвать гривой. Наташа невольно завидовала обладательницам хороших волос. Свои были не так уж плохи от природы, но пару лет назад охваченная духом экспериментатора и плохим настроением Наташа выкрасила отдельные пряди в ярко-желтый цвет, напоминающий о ещё недавно модных куклах Барби, из-за чего заметно упало и качество волос, и количество.
Женщина открыла калитку и посторонилась, пропуская Наташу внутрь.
Во дворе росли цветы. Всех цветов, размеров и форм, которые Наташа могла придумать.
- А вы одна? - запоздало удивилась женщина. Она снова заперла калитку и направилась к дому.
- Одна, разве вас не предупредили?
- Меня предупредили по поводу лично вас, но я думала, что будет группа, помощники...
- Группа подъедет, - успокоила Наташа женщину. - Но сначала я хотела бы познакомиться с детьми сама. Не стоит сразу пугать их дядями и тетями в белых халатах, правда? Простите, как вас зовут?
- Мария Игоревна, - с готовностью кивнула женщина с потрясающими волосами и скучным лицом учительницы-домохозяйки. - Я согласна с вами, Наташа. Пойдемте в дом.
Наташа шагнула в открытую дверь и почувствовала неожиданную прохладу - в доме было темно, жара больше не давила на виски и солнце и жгло лучами кожу.
- Хотите обедать? - радушно спросила Мария Игоревна. - Или можно просто чаю?
- Чаю, - призналась Наташа, добавляя к улыбке немного смущения. - Очень устала в электричке.
Это было враньем. Шофер довез Наташу до въезда в поселок, в машине был кондиционер, а в сумке бутылка минеральной воды, но разговор за чаем - один из необходимых моментов для установления хороших отношений между невольными знакомыми.
- Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату. Бросите вещи, освоитесь, хотите - переоденетесь, а потом и чаю.
Мария Игоревна и Наташа шли по коридору. Хозяйка щебетала не останавливаясь: "Вот здесь, в этой комнате, живут Анечка и Алиса. А здесь Соня и Полина, они помладше. Юленька у нас живет одна..."
Наташа пропускала эту информацию мимо ушей. Не только потому, что хотелось пить, но и потому, что щебет этой женщины не являлся истиной в последней инстанции, а сосредотачиваться ради чего-то менее ценного у Наташи не было сил.
- Вот и ваша комната, Наташа. Устраивайтесь, а я на кухне буду - жду вас там. Вы зеленый чай пьете?
- Я все пью.
- Ну и хорошо. Я вас жду.
Мария Игоревна выскользнула из комнаты и закрыла за собой дверь.
Комната была светлой, просторной и на удивление уютной. Я бросила сумку на пол и с наслаждением растянулась на тахте. Машина, конечно, замечательная, на электричке было бы гораздо хуже, но все-таки двадцать минут тащиться по сельской дороге в деловом костюме - не сахар. Казалось, что пылью пропитались не только туфли и одежда, но и волосы, кожа и ногти, ноги ныли, А спина категорически не желала слышать о каком-то там вертикальном положении. На то, чтобы уговорить её все-таки принять это самое положение, у меня ушла почти минута. Я вылезла из темно-серого костюма, проклинаемого мной всю пешую дорогу до дома, повесила его на спинку стула, с трудом подавив желание скомкать и запихать куда-нибудь подальше под шкаф, распустила жалкие остатки волос и напялила самый дурацкий сарафан, который нашла в сумке - голубенький с белыми и оранжевыми цветочками. Пожалуй, немного перегнула палку - осталось сильно накраситься, сделать два хвостика, и вид у меня будет, как у героини мужского журнала. Краситься я не стала, решив, что лучше буду похожа на впавшую в детство студентку на каникулах, чем на девушку не очень тяжелого поведения на работе, и вышла в коридор.
- А вот и вы, Наташенька, - с такой искренней радостью воскликнула Мария Игоревна, что мне стало неловко. - Садитесь, чай уже готов.
Кроме чая уже были готовы пирожки с яблоками, яблочное же повидло, вишневое варенье, тарелка с клубникой и печенье.
- Мария Игоревна, - спохватилась я. - А руки где помыть можно?
- Можно и здесь, на кухне. Но лучше идите в коридор, там налево - другой коридор, - у меня в голове пронеслась мысль о катакомбах и коридорах, которые приведут меня в ванну где-нибудь в Волгограде. Через пару лет.
- У нас коридор соединяет дом с баней. Там в бане есть и ванна, и раковина - найдете. Мыло и полотенце тоже там есть.
Мысленно возблагодарив Великих, что мне не придется умываться в полевых условиях - то есть под ведром, заботливо наклоненным помощником, я мужественно отправилась в путешествие по дому.
Как ни странно, баня нашлась с первого раза, а это действительно странно, учитывая мои способности "заблуждаться". Я намылила руки и подставила их под струю холодной (горячей тут и не пахло) воды.
Сейчас мы выпьем чаю, поговорим по душам, а потом мне предстоит познакомиться с семью девочками от семи до десяти лет, подружиться с ними, понять каждую, почувствовать, в чем их проблема, в чем их слабость. И в чем их Сила.
Это была идея вышестоящего начальства. Настолько вышестоящего, что при желании я даже не смогла бы хлопнуть вышестоящей дверью. Идея была проста, как все гениальное. Сила любого человека многокомпонентна. Когда один человек тянет Силу из другого, он вытягивает ту составляющую, в которой сам нуждается. Но чем старше человек, тем сильнее связаны все нити его Силы - власть, страх, любовь, надежда, желание, ненависть. У маленьких детей вся сила сжата в светящийся комок, выдрать из которого одну нить невозможно, по причине её отсутствия. В шесть-семь лет Сила человека начинает распадаться, определяя границы между разными составляющими, к десяти годам в человеке ясно видны все составляющие его Силы. Лет в тринадцать они начнут переплетаться, внося сумятицу в подростковую тонкую душу и доводя окружающих до бешенства - переходный возраст. Для того чтобы определить роль каждого вида силы, требовался эксперимент. Довольно жестокий и не слишком простой не только потому, что тянуть силу нужно крайне осторожно, а без должного опыта и знаний лучше не подступаться, но и потому, что четче всего различные компоненты силы разделены у тех самых детей от шести до одиннадцати лет, а тянуть силу из детей способны не многие. Самый идеальный вариант - "немного больные" дети - иммунитет у них ослаблен, одна из Сил в таких случаях выражена ярче остальных ,что делает эксперимент нагляднее и безжалостней. Девочек решили использовать только потому, что мне - как женщине - легче манипулировать "родной" женской силой.
Считалось, что я смогу. Я не отличалась излишней эмоциональностью, а отличалась излишним цинизмом. Детей, младших сестер и племянниц у меня не было, поэтому риск столкнуться с внезапным помутнением рассудка был минимален.
На ноги закапала вода. Охнув, я закрутила кран - вода уже начала переливаться через край, сарафан был забрызган настолько, насколько это возможно. Тщательно вытерев руки полотенцем и отогнав мрачные мысли, я пошла обратно в дом.
Мария Игоревна сидела за столом и смотрела в одну точку, причем точка явно располагалась не на стене напротив женщины, а где-то в совсем ином пространстве, но только я вошла в кухню, Мария Игоревна подхватилась и окружила меня вниманием.
- Вы ешьте, ешьте, Наташенька, вон какая худая.
Худой я себя вовсе не считала, но отказаться от пирожков не было никакой возможности - я ощутила прилив всех Сил, кроме Силы Воли, которая и была необходима для противостояния. Махнув рукой (мысленно) на испорченную фигуру, я откусила пирожок.
- А где же девочки, Мария Игоревна?
- Девочки спят. Сейчас же тихий час.
- У вас все так строго? - удивилась я. - А я думала, что раз уж каникулы...
- Ну что вы, Наташа. И вовсе не строго. Никакого принудительного порядка. Девочки сами ложатся спать - устают очень, они же с самого утра на ногах.
Я невольно отметила, что, не смотря на молодой возраст, Мария Игоревна производит впечатление деревенской бабушки.
- Наташенька, а какие у вас планы? Когда же подъедет группа?
- Группа подъедет через три дня. Я пока пообщаюсь с девочками, постараюсь понять, какие психологические моменты все ещё влияют на развитии и здоровье.
- Понятно, - кажется, осталась довольна моим ответом Мария Игоревна.
- Да, Мария Игоревна, мне бы хотелось, чтобы девочки пока не считали меня врачом. Пусть я буду...скажем, помощницей?
- Девочки не будут задавать лишних вопросов. Я скажу, что вы временная воспитательница.
Ага, как же. Это тебе они не будут задавать лишних вопросов. А мне, чтобы подружиться, понадобиться ответить на все вопросы, какими бы лишними они не казались.
- Мария Игоревна, расскажите мне про девочек.
- Да что же про них рассказывать, Наташенька? Вы сами все увидите. Информацию вы ведь и так знаете, мы материалы отправляли, а личного мнения никто кроме вас не составит.
Материалы были сложены в толстую темно-синюю папку и запиханы в сумку. Я изучала их несколько дней с утра до вечера, непонятно зачем выучивая наизусть даты рождения, любимые книги и возможные силовые варианты.
- Все равно расскажите. Мне ваше личное мнение интересно и важно.
- Ну, хорошо, - сдалась Мария Игоревна. - Расскажу. С кого начать?
- С младшей, - попросила я.
- Значит, с Юленьки, - кивнула Мария Игоревна. - Слушайте.
Столетова Юля - самая младшая девочка здесь - была очень замкнутым ребенком, молчаливым и слишком серьезным для своих семи лет. В игрушки она не играла, предпочитая им лист бумаги и карандаши. Юля редко улыбалась и послушно делала то, что ей говорят, впрочем, без особого энтузиазма. Её рисунки не отличались мрачным содержанием или тусклыми цветами - яркие цветы, красивые звери - Юля действительно хорошо рисовала - и сказочные сюжеты. В комнате девочка жила одна, в отличие от остальных, живущих парами. Это был Юлин каприз, его исполнили, хотя и считали, что девочке надо пытаться подружиться с остальными.
Соня Алексеева и Полина Белкина были чуть старше Юли - им уже исполнилось по восемь лет, обеим первого мая. Девочки были друг другу ближе, чем сестры. Они везде ходили вместе, доверяли друг другу все на свете и чувствовали, когда что-то не так, лучше, чем близнецы. Я невольно улыбнулась, как и тогда, когда читала о них на прошлой неделе - насколько крепкой и искренней была эта детская привязанность.
Ане и Алисе было по девять лет. Старшей была Алиса. Не столько по возрасту, разница была всего в два месяца, сколько по рассудительности и умению командовать. Немного наивная Аня с готовностью поддерживала Алису, а та же чувствовала за Аню странную ответственность, оберегая её от всего, в том числе и от воспитательных нотаций Марии Игоревны.
Старшими в этой компании оказались Вика и моя тезка Наташа. Вике недавно исполнилось десять лет, Наташа же ждала одиннадцатилетия - ждать оставалось всего неделю. Жили девочки в одной комнате, но близкими подругами, как казалось Марии Игоревне, не были. Слишком большой оказалась разница в целый год, к тому же, Вика по скрытности не уступала Юле. У девочки были на это причины - глубокая психологическая травма, как сообщила мне Мария Игоревна. Эта глубокая психологическая травма десятилетней Виктории Александровны Красновой и была решающей в обсуждении эксперимента. На глазах у Вики год назад убили трех человек - папу, брата и тетю - мамину сестру. Мама умерла за три года до этого.
Девочки были детдомовскими, только Вика и Алиса попали в детский дом в сознательном возрасте, остальные не знали ничего другого. Все детство проходило со сверстниками и воспитателями маленького практически частного - хоть и государственного по бумагам - детского дома.
Эта деталь тоже имела значение. В обычном детском доме слишком сложно взять шесть-восемь человек - группы большие, и после возвращения "подопытных" отношение к ним сильно бы изменилось. Дети любопытны и завистливы. Брать детей из семей никто бы нам не позволил, да и чистота эксперимента была бы нарушена. Идея с маленьким подмосковным детским домом, который содержал какой-то бизнесмен, была принята на совете единогласно после того, как были рассмотрены остальные варианты.
В этом доме группа из семи девочек и двух воспитательниц (интересно, где вторая?) проводила летние каникулы - это было одним из правил детского дома. Каникулы дети проводили в небольшой самостоятельно выбранной компании. Это было очень мудро с точки зрения воспитателей и очень удобно с нашей.
- Мария Игоревна, скажите, а как девочки себя чувствуют?
- Ну, как они могут себя чувствовать? Лето, дети радуются. Солнышко, речка чистая, холодная правда, но камней почти что нет, дно песчаное, что в этих краях довольно редко встречается...
- Нет, Мария Игоревна. Я работала с детьми, - врать нас учили отдельно, это целое искусство и дилетантам в нем не место, - и спрашиваю о другом. Что в них не так?
Мария Игоревна потеребила угол скатерти.
- Хрупкие они, Наташенька. Как фарфор. Чуть не попадешь - надавишь там, где тонко - и трещина пошла. Если трещина, то ещё можно склеить, а если на крошки? Вы пробовали когда-нибудь, Наташа, склеить фарфор?
Я покачала головой. Мне действительно не доводилось клеить фарфор, к тому же, я в первый раз за сегодняшний день действительно пыталась понять собеседницу.
- Невозможно это. Как ни клей - осколочек все равно пропустишь. Да и недолговечен он - склеенный. Вот и девочки мои такие. Красивые, умненькие, веселые, послушные, - куколки. Смеются так заразительно, звонко. Но, не дай Бог, заденешь - разобьешь. В остальном они такие же, как и все. Но это вы сами поймете, Наташа. Вот как увидите - так сразу и поймете, это сложно не заметить. А полагаться на мои слова не нужно - они мало стоят, как и все слова. Лучше самому почувствовать, чем наизусть чужое мнение выучить. Вы пейте чай, пейте.
Тысячу раз права Мария Игоревна. Клеить фарфор - сложное, кропотливое и неблагодарное занятие. Битую фарфоровую куклу клеить - все равно, что дырку в днище корабля заклеивать скотчем. Сложно и бесполезно. А разбить фарфоровую куклу очень просто - локтем задень, столкни нечаянно со стола - она и раскололась.
Впрочем, задания клеить мне и не поступало.
***
В дверь кухни - я даже не обратила внимания, что в кухне была дверь, и что она закрыта, - постучали.
- Войдите, - крикнула Мария Игоревна и улыбнулась мне. - Вот и начнем знакомиться.
В кухню вошла невысокая девочка с растрепанными хвостиками и настороженными глазами цвета крепкого чая.
- Вика, причешись! - с деланным возмущением покачала головой Мария Игоревна.
- Здравствуйте, Мария Игоревна, - девочка смотрела в пол, засунув руки в карманы халата. - Сейчас причешусь.
- Погоди, - остановила её Мария Игоревна. - Познакомься, это Наталия Николаевна, она приехала из Москвы, поможет нам с Ириной Владимировной.
- Здравствуйте, вы новая воспитательница?
- Вика! Неприлично сразу задавать вопросы! Ты ведь даже не представилась!
- Извините. Меня зовут Вика Краснова. - Девочка испуганно смотрела на меня из-под растрепанной челки.
- Меня можно просто Наташа, - мягко улыбнулась я.
- Вот теперь иди и приведи себя в порядок, - строго кивнула на дверь Мария Игоревна.
- Зачем вы так строго? - спросила я, когда девочка ушла.
- Должен быть порядок.
- Конечно, должен, но...
- Наташенька, я не монстр. И буду вести себя так, как считаю нужным.
- Да, простите, - я почувствовала себя провинившейся первоклассницей.
- Ничего, это обычное явление, - снисходительно ответила Мария Игоревна. - Когда человек в первый раз сталкивается с ребенком.... У вас ведь нет детей?
Я развела руками.
- Вот-вот. Человеку кажется, что с ребенком нужно быть ласковее, добрее, мягче. Все так если вы гость. Но если вам придется жить с этим ребенком под одной крышей хотя бы несколько дней, вы поймете, какая доля строгости должна быть в вашем поведении.
От дальнейшего спора меня спасла Вика. Она вернулась на кухню с аккуратно заплетенными косичками, в джинсах и футболке.
- Мария Игоревна, Наташа проснулась, Юлечка тоже. Аня уже умывается. Спит только Алиска, разбудить?
Мария Игоревна вопросительно посмотрела на меня, я отрицательно покачала головой.
- Не буди. Зови девочек сюда, будем знакомиться, - решила Мария Игоревна.
Вика кивнула и снова нас покинула.
- Наташа, будьте готовы к тому, что девочки будут вести себя настороженно. Новый человек всегда является для них инородным телом, им нужно будет привыкнуть. Они дети, привыкнут быстро, но первые минуты могут показаться вам не самыми приятными.
Я кивала и смотрела в окно. Где-то там, в Москве на улице Аргуновской стоял дом. И в этом доме на пятом этаже была квартира. На кухне треснула плитка - я "нечаянно" расколола её во время очередного эксперимента с Силой. Окна распахнуты, хотя я знала, что уезжаю не меньше, чем на три дня. Люблю, когда в квартире холодно. Давно пора протереть плафоны на люстре в комнате и помыть стекла в посудном шкафу. Меня там никто не ждет, в этой квартире. Единственный, кто может оказаться за моим столом без моего ведома, это Максим, непосредственный (во всех смыслах этого слова) начальник, которого невозможно смутить ни запертыми на все замки дверьми, ни разбросанным по комнате бельем, ни моим отсутствием. Иногда, мне казалось, в квартире было слишком пусто и тихо, но сейчас я многое бы отдала, чтобы поменять эту светлую кухню на привычную тишину и иногда пугающую пустоту. С куда большим удовольствием я сидела бы за своим столом в холодной комнате и рассеянно обещала себе не позже чем завтра помыть клавиатуру, чем здесь ждала бы знакомства с маленькими девочками, так неудачно попавшими в серьезный эксперимент взрослых.
Подготовка
На меня смотрели шесть пар настороженных глаз.
Не люблю, когда на меня так внимательно смотрят, сразу хочется обернуться и посмотреть, не стоит ли за спиной кто-нибудь с топором, или посмотреться в зеркало, чтобы убедиться что на лбу не открылся третий глаз и не закрылся первый или второй.
Мне захотелось встать, но, встав, я буду гораздо выше девочек, поэтому я ограничилась выпрямлением позвоночника.
- Здравствуйте, - неуверенно кивнула светленькая.
- Девочки, это Наталия Николаевна, она ваш временный воспитатель, будет помогать нам с Ириной Викторовной, - решила вмешаться Мария Игоревна. - Теперь представьтесь сами.
Девочки потоптались, нерешительно посматривая то на меня, то друг на друга.
Наконец решилась уже знакомая мне Вика. Она вышла чуть вперед и стала представлять остальных.
Как и почти всегда, девочки на фотографиях в личных делах и девочки на кухне оказались совершенно разными людьми.
Светленькая девочка, поздоровавшаяся со мной первой, оказалась Аней. Она смотрела на меня огромными голубыми глазами и напоминала ангелочка, как их изображают в детских книгах. Впрочем, для ангелочка Аня была слишком худой.
Соня и Полина оказались похожи даже внешне. Русые волосы чуть ниже плеч, тонкие пальчики и светлые глаза, одинаково-настороженно наблюдающие за мной.
Неожиданностью для меня стала Юля. Тихий и замкнутый аристократически-бледный и ужасно печальный ребенок на фотографиях в жизни оказался обладательницей рыжих кудряшек, на фотографии почему-то казавшихся более светлыми, и хитрющих карих глаз.
Практически точной копией фотографии оказалась моя тезка Наташа.
Те же серые глаза, те же русые волосы. Даже заколка - смешная бабочка у виска - была той же самой, что и на фотографии в личном деле.
Мы молча смотрели друг на друга.
Пожалуй, первый раз в жизни я не знала, что можно сказать. И вообще не представляла, что делать - ужасно глупое, надо признать, ощущение.
- Девочки, вы чай-то пить будете? - нарушила молчание Мария Игоревна.
- Будем, - напряженно ответила Наташа, глядя на меня.
В какой-то момент мне показалось, что она пытается увидеть меня изнутри - это не образное выражение, а вполне конкретное упражнение, которому меня пытались обучить довольно долго, но все-таки обучили в самом начале моей работы.
В полной тишине Мария Игоревна разлила чай по чашкам и расставила на столе - стол был большим, за ним без труда уместилось бы человек пятнадцать.
- День добрый всем. Ой!
Девочки вздрогнули и обернулись, я попыталась разглядеть источник звуков у них за спиной.
В дверях стояла худая девочка с неправдоподобно тонкими и длинными пальцами и глазами странного цвета, казавшегося почти оранжевым.
- Это Алиса, - немедленно представила девочку Вика.
- Наташа, - попыталась улыбнуться я.
- Очень. Приятно. - Медленно ответила девочка и вдруг рассмеялась. - Извините, я что-то после сна торможу, это бывает.
- Бывает, - признала я.
Воздух будто разрядился. Девочки сели за стол, уже не косясь на меня как на пришельца с другой планеты или на худой конец из администрации президента, но разговор пока не налаживался. Я с невольной благодарностью посматривала на Алису, разрядившую обстановку.
- А вы к нам надолго? - спросила Полина, сосредоточенно намазывая на хлеб варенье.
- Как получится. Думаю, на недельку.
- Понятно.
- А я сначала подумала, что вы из милиции, - призналась Алиса.
- Почему? - удивленно спросила Мария Игоревна. - Разве Наталия Николаевна похожа на милиционера?
- Да нет, - смутилась Алиса. - Просто вчера у Елены Кондратьевны что-то из дома украли, я думала, что придут спрашивать, не видели ли мы чего-нибудь.
- А вы видели?
- Неа. Что мы могли видеть - мы же за её домом не следим. Это нам Миша рассказал.
- Какой Миша? - наморщила лоб Мария Игоревна, впрочем, как мне показалось, только для поддержания разговора - вряд ли в поселке остался хоть один человек, которого она не знала.
- Миша. Из тридцать второго дома. Его мать с Еленой Кондратьевной дружит. Вчера пришла к ним в гости и жаловалась.
- Странно, что действительно пока ещё не было никого из милиции, - пожала плечами Мария Игоревна. - Девочки, покажете Наталии Николаевне сад, речку?
Девочки дружно пожали плечами - вопрос был риторический.
- А у вас тут речка? - с умеренно-дурацким любопытством спросила я.
- Ну, она называется речкой, - с сомнением кивнула Вика. - Но она мелкая и очень теплая.
Мне рассказали про мелкую и теплую речку, про то, что в лесу есть земляника и много цветов, но ходить туда опасно, потому что кроме диких зверей, которые давно все приручены и прикормлены, там есть дикие люди, которые вообще-то не дикие, но почему-то сплошь маньяки и убийцы. Мария Игоревна изредка комментировала, но в основном говорила Вика. Похоже, она была самая смелая.
- Мария Игоревна, а где Ирина Валерьевна? - поинтересовалась я, когда девочки стали убирать посуду со стола.
- Скоро будет, Наташа. Она обычно в саду в гамаке спит, уже должна прийти.
Я не стала задавать вопросов, решив, что познакомиться с загадочной второй воспитательницей ещё успею.
После "принятия пищи" мне больше всего хотелось лечь и не двигаться хотя бы минут двадцать, но девочки были полны сил и потащили меня гулять в сторону леса.
- Там же опасно? - лукаво улыбнулась я.
- Во-первых, сейчас светло, во-вторых, нас много, а в-третьих, мы далеко не пойдем, - объяснила Алиса.
Эти аргументы меня вполне удовлетворили (а что самое главное, они удовлетворяли Марию Игоревну), поэтому в лес мы отправились незамедлительно.
В лесу было хорошо. Идущая рядом Вика что-то щебетала, но я не могла сосредоточиться на её рассказе и скоро перестала пытаться вслушиваться.
Природа - это всегда нечто особенное. Она может отнять силы, а может подарить, может рассказать свои тайны, а может довести до истерики, когда хочется кричать и обвинять во всем переменчивое небо.
Когда-то мы пробовали тянуть Силы из Природы. Наверное, этот эксперимент был необходим для того, чтобы осознать, насколько мы беспомощны перед её древней Силой. Природа не отдает то, что у неё хотят отнять, но может подарить великую ценность тому, кто сможет это понять.
- Извини, Вик. Я честно пыталась слушать, но... - я беспомощно развела руками. Мы как раз вышли на полянку, достойную детской книги сказок. Дикая клубника (земляника просто не может быть такой крупной) красными бусами обрамляла зеленый травяной ковер.
- Но как-то не слышится, да? - вдруг сказала промолчавшая всю дорогу Наташа.
- Да, - кивнула я. - Именно не слышится. Как будто что-то мешает слушать, уводит от разговоров и от мыслей.
- Это Деревья, - кивнула Наташа.
- Деревья?
- Да, это Деревья. Вы не думайте, я не сумасшедшая. Правда, все сумасшедшие так говорят, - Наташа усмехнулась, - но Мария Игоревна, когда услышала про Деревья, сразу повела меня к Эмили Олеговне. Это наш психиатр. Я нормальная. Они решили, что это мои фантазии, но это не фантазии. Деревья - они разговаривают. Между собой, с нами. И трава разговаривает, просто очень тихо, мы не можем её услышать, как будто кто-то шепчется в соседней комнате. Вроде бы слышим, но разобрать не можем. А когда гроза...
Наташа замолчала, испуганно глядя на меня.
Великие Силы! Блин...
Ничего в нашем мире, кажется, не обходится без побочного эффекта. Этот непонятный феномен исследуют уже несколько лет, но не могут найти ни одного приличного объяснения - у тех, кто учится работать с Силами, в организме происходят странные изменения. Они практически не сказываются на здоровье и совсем не сказываются на внешности.
Но глаза...
Глаза нам приходится контролировать самым тщательным образом. Стоит нам отвлечься и позволить Силам течь насквозь, глаза начинают менять цвета. Не резко, постепенно, но мои карие глаза, я была уверена, сейчас позеленели, а вокруг зрачка появилась желтая кайма.
Я моргнула.
- Гроза - это особенное состояние Природы, - с наисерьезнейшим видом кивнула я, глядя в глаза тезке.
Девочка настороженно кивнула и до конца прогулки больше не спускала с меня темно-серых, как предгрозовое небо, глаз.
- Девочки, как долго вы сегодня!... Здравствуйте, Наталия.
Мы вернулись домой уже к вечеру. Навстречу нам вышла девушка с длинными светлыми волосами и потрясающе-синими глазами. На ней было длинное льняное платье, и мне ужасно захотелось сплести ей венок из каких-нибудь синих цветов.
- Меня зовут Ирина Валерьевна. Можно просто Ира.
- Наташа, - запоздало протянула ей руку я. Избавиться от привычек очень сложно, а смотреть на Силы человека давно вошло в привычку. Бывает, я даже не запоминаю то, что увидела, как мы не всегда запоминаем цвет глаз собеседника.
Но не запомнить это было невозможно.
Подростковый период заканчивается у всех людей в разное время, но к двадцати годам, как правило, все люди обладают тонкой переливающейся сетью Сил, которые уже невозможно расплести.
Ирину пронизывали тонкие отдельные светящиеся нити.
Как у ребенка шести-семи лет.
- Что-то не так, - вежливо спросила Ирина, пожимая протянутую руку.
- Нет-нет, простите. Вы мне напомнили одного человека... бывает, - я улыбнулась.
- Бывает, - кивнула Ирина Валерьевна. - Пойдемте, что же мы стоим на пороге? Девочки, мойте руки, скоро будем ужинать.
Действие
Девочки послушно прошмыгнули в дом. Внутри у меня появилось знакомое ощущение - будто бы жжение или зуд, как тогда, когда я в первый раз сидела перед Максом, слушала его объяснения и не могла ничего спросить, потому что вопросов было слишком много. Сила иногда остается такой - разделенной, человек живет с ней лет до семнадцати, а потом начинается процесс "расшатывания" - внешнее влияние разбалтывает и растягивает "силовые нити", дергает их в разные стороны. У человека может проявиться шизофрения, раздвоение личности. Ирина Валерьевна была абсолютно нормальной. Нити, пронизывающие её, были тонкие, аккуратные, яркие, ничуть не поврежденные.
Путаясь в собственных мыслях и чувствах, я села за стол. Ирина Валерьевна оказалась напротив, что не способствовало успокоению моих нервов. Я чувствовала себя рассеянной первокурсницей, теряла нить разговора, тупо смотрела на скатерть и изо всех сил старалась не показаться полной идиоткой. К счастью, девочки рассказывали про прошедший день, Мария Игоревна внимательно их слушала, и я, поблагодарив за ужин и гостеприимство и сославшись на жуткую усталость уползла к себе в комнату.
Незаменимая вещь - мобильный телефон. К счастью, на то, чтобы набрать номер, сил хватило. Я понажимала кнопки и остановилась. Можно позвонить Максу и в красках описать неожиданно появившуюся Ирину Валерьевну, попенять, что о ней ничего не рассказали, с деловым видом сообщить, что есть идеи, как исследовать это явление и положить трубку с чувством собственного достоинства. Но сущность первокурсницы проявилась во всей красе. Как же, рассказать умному учителю, что сама до чего-то докопалась? Нет уж, сначала полезть в самое пекло, а потом уже и рассказать. С трудом посмотрев на себя со стороны, я обругала себя за подростковое поведение, красочно обрисовала себе дальнейшее развитие событий (в том числе и речь Макса, который редко стесняется в выражениях) и выключила телефон. Спать мне оставалось от силы часа четыре.
Какая прелестная наивность - считать самым жутким временем полночь. В полночь вершатся заговоры, проводятся ритуалы, рассказываются ужастики и показывают страшные фильмы по телевизору. Все это буйство вульгарных темных развлечений продолжается два-три часа, а затем сходит на нет, затихает, чтобы к трем-четырем часам утра ничто не могло нарушить тишину.
Часы показывали два часа сорок семь минут. Я зевнула, уткнулась носом в подушку и пролежала так секунд двадцать. В доме была тишина - не обычная ночная тишина, когда где-то нет-нет, а скрипнет половица, залает собака на другом конце улицы, зашумят листья на тыкающейся в окне ветке дерева. Тишина была абсолютная, и мне было даже жалко её нарушать. Впрочем, у меня ещё было минут десять, чтобы послушать тишину.
Мягкие тапочки, напяливаемые героями детективов, являются самым дурацким способом "смягчить" свои шаги - они шаркают по полу, и вы совершенно не можете их контролировать. Я шла по коридору босиком вдоль стены - рядом со стеной половицы не так расшатаны и скрипят меньше.
Первой комнатой на моем пути была комната Юли, но я прошла мимо и остановилась у двери в комнату Полины и Сони.
Дверь не скрипнула, пол не подвел, и я зашла в комнату аки бледный призрак. Что поделать, при всей моей нелюбви к пафосу, легче всего работать в таком виде - на мне была длинная прямая рубашка из выкрашенного белым льна, а на голову пришлось нацепить серебряный тонкий обруч, поэтому я напоминала сама себе героиню славянской мифологии.
Девочки спали. В который раз у меня промелькнула мысль, как по-разному спят люди. Соня лежала на спине, раскинув руки. На лице у неё читалось не просто добродушное спокойствие, а какое-то наслаждение от сна. Она словно выпивала его до дна, стараясь не пропустить ни капли. Полина свернулась под одеялом и улыбалась - даже не зная, что ей снится, можно было понять, что сон детский и сказочный, так верила в волшебство спящая девочка. Верила, что даже если она проснется, волшебство останется с ней и защитит.
Внутренняя вера - очень сильная штука.
Я обернулась к Соне.
Нервная дрожь, как и всегда перед началом какого-то действия, пробежала по спине. Никак не могу избавиться от посторонних ощущений, не могу превратить странные поступки в обычную работу.
От кончиков пальцев к ключице девочки тянулись белые нити, вокруг пояса сияла красная, по ногам и груди вились зеленые, а голову на манер моего обруча охватывала тонкая фиолетовая нить, сплетающаяся с белой. Были и оранжевые, и желтые нити, скользящие рядом с ушами, под подбородком. Тонкие и хрупкие - за такую не потянешь, порвется.
Самое сложное - одновременно сосредоточиться на своих ощущениях и не потерять из виду чужые Силы. Чувствуя холод, идущий от пола, я прикрыла глаза.
Радость - детское счастье, умение видеть светлое в мире, любить мир - Сила Любви. В районе живота и груди возникла пульсация, но я не могла связать свою Силу с Сониной, слишком разная это была любовь. Голубые нити, красные, надежды, страхи...
Девочка пошевелила рукой и снова затихла. Я открыла глаза и сосредоточилась на холоде в кончиках пальцев. И потянулась к голубым нитям.
Сначала осторожно, затем смелее я вытягивала голубые нити, наматывая их на свои руки. Соня нахмурилась и помотала головой во сне, отчего волосы упали на лицо. Извини, девочка, держись. Говорят, люди без всего выжить могут.
Девочка поворочалась и затихла, вернувшись в свой сон.
Минуты две я ждала, пока холод в пальцах не пропал. Затем обернулась к Полине.
На этот раз было легче - я почти сразу увидела Нити, опутывающие ей. Ярче всех сияла белая нить, тянущаяся от виска к виску, проходящая по носу и заканчивающаяся ярким пульсирующим шариком в районе груди.
То, чего мне всегда немного не хватало.
Эту нить я тянула медленно, вдыхая вместе с воздухом.
Полина нахмурилась и словно стала старше.
Втянув белую нить в себя до конца, я опустила руки и еле удержалась, чтобы не сесть на пол. Осторожно вышла, закрыла за собой дверь и прошмыгнула к своей комнате - больше у меня сегодня ни на что сил не хватит. Уже опуская голову на подушку, я чувствовала, что надеюсь на удачный итог этой дурной операции. Надеюсь и верю в него. И, хотя я знала, откуда эти ощущения, настроение это знание не портило.
***
Утро встретило меня радостными птичьими криками, бьющим в глаза солнцем и дикой болью в запястьях. Ну, да, так и должно быть - проще тянуть железную цепь с гирей на конце, чем чужую силу.
Растерев запястья и смирившись с болью, которая будет донимать меня ближайшие несколько часов, я вышла в коридор и отправилась умываться. Холодная вода сделала свое дело, глаза открылись и уже не пытались закрыться, а голова перестала кружиться. На кухне, куда я отправилась после умывания, уже сидели девочки, Мария Игоревна и Ирина Валерьевна.
- Доброе утро, - дружно поприветствовали меня девочки, Мария Игоревна немедленно налила чай и подсунула под нос тарелку с блинами. Ирина Валерьевна снова сидела с другой стороны стола.
- Доброе утро, Ирина, - улыбнулась я.
- Доброе утро, - кивнула девушка и отвела глаза. Не люблю, когда люди отводят глаза - так, чтобы в глазах нельзя было что-то прочитать. Правда, люди, всегда смотрящие прямо в глаза тоже не внушают доверия. Редко когда им нечего скрывать. Чаще они просто слишком хорошо это скрывают.
- А у нас что-то девочки куксятся, - Мария Игоревна кивнула на Соню и Полину. - Боюсь, как бы они не заболели. Но, надеюсь, это просто усталость. Пройдет.
Соня пожала плечами и посмотрела на Марию Игоревну как-то странно, словно обиделась на неё за эту глупую надежду.
После завтрака мы сидели на толстом пледе под деревьями и болтали о ерунде - о вещах, цветах, книжках и бисере.
- А я всегда хотела научиться рисовать, - вдруг призналась Полина, возя обломанной веточкой по земле. - Как Юля рисует. Только так у меня не получится.
- Получится, - подмигнула я. - Обязательно получится. Вот возьмем книжки по рисованию, краски, карандаши, бумагу и будем рисовать. И ты ещё такое нарисуешь, что все ахнут! Веришь?
Я старалась не замечать, как осунулась Полина. У неё побледнела кожа, а под глазами появились темные полукружья, но не в этом была проблема. В детских глазах больше не было чего-то. Чего-то не хватало.
- Веришь? - настойчиво повторила я, чувствую, как по спине скользит холодок.
Полина пожала плечами и равнодушно посмотрела на меня.
- Нет.
***
Тихий час был в разгаре. Мария Игоревна сидела на кухне, Ирина Валерьевна куда-то пропала. Наверное, лежала в гамаке и читала книжку. Я выглянула в коридор. Что-то было не так. Ничего непредвиденного или катастрофического - результат был проверенным и ожидаемым. Тонкие голубые нити Надежды и белые нити Веры теперь принадлежали мне, а девочки их лишились. Навсегда - вложить Силу обратно я не смогу даже при всем желании.
Сон - лучший момент для операций с Силой. Тогда не мешает внешний мир, чужие силы.
Я потерла ноющие запястья и, тихо прокравшись по коридору, открыла дверь в комнату Вики и Наташи.
Днем сосредоточиться сложнее. Сложнее и увидеть чужую Силу - мне мешал солнечный свет. К тому же, как ни глупо это звучит, сарафан и заколка в волосах мешали не меньше, а организм требовал вернуть серебряный обруч и льняную рубашку. Слушать внутренний голос я не стала - мне нужно успеть до конца тихого часа, а затем я собиралась поговорить с Ириной Валерьевной.
Наконец-то Вика вздрогнула, и я увидела её иначе.
Яркая зеленая нить обвивала почти все тело девочки. Ну что ж, с этим будет не так уж сложно. Я потянулась к Вике и зацепила кончик нити. Девочка любила весь мир. Каждого человека, каждую вещь, снег, дождь, кошек, собак, овсяную кашу и уроки математики. Прости, девочка.
Вика закашлялась и отвернулась к стенке, натянула на себя одеяло и подтянула колени к подбородку. Я обернулась к Наташе. Тезка спала, положив руки поверх одеяла. На её лице не отражалось ничего. Прикрыв глаза, я увидела желтые нити, одетые на девочку как ожерелье. Это не страшно, Наташа. Люди живут без творчества, без искусства. Очень многие так живут и даже не подозревают о том, что что-то теряют.
Что-то пошло не так.
И через пару секунд я поняла, что. За моей спиной стояла Алиса.
На ней была длинная хлопковая белая рубашка, а на шее висела серебряная цепочка. А так удивившие меня оранжевые глаза медленно зеленели.
- Алиса, - хриплым шепотом выдохнула я.
Девочка держала в длинных и тонких пальцах кончик оранжевой нити, тянущейся к Наташе.
- Отпусти её.
- Отдать вам? - спросила Алиса.
- Нет, просто отпусти. И уйдем отсюда. Поговорим.
- Я не могу, - просто сказала Алиса. В голосе мелькнуло какое-то смущение и сожаление. - Если я сейчас попробую отпустить, я все испорчу - она порвется и не достанется никому.
- Алиса, послушай меня. Ты давно это видишь?
- Я думала, никто кроме меня не видит. Наташа всегда рассказывала свои сказки про деревья, говорила, что все они с ней разговаривают, пыталась объяснить нам, как с ними поговорить. А я попробовала не на деревьях, а на ней, когда Наташка спала.
- Алиса, я заберу тебя с собой, это важно. Мы поговорим, я тебе все расскажу, все будет хорошо.
- Нет, - Алиса мотнула головой.
Я потянулась к девочке и почти не глядя нащупала красные нити страха. Потянула.