Страна Бразилия оказалась густо населённой, застроенной городами, шоссе. С картой на руках и двухколёсным транспортом Рознин без труда доехал до железной дороги. Он знал - где проложены рельсы, там и маршрут до столицы. Только горную Мериду придётся оставить, вздохнул путешественник. Нет, можно протащить за турникеты, а дальше? Электричка - не автобус - на крыше не прокатишься. А кто бывал проездом в поезде с велосипедом, знает, как неудобно с ним таскаться по вагонам. То и дело кто-нибудь толкнёт. Алекс видел то, что уже произошло, мог увернуться от случайной подножки, от пассажира, если тот оступился в проходе, но мог ли он предугадать все случайности? Увы. Был риск попасть под случайный удар резонанса.
Рознин подошёл к турникету на краю перрона и задался вопросом:
- Интересно, что случится раньше - сработает на движение, или сгорит от замыкания? Я уважаю правила, но - не сегодня.
Он прислонил к стене велосипед, схватился за выступ кабинки диспетчера, оттолкнулся и длинным прыжком одолел препятствие.
- Учитесь, мелюзга, - незлобно цыкнул зубом Рознин, но пассажиры его не замечали. Они спешили протолкнуться через турникеты, целенаправленно лавировали у дверей вагонов и резво проносили внутрь ручную кладь.
- Куда вы, ё-маё, вы же только приехали? - посмеивался Рознин и стоял в сторонке, выжидал, когда толпа уймётся и освободит место в тамбуре. Людское море катило волнами прочь от вокзала, казалось, ему нет и не будет конца. И чем плотнее набивались пассажирами вагоны, тем яростнее прорывались внутрь люди снаружи, точно полубезумные и в панике, вдруг мест не достанется.
- Смешные вы, - вздохнул Рознин, - Всем хватит места, вы все уедите.
В реальности обратного времени всё было иначе. Там те, кто столпился в дверях душных тамбуров, спешили как можно быстрее наружу. Алекс подивился, до чего знакомо и похоже на родные русские электрички. Последовательно всё наоборот, ну а по сути - то же самое. Инстинкт толпы всегда одинаковый, в любом потоке времени.
- Нравится толпиться - толпитесь, - усмехнулся Разнин пассажирам. В каждом вагоне - два тамбура и два набора дверей. Люди толкаются у тех дверей, которые ближе к зданию вокзала. Алекс прошмыгнул в пустой тамбур через открытые двери, почти в тот же миг они закрылись.
- Поехали, - вшутку скомандовал Рознин.
В эти дни он много времени провёл в седле велосипеда, и теперь с удовольствием сел прямо на пол. Приятно, когда тебя кто-то везёт, а то всё сам, да сам. Натруженные мышцы ног гудели от усталости, но долгие прогулки под открытым небом не прошли безрезультатно. Рознин чувствовал себя в отличной форме. Он скривился от запахов, потом решил, что несвежий воздух тамбура, всё-таки лучше вагона. Но и тут Алексу стало жарко, пот неприятно заструился по вискам, потёк за воротник ковбойской рубашки. Рознин попробовал обмахиваться рукой - легче не стало, только рука загудела.
Поезд не двигался.
И становилось всё жарче.
- Неужели? - Рознин вскочил на ноги, прислушался. Над головой гудели приборы электрички. Они и должны гудеть, состав готов к отправлению. А может, ему кажется, и звук слишком резкий?
Рознин на мгновение представил, что произойдёт, если устройство наверху вагона разогреется до самого предела, до уровня, который могут держать предохранители, или что там ставят вместо них на поездах?
Он бросился к дверям, прильнул к резиновым кромкам, сомкнутым плотно. Они были теплы, горячи от солнца, всё верно, над перроном стояла солнечная погода.
Сердце стучало безумный ритм, секунды не успевали за пульсом.
Куда? К пассажирам, в вагон?
Рознин резко отодвинул дверь в помещение, переполненное массой людей, отшатнулся от плотного запаха тел и предметов, пересилил себя, шагнул туда. Или?
Ему почудилось, будто пространство впереди подёрнулось волнистой рябью, заструилось нечёткими ломанными формами. То ли усилился жар, то ли его страх разгорячил, Рознин не знал, он только снова представил, а что будет, если?
И отпрыгнул назад, в тамбур, из последних сил потянул на себя дверь в гармошку между вагонами, и в этот момент получил удар.
Поезд резко двинулся с места.
Потребовалось несколько секунд на осознание, а после Рознин сделал долгий облегчённый вздох. Он так и остался сидеть на неровном ребристом железе - на стыке состава. Из вертикальных щелей в металлической связке и дырах резиновых стен белели отсветы солнца, оттуда поддувал прохладный ветерок. Жар отпустил Рознина.
На стыке вагонов пространство качалось, ходило ходуном, гремело. Тут исчезало чувство реальности.
Рознин потёр локоть, ушибленный дверью, ткнулся рукой во что-то мокрое и с омерзением отпрянул от кучи битого стекла и лужи с алкогольным запахом.
- Докатился, - расстроился Рознин, - В тамбуре, в грязи? А завтра - вообще на помойке? Ну уж нет!
Он и раньше-то терпеть не мог поезда, электрички, за вечный лязг, тесноту, запах, качку, за пьяные морды в прокуренных тамбурах. Отрадно, что в одном отдельно взятом бразильском поезде никто не дымил табаком между вагонами. Если так у них везде, бразильцы - счастливые люди, подумал Рознин. А эта разбитая пивная бутылка - не в счёт.
- Проклятые электрички, - опять сказал Рознин и посмотрел в сторону двери - она вела в другой вагон. Тут могла бы стоять Катя, она бы не стала садиться на пол, так же как он. Могла бы встать к стене, опереться спиной.
- Тебе ведь хочется туда, к ним, - Катя кивнула в направлении салона, плотной массы человеческих тел и вещей, - Ты бы всё сейчас отдал ради возможности быть, как они. Слушать слова, не бояться случайного прикосновения. Кто-то толкнёт, ты их - матом, бразильцы знать не знают русский мат, и можно громко, от души.
- Нет, - решительно воскликнул Рознин ей в ответ.
-Нет? С матом это я, простите, по привычке. Тебя толкнуть, ты сразу ежом противотанковым, или хуже того - противопехотным дикобразом.
- А я виноват, что стал аномалией? И вообще, Кать, это меня так плющит током, а им каково - я не знаю. Может им вообще никак, у них-то время обычное.
- Ты, как всегда, меня не слушаешь, - вздохнула Катя и отвернулась, он едва расслышал её голос, - Я не об этом, Саш.
Рознин глубоко расстроился её упрёком. Он покраснел или правильней будет сказать, он подумал, что залился краской, а как на самом деле - кто же знает? Со стороны видней, а посмотреть со стороны, увы, некому.
- Да, мне грустно и одиноко, - согласился Рознин, - Да, я бы сейчас посидел, послушал их речь, не важно, знаю язык или нет. Обычная речь, это важно. Но нет, нельзя. Тут какая-то засада с электричеством, ещё рванёт ни с того ни с сего, кто их знает эти поезда? Сижу пока, еду, а что делать дальше - не знаю.
Катя вздохнула вместе с ним. Рознин оглянулся на неё - она была одета точно так же, в Катины джинсы, спортивный пиджак и рубашку, и точно так же стояла спиной к тамбурной двери.
- Будь осторожен. И проверь на остановке, если хочешь. Ты слушаешь меня? Слушай, слушай, ты и сам уже вспомнил и понял, ага?
Алекс поднял руку и до боли, с силой потёр пальцами лоб.
- Вагоны не симметричные, да? У одного токоприёмник в начале, у другого в конце. И я сейчас как раз между ними, попал в опасную зону. Так? Мне просто надо перейти в другой тамбур. На остановке вылезти, проверить.
- Проверь, если неймётся. Но ты и так всё понял, просто вспомни, напряги свою память. Прямо над входом торчал токоприёмник.
- Трудно, Кать. Вообще внимания не обратил.
- Знаю, что трудно. Память как мускулы. Если не развивать, ослабеет. Надо развивать, товарищ Саша. Начать никогда не поздно. И если диктофон тебе не светит, другого решения нет. Запоминать слова, потом прокручивать их задом наперед да, ты понял всё.
Рознин воспринял невнятные звуки.
- Как?
Он слышал их раздробленной, неуловимой чередой бессмыслицы, и в то же время знал - смысл есть.
- Повторишь?
- Повтори, - улыбнулась ему Катя.
- Онрев, - робко шепнул Рознин.
- Верно, - Катя одобрительно кивнула.
- Верно что?
- Ты сказал слово "верно" речью наизнанку. А раз сказал про себя, то и услышал. Услышал раз, услышишь снова. И сможешь понять.
Алекс удивлённо хмыкнул, откашлялся, он всё ещё смотрел на Катю с недоверием. Он сомневался.
- Тебя пугает обратный порядок слов? Вспомни, ты где-то читал: в иностранных языках бывает непривычная последовательность слов. В латыни, в японском, в каких-то других языках, да не важно, в каких. Тебе предстоит изучить иностранный язык.
- Здесь? Испанский? - изумился Рознин.
- Теоретически, да - Катя нахмурила брови, от напряжённо сомкнутых губ со щёк исчезли задорные ямочки, - Но это высший пилотаж, неплохо бы начать с чего-нибудь простого. Инглиш, например, или русский, родной.
- В Бразилии на них не говорят.
Катя могла возразить, но в этот момент открылась дверь тамбура.
Двое аборигенов неформальной наружности беспечно втиснулись в узкое пространство. Один остался в тамбуре, подхватил налету окурок и поджёг его без всякой зажигалки. Второй остался между вагонами, на той самой шаткой платформе, где в углу притаился Рознин. По звуку Алекс догадался, зачем он так встал и был безмерно рад, что видит его со спины.
- Скоты, - с тоской подумал Рознин в сторону аборигена, его дел и битого стекла напротив.
Абориген повернулся к нему лицом и сделал шаг назад, посмотрел куда-то вниз, Алекс отследил его взгляд. Потом вздрогнул от звука и громкого возгласа:
- Кафоу!
Осколки мокрого стекла мгновенно сдвинулись, взлетели от пола наверх, и попутно сложились в продолговатую форму. В бутылку. Местный неформал зажал её одной рукой на уровне пояса, вторая рука потянула назад тамбурную дверь с тугими петлями.
- Ну-ка стой, - усмехнулся Алекс.
Он видел, как замешкался приятель неформала, тот самый, что стоял и курил в тамбуре. Всё равно пропадёт, - подумал Рознин и резко поднялся в полный рос т.
Что-то еле уловимо изменилось в пространстве, когда он потянулся рукой к бутылке. Алекс приготовился к удару током.
Неформал изменился в лице прежде, чем Рознин дотронулся его рукой.
Поезд мчал по рельсам, он раскачивал площадку на стыке вагонов, и в этом шатком, громком месте, реальность принимала разные формы.
Несколько мгновений Рознин смотрел в лицо незнакомцу. Небритый, потный, непричёсанный парень только что самодовольно скалился, о чём-то перебрасывался словами с приятелем, и вот он замер - немой, удивлённый. Загорелой рукой он держал пивную бутылку и не знал, куда её деть - то ли отвести подальше, то ли выставить вперед.
Защититься.
Рознин понял главное - парень видит его, но разум, одурманенный выпивкой, расшатанный железным лязгом, буксовал. И неизвестно, каким ему виделся Алекс.
Абориген зашептал неразборчивым, надорванным голосом. Он говорит прямою речью, или наизнанку? Алекс напрягся мыслью разобрать слова, и кажется, услышал слово Santa. Значит - прямая? Но как такое возможно?
- Я тут с вами совсем с катушек съеду, - разозлился Рознин и резко выхватил у парня бутылку.
Резонанс получился слабым, почти безболезненным.
Алекс изумился, замер, память подтолкнула к фразе:
- What a fuck?
- Fuck! - в унисон ему добавил незнакомец. Он дернул головой, как от удара, замотал ею, уставился на руку, где только что была бутылка.
- Отвали, - сказал ему Алекс по-русски, - Ты всё равно протеряешь, я видел.
Рознин шагнул назад, обратно сел на ребристый металл, обратно в своё личное время. Со щелчком откупорил пиво.
Он продолжал смотреть на незнакомца, пытался уловить границу, точку изменения, и всё-таки не мог. Но безошибочно почувствовал - парень оказался в своём, нормальном потоке. Стоял с протянутой рукой и напряжённо думал, озирался. Вёл себя так, словно силился вспомнить о чём-то, поймать потерянную нить рассуждений или взять какую-то вещь, которая только что была под рукой.
В реальности Рознина беспомощные метания пассажира выглядели странно, наизнанку, но он успел привыкнуть и прокручивать в уме последовательность жестов. В обратном порядке. И в этот раз не могло быть ошибки: неформал искал пропажу, или думал, что искал.
Необычное поведение длились недолго. Минуту, не больше. Потом оба приятеля спокойно покинули тамбур, задвинули дверь внутрь вагона.
- Хм, а ведь, я уже где-то это видел, - вслух подумал Рознин и с наслаждением глотнул из бутылки. Крепкий, тёплый напиток, неожиданно сладкий на вкус напоминал саке. Конечно же, не настоящий, а из ресторана японской кухни.
- В баре? - уточнила Катя.
- Да, пожалуй, в баре. Там, на стойке.
- Эффект изъятой бутылки, первый опыт в монографии лауреата Нобелевской премии.
- Постой, постой, и ты мне говоришь об этом тоже не впервые.
Катя вздохнула и пожала плечами. Она стояла спиной к резиновой стенке-гармошке, смотрела поверх головы Рознина.
- Говорила, да. А ты разве слушал? Смешно, подумать, о чём вообще с тобой можно разговаривать? Ты даже книжек не читаешь. Рабле так и не читал.
- Рабле, ра- ра-, - Алекс рассмеялся и сделал новый глоток, - Ну да, не читал. А всё-таки помню, ты как-то говорила, был там смешной такой парень, Понурый.
- Да? Неужели его так и звали.
- Хм.
- Вот-вот, лучше напряги мозги и вспомни. Только не знаю, сможешь ли. Пьяница ты, Рознин. Конченный.
Да что с ней разговаривать, подумал Алекс. Дура, да и только. Её бы сюда, вот на это самое место, в это время, в эту вывернутую реальность.
Реальность.
Он повторил на вкус бессмысленное слово, вкус пива не добавил ему ясности.
В междувагонной связке зияла широкая прореха, и в лицо Рознину надувал тёплый ветер, густо приправленный химическим запахом железной дороги. Но там, вдалеке, на просторе, излишне осветленном на взгляд из тамбурного полумрака, медленно плыл придорожный пейзаж : череда зелено-желтых форм. Стоило закрыть глаза, открыть их снова и посмотреть туда, как не осталось ни малейшего намёка на обратное время. Там, на земле жизнь текла своим рутинным чередом, люди дышали, ходили, говорили и думали так, как им и полагается. Чем доказать, что сейчас мир за вагоном вывернут в обратную сторону?
- Теория относительности, так её разэтак, - процедил сквозь зубы Рознин, сплюнул и полез в рюкзак. Помимо всяких мелочей, полезных для туриста на маршруте автостопом, там были блокнот с авторучкой.
На непривычно крупной клетке Алекс прочертил две стрелки - одну для событий реального времени, другую - для его собственного мира, замкнутого личным континуумом. Движения-существования человека и бутылки, направленные параллельно в разные стороны соприкоснулись в один момент, и в этой точке времени Рознин перетянул предмет к себе, в свою аномальную зону. При тусклом свете лампы в баре он заметил - силуэт бледнел и таял, точно протяжённый по инерции во времени, по вектору из будущего в прошлое. Здесь, в тамбуре, Рознин не видел исчезновения контура, но ведь не факт, что его не было? Положим, там бутылка простояла долго: час или день, неделю, месяц. Два местных неформала провели в тамбуре несколько минут, изъятая бутылка с пивом не успела привязаться к пространству, влипнуть в него. Однако связь с её владельцем, с тем, который купил её или достал как-то иначе, была прочнее связи с местом. Отсюда и инерция. Рознин обвёл жирным контуром точку соприкосновения и вытянул его каплей, острым концом в направлении прошлого.
- Стоял, небось, и думал: где же пиво? Купил я его или нет? Или только собирался? Похоже на правду?
- Ты думаешь вопросом: кто ты - гений или псих, - съязвила Катя.
- То, что ты плод моего подсознания, ещё не повод без разрешения читать мои мысли. Да, так и думаю. Пива хочешь? - Рознин протянул ей бутылку, не дождался ответа и представил, что же будет, если он её отпустит и уронит: разобьётся прежде, чем исчезнет в будущем? Алекс ехидно рассмеялся Кате, подмигнул, - А я и не предлагал, я только спросил.
- Остряк. Кстати, первое не исключает второе.
- Гений-псих? Спасибо, утешила. А что, разве не так? Разве с тобой такого не бывало - вроде только что в руке предмет держала, а потом вдруг раз, хдыдыщ, и его нет. Куда подевался?
- Руками потише размахивай, умник.
- Да там почти ничего нет, на донышке, - Рознин поплескал в стекле напитком, опрокинул его внутрь себя и поставил пустую бутылку вниз, на металлический пол.
Тара исчезла.
- Удобно, ёлки-палки, - довольно хмыкнул Рознин.
Электричка резко тормознула, и он едва не стукнулся лбом о выступ вагонных деталей.
- Какого лешего, они там что, ездить разучились? - он заглянул в прореху, откуда прежде наблюдал пейзаж вдоль дороги: там обездвижено серел бетон перрона, лоснилась желтой краской ферма какой-то высокой конструкции. То ли крана, то ли вышки, а что дальше? Алекс потянул за край прорехи на себя, расширил зону видимости. Не вышка и не кран, а лестница, надземный переход.
По виду - маленький и тихий полустанок, совсем как в России. Не крупный вокзал портового города, а значит, и не цель его поездки. Алекс с наслаждением вдохнул приятный аромат местной флоры. В цвету и пышной зелени она одолела тяжёлые путейские запахи. И ветерок прохладно тронул лицо.
Это медленно тронулся поезд.
Беседа с Катей незатейливо иссякла на взаимных препирательствах, как иногда случалось и в обычной жизни, и под размеренный стук поезда Алекс тихо загрустил. Убрал в рюкзак блокнот и ручку, вместо них извлёк бутылку рома и прежде, чем электричка тормознула возле новой остановки, сделал несколько глотков. Настроение не то чтобы улучшилось, оно стало ровнее, и Рознин засмотрелся на жизнь философски.
Дверь тамбура открылась громко, с надсадным скрипом, и в помещение вошёл человек. Долговязый, плечистый субъект в поношенной джинсовой паре и высоких армейских ботинках.
- Ещё один, - проговорил себе Алекс и хулигански сплюнул под ноги субъекту.
От выпитого рома где-то изнутри заметно потеплело, захотелось вдохнуть свежего воздуха, и Рознин потянулся к прорехе, к свежему воздуху.
Субъект в два шага встал у него на пути - заслонил дыру в резине. Присел на метал спиной ко вне, лицом к Рознину.
Алекс почувствовал, как сердце пропустило удар, а губы пересохли. От живота и выше хлынуло вверх неуютным, безотчётным холодком. Страхом.
А электричка стукнула колёсами, дёрнулась, точно машинист включил форсаж, и ровно покатилась тем же темпом, что и раньше - прочь от перрона, до следующей станции.
Рознин до боли сжал бутылку пальцами левой руки, а правая осталась лежать возле пояса. Но сможет ли он сможет быстро, незаметно отвязать от пояса нож?
Человек напротив покосился на его старания и даже нагло вытянулся вбок, с наклоном заглянул, как Рознин теребит рукоятку ножа. Алекс мог бы поклясться - человек напротив не только видит его, но даже нисколько не удивлён. Он смотрит с интересом, но не так, как если бы встретил привидение или существо в потоке обратного времени. Или всё дело в том, что он пока не двигался, а только сплюнул и смотрит в лицо попутчику?
Рознин напрягся умом, но разум действовал с ленцой от выпивки и душного тепла между вагонами. Страх немного подстегнул извилины, но не настолько, чтобы вызвать трезвые мысли.
Алекс не придумал, как себя вести и решил присмотреться к субъекту.
Память шевельнулась ворохом лиц институтской группы, и среди многих вспомнилось одно, похожее. Коля Кинкеев по прозвищу Скинхед. Такое же скуластое, обтянутое тонкой кожей, худощавое лицо, длинные жидкие волосы русого цвета, настолько хилые на вид, что никогда не нуждались в расчёске: свободно лежали вдоль головы, по плечам, мимо рельефной худобы бледных щёк. Глубокие глазницы, твёрдый взгляд, всегда напряжённый и будто немного злой. И, конечно же, очки. Простые, ровные, в тонкой оправе. Кинкеев был тихим, скромным парнем, слишком неуверенным в себе. Природа сыграла с ним шутку: мощный борцовский торс достался голове сухощавого заморыша-зубырилы.
Незнакомец, похожий на Кинкеева, носил очки в массивной костяной оправе. Иному человеку запросто сказать: "привет", но если он в таких очках, шепчут "здрасьте".
Кем бы ни стал Кинкеев со времен последней встречи, Алекс не хотел конфликта. Кто его знает, задохлика отличника? Были неуды по рукопашному бою, но в том то и дело, что были. А теперь?
- Хай, - неожиданно сказал попутчик.
Нет, не похож, подумал Алекс, у Коли совсем другой голос.
Он поразмыслил, как ответить и решил вообще не отвечать, подождать, что будет дальше.
Незнакомец нахмурился, переместил в пространстве длинные мускулистые руки, сел поудобней. Вынул из кармана пачку сигарет, зажигалку, с хрустом высек пламя, затянулся и дыхнул в сторону Рознина.
Алекс брезгливо поморщился.
- Speaking? - спросил "Кинкеев".
- Yes, - безвольно шепнул Рознин прежде, чем додумался, не стоило ли промолчать? Сделать вид, что не слышит, не видит, вообще в другом времени.
Незнакомец уловил его ответ, криво усмехнулся и снова сделал затяжку.
- Listening, - твердо и громко сказал Рознин. Бессмысленно скрываться, он уже выдал себя.
Они заговорили по-английски.
- Давно тут?
- В поезде? - переспросил Рознин.
- Ты понимаешь, о чём я, - отмахнулся попутчик, - Меня зовут Марк Нодлер.
Он протянул для приветствия руку, но Рознин не спешил с ответным жестом. Каким бы пьяным он не был, соображать - пока соображал. Из академии каждый вынес что-то важное. Алекс там воочию узнал, что рукопожатие может быть опасным захватом, началом приёма. Обманчивая память выровняла Нодлера с Кинкеевым, но было бы ошибкой посчитать незнакомца неумелым, застенчивым рохлей.
- Опасаешься, - кивнул ему Ноддлер, - Хорошо, что адекватный. Я несколько месяцев ни с кем адекватным не разговаривал, сам понимаешь, это невозможно. В нашем случае.
- Может быть, - Алекс дернул бровью и глотнул рома.
- Не поделишься?
- Посмотрим. Ты спрашивал, давно ли я?
- Да.
- Недели две, может больше. Сбился со счёта.
Рознин соврал неосознанно, по наитию.
- Зря, лучше веди календарь, как Робинзон, иначе с катушек съедешь.
- Спасибо, что предупредил, Марк. А меня зовут Николай Кинкеев, - опять - неправда, но разве он обязан говорить первому встречному своё настоящее имя? Да, он рад увидеть человека с таким же аномальным временем, как у него самого, но кто его знает, этого Марка?
Нодлер вздохнул.
- Ты серб что ли, или югослав? Я сам из штатов, приехал сюда, хотел заняться нелегальным бизнесом, ну, ты понимаешь. А потом случилось.
- Я из России.
- Да? Я мог бы догадаться, слышал, вы там любители этого дела, - он указал сигаретой на бутылку, - В отпуск прилетел?
Рознину опять не понравился ни тон его голоса, ни вопрос. Или показалось? Нодлер задал вопрос небрежно, нарочито спокойно. Перестарался, это Алекс понял сразу. Вопрос был задуман ещё раньше, до того, как Рознин выдал свою аномалию.
- Не люблю самолёты. Взял билет на лайнер - круиз по Атлантике. А потом попал в грозу, выпал за борт. Доплыл до берега, невероятно повезло. Там и обнаружил, что всё наоборот.
- Доплыл, говоришь? - Нодлер явно ему не поверил.
- Конечно, доплыл. Я не слабак, я пару месяцев назад Ла-Манш переплывал. Можешь взглянуть в новостях, в интернете.
Марк расхохотался.
- Не выйдет, для нас интернет не включают.
- То есть? - а вдруг, Нодлер знает что-то особенное? Иногда полезно сделать вид, что ты не в курсе очевидных вещей. Тогда есть шанс узнать о них больше.
- Не пробовал в сеть выходить?
- Нет, а зачем? Я же в отпуске. Сотовый не брал, а то замучают звонками с работы. Теперь-то всё равно. И что там с интернетом?
- Видишь, как я выбрит? - Нодлер подался вперед, и Рознин отпрянул от едкого табачного запаха, - Я сделал эпиляцию. Потому, что у меня в руках взорвалась электробритва.
- Сожалею. Я пользуюсь одноразовыми бритвами. А почему взорвалась?
- Электрические приборы не выдерживают выверта времени. Это как-то связано с потоком электронов, но я не физик, не могу объяснить.
- Хотел поторговать тут, да? Ты - торгаш?
- В некотором смысле. Я торгую информацией.
- Мне платить нечем, говорю сразу.
- Ну да, вы там, в России - нищие.
- Пошёл ты.
- Сам пошёл. Бухлом поделишься?
Алекс протянул ему бутылку, напрягся в ожидании резонанса, но ничего не почувствовал.
- Я думал, что один такой остался, - вздохнул Марк после долгого глотка, - Ты больше никого не встречал?
- Нет, а ты?
- Был один, только с катушек съехал. И я убил его.
Рознин совладал с невольным страхом, безразлично пожал плечами.
Какое-то время молчали, передавали друг другу ром, с удовольствием пили.
- Я тоже попал в грозу, представь, застрял с товаром тут, на автотрассе, а она как саданёт в дерево рядом со мной, и ладно бы только в дерево, там какие-то кабели из под земли торчали. Оптоволокно, интернет, всякая дрянь цифровая. Рассадник торрентов.
Алекс переспросил:
- Говоришь, торговал информацией?
- Ну да, сам понимаешь, когда в интернете стали валить пиратские сайты, спрос на файлы не упал, только раскидали всё по местным, локальным сетям, и начали ворочать терабайтами. Но сколько с ними не борись, с торрентами, всё бесполезно. В общем, поработал я и понял - невыгодный бизнес.
- Теперь не важно, - заметил Рознин.
- Да, не важно. А ты чем занимался?
- До или после?
- Конечно, до! После-то какая разница? Живи, как хочешь, пей, колись на всю катушку, бери что надо, и никто тебе слова не скажет.
- Раньше автомобили обклеивал пленкой, красил, лакировал. А после - предотвратил ограбление автобуса с туристами.
- Предотвратил? - Марк переспросил его со смехом, - Слушай, ты, по-моему, так и не понял, куда попал. Как ты можешь знать, что что-то предотвратил, кого-то спас, остановил? Ты видишь, как взрываются автомобили, летят под откос поезда. Вот и всё. Ты видишь, как люди идут на смерть, ты знаешь, когда настанет их конец, но если ты попробуешь кого-нибудь остановить, предупредить, как? Кто тебя послушает? И как ты узнаешь, чем всё кончилось?
- Автомобили очень редко взрываются, - поправил его Рознин, - В кино для трюков им под капот взрывчатку кладут, чтобы бу-бум по-мощнее. Ну, ты понял.
Марк покачал головой, не то с уважением, не то со снисхождением: чего с тебя, мол, взять.
- Вижу, ты решил поиграть в Робина Гуда, в супермена-спасителя. А кому это надо, кто оценит, и что ещё важнее, откуда тебе знать, что все твои старания во благо?
- Ты что, против? - насторожился Рознин.
- Я? - изумился Марк, - Мне абсолютно всё равно. Дай лучше рома. Так-то, спасибо. Нет, делай, что хочешь, я такой же супермен, как и ты, как не странно, ты тоже нормальный, а если у тебя в извилинах что-то не так, пунктик на тему благородства, милосердия, долга и так далее, то это твои проблемы. Не моё дело.
"А разве в обычной жизни иначе? - подумал Рознин, - Как часто человек не знает цену своего поступка? Если хватает ума понять, то никогда не знает, и может в чём-то прав те, кто выбирают вместо действия бездействие, не нарушают течение судьбы, потока энтропии. Какая только чушь в голову лезет? А что слова, те самые слова из популярной, до избитости запетой песни про носы гардемаринов? Судьба и Родина едины. Интересно, что бы сказал сейчас тот, кто написал эти слова? Если, конечно, писал он их от чистого сердца".
Иногда алкоголь необъяснимо разжигает сознание, но это случается редко и длится недолго. Через пару минут у Рознина стали смазываться контуры реальности, он перестал улавливать смысл разговора.
- Да, я вижу, что ты всё понял, - услышал он голос Нодлера, - Конечно, всё-всё, ты хороший парень. Ты только вот что запомни. Сиди, идиот, не вставай. Ты прежде, чем куда-то ехать, просматривай газеты, журналы, там ведь новости пишут. О том фейерверке, который ты устроил с токоприёмником, целую статью накатали, да так и не разобрались, в чём дело, на шаровую молнию списали. Ты тут от людей прятался, боялся получить удар током? А бояться надо другого. Я шёл по вагонам, один раз не заметил, и р-раз.
"Вот почему поезд резко тормозил, - догадался Алекс, но сил на ответ уже не было. Сознание поплыло куда-то в тёплое, прекрасное далёко. Он машинально убедился, плотно ли заткнута пробка в бутылке. Память удержала в голове последние слова Нодлера:
- Окей, тогда до встречи, - ехидно, недобро хмыкнул, - Николай.
Марк покинул поезд на следующей станции, а Рознин спал долго, почти до конечной остановки. И когда проснулся, обнаружил недостачу рома.
- С виду ты тоже помятый, - Катя сидела напротив и смотрела то ли с лаской, то ли с досадой, грустно улыбалась, и на щеках мило темнели две ямочки.
- Это всё бред. Ты - плод моего воображения, подсознания, ты - фантом, тебя тут нет.
- Уйти?
- Э, нет, останься. Постой, не уходи, не уходи, - он чуть не закричал, когда её фигура стала таять, и необъяснимо отдаляться в рамках тесного междувагонного пространства.
- Разум - не палка, это тонкий предмет. Будь с ним аккуратнее.
- Буду. Но откуда тогда ты знаешь, как я выгляжу?
- Товарищ Саша, если так бухать, то по любому будешь выглядеть помято. Как пить дать, к зеркалу не подходи.
- Значит, ты без зеркала это чувствуешь.
- Ты сам чувствуешь.
- Да, понимаю. Или думаю, что понимаю. Вот напасть, опохмелиться бы. Но этот гад бутылку стырил.
Звук поезда немного ослабел, перестук железных деталей гремел размеренно, лениво. Значит, подъезжаем, подумал Рознин и прислушался. Помимо железнодорожного, до слуха доносился и ещё какой-то шум. Ритмичный, тихий, невнятный. Или этот шуму только у него в голове? Несвежий ром? Просроченный?
Он рассмеялся, но под настороженным Катиным взглядом опять стал серьезен.
- Ты понимаешь, как легко отделался?
- Не думаю, вернее, не уверен.
- Вот-вот. Саша, будь осторожней. Забрал выпивку, ладно. Могло закончиться куда как плачевней. Допустим, он и не хотел тебя убить, а вдруг передумает? Как он тебя нашёл? Случайно прочитал в газете о том, как заискрил токоприёмник, и решил пойти посмотреть, чих рук баловство?
- Не верится.
- Вот именно. А теперь представь, что ты оставляешь следы. Можешь ты представить, каковы последствия твоих действий? Нет. Ты даже не знаешь, какими они могут быть. А он? Ты прочитаешь о чём-то в газете, и ничего не поймёшь. А он - поймёт и выследит тебя.
- В чём-то мы равны, мы существуем в одном и том же времени. Ты хочешь сказать, что он может знать о моём будущем больше, чем я?
- Да. О будущем других людей ты знаешь, и это по-твоему нормально. Почему бы тогда
- Катя, тут совсем другое дело.
- Саша, как ты можешь быть уверен? Технически - да, а по сути, он обладает большей информацией, а значит, властью.
- Мы с ним в одном и том же времени.
Катя пожала плечами и не ответила.
Поезд остановился, зашипел механизмами, замерли звуки колесного стука, запульсировала тишина, от которой он успел отвыкнуть, зашуршала странным эхом, тихо застучала по миру вокруг.
Вслед за последним пассажиром Рознин покинул поезд.
И ему показалось, что он полетел.
Навстречу небу, солнцу, вместе с мелкими, тёплыми каплями.
В мире шёл дождь. Капли взлетали от земли к неровным силуэтам с блеском солнца на растрёпанных краях, к быстрым тропическим тучам.
Воздух стал лёгким, невесомым, мокрым и светлым. Совсем иным, каким он бывает во время дождя при нормальном течении времени. Рознин с неодолимой дрожью, в тихой истоме расставил руки, приоткрыл губы и прикрыл глаза. Необыкновенное, первое ощущение длилось долго, несколько минут, и в это время он купался в лучах грибного дождя и каплях, вознесённых до солнца.
Дрожь прошла.
Совсем прошла, пропал даже озноб от контакта с частицами мира обратного времени. Рознин давно привык, перестал его замечать. И вот теперь однажды, вдруг, в потоке нереального дождя к нему вернулось ощущение реальности. Той самой, привычной, потерянной.
Он улыбнулся Кате, и девушка улыбнулась в ответ.
- Чудесно! - сказал он ей, и она кивнула, так же как он, подставила лицо солнечному, мокрому небу, а ладони повернула к земле - навстречу дождю.
- Я чувствую то же, что ты, - произнесла она громче, чем он ждал, и вслед её голосу дождь загудел, усилился, набрал потоком мощь хорошего ливня. Катя пыталась перекричать ливень, и он слышал её молодой, задорный голос.
С последним словом Кати звук дождя примолк, опять вернулся к шепоту тихого, и лёгкого, грибного.
- Это всё твоё воображение, - опять сказала Катя, и в этот раз дождь не усилился.
- Тогда почему твоя форма стюардессы не намокает? Мне не хватает воображения?
- Ты знаешь ответ.
- Ни разу не думал, что я такой стеснительный.
- Стесняешься увидеть, как мокрая ткань прильнёт к моему телу?
- Получается, так.
Катя наклонила голову на бок и задорно улыбнулась. Еле заметно покраснела. Или ему показалось?
Они шли мимо города, и дождь то утихал, то наливался новой силой. От неуверенности, вдруг начнётся ливень, люди попрятались в арках, под навесами, в подъездах. Ждали. И Рознин без опаски шёл мимо полупустынных, мокрых улиц, зеркальных, зыбких отблесков на стёклах витрин. Шёл, никому не видимый.
Он разговаривал с Катей о том, что Нодлер мог быть не тем, за кого себя выдал, и кто его знает, зачем ему понадобился Алекс. Мир с обратным временем намного сложнее, чем представлялось вначале. Как знать, по каким законом он живёт?
- Ты как колобок, от этого ушёл, от того убежал, пережил катастрофу, в джунглях не помер, не погиб на трассе, даже Нодлер подержал тебя на привязи страха, но так и не тронул.
- Нодлер как лиса, а я у него на носу, - Алекс пошутил в ответ на её реплику, - Да, на носу у Нодлера. Плясать не наплясаться, только бы в пасть не упасть.
- В пасть да не упасть, - повторила Катя, - Смешно и не смешно, ведь верно?
- Да, это так. А может быть, хватит о грустном?
- А почему бы нет?
- Прекрати читать мои мысли!
- Разве я их читаю, и разве я могу иначе? - притворно обиделась Катя, - И вообще, я и сама хочу купаться!
К тому моменту как они вышли на берег, дождь прекратился.
На пляже оказалось много народу, и чтобы не попасть под удара резонанса, Алекс отошёл подальше. В полусумраке под пальмами он сбросил брюки, куртку, положил в рюкзак свои добротные туристские ботинки.
- Кому-то повезет, - кивнул он в сторону одежды, отошёл на шаг и ворох сброшенной ткани исчез в другом времени, - А вот рюкзак придётся оставить. Никогда не плавал с рюкзаком, а ты?
- Я тоже, - кивнула Катя, - Подожду тебя тут, ты не против?