Гарбузов Борис : другие произведения.

Пиво с чипсами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник рассказов и авторской, а так же переведённой, поэзии Бориса Гарбузова.

  

Пиво с чипсами

  
  Этой заметкой под заголовком "Продолжение темы Алены А. об образовании в Канаде" я несмело начал публиковаться в Приване, обнаружив там постинг некоей Алены А, и привязав к нему тезисы более ранней своей рукописи "Пиво с чипсами".
  (Пост примечание автора, 5 октября 2003 г)
  
  Сразу хочется поприветствовать оживление на русском печатном горизонте Ванкувера с открытием новых изданий. Появилась первая возможность для газетной полемики, так необходимой любому развитому комьюнити. Вопрос образования в Канаде давно на языке в нашей эмигрантской среде, не потерявшей культурных традиций и не безразличной к будущему своих детей. Позволю себе продолжить тему в несколько более общем плане. Плачевное состояние в начальных школах я связываю в первую очередь с центральным моментом канадской национальной политики, который вижу в создании всеобщей безопасности, свободы от прямого криминального насилия, экономической стабильности для среднего класса. Это служит привлечению иностранного капитала и независимой эмиграции профессионально образованных людей. Мотивом современной русской эмиграции на добрые 99% можно считать поиск безопасности и финансовой стабильности. И мы в основном не стесняемся в этом признаться, не считаем признаком слабости или трусости. Когда личностное развитие и свободомыслие становятся социальной ценностью и входят в моду, люди полагаются более на себя чем на систему в достижении благ. Жизнь становится интереснее, но нестабильнее. Конечно, возникает опасность социальных потрясений, революций. Значит, мы хотим совместить в эмиграции оба полюса.
  
  Однако, это объяснение все же поверхностно. Выдвину несколько контраргументов своему основному тезису, которым уже не смогу полностью противостоять. Во-первых, русские духовные традиции пережили самую жесточайшую диктатуру. После первой же стабилизации у власти коммуниты стали заботиться о культуре, науке, искусстве, спорте, пускай по-своему. Во-вторых, много экономически отсталых и криминальных стран не могут взамен похвастаться культурным развитием. И в-третьих - высокий, даже в среднем крепче советского в виду отсутствия коррупции, уровень высшего университетского образования. И это не обосновать его небесплатностью в противовес школьному. Вторым по счету объяснением хилости образовательных традиций в Северной Америке я выдвину отсутствие национальной почвы. Катастрофически низок процент свободно говорящих на национальном языке. С точки зрения мультикультурализма интенсивное обучение языковой грамматике и изучение классичесической литературы считается некоторого рода насилием. Так открыто говорят учителя, значит это политика. Так что место Пушкина для наших детей займет не Оскар Уайльд, а (не дай бог сбыться) американские мультфильмы. Даже после ломки последних лет, когда американский видео рынок заполонил телевидение, люди быстро успели им наесться, и на поверхность снова вышли фильмы советских классиков, уже как законное следствие коммерческого спроса. Школьные учителя по нескольку месяцев не получают даже своего нищенского жалования, пекут хлеб, но по прежнему задают и проверяют домашние задания, а дети пишут калиграфически, учат на память стишки и письменно обосновывают ход решения задач.
  
  И, наконец, обособленность личности, характерная для стран с устоявшимися социальными гарантиями. Институция страховок, служащая Великобритании едва ли не с семнадцатого века, не думает честно работать в Советском Союзе (не буду ломать язык для его переопределения) по сегоднешний день. В Канаде каждый в случае нужды получит отдельный велфер, но институт семьи сильно поколеблен. Люди часто впервые женятся в 30-40 лет. На самом деле достижение стабильности карьеры не является определяющим фактором семейного благополучия. Диссоциация коммуникативных и информационных структур не позволяет выработать личности ориентиров в общественной идентификации. И тогда свобода некогда слабых, ныне защищенных социальных слоев часто не идет на пользу и им самим. Феминизм достиг гипертрофированных пределов. История с Биллом Клинтоном представляется мне характерным и печальным того последствием. Нечистая игра настолько легально защищаема. И сколько подобных историй! Безусловно, это свидетельство демократии, но не только.
  
  Советские детские сады - значительная образовательная инстанция, продолжающая незвестно как выживать. В подготовительной группе учат больше, чем здесь в нескольких первых классах. Дети выступают на утрениках, общаются. И вовсе это не рассадники болезней и тюремных навыков, как мы склонны были с жиру преувеличивать. Здесь садики стоят ощутимых денег и выглядят куда более убого. Группы продленного дня, где кое-как, но все-таки заботятся о выполнении домашних заданий, -. разве их сравнить со здешним "daycare"? Продолжая говорить о роли общественности в противоположность обособленности, хочется добрым словом помянуть и наши летние студенческие колхозы - в сторону их экономическую нелепость. Чем они хуже поиска летних работ с многотысячным студенческим займом за плечами?
  
  Перечисленные факторы накладывают отпечаток на состояние местной прессы. Советская, только получив первый глоток свободы, развернулась широким спектром от "желтых" до серьезных изданий. И именно все слои прессы необходимы для нормального ее развития. Где здесь аналог "Коммерсанта" с его нейтрально-ироническим редакторским тоном? Где литературыне издания? Во всяком случае, их не видно на поверхности. А им так необходимо быть именно на поверхности. Газеты удерживаются узким кругом владельцев. Нет конкурентного предложения. А есть ли спрос? В Советском Союзе свободные газеты в виду отсутствия субсидий стоят довольно дорого, но покупаются! В крупных урбанизованных центрах как Торонто и Нью-Йорк, с этим получше. "Новое Русское Слово" - газета достойная. Украинский американский журнал "Лис Микита" 40 лет издавался в Детройте гениальным Эдуардом Казаком. И поскольку мы не хотим или не отваживаемся возвращаться к стодолларовым зарплатам и нестабильности на Родине, то неужели мы не в состоянии создать себе нормальную культурную среду в диаспоре? Ведь большинство нашего комьюнити - люди образованные, с культурными запросами. Тогда если западная демократия со слов Бориса Парамонова - конец истории, но ни один социальный строй не гарантирует личного счастья, то как обстоят дела с русской эмиграцией в Германии, Израиле и других странах? Хотелось бы услышать голоса очевидцев. Я призываю продолжить дискуссию и сделать новые шаги, обращаясь ко всем читателям, связывающим состояние информационных структур, я не побоюсь сказать, - с личным самочувствием.
  
  Борис Гарбузов, 19 апреля 1998 г.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Мои слова не слишком добры, но и не слишком злы.
  Наш эмигрантский облик

  
  Короче, "Козлы".
  
  От тезиса этой песни Гребенщикова мне удобно оттолкнуться, начиная повествование. В ней есть все, что я хочу сказать. А эмиграция - лишь повод и призма, пример, наиболее близкий для нас как цельной аудитории. А может, и нет. Не надо общности. Количество перешло в качество, и эмиграция - самостоятельный объект для оценки.
  
  "Что лучше - Австралия или Канада? В Австралии быстрее гражданство и дешевле жилье, но жара и мухи." "В Штаты лучше ехать со специальностью после гражданства." "В Торонто веселее, но летом душно, а зимой холодно. В Израиле тоже жарко, да еще армия. А в Германии совсем трудно со статусом." "Женщины в Северной Америке быстро портятся, и надо жить одному, не рискуя." "Лучше большая зарплата или бенефиты?" "Математику удобнее всего переучиться в программиста."
  
  Вспоминается Маяковского "Клоп": "Дом у меня должен быть полной чашей." А звучит, признаться, как певуче! Но это лишь изображение пером таланта. Оригинал - в предыдущем абзаце.
  
  Ни вкоем случае не смею себя этому противопоставить на 100%. Опять же, отвечу словами из песни:
  
  "Я тоже такой, только хуже, Но я говорю, что я знаю, Я знаю - козлы!"
  
  Я и сам сбежал от стадолларовой зарплаты или бандитизма в бизнесе. Теперь я хочу, наевшись, организовать свободное издание. Но разговор плавно подходит к привлечению на некий июльский форум со спонсорским взносом в 100 долларов. А можно ли ожидать другого? И дело даже не в капитализме. Сейчас его в Союзе больше, чем здесь. Я не уверен, что наша Родина переживает сейчас высший национальный подъем. Но составляющая развития несомненно присутствует наряду с разрушением, и в любом случае это не сравнимо с эмиграцией. С нашей. Я слышал непроверенные слухи о первой волне израильской эмиграции, куда тянулась интеллигенция по национальным соображениям. Но кто из нас приехал что-то создавать? Порой хотелось бы писать, закрывшись на чердаке, но нет, не хочется остаться без обеда. Да, "кабы и голод можно было унять лишь поглаживанием желудка!" Извечные противоречия, но выход надо находить.
  
  И, меняя вектор на положительный, не постесняюсь сделать реверанс в сторону редакции. Найти бы слова. Издалека. Появилась новая культура и язык триннадцатилетних хакеров, компьютерных хиппи. Есть тонкая разница между "глюкает" и "глючит". Серьезный вызов седовласым учителям. Ребята эти иногда даже сочиняют стишки:
  
  "На столе лежит дискета, у нее заражен бут. Через дырочку в конверте ее вирусы грызут."
  
  И не беда, что они при этом не против Голивуда и тяжелого рока. Они легко находят работу, но сохраняют независитую позу, а профессионализм, принципы и личное творчество, пускай по написанию вирусов, ставят выше.
  
  Обратите внимание на разницу условий трудоустройства электрика и программиста в Канаде. Для первых успели придумать лицензию. Я уже не говорю об учителях, врачах и адвокатах, но и сантехникам почему-то при перемене провинции надо что-то пересдавать. Таких профессий миллион. Компьютерщики - почти исключение. Их нанимают на конкуррентной основе. Недалеки те времена, когда и им запретят работать без прохожденя курса местной истории и техники безопасности. Аналогично и интернет пока еще - островок незанятой монстрами площади несмотря на засоренность рекламой. Это дешевый способ размещения информации. Бумажные газеты все еще более на виду, но они не могут себе позволить печатать большие объемы бесплатно. И они давно успели стать опутанными паутиной разного сорта цензуры. Обозреватель "Радио Свобода" Игорь Померанцев в последнем выпуске "Поверх барьеров " говорит следующее словами рядового: "Что касается культуры, то я полагаю, что ей следовало бы почаще, почаще, вспоминать главную армейскую заповедь: Не попадайся на глаза начальству." И я добавлю, что интернету это пока почти удается. О телевидении не приходится и говорить. Так что данное издание - по сути первое свободное в Ванкувере. Уже пора признать его таковым. Не здесь ли надо успевать ловить наш призрачный шанс сконцентрировать интеллигенцию? Людей, считающих творческое развитие самоценным и имеющих такт хранить данное пространство свободным от естественного желаня загрузить соседа на спонсорский взнос.
  
  Гарбузов Борис, лето 98
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Бегство от куртуазности

  
  
  Из привановского архива, перепечатка более ранней рукописи.
  
  Что за милый термин! Куртуазная манера речи, образ мыслей, мода, литература, музыка. Рыцарство, ухаживание, служение прекрасной даме. И антикуртуазность. Когда я впервые прочел в газете о переоценке куртуазной эротики, понял, что это хорошо, это то, за чем интересно, выгодно и модно следовать. Это та часть Базаровщины, от которой мне трудно отказаться. Бросить это в пику отцам и даже пробивным комсомольцам.
  
  Теперь очередной шаг - оценить в этих терминах эволюцию своих философских и песенных предпочтений. Когда мне приходилось охладевать к некогда любимому автору, его поблекший след представлялся мне десексуализированным, его правда - по Ницше пересоленной, его стиль - высокопарным, а значит - надуманным. Это очень близко к куртуазности. Да только ли так у меня или все к этому идет? Окуджава и Галич куртуазнее Высоцкого. Тот внедрил в культуру песен очередной слой общественной грязи. Макаревич куртуазнее Гребенщикова. Новые фанаты последнего стали называть первого "причесанным". Далее идут Звуки Му и Сектор Газа. Прошлая апология грязи кажется детским лепетом на фоне новой. Блатная лирика, противопоставившая себя "фраерам", обывателям в ее разумении, сейчас сама кажется довольно куртуазной. Всего лишь вторичная тюремная экзальтация. Мой ограниченный гуманитарный кругозор не позволяет мне достаточно проанализировать примеры за пределами определенного слоя песен последних лет, хотя поверхностно видно, что везде нечтто похожее. Все новые слои грязи вводятся в обиход общественной культуры. А как же иначе? Поэт, со слов того же Парамонова, никогда не был законопослушним и причесанным, а всегда появлялся в образе эдакого сукина сына. В философии - кто пошел в этом дальше Ницше и Фрейда? Наверняка их позиции уже сильно расшатаны, найдена тенденциозность, несоответствие, инфантильность. Но кто это сделает столь же ярко? Может, он уже есть? Назовите!
  
  Борис Гарбузов, 4 марта 96 г.,
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Графомания и тусовка

  
  Написано во время первого визита из Канады в Харьков.
  
  Поэзия и рутина, либидо и тоска. Авторы текстов и прочего получались только в тусовке, говоря на ее языке. Вокруг Гребенщикова толпа богемно-хипового толка. Библия - оплот религиозной тусовки. Математики состязаются, физики шутят. И в тусовке рано или поздно появляется духовный перманент в виде текста. Если тусовка умирает, ее тексты умрут почти наверняка. Если нет - их называют классикой.Я - графоман. Таких много. Профессионал - человек, устойчивый к тусовкам. Я не стал текстовой основой ни для одной тусовки. Я всю жизнь создавал картины, стихи, научные тексты. Студенты почитывали наши с Бахтигозиным тетради. Моя аспирантская деятельность вызывала подчас споры и общие дела. Я влиял на мир. Но мою диссертацию читал разве что Данник.Сейчас моя аудитория - несчастный имейл. Мои рисунки плачут, мои дела в чужих руках, мои фотографии в четырех стенах, мои стихи на полке, мои ученики разбежались, моя любовь на войне, мои статьи забыты, мои фильмы во тьме, мои воспоминания далеко.Но я породил радость, я посеял войну, я выучил счастье, я знаю секреты, я видел огонь, моя кровь продолжается.
  
  Борис Гарбузов, 1995,
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Великий обман от тех, кто нас вдохновляет

  
  Написано в период жизни с Вадиком у бабки в подвале на 22 авеню. Семья еще уже разваливалась, я был занят академическими занятиями с ребенком, превыбал в полной карьерной дезориентации и предпринимал выскокие творческие эксперименты.
  
   Как долго ищем мы тех, кто нас не обманет, чтобы обмануться еще. Гребенщиков, Парамонов, Фрейд, Ницше... Куда уж чище. Я выбирал их для поддержки в вербальной мастурбации. Я продвигался по лестнице рафинирования последней, но редко решался всерьез как Ницше провозгласить созерцание основным делом своей жизни. Отходя от дел, я во-первых, всегда боялся остаться без обеда, а во-вторых, отдалялся от секса и тусовки.А перечисленные вдохновители сочетали полезное с приятным. Ницше, например, зовя в пустыню, в пустыне не жил, а строил на подобной мастурбации и карьеру и тусовку, преподавая в университете и издавая книги. Вот и обман его нарочитого провозглашения окаменевания в вечности. Гребенщиков втягивает слушателя в богемность, аристократию дворников и сторожей. Расположу атрибуты этого мира по убывающей. Цветы, хиппи, панки, безделие, наркотики. Сам-то он занят радостью созидания - песен и тусовок. Аудитория обречена на антисозидательное одиночество.
  
  Парамонов - воинствующий разоблачитель подобного. Он лишь за собой оставляет право этим заниматься. Не приходит в голову, что сказать о Фрейде. Да его и без меня называют обманщиком довольно серьезные люди.Меня уже сейчас тяготит дистиллированный слог этих авторитетов. От подражания ему я никак не могу уйти. В разговорной речи я уже ушел в сторону стеба митьков, новых русских и Сектора Газа. Ну а что дальше? Родись я раньше, я, возможно, увлекся бы коммунизмом или христианством. Как позднее стал моден антикоммунизм и антихристианство. В принципе, Ленин из той же когорты. Он лишь стал отчетливо грязнее, соединив религию с практикой. Не только Парамонов, но и все упомянутые здесь авторитеты критиковали религии других, религиозное сознание как таковое, себе подобных а подчас и себя самих. И все равно не выходили за рамки религиозности, рамки людей, живущих вдохновением.
  
  Однако, когда я увлекаюсь делами, то замечаю, что остаюсь в них на поверхности, поскольку ищу в них лишь повод для вербальной мастурбации, даже не доходя до тусовки. Значит мне суждено заниматься поиском новых самообманов. Ну и пусть. Кто следующий?
  
  Борис Гарбузов
  
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Procrastination

  
  Написано видимо, немного позже подвального периода. Вероятно, уже после ухода от Наташи. Может, даже в начале года даунтаунского бачелора.
  
  Из пособия по ТОЭФЛ (сокращенно по памяти). Procrastinators are those who put things off, but not because they are lazy. They just prefer to stay unrecognized because they are afraid of real competition.
  
  Из разговора с бывшим однокурсником Герасиным. - На той кафедре много аналитиков, и мне с ними не тягаться. - Так ты решил быть аналитиком среди программистов? Из разговора с соседкой. - I hate North American culture. - So you are coming back or you are gonna stay here and rebel?
  
  Из разговора с музыкальным мастером. Некоторые убивают годы на такую мастурбацию как клеить декоративную гитару из спичек. Да научись ты делать настоящую - цены тебе не будет.
  
  Итак, вот он диагноз. Я боюсь остаться в струе. Действительно не хочу с писательством или даже математикой осесть на дно? Просто трушу реального соперничества. Поэтому бадминтонист среди танцоров, танцор среди бадминтонистов, славянофил в эмиграции, прогрессист в домострое и целомудрен среди свингеров, писатель среди ремесленников, поучаю невинных пронырству и теряюсь в реальном бизнесе, машу кулаками в салны и не выхожу на ринг, пошел в математики после художественной школы, отремонтировал квартиру перед эмиграцией, защитился перед перестройкой. Но нельзя же разрушать! Лучше найти объединяющую основу. И опять же, ничего более кроме тезиса Фрейда о любом движении как сексуальном развитии личности в голову не приходит.
  
  Борис Гарбузов, август 98
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Булочки

  
  Начну с цитаты однокурсницы Леры Мищенко, утрированно пересказывавщей мой конфуз в пирожковой. Подходит, мол, Боба к окошку с рублем и говорит: "Дайте мне десять вартушек, десять пирожных ...", - и, подумав, с широким жестом добавляет - "а на остальное - булочек".
  
  С тех пор булочка стала для меня символом тепла и жизни, прочно связавшись с годами студенчества. Сегодня сын попросил булочку, выставленную в витрину. В середине чопорная белая бабка отнеслась к заказу серьезно - объяснила, что в середине, и внимательно осведомилась, действительно ли это ему понравится. Я испытал наслаждение. Мне кажется, все бабки должны продавать и печь булочки. Вне зависимости от интеллекта, национальности и профессионального прошлого. А рядом должны быть внуки, которые эти изделия кушают. Одно без другого никак. Совсем непохожая бабка вспоминается мне в той же харьковской пирожковой. Толстая, с неаккуратной черной прядью из-под колпака, достающая из печи большой противень с пирожками. Я слышал, как она что-то промычала напарницам невнятно, но уверенно на родном украинском. Что их объединяет? Пирожки, что-ли? А вот что. Они обе при деле. Деле, бабке подобающем. Рядом с ними незримо или зримо присутствуют внуки. Отсюда и тепло их пирожков.
  
  Совсем иные бабки выходят из магазинов, заходя в пустынные апартменты. Вы их отличите по внешности, походке, маршруту движения, взгляду. Это люди глубоко несчастные. У них внуков нет. Дай бог, если муж имеется. Пара благополучных старичков заговаривает с нами с сыном, когда мы едем на тренировку. Они хвастаются домами и каким-то круизом. Я улыбаюсь. Мы знаем, в чем суть.
  
  Борис Гарбузов, сентябрь 98
  
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Минута

  
  Перевод на английский песни Вертинского "Минута"
  
  Первая версия сделана в Харькове. Может, во время визита из Канады или ранее. Ассистировал Николай Воронцов и Владимир Ильич Рублинецкий. Публиковалось в Лавке Языков у Макса Немцова.
  
  Минута
  
  Ну что ж, простимся, так и быть.
  Минута на пути.
  Я не хотел тебя любить,
  Прости меня, прости.
  
  Прости за то, что ты была
  Любовницей, женой,
  Что ты сожгла меня до тла,
  Отнявши мой покой.
  
  Что от разлук до новых встреч,
  До самого конца
  Высоко мы умели жечь
  Прохладные сердца.
  
  Как мне тебя благодарить?
  Митута на пути.
  Я не могу тебя забыть,
  Прости меня, прости.
  
  Стал я грустным,
  Стал печальным.
  Поутру,
  Друг мой тайный,
  Друг мой дальний,
  Я умру.
  
  Александр Вертинский
  
  
  

A minute

  
  It"s time to part, I say, "Good bye".
  One minute"s left to leave.
  I wouldn"t love you, I don"t lie,
  Forgive me, please, forgive.
  
  Forgive me that you were before
  My lover and my wife,
  For I could let you burn me or
  You took my peaceful life.
  
  For all the times we were apart,
  Till very final day
  We burnt each other"s frozen heart
  In such a lofty way.
  
  Receive my thanks and my regret.
  One minute"s left to leave.
  Your name I won"t ever forget.
  Forgive me, please, forgive.
  I"ve become
  So melancholy.
  Do not cry.
  By the morning,
  Sweetest morning,
  I shall die.
  
  Translated by Boris Garbuzov, 1995
  
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Отвергнутые вечностью

  
  
  * * *
  
  Отвергнутые вечностью,
  Воспетые металлом,
  Идем, не ведая о том,
  А дале за горой ...
  В земле сырой могильный строй.
  
  Спинами обожженными
  Доколе нам зиять?
  А тем, кто отошел от нас,
  Оставим вспоминать
  В земле сырой могильный строй.
  
  Борис Гарбузов. 1990.
  
  
  * * *
  
  Refused with an eternity,
  Caroled with pure metal,
  Ignoring that we go forth,
  Behind the Gates of Dooms...
  There"re buried troops in resting tombs.
  
  Our" backs against the scorching sun
  Won"t ever shade and rest.
  And those leaving us for good,
  Let fulfill my request:
  Remember troops in resting tombs.
  
  Translated by author. 1995.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Юнкерам

  
  
  Юнкерам
  
  Я не знаю, кому
  И зачем это нужно,
  Кто послал их на смерть
  Недрожащей рукой,
  Только так бесполезно,
  Так зло и ненужно
  Опускали их в вечный покой.
  
  Александр Вертинский
  
  
  To the Cadets
  
  I don"t know for what
  And for whom it is needed,
  Who dispatched them for death
  With un-quivering arm,
  But it was so useless,
  So cruel and evil,
  When they put them forever to calm.
  
  Translated by Boris Garbuzov, 1995
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

К мысу радости, к скалам печали

  
  Написано в даунтаунском бачелоре. Ассистировал Майк Левин. В 1998 я пригласил привановскую публику к поэтическому соревнованию по переводу этой песни, но не получил участников. Публиковалось кроме того в Лавке Языков Макса Немцова. Там меня нашла Катерина Савостьянова, Продвинувшая другие переводы. Со временем внесены небольшие коррективы. Оригинал записан с исполнения Гребенщикова.
  
  * * *
  
  К мысу радости, к скалам печали,
  К островам ли сиреневых птиц.
  Все равно, где бы мы ни причалили,
  Не поднять нам усталых ресниц.
  
  В мутном стеклышке иллюминатора
  Проплывут золотые сады,
  Солнце тропиков, пальмы экватора,
  Голубые полярные льды.
  
  Все равно, где бы мы ни причалили,
  К островам ли сиреневых птиц,
  К мысу радости, к скалам печали,
  Не поднять нам усталых ресниц.
  
  Александр Вертинский
  
  
  * * *
  
  To the cape of joy, to the rocks of sorrow,
  To the islands of lavender light,
  All the same where we finally shore,
  We can"t raise our weary sight.
  
  In the blurred glass of illuminator
  Golden gardens will slowly pass,
  Sun of tropics, palms of equator,
  Azure mountains of polar ice.
  
  All the same where we finally shore,
  To the islands of lavender light,
  To the cape of joy, to the rocks of sorrow,
  We can"t raise our weary sight.
  
  Translated by Boris Garbuzov, 1998
  ----------------------------------------------------------
  
  
  

Гребенщиков против Лимонова

  
  
  Текст частично вдохновлен находящимся тогда рядом Шепардом, Виктором Чабановским, показавший мне материалы "Лимонов против Жириновского"
  
  Возвращаюсь к тем же темам и лицам, да простят меня последние, деятели разных жанров, может никогда не интересовавшиеся друг другом. Я к тому же толком не знаю их биографий. Это только художественные символы, которым я поневоле подражаю. Гребенщиков носит в рюкзаке сына, укладывает спать в кроватку и спрашивает: "Почитать книжечку или не стоит?" Как приятно здесь осознавать свое сходство! Лимонов в отличие от него стареет с отчаянием, завидуя застреленному Леннону. Здесь моя поддержка тезиса зеленой травки, продолжения жизни в детях. Поинт Лимонова в экзгибиционизме, в крике перед смертью. Часто и мне кажется что кроме этого ничего в творчестве не может быть. Оба из отряда непокорных, не желающих быть записанными в господа писатели. Но Лимонов не укладывается в рамки педераста, желающего выделиться любой ценой. На его фоне Гребенщиков - тот же узник эстетической фразы. Его бунт не так индивидуален - лишь опозиция богемного ленинградского рокклуба, хоть он и выше всего этого сборища хвастунов-наркоманов. С другой стороны, эта приверженность родному болоту мне симпатична в плане не раз уже выражаемого мною уважения к людям, продолжающим добиваться успеха на родине в противоположность моей или лимоновской эмиграционно-велферной эскападе. Да и не бунт это вовсе. И правильно. "Я человек", - отвечал он еще в 1980 в Харькове на вопрос о связи с "Трубным Зовом", - "и поэтому не побегу не туда и не буду призывать не к тому." Хотя это могло быть в достаточной мере лишь делом случая, что Лимонова занесло в эмиграцию, из которой он до конца не вылазит по сей день, он строит свое Я на одиночестве и сформировался как одиночка. Берусь утверждать, что его нынешняя ассоциация с русскими фашистами так же временна, своей среды он определенно не сложил. Противоречие полной свободы мысли, на съедение которой он не жалеет отдать и самого себя, с навязчивыми ранними символическими призывами к вандализму в дорогих магазинах, нашедших дальнейшее воплощение в революционных рубриках "Лимонки", не будет примирено никогда. В конце концов, мне трудно представить Гребенщикова, говорящего о собирании отбросов и физическом одиночестве. Чья в том сила и чья слабость?
  
  Борис Гарбузов, 11 декабря 98 года, Ванкувер.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Моя смерть

  
  
  Текст навеян цитируемой в конце песней Сектора Газа. Написано в даунтаунском бечелоре.
  
  
  
  Нет, не то это. Прочитав только что о смерти от рака сорокачетырехлетнего слесаря Толика, я понял, что это Лимонов против Гребенщикова. Мне тоже захотелось умереть в микромире коммунальной квартиры. И не страшно. Страшно лишь умереть на канадской пенсии. Мне сейчас, в 34 года. Однако, умерла ведь в Америке от того же рака в 38 лет моя бывшая тренерша по бадминтону изящная Людмила Коссэ. Но рядом были полуинтернациональные остатки бывшего спортивного мира, шустрый бадминтонист, муж Владимир Ройзман и эксцентричный ребенок Женя. О ней продолжали говорить в Харькове. А рядом со мной в этом чистом бэчелоре сейчас спит выращенный мной одиннадцатилетний сын Вадик. Значит не страшно. Не страшно не стать звездой, отклониться от прямой дороги. Не страшно не писать, а программировать. Не страшно вернуться на сто долларов в квартиру родителей. Еще немного страшно быть раздавленным обстоятельствами, страшно не иметь возможности приехать на смерть близкого родственника и вообще считать себя ущемленным и проигравшим, если ждешь быстрой победы. А не надо ждать. Страх ведь по Фрейду - не инстинкт самозащиты, а противоположное ему, вытесненное подсознательное, сковывающее самозащиту.
  
  "Кто подошел ко мне так резко и так незаметно?
  Это моя смерть.
  Кто ложится на меня и давит мне на грудь?
  Это моя смерть.
  Кто носит черный галстук и черные перчатки?
  Это моя смерть.
  Кто подверг меня беспамятсву и ничегоневиденью?
  Это моя смерть."
  Страх смерти - это страх жизни. Ну вот и пришла разгадка. И не страшно.
  
  Борис Гарбузов, 12 декабря 98 года, Ванкувер.
  
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Две половины Лимонова

  
  В продолжение двум предыдущим заметкам "Лимонов против Гребенщикова" и "Моя смерть". В конце приводится привановская дискуссия по заметке.
  
  Если писать о себе часто нелегко, то можно воспользоваться людьми посмелее, любезно предоставившими себя для препарирования. Как я уже упомянул в заметке "Гребенщиков против Лимонова", первая половина - это свободомыслие, а вторая - фашизм. Хочется развить тему. К первой половине отнесем также стремление быть в неудачниках, переглядывание с бомжами, поиск уродливых девушек. В них больше родного и всевозможной прелести. Среди них уютнее. Но мысль как бы увенчивается стремлением к организации партии неудачников. Это уже организованная оборона. Здесь происходит смыкание со второй половиной, противостоящей первой. Раздражение бомжами-бамами-клошарами, засоряющими эстетическое пространство трудового парижского писателя, восхищение становлением Мусолини, любование уверенными движениями солдат, ругань большой глотки в пролетарской кепочке...
  
  А что же объединяющего в этих противоположностях? Первое, что приходит в голову, - это бегство от рутины, "регюляр емплоймент", в чем он также смакует свою общность с Мусолини. Мы помним, что и Ленин тяготился даже адвокатской практикой. Какое уж может быть приятие работы на конфетной фабрике? Да никто из лидеров и художников не склонен быть в рутинных исполнителях. Уход от этого - признак подъема общественного положения, а агрессия - необходимый атрибут сексуальности, социально-греховный эdксперимент. Это цзен-буддисты предлагали медитацию в подметании улиц. Одноко, невозможно достаточно долго следовать какому-либо принципу, например, требовать этичности от эстетики, красоты, провозглашать равенство, каждый день поедая животных. Красота предполагает неравенство, возвышение над средним. И с другой стороны, следуя эгоистической теории, прийдется применить ее и к любимому собеседнику. А что самое неприятное - ее быстро применят к тебе, если ты не в силе. Есть ли принципиальное отличие открыто агрессивных теорий типа фашизма и коммунизма идее демократии, произведшей столь печальную картину деформированного общества, рассеявшую по тому же Ванкуверу ужасающую армию обездоленных, имея олигархию юристов на противоположном конце?
  
  Возвращаясь к Лимонову как к писателю, замечу достаточную общность этого единения отрешенно-иллюзорного и агрессивного начал. Выдающийся художник, а именно таковым я открыто признаю Лимонова, обычно умеренно опален. Он не может развиться, будучи уничноженным после первой же публикации, и в то же время не может быть полностью удовлетворенным, защищенным, деловым. Таким он и запечатлелся в моем понимании - в мнимом движении от созерцательного неудачника к укрепленному агрессору.
  
  25 декабря 1998 года, Ванкувер
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Об украинизме

  
  Рукопись времен жизни с семьей в Суррее до первого визита в Совок. Позднее не совсем удачно немного дополнена и помещена в Приване.
  
  Я считаю себя в праве отозваться об этом культурном явлении несколько иронически, не умаляя его достоинства, поскольку достаточно хорошо овладел украинским языком и был взрощен в любви к культуре, с ним связанной. Моя активность в написании сего подогрета контактом с яркой украинкой Галей, танцующей у Сергея Макарова в ричмондском Доме Ивана Франка и находящейся на похожих позициях. Это окончательно утвердило меня в достаточной общности и типичности этих позиций, которые я в Совке разделял, например, с Геной Михайликом, фанатом языков.
  
   Для нас это было нечто вроде юродивой отверженной культуры. Типа панков. Но с другой стороны - наоборот - кому-то в угоду, кому-то напоказ, с грамматической каноничностью. Мы любили проявить свои знания, легкость овладения, готовность преподавать по-украински. Другим для перехода на украиноязычное преподавание требовались большие усилия, а результат выглядел убого. Это перекликается с очерком "Почем либидо" (еще не опубликован). Это как англомания семидесятых, основанная на фанатизме к Битлз. Мой последний толчок либидо произошел в свое время за счет "Гриця Зозулi".
  
  Любая элитарная культура должна быть немного гонима, осуждаема. В русскоязычном Харькове это выглядело как раз в меру вызывающе. Уже через пару лет, когда грязные малограмотные, в общем явно несексуальные люди агитировали по украински на площади, мы немного посторонились этой мутной волны. Возникли предпосылки для критического взгляда. Но оставалась достаточная ниша для сохранения моей любви, она помогала с легкостью набрить уровень и навык для различных форм самовыражения. Я отметил несколько совпавших по времени наблюдений, которые я тогда не решался выстроить в причинно-следственную цепочку. С разрушением империи и восстановлением национальных государств как раз исчезли со сцены основные национально-культурные индивидуумы и коллективы. Я не стал слышать Нины Матвиенко, переместились в нашу теплую Канаду и тоже заглохли члены незабвенного трио Мареничей. Их сменил перевод рекламы Сникерса на всевозможные языки. Уже позднее Бунич в "Золоте Партии" открыл мне простую (?) разгадку. Штык уступил место доллару. Проступил оскал настоящего облика всеобщей интернациональной, некогда долгожданной для узколобой интеллигенции американизации. Это уже в равной и даже большей степени коснулось самой России. Для нее частичная потеря империи стала отдельной страницей истории. Ну что же, не всем культурам суждено стать частью мировой. Российская литература заняла, будем надеяться, вечное место в классике. А вот народные, то есть низовые, сельские танцы и песни - нет. А почему? Им для начала надо было стать частью национальной городской культуры. Это удалось испаноговорящим странам. Их танцы, пусть до неузнаваемости окультурены, - а только так и возможно - вошли в десяток интернациональной спортивной программы бальных. Это за них сейчас Ясель и прочие берут здесь по 60 долларов в час за частный урок. С кого? С богатых китайцев, приобщающихся к урбанизованной моде. Видимо, китайские народные танцы постигла участь славянских.
  
   Я имею слабое представление о формировании ветвей славянских языков и о психических мотивах украиноязычных активистов прошлого. Для Западной Украины это во многом язык общения. Но если по правде, то в настоящее время язык этот в достаточной мере декоративный. Таких как я или подобных мне украинистов сейчас большинство. Язык слабо словарно канонизирован, по современному неразвит, не развиты как сленг, так и специальная лексика. Нынешняя деятельность профессоров Украины в специальных областях - по сути то же, что и у нас с Геной. Хвастовство, конек интеллектуала, его текстовой активности затмить человека со слабыми языковыми данными. Украинские общины и церкви в Канаде достаточно стойкие перманенты, поддерживают сильные танцевальные коллективы, хранят высокоразвитые бытовые традиции, но по большому счету - тоже декорация. Большинство грамотно говорящих вновь прибывших знают русский. Они слушали на нем новости, матюкались и получали высшее образование. Это или их основной язык или поневоле хорошо известный. А развитые люди знают цену культурным накоплениям.
  
   Из часто цитируемой мной четверки (Фрейд-Ницше-Парамонов-Гребенщиков) один австрийский еврей, один немец и двое русских. Есть ли им украиноязычные аналоги? Да ни в коем случае. Русских величин масштаба Фрейда и Ницше сколько угодно. Спускаемся ниже, но ближе. Парамонов. Мне приходилось слышать искуссных обозревателей украинской службы Радио Свобода. Но в рамках естественно отведенного культурного пространства им нечего обозревать. Что поделать, если шаровары поневоле становятся центральным символом их репортажей, как-то явно с натугой перебрасывая мостик к современной возне с эмитацией украинской государсвенности? Молодежные звезды масштаба Гребенщикова? Украинский рок - явление малочисленное. Хотя на фестивалях приходится слышать много перлов, это не тот масштаб. Даст ли расцвет государственность? Возможно ли довести национальные силы до создания своего Достоевского? Какого напряжения этих сил, эдакой национальной эрекции потребует этот акт зачатия? Но на преклонный биологический возраст исторического индивидуума Украины нам указывеет его склонность к воспоминаниям. Да и ради чего это все? Мало ли вообще государств с чужими языками? Чего стоит сама идея государственности, и время и место ли ей? И в моде ли она? И чем заканчивались иные попытки построения государств по национальному принципу? Уже теперь я окончательно решусь сказать, что все-таки игра стоит свечь. Я глубоко не верю в интернациональные браки и никогда на такое не решусь. Каким идиотом вы будете себя чувствовать, обращаясь к своему ребенку на ломанном английском? Вы сможете ему почитать свою сказку? Сможете с женой посмеяться над анекдотом? Спеть песню? Это в Совке я читал ребенку наряду с украинскими и русскими книжками также по английски. В том числе и перевод украинских сказок. И здесь мы часто переходим на английский. Но это не то. Это дополнение. Без национального ядра жизнь несомненно убога. Это необходимая и оправданная часть консервативной инерции. Но полно.
  
   Крушение национально-интеллигентского идеализма в Украине знаменовала неудача экономической самостийности. Аналогично случилось и с антикоммунистическими идеалистами. Нынешняя демократизация Совка - бездонный источник ниспровержения утопий. Сейчас это очень свободная страна. Куда свободнее Канады, повязанной бюрократией и поддельным адвокатским феминизмом. Вот оно. Случилось. И никакой модели. Никаких ожиданий. Голая действительность. Во многом достаточно неплохая. Веселая, живая, обнаженная, интересная, молодая. Совок по прежнему являет единое языково-эротическое пространство. Но вот один из сокрушенных тезисов: "Украина ближе к Западу. Бытовая и сельская культура выше. Значит после высвобождения из-под русского монстра мы оторвемся вперед". А оторвались назад. -"Это опять русские. Культуру задавили, а при разделе ограбили". Частично это так, но Прибалтика куда успешнее справилась и с блокадами и с бедностью ресурсов.
  
  Нет, виноватых искать в истории - дело неблагодарное. Она вся состоит из войн. Имеет смысл лишь констатировать факт. Украинская культура по прежнему устремлена в прошлое. Значит в прошлом и национальные силы были живее. Этот вектор либидо не обманешь как компас переворачиванием карты мира. Повторю, что соревноваться с русскоязычными могут лишь лишь так называемые "народные" песни, а, говоря проще, - сельские. Они, пожалуй, и победят. Это еще вопрос, кто из русских конкуррент украинским Мареничам или белорусским Песнярам. Но вот он центр масс. Сельская речь не может достаточно адекватно пополнить городского слоя. Он живет по своим законам и имеет свои источники. И они по большому счету - русскоязычные. Теперь уже в достаточной мере американские, что вновь обосновывает необходимость держаться прежнего соседа, когда даже европейское уже тоже противостоит Америке, сопротивляясь и раскалывая общее понятие западного. В любом случае в России упомянутый вектор устремлен в современность (крайнее крыло фундаменталистов, фашистов и разных казаков не делает большой погоды), в Гребенщиковых. Да посмотрите на его тексты. Их легче перевести на английский, чем на украинский.
  
  Итого, с одной стороны, например, украинизация высшего образования может происходить в основном лишь насильсвенно и искусственно. А с другой - так ли низка цена украиноязычным хвастунам типа меня и киевских профессоров? Ведь и здесь есть инерция. Мы продуцировали либидо, "незасоленную истину", равно как ее засаливают при насильственной украинизации. Каковы мотивы и каков результат нашего с сыном украиноязычного общения втечение последних семи лет? Он - реально двуязычный (или теперь уже четырех) ребенок и украинское он любит не на шутку. Нет, я, все-таки от прогнозов воздержусь.
  
  Написано 6.10.94, дополнено 13.01.99, Борис Гарбузов, Ванкувер.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

О колхозности

  
  Рукопись времен жизни с семьей в Суррее до первого визита в Совок. Позднее не совсем удачно немного дополнена и помещена в Приване. В конце приводится часть привановских комментариев. Последняя фраза присутствовала в рукописи, но отсутствовала в Приване.
  
  Колхоз, эхидо, коммуна, соборность, коллективизм, свобода-равенство-братство. Все это не в моде. В Канаде американская самостоятельность. Однако, режим не убивает культуры. Она цвела при всех режимах. Ее разрушила перестройка, американизм. И экономику, как ни странно, - тоже. Я был первый антикоммунист на словах. Воинствующий. Но всегда переживал разрыв с коллективом. В чем секрет? Где граница? Что такое семья и наша семья? Коммуна или бизнес-клуб? Во всем этом хочется разобраться. Затем, хочется вспомнить положительные стороны общин и насильственных коллективов, как поездка в колхоз в студенческие годы.
  
  Так ли противоположна коммунность самостоятельности? Коммунность - самостоятельность группы. Группы воюют, воюют религии. Коммуна защищает индивидуумов от другой коммуны. Потом, постараемся довести самостоятельность до абсурда. Родители не должны смотреть за детьми детей, и им часто платят. У жены с мужем различные счета. Дети зарабатывают себе на лакомства. Но дальше. Семья - островок коммуны в капитализме. Не позволяются измены. Это рационально? Может, коммуна - это иррациональность? Голое либидо? Неужели рациональность так тесно связана с самостоятельностью или это мой личный комплекс? Чувствуется, что здесь где-то рядом связь, поскольку я чувствую сопротивление. Не получается довести самостоятельность до абсурда.
  
  Неожиданно выяснил, что самостоятельности противоположно также динамо. А динамо государства и друг друга развито в колхозах. Паразитизм и провокация. Хоть велфер и не коммунный, но динамный. И бросить его жалко. Но быть самостоятельным ростовщиком дома было гораздо приятнее. Я сумел вывести из состояния велфера себя и родителей.
  
  Однако, вернемся к студенческим колхозам. Неужели либидо так склонно появляться в насильственных коллективах? Почему? Не заработок двигал людьми в тюремных сталинских конструкторских бюро, да и не страх сам по себе. Почему для меня академическая среда столь благодатна? Я могу быть героем в среде учеников. Ученичество - моя жизнь. Доступность общения. Это любовь к насилию? Ко вторым ролям? Ого, вот оно как! Пассивность и активность, мужское и женское. Абсурд.
  
  Как прочно я связал в сознании колхоз с иждивенчеством, с динамо! Неужели нет эффективных колхозов? Эффективные семьи так точно есть. Почему наша семья имеет столь неэффективные стороны? Откуда скандалы? Насколько я могу заметить, это происходит, например, в областях неэффективной дележки. Возникают подозрения в обмане, утаивании, перерасходе другой стороны. Подозрения в измене, недостаточной любви, желание переделать другого под себя. Часто помогает разделение. Тогда каждый порознь успевает сделать лучше. Но это не универсальный метод. Иногда разделение доведено у нас до крайней степени, общих денег практически нет, а толк все равно невелик. Сейчас мы увлеклись совместным динамо велфера. А динамо, как правило, не особо окупается. Например, получается замкнутый круг. От отсутствия ощущения влиять на ситуацию постоянное желание экономить копейки, которые легче заработать. Велфер хорош для того, кто, например, учится. (Сейчас добавлю, что мне и Лимонову он позволял писать и думать, чего я раньше не ценил). Но наши интересы все равно испорчены меркантильностью.
  
  Еще динамо злобно. Оно отторгает от живого. Но какая практическая цель могла бы связать эти мысли кроме исследовательской? Это снова пробивает рационализм, от которого надо избавляться. Оптимальная семья. Всеобщее примирение и минимизация суммы войны. То, что гуманизация бытия имеет обозримые пределы, - очевидно. Если людей и можно примирить между собой, то не с природой, которую они пилят, копают и едят. Так что глобальная гуманизация противоречива как всемогущность и прочие идеальные категории. Отсюда - иррационализм, внеморальность бытия (казалось бы, это не одно и то же). Защита любой точки зрения подвержена критике. Мой рассудок не может примириться с нелогичностью жизни. Всегда хочется подняться на уровень выше и найти логику там. И мысль об отсутствии верхнего уровня целесообразности меня обескураживает. Это и есть пресловутый тезис о первичности бытия. Помню, я с трудом пережил ломку коммунистической теории общества. Все казалось, что нечто подобное все же должно остаться. Вместо пяти экономических формаций должны быть другие. Мироздание должно быть не рыхло. Затем я смирился с отсутствием подобного, бросив на дно пустого горшка строчки из Лема о том, что мир, собственно, не для нас создан. Но тогда возникает комплекс абсолютной нейтральности. Приходится ставить под сомнение даже критерий честности повествования, поскольку это морализм, защита внимающих от обмана, а значит, психология слабых, нищелюбие, уравниловка. Это, правда, помогает спокойнее смотреть на семейные конфликты - а почему, собственно, чьи-то интересы должны быть примирены? А что-то страшное может последовать за примирением? Ведь это неизведанное и невозможное. Если не абсолютная нейтральность, то хотя бы мода противоречить любой идее как предрассудку. А если далианство, ницшеанство, эгоцентризм, фашизм? Но нам далеко не шагнуть за пределы морали. Слишком многое стоит на ее фундаменте. Например, аудитория графонана - люди. Ему трудно обращаться к ним, демонстрируя свою к ним нелюбовь. Подвергнуть критике можно лишь костный морализм. Вообще же ценность морали очевидна. Это эмпирически отточенные древние каноны сожительства. Вот такая постантикоммунистическая компенсация. Так я решил в диалоге с Иноземцевым, когда мы развивали эгоистическую теорию. Мне сразу захотелось обобщить ее на всех, а значит, пришлось бы применить к дорогому сердцу собеседнику. А если не распространять на всех? Тогда это тоже колхозность, война кланов в противоположность войне всех против всех. Колхоз, как выяснилось, не может быть одним и всеобщим. Он может быть создан только "в отдельно взятой стране". Только!
  
  А если не война, то смерть. Но пустота смерти не оставляет движения. Тода войну морально немножечко преобразовать в любовь. Тезис всеобщей любви заслуживает внимания. Любовь. Снова юные детские годы. Школьный насильственный коллектив, студенческий колхоз. Где-то там далеко виднеется первая любовь, "а первую любовь мы никому не отдадим". Вместе с годами застоя и колхозами. Если глубже, то в основе идеи на мой взгляд лежит свальный грех, групповой секс, однако, об этом позже.
  
  23.10.94. Немного дополнено и отпечатано 18.01.99. Ванкувер
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Одиночество

  Рукопись была написана в тетради в мае 1995 года, перепечатана с небольшими добавками и опубликована в Приване 25 января 1999 года во время жизни в Ванкувере и работы в Блустриме.
  
  - Вот Игорь. Есть у него и дом и трак и аппаратура... А скучно-то как!
  
  (Наташа об Игоре Березовском, живущим с Суррее и помогавшим эмигрантам, в частности нам)
  
   Теперь мне представляется, что эта наташина фраза явиласть бессознательной перефразировкой собственного критического высказывания Березовского о канадском образе жизни. Что-то типа "One has a house, a car, a job to pay their mortgages, a couch and a television. He comes from his work, sits on the couch and watches television. And most of all he fears to lose his job, because it would cause him to lose his car, couch and television." Значит, он считает свою жизнь иной, интереснее. Хочет считать. Он якобы созерцает возможные способы жизни, временно входя в тесное общение с сомнительными личностями, волонтиря в обществе помощи эмигрантам. Однако, даже мы в нашем потерянном положении вновь приехавших, чувствовали себя намного большими хозяевами ситуации и жизни вообще во время его нескончаемых ночных монологов. Теперь обернем мое ироническое наблюдение против меня самого, равно как это я только что проделал с высказыванием Березовского. Самая близкая аналогия - мое пребывание у Эдика с Оксаной, где я по сути, несмотря на их бедность, был тем же зависимым Игорем на фоне их независимой сексуальности. И даже более - поистине во фразе Игоря нет лишних мелочей - я боялся становиться ими за счет возможного выхода из-под финансового влияния Наташи. Значит боюсь потерять свой кауч и телевижен (шероховатый пример - я телевизор не смотрю). Здесь уже близка суть. Где она?
  
   У меня наготове еще несколько источников материала сходного характера, которые я условно назову "Роботи", "Лондон" и "Далианство и прочие хиппи". Рассмотрю их, не утруждаясь плавными переходами.
  
   "Роботи". Я к сожалению не могу познакомить читателя с литературным произведением, коим считаю письмо, адресованное Леше Малине его товарищем, эмигрировавшим в Нью Йорк. Написано на специальном примитивизированном и слегка украинизированном русском языке. Стиль позволяет автору довольно свободно путешествовать мыслью по ассоциациям и прочим сюрпризам подсознания, надежно прячась за экран идиотизма. Приведу цитату по памяти, пытаясь сохранить и стиль, но теряюсь в воспоминаниях о точном спелинге и его адаптации. Прошу непосвященных не путать это с настоящим украинским.
  
   "... Я роботаю в магазинi роботом-наладчиком. Налаживаю человеческiе мозги. Тут работають ище 30 таких же роботiв. Ми мосилаем друг другу электрическiе заряди типа: "Гуд морнинг, хава ю, га?" И шо я боюсь, Леня, когда вернусь, а там такие же роботи, как i тут. Хорошо, что шо iграеш на гармоше. Не продавай ее за бакси и не меняй на соль и лук i не давай iграться женщинам. Они хороши только на картинках. ... Пиши мне письма. Онi такие смешние. Мне от них тепло и весело... "
  
   Бедная цитата. Я надеюсь позднее скопировать оригинал. И, все-таки, разве это не о том же, что мое "Пиво с чипсами"? (данную рукопись, хоть и наиболее известную среди друзей, не нахожу возможным опубликовать, поскольку она на 80% уже вошла в "Об образовании в Канаде") Да, но а где здесь одиночество? Я слышал о некой психологической концепции счастья как о степени приобщения к миру. И еще что-то о полноте жизни. То есть, отбрасывается степень удовлетворенности в желаниях, а неизвестное переносится на некий мир или некий жизненный спектр, к которым надо приобщаться или заполнять соответственно. И этому противостоит одиночество. Стена, стекло, аквариум, Канада. Стерильность в противовес вторжениям и вливаниям. Но, оказывается, одиночество может быть и воспето. Например, Дольский: "...Но одиночество прекрасней". Как же. Лиса и Виноград. Комплекс неполноценности. Защита стыда. Лоза в своем "Одиночестве" им не кичится. Но песня эта, на мой взгляд, гораздо лучше Дольского. Как продукт неудовлетворенного сублимированного либидо у талантливого человека. Пока талант есть, любая скверная причина вызывает в нем красивые плоды. И думаю, что страстность и неудовлетворенность можно считать необходимыми условиями творчества, находясь в рамках не вышедшего еще из моды фрейдизма. Автор незабвенного письма о роботах считает себя одиноким. Мол, кто-то уехал в Чикако, кто-то домой, остались одни мы-роботы. Вектор целеполагания явно направлен на преодоление личного одиночества. Индивидуального, особого, своего. А направлен ли? А может, глубже есть противоположная составляющая? По свидетельству Леши автор в Совке утверждал, что не нуждается ни в чем кроме музыки.
  
   "Лондон". Вот какое неожиданное воспевание одиночества услышал я у Парамонова в воскресном выпуске от 23 апреля вчера. Наверное, это и спровоцировало окончательное оформление данной темы. Лондон по его мнению славен и красив своей благопрлучной завершенностью. И не понятно как он связывает это с одиноким достоинством распития пива индивидуумами в лондонских пабах. Чрезвычайно интересно, что это за связь. Существует ли она объективно или это личный комплекс Парамонова? Или это одно и то же, поскольку вещи сами по себе ничего не значат? Я сдаюсь и прошу читателя о содействии в поиске решения. Я забыл аргументы Парамонова. Да может, их и вовсе не было. Тем лучше. Я попытаюсь рассуждать сам. И тогда мы наблюдаем уже мои личные комплексы. Кстати, вы заметили, я поспешил приобщить читателя к своему рассуждению, своему делу, подчинить. В данном случае явно не приобщиться. Никакого объекта либидо кроме себя. Влюбленность была бы выходом из нарциссизма, перенесением части либидо с себя на внешний объект, переоценкой его, как мы обычно переоцениваем себя. Влюбчивость и невлюбчивость. Инфантильный комплекс власти. Сказки учат, что он сильнее денег. Раб мечтает стать господином. А господин рабом? Садомозохизм. Но вернемся к Лондону.
  
   В обсуждаемом радиовыпуске заметно звучит тема денег. Богатые и бедные. В бедных кварталах - общественный бардак, уличная торговля. Это богатые красиво-одиноки. А к ним приобщаются, им подражают многие, потягивая в пабах пиво и якобы уходя в себя. Уверен, что моей мыслью сейчас движет комплекс, сходный с парамоновским или находящийся от него в зависимости, и вообще достаточно общий. Так что вскрыть его мне интересно. Думаю, что и читателю. Я приглашаю его к столу, чтобы съесть меня. А я буду радоваться со стороны и предлагать соусы. Но вот, опять сбился на нарциссизм. Богатые и бедные. Бедные знают свое место и не мешают богатым богатеть. Отсюда по словам Парамонова одинокий индивидуализм - гарантия от социальных революций. Антиколхозность. А куда деть аграрные религиозные общины Великобритании? Но так же хорошо уживаются в Польше и Франции свобода сексуальных взглядов с тотальным католицизмом, требующим солибата от священников. Последнее, что хочется сказать о Лондоне. Если в нем скучно русскому североамериканцу, а мне - в Северной Америке, то, вероятно, этот ваш Лондон действительно скучен.
  
   Далианство и прочие хиппи. Если Фрейд позволял себе всю жизнь следовать концепции либидо как основе психической энергии, то я позволю себе вышеупомянутую концепцию приобщения хотя бы на притяжении одной заметки. Тогда далианство в ее свете выражается двумя словами: любовь к испражнениям. Почему? Почитайте его. Дали любит свои испражнения и продуцирует их в массы. Массы сладостно потребляют испражнения Дали. Тот же садомозохизм. Кто потерял интерес к этим испражнениям, может приобщиться к иным хиппи в качесве донора или акцептора. (Понятно, что донорство в данном случае характеризует высшую ступень социально-артистической лестницы). Т.е. экскременты - носитель коммуникативной информации, инструмент и символ приобщения. Отсюда так притягательна эякуляция внутрь, во все недозволенные места. Проникновение как власть, суперприобщение. Центральный антипод одиночества.
  
   Оттого-то мне была всегда так заманчива роль рокзвезд типа Леннона и художников типа Дали. Гораздо милее чемпиона по бальным танцам или бадминтону. Одна забота - о хорошем стуле и как красивее распорядиться экскриментами. Их инфантильная связь с деторождением. Творчество как продуцирование потомства. Оно немного спасает от одиночества.
  
  Борис Гарбузов
  ----------------------------------------------------------
  
  

Одержимость и поступательность

  
  Написано 29.05.95 в тетрадь во время полугодового визита в Харьков. Там под руководством В.И.Рублинецкого была осуществлена, но не закончена попытка перевода на английский. 26.01.99 во время жизни в Ванкувере и работы в Блустриме я текст набрал, немного дополнил и опубликовал в Приване.
  
  
  
   Рассмотрим две противоположные точки зрения, представленные двумя соответствующими группами цитат:
  
  
  "Youth! Youth! There is absolutely nothing in the world but youth."
  (Lord Henry in "Portrait of Dorian Gray" of Oscar Wilde)
  "Life may but little else supply - Just a few good fucks and then we die."
  (author forgotten)
  
   "Il n"est qu"un seul luxe et c"est celui des relations humaines"
  (Antoine de Saint-Exupery)
  
  "Молодость моя!
  Моя чужая молодость,
  Мой сапожок непарный.
  Воспаленные глаза сужая,
  Так листок срывают календарный.
  Ничего из всей твоей добычи
  Не взяла задумчивая муза.
  Молодость моя!
  Тебя не кличу:
  Ты была мне ношей и обузой."
  (Марина Цветаева)
  
  "The price is exorbitant, the position - ridiculous and pleasure - transitory"
  (Lord Chesterfield on love)
  
   Цитаты левого столбца собраны мною самостоятельно и представляют мою позицию, цитаты правого подарены мне харьковским лингвистом Владимиром Ильичем Рублинецким на последнем занятии и соответственно представляют его. Наибольшие впечатления его жизни концентрируются не вокруг "fornication", а связаны с впервые увиденным морем и доказанной теоремой. Если согласно Фрейду и Парамонову общественный прогресс возглавляется фаллическим вторжением и социально-греховным экспериментом, то Рублинецкий считает это тормозом нормального развития: "It is always useful to get rid of this junk (sexual agony) the sooner the better". Дадим этим двум точкам зрения поспорить. Я жду, но они спорить не хотят. Не хотят драться. Во всяком случае их образы в моем сознании. Наверное, потому что авторы высказываний представляются мне людьми мирными, высококультурными и говорящими на моем языке, пусть даже противоположные вещи.
  
   Тогда попытаюсь углубить свой сторонний взгляд на эти две идеи. Что они мне напоминают? Помещенное выше высказывание Рублинецкого напоминает мне заголовок Карнеги "Как перестать беспокоиться и начать жить". А вот к Карнеги у меня уже раздражение и издевка. Противоположные высказывания напоминают мне одержимость вообще и в частности собственную тревожность. Часто мне и самому представляется гиперсексуализированная психика как нечто не от жизни, а из критикуемого Парамоновым ухода в ее текстовую эмитацию. Вспомнился рассказ знакомого о некоем штатовском съезде хиппи с традиционными оргиями, публичными половыми актами, пронизанный культом наркотиков. После его массовой трансляции многие отвернулись от их романтической культуры. Стало ясно, что она может быть только в меньшинстве, ее преобладание не позволило бы обществу передавать по наследству даже элементарные трудовые навыки.
  
   И, возвращаясь к эротомании, этой боязни смерти обреченного на смерть, ее трудно связать с прступательным развитием. Рублинецкий вот даже противопоставил. "Но нет!" - восклицает мое раненное сердце, - это моя жизнь, это то, что движит мной и двигало Пушкиным. Ее нельзя обесценить. С ее полегамностью и слезливым вдохновением." И если так говорит мое сердце, то в этом что-то есть. И, все же, пусть выскажется другая сторона. Какая поступательность в половом акте? "... the pleasure - transitory". Конечно, эротоман концентрируется на удовольствии, а не на деторождении, которое, кстати, я считаю венцом поступательности. А вот и суть. Динамо природы как динамо велфера. Даром это не проходит. Игра на холостом ходу. Да это же мастурбация! Не даром это слово так давно витало вокруг меня, окультуренное в суждениях харьковского психиатра Михаила Львовича Суслова и канонизированное в ироническом трактате Сергея Иноземцева. А как насчет радости деторождения и любви к ребенку? Это, естественно, часть либидо, но чувство это доступно даже самому некультурному человеку, не требует знания теории и не имеет отношения к эротомании.
  
   Итак, я увидел в половом акте средоточие двух противоречий - мимолетности и поступательности. Сразу же хочется проанализировать, разобрать, а, следовательно, разрушить этот мой новый постулат. Во-первых, так ли мимолетно и переходяще удовольствие? А насколько непереходяще впечатление от "увиденного моря и доказанной теоремы"? И удовольствие вообще. Теперь поступательность. Это подготовка удовольствия в будущем. Опять удовольствие. Снова жизнь потребления. Целеполагание. Обман природы. А кто такая природа, чтобы ее не обманывать? Она мне друг? Я ее люблю? У нее свое удовольствие. Своя цель. Но я - это ее часть. Тогда я лишь вижу в себе второго потребителя - природу. Моя личность раздваивается. Я и Оно. Вот где предел унификации целей. Предел и результат рационализации. Рационализация и меркантильность. Этими днями я общался с Леней и Ромой. Первый меркантилен и рационален. Второй - нет. И это всем нравится. И ему на пользу. А, кстати, эротоманы оба. Но оба разведены. И мое семейное положение нетрадиционно. Значит, семейность в какой-то мере эротомании противостоит. Но опять контрпример - Эдик с Оксаной. Хоть и скандалят, но все время проводят вместе. Одни противоречия, никакой закономерности.
  
   Сейчас просмотрел свои прошлые сборники и начало этой тетради. Бросилось в глаза отсутствие поступательности. Девяностый год: все тот же фрейдизм, и даже уровень английского языка почти тот же. (Сейчас в защиту свою добавлю, что и окружающие меня не сильно балуют прогрессом, а любовь моя вылилась в то, что я вырастил сына). Да, я согласен, что моя одержимость математикой с 81го по 90й год давала куда больший прогресс и социально и личностно. Но я не сдамся и не дам обесценить ни одного шага в своей жизни ни себе ни другим. И, все-таки, я все тот же, что 5 лет назад (опять добавлю, что это вовсе не так). Лишь вместо интроверта вдруг дал себе новые имена. Смерть ближе. В этом и поступательность.
  
  Борис Гарбузов
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Они

  
  Написано 11 сентября 91 года в тетрадь в колхозе имени Первого Августа. Туда я был послан надзирателем за студентами в сборе яблок. В конце тысячелетия было опубликовано в Приване.
  
  Одни из них находятся ниже и докучают своим присутствием. Другие сильны. Мне хочется быть с ними. Успеть. Они часто думают, что умны. Они находятся вне меня. Для интроверта это не так плохо. Странно, почему они не всегда стремятся меня убить. Так или иначе, они поворачиваются, задевая мое туловище. А ты жив и каждой минутой можешь воспользоваться. Так ведь в свободном пространстве можно двигаться самому. Идея состоит примерно в том, что им и невдомек, что ты делаешь за стенкой. Если закрыть на них глаза, то рождается масса возможностей проживать отпущенное время. В основном это касается далеких их. Родственников надо осмыслить противоположно. Как приятно увидеть в них собственников своего организма, трусов, нет, эгоистов или лучше - животных. Какие странные нити связывают вас? Какие мистические узы? Я люблю появиться в черном и идти в неяркой полосе света. Я вижу вас.
  
  Борис Гарбузов
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Курсы

  
  Изначально написано в тетрадь и брошено неоконченным. Дату лень смотреть, доставая тетради из локера. У меня в файле значится 97 годом. Возможно, это год публикации в Приване.
  
  Это столь популярное для эмигрантов слово. Еще до эмиграции я подвергал его острокизму на примере неэффективного изучения английского, противопоставляя пассивных посетителей курсов и дебильных школьных учителей, прошедших, казалось бы, пять лет стройной академической рутины, самостоятельным фанатам Воронцову и Михайлику. И, все-таки, в эмиграции поначалу оказался настолько потерянным, что сам оказался на примитивных курсах. Но академические дисциплины - это еще объяснимо. А всякие школы бизнеса напоминают мне анекдот: "Молодожены приходят к врачу за инструкцией, как зачать ребенка. Тот трахает невесту и спрашивает - Теперь понятно? - Понятно. Когда в следующий раз приходить?". Меняло Юра Смаль рассказывает о ком-то на базаре: "Сначала взял фальшивый доллар, потом пятьдесят граммов меди по цене золота. Дураки здесь не выживают". И даже в академической области. У кого-то в предисловии к учебнику топологии я читал: "Лучший способ выучить математику - это делать математику". Начинающий художник Дима Кузниченко говорил: "У нас Репинку не любят. Ценят, когда ты сам.", хоть поначалу и проучился там со мной первые пару лет, потом готовился в студии при Худпроме и поступил. То есть совсем без учебных заведений обойтись трудно. Важно, что ты надеешься на себя и основываешь все на личном фанатизме и пользуешься заведением активно, а не ждешь бумажки, распределения или пока тебя научат. Перед аспирантурой Шабанов не читает моего отчета, рождая во мне обиду. "Написали и ладно. Вижу, много формул. Теперь переходите к делу. Если зацикливаться на школьных задачах, вечно останетесь школьником."
  
  Борис Гарбузов.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Супружеские годы

  
  * * *
  
  Судьба мне кольцо нацепила
  Как диковину,
  Крестом осенила,
  До ворот проводила
  Да пришпорила:
  
  - Иди, Боря, поспешай,
  Добеги, не оплошай.
  И я, беспутный, кепку надвинул
  Да рот разинул.
  Иду, зеваю,
  Ворон считаю.
  
  За пасом фляга,
  Хмельная брага,
  Старые очки,
  Книга да пятачки.
  
  Борис Гарбузов, 86 год.
  
  ----------------------------------------------------------
  

Жене

  
  У меня Наташечка - кошечка и только.
  Очень люлит рыбку, лапкой гладит нос.
  На звонок откликнется, но в глазок не смотрит
  И боится трогать черный пылесос.
  
  Борис Гарбузов. 24.11.86.
  
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Он возвращался, пройдя все мосты

  
  * * *
  
  Он возвращался, пройдя все мосты,
  Он был готов для второй мечты,
  Он хотел ее видеть так же близко, как ты.
  
  Борис Гарбузов. 1.87.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Question

  
  Nata, Nata, tell me please,
  Have you had enough to love
  And to kiss?
  
  Борис Гарбузов. 11.88.
  
  ----------------------------------------------------------
  

Будь счастлив, господи

  
   * * *
  
  Будь счастлив, господи,
  Живя на небеси.
  Паси овец и стереги природу,
  На землю шли целительную воду,
  Но у меня прощенья не проси.
  
  
  
  Борис Гарбузов. 11.88.
  
  
  ----------------------------------------------------------
  

Подражание Франсуа Вийону

  
  Написано в подражание серии вийоновских баллад типа "От жажды умираю над ручьем". Первые пробы были сделаны еще в восьмидесятых во время студенческих поэтических состязаний с Андреем Бахтигозиным.
  
  (Примечание автора во время переиздания 5 октября 2003)
  
  Подражание Франсуа Вийону
  
  
  Люди, движимые ленью,
  Мед, несущий диких пчел,
  Стулья, брошенные тенью,
  Темно-серый ореол.
  
  Ближе к ночи солнце всходит,
  И чету окрестных школ
  Инспектировать выходит
  Господин Гребенщиков.
  
  В этих школах смех и дружба
  Без корысти и плетей,
  Тьма диковинных игрушек,
  А в тетрадках у детей
  
  Люди, движимые ленью,
  Мед, несущий диких пчел,
  Стулья, брошенные тенью,
  Темно-серый ореол.
  
  Гарбузов Борис. 1990.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Your lips are pink, your eyes are blue

  
  * * *
  
  Your lips are pink, your eyes are blue,
  You always know what to do.
  
  Борис Гарбузов, 20.02.90.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Радость моя безотрадная

  
  * * *
  
  Радость моя безотрадная!
  И эта свеча
  Как лампочка Ильича...
  Обокраден я.
  
  Борис Гарбузов, 11.06.90, Валуйки.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Как я предал ребенка

  
  В этой заметке мне по многим отзывам удалось отойти от ноносной замысловатости стиля. Немудрено, ведь с ребенком у меня связаны самые глубинные чувства.
  
  Я привел его первый день в садик. Года в 3. Воспитательница сказала оставить поиграться и тихонько уйти. А что может быть более предательским? Мы часто так делаем. Он был свежий, наивный, непуганный, небитый, необманутый. Он источал обаяние и любовь. Он светился. Он пошел к деткам, взял машину и кому-то показал пальчиком на что-то. Я вышел. За дверьми я постоял и, по-моему, дождался-таки его плача. Может, и нет. Я забыл. Все равно я знал, что он будет. Я считал себя правым, приучая его к обществу. После этого он уже не шел в садик беззаботно. У него уже был рефлекс страха и унижения насилием. Его там бросали с чужими людьми, которые не были с ним так открыты и ласковы. Его предавали. Те люди, которым он стал доверять, имели какие-то свои цели, расходящиеся с ним и непонятные ему. Мне это вспоминается всю жизнь, как очень щемящее. Потому что он все время рядом, он живое воспоминание. Он вытеснил это, он об этом не говорит, но он тоже задним чувством это помнит. Помнит также обманы советских дантистов и нас, держащих его на этой жестокой неустроенной процедуре. В Канаде он с месяц привыкал к нормальным дантистам. Детский плач особенно чувствителен. Его понимают животные.
  
  Борис Гарбузов, 3 апреля 99 года.
  
  ----------------------------------------------------------
  

Эластичный бинт

  
  Это самый запомнившийся мне стих Майка Левина. В результате я его перевел, а ленинградка Катя Савостьянова даже всунула кому-то обыграть как песню. Самой песни я, признаюсь, не слышал.
  
  "Elastic Band" by Mike Levin and its translation to Russian by Boris Garbuzov
  
  elastic band
  (an epithet to tom gaudette)
  
  i missed his funeral in the turmoil of my own existence
  hurrying on, trying to succeed in some small avenue
  graded for the eventuality of being free (-to work)
  to cultivate my own garden
  
  ,i missed his funeral and being that am haunted by his shadow
  very few knew his name yet most knew his style
  he jiggled and rattled in his backwards chariot
  they put him there many years before
  side effects strattling his existence shattering his resistance,
  batterings in the alleys as he lay crumpled
  ill treated by the brats of "today"
  
  ,i missed his funeral and shed a tear
  and they tried to knock me down
  but i only stood up yes i only stood up
  though i am on shaky rattled legs
  yes, only stood up only stood up
  and thought of those rubber bands
  that he used to fix to his chair.
  
  Michael Levin
  
  
  Эластичный бинт
  (слово по Тому Гадету)
  
  Я пропустил его похорона в круговороте своего существования,
  Спеша вперед, стараясь преуспеть по некой малой авеню,
  Оценен по возможности свободы (- в труде),
  Чтобы растить свой сад.
  
  Я пропустил его похорона, теперь гоним и настигаем его тенью.
  Немногим он знаком по имени, скорей по стилю.
  Как он гремел своей каретой задним ходом,
  И корчился, туда посажен много лет назад.
  Побочные эффекты съели плоть, сломили волю и сопротивленье.
  Калекою лежал в аллеях, битый,
  Поруганный Гаврошами "сегодня".
  
  Я пропустил его похорона и обронил слезу.
  Они меня пытались растоптать,
  Но только я стоял, стоял на смерть,
  Хотя и на трясущихся ногах.
  Да, только я стоял на смерть
  И думал о резиновых бинтах,
  Какими он скреплял свою коляску.
  
  Майк Левин в переводе Бориса Гарбузова, 25 апреля 1999 года.
  ----------------------------------------------------------
  
  

Открываю дискуссию о североамериканском феминизме

  
  Из привановского архива.
  
  Я долго не решался начать говорить о североамериканском феминизме. Мешали стеснения, сомнения в наличии почвы, ограниченность гуманитарного кругозора. Отсюда не находилась и форма. В состоянии такой неуверенности я обычно прячусь за авторитеты. Последнее время я пытался следовать фрейдистской публицистике Парамонова, эксгибиционистскому анэстеблишменту Лимонова и поэтическо-митьковскому стебу Гребенщикова. В данном случае я не мог выбрать Парамонова по вышеуказанной кругозорной причине, усугубленной почти полным неприятием местного телевидения. К тому же мутила ситуацию солидаризация с феминистами самого Парамонова. Лимонов казался идеальным кандидатом, но 90% аудитории Привана в прошлом выказали к нему враждебность, и я не мог позволить себе следовать эксгибиционизму до конца в столь щекотливом вопросе. Поза и среда Гребенщикова не имели ничего общего с обсуждаемым вопросом. Я и сам не находил в нем ничего поэтического.
  
  И вот, когда на днях в моих руках оказался томик Шукшина, мне защемила сердце мысль о собственной идентификации с его типичным героем, интеллектуально обреченным трактористом, мучимым литературными открытиями. Такой самоиронический аспект показался мне достаточным прикрытием. К тому же, я выбрал форму дискуссии, и теперь мне не стыдно, если после этого вступления получится лишь пару слов содержательной части.
  
  В конечном итоге нынешнее лицо "феминистского" социального уклада сформировано и контролируется мужчинами. Власть придержащими. В ключе этого тезиса я и предлагаю посмотреть на происходящее. То, что в результате страдают сами представители власти, как тот же Клинтон, вполне закономерно. Через двадцать лет коммунистического террора он тоже распространился на своих. То, что сходило Кеннеди всю жизнь и Клинтону в начале карьеры, становится все затруднительнее. Это уже не времена хиппи. Что права женщины на самом деле не волнуют основных игроков, по-моему достаточно очевидно. Но женщина стала мощным орудием игры. Если Кеннеди устраняли пулей, Хрущева мирным заговором, то Клинтона пытались женщиной. Это серьезный урок самому клану западного Зазеркалья.
  
  Михаил Армалинский (www.mipco.com) в недавних заметках о проституции и поддержке Клинтона против феминистов, несмотря на популистско-коммерческий характер заметок, метко замечает символичность момента. Показательно, мол, отстоит ли Клинтон право сильного или спрут уже опутал американское общество. Он же привлекает внимание к фундаментальному статистическому факту повышения роли женщины в период отсутствия войн, что весьма характерно для Северной Америки. Это я могу использовать для объяснения начала использования женщин в большой игре. Здесь же следует искать корень выгоды усиливать и подстрекать женщину против мужчины, а не наоборот. Второй причиной такого акцента является политический резон усиления менее социально активной и агрессивной половины. Некая гарантия от вооруженных группировок и революций.
  
  Приведу несколько фактов, иллюстрирующих такую политику. Они почерпнуты в основном из повседневного общения и некоторого личного опыта. Я сам недавно прошел через развод. Следящие за новостями могут существенно украсить этот список. Итак, в любом бытовом семейном конфликте полиция поддерживает женщину. Даже если она будет стрелять из автомата. Она остается в общем доме, а мужчина увозится до дальнейших разбирательств. В средствах массовой информации идет постоянная травля любой сексуальной активности. Прилизанная коммерческая порнография нападкам не подвергается. Это их бизнес. В нескончаемых интервью женщинам подсказывают формулировки для интерпретации любого общения как сексуального нападения. Это ни в коей мере не закреплено законодательно. Зачем? Достаточно обычной административной практики. При разводе женщина имеет равные с отцом права на ребенка. Но ей в большинстве случаев обеспечен бесплатный адвокат от Лигал Эйд. И много чего еще. Позиция ее усилена настолько, что борьба почти бесполезна. Все началось с вышеназванного способа разбирательства конфликта. В любой момент также можно заявить об изнасиловании. Обучение уже проведено.
  
  Это средства. Теперь о целях. Цель политическую я уже вскольз назвал. Среди экономических явно видна ихняя выгода в расшатывании семей. Раньше платили один рент, теперь два. Они настолько об этом заботятся, что заявленя на развод принимают только после года проживания по разным адресам. Эти деньги могли быть сохранены на некие не контролируемые ими цели, истрачены на детей. Теперь дети недополучат этих денег и родительского внимания, что скажется на их образовании, карьерах. Правильно. Снижена конкурренция для их детей. Одинокие люди проявляют себя гораздо лучшими клиентами их развлекательной индустрии. Они также намного более зависимы и управляемы. Потом, сама женщина какое-то время при необходимости становится более доступной для обсуждаемых игроков перед тем как быть выброшенной на свалку. А стереотип поведения будет передан детям с воспитанием и самозакрепится. Выгода для адвокатского клана весьма тривиальна и не требует детального обсуждения.
  
  Тезис Армалинскго частично объясняет, почему псевдофеминистские методы возможны именно в стабильных развитых странах. Их неэффективно осуществлять в условиях постоянных военных конфликтов, отсутствия законодательной системы и полного обнищания людей. Там существуют другие методы, порой гораздо худшие. Кормежка администрации происходит большей частью по линии неприкрытого воровства, тривиальных взяток и смыкания с бандитизмом. Но это уже тысячу раз разобрано. Так же по-разному кормятся два рассматриваемых типа государственных машин с проституции, весьма важного для анализа рассматриваемого вопроса явления.
  
  Но думаю, остановлюсь на первой порции. Вижу, что за Шукшина я по настоящему не сумел ухватиться. Слишком пока непривычно. Предлагаю продолжить дискуссию одновременно в Монологе и Диалоге в зависимости от величины и характера постингов.
  
  Борис Гарбузов, 20 мая 1999 года, Ванкувер
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Приподняться над бытом

  
  Из привановского архива
  
  В последнем выпуске рубрики "Русские вопросы" под названием "Веселые вдовы ЛЕФа" Борис Парамонов, так трактует поэтов лефовцев, вдохновленных революцией и исчерпавших ее: "...Всё это списывалось на нэп: мол, люди, искренне приветствовавшие революцию, были травмированы зрелищем частично реабилитированной мелкобуржуазной стихии. Я не думаю, что богатый ассортимент продовольственных товаров и всяческой галантереи так уж травмировал Маяковского или Асеева. Но травма была, это факт. И не галантереей расстроились, а тем несомненным фактом, что революция не сумела ни на йоту изменить, не то что ликвидировать самую будничность существования, самый его физический состав. Что, грубо говоря, не исчезла необходимость есть, пить и совокупляться. А ведь надежда на это была, вот в чем дело".
  
  Вот так и братик мой Женя хочет с его слов приподняться над бытом, уча французский и стремясь врачевание в Питере сменить на заграничную аспирантуру. Однако, это возможно лишь с обретением силы. Денег, славы, власти... И еще. Я писал в заметке "Бегство от куртуазности" о витках культурного развития как о втягивании в эстетический обиход новых слоев грязи. Есть ли здесь связь с парамоновской мыслью? Если понять грязь как еще непознанное, неокультуренное, неструктурированное. Сделать из быта миф. И когда миф ветшает, чем же лучше заместить его, из чего сделать новый как не из противостоящего ему? Из того, что его разрушает? Надо же, можно было воспеть будничность настолько, чтобы мистифицировать пролетариат, работяжкую профессию, мазут под ногтями, когда труженник мифа бежит рутинной службы как пожара? И становится страшно. Очередь какого мифа наступит теперь, в век демократии, психоанализа и желудка? Кто освободит от Голивуда и интернетного сора?
  
  Борис Гарбузов, 09, 1999
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Поход на "Лебединое озеро"

  Еще раз об искусстве и грязи
  
  Привановская публикация времен даунтаунского бэчелора.
  
  Когда она на сцене пела,
  Весь мир в восторге был от ней.
  Она соперниц не имела.
  Подайте милостыню ей.
  
  (Беранже, если не изменяет память)
  
  Сегодня я успел-таки сходить на "Лебединое озеро", последний день представления торонтовской Национальной Школы Балета. Еще позавчера я на заднем дворе театра поговорил с балеринами и был немало озадачен тем, что они курили, были одеты неряшливо, в полуспортивный хлам. Те же холщовые штаны и кроссовки, за которые я так ненавижу мир программистов, в который попал уже два года тому назад. Я размышлял о спортивной карьере сына, которого неделю назад отослал бабушкам в Харьков на очередное небольшое обучение в советской школе. Выяснил, что в балете выступают в основном до тридцати лет, зарабатывая немного, потом учительствуют или полностью меняют профессию. Сегодня я пребывал в прекрасном расположении духа после тренировки, а потом субботней подработки. Единственное, мне пришлось посидеть за машиной заказчика, что вызвало у меня судорогу брезгливости от пыли и беспорядка в его офисе.
  
  Вот я уже затрагиваю тему грязи. Она совсем не похожа на грязь, анализированную мною в "Бегстве от куртуазности" как предметную и поведенческую неокультуренную доселе субстанцию, втаскиваемую художником в его эстетический универсум. Это грязь вонючих домиков на Ист Сайде, построенных полвека назад, это цвет кожи бомжей на Хейстинге, это прожигание жизни, это старение, это лень и трусость, это депрессия. Это убогая коммуникация на чужом языке, это неудача и потеря. Это нереализованность. Это болезнь. Это одичание в телефонной будке. Это не слова мои, это натуральная мерзость на компьютере и столе с клубами налипшей пыли, какая-то шерсть на стульях, эти дебильные местные болониевые рюкзачки, брошенные в углу, немытая тарелка и кулек от сухих бутербродов, провода... Вот, заглядываю сейчас в его кабинет, вернувшись с представления. Пол в желтых крошках. Под столом велосипедный шлем и полотенце в пятнах. А весело при этом! Вот я уже окультурил и воспел его грязь. Она ведь соседствует с деньгами, которые он мне заплатил. А я их трансформировал в чистую квартиру, спорт, будущую поездку в Совок, любимого сына. Как, право же, многообразна природа!
  
  Я не успел зайти переодеться и вошел в театр в красном спортивном костюме, ощущая себя то ли Эйсом Вентурой на чинной вечеринке, то ли Челентано в "Блефе" то ли Эдичкой, декламирующим свой монолог, шагая по нью-йорксому проспекту. Мне хорошо. Почему я раньше здесь не бывал, а все проходил мимо театра равно как мимо подвалов с черепами на Гранвиле, геевских клубов на Дейви, проституток Елтауна или пустынных хайвеев Суррея? Я не был в театре, потому что было совсем мало денег? Не знаю. В антракте я заглядываю в оркестровую яму. Разноплеменная братия музыкантов в черном. Старая одутловатая китаянка почесывает голову, не выпуская смычка. Опять эти ненавистные куртки с надписями "Тайга" и "Маунтин эквипмент", сваленные в кучу на дальнем столе. Снова гаснет свет, я сажусь в первый ряд на чужое место и смотрю на чопорного дерижера, представляя, как он возвращается в, быть может, одинокую квартиру на Кицелано. В глянцевой программке я не нашел ни первоначального хореографа, ни сюжета. Знаю лишь, что музыка Чайковского. Поэтому слабо понимаю происходящее. Мне не нравится, что многие персонажи одеты в балахоны, символизирующие, должно быть, лягушек. Я интересуюсь танцем. Все действие для меня слишком громоздко. Я еще не отвык от математической простоты и до сих пор не люблю технических книжек. Если бы я, продолжая свой сон, стал бизнесменом, то выбрал бы чистые финансы. Без складов с железяками.
  
  Хотелось бы остаться в этом превосходном настроении, обходя и не вступая в грязь. Жить на сцене. Да не на этой с щербинами в паркете. Что-то не то лезет на язык. Я не могу поклясться уважаемому читателю, как Джиокомо Казанова, говорить только правду, хоть так бы хотелось. Вот, кстати, пример жизни на сцене. Почему он мог говорить правду, причем так спокойно и нараспев? Потому что его правда красива? Да нет. Просто он сильнее. Пока. Я вот снова воодушевился. До времени умирающий отец его взял с жены клятву не обучать детей для сцены, что было честно исполнено. Но все равно для меня судьба Казановы - это сцена "взаправдашняя", сцена из жизни. Как еще она могла сложиться у сына актеров, наделенного удачей и гениальным пером? Но, будучи баловнем в любви и деньгах, умер он в одинокой бедности. Мне не хочется об этом думать. Не знаю средства от бедности, но от одиночества можно легко застраховаться продолжением в детях. Вот как Вертинский. Или я, что ли? Так что жить вдали от грязи физической, имея с ней дело лишь в обобщенном артистическом смысле, - вполне осуществимая цель.
  
  9 октября, 1999, суббота
  ----------------------------------------------------------
  
  

Постил в Приван из Сиэтла

  
  Я приветствую редакцию и аудиторию Привана и хочу написать пару абзацев о времени своего последнего отсутствия, будучи несколько смущен, поскольку затрагиваю дневниковую тему, но не могу позволить себе полной дневниковой правды и детальности. Я так и не отважился на полный эксгибиционизм типа Лимоновского и нашел более мягкую форму повествования, ориентируясь на подражание мемуарам Казановы. Он лишь к семидесяти годам начал их в полной мере писать и публиковать, оставляя измененными имена. А мне сейчас не время для даже этой степени откровенности.
  
  В начале февраля я переехал из Ванкувера в Сиэтл, найдя там программистскую работу, и был воодушевлен переменой, но и подавлен большей ответственностью на работе и отсутствием связей. Я стал искать входа в местное общество через русские издательства. Редакция рекламной газеты Перспектива (Вдадимир Малюта с женой) встретила меня радушно, но оказалась далекой мне по духу, не имея связи с интеллигенцией, не будучи литературной и представляя протестантскую общину, называемую пятидесятниками. Это чуждое мне комьюнити составляет добрую часть всех местных русскоговорящих и значительно перевешивает все остальные религии. С ними здесь досадно отождествляют мою национальность украинца. Материальной основой этой группировки в значительной степени является открытая для них беженская квота. Редактор "Русского Сиэтла" удивил меня сведением о рекордной посещаемости своего сайта, но был полностью погружен в заботы по его поддержанию и не обнаружил общих интересов. Организатор местного русского "Радио Аврора" и команды КВН Игорь Хайс говорил в основном о медиа бизнесе и о возможности организации ванкуверской команды. С некоторыми представителями сиэтлской команды я познакомился, но не пытался к ним приобщиться. С газетой "Америка наш дом" я так и не связался. Автор незабвенного очерка "Порт Росс. Русская Америка" Михаил Голубев встретился со мной в ресторане, но заявил, что честолюбивых планов не имеет и любит прогулки на природе.
  
  Мой утроившийся с канадских времен доход компенсировал дороговизну и неразвитость города Сиэтл. Я быстро купил автомобиль и стал посещать два моих любимых вида спорта - бадминтон и танцы, брал частные уроки по бадминтону у 15-летнего китайченка и поучаствовал в соревнованиях несмотря на полное отсутствие здесь организованных команд. Танцевальный спорт всегда был для меня источником кислорода. Я тренировался с несколькими партнершами и наконец начал выступать в соревнованиях с девятнадцатилетней киевлянкой Женей, оставив бадминтон. Бальные танцы здесь также гораздо менее развиты, чем в Ванкувере несмотря на наличие двух бывших звезд - многократной чемпионки Союза в латине и стандарте Людмилы Поповой, бывшей жены Вячеслава Попова, а также недавней чемпионки Америки в американском смузе Ольги Фарапоновой. Практически отсутствуют детские клубы. Я радовался развитости этого спорта в моем бывшем Харькове, где в это время находился мой сын. Я радовался успехам сына и своей возможностью обеспечивать его и родителей, пребывая в прекрасном расположении духа.
  
  Не желая возвращаться в Канаду, я стал интересоваться возможностями натурализации через работодателя. В отличие от Канады, здесь нет независимой категории эмиграции, беженство идет очень трудно, а эмиграционная полиция зла и серьезна. Большинство окружавших меня ребят натурализовались ценой браков с местными алкоголичками. В Канаде по моим наблюдениям максимум чего боится новый эмигрант - так это выказать свои деньги Велферу. Здесь люди боятся депортации до последнего дня получения гражданства, и я стал свидетелем печальной депортации хазяина моего дома Леши, прожившего в стране 8 лет и исправно платившего налоги. Сцена напомнила мне рассказы о заре коммунизма. Я был поднят вместе с остальными жильцами на рассвете и в трусах выведен в гостинную. Не окажись у меня в портфеле копии паспорта, я тоже мог бы провести день в камере до выяснения. Я посетил Лешу в эмиграционной тюрьме и узнал от офицера, что для них является своеобразным отпуском сопровождение эмигранта на родину в наручниках. На месте назначения им оплачивают три дня в гостиннице.
  
  К началу третьего месяца у меня накалилась обстановка на работе, и я ушел с головой в борьбу за существование, но к его окончанию оказался все же уволен. Я был дезориентирован в планах, сначала желая воспользовавшись паузой съездить в Харьков, и продал машину первому попавшемуся индусу, к удивлению не потеряв в деньгах. Но выявившаяся шаткость моего положения на новой земле заставила меня отказаться от давней идеи женидьбы в Совке, а внезапная потеря паспорта окончательно отменила поездку. Замена паспорта заняла неделю, а предстоящее получение украинской визы требовало еще месяца. Втечение месяца я пешком или с жениной помощью посещал интервью и в какой-то мере был рад общению с людьми противу недавнего сидения у компьютера. Однако, несмотря на многочисленные интервью, мне ничего не предлагали. Мысль о ежедневной финансовой потере все менее меня волновала (у меня оставалось достаточно ресурсов), я избавился от нетерпеливости и вскоре почувствовал себя лучше.
  
  Я всегда мечтал о переезде в Нью Йорк, единственно по настоящему урбанизованный город Штатов, столицу мира, увидеть лимоновскую гостинницу Винслоу и ступать по мостовым, по которым ходили люди моего пантеона и незнакомые мне знаменитости. Поэтому искал я работу параллельно в Сиэтле и в Нью-Йорке. В конце июня меня вызвали на интервью в Манхеттен, но проводили не обнадежив. По возвращении меня ждало предложение в Сиэтле, которое я взял, съездив на канадскую границу за новой визой. Затем пришло предложение из Нью-Йорка, которое я в конце концов отклонил с болью в сердце по просьбе Жени и в ожидании приезда сына из Совка. Однако, я считаю это лишь отскочкой и планирую оказаться там в следующем году и со временем переместить сына. Остаюсь здесь без твердых целей, потеряв интерес к местному обществу, и ленюсь снова искать машину и лучшее жилье. Делю дом с веселым малограмотным поляком Зиславом, который говорит мне на полуукраинском: "Борис, ти хлiб не викидай, я його на дворi птицям вiддам. Вони менi за це пicню заспiють.".
  Борис Гарбузов, 8 июля 2000 г,
  
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Ковбойство - американское казачество

  
  Не обладая достаточным гуманитарным кругозором, мне бы следовало поосторожничать в подобных суждениях, но пусть меня поправят специалисты, как и ранее в моем очерке "Об украинизме". С этой оговоркой я уже не постесняюсь своей дерзости и категоричности. Мне снова напомнила о себе типизованная американская периферия в достойных фильмах "Последний киносеанс" Питера Богдановича и "Алиса здесь больше не живет" Мартина Скарцезе. Какая это все-таки гадость, эта примитивная культура кантри и ковбойства. Гораздо ниже даже родственного ей класса - славянского казачества. Просто Америка финансово поднялась. А так бы об этих дебильных джинсках, сапогах, шляпах и банджо никто бы и не вспомнил. Смеялись бы как над теми же шароварами. Романтики в их скачках и драках ничуть не больше чем у тех же казаков. А культурно казачество куда выше ковбойства, несмотря на то, что само-то на языке у интеллигенции как пример примитивизма и патриархальности. Указывая в "украинизме" на низкую вовлеченность славянских народных (деревенских) песен и танцев в городскую европейскую культуру в противовес, скажем, испанским, я забыл как сильно балетизированы народные танцы. А народные и церковные песни исполняются оперными певцами. К счастью кантри удостоилось гораздо меньшего, и по заслугам. Их свинг достиг максимального развития в американской бальной программе, сильно отстающей от интернациональной, канонизированной англичанами. Иная судьба у джаза, рока, рокенрола и прочего музыкального мусора. Вместе с успехом доллара они проникли в печень каждого европейца и азиата. Ужас-то, если подумать - основная часть этой культурной плесени берет начало от индейских и африканских народов, не достигших даже уровня письменности. По неизвестным мне причинам (тоже всего-то доллар и демократия?) они стали символами свободы и молодости в движениях хиппи и диссидентства. О духовном песнопении американских протестантов составил мнение любой, побывавший на их интернациональных сборищах в Америке, в Совке ли. Но наш голодный народ приобщается к этому фарсу как к потенциальной эмиграции. Канаду французы немного разбавили культурой на востоке, а Америку евреи в Нью-Йорке. А то бы совсем позор. Доллар - совсем иной вопрос. Я не еду ни в Украину ни даже в Канаду, а наоборот движусь в центр ненавистного мне культурного конвейера, где с трудом захожу в большинство магазинов, потому что там играют рокенролы. Однако, меня никто не заставляет принимать рокенрол в нагрузку к доллару, а здравый смысл побуждает к обратному.
  
  
  Борис Гарбузов, 3 августа 2000 г,
  
  ----------------------------------------------------------
  

Кризис

  
  В этом заголовке я нашел-таки форму и объединяющую идею повествования, долго не решаясь писать о своем месячном пребывании в Нью Йорке, поскольку не мог позволить себе полной нечестности, выбросив все мысли личного характера. А публикация дневников на печальном примере недавнего советского задевает моих близких. К тому же, тема экономического и в частности компьютерного кризиса Северной Америки в последнем полугодии на мой взляд может представлять довольно общий интерес и послужить дискуссии. Я постараюсь присоединить к этому тему личного кризиса а также добавить как бы путевых заметкок.
  
  Многие из нас были избалованы интернетной эйфорией последних лет. Уже в Штатах полгода назад я не раз говорил, что так долго продолжаться не может, но по настоящему своим же словам не следовал. Компании легко получали кредиты, а люди рабочие места. Когда программистами становились врачи, перекос и общественная фальшь ощущалась явственно. Хотя это и является моей специальностью по образованию, я все же не скрою, что частично хотел продолжить жизнь некрепко и "на шару".
  
  Ну вот, был так фундаментально настроен, а тут позвонил товарищу Вове Загорскому (отныне все имена стараюсь изменять) за разрешением его цитировать, и его веселое настроение вынесло нас на новую волну оферо-цинизма. А еще два дня назад он мне серьезно говорил: "Ты ехал в Совок с чувством, что у тебя пятерочка ЮЭс, и жену выбрать лишь лучшую на эту пятерочку - красавицу, танцовщицу, из хорошей семьи, да еще и с образованием хайтек. Думал, устрою ее программисткой, будем жить и богатеть. А таперь что? Вот сейчас бы поехал уже без этих амбиций, и теперь пошел бы с ней на велфер, а без денег вечером прото по улице погулять и не нужен никакой хайтек". Я, конечно, обеднил цитату окультуриванием. Сейчас он смеется: "Боря, тут компания открывается, будут нанимать программистов. Только сначала надо три месяца отработать волонтером на велфере. И приходить со своим компьютером. И кредит кард иметь голд, сначала в минус пойти, а потом тебе платить начнут". Да, можно спорить о моей переборчивости, но верно, что расчитывал я на лучшее и поступал достаточно легкомысленно. Хотел про между прочим ездить на кобыле своей профессии, и она выбросила меня из седла. Потребительски без любви отнесся к родине в последней поездке, и она тем же ответила мне.
  
  Еще в Совке я готовил себе работу на возвращение. Целенаправлено стал отбитать позиции только в Нью Йорке, наняв на эту поисково-рассылочную функцию девочку, и в сутки получал примерно по три звонка. В Харьков! Во что было до кризиса! Поступали звонки преимущественно ночью, и отвечал я на них нехотя, полон хороших снов и уверенный в том, что все организовал прекрасно и обманул судьбу. Но поток звонков стал затухать, деньги кончаться, и надо было возвращаться. Я отказался от хороших денег в Олбани, потому что это не Нью Йорк, и от нескольких мест в Нью Йорке, потому что они требовали командировок. Меня прельстило предложение русского рекрутера приехать пожить в корпоративную квартиру в Нью Йорке с целью поиска работы на месте. Через месяц я там очутился. Еще казалось, что все не так плохо, и я повторно отказался от того же Олбани. Частично поездка была для меня символичной, эдаким лимоновским хаджем. Но Лимонов ехал в Нью Йорк и Париж завоевывать их, а я приехал получить. Устроиться. Я всегда тяготился самим образом зарплаты, жалования. Это означает довольствоваться пожалованным барином или генералом и служить верно за лучшее жаловние. А вечером на пожалованное вести жизнь потребления. В моем возрасте уже самому пора раздавать жалование, занять позицию в городе или в мире.
  
  Вот что я написал на прошлой неделе. Сейчас был в бассейне УайЭмСиЭй у Васи Сосисочника. Сколько народа всякого бессемейного, неприкаянного! Хоть и чистого, работающего, обеспеченного, но неприкаянного. Меня пугает мысль превратиться либо в переезжего шабашника, каким я почувствовал себя в Нью Йорке, либо в такого местного постояльца всяких клубов, каким так не хотел бы чувствовать себя сейчас. Но я посмотрел в зеркало, и вижу, что уже похож. Меня машинально влечет ко всяким семьям и группам. Принесло, например, в прежнюю семью, где ничего не ладится. Стал я собирать какую-то семью-тусовку вокруг своего компьютерного бизнеса. Папа меня не понял и не усилил мою семью с этого края. Теперь я все больше вовлекаюсь в группировку с джавистами Женей и Стасом. Пока нет никакой материальной выгоды, я все же имею семью. Женя человек семейный, и Стас, хоть и молод еще, но его семейственность чувствовалась уже по телефону, когда на звонки отвечала прабабушка. Джон, человек явно достойный, имеет свое дело, построил себе среду и позицию в городе, семеен, оседл, растит детей, обеспечен, не авантюристичен, рачителен, но не меркантилен, имеет далекие цели. Вот только неряшеством от него веет. Эта одежда, бардак в доме и офисе. Вчера приходил грамотный компьютерщик Лео. Я слышал у него "мы переехали". Значит, тоже есть семья. И позиция. Но нет своего дела. Работает хоть и среди своих, но по найму. И опять же, его толстая рожа и жопа и эти носки белые и одежда отвратная. Саша Сорокин, достойный честный амбициозный человек. Стал сисадмином с нуля. Вырастил дочерей сам, заработал и сберег деньги. Но тоже раскабанел, литературы не признает, живет в клоповне, женщин вообще оставил. Владимир Янгель. Чист, эстетичен, целеустремлен, фанатичен развитием детей, свой бизнес, дом, позиция, достаток. Но бисексуал, педофил, с детьми груб, любви не видно. Устал продолжать. Это вопрос об идеалах. Идеале смерти, например, ветхозаветный в окружении благодарных внуков и новозаветный на кресте, где семя посеяно не в продолжении рода, а в мессианстве, в умах. А чего же я хочу и что смогу добыть? Меня уже тошнит от одного только ощущения чего-то развлекательного. Что происходит? Так жалко кончающихся уже ресурсов. К ресурсам. Настя имеет квартиру, и достаток к ней прилипает. Хоть она и потеряла мобильность, но обрастает. Вот красит ей мама. А у меня ребенок уедет, сотрудники обустроятся, и нет ничего. Книги пожелтеют. Потому-то так я сосредоточился на мечте о новых красивых детях, что они залог продолжения, увековеченья, смысла. Как, что делать?
  
  Но вернусь к Нью Йорку. Вот что написал я о нем в первый день с некоторыми купюрами. "Первое впечатление о Нью Йорке ужасно. Грязь и преступность. На улице пьяные толпы подростков кидаются на машины. (Оговорюсь теперь, что хулиганства я после уже не встречал). Это еще нормальная часть Бруклина. Вероятно, часть из них русские. Пока еще даже не негры. Русская речь и морды везде. Впервые я оставлен без надежды на помощь со стороны государства. Правда, и в Канаде я давно забыл о велфере. Но тут злее. Трудоустроиться здесь сейчас реально лишь на синьорском уровне. Я с трудом себе представляю, как я смогу привезти сюда сына. Но есть некое чувство дома. Из окна видно почти советского типа кирпичную девятиэтажку. Да и альтернативы реальной для меня нет. В Ванкувере и Сиэтле, а тем более в городках Вирджинии культурная обреченность. Это чувствуется и сейчас, и поэтому не хочется назад в тот уют. Помню еще мексиканское окружение в Калифорнии. Вовсе ужасно и чуждо. Но ей богу, в Харькове сейчас цивильнее, чем тут. Америка ли это вообще? Безвластие, все заброшено. Нет речи, чтобы хозяин починил сантехнику, или полицейские навели порядок. А в Харькове хоть и ямы на дорогах, но мусор не валяется и народ весь смирный под ментами."
  
  Продолжу путевые наблюдения. Я не посетил Гарлема или чего подобного. Но даже воспоминания о нормальных районах рождают во мне судорогу брезгливости. Я почти уверен, что даже богатые там живут в грязи и ветхости. Новостроек почти нет. Черные халупы никто не сносит в центре города. Даже небоскребы в мидтауне несут отпечаток старости и нечистоты.
  
  Да простит меня уважаемый читатель, раз он это читает, то он существует, за новое отступление от заметок к личному. Без этого не будет цельного очерка. Привожу выдержку из вчерашней, 2 мая, странички дневника, через три недели по возвращении из Нью-Йорка. "Купил я билет сыночку и загрустил. Сыночек мой! Звонить что ли буду каждый день. Свет не мил. Пришло солнышко. Оно осветило этот город и показало темноту и убогость моего ремесла. Мода на него проходит или прошла с кризисом. Люди еще ломятся сюда сдуру. Скорее машинально, по инерции. А что я нашел в этом Совке для сына? Развитие? Да. Но в этом есть доля простой жадности, попытки получить на шару. Нежелание строить на месте. Ехать туда, где дают. Но это поддержано родственниками, а значит свято. Так не страшно по жизни идти. С одобрения и благословения."
  
  Вова спрашивает, что мы достигли за 6 лет, как знаем друг друга. Я и сам пытался понять. В ответ промямлил про ребенка. Он возразил, что дети сами растут. Мы их не поливаем. Это он за последнее время утвердился в бизнесе, родил одного ребенка и привез другого. Я так завидую. И Игорю Руденко в Харькове. Не в перестроечной ломке дело. Все на своих местах. Они перестройку встретили нормально. Да и мы вроде.
  
  О моде на поступки. Я, как натура демонстративная, тянулся к мнению о моде на поступки, выбирая, конечно, моду не ширпотребную, а покрепче и поэлитарнее. Вот модно было эмигрировать. И выглядело как шара. Уже учуял я зарубежный аромат велфера. И потянулся. К шаре. Потом подумал, что альфонсизм в моде, насмотревшись на Янгеля и Настю. Потом программирование. Потом Америка, потом Шекспир и Версаче, потом Нью Йорк. Как бы хотелось сменить атитьюд от рабского к завоевательному. Но для этого надо конечностями пошевелить. А так лень, страшно и холодно. Боже, дай силы, если ты существуешь!
  
  Что заставляло меня двигаться все это время и куда? В Нью Йорк меня двинула некая средняя составляющая, сложившаяся из Лимонова, слухов об успехах в бальных танцах, перспективе для сына и, возможно, чего-то еще. Некой мистической компоненты. Раз Лимонов может так говорить, то и я. Я устал. Устал от суровости материализма, от личной ответственности. Мне надо назад, в детство, к богу, к сильному отцу. Я делаю последние судороги в работе с реальностью и почти уступаю мистике. По приезде в Ванкувер я почувствовал дом в прежнем офисе. Может, поэтому я стал увлеченно работать. Даже без денег. Я уже боюсь залетать к чужим. Даже в Ричмонд работать не хочется. Все эти 3 недели я был увлечен обучением, надеялся грубо говоря, разбогатеть в Штатах от этих знаний. Теперь, после визита к Загорскому я получил встряску мозгов. Все стало переворачиваться или скорее поворачиваться к старому. Я не верю, что Саша добровольно решил сменить бизнес на зарплату, тем более, меньшую. Неужели это тоже чувство брезгливости и обреченности в его прежней бизнес среде иранцев? Не думаю, что только. Тому доджны были послужить какие-то неприятности с бизнесом. И он сломался, решил стать работником вместо трансформации из андерграундных в более лигитимные формы.
  
  Короче, в этот кризис, в это время бездомности, я отсылаю от себя сына. Что же это? Боюсь я бездомности или стремлюсь к ней? Или, может, действительно спихиваю? Ну нет, это уже слишком. Я скорее это к выше упомянутй жадности отнесу. Жадности к взятию прелестей Совка. Хоть не себе, так сыну. А не все ли равно? Некие соображеня экономии. Поднимусь ли я? Седина, посланник смерти, еще не посетила меня. Однако, за многое я благодарен этому кризису. За прекращение беззаботности - раз. Два - за лишение меня этой гнетущей определенности, колеи. Иди, мол, Боря, теперь куда хочешь. Нет больше этого компьютерного детерминизма. Все профессии нынче равны. И этот слушок о трудоустраиваемости медсестер встревожил душу. Как же? А я этих медицинских невест бежал. И себя считал таким перемещаемым и адаптируемым. Короче, нет больше этого накатанного пути как в совковом застое - пионерия-комсомол-партия. Идет перестройка. Снова, как говорит Загорский, время не в университет идти, а в Турцию ехать. А я сознаю, но не еду. А он это говорил 5 лет назад. Даже с неким шармом ясновидящего, типа: "Ты говоришь, в девяностых осознал, что кроме бизнеса в Совке нечего делать? Я это явственно вижу сейчас в Канаде. Все поламается. Все отменят. И тогда я буду готов. А ты - нет".
  
  Я - Ленин в Швейцарии. Выслан и накормлен. И даже на сэкономленное пытаюсь купить на визите мельницу в курской губернии. Но мельницу мне по дешевке не продали, и я возвращаюсь от хозяйственных и юридических к политическим попыткам. И я жду своего Парвуса. Он появится и скажет: "Деньги я достану. Делаем революцию". Но он не едет.
  
  Что же так меня печалит? Что встревожило? Даже не текущая бедность. Наверное, зависть. Пусть не черная, а белая. Положительна ли она? Да, если буду что-то делать. И \_edет, если только брошу прежнее. Если лучше только у Загорского и Волосова, то это не так уж плохо. Не думаю, что специальность как таковая хуже автопочинки у Синюка или семидесятитысячной синекуры у Мартина. Лучше. Но зарплатничество вообще очень унизительно и разрушительно для личности. Если не учитывать финансовой ограниченности моей специальности, то общественную позицию можно поднять до уровня Джима Пери, специалиста и оратора. Важно также что делать помимо работы. Как формировать жизнь. И еще. Что я сыну готовлю? Танцевальная карьера финансово ограничена. Хотя и не так, как компьютерная. И легче адекватный выбор жены и совместный бизнес. На 100% это танцевальное партнерство с последующим совместным преподаванием. Это объединяет людей и облегчает обустройство. Это более естественная и живая специальность. Вторая альтернатива - это бизнес. Тут уж полностью открытое плавание. Если хотя бы он реализуется, я умру радостно. Итак, вывод в том, что я не могу реализоваться кроме как в ребенке. Вот еду сейчас к нему, и радостно. Вроде как есть смысл в движении.
  
  Продолжение следует.
  ----------------------------------------------------------
  
  

Этот день неверятный

  
  Перевод на английский стихотворения Лимонова "Этот день неверятный..."
  
  Оригинал
  Из сборника "Кропоткин и прочие стихотворения" 1967-1968
  
  * * *
  
  Этот день невероятный
  Был дождем покрыт.
  Кирпичи в садах размокли
  Красностенных домов.
  
  В окружении деревьев жили в домах
  Люди молодые, старые и дети:
  
  В угол целый день глядела Катя.
  Бегать бегала, кричала,
  Волосы все растрепала - Оля.
  
  Книгу тайную читал,
  С чердака глядя украдкой мрачной - Федор.
  
  
  Восхитительно любила что-то новое в природе - Анна.
  (Что-то новое в природе -
  То ли луч пустого солнца
  То ли глубь пустого леса
  Или новый вид цветка.)
  
  Дождь стучал одноритмичный.
  В зеркало теперь глядела - Оля.
  Кушал чай с китайской булкой - Федор.
  Засыпая, улетала - Катя.
  В дождь печально выходила - Анна.
  
  Эдуард Лимонов
  
  
  Перевод на английский
  
  * * *
  
  Whimsical and garish day
  Was covered with the rain.
  Bricks got sodden in the gardens
  Of the red-walled buildings
  
  All surrounded by trees lived in those buildings
  People young, old and children:
  
  All day looked into the corner Katia.
  Ran around, gaily yelled,
  Disarrayed her hair - Olia.
  
  Read his covert veiled book
  From the attic stealthily and darkly glancing - Fyodor.
  
  Captivatingly adored
  Something new in Mother Nature - Anna.
  (Something new in Mother Nature -
  Either ray of empty sunlight,
  Either depth of empty forest
  Or a novel kind of plant.)
  
  Rain was knocking mono-rhythmic,
  Now looked into the mirror - Olya.
  Had his tea with Chinese loaf - Fyodor.
  Fell asleep and vanished flying - Katia.
  Sadly went into the rain - Anna.
  
  Boris Garbuzov, 2nd of August, 2001, Thursday
  
  ----------------------------------------------------------
  
  
  

Была долгая темная томная ночь

  
  Перевод на английский стихотворения Александра Пержинского "Была долгая темная томная ночь..."
  
  Оригинал
  
  * * *
  
   Была долгая темная томная ночь
   И поезд летел и гудел наперед.
   Мы мчимся к тебе вперед напролет -
   Домой, и это было по весне.
  
   На заре ли по заре немного встало солнце из-за ели,
   Мне пела песню о жизненном тепле
   Птичка-синичка.
   И где-то лежал на траве талый снег.
   Это было в двадцатых числах апреля.
  
   Я приехал домой на немного.
   Всего-то на пару деньков,
   Имея в руках совсем-то немного
   Деньжонок, да сумку-сумище
   И визу туда, куда мечтал улететь.
  
   Я долго не спал,
   И мучениям моим скоро наступит конец,
   Так долго мучился и страдал,
   Этого никто не поймет.
   Да лишь только тот потом осознает,
   На себе испытав,
   Что быть эмигрантом поневоле - это воля,
   Которая ведет к свободе.
  
   Я устал ото лжи и ненависти без жалости,
   Дайте мне ...
   Такси вызвав на зорюшке-заре,
   Шофер подъехав, закинул жалкие сумчишки,
   Спросил меня почти как в том кино:
   - Куда поедем?
   А я ему тихо в ответ:
   - В аэропорт.
  
   И едем мы вдвоем как в сказке
   По ночному-утреннему таллиннскому рассвету,
   Где машин-то всего лишь ничего,
   Да и людишки спят-похрапывают,
   И им невдомек, что прощаюсь с родною землей.
  
   И вот тихо капают слезы,
   И ком жалости и боли подкрадывается к горлу - выходу моему.
   Мы подъезжам. Самолеты виднеются вдали
   Блестящие, серебристые блестят.
   Аэропорт.
  
   Он помог мне, сделал фотку на прощание,
   Спросив мен: - Куда летишь, парнишка?
   А я ему: - В Ванкувере, Канада.
   Там дом меня зовет и ждет!
  
   Парнишка на вид и все же молодой человек
   Двадцати пяти лет от роду,
   А уже эмигрант.
  
   И слезы брызнули сильно в последний разок,
   Но никто не видел, как он стоял в уголку
   И слезы горькой правды падали на асфальт.
  
   Время пришло, сдаю свою большую спортивную сумку (Асикс),
   И милая девушка в стеклянной будке таможни:
   - Ваш паспорт и билет.
  
   Да простит меня господь,
   Боже, как устал от них ото всех!
   Иду и еле влеку свое усталое тело
   Как не свое,
   К своему первому аэроплану-самолету
   MD10Т авиакомпании SAS.
  
   Простите меня, дорогие,
   Но жить так больше не могу, не хочу.
   Прощайте. Не хороните живого,
   Как это было со мною когда-то тогда-то.
  
   Я уезжал-улетал туда вникуда.
   Что я знал еще тогда накануне?
   Быть может, вернусь, - говорила душа,
   Но разум сказал мне: - Прости,
   Ты улетаешь туда навсегда!
  
  Александр Пержинский, Ванкувер, суббота, 5 сентября 1998 года, Оук и 8 авеню. 23:56:24.
  
  Translation into English
  
  * * *
  
  It was long, dark and languorous night.
  The noisy train was flying ahead.
  We are rumbling to you without a break
  Toward home. And this was in spring.
  
  At dawn, at first break of day
  The sun slightly rose from behind a fir tree.
  The tit birdy sang me about the sincere affection.
  Somewhere on the grass still lay melted snow.
  It was around the 20th of April.
  
  I came back home,
  For a few days or less,
  Having on hand just a little of money,
  A carrier bag-the-sack,
  And a visa to the land I was dreaming to reach.
  
  I had no sleep
  But all my tortures will soon come to an end.
  So long had I suffered, hard hit by them.
  No one can understand,
  Nor likely ever realize
  Without testing on oneself
  That being an immigrant
  Unwillingly - it"s will
  Which leads to freedom.
  
  I got tired of falsehood and hatred without compassion,
  Just give me....
  I ordered a taxi at the crack of dawn.
  The cabman pulled up, took my shabby sacks,
  And asked, as almost in that film,
  - Where you want me to drive?
  And my quiet reply,
  - To the airport.
  
  And we go together as in fairy tale
  From night to morning or Tallinn"s dawn,
  Having only a few cars around,
  And all simple people sleep and slightly snore.
  They would never guess that I part with my native land.
  
  My tears dripping,
  They cause the lump to stick in my throat - my exit.
  We are arriving. Airplanes are visible from afar.
  Sparkling, they shine with silver.
  Airport.
  
  He helped me, made a photo on leaving,
  Asking me, - Where you fly, lad?
  And I replied, - Vancouver, Canada.
  There my home calls and awaits me.
  
  So simple lad, but anyways - young man -
  Twenty-five years from birth
  Is already an immigrant.
  
  And tears heavily sprinkled last time,
  But no one saw as he stood in the corner,
  And tears of bitter truth dripped on asphalt.
  
  Time has come, I surrender my big carrier bag,
  And lovely girl from the customs booth made of glass, -
  - Your passport and ticket.
  
  Lord mercy,
  God, how much I"m tired of all of them!
  I step and scarcely drag my weary body
  As if not mine,
  To my first aircraft-the-plane
  MD10T of air-company SAS.
  
  My dear friends, forgive me,
  But live this way no longer I can.
  Farewell. Do not burry me alive
  As it happened to me some time in the past.
  
  I flew away, heading there, nowhere.
  What did I know then on the eve?
  I may come back, - told me my soul,
  But my mind replied, - Sorry,
  You go there for good.
  
  (Sketch of translation by Taras Shatko and Boris Garbuzov, August, 2001)
  ----------------------------------------------------------
  
  

В продолжение эмигрантской дискуссии.

  Пара слов о британской исключительности
  
  Заметка эта навеяна мне последними дискуссиями Монолога Привана об эмигрантской социологии, чему бомжи и велфер были лишь частным поводом. Однако, ставить предмет слишком общо выходит непродуктивным. Я предлагаю новый аспект беседы.
  
  Пару лет назад я краем уха услышал мнение об исторической обоснованности названия нашей провинции Британская Колумбия, и следовательно неслучайности ее сухой британской атмосферы. Я не упомнил аргументов и не придал значения реплике, пока новая глава мемуаров Казановы не воскресила ее в памяти, присоединив и прочие набдюдения. Бросилось в глаза сходство предметов его удивления по прибытии в Лондон и моих - по прибытии в Ванкувер. Начну с его краткого перечня.
  
  Общая брутальность манер формально вежливого англичанина в противоположность французу, могущему указать другому на его место легко, красиво и политично, без какой-либо потери достоинства. Я свяжу это с подавленностью естественной эмоции и, не вспомнив конкретных фактов, приведу пример к сходному - угловатости поведения в повседневных рутинах. Лорд пригласил Казанову в таверну и предложил заплатить за вторую бутылку шампанского.
  В продолжение о коммуникативной эмоциональной ущербности. В Лондоне он долго не мог найти любовного приключения, девушки, которой можно увлечься. Это при его тогдашних деньгах, талантах и связях. Языковая проблема была невелика, поскольку по-французски говорила практически вся цивилизованная Европа. Ему попервой пришлось прибегнуть к довольно механическому трюку сдачи этажа снимаемого им дома. И из сотни претенденток он выбрал, наконец, португалку.
  Пожалуй, единственное положительное свидетельство - явно превосходящий уровень свободы печати. Несмотря на то, что именно его эскапады, включая квартирую, иронизировались в газетах, он признал счастливой нацию, позволяющую себе вслух высказывать мысли.
  Некий душок формализма видился ему также в законодательной защите денежных пари в закрытых клубах спорщиков и в кулачных единоборствах на улице. Участник пари имел право запретить оказание медицинской помощи умирающему бойцу.
  Низкий уровень религиозного традиционализма. Каждый день легко создавалась новая к бесчисленному множеству протестантских сект путем какого-нибудь дополнительного акцента в библии и проповеднических проб в публичном месте. Мне кажется, положение нисколько не изменилось к сегоднешнему дню. Мое отношение к нему, впрочем, весьма нейтральное. Эммигрант в любом случае обычно предпочитает свою религиозную тусовку.
  В противоположность низкой религиозной власти - высокая судебная. Художник подал в суд на заказчика, отказывающегося платить на основании несходства портрета с оригиналом. Суд обязал заказчика-иностранца платить, как посягателя на законное ремесло зарабатывания на жизнь. Мужья и жены (тогда еще обе стороны) имели много возможностей разорить друг друга с помощью адвокатов и свидетелей.
  Сколь формальна была судебная система, столь же формальны и средства ее нарушения. В витринах уличных лавок можно было встретить почти открытое предложение лжесвидетельства за деньги.
  Что до меня, то теперь мне со всей ясностью вспомнилась разница с тем же монреальским климатом, где я в первые же дни приезда, не имея связей и очень слабо говоря по-французски, легко обращался с прохожими, сразу нашел русские кешевые работы и мутки и за две недели сошелся с людьми пишущими. В Штатах меня поразило хамство и агрессивность, но порадовала меньшая доля улыбчивого лицемерия, которое безусловно коммуникацию тормозит. В Сиэтле я дружил с тусовкой подростков, работающих летом в торговом центре и наблюдал их столь привычные пути общения - личные договоры о подменах, совместные перекуры, походы на пляж, приколы и любовные истории. Это полная противоположность опыту моего товарища, уже месяц проработавшего даунтаунском моле Ванкувера. А вот квартиры искал, общаясь со стариками управдомами. Сияющего грека или экспрессивного француза сразу отличить. Разговор складывается непринужденно. А с местными за редким исключением хочется поскорее попрощаться. Прежде я не имел достаточно уверенности для артикуляции особенности нашего региона, поскольку был кроме Совка и Ванкувера лишь в Штатах, Монреале, Китае и Гонг Конге, а следовательно опасался принять случайное за закономерное. Казанова же до Англии лет 20 активно путешествовал по Европе, побывав и на Ближнем Востоке. Даже в России после Англии он не нашел столько непривычного для себя, офранцузившегося итальянца. Именно это дает мне право считать нас, совков, ближе к Европе романской, а в трактовке Нового Света и Британской Колумбии в частности сменить фокус с дальности от Европы на близость к Британии. Хотелось бы услышать как продолжение казуальных наблюдений, так и мнение исторически начитанных людей с привлечением экономических, военных и прочих аргументов.
  
   Борис Гарбузов, 3 сентября, 2001, среда.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Нюи де Ноэль

  
  Перевод на английский "Нюи де Ноэль" Вертинского
  
  Оригинал
  
  ЗЛЫЕ ДУХИ
  
  Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы
  И, открыв Ваши злые духи, я вдыхаю их сладостный хмель.
  И тогда мне так ясно видны эти черные тонкие птицы,
  Что летят из флакона на юг, из флакона "Nuit de Noel".
  
  Скоро будет весна. И Венеции юные скрипки
  Распоют Вашу грусть, растанцуют тоску и печаль,
  И тогда станут легче грехи и светлей голубые ошибки.
  Не жалейте весной поцелуев, когда зацветает миндаль.
  
  Обо мне не грустите, мой друг. Я озябшая хмурая птица.
  Мой хозяин - жестокий шарманщик - меня заставляет плясать.
  Вынимая билетики счастья, я смотрю в несчастливые лица,
  И под вечные стоны шарманки мне мучительно хочется спать.
  
  Скоро будет весна. Солнце высушит мерзлую слякоть,
  И в полях расцветут первоцветы, фиалки и сны...
  Только нам до весны не допеть, только нам до весны не доплакать:
  Мы с шарманкой измокли, устали и уже безнадежно больны.
  
  Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы.
  Не сердитесь за грустный конец и за слов моих горестных хмель.
  Это все Ваши злые духи. Это черные мысли, как птицы,
  Что летят из флакона на юг, из флакона "Nuit de Noel".
  
  Александр Вертинский, 1925, Берлин
  
  Sketch of translation from Russian into English
  
  

Evil perfume

  
  I"m dispatching a letter again slightly touching with kisses its pages.
  And releasing your evil perfume, toxic air I gladly inhale.
  Then it calls me to clearly see birds abandoning love through the ages.
  Black and slender, they fly southward, from the flask of "Nuit de Noel".
  
  Spring is coming apace, and Venetian young violinists
  Will sing out your grief, dance away your despair and gloom.
  Then blue faults will be easy to pass and our sins will be light and diminish.
  Do not spare your kiss in spring season when almond trees break into bloom.
  
  Don"t be missing me long, my friend. I"m a gloomy and frozen creature,
  At command of my rigorous master I"m dancing and tending to weep
  While withdrawing your tickets of fortune, I am seeing your hopeless features
  And to tedious moans of an organ I am helplessly falling asleep.
  
  Here comes fair spring. Soon the frozen slush will be drying,
  And primroses, violets, dreams will be blooming afield.
  But we can"t come to spring just by songs, and we can"t come to spring just by crying.
  With the organ we got careworn and already despairingly ill.
  
  I am sending a letter again slightly touching with kisses its pages.
  Don"t be sad for the dismal finale and for poisoned words that I tell.
  It"s your evil perfume and my thoughts, black as birds leaving love through the ages.
  From the bottle they fly southward, from the scent of "Nuit de Noel".
  
  Translated by Boris Garbuzov, , Vancouver, and Kate Savostianova, St.Petersburg, 2001
  ----------------------------------------------------------
  

Толпа

  
  На этот лонг викенд я сажусь что-то написать, и самой близкой темой видится приобщение к миру, где антиподами выступают одиночество и толпа. Из впечатлений последних дней я использую "птичий язык хау а ю", лимоновский символ высокозарплатного лузера, фейерверк, парад геев и Салса Конгресс.
  
  Позавчера я возрадовался лукавой радостью, что могу как в сказочке познать и слышать птичий язык "хау а ю", отведав диковинной рыбки местного клерковского говорка. Я прошелся по шаражкам ESL колледжей в поисках вариантов гостевой визы и был доволен своей способности поддержать беседу в примитивном стиле с экивокальным подтекстом. Я ощущал веселое, но мещански стыдливое приобщение к миру честных канадских служащих. И больше - великим Бендером в редакции, нрабравшим наконец-то нужный темп в унисон окружающим и получившим возможность с ними говорить. Однако, Бендер не пошел после этого на работу, он занимался лишь одной целью. А я пошел. жизнь разваливается. Она состоит из несклеиваемых кусков. Я хочу цельной жизни, по меньшей мере такой как за год до эмиграции, когда я занимался ростовщичеством. Социальные контакты и все-все вертелось вокруг этого бизнеса. Как я был рад избавиться от двойной жизни, состоящей первую половину дня из бесполезного преподавания в институте, а вторую - из реальных бытовых проблем. Дело даже не в бесполезности первой половины, а в ее несочетаемости со второй. Мне трудно было жить в двух идеологиях, общаться с двумя несоприкасаемыми классами людей. И вот теперь, на восьмой год эмиграции я дал себя вовлечь в жизнь тройную, четверную... Работа на этот раз не бесполезна, а хорошо меня кормит. Но она дает ноль социального вовлечения. Еще меньше, чем преподавание в Совке. Я выхожу оттуда в совершенно иной мир Радио Свобода, далеких родителей, танцевального спорта и русских текстов, мечтая о своем бизнесе, своей семье, своей книге или своей политической партии...
  
  Вот что пишет Лимонов в рассказе "Мой лейтенант" сборника "Американские каникулы": "Ему оказалось лет пятьдесят с лишним, и после десяти слов, сказанных между ними в кафе на Сент-Марк плейс, я сразу понял, что он лузер. Сколько я уже видел за мою жизнь подобных интеллектуальных бородачей, знающих все на свете и тем не менее остающихся всю жизнь рабами ситуации - запутавшихся в сетях хорошо оплачиваемой работы". И я верю, что это не бравада. Он не завидует тому писателю after hours, зарабатывающему сто тысяч на дневной работе. В свое оправдание вспомню, что как упоминал уже в "Кризисе", я тоже имел смелость отказаться от девяностотысячной работы в американской деревеньке Саратога под Олбани. Но эта смелость простиралась не дальше поиска такой же чужой работы в американском центре Манхеттене. На этом пути мне не уйти от концепции жизни after hours. И я ошибался три года назад в "Двух половинах Лимонова", считая, что он не сложил своей среды ни на родине ни в диаспоре, и что его смешное приобщение к фашистам не более чем временно. Направление это формировалось еще в парижском журнале "Идиот", дав продолжение в участии в югославской войне, и вот уже лет шесть он митингует и трахается в Москве со своей партией малолеток, сейчас не испытывая одиночества даже в тюрьме.
  
  Вчера Юля Иванова призвала меня на очередные съемки своих "American Singles". По ее изначальному замыслу я должен был удивляться толпе, глазеющей вместе со мною на фейерверк. Однако, тут была логическая нескладушка. Чему же удивляться, если я сам часть толпы? Я не люблю этой чужой массы, громких звуков и глупых эффектов. Поэтому идти я отказывался, памятуя как однажды бывший шеф взял нас с сыном на это зрелище на лодке, и я занял позицию лицом к сыну и спиной к зрелищу. Компромисс был найден. Я должен был проходить через толпу, плеваться, а потом произнести обличающий монолог. Съемки пошли вяло. Я десять раз продублировал выход из Сейфвея с кульком покупок и проход навстречу толпе, валящей на фейерверк. К этой толпе я не чувствовал неприязни, скорее некую неловкость и никчемушность, хотя иногда было прикольно. Две молодые письки останавливаются на дороге, одна садится зашнуровать кроссовки, и толстая задница в джи-стринге вываливается из коротких джинсов. Мне сразу вроде как весело и мило. Вот что общего только и может здесь возникнуть. Международный язык либидо. Метафорическое вторжение в толпу рождает фразу для монолога: "Такой вот путь в эмиграции. Идешь, цепляешься за кого-то локтями, а по настоящему зацепиться и не за что". Далее перехожу на благодарственное слово этой стране за чистые туалеты. Я так люблю чистую сантехнику, сияющие краны и унитазы, здания из стекла и бетона. В гробу я видал вдохновенную архитектуру обоссанных развалин! Кем, как достигнута чистота небоскребов Вест Енда? Почему у нас нельзя? Но вспоминаю, что и в Нью-Йорке этого нет. Там улыбка капитализма другая. Помойка Бруклина, но высокие зарплаты, и каждая официантка художница. Камеру обступают русские, завидя лица и заслыша говор. Вот у нас своя маленькая толпа. Что общего у нее? Спрашиваем у русской старушки, что она думает о толпе, собирающейся на фейерверк. По ее первым фразам о майском фейерверке понимаю, что к нашему вопросу она прислушиваться не собирается, а находит повод поговорить перед камерой о своей молодости и военных потерях. Я продолжаю монолог, удивляясь сообразительности власть придержащих, находящих механизмы направлять толпу на это мероприятие добрововольно. Все же совки насильно сгонялись. А, нет, ошибаюсь. Это утром на демонстрацию насильно, а вечером на фейерверк тоже добровольно. Просто любит народ стрельбу. Мне кажется, лучшие театральные или танцевальные коллективы, чемпионы мира не имеют такого зрительского успеха как эти огоньки. Казалось бы, это и есть правило бизнеса - "у пескаря чем глупее тем вернее". Но на деле попробуй применить - и не выйдет. Муж Юли Сережа с радостным энтузиазмом помогает съемке, глядит в видоискатель, велит потопать каблуком. Мне так мило глядеть на них и их девочку. Семья - это проверенная структура, призванная держать корнями от потока этой толпы. Но толстым дядям у власти больше нравится толпа. Она потечет к берегу, будет смотреть на огни, освещающие рекламу спонсоров, и покупать хот доги. Соглашаюсь ассистировать в съемках другого героя фильма, созерцающего фейерверк со своей девушкой, и все больше об этом жалею по мере приближения к эпицентру толпы. Проходим мимо пляжного туалета и видим две длинные очереди. Вот он результат собрания. Мы снимаем очереди от головы до хвоста. Опять же отдаю должное местной толпе - в очередях не толкаются, а в туалетах, как я уже упоминал, чисто. И вот ведь курьез. В социалистическом Совке почти все туалеты стали платными, чего тут и не слыхивали, а чистота все равно хромает. Занимаем позицию со штативом у берега. Я призван защищать спиной левую ножку штатива от напора толпы и представляю себя привязанным к нему как к столбу в лагере врага, вокруг горят костры и дежурят охранники. Сейчас начнут стрелять. Мне хочется бежать, но я связан обещанием. Наглый гнусный голос массовика-ведущего возглашает в духе североамериканской эстетики фразы типа: "Как вы чувствуете себя в этот вечер? Мы все живем в Канаде, не так ли? Ванкувер - лучший город в мире!". Толпа патриотически подвывает, однако, хлипко. Вот первые залпы. Я представляю падающих товарищей и жду своей участи, немного хандря и прося меня отпустить. Поражаюсь юлиной социабельности. При таком гуманитарном развитии она находит возможность диалога с хамами и приобщения к праздникам толпы. Ради дела, возможно. У нее есть дело - фильм. И бизнес и семья. Но вот и для меня у нее находится компромисс. Штатив назад понесет второй герой фильма, а я отпущен. Жив. Выбегаю на Денман стрит. Но добежать до дома не успеваю - фейерверк окончен, и толпа захлестывает меня. Движемся гусиным шагом. Пьяные подростки достают демократичных полицейских, кидают в них мусор из толпы. Секьюрити в чалме хватает за майку наглого стриженного филипинца: "You fucking wanna go to jail?" Арабы выставили наружу куски пиццы для толпы, проплывающей мимо их магазинов. Зоопарк. Через полчаса я дома.
  
  Утро меня встретило другим массовым праздником - парадом геев и лесбиянок. Масса эта связана общим интересом, а потому поменьше и посплоченнее. Замечаю, что отношусь к ней не лучше и не хуже, чем ко вчерашней. У меня под окнами расположились платформы с танцующими на них разукрашенными геями. Я с любопытством выглядываю, потом, пользуясь мандатом большинства, кричу им приглушить музыку. Действительно, какого черта? Я ведь не устраиваю под их окнами оргий семейных ценностей! Продолжаю смотреть. Лесбиянок вижу мало. По крайней мере молодых и красивых, поэтому теряю интерес и задергиваю штору. Думаю, половина этих геев - просто потому что феминистки им не дают. Недоумеваю, почему именно гомосексуальная девиация стала такой официально защищаемой? Потому что она самая многочисленная? Тем более в демократическом обществе должны защищаться интересы меньшинства. Пусть зоофилы гуляют по Инглиш Бею со своими козами, а некрофилы устраивают парад с гробами. И те и другие неагрессивны, как и геи. По добру и согласию. Они еще не поняли, что и на этом можно делать деньги. Продолжая опыт законодательной возни с геями, адвокаты будут защищать право на браки с трупами, и обобщая практику с обычными браками, выкуривать коров из мужниных домов, а потом скачивать с последних денег на пожизненное содержание этих коров в чужих стойлах, не забывая при этом и себя.
  
  К вечеру я присоединился к своей, так сказать, толпе, посетив танцевальное событие Салса Конгресс и сравнивая ощущения с вышеописанными. Чувствовал себя отлично. Так, должно быть, чувствовали себя соглядатаи на своем фейерверке или геи на своем параде. Тусовка этой сальсы мне близкая, но бальная намного ближе. Сравнить хоть помещения. Этот конгресс проходит в ночном клубе с черными стенами и заплеванным полом противу бальных конкурсов в дорогих отелях. Там крутятся деньги, участники "домашние и состоятельные", как говорила тренер Ольга Литвинова, а здесь почти стрит данс, но не совсем, не реп, не брейк, а как бы некий пафос мексиканцев. Разница этих тусовок как разница уровня стран Англия и Боливия. Основная масса мужчин почти вплоть до танцоров высокого уровня не стесняются появиться на люди в дикарских нарядах - от вычурной сорочки на выпуск до блестящего жилета. Некоторые пьют пиво и курят. Мало кто чисто и интеллигентно говорит по-английски. Но вот уже в первые минуты выступления 16-летней пары из Сиэтла я не удерживаюсь, хватаюсь с места, хлопаю и вою. Возможно, тоже по-дикарски, но тут я чувствую полное слияние с толпой, сценой и стенами. В конце выходят 30-летние чемпионы мира, и я уже тихо, но с открытым ртом поедаю их глазами. В перерывах на general dance танцую со знакомыми и незнакомыми, подыскиваю новую партнершу для соревнований. Мы с толпою принимаем друг друга, так сказать, на половину.
  
  А где же моя? Ее нет ни у кого, а каждую минуту необходимо создавать. Компьютинг - точно не моя. Как я уже упоминал в "Кризисе", нет ни одного программиста на свете, не погрешу сказать, включая Билла Гейца, которому я бы завидовал и хотел стать. Я лично не знаком с людьми большого бизнеса и искусства. Из окружающих меня знакомых самыми привлекательными мне кажутся судьбы семейного преподавания бальных танцев. У них своя тусовка-толпа, все с ними хотят говорить, они распоряжаются своим временем, общаются с эстетически развитыми и красивыми людьми, имеют здоровый образ жизни и хороший заработок - раза в три побольше среднего инженерного. Такой карьеры желаю я для сына. А себе - продавать билеты в его студии, брать у него уроки и создавать семейную мафию. Но тесно. Кем становиться? К какой толпе приобщаться? Лучше ее возглавить. О, вот она, искомая формула. Я верю, что хватит сил.
  
   4-12 August, 2002
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Увольнение

  
  Пока еще свежи страсти моего вчерашнего увольнения, я попытаюсь выжать из этого заметку. Вижу, что уже тухнут. А почему? Опять из борьбы за существование погружаюсь в созерцание светил? Если в этом суть, то тема достойна пера. Смогу ли я себе и уважаемому читателю сказать всю правду? Не будет ли это следованием стереотипам? Ну и пусть. На одном лишь эксгибиционизме трудно построить текст. Нужна идея, увлечение, миф. Кстати, неполхо бы расширить материал. Попытаюсь описать всю цепь увольнений, свидетелем которых явился на последнем месте. Тогда можно рассмотреть увольнение как таковое и даже больше - позицию имплои. Я уже имел об этом интервью в фильме Юли Ивановой. Коротко тезис заключался в том, что все мы с каменными рожами наблюдали увольнение сотрудников, хотя вчера еще ходили на ланч и водили производственную дружбу, а сегодня имена их не произносятся вслух. Во страсти - как сталинские чистки. Да, имплои не может позволить себе настоящей дружбы как и вообще независимой общественной позиции. И эти две линии - личный прокрастинейшен и горько-смешная позиция имплои имеют прекрасную перспективу на слияние.
  
  Продержался я полгода и вроде как должен получить ЮАй. Каждый день при этом я был готов к увольнению. Мысль скачет на мои постоянные за эти полгода раздумья об альтернативе нестабильному теперь программированию. Кривил я лицо и до сих пор кривлю от идеи переучиться в школьного учителя. Годовой курс на бакалавра образования с выдачей скулбордовской лицензии. Мое прежнее учительство в техническом вузе Украины, репетиторство и год здешнего полу-учительства меня радовали, но во-первых, я за пять лет уже свыкся с полурабочим имиджем инженерной профессии, во-вторых, боюсь по уши погрузиться в инфантилизм и подсесть на синекуру, после потери которой я ничто. Да и мой "духовный отец" Лимонов над позицией учителя Солженицина смеялся. В любом случае, это тот же имплои, собачка, возможно, чувствующая себя в данном случае немного более долговременным хозяином своей будки.
  
  Нашел я эту прошлую работу неожиданно. Знакомый программист сказал, что вроде там нанимают. Я подал, меня вызвали. Помогло мне, что я в это время был на эмоциональном подъеме - мы с товарищем играли в начало интернетного бизнеса. И я весело с ними заговорил на своем эмигрантском языке, искренне заинтересовался интернетной торговлей. Они сказали, что им понавилось, как я общаюсь. Необычной мотивировки их решения я не знал и не предполагал, что такое бывает. Теперь проясняется, что главный технический менеджер, нанятый из Калифорнии, полукитаец-полулатинос, хотя и выросший здесь, чувствовал себя в окружении пятидесяти стеклянноглазых канадцев неуютно. Поэтому рационально для собственного укрепления и иррационально - просто в пику им он старался разбавить среду эмигрантами. Сначала я не понял, что именно ему и своему акценту обязан трудоустройством. Имел он гееватую внешность, странное имя из двух заглавных букв ЕК, так и произносимое как аббревиатура "и-кей" и иногда разил винцом, что заставляло меня же его сторониться. Этапы дальнейшего развития событий яснее всего проследить по увольнениям.
  
  На общем собрании молодой миллионер хозяин между дел упомянул, что интернетный продавец такой-то больше не с нами, хотя он отличный работник, но направлял клиентов на личный веб сайт, а также много чего еще. Все смотрели серьезными лицами куда-то вперед, деталями, впрочем не интересуясь. Потом ЕК (буду лучше Икей писать) обмолвился, что переписка этого парня тайно отслеживалась сисадмином. Я не имел с этим парнишкой личной дружбы и вообще никого еще не знал, но отметил, что здесь, вероятно, должно быть много его друзей, а также в оправдание хозяину - открытость его заявленя. Однако, традицией открытость не стала, поскольку старикашка технический писатель исчез незаметно, и на мой вопрос его окружающие пожали плечами.
  
  Настоящим событием стало увольнение самого столпа Икея. Признаюсь, что тогда особенно не испытывал к нему приязни, поскольку продолжал не понимать, зачем он привел в проект двух странных китайцев, когда вокруг столько гениальных "флуент спикеров" безработных на улице (я тоже хотел укрпляться, безуспешно пытаясь протащить таковых из числа друзей, веря, что протаскивание русского было бы неприличным). Китаянка его оказалась норовистой, и в душе я клял ее вместе с Икеем, проведшим ее по чисто формальному безальтернативному интервью, на котором я как идиот задавал ей вопросы. Хозяин созвал внеочередное собрание и объявил, что уволил Икея по причине, разглашать которую было бы непрофессиональным, но в остальном все остается по прежнему, и никто не должен опасаться увольнений. Думаю, большинство причины так и не узнало, я лично подозревал винный запах или протежирование кадров.
  
  Пара месяцев без менеджера прошла неплохо. Тогда я считал основной своей проблемой китаянку, которая так меня достала, что я с радостью принял ее личный неожиданный соскок. Она вдруг обнаружила душевную болезнь, обвинив соседа рисовальщика в чтении своих имейлов, а на следующий день направив на него видеокамеру. Когда она шепотом попросила воспользоваться моим компьютером, мне уже было ее жалко как обреченную, а также появился интерес и уважение к ее независимой позиции инопланетянина противу нашего стада овечек. На моем десктопе остался текст ее бредового имейла, который я, впрочем, интерпретировал весьма по-земному - какой-то состоятельный китаец увлекался ей, что и объяснило ее неожиданно богатое облачение в должности программистки и наглое поведение в период безработицы. А теперь у того кончились деньги, что обострило ее шизофрению. Когда я вернулся с обеда, китайченок сообщил мне об ее увольнении с извечной улыбкой.
  
  С приходом слащаво-агрессивного менеджера полуиндуса Мика я уже вспомнил об Икее как о деде широкой души. Новый начал нахально тянуть людей из своего прошлого, увольняя прежних. Проходя по коридору, я увидел его у лифта, прощающегося с моим хорошим знакомым сербом Алексом. Алекс и мне сказал до свидания. Я не понял, что это было увольнением и сожалею, что не попрощался с ним по-человечески. Мик завел всех технарей в зал собрания и сообщил, что в виду изменения технического курса мы в лучших отношениях попрощались с четырьмя такими-то. Осознав, что трое из уволенных были сильными специалистами (сильнее многих оставшихся) и в отличных отношениях с коллективом, я вздогнул, уставился в контрастные белки главы собрания и спросил, что конкретно в них было не так. Тот ответил уклончиво, что часто люди не осознают процесса создания софта. Меня эта фраза, возможно, усыпила, польстив тем, что я, выходит, знаю. Однако, думаю, ему мой вопрос не понравился. Постепенно появившиеся новые лица, проведенные, опять же, безальтернативно, мне показались слабее прежних.
  
  Я продолжал чувствовать себя достаточно нужным и укрепленным, и даже когда увидел атаку на себя, мер принять не успел. Характерно, что моя очередь наступила раньше китайченка, пользующегося явной репутацией новичка. Мик уже привел нового китайца, радостно встретившего здесь троих "своих". Теперь я понимаю, что до последнего он колебался, кого выбрать на увольнение - меня или китайченка. Тут я должен признать, в чем уступил. Во-первых, мне вовсе необязательно было выпячивать грудь и подчеркивать независимый тон в ответ на задирания индуса. Во-вторых, в виду упертости и негибкости я оградил себя рамками обязанностей, а мне бы за все хвататься, прислушиваясь к ветру. И лень, конечно... Утром я увидел, начальник проекта пытается меня спасти, предлагая Мику поручить мне то-то. С благодарностью и уважением отмечаю я это благородство собрата имплои ("мой командир меня почти что спас"). У меня оставалась слабая последняя надежда схватиться за это задание, но я этого не осознал и принял равнодушно. И вот он попросил меня задокументировать сделанное. Сомнений уже не оставалось, и я позвонил знакомым посоветоваться, что можно предпринять, полагая однако, что на документацию у меня есть еще день, что не смогу залогиниться только завтра утром. Попытался личный архив спасти по сети на домашнюю машину, но та была отключена. Уничтожить не успел. Помню, во время увольнения три года назад менеджер полез в мои файлы. Итак, я уныло создал страничку документа, но Мик подошел ко мне неожиданно скоро. При этом мне нравилось хотя бы то, что он проигрывал психически и избегал моего взляда. Его слова я знал наперед и повел дискуссию о компромиссах и возражениях, что без меня они не смогут ни то ни это, потом повлек в отдел кадров узнать про ЮАй. Кадровица солнечно улыбалась как при приеме на работу. Высчитала, что полгода набралось, и мило объяснила процедуру получения последних бумажек. Все ждали моего физического выхода за дверь отдела кадров, но я сбивчиво продолжал выяснять подробности. Наконец, под конвоем индуса я проследовал к своей машине забрать вещи.
  
   - Я хочу попрощаться с людьми, с которыми работал.
  
   - Вам лучше сделать это по телефону.
  
  Думаю, это он смалодушничал, звонки ему тоже нежелательны. Да ладно, им и самим мои звонки не нужны. Однако, многие из окружающих солидарно прощаются. Десять раз готовый к ситуации, я выхожу с четким планом обегания учреждений по пособию и поиска подработок на танцах и пицце. Но самое неприятное - мысль о возможной необходимости кардинальной перемены пути. Надо заставить себя поехать в этот ЭсЭфЮ, теперь на счет не аспирантуры, а школьной программы этой дебильной. Год для этого в минус надо идти и в бюрократию влазить. Неприятно, если годы не туда инвестированы. А еще горше, что это выбор между имплои и имплои. Хрен редьки не слаще. Но может, это мое последнее убежище как венская библиотека для Казановы, где он провел последние 17 лет жизни, спасшись от настигшей его бедности, и расплатился с миром за это убежище своими мемуарами? Но он пытался там еще рыпаться, бунтовать, уходил один раз... Так и мне - вырваться бы из коридора, постылого этого расписания. В мутку какую влезть, орбести независимую позицию, стать главою клана, мафии, семейного бизнеса или в писатели вырасти. Но я уже готов к худшему. Да, имплои - это, как оказалось, не самое плохое. Все будет только хуже. Бороться до последнего в любой ситуации - это все, что мы можем противопоставить социальной обреченности.
  
  Борис Гарбузов, 5 октября 2002 года
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Moscow Free Style

  
  Julia Ivanova"s "Moscow Free Style" film raised me from ashes to touch the pen first in last three years. I even dare write in English because I expect JP Fiket read it, and I need this part of audience. I recognized value of this topic once she announced it 2 years ago and now I finally saw it finished. The reader of these lines is expected to watch the film too as I am not going to re-tell the plot. Just feelings that it awoke in me. Long ago I expressed curiosity how would Americans immigrate to Ukraine, apply for resident status and Russian courses. And Julia found the similar line of thought materialized. I exercised the powerful feeling of recognition or say social identification, though at times upside down. Fluent English speaker genuinely exclaims "Ё моё", joyfully hops scanning "Вот такая хуйня..." and performs Tsoy that died 10 years before he came into the country. My idiotic wishes came true! For the same reason of standard reversion this will be reluctantly taken by local producers. Their national dignity is touched. Their national representative, man good for nothing, finds refuge abroad. On the other hand his figure re-animates the discredited idea of hippy that a human can really soar over commonness with a bottle of beer in his wings.
  
  The title is highly matching. The heady spirit of freedom is a central subject. Americans suddenly find themselves in the paradise where they temporarily can be philosophers with a bottle of beer and not need to hurry anywhere. I had been in similar, circumstances first year of immigration on Canadian welfare, but that time was overshadowed by cultural shock and feeling of undemandedness. These people seem having none of the two. In the contrary they confess to start tasting earlier unknown association with people. Yes, this theme is greater than the ones of "I want a woman" and of the gay parenting and still greater by far than in the deaf performer"s story. Only her orphans are of the comparable scale.
  
  18th August 2006, Vancouver.
  
  ----------------------------------------------------------
  

Весна пришла сквозь дождь дремотный

  
  
   * * *
  
  Весна пришла сквозь дождь дремотный
  И, гениталии прогрев,
  Студентам, клеркам и животным
  Спешит наделать новых дел.
  
  Один из харьковских поэтов,
  Образования фанат,
  В Ванкувере на дело это
  Не пожалел больших затрат
  
  Но и его весна тревожит
  И он берется за перо.
  Покинув заспанное ложе,
  Садится в быстрое метро.
  
  Мои приятели, идем,
  К посольству, дому управдом
  Поголосуем, покричим,
  Словами жажду отмолчим.
  
  Я еду в станции вагоне
  Хочу коммерции в погоне
  В окне воздушного метра
  Мелькает всякого добра.
  
  Все небоскребы, стройки века,
  Что эмигранту знак успека.
  Хочу быть с сильными, большими
  И с телками длинно-нагими.
  
  Так вид блестящих небоскребов
  Стекла, бетона и машин
  Манит безвольных долбаебов
  С недосягаемых вершин.
  
  Но сколько ни учи разъебу
  Профессор с длинною брадой,
  Тот лишь лениво чешет жопу
  И шевелит своей елдой.
  
  Глядя в дождливое пространство,
  Мечтает он о бизнесах
  И словно флагом оборванца,
  Встает елда в его трусах.
  
  Борис Гарбузов по дороге в украинскую церковь, скайтрейн, Ванкувер, 25 апреля 2010 г.
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Первое Посвящение Гере

  
  
  Наш белый свет настолько чист,
  Красив, певуч и так прекрасен.
  Но в нем родился нигилист,
  Алкан и циник С. Герасин.
  
  Примерно 1985 год
  
  ----------------------------------------------------------
  
  

Второе Посвящение Гере

  
  Хоть ты и сука и подлец,
  Под камень прячущий бутылку,
  Но, все же, где-то молодец -
  Лихой язык и разум пылкий.
  
  А помнишь наши лагеря,
  Как пели арии из Верди?
  Сырых палаток желтый ряд
  И споры о небесной тверди.
  
  Примерно 1987 год
  
  ----------------------------------------------------------
  

Эссешка по фильму "Поколение П"

  
  
  Просмотрел фильм по рекомендации Кати, кандидатки в секретарши. Показан креативный молодой дурачок, в какой-то мере баловень судьбы, типа гайдаевского Шурика, только скучнее.
  
  Схватываю первую идею летать, жить вдохновением. Остальное хочется прокрутить и отвернуться от экрана. Эпоха отражена хуево, похоже на перестроечные фильмы типа особенностей русской охоты или о чем говорят мужчины и прочая блевотня. Режессура рыхлая. Не Гайдай. Нравилась сцена мультика Березовского с чеченцем. Чувствуется загрузка каждой секунды. Лучше чем актерская игра.
  
  Вторая подхваченная мной идея. Предпринимательская весна. Сочувствую Татарскому, хочу, чтобы он скорее вернулся от мухоморного бомжа в офис, где дело, деньги, желтая папка с ботиночными тесемками. А в папке мулаты, девушки, белый пароход.
  
  Про идеи собственно Пелевина я слышал, хотя и не читал. Что все из бумаги, всем правит телевизор, а кто телевизором - никто не знает. Но представлено неубедительно. Наверно, лучше читать, чем смотреть. В любом случае, мне это не близко.
  
  Итого, возвращаемся к тому, что меня хоть немного здесь задело. Что можно соединить похуизм, вдохновение и креатив с одной стороны, - и деньги, чистые туалеты, носки без дырочек - с другой. Что можно так жить, летая в поисках сценариев. Приподняться над бытом, как говорит мой братик врач. Когда хоть чуть отходим от этого, сразу уныло. Шаг влево, и надо вернуться к деньгам. Шаг вправо - вернуться к вдохновению и раскованности от лоховства и монотонных буден. Это от которых Юрий Лоза хочет уплыть на своем плоту.
  
  Да и революционеры все так хотели. Наши, до боли знакомые. С их коммунизмом, особенно в чистом виде как он планировался. С фалангстерами Фурье, производственными лагерями Троцкого и даже обобществлением жен. Или вот французская студенческая революция
  
  https://ru.wikipedia.org/wiki/Майские_события_во_Франции_1968_года
  
  Разве не трогают душу их лозунги?
  
  Звонит будильник. Первое унижение за день.
  Будьте реалистами, требуйте невозможного!
  Под булыжниками мостовой - пляж!
  Пролетарии всех стран, развлекайтесь!
  Вся власть воображению!
  Представь себе: война, а на неё никто не пошёл!
  Думаю, этим же навеяно пелевинское "все лучшее - нахуй". Или из Кровостока "Галлюциногены, эйфоретики и стимуляторы. Детей нахуй, стариков в пизду, остальных в изоляторы." Назад к революционерам 68-го. Что после лозунгов? Им немного раздали портфелей, и все как раньше. Да после каждой революции оказывалось, что снова надо работать, срать и совокупляться.
  
  Но моя светлая идея не умирает. Деньги, производство благ, небоскребы из стекла и бетона, чистые туалеты с блестящей сантехникой, уроки, тренировка ума и тела, бассейн, танцы, родные узы, сыночек, мы вместе, а не врозь. День прошел, и всем веселее. У меня пополнение файла, минет красивой секретарши и хорошее настроение. У секретарши зарплата и уверенность в завтрашнем дне. У сына новые возможности. И никаких разрух, как говорил профессор Преображенский. Надо именно как он. Зарабатывать себе, принося пользу людям, чтобы Зиночка подавала обед, а в подъезде стояла очередь благодарных пациентов, а не обманутых дольщиков. Никаких эмэлэмов, эмэмэмов и лже революций. Мы победим! Никак не тянет к возвышенности мухоморов, одиноких квартир и засранных подъездов. В другой жизни, наверно, я тоже мог бы писать рекламные сценарии. Но и где я есть, совсем неплохо.
  
  Борис Гарбузов. 3 июля 2015
  
  ----------------------------------------------------------
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"