Аннотация: Значит, проживу на несколько часов меньше. Всего то. Подумал я и опустился на марсианский песок. Лёг, вытянулся во весь рост. - Ну здравствуй, марсианское небо. Классное ты. Почти как дома. Небо молчало.
Модуль отделился от корабля, полыхнул белыми сферами плазменных двигателей. Несколько секунд до входа в атмосферу внутри царила тишина. Потом Валерий протянул руку к контрольной панели, и ожили датчики модуля.
- Добро пожаловать на Марс!
Мы с Еленой переглянулись. Щиток её шлема медленно опустился, отсек бронзовым безразличием усталость улыбки. И я последовал её примеру. Хотя атмосфера красной планеты сильно разряжена, обшивка модуля всё равно воспламенится и раскалится до красна. А смотреть на безжизненный диск красно-рыжей планеты над головой можно и так - сквозь солнцезащитный щиток.
Аппарат вошёл в атмосферу и завибрировал, словно Марс не хотел подпускать его ближе.
- Тридцать процентов критичного тремора, - произнёс Николай. Так, на всякий случай произнёс, для успокоения. Такое впечатление, что Марс заставляет нас молчать и чувствовать ничтожество, одиночество.
По расчетам спуск на планету займёт минут тридцать. На определённой высоте раскроются тормозные аэростаты, включатся плазменные маневринги.
Модуль завибрировал сильнее. Елена подняла большой палец - подтвердила, что активны аэростаты первой ступени.
Тем временем экран сообщений ожил строчками - мы принимали передачу ЦУПа. Плесецк посылал нам свежие данные, а мы в четыре пары рук колдовали над поведением модуля в атмосфере. Спуск проходил практически идеально. Обшивка действительно раскалилась, но я рискнул поднять зеркало.
Елена дотронулась рукой до моего плеча.
- Всё нормально, буду осторожен, - я успокоил коллегу.
Самым краем бокового зрения я заметил белый всполох - он мелькнул в иллюминаторе справа. За ним ещё один.
- Лена... - я потянулся рукой к солнцезащите, - осторожно, на два часа свечение.
- Где?
Механизм зеркала заклинило, я попытался с ним справиться, тем временем свечение стало ярче.
- Ничего не вижу! - Лена потянулась к зеркалу.
- Не надо! - закричал я.
Николай обернулся.
- Что за свечение?
Я шумно вздохнул.
- Не знаю. Как будто разряд. Молния.
- На Марсе не бывает молний, а если даже бывают, не на такой высоте, - рассудила Елена.
Новый всполох заставил меня вздрогнуть. По глазам резануло горячей болью.
- Снова было, - я согнулся от боли, спрятал лицо между перчаток.
- Да где? - раздражённо произнёс Николай.
- По-моему, он бредит, - добавила Елена.
Мне послышались три щелчка - они подняли солнцезащиту.
- Нет!
Но мой крик прозвучал слишком поздно. Ослепительная белая вспышка поглотила кабину модуля.
Я был без сознания минуты три, не больше. Оглушительный зуммер и красная мигалка взрывали пространство, требовали внимания. Передача с Плесецка шла урывками, атмосферные помехи забивали сигнал. Все данные об атмосфере в зоне высадки велись со спутника, сигнал шёл на Землю, оттуда к нам на экран. И опаздывали на две-три минуты. Толку от такого сигнала - ноль. Я длинно выругался, когда увидел сообщения об электромагнитном шторме.
Николай, Валерий и Елена были без сознания, а модуль потерял управление. В такой ситуации всё, что я мог сделать, это попытаться затормозить. Если выбросить аэростаты на такой скорости, их просто оторвёт. На секунду я задумался, почему не сработала автоматика - дубль ручного контроля? Но теперь - не важно. Единственный выход - торможение плазмой. Есть риск потерять весь запас топлива, но это какой-то шанс на спасение.
Я разбил стекло тревожного режима, надавил на панель, активировал экстренное торможение. До поверхности осталось меньше километра. Белый ореол дюз был, наверное, не менее ярким, чем таинственные разряды, но я не успел это увидеть. От перегрузки меня швырнуло к стенке модуля. Скафандр смягчил удар, шлем выдержал, но сознание я снова потерял. На этот раз надолго.
Когда я оправился от шока, первое что стало ясно - посадка состоялась. Только удачной её никак нельзя было назвать. Сквозь трещину обшивки модуля чернело безоблачное марсианское небо, со странной мозаикой звёзд. Я попытался приподняться на локтях - получилось.
Большая часть приборов погасла. Всё ясно, этот модуль уже никогда не сможет взлететь. Надо вызвать резервный с орбиты. Надо - меня трясло как в лихорадке, мысли путались.
Я выбрался из кресла, бросился к Николаю, он лежал ближе всех. Я перевернул скафандр и непроизвольно разжал руки. Тело рухнуло обратно. И мне не хотелось его переворачивать снова. Под разбитым щитком его шлема я иней. Елена вроде бы не пострадала. Во всяком случае, её шлем не разбился. Я попробовал привести её в чувства и совершенно забыл о персональной телеметрии. Но едва я вгляделся в её лицо, меня чуть не вырвало. Вокруг полу прикрытых глаз запеклись сгустки крови. Атмосферная вспышка оказалась ещё страшнее, чем я мог представить. Она лежала так, словно тихо спала. Как живая.
Я заглянул в лицо Валерию и даже не удивился. Его постигла та же участь.
У меня в буквальном смысле отнялись ноги, я рухнул в кресло.
Один. Остался один.
Сколько я так просидел, трудно сказать. Может, минут десять, а может два часа?
Нас готовили к этой экспедиции. Изучали психику, моделировали все ситуации, которые только можно представить. Мы с честью выдержали все испытания. Но одно дело тренировка, совсем другое - реальность. Видимо, они что-то не учли. Потому что я не выдержал и закричал от страха.
Вскоре мне удалось взять себя в руки. Я протиснулся к приборной доске и запустил диагностику. Для установки запасной антенны, мне пришлось вылезти из мёртвого корабля и укрепить её на обшивке. После этого я попытался вызвать орбиту. С первого раза без результата, но я пробовал снова и снова. Наконец судьба сжалилась надо мной, и автоматика ответила, но как я не старался сосредоточиться, все выходило не так. Запасной модуль вошёл в атмосферу. Я видел, что спуск проходит по гладкой траектории. Но вот посадка произошла не там, где я надеялся. Ещё раньше, чем звёздочка соприкоснулась с горизонтом, простейший расчёт подтвердил опасения: до места посадки не меньше двухсот километров. Даже если собрать весь кислород, который есть, мне не дойти. Того, что есть, хватит на сутки.
Я не успею спастись.
Странно, в этот момент, когда меня настигло осознание того, что всё кончено, стало легко. Именно легко. Точно такое же ощущение, когда к затылку приставляют пистолет. А я был так уверен, что сумею взять себя в руки в любой ситуации. Оказалось, я знал себя слишком плохо.
Я давился безумным смехом, пока вытаскивал тела на марсианский грунт. Постепенно смех мой захлебнулся кашлем, а потом я почувствовал горячие уколы под веками. Совсем немного слёз обожгло мои щёки. Вот забавно, думал я, такое чувство, что мне холодно. Что у меня холодные руки, холодные щёки. Почему же слёзы такие горячие? Или они текут откуда-то ещё?
Мне удалось кое-как вскопать грунт куском обшивки, я сделал три неглубокие могилы, и снял с товарищей баллоны кислорода. Спасибо дотошной автоматике скафандров - кислород мне ещё пригодится. Даже у Николая после декомпрессии осталось достаточно воздуха.
Как будто это может меня спасти.
- Простите меня, - сказал я товарищам. Мотком полимерной ленты я заклеил трещину на шлеме Николая. А потом прикрыл лица солнцезащитными щитками.
- Отсмотрелись вы на солнышко, ребята.
Первая горсть марсианского грунта коснулась первого человека.
Первые люди погибли на Марсе.
Я собрал несколько камней и соорудил курган над каждой из могил, получились рукотворные марсианские пирамиды. Только их в телескопы не разглядишь. Хотя, кто их знает, может и можно. Может, и меня потом найдут.
Кислородные баллоны я прикрепил к скафандру той же лентой, в последний раз посмотрел на разбитый корабль и на три кургана.
- Мы немного марсиане, да? - спросил я у товарищей. Они не ответили. Я отдал им честь, отвернулся и зашагал в ту сторону, где приземлился запасной модуль. Назад я ни разу не обернулся.
Понемногу удалось согреться. На Марсе притяжение в три раза меньше, чем на Земле, так что шел я легко, а кислородная смесь добавляла уверенности. Хорошая смесь, добротная: помирать будет весело. Через два часа я отсоединил два баллона. Один улетел в марсианский песок, на другом болтался кусочек ленты. Как белый флаг моей борьбы за жизнь. Я вздохнул полной грудью, но приказал себе больше так не делать. Каким бы призрачным мой шанс не был, у меня он всё-таки есть. Пусть даже я в него и не верю. Пусть даже во мне не осталось веры. Или осталась?
Я упал на колени.
'Господи. Прости меня... Я даже не прочёл молитвы над ними. Прости меня, Господи!' Я рыдал в полный голос, кричал проклятия своей ничтожной душе, молил Бога простить меня и подарить мне спасение. Или смерть без мучений, если спастись не удастся.
'Стоп' - сказал я себе, когда немного успокоился, - Прекрати. Ты ещё можешь что-то. Можешь идти'.
- Идти, зачем? - спросил я себя.
- Чтобы идти, - я начал диалог с самим собой. Скоро я съеду с катушек, если так и дальше пойдёт. Но что же делать? Пусть так и будет. Может быть, я тогда не пойму что умираю. Тоже выход, в конце концов. Ля-ля-ля-ля. Ля-ля.
- Ты идиот.
- Знаю. Ну и что?
Я пнул ногой грязно-рыжий булыжник, проследил, как облачко песка и мелкой пыли осело в отдалении.
- Сносно пошёл. К дождю, бляха муха.
- Ну, ты балбес.
- На себя посмотри.
- Вот я и смотрю.
- Оно и видно.
Раньше, чем кончился новый баллон, я понял, что всё-таки не дойду. По дороге я вел бесшабашную беседу сам с собой, потом пнул ещё один кусок Марса. И не удержался на ногах, споткнулся.
- Йота-каппа-канифоль, - прошипел я.
Шипение не прекратилось. Ага, это трещинка. Ничего, сейчас мы её заклеим.
- Ты забыл ленту.
- Ну да, а разве она мне нужна?
- Именно сейчас она тебе и нужна.
- Заткнись!
Руки дрожали, когда я принялся отсоединять оставшиеся баллоны. Лента должна держаться! И тут произошло неожиданное. Это было похоже на порыв ветра. Кусок ленты выпал из руки и упорхнул от меня.
- Стоять, скотина! - я бросился следом. Упал рядом с куском ленты, поднял его и меня снова разобрал идиотский смех. Песок легко ссыпался с неё - клейкий слой замёрз. Иначе никуда бы не упорхнула, прилипла бы к перчатке.
Я медленно поднялся на ноги и побрёл собирать брошенные баллоны. Шипение не становилось ни громче, ни тише.
Значит, проживу на несколько часов меньше. Всего то.
Подумал я и опустился на марсианский песок. Лёг, вытянулся во весь рост.
- Ну здравствуй, марсианское небо. Классное ты. Почти как дома.
Небо молчало. Я закрыл глаза. И сон настиг меня почти сразу.
Я стал задыхаться и обругал себя последними словами. Так и умереть недолго! Как я ещё не умер во сне? Баллон никак не хотел отклеиваться, а перед глазами плыли цветные круги.
Руки почти не слушались. Наконец мне удалось заменить кислород. После этого я дал себе слово не спать. Пока не останется один баллон. А что будет дальше - посмотрим.
Я шёл по холодному марсианскому песку. Надо же, думал я. Что человеку надо в этой жизни? Просто желание жить, наверное. Иначе он не сумеет жить, даже будь у него под рукой всё, что нужно. Вдоволь воды и кислорода. Я остановился. Выпил воды и избавился от лишней. Мне было спокойно как никогда. Ещё целых четыре баллона. Хватит на четыре часа, а может, ещё протянем. Трещина шипит себе и шипит. Пусть шипит.
Я хочу жить! Я просто хочу жить!
Хочешь, - сказал я себе, - ну так живи.
И я продолжал идти. Шаг за шагом. Без остановок, без колебаний.
Я верю, что хочу жить. Пусть весь мир против меня. Вокруг - чужой мир. Он против меня. Ну а я не согласен. Я хочу жить. Просто хочу. И верю, что хочу.
Я шёл и представлял, что может быть, когда-нибудь здесь станет всё по-другому. Будут воздух и вода, возникнут города. Будут жить люди.
Но я хочу жить.
Шаг за шагом.
Потекут по древним руслам юные реки, будет шелестеть листва, и красный песок расчертят следы животных. Они будут избегать людей. А люди будут радоваться, что подарили жизнь мёртвой планете.
Но я жить хочу. И этого, пока я жив, у меня никто не отнимет. Я знаю, что скоро умру. Уже три баллона.
Под скудным солнцем будут бегать дети. В скафандрах. А потом и без. Тут даже детские площадки будут. И пирамидки будут не только на могилах - в песочницах.
Шаг правой, шаг левой.
Третий баллон улетел в песок. Я меняю их на ходу. Главное - шаг не сбавлять. Сколько мне ещё до модуля? Сколько - неважно, я буду идти. Потому, что просто хочу жить.
А ведь будут люди, которые родятся здесь. И будут гордо называть себя марсианами. И будут, смешно подумать, летать в отпуск на Землю. А может, и нет. Решат, что дома лучше.
Я хочу жить. И буду. Пока я жив, меня вам этого не лишить, слышите, холодные марсианские дюны? Вот вам баллон! У меня ещё два, не дождётесь.
Кажется, шипение усилилось. Ну и ладно. Это ничего не значит. Слышишь, Марс, Ничего!
Шаг, снова шаг.
На холмах будет сгибаться под ветром трава, над ней понесутся облака, накроют живой тенью море марсианской флоры. И солнце будет играть бликами в каплях росы. Но я могу только мечтать об этом. Стоп, отставить, сказал я себе. Этих мыслей не надо.
Надо же, на обратном пути из космоса, с Земли или издалека, люди будут опускаться на колени. И говорить, Господи, спасибо тебе, я снова дома!
Я сменил последний баллон.
- Вот и всё. Дальше не пойду. Устал. Надо просто немного поспать. Отмахал километров тридцать. Я крут, я - первый марсианский марафонец!
- Уснёшь и не проснёшься.
- Ничего подобного.
- Ну-ну.
- Ну и кто ты теперь?
- Кто-кто, не важно кто. Космонавт такого-то года рождения.
- Не проснёшься.
- Отвали!
Я встал на колени и почувствовал - шипение стало сильнее. Я прижал перчатку к трещине. А мы ещё защитный щиток надвинем! Может так будет лучше? На нем тоже трещина, здоровая! Ну и ладно, хуже не будет. Ничего, пока я жив, меня не возьмёшь!
Я знал, что вряд ли проснусь. Закрыл глаза и приказал себе не думать, о том, что этот сон будет последним. Пусть мне приснятся полные тёплой воды моря марсианских курортов, пляжи, где будут загорать симпатичные марсианки в купальниках. Или без. Что прятать такую красоту-то? Мои глаза закрылись. В какой-то момент рука расслабилась и отпустила шлем. Надо же, я не догадался лечь лицом вниз и прижать перчатку своим весом. Я думал об этом во сне. Я думал, будет тихий марсианский ветерок, он тронет яркие цветы.
Я даже не сразу понял, что порыв ветра бросил в мою сторону мелкий песок. Ещё и ещё. Может, меня Марс решил похоронить заживо? Ну, пусть старается, скатертью дорожка! Я пока жив, я ещё, может быть, выберусь. Вот только немного посплю. Во сне я слышу журчание марсианских ручьёв.
Быть может, я сошел с ума.
Никому никогда не скажу об этом. Не будь я...
А кто я вообще?
'Кто я'?
Тут так холодно.
Но теплеет.
Ничего. Это бывает, наверное.
Шаг за шагом. Кругом так пусто. Или мне кажется? Что-то с глазами. Как будто песок попал.
А вот я опущусь на колени, протру глаза. Вот напасть! Точно, песок попал.
Ой! На мне что, нет одежды? Нет, есть. Вот этот кусок ткани. Белый, как снег. Я знаю, что такое снег? Ну да, знаю.
Встаю с колен.
И никого кругом?
Странно.
На всём свете никого рядом. Удивительно!
Что сзади?
Деревья на холмах. Лиловые и бирюзовые листочки! Смотрю, мне нравится, красиво. А что там дальше?
Кто я? Кто я?
Что там виднеется? Розовые фигуры - в небо. Под углом и прямо - Это город. Значит я оттуда. А куда иду? Не знаю. Иду, так иду. Посмотрим куда. Была какая-то цель, вот и иду. Когда дойду, пойму.
И всё же, кто я?
Песок колет мне ноги.
А вот трава растёт, я лучше пойду по траве, не так больно. Что-то её мало. Так и должно быть? Не помню или не знаю. Нет, помню: так и должно. Здесь всегда много песка. А речка чуть дальше, вон за тем холмом. Как он называется? Лазурный свод. Нет это небо. Ой, нет, я помню - этот холм точно также зовётся. Надо же, как забавно.
Мне уже почти не холодно, даже приятно. Ветерок треплет волосы. И ткань, обёрнутую вокруг пояса.
И всё же, кто я?
Ой.
Там что-то в песке.
Блестит. Словно зеркало. А ну-ка посмотрим.
Кто же я всё-таки такая?
Я касаюсь странного зеркала: оно всё в трещинах. Блестящее жёлтое зеркало. Я смахну эти камушки. Ух ты, а у меня в волосах белый цветок. Марсианская лилия.
Я на Марсе? Ну да, ведь я - марсианка. Забавное зеркало. Надо взять с собой. Сейчас я его откопаю.
Что? Это шлем? Под ним человек? Марсианин? Человек? Человек-марсианин? Марсианин- человек?
Я вздрогнул от прикосновения. Кто-то касался моего скафандра. И почему-то воздух не шипит - кончился?
И я открыл глаза.
Ты.
Кто ты?
А ты кто?
Ты марсианка.
Ты откуда знаешь?
Молчаливый диалог, взгляд за взглядом, секунда за секундой. Мы видим друг друга насквозь. Мы и есть части друг друга.
Я.
И я.
Ты меня понимаешь.
И я тебя понимаю.
Давай.
Я.
Сниму.
Этот.
Шлем.
И.
Скафандр.
Тут.
Есть.
Воздух.
Прошло сколько-то времени: секунд или минут, не знаю. Я снял скафандр. И всё время смотрел в её золотистые глаза. И там я видел всё, о чём безумно думал и мечтал.
- Ты Аэлита.
- Аэлита? - она рассмеялась, - Какое смешное имя. Нет, меня зовут не так. Телли.
- Телли? А по-моему ты, Аэлита. Так зовут одну героиню старинного романа. Марсианку.
- Ничего подобного, я Телли! Слушай, я вообще ничего не понимаю. Я как будто помню всё и ничего не помню. И роман твой я не читала.
- Я попробую объяснить. Меня Сергей зовут.
- Сергей, значит. Так будь добр, объясни мне то, что сумеешь.
- Ладно. Тут есть вода? Ужасно хочу пить.
- Есть. Вон за тем холмом. Я провожу тебя.
Мы сидели у ручья. По берегам россыпью пестрели марсианские лилии. Белые звёзды, которых касался ветер. По воде пробегала рябь, на дне перекатывались крохотные красные песчинки. Отсветы солнца играли на мягкой бирюзовой листве прибрежных деревьев, на гладкой охре - коже Телли.
- Это невероятно, - прошептала она, - Я бы могла на тебя рассердиться. Ведь благодаря тебе у меня нет ни прошлого, ничего.
- Но у тебя есть будущее.
- Ну и что? Нет, я не могу на тебя сердиться. Ты ведь просто хотел жить. А как так получилось, что ты создал мир.
- Вряд ли это был я. Я же не Бог.
- Ну да, ну да. Но ведь не без твоего желания...
- Как знать?
- Как знать.
Я сорвал лилию и поднёс к волосам Телли. Она не сопротивлялась. Никак не отреагировала. Просто сидела и смотрела на чудо - юную речку и лилии на песке.
- Вряд ли хоть кто-то сумеет это объяснить.
- Телли, я точно не сумею.
- Знаю, Серёжа, знаю. Тогда мы просто не станем об этом говорить. Никому. Нет, если спросят, скажем.
- Лучше не надо.
- Да. Не надо.
- Телли.
- Что?
- Что будет дальше?
Она посмотрела мне в глаза, заглянула в душу. Отблески бирюзы и капли солнечного света играли в золоте марсианских глаз.
- Не знаю. Я думаю, мы просто будем жить. Ведь у нас есть жизнь. Это и так слишком много.